Лягушка Волшебная (джен)

Профессор Снейп решил поведать мне, зачем меня подняли среди ночи, скажем так, издалека. Несколько шагов он прошёл в молчании, небрежно держа перед собой палочку с тусклым люмосом. Было немного странно видеть его в халате — тёмно-зелёном, а не в мантии летучей мыши. В коридорах было холодно, как и говорила Джемма. Я, впрочем, достаточно проснулась, чтобы осознать это, только за пару секунд до того, как профессор продолжил. Этого времени мне как раз хватило, чтобы наложить согревающие чары прихваченной на автомате палочкой. Благодаря этому я могла не сомневаться, что стучит — мои зубы или склянки в аптечке. Наконец, профессор начал вещать — говорил он негромко, вкрадчиво и так, чтобы не беспокоить портретов на стенах. С этой же целью, к слову, он использовал очень слабый люмос. Рассказ его кое-где пересекался с моими не больно-то глубокими познаниями об истории Хогвартса, хотя кое-что всё же было новым.

Школа чародейства и волшебства Хогвартс была основана более тысячи лет назад четырьмя выдающимися магами — Годриком Гриффиндором, Хельгой Пуффендуй, Ровеной Когтевран и Салазаром Слизерином. Все они были весьма искушёнными в магических науках и полагали правильным эти самые науки передавать новым поколениям. Подход к вопросу образования у каждого из них был свой, поскольку и сами они были очень и очень разными. Годрик Гриффиндор был известен как отважный воин и дуэлянт, прекрасно владевший не только палочкой, но и мечом, у него, по свидетельствам, был крутой нрав, однако был он благороден и справедлив. И именно таких учеников он стремился собирать вокруг себя. Однако он был готов принимать не только чистых душой, но и тех, кого, по его мнению, можно было «исправить» правильным кругом общения. С ударением на букву «и», видимо. По крайней мере, так о нём говорилось. Ровена Когтевран была адептом науки и стремилась к познанию. В свидетельствах о ней говорилось, что к обычной жизни она была мало приспособлена, хотя безусловно была ярким учёным, что особенно восхищало, учитывая времена, в которые она жила. Учеников она стремилась обучать таких же, как она. Хельга Пуффендуй была её противоположностью — вряд ли существовал человек более приспособленный, чем она. Известно, что она разработала множество бытовых и крайне полезных заклинаний, однако научной ценности, в отличие от работ Ровены, они не имели, так что и особо известными не были. По свидетельствам, благодаря таким, как Хельга, могли работать такие, как Ровена. Понятно, что и обучать Пуффендуй хотела себе подобных — трудолюбивых и заботливых. Салазар Слизерин был змееустом и приверженцем идеи замкнутости магического сообщества. По свидетельствам, он был тем, кто хотел, чтобы абсолютно все маги были исключительно чистокровными и несли чистоту волшебной традиции. Однако, как ни странно, некий мой предок был с ним лично знаком, так что — брехня всё это. Слизерин действительно был настроен на хранение традиций, однако он был не только змееустом, но и зельеваром и колдомедиком — он понимал, что такое кровосмешение и чем оно заканчивается. Так что он был больше заинтересован в раннем привитии и даже изъятии в магические семьи маглорождённых волшебников, а не в их искоренении. Но кому это было интересно… Так вот. Ходили слухи, что он создал в школе некую особую комнату, в которой заключил некое чудовище. По легенде, однажды его наследник должен был вернуться в школу, чтобы очистить её от грязнокровок.

Такую вот краткую лекцию устроил мне профессор Снейп, пока мы с ним шли из подземелий Слизерина к больничному крылу. Ни о какой тайной комнате я прежде не слышала — до Хэллоуина, если быть совсем точной. Впрочем, это многое объясняло — в том числе, и сам факт сохранения идеи факультетов или, как было бы, наверное, правильнее их назвать, домов. Профессор Снейп также сказал, что школу неоднократно обыскивали, надеясь подтвердить или опровергнуть факт наличия комнаты, но так ничего и не нашли. Исходя из того, что он решил рассказать мне всю эту историю, пока мы шли по замку глубокой ночью, я сделала очевидный вывод — василиск опять на кого—то напал. И раз уж дело не терпело до утра — на кого-то из учеников. Иначе Хеймдалль вряд ли разбудил бы меня столь экстравагантным способом.

В больничном крыле было довольно многолюдно. Оказалось, что было около двух часов ночи, однако там у одной из коек стоял Хеймдалль, директор Дамблдор, профессор МакГонагалл и мадам Помфри. Все были в халатах поверх ночных рубашек — прямо-таки преподавательская пижамная вечеринка — и выглядели весьма обеспокоенными. Хеймдалль жестом подозвал меня ближе, и я подошла. На койке лежало тело. Я узнала его — это был первокурсник с Гриффиндора Колин Криви. Он застыл с поднятыми перед лицом руками, как будто держал в них фотоаппарат, поражённый явно тем же проклятьем, что и миссис Норрис неделю назад. Я озадаченно смотрела на него — что-то не сходилось. Василиски не только опасные, но и довольно жестокие твари, так что они были запрещены к разведению не просто так. Приручить их было не так-то просто, но вовсе не невозможно. Я напряжённо размышляла, рассматривая его удивлённо-напуганное лицо. Фотоаппарат, к слову, был на тумбочке с раскрытой обугленной задней панелью. Хеймдалль тем временем забрал мою аптечку у профессора Снейпа и уже рылся в ней, разыскивая нужный препарат. Наконец, он был извлечён, и он приблизился к Колину.

— Если мы разбудим его сразу, он может удариться в панику, — произнёс он. — Однако, мы сможем узнать, кто на него напал.

— Для этого не нужно спрашивать непосредственно у него, — я вздохнула. — Можно просто изъять воспоминания. Полностью.

— Это тонкая ментальная магия, — заметила профессор МакГонагалл. — Альбус, это можно сделать безопасно для мальчика?

— Мне кажется, мисс Нильфхейм не стала бы предлагать невозможный вариант, — директор посмотрел на меня. — Вы можете это сделать?

— Я-то могу, — я дёрнула правым плечом. — Вопрос, стану ли.

— Что вы имеете в виду?! — возмутилась профессор МакГонагалл.

— Полагаю, мисс Нильфхейм ещё обижена из-за произошедшего после игры, — поджал губы Хеймдалль. — Однако лучше разобраться с этим поскорее. Я бы после снятия проклятия дал ему снотворного, чтобы он проспал несколько часов. Тогда…

— Тогда я смогу подправить воспоминания так, чтобы они показались ему довольно пугающим, но интересным сном, — я вздохнула и повернулась к профессору Снейпу. — У вас не найдётся пробирки, чтобы извлечь подлинные воспоминания?

У него нашлась. Надо заметить — к удивлению всех присутствующих. Я поморщилась и достала палочку. В этом временном отрезке у меня была немного загнутая палочка из бука с сердечной жилой фенрира, покрытая тёмным лаком. Авторства Хеймдалля, к слову. Я сняла ободок, чтобы проще было настроиться и сделать всё правильно, и подошла к Колину. Глубоко вздохнув, я осторожно проникла в его сознание, пребывающее в данный момент в отключке, и нашла нужные образы. Направив их, я извлекла воспоминание и поместила его в пробирку, которую протянула директору. Он очень внимательно посмотрел на неё, а потом кивнул.

— Должна заметить, змеюка огромная, — изрекла я, поднимая глаза на Хеймдалля и надевая ободок. — Сражаться с такой мне бы не хотелось.

— Я плохо представляю себе кого-то в здравом уме, кому хотелось бы сражаться с любым представителем этого вида, — скривился он. Я растянула губы в горизонтальную линию и изогнула бровь, намекая, что вот он-то как раз был бы очень даже не против.

— Насколько я понимаю, его воспоминания всё ещё в его памяти? — спросил профессор Снейп. Я кивнула. — Насколько они ужасны?

— Я же только отдала их, — я нахмурилась. — Мне они ужасными не кажутся, однако я не могу сказать, что и Колину тоже.

— Альбус, это нападение… — вздохнула замдиректора. — Если это будет продолжаться, школа может оказаться в очень сложной ситуации. Что бы ни напало на ученика, оно очень опасно.

— Да, василиски ещё те твари, — я скривилась и посмотрела на неё. — Но я не думаю, что он хотел убить кого-то. Или, если быть точнее, он, может, и хотел бы, но он не может.

— Почему вы так думаете? — профессор МакГонагалл перевела на меня взгляд.

— Как давно его нашли? — спросила я, глядя на неё снизу вверх.

— Около получаса назад, — озадаченно ответила она.

— Я сомневаюсь, что Колин решил прогуляться после отбоя, так что он провёл там, где его нашли, как минимум три с половиной часа, — я поджала губы. — Огромная змея за это время могла бы не только сожрать его, но даже и переварить почти. Однако василиск этого не сделал. И это значит, что ему не было приказано убивать. Или даже было приказано не делать этого.

— Кем? — спросила профессор МакГонагалл.

— Серьёзно? — меня перекосило. — Вы об этом у меня спрашиваете? Может, тем, кто его сейчас выпустил, а может, его первым хозяином. Я в голову этой змеи не лазила — ничего сказать не могу.

— Вы говорите так, как будто разбираетесь в повадках этого животного, — заметила она.

— Могу я пойти спать? — я поморщилась и посмотрела на Хеймдалля.

— Вы не можете оставить его память как есть, — отозвался он.

— Почему я?.. — я закрыла глаза и поморщилась. — Мерлин…

Я снова сняла ободок и сконцентрировалась. Ночью с этим было немного попроще — сны не были полноценным мышлением, так что от него было легче скрываться. Я потянулась к сознанию Колина и вернулась там в момент встречи с василиском. Хеймдалль аккуратно влил в него зелье из мандрагоры и сразу же лошадиную дозу снотворного. Придерживая сознание однокурсника, я дождалась, когда его разум сформирует сновидение, а затем очень осторожно соединила воспоминание о василиске с ним. Пришлось ещё в некотором смысле копировать его возвращение в спальню из предыдущего дня — на моё счастье вернулся вечером до этого он один, а не в компании. Если он не будет зацикливаться на этом вечере, то подлога не обнаружит. Колин перевернулся на бок, подогнул колени и сладко причмокнул, устраиваясь поудобнее. Я поджала губы, закатила глаза и отступила на полшага, поднимая взгляд на Хеймдалля.

— Порядок? — тихо спросил он, и я кивнула. — Хорошо, тогда…

— Что вы сделали? — перебила его замдиректора.

— Минерва, — каким-то особенно низким голосом произнёс профессор Снейп, едва я открыла рот, чтобы ответить. — Мы подняли студентку моего факультета, чтобы оказать помощь студенту вашего, среди ночи, заставили принести аптечку и использовать сложную ментальную магию для защиты его психики. И это после произошедшего после матча. Я не уверен, что если бы они поменялись местами, она получила бы помощь.

— Мальчику нужно отдохнуть, — зашипела на всех присутствующих мадам Помфри, не дав замдиректора ответить. — Чуть позже пусть домовики перенесут его в его спальню, пока он не проснулся. Мисс Нильфхейм, — она повернулась ко мне. — Раз уж вы всё равно здесь, почему бы не втереть мазь?

Я пожала правым плечом и кивнула. Врач усадила меня на койку через проход от Колина, а его зедёрнула ширмой. Я потёрла лицо руками, потому что спать мне хотелось нестерпимо — настолько, что я была бы не против провести остаток ночи в лазарете. Если бы это не было идеей хуже некуда, разумеется. Вскоре мадам Помфри вернулась с мазью, и я неохотно стянула халат и пижаму с плеча. Неохотно — потому что в больничном крыле было холодно. Мазь тоже была холодной, и я еле подавила дрожь, когда медиковедьма начала мне её мне втирать. Больно уже почти не было.

— Травма действительно серьёзная, Поппи? — спросила профессор МакГонагалл.

— Не настолько, чтобы оставлять мисс Нильфхейм здесь, — отозвалась та. — Тем не менее, лёгкой я бы её не назвала.

— Я провожу вас в общежитие, — произнёс профессор Снейп, приблизившись ко мне.

Я соскользнула с койки и направилась к выходу. Откровенно говоря, не было никаких причин для того, чтобы вытаскивать меня из кровати: у Хеймдалля в аптечке было то же самое зелье, директор и профессор Снейп владели ментальными науками на достаточном уровне, чтобы проделать то же самое, что и я. Возможно, это было несколько сложнее, и им сначала пришлось бы разбудить Колина, заставить его пережить весь ужас осознания встречи со смертельно опасным монстром, чтобы вынуть воспоминание… Но кто-то — и я полагала, что догадывалась, кто именно — решил, что этим надо заняться именно мне. Большой вопрос, почему дело не терпело до утра, ведь ничего бы не изменилось. А теперь у меня практически не было шансов встать утром на пробежку в приемлемом состоянии.

Профессор Снейп довёл меня только до гостиной, в комнату же я добрела уже самостоятельно. И как ни странно, проснулась в шесть. И хотя вставать у меня не было ни малейшего желания, я заставила себя это сделать. Я знала, что если дать себе поблажку один раз, потом найти для этого повод станет гораздо легче. А это было порочной практикой. Переодеваясь в тренировочный костюм, я обратила внимание, что плечо почти совсем прошло. Хоть какая-то хорошая новость. В гостиной уже собралась вся команда, и когда я выходила от девичьих спален, они шли к выходу. Заметив меня, Маркус удивлённо изогнул бровь.

— Я думал, ты сегодня не пойдёшь, — заметил он.

— С чего бы? — я душераздирающе зевнула.

— У тебя травма, — отозвался капитан. — Кто тренируется с повреждённым плечом?

— Я не буду его сегодня нагружать, — отозвалась я. — Идёмте.

Надо сказать, Хеймдалль тоже несколько удивлённо изогнул бровь, когда меня увидел. У него самого были красные глаза, и он тоже зевал и встряхивал головой. Видимо, в отличие от меня он не стал ложиться. Скорее всего, после моего ухода преподаватели угрюмой гурьбой пошли смотреть василиска в думосборе, а потом он думу думал, как с этим змеем быть. Если это и правда был василиск Слизерина, то реликтовой твари было больше тысячи лет, и было банально жалко просто убивать зверюгу. Тем более, что сам по себе он не вылезал из своей берлоги и питался тем, что поймает. Змееусты, надо признать, приручали их куда лучше легилиментов.

Комплекс на координацию Хеймдалль велел мне не делать. Хотя плечо почти не болело — «почти» оставалось, что создавало определённые риски. Я только пожала плечами, решив навернуть ещё несколько кругов, пока парни боролись с непостоянным рельефом. Я успела пробежать целых четыре. Восстановив дыхание, мы направились к замку, и Маркус сказал, что сегодня он будет за мной присматривать.

— В этом нет никакой необходимости, — вздохнула я. — Я либо буду у Хеймдалля, либо вообще спать пойду.

— Спать — звучит хорошо, — зевнул Хеймдалль. Он, очевидно, не смог прогнать сон пробежкой. — Но у нас возникли кое-какие дела.

— Видишь? — повернулась я к Маркусу. — При профессоре никому и в голову не придёт творить какую-нибудь дурь.

— Уверена? — нахмурился он.

Я максимально убедительно кивнула. А потом подумала, что сегодня бы надо попробовать снова найти виновника — хозяина василиска. Причём, завтрак был бы самым подходящим для этого моментом. Если допустить, что «наследник» действует по как будто бы заветам Слизерина, то он должен знать наверняка статус крови того, на кого нападал. Я лично не знала, из какой семьи Колин, на самом деле. Хотя выяснить это для меня не было проблемой ни в коей мере. В размышлениях об этом по пути в замок у меня почему-то закралось ощущение, что я могла оказаться неплохим подозреваемым в происходящем: первый год в школе, знаю повадки василисков, могу проникать в их мысли, могу выяснить статус крови любого в замке… Эта мысль делала неприятно. Я даже на всякий случай припомнила, не было ли у меня провалов в памяти — нет, их не было. Мы уселись завтракать так, чтобы оставить место остальным первокурсникам между нами и преподавательским столом. Студенты начинали прибывать, и я, тяжело вздохнув, сняла ободок.

Шум обрушился на меня, как если бы я достала вакуумные затычки из ушей у водопада. Несколько секунд я таращилась прямо перед собой, собираясь с мыслями. Шум начал распадаться на отдельные мысли, отдельные фразы, и я старалась держать их так, чтобы слышать всех. Студенты по большей части думали о самых повседневных вопросах, а вот преподаватели были настроены не очень оптимистично. Никто из учеников не должен был знать о том, что произошло ночью, так что я ждала, когда в Большой зал придёт Колин. Наконец, это произошло, и кто-то довольно громко подумал, как это вышло, ведь… Потом за столом Гриффиндора произошла какая-то неразбериха, и мысли сбились. И у меня по факту ничего не было. Хотя я почти не сомневалась, что это был кто-то с Гриффиндора. И нет — это не предубеждение против красно-золотых. Просто остальные обратили внимание на их стол позже, чем оборвались мысли. Более того, в данном случае было не так уж важно, с какого факультета был студент, потому что я была — опять же почти — уверена, что василиска выпускает кто-то под чьим-то контролем. Поняв, что ничего я не выясню, я вернула ободок на место.

После завтрака я оказалась в презанимательной компании: Хеймдалль и я спустились в учебный класс зельеварения, куда через несколько минут прибыли профессор Снейп и мистер Скримджер. Я не знала, сколько последнему рассказал мой наставник, так что таращилась на него молча и в полном недоумении. Да и у меня ещё свежи были в памяти события Хэллоуина.

— Мистер Эдельштейн любезно просветил меня о вашем статусе, мисс Нильфхейм, — изрёк мистер Скримджер, и оставалось только мрачно кивнуть. — Я писал в Данию с заказом некоторых составов, но мне ответили, что они там запрещены к изготовлению и вывозу. Так что приходится обращаться к вам.

— Что за составы? — нахмурилась я.

— Нам нужны огненные зелья и противоядия к яду акромантулов, — отозвался он. — Мы готовим рейд на гнездо в Запретном лесу.

— А… Ага… — протянула я.

Я не могла предложить Аврорату кольчуги — это было очень дорого и очень долго. Он их, впрочем, и не просил. Однако у меня была методичка, в которой были списки наборов зелий, которые применялись для добычи разнообразных ингредиентов, которые требовались для зелий. Список зелий для акромантулов состоял из четырёх позиций. Прежде всего, в нём было противоядие по вполне понятным причинам. А ещё три были огненным, ледяным и разъедающим зельями. Поскольку нам при охоте нужны были многие части тел неповреждёнными, для нас это было скорее оружие последнего шанса — когда иначе никак. Но у авроров цели другие, так что им пригодится. Лишь бы все составляющие были.

Ни одно противоядие, что примечательно, нигде не внесено в список запрещённых зелий. Что неудивительно. Впрочем, в Британии огненное и ледяное зелья запрещены не были. Они просто были настолько сложны и опасны в изготовлении, что никто, кроме профессионалов, в здравом уме не брался их готовить. Ну, по крайней мере, про них всем говорили именно что-то такое. В готовом виде они и правда были очень опасны. А вот разъедающее было… Ну, не разрешено. Не то чтобы прямо запрещено строго настрого, но не разрешено. Но я решилась готовить и его. И должна заметить, что готовить что-то подобное, когда над тобой попеременно нависает то профессор зелий, то глава Аврората, удовольствие ниже среднего. Хеймдалль же в процессе вообще не участвовал: усевшись за стол декана, он разложил перед собой несколько пергаментов и что-то на них усиленно строчил. А я подумывала спихнуть змеиную проблему на Аврорат.

Я закончила как раз перед обедом и отдала все четыре состава мистеру Скримджеру. Он выписал чек для Гринготтса, чтобы там перевели средства на мой счёт, и я не глядя отдала его Хеймдаллю. А после обеда мы с ним пили кофе у него в гостиной с мрачным выражением на лицах. На журнальном столике лежала сделанная для Уизли палочка, и до меня только к середине кружки дошло, что она всё ещё здесь.

— Ты не отдал её? — удивлённо спросила я.

— Это было не совсем уместно в тот момент, — скривился Хеймдалль. — Однако она не может оставаться здесь вечно…

В дверь постучали, и Хеймдалль пошёл открывать. Я старалась прикинуться диванной подушкой.

— Мне казалось, я просил зайти только мистера Уизли, — донёсся голос Хеймдалля.

— Но я… — отозвалась, судя по тембру, Гермиона. — Если из-за его плохого эссе, то я бы тоже хотела послушать…

— Эссе здесь ни при чём, — отозвался мой наставник. — Секунду.

Он вернулся в гостиную, делая вид, что тут никого не было, взял палочку и вернулся назад.

— На нескольких практических занятиях я обратил внимание, что ваша палочка уже совсем вышла и строя, — изрёк Хеймдалль. — Это никуда не годится. Вы можете пострадать сами или даже навредить другим студентам. Поэтому я хочу, чтобы вы попробовали эту.

— Ого! — раздался радостный возглас Рона. Потом он, видимо, попробовал палочку и повторил: — Ого!

— Кажется, она выбрала вас, — вздохнул Хеймдалль. — Попрактикуйтесь с ней немного, только не в коридорах.

— Это подарок? — голос Гермионы звучал как-то подозрительно, как будто она искала подвох.

— Я… — голос Рона мгновенно потускнел.

— Палочка выбрала вас, так что она бесполезна для другого волшебника, — вздохнул Франкенштейн. — Я не прошу заплатить за неё. По крайней мере, деньгами — если бы они у вас были, у вас была бы новая палочка. Однако если идея подарка вам претит, мне иногда требуется помощь уровня «подай—принеси». Вам это подойдёт?

— Да! — ответила за Рона Гермиона. — А сколько понадобится помощи?

— Учитывая цену палочки? — я прямо услышала усмешку. — Думаю, я могу рассчитывать на неё до конца учебного года. Впрочем, не думайте, что это будет что-то сложное и что-то частое. Хотя, возможно, вам не понравится время, когда она мне потребуется.

— Я помогу тебе, Рон, — решительно заявила Гермиона. — Уверена, и Гарри тоже.

— Срок это не сократит, — хмыкнул Хеймдалль. — Можете быть свободны, — послышался топот. — Ах да, и я способен отличить, кто писал эссе, мисс Грейнджер.

Хлопнула дверь, очевидно, знаменуя уход гриффиндорцев, и Франкенштейн вернулся в гостиную. Он уселся рядом со мной на диван и продолжил пить кофе. Мы оба были довольно сонными, и я плохо представляла себе, что будет на тренировке. Минут пять мы сидели в тишине, издавая только характерный сюрпающий звук. Разрушил молчание Хеймдалль:

— Что думаешь делать с местным василиском?

— Я? — мой голос дал петуха.