Червь (джен)

— Сэм! Сэм!

Голос Селии был скрипучим и гнусавым.

— Да иду я, — пробормотал коренастый мужчина, входя в гостиную. Селия сидела на полу между диваном и кофейным столиком. Её белая футболка и трусики резко контрастировали с тёмной кожей. Сэм бросил на неё похотливый взгляд. Для своих лет она была довольно симпатичной, стройной, хотя без лифчика её грудь провисала под футболкой.

— Ты это ещё пять минут назад говорил, говнюк. Тебе нужно столько времени, чтобы найти кошелёк?

— Отлить захотелось. Твоя жирная подруга была в ванной, так что я поссал в раковину.

Селия пнула его под столом в голень.

Сэм просто улыбнулся и отступил на шаг.

— Шучу. Я ходил к пожарному выходу.

— Как будто это лучше!

— Один хрен там вода и говно. Всё, что не воняет жжёным мусором, воняет сортиром. Вот, возьми и хорош ныть, — он запустил в неё пластиковой картой видеопроката.

Она разрезала обёрнутый полиэтиленом брусок порошка и вытряхнула немного содержимого на кофейный столик. Затем разделила его так, чтобы с каждой стороны стола, кроме её, было по несколько дорожек.

— А ты что, не будешь?

— Говорила же, я беременна.

— Стара ты для беременности, — бросил комментарий Сэм, за что получил ещё пинок.

— Не настолько же!

Из ванны вышла Дженнифер и остановилась в дверном проёме, глядя на разворачивающуюся перед ней сцену.

— Вот уж не думала, что ты сама употребляешь такое.

— Джен, дорогая, — ответила Селия, — у нас этого товара завались. Даже если мы продадим только половину, этого хватит на то, чтобы жить-не тужить лет пять-десять.

— И вы его просто забрали?

— Верхушку Барыг перебили, а все остальные решили сваливать с тем, что смогли унести. Ну а мы с Сэмом сделали всё по уму. Он сгонял за своим грузовиком, а я охраняла нычку от других говнюков. Результат сама видишь.

— Я… Что это?

— Всего понемногу. Ты присаживайся, попробуй.

— Что это?

Сэм уселся за столом рядом с несколькими дорожками порошка. Он взял щепотку и положил на язык:

— Герыч.

— Да ну нафиг, — сказала Дженнифер и упала в одно из обшитых войлоком кресел в дальнем конце комнаты.

Аиша едва успела отпрыгнуть в сторону, чтобы на неё не сели. С бесстрастным выражением лица она наблюдала за разговором матери с её очередным “парнем на неделю” и новой подругой. Эта картина не вызывала в ней каких-то особенных чувств. Так, немного разочарования. Неловкость. Отвращение.

Её задела не столько наблюдаемая сцена, сколько новость о беременности матери.

Первым, что пришло ей в голову, была не радостная мысль о будущем рождении братика или сестрички, и не злость на мать за то, что та забила на контрацептивы и вообще допустила это. Первой мыслью была надежда на то, что мама, быть может, теперь образумится.

— Сэм, у тебя бумага есть?

— Для самокрутки? Ты же завязать решила.

— Да это просто травка. Что-то же мне нужно.

— А для ребёнка это разве не вредно?

— Это травка, дятел. Всё, что про неё говорят — ерунда. Ребёнок не станет зависимым с рождения или типа того, к ней привыкания нет. Правильно?

— Точняк, — он достал из заднего кармана кусок бумаги и протянул ей вместе с пакетиком.

Аиша прикусила губу. Может быть, "надежда" — не совсем правильное слово, потому что она не чувствовала по поводу сложившейся ситуации никаких эмоций. Она знала, что наверное будет лучше, если у её мамы случится выкидыш и малышу не придётся терпеть всё это дерьмо.

Сколько проблем у Аиши было из-за отсутствия у её матери самоконтроля, а сколько — из-за этого окружения? Она выросла с мамой, которая умом так и не вышла из четырнадцатилетнего возраста. Каждую неделю-две в доме появлялся новый мужчина, у которого был свой взгляд на то, как должна складываться их жизнь, и Селия обычно спокойно давала ему поруководить.

Аиша пыталась не думать о мужчинах матери. Это как перелом руки — если не двигать, не думать о ней, всё нормально, так, тупая боль на грани восприятия. Её вполне можно игнорировать. Но даже случайная мысль может напомнить о том, что рука сломана, и тогда на то, чтобы снова успокоиться, иногда могло уйти несколько дней. Отвлечься не получалось, потому что сам факт того, что она усиленно пыталась отвлечься, напоминал о тех мыслях, которых она избегала.

Естественно, в повседневной жизни уйти от бесчисленных напоминаний о Гае, или Бридже, или Даррене, или Лонни было невозможно.

О них же напоминали и мысли о сломанной руке, и даже то, как её товарищи по команде игнорировали её, отправляли посидеть в другой комнате или просили не мешать. Сколько раз она возвращалась домой из школы и заставала маму с одним из её ухажеров? Они прогоняли её или давали какую-нибудь подачку, лишь бы она не маячила в квартире.

Как же бесит. Не хватало такого ещё и от брата.

— Давай, Дженнифер, — подначила подругу Селия и глубоко затянулась косяком, который держала пальцами. — Ебать! Сэм, козлина, это же не просто трава?

— Я думал, она обычная.

— Забирает сильно. Мет? — Селия снова затянулась. — Мет. Слышь, Джен, давай с нами. Нюхни того, что у Сэма.

— Но ведь герыч — страшная штука, — запротестовала та.

— Да, говорят и такое. Но почему именно он — страшная штука?

— Привыкание вызывает.

Аиша перестала обращать внимание на то, как её мать и Сэм убалтывают подругу, и подошла к столу. Мама её не заметила. Никто никогда её не замечал, а после того, как она получила силу, её стали замечать ещё меньше. Такая вот мрачная шутка, чёрный юмор. Как только она начала привлекать чьё-то внимание, как только она начала разбираться в жизни, расти, как мир покатился в ад, и у неё появились суперспособности. Теперь она становилась невидимой, если просто теряла концентрацию.

По сути, это не была настоящая невидимость. Люди забывали её, как только видели, причём настолько быстро, что у них ничего не откладывалось в голове. Она чувствовала это, чувствовала, как её сила перекатывается под кожей и стремится наружу, невидимая, неосязаемая, как она соприкасается с окружающими и выталкивает воспоминания.

И, как и с метафорой о переломе руки и воспоминаниях, её сила, кажется, реагировала на внимание — чем сильнее кто-то пытался вспомнить и сосредоточиться на Аише, тем быстрее она ускользала у него из головы.

Эта метафора подходила и в другом смысле. Её сила действовала как будто по своему разумению, а когда Аиша невзначай замечала её работу, не подгоняя и не сдерживая, то чувствовала, что сила занимается чем-то ещё. Как будто бы она была готова вытеснить и воспоминания, не относящиеся к ней. Но каждый раз, когда сила возрастала настолько, чтобы перейти к реальным действиям, Аиша это замечала, и сила отступала, пряталась, как черепаха в панцирь.

Сплошное расстройство. Сила не считалась с её желаниями. Она работала только когда Аиша капитулировала перед ней, позволяла ей действовать самостоятельно. Попытка подстегнуть её работу приводила к противоположному результату.

Легко ли будет просто унести отсюда всю наркоту? Она могла бы вручить её Выверту, заслужить какие-то баллы, а он уж решил бы, что из этого стоит распространять. Без наркотиков у матери не станет и лишних денег, появится хоть какой-то ограничитель для её привычек. Возможно, если у неё исчезнут наркотики, Сэм тоже уйдёт.

Возможно, если Аиша избавится от наркотиков, у мамы будет повод как-то вернуть всё на круги своя. Город платил жителям, которые присоединялись к уборке. Трёхразовое питание, простое и пресное, но с необходимыми питательными веществами, и, кроме того, двадцать долларов за девять часов работы. Попробуй откосить от работы, или делать её спустя рукава — и они просто выкинут тебя из команды на целый день, без оплаты.

Пустые надежды. Аиша долгие годы мечтала о том, что мама возьмёт себя в руки, ещё с тех времён, когда та только развелась, но самый плохой день “тогда” был гораздо лучше, чем большинство хороших дней сейчас. Или это просто ностальгия и детские воспоминания.

Нет. Если убрать наркоту, скорее всего, кто-нибудь из них взорвётся от ярости. Сэм или мама. Начнётся перепалка, они поругаются или подерутся. Это принесёт больше вреда, чем пользы.

Аиша села на кофейный столик, прямо напротив матери. Наклонившись вперед, она вытащила косяк из маминых губ, бросила его на пол и раздавила ногой.

Мать несколько раз моргнула, затем потянулась за бумагой для самокруток.

Аиша накрыла рукой бумагу и прошептала:

— Нет.

Мать снова удивленно моргнула и спросила:

— Сэм? У тебя есть ещё бумага?

— Я тебе целую упаковку только что дал.

— Да ладно? Похоже, меня накрыло жёстче, чем я думала, — мать Аиши хихикнула.

Аиша посмотрела матери прямо в глаза. Она не отключала свою силу.

— Мама. Тебе нужно остановиться.

— Где ещё бумага, Сэм? — спросила мать, не обращая на неё внимания.

— На кухне.

— Но я не хочу вставать. Мне тут так удобно, — пожаловалась Селия.

— Если продолжишь в том же духе, у тебя ребёнок родится без лица или ещё без чего-нибудь, — тихо произнесла Аиша. — Знаешь, как мне было тяжело в школе? Даже в детском саду я не могла усидеть на месте. Учитель мне говорил об одном, о другом... и к тому времени, когда он добирался до третьего, я забывала про первое. А у Брайана нет таких проблем.

— Принеси бумагу, Сэм. Сэм МакСэмсэм. Сэмми-сэм. Сэмик...

— Мне не больше твоего хочется вставать, — проворчал Сэм. — Ты ж не из тех, кто болтает под кайфом? Я лично за тишину.

— Мама, — повторила Аиша, как будто могла привлечь её внимание. Увы, она знала, что если отключит свою силу, то шансов поговорить с матерью у неё будет ещё меньше. И совсем не из-за маски с рожками и чёрного костюма. Никогда ещё не было так, чтобы кто-нибудь просто сел и выслушал Аишу. Отец её игнорировал, мать была зациклена на себе, а Брайан слишком концентрировался на важных делах и не обращал внимания ни на что другое.

— Мама. У тебя родится больной ребёнок, а потом ты умрёшь от передоза даже раньше, чем он успеет вырасти. Будет нечестно, если ты оставишь на попечение Брайана ребёнка, ещё более тупого, чем я, или вообще урода какого-нибудь. Нечестно по отношению к Брайану, и по отношению к ребенку тоже, зачем им вся эта хуйня?

— Ладно, — сказала мать, поднимаясь. — Я сама бумагу принесу.

Аиша вздохнула. Что удерживало её от прямого столкновения с матерью — трусость? Или многолетний опыт, который говорил, что всё бесполезно?

Возможно, если дела с Девяткой уладятся, и Выверт возьмет город под контроль, тогда она сможет помочь матери, или сообщить о ней в полицию.

Но не сейчас, не в данных обстоятельствах, когда она должна доказать, что заслужила своё место в команде.

Оставив мать шумно обыскивать кухню, Аиша направилась в свою старую комнату.

Там пахло сексом и совсем немного мочой. Похоже, после того, как Аиша ушла, у её матери тут была вечеринка.

Задержав дыхание, она открыла шкаф. Аиша рылась в ворохе одежды, которую она когда-то украла у кого-то, или стащила в магазине, или просто купила, отбрасывая то, что она уже больше не сможет или не захочет носить. Залежи одежды в шкафу были многослойными, каждый слой содержал одежду и безделушки из определённого периода её жизни.

Cкаутская экипировка была в самом дальнем слое, слишком потрёпанная годами, чтобы её носить. Это отец заставил её. Он хотел приучить её к организованности. После полутора лет даже он сдался. Не прокатило. Её характер не подходил для таких занятий.

Среди скаутской экипировки она нашла маленький плёночный диктофон и старый бинокль. Потом она обнаружила и старый рюкзак, до сих пор хранящий школьные принадлежности, где нашлись несколько тетрадей, заполненных лишь на треть или около того. Она вырвала заполненные страницы, а сами тетради пока засунула под мышку.

Всё, что она нашла, отправилось в небольшую чёрную сумку, где уже лежали ножи и электрошокер.

Мелочи. Возможно, всё это она могла бы купить в любом хорошем супермаркете. Но ей будет удобнее работать без излишнего напряжения, к тому же несколько личных вещей помогут ей чувствовать себя лучше.

Осталась одна проблема — найти "их".

Они атаковали Барыг, и наблюдение за мамой подсказало ей, где это произошло. Оттуда можно было начать поиски.

* * *

Всё было хуже, чем она ожидала. Аиша нырнула под полицейскую ленту, спихнула со своего пути одного из копов и ступила на огороженную территорию. Полицейские машины и фургоны СКП образовали широкий периметр, между ними была натянута жёлто-чёрная лента. Она на мгновение задумалась, почему тут нет деревянных заграждений. Сейчас принятые меры предосторожности выглядели очень хлипко.

Моросил мелкий дождик, слишком слабый, чтобы очистить улицу от пятен крови. Вода пропитала бело-коричневые простыни, накинутые поверх тел, которые всё ещё ждали своей очереди на уборку. До неё дошло, что коричневый цвет — это запёкшаяся кровь.

Аиша выбрала путь через трупы. Было видно, что основная резня происходила по краям, будто дальше была проведена невидимая линия, которую никто не решался переступать, и в самом центре, где перед своей гибелью собрались толпы людей.

Она надеялась на подсказку. Какие-то вещественные доказательства, или подслушанные обрывки информации от копов.

Ничего такого.

Доказательств было слишком много. К тому времени, как копы тут со всем разберутся и опознают все трупы, с деревьев уже осыпется листва, а Девятка будет далеко отсюда, так или иначе. Копы тоже были немногословны. Они или работали в молчании, или их слова не представляли интереса. Они не отвечали за поимку Девятки. Если они найдут что-то стоящее, они, скорее всего, передадут это местным кейпам.

Нет. Это место для поисков бесполезно. Она направилась к краю сцены, где останавливались все полицейские машины. Здесь кое-где ещё оставались пятна, брызги крови и кровавые следы ног, но совсем немного. Она обошла полицейских и машины, проверив каждую из них. В любом случае, похоже, что истекающие кровью жертвы либо умерли на месте, либо исчезли. Их увезли на машинах скорой помощи?

Проверив окрестности, она пошла дальше по улице, чтобы осмотреть ближайший тупиковый переулок. То же самое. Ещё немного кровавых отпечатков ног, но больше ничего.

В третьем тупике что-то было. Пятно, где слой крови был гораздо толще, не так, как в других местах. И след тянулся гораздо дальше, чем где-либо ещё.

Осмотревшись вокруг, она увидела на стене здания тремя этажами выше пятна крови.

Ясно. Возможно, они пошли этим путем.

След из запекшейся крови медленно смывался или его не было видно из-за накрапывающего дождя. Вода подняла из трещин на дороге попавший туда бензин, и по дороге расплылись радужные пятна.

Следы крови слишком быстро пропали, и Аиша могла только гадать, правильно она идёт или нет, ушла она слишком далеко, или просто дождь уже смыл все следы. Она уже хотела сдаться и уйти, когда заметила группу людей, стоящих снаружи здания.

Только когда она подошла ближе, она заметила значок на куртке у одного из них. Детектив. На двери, ведущей в вестибюль здания, была кровь.

Ясное дело, лифт не работает. Она направилась к лестнице, но нашла ещё больше крови, как будто тут тащили тело.

Она знала, что идти дальше — глупая затея. Брайан и Рой достаточно подробно объяснили риск. Блядь, даже слишком подробно. Но её это и раньше не останавливало.

Она вытащила из сумки шокер и нож и поднялась по лестнице.

На третьем этаже кровь была на двери и дальше по коридору. Кровавая дорожка останавливалась возле одной из квартир.

Она ещё раз проверила, работает ли её сила, и вошла туда.

Из Девятки тут было только несколько человек. Краулер спал, положив громоздкую голову на скрещенные передние лапы, его спина мерно опускалась и поднималась с каждым тяжёлым вдохом. Он был настолько большим, что самая высокая точка его спины при вдохе почти касалась потолка. Только половина глаз на его теле была закрыта толстыми, тёмно-серыми веками.

Птица-Хрусталь сидела на диване. Ожог растянулась там же, положив голову на подлокотник, её ноги покоились на коленях у Птицы-Хрусталь. Одной рукой она держала у себя на животе журнал с комиксами, а другой создавала языки пламени, придавая им форму людей, рисунки которых она видела на страницах. Птица-Хрусталь сидела прямо, с книжкой в руках.

Ампутация стояла за столом в гостиной, напротив неё с другой стороны стола находился механический паук, который ей ассистировал. На столе лежал молодой мужчина, его запястья и лодыжки были связаны вместе. Его туловище было разрезано от ключиц до промежности, ребра раскрыты и торчали в стороны. Ампутация и её паук по локоть погрузились во внутренности его тела.

Пауки.

Аиша быстро отошла в сторону, когда ещё один паук появился из кухни, пробежал мимо неё и направился к столу. Какой бы искусственный интеллект не управлял пауком, какие бы камеры он не использовал, похоже, что она осталось незамеченной. Он передал Ампутации диетическую колу, та открыла её окровавленными пальцами и выпила.

С немного большей уверенностью Аиша прошла дальше вглубь комнаты, широко обогнув Краулера и полуметровые фигуры из пламени, создаваемые Ожог.

С оружием в руках Аиша встала рядом с Птицей-Хрусталь.

Аиша никогда никого ещё не убивала, но сейчас она стояла тут со смертоносным оружием. Она может перерезать горло Птице-Хрусталь, и они даже не осознают, что она тут.

Но наверняка они осознают, что Птица-Хрусталь мертва или умирает. Пятьдесят на пятьдесят, что, когда они это осознают, пелена, которой её сила застилает их восприятие, спадёт. С ней раньше так бывало.

Правда, Птица-Хрусталь в последние мгновения своей жизни может убить её осколками стекла, заметённого в углы комнаты, или её убьют остальные. Ожог или Краулер могли тяжко изувечить её, даже не зная, кого именно они атакуют.

Она медленно приблизилась к Ампутации, осторожно обходя роботов. Сможет ли она убить ребёнка?

С одной стороны, от Ампутации зависело выживание остальных членов группы. Если убрать её, решится много проблем. Она могла прикончить Ампутацию и скрыться в кухне, уйти с линии огня Птицы-Хрусталь и Ожог. Из кухни было всего несколько шагов до входной двери — и она будет в безопасности.

С одной стороны, убийство есть убийство, и это — ребёнок. Ребёнок, который сам убил сотни людей.

Странный писклявый звук прервал течение её мыслей. Будто бы воздух выпускали из шарика, только прерываясь, короткими порциями. Ампутация? Нет, от девочки не исходило ни звука. Механический паук? Нет. И не паук.

Шагнув ближе к Ампутации и пауку настолько, насколько она осмелилась, Аиша прислушалась к звуку. Откуда он шёл?

Ампутация улыбнулась.

— Ты должен заговорить, если ты хочешь, чтобы я тебя выслушала, Джонатан.

Джонатан?

Аиша опустила взгляд на тело, и поняла, что в ладонях Ампутации бьётся живое сердце. Глаза человека были открыты, и его губы двигались, будто он пытался что-то сказать, но не получалось заставить слова выйти из трахеи.

Волна ужаса и отвращения придала Аише сил отринуть свои сомнения.

— Извини, малышка, — произнесла Аиша.

Она погрузила нож в открытое горло Ампутации.

Ампутация закричала резко и пронзительно, что застало Аишу врасплох. Как девочка может кричать, если у неё в горле нож?

Реагируя скорее инстинктивно, чем осознанно, Аиша выдернула нож и горизонтально полоснула по горлу Ампутации.

Она думала, что будет бульканье или выплеск крови, но ни того, ни другого не последовало. Ампутация снова закричала.

Аиша вонзила нож в глаз Ампутации. Кончик лезвия проскреб по черепной кости в глазнице.

Взвилось пламя, и куски стекла вокруг Аиши зажили своей жизнью. Она быстро отпрянула к стене, когда волна пламени прокатилась по столу с Джонатаном, отделив её от Ампутации. Послышались грохот и звук падающей мебели — Краулер поднялся с места.

— Ой, ой, ой, ой! — вскрикивала Ампутация. — Больно!

Почему она не мертва?

Аиша выдернула нож и покрепче сжала шокер.

— Это Джек? — спросила Ожог, оглядываясь по сторонам, затем повернулась к окну. — Что за фигня?

— Это не Джек, — сказала Ампутация. Она щёлкнула пальцами, и механический паук запрыгнул на неё и начал зашивать раны на горле. — Джеку я внедрила те же защитные механизмы, что и у всех нас. Если бы он попытался это сделать, он бы преуспел.

Птица-Хрусталь нахмурилась.

— Тогда кто или что это было? Краулер, ты знаешь?

Аиша начала отступать к входной двери и остановилась, когда Краулер появился в дверном проёме, ведущем из кухни в коридор, высматривая в дальнем конце другой комнаты своих соратников. Его голос был похож на мешанину искажённых звуков, которые только немного напоминали речь.

— Я никого не чую.

“Значит, по запаху меня не найти”, — подумала Аиша. Однако пути к отступлению у неё уже не было.

— Сожжём квартиру и сбежим отсюда? — спросила Ожог. — Можем встретиться с остальными позже.

— Нет. Душечке сложно отслеживать Манекена, и он не будет знать, как нас найти, — сказала Птица-Хрусталь.

— Я в порядке, — заметила Ампутация, закрывая рукой глазницу, из которой поднимались струйки дыма. — Не стоит беспокоиться. Я легко могу восстановить горло, как только достану инструменты, чтобы проверить защитную оболочку важных органов — надо убедиться, что не осталось никаких повреждений. И глаза у меня запасные есть. Можно зеленые, а можно один — зеленый, другой — синий, или, если их подправить, то можно будет...

— Тихо, — перебила её Птица-Хрусталь. — Дело не в том, что тебя ранили, а в том, что у кого-то хватило нахальства напасть на нас здесь. Ожог, затуши огонь. Мы не должны привлекать внимание.

Стена огня уменьшилась, а затем исчезла.

— Очень надеюсь, что ты меня больше никак почувствовать не можешь, здоровяк, — сказала Аиша Краулеру, пробираясь между его ног и двигаясь к двери. — Мне пора уходить.

Никто из Девятки не отреагировал, когда она закрыла за собой дверь.

Урок извлечен. Самые "уязвимые" члены Девятки оказались куда менее уязвимы, чем казались. Ампутация сказала "оболочку"?

Войдя в вестибюль, она замерла.

Один из детективов, стоявших до этого возле двери, был мёртв. Он лежал в центре вестибюля с перерезанным горлом. Ещё два кровавых следа вели в сторону, напротив лестницы.

Кабинет управляющего?

С оружием наготове она потянулась к дверной ручке — и столкнулась с Джеком, когда он быстрым шагом выходил из кабинета.

— В чём дело? — спросила Душечка.

Аиша отпрянула назад.

— Всё нормально, — отозвался Джек. — Забирай последнее тело, а потом найди швабру.

— Я?

— Думаю, я был невероятно щедрым, когда дал тебе второй шанс. Ты можешь вернуть долг, если поработаешь грузчиком.

— Ты настоящий джентльмен, как и всегда.

— Вперёд, за работу. Я подожду тут.

Аиша наблюдала, как Душечка прошла мимо неё, взялась за тяжёлое тело детектива, и начала сантиметр за сантиметром тащить его в сторону кабинета.

Она помнила только один раз, когда её сердце билось так же часто. Когда неопытные Барыги напали на неё и на отца. Сейчас ей выпала ещё одна возможность. Пока они поодиночке, она могла напасть на одного из них. Но на кого?

Она держала шокер и нож, перехватив их поудобнее.

Джек был ключевой фигурой. Аиша могла его атаковать, она знала, что должна это сделать, но будет ли нападение более успешным, чем с Ампутацией? Душечка же могла ударить вслепую, воздействуя на эмоции всех, кто её окружает.

Нет. Душечка же была новичком в Девятке? Значит, вероятность того, что у неё не было такой мощной защиты, как у Джека и остальных, была больше.

Медленно выдохнув, Аиша последовала за Душечкой, пока та перетаскивала тело в другую комнату. Она зашла внутрь и закрыла дверь.

— Убери оружие, — сказала Душечка, понизив голос.

Аиша сглотнула, понимая, что только что угодила в ловушку.

— Ты можешь меня слышать?

Прошла секунда, но ответа не было.

— Убери оружие, или я заставлю тебя трястись в уголке, обсирая штаны.

— Ты меня не слышишь, — Аиша сжала оружие и подобралась ближе.

Душечка крутанулась на месте, взгляд её метался по сторонам в поисках Аиши.

— Я закричу. Он придёт сюда, несколько взмахов его ножа — и он порежет тебя на части, и невидимость тебя не спасет.

— Это не невидимость, — сказала Чертёнок, безо всякой пользы.

— Убери оружие, — сказала Душечка. Она говорила тихо и размеренно. — У нас всего несколько секунд до того, как Джек что-то заподозрит. Слушай. Я хочу заключить сделку.