Хогвартс тебя ждет (гет)

Она покинула кабинет МакГонагалл в слезах, с желанием принять душ, чтобы отмыться от всей грязи последних часов, и в отвратительном настроении. Но все это меркло перед тем, что теперь у нее была цель.

Ей нужно было узнать все о приемной семье Гарри, о том, что сделало его таким, каким он был. Гарри было у кого научиться жестокости, не только у Волдеморта. Если ее теория верна, конечно.

Инцидент с Малфоем случился два дня назад. Вчера вечером Гарри не пришел на их экскурсию по замку — он встречался с Министром магии и с Дамблдором. Гарри признавался Гермионе, что все это его нервирует. А поскольку они уже два дня провели вместе, она скучала по нему. Кроме того, у нее была своя собственная встреча, с МакГонагалл и Малфоем, после которой желание увидеть Гарри стало нестерпимым.

На этой встрече МакГонагалл угрожала Малфою исключением из школы, а тот в ответ обещал пожаловаться родителям. Но ему пришлось смириться с тем, что теперь у них с Гермионой были разные графики дежурства, что ему запретили подходить к ней ближе, чем на пятнадцать футов, и вообще запретили делать что-либо, кроме как учиться. МакГонагалл наложила на Малфоя чары, которые сразу дадут ей знать, если Драко подойдет к Гермионе слишком близко. А еще ему намекнули, что, если он позволит себе что-либо подобное в отношении других девушек, то вылетит из школы так быстро, что не успеет сказать даже слова о родителях.

Все это заставило Гермиону пересмотреть свое мнение о МакГонагалл, но профессор очень удивилась бы, узнав об этом. После случившегося Гермиона внезапно поняла, что вокруг слишком много взрослых парней. И все они были слишком близко. Но Гарри был единственным мальчиком, с которым она чувствовала себя комфортно. Возможно, потому, что она знала его лучше, чем других. Или потому, что он сурово глядел на всех, кто подходил к ней. Она почти поверила, что Гарри заботится о ней. Конечно, раньше Гермиона полагала, что Невилл тоже о ней заботится, но рядом с Гарри она чувствовала себя совершенно иначе. За последние два дня над ней никто не издевался — ведь Гарри всегда был рядом — и она не слышала ни одного дурного слова в свой адрес от кого-либо из студентов.

— Гермиона!

Гарри обнаружился в коридоре за первым же поворотом от кабинета МакГонагалл. Сегодня он пришел на их прогулку рано, и это очень обрадовало Гермиону. Она скучала по нему.

— Что-то не так? — спросил он. Наверное, она выглядела ужасно.

— Я встречалась с профессором МакГонагалл, — начала она рассказывать.

— Ему досталось?

Не было нужды уточнять, кому именно.

— Мы будем делать обходы в разное время, и он не сможет подходить ко мне ближе, чем на пятнадцать футов. В квиддич ему тоже запретили играть. А заодно наложили чары, которые предупредят профессора МакГонагалл, если он окажется слишком близко от меня, — сказала Гермиона. — Другие учителя тоже знают о том, что он сделал. И если он попробует вести себя подобным образом с другой девушкой, его сразу исключат из школы.

Она вытерла глаза. Это было очень глупо — плакать, сообщая хорошие новости. Но слезы лились сами собой, просто из-за того, что она была в одной комнате с Малфоем.

— Я бы его сразу выгнал, но и это неплохо, — улыбнулся Гарри.

Ей нравилось смотреть на его улыбку, но он редко улыбался. А эта улыбка скрывала гнев — Гарри хотелось, чтобы Малфоя исключили. Гермиона подозревала, что Гарри еще не справился со своими чувствами. Она кивнула, улыбнувшись в ответ.

— Тогда почему ты плачешь?

— Малфой тоже был у профессора МакГонагалл, — она пожала плечами, словно это все объясняло.

— Он что-то сделал или сказал? — с тревогой уточнил Гарри.

— Нет, он при учителе не посмеет.

— То есть, тебе было плохо только от его присутствия?

Гермиона пожала плечами.

— Пожалуй, да. Только от его присутствия, — тихо призналась она.

— О боже.

Гарри, как показалось Гермионе, собирался подойти к ней, но сдержался. Однако она не боялась его. В тот вечер, первый после инцидента, она отшатнулась только потому, что вряд ли выдержала бы чье-то прикосновение. Но уже на следующий день она поцеловала Гарри в щеку, и осознала, что не боится коснуться его. Память об этом поцелуе будила бабочек в животе. Гермиона прежде ни разу не целовалась с мальчиком, ни в щеку, ни куда-либо еще. А симпатичные девушки в фильмах всегда делали что-то подобное. И это вселяло в нее необъяснимую уверенность.

— Все в порядке, — сказала она. — Пойдем?

Гарри медленно кивнул. Пока они шли по замку, он все время поглядывал на нее.

— По крайней мере, он не сможет снова подойти к тебе, — наконец, сказал он.

Гермиона кивнула, соглашаясь. Ей не верилось, что не придется больше сталкиваться с Малфоем. Еще она сомневалась, наказали бы слизеринца так сурово, если бы не ее отношения с Гарри. Возможно, теперь профессор МакГонагалл присматривает и за ней, поскольку в деле замешан Поттер. Гермиона не хотела делать каких-либо выводов, пока не поймет, что происходит. Раньше о ее существовании никто не беспокоился, но теперь, когда она подружилась с Гарри Поттером, она вдруг стала очень значимым человеком?

— А что у тебя было? — спросила Гермиона, попытавшись сменить тему.

Все вокруг спорили о том, что произошло на самом деле, и сам Министр захотел «разобраться» с Гарри и Дамблдором. Она никогда не доверяла политикам. У Фаджа, наверное, был какой-то свой план.

— Меня не исключат, — небрежно бросил Гарри, засунув руки в карманы.

— Хорошо. А что ты ему рассказал? — Гермиону мучило любопытство, и Гарри ничего не оставалось, кроме как поделиться с ней.

Дамблдор не хотел громко объявлять всем о возвращении Волдеморта. Тот может запаниковать от того, что о нем узнали, и начать реализовать свои планы, которые могут быть слишком ужасными. Пока же Волдеморт ничего не делал, скрывал свое появление, так что никто еще не пострадал. Этот ублюдок не был глуп. Он затаился. А тем временем организация, которая с ним боролась — Гарри так и не рассказал ей подробности — постоянно вербовала новых членов. У них было не так много времени до того момента, когда Волдеморт начнет действовать в открытую.

— Мы сказали Фаджу, что у меня был случайный выброс магии, — сказал Гарри. — А потом я испугался и убежал. Дамблдор нашел меня после того, как ему о моем исчезновении сообщила моя соседка, Арабелла Фигг — она сквиб… кажется, так это называют? Она живет на моей улице. То есть, никто закон не нарушал. Я узнал о магии после выброса, которые случаются у детей еще до Хогвартса. Фаджу не понравилось, что я «сбежал», — он пожал плечами, — но он решил не ворошить это дерьмо, поскольку я Гарри Поттер. У известности есть и плюсы.

— И он поверил во все это? — улыбнулась Гермиона.

— Да. Хотя сначала, кажется, не собирался. Он обвинял Дамблдора в нарушении законов, потому что он рассказал мне о магии. Но потом Фадж, кажется, смирился. Думаю, он просто обрадовался, что Дамблдор не стал говорить о возвращении Волдеморта. Это то, чего Фадж боится больше всего.

У Гермионы отлегло от сердца. Фадж проглотил эту ложь. Может, он не до конца поверил в этот рассказ, но это был наиболее простой выход из сложившейся ситуации. Фадж не смог уличить Дамблдора в нарушении закона. Гермиону поражало, как ловко директор воспользовался лазейками в законодательстве и смог провернуть все так, что его нельзя было ни в чем обвинить.

— А ты не хочешь продолжить нашу учебу? — спросила Гермиона.

Последние два дня они не занимались совсем, у них были другие заботы.

— Перед встречей с Фаджем у меня было занятие с Флитвиком, — устало произнес Гарри. — Я вымотался.

— Ты слабак, Поттер, — заявила Гермиона и толкнула его локтем. Это было что-то типа шутки. Она чувствовала, что во время разговора с Гарри дискомфорт от встречи с Малфоем быстро исчезает.

— Ой, — Гарри ухмыльнулся и потер руку, которую она задела.

— Думаю, мы пропустим занятия сегодня, — сказала она с трагическим выражением лица. — Мне бы тоже хотелось обычного вечера.

— С пониманием, — кивнул Гарри.

Они пошли по коридору в приятной тишине. Каждый был погружен в свои мысли, но Гермиона все равно нервничала и накручивала прядь волос на палец.

— Министр спрашивал, почему твои родственники подписали разрешение? — пробормотала она. Ей было неловко, что ей о нем многое известно, но он этого не знает.

— Да, — ответил Гарри, уставившись в пол. — Мы сказали, что мой дядя сдался, когда я вернулся за вещами и заявил, что знаю о магии. Доказательств обратного не существует, а мой дядя, кажется, не намерен объяснять свои поступки. Он ненавидит магию. Он потому и не пускал меня в школу все это время.

— А какой он? — спросила Гермиона, хотя ненависть этого неизвестного ей человека к магии уже многое говорила о его характере.

— Гермиона, — вздохнул Гарри, словно она была ребенком, на которого нельзя сердиться.

— Ой, да ладно, — тихо сказала она и прикусила нижнюю губу. — Почему ты не хочешь говорить об этом?

— Тебе лучше не знать всего этого, — сказал он и потер глаза. — Я не хочу, чтобы ты переживала еще и о моем прошлом.

— Почему я должна переживать? Ты же рассказал мне все о Волдеморте, вряд ли твои родственники хуже, чем он? — спросила Гермиона.

— Слушай, это не недоверие, — сказал Гарри и посмотрел ей прямо в глаза. — Я тебе доверяю. И поверь мне, я готов рассказать тебе все, но не уверен, как ты воспримешь этот рассказ.

Гермиона не могла сразу принять решение. Значит, он хочет ей рассказать, но боится ее реакции?

— А давай я сначала расскажу тебе о своей семье? — предложила она. Гермиона уже убедилась, что упоминания о родителях его не слишком волнуют, хоть он и сирота, и она была уверена, что все будет в порядке. — Я расскажу тебе о моих родителях. И мы будем знать все друг о друге.

— Гермиона... — пытался возразить он, но она не остановилась.

— Их зовут Карл и Джейн, они оба — дантисты. Они очень много работают и редко бывают дома. Чаще всего я вижу их за ужином. Моя мама потрясающе готовит, а папа не может даже подогреть что-нибудь в микроволновке, не рискуя сжечь дом.

Гарри бросил попытки прервать ее и просто молча слушал.

— Они постоянно подбадривают меня, говорят, что я должна быть более уверенной в себе и найти хороших друзей. Я никогда не говорила маме о том, как надо мной здесь издевались. Я даже не сообщила ей об этом случае с Малфоем. Я очень ее люблю, поверь, но между нами такая стена, которую я не могу сломать. Мы с ней ходим по магазинам, покупаем вместе одежду и тонны косметики, но все это мне обычно не нужно. Я чувствую и свою вину в этом отчуждении, но не могу изменить себя.

Гермиона глубоко вздохнула. Гарри все еще смотрел на нее и выглядел более заинтересованным, чем в начале рассказа.

— Мы с папой всегда вели за столом умные разговоры. Ему не очень нравится обсуждать магию, но он гордится мною. На самом деле, он слишком много внимания уделяет моим оценкам, так что я не помню, когда мы говорили о чем-то, помимо учебы.

Гермиона выдохлась. Она никогда не обсуждала это с Невиллом, а вот Гарри выложила все.

Они помолчали несколько коротких мгновений. А потом Гарри шевельнулся и произнес многозначительно:

— Ого.

— Что?

— Ну, я просто... — неловко начал Гарри. Кажется, он не был уверен, что именно хочет сказать. — Просто я думал, что у тебя в семье полный порядок, — закончил он почти неразборчиво.

— Не существует идеальных семей, Гарри, — сказала Гермиона.

Чего он ждал? Она приходит домой, родители встречают ее со счастливыми лицами, а потом они все вместе весело проводят время?

— Ну, я так думал, — тихо ответил он.

— А ты расскажешь мне о своей семье?

Гарри вздохнул и еще глубже запихал руки в карманы.

— Моя тетя, Петунья Дурсль — сестра моей мамы. Она замужем за дядей Верноном, у них есть сын Дадли. Он наш ровесник, — медленно сказал он. — Ты уверена, что хочешь знать об этом? Если не уверена, то лучше остановиться сейчас.

Гермиона кивнула. Она хотела знать. Гарри недовольно взлохматил прическу.

— Хотелось бы это немного приукрасить, но, если быть честным, то моим родственникам всегда было насрать на меня. В общем, я рос не в любви и заботе. Меня заставляли готовить им еду... и запирали в чулане.

— Что они делали? — в ужасе спросила Гермиона. Она была готова снова расплакаться.

— Я предупреждал, — осторожно напомнил Гарри.

— Я... я помню, — выдохнула она. Почему-то мысль о том, что с ним так обращались, приводила ее в ужас. Как взрослые могут запирать ребенка в чулане? — Я помню, что ты предупредил меня...

— Мне не стоило об этом говорить, — сказал он с сожалением.

— Все в порядке, — пробормотала она. — Продолжай, Гарри. Все в порядке, я выдержу.

Гермиона всхлипнула и вытерла глаза ладонью. Ей нужно быть сильной, хотя бы ради Гарри. Нужно было снять с него этот груз, а ее слезы этому не помогут. И Гарри все видел и понимал.

— Хорошо, — сказал он. — Они... боже, я даже не знаю, как об этом рассказывать... они использовали меня в качестве боксерской груши… так, наверное, будет правильно. Ну, и добавили мне несколько шрамов в процессе.

Гермиона с трудом сдерживала слезы. «Боже, Гарри...» — одними губами прошептала она.

Гарри пережил еще и домашнее насилие. Гермиона боялась, что все, о чем она думала, окажется правдой. И ей было непонятно, как его родственники смогли выйти сухими из воды, как они смогли избежать наказания за то, что избивали Гарри. Никто не заслужил такого отношения, особенно Гарри.

Ее сердце разбилось на миллион кусочков, когда она увидела, что Гарри отвернулся и вообще выглядит смущенным. Этого Гермиона уже не выдержала. Она метнулась к своему другу и обняла его. Она знала, что Гарри не привык к объятиям, но в тот момент это было единственное, что она могла сделать, это был единственный способ показать ему, что она рядом. У Гарри за всю его жизнь не было никого, но теперь у него была Гермиона, и она хотела, чтобы он знал об этом.

Сначала Гарри попытался вырваться из ее объятий, но потом и сам обнял ее. Она прижалась к нему. Его запах был таким... Гарриным. Она не смогла бы описать его, но ей он нравился. Несколько слезинок попали на его огромную футболку. Гермиона откинула волосы и приложила ладонь к его груди, поднимающейся и опадающей в такт дыханию.

— Они болят? — тихо спросила она.

— Не особо.

— А где они?

— Я покажу тебе, — сказал Гарри. Гермиона отошла от него, жалея, что пришлось разомкнуть объятия.

Гарри резко снял майку. На его теле были хорошо заметны следы, оставленные жизнью с родственниками — синяки и шрамы были везде. Он бросил майку на пол и в очередной раз взлохматил прическу.

Он все время носил на себе эти ужасные следы, и никто ничего не замечал. Один шрам шел от левого плеча до низа живота. Гермиона подошла к нему и осторожно коснулась шрама пальцами.

— Как ты его получил? — спросила она.

— Ремень, — коротко бросил он. Гермиона сглотнула.

— А это? — она дотронулась до большого синяка.

— Просто ударили кулаком, — он пожал плечами. Его словно не заботили все эти травмы, и ей было странно видеть такое отношение к самому себе.

— А это? — она указала на ожог рядом с плечом.

— Это Дадли, за то, что я избил его приятеля.

Гермиона узнала историю всех его ран. Она словно высасывала из жизни Гарри пропитавший ее яд. Она подумала, что он долго носил это в себе, не решаясь поделиться хоть с кем-то. Он же каждый день ходил в школу, но не рассказывал там, что происходит у него дома на самом деле. Гермиона не знала, были ли у него раньше друзья, но, если и были, то по нему это было не видно. Возможно, они просто не были настоящими друзьями. Нужно, чтобы он был уверен, что она — его настоящий друг.

На его спине она заметила множество небольших порезов. Она провела по ним пальцем и спросила, где он их получил.

— Это от стекла, — ответил он слишком резко.

Гермиона наконец не выдержала и заплакала. Она шагнула ближе к Гарри и обняла его. Он напрягся, но не стал вырываться. И тогда Гермиона склонила голову и поцеловала его кожу между лопатками. Она еще раз удивилась, что у него есть мышцы. Она думала, что он будет совсем худым.

— Мне так жаль, Гарри, — прошептала она и прижалась лбом к его спине.

Закрыв глаза, Гермиона слушала его дыхание и свой бешеный пульс. Слезы все еще катились из ее глаз, и она немного вздрагивала.

— Это не твоя вина, — прошептал он.

Руки Гарри легли поверх ее ладоней. Гермионе казалось, что она могла бы стоять так вечно, чувствовать его кожу и дышать в одном ритме. Они оба молчали.

— Почему ты стал хулиганом? — нарушила тишину Гермиона.

— Мне надоело быть боксерской грушей Дадли, и я решил, что пора постоять за себя, — сказал он. — А если ты перестаешь быть жертвой, ты становишься хулиганом. Но все это было ни к чему. Дадли все равно пытался избивать меня, только теперь делал это дома. Прости меня за мои поступки, Гермиона, мне ужасно жаль, что я был таким.

— Тебе не нужно извиняться передо мной, — ответила она.

— Я изменился, ты же знаешь это?

— Разумеется, — прошептала она.

И снова наступило такое приятное молчание. Гарри был жив, и он был рядом с ней. Она чувствовала его дыхание, слышала, как бьется его сердце, и ощущала его запах. Он был совершенным — и в то же время порочным. Гермиона закрыла глаза, не желая отпускать его от себя. Ее смущало лишь то, что их тела так близко друг к другу.

А потом Гарри резко и отрывисто сказал:

— Спасибо тебе.