Маленькие трудности при написании великих книг (джен)

Надежду на светлое и неимоверно прекрасное будущее никто не отменял, а потому величайший волшебник мира её лелеял до самого последнего момента. Пока понимал, что ему сунули в руку аналог порт-ключа. Пока нёсся не пойми куда в вихре мерцающих огней. Даже когда плюхнулся плашмя на сырую землю, и то продолжал верить, что всё происходящие — часть хитрого плана, и ничего плохого не произойдёт.

Ключевое слово было «пока». Ибо он верил в это, пока летел и не видел, а вот когда прилетел, упал и поднял глаза…

О том, что у него проблемы, он узнал по тому взгляду, которым на него смотрел Гарри Поттер. Гарри Поттер, у которого из раны на руке сочилась кровь, а сам он был привязан к какой-то уродливой статуе.

То, что у него большие проблемы, он понял всего секундой позднее, когда его палочку, доселе мирно лежавшую в кармане, вырвало с чудовищной силой, порвав и карман, и новый костюм, частью которого карман являлся.

О том, что у него очень большие проблемы, на фоне которых порванный и перепачканный грязью костюм был мелочью, стало ясно ещё мгновение спустя, когда откуда-то из-за спины раздалось:

— А вот и наш храбрый герой. Строго по расписанию.

Этот голос. Гилдерой мог поклясться, что раньше его никогда и нигде не слышал. Холодный, неприятный и в то же время…

Поттер смотрел на Локхарта.

Локхарт смотрел на Поттера.

Он знал этого неугомонного мальчишку уже без малого три года. Три года, за которые что только ни случалось и кто только ни хотел его убить. Был василиск, одержимая девочка, воспоминание Волан-де-Морта, дементоры, маньяк, который не маньяк, оборотень и много чего и кого ещё. Весь этот передвижной дурдом с маниакальным упорством стремился убить Гарри. Гарри со своей детской непосредственностью зачастую не понимал масштаб угрозы и опасность происходящего, а потому смело рвался в бой, плюя на правила и желание Гилдероя дожить до почётной пенсии.

Гарри не боялся никого и ничего.

Гарри смотрел на величайшего героя магического мира, лежащего у его ног, а потом переводил взгляд куда-то за его спину. Туда, где стоял некто с холодным голосом и палочкой Локхарта. Некто, при взгляде на которого в зелёных глазах вспыхивал огонь жгучей ненависти, а на лице против воли читалась растерянность, неверие и лёгкий, но всё-таки страх.

Гилдерой не сказал ни слова. Просто не мог. С каждой секундой надежда на то, что из-за памятника выскочит довольный Уэлш с кучей фотографов и весело крикнет, что его разыграли, таяла без следа.

Здесь никого не было. Был только поздний вечер, кладбище, раненый и надёжно связанный Гарри Поттер.

Поттер снова посмотрел на него и всё так же молча кивнул на так и не заданный вопрос.

Впрочем, этого кивка было более чем достаточно. Поскольку где-то на подсознательном уровне он уже прекрасно знал, кто именно стоит у него за спиной.

Поскольку по какой-то злой иронии судьбы он где-то глубоко-глубоко в душе давно был уверен, что рано или поздно встретится с ним.

Они просто не могли не встретиться: Гилдерой Локхарт — неимоверно прекрасный и великий победитель чудовищ и, собственно, само чудовище — Лорд Волан-де-Морт.

— А я только успел поздороваться с Гарри и сказать, как сильно по нему соскучился, — продолжал тем временем голос, от которого у Гилдероя совсем не героически побежали мурашки по спине и совсем печально что-то заурчало в желудке. Правила хорошего тона и кодекс Лиги защиты от тёмных сил, почётным членом которой он и являлся, требовали, что бы он встал, отряхнулся и, повернувшись к врагу лицом, поздоровался. Кинув полный презрения взгляд на тёмного лорда, раз единственное оружие у него отобрали.

Грюм, описывая действия оказавшегося в схожей ситуации волшебника, был менее тактичен. После пары веских слов в адрес умственных способностей незадачливого мракоборца он советовал:

…выведи его на беседу. Пусть этот тщеславный (автор и редактор не смогли прийти к консенсусу по поводу этичности и точности в ходе именования психически здорового человека медицинским термином, а потому здесь и далее будет и использоваться слово субъект) расскажет, какой он хитрый, раз смог обдурить подобного идиота. Умудрившегося потерять не только палочку, укрытие, но и землю из-под ног. Дождись подходящего момента, когда он отвлечётся, и швырни в него что-нибудь: горсть земли, валяющийся под рукой камень — что угодно, лишь бы оно могло отвлечь противника хоть на мгновение.

Совет сопровождался утверждением о том, что снаряд может навредить противнику, если он не держал наготове палочку, или отвлечь, поскольку он чисто на рефлексе должен будет атаковать в первую очередь летящий в него предмет, а не вас. В идеале проделать это надо было быстро и одновременно с перекатом. Чтобы успеть отскочить в сторону и, если повезёт, спрятаться хоть за каким-то укрытием.

К сожалению, у этого плана было целых два минуса: степень тщеславности Волан-де-Морта вызывала сомнения, а сам Гилдерой терпеть не мог перекаты по земле. Тем более если речь шла о влажной, пахнущей гнилью и разложением, кладбищенской земле.

Точнее нет, у плана было целых три минуса, поскольку Поттер нашёл в себе силы выдавить:

— И Хвост тоже здесь.

Двое на одного — это, конечно, нечестно, но кто же ожидает честности от тёмных лордов и их приспешников? Гилдерой Локхарт и не ждал. Было очевидно, что его мало того, что заманили в ловушку, так ещё и заранее всё спланировали. Насколько тщательно, он пока не знал, но чутьё подсказывало, что фокус с перекатом и швырянием комьев сырой земли здесь не сработает. Поскольку от него, очевидно, именно что только и ждут — какого-нибудь фокуса.

Так что ему ничего не оставалось, кроме как повести себя так, как и положено вести себя в подобной ситуации добропорядочным волшебникам, ведущим геройский образ жизни.

Медленно, стараясь не делать резких движений, он поднялся. Не торопясь оглядел свой костюм, пребывающий в плохом, но, надо признать, не критичном состоянии. Пара взмахов палочкой, и ему можно было бы придать вполне товарный вид. Но палочки не было, поэтому пришлось ограничится лёгким отряхиванием, которое даже самый мнительный тёмный маг не смог бы принять за попытку к атаке.

— Ну что ж, вы ждали героя — и я пришёл! — собрав всё своё мужество и остатки самообладания, гордо объявил Локхарт. Поворачиваясь одновременно с произнесением последнего слова и с твёрдой уверенностью, что если умирать, то, во-первых, умирать красиво и, во-вторых, обязательно так, чтоб потом было что воспеть потомкам в легендах.

Ему неимоверно повезло, что к тому моменту, когда он повернулся в лучших традициях жанра, одарив противника улыбкой на миллион, фраза уже была произнесена. Поскольку говорить, да и вообще улыбаться при виде в прямом смысле восставшего из мёртвых тёмного лорда ему почему-то резко расхотелось.

Да, перед ним в этот раз было не воспоминание пятидесятилетней выдержки, а вполне такой себе реальный человек. Ну, или то, что когда-то было человеком. Вместо довольно-таки милого юноши, одетого пусть и в скромную, порядком вышедшую из моды мантию, перед ним сейчас стояло нечто отдалённо напоминающее человека, закутанное в самую дешёвую чёрную мантию, которую можно купить только в самых отдалённых от Лондона магазинах, ибо больше этот хлам нигде и никому не нужен.

Голова Волан-де-Морта была начисто лишена волос, кожа была мертвенно-бледной, нос отсутствовал начисто, а глаза…

Гилдерой невольно сделал шаг назад, глядя в эти кроваво-красные нечеловеческие глаза, в которых довольно-таки недвусмысленно читалось, какая участь ждёт его и Гарри.

— Да, пришёл. Но это уже заслуга моих верных помощников, а никак не твоя. — Тёмный лорд замолчал, задумчиво посмотрев на них, — Как Вы думаете, сколько у меня помощников? Сколько верных мне людей? Один? Два? А может…

Они появились из ниоткуда.

Нет, Гилдерой прекрасно понимал, что они все — все эти волшебники — трансгрессировали, но жуткое впечатление, как и ощущение от этого действия, не стало ничуть меньше.

Радовало лишь то, что хвалёные помощники, нагоняющие дрожь на честных граждан одним своим упоминанием, сами дрожали как осиновые листы, с ужасом и недоверием поглядывая на своего восставшего из мёртвых господина.

Ну, то есть их лица, конечно, были надёжно закрыты масками, как и тела были скрыты абсолютно одинаковыми мантиями, глядя на которые нельзя было определить ни вкусы хозяина, ни его социальное положение. Абсолютно одинаковые, безликие мантии, понять по которым вкупе с маской можно было только одно: это пожиратели смерти. Вот только руки тряслись у этих пожирателей и голоса дрожали, когда они со своими недоверчивыми и неуверенными возгласами «хозяин!» чуть ли не на карачках, осторожно приближались к Волан-де-Морту.

Тёмный лорд молча смотрел на них.

Он стоял босиком на земле, одетый в какую-то задрипаную мантию и, как был уверен Гилдерой, под этой самой мантией у него ничего не было от слова совсем. Но. Но он выглядел в ней, как самый настоящий лорд. Самый настоящий тёмный лорд, который с присущей ему тёмностью и злобностью сейчас будет говорить по душам со своими приспешниками, которые с десяток лет назад бодро и полным составом отреклись от него. Заявив, что не знают, не слышали, не участвовали и ничего мракоборцы не докажут, поскольку если что и было, то без их на то ведома, под воздействием Империо.

Мракоборцы, в отличие от Министерства, тогда им не поверили и, как показалось Локхарту, тёмный лорд сейчас также не сильно верил в их искренность. Во всяком случае, судя по тому презрению, с которым он оглядывал появившихся, снисходительного прихлопывания по плечу и приглушённого «да-да, на вашем месте я поступил так же» им ждать не стоило. Оно и понятно: все верные ему до конца сейчас либо в Азкабане, либо на соседнем магическом кладбище.

По завершении процедуры, унизительно-умоляющего пресмыкания с обязательным целованием подола мантии пожиратели так же смиренно отползали в сторону и становились в круг, в центре которого они остались вчетвером. Тёмный лорд, великий герой, Мальчик-который-Выжил и предатель, которого надо было всё-таки отдать Блэку годом ранее.

Хвосту то ли не нашлось места в кругу, то ли его оставили их сторожить. Что делал он, надо признать, весьма прилежно, мелкие крысячьи глазки ни на секунду не оставляли Гилдероя без внимания. К слову, во внешности предателя за последний год мало что изменилось. Разве что он немного пополнел и на правой руке у него красовалась какая-то странная серебренная перчатка, как-то уж слишком плотно прилегающая к телу.

За то время, что Локхарт разглядывал предателя, Волан-де-Морт как раз дошёл до логической середины в своей речи на тему, почему он считает всех присутствующих пожирателей жалкими ничтожествами и предателями. Возразить на последнее пожирателям было нечего. То есть они, конечно, пытались, но, во-первых, тёмный лорд — это не тот человек, который поверит в то, что все эти годы они хранили его портрет под подушкой. Плача одинокими ночами и ожидая лишь знака, чтоб кинуться ему на помощь. А во-вторых, очень сложно пытаться что-то объяснять, когда на тебя насылают круцио.

Слушая вопли скрючившегося пожирателя и нестройные завывания его собратьев по разуму и неприятностям, Гилдерой пришёл к неутешительному выводу, что если со своими союзниками Волан-де-Морт творит такое, то ему, блистательному сокрушителю зла, точно не светит ничего хорошего.

Однако предпринять что-либо, дабы изменить подобное столь незавидное положение, он не мог. То, что он был по-прежнему свободен, в данном случае не играло решительно никакой роли, поскольку противников было много, его сил мало, а палочка отсутствовала в принципе.

Одно он знал точно. Что бы ни случилось и как бы ни начали развиваться в дальнейшем события, он должен держаться как можно ближе к Гарри. Гарри родился под самой чокнутой звездой, что есть на небе, и, как следствие, он влипает во всё, во что только можно влипнуть, но остаётся при этом жив. Если он будет держаться поближе к Гарри, то есть шанс, что он тоже останется жив. В конце-то концов, ещё никто из тех, кто помогал Гарри вылезать из неприятностей, не умер. А потому храбрейший герой мира стоял, чуть ли не прижавшись спиной к мальчишке.

Чтобы быть как можно ближе.

Чтобы, в случае чего, сумасбродная удача Поттера спасла и его.

Чтобы все — если уж ему действительно сегодня не повезёт — по крайней мере видели, что он закрывал мальчика собой до последнего.

— …но не всё шло гладко, не так ли, Хвост? — Волан-де-Морт уже закончил с кратким описанием морального облика своих подчинённых и перешёл непосредственно к тому, как он сначала выживал, будучи покинутым всеми, а затем нашёл-таки способ не только вернуться, но и показать этим всем, что рановато-то его списали со счетов.

— Знаете, что случилось, когда Хвост добрался до меня? Он примчался в Албанию не один. — Тонкие губы растянулись в отвратительной усмешке. — Следом за ним, уж не знаю, ведомая каким чутьём, прибыла одна неимоверно любопытная журналистка. Она могла бы всё испортить, но нам повезло. Она была зла, охоча до сенсаций и ей было плевать на то, что она что-то нарушит, не сообщив сразу об увиденном. Хвосту было достаточно пообещать ей такое интервью, что все позеленеют, как её мантия. И она согласилась. Пошла за ним в лес, а там…

Тёмному лорду не надо было называть имени, Гилдерой уже и так понял, о ком речь. Так же как и понял, что произошло там, в самом сердце тёмного албанского леса. Слишком уж немного было вариантов развития событий.

По толпе пожирателей пробежал лёгкий шумок, когда по шорохам за спиной Локхарт понял, что кто-то ещё аппарировал на кладбище. И, судя по тому, что удивление со стороны пожирателей было недолгим, а лучи заклинаний не прорезали ночную тьму, это был не Грюм или кто ещё из мракоборцев.

Это была Рита. На её лице была немного растерянная улыбка, когда она вышла чуть вперёд, оказавшись в поле зрения Гилдероя. Журналистка, к слову, выглядела вполне обычно, если не считать того, что стояла посреди толпы пожирателей смерти и молчала. Спокойно взирала на тёмного лорда, не пытаясь сбежать или взять интервью. Крайне не характерное поведение, которое выдавало Империо с головой.

За прошедшие столетия волшебники так и не научились определять со стопроцентной точностью, находится или нет тот или иной маг под первым непростительным. Слишком сильно влияло оно на мозг жертвы, подчиняя её воле противника. Заставляло верить, что та сама хотела сделать то, что ей приказали. Иногда жертва даже и не подозревала о своих действиях, иногда знала и чувствовала всё, что происходило с ней, иногда даже боролась и побеждала, вырываясь из-под контроля. Те самые девять процентов, в которые Рита, очевидно, не входила.

Гилдерой Локхарт не любил Скитер. Скитер, была, как выражалась, Миранда, занозой в известном месте и попила у них не мало крови. У них, конкретно у него и у его фанаток до кучи.

Но всё-таки ему было её жаль. Как сказал ему кто-то давным-давно, всё-таки женщина. А героям, пускай и безвинно пострадавшим, грешно обижаться на слабый пол. Даже если этот слабый пол в своё время сделал всё, для того, что бы его репутация рухнула куда-то в неизвестные глубины преисподней.

— Как журналистка она о многом знала, — тем временем продолжал лорд, — и я, наверное, смог бы почерпнуть ещё больше, доведись мне основательно покопаться в её голове. Но это было, увы, невозможно. Исчезновение подобной особы не могло бы пройти бесследно, да и к тому же, очень скоро выяснилось, что она и без того может предоставить много интересной информации. Эти журналисты всюду суют свой нос и знают о многом таком, о чём не знает никто. Рита знала и о турнире, и о том, что его проведут в Хогвартсе. О том, что она как журналистка сможет находиться вблизи школы, не вызывая подозрений. О том, что она сама может находиться на территории Хогвартса незамеченной.

Он посмотрел на по-прежнему безучастно стоящую Скитер:

— Обратись.

В следующий момент специальный корреспондент пророка исчезла. Гилдерой даже на миг подумал, что она трансгрессировала, но быстро понял, что она никуда не исчезала. Она обратилась, как ей и приказали.

— Анимаг, — ошарашенно прошептал он разглядывая висящего в воздухе небольшого жука.

В одно мгновение всё стало легко и просто — понятно. Скитер была незарегистрированным анимагом. Вот почему никто из них её не видел, когда она следила за ними у ивы. Кто из них смог бы заметить в той суете и неразберихе, что творилась в конце прошлого учебного года, маленького жучка, что прицепился в Хогсмиде к одежде одного из журналистов?

Маленького жучка.

По коже Гилдероя пробежал холодок. Да, в образе жучка ничего не стоило пробраться в неохраняемый Большой зал и кинуть имя Поттера в кубок. Даже Грюм с его хвалёным глазом ничего бы не заметил, но… Но ей нужно было превращаться в человека. Жучок столь малого размера не смог бы поднять бумагу и протащить её в школу. А раз ей надо было превращаться, то был риск попасться на глаза мракоборцу. Она не попалась. Ни когда кидала имя в кубок, ни когда заколдовала кубок, ни когда… Ведь Гарри тоже как-то сюда попал. Тоже порт-ключ? Значит, она превращалась два раза. Минимум два раза. Превращалась не боясь, что её кто-нибудь увидит.

Проделать подобное на территории школы, пребывая в абсолютной уверенности, что его не заметят, мог только один человек. Тот, у кого была карта. Карта, на которой отражались не только все запутанные ходы и залы волшебной школы, но и где кто находится в данный момент времени. А значит, в этой схеме был задействован кто-то ещё. Кто-то, у кого были сведения не только о карте, о которой Скитер не могла знать, но и знания, где она, собственно, лежит и как ей правильно пользоваться.

— Я вижу, наш так называемый герой уже понял, что это ещё не всё. Не верится, правда? Даже я в какой-то момент подумал, что это невозможно. Ну не может же мне так повезти два раза подряд. Однако, — он жутко усмехнулся, глядя куда-то аккурат за правое плечо Локхарта. — Судьба была ко мне благосклонна.

Было очевидно, что лорд желает, чтобы Гилдерой проследил за его взглядом и обернулся. Можно было, конечно, и не оборачиваться. Не давать лишний повод к торжеству. Но что бы изменил его молчаливый протест?

Рядом завозился Поттер. Как видно, мальчишка готов был свернуть себе шею, лишь бы увидеть происходящие, но волшебные верёвки плотно прижимали его к статуе, не давая не то что повернуться самому, но даже как следует повернуть голову.

Локхарт в этом плане с радостью поменялся бы с ним местами. Потому как с другой стороны от памятника, засунув руки в карманы джинсов, стоял Мэтью Уэлш.

— Весьма своевольный мальчишка, — с ухмылкой заметил Волан-де-Морт. — Даже пытался сопротивляться моей магии. Вы, например, знали, что если человека слишком долго держать под Империо, то в какой-то момент он начинает ему сопротивляться? Я знал, но это же требует времени. Постоянного пребывания хотя бы в течение пары месяцев, чтобы порабощённый смог не подчиниться и попытаться сбежать. В остальное время приступы кратковременны и не опасны. Пара секунд максимум, а потом опять подконтрольный целиком в твоей власти. Я совершил ошибку, послав его за картой так поздно, но я и узнал о ней не быстро. Кто же знал, что он вырвется из-под контроля, аккурат возле…

Тёмный лорд задумчиво смотрел на Гилдероя, вертя палочку в своих чересчур тонких пальцах:

— А это вообще законно, держать подобные предметы в доме? Или тем, кого принято считать героями, закон не писан? Так или иначе, но то предупреждение Вы, по счастью, проигнорировали. По счастью для меня. В результате чего вы и находитесь здесь.

А сейчас я расскажу, какая отводится вам роль в предстоящем спектакле. Она у вас главная в этой маленькой трагедии.

— Я бы предпочёл комедию, — наконец решился на ответную реплику Гилдерой. Ему нравилась идея, что он будет в главной роли, но смущало слово трагедия и, собственно, личность режиссёра/сценариста.

Волан-де-Морт с деланным интересом повертел головой, глядя то на одних пожирателей, то на других. Те ответили ехидными смешками, что раздавались уж слишком громко в царящей вокруг тишине.

— Ну, мы посмеёмся, так что это, возможно, будет всё-таки комедия. Чёрная, — благосклонно согласился Лорд. — Она будет называться «Смерть мальчика, который выжил».

Локхарту название не понравилось, поскольку оно как минимум не соответствовало предполагаемому сюжету. То есть сюжет, соответствовал, но ведь если исходить из названия, то тогда в главной роли опять будет Гарри?

Впрочем, это был тот редкий случай, когда он не рвался быть на первом месте.

— Вы, наверное, задумались, при чём здесь вы? — словно читая мысли, осведомился тёмный волшебник.

Гилдерой ограничился кивком.

— Всё просто. Гарри нас сегодня покинет, и это будет символизировать моё возвращение. Но вот беда, я не хотел бы, чтоб об этом кто-нибудь знал, а потому мы организуем этот маленький спектакль. Согласно его сценарию, мальчик, которого все считали моим победителем, умрёт. Он станет жертвой трагического стечения обстоятельств. Кубок — этот старинный артефакт, созданный ещё в те времена, когда чистота крови значила практически всё, а проклятия и кровавые истории были обыденностью, возжелает крови. Я уверен, будет создана комиссия, — тёмный лорд посмотрел на стоящего в круге и ничем не выделяющегося среди прочих пожирателя. — И эта комиссия установит, что причина именно в древнем проклятии, наложенном каким-нибудь колдуном, жившим в четырнадцатом веке, и потому смерть — всего лишь трагическое стечение обстоятельств.

Фигура едва заметно вздрогнула, но, быстро взяв себя в руки, согнулась в поклоне. Покорно прошептав:

— Как пожелаете, Хозяин.

Тонкие, бескровные губы Волан-де-Морта изогнулись в мерзкой улыбке, когда он повернулся к ним:

— И тут наступит ваш черёд. Согласно выводам той же комиссии, будет установлено следующее. Стремясь поднять рейтинги своего издания, литературный агент Гилдероя Локхарта устроила так, что он должен будет первым оказаться рядом с будущим чемпионом. Но всё сложилось несколько иначе, и он стал первым, кто увидел бездыханное тело мальчика.

Кубок выкинул бедняжку прямо к василиску. Мальчик посмотрел на него, — тёмный лорд сделал драматическую паузу, прежде чем довольно закончить, — и умер.

Авада Кедавра определяется как смерть без каких-либо на то причин. Человек абсолютно здоров, но при этом мёртв. То же самое касается смерти от взгляда василиска. Даже такой профессионал, как Грюм, не сможет определить, что именно из этих двух стало истинной причиной смерти: слишком уж похожие симптомы.

— Дамблдор сразу поймёт, что это твоих рук дело! — резко крикнул из-за спины Локхарта Поттер. — Он не поверит, и Грюм тоже!

— Поверит, Гарри. Они все поверят. Ведь ты же не думал, что я весь этот год сидел сложа руки? Я хотел, что бы именно ты стал ингредиентом для моего возвращения. Я сделал так, что даже Дамблдор не сумел мне помешать похитить тебя у него из-под самого носа. И у меня прекрасный план, как сделать так, чтобы ни у одного волшебника даже не закралась мысль, что тебя убил вовсе не василиск, а моё заклинание.

Да, видишь ли, я хочу показать всем присутствующим здесь, что было ошибкой считать, что маленький ребёнок смог победить меня. Меня, того, кто продвинулся по тропе тёмных знаний дальше, чем кто-либо! Меня, Лорда Волан-де-Морта!

— Василиски очень редки в современной Англии. Сложно будет представить, что это их глаз дело, — осторожно пихнув локтём Поттера, сказал Локхарт, стараясь, чтоб его голос звучал хоть немного уверенно. Не хватало ещё, чтоб тёмный лорд вышел из себя и приступил к исполнению плана. Надо было тянуть время. Чёрт с Мэтью, но Миранда же должна заметить, что Гарри и его на поле нет. Она поднимет панику, отследит его по стоящим на нём заклинаниям и амулетам и спасёт… то есть поможет ему одолеть Волан-де-Морта, поскольку, кажется, в этот раз он сам не справится.

Тёмный лорд усмехнулся какой-то уж совсем нехорошей усмешкой, и Гилдерой в очередной раз порадовался правильному фасону своего сегодняшнего наряда: дрожащие коленки разглядеть было невозможно.

— Тянете время? Напрасно. Я думал, нахождение здесь вашего друга достаточно ясно даст понять, что следящие чары заблокированы.

— Т-тоже василиск?

— Почти. У Вас хорошая защита: помогает если не заблокировать проклятия, то хотя бы оповестить всех заинтересованных о том, что за заклинание и когда было применено.

Гилдерой выжал из себя подобие улыбки.

— Однако даже такую защиту можно если не обойти, то хотя бы обмануть. Особенно если речь идёт о чарах, наложенных разными колдунами на одного человека. Человека, который связался с тёмными искусствами и не брезговал использовать артефакт чёрной магии.

Улыбка померкла, а в душе зародились очень плохие подозрения.

— Гилдерой Локхарт бросился спасать своего любимого ученика и достал ту самую булавку, о которой столько писали этим летом.

— Первым делом, он бы достал палочку, — потому что…

— Но он не смог достать палочку, — участливо заметил Волан-де-Морт. — Она немного сломалась при неудачном падении после перемещения. Вот так, — с этими словами он достал вышеупомянутую и…

Гилдерой не веряще смотрел на обломки своей волшебной палочки, что лежали у ног тёмного лорда, который как ни в чём не бывало продолжил:

— Печально, правда? И вот, оказавшись в столь стеснённых обстоятельствах, он выхватил булавку, надеясь подчинить себе змею. Он опоздал всего на миг. Гарри уже был мёртв. А сам надменный волшебник посмотрел в глаза василиску и…

Ничуть не надменный, а очень даже скромный волшебник в это мгновение понял, в чём именно заключался план касательно его персоны и, мягко говоря, перспектива его не обрадовала.

— Это недоказанная теория! — взвыл он не хуже Поттера. — Не существует доказательств того, что василиск может не убивать взглядом.

— Я приказывал василиску, которого вы убили два года назад, и на меня почему-то его взгляд не подействовал. В отличие от той дурёхи, что рискнула на него посмотреть полвека назад.

Здесь уже возразить было нечего. В и без того ярких воспоминаниях о тех событиях недотёмный лорд действительно отдавал приказы, ничуть не боясь червяка-переростка. Правда, он на тот момент был всего лишь воспоминанием, и даже чисто теоретически умереть не мог. Однако тот же Почтибезголовый Ник в тех же обстоятельствах слегка утратил подвижность.

— Значит ли это, что вы не будете его убивать, Господин? — вмешался в разговор один из стоящих рядом пожирателей.

— Нет. Нет, Люциус, мы не можем убить мистера Локхарта, но и отпустить его просто так в мои планы не входит. Он у нас главный актёр и свидетель. Он тот, на кого все будут смотреть, забыв о печальной участи Гарри Поттера. Иначе он бы в этом плане не потребовался и вовсе.

Волан-де-Морт прошептал заклинание, и послушный манящим чарам амулет, доселе лежавший в мешке неподалёку от котла, сам прыгнул ему в руку.

— У меня практически не было магических сил, но была масса времени на создание этого плана. На то, чтобы объяснить даже Хвосту, как именно можно создать подобный ложный амулет. Способный создать на несколько секунд слепое пятно в защите. Чистая предосторожность на случай, если наш друг не смог заблокировать всю защиту.

Мистер Локхарт попытается взять под контроль василиска, и тот посмотрит ему в глаза. Маги всего мира будут спорить, что было на самом деле причиной магического конфликта: разрозненные заклятия и амулеты светлой магии, что попытались защитить от убийственного взгляда, или они же, но уже взбунтовавшиеся от применения столь сильной тёмной магии. В конце-то концов, он же практически весь год убеждал всех, что, будь у него подобный артефакт, то он от его использования давно бы умер.

Гилдерой стиснул зубы и постарался не отводить взгляда от Волан-де-Морта. Лишь бы не смотреть на Уэлша, чьей «блестящей» идеей была эта самая теория.

— Знаменитые профессора будут спорить до хрипоты, обсуждая эти две теории, газеты будут пестреть яркими заголовками, и всем будет невдомёк, что причиной всему будет обычное, хоть и слегка видоизменённое, заклинание забвения. Как итог, потеря памяти без шансов на восстановление и лёгкое сумасшествие в придачу.

— Для того, чтобы осуществить это, Вам нужен василиск!

— И он у меня есть. Жаль, правда, что двое пришедших вам на помощь журналистов должны будут убить его, спасая вас, но тут уж ничего не поделаешь.

Гилдерой с сомнением посмотрел на практически незаметный в окружающем их полумраке ящик, что сиротливо стоял возле одного из дальних надгробий, на который указывал Волан-де-Морт, и…

Нет, он мог смирится с тем, что Мэтью его сдал с потрохами, находясь под Империо. Он мог, пусть и с изрядной долей ужаса, принять тот факт, что, согласно плану тёмного лорда, остаток жизни он проведёт в Мунго, улыбаясь как идиот и даже толком не понимая, кто он и где находится. Он даже мог скрепя сердце допустить, что все будут думать, что его спасла Рита Скитер, но…

Но этот чёртов ящик был едва ли чуть больше метра, а значит, василиск, самое большее, был два метра в длину! Весь мир будет думать, что его, Гилдероя Локхарта, кавалера ордена Мерлина третьей степени, почётного члена лиги защиты от тёмных искусств и просто первого красавца Великобритании, одолела змея чуть больше ужа?!

Пожирателям, однако, в отличие от него, размеры василиска были непринципиальны. Они с явным сомнением косились на ящик и, как видно, не испытывали особого восторга от гениальности плана своего Господина. Даже слова Волан-де-Морта о том, что он змееуст, и василиск даже не шелохнётся без его приказа, не вселили в них должный оптимизм. Тем более когда Гилдерой, не желая даваться врагу без боя, запальчиво крикнул, что они все идиоты, если считают, что он так просто сам посмотрит в глаза змее.

Были ли идиотами прислужники тёмного лорда — вопрос, конечно, спорный, но вот слабаками их назвать было никак нельзя. Не обделённые физической силой, они быстро скрутили героя, повинуясь знаку тёмного лорда, который велел приступить к началу спектакля немедленно.

Всё, согласно плану, было продумано, тщательно подготовлено и расписано буквально по минутам.

Первым актом значилась непосредственно смерть Гарри. Потом короткий антракт в виде подготовки змеи к её роли. И, наконец, второй акт: неравный бой, в котором знаменитый герой проигрывает василиску, чтобы в третьей, самой трагической части, быть спасённым двумя журналистами. Которые ради его спасения забудут о своей вражде, что, в свою очередь, будет символизировать акт величайшего самопожертвования, очередного магического сотрудничества, ну и по совместительству даст им обоим железное алиби на случай неприятных вопросов.

Однако это самое всё благополучно начало выбиваться из графика уже на первом акте. Гарри, как и следовало ожидать, категорически отказался взять и просто умереть. Возможно, в этом была определённая вина режиссёра, который ввиду своей раненой много лет назад гордости решил не просто убить мальчика, а устроить с ним настоящую дуэль.

Чтоб всё по-честному!

Понятие «по-честному» тут было, правда, относительным. Сильный маг, знающий несколько тысяч заклинаний, а вокруг толпа его вооружённых подельников.

Нет, всё-таки бой был определённо изначально нечестным, поскольку едва Поттера отвязали от памятника и вернули палочку, Гилдерой понял, что это конец.

Конец тёмного лорда, разумеется, поскольку данного субъекта жизнь, как видно, ничему не научила.

Чего никак нельзя было сказать о самом великом герое современности. Жизнь его многому научила, а общение с Поттером вообще отбило способность удивляться чему-либо, если речь идёт об этом мальчике и конце июня. Он был готов ко всему, в отличие от остальных присутствующих на кладбище.

Хотя, надо признать, особого выбора у него и не было. Либо он будет готов ко всему, согласно заветам Грюма, и спасёт себя, воспользовавшись ещё не понятно чем, но точно тем, что с минуты на минуту отколет Гарри, либо он отправится в Мунго.

В Мунго не хотелось. Он бывал там и видел, что творится внутри магической больницы, особенно на этаже с неизлечимыми. Нет, там, бесспорно, было мило, большие светлые палаты, добрый и крайне благожелательный персонал, но…

Он представил себя там. В сиреневом халатике, сидящим за столом в просторной светлой палате, все стены которой были увешаны его изображениями. В руках у него было любимое павлинье перо для автографов, и он подписывал им свои фотографии. Подписывал, улыбаясь и искренне не понимая, что он делает и зачем.

От этой излишне яркой картинки у него пробежала невольная дрожь.

Нет! Он же хороший. Он же ничего не сделал настолько плохого, чтобы заслужить подобное. Никто не заслуживает столь чудовищной участи! Это же немногим лучше поцелуя дементора! Не жизнь — существование! Он лучше умрёт, чем согласится на подобное.

Словом, в тот момент, когда у Волан-де-Морта всё ожидаемо пошло немного не по плану, он был готов. Ему играло на руку то, что в очередной раз в его многострадальной жизни в решительный момент противники не могли использовать на нём магию. Мелочь, конечно, поскольку ему физически столько противников не одолеть, но это давало возможность для манёвра. Достаточно было, чтобы держащие его волшебники потеряли бдительность и отвлеклись хоть на мгновение.

А они отвлеклись. Они просто не могли не отвлечься, когда Поттер сделал что-то — Гилдерой ещё подумал, что надо будет потом обязательно спросить, что же он это такое, а главное, как сделал, — и их палочки с Волан-де-Мортом связал какой-то странный луч. И Мэрлин, если б этим всё и ограничилось. Нет, луч расщепился на сотню маленьких лучей, заключив дуэлянтов в своеобразную клетку, а потом…

Будь психика Локхарта чуть слабее, то вид вылезающих с душераздирающими криками призраков из палочки тёмного лорда поверг бы его в ужас. Однако в этот момент ему было не до сантиментов. Пользуясь тем, что все пожиратели в ужасе беспомощно смотрели на происходящее, он резко рванул в сторону, вырываясь от держащих его.

Дальнейшее было делом техники, а точнее практики. Долгой, очень долгой практики в беге на короткие дистанции. Прошлый год, а точнее его окончание, более чем наглядно показал, что это умение не менее полезно, чем пара-тройка заклятий. Особенно когда у тебя нет времени или возможности на эту самую тройку.

Бежать, правда, особо было некуда. Аппарировать отсюда он не мог, а местность выглядела крайне безлюдно. То есть людей-то тут было много, вот только они либо уже были мертвы и лежали в своих могилах, либо хотели добраться до него не с самыми добрыми намерениями. Так что оставалось только бежать, петляя между памятниками и свято верить, что пока Гарри отвлекает лорда, а он сам — его приспешников, кто-нибудь — ну хоть кто-нибудь! — придёт им на помощь.

— Просто посидишь на трибуне, говорили они. Ничего страшного не произойдёт, говорили они. Кто посмеет напасть на Гарри в присутствии Фаджа, Крауча, Дамблдора, и прочих директоров, говорили о…

Заклинание врезалось в чей-то излишне пышный памятник, всего в паре сантиметров от величайшего писателя магического мира, бурчащего проклятия в адрес всех, кого только можно было обвинить в случившемся.

— Идиоты! Против него нельзя использовать магию! Просто скрутите его — он же не может колдовать, — отвлекаясь от собственных проблем, крикнул тёмный лорд.

Этот приказ и одновременно указ Локхарт одобрял, поскольку он давал ему преимущество. Однако всё равно надо было что-то делать. Надо было как-то выкручиваться. Его многочисленные амулеты, защита, да даже самые безобидные следящие чары были бесполезны. Он был совершенно беспомощен. Так что уворачиваясь в очередной раз от какого-то пожирателя, Гилдерой с тоской вспомнил наставления Грюма из первой главы той самой книги:

Не верь никому и никогда, когда дело касается твоей жизни и безопасности. Твоя жизнь и безопасность зависят только от тебя! Никто не должен касаться твоего оружия. Никто не должен знать твою систему безопасности. Ни одна живая душа не должна даже подозревать о том, какие амулеты спрятаны у тебя под одеждой и под подушкой!

Гилдерой со стыдом понял, что нарушил все три правила.

Он не был начеку — и его палочку отобрали.

Он доверил защиту своего дома посторонним — он перестал быть надёжной крепостью.

Он не побеспокоился о том, что кто-то кроме него знал, какими именно чарами и амулетами он защищён. В результате всё было бесполезно, даже Миранда не сможет его найти.

Надо было признать: Волан-де-Морт всё продумал.

Да, все эти месяцы он сидел и думал над своим коварным планом: как схватить его, величайшего героя мира! Ну, и по мелочи: избавиться от Гарри и захватить Мир.

Думай-думай! — приказывал он сам себе. Поляна не защищена от трансгрессирования, иначе бы все эти типы в масках сюда бы просто не попали, а на него самого блокировку не накладывали. Значит, какая-нибудь из его вещей была предварительно заколдована. Но вот вопрос, какая?

Можно было, конечно, попытаться сорвать с себя всю одежду в надежде, что повинная во всех бедах деталь будет сорвана также. Но, во-первых, это был не быстрый процесс, во-вторых, раздеваться на бегу было проблематично, в-третьих… Если их всё-таки придут спасать, то вид храбрейшего мага Британии, убегающего в неглиже от толпы пожирателей смерти, может быть истолкован весьма превратно.

Так что этот план отпадал, но так просто он всё равно сдаваться не собирался! Если умирать, то умирать так, чтоб даже Грюм на его могиле прослезился!

Воображение быстро нарисовало картинку совсем другого кладбища. Его прекрасное бренное тело, усыпанное белоснежными цветами. Вокруг все плачут. И Грюм, стоя у изголовья и утирая скупую мракоборскую слезу, говорит, что от них уходят лучшие. Что здесь ныне упокоится величайший герой, прекрасный человек и просто великий писатель.

От этих картинок, правда, его ноги побежали ещё быстрее, поскольку такие слова хотелось всё-таки услышать лично. Да и вообще, смерть в его планы не входила.

Резко свернув в ту сторону, где лежал ящик с василиском, он со злостью и изо всех сил пнул его ногой. Вот вам! Мы ещё посмотрим, кто кому передачки в Мунго таскать будет!

Откуда-то сзади раздались испуганные крики и проклятия как магического, так и не магического свойства. Гилдерой не стал разбираться. Резко стянув с себя пиджак, он развернулся и, прикрывшись им, бросился назад.

Бежать вслепую было не самой лучшей из его идей, тем более если учесть тот факт, что коробка оказалась без одной из стенок. Это и то, что Волан-де-Морту было слегка не до своего ручного зверька, только усугубляло ситуацию, но ничего умнее он так быстро придумать не мог.

Он скорее врезался в какого-то пожирателя чем напал, но это не меняло сути. Ему нужна была палочка. Всё остальное было неважно. Даже его природная брезгливость и нелюбовь к насилию отступили на задний план.

Он хотел жить!

Разбивая в кровь костяшки пальцев, врезал по маске бросившегося на помощь первому пожирателя. Искренне надеясь, что сия жертва была не напрасной, и удар по носу будет чувствоваться даже сквозь такую импровизированную защиту. Тот, оправдывая надежды, с криком отшатнулся и, воспользовавшись тем, что остальные ещё не подбежали, он бросил все силы на того, что был под ним.

Однако триумфа не получилось, когда вожделенный трофей оказался в его руках, откуда-то сбоку раздался хлопок. Сразу за ним ещё один и ещё. А затем всё вокруг озарилось светом заклятий, что полетели во все стороны.

Там, чуть в стороне от него и двух дуэлянтов, держа палочки и, надо признать, используя их более чем по боевому назначению, стояли мистер Хэтэуэй, главный редактор Пророка, Дамблдор, Фадж, Крауч, Максим, Грюм и ещё с десяток волшебников.

«Всё-таки пришли», — с облегчением пронеслось в голове Локхарта.

Это короткое мгновение стоило ему слишком дорого. Резкий удар сбоку буквально снёс его с поверженного пожирателя, которого мгновенно схватил кто-то из своих и аппарировал.

Примеру этих двоих поспешили последовать все остальные, включая самого Волан-де-Морта.

На ещё недавно наполненном криками и воплями кладбище установилась относительная тишина. Относительная, поскольку за это Локхарт ручаться не мог. В его голове от удара звенело так, что он с трудом слышал, что говорит склонившаяся над ним не пойми как возникшая здесь Рэйчел.

Всё дальнейшее было для него как в тумане. Тумане, наполненном звоном, сквозь который иногда долетали чьи-то слова.

Его похлопывали по плечу, что-то одобрительно говоря. Кто-то просто показывал большой палец. Он слышал обрывки фраз «невероятно…», «дрался как лев…», «даже без палочки задал жару пожирателям…», сбоку долетал срывающийся голос Миранды, которая пререкалась с кем-то из охраны министра, одной рукой прижимая к себе оглушённого чьим-то заклятием Мэтью, а второй размахивая палочкой и крича, что первого, кто к ней приблизится, она разукрасит так, что Грюм на его фоне покажется красавчиком.

Сам Грюм, не обращая внимания на эти крики, осматривал последствия боя и произошедшего перед ним. Котёл с остатками зелья, повреждённые надгробия и, судя по всему, тушку оглушённого кем-то василиска.

Рэйчел уже суетилась неподалёку, быстро записывая за своим начальником какие-то распоряжения, передав опеку над раненым героем своей подруге Берте из какого-то там департамента. Та в свою очередь не замолкала ни на минуту:

— Это просто ужас какой-то! Я не ослышалась? Мальчик сказал, что это произошло в Албании? Подумать только, а ведь на их месте могла быть я. Я собиралась…

Гилдерой согласно кивал, слушая всю эту историю. И про то, что собиралась навестить… и про то, что из-за Сириуса её поездка накрылась и её уже в дверях перехватила сова с сообщением из Министерства о том, что отпуск отменён… и о том, что раньше она так переживала, а теперь вроде как рада… То есть она, конечно, не рада, что всё так случилось, но…

* * *

Мадам Помфри первым делом бросилась помогать тяжело раненным, но вопреки столь вящему игнорированию его персоны Гилдероя это не задевало, а даже наоборот успокаивало. Ему просто нравилось сидеть здесь, в светлом, тёплом помещении, и наблюдать, как ведьма суетится возле Риты, Мэтью и Гарри.

Нахождение первых двух здесь, а не в Мунго объяснялось просто — Дамблдор. Пособничество тёмному лорду (а даже Фадж, стиснув зубы, должен был признать, что это была не массовая галлюцинация и он, как и все прочие, видел именно Волан-де-Морта) было вполне себе таким серьёзным нарушением закона. Доказать наличие Империо было сложно, даже учитывая наличие двух свидетелей, поскольку оба они состояли в дружеских отношениях с подозреваемым, а потому директор Хогвартса забрал их под свою ответственность. Мягко убедив агента, что горе-журналистам просто необходима хотя бы первая помощь, и пока они в школе, никакие страшные мракоборцы их не заберут в Азкабан и не отдадут на растерзание деметорам.

Миранда сейчас тихонько сидела возле кровати Уэлша, держа того за руку и пряча лицо за распущенными волосами. Игнорируя своего подопечного, окружающих и подошедшего редактора.

Мистер Хэтэуэй появился в больничном крыле в сопровождении главного редактора «Пророка» уже после того, как они, как видно, выяснили и обсудили все детали с Министерством, мракоборцами и директором школы. Его лицо было землянистого цвета, под глазами залегли тени, но при всей сквозящей в его лице и походке усталости он, казалось, был доволен результатом беседы.

— Скажем так, я сразу заподозрил, что дело тут не чисто, — просто сказал мистер Хэтэуэй, осторожно садясь на больничную кровать, на которой уже сидел Локхарт. — Я не слишком хорошо знал Скитер, чтоб быть стопроцентно уверенным, но меня насторожило, с какой лёгкостью она отказалась от своего прыткопишущего пера. Она была неразлучна с ним с самого начала своей карьеры. А тут взяла и просто отказалась. Это было подозрительно, но я ожидал какого-нибудь подвоха с её стороны, а потому просто решил ждать, не делясь ни с кем своими подозрениями. Ждал, ждал, — он с усталым, можно сказать, болезненным вздохом посмотрел на неподвижного Уэлша, — и дождался. Я знаю Мэтью уже пятнадцать лет. Он ещё будучи школьником присылал нам свои статьи. Этакие маленькие весёлые зарисовки из школьной жизни, которые мы иногда публиковали в рубриках юмор и ностальгия. Я должен был первым догадаться, что что-то не так, и я догадался. Заметил, когда Мэтью стал пропадать сутками напролёт и приносить мне вместо информации какие-то отговорки. Тот Мэтью Уэлш, которого я знал, по канализации прополз, но принёс бы мне материал. На худой конец, написал бы три тысячи страниц своих предположений. А тут — тишина.

Но это произошло аккурат во время его расследования. Он следил за Скитер. Выяснял о ней всё. Должен был прошерстить всю доступную и недоступную информацию о ней. У нас ведь шла своего рода война с «Пророком»: дезинформация, заказные статьи, подтасованные факты, — он замолчал, поджав губы и переведя взгляд с неподвижной Миранды на редактора «Пророка», что стоял возле кровати Скитер, — и переманивание специалистов.

Гилдерой только сейчас заметил, как у этого обычно пекущегося только о деньгах человека едва заметно дрожат руки.

— По нему ведь и не скажешь, что он один из лучших специалистов в своём деле, да? Я не хотел, не мог позволить, чтобы его у меня забрали. Поднял зарплату, пресёк все возможные контакты с «Пророком», загрузил другими делами, стараясь, чтобы он был всегда под моим присмотром. Это не помогало. Он лишь пользовался этим как предлогом, чтобы ускользнуть. Тогда я однажды вечером не выдержал и пошёл в «Пророк». Чтоб высказать всё, что я думаю, и сообщить, что с ними сделаю, если они не уберут от него свои загребущие ручонки. А там меня уже ждала такая же речь, но на тему специального корреспондента Риты Скитер и обвинение, что я так стремлюсь сделать из их уважаемого издания посмешище.

В общем, мы много чего приятного друг другу тогда наговорили. А потом поняли, что если это не наших рук дело, то значит, за этим стоит кто-то другой.

Мистер Хэтэуэй мягко посмотрел на Локхарта:

— Ты ведь в этом ничего не понимаешь, да? Если по-простому, то когда идёт грызня между двумя газетами, с обильным поливанием друг друга помоями, то это неизбежно приводит к потере определённого процента читателей. А наш конфликт длился не месяц и не два. Мы решили, что кто-то третий намеренно сталкивает нас, чтобы поднять себе тираж, воспользовавшись тем, что мы перестали пользоваться репутацией беспристрастных изданий.

Вчера был финал. Это такой шикарный информационный повод, что мы решили, что, кто бы за этим ни стоял, он не останется в стороне.

— Вы решили проследить?

— Да. Только поднялась такая суета, что мы не сразу сообразили, что с чем связано. Не то пришли бы раньше. Намного раньше.

К ним наконец подошла мадам Помфри. Осмотрела руку Локхарта, недовольно покачав головой, спросила, куда именно пришёлся удар по голове. Дала выпить какое-то мерзкое зелье, которое, однако, убрало ненавистный шум в голове.

После этого она обратила своё внимание на мистера Хэтэуэя.

— Он будет в порядке. У Мэтью всегда был крепкий организм, так что, думаю, он оправится от произошедшего, но вот мисс Скитер… — на лице школьной медсестры было написано явное сожаление, — её почти год держали под Империо. Сложно будет.

— Им помогут, в Мунго много хороших специалистов. Мы уже уладили все вопросы, так что за ними явятся с минуты на минуту, — вставая с больничной койки, ответил главный редактор издательства. — Гилдерой, ты тоже собирайся. У нас впереди много работы. — Он ещё раз посмотрел на неподвижных журналистов. На Гарри, возле которого как наседка хлопотала миссис Уизли. — С сегодняшнего дня у нас у всех будет много работы.

Локхарт устало поморщился.

— Есть и хорошие новости. Петтигрю видели Грюм, Крауч и Маккой, так что у нас теперь есть косвенное подтверждение невиновности Сириуса Блэка.

* * *

Гилдерой неслышно проскользнул в больничное крыло. На единственной занятой кровати лежал Гарри Поттер. По-прежнему бледное лицо, угольно-чёрные вечно взлохмаченные волосы. Мальчик уже спал, как видно погружённый в волшебный медикаментозный сон, а вокруг его кровати словно верные стражи расположились друзья. Миссис Уизли, Рон, Гермона и примчавшийся в школу не дожидаясь официальной бумажки Сириус Блэк. Впрочем, на несостоявшегося маньяка никто не обращал внимания. Какое всем дело до Блэка, коли тут сам тёмный лорд с подельниками расхаживает.

Гилдерой и сам не знал, зачем сюда пришёл. Весь учебный год… Все три учебных года подряд он проводил с мыслью, что надо держаться подальше от Гарри и свалить из этого дурдома при первой возможности. В двух случаях из трёх он исчезал из школы, едва появлялась такая возможность, а точнее когда врачи разрешали ему покинуть стены того же больничного крыла. В этот раз его раны были признаны не столь значительными, а потому ему можно было покинуть школу незамедлительно. Однако ноги сами принесли его сюда, хотя делать этого вроде как было и ненужно. Мэтью забрали в Мунго, а Гарри он уже всё сказал.

Молча кивнув собравшимся, он подошёл к кровати, небрежно положив свою сумку с особо ценными вещами возле ног. Многочисленные чемоданы уже были упакованы и отправлены в Лондон — только эту сумку он не доверил никому. В ней хранились все его сокровища: та самая книга, шкатулка с особо ценными письмами, перо для автографов и пара-тройка дорогих сердцу мелочей.

Локхарт молча взирал на спящего мальчика. Ещё пару часов назад он сражался на дуэли с самим Волан-де-Мортом, а сейчас спокойно спит. Спит и даже не подозревает о том, какое безумие сейчас творится в школе. О том, какая паника начнётся за её пределами уже через пару часов, когда первые совы принесут газеты только проснувшимся волшебникам, по всей Великобритании.

Его даже не радовала злорадная мысль, что сегодняшнее «доброе утро» с ним разделит весь магический мир. Да и никакой радости от того, что он вроде как всех спас, тоже не было. Была только смертельная усталость и неотступная мысль, что всё это — только начало.

Понимание, зачем он сюда пришёл, появилось из ниоткуда, как и решимость немедленно воплотить этот внезапный порыв в жизнь.

Решимости, к слову, потребовалось много, поскольку писать подобное на одном из лежащих рядом медицинских бланков он посчитал несоответствующим посланию и моменту, а бумаги у него с собой не было. Потому он сделал то, чего, наверное, не сделал бы ни для кого и никогда. Достал из сумки маленькую богато украшенную шкатулочку, доверху набитую письмами. Достал одно. Вчерашнее. Написанное самым прекрасным почерком на свете на дорогой розоватой бумаге. Осторожно сложил лист, оторвав чистую часть, и роскошным, любимым павлиньим пером написал:

В этот страшный миг, когда кажется, что тьма наступает со всех сторон. Я чувствую, что должен вверить тебе сей труд, дабы — зачеркнул.

Героями не рождаются, героями становятся в результате — зачеркнул.

Мне будет спокойней, если я буду знать, что ты её прочёл. Осторожно вложил в ту самую книгу и положил том на тумбочку возле кровати. Ещё раз кивнул присутствующим и быстро вышел за дверь.