Из Ехо с приветом... (джен)

Я думала, что спасение мира будет назначено, по меньшей мере, на завтрашнее утро. Но меньше всего я ожидала, что выйдя из Дома у Моста, я застану Апокалипсис.

Всё развивалось слишком быстро. Настолько быстро, что изменения были заметны даже простому человеческому глазу. Ехо лежал в руинах. Мой любимый родной Ехо. Улицы опустели, а небо опустилось так низко, что мне показалось, что встань я на цыпочки и протяни руку, я смогу коснуться его. Ощутить его тяжесть, что придавила его к земле, почувствовать его рыхлые влажные облака.

Казалось, что никого не осталось в мире кроме меня — так тихо и пусто было. Кроны деревьев в садах столичных жителей сгибались под сильнейшими порывами ветра, хотя никакого ветра и не было. Просто они внушили себе, что самое худшее — это ураган и теперь видят его в своих беспокойных снах.

— Ты же им ничего не сказала? — он появился за моей спиной, как обычно невидимый, но осязаемый. Его холодные руки сомкнулись на моих плечах. Его тонкие пальцы сжимались все сильнее и сильнее. Он нервничал и ждал моего ответа.

— И что же я должна была им сказать? — я вырвалась из его рук, но так и не повернулась. — Сказать, что я в заложниках у человека из моих снов? Сказать, что я знаю, что происходит? Ты обещал мне не дать исчезнуть с этим миром, ты помнишь?

— Конечно, дорогая. — Я почувствовала движение, и вот он уже стоял передо мной. Я не могла его видеть, только чувствовать, его дыхание, слышать его вкрадчивый голос. Но я всегда знала, где он. Я всегда знала, что он рядом. — Ты не пожалеешь, что помогла мне… Кайя. Боги умеют быть благодарными, ты же знаешь.

И он исчез.

А я проснулась.

Проснулась у себя дома в мокрой от пота скабе. Я лежала на смятых простынях и боялась повернуться, чтобы случайно не увидеть в окне серое опустившееся к земле небо, пустые улицы и вывороченные с корнем деревья.

«Что же ты со мной делаешь? Зачем это все?»

Он мне не ответил. Он не мог быть со мной, пока я бодрствую. Я уже не знала, хорошо это или плохо. Я не могла быть без него, мы нуждались друг в друге, но с другой стороны без него мне было спокойно.

Я решила, что на счет «три» я развернусь и открою глаза, иначе я могла бы лежать, оттягивая этот момент, сколько угодно, хоть до конца своей жизни.

Раз…

Мы встретились ужасно давно в моем сне. Я тогда только начинала практиковать Истинную Магию, и еще не была связана с Тайным Сыском. Я воровала книги из библиотек и превышала ступени Очевидной Магии. Зато я могла похвастаться подружкам, что за мной бегает обаятельный, но, к сожалению, женатый мужчина. Днем я искала место, где спрятаться от Лонли-Локли, а ночами практиковалась по ворованным книгам.

И тогда я начала подолгу спать.

В один из моих снов ко мне пришел ОН. Он знал чего я ищу и что мне нужно и предложил свою помощь. Бескорыстно. Искренне. Он был обаятелен, красив и всемогущ, а мне, вечно ищущей знаний студентке, срочно требовалось что-то новое.

Два…

Он был все так же красив, обаятелен, и всемогущ, но теперь еще и печален. Я не могла помочь ему. С каждым сном все становилось только хуже и хуже. Он уже перестал быть тем восторженным мальчиком из моих снов, которого я любила. Он мрачнел, становился несдержанным и часто злился.

Я хотела помочь ему, но не знала как.

И он исчез.

Два с хвостиком…

Много лет прошло. Я повзрослела. Встретилась с законом лицом к лицу, ответила за свои поступки и встала на долгий и тернистый путь исправления. И пусть я теперь могла обучаться у сильнейших колдунов… Но все равно, засыпая каждую ночь, я надеялась на его возвращение.

Он пришел однажды. Повзрослевший. С запавшими глазами и безумным блеском в них. Бесцеремонно вторгся в мои сны, как в те времена, когда я была подростком, бегающим от Лонли-Локли. Но теперь он не приносил легкости и счастья в мои сны. Он изменился. Озлобился. Но он был все тем же человеком, которого я любила в своих снах.

— Если ты кому-нибудь расскажешь, я убью тебя и всех, кто это узнает. — Он отвлекся от горячих поцелуев, чтобы сказать то, что я и так знала. Я знала, что нельзя никому говорить и знала, что он действительно меня убьет.

— Я знаю, милый, я знаю.

Но я не знала, почему он хочет обрушиться всей своей мощью на нас. Не знала, почему он так ненавидит все это. Он собирал все силы, чтобы в один день разрушить все, что было любо мне, но что он так ненавидел.

Из его возлюбленной я превратилась в его заложницу. Я не могла его оставить, я и любила его и боялась, что он меня убьет.

Но я так хотела ему помочь. Я любила его больше, чем кого бы то ни было, и была готова сделать ради него что угодно.

И делала.

Три…

Я развернулась и уставилась на ясное голубое небо. В глубине души я знала, что оно таким и будет. Я знала, что он еще не готов, хоть и его сила возросла стократ.

Я тупо глядела в окно. Как же мне хотелось, чтобы все стало как раньше. Обычное человеческое желание для того, кто поставлен между молотом и наковальней.

Но разве я могу его оставить?

Я спустилась в ванную комнату, чтобы наполнить бассейн. Мне нужно было срочно освежиться и успокоиться. Отвлечься от мрачных дум. В последнее время я очень много размышляла. Я думала о своих снах, думала об этом городе и об этом мире в целом. Теперь я знала, что есть и другие. Теперь мое мировоззрение не ограничивалось одним лишь Ехо. Мой круг знаний расширялся, охватывая все большие территории и области.

Я опустилась в горячую воду.

И тут я подумала о жителях. О тех, кто живет и не видит дальше своего носа. Они так беззащитны, так несчастны. Они даже не знают, какая участь ожидает их. Я подумала о тех, кто проваливался в эти грешные разломы. Подумала о безумиях, что там творились. Он однажды дал мне заглянуть туда. Мне хватило лишь мгновения, чтобы ощутить всю беспросветную тоску, весть тот страх, что обрушивался, лишь переступишь линию.

И я разрыдалась. Я оплакивала каждого человека, который когда-либо умирал или рождался, оплакивала неимоверный груз ответственности, который сейчас лежал на мне, оплакивала беззаботное ушедшее детство. Оплакивала свое решение, в любом случае неверное. Я рыдала навзрыд, подвывая и размазывая по лицу слезы и сопли, а когда запал кончался и буря стихала, вновь распаляла себя, чтобы зайтись в новом приступе рыданий.

«Кто-нибудь, помогите! Я не знаю, что делать!» — мысленно взмолилась я о помощи. Никто не откликнулся.

Я не могла сама принять ни одно из решений, но я должна была.

Я меланхолично облачалась в лоохи. Казалось, что оно сшито из невероятно огромного полотна, потому что, сколько бы ни расправляла и не заворачивала ткань ее все равно было много, и она была лишней.

Я думала о том, что мне надо было, обязательно надо было с кем-нибудь поделиться, попросить совета. Ведь знала же, что делаю кое-что непоправимое. За такое не сажают в тюрьмы, за такое беспощадно отрубают головы. И поделом. Но некому будет судить, если я не расскажу. И некого будет судить, если осмелюсь.

Я была в отчаянии и просто не знала, что мне делать.

— Что-то ты сегодня очень плохо выглядишь, девочка. — Ко мне сзади подошла пожилая женщина. Ее глаза, окруженные сеткой морщин, были пронзительно-ясными. Она разгладила складки на моей одежде и перебросила уголок через плечо. — Вот видишь, не так уж и сложно.

— Кто вы?

— Я та, кто может тебе помочь, милая. Идём.

Она взяла меня за руку, и мир вокруг вдруг завертелся и картина вмиг изменилась. Вместо бассейна наполненного водой — беседка, вместо четырех стен — буйнорастущая садовая ограда.

— Я попросила что-нибудь приготовить к нашему приходу. Ты же не против, чтобы это были пирожные? Мои девочки готовят их просто отменно! Ты же не следишь за фигурой?

Она указала мне на кресло, и я послушно в него опустилась. Несколько девушек поставили на столик подносы с камрой и пирожными, но я не могла взять ни одного.

— Ну, раз ты не хочешь есть, тогда рассказывай.

— Я не могу. Я обещала не рассказывать никому!

— Но, между нами девочками — она подмигнула. — Мы же можем делиться секретами, верно? Я обещаю держать твой секретик в тайне.

Я поняла, что если не расскажу все этой женщине, этой милой старушке, то непоправимое точно произойдет. И единственно правильным решением было поделиться с ней всем, что со мной происходило за последние полсотни лет. И только она поймет меня и не осудит, иначе просто и быть не могло.

И я нарушила свое обещание.