Хроника капитана Себрастиана (джен)

— Мбици, а у тебя есть приличный наряд? — вопрос капитана застал вахтенного врасплох и заставил подавиться супом.

— Смотря что ты понимаешь под словом "приличный". Ну и вообще… требую подробностей.

Вместо ответа на стол легла стопка слегка потрепанных листов. Мбици от удивления даже отставил тарелку подальше.

— Я, конечно, неотесанный варвар и всё такое, но кэп… это контрамарки.

— Ну да. У нашего любезного адресата немного не хватило денег. Впрочем, от мсье Пуль-Виктуара можно и контрамарками. Не так уж часто выпадает возможность попасть на премьеру, еще и у него.

— Вот же не повезло нарваться на очередного твоего знакомого. Кому другому ты бы в жизни не позволил такой фокус. Стало быть, ты мне предлагаешь вместо абсолютно заслуженного похода в кабак состроить из себя аристократа и сопроводить тебя в театр?.. Не пойдет, — Мбици обиженно фыркнул и отвернулся.

— А я хочу в театр! — Нэд подбежал к капитану. — Меня же не оставят на вахте?..

Он замер, всматриваясь в прищуренные синие глаза. Отец, как раз перед тем страшным штормом пообещал Нэду сводить его в самый настоящий взрослый театр. Нэд помнил это до сих пор, и помнил, что даже обещал не ныть о том, что он хочет спать. Это было легко — ему всегда хотелось не ложиться подольше, а тут отец сам сказал, что после спектаклей все возвращаются поздно. Конечно, он видел всякие представления на разных ярмарках, но ведь это было совсем не то. На ярмарку отец никогда не укладывал гриву так тщательно, как на «настоящие спектакли». Воспоминание было каким-то очень смутным, но Нэд был уверен, что оно было настоящим, а не шуткой воображения. Он помнил, как однажды вечером пришла тетушка Маршмеллоу, и отец, уже совсем красивый и собранный, о чем-то с ней говорил с ней в дверях. А мама была вообще, наверное, была как будто принцесса с картинки в книжке… Странно, но ее образа Нэд вспомнить не смог. Разве что ожерелье, которое очень ярко блестело и отбрасывало радужные блики на стены и потолок.

— Бесполосый, я честно не уверен, что тебе понравится, — осторожно начал Себрастиан.

— Понравится! — поспешно ответил Нэд. — Честно-честно, мне понравится! А если не понравится, я канючить не буду… Ну пожалуйста, можно мне тоже в настоящий театр?

Он осекся и посмотрел на капитана исподлобья, размышляя, можно ли его последнюю фразу счесть «нытьем», а значит — не поверить и всему остальному. Но Себрастиан ничего не сказал о том, что Нэд и минуты не смог продержаться со своим обещанием, и жеребенок успокоился. Еще Нэд подумал, что, вероятно, капитан не планировал брать его с собой, потому что не мог знать о том, что отец уже однажды обещал Нэду взять его в самый настоящий серьезный взрослый театр. Но раз Мбици не очень-то хочет, может быть, они смогут поменяться?

— Во, правильно. Возьми бесполосого, — зевнул Мбици и потянулся за отставленной тарелкой.

Нэд уставился на капитана с надеждой в глазах. Мбици вот тоже считает, что Нэда можно взять в театр, значит, точно можно. Лучше бы, конечно, это сказал Гореб, но так тоже считается. И звучит весомо.

— А я думаю, Мбици, тебе и самому не помешало бы сходить в театр, — Гореб мягко вклинился в разговор. — И тебе, и бесполосому. Тебе так точно, это бы очень понравилось…

— Моей мамуле нравится много дурацких вещей! Например, ей нравится мыть ноги дождевой водой. Я тоже должен ее собирать в серебряный кувшинчик? — Мбици насупился. — Я не люблю театры. Я там засыпаю. А вдруг я буду храпеть?.. Кэп же первый начнешь зудеть, что я неправильно себя веду. Неприлично.

— А ты не храпи! — язвительно отозвался Себрастиан. — Но вообще, если ты так жаждешь остаться на вахте…

— Какие варианты ты мне предлагаешь? Кэп, я же правильно понимаю, что никаких милых мелодично позвякивающих премий от тебя сегодня ждать бесполезно. Значит, смысла нет соваться в мою любимую таверну, и придется мне остаться на вахте, влача жалкое существование галерного раба.

— А я бы на твоем месте всё же выбрался в театр, — заметил Гореб. — Ограничивать себя районом порта — явно не на пользу тебе.

— Я подумаю, — проворчал Мбици в ответ.

Замечание Гореба всё-таки произвело некоторое впечатление на него, и утром следующего дня Мбици активно делал вид, что приводит себя в порядок. Как минимум, он честно сунул голову в бадейку с водой. Нэд не очень любил мытье, но ради театра можно было смыть с себя налет морской романтики и превратиться в примерного жеребенка. Стать обратно просоленным морским волком он всегда успеет.

— Угу, ещё и за ушами помой непременно, — проходящий мимо Мбици окатил его мелкими брызгами.

Нэд насупился и пару раз потер мочалкой где-то в районе затылка. Мбици всё-таки был врединой, хотя и подшучивал беззлобно. От попытки намылить спину вахтенный ловко увернулся и, со смехом подхватив Нэда, от души макнул его в бадью с водой. Отфыркивающийся Нэд тут же начал строить планы страшной мести, но Мбици ускакал куда-то на камбуз. Там его, правда, поймал Себрастиан, с самым ехидным видом повязавший ему на шею галстук.

— Сними с меня этот кошмар! — завывал Мбици уже добрый час. — Он меня душит! Кхе-кхе-кхе!

Себрастиан бросил тоскливый взгляд на катающегося по палубе полосатого клоуна, размышляя о том, что массовый выход в театр явно был плохой идеей. Цирк некоторым явно был бы больше по нраву.

— Знаешь, Себ, его можно было бы тоже выпускать на подмостки. Такой талант пропадает зря! — боцман с усмешкой подошел к капитану.

— Да уж. Трагикомедии бы передрались за этого матраса, — проворчал Себрастиан.

— Что ты понимаешь в трагедиях! — Мбици прекратил завывать и поднялся на ноги. — Настоящая трагедия будет, если об этом походе узнает мамуля. Спорим, она примчится на любой конец света, чтобы радостно заорать, что ее радует моя сознательность, и вообще… Это будет как два визита донны Маргариты, я тебя уверяю.

— Ну, пока что она не изъявляла такого желания, насколько я помню.

— Она еще просто не знает, что я «одумался» и перестал чудить по кабакам. В каждом своем письме она спрашивает, не повзрослел ли я. Кэп, как считаешь, а если я повзрослею, она отстанет от меня?.. Она же ничего не говорит, когда, например, папуля идет в кабак. Разве что ходит с ним иногда. Ладно уж, один вечер погоды не сделает. Я готов к походу в святилище культуры.

Войдя в театр, Нэд радостно покрутил головой. Просторный холл, тяжелые на вид резные двери, колонны из какого-то удивительного камня. Нэд украдкой потрогал одну — она оказалась гладкой и холодной, а рисунок на ней напоминал полоски Джейд, разве что был тоньше и реже. И алый бархат банкеток, и ковры, и позолоченная лепнина — это же самый настоящий дворец! Жеребенок притих в восхищении. Мимо медленно проходили кобылки в пышных попонах, их сопровождали степенные жеребцы, и все были такие важные, что Нэду стало очень стыдно за то, что он утром сжульничал и только сделал вид, что вымыл за ушами.

Мбици стыдно не было, он все еще был обижен за то, что премия за прошлый рейс была выдана столь необычным образом, и поэтому не стеснялся высказывать вслух любые мысли.

— Все такие приличные, аж зубы сводит! — тихо прокомментировал он. — Хорошо, что здесь меня никто не узнает, какой позор бы был…

— Почему, Мбици? — удивился Нэд. Вот если он напишет Лавли Скоунз, что был в самом настоящем театре, она же обзавидуется просто! Да и папа явно будет рад.

— Потому, бесполосый, что надо заботиться о своей репутации. Меня неправильно бы поняли в… некоторых местах, если бы я начал рассказывать о всяких театрах.

— А что насчет нашей репутации? — вкрадчиво поинтересовался Себрастиан.

— Когда это у тебя были проблемы из-за меня в последний раз?! — возмутился Мбици.

— Дай вспомнить… В Потро-Белло перед самым отходом сюда?

— Эм… ну да, я чуть-чуть увлекся. Но всё же обошлось, правда? — Мбици состроил умильную морду. — Так, а где тут можно чего-нибудь вы… попить? Я обычно плохо воспринимаю искусство без подготовки.

— Добрый, добрый вечер! Вы всё-таки смогли выбраться, я так рад, я так польщен! — Нэд вздрогнул, когда к ним подбежал высокий худощавый единорог. Он как-то странно произносил звук н, как будто бы был простужен. — Миль пардон, я еще должен проверить, всё ли готово.

Он умчался вверх по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки разом.

— Кто это было? — выдавил Мбици.

— Режиссер, кто же еще. Мсье Пуль-Виктуар. По-моему, он не верил, что мы воспользуемся его любезным предложением.

— И где ты их находишь, в борделях, что ли? У него же морда типичного… — Мбици наткнулся на внимательный взгляд и невозмутимо договорил, — зазывалы. Я хотел сказать «зазывалы», не думай обо мне хуже, чем обычно. Я вообще, может, еще проникнусь всей этой… культурой. Я еще не решил.

Нэд насупился и боднул Мбици в бок. Пони, который мог себе позволить передвигаться вот так, скачками, в таком священном месте — точно был здесь самый-самый главный. И потрясный. Сам Нэд бы точно не решился не то что проскакать по широкой лестнице, вообще даже подумать не мог о каком-нибудь аллюре кроме шага. Мбици фыркнул и тут же продемонстрировал, что ни одному пони в мире не позволено быть потряснее него, ускакав наверх. Нэд фыркнул ему вслед и решил, что Мбици просто как-то неправильно воспринимает театр. Хотя ему было непонятно, как можно было не трепетать в таком совершенно волшебном месте.

Зрительный зал понравился жеребенку еще больше и он с трудом сдерживался, чтобы не начать вертеться на своем месте. Ему хотелось рассмотреть всё-всё в деталях — и бархатные подушки сидений, и белоснежные балконы с лепниной, и позолоченные канделябры. И люстру, конечно же, эту тяжелую хрустальную люстру под самым потолком, многоярусную, массивную и очень внушительную. Нэд даже поежился, представив, что бы случилось, вздумай кто-нибудь прокатиться на такой. Да уж, оттуда было бы очень страшно падать…

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он перевел взгляд на сцену, закрытую до поры бархатным занавесом. Совсем скоро он откроется, и можно будет смотреть спектакль. Отец всегда возвращался из театра в хорошем настроении. Отец рассказывал про то, как хорошо сидеть в ложе-бенуар. Нэд не очень понимал где это, сам он помнил, что сейчас заходил в дверь с надписью «партер» на золоченой табличке. При чем тут «пар», и что значило «тер», Нэд не знал, а спросить — боялся, чтобы не показаться глупым малышом.

Когда он ходил на ярмарки, можно было вставать и садиться где угодно, где только было место. А тут нужно было сначала найти совершенно определенное место, и вообще мест было гораздо больше. И, как объяснил капитан, прыгать у самой сцены было нельзя. Там была какая-то специальная яма. Зачем в театре ямы, Нэд тоже не понял. Но наверное, это была очень важная штука, раз ее выкопали у самой сцены. Может, для того и устроили, чтобы никто не прыгал перед сценой?

— Какой кошмар! И кто только додумался привести жеребенка на взрослый спектакль! На классическую трагедию! — негромкое, отчетливое и возмущенное шипение за спиной заставило Нэда вздрогнуть.

— И не говорите, дорогая! Куда смотрят родители!

— Премьера будет безнадежно испорчена для всех вокруг! Дети всегда начинают вертеться и канючить, стоит только занавесу открыться!

Фыркая и качая головами, пожилые кобылки проплыли мимо, продолжая обсуждать ужасы, которых стоит ждать от жеребят в театре.

Нэд прижал уши и бросил робкий взгляд на Себрастиана. Тот понимающе подмигнул и закатил глаза.

— Эти почтенные леди просто не заметили, что тут еще и целая толпа зебр, — шепнул он Нэду.

— Но как?.. Ведь никто-никто не прячет полоски…

— Каждый видит то, что готов и хочет увидеть. Вот жеребят в театре они увидеть готовы, и теперь радостно обсуждают, как они не обманулись в своих ожиданиях. А зебры в театре — ты что, такого не бывает. Так что это они скорее спишут на «кошмарное освещение» и запыленность своих пафосных лорнетов. Зачем они им там, на первом ряду — даже не спрашивай…

Нэд улыбнулся и боднул капитана в бок. Трепет снова превратился из беспокойного в нетерпеливый, и, когда занавес наконец поднялся, а зал — погрузился в темноту, Нэд радостно захлопал вместе со всеми остальными. Яркий свет залил сцену, и жеребенок замер в ожидании настоящего чуда. Важные пони в красивых костюмах, совсем не похожих на ярмарочные, громкими, но при этом не визгливыми голосами произносили складный текст. Но восторг сменялся недоумением — спектакль уныло тянулся, и почему-то все актеры были такие грустные или сердитые, и никто в зале тоже не смеялся. Жеребенок начал всерьез бояться, что, вопреки своему обещанию всё-таки уснет. Отчаянное положение спас Мбици — его редкие тихие ехидные комментарии помогли Нэду продержаться до долгожданного перерыва.

Важный пони, игравший главного героя, договорил свой монолог и замер в красивой позе, погас свет на сцене, зажглась хрустальная люстра. Занавес закрылся, знаменуя антракт, и Мбици стремительно исчез в толпе. По ходу первого действия он изредка высказывал то, что думал, но теперь ему явно было необходимо довысказать то, что он не успел, а еще — осмыслить происходящее. Или залить кальвадосом — Себрастиан очень сомневался, что вахтенный не протащил с собой фляжку. Нэд отправился искать уборную, потому что на спектакль в «настоящем театре» оказался очень длинным и местами даже занудным, и в антракте захотелось умыться. Иначе глаза просто слипнутся сами собой, а его опять будут считать маленьким жеребенком и больше ни за что не возьмут на какие-нибудь интересные, но взрослые встречи, что было бы просто ужасно. Театр действительно оказался не похож на ярмарочные представления, но отличался скорее в худшую сторону. Интересно, почему для того, чтобы считаться взрослым, нужно непременно делать серьезные скучные вещи? Вот например, почему нельзя посмеяться, когда у напыщенной дамы, которая сидела впереди, сполз парик? Ну ведь смешно же было…

Себрастиан, подумав, тоже не остался в зале и вышел в холл. Духота зрительного зала отступила, и он, облокотившись на перила лестничной площадки, задумчиво прикрыл глаза. Есть всё-таки свои неудобства в постоянном кочевье: даже толком в театр не выбраться. А если выпадает такая редкая возможность, то выбирать не приходится. Вообще-то пафосные классические драмы не были его любимым жанром. В идеале хотелось что-то веселое и милое… Мбици, когда капитан делился с ним подобными желаниями, фыркал и звал в кабаре, но это было совершенно не то. Хотя под настроение можно было смотреть что угодно, вот только настроение пьесы и полосатого зрителя зачастую не совпадали.

Мимо прошла пара явно скучающих жеребцов с тщательно уложенными гривами, в дорогих фраках. Один даже носил монокль.

— Не спорю, всё это элегантно. Но — абсолютно одинаково, словно под копирку. Эти стандартные приемы, ах, я видел их уже сто раз!

— Вы драматизируете! Это стиль, причем рафинированный, отточенный годами…

— Есть стиль, а есть шаблонность! — назидательно перебил тот, что был с моноклем. — Я не уйду в антракте лишь из уважения к моей дражайшей супруге, ей, кажется нравится эта пьеса. Но её театральный вкус, увы, далек от идеала, скажем прямо. Я думаю, она и ярмарочный балаган бы встретила с тем же восторгом.

Критики удалились в буфет, тихо споря между собой. Себрастиан проводил их ленивым поворотом головы. Даже интересно, что же они напишут в обзоре на эту премьеру. И как тот важный критик с моноклем до сих пор водит свою жену в театры, если у них совершенно разные вкусы… А может быть, всё наоборот, и это она требует сопровождать её? Себрастиан же вытащил того же Мбици, кстати, а где его носит?..

В буфете вахтенного не оказалось, в зал он тоже не возвращался. Нехорошее чувство посетило капитана, но он отмахнулся от предчувствий, убедив себя, что в зал вообще еще мало кто вернулся. Например, Нэда тоже нигде не было видно…

Сам Нэд тем временем стоял в каком-то тускло освещенном коридоре и мучительно пытался вспомнить, как он вообще сюда забрел. В театре оказался настоящий лабиринт из выходов и переходов, каких-то лестниц и комнат. Должно быть, он где-то не там свернул, а прохода в зал с той лестницы не оказалось. Нэд ругнулся тихим голосом и тут же испуганно огляделся вокруг, словно боясь, что кто-нибудь мог бы отчитать его за такие слова в этом священном месте.

Он попробовал развернуться и выйти обратно на лестницу, но понял, что только сильнее запутывается во всех этих коридорах.

— Сюды нельзя! — пожилая кобылка подслеповато прищурилась. — Шастают всякие к кобылкам за кулисы, а потом малышки с жизнью прощаются! Всё из-за вас, хахалей!

Нэд прижал уши и замер — старушка выглядела весьма грозно. Таким очень страшно бывает объяснять, что они неправы — скандалы и обиды будут очень громкие. Хотя Нэд не знал, почему кобылки должны были умирать из-за заблудившихся зрителей, но мысль о том, что из-за него кто-то может «проститься с жизнью» его впечатлила. И не обрадовала. Как в этих театрах всё запутанно — и само здание, и спектакль, и вот теперь еще и обычаи, как оказалось…

— Извините… я уже собирался уходить… только заблудился.

— Знаем мы таких блудных! — не отступала кобылка. — Кыш отсюда, кыш!

— Да, да, конечно! — поспешно закивал Нэд и, зажмурившись, галопом рванул в какой-то коридор.

— Куды ж ты понесся! — донеслось ему вслед.

Нэд забежал за угол и врезался в кого-то.

— Ой! Простите, пожалуйста! — он открыл глаза и тут же прижал уши — перед ним стоял режиссер.

— Тебе разве никто не говорил, чтобы ты не бегал в театре? — суровость интонации разбавляли лукавые искры в глазах.

— Нет, — честно ответил Нэд. — Но я вообще-то и не бегал. Сначала. А теперь заблудился.

— И забегал?

— Вроде того.

— Всё с тобой ясно. И как тебе спектакль?

— Здорово! Но третья сцена слабовата, и главная героиня — истеричка, — по удивлению на морде режиссера, Нэд понял, что сказал что-то не так.

— А почему именно третья? — наконец спросил Пуль-Виктуар.

— Не знаю, — Нэд смущенно опустил взгляд. — Это так сказали важные дамы у лестницы. А про героиню — это Мбици.

— М-да. Ладно, юный критик, пойдем, провожу тебя до зала.

Нэд радостно кивнул: это было гораздо проще и даже интереснее, чем пытаться выйти обратно самому. А еще можно было задавать вопросы про театр, и даже признаться, что спектакль для взрослых — действительно скучный и нудный. Пуль-Виктуар рассмеялся и сказал, что для следующего сезона обязательно припасет комедию, чтобы понравилось всем-всем. Нэд радостно закивал, думая о том, что надо будет непременно попросить капитана вернуться сюда, чтобы посмотреть новый спектакль.

На лестнице к режиссеру подскочил какой-то пони, который, отчаянно жестикулируя, начал что-то спрашивать про схему света, декорации и прочие вещи, которые Нэд еще не успел обсудить с Пуль-Виктуаром. Жеребенок мало что понял из разговора, но стало ясно, что проводить Нэда у режиссера возможности уже не будет.

— А можно, я с вами пойду?.. Я тихо посижу, честно-честно! — Нэд испугался, что от очередных попыток объяснить ему на словах, где тут выход, он запутается окончательно.

Прогонять жеребенка было некогда, и режиссер махнул хвостом. Радостный Нэд поскакал рядом, думая о том, как расскажет всем, что он видел всё прямо изнутри.

Механизмы декораций проверили буквально в последний момент, и режиссер, подумав, предложил Нэду смотреть спектакль прямо из-за кулис. При условии, конечно, что он будет сидеть тихо и не мешать артистам. Тот серьезно кивнул и присел у стены, чтобы его не было видно большей части зрителей. Даже отец ни разу не смотрел спектакль с такого необычного места! Нэд улыбнулся, надеясь, что теперь-то совершенно точно не уснет.

Когда после второго звонка в зале не появились ни Нэд, ни Мбици, Себрастиан понял, что беспокоиться уже поздно. Впрочем, он искренне верил, что максимум вреда, который они смогут нанести — это перегородить кому-нибудь обзор, пока будут пробираться обратно. С этой мыслью он перевел взгляд на сцену. В любом случае, даже если они плюнули и ушли с середины — это было не страшно. Оба уже не младенцы, путь в порт как-нибудь найдут и сами. Эта мысль успокаивала слабо, но Себрастиану очень хотелось, чтобы в этот вечер ему не пришлось оправдываться ни перед кем.

Прозвучал третий звонок, и суровые кобылки-билетерши затворили двери в зал. Второе действие началось, и пришлось выбирать — то ли продолжать волноваться, то ли обратить внимание на спектакль. Первое время Себрастиан сидел, как на иголках, но никто не спешил ломиться в закрытые двери и орать во всю глотку, так что волнение постепенно отступало.

Спектакль шел своим чередом, действие разворачивалось в спальне жены главного героя, якобы больной и спящей. На самом же деле, клубок интриг закручивался, жена иногда вставляла реплики из-за тяжелого балдахина кровати, в остальное время успешно стонала, притворяясь больной. Себрастиан окончательно расслабился, решив, что блудные матросы либо все-таки решили не заходить в зал вообще и радостно сбежали, либо сели где-нибудь поодаль. Ну что ж, значит, придется их искать после спектакля. Вряд ли они где-то далеко… Ну, самое дальнее — в порту, разгоняют скуку от спектакля. Мысли о том, что могли натворить Мбици на пару с Нэдом, особенно для того, чтобы развеяться, немного мешали насладиться атмосферой пафосной трагедии, хотя Себрастиан честно отгонял дурные мысли. Несколько раз ему казалось, что за кулисами мелькает знакомая челка, но ведь не могли же они настолько обнаглеть, чтобы заявиться за сцену. Должен же кто-то был их оттуда выгнать, правда же?

Всю глубину катастрофы Себрастиан осознал уже почти на самой финальной сцене. Главный герой яростно обвинял в измене свою жену, чей голос из-за балдахина звучал как-то особенно испуганно. Что было странно, потому что она должна была отвечать гордо и независимо, не чувствуя за собой вины, при том, что виновата всё-таки была. Если, конечно, Себрастиан правильно понял суть пьесы… Там явно где-то рядом крутились слуги, и какие-то интриги — всё по классике, как и «положено». Ревнивый жеребец сорвал полог, и над горой подушек и перин поднялся порядком помятый зеленый ирокез с длинной челкой…

Себрастиан успел шикнуть на матросов, уже собравшихся громко и восхищенно высказаться по поводу явления блудного вахтенного в новом амплуа. За спиной послышался шепот:

— Какой неожиданный, яркий, смелый режиссерский ход! Совершенно нетипичное прочтение классики, находка! И эта немая сцена — так натурально сыграно, брависсимо!

Себрастиан точно знал в чем причина столь «натурально сыгранного» шока, и тихо пообещал повесить одну полосатую примадонну. Остальные, впрочем, его праведного гнева не разделяли — всем сразу стало интересно, чем в итоге всё закончится. Зал явно притих и затаил дыхание в едином порыве, такого никто не ожидал и теперь публика ожидала развязки с искренним нетерпением.

Главный герой тем временем понял, что отступать некуда и, грозно насупившись, заявил:

— Тебя узнаю я в любом обличье, слуга, который позабыл приличья!

Мбици задумался на секунду и выдал вдохновенный монолог в стихах о том, что бывает с незадачливыми мужьями и как применить свеженаставленные рога. Трагедия стремительными темпами катилась в сторону цирковой клоунады, хотя нельзя было не отдать должное — Мбици честно старался. У него, конечно, не было актерской подготовки в том же смысле, то и у актеров труппы, но опыта выступлений на публике было едва ли меньше. А учитывая врожденное чутье толпы, оттачиваемое по тавернам — Мбици не мог допустить собственного провала. Впрочем, и подстраиваться под атмосферу пафосной трагедии он тоже не собирался, хотя бы потому, что благополучно пропустил мимо ушей большую часть происходившего на сцене и теперь понятия не имел, о чем вообще речь.

Несчастный земнопони рифмовать экспромтом если и учился, то это было очень и очень давно, но у него просто не было другого выхода, кроме как играть с простыми рифмами и местами вставлять куски из своей роли и других спектаклей. Это было вдвойне сложно, учитывая то, что нелепый рифмоплет из будуара городил что-то, плохо совместимое с канвой спектакля, и его нужно было то и дело направлять. Мбици подхватывал, когда партнер и соперник в одной морде выдыхался, вольно трактуя подсказки и намеки, а позади Себрастиана что-то яростно строчили критики.

Мбици с ревнивым мужем мучительно пытались придумать, как бы изящно разрулить внезапный конфликт перед самой развязкой. Выражение морды вахтенного явственно говорило, что трагедии не получится даже через его труп. Как минимум потому, что без поединка он сдаваться был не намерен. Жена, кажется, тихо молилась предкам в своем будуаре…

— Ну и вообще, всё понял ты неверно: я починял полог, он закреплен был скверно.

— Тебя с женой застал, не ври! — главный герой смену темы не поддержал.

— Чинить удобней изнутри! — невозмутимо парировал Мбици. — Повешу я полог обратно, а ты входи впредь аккуратно!

Он действительно осторожно закрепил сорванную занавеску, отошел, любуясь своим творением и, отсалютовав опешившему главному герою, повернулся и произнес в зал:

— Зебр сделал свое дело, зебр может уходить.

Публика зашлась в овациях. Зал встал и аплодировал стоя, крики «браво!» и «режиссера на сцену» слышались отовсюду, несмотря на то, что окончание спектакля вышло столь неожиданным. Пуль-Виктуар вышел из-за кулис абсолютно спокойно, с улыбкой, словно так и задумывал весь спектакль. Принимал поздравления и заверения в том, что это был лучший спектакль из всех виденных, вытолкал Мбици на сцену на поклоны. На вопросы, где он откопал этот «неограненный алмаз», отшучивался, что это страшная театральная тайна, в общем, впечатления разгневанного не производил вовсе. Себрастиан с усмешкой наблюдал это умение держать лицо в любой ситуации, а Пуль-Виктуар тем временем говорил о том, что даже трагические и драматические спектакли должны оставлять в сердцах зрителей светлые чувства, чтобы поход в театр не превратился в гнетущую светскую обязанность, а нёс радость ожидания новой встречи с искусством.

Нэд удивился еще когда увидел Мбици на сцене и понял, что что-то пошло не так, но Мбици так уверенно держался на сцене, и все вокруг так обрадовались, что Нэд подумал даже на мгновение, что капитан специально сговорился с режиссером. Но, конечно же, такого не могло быть, и Мбици оказался на сцене совершенно случайно. Но никто вроде бы не сердится?.. А Мбици даже кто-то из кобылок цветы подарил!

Капитан ждал их у выхода для актеров. Команду он успел отправить в порт, а сам остался. Мбици, Нэд и Пуль-Виктуар выходили последними, о чем-то оживленно споря.

— А я вас уверяю, вы просто зря тратить талант! Ваше призвание — быть актером.

— Скорее уж — клоуном, — проворчал Себрастиан, пряча улыбку в уголках губ. — Прости. Мы всё-таки испортили тебе премьеру.

— Шутишь? Премьера прошла потрясающе! В восторге даже прожженные критики. Но ты всё равно… — режиссер очень выразительно осекся. — Как мне теперь это повторять?!

— Ну, я написал пару альтернативных концовок… Но это так наспех, честное полосатое, там проще заново переписать, чем довести до ума, — Мбици смущенно поковырял землю копытом.

— А я-то гадал, где тебя носит так долго. Ладно уж, театралы, пошли на судно, пока Гореб поисковый отряд не собрал.

Нэд честно шел рядом со взрослыми, отчаянно сдерживаясь, чтобы не зевнуть. Может, и к лучшему, что отец не успел сводить его в театр? Если даже после стольких приключений с отчаянными зебрами он всё равно не смог высидеть каких-то три часа в театре…

— Я же говорил, что тебе не понравится, бесполосый! В следующий раз, пожалуй, стоит подобрать что-нибудь более подходящее для тебя, — голос капитана, в котором не было ни намека на упрек за несдержанное обещание, убил всякое желание сопротивляться сну, и Нэд позволил себе зевнуть.

Кажется, он успел сообщить, что Пуль-Виктуар хочет поставить комедию, перед тем, как его сморил сон. Себрастиан с улыбкой посмотрел на явственно пошатнувшегося жеребенка и с помощью Мбици уложил Нэда на спине.

— Я бы тоже сейчас так упал! — широко улыбающийся Мбици краем глаза следил за тем, чтобы юный зритель не свалился на землю.

— Даже не сомневаюсь. Ты расскажешь, каким ветром тебя занесло на сцену?.. И главное — зачем?

— Ни за что. Хороший фокусник никогда не раскрывает своих секретов!

— Ну да… маэстро Мбици с плавучего цирка. Клоун ты всё-таки. Любую драму превратишь в фарс.

— И только не говори мне, что тебе это перестало нравиться!