Корейский для начинающих (гет)

Проснувшись оттого, что кто-то рядом зашевелился и прижал к себе, прикоснувшись к щеке губами, я подумала, что ещё никогда в жизни так хорошо не высыпалась. Едва сдержав блаженную улыбку, я сделала вид, что сплю, хотелось ещё немного вот так полежать, понаблюдать, какие он ещё предпримет попытки расшевелить меня ото сна. Юн Сон ласково провёл ладонью по моему животу.

— Ты ведь не спишь, — прошептал он мне куда-то в шею.

— Как догадался? — сонно спросила я.

— Спящие обычно дышат, — донёсся глухой смех, заставивший меня лениво приоткрыть глаза.

— Ещё немного, мамочка… — пошутила я, повернувшись к нему и обняв за талию, прижалась щекой к тёплой груди. — Хорошо…

Через несколько счастливых секунд я совершила потягушки, едва не засандалив ему в челюсть кулаком. На грани сладкой дремоты я нежилась под его взглядом.

— Ты сонная очень милая…

— Да, не принцесса… — не согласилась я, прикрывая веки, подумав, что на голове у меня наверняка свила гнездо парочка ворон.

Он не дал мне снова задремать, осторожно прочертив линию пальцем от лопаток до ягодиц, заставив вздрогнуть и чуть выгнуться навстречу ему, чтобы почувствовать, что разбудил он меня вовсе не из-за того, что пора подниматься.

— О, — выдавила я и глупо, совершенно не к месту, захихикала.

Где-то я читала, что утренний секс повышает тонус и способствует заряду хорошего настроения на весь день…

Бодрость действительно подкралась как-то незаметно, и, уже стоя в душе под тёплыми струями, я заметила, как в отражении блестят счастьем мои глаза, почему-то в желтоватом освещении сейчас казавшиеся зелёными. На самом деле, они у меня серо-голубые с карими вкраплениями, лучами расходящимися от зрачков, из-за чего у многих напрашивается сравнение с циферблатами. Умные люди говорят, это называется секторная гетерохромия. Я и не думала, что без косметики и с мокрой головой могу выглядеть, чувствовать себя такой красивой и желанной, невзирая на все изъяны внешности и «излюбленные» комплексы. Чувствуя себя превосходно, я «выплыла» из ванной комнаты, ещё раз потянувшись изо всех сил, и прильнула к любимому мужчине, уже принявшему душ и завязывающему тонкий стильный галстук у воротника серой рубашки.

— Тебе не надо торопиться на выпускной? — напомнил он, привлекая меня к себе и целуя в кончик носа.

— Наверное, надо, — я нехотя отлепилась от него и уселась с косметичкой на диван, дабы «нарисовать» лицо.

Пальцы почему-то подрагивали, наверное, ещё не схлынули остатки неги после чудесного пробуждения. Юн Сон сделал нам по чашке растворимого кофе, который в Корее был очень вкусным, не то что наши дешевые Нескафе и тому подобная барбитура. Я с благодарностью приняла горячий напиток, сделала глоток и стала подкручивать ресницы «пытошным инструментом», как называла эти щипчики моя мама. Юн Сон с интересом наблюдал мои манипуляции, но не комментировал, видимо, привыкнув, что женщины с их стремлением хорошо выглядеть прибегают и не к таким фокусам. Я с удовлетворением чувствовала, что ему тоже невмоготу торопиться из-за желания продлить минуты нашего такого обыденного «семейного» быта, словно мы прожили друг с другом не один год. Жаль, что пришлось ускорить сборы, но даже в лифте Юн Сон без стеснения держал меня за талию и присоединившийся к нам на четвертом этаже мужчина в строгом фраке с бейджиком на английском «метрдотель» и следовавшим за надписью корейским именем, ничуть его не смутил. Тот же, наверное, из-за профессиональной сдержанности также не проявил особого интереса, только негромко и с улыбкой поздоровался.

— Ты, наверное, хочешь есть… — задумчиво сказал Юн Сон, видимо, пытаясь решить для себя эту непосильную задачу в виду отсутствия времени.

— После выпускного у нас обед с гёсунимом, ничего страшного, не беспокойся за меня, — ответила я, выплывая из своих путанных счастливых мыслей.

— Это хорошо, так как после обеда я буду сильно занят, — сообщил он, не вдаваясь в подробности.

Выйдя на подземную парковку, мы обнаружили чуть пыльную в разводах после дождя бэху, которую грязь явно дешевила.

— Тебе бы полировку сделать, — приглядевшись к мелким рисункам едва заметных царапин, сообщила я и услышала смешок.

— Профессиональная внимательность?

— Что? А… да, — смущенно засмеялась я, бросив пристальное разглядывание краски и подойдя к пассажирской двери.

— Её всё равно пора менять, — сказал Юн Сон, — страховка через год заканчивается.

— Что хочешь брать? — с интересом спросила я.

— А что нравится тебе? — просто спросил он.

— Не знаю, — почесала я репу. — Если джип, наверное, Рэйндж Ровер Вог или какой-нибудь не самый большой Кадиллак, а если из легковых, то… Вариантов много, но определенно немца или японца.

— Ты мне сейчас очень помогла, — весело и чуть саркастично засмеялся Юн Сон, вырулив со стоянки и встав с включенным поворотником на выезде с подъездной дорожки отеля. — Я думал о Порше Каймане или чем-то ещё более спортивном, — размыто сообщил он.

— О, если хочешь спорткар, то как насчёт Астон-Мартин Вэнтидж двенадцать какой-нибудь?

Юн Сон сделал большие глаза.

— Запросы у вас, девушка, — засмеялся он, смутив меня. — Этот автомобиль слишком дорогой.

— Извини, я думала, что они с Кайманом в одной ценовой категории.

— Ты что! Астон раза в полтора-два дороже! Боюсь, что я не настолько финансово состоятелен, — но осознав, что я едва ли смыслю в автомобилях, особенно такой стоимости, добавил: — Но я подумаю над твоей идеей, правда в Корее нет надёжных дилеров этой марки, придётся под доставку.

Пусанская школа находилась в районе Кванан, совсем недалеко от отеля Юн Сона, однако у меня оставалось ещё минут пятнадцать времени до начала выпускного, а за выступление я не боялась, так как Дашка пообещала распечатать мне слова. Юн Сон не собирался выгонять меня из машины раньше времени, а лишь позволил себе прилечь на моё плечо как-то непривычно и трогательно. Осторожно скользнув пальцами в его ладонь, я чувствовала, что не могу с ним расстаться, ведь неизвестно, сможет ли он встретиться со мной вечером, да и у Ан сонсеним сегодня День Рождения, которое нужно будет непременно отпраздновать. Юн Сону же в обед придётся встречаться с родителями жены, что живут в Пусане.

Не знаю, что его интересовало во мне, может быть, во всём было виновато стечение обстоятельств, столкнувшее нас в позапрошлую пятницу на Кёнсондэ, но я чувствовала, что ни секунды не смогу свободно дышать без его присутствия, и верила в искренность его чувств. Мелкие капли дождя бились в лобовое стекло и подхватывались резинками дворников, лениво скользящими туда-сюда примерно раз в двадцать секунд.

По улице сновали хмурые промокшие люди: кто в плаще, кто под зонтом, а кто-то просто держал над головой сумку или журнал; прохожие и понятия не имели, что, вызывая у меня невольную улыбку от одного только своего вида, являются фоном для моего счастливого состояния. Ко входу в школу подъехали знакомый автобус и серебристый кроссовер старшей Ан сонсеним, из которых на улицу смеясь и шутя вывалили мои согруппники. Гюнай имела неосторожность защемить кусок платья дверью и едва не показала всем свои ляжки. Наблюдая за её попытками освободить злосчастную ткань, я невольно засмеялась, думая, какими же неуклюжими и суетливыми мы обычно выглядим в глазах прохожих. Ан сонсеним подлетела к ней и помогла открыть дверь, отряхнув пострадавшее платье.

И только Ксюша, случайно глянувшая в нашу сторону, увидела припаркованную чуть поодаль машину Юн Сона, но не стала нас выдавать, а, лишь улыбнувшись, с намёком поторопиться кивнула в сторону входа в школу, получив в ответ растопыренные пять пальцев

— Она кажется спокойной девушкой, — заметил Юн Сон.

— Так оно и есть, это я, Даша и Гюнай обычно становимся эпицентром суматохи, — подтвердила я.

— А, совсем забыл, — он отстранился от меня и перегнулся на заднее сидение, чтобы достать какой-то бумажный пакет, который под мой непонимающий взгляд поставил мне на колени.

В пакете оказалась какая-то коробка, заставившая меня удивлённо вылупить глаза на Юн Сона.

— Твои сандалии, к сожалению, не подлежали восстановлению, так что, надеюсь, это тебе подойдёт. Решил, что в Москве летнюю обувь ты всё равно уже не поносишь… В общем, посмотришь позже, а теперь беги, а то опоздаешь.

— Вот так просто? Даже не позволишь мне восхититься, поотпираться и поблагодарить себя? — засмеялась я, удивленная неожиданным подарком.

— Это займёт много времени, — подтвердил Юн Сон, улыбаясь мальчишеской улыбкой и многозначительно добавил: — Я же тебя знаю… Можешь потом написать мне длинное благодарственное письмо в фейсбуке.

— Спасибо, я не ожидала, — сказала я, не удержавшись от восхищения, и обняла в знак признательности, зарывшись пальцами в его волосы. — Надеюсь, что у тебя всё пройдёт без эксцессов, — добавила я, потому как желать приятного дня в виду обстоятельств было не совсем уместно.

— Беги давай, — поторопил Юн Сон и, когда я выгружалась из машины, не удержался, чтобы ущипнуть за пятую точку.

— Юн Сон! — возмутилась я такой фривольности. — Что за ребячество!

— Имею полное право, — засмеялся он и добавил по-русски. — До свидания.

Это «до свидания» едва не скосило меня приступом гомерического хохота, так как я вспомнила одно занимательно интернет-видео.

— Чего смешного? — чуть обидчиво спросил он, видимо подумав, что я веселюсь над его акцентом.

— Ничего, просто кое-что вспомнила, увидимся, — бросила я и помахала на прощание, крепче сжав ручки бумажного пакета с коробкой.

Находясь в невероятно позитивном расположении духа, я едва сдерживала порыв закричать от счастья, когда поднималась на девятый этаж, где располагалась русская школа. В небольшом холле уже были расставлены стулья, на которых лежало по одной розочке, но сам выпускной ещё не начался. Обе Ан сонсеним, профессор Хонг и неизвестный мне русский мужчина, идентифицированный как консул, что-то обсуждали возле стойки, но, заметив меня, расплылись в доброжелательных улыбках, и я подошла, чтобы по обыкновению пожать руку профессору и поздороваться с остальными.

— Аннанын оныль ачжу еппыгунё*! — заметила старшая Ан сонсеним, младшая же, не удержавшись, прыснула в кулак, поймав мой недовольный взгляд.

— Комапсымнида*, — смущённо поблагодарила я, приложив ладонь к щеке; комплимент был вовсе не лестью и не проявлением вежливости, я и сама знала, как светятся мои глаза и что счастливая улыбка против воли постоянно лезет на лицо.

Пройдясь по небольшой школе, я издалека услышала подвывания под гитару Сон Чжина и постоянно сбивающуюся из-за его пения Гюнай.

— О, кто пришел! — загорланила Даша тут же и крепко обняла меня, шепнув на ушко, что от меня за километр тащит мужским парфюмом.

— Нуна, ты готова к выпускному? — спросил Сон Чжин, протягивая мне гитару, а Гюнай за его спиной показывала, как перерезает себе горло невидимым ножом.

— А как же! Пионер всегда готов!

— Пионер, что это? — из-за моей спины вылез Иль Хэ с рюкзаком, который, по-видимому, только что пришел.

— Иль Хэ щи! — Дашка быстро переключилась на обнимание вновь пришедшего.

Иль Хэ, не выдержав постоянно доносящихся из соседней комнаты стонов, вот уже пару дней как съехал из общежития к тёте, что жила в Пусане, чем сильно расстроил Дашу. Сейчас она, обняв его, отстранилась, смущенно потупив взгляд. Ксюшка незаметно подмигнула мне и предложила начать репетировать, пока есть время, но песню удалось спеть всего до середины, так как в класс вошёл консул и с интересом стал расспрашивать нас об учёбе. Он был сильно удивлен, что мы изучаем корейский язык исключительно по велению сердца и что кроме Жени никто из нас не имеет лингвистической специальности. Вскоре вошла младшая Ан сонсеним и поторопила нас занять свои места в импровизированном зале, так как организаторы были готовы начать торжественную часть. Было видно, что она и сама немного нервничает, произнося подготовленную речь на русском и немного путая ударения, затем она стала переводить слова Хонг гёсунима, следом за которым с короткой приветственной речью выступил консул. Конечно же, я не знаток чиновьичей касты, не считая главы администрации соседнего с моим родным посёлка Верея, который мыл свою машину у меня на мойке, но консул показался мне приятным заинтересованным человеком. После всех речей Хонг гёсуним стал раздавать сертификаты в бархатных обложках, и — ничего себе! — коробки с серебряными часами, торжественно поздравляя нас с окончанием учебы и пожимая руки всем участникам программы под вспышки камеры Романа — одного из учителей Пусанской школы.

Далее шла развлекательная часть — наша музыкальная благодарность, Гюнай с улыбкой и слезами на глазах пела с Сон Чжином, что на нервяках перепутал пару аккордов. Я и сама готова была разрыдаться, занимая следом их место и чуть подстраивая гитару. Непрошеный комок в горле не давал сосредоточиться на игре, и я слажала было на вступлении, но быстро взяла себя в руки и негромко запела. Лица моих дорогих согруппников, ставших мне настоящей семьей, озаряли печальные улыбки, глаза Гюнай и Даши были на мокром месте, по мере нарастания градуса «душещипательности» песни, кажется, потихоньку стали расклеиваться и остальные, довольно стройно подпевая мне на припевах. По щекам Сон Чжина и вовсе текли слёзы. Ощущение тяжести в груди было такое, точно я исполняю не дворовую «Это всё», а не меньше, чем «Адажио» Альбинони, отзывающуюся в сердце невыносимой тоской скорого расставания с этим чудесным местом. А я продолжала петь, постепенно усиливая голос и громкость гитарного боя, а перед глазами проносились все чудесные моменты в Корее… только хорошее, только самое сокровенное, радостное и невероятно родное… Все наши бесшабашные приколы и общажная суматоха, все девчачьи слёзы, даже утреннее похмелье, и Гюнай, в ужасе убегающая от клопа — все глупости и радости, всё то счастье, что подарил нам Пусан, Университет Искусств и, конечно же, наш второй папа Хонг гёсуним.

«Ты не плачь, если можешь, прости.

Жизнь не сахар, а смерть нам не чай,

Мне свою дорогу нести,

До свидания друг и прощай.

Это все, что останется после меня

Это все, что возьму я с собой.

Это все, что останется после меня

Это все, что возьму я с собой…».

Последний раз медленно проведя пальцами по струнам, я замолчала в гнетущей тишине и круговерти печальных лиц, даже спокойные Света и тёть Марина сидели со слезами на глазах, а я едва держалась, чувствуя, как трясётся нижняя губа. Аплодисменты последовали с небольшим промедлением, какие-то негромкие, печальные, адресованные самим себе. Я, осторожно убравшись с импровизированной сцены, вернула гитару Сон Чжину и с улыбкой и благодарностью взглянула на обеих Ан сонсеним и профессора, которые так же тоскливо улыбнулись мне в ответ. Затем мы двинулись в компьютерный класс, где на большом экране смотрели сделанное Ан сонсеним видео, и несмотря на то, что некоторые из нас его уже видели, мы всё равно смеялись над некоторыми отрывками и забавными фотографиями. Забойная «Оппа каннам стайл», сопровождавшая видео, сменилась на «Американо» группы 10см, но и она отпела не полностью, оставив после себя надпись «Ури хэнбокхан щиган*», и тут заиграла невероятно грустная неизвестная мне песня на английском языке… Сон Чжин и Ксюша мило жались друг к другу в попытке остановить беспощадный бег времени, Даша украдкой наблюдала за грустным Иль Хэ, Женя и Таку, впервые в жизни не вызывая отвращения, просто держались за руки, рядом с ними, склонив голову на плечо Таку, сидела глотавшая слёзы Вика; Гюнай и Чон Мин плакали, обнимая друг дружку, Света и Марина с виду казались спокойными, но было ясно, что и им тяжело. Моя семья, мои друзья, вторые папа и мама, старшая, пускай и не по возрасту, сестра Ан сонсеним, и даже Майя, что преподавала русский язык в пусанской школе и которая жила с ней в одной комнате в общежитии, благодаря чему мы частенько общались, все стали родными, неотъемлемой частью моего сердца…

На такой грустной ноте и завершилось видео, а мы отправились на торжественное разрезание торта со свечками; взорвав пару хлопушек, мы всем миром пофоткались и засобирались на Хэунде снова в тот ресторан со шведским столом. Запрыгнув в машину Ан сонсеним, мы с удивлением обнаружили, что из колонок доносится голос диктора русско-корейского аудиокурса, повторяющего слова и предложения попеременно то на корейском, то на русском. Пару раз обозвав её ури омма, мы получили в ответ её смущенную счастливую улыбку и шутливые попытки замахнуться на нас рукой, от чего на и без того печальном сердце становилось только грустнее, хоть и невероятно тепло. Ксюша и Сон Чжин в обнимку тихонечко плакали на заднем раскладном сидении, образующим в машине третий ряд; из-за его учебы сегодня им придется расстаться и у меня невероятно болела душа за подругу и младшего братика. Он жил в другом городе и не мог остаться с нами на последний завтрашний день, посему состояние у обоих было крайне угнетенное. Высадив их, меня, Гюнай и тёть Марину со Светой подле входа в отель, где располагался ресторан, Ан сонсеним поехала обратно к школе за остальными.

Только когда все были в сборе, мы расселись за длинный стол, чувствуя, что кусок в горло не полезет, но разве ж русские могут пропустить такое чудо света как шведский стол? В итоге я, не наевшись, пошла за добавкой. Стоя перед сложным выбором: взять рыбу или мясо, я наложила в тарелку всего и побольше и едва не столкнулась со стоящим в очереди корейцем. Извинившись, я успела разглядеть его с головы до ног, невольно осознав, что мальчик действительно стоит внимания. Стильные джинсы и облегающая черная футболка с клинообразным вырезом эффектно выделяла жилистые плечи и соблазнительный кусочек груди. Модная, но простая причёска очень шла ему, как и брильянтовый камушек гвоздя в ухе. Я едва не надавала себе по морде за внезапную симпатию к юноше, и не могла не поделиться обнаружением красивого оппы с подругами. Жаль только, что «вьюнош» быстро пропал из поля зрения, но я быстро нашла его глазами: его макушка торчала над ширмой, отделяющей уединенный столик у окна.

— Вон он, точно он, — невежливо указала я пальцем на его «парик», а Ан сонсеним внезапно поднялась с места, как бы между прочим подошла к холодильнику с пирожными, огляделась по сторонам, точно воровка, и безо всяких стеснений прошла мимо его столика, чтобы разглядеть.

— Офигеть, она выдала, — прокомментировала я забавное поведение преподавательницы, в то время как остальные над ней ржали.

Ан сонсеним вернулась к нам со скривленным личиком, давая понять, что такие парни не в её вкусе.

— Слишком ухоженный, я таких не люблю, — пояснила она, присаживаясь на место. — Невысокий…

— Нормальный у него рост, по-моему, он клёвый, — не согласилась я.

— Да ну, он некрасивый, — оценила Гюнай по собственному вкусу, когда юноша поднялся с места и пошел в сторону «сладкого».

— И попы у него нет, — продолжила сонсеним потешаться.

— А по-моему, обалденный, — дашкины глаза заблестели подобно моим, пока её не стукнул по лбу Иль Хэ, сказав что-то типа: «Жена должна смотреть только на мужа», отчего она расплылась в довольной улыбке. — А ты даже не рыпайся! — строго приказала Даша мне, чтобы как раз в этот момент парень, который, кстати, был с какой-то страхолюдиной, заметил, что я на него пялюсь.

— О, чёрт, — я отвернулась, поправляя прическу, вовсе не желая привлекать к себе внимания; его присутствие было мне приятно только с эстетической точки зрения. Услышав смех справа, я посмотрела на заливающуюся хохотом Ан сонсеним. — Чего смеётесь?

— Анна, он увидел вас и засуетился, сделал вот так, — сообщила она и показала, как он чуть нервно заправил волосы за уши, оглядываясь по сторонам.

— Ага, он, похоже, вообще потерялся куда шёл, — добавила Гюнай, хихикая.

— Он же со своим самоваром, — сказала я, кивнув в сторону коротконогой кореянки на высоченных каблуках, с физиономией, похожей на тарелку.

— Что-то у него самовар не очень, — заметила Даша и засмеялась.

— Да, Анна, вы очень красивая по сравнению с ней, — совершенно серьезно сказала Ан сонсеним, заставив меня в очередной раз за день смутиться от внезапных комплиментов. — Она вся в операциях.

— Сонсеним, серьезно? — удивилась Гюнай.

— Вы не видите, но я вижу, — уверила та.

— Может, он альфонс? — предположила я.

— А может, у него любовь большая и чистая! — возразила наивная Гюнай, даже не подумав, что я пошутила.

— Ага, пакет на голову и вперёд…

— Аня-я-я! — завопила она тут же и прикрыла нежные ушки ладонями.

— Ань, к тебе обращаются, — ткнул меня Женя.

— А, чего?

— Профессор спрашивает, где ты учишься, — повторил Женька пропущенный мною вопрос.

Коротко рассказав о своей специализации, я получила неожиданное предложение от профессора вести физкультуру в школе, ведь действительно имела для этого специальное образование. Я призадумалась не на шутку над серьёзностью его предложения, почувствовав, как появляется всё больше нитей, связывающих меня с чудесной Южной Кореей.

— Анна, у вас есть спутник жизни? — неожиданно продолжил разговор Хонг гёсуним, и я даже не знала, что сказать, а Чон Мин ткнула меня пальчиком под рёбра, так как я слишком долго обдумывала ответ, и сама ответила по-корейски:

— Да, у неё есть мужчина, здесь, в Корее.

Я готова была прихлопнуть маленькую лису, но пришлось мило улыбаться. А ещё меня поражал чуть бестактный вопрос профессора, однако я быстро вспомнила, что разговоры о семейном положении в Корее считались нормой. Чон Мин заметила так же, что он богатый и шикарный, за что получила от меня пинок под столом и обещание расквитаться чуть позднее. Таку, Женя и Вика не преминули погреть уши, так как никто не знал и крупицы из моей личной жизни. Мне пришлось самой вступить в разговор, чтобы «добрая» подружка не сболтнула ничего лишнего. Я лишь добавила, что он не богат, но имеет стабильный доход и по профессии является архитектором.

— Тогда вы спокойно можете переехать в Корею, — оценил профессор, а покрасневшей мне пришлось больно ущипнуть Женю за его глухой смех, не слишком мастерски завуалированный под внезапный приступ кашля.

— Я подумаю над этим, — размыто ответила я и с облегчением вздохнула, так как допросу с пристрастием теперь подверглась Вика, а потом Хонг гёсуним с нами распрощался и покинул ресторан.

После обеда, заскочив в банк, чтобы в последний раз обменять деньги, я с ужасом предстала перед фактом, что прямо на улице придется распрощаться с Сон Чжином. Девочки и он предлагали мне поехать обратно в школу, откуда его до вокзала подбросит Ан сонсеним, но я чувствовала, что ещё немного и мой желудок взвоет без дозы Мезима, который я по глупости забыла в общаге. Что-то уже во второй раз после этого ресторана мне было немного некомфортно. Гюнай, Даша и Ксюша ничуть на меня не обиделись, а Сон Чжин внезапно отдал обалдевшей мне какой-то конверт и попросил, чтобы я прочитала позже. Заботливо засунув письмо в рюкзак так, чтобы не помять, я с укором взглянула на Вику, передающую ему прямо перед глазами Ксюши своё послание, не заботясь о чужом мнении. Сон Чжин, конечно же, не мог не принять письмо из вежливости. Подобного номера я, как не старалась, понять не смогла, мало того, мне в последнее время казалось, что у неё с глупым рыбиком всё даже очень хорошо. Сон Чжин, конечно, тот еще орех: взял и пару дней назад заявил Вике, что жалеет о том, что встречался с ней. Маленький эгоистик понятия не имел, что подобные вещи способны только разбередить упрямое и глупое девичье сердечко.

Солнце выглянуло из-за туч как-то внезапно, но на душе не стало спокойнее, напротив, тоска только усиливалась; распрощавшись с Сон Чжином, мы остатком нашей группы двинулись к метро, пытаясь надышаться воздухом любимого Хэундэ, где были, возможно, крайний раз. Не выдержав, я открыла конверт прямо в метро и углубилась в чтение, каждая строчка заставила меня ощущать различные эмоции, и люди, сидевшие напротив, могли наблюдать их контраст — от заливистого смеха до увлажнившихся глаз. Я почувствовала вибрацию телефона в рюкзаке и с ужасом стала вытряхивать себе на колени всё лишнее от зубной щётки до расчёски. Стоявший в ногах пакет с подарком Юн Сона, который я не успела посмотреть в школе и забыла про него в ресторане, упал набок, благо, что в вагоне было довольно чисто, и он не испачкался.

— Ёбосеё, — в спешке бросила я, надеясь, что за время поисков телефона Юн Сон не отчаялся дождаться ответа.

— Ты в метро что ли? — спросил он, услышав, как дикторша милым голосочком объявляет станцию сначала на корейском, потом на китайском и японском.

— Ага, с Хэундэ в университет еду, — сообщила я отстранённо. — Что-то случилось?

— Почему должно что-то случиться? Просто хотел услышать твой голос, — как-то печально посетовал он, видимо, нахлебавшись с семьёй жены.

— Юн Сон, по голосу же слышу, — тревожно сказала я, сильнее прикладывая телефон к уху, словно это как-то могло помочь достучаться до его мыслей.

— Встреча с её родителями прошла не очень позитивно, — саркастично, даже зло вдруг бросил Юн Сон. — Они сначала решили, что развод — это шутка…

— Понимаю, — осторожно сказала я, представляя себе их встречу в красках; муж бросает едва вышедшую из комы жену, надо думать…

— Что с твоим голосом? Как выпускной? — решил он перевести тему, спустив пар всего в одной реплике.

— Хорошо… Грустно, — отозвалась я. — Сон Чжин уехал, у него учёба начинается, — зачем-то добавила я. — Он мне письмо прощальное написал, сижу, смеюсь.

— Прочитай мне, — попросил он.

— Тебе-то зачем? Оно же на русском…

— Просто переведи и всё, — чуть нервно попросил он, скорее всего, желая отключиться от собственных безрадостных мыслей.

— Ладно, — пожала я плечами, хотя разговор был телефонным, и снова стала вглядываться в закорючки кривоватенького почерка Сон Чжина, написанного практически без ошибок, так как ему наверняка помогала Ксюша: — Привет, уже прошел месяц. Уже скоро мы расстанемся. За один месяц у нас появилось много воспоминаний. Сначала я тебя боялся, но сейчас я знаю, что ты хороший человек, — я немного истерично хохотнула и вытерла проступившие в уголках глаз слёзы. — Я думаю, что ты очень хорошо играешь на инструментах и поёшь. Когда я приеду в Москву, сыграй мне, пожалуйста, хорошую песню, а пока что, поменьше кури и пей и будь здорова, — горько усмехнулась я, чувствуя, что ещё немного и разревусь. — Мы обязательно встретимся ещё раз в России… — я не выдержала и, растроганная таким простым и добрым посланием, заплакала, будто и забыв о человеке на другом конце провода.

— Кстати, я вдруг подумал, что ты передо мной не выкурила ни одной сигареты, — вспомнил он, пока я пыталась справиться со слезами.

— Я и не вспоминала о них… Странно, — вдруг осенило меня.

Ан сонсеним помахала мне рукой, намекая, что пора выходить и с сосредоточенной складочкой меж бровей взглянула на моё расстроенное лицо. Проходя мимо неё, я просто протянула ей послание, чтобы не прерывать разговора с Юн Соном.

— Ты что, плачешь? — немного настороженно, скорее, испуганно спросил Юн Сон, опознав всхлипы.

— А ты чего ожидал? Глупый, глупый Сон Чжин…

— Я считал, что ты не такая ранимая, извини.

— Я забыла тебя предупредить, что обычно, когда я плачу, выходят из берегов моря, — подавила я смешок, не в силах остановить слёзы, слава Богу, догадалась достать из кармана плаща солнечные очки. — Мои подруги уже в курсе сего факта, посему стараются не провоцировать, да и, в принципе, я редко так расстраиваюсь…

— Стесняюсь спросить, не из-за меня ли они узнали об этом? — усмехнулся Юн Сон вовсе несерьёзно, но услышав в ответ моё молчание неловко добавил: — Ты что, серьёзно из-за меня плакала?

— От самого Сеула до Пусана и ещё полвечера, — честно призналась я, всё ещё пытаясь успокоиться.

— Прости, что причинил тебе такую боль, — мне едва удалось расслышать его слова сквозь шум проезжающих мимо машин, когда мы с группой поднялись из подземки.

— Ничего, дело прошлое, ты не виноват, что я такая плакса.

— Виноват, ты же знаешь, я должен был рассказать обо всём раньше.

— Тогда бы, возможно, мы больше не встречались, — опровергла я, а на смену слезам медленно стало приходить осознание правдивости моих слов.

— Ты права, — осторожно заметил он. — Пожалуйста, больше не расстраивайся так сильно из-за меня, даже когда соскучишься в Москве…

— Юн Сон, ты провоцируешь меня? — бросила я чуть ли не сварливо.

— Мне нравится твой печальный голос, — сознался он с каким-то не очень естественным смешком.

— Извращенец, — это я сказала по-корейски, смеясь на всю улицу и привлекая своей репликой взгляды прохожих.

— Что сейчас будешь делать? — спросил он уже более бодро, отсмеявшись вместе со мной.

— Наверное, немного посплю, а затем мы едем в ресторан отмечать День Рождения Ан сонсеним, — сообщила я, хотя точно помню, говорила ему это с утра. — В ночь не сможешь вырваться?

— Я постараюсь освободиться, но честно, не знаю, получится ли. С меня сейчас начнут спускать три шкуры, поэтому…

— Понимаю, не надо объяснять, просто я соскучилась, и мне скоро уезжать. Прости, не буду лезть и торопить тебя, — замельтешила я неловко, осознавая, что как бы часто мне не хотелось видеться с ним, от моих желаний мало что зависит.

— Я тоже по тебе скучаю, — просто ответил он, заставив меня едва ли не подпрыгнуть от счастья. — Я понимаю, что тебе скоро уезжать.

Мы завершили разговор на этой ноте, а я снова впала в уныние, но вспоминая о том, что он думает обо мне, улыбалась глупо и счастливо…

* * *

Аннанын оныль ачжу еппыгунё* — (кор. 안나는 오늘 아주 예쁘군요!) — Анна, ты очень красивая сегодня!

Комапсымнида* — (кор. 고맙습니다) — спасибо; в отличие от более часто используемого «Камсахамнида» (кор.감사합니다), имеющим китайское происхождение, является чисто корейским словом.

Ури хенбокхан щиган* — (кор. 우리 행복한 시간) — наше счастливое время