Лягушка Волшебная (джен)

В начале было Слово

(Евангелие от Иоанна)

Каждый демиург за свою бесконечно долгую жизнь должен был создать три вещи: мир, разумное существо и Правило. Последнее для его мира должно было быть создано хотя бы одно, но зато основополагающее. Впрочем, тот демиург, который создавал лишь один мир, среди своих считался… Ну, не очень. А никому не хотелось быть не очень. Может, за исключением тех редких, которые лично создавали в своём каждую песчиночку. Но к ним вообще относились по-особенному. Что же было делать демиургу, который и миров во множестве создавать не хотел, и в одном до бесконечности ковыряться не горел желанием? Да он бы и один-то мир не создал, если это не было единственным смыслом его существования. Решение пришло к нему неожиданно и было почти что первой теорией заговора: а что, если их, демиургов, самих кто-то создал, чтобы они за этого кого-то творили миры? Так почему бы и не продолжить эту славную традицию?

На творение своего мира демиург потратил много времени и сил. Чтобы сразу сделать так, чтобы уж потом не переделывать. Пришлось, правда, попотеть, чтобы эволюция от бактерий добралась до разумных существ, а потом они обрели самостоятельное мышление. А потом и до творчества добрались. Сначала оно, правда, носило какой-то странный характер поклонения всему, что попадало в поле зрения, но чем больше его создания узнавали о созданном им мире, тем больше и шире был полёт художественной мысли. И вот, наконец, они смогли раскрыть его дар и начать творить словом — Словом — новые миры. А потом и дубликаты миров. И дубликаты дубликатов. И так далее. И вот, наконец, можно было расслабиться и предаться безделью. Однако лет через …сот оказалось, что совсем ничего не делать до одури скучно.

Как-то он стал замечать, что дар творения, которым он осчастливил людей изначального мира, породил неких сущностей, что время от времени проявлялись в его пространстве. Они никогда не тревожили демиурга, просто иногда беседовали, а иногда шатались по подпространству со слепками уже существующих миров. К слову, именно после того, как они там гуляли, число дубликатов резко возрастало, а вот когда долго не заглядывали — множились новые оригинальные миры. Демиург особого внимания на этих существ не обращал, предаваясь размышлениям о вечном — как бы так сделать, чтобы побольше ничего не делать? Учитывая, что он и так, в общем-то, ничем не был занят, подобного рода размышления были верхом временеубийства.

Однажды, когда мыслительный процесс ни о чём утомил демиурга сверх всякой допустимой меры, он прислушался к разговору заглянувших к нему существ:

— Ни я, ни ты такое не провернём, — заявило существо, переливающееся всеми мыслимыми цветами.

— Нам только нужно найти того, кто будет это делать, — отозвалось второе, напоминающее призрак.

— Никто этого не выдержит, если повторять многократно. Та, на которой мы попробовали, — цветное существо грустно вздохнуло. — Она же едва кукухой не поехала, а посетила меньше десяти миров, и то ненадолго. Нельзя брать живое сознание. А как по-другому, я не знаю.

— О чём это вы таком говорите? — приблизился демиург.

— Миров стало очень много, — учтиво ответил призрак. — Мы подумали, что было бы очень хорошо, если бы кто-то посетил их. Ну, может, не все — на это понадобятся сотни лет, но хоть некоторые.

— М, и вы знаете, какие миры в этом нуждаются, а какие — нет? — демиург сотворил себе кресло, что было довольно странной мыслью для пространства без границ, и уселся.

— Мы думали, что это могут быть случайные миры, — сникло цветное существо. — Какие-нибудь любые. Созданные в изначальном мире.

— И что же будет делать в них этот ваш странник? Если только посмотреть — то ведь и пары часов будет довольно, — демиург переплёл пальцы.

— Мы думали отправить кого-то, кто смог бы менять миры. Может, не разительно, конечно, но всё же, — призрак как будто замялся. — Ну, я имею в виду, создавать другие дубликаты.

— И для чего же? — идея демиургу определённо нравилась, однако он хотел понять, чего намерены были добиться эти двое.

— Ох… — радужное как будто смущалось. — Это, наверное, моя вина. Из-за меня многие придумывали героев для дубликатов, но не создавали их. И поэтому скопилось много созидательной энергии определённого свойства. Мы пробовали выразить её через живое сознание одного из творцов, но…

— А. Я понял, — демиург кивнул. — Эту энергию нельзя оставлять так. И вы хотите, чтобы она стала странником, истории о котором будут создавать новые дубликаты миров? — существа интенсивно закивали. — Это будет весело. Я дам этой энергии сознание. Вы же уже попробовали на ком-то? — опять кивки. — Вот копию того сознания и внедрю в этот сгусток. И когда одна история будет подходить к концу, мы с вами будем отправлять его в следующую. Будем надеяться, это создание развлечёт нас.

Демиург был могущественен, ибо имел он множество миров, так что из сгустка созидательной энергии и копии сознания некой особы, которую призрак и цветное существо мучили раньше, он сотворил некое создание. Оно не имело тела или формы — это было больше похоже на тесто, из которого можно было вылепить что угодно. Правда, получалось всё равно примерно одно и то же, только в разной форме, но тем не менее. Демиург запихнул творение в один мир и понял, что это хорошо. Для всех хорошо: излишняя созидательная энергия была пристроена, что исключало источаемые ей угрозы, новые миры в его сокровищницу творились, а сам он получил протяжённое развлечение.

Вот только по окончании создания первого дубликата и при переходе во второй возникла неожиданная проблемка. Вмешательство силы демиурга в мир вызывало некоторые колебания, которым требовалось время, чтобы утихнуть. Но если бы ему вздумалось влезть в мир, не дав ему успокоиться, сила эта могла попросту разрушить мир до основания. А он на беду прихватил из мира прицепом к своему созданию ещё одно сознание, целиком и полностью тому миру принадлежащее.

Решение проблемки, впрочем, отыскалось быстро — демиург просто сунул сознание вместе с созданием. Вместе с призраком и радужным существом они определили имена им обоим. Причём обоим из их прошлых миров: сознанию — Франкенштейн, созданию — Аида. Хотя каждый новый мир мог эти имена заменить, но для удобства — и чтобы их не путать — имена были всё-таки нужны. Впрочем, после второго путешествия демиург честно собирался вернуть сознание — Франкенштейна — в его родной мир. Однако их дуэт славно развлёк его, и он решил предоставить сознанию выбор. Надо сказать, что демиург был весьма удивлён, когда Франкенштейн выбрал продолжение путешествия. Почему-то создателю казалось, что он непременно захочет вернуться. Но стоило только сказать, что его мир будет на паузе всё его путешествие, как он весьма охотно согласился отправиться с Аидой дальше.

Вновь запихнув в создание подкопленную энергию определённого свойства, демиург сунул руку — или ту конечность, которая была максимально близка к ней — в хранилище слепков и вытянул один наугад. Когда демиург достал сферу, обрадованные призрак и существо даже в ладоши захлопали, удивляясь, как это этот мир вообще первым не оказался. Демиург засунул туда сначала Аиду, а через пару секунд и Франкенштейна. Когда их тела сформировались там в самом начале истории, он потёр ладони — или то, что заменяло ему их — и приник всевидящим взором к сфере.

Место, где я находилась, было белым. Там не было ни потолка, ни пола, ни стен. Как будто я попала в загрузочную программу Матрицы. Ну, до конца исключить такой вариант развития событий было нельзя, ведь у меня почему-то было стойкое ощущение, что домой я не вернулась. Но, с другой стороны, мне этого никто и не обещал. Я моргнула пару раз, пытаясь собраться с мыслями, у белой мути начали проступать очертания. Через несколько секунд оказалось, что я стояла на перроне перед длинным поездом. Красным поездом, замечу. С такой золотой полосой под окнами. Локомотив, тоже, естественно, красный, был где-то впереди, но я всё равно видела, насколько эта штука далека от привычной реальной мне современности. Однако все вопросы о месте моего пребывания были сняты вовсе не поездом, а небольшой круглой табличкой на железной стойке, где красовалась надпись «Платформа 9¾». Я на мгновение замерла, осознавая реальность: я определённо стала ниже сантиметров на тридцать — или, как правильно тут говорить, на фут, а передо мной была тележка с гигантским чемоданом, поверх которого ещё стояло две клетки. В одной мирно дремала чёрная сипуха, а в другой не менее мирно дрыхли три Lavia frons⁽¹⁾. У меня в голове шумело, и я долго не могла понять, в честь чего это, списывая всё на грядущую головную боль восстановления воспоминаний, но это оказалась легилименция. Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы хотя бы отодвинуть голоса в моей голове на задний план.

Я толкнула свою тележку в сторону вагона. Даже если я пока ничего не помнила — а это у меня ненадолго — нетрудно было догадаться, что я должна была сесть в поезд. А головную боль лучше переживать сидя. Я успела сделать пару шагов, как вдруг услышала некий довольно знакомый внутренний голос. Особенно хорошо мне помнился его смех, который правильнее было бы назвать гоготом, но и манера говорить тоже была мне хорошо известна. Я остановилась и обернулась. С довольно небольшим чемоданом в руке у самого входа на платформу стоял и осматривался высокий блондин с голубыми глазами. Пшеничные кудри лежали на его плечах, на носу красовались овальные очки без оправы, а из-под мантии был виден слепяще-белый воротничок-стоечка и галстук-лента. Мои эмоции шкальнули куда-то в стратосферу, и я ринулась к нему, чувствуя, как от гнева краснеют уши.

— Ты какого продолговатого овоща здесь делаешь?! — зашипела я, глядя на него снизу вверх. — Мне сказали, что ты мог вернуться домой!

— Да, мне тоже, — он кивнул, с интересом рассматривая меня.

— И?.. И?.. — я даже вопрос не могла в своей голове собрать.

— А мог и не возвращаться, — добавил он. Мне показалось, что мой вид крайне забавлял его. — Я думал, ты будешь несколько более рада моему присутствию, — он обижено свёл брови.

— Ты неправильно понимаешь, — я сжала пальцами переносицу. — Просто я… Ты хотел попасть домой, и мы столько усилий приложили для этого. И вот ты здесь!

— Давай поговорим в вагоне, — улыбнулся он. — Пока на нас не начали коситься.

Лёгким движением руки он положил свой чемодан в мою тележку и покатил её в вагон. Вокзальные часы показывали только двадцать минут одиннадцатого, то есть у нас была уйма времени до отправления — поезд должен был отходить в одиннадцать. Народу, соответственно, тоже было полтора волшебника, так что купе мы нашли в два счёта. Франкенштейн — а никаких сомнений в том, что это был именно он, даже не возникало — убрал чемоданы на верхнюю полку, и мы уселись друг напротив друга в ожидании чуда. Меня чудо накрыло первой. И надо заметить — накрыло мощно. У меня даже не находилось сравнения для той боли, которую я испытывала. В какой-то момент мне хотелось разломить свою голову, чтобы прекратить это. Однако отпустило очень резко на этот раз — хоп, и как будто ничего не было. И в этот раз история персонажа досталась мне просто мажик-фантастик. Не представляю, в каком горячечном бреду надо было находиться, чтобы придумать такую биографию.

Фрейя Нильфхейм. Это имя. Мне было одиннадцать лет, и я ехала поступать в Хогвартс. И если бы моя биография этим и исчерпывалась — чудно. Но вот тот вышеупомянутый продолговатый овощ. Я происходила из древнего скандинавского рода Нильфхеймов, тёмных волшебников, семейным даром которого были легилименция и зелья. Зелья в семье готовили все её кровные члены, и даже при недостатке таланта начинали заниматься настолько рано, что волей-неволей обретали потрясающий навык. А вот легилиментами были не все — этот дар проявлялся через одно-два поколения. И главами клана — естественно — были те, у кого он был. У меня был. И у деда был. А вот у матери — нет. Мой отец… Ну, мне он казался человеком не очень. Он полагал, что станет главой клана или, по крайней мере, гласом главы, но после того, как мой дар проявился, дед официально закрепил все дальнейшие права за моей малолетней персоной. В общем, в нашей семье всё было сложно, и после того, как для меня нашёлся частный учитель, мы с ним примерно через год переехали из датского кланового замка в особняк в Шотландии — земли, завоёванные предками-викингами и зачарованные ненаходимостью и ненаносимостью. Мы жили там вдвоём последние шесть лет. Ну, как вдвоём — мы и четыре домовика. Гостей у нас тоже особо не бывало, за исключением дедушки. Впрочем, за полгода до моего девятилетия он и вовсе перебрался в особняк. За шесть месяцев он выпоил мне специальные Зелья памяти, содержавшие знания всех предыдущих глав кланов. А ещё через шесть месяцев деда не стало. Технически мне было одиннадцать, но мой разум включал в себя память за последние почти две с половиной тысячи лет.

Моим частным учителем был Хеймдалль Ольстин, очень одарённый зельевар и талантливый артефактор. Именно его мой дед назначил гласом главы клана. И именно он сейчас сидел напротив меня в купе и озабоченно хмурил брови. В магическом сообществе Скандинавии Хеймдалль считался самым завидным женихом: хотя он был полукровкой — на севере, впрочем, на этот факт особо никто не обращал внимания, это только в Британии родословную рассматривали под микроскопом — и его семья не была известна, однако он был ведущим зельеваром нашей семейной компании «Зелья и эликсиры Нильфхейм» и был богат. Ну и хорош собой, ясное дело. Короче, Железный человек магической Скандинавии. Мы с ним познакомились семь лет назад после Самайна. На праздновании кто-то из преподавателей представил моей маме нескольких одарённых учеников, и она пригласила их к дальнейшему ученичеству в клан. И поскольку мне тогда нужен был гувернёр, она решила показать их мне. Моя способность к чтению мыслей вполне основательно работала уже тогда, и я выбрала того, кто не подумал, что я похожа на лабораторную мышь — Хеймдалля. Почему остальные так подумали? Потому что я альбинос. Настолько без пигмента, что у меня даже глаза красные.

Когда головная боль отпустила, я посмотрела на озабоченное лицо напротив.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Уже да, — поморщилась я. — Но это, однако, было мощно. Не буду пересказывать — сам вспомнишь. Но у меня в чемодане должна быть аптечка…

Я хотела попросить снять его, но лицо Хеймдалля болезненно сморщилось. Тогда я достала палочку и опустила свои царские шмотки чарами сама. Оттуда извлекла на свет небольшую, обтянутую кожей коробочку с чашей и змеёй, в которой находились разнообразных форм и размеров фиалы, пробирки и пузырьки. А от головной боли у меня был мешок с таблетками — потому что мигрень для легилимента как попугай-неразлучник: всегда рядом. Прямо мешок — холщовый, со шнурком. Обычно от головной боли использовали зелье, но это было так неудобно, что один мой предок нашёл способ дегидрирования, чтобы получить такую форму. Я достала одну таблетку и пустой стакан. Хеймдалль потирал виски.

— Агуаменти⁽²⁾, — я направила палочку в стакан, и он наполнился водой. — Держи, Хеймдалль.

— Спасибо, — он выпил таблетку. — Мне обещали, что у меня головная боль будет не такой сильной.

— Ну, ты же не знаешь, не такой сильной, как что, — улыбнулась я. — Может, это относительно проламывания головы кувалдой.

— Может быть, — хмыкнул Хеймдалль. — Значит, мы едем в Хогвартс?

— Вроде как я еду, — нахмурилась я. — А не мы.

— О, я хотел сделать тебе сюрприз — я буду преподавать ОПТИ, — он улыбнулся и положил подбородок на переплетённые пальцы. — Так что мы сможем продолжать все наши прежние занятия.

— А ОПТИ — это что? — нахмурилась я.

— Основы противодействия тёмным искусствам, — лыба стала шире и хитрее. — Вместо проблемного ЗОТИ.

— Понятно… — протянула я. — Ну, это здорово, что ты там будешь. Но тебя точно ничего не смущает?

— Например, что?

— Ну, как тебе сказать… — протянула я. — Ты преподавательский состав видел?

— Разумеется, — кивнул он. — Да брось, у меня была школа. Не думаю, что это такая большая проблема.

— Ну, раз не думаешь, то я промолчу, — я вздохнула. — Однако я всё ещё хочу знать, как ты в этот мир попал и почему не вернулся домой.

— О, это, — Франкенштейн посерьёзнел и выпрямился. — Мне сказали, что ты могла задать три любых вопроса, но тебя интересовало только, смогу ли я вернуться домой. Это так?

— Да, именно так, — я кивнула. — И мне ответили, что можешь.

— Ну, у меня это тоже был первый вопрос, — он улыбнулся. Опять. — Но потом… в общем, мне сказали, что мой родной мир сейчас как бы на паузе, и сколько бы я не отсутствовал, время там снова пойдёт, только когда я вернусь. А вернусь я туда в любом случае. И приятный бонус — пока я буду путешествовать с тобой, Истина стабилизирует Копьё. А я смогу от него отдохнуть.

— А из минусов — моя приятная компания? — хмыкнула я. — Значит, ты вроде как в отпуске?

— Почему из минусов? — он изогнул бровь, но ответить мне не дал. — Это не только отпуск — это же просто невероятная возможность посмотреть другие миры. Я не смог себе отказать в этом.

— Стой, секунду, — я зацепилась за его слова. — Ты сказал — миры? В множественном числе?

— Верно, — он кивнул.

— И сколько миров? — тихо уточнила я.

— Не знаю, много, — пожав плечами, отозвался Франкенштейн. — Ты же сама говорила, что им несть числа⁽³⁾.

— А, ну да… — протянула я и повернулась к окну.

Окно нашего купе было как раз напротив входа на платформу. До отбытия поезда осталось уже совсем немного времени, и на перроне уже была суматоха и толкотня. Я увидела буквально вбежавшего на платформу рыжего кудрявого парня с веснушками лет семнадцати, за ним девочку, такую же рыжую и с такими же веснушками, только мою ровесницу, за ними подряд двоих близнецов. Тоже рыжих и в веснушках. Очевидно, это были братья с сестрой. За ними на перрон вышли опять же рыжие мужчина и женщина. Времени оставалось мало, и они суетились, стремясь и попрощаться, и посадить детей в вагоны.

— Хеймдалль, ты не мог бы как-то намекнуть этой даме, что она ребёнка забыла? — спросила я, не отрывая от них взгляда.

— Что ты имеешь в виду? — отозвался он.

— Она только что в мыслях перечислила своих детей, и их должно быть здесь пять. А их только четверо, — кивнула на рыжее семейство я.

— И как мне это сделать?

— Это семейство Уизли, — я повернулась к нему. — Просто скажи, что ты новый профессор и что у тебя, насколько тебе известно, должно будет обучаться пять их детей. Давай, чем дольше юный оболтус остаётся один, тем дурнее идеи ему приходят в голову.

Хеймдалль вздохнул, кивнул и вышел. Через несколько секунд он уже говорил с миссис Уизли. Он был настолько предельно милым, что у меня аж скулы сводило. Когда он сказал ей, что по его наблюдениям одного из студентов Уизли не хватает — я не читала по губам, а подслушивала с помощью своего дара — она переполошилась и отправила мужа найти потерянных детей. Ещё максимум через минуту мистер Уизли вернулся на перрон с двумя мальчишками — рыжим, как всё их семейство, и черноволосым. Они забрались в поезд, и Хеймдалль тоже вернулся, снова усевшись напротив.

— Не хочешь познакомиться с будущими однокурсниками? — улыбнулся он.

— Нисколько, — я поджала губы. — К тому же, я уже, — я коснулась пальцем виска.

Я достала из чемодана форму, пока ещё без герба факультета, и аккуратно положила между собой и окном, а затем вернула чемодан на место. Среди моих воспоминаний было и то, зачем мне, собственно, с собой ложные вампиры: чтобы не свихнуться. Маглы называли их ложными, потому что они не пили кровь, но на самом деле эти маленькие миленькие зверьки питались в числе прочего ментальными эманациями, скажем так. Мыслями. И поскольку независимо от моего желания в моей голове всегда этих самых мыслей был переизбыток, они у меня никогда не голодали. Собственно, я достала клетку с ними и расположила у себя на коленях, думая выпустить их, когда дверь в купе открылась. На пороге оказались трое: те самые двое мальчишек, рыжий и чёрный, и девочка с копной вьющихся каштановых волос. Мы смотрели на них, а они на нас.

— Извините, — произнесла девочка. — Кажется, других мест уже нет. Можно мы останемся здесь?

— Разумеется, — улыбнулся Хеймдалль. — Уверен, мы не помешаем друг другу.

— А вы тоже едете в Хогвартс? — удивился рыжий мальчик.

— Да, мистер Уизли, — кивнул он. — Входите, вы перегораживаете коридор.

Троица вошла, втаскивая чемоданы. У них ещё была большая клетка с полярной совой и маленькая — с крысой. Хеймдалль, не снимая несколько натянутой улыбки с лица помог им запихнуть чемоданы и сову на верхнюю полку. Крысу рыжий мальчик сразу выпустил из клетки, и я передумала выпускать своих питомцев. Крыса эта мне не понравилась. Казалось в общем шуме, что и у неё в голове есть почти человеческие мысли. Но здесь было слишком много людей, чтобы можно было что-то точно определить.

Поезд тронулся, и перрон плавно проехал мимо окон. Там шли, махая руками, родители и другие провожающие. Локомотив набирал скорость, и совсем скоро за окном уже был Лондон. Я смотрела в окно, а Хеймдалль достал из кармана книгу, вернул ей полный размер и погрузился в чтение. Опять, поди, какой-то беллетристикой баловался.

— Да я не вру! — как будто продолжил разговор рыжий мальчишка. — Проход нас не пропустил. Я думал уже идти к нашей машине, как вдруг вернулся отец и провёл нас на поезд!

— Я не говорила, что не верю тебе, — строго сказала девочка. — Просто разве такое возможно? Проход даже моих маму и папу пускает. Разве что он бы закрывался для тех, кто опаздывает, но потом вы прошли всё равно. Но вам надо рассказать об этом профессору МакГонагалл.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — подал голос Хеймдалль. — Вы сказали, проход на платформу не пропустил вас?

— Да, — я повернула голову к ним и увидела, как черноволосый мальчишка кивает. — Мистер и миссис Уизли прошли, а мы с Роном не смогли.

Я внимательно посмотрела на него. Воспоминания об этом были достаточно свежи, так что выхватить их было легче лёгкого. Он не лгал — проход действительно закрылся. В смысле, не открылся, это же не дверь. Или… Проход лишь кажется стеной, там, насколько я поняла, иллюзорные чары. Так что нечто сделало несуществующую стену на какое-то время реальной. Я постаралась громко думать, чтобы Хеймдалль услышал меня. И как ни странно, у меня вышло.

— Вы говорили об этом вашим родителям? — спросил он.

— Да, — помрачнел Рон. — Но они не поверили ни мне, ни Гарри.

— Ясно, — кивнул Хеймдалль. — Уверен, всё именно так и произошло. Видимо, кто-то не хотел, чтобы вы садились на этот поезд. Как будто нет другого способа попасть в Хогсмид.

— Сказал он, — подала голос я. — Мы тащились из Шотландии в Лондон, чтобы сесть в поезд в Шотландию. Хотя могли сразу поехать в Хогсмид.

— Это не наши правила, и ты это знаешь, — он поджал губы.

— И поэтому мы сидим здесь, — я глубоко вздохнула.

— Не переживай, мы приедем на место примерно в семь часов, — Хеймдалль улыбнулся и погладил меня по голове. — Это не так уж долго.

— Ты просто мастер успокоить, — скривилась я.

Число голосов в моей голове поубавилось, и заглушать их стало немного легче, однако до конца всё равно не получалось. Я не представляла себе, как вообще смогу учиться в таком положении. Впрочем, когда я выпустила своих питомцев, и они расположились у меня на голове и плечах, стало легче. Через полчаса поиска подхода и мучительных усилий голоса, наконец, удалось заткнуть. Ещё час ушёл на то, чтобы справиться с мысленным соединением с Хеймдаллем — прежде мы жили вдвоём, и молчаливые переговоры нам не требовались. А теперь было похоже, что придётся прибегать к ним довольно часто. Всё это время он увлечённо читал, а наши соседи по купе делились летними впечатлениями. Я не прислушивалась к ним, просто невольно выхватывала обрывки фраз. Так я узнала имена всех троих — рыжего звали Рон, черноволосого Гарри, а девочку Гермиона.

Около часа дня из коридора донеслось: «Тележка со сладостями». Это означало, что пришло время обеда. Мысль объесться пирожками и шоколадом была, конечно, соблазнительной, но всё равно дурной. Потому что нельзя обедать одними сладостями: даже если юным умам эта идея кажется крамольной, особенно в отрыве от родителей, но от такого обеда будет плохо. Как от вокзальных беляшей. Даже Доширак был бы лучше. Но кому это интересно? Едва заслышав голос ведьмы с тележкой, трио ринулось в коридор, чтобы купить себе перекусить. Хеймдалль закрыл книгу и отложил её в сторону.

— Арчер, — позвал он, и между нами в купе с тихим хлопком появился домовик, одетый кремовое полотенце с фамильным гербом. — Всё ли готово?

— Как вы просили, хозяин Хеймдалль, — отозвался домовик.

Он щёлкнул пальцами, и у нас обоих в руках оказались пакеты с ризетами⁽⁴⁾, пакеты поменьше с канельснеглами⁽⁵⁾ и фляжки. В моей был томатный сок с сельдереем. Домовик ещё был в купе, когда троица вернулась. Они вошли как раз в тот момент, когда я благодарила Арчера за заботу, а он отвешивал поклон. Ещё секунда, и он исчез.

— Это что, был домовик? — тут же спросил Рон.

— Ну да, — я перевела на него взгляд. — А что?

— Так твоя семья держит рабов? — округлила глаза девочка.

— Домовики не могут выжить без дома, — отозвалась я. — Это симбиотические отношения.

— Но он в полотенце! — взвилась Гермиона.

— Ему так больше нравится, — пожал плечами Хеймдалль. — Мы предлагали им форму, приближённую к человеческой одежде — пока она даётся им на время, это не нарушает порядка договора, но они отказались.

— А вам-то, собственно, какое дело, держим мы домовиков или нет? — я изогнула бровь.

— Это рабство, — повторила девочка и села на диван. — И это неправильно.

— Да как скажете, — я пожала плечами и развернула пакет с ризетом. — Это ничего не меняет.

После обеда пришло время переодеться в форму. Хеймдалль с предельно милой улыбкой вывел юношей в коридор, давая возможность нам с Гермионой переодеться. Ей пришлось снимать свой чемодан — в этот раз она воспользовалась чарами — чтобы достать форму. Однако мы всё равно управились быстро. Затем мы с мальчишками поменялись, только профессор остался с нами в коридоре. Ехать оставалось ещё где-то пару часов.

1) Желтокрылый ложный вампир (лат. Lavia frons) — вид рукокрылых из семейства копьеносых. Единственный представитель рода Lavia.

Вернуться к тексту

2) Агуаменти — заклинание с помощью которого из конца волшебной палочки появляется вода

Вернуться к тексту

3) «Несть» — это устаревшее слово «нет». Оборот «несть числа» обозначает бесчисленное множество, избыток чего-либо.

Вернуться к тексту

4) Ризет хот-дог — это сосиска в булочке с хрустящим луком, маринованным огурцом, кетчупом и горчицей.

Вернуться к тексту

5) Kanelsnegle — улитка с корицей.

Вернуться к тексту

Когда мы все снова были в купе, трио обратило внимание, что у меня на форме нет герба факультета. До этого им со мной познакомиться и в голову не приходило, даже несмотря на поведение со мной Хеймдалля. Впрочем, я тоже не особенно шла на контакт, тем более, они весьма активно общались о своём.

— О, ты только на первый курс едешь поступать, — заметил Рон. — На какой факультет хочешь?

— А есть какая-то принципиальная разница? — я изогнула бровь.

— Конечно! — повысил тон он. — Например, мы с Гриффиндора — факультета храбрых, отважных и благородных…

— Однозначно место не для меня, — хмыкнула я.

— Ты отрывала жвала акромантулу на бегу, — скривился Хеймдалль.

— Так мне ещё паутина свежая была нужна — с мёртвого я её как получу? — условно возмутилась я.

— Я к тому, что недостатком отваги ты не страдаешь, — хмыкнул он.

— Ты не понимаешь — это другое, — фыркнула я. — Но не о том. Насколько я знаю, программа у всех студентов одинаковая. Так что для образования нет никакой разницы. Разве нет?

— Но факультет — это твоя практически семья на ближайшие семь лет, — подал голос Гарри. — И друзья.

— Моя семья вот сидит, — я кивнула на Хеймдалля. — Иными словами, разница только в виде из окна спальни. К тому же, как я понимаю, я там ничего не решаю — принимает решения Шляпа.

— Да, но её можно попросить, — тихо заметил Гарри. — Она учтёт.

— По мне, так главное — не попасть в Слизерин, — снова «авторитетно» заговорил Рон. — Ты знаешь, что все тёмные волшебницы и колдуны его заканчивали?

— Чушь какая, — фыркнула я. — Если программа у факультетов одинаковая, то и шанс склониться ко тьме тоже у всех одинаковый.

— Но Тот-кого-нельзя-называть его окончил, — понизил голос Уизли.

— А остальные выпускники тёмные по транзитивности, что ли? — скривилась я. — Один как все и все как один? Впрочем, это не важно. Я, наиболее вероятно, попаду именно туда.

— Малоприятная уверенность, — заметила Гермиона.

— Я — Фрейя Нильфхейм, если вам это о чём-то говорит, — усмехнулась я. — Если прикинуть вероятность, то восемьдесят процентов — Слизерин, пятнадцать — Когтевран, четыре — Пуффендуй и один — Гриффиндор.

— Нильфхейм? — ошарашенно переспросил Рон.

— Я бы дал Когтеврану больше процентов, — заметил Хеймдалль. — Или я был недостаточно хорошим учителем?

— Да, ты… вы правы, профессор, должно быть, наверное, шестьдесят на тридцать пять, — нахмурилась я. — Но мы оба всё равно уже знаем результат.

— Конечно, ма… мисс Нильфхейм, — кивнул он.

Этим, видимо, дружелюбие троицы и исчерпалось. Больше они со мной не говорили. Мы с Хеймдаллем вообще молчали, а нам бы с ним стоило поговорить — надо было привыкнуть к новому обращению. Мы с ним довольно давно на ты, и мне надо было привыкнуть говорить ему «вы» и «профессор Ольстин», а не «ты», «Хеймдалль» или, не дай Мерлин, «Франкенштейн». А вот Хеймдалль в силу наших с ним специфических отношений привык называть меня Фрейя, мастер или принцесса, что определённо было неприемлемо в школе. Тем не менее мы закончили поездку в молчании.

Когда поезд остановился в Хогсмиде, Хеймдалль практически мгновенно куда-то испарился. Вообще, мне было немного непонятно, почему он не уехал в Хогвартс немного заранее, чтобы подготовиться к учебному году. Скрывал до последнего от мастера? Что с ним не так? Троица тоже куда-то умотала, и я осталась одна. Первокурсников позвал огромный человек. Он был настолько высоким и широким, что просто не мог быть человеком на все сто — половина его определённо была великанской. Он представился лесничим Хагридом и рассадил нас по маленьким лодкам — каждая была рассчитана на четырёх, не больше, детей. Я оказалась с девочкой с абсолютно чёрной кожей — прямо антипод — и мальчиками-близнецами, подозрительно напоминавшими Элайджу Вуда⁽¹⁾. Было уже совсем темно, и в гладкой поверхности воды отражались звёзды. А впереди, на другом берегу, возвышался огромный замок в романском стиле. Казалось, во всех его окнах горел свет. Зрелище было впечатляющее, но мне казалось, что днём всё это выглядело бы лучше. Ну, может, как-нибудь потом получится посмотреть.

В общей сложности первокурсников было человек сорок, и среди них была та рыжая девочка с перрона. В смысле, они все были с перрона. Та девочка — сестра Рона. Хагрид провёл нас ко входу в огромный мраморный вестибюль. Там нас ожидала строгая высокая женщина в квадратных очках. У неё были тёмные волосы с проседью, собранные предположительно в пучок под остроконечной шляпой. У неё были синие глаза и очень тонкие изогнутые брови. На вид ей было лет пятьдесят, наверное. Шляпа у неё была зелёная, и мантия тоже. Хагрид представил её, как профессора МакГонагалл. Она провела нас по широкой лестнице к большим двустворчатым дверям, за которыми стоял приглушённый гвалт, но завернула не туда, а небольшую комнату напротив. Там было тесно, и мои мыши вынужденно спрятались в капюшоне мантии.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — всего одно фразой профессор МакГонагалл добилась абсолютной тишины. — Совсем скоро начнётся праздничный пир в честь начала нового учебного года. Однако перед тем, как вы сможете занять места за столами, вас ждёт церемония распределения по факультетам. До окончания учёбы факультет станет вашей второй семьёй — вы будете вместе жить, вместе есть и вместе проводить свободное время. Факультетов в Хогвартсе всего четыре — Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин, — она выделяла каждое название новой интонацией, и мне показалось, последнее слово прозвучало несколько неодобрительно. — Пока вы будете учиться, ваши успехи будут приносить вашему факультету очки, а за провинности вы будете их лишаться. В конце года факультет, набравший больше всех очков, получает Кубок школы. Надеюсь, каждый из вас будет достойным членом своей семьи. До церемонии осталось несколько минут, и я советую вам пока собраться с мыслями.

И первокурсники начали собираться. Я бы даже сказала, они начали очень громко думать. Некоторые были в ужасе, другие — в предвкушении. Мешанина мыслей была такой, как если бы я стояла посреди базара в самый торг — шум, гвалт, ни слова не разобрать… Собственные мысли тоже в кучу не собрать. В тот момент, когда я была на грани того, чтобы попросить Хеймдалля бросить эту учёбу к чёртовой матери, профессор МакГонагалл вернулась и велела нам построиться и следовать за ней. Мы вошли в Большой зал, и многие первокурсники задрали головы. Я тоже подняла глаза — надо мной было ночное звёздное небо. В книге «История Хогвартса» было написано об этом, но увидеть это своими глазами — совсем не то пальто. Мы прошли к подиуму, где стоял преподавательский стол, а перед ним — табуретка со старой потёртой шляпой. И это определённо была Волшебная Шляпа, то есть магический артефакт.

Шляпа пошевелилась, и складки на ней сложились в подобие лица. Она «посмотрела» на нас и запела. Голос её я бы описала как… шляпный?

Дни сложились в недели, в года.

Мчалось время, не зная пощады.

Но учащихся новых всегда

В нашей школе приветствовать рады.

Я стара, как и стены вокруг,

Но я каждого помню студента.

И меня если спросите вдруг,

Назову, где учился, моментом.

Гриффиндор принимал храбрецов,

Тех, кто сердцем был чист и отважен,

Всяк из красных да с золотом львов

Благороден, силён и отважен.

В Когтевране лишь те, кто умён,

Своё место себе отыскали,

Кто талантом наук одарён

Там ещё одарённее стали.

В Пуффендуе терпенье и труд

Для студентов всегда характерны.

Все невзгоды всегда перетрут,

Оставаясь друзьям своим верны.

Слизерин ждал всех тех, кто хитёр,

Тех, кто к цели идти не боится.

Кто прошёл в подземелье отбор,

У того кровь отнюдь не водица.

Так не бойтесь, идите скорей.

В ваши души смогу заглянуть я

И узнать вашу склонность точней,

Чем любая другая ведунья.

Когда Шляпа закончила свой романс, зал активно зааплодировал. Она раскланялась, определённо довольная собой. Ну, пела она действительно недурно, особенно для шляпы, но вот по тексту у меня нашлось пару-тройку вопросов.

Профессор МакГонагалл, отходившая на время пения, вернулась с длинным свитком в руках. Она встала около табуретки с Шляпой и обратилась к нам.

— Когда я назову ваше имя, вы подойдёте, наденете Шляпу и сядете на табурет…

Громкие и взволнованные мысли первокурсников вернулись. Пока мы рассасывались по проходу большого зала, а Шляпа пела, все они были в таком немом восторге, что позабыли о волнении. Да и помещение было больше, так что мне вполне удалось отвлечься от них. И я расслабилась. Теперь собраться со своими мыслями и заткнуть чужие мне никак не удавалось. Я поискала глазами Франкенштейна — он оказался сидящим по левую руку от довольно молодого мужчины с чёрными волосами и крючковатым носом. Я постаралась очень громко подумать, что ничего не слышу.

— «Хеймдалль, — позвала я, и он повернулся ко мне. — Ни слова за гомоном не слышу».⁽²⁾

— «Я скажу когда», — он ободряюще улыбнулся.

Особой суеты не было — было только непрерывное неутомимое жужжание. Пока я пыталась справиться с ним, подошла моя очередь — Хеймдалль очень громко подумал об этом. Подходя к табурету, я еле сдержалась, чтобы не помассировать виски. Я надела Шляпу и села. Повисла тишина. В моём мозгу резко перестали звучать мысли присутствующих. Прошло несколько секунд, и я услышала один мягкий, вкрадчивый голос.

— «Редко когда выбирать мне нужно не между двумя факультетами, а уж между всеми — такой талант был бы к месту везде, — проговорила Шляпа. — Но мне нужно что-то решить».

Она умолкла примерно на минуту.

— «А у вас предпочтения есть?» — как будто немного устало спросила Шляпа.

— «Не особо, — отозвалась я. — Хотя я, наверное, против Гриффиндора».

— «Аха…» — протянула Шляпа и снова умолкла.

Я старалась не думать вообще, хотя у меня это не получалось. Но по крайней мере, мне удалось отбросить мысли о своём попаданчестве. Прошло ещё минуты, наверное, две, а потом Шляпа снова заговорила в моей голове:

— «Ну, раз против Гриффиндора, задайте им…» Слизерин! — уже на весь зал объявила она.

Я поднялась с табуретки и двинулась к столу справа от центрального прохода. Здесь мне определённо были рады — моя семья была достаточно известна, и я была уверена, что родители многих сидящих здесь студентов были клиентами моей зельеварческой конторы. Голоса в мою голову вернулись, но, видимо, я и сама немного волновалась, потому что теперь, сев на скамью, я смогла их заткнуть. Ну, почти. Надо ещё поработать над этим.

Напротив меня за столом оказалась та самая девочка, с которой мы плыли в лодке. Её звали Девона Мистефонси. И нет, я не слышала, как профессор МакГонагалл читала её имя — я нагло вытащила его из её мыслей. Те два мальчика-близнеца тоже оказались в Слизерине, как и ещё две девочки и три мальчика. Я решила, что их имена узнаю потом.

В центре преподавательского стола, в кресле, похожем на золочёный трон, сидел старец. У него была длинная седая борода, пронзительные синие глаза за очками-половинками и множество морщин. Очевидно, это был директор школы Альбус Дамблдор. Мне ещё предстояла некоторая беседа с ним касательно моих милых питомцев. Хотя, я подумала, что стоило бы рассказать ему о том, что Шляпа отлично глушит мысли извне. Это, конечно, был тот ещё номер, но тогда преподаватели могли бы быть уверены, что свои знания я беру из своей головы.

Директор поднялся и произнёс короткую и очень странную речь. Он поздравил всех с началом учебного года, изрёк некий бессмысленный набор слов, больше похожий на пароль для домовиков, и объявил начало пира. Перекусившие в поезде чем попало студенты набросились на еду, как пираньи на кусок мяса. Зато шум в голове утих — когда люди едят, они в принципе думают меньше.

Понадобилось примерно полчаса, чтобы все насытились. Ну, я тоже не звёзды созерцала, хотя переедать, как большинство присутствующих, не стала. Я как раз расправилась с вишнёвым штруделем с мороженным, когда тарелки мгновенно опустели. И рты закрылись. Потому что директор Дамблдор поднялся, обошёл стол и остановился перед кафедрой с раскинувшей крылья золотой совой. Я не заметила, когда она там появилась, но выглядело так, будто она вообще всегда там стояла.

— Я бы хотел сказать несколько слов перед тем, как мы все отправимся спать, — проговорил он мягким голосом. — Прежде всего хочу сообщить о замене предмета: теперь вместо Защиты от тёмных искусств у вас будет предмет Основы противодействия тёмным искусствам. Вести его будет Хэймдэлл Эдельштейн⁽³⁾.

Хеймдалль поднялся, приветственно кивнул, улыбнулся и окинул взглядом зал, после чего снова сел. Вообще, за те шесть лет, что мы с ним в жили в Британии, никто не прочитал его фамилию правильно. С именем некоторым справиться всё же удавалось, но с фамилией — никогда. Сначала он поправлял, а потом смирился. Эдельштейн так Эдельштейн. Когда директор представил его, некоторые студентки снова подумали слишком громко, и мне не удалось заткнуть всё. И мне было весьма отрадно, что Франкенштейн их не слышал.

— Перед началом семестра я хотел бы напомнить некоторые правила: первокурсникам необходимо запомнить, что ученикам запрещено ходить в лес на территории школы. Некоторым старшекурсникам тоже стоит помнить об этом, — он строго посмотрел куда-то на стол Гриффиндора. — Также хочу напомнить, что колдовство в коридорах на переменах творить не следует — наш школьный смотритель, мистер Филч, просил вас уделить этому правилу особое внимание. Теперь насчёт квиддича — тренировки начнутся через неделю, как всегда. Желающие играть в сборных своих факультетов должны обратиться к мадам Трюк. И наконец, прежде чем пойти спать, давайте споём наш школьный гимн.

Соседа Хеймдалля перекосило. На лицах остальных преподавателей улыбки выглядели приклеенными. Кто-то из них очень… Очень Громко подумал, что надо придумать заклинание временной глухоты. Директор тем временем взмахнул палочкой, и над кафедрой взвилась золотая лента, которая вывела слова.

— Каждый поёт на свой любимый мотив! — провозгласил Дамблдор. — Начали.

Итак, мне кое-как удалось утихомирить болтовню внутри моей голове, и теперь какофония голосов обрушилась на меня снаружи. Мне хотелось зажать уши руками и скрутиться в улитку.

— «Там всего три куплета, — донеслись до меня мрачные мысли Хеймдалля. — Это ненадолго. Надеюсь».

Когда последний певец закончил — а поскольку каждый пел как хотел, закончили все в разное время — Дамблдор наградил его самыми громкими овациями, а затем отправил всех по кроватям. К нам подошла высокая девушка с тёмными чуть вьющимися волосами и большими синими глазами.

— Я — староста факультета, Джемма Фарли, — представилась она. — Я провожу вас в спальни.

И все слизеринские первокурсники угрюмой гурьбой поплелись за ней в подземелье. Мы шли коридорами, которые освещались факелами. Чада от них не было, так что скорее всего это был магический огонь. Мы прошли несколько поворотов и остановились перед чистой стеной. Джемма повернулась к нам.

— Запомните это место и пароль — «Чистая кровь».

Часть стены отъехала в сторону. Короткий тёмный коридор вёл в большое подземелье, стены которого были из дикого камня. Помещение было вытянутым в обе стороны. Напротив входа находился камин из белого мрамора с изящной резьбой, с потолка на цепях свисали сплюснутые круглые лампы зеленоватого оттенка. По обе стороны от камина стена была прозрачной, и через неё было видно глубины Чёрного озера. В данный момент там было темно и только едва намечалось какое-то движение. По всему подземелью стояли небольшие диваны и кресла чёрного и зелёного цвета. Меж ними были столы с матовыми серебристыми столешницами. Место было тёмное, но в некотором смысле уютное.

К комнатам мальчиков идти было направо, девочек — налево. Джемма поймала кого-то и парней-старшекурсников и попросила проводить мальчишек к ним в спальню, а сама повела нас. Наша спальня оказалась довольно просторной. Она была прямоугольной, большие кровати с зелёными балдахинами стояли по обе стороны от двери по две, а у стены напротив стояли письменные столы. Там, в той стене, были французские окна, выходящие, естественно, в озеро. Там что-то колыхалось. Каждая из нас нашла в изножье свой чемодан и, соответственно, свою кровать.

Помимо Девоны моими соседками были Геката Эллингтон, кареглазая блондинка с каре, и Абигейл Берриклот, зеленоглазая шатенка с косой до пояса. Наши с Девоной кровати оказались рядом. Геката и Абигейл были англичанками самого натурального вида, и они, как мне показалось, как-то сразу нашли общий язык. Возможно, они были и до Хогвартса знакомы, так что это было неудивительно. Я устала — неудобное детское тело! — и хотела спать. Однако в то же время всеобщее возбуждение проняло и меня. Моя кровать была ближе к окну, Девоны — ближе к двери, и мы с ней немного поболтали. Выяснилось, что её семья родом из Сенегала, и они долгое время жили во Франции, но пару лет назад переехали в Ливерпуль. Так она оказалась в Хогвартсе, хотя оба её родителя оканчивали Шармбатон. У неё действительно был лёгкий акцент — она чуть грассировала, и теперь было понятно, почему. Девона говорила, что мечтала тоже поступить туда, но рада тому, что оказалась здесь. А я подумала, что рановато она радуется — всё же отношение к нашему факультету как бы не очень… Я, можно сказать, демонстративно зевнула, и этот длинный день наконец-то закончился.

1) Актёр, сыгравший Фродо Бэггинса в фильме «Властелин колец».

Вернуться к тексту

2) Здесь и далее кавычки в диалоге будут означать ментальную связь.

Вернуться к тексту

3) Heimdall Adelsten в датской транскрипции читается как Хеймдалль Ольстин, в английской — Хэймдэлл Эдельштейн.

Вернуться к тексту

Утром у входа в Большой зал появилось расписание уроков для всех факультетов. И первое, что я сделала, увидев его — опешила. Я не особо интересовалась школой до самого июля, когда пришло письмо о зачислении, однако даже мне было известно, что Гриффиндор и Слизерин, образно говоря, на ножах. И каково же было моё удивление, когда оказалось, что практически все занятия у нас будут вместе. С Когтевраном мы занимались историей магии, а с Пуффендуем должны были посещать астрономию — по понедельникам. По ночам, естественно. Всё остальное — с Гриффиндором. Лично мне такой расклад казался странным. Например, сегодня, в среду, у нас была трансфигурация, а за ней заклинания вместе. Ну, с другой стороны, трансфигурацию как раз вела профессор МакГонагалл, так что у меня был шанс спросить, что это за… что это такое.

Мы с Девоной пришли в Большой зал вместе, а через буквально пару минут рядом с нами уселись наши одноклассники — мальчишки. Близнецов звали Джулиус и Август Слорру, ещё к нам попал мальчик весьма азиатской наружности Вей Хейан, чернокожий с зеленющими глазами Джек Мурки и светловолосый, синеглазый Апекс Донован. Ещё через пару минут подтянулись Геката и Абигейл. Мы мирно беседовали, знакомились, когда в серебряную супницу с овсянкой вполне прицельно прилетела булочка. Жидкая каша брызнула во все стороны, качественно заляпав мантии всего первого курса Слизерина. Ну, доброе утро, школьная травля. За столом Гриффиндора громко смеялись, но не факт, что это относилось именно к нам. Учителя ничего не заметили — или делали вид — зато заметила Джема. Она быстро подошла к нам.

— Ваши мантии надо почистить и быстро, — сказала она, доставая палочку.

Джема начала с мальчишек — их окатило сильнее, да и она к ним была ближе. Вообще, почти никто не изучал заклинаний до того, как поступить в школу. Действительно, зачем? Учитывая, что начальной школы для волшебников не существовало, вообще вопрос, кто их читать-писать учил. И если кто-то всё-таки учил, то почему нельзя было и какую-никакую базу по колдунству дать? В общем, я тоже достала палочку, покопалась в памяти предков и извлекла оттуда нужное заклинание.

— Экскуро, — тихо произнесла я, и пятно каши с моей мантии исчезло.

Наша староста тем временем убрала грязь с остальных. Сегодня на занятия она должна была нас сопровождать, чтобы показать, где какие аудитории, а уже завтра мы должны были ориентироваться сами. Я подумала, что было бы неплохо, если бы существовала карта замка. Ведь помимо его огромных размеров здесь были ещё лестницы, которые меняли направление, например. Вообще, вопросов к учебному процессу у меня возникало всё больше, хотя дело ещё даже до первого урока не дошло.

После инцидента оставаться в Большом зале не хотелось, так что мы всей кучей отправились в коридор. Оказалось, что не все посмотрели расписание, так что Джек, Апекс и Абигейл подошли к нему. А потом оттуда донеслось озадаченное: «А где?» Я обернулась и увидела, что вся полоска с расписанием Слизерина аккуратно оторвана. Ну, точнее, я увидела рваный край за расписанием Пуффендуя. Оборвано оно было для всех курсов и на все дни. Я вздохнула и заглянула в Большой зал — профессор МакГонагалл была ещё там. Как и директор, и Хеймдалль, и наш декан — профессор Снейп, тот самый брюнет, рядом с которым вчера сидел Хеймдалль. Я попросила Девону дождаться меня и ринулась к преподавательскому столу.

— Доброе утро, — максимально учтиво произнесла я, обращаясь ко всем, а потом сфокусировалась на зам. директора. — Профессор МакГонагалл, у нас возникла проблема с расписанием.

— Какая? — строго спросила она. — Насколько я помню, у первого курса Слизерина сейчас будет трансфигурация.

— И первый курс очень хотел бы это знать, — кивнула я. — Расписание Слизерина отсутствует.

— Я сама повесила его только этим утром, — она поднялась. — Как оно могло пропасть?

— Не знаю, мэм, но его сейчас там нет.

Она пошла вперёд, а я поспешила следом. Я очень старалась отключить шумы в голове, но мысли профессора МакГонагалл были очень раздражёнными. Что-то про шутки и баллы. И я скорее услышала ушами, чем своим даром, что за нами шёл профессор Снейп. Когда мы вышли из Большого зала, там уже собралось несколько больше слизеринцев с разных курсов, озадаченно рассматривающих то место, где должно было быть расписание. Профессор МакГонагалл показалась мне слегка растерянной — она определённо не ожидала, что что-нибудь подобное произойдёт вот так сразу.

— Полагаю, мы легко сможем найти недостающую часть, — произнёс профессор Снейп. — Акцио.

В холле стояла кучка студентов, из-под мантий которых виднелись красно-жёлтые галстуки. Когда наш декан произнёс поисковое заклинание, у одного из них из кармана, в котором он держал руку, вылетел обрывок бумаги и направился прямо профессору Снейпу в руки. Он лишь мрачно взглянул на декана Гриффиндора, лицо которой явно выражало гнев. Шум её мыслей стал громче и неразборчивее.

— Мистер Бейкер! — возмущённо обратилась она, ринувшись к студентам. — Как вам в голову пришло выкинуть такое? Пятьдесят очков я снимаю с вас за неподобающее поведение и назначаю пять отработок у мистера Филча!

— Но мы…

— Шесть отработок! — воскликнула она. — Учёба ещё не началась, а Гриффиндор уже так отстал из-за вас!

— Мисс Нильфхейм, — профессор Снейп заговорил негромко, однако после возмущённой речи МакГонагалл стояла такая гробовая тишина, что его слышали абсолютно все. — Пять очков за заботу о своём факультете.

Он развернулся к расписанию и с помощью «Репаро» вернул слизеринское на место. Студенты тут же обступили его, на всякий случай переписывая себе. А из группы гриффиндорцев раздался какой-то маловразумительный вопль. Откровенно говоря, я бы предпочла обойтись без поощрения, поскольку теперь превращалась во врага номер один для Гриффиндора. Ну, по крайней мере, до того момента, когда кто-нибудь ещё не сделает им что-нибудь. Хотя в данном конкретном случае они сами себе злобные буратины, а я просто мимокродил.

Джема отвела нас на урок трансфигурации и дождалась, когда придёт профессор МакГонагалл. О том, что произошло с расписанием, первокурсники Гриффиндора уже были в курсе — они как раз выходили из Большого зала под гневную тираду своего декана. Так что в меня пуляли не самые приязненные взгляды. Скорее, совсем неприязненные. А я очень старалась выключить звук. Потому что мне совершенно не хотелось знать, что они обо мне думают. Наконец, пришла профессор и впустила нас в класс. Мы расселись за парты по двое — гриффиндорцы у окна, слизеринцы у стены.

— Трансфигурация — один из самых сложных и опасных предметов, которые вы будете изучать в Хогвартсе, — произнесла она, когда класс только-только уселся. — Малейшее нарушение дисциплины на моём уроке — прямая дорога покинуть мой класс навсегда.

Все студенты притихли и как-то съёжились. У меня-то было постоянное ощущение перешёптываний, но вообще стояла глухая тишина. Сегодня мне пришлось оставить питомцев в нашей спальне, чтобы не спорить с преподавателями, но я собиралась пойти к директору уже после обеда, чтобы он дал мне разрешение таскать их с собой. Со мной за партой сидел Джулиус. Или Август — внешне я их пока не различала. Он думал о том, какое именно задание даст нам сегодня профессор. Убедившись, что все усвоили данное предостережение, она встала сбоку от своего стола и взмахнула палочкой. Стол превратился в свинью, громко хрюкнул, за что был возвращён обратно в форму стола.

— Такая трансфигурация весьма сложна, и мы не скоро займёмся превращение неживых объектов в живые, — объявила профессор МакГонагалл обомлевшим ученикам. — Для начала давайте запишем некоторые формулы, которые необходимы для простейшей трансфигурации.

Она продиктовала нам несколько сложных предложений. Если это всё, что требовалось для преобразования, то это определённо гораздо проще, чем в прошлом путешествии. Нам надо было иметь полное и максимально детальное представление о том, что и из чего нам нужно получить. Здесь достаточно было иметь самое общее представление. После того, как предложения были записаны, профессор МакГонагалл раздала нам по спичке и предложила до конца урока превратить их в иголки. На самом деле, это вовсе не было сложно. Для магии трансфигурации превращение объектов, схожих по форме и размеру, было как семки щёлкать. Впрочем, поскольку магия обходила физику, как нечто несущественное, для неё любое преобразование было довольно простым. Однако здесь надо обговорить некоторые детали. Магические способности — это некий особенный внутренний талант, сила, которой нужно уметь управлять. Именно она способна исполнять желания чародея. Однако для того, чтобы она это сделала, нужно определённым образом направить её. Для этого существуют артефакты и заклинания. Конкретно в Британии принято считать, что лучшим из всех артефактов является волшебная палочка. Так что никакие другие они тут просто не изучали. Короче говоря, большинство первокурсников, независимо от их происхождения, до начала учёбы не тренировались и не работали со своей магической силой. По крайней мере, достаточно для того, чтобы осознанно её направить. Учитывая, что никто им и не объяснял, как это работает, в этом ничего удивительного не было. Однако меня, в смысле Фрейю, Хеймдалль начал обучать достаточно давно, так что исполнить задание профессора МакГонагалл мне было несложно.

Мою палочку изготовил для меня мой дед. Она была из ели с сердечником из пера детей Хугина и Мунина⁽¹⁾. Она была светлой, чуть желтоватой — дедушка не стал покрывать её тёмным лаком, оставив естественный полосатый окрас. А вот на ручке была оплётка из кожаного шнура. Когда я спрашивала у него, чья это кожа, он уклончиво отвечал, что я не хочу это знать. А я хотела. Но так и не узнала — он не посчитал нужным добавить эту информацию в переданную мне память.

Я сосредоточилась, отогнала лишние чужие мысли, сосредоточилась ещё раз и взмахнула палочкой, направив её на свою спичку. Она послушно превратилась в самую банальную штопальную иглу. На самом деле, Хеймдалль обучал меня трансфигурации. Как, впрочем, и основам всех остальных предметов, так что если бы я не справилась, он бы меня основательно отругал. Заметив бесплодные попытки соседа по парте, я быстренько вернула иголке вид спички. Выделяться сегодня ещё раз мне не хотелось. Однако была одна вещь, которая решительно не давала мне покоя. Я поёрзала, поморщилась и неуверенно подняла руку.

— Да, мисс Нильфхейм? — приблизилась профессор МакГонагалл. — У вас вопрос?

— У меня вопрос не по предмету, — призналась я. — Могу я задать его?

— Только если тему урока вы усвоили, — припечатала она.

Я вздохнула и взмахнула палочкой. Спичка послушно стала иголкой. Я запоздало подумала, что мне надо было её недопревратить, но соображать промежуточные стадии превращения, в принципе, было сложнее. Профессор МакГонагалл подняла мою спичкоиголку к глазам и некоторое время рассматривала её, а потом вернула её мне и улыбнулась. Класс очень удивлённо посмотрел на профессора, а я подумала, что улыбка ей очень шла, и ей стоило бы делать то чаще.

— Десять очков Слизерину, — объявила она. — Что вы хотели узнать, мисс Нильфхейм?

— Насколько я понимаю, профессор МакГонагалл, вы занимаетесь составлением расписания, — поворачивать назад было поздно, раз уж начала. — Я не особенно интересовалась Хогвартсом и никто из моих предков здесь не учился, однако даже я знаю о том, что факультеты Гриффиндор и Слизерин, мягко говоря, не ладят. Однако расписание составлено так, что даже на самых опасных занятиях, вроде зелий и трансфигурации, мы будем заниматься вместе. Для этого есть какая-то причина?

— Мы хотим, чтобы студенты научились налаживать контакты между собой, — отозвалась она. — Но, возможно, расписание действительно стоит пересмотреть, если всё так.

— И можно ещё вопрос? — профессор кивнула. — Как предполагается попасть с урока истории магии в аудитории в северной башне на урок травологии в теплицу номер три за десять минут?

— Это невозможно, — решительно заявила она.

— Но мы должны будем как-то это сделать, — я пожала плечами.

— Я вас поняла, мисс Нильфхейм, — строго заметила она.

На этом я решила заткнуться и не мешать остальным тыкать спичку палочкой. Перед нами с Джулиусом — пришлось залезть ему в голову, чтобы выяснить, кто он — сидели Девона и Джек. В какой-то момент Мурки дёрнулся и сдержал смешок, и я из любопытства заглянула на их парту: Мистефонси сделала спичку гибкой и загнула в форме буквы «S», чем его и развеселила. На счастье, профессор была слишком увлечена гриффиндорцами в тот момент, чтобы заметить это. До конца урока сделать ещё хоть что-то со своей спичкой получилось у Джинни Уизли и Апекса. У Уизли спичка стала серебристой, а у Донована она обратилась зубочисткой. Профессор МакГонагалл начислила им по пять баллов, а рассмотрев похожую на варёную макаронину спичку Девоны, посоветовала ей больше концентрироваться на том, что она хочет получить. Однако два бала Мистефонси всё же получила.

Заклинания вёл декан факультета Когтевран, профессор Филиус Флитвик. Он был эдаким антиподом Хагрида — если лесничий был огромен, то седому преподавателю чар приходилось забираться на стопку книг, чтобы видеть студентов из-за своей кафедры. Он определённо был потомком гоблина — напоминал чем-то клерков из Гринготтса. Если на занятии у МакГонагалл идеальная дисциплина держалась на ужасе перед зам. директора, то здесь все внимательно слушали и записывали очень интересную лекцию по теории. Профессор не опирался на некоторые труды по управлению магической силой, но зато давал очень подробные сведения о том, как куда и почему следует размахивать палочкой, а как куда и почему не следует. Он говорил о прочной связи фигуры движения палочки и заклинания и о том, что при неверном их исполнении заклинание может и не сработать в лучшем случае. На этом занятии я решила не отсвечивать, и оно прошло вполне мирно.

Несмотря на то, что у нас был только первый день занятий — а, может, именно поэтому — и МакГонагалл, и Флитвик задали нам огромное домашнее задание. Сделать его, впрочем, нужно было к понедельнику, так что можно было спокойно окопаться в библиотеке. Когда мы добрались до Большого зала обедать, преподаватели уже были там. Я заметила, что Хеймдалль вполне мирно беседовал с деканом Слизерина. Ну, это было ожидаемо — у них схожие интересы.

Мы постарались поесть как можно быстрее и молча, чтобы суп — весьма неплохой, к слову — не повторил судьбу утренней овсянки. Я знала, что в замке полно домовиков, и когда второе сменилось чаем и тостами, негромко сказала «Спасибо». Через мгновение прямо рядом с моей чашкой возникла вазочка с печеньем, хотя больше его нигде на столах не было. Я усмехнулась и поблагодарила ещё раз. В общей сложности на обед мы потратили минут двадцать пять, после чего гурьбой пошли в библиотеку. Домашнего задания на завтра ещё не было, но было на понедельник — а копить массу работ на выходные совершенно не хотелось. Однако в библиотеке скоро стало слишком шумно для меня — слишком много народу пришло думать. Без какой-нибудь приблуды, блокирующей чужие мысли, приходилось туго. Я извинилась перед одноклассниками и пошла туда, где однозначно было тише — в кабинет Хеймдалля. Уроки заканчивались до обеда, так что он должен был быть свободен. Более того, он должен был составить наш с ним индивидуальный график занятий, да и к директору надо было сходить.

Мои занятия с Хеймдаллем включали несколько больший объём предметов, чем тот, что был в Хогвартсе. Прежде всего, он обучал меня использовать магию не только с палочкой, но с посохом, мечом и кольцом. Он занимался со мной верховым фехтованием и магическим фехтованием, обучал математике, языкам и боевым искусствам. Помимо зелий, разумеется. Зачем? Затем, что в нашей семье никогда не пользовались услугами аптекарей — все ингредиенты добывали сами, будь то слизь флоббер-червя, безоар, аконит, яд акромантула или чешуя с жопы дракона. Только собственноручно, только хардкор. И запускать эти занятия было ни в коем случае нельзя. И гонял он меня до зелёных соплей не от большой нелюбви, а потому что от моих навыков зависела и моя, и его жизнь иногда. Так что я никогда не жаловалась.

Хеймдалль сидел за большим письменным столом и просматривал небольшие листы пергамента. Лик его был печален, и когда я вошла и села за парту перед ним, он тяжело вздохнул.

— Что стряслось? — осторожно спросила я.

— Я выбрал слишком сложный учебник, — мрачно изрёк он.

— В смысле, сложный? — изумилась я. — «Азы защитной магии»-то?

— Угу… — протянул он. — Летом я изучил все учебники, по которым занимались студенты Хогвартса последние семь лет, и пришёл к выводу, что если они почерпнули из них хоть немного, «Азы…» должны закрыть все пробелы, но…

— Никаких пробелов в знаниях — весь предмет один большой пробел? — спросила я.

— Вроде того, — вздохнул Хеймдалль. — И я не могу сказать, что они вообще ничего не знают, что они глупые и ничего не учили. Но просто предмет, видимо, подавался так беспорядочно, что… У меня сегодня был пятый курс, и я не представляю, что мне надо будет сделать, чтобы пристойно подготовить их к СОВ.

— А ты возьми прошлогодний экзаменационный лист по предмету, может, проще будет понять, до какого уровня надо тянуть.

— Да к Мерлину экзамен, если сдав его, они не смогут отбиться даже от каких-нибудь пикси! — воскликнул он и покачал головой. — А ты… Вы зачем пришли, мисс Нильфхейм?

— Вы обещали сходить со мной к директору, профессор, — отозвалась я. — По поводу мышей.

— Верно, — кивнул Хеймдалль и поднялся. — Идёмте.

Коридор, лестница, горгулья, лестница, коридор — и мы перед дверью кабинета директора Дамблдора. Она была чуть приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Я услышала голос профессор МакГонагалл, которая говорила что-то про расписание. Хеймдалль постучал, и директор пригласил войти. Кабинет был большим и круглым. На стенах — или правильнее стене? — висели портреты прежних директоров и директрисс, которые мирно дремали. На столах и полках во множестве стояли магические артефакты самого разного толка, которые шипели, выпускали пар и самыми разными иными способами вызывали ассоциации с химической лабораторией. По центру стоял огромный стол с ножками в форме звериных лап, а за ним была дверь и лестница. За ним же была широкая полка, на которой покоилась старая потёртая Волшебная шляпа. Ещё там был столик с большой жёрдочкой, на которой сидела большая, красивая красная птица. Это был феникс — птица с головой и крыльями сокола и телом фазана. Только оперение как будто огненное.

— Что-то случилось, профессор Эдельштейн? — озадаченно спросила МакГонагалл, заметив меня.

— Ничего такого, — с улыбкой отозвался он. — Просто я хотел кое о чём переговорить с директором касательно ма… мисс Нильфхейм. Дело в том, что она унаследовала дар своей семьи — легилименцию.

— Откуда это известно вам? — нахмурилась зам. директора.

— Минерва, Хэймдэлл домашний учитель мисс Нильфхейм, так что очевидно, ему это было известно довольно давно, — улыбнулся Дамблдор. — Полагаю, с первой вашей встречи?

— Именно так, — кивнул Хеймдалль. — Дело в том, что мы жили довольно уединённо, а теперь ей приходится справляться с этим даром. Это, как я понимаю, непросто.

— Мисс Нильфхейм, это так? — директор посмотрел на меня, и я почувствовала, как он попытался влезть мне в голову.

— Мне и правда непросто, — призналась я. — Я постоянно слышу шум чужих мыслей, как в комнате, заполненной гомонящими или шепчущими людьми. Мне нужно время, чтобы научиться полностью контролировать это. Однако я хотела попросить разрешения брать с собой на занятия моих мышей: они поглощают излишки ментальной энергии и… И без них у меня мигрень… Перестаньте, пожалуйста… — от его попыток пробиться мне в разум у меня даже голова разболелась. Надо будет хлебануть таблеточек.

— У вас хороший щит, — Дамблдор перестал ввинчиваться мне в мозг, и как-то сразу полегчало. — Такой бывает только у прирождённых легилиментов. Что же, если эти животные вам нужны, я разрешаю вам брать их с собой.

— Спасибо, сэр, — улыбнулась я. — А ещё, я должна сказать, когда была церемония распределения, Волшебная Шляпа заглушила все мысли извне. Можно ли как-то изучить это её свойство, чтобы, может быть, изготовить подобный головной убор? — шапочку из фольги.

— Не думаю, что в школе сейчас есть такой специалист, — задумчиво отозвался он. — Но если вы не против, я бы хотел, чтобы экзамены вы сдавали в Волшебной шляпе.

— Я только за, — охотно согласилась я.

— Профессор Эдельштейн, — обратилась МакГонагалл. — Немного странный вопрос, но вы никогда не составляли расписаний? Потому что, — она как-то странно на меня покосилась. — Я пересмотрела сейчас то, что мы составили перед началом учебного года, и у нас действительно вышла местами какая-то ерунда.

— Я составлял расписание только для мисс Нильфхейм, — Хеймдалль пожал плечами. — Но давайте посмотрим, чем я могу вам помочь.

И про меня благополучно забыли. Уйти одна отсюда я не могла — плохо ещё запомнила дорогу, а преподаватели расстелили большой лист по директорскому столу и принялись двигать занятия как шахматные фигуры. Я отошла в сторонку и стала ждать. При взгляде на Хеймдалля… Франкенштейна, мне показалось, что вот сейчас он совершенно в своей стихии. Ну, хоть кому-то хорошо.

1) Хугин и Мунин — пара воронов в скандинавской мифологии, которые летают по всему миру Мидгарду и сообщают богу Одину о происходящем. На древнеисландском Huginn означает «мыслящий», а Muninn — «помнящий» (или «мысль» и «память» соответственно).

Вернуться к тексту

Попроси Франкенштейна расписание составить, и его предмет будет вообще везде. Не то чтобы я — или кто-либо иной пока что — была против того, чтобы ОПТИ был четыре занятия в неделю вместо двух, но в отличие от всех остальных я была хорошо знакома с этим маньяком от образования. Ему дай волю, он бы добавил обязательную математику и английский, мировую литературу, биологию и физику. Чисто для общего развития. А то берут детишки иглы дикобраза для зелий и понятия не имеют, что это за зверь и где у него те иглы растут. Но такой воли ему, очевидно, не дали. Да и где взять преподавателей на такие маггловские науки в тесном магическом сообществе? Однако надо заметить, что расписание действительно стало намного приятнее, и уроки оказались в равных долях совмещены с разными факультетами. С Гриффиндором у нас теперь была история магии и почему-то ОПТИ, травология, зельеварение и чары с Когтевраном, а трансфигурация и астрономия с Пуффендуем. В итоге сегодня, в четверг, у нас был весь день с Гриффиндором: история магии и сразу после неё сдвоенное ОПТИ.

Я понятия не имела, сказала ли профессор МакГонагалл хоть кому-нибудь, почему понадобилось переделывать всё расписание полностью, но взгляд профессора Снейпа где-то в районе лопаток я периодически чувствовала. А вообще, что старое, что новое расписание меня немного озадачивало тем, что в нём не было совершенно никакой физкультуры. Нет, я понимаю, что студентам и так приходилось изрядно побегать по замку между аудиториями, но это не то же самое. Но похоже, в Британии не разделяли мнения о глубокой связи ментального и физического. Я размышляла о том, как мне быть с этим, и пришла к выводу, что лучшим вариантом будет вставать пораньше и топать на пробежку с зарядкой. Собственно, дома режим такой и был.

Историю магии вёл профессор Бинс. И был профессор Бинс привидением. В начале урока он эффектно возник из классной доски и проплыл к широкому столу. Сквозь него можно было видеть записи на доске, но было неясно, как давно они там находятся и к какому уроку относятся. Убедившись, что первокурсники прилежно приготовили пергаменты и перья, он начал лекцию. И уже через минуту она заняла с большим отрывом первое место с моём списке самых скучных, а он, надо заметить, был немаленьким. Особенно учитывая, сколько воспоминаний об образовании теперь хранил мой разум. Однако я на чистом упрямстве записывала за ним даты и события, считая это тренировкой духа. И вот уж точно я не хотела прийти на занятие Хеймдалля сонной. Ну уж вот уж нет уж.

Кабинет ОПТИ был большим, и Хеймдалль попросил нас сесть по одному за парту и не доставать ничего. Я села на самую заднюю парту в самом тёмном углу и попыталась прикинуться привидением. Девчонки сели на первые парты, мальчишки за ними. А перед доской за широким столом улыбался самым очаровательным своим оскалом профессор Ольстин. Он внимательно осмотрел класс, чуть задержавшись, как мне показалось, на моей персоне, и оскалился ещё жутчее. Ох, не к добру это.

— Доброе утро, — произнёс он. — Сегодня у нас с вами первое занятие, и я бы хотел познакомиться с каждым. Мой предмет вы будете изучать все семь лет, и я постараюсь в достаточной мере обучить каждого из вас. Даже тех, кто искренне полагает себя неспособным к защитной магии.

Он начал поднимать студентов по одному, чтобы они называли имена и говорили пару слов о себе. Строгих правил о том, что говорить, он не дал, так что каждый говорил что-то такое, благодаря чему его бы запомнили. Например, Джинни Уизли сказала, что у неё шесть старших братьев; Абигейл — что её семья разводит грифонов, и они хотят восстановить их популяцию в дикой природе; Колин Криви — что увлекается фотографией; Апекс — что мечтает стать колдомедиком. Благодаря тому, куда я села, я оказалась самой последней.

— Фрейя Нильфхейм, — произнесла я, поднявшись. Мне надо было тоже что-то сказать, а я пока сидела ничего не придумала. — Я альбинос и не могу находиться на солнце.

— Спасибо, мисс Нильфхейм, — хмыкнул Хеймдалль. — Итак, на этом уроке мы поговорим только об общих аспектах. И когда я говорю «поговорим», я имею в виду именно беседу. Как вы, наверное, обратили внимание, в качестве учебника вам предложен первый том пятикнижия «Азы защитной магии». В нём описаны защитные техники для волшебной палочки. Кто может назвать мне иные магические проводники, о которых говорится в остальных томах? — он дошёл как раз до последних парт. Мне следовало бы подождать, когда он отвернётся, но прежде чем это случилось, я подняла развёрнутую ладонь на уровень плеча, где-то в глубине души веря, что он не заметит. Шиш. — Мисс Нильфхейм?

— Остальные тома по порядку это посох, меч, кольцо и артефакты, — отозвалась я, поднявшись. — Последний, правда, больше можно отнести к предмету артефакторики как таковой, но…

— Спасибо, — перебил он меня. — Когда у нас будут проходить подобные разговорные занятия, вы можете отвечать с места. Продолжим. Кто может назвать главное различие между первыми четырьмя и последним вариантом?

Я села и снова подняла свою ладошку. Судя по поднятым рукам на первых партах, я была не единственной, кто мог дать ответ, но Хеймдалля они, очевидно, интересовали мало, потому что он подошёл к моей парте и разве что не присел на неё.

— Да, мисс Нильфхейм, — улыбнулся он.

— А почему вы только её спрашиваете? — раздался голос с первой парты. Это была Ханна Шоу, темнокожая гриффиндорка.

— Как угодно, — обернулся Хеймдалль. — Мисс Шоу, тот же вопрос.

— Как известно, палочка, посох, кольцо и меч сами по себе являются артефактами, — гордо отозвалась она.

— Ответ не полный, — строго заметил Хеймдалль. — Кто дополнит?

Я подумала, что мне в принципе на его занятиях свою бледную ладошку можно и не опускать. Профессор ОПТИ внимательно осмотрел класс, в котором определённо никто не мог дополнить Ханну, и снова повернулся ко мне. Я вздохнула, скривила жабью морду, но руку не опустила.

— Прошу, мисс Нильфхейм, — снова улыбнулся он.

— К артефактам принято относить магические предметы направленного действия, например, мётлы, напоминалки, порталы или порт-ключи, — заговорила я. — Для их использования не требуется заклинание или какое-либо иное магическое усилие. Некоторые такие артефакты имеют очень сложное строение чар, как например, распределяющая Шляпа или потолок в Большом зале, а другие создаются доступным практически каждому волшебнику набором заклинаний или даже одним заклинанием. Артефактом может стать любой предмет, однако для артефактора…

— Спасибо, — снова перебил он меня. — Это было бы интересно классу, если бы у нас был урок артефакторики. Но мы в этом классе будем говорить только о противодействии тёмным искусствам. К тёмным искусствам традиционно относят заклинания и магические практики, способные нанести существенный или непоправимый вред. Они существуют в великом множестве, и хотя лично я не согласен с отнесением к ним некоторого волшебства, у Министерства есть определённое представление о том, что есть магия тёмная, а что нет. Скажем, взрывное заклинание «бомбардо» не относится к тёмным искусствам, а вот по идее чистящее «аблатио»⁽¹⁾ относят к ним. Впрочем, моей задачей на этот год будет обучить вас не столько всей защитной магии в целом — этого за год не добиться никому — сколько реагировать на угрозу и делать это максимально эффективно. Давайте-ка сдвинем столы и немного поиграем.

Играть с Хеймдаллем, когда он преследовал в игре образовательные цели — то есть, почти всегда — мне никогда особенно не нравилось. Потому что игрой это называлось весьма условно. Он поставил на свой стол большую корзину с разноцветными маленькими, хорошо знакомыми мне шариками, и радостно наблюдал за тем, как первокурсники тягают мебель. Благо, именно в этом классе парты были не такие уж тяжёлые. Места оказалось довольно много, и Хеймдалль попросил всех встать в круг. Мне хотелось встать за дверь, но я послушно встала напротив его ухмыляющейся персоны.

— Никакой защитной магии вы пока ещё не знаете, так что сегодня мы просто потренируем вашу реакцию, — он достал два мячика из корзины. — Красные мячи — злонамеренные заклинания, и от них вам нужно уворачиваться, зелёные — наоборот, полезные, и их вам нужно ловить.

На вид мячи, конечно, одинаковые, но на самом деле это не так. Зелёные мячи довольно мягкие, шершавые, и они всегда у него были за полезное, а вот остальные — в данном случае только красные — очень твёрдые. Их и ловить-то больно, а уж получать по туловищу, да если он их ещё и ускорит… Синяк будет как минимум. Проверено на моей тушке.

— Мобилициркус⁽²⁾, — взмахнул палочкой Хеймдалль, и мячи поднялись в воздух.

Началось всё как забавная игра с довольно медленным шариками. Все весело хихикали, уворачиваясь от них, но я-то знала, что они постепенно начнут ускоряться. Нет, был, конечно, шанс, что Хеймдалль пожалеет детей. Но он был ничтожно мал и для самого Ольстина, а уж в сочетании с Франкенштейном, ждать пощады вообще не приходилось. Так что до конца урока хотя бы по одному разу досталось всем. Ну, кроме меня и самого Хеймдалля. А остановился он только тогда, когда веселье конкретно так иссякло и сменилось лёгким ужасом. Впрочем, до предельной скорости он и близко не дошёл. Потом было десять минут галдежа с расставлением столов на место, а затем Хеймдалль велел достать учебники и открыть главу первую — «Щитовые чары». В своё время он заставил меня зазубрить именно её наизусть. Он всегда говорил — не знаешь, чем защищаться, защищайся «протего». Они, конечно, не спасали от физических, например, атак, но неплохо держали основную массу заклинаний. Так что я настолько хорошо знала эту главу, что повторяла слова из неё про себя быстрее, чем успевала пробегать глазами по строчкам. Минут пять я честно изображала чтение, а потом сдалась и растеклась по парте. Бдительный Хеймдалль этого, конечно же, не упустил.

— Мисс Нильфхейм, вы закончили? — улыбнулся он.

— Да, сэр, — отозвалась я и выпрямилась.

— Что ж, тогда идите сюда ко мне. Вы ведь сможете показать, что прочитали?

Когда Хеймдалль-Франкенштейн хотел, он источал такое обаяние, что его можно было черпать ложкой. В принципе, он мог в таком вот виде вполне хладнокровно душить жертву старой резинкой от трусов, а она бы при этом билась в экстазе. Но меня всегда пугало, когда он впадал в такое состояние. Потому что впадал он в него только тогда, когда что-то хотел. А когда он что-то хотел, он это получал. Ну, если речь шла не обо мне, потому что чем сильнее работало это его обаяние, тем с более громкими воплями ужаса и более далеко я уносила ноги. По крайней мере, эта я. Однако сейчас я просто не могла пулей вылететь из класса и спрятаться где-нибудь, не знаю где. Я вышла к доске.

— Я атакую вас жалящим заклинанием, а вы используете чары, о которых прочитали, — посерьёзнел он. — Готовы?

Я достала палочку и кивнула. Хеймдалль шевельнул рукой, и прежде чем сглаз сорвался с его палочки, я пискнула: «Протего», — и резко рассекла воздух своей палочкой вниз. Жалящее заклинание ударилось о мой щит, как будто пустив круги по воде, и его отбросило назад к Хеймдаллю. Он ловко швырнул его в стол.

— Блестяще, мисс Нильфхейм, — снова улыбнулся он. — Вместе с ответами на первом уроке — двадцать очков. Кто хотел бы повторить?

Желающих, как ни странно, не нашлось. Что подарило всему классу подробную и максимально детальную лекцию о том, как именно творить щитовые чары. Вообще, в «Азах…» об этом было довольно неплохо написано, но голосовое оформление профессора расставляло нужные акценты. На домашнее задание Хеймдалль не поскупился, попросив написать эссе на один большой свиток на тему щитовых чар. И разумеется, после того, как урок закончился, он попросил меня задержаться. Я собиралась медленно, ожидая, пока все уйдут. Последним в сумку я запихивала перо, когда услышала голос Ханны Шоу.

— Вы не начислили мне очков за ответ, — негромко произнесла она.

— В самом деле? — Хеймдалль поджал губы. — Что ж, два очка за неполный ответ. И два штрафных очка за выкрики с места. Можете идти.

Она промолчала, но очень громко возмущённо подумала. Я всё ещё ковырялась на своей парте, когда Ханна прошла мимо, злобно на меня зыркнув. Напугала, блин, ежа голым задом. Когда дверь за ней закрылась, я, бросив сумку на столе, поплелась к столу Хеймдалля.

— Выключай свою харизму, — попросила я. — У меня на неё аллергия.

— Разумеется, — он улыбнулся, и на этот раз мне не захотелось экстренно выучить трансгрессию. — Я составил для тебя расписание. Завтра в шесть тридцать жду тебя на пробежку. Уже три дня без утренних тренировок.

— Кошмар, — картинно закатила глаза я. — А сегодня… — я взяла из его рук протянутый пергамент. — В пять верховое фехтование?

— Поскольку первокурсникам свои мётлы иметь нельзя, будешь пользоваться той, что я взял для тебя, — усмехнулся Хеймдалль.

— А где будет проходить занятие? Вряд ли директор дал тебе добро на моё истязание, — нахмурилась я.

— Там за стадионом есть низинка с крутыми откосами, — он неопределённо махнул рукой. — Никто не увидит.

— А если увидит? — скривилась я. Оказываться на слуху ещё больше мне не хотелось.

— Пара заклинаний, и даже захочет — не увидит. Не переживай. Те.

— Лучше бы вы получили разрешение директора, профессор, — вздохнула я.

— Только после того, как у вас пройдут уроки полётов, — он пожал плечами. — Это уже на следующей неделе.

— Ладно, хорошо, как скажешь… те, — улыбнулась я.

У нас ещё было время до обеда, но мои одноклассники всё равно ушли в Большой зал — там было довольно много места и достаточно светло, так что многие делали там домашнее задание. Да и кто-нибудь из преподавателей всегда был там, чтобы в случае чего пресечь шалости. Я заметила всю группу, когда проходила мимо раскрытых дверей. Народу в зале было много, и я не стала заходить, опасаясь новой волны мигрени. Вместо этого я решила спуститься в гостиную Слизерина — там-то сейчас как раз никого не должно было быть. По подземелью я и правда шагала в гордом одиночестве, и в таком же одиночестве даже успела начать готовить домашку по ОПТИ. По идее, мне надо было бы взять некоторые книги в библиотеке, но я совершенно не хотела возвращаться в шум, так что подумывала вызвать своего домовика, чтобы он принёс мне всю нужную литературу из дома. К тому же, я-то точно знала, чего Хеймдалль хотел в этом эссе лично от меня. Я углубилась в «Азы…», хотя ничего нового там, определённо, не было, когда услышала чьё-то бормотание над своей головой. Я обернулась и увидела мальчика со второго курса с серыми глазами и платиновыми волосами. Он был очень сосредоточен.

— Мистер Малфой, — обратилась я, и он, очевидно, от неожиданности вздрогнул. — У вас озабоченный вид. Что-то случилось?

— А, это ты, — отозвался он. — Мы на факультете типа семьи, как говорит МакГонагалл. Так что можешь звать меня на ты и по имени. Ты же Фрейя Нильфхейм? Из Нильфхеймов?

— Да, — я кивнула. — Хорошо. А что всё-таки стряслось?

— У нас проблемы с квиддичем, — скривился он. — В том году выпустился ловец, и заменить его некем. Я поговорил с отцом, и он предложил нам новые мётлы. На «Нимбусе 2001» даже я утру нос Поттеру.

— Мысль интересная, но не очень реальная, — я покачала головой. — Если мистер Малфой приобретёт для команды Слизерина новые мётлы и ты войдёшь в команду, будет выглядеть, будто место ты купил. Это низко. К тому же, Поттер играет с прошлого года, верно? — он кивнул. — Тогда, чтобы утереть ему нос, нам нужен ловец с первого курса.

— Редкие первокурсники прилично держатся на метле, — мрачно изрёк Драко. — Да и директор не позволит.

— А нам и не его надо убедить, а профессора Снейпа, — я улыбнулась. — Если твой отец спонсирует команду, а ты не станешь даже пробоваться, это будет благородный широкий жест аристократа. А роль ловца оставь мне.

— А ты хорошо летаешь? — сощурился он.

— Полагаю, достаточно, чтобы убедить профессора Снейпа, — я изогнула бровь.

— И в чём вы намерены убедить меня, мисс Нильфхейм? — раздался над нами низкий голос. Я подняла голову и столкнулась взглядом с почти чёрными глазами профессора.

— В том, что могу играть за сборную факультета по квиддичу, — прямо ответила я.

— О, вы так считаете? — он скривился. — Вам не даёт покоя слава мистера Поттера?

— Я сама достаточно известна в определённых кругах, и слава мистера Поттера меня никоим образом не касается, — я сделала максимально честное лицо. — Однако у нашей сборной нет ловца, а я могу сорвать вибрисс с морды бегущего гепарда так, что он и не заметит.

— Звучит убедительно, — на лице профессора возникло подобие улыбки. — Однако как первокурснице вам запрещено иметь личную метлу, а на ваш урок полётов посмотреть я прийти не смогу.

— В этом нет никакой необходимости, — насколько мне известна была моя мимика, я улыбнулась по-детски непосредственно. — Профессор Ольстин одолжит мне метлу, и вы сможете увидеть, как я летаю, уже сегодня в пять часов.

— Ольстин? — озадаченно переспросил он.

— Ой. Постоянно забываю, что директор Дамблдор представил его Эдельштейном, — я сжала переносицу. — На манер британской транскрипции. Извините.

— В пять часов, — повторил профессор. — Постарайтесь.

Если хочешь, чтобы у тебя не было врагов — не отсвечивай. А я вот максимально отсветила. Прямо начиная с первого дня. И, видимо, карма моя такая — везде отсвечивать. Потому что вряд ли можно придумать способ засветиться больше, чем вылезти на поле для квиддича. У меня почему-то не было никаких сомнений в том, что отбор я пройду. Мне захотелось сдать назад от одной только мысли о том, что первая игра может быть с Гриффиндором. А я даже мысли не допускала о том, чтобы проиграть. Нет уж, не в мою смену.

Когда я пришла на обед в Большой зал, ко мне тут же прилипли одноклассники. Они устроили мне допрос с пристрастием о том, зачем меня оставил новый профессор. Я сказала, что он попросил меня в будущем отвечать только на поставленный вопрос и не смущать остальных. Они вроде бы как поверили. Ну, рано или поздно правда всё равно всплывёт. Она как оно в проруби — всегда всплывает. Хотя я бы предпочла, чтобы поздно. Пообедали мы вполне спокойно, потом все пошли заниматься в библиотеку, а я решила всё же вернуться в гостиную.

В половине пятого я стояла перед дверью кабинета Хеймдалля. Оттуда доносились голоса — его и профессора Снейпа. Я вздохнула и постучала. Голоса затихли, и через пару секунд дверь открылась. На пороге стоял Хеймдалль. Рассмотрев меня, он просиял, взял сумку со стула и позвал декана Слизерина. Мы прошли длинными коридорами под внимательными взглядами с картин, потом вышли из замка и быстрым шагом обогнули стадион, за которым и правда оказалась низинка. Я бы скорее назвала её расщелиной. Вообще, внутри неё можно было вполне разместить сооружение размером с квиддичное поле. И возможно, кто-то так бы и сделал, если бы там не было постоянно холодно. Мы спустились на несколько шагов по крутому осыпающемуся склону, и Хеймдалль остановился. Он развернулся, доставая палочку.

— Каве инимикум⁽³⁾, — произнёс он, широким жестом обводя небо от края до края щели. — Не вижу смысла спускаться на самое дно — взлететь можно и отсюда, — добавил Хеймдалль, доставая из своей сумки сначала одну метлу, а затем и вторую. Сумка вообще-то была небольшой, но заклятия незримого расширения никто не отменял. — Давайте сегодня проведём тренировку третьего типа.

— Да, сэр, — вздохнула я.

Тренировка третьего типа предполагала эдакие обоюдные салочки, когда оба участника стараются поймать друг друга, но остаться непойманными. Прелесть этой тренировки заключалась в том, что она включала только полёт на метле. Нельзя было пользоваться чем бы то ни было — только маневрировать. Я оседлала метлу и ринулась вниз. Надо было ещё помнить, что нельзя вылетать за границы скрывающего заклинания.

Если есть транспорт более неудобный, чем метла, то мне он неизвестен. Хоть бы велосипедное седло догадались приделывать, что ли. Потому что голое древко, упирающееся в самые разные места, мягко говоря, ощущается не особенно комфортно. Классическая метла не оборудована для комфорта седока вообще ничем, но при должных познаниях — или в специальных мастерских — можно приделать к ней хоть мягкое кресло. Летать она, правда, после этого будет ужасно, но зато сидеть будет удобно. Вообще, как транспортом в нынешние времена ими пользуются мало, так что большинство моделей ориентированы на спорт. В основном на квиддич, хотя есть ещё гонки на мётлах, экстремальное маневрирование, фехтование и другие, ещё менее популярные. На спортивных с недавних пор стали делать стремена, что, конечно, делало посадку креветки несколько более удобной, но всё равно далёкой от комфорта.

Во время тренировки третьего типа ни в коем случае нельзя делать двух вещей — отвлекаться и терять противника из виду. Впрочем, первое, как правило, и вело ко второму. Я пролетела над склоном, набирая скорость, так низко, что за мной поднялась пыль. И это вовсе не был глупый маневр — у самого дна я замедлилась и аккуратно вылетела из этой завесы в сторону узкого тупика, в котором рассчитывала развернуться, поднявшись за уступом на несколько метров. Стоило мне сделать это, как пришлось резко нырять под несущегося навстречу Хеймдалля, наглым образом разгадавшего мой маневр. Едва не задев прутьями дна, я рванула в противоположный конец ущелья так низко, что могла бы при желании подобрать камень и швырнуть его. Я видела тень Хеймдалля, и как только она начинала расти, я делала резкий рывок в сторону. Надо было отрываться от земли, иначе я бы так и оставалась в позиции ловимого. В очередной раз, когда Хеймдалль решил на меня спикировать, я подпустила его поближе и в последний момент ускорившись пролетела над его головой и зашла с тыла. Мы поменялись ролями, и теперь уже он витиевато улепётывал, а я всячески пыталась его догнать. За последующие тридцать минут мы менялись ролями ещё несколько раз, и в самом конце мне наконец удалось ухватить край его мантии.

— Время, — улыбнулся Хеймдалль. — Ты как обычно быстро реагируешь.

— А ты как обычно разгадываешь мои маневры, — хмыкнула я и вдруг вспомнила про профессора Снейпа.

Декан Слизерина сидел на большом валуне там, откуда мы начали наш полёт. Вид у него был слегка озадаченный, но вместе с тем удивительно довольный. Я кивнула Хеймдаллю, и мы с ним полетели к профессору. Мой наставник молча убрал мётлы обратно в сумку, а затем снял скрывающее заклинание. Мы пошли наверх, и надо сказать, спускаться было куда проще. Я была гораздо легче взрослых мужчин, так что из-под моих ног земля осыпалась не так интенсивно, но я бы предпочла зашвырнуться наверх каким-нибудь мобиликорпусом. Тем более после получасового полёта в позе креветки.

— Полагаю, я увидел достаточно, — произнёс профессор Снейп, когда мы выбрались на поляну за стадионом. — Я представлю вас капитану нашей команды мистеру Флинту, мисс Нильфхейм. И сам поговорю с директором.

— Спасибо, профессор Снейп, — улыбнулась я.

Теперь сдавать назад точно было поздно.

1) От лат. Ablatio — удаление.

Вернуться к тексту

2) Вербальная формула заклинания, которое заставляют летать предметы — в данном случае предметы круглые.

Вернуться к тексту

3) Каве инимикум (англ. Cave inimicum) — вербальная формула защитных чар, создающих барьер, который скрывает заклинателя от посторонних глаз. Люди по другую сторону барьера не смогут видеть, слышать, а если заклинание правильно выполнено, то и учуять их.

Вернуться к тексту

В шесть утра в Хогвартсе очень тихо. Просто потому, что нормальные волшебники в это время ещё давят ухо, а домовики если уже и начинали шуметь, то только на кухне и очень тихо. Встать оказалось на удивление легко, так что я тихонько выбралась из своей кровати и оделась. Моя первая мысль касалась необходимости приобретения банального байкового спортивного костюма и кроссовок, но в данный момент у меня их не было. Зато был брючный костюм из плотного сукна на пуговицах, который определённо предназначался для утренних пробежек. К нему шли сапоги из мягкой кожи, как будто приехавшие из семнадцатого века, кожаная куртка — как ни крути, а в шесть утра на улице в сентябре очень даже свежо — и пояс. Крепление для палочки располагалось под рукавом, на поясе же висел мешочек для всякого разного, кольцо для посоха и петля под ножны. Ну, так это выглядело — на самом деле всё это было с заклятием незримого расширения, так что и посох, и меч были у меня с собой. Убедившись, что всё взяла, я тихо вышла из комнаты, пересекла гостиную и выбралась в коридор подземелья. Благодаря сапогам мои шаги были практически бесшумными, так что я даже не побеспокоила спящих на картинах людей.

Франкенштейн ждал меня у выхода из подземелий. На нём был точно такой же костюм, как и на мне, только, разумеется, большего размера. И набор предметов при себе у него был точно такой же. Это не означало, что мы обязательно устроим спарринг где-нибудь посередине пробежки, но и исключать такой вариант было нельзя. Мы вышли из замка и направились к стадиону. Там было ровное место, да и так мы не оказывались прямо у входа или на самом просматриваемом месте. Не то чтобы для нас имело значение, будет кто-то пялиться или нет, но лучше, чтобы не пялились, конечно. Размявшись, мы в лёгком темпе обежали стадион трижды, а затем проделали ещё ряд физических упражнений. Заканчивалась утренняя разминка традиционной планкой.

— Полторы минуты простоим? — спросил Хеймдалль, когда мы только встали.

— Угу, — кивнула я. — А часы у нас есть?

— А мы на глаз, — хмыкнул он.

Ну, на глаз так на глаз. Я бы пожала плечами, вот только положение не очень это позволяло. Я рассматривала влажную траву перед носом и думала о том, что в этот прекрасный день — пятницу — у нас сдвоенное зельеварение и потом травология. То есть весь день с Когтевраном. Ну, я лично ничего против них не имела. Просто иногда казалось, что некоторые студенты сине-бронзового факультета слегка не от мира сего. Впрочем, лично ко мне это имело слишком мало отношения, чтобы я прям беспокоилась об этом.

Сегодня обошлось без спарринга, так что после планки мы с Хеймдаллем направились обратно в замок. Было уже начало восьмого, так что в замке практически все встали. Однако всё равно было ещё слишком рано, чтобы кто-то обратил на нас внимание. Разве что девочки в комнате заметили моё отсутствие. Я прошмыгнула через пустую гостиную в комнату, где уже происходил форменный утренний бардак — девчонки одевались и собирались. Я взяла свою форму и просочилась в душ. Я не использовала никаких заклинаний, но они были так заняты собой, что не заметили, ни как я пришла, ни как пробралась в ванную. Утренняя тренировка хорошо взбодрила меня, так что в отличие от них я не двигалась, как сонная тефтелька. В ванной комнате была широкая раковина, чтобы четыре-пять человек легко могли умываться одновременно, две душевые кабинки — не такие, как современные кабины в стекле с массой режимов, а просто отгороженный квадрат с лейкой сверху — банкетка и ростовое зеркало. Всё было отделано серо-чёрной кафельной плиткой, банкетка была в зелёной — и это, вероятно, её натуральный цвет — коже, рамы зеркал были из потемневшего серебра. Мрачненько так, но симпатично. Вообще, до этого момента я не сильно обращала внимания на свою наружность. К тому, что я стала значительно ниже, я привыкла быстро, а остальное меня как-то не волновало. Теперь же я раздевалась перед зеркалом. Ну, не то чтобы прямо преднамеренно, а просто так сложилось. И к своему удивлению я обнаружила, что тело у меня было совершенно детское — то есть вот прям даже ни намёка на формы фансервиса или что-то вроде того. Зато у меня были мышцы. Не такого вида, какой формируется при тренировках «для красоты», а такого, какой бывает при направленных нагрузках. Как же хорошо, что мантия это скрывает… На завтрак в итоге мы пошли все вместе где-то в десять минут девятого. И вот уже там, в Большом зале, когда мы уселись за стол и принялись за трапезу, Девона решила узнать, где это меня носило с утра пораньше.

— Эм… — замялась я. — Ну… Я просто рано проснулась.

— Да ну, — скривилась она. — Здесь и так довольно ранний подъём.

— Я привыкла дома в шесть вставать, — я пожала плечами. — И привыкла выходить на пробежку. Так что…

— Пробежку? — вклинилась Абигейл. — Это что?

— Это когда ты быстро перебираешь ногами, — отозвалась я.

— А зачем? — присоединилась к допросу Геката.

— Как бы объяснить-то… — я растерялась. — Ну, знаете, «Mens sana in corpore sano»⁽¹⁾.

— А разве нельзя поддерживать красивую фигуру с помощью зелий? — спросила Абигейл. — Моя мама пьёт кое-какие специальные.

— Ну, во-первых, это дорого, — поморщилась я. — Бегать по утрам дешевле. А она сама их варит?

— Нет, конечно, — замахала руками одноклассница. — Они очень сложные. Она даже состава точного не знает.

— То есть, она не знает, что пьёт? — я изогнула бровь. — Прям вообще не представляет?

— Ну, это зелье «Ванадис»⁽²⁾ от «Зелий и эликсиров Нильфхейм», — пожала плечами Абигейл. — Все знают, что оно безопасно.

— А, ну да, — протянула я. Спорить на тему товаров моей же собственной конторы я не собиралась.

— Так ты можешь это зелье сколько угодно пить, — нахмурилась она. — Зачем себя мучить?

— Я не мучаю, — поморщилась я. — Просто… Есть труды нескольких известных алхимиков, включая Парацельса, Авиценну и Фламеля, в которых описаны некоторые взаимосвязи духовного и телесного, и как следствие магического умения. Так что я за пробежки.

— А с тобой можно? — внезапно спросила Девона.

— Э… А… — ну я как бы не могла запретить ей бегать по утрам. Более того, я была обеими руками за, чтобы она проделывала это. — Не вижу проблем, — наконец выдавила я.

Абигейл и Геката энтузиазма определённо не разделяли. Ну, принуждать их я не собиралась — мне-то это зачем. Вот начнёт Хеймдалль занятия поинтереснее, так на пробежку утром вся школа начнёт ходить, во главе с преподавателями. Но до этого времени ещё надо, как говорится, дожить. С другой стороны, мне же было бы лучше, если бы они полагались на «Ванадис», потому что готовить это зелье было на самом деле не так чтобы прямо очень сложно — ингредиенты добывать было сложнее — а стоило оно, как крыло от дракона. Мы закончили завтрак молча, отчасти потому, что пришли мальчишки, и говорить при них о пробежках и поддержании красоты зельями было немного не комильфо, отчасти из-за расшумевшегося стола Гриффиндора.

Кабинет зельеварения находился в подземельях. И я, откровенно говоря, не очень понимала, с какого перепуга. На самом деле, замок был огромным, и аудиторий, в которых не было никогошеньки, было дополна. Наверняка были и те, которые вполне подошли бы под лаборатории. Наверняка были аудитории и больше этой. Нет, понятно, что некоторые ингредиенты требовали определённых условий хранения, но даже их можно было создать в более комфортном учебном классе. Но что я понимаю… Профессор Снейп пришёл через пару минут после нас и впустил в кабинет, где мы расползлись за парты. Здесь было несколько темновато и пахло восковыми свечами. Столы были тёмными, оборудованными под магический огонь и треноги под котлы. На столешницах определённо были следы неудавшихся зелий, и я определённо прекрасно понимала, что некоторые из них не отмыть никакой магией. Сколько ни бейся.

— На моих уроках не будет взмахов волшебной палочкой, — несколько вкрадчиво произнёс профессор. Класс мгновенно притих. — Вместо этого я научу вас, по крайней мере, тех из вас, у кого есть хоть толика таланта, как творить зелья. Мисс Нильфхейм!

— Да, сэр? — я вздрогнула и поднялась.

— Все, на чьих уроках вы уже побывали, отметили ваш невероятный талант, — он изогнул бровь. — Можете ли вы ответить мне, где вы будете искать безоар?

— Безоаровый камень, или безоар, это камень, который добывают из желудка козы, — начала я, глядя ему в лицо. — Швейцарский зельевар Хубер шестнадцатого века, известный разработкой целого ряда противоядий, основанных на безоарах, утверждал, что лучшими среди них были те, которые он извлекал из желудков горных коз. А известный немецкий зельевар Мозарт в своих работах лучшими называл безоары из чёрных коз. Однако современная наука не подтверждает ни того, ни другого высказывания. Вместе с тем, хотя безоары являются универсальным противоядием, в данное время существуют составы, не запрещённые законом об отравляющих зельях, против которых он бессилен. Впрочем, в некоторые яды достаточно добавить две-три крупинки безоара, чтобы сделать его устойчивым ко всем видам противоядий, за исключением специализированного для конкретного яда.

— Вот как, — лицо у него на мгновение сделалось такое, как будто я ему даже что-то новое рассказала. — Раз уж вы заговорили о ядах, может быть, вы назовёте нам самые опасные?

— Самым опасным ядом натурального происхождения считают яд василиска, но в наши дни он настолько редок, что никто в здравом уме не стал бы использовать его как яд, — отозвалась я, продолжая на него таращиться. — Если не считать его, тогда самым опасным ядом будет яд акромантула, однако он опасен только при контакте с кровью, но в таком случае смерть наступает примерно в девяти случаях из десяти, если быстро не оказать помощь, и в четырёх из десяти, если оказать её удастся. Из ядов, разрешённых законом об отравляющих веществах, самым опасным являются по классификации министерства Амортенция и Цефалалгия⁽³⁾, которые технически не могут считаться смертельными ядами, однако к исходу могут приводить совершенно разному. Что же касается запрещённых ядов…

— О них мы определённо не будем говорить на моих занятиях, — прервал меня профессор. — Садитесь, мисс Нильфхейм. Двадцать очков. Итак, сегодня вы приготовите зелье для излечения фурункулов. Страница семь в учебнике. Можете приступать. Вам как раз должно хватить времени до конца второго урока.

Началась возня. Студенты вставали со своих мест, чтобы разобраться с горелками и котлами и выбрать ингредиенты. Я могла приготовить это зелье с закрытыми глазами, потому что оно было самым простейшим из вообще всех существующих зелий. Так что Хеймдалль натренировал меня на нём. На самом деле, чтобы приготовить его, нужно было просто не отвлекаться. Оно не было особенно капризным, и вполне терпело небольшое нарушение пропорций. Оно не терпело ошибок на последней стадии, но этот вопрос касался уже непосредственно ингредиента — иглы дикобраза устраивали на огне Мерлин знает что как в простых зельях, так и в сложных.

Для уроков зельеварения полагалось приобрести и использовать оловянный котёл стандартного размера номер два. Такой котёл имел объём в один галлон⁽⁴⁾. Такие котлы использовались магами уже очень долгое время, и расчёт ингредиентов в учебниках был именно для него. А вот я не видела никакого смысла варить в таких количествах тренировочные зелья, из которых четыре унции⁽⁵⁾ шли на проверку учителю, а остальное просто выливалось. Совершенно бесполезная трата ингредиентов. Так что у меня был котёл объёмом в кварту⁽⁶⁾. Я установила его на треногу и направилась к столу, где лежали зубы змеи — интересно, кстати, какой — рогатые слизни и иглы дикобраза. Поскольку мой котёл был меньше стандартного в четыре раза, мне хватило бы порошка из двух зубов вместо шести, и ещё бы осталось, одного слизня и половины иглы. Взяв всё это, я вернулась к своему месту, где обнаружился профессор Снейп. Его лицо казалось не очень довольным.

— Мне кажется, в списке предметов к школе был чётко обозначен котёл стандартного размера номер два, — произнёс он. — Как вы намерены готовить зелье в совсем другом объёме?

— Я просто пересчитала пропорции, — я пожала плечами. — Я заменю котёл, если вас не устроит моё зелье, сэр.

Он чуть сощурился и практически навис надо мной. Я не могла понять, то ли моя персона раздражала его, то ли ему просто было любопытно, что я буду делать. Как будто при изготовлении этого зелья можно было делать что-то оригинальное. Я старалась не обращать внимания на сверлящий мой затылок взгляд, пока толкла зубы — и мне действительно было очень интересно, какой именно змеи. Потому что, как бы странно это не показалось моим одноклассникам, эти самые зубы имели несколько разные свойства. Ну, для зелья от фурункулов это не имело какого-то принципиального значения, но вообще-то клыки очковой кобры это вам совсем не то же самое, что клыки чёрной мамбы. Но кому это интересно…

Исходя из размера моего котла и толщины его стенок, я настаивала зелье двадцать семь минут, тогда как остальным нужно было несколько больше времени. Стандартно они должны были ждать примерно сорок минут. Как определить, что зелье настоялось достаточно? Да тоже не сложно, на самом деле — со дна должен был подняться большой пузырь. Такой себе вполне безопасный медленный пузырь. Заметив его, я опустила в котёл рогатого слизня, осторожно сняла котёл с огня и опустила туда половину иглы дикобраза. Помешивания, к счастью, от размера котла никак не зависели, так что я сделала пять кругов своим мини-половником и взмахнула палочкой над котлом, завершая работу. Зелье приобрело характерный красный цвет, и я достала небольшой флакон, чтобы перелить туда пробу для профессора. Он всё так же стоял у меня над душой. Закупорив флакон, я повернулась к нему.

— Поставить на ваш стол, сэр? — спросила я, невинно хлопая ресницами.

Профессор Снейп взял флакон у меня из рук и поднял его так, чтобы посмотреть на просвет. Затем он открыл флакон и поднёс его к носу. А должна заметить, что запах у этого зелья был неприятный. Очень характерный и очень неприятный. Ни с чем не спутаешь. Зато от прыщей оно помогало лучше любого Клерасила. Или что там маглы используют? Пока он рассматривал моё зелье, я услышала шипение. Тихое такое, как если бы сдували меха. Я повернула голову и увидела как кто-то с Когтеврана бросил иглу дикобраза в котёл, который продолжал стоять на огне. Я сама не поняла, как моя палочка оказалась у меня в руке.

— Бобль⁽⁷⁾! — я взмахнула палочкой, и котёл накрыло полупрозрачным пузырём.

Зелье выплеснулось на его стенки и медленно стекло на стол, впитываясь в столешницу. Ну, ей теперь гарантирована невероятная гладкость, а я запоздало подумала, что опять проявила лишнюю — и это не фигура речи — инициативу. Профессор Снейп чуть сощурился, посмотрев на меня, а затем направился к ошибшемуся студенту, сунув флакон с моим зельем куда-то в карман мантии. Я принялась убираться на своём столе, внутренне отчитывая себя.

Когда до конца урока оставалось ещё примерно минут десять, все начали сдавать флаконы. Профессор выставлял очки за каждое зелье. И честно говоря, оценки его не вдохновляли. Он был строг, хотя я бы не сказала, что несправедлив. В среднем он давал три очка из пяти, мало кому удалось впечатлить его на четыре. Со студента, который бросил иглу, не сняв котёл с огня, он вообще снял пять очков. Когда уже все работы были сданы, и на столе профессора ровным рядком стояли флаконы с пробами, он достал мой и поставил его перед остальными.

— Здесь у меня эталонное зелье, — сообщил он. — Именно так оно должно выглядеть и пахнуть. Пять очков приготовившей его мисс Нильфхейм. И ещё пять за своевременную реакцию. Все могут быть свободны.

Что я там говорила про «не отсвечивать»? Это вообще возможно? Я попыталась обозначить радость на лице, засунула учебник в сумку и собралась было уже уходить следом за остальными, когда профессор заговорил снова.

— Мисс Нильфхейм, задержитесь немного, — я замерла и несколько затравленно обернулась. Отчасти потому, что практически не могла читать его мысли, отчасти — до теплиц было далеко, и мне, возможно, предстояло бежать. — Мне нужно задать вам пару вопросов.

— Да, сэр? — я подошла к его столу.

— Что за заклинание вы использовали? — он сощурился. — Не уверен, что слышал его когда-либо прежде.

— Это заклинание пузыря, — призналась я. — Его придумал один мой предок, чтобы накрывать котёл при неудачных экспериментах. Оно довольно узко специальное, но в Дании его знают. Зельевары, по крайней мере. Я так думаю.

— Вы не могли бы показать мне его ещё раз? — мне показалось, что его лицо при этом сделалось заинтересованным.

— Профессор Ольстин показал бы лучше, — я опустила голову.

— Вот как, — произнёс он, и я подняла глаза. — Приходите после обеда в гостиную факультета. Я представлю вас капитану команды по квиддичу. Постарайтесь пока не распространяться о своём участии в команде.

— Конечно, сэр, — кивнула я.

— Можете быть свободны, — профессор кивнул мне на дверь.

Я поблагодарила его и пулей метнулась в коридор. В школьных правилах было что-то о том, что нельзя бегать по коридорам. Но как же мне было не бежать, если иначе я бы опоздала? Я промчалась до выхода из подземелий, где смогла нагнать одноклассников. Они смотрели на меня с интересом. Причём, раз уж следующие занятия были у нас тоже с Когтевраном, то и они оказались примерно там же. И тоже смотрели на меня с некоторым интересом. С закрытием головы от чужих мыслей я справлялась лучше с каждым днём, но всё равно недостаточно хорошо, чтобы вообще ничего не проскакивало. Так что мои одноклассники со Слизерина в основном задавались вопросом, откуда и что мне известно о запрещённых ядах, а студенты Когтеврана больше были заинтересованы моими познаниями в целом. Однако спрашивать об этом никто не хотел.

— Зачем тебя задержал декан? — тихо спросила Девона, чуть придержав за рукав мантии.

— Хотел спросить про то заклинание, которое я использовала, — отозвалась я.

— Оно было ему неизвестно? — удивилась она.

— Это заклинание, которое разработано и используется моей семьёй, мы его не особо куда-то выносили, — я пожала плечами.

С нами поравнялся когтевранец. Это был светловолосый довольно опрятный мальчик с синими глазами, носивший очки. Он был выше меня сантиметра на три-четыре. Его звали Роберт Руни.

— Спасибо, — тихо сказал он. — Мне сказали, что если бы это зелье выплеснулось на меня, я бы покрылся ужасными красными волдырями, которые трудно вывести.

— Не так уж и трудно, — улыбнулась я. — Уверена, что мадам Помфри справилась бы с этим. В конце концов, ты наверняка был бы не первым, с кем подобное случилось.

— И всё равно, — улыбнулся он. — Я раньше думал, что в Слизерине все думают только о себе. Но ты помогла мне. Хотя очки с меня сняли, но я хотя бы не попал под зелье и могу пойти на следующий урок.

— Странная у вас тут мания — всех под одну гребёнку чесать, — хмыкнула я. — Мой учитель всегда говорил мне: если ты можешь сделать так, чтобы кто-то избежал травмы — сделай. Что я, собственно, и сделала.

Урок травологии обошёлся без каких-либо эксцессов — профессор Стебль начала занятие с того, что мы неоднократно повторили заклинание «Инсендио». Зачем? Потому что на этом уроке она показала нам ядовитую тентакулу, которая имела дурную привычку хватать студентов за мантии. Если такое происходило, следовало громко кричать. Ну, и отбиваться, если имелись для этого силы и возможности. Вообще, яд этого растения не такой уж и опасный, однако способен вызывать довольно неприятные последствия. Длительный косплей черники, например. Но тут мне удалось не отсвечивать. Отчасти потому, что профессор Стебль не задавала вопросов аудитории, так что вполне можно было отсидеться.

В Большой зал обедать мы пришли, когда он уже был практически заполнен. Профессора уже сидели на своих местах, и мы просто шли не торопясь, поскольку сегодня было довольно тепло и солнечно. Место за столом нашего факультета осталось уже только в самом конце — или начале, что там дальше от дверей? — зала, под самым носом у преподавателей. Мы расселись и принялись за еду.

— Удивительное дело, Северус, — услышала я негромкий голос профессора МакГонагалл. — Вы поставили сегодня одному ученику тридцать очков за урок. На ваших занятиях это, я уверена, абсолютный рекорд.

— Вам известно, что я никогда не ставлю незаслуженных оценок, — отозвался профессор Снейп. — Даже студентам со своего факультета.

— «Это о тебе говорят?» — очень громко подумал Хеймдалль.

— «Угу», — мне хотелось провалиться сквозь землю.

— И что же такого показал вам студент, чтобы заработать столь высокую оценку? — спросила профессор МакГонагалл. Я старалась не смотреть на преподавательский стол, чтобы на меня не обратили внимания.

— Высокий уровень знания и таланта к моему предмету, — отрезал профессор Снейп. — Прошу меня извинить. Профессор Эдельштейн, у меня к вам несколько вопросов. Вы не составите мне компанию?

Я покосилась на Хеймдалля. Очевидно, только за тем, чтобы увидеть, как они вышли из зала через боковую дверь. И я бы вполне успешно прикидывалась призраком, если бы каким-то загадочным образом студенты Слизерина не догадались, о ком говорила МакГонагалл. Нет, воспитание и достоинство не позволило им броситься на меня с восторженными криками, но если бы мыслями можно было снести — меня бы снесло. А так только сильнее захотелось провалиться сквозь землю.

После обеда в гостиной факультета меня ждали. Не то чтобы я опоздала, просто профессор не говорил конкретного времени, так что когда я туда пришла — как ни странно, одна — он уже был там. Вместе с профессором около камина стоял высокий парень с жёсткими чёрными волосами. Когда он повернулся в мою сторону, я смогла рассмотреть серые глаза, довольно бесстрастные, и большие зубы. Его передние резцы как будто несколько оттопыривали верхнюю губу. В общем, парень был несимпатичный, но и прямо вот страшным я бы его не назвала. В конце концов, с его лица воды мне не пить.

— Это Маркус Флинт, капитан нашей команды, — сухо произнёс профессор Снейп, представляя его. — А это мисс Нильфхейм, о которой я вам говорил, — он повернулся к парню.

— Профессор сказал, что ты летаешь лучше Поттера, — хмыкнул капитан. — Это правда?

— Я никогда не видела, как он летает, — призналась я. — Так что не могу об этом судить.

— Вы полагаете, я бы предложил вам плохого ловца? — изогнул бровь декан.

— Нет, — мотнул головой Маркус. — Однако я бы хотел увидеть это сам.

— Я подпишу вам разрешение на тренировку на следующую субботу, — произнёс профессор. — Полагаю, мисс Нильфхейм, вы покажете столь же достойный результат, как сегодня.

— Я постараюсь, сэр.

Ну, вообще-то, если подумать, то можно было на тренировке летать так, чтобы Флинт от меня открестился, как от чумной. Можно было бы. Если бы не одно но — Хеймдалль. Он считал мои навыки полёта своим практически личным достижением, и был не так чтобы сильно далёк от истины. И если бы я стала летать как подхваченный ветром драный пакет, он бы воспринял это как личное оскорбление. И если бы это случилось, на наших с ним индивидуальных занятиях для меня разверзлись бы пучины Ада. Так что пути назад не было. И это я провела в Хогвартсе всего четыре дня. Что ж дальше-то будет?

1) «В здоровом теле здоро́вый дух» — крылатое латинское выражение. Его автор — Децим Юний Ювенал, ок. 61— ок. 127 (Сатира Х, строка 356).

Вернуться к тексту

2) Фрейя (др.-сканд. Freyja — дама); также Ванадис (др.-сканд. Vanadís — дочь Ванов); Гефна, Хёрн, Мардёлл, Сюр, Вальфрейя (др.-сканд. Gefn, Hörn, Mardöll, Sýr, Valfreyja) — в германо-скандинавской мифологии богиня любви, жительница Асгарда. Равных ей по красоте не было и нет во всём мире ни среди богов, ни среди людей.

Вернуться к тексту

3) головная боль (лат.)

Вернуться к тексту

4) примерно 4,5 литра

Вернуться к тексту

5)

Вернуться к тексту

6) 1 кварта ~ 1,136 л

Вернуться к тексту

7) пузырь (дат.)

Вернуться к тексту

Впереди были выходные и не было занятий, что означало возможность не отсвечивать. Ох, если бы…

Чем я отличалась от подавляющего большинства студентов Хогвартса? Ну, кроме того, что была заключённым в тело ребёнка взрослым попаданцем с пачками знаний в каждом кармане… Так вот — последние шесть лет я прожила с маньяком от образования, который искренне считал, что если ты за день не продвинулся на пути познания, ты прожил этот день зря. Шотландский особняк Нильфхейм находился на берегу моря, около песчаной бухты шириной примерно в двести ярдов⁽¹⁾. Пляж там имел форму полумесяца, не больше ста футов⁽²⁾ в самом широком месте, а от пляжа до особняка было не больше трёх четвертей мили⁽³⁾. Сам он стоял посреди широкого поля площадью примерно в триста акров⁽⁴⁾. Часть поля занимал огород, нежно лелеемый домовиками — там росли овощи и кое-какие растения для зелий. Остальное поле пересекали четыре мощёные подвытертым временем гранитом дорожки, шедшие во все четыре направления. Там совершенно дико росли цветы и травы. Поле окружала полукруглая лесополоса шириной в десять миль⁽⁵⁾. И вот всё это пространство было зачаровано так, чтобы никто туда не мог попасть. Маглы не могли даже войти в лес — он их ужасно пугал, а от магов там стоял антитрансгрессионый барьер. Лес был довольно густо населён самыми разными тварями, разные части которых тоже требовались на зелья. В южной части леса обитал наш фамильный, можно сказать, фамильяр — василиск возрастом в семьсот лет. Он родился в особняке, а потом его так и оставили в Британии, потому что датский климат оказался для него слишком холодным. В северной части располагалось гнездо акромантулов, части которых тоже требовались в целом ряде зелий, так что прореживали мы их регулярно. А если молодым паукам хватало придури уползти в южную часть леса, василиск никогда не был прочь схарчить парочку членистоногих… Так вот. За последние шесть лет, благодаря Хеймдаллю, я не могла даже собрать букет полевых цветов без подробной лекции по ботанике. Он считал, что человек обязательно должен быть всесторонне развит, так что не ограничивался в науках: мы изучали зоологию и магозоологию, артефакторику с сопутствующими кузнечным, ювелирным, гончарным, камнерезным искусством, и резьбой по дереву и прочими способами сделать что-то из чего-то, ритуалистику, мировую литературу, языки и математику. Он, возможно, ещё больше углубился бы в магловскую науку, если бы она не противоречила магической. И пробежки тоже относились к категории всестороннего развития.

Честно говоря, я думала, что Девона просто не встанет в шесть утра. Но она встала. Геката и Абигейл опустили пологи своих кроватей с вечера, чтобы наше мельтешение не помешало им спать. Мы старались вести себя как можно тише — кому понравится, если его разбудят в выходной в несусветную рань? Девчонок мы с Девоной в итоге не разбудили и прошмыгнули в коридор. Хеймдалль снова встретил нас у выхода из подземелий.

— Доброе утро, — поздоровался он и улыбнулся. — Ты привела с собой подругу?

— Мы всё ещё в школе, профессор Ольстин, — скривилась я. — Да, Девона выразила желание пойти со мной на пробежку.

— Это чудесно, — расцвёл Хеймдалль. — Я очень рад, что ты заводишь друзей, принцесса.

— О, Мерлин, — заворчала я. — Просила же не называть меня так…

— Профессор? — обратилась Девона. — Почему вы тоже здесь? И почему вы так обращаетесь к Фрейе?

— О, это довольно простой вопрос — я был её частным учителем и гувернёром последние семь лет, — снова улыбнулся он. — Что же касается этого обращения… В Дании все знают о кровном родстве Нильфхеймов и королевской династии.

— О, вот как, — улыбнулась Девона. — Я не знала этого.

— И я надеюсь, что больше никто не узнает, — я поджала губы. — Ни о моих родственниках, ни о наших с профессором отношениях.

— Я никому! — решительно заявила она. И я почему-то ни на йоту не поверила.

— Хорошо, — кивнул Хеймдалль. — Сегодня проведём лёгкий силовой комплекс, да?

Я вздохнула и кивнула. Лёгкий силовой комплекс представлял собой часовую силовую тренировку, в которую, правда, не входили спарринги. Начинался он с небольшой разминки и пробежки, а вот потом… Ну, как небольшой — по меркам Хеймдалля. Разогрев мышц ничего особенного в себя не включал, а вот пробежка предусматривала шесть кругов вокруг стадиона, каждый из которых имел протяжённость в триста пятьдесят ярдов⁽⁶⁾. Лёгким темпом на такое расстояние требовалось не более десяти минут. Начала Девона довольно бодро, как это бывает с людьми, не знающими толком возможностей своего тела. Однако уже на втором круге она снизила темп, а где в середине третьего и вовсе пошла пешком, пытаясь восстановить дыхание. Впрочем, надо отдать ей должное — круг она прошла, а затем снова побежала.

— Ускорение на последние полкруга, — бросил Хеймдалль, едва покосившись на меня. Я кивнула.

К этому моменту мы как раз нагнали Девону, так что к этому упражнению она даже условно присоединилась. После бега мы разминали мышцы в ходьбе, пока она пыталась отдышаться. Снова. Ну, я в своей реальной тушке, полагаю, выглядела бы так же, если бы вообще смогла пробежать это расстояние, так что я с сочувствием предложила ей на этом закончить. Она охотно согласилась, наблюдая остальную тренировку со стороны.

Надо ли говорить, что уже к середине завтрака весь факультет знал, что по утрам профессор Ольстин совершает пробежки? Надо ли говорить, что все знали также, в чьей компании? Спасибо, Девона хоть не разболтала, по какой причине, назвав это «датскими привычками». И хотя слизеринцы не имели дурной привычки орать за столом, как не будем говорить кто, говорили всё равно достаточно громко, чтобы к концу завтрака о ЗОЖных привычках Хеймдалля узнали вообще все. И вместо того, чтобы одолевать его с вопросами, одолеть с ними решили меня. Желание исчезнуть из школы и никогда больше в неё не возвращаться нарастало во мне с каждым мгновением, хотя я прекрасно понимала, что учиться мне всё равно нужно. Вот бы отмотать время назад и прикинуться валенком с хлебушком вместо мозга… Вот бы вообще всю биографию переиграть…

К обеду у меня было почти непреодолимое желание запереться в туалете и переждать, когда проходной двор в нашей комнате закончится. И хотя Девона, в некотором смысле, успешно отбивалась от наплыва девчонок, говоря, что наш «лёгкий силовой комплекс» она не вывезла, желающих пойти на пробежку утром всё равно было много. И я бы даже радовалась такому стремлению, если бы не мысли, которые неконтролируемо лезли мне в голову. Чужие мысли, я имею в виду. Девушкам вовсе не была интересна пробежка — им был интересен Хеймдалль. Не то чтобы я могла осуждать их за это, ведь он действительно производил впечатление. Да и вообще был самым молодым и самым привлекательным преподавателем в Хогвартсе, и в принципе был старше выпускного курса всего на девять лет. Но мне категорически не нравилось, что в это впутывали меня. А это мне ещё надо было каким-то образом пробраться на его дополнительные. Хоть заклинаниями обвешивайся.

В итоге в воскресенье на пробежку вышло человек пятьдесят, наверное. И это были не только девочки Слизерина — были студенты обоего пола со всех четырёх факультетов. Никогда в жизни мне не хотелось так сильно пропустить тренировку. Однако Хеймдалль заметил меня, так что у меня не было и шанса сбежать. Правда, удалось договориться обойтись какое-то время без спаррингов. Я почему-то думала, что он будет крайне доволен собой, когда увидит такое количество желающих заняться физкультурой с утра пораньше, но это оказалось не так. Хеймдалль хмурился и поджимал губы. И это он ещё не слышал того, что думали студенты и студентки. Счастливчик.

Лёгкий комплекс на выносливость предполагал Очень Длинную Пробежку. В очень лёгком темпе, и даже не полумарафон. Но всё же это было двадцать кругов вокруг стадиона, после которых следовал комплекс статических упражнений из йоги. Если не считать долгого бега, это был самый простой комплекс. Однако на студентов жалко было смотреть. Те, кто как-то был связан с миром маглов и посещал обычные школы с физкультурой, тянули хоть как-то. Чистокровные… Короче, мне казалось, что градус разнообразного отношения к моей персоне повысился. И мне казалось, что в основном негативного.

Каким-то волшебным образом мне удалось не отсветить в понедельник. На занятии по чарам мы продолжили заниматься теорией, и профессор Флитвик очень подробно и довольно интересно рассказывал о взмахах палочки. Аудиторию он не спрашивал, так что сидеть на его занятии тихо было проще простого. На сдвоенной трансфигурации с Пуффендуем было и того страньше — весь первый урок профессор МакГонагалл посвятила теории, подробно объясняя все формулы чуть ли не до последней запятой. А на втором уроке опять были спички, которые надо было превратить в иголки. Впрочем, поскольку у меня это получалось, она дала мне личное задание — сделать расчёт для превращения ветки в спицу. От спички в иголку, на самом деле, мало чем отличалось, но я послушно взялась писать. Вот кстати, у меня оказался на удивление приличный почерк, несмотря на то, что писать надо было пером и чернилами. Немного детский и ещё не до конца оформившийся, но вполне ровный и читаемый.

Вторник таким же чудом не порадовал. Потому что на сдвоенных чарах профессор Флитвик предложил нам впервые попробовать заклинание — Вингардиум Левиоса. Полагалось левитировать большие пушистые перья с его помощью. Перо не чемодан, так что левитировать его было довольно легко. Впрочем, я намеренно очень долго просто таращилась на него, пока остальные студенты старательно пытались поднять свои перья. Два пера были сожжены, одно лишено ворсинок, но взлетать они всё же не собирались. К несчастью, профессор Флитвик заметил, что я манкировала обязанностями студента, и прежде чем он привлёк ко мне внимание, я взмахнула палочкой.

— Вингардиум Левиоса, — негромко произнесла я, и перо сделало именно то, что от не требовалось — взлетело.

— Сморите, — обрадовался профессор. — У мисс Нильфхейм получилось!

Я почувствовала себя ужасно, когда он мне ещё и пять очков начислил. Мне казалось, что я жульничала, ведь при прочих равных… Впрочем, мне было не узнать, что именно было бы при прочих равных, потому что понятно почему. Однако настоящая волна страдания прокатилась по моему телу, когда я вспомнила о том, что после чар стояло сдвоенное ОПТИ. Этот урок меня откровенно пугал. Профессор Ольстин встретил нас у входа в класс, выкрутив, как мне показалось, свою харизму на максимум. Я бы побледнела, если бы у моей кожи был хоть какой-то пигмент. Однако прежде чем приблизиться к нему, я с трудом вернула себе самообладание, чтобы он не подумал, будто мне нехорошо. Забившись в дальний угол, я приготовилась к тому, чтобы пытаться слиться с обстановкой. Как будто были шансы, что он меня не заметит.

— Сегодня обойдёмся без игр, — тут же заявил профессор, когда все расселись. — Для начала давайте вспомним, что мы выучили на прошлом уроке. Сейчас выходим по одному и ставим щитовые чары.

А теперь внимание, вопрос: кто-нибудь из студентов практиковался? Разумеется, нет, потому что Хеймдалль «не задавал практиковаться». Как бы сказать… Он предполагал, что… Хотя свитки все честно приготовили и даже выложили на парты, чтобы сдать по первому требованию, это была по сути бесполезная бумага, если студент не мог поставить щит. Не было совершенно никого смысла писать километры текста с исследованиями щитовых чар, если сотворить их не удавалось. Разве что дезориентировать врага, швырнув ему эти исследования в лицо. Студенты начали выходить к его столу и пробовать. Хеймдалль щедро давал три попытки и даже поправлял и подсказывал, когда не получалось. Чем дальше шёл этот процесс, тем сильнее мне хотелось уйти — потому что даже с третьей попытки почти ни у кого не получалось. Собственно, с третьей попытки вышло только у Джинни Уизли и у близнецов Слорру, и он начислил им по три очка. Я оставалась последней. Кто бы знал, как мне хотелось, чтобы Хеймдалль сказал что-то вроде: «У вас вышло на том уроке, можете не выходить».

— Мисс Нильфхейм, не задерживайте класс, — поторопил он меня, поскольку по пути я еле плелась между партами. — А впрочем… Петрификус Тоталус!

— Протего Максима! — тявкнула я, ставя щит так, чтобы прикрыть не только себя, но и тех, кому не повезло оказаться рядом.

— Прекрасно, — улыбнулся Хеймдалль. — Пять очков. Видите? Вы должны быть готовы выбросить щит в любой момент. Абсолютно в любой. Можете вернуться на место, мисс Нильфхейм. Что ж, перейдём к сегодняшней теме урока — стратегии.

Я послушно забилась в свой угол, надеясь, что оставшийся урок пройдёт без меня. Почему меня так воротило со всего этого? Мне более чем хватило внимания в субботу, и я совершенно не горела желанием повторять этот опыт. А впереди маячил квиддич… Мои мысли были в таком раздрае, что я даже не могла вытурить из головы гомон класса. Хеймдалль тем временем вывел на доске слово «Стратегия» и развернулся к классу.

— Итак. Что вы будете делать, если столкнётесь с превосходящим противником? — он улыбался. — Кто из вас вступит в схватку? — руки гриффиндорцев, почему-то Мурки и близнецов, последних троих, правда, не очень уверенно, поднялись вверх. — Мисс Нильфхейм. Вы не подняли руку. Почему?

— Потому что я бы не стала этого делать, — встав, отозвалась я. — Если бы я внезапно столкнулась с превосходящим противником, моей стартовой стратегией был бы побег.

— Это трусость! — выкрикнули с ряда гриффиндорцев.

Я промолчала. Во-первых, мы были на уроке, к тому же, уроке Хеймдалля, который не любил выкриков с места и неуместных перепалок. А во-вторых, я совершенно не горела желанием объяснять, что предпочту остаться живым трусом, а не мёртвым храбрецом. Вдобавок, Хеймдалль дал слишком мало вводных, чтобы можно было дать какой-либо другой ответ.

— Мистер Лоренс, я снимаю с вас два очка за выкрики с места, — произнёс Хеймдалль, не повернув к нему даже голову. — Мисс Нильфхейм, что бы вы делали после побега?

— Вы даёте слишком мало условий, сэр, — тихо отозвалась я. — Дальнейшая стратегия очень зависит от прочих обстоятельств.

— Хорошо. С этим трудно спорить, — кивнул он. — Садитесь.

Мой ответ не был особо вразумительным, как впрочем, и вопрос. Так что после этого Хеймдалль вернулся к доске и начал вещать. Он говорил о ключевых схемах поведения при столкновении с тёмными силами и противниками самого разного уровня. Основой любой стратегии, впрочем, в конечном итоге была здравая оценка противника и разработка плана противодействия. Нельзя просто так взять и выбежать с мечом наголо в толпу дементоров и надеяться, что пронесёт — не пронесёт потому что.

Хеймдалль рассказывал интересно — это уж он умел. Он даже поведал пару историй из жизни, как ему доводилось добывать некоторые редкие ингредиенты и приходилось вступать в незапланированные схватки. Пока он говорил, я немного расслабилась и вполне нормально слушала урок. Ничего нового для меня в нём, правда, не было, а в одной из его историй я вообще была непосредственным участником, но слушать всё равно было увлекательно. Когда урок закончился, студенты довольно шустро засобирались в Большой зал. А на меня накатила странная апатия и даже усталость, так что я еле шевелилась. Я запихала вещи в сумку, тяжело вздохнула и… через шаг врезалась в Хеймдалля.

— Ты кажешься подавленной, — мягко произнёс он. — Что-то случилось?

— Мне ужасно, — призналась я. — Я чувствую себя мошенницей. Ну не должно быть между мной и остальными такой разницы. Меня все ненавидят.

— Я не ненавижу, — хмыкнул Хеймдалль. — Ты определённо преувеличиваешь. Ты не нравишься гриффиндорцам, но они вообще… — он помахал рукой где-то за головой. — А остальные студенты, я уверен, даже рады, что на все вопросы есть кому ответить.

— Думаешь? — изогнула бровь я.

— Сказал же, я уверен, — он усмехнулся. — Учащиеся всегда рады, если в классе есть, кто сможет ответить учителю на любой вопрос. Потому иначе учитель злится, а когда учитель злится — даёт больше домашки. Так что тебе просто кажется. Или у твоей уверенности есть более веские основания? — он нахмурился и посмотрел мне в глаза.

— Если ты о том, что в школе думают, то больше думают о тебе, — я пожала плечами.

— Ну вот и расслабься, — снова улыбнулся Хеймдалль. — Ты много работала, чтобы быть тем студентом, каким ты являешься. Не надо чувствовать себя неловко из-за этого. В конце концов, всем остальным никто не мешал заниматься.

— Наверное, ты прав, — протянула я.

— Ах да, сегодня же у вас урок полётов, — как будто внезапно вспомнил он.

— Се… Сегодня? — опешила я.

— Да, — Хеймдалль кивнул и улыбнулся. — Насколько я помню, у вас занятие сегодня после обеда с Гриффиндором, а завтра должны будут учиться Когтевран и Пуффендуй. Я знаю, что ты не хочешь выделяться, — он скривился. — И Северус наверняка просил тебя не отсвечивать. Так что просто сделай, как скажет преподаватель.

— Хорошо, — понуро отозвалась я. — Ты, я так понимаю, тоже заводишь друзей?

— Если ты о профессоре Снейпе, то, полагаю, да, — он задумчиво взглянул на дверь. — Не думаю, что ему подходит преподавание, но он был бы прекрасным учёным.

— Да нормальные у него уроки, — усмехнулась я. — Не такие, как у тебя, конечно, но нормальные. Если его не бесить.

— Хм… Мои уроки тоже могут превратиться в Ад, если меня бесить, знаешь ли, — кровожадно улыбнулся Хеймдалль.

— Мне-то откуда знать? — сглотнула я.

Он только изогнул бровь и, наконец, отпустил. Надо заметить, психотерапия от Франкенштейна мне помогла. Как-то действительно полегчало. Я понимала, что выделилась слишком сильно, но ничего уже было не изменить, так что нужно было просто принять ситуацию как данность. Так что к своей стратегии «Старайся не выделяться» я добавила пункт «А если не получается, то просто забей». Тем более, я ещё не решила насущную проблему с голосами в моей голове. Стоило засесть в библиотеку, хотя мне почему-то казалось, что в Хогвартсе я мало что найду по зачарованию артефактов, тем более с ментальной магией. Впрочем, у меня была своя, довольно обширная библиотека, да и можно было, наверное, обратиться к софакультетникам. Хотя кто в наши занимается артефактами в Британии? Судя по программе Хогвартса — два долбонтяя из Дании.

Урок полётов был назначен на три часа — через час после обеда. Он должен был проходить на поле за школой, между замком и стадионом для квиддича. Сентябрь радовал — погода стояла прекрасная. И я подумала, что после занятия было бы здорово почитать на улице, пока ещё стоит солнечная и тёплая погода. Домашнюю работу по зельям — правила помешиваний — я сделала ещё в выходные, а задание по трансфигурации было довольно маленьким, так что я успела сделать его после обеда. Мы вышли в поле вместе гриффиндорцами и мадам Трюк — высокой седой женщиной с короткой стрижкой, жёлтыми глазами и ястребиным лицом. Она подвела нас к двум рядам небрежно брошенных старых и потрёпанных мётел. Смотреть на них было прямо жалко. Как будто летать на них учились ещё во времена короля Кристофера Баварского⁽⁷⁾. Мадам Трюк выстроила нас так, чтобы у каждого по правую руку оказалась одна из этих перестарков.

— Поднимите руку над метлой и скажите «Вверх», — велела она. — С чувством.

Я чуть было по привычке… Легилименция — дар редкий, и не любят его не просто так. И больше даже не потому, что легилимент невольно нарушает личные границы окружающих — он бы охотно этого не делал, на самом деле. Главная проблема для остальных магов заключалась в том, что легилименту не обязательно было произносить заклинания вслух. Его ментальная энергия изначально была достаточно сильна, чтобы в этом не было никакой необходимости. Так что подчинить метлу, если можно так выразиться, я могла и без голосовой команды. Но я послушно повторила «Вверх». Большинство старых и весьма уставших мётел катались по траве, подпрыгивали и дёргались. Моя послушно легла в руку с первого раза. Скорого успеха достигли Донован, Уизли, Шоу, Криви, оба Слорру и Девона. Остальным это дело давалось труднее. Прошло, наверное, минут десять, когда мётлы оказались у каждого.

— Теперь оседлайте метлу, — уверенно произнесла мадам Трюк. — Крепко держите её за древко. Направьте его вверх, поднимитесь над землёй на два ярда, а затем опустите древко и приземлитесь.

Худо-бедно, в три попытки, получилось у всех. Ни у кого метла не взбрыкнула, не полетела сама по себе, не рванула и вообще не начала творить какие бы то ни было непотребства. Мадам Трюк металась между студентами, зорко следя за каждым. На меня она бросила несколько странный взгляд, и я невольно прочла в её мыслях: «Вам-то что здесь делать?» Когда взлетать и приземляться у всех стало получаться, мадам Трюк выстроила нас в две линии, и мы полетели вдоль стадиона, медленно и аккуратно, приземляясь и взлетая каждые десять ярдов⁽⁸⁾. Очень раздражающе.

Когда занятие закончилось, я предложила Девоне посидеть на берегу озера и почитать там. Она согласилась, заметив, что уже сделала всю домашку на завтра. К нам присоединились близнецы, которых я наконец начала различать без залезания им в голову, остальные же понуро направились в замок — делать зелья. Надо будет предложить им делать задания вместе… Это и веселее, и у всех всё всегда вовремя сделано. Но только после того, как я разберусь с шапочкой из фольги или иным головным убором, блокирующим чтение мыслей. Потому что без него это было бы крайне изматывающе.

1) 200 ярдов = 182,88 метра

Вернуться к тексту

2) 100 футов = 30,48 метра

Вернуться к тексту

3) ¾ мили = 1207 метров

Вернуться к тексту

4) 1 акр ~ 4046 м.кв.

Вернуться к тексту

5) 10 миль = 16,09 км

Вернуться к тексту

6) 328,27 метров

Вернуться к тексту

7) Король Дании 1440-1448 гг.

Вернуться к тексту

8) 10 ярдов = 9.14 метра

Вернуться к тексту

Разрешение на тренировку в субботу профессор Снейп выдал капитану Флинту, и он сообщил об этом мне. Девочек в команде Слизерина не было, и это немного напрягало меня. Впрочем, девочки на моём факультете определённо не стремились к спортивной карьере. Более того, большинство из них достаточно хорошо представляли себе своё будущее после Хогвартса — почти все, за очень редким исключением, планировали продолжать семейное дело и выйти замуж. Не могу сказать, что мои планы были мне неизвестны или как-то отличались, но почему бы не оторваться во время учёбы?

После разговора с Хеймдаллем я… Ну, не то чтобы совсем перестала заморачиваться своим отсвечиванием — скорее, просто смирилась, однако я стала просто делать на занятиях то, что просили преподаватели — отвечать на вопросы, использовать заклинания, варить зелья и так далее. И если у меня это получалось, а у других нет — это были не мои проблемы. Заткнуть голоса полностью мне пока ещё так и не удавалось, так что я всё время как будто находилась в гуще переговоров и перешёптываний, но я научилась просто игнорировать их. Шум был — ну и пёс с ним. Таблеточки, правда, приходилось пить каждый день, но я надеялась, что смогу решить эту проблему. Всю неделю я усердно занималась, и до меня даже не сразу дошло, что Девона как-то пристроилась делать со мной домашку. Нет, она не списывала и не просила делать за неё — просто всегда оказывалось, что мы делали её в одно время в одном месте. Впрочем, где-то мы всё же помогали друг другу. Мы с ней действительно много общались, и оказалось, что она неплохо знакома с магией вуду. Это было интересно.

В пятницу пришла почта. Лично моя порадовала меня несколькими заказами, которые я была без понятия, как выполнить. Вообще, пока я была в Хогвартсе, заказы должны были готовиться в Дании, но кто-то — и я не без оснований полагала, что отец — решил отправить часть мне. Видимо, чтобы жизнь мёдом не казалась. С этими письмами я планировала позже отправиться к Хеймдаллю, потому что понятно почему. А вот после обеда команду Слизерина и меня — я ещё вроде бы как не была утверждённым её членом — собрали в гостиной факультета, чтобы лично встретиться с благодетелем мистером Малфоем. Мы ждали его, и я таращилась на парней, с которыми мне предстояло проводить довольно много своего свободного времени. Маркус Флинт стоял у камина — он кивнул мне, когда я только пришла, но не стал представлять. Впрочем, я уже отсветила так, что меня и так все знали. А вот я имён не знала, так что мне приходилось залезать в их головы. Рядом с капитаном стояли Грэхэм Монтегю с третьего курса и Эдриан Пьюси с четвёртого. Оба они были рослыми и темноволосыми, причём Грэхэм хоть и был младше, в габаритах старшему товарищу не уступал. На зелёном диване, стоявшем боком к камину сидели два пятикурсника — кареглазый блондин Перегрин Деррек и голубоглазый брюнет Люциан Боул. Они негромко разговаривали, и хотя я услышала имя Хеймдалля, я не вслушивалась. Мало ли, может, он им тонну домашки задал. А на другом конце дивана, на котором сидела я, расположился Майлз Блечтли — сбитый парень с синими глазами и рыжеватыми волосами с четвёртого курса. Объединяло этих ребят не только довольно спортивное телосложение, но и некоторое пренебрежительное отношение к спортивным правилам. Впрочем, они прекрасно понимали, что их будут рады засудить независимо от того, насколько честно и чисто они будут играть, так что совесть их не точила. Я не планировала капитанить, но кое-что сделать с этим следовало.

Пришёл профессор Снейп и несколько раз коснулся палочкой камина. Прошло ещё около минуты, и там вспыхнул зелёный огонь, из которого в гостиную Слизерина вышел высокий мужчина. Он был одет в дорогой костюм из парчи и бархата, сидевший на нём безупречно. Длинные платиновые волосы, зачёсанные назад, струились по плечам. Глаза у него были серые и холодные, а лицо непроницаемым и будто застывшим. Он внимательно осмотрел всех присутствующих, и его взгляд остановился на мне. Долгий и задумчивый. «Значит, вот чья идея», — проползло в его голове, и он повернулся к профессору Снейпу.

— Рад видеть, — произнёс он. — Я писал директору и вам о своём визите, однако к директору я, пожалуй, не стану заходить.

— Как вам будет угодно, — кивнул профессор.

— Если кто-то из вас меня не знает, — посмотрел он почему-то именно на меня, хотя вообще-то заочно мы были знакомы: я знала все зелья, которые он пьёт. — Я — Люциус Малфой. Я вхожу в совет попечителей школы. Мой сын, Драко, обратил внимание, что у команды Слизерина ужасные мётлы, на которых сложно конкурировать с другими командами. Поэтому я решил сделать небольшое пожертвование в пользу факультета.

У него был приятный, очень спокойный и довольно низкий голос. Ну, не прямо бас, а скорее баритон. Договорив, он сунул руку в камин и вытащил оттуда вытянутый короб. Я бы сказала, что туда могла бы поместиться только одна метла, но никак не семь, если бы не знала о всё том же заклятии незримого расширения. Мистер Малфой посмотрел на капитана, и тот подошёл, подставив руки. Благодетель возложил короб и откинул крышку. Он самолично достал оттуда все семь мётел, поставив их у камина. Мётлы имели изогнутое, гладко отполированное и покрытое чёрным лаком древко. В самом верху его была заключённая в овал надпись золотыми буквами «NIMBUS 2001». А прутья, переходящие по цвету от чёрного у стяжки к бледно-зелёному на концах, напоминали чем-то волосы — настолько подогнаны были прутик к прутику. Со школьными мётлами просто небо и земля. Или даже земля и Туманность Андромеды.

— Я надеюсь, это поможет вам выиграть кубок в этом году, — изрёк мистер Малфой, ставя короб на пол вертикально. — Я приеду посмотреть игру.

И он вышел в камин. Парни ринулись смотреть мётлы, а я не двинулась с места. Да, «Нимбус», безусловно, был хорошей метлой и мне было интересно посмотреть поближе, но меня бы там просто затоптали. К тому же, капитан меня ещё не утвердил. Когда ажиотаж спал и они начали убирать мётлы обратно в короб, в гостиную вышел Драко. Он увидел, чем заняты члены команды, и на мгновение чуть скривился.

— Отец уже ушёл? — как будто безразлично спросил он, хотя ему вовсе не было всё равно.

— Полагаю, у него много дел, — осторожно заметил профессор Снейп. — Удивительно то, что он принёс посылку лично.

— Да… — протянул Драко. Ему тоже было страсть как интересно рассмотреть мётлы и даже покататься на них. Он посмотрел на меня. — Тебе не интересно?

— Очень, — призналась я. — Но я пока не член команды.

— Член, — внезапно произнёс Маркус. — За прошедшую неделю никто больше не просил принять его в команду, — он тяжело вздохнул. — Так что даже если ты летаешь никак — у нас просто нет вариантов.

— Я хорошо летаю, — сощурилась я.

— Увидим это завтра, — кивнул Флинт и как будто из кармана достал комплект формы, который протянул мне. — Если сама не умеешь, попроси Джемму подогнать по размеру.

— Я разберусь, — скривила губы я.

Ничего, посмотрим, как он завтра запоёт…

Субботним утром ничего не предвещало, так сказать. За неделю состав пробежечников примерно устаканился, а этим утром Хеймдалль и вовсе рассекретил, по каким дням какие дистанции мы будем бегать. Девоне я предложила бегать без оглядки на нас по понедельникам, четвергам и субботам в режиме бегом два круга, один пешком и ещё два круга бегом. Остальные, если им хотелось, могли спросить совета у Хеймдалля — никто, разумеется, этого не делал — или регулировать нагрузку самостоятельно. К слову, из команд по квиддичу на пробежках не было вообще никого.

После завтрака я вернулась к себе в комнату, чтобы переодеться в форму. Как-то у меня получилось скрыть факт её наличия до этого момента от соседок по комнате, так что они весьма озадаченно уставились на меня, когда я достала её, подогнала по размеру и принялась облачаться. Они косились, пока я натягивала светлые брюки со специальной плотной вставкой в паху, зелёный с серой полосой на груди свитер и свои мягкие сапоги. но вот когда я дело дошло до наручей, они приблизились и собрались вокруг меня.

— Куда это ты собралась на этот раз? — поинтересовалась Девона, когда я с помощью зубов затягивала шнурки.

— На твенивовку, — протянула я и завязала узел. — А что?

— Какую? — она изогнула бровь.

— Это не очевидно? — нахмурилась я, взявшись за плащ. — Я буду играть в квиддич за Слизерин.

Девона вдруг весело рассмеялась и быстро надела мантию. Она сказала, что просто не может этого пропустить и решительно пошла за мной. В гостиной капитан Флинт выдавал мётлы членам команды, хотя пришли ещё не все — не было четверокурсников Пьюси и Блечтли. Помимо команды в гостиной был только Драко. Ну, и его миньоны — Крэбб и Гойл. Они оба были довольно крупными мальчишками, физическая сила которых определённо была сконцентрирована в массе. Они оба не блистали умом, так что вполне логичным образом прибились к Драко, у которого как раз мозги были. Немного перекошенные, правда, но это вряд ли можно было назвать его виной… Впрочем, в психотерапевты я не нанималась.

Когда я подошла, Маркус выдал мне метлу и внимательно посмотрел в глаза. Не знаю, чего он этим хотел добиться, но я не отвела взгляд. Хотя мне и приходилось задирать голову — я ему была по плечо. Наконец, все собрались, получили мётлы и двинулись на выход. Я оказалась внутри группы рослых парней, так что меня за ними было вообще не видно. Капитан, Драко и миньоны шли впереди, а вот Девона оказалась позади. Мы с Хеймдаллем выходили на пробежку через главный вход, потому что эти ворота не запирали даже на ночь, и нам приходилось огибать замок на пути к стадиону, а вот теперь мы прошли коридорами к галерее, с которой было до него рукой подать. И вот там, у самого спуска на траву, мы столкнулись с командой Гриффиндора. Мне пришлось оставить в комнате мышей, так что я слышала мысли обоих капитанов по поводу встречи, и друг другу они определённо были не рады.

— Флинт, — обратился кто-то к капитану. — Что это вы?..

— Это что, «Нимбус 2001»? — перебил этого кого-то более детский, ещё не сломавшийся голос.

— Профессор Снейп подписал нам разрешение на тренировку, Вуд, — проигнорировав второй голос, отозвался капитан. Последовала небольшая пауза.

— … для тренировки нового ловца, — пробормотал всё тот же кто-то. — У вас новый ловец? Кто?

Капитан шагнул чуть влево, а шедший рядом с ним Боул — вправо и назад, как бы слегка выдвигая меня вперёд. Я увидела всю команду Гриффиндора и мысленно позвала Хеймдалля. Он и сам хотел посмотреть нашу тренировку, так что должен был быть где-то на пути сюда. И мне нужно было, чтобы он пришёл до того, как состоится конфликт. А он зрел, как гроза. Команда их была более смешанной, и среди игроков я увидела уже знакомого мне Гарри. С ним были и его друзья — Рон и Гермиона, только не в форме для квиддича, а в обычной школьной. Среди членов команды я также увидела старших братьев Уизли. А впереди, прямо напротив Флинта, стоял, очевидно, их капитан. Его звали Оливер Вуд, и был он вот прямо типичным красавчиком — волевые черты, красивые глаза, модная стрижка… Он осмотрел меня с ног до головы и задержался на моём лице. Я никогда не питала иллюзий на счёт своей внешности, однако пронёсшееся в его мыслях сравнение с лабораторной мышью всё равно испортило мне настроение.

— На Слизерине совсем уже плохо с учениками, раз в команду первокурсницу взяли? — достаточно громко, но как бы обращаясь не к нам, изрёк Рон. Я промолчала. — Или у них теперь любой может купить место?

— Вообще-то, мётлы — это вложение моего отца, — усмехнулся Драко.

— То есть, тебе и этого не хватило, чтобы в команду попасть? — уже к нему повернулся Рон.

— Драко не участвовал в отборе, — обронила я, и все, даже слизеринцы, уставились на меня. — Это была благотворительность, которую не все могут себе позволить.

— Такие как Малфои не способны на благотворительность, — поморщилась Гермиона.

— Твоего мнения никто не спрашивал…

— Капитан, — я перебила его, не дав произнести ругательство. — Мы теряем время.

Маркус посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на Вуда, криво усмехнувшись.

— Удивительно, что самой здравомыслящей оказалась самая юная из нас, — мой внутренний голос ржал.

— Эм… Мы в любом случае сегодня планировали только опробовать мётлы, так что нам ведь не помешает чужое присутствие, — снова осторожно заговорила я. — А чтобы в дальнейшем не возникало накладок, почему бы вам не собраться капитанами всех команд и не составить расписание?

— Но тогда вы будете знать, когда мы тренируемся, — недовольно фыркнул Вуд.

— Как и вы, — пожала плечами я. — А если вы боитесь, что кто-то подсмотрит вашу тренировку — так заклинания сокрытия вам в помощь.

— Это звучит как разумное решение, — изогнул бровь Флинт. Они что — никогда так не делали?

— Мне не нравится, что оно поступило от вас — непременно жди какой-нибудь каверзы, — поморщила Вуд. — Но звучит и правда разумно. Идёмте. Сегодня всё равно ничего особенного не планировалось.

Разговор, в принципе, был исчерпан, и мы все развернулись, чтобы спуститься из галереи и двинуться к стадиону. Тут произошла небольшая заминка, потому что выход был не очень-то широким, а никто никому не хотел уступать. Я шагнула чуть в сторону, чтобы спокойненько выйти, когда толчея рассосётся. Не рвались вперёд и сопровождающие.

— Новые мётлы вам всё равно не помогут, — снова заговорил Рон. — Никто не летает лучше Гарри!

— Легко гордиться чужими достижениями, Уизли? — послышался голос Драко.

В этот момент команды как раз протиснулись из галереи, и я увидела, как Рон выхватил палочку. Мне едва не стало дурно. Как он вообще ей пользовался? Палочка была старая и явно не его, волос единорога торчал из кончика, лак растрескался… Как этой палочкой вообще можно было творить заклинания и не бояться, что они по тебе же и шарахнут?

— Я бы не стал этого делать, — раздался голос Хеймдалля. — Насколько я помню, директор подчёркивал, что колдовство в коридорах школы запрещено. И насколько я вижу, вы всё ещё в коридоре школы, мистер Уизли.

Рон понуро убрал палочку. А я ещё раз внимательно окинула его взглядом. Его мантия была выцветшей и несколько застиранной, из-под неё торчал цветной воротник свитера ручной вязки. И нет — я никогда не имела ничего против именно ручного вязания, но ворот был слишком цветным, как будто связанным из остатков пряжи. Похоже, что его семья просто не могла позволить себе заменить ему палочку. С этими мыслями я поспешила догнать команду. Кое-какая идея у меня уже появилась на этот счёт, и я подумала, что надо будет позже обсудить её с Хеймдаллем — он больше смыслил в этом вопросе.

Как только мы вышли на стадион, Вуд принялся делить его, пытаясь навязать Флинту идею, что они будут на одной половине поля, а мы на другой. Тогда Флинт попросил его показать подписанное кем-нибудь разрешение на тренировку, и у Вуда его не оказалось. Тогда Флинт предложил заниматься своей командой и не лезть в наши дела. Откровенно говоря, я думала, что гриффиндорцы могли бы быть более благодарны. Стадион, конечно, никому не принадлежал — он был школьный, однако мы почему-то озаботились тем, чтобы уведомить учителей о своей тренировке и о том, что планируем занять стадион, а они пришли просто так. Потому что если бы они заранее «забронировали» стадион, профессор Снейп не смог зарезервировать это время за нами. Маркус, по идее, мог потребовать, чтобы они ушли, но не стал этого делать из-за меня. Но вместо этого, они недовольно косились на нас и наши мётлы.

Первыми взлетели охотники — Флинт, Монтегю и Пьюси. Мётлы под ними определённо были резвыми и манёвренными, так что они определённо решили начать с проверки их возможностей — скорости, маневренности и отзывчивости. Настроение у меня, откровенное говоря, было мерзкое. За время, проведённое в Хогвартсе, обо мне думали разное, но я старалась не слушать. Однако «лабораторной мыши» всё же не было. Почему-то именно это сравнение меня практически выбесило. Я оседлала метлу и взлетела. Плавно и аккуратно, чтобы привыкнуть к новой динамике. Моя метла — та метла, которую взял для меня Хеймдалль и которая вообще-то была моей — была от финского производителя и называлась «Хуррикаани»⁽¹⁾. И я бы не сказала, что она чем-то уступала «Нимбусу». По крайней мере, по моим первым ощущениям, та была даже отзывчивее. Я не собиралась показывать сложные фигуры пилотажа при гриффиндорцах, но не могла и просто как-то летать вокруг, потому что мне хотелось, чтобы в команде на меня не смотрели свысока. Мне вообще не нравилось, когда происходило подобное. Так что, поднимаясь к кольцам, я думала, как бы чё бы, чтоб ничё бы. Я наконец долетела до охотников, а через несколько мгновений и вся остальная команда была там. Мы болтались в нескольких десятках ярдов над землёй кружочком в молчании, не представляя, как тренироваться в таких условиях.

— А давайте в салочки поиграем? — вырвалось у меня.

Маркус посмотрел мне в глаза, а затем окинул взглядом всю команду. Я сидела на метле расслабленно, насколько её конструкция это позволяла, остальные же довольно крепко держались за рукоятку. Капитан медленно кивнул.

— Давайте. Всё поле и пространство под трибунами, — он посмотрел на меня. — Водить будет ловец.

Парни ухмыльнулись и рванули в разные стороны. Я вздохнула — мы не выбрали правила игры, и было непонятно, то ли мне надо было их всех переловить, то ли осалить одного, и уже он становился водой. Я пригнулась к метле и полетела за капитаном. Первый раз в школе я не пыталась отмахнуться от мыслей окружающих, а напротив — сосредоточилась на них. Если бы использовала это для того, чтобы ловить членов своей команды, это было бы читерство, конечно, но меня больше волновали не они. Мы начали свою игру, когда гриффиндорцы уже тоже поднялись в воздух и принялись перебрасывать друг другу квофл. И на нас, слава Мерлину, внимания не обращали. На трибуне с одной стороны сидели грифиндорцы — Рон и Гермиона, а практически напротив — Драко, Винсент и Грегори. Хеймдалль расположился за кольцами, у которых мы поднялись.

Я намеренно загнала капитана под трибуны. Потому что там меня не могли увидеть. Трибуны держались на каркасных конструкциях из деревянных балок. Там было довольно мало места для манёвра, да и просто так вылететь за пределы пологов, скрывающих их, было нельзя. Однако мне это не мешало. Я разгоняла метлу постепенно, заставляя Флинта оглядываться и прибавлять скорости. Когда мне стало ясно, что быстрее он уже не полетит, я практически легла на метлу и нырнула вниз. Я была меньше и легче, так что у меня ещё был небольшой запас скорости. Рванувшись вперёд у самой земли, я заложила в пределах конструкции мёртвую петлю, в высшей точке которой мягко коснулась плеча капитана и через секунду вылетела через ближайший зазор между полотнами на совершенно бешеной скорости. Это произошло примерно посередине между кольцами, и мне, чтобы не влететь под трибуны снова, пришлось круто взлететь вверх, где мелькнул зелёный плащ. Даже не подумав сбросить скорость, я помчалась туда, где пришлось немного притормозить, чтобы не смести Пьюси с метлы.

Я обошлась без особых фигур высшего пилотажа, чтобы переловить остальных членов команды. Кроме Флинта под трибунами мне ещё пришлось ловить Боула. Он летел там, меняя высоту, однако к тому моменту я полностью освоилась с «Нимбусом», так что вполне могла выполнять те же трюки. А развернуться там всё равно было невозможно, так что в конце концов я догнала и его. Пойманные игроки стояли на земле, и ждали, когда я закончу. В целом, я уложилась минут в пятнадцать, чтобы команда снова собралась полным составом внизу.

— Это предел твоих возможностей сейчас? — спросил Флинт, глядя на метлу у меня в руках.

— Разумеется, нет, — фыркнула я. — Думаешь, я бы стала летать на пределе, когда они здесь? — я мотнула головой в сторону гриффиндорцев.

— Да она и так ему сто очков вперёд даст, — усмехнулся Боул. — Я думал, я её буду гонять под трибунами, а наоборот было.

— А я вообще не понял, как оказался под трибунами, — нахмурился Флинт и повернулся ко мне. — Ты на этой неделе первый раз села на метлу?

— Мерлин, нет, конечно! — я улыбнулась. — Это результат долгих и упорных тренировок. — Он снова нахмурился. — Я понимаю, что ты думаешь, что упорством трудно обойти талант. Но у меня не одно упорство.

— Не парься, Маркус. Она совладала с метлой быстрее нас, — заметил Пьюси. — Я видел, с какой скоростью Фрейя ко мне летела. И лети я так же, я бы снёс игрока, — он похлопал меня по плечу. — Кажется, профессор Снейп действительно нашёл нам прекрасного ловца.

Квофл в комплекте мячей был только один, так что нам пришлось транфигурировать себе мяч из того, что нашлось на стадионе. Мы поднялись на уровень колец и принялись перебрасывать его друг другу. Это было далеко не так весело, как играть в салочки, однако тоже полезно. Минут пять прошли в молчании, а затем Маркус снова обратил на меня внимание.

— Это правда, что ты каждый день ходишь на пробежки с профессором Эдельштейном?

— Да, — я кивнула, поймала квофл и бросила его Блечтли. — Каждое утро в полседьмого. А что?

— А зачем они нужны? — он чуть склонил голову набок. — Я имею в виду, ты же волшебница.

— Эм, да… всё так, — я вздохнула. — Но… как бы это объяснить-то? Согласно трактам некоторых алхимиков, есть очень глубокая связь физического состояния, духовного и магического. Я… — чёрт, а говорить про легиименцию пока не стоило. — Меня с детства готовили к тому, чтобы войти в дело семьи, а мы с древних времён сами добывали и делали всё, что требовалось для изготовления… всего того, что мы изготавливали. Для этого недостаточно просто владеть волшебной палочкой, — я задумчиво скривилась, снова поймала квофл и бросила его Дерреку. — Недостаточно даже очень хорошо ей владеть, в принципе.

— А навык полётов? — Маркус сощурился.

— Я много работала над выносливостью, физической силой и координацией движений, — я пожала плечами. — Так что я могу очень долго летать так, как во время салочек.

— Как ты относишься к грязной игре? — неожиданно спросил он.

— Плохо, — то ли от моих слов, то ли просто от криворукости Боул выронил квофл. Я была близко к нему, так что быстро метнулась и поймала. — Я не вижу причин играть грязно, когда этого можно не делать. Нет, я понимаю, что нас будут обвинять в грязной игре, как бы чисто мы ни играли. Однако, если не стоит вопрос жизни и смерти, я предпочитаю честную игру.

— А если стоит? — уточнил Боул, когда я сунула мяч ему в руки.

— Тогда все средства хороши, — хмыкнула я, немного отлетая.

Мы играли в мяч ещё примерно час. После нашей беседы стали менять правила, чтобы скоординировать движения — когда один игрок бросал мяч другому, они должны были поменяться местами, так, чтобы не столкнуться друг с другом. Мы делали это плавно и мягко, не разгоняя мётел. Потом мы вообще принялись меняться почти хаотично — по вызову номеров. Наконец мы полностью освоились с мётлами и опустились вниз. К нам спустились слизеринцы и Хеймдалль. Драко внимательно смотрел на новые «Нимбусы». Ему ужасно хотелось попробовать полетать на такой. Собственно говоря, изначально он ради этого всё и затевал. Маркус некоторое время смотрел на него, а потом предложил попробовать. И пока Драко радостно кружил вокруг колец, Хеймдалль растянул по лицу харизматичную и благожелательную улыбку, с которой и подошёл к команде. На мгновение мне захотелось вскочить на метлу и умотать за Запретный лес, но я смогла подавить этот порыв.

— Я могу помочь вам с тренировками, — сообщил он, глядя Флинту прямо в глаза.

— Вы — профессор по тёмным искусствам, — нахмурился капитан. — Чем вы нам можете помочь?

— Ну… — протянул Хеймдалль и посмотрел на меня. — Это ведь я учил мисс Нильфхейм летать. — Парни обернулись ко мне.

— Хеймдалль, команда Слизерина, — представила я, растянув губы жабьей улыбкой. — Парни, это Хеймдалль Ольстин, мой домашний учитель.

— Согласен, — тут же протянул ему руку Маркус.

О, Мерлин… Помоги нам и спаси нас…

1) ураган (фин.)

Вернуться к тексту

Собрание капитанов команд в итоге провела мадам Трюк. Я попросила Хеймдалля предложить ей это, остерегаясь, что если предложение-таки поступит от Слизерина, ничем хорошим это не кончится. Мадам Трюк же была школьным судьёй и организатором игр, так что мероприятие должно было пройти без лишней трескотни. Так и вышло, что собрались они уже в субботу после обеда, и на составление расписания у них ушло около часа. По крайней мере, Маркуса, велевшего нам сидеть в гостиной и ждать его, не было именно столько времени. Разумеется, самое удобное расписание было у Гриффиндора — понедельник, среда, пятница сразу после обеда и суббота после завтрака. Нам же достались вторник, четверг, суббота и воскресенье. Тренировки должны были идти по два часа и были в разное время: две были с двух часов, две — с четырёх.

— Профессор Эдельштейн тоже присутствовал, — закончив говорить о расписании, Маркус повернулся ко мне. — Он сказал, чтобы мы все начали ходить на утренние пробежки.

— Оу, — протянула я, поджимая губы. — Он только про бег сказал?

— Нет, — мотнул головой Флинт. — Он сказал, что нам придётся выполнять все комплексы.

— Оу… — повторила я.

— А что с ними не так? — повернулся ко мне Пьюси.

— Я… — я глубоко вздохнула. — Всё с ними так. Просто… Не знаю, как лучше выразиться. Это комплексы физических упражнений, и я не знаю, насколько… Короче, завтра в шесть тридцать утра он будет ждать нас у выхода из подземелий. Сами поймёте, о чём речь.

— Ладно, — кивнул Флинт. — На сегодня всё. Завтра тренировка в четыре.

Парни разошлись, и я тоже не стала засиживаться. Вернувшись в комнату, я проверила несделанные домашние задания — их у меня не оказалось, к моему удивлению — и пошла назад в гостиную. Там практически никого не было: по субботам все старались сделать все домашние задания, подготовить доклады и вообще сделать так, чтобы освободить воскресенье. Ведь все студенты, начиная с третьего курса, могли посещать Хогсмид. А хоть какая-то смена обстановки, когда живёшь в интернате, просто необходима. Иначе тут бы творилось совсем Мерлин знает что. Первокурсники ещё только погружались в учёбу, и некоторые из них увлечённо познавали новое, а другие просто болтались по замку, исследуя его. Чем второкурсники занимались — без понятия.

Я уселась у камина в гостиной, так что мне открывался вид на глубины озера. Там что-то плавало в огромных водорослях. Я была уверена, что там должны быть и русалки, и гриндилоу, хотя пока их и не видела. Как и гигантского кальмара. Я хотела позвать Арчера, чтобы он доставил мне книгу из дома по артефакторике, но на этом моменте вспомнила, о чём хотела поговорить с Хеймдаллем. К тому же расписание тренировок должно было несколько изменить и наши с ним индивидуальные занятия. Не сказала бы, что окрылённая этой мыслью я радостно помчалась на встречу со своим учителем, однако я действительно довольно бодро покинула гостиную, направляясь в его апартаменты.

Жилые комнаты преподавателей были разбросаны по всему замку. Большинство учителей занимали комнаты рядом со своими аудиториями, а вот деканы — в непосредственной близости от факультетов. Я уже знала, что от выхода из гостиной Слизерина до комнат профессора Снейпа было не больше ста ярдов⁽¹⁾. А вот комнаты Хеймдалля были рядом с его учебным классом. Можно сказать, целая квартира. Из коридора можно было попасть в кабинет, а уже оттуда в небольшую гостиную и спальню. Впрочем, я дальше кабинета не проходила — меня не приглашали, а я не рвалась.

— Я ждал, что ты придёшь, — изрёк Франкенштейн, открыв мне дверь. — И я уже пытаюсь разобраться с расписанием.

— И как успехи? — поинтересовалась я, входя.

— Не так просто, как мне бы хотелось, — отозвался он и закрыл дверь. — Ведь я должен оставить тебе время на задания по другим предметам, сон и отдых.

— Понятно… — протянула я. — На самом деле, я пришла не только из-за расписания, — я достала конверты из кармана. — Вот, полюбуйся.

Хеймдалль взял конверты. Всего их было четыре, и они, разумеется, уже были вскрыты моей рукой. Он доставал из них письма и недовольно хмурился. Лицо его с каждым конвертом становилось всё более и более мрачным, а мысли так и вовсе гневными. Дочитав последнее, он бросил его на стол и сложил руки на груди.

— Это что, шутка такая? — фыркнул он.

— Если бы… — я протянула ему пятое письмо.

Это было письмо от матери. Она не интересовалась, как мои дела, как школа, как факультет и сокурсники. Она писала о том, что не может работать больше трёх дней в неделю, так что для неё не представляется возможным выполнять весь объём заказов, который мы «наглым образом», как было указано в письме, на них сбросили. Тем более, что они с отцом собирались поехать в отпуск. Когда он прочитал и это, голубые глаза вспыхнули яростью, в разуме промчался нечленораздельный поток гневных мыслей, а потом он глубоко и медленно вздохнул.

— Почему ты… — он снова выдохнул, но не договорил «не вычеркнешь их из клана», хотя подумал. — Здесь у нас Волчье противоядие, Ванадис, Костерост и Бодроперцовое зелье. Нам придётся обратиться к Северусу.

— Зачем? — не поняла я.

— Мой учебный класс не рассчитан на приготовление зелий, — Хеймдалль пожал плечами. — Так что нужно попросить его одолжить помещение.

— Я не уверена, что у нас есть всё для Ванадиса, — задумчиво призналась я. — Мне кажется, у нас закончились сопли троллей.

— Самый неприятный ингредиент, — поморщился он. — Надо уточнить у домовиков, что у нас вообще с запасами.

— Да, но, видимо, сначала надо обратиться к профессору Снейпу, — я кивнула. — Однако я пришла ещё по одной причине. Ты обратил внимание на палочку мистера Уизли? Того, который Рон.

— Палочку? — озадаченно нахмурился Хеймдалль. — Ты про то недоразумение, которое он наставил на мистера Малфоя?

— Я не думаю, что она была недоразумением, когда была новой, — поморщилась я. — Но мне почему-то кажется, что эта палочка не его. Она ему не принадлежит.

— Это многое объясняет, — кивнул он. — И что ты думаешь?

— Как будто это не очевидно, — фыркнула я. — Давай сделаем ему палочку.

— Как ты себе это представляешь? — Хеймдалль изогнул бровь. — Этот парень ужасно упёртый. Он ничего от тебя не примет.

— А при чём здесь вообще я? — я дёрнула плечом. — Тебе совершенно не нужно говорить ему о моём участии. Просто это не палочка, а тихий ужас. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, что это может плохо кончиться. Тем более, там дальше в «Азах» есть некоторая практика атакующих заклятий.

— Не поспоришь, — он почесал в затылке. — В Запретном лесу водятся единороги, но я сомневаюсь, что у кого-то из нас с тобой получится подойти к ним. Достать перо феникса было бы проще, но они капризны, и я не думаю, что ему бы такой сердечник подошёл. А с сердечной жилой дракона…

— А какой сердечник у тебя, напомни-ка мне? — я склонила голову набок.

— Клык василиска, — отозвался Хеймдалль. — А… Я понял. Ты хочешь сказать, что нам и не нужно искать что-то из этих трёх. Но дерево найти всё равно придётся.

— Мерлин, да тут до леса два шага пешком, — скривилась я. — Давай сделаем это. И нам практика, и тебе на уроках безопаснее.

— Да, давай, — неожиданно легко согласился он. — Что думаешь использовать в качестве сердечника?

— Пока не знаю, — я нахмурилась. — Можем зелье удачи сварить, если хочешь.

— Муторно и сложно ради такой ерунды, — скривился Хеймдалль. — Давай я присмотрюсь к нему на следующей неделе, и тогда смогу определить лучший вариант. И раз уж ты всё равно пришла, давай проведём занятие по математике.

Я вздохнула и кивнула. Вообще, математика мне нравилась. В основном, тем, что у неё были ответы на вопрос «почему?». В большинстве магических дисциплин «это так просто потому, что это так, запомни или лучше выжги в памяти». А тут можно было полностью разобраться, что, зачем и откуда. Это радовало. Ну и помогало искать закономерности там, где их нет.

Воскресная утренняя пробежка была посвящена комплексу на координацию. Те, кому довелось побывать на нём на неделе, единодушно решили, что мы с Хеймдаллем психи ненормальные. Ну, большинство приходило к такому выводу почти после каждой тренировки, за исключением общего комплекса, который ничего эдакого в себя не включал. После разминки и небольшой пробежки в шесть кругов парни выглядели вполне сносно. По крайней мере, они не задыхались, как рыба на песке, хотя и запыхались. А вторая часть тренировки включала в себя балансирование на шаре, прыжки по точкам, ходьбу по бревну и прочие измывательства. Для создания нужных спортивных снарядов Хеймдалль использовал посох — спасибо, меня не просил это делать. И спасибо — без шариков. Самым сложным упражнением, которое мы не стали в этот раз выполнять, была полоса препятствий. Она состояла из пяти динамических частей, и всю дорогу вокруг летали треклятые мячи, как стадо ос. Когда вспомнила её, у меня по спине пробежал холодок ужаса.

Хеймдалль похвалил команду Слизерина фразой «Лучше, чем я ожидал». Ну, надо отдать должное, пыхтя и отдуваясь, парни справились с тренировкой полностью. Квиддич всё-таки спорт, а они, сталбыть, спортсмены. По пути назад в замок после того, как все неровности ландшафта были убраны, Хеймдалля потянуло на лекцию.

— Магическую способность чародея, как вы, должно быть, знаете, питает его дух, — начал он, когда парни достаточно выровняли дыхание. — Конечно, определённое значение имеет талант или одарённость волшебника, однако даже самый талантливый маг может уступать магу тренированному. Дух, или душа, или ментальное тело — та часть вас, что живёт внутри телесной оболочки. Авиценна доказал в своих исследованиях, что тело и дух зависимы друг от друга. И тренировки тела укрепляют и дух, делая мага таким образом сильнее. Конечно, укреплять его необходимо и познанием, и эмоциональными связями тоже.

— Профессор Эдельштейн, а кто самый сильный маг? — спросил Люциан.

— Из тех, с кем мне доводилось встречаться лично? — уточнил Хеймдалль, но ответа не дожидаться не стал. — Пожалуй, что Бальдр⁽²⁾ Нильфхейм. Дедушка мисс Нильфхейм.

— А на чьей стороне вы были — того-кого-нельзя-называть или его противников? — поинтересовался Перегрин.

— Мы приехали в Британию шесть лет назад, — пожал плечами профессор. — До Дании его дела как-то не докатились.

— Но вы о нём слышали? — не отставал Деррек.

— Ну, я же не глухой, — хмыкнул Хеймдалль. — Хотя мы не так часто покидали особняк, всё же не находились в полной изоляции.

— И что вы думаете? — как банный лист, ей-богу. — Маги должны править миром?

— Миром… — протянул он. — Я не думаю, что всем миром действительно может править кто-то один. К тому же, в этом слишком мало преференций и слишком много ответственности и обязательств. Я думаю, что каждый должен быть на своём месте. Вратарь — у колец, а колдомедик — в палате больного. Представьте, какой будет бардак, если они поменяются местами.

Он бы мог сделать блестящую карьеру на известном поприще. Не то чтобы у меня хоть раз возникали сомнения в том, что он мог бы достичь высот практически в любом деле — с его-то характером. Но вот конкретно в этой сфере ему бы просто равных не было. По факту Хеймдалль не ответил на вопрос Перегрина, хотя тот теперь был уверен, что получил его. Правда, было похоже, что пока не понял, как его трактовать.

О моей новой роли в команде по квиддичу знали уже все. И под «все» следует понимать «вообще все», включая даже не интересующихся квиддичем домовиков. Так что когда я вошла в Большой зал, там заметно притихли. По крайней мере, притихли голоса из ртов, а вот мысли присутствующих… Ну, я бы солгала, если бы сказала, что меня не сравнивали с Поттером. Вот прям все. Я старалась подавлять эти громкие мысленные выкрики, хотя мне очень хотелось выбежать в центр зала и закричать, что мы с ним совершенно разные, и хватит, и довольно, и прекратите… Но я глубоко вздохнула и пошла к концу — или началу — стола, где закрепилось место первокурсников. Так что мне пришлось пройти весь зал, делая вид, что я не замечаю пристального к себе внимания.

К моему удивлению, команда уселась рядом с нами. Я сидела спиной к столам Когтеврана и Гриффиндора, справа от меня была Девона, а слева — сам лично Маркус Флинт. У меня закралось подозрение, что он решил вместе с остальными товарищами меня опекать. Не могу сказать, что это было неприятно, однако мне это виделось ненужным. Я надеялась, что им скоро надоест. К тому же, после завтрака и до обеда они должны были уйти в Хогсмид. Это время я планировала посвятить чтению. Где-нибудь, где никто не бывает. Где бы это могло быть?

Мне удалось найти совершенно брошенное помещение. Я задумалась, пока возвращалась в гостиную Слизерина, и прошла мимо входа. Прошла настолько, что в глубине своих размышлений пропустила, как позже оказалось, два поворота. Там нашлось подобие комнаты — не нужник и не каморка для швабр, но и не учебный класс — где-то между. В стене было круглое оконце, за которым можно было увидеть пещеру — без понятия, почему там не было непроглядной тьмы, а можно было видеть каменные столбы и песок. На стенах комнаты, на цепях, висели откидные скамьи из потемневшего дерева. Углы у потолка были оплетены кружевной паутиной. Самих пауков я, впрочем, не видела. И несмотря на отсутствие видимых источников света, темно в этой комнате не было. И я подумала, что вот уж здесь-то точно никого не бывает — слой пыли на скамейках очень чётко это говорил.

— Арчер, — позвала я, и передо мной возник домовик.

Этот эльф был весьма немолод и был старшим из наших домовиков. Когда речь зашла о том, что нам здесь с Хеймдаллем может понадобиться что-то из дома, он попросил звать именно его, хотя казалось бы. Он явился сразу, тут же отвесив поклон, и внимательно осмотрел помещение. По морщинистому лицу маленького существа прокатилось неудовольствие, однако ко мне он повернулся уже с благодушным настроем.

— Доставь мне, пожалуйста, книгу по ментальной артефакторике, — мягко произнесла я.

— Хозяйка Фрейя живёт здесь? — уточнил он.

— Нет, я это место только что нашла, — я пожала плечами. — Здесь никого не бывает.

— Только это доставить? — Арчер чуть склонил голову набок.

— А, точно. Ещё книгу о сердечниках волшебных палочек, — я нахмурилась. — Мне кажется, у нас был хороший справочник.

— Да, хозяйка, — эльф поклонился и с тихим хлопком исчез.

Я убрала пыль бытовым заклинанием, уселась и откинулась на стену. Она была холодной и неровной. Да, долго мне здесь не просидеть в таких условиях… Но если я буду откладывать это постоянно, так и останусь без своей шапочки из фольги до самых экзаменов. Потому что в рождественские праздники дел, как всегда, невпроворот, и будет не до того. Арчер вернулся минут через пять. Он принёс не только книги, которые я просила, но и большую подушку и плед. Я поблагодарила его за заботу и отпустила. Время у меня было не бесконечным, так что пришлось залезть в мешочек для колец и отыскать там нужное. От других магических проводников кольца отличали склонности. В принципе, с любым кольцом, как и посохом, палочкой или мечом, можно было сотворить любое заклинание. В принципе, можно было и вообще без них обойтись. Однако у мечей и палочек не было склонностей к определённым видам волшебства, а вот у колец — были. И я искала то, которое работало с магией времени. Наконец оно было найдено — серебряное колечко в форме уробороса с сапфировыми глазами. Я надела его и использовала заклинание «tempus visibilis»⁽³⁾. Перед моими глазами справа вверху появился небольшой циферблат — ещё и половины десятого не было. Ещё одним простым заклинанием я поставила нечто вроде будильника на половину первого и взялась за книгу по ментальной артефакторике.

До обеда я смогла осилить целых две главы. В том закутке было тихо, меня, судя по всему, никто не искал, так что я могла погрузиться в тему. Сказать, что означенная шапочка была артефактом сложным, было всё равно, что сказать, что сложно усмирить взбесившегося дракона. Откровенно говоря, у меня волосы на затылке зашевелились от одного только перечисления подходящих для такого артефакта материалов. Не то чтобы мы с Хеймдаллем не могли добыть что-то из них, однако это было, мягко говоря, не прогулкой в парк за гербарием.

Когда мой будильник сработал, я быстро спрятала подушку и плед под скамью, бросив на них заклинание невидимости, и отправилась в комнату. Я столкнулась с ребятами из команды у входа в нашу гостиную. Они были одеты не в школьную форму, но их одежду можно было бы отнести к чему-то в духе двадцатых. Чуть более несуразно, у кого-то было зачем-то две рубашки вместо одной, но в целом вполне опрятно. Даже с какой-то своей эстетикой.

— Где это ты была? — спросил Маркус, глядя на две огромные старые книги у меня в руках. — Библиотека вроде в другой стороне.

— Я просто нашла там закуток, где тихо, — я пожала плечами. — Случайно.

— Большой? — подключился Деррек.

— Нет, Пиппин, не очень, — отозвалась я. — Не думаю, что там бы поместилось больше десяти человек.

— Пиппин? — переспросил Люциан. — Почему Пиппин?

— А разве не так сокращается? — я изумлённо округлила глаза. Я же помнила книжку известного английского писателя, где сокращалось именно так.

— А мне нравится — короче, — пожал плечами Деррек.

— Я хочу посмотреть на тот закуток, — сообщил мне Маркус. — Покажешь после обеда.

— Зачем? — изогнула бровь я.

— Чтобы мы знали, где тебя искать, — хмыкнул он.

Я скривилась, но кивнула. Если бы им понадобилось меня найти и они бы об этом подумали, я нашлась бы сама — ничего трудного для меня в этом не было. Однако я пока не хотела говорить об этом. Совершенно лишняя, я бы сказала, эта информация.

Когда авантюра с квиддичем только начиналась, я думала, что он будет проходить для меня без Франкенштейна. Всё-таки мы с ним не попугаи-неразлучиники и не параходы. В смысле, те, которые всегда ходят парой, а не которые на пару. Я думала, что у него будет предостаточно дел, чтобы делать их без меня в свободное время. Но ему оно, видимо, вообще не требовалось. Иначе объяснить его желание тренировать команду Слизерина я не могла. В четыре часа мы подходили к стадиону — там как раз заканчивала команда Пуффендуя. Сейчас шли только первые тренировки после летнего перерыва, так что даже если бы нам хотелось что-то подсмотреть в их тактике, то смотреть пока было, в принципе, не на что. Впрочем, Хеймдалль проследил, чтобы мы вошли на стадион только после того, как пуффендуйцы оказались на земле. На меня они бросили взгляд сверху вниз, особенно их ловец — парень с тёмными волосами и серыми глазами. Я не очень случайно услышала его мысль: «Мне действительно нужно будет соревноваться за снитч с кем-то вроде неё? Они совсем уже?» Отвыкла я о того, чтобы на меня так смотрели. Впрочем, я начала догадываться, что морды кирпичом у слизеринцев потому, что они просто знают, что о них думают, а иногда и вслух говорят.

Когда стадион опустел, Хеймдалль достал посох и пару раз ударил им по песку. Внешний периметр стадиона подёрнулся прозрачной плёнкой, искажая видимость — теперь внутри этой плёнки можно было делать что угодно, и никто снаружи этого не увидит.

— На стадионе точно никого не осталось? — изогнул бровь Флинт.

— Нет, — мотнул головой Хеймдалль. — Сначала я именно это и проверил. Я говорил с преподавателями и мадам Трюк относительно вашей обычной игры, — он хмурым взглядом обвёл парней. — Не надо думать, что я позволю вам втянуть мисс Нильфхейм в бесчестную игру. Тем более, я убеждён, что вы можете обойтись и без этого.

— От нас этого ждут, — пожал плечами Грэхэм.

— Это не значит, что ожидания надо оправдывать, — Хеймдалль поджал губы. — Напротив. Вы хоть представляете, как взбесите противников, если ваша игра будет просто уровнем выше? Когда вы без единого нарушения, совершенно чисто отыграете и выиграете матч? Бессильное бешенство противника — что может быть приятнее?

Слизеринцы замолчали, обдумывая его слова, а потом согласно закивали. А я подумала, что что-то его куда-то не туда занесло. Впрочем, важно было то, что эти слова дали мотивацию для честной игры. А мотивация решает. Даже если ради этого придётся тренироваться, как психи ненормальные.

1) 91,44 метра

Вернуться к тексту

2) Бальдр (др.-сканд. Baldr), или Бальдер — в германо-скандинавской мифологии один из асов, бог весны и света.

Вернуться к тексту

3) время видимое (лат.)

Вернуться к тексту

Неделя прошла как скоростной поезд мимо станции, где он не останавливается. Я вообще не заметила, как вдруг снова наступила суббота. Внушение Франкенштейна команде оказалось настолько мощным, что парни скрипели зубами, пыхтели, но терпели и прикладывали усилия, чтобы полностью проходить выстроенные им тренировки. Как ежедневные наземные, так сказать, так и в воздухе. Хеймдалль был мягок, убедителен и требователен. Я не запугивала их тем, в какого монстра он мог превратиться, если не увидит прогресса. Впрочем, на утренней пробежке силового комплекса они все уже выглядели немного убедительнее, чем вызвали его удовлетворение.

После завтрака я решила не тянуть никого и ни за что и отправиться сразу к Хеймдаллю — ведь он обещал подумать насчёт палочки. Справочник по сердечникам я отдала ему ещё в прошлое воскресенье, так что у него уже должен был быть ответ. Мы с ним буквально столкнулись перед дверью в его кабинет, поскольку он тоже только пришёл с завтрака. Впустив меня, он махнул рукой, приглашая меня в гостиную. Я озадаченно скривилась, проходя. Комната была небольшой и светлой. Однако было видно, что он немного поработал над интерьером: большая часть помещений замка соответствовала его романскому стилю, а здесь было ближе к хай-теку. Только с магией вместо электричества.

— Кофе будешь? — внезапно спросил Франкенштейн.

— Кофе? — озадаченно переспросила я. В Хогвартсе не было кофе. По крайней мере, для учеников.

— Да, — он кивнул. — Спасибо, я тогда разобрался в твоих записях и выяснил, как работает кофеварка. Так что сообразить что-то такое с помощью магии было нетрудно.

— А-а, — не нашлась с ответом я. — А сам кофе откуда?

— Из Эфиопии, — улыбнулся Франкенштейн.

— Не настолько в буквальном смысле, — я скривилась. — Где ты его купил?

— Я попросил Арчера сделать это для меня. Так будешь? — он сложил руки на груди и склонил голову набок.

— С удовольствием, — улыбнулась я.

— Садись, — он кивнул на чёрный кожаный диван, напоминавший тот, что был у него дома, у него дома, а затем взмахнул палочкой в сторону какой-то шайтан-машины, которая ни при каком раскладе близко не напоминала кофеварку.

— Что-то случилось? — я сосредоточилась.

— Что? — Франкенштейн посмотрел на меня, как будто не понял вопроса, а затем мотнул головой. — А, нет… Хотя… Есть кое-что. Ты не замечала, что твоя палочка не очень хорошо себя ведёт?

— Ты же понимаешь, что у меня с палочками всё немного иначе, да? — я чуть наклонила голову и вскинула брови. Он озадаченно нахмурился. — Я легилимент. Палочки принимают меня.

— А, ну да, — он глубоко вздохнул. — Моя… Короче, мне нужно заменить палочку.

— Так, стоп. Секунду. Тебе нужно заменить все четыре палочки? — помрачнела я.

Единение палочки и волшебника менялось в зависимости от периода. Не так чтобы очень сильно, но иногда даже самая малость имела решающее значение. Равноденствия и солнцестояния делят год на четыре части, каждая из которых имела свою энергию и свой фон. Глупо не использовать внешние ресурсы, если они есть. Однако для каждого периода нужна была своя палочка. Причём касалось это только палочек почему-то. Посохи вообще не капризничали и не дурили с принадлежностью, мечи — лишь бы рука была тверда, а кольца имели те самые склонности. И теперь выходило, что ему нужно было разобраться с палочками и, возможно, заменить их все. И как минимум одну необходимо было сделать буквально вот прямо сейчас.

— Боюсь, что так, — мрачно вздохнул он.

— Ну, прекрасно… — я поджала губы. — Просто прекрасно.

— Но есть и хорошие новости, — Хеймдалль улыбнулся. — Для моих палочек нам понадобятся в качестве сердечника хвостовой шип мантикоры или химеры, — на этом слове меня передёрнуло, — вибрис нунду, волос сфинкса и да — клык василиска. А для мистера Уизли нужно жвало акромантула.

— Ага… — протянула я. — А способов самоубийства попроще нет?

— Почему сразу самоубийства? — он поджал губы.

— Нет, понятно, что со сфинксом можно договориться, а клыки у нашего всё равно раз в год меняются, запас должен быть, — я сжала переносицу. — Но мантикора и нунду… Они редкие и водятся у Мерлина в бороде!

— По моим расчётам, самым срочным как раз будет клык. Видимо, при слиянии личностей что-то сместилось и…

— Так почему бы тебе не подождать двадцать второго числа, чтобы выяснить, так ли нужно менять палочки? — я изогнула бровь.

Хеймдалль нахмурился, поморщился, жестом показал подождать минуту и скрылся в спальне. Вернулся он с четырьмя палочками в руках. Разложив их по столу, он внимательно на них посмотрел.

— Так… моя вторая по порядку палочка — вот эта, из груши с сердечником из волоса сфинкса… — он взял её в руки, внимательно осмотрел, а затем махнул в сторону шайтан-машины. Кофе в белой чашке-полусфере плавно перенёсся мне в ладони. — И верно. Гораздо лучше.

— В камикадзе играть не будем? — после глотка кофе у меня улучшилось настроение.

— Жвало акромантула всё ещё нужно, — хмыкнул Хеймдалль.

— Здесь будем искать или домой поедем? — я подавила желание подобрать ноги.

— Здесь есть неконтролируемая колония, — он вздохнул. — Мне Хагрид рассказал. Он говорит, что сам слишком любит животных, да и они его не трогают. Но колония большая, а это может быть опасно. Хотя для него, как мне показалось, вообще нет опасных животных.

— Насколько я понимаю, в Запретном лесу много животных, которым эта колония может угрожать, — я глубоко вздохнула, глядя как Хеймдалль осматривается, прикидывая, что понадобится для этой вылазки. — Но я должна тебя предупредить — у меня арахнофобия.

— Что? — Франкенштейн дёрнулся, повернулся ко мне и замер.

— Не у Фрейи, а у меня, — добавила я.

— То есть при виде паука ты будешь верещать и в панике убегать? — уточнил он.

— М, нет, — я покачала головой. — Моя борьба с этим довольно успешна, я бы сказала. В последнее время мой страх ограничивается домашними пауками. Однако я подумала, что тебя стоит предупредить. Потому что я не знаю сама, как поведу себя при встрече с акромантулом.

— Чудно, — скривился Франкенштейн. — Времени до обеда не так уж много. Арчер уже доставил экипировку, так что надевай кольчугу и вперёд.

Василиск сбрасывал кожу каждые три года. А надо понимать, что это была змея длиной в пятьдесят футов⁽¹⁾ с очень прочной, практически бронированной кожей, устойчивой к магии. Внимание, вопрос: кто откажется от защитной экипировки из такой кожи? Ну вот уж точно не мы. Кольчуга, о которой говорил Хеймдалль, представляла собой, по сути, костюм из кожи василиска, с некоторыми наружными дополнениями из переплетённых серебряных колечек. Шкура этой змеюки была на удивление лёгкой и гибкой, а вот серебро такими свойствами не обладало. И из-за особенности кожи на кольцах практически не было магии. По большей части они лишь увеличивали плотность в стратегически важных местах.

Хеймдалль вышел в свою спальню, оставив меня с кольчугой наедине. Хорошо хоть, кольца, меч и посох были у меня с собой, и мне не надо было возвращаться за ними в подземелье. Я вздохнула и натянула своё боевое облачение поверх суконного костюма, а поверх набросила бесформенную мантию — чтобы никто не догадался. Минут через пять вернулся и Хеймдалль. Я почти всегда собирала здесь свои — неприятно признавать, жиденькие — волосы в конский хвост, чтобы не мешались, и теперь он внимательно посмотрел на мою голову. Его пшеничные вьющиеся локоны лежали на плечах.

— Надо косу заплести, — нахмурился он.

— Помочь? — изогнула бровь я.

— Да, погоди.

Хеймдалль скрылся в спальне и вернулся с расчёской и шнурком. И это был не потрёпанный шнурок от старого ботинка — это был круглый плетёный кожаный шнур с цилиндрическими бусинами на концах, на которых были вырезаны руны. Я завязывала свой хвост чем-то похожим — такой шнур немного тянулся и был достаточно прочным. Чтобы волосы не выбились в самый неподходящий момент, я заплела тугую голландскую косу⁽²⁾.

— Тебе ещё бороду и воротник из меха фенрира⁽³⁾, и будешь прямо викинг, — хмыкнула я.

— Ну, у меня были викинги в роду… — задумчиво отозвался он. — Но бороду я, пожалуй, отращивать не буду.

— Хех… — мне почему-то показалось, что борода на его лице смотрелась бы крайне странно. — Кстати, я тут вспомнила, что ученикам в Запретный лес ходить запрещено.

— А я тебя отпросил, — Хеймдалль повернулся ко мне. — Если ты, конечно, не ищешь повода отказаться от прогулки в моей компании.

— Да разве ж я могу? — нарочно переигрывая, усмехнулась я. — Что может быть лучше вообще?

Он тоже усмехнулся и надел бесформенную мантию. Мы вышли из его комнат в пустой коридор и быстрым шагом двинулись к выходу из замка. Быстрее всего до Запретного леса можно было добраться через выход, который вёл к школьным теплицам — от них до границы деревьев было всего пятьсот футов⁽⁴⁾. Была суббота, так что те, кто не стирал зад об метлу на тренировке по квиддичу, стирал его об скамейки библиотеки, и по пути нам никто не встретился. Промчавшись мимо теплиц, мы почти бегом пересекли небольшую полянку и скрылись за деревьями. Шагов через пятьдесят мы сняли мантии и убрали их в специальный мешок на поясе. Палочки были убраны в крепления под рукавом, а вот посохи извлечены из колец. Мой был сделан из пихты и имел холодный серый оттенок. На его круглом навершии был вырезан символ Мирового древа, а древко оплетал кельтский орнамент, изображающий его корни. А посох Хеймдалля не имел никакой резьбы, да и навершия, в общем. Это был выдранный с корнем шепчущий дуб — очень редкое волшебное дерево со светлой корой и тёмной древесиной. Если подойти к такому дереву, человеку начинал слышаться шёпот, в котором его изощрённо троллили. Причём, чем изощрённее был ум у подошедшего, тем изощрённее был троллинг. Поэтому они, собственно, такие редкие. Навершием его посоху служил узел корней, а резьбу заменяли естественные прожилки обнажённой древесины.

Тропинок в Запретном лесу, разумеется, не было. И бродить там можно было до бесконечности, если было что поесть. Однако у нас была конкретная цель, так что беспечно болтаться среди деревьев было бы как минимум странно. Тем более в подобном месте. Ветра не было, так что было очень тихо. Мы прошатались там почти полчаса, когда я заметила движение. Очень мелкое, тонкое такое. Был бы ветер, я бы подумала, что он просто чуть колышет листву. Однако раз листья шевелились без ветра… Впрочем, откуда вообще были листья на тисе? Я подошла и смогла рассмотреть парочку лукотрусов, которые что-то увлечённо делали с иголкой на ветке. Хеймдалль подошёл следом.

— Давай ветку отломаем, — тут же предложил он.

— Эту? — переспросила я, указывая на ту, где происходило что-то вроде делёжки.

— Почему бы и нет? — Хеймдалль пожал плечами а затем пригнулся, чтобы посмотреть на нижние ветки у ствола. — Но лучше посуше…

И через мгновение раздался характерный крхряк — он просто сломал ветку, которая ему понравилась. И это было довольно здоровое бревно, я бы сказала. И нет, чтобы убрать в сумку — Хеймдалль закинул его на плечо и указал направление в сторону колонии.

На самом деле, нам удалось пройти довольно далеко вглубь. Я чувствовала это, сосредоточившись на чтении мыслей. Акромантулы были тварями полуразумными, хотя договориться с ними было ещё тем геморроем. Почему? Ну… вы бы тоже не стали договариваться со своим бифштексом, даже если бы он заговорил. Так что мысли их я прекрасно слышала: «Обед, вкусный обед…»⁽⁵⁾ однако до центра логова мы всё же не дошли — незачем было, ведь в округе взрослых особей было и так предостаточно.

Если у противника есть численное преимущество, ни в коем случае нельзя позволять ему его использовать. Задавить числом могут даже флоббер-черви, хотя я и не могла представить себе, что могло бы привести к драке с ними. Хеймдалль всё также держал на плече бревно и едва ли не насвистывал, когда я поняла, что нас взяли в кольцо. Пауки не показывались, но я-то знала, что они близко. И вот когда кольцо замкнулось, они поползли к нам, сужая его. Я ухватила посох покрепче и замахнулась им.

— Circulus frigus ignis⁽⁶⁾! — я со всей дури ударила посохом о землю, множа заклинание в уме.

Круги вспыхивали над землёй на расстоянии десяти футов⁽⁷⁾ друг от друга, ограничивая пауков. Те из них, кому хватило горячности броситься на пламя, быстро уяснили, что оно того не стоило. Это пламя не обжигало, но как мы выяснили на пауках у особняка, причиняло им сильную боль. Впрочем, я бы тоже руку туда совать не стала. В бою с пауками главной проблемой было то, что они могли ползать не только по земле, но и по огромным деревьям вокруг. Один из них заполз на ветку над нами и спикировал оттуда, как белка-летяга, в самый центр любезно подсвеченной мной мишени. Бояться было некогда — я выхватила меч и пробила им голову нападуна.

— Хороший экземпляр, — заметил Хеймдалль. — Как твоя арахнофобия?

— Не ёрничай, — скривилась я, глядя на мёртвое тело.

— Его жвало подойдёт — особь в расцвете, так сказать, — продолжил он. — Сама оторвёшь или помочь?

— Сама оторву, — я дёрнула плечом. — Лучше устрой нам тропку обратно.

— Хорошо, — Хеймдалль повернулся ко мне спиной.

Я примерилась мечом и использовала режущее заклинание, чтобы ровно и аккуратно отсечь интересующую меня часть акромантула. На самом деле, в нём была просто уйма разнообразных ингредиентов для зелий, однако разделывать тушу на глазах его собратьев я как-то не горела желанием. Сунув жвало в холщовый мешок, я поднялась и шагнула к Хеймдаллю. Он уже сообразил огненный тоннель туда, откуда мы припёрлись. Поддерживать заклятие холодного пламени было довольно невесело, на самом деле, так что у нас было не очень много времени. Причём нам нужно было не только выйти из образованного пауками кольца, но и убежать подальше. Не то чтобы мы не могли проредить пауков достаточно, чтобы они скрывались по норам при одном только звуке наших шагов, но и торопиться с этим не хотелось. На самом деле, контроль за колонией должен был осуществляться Авроратом, поскольку акромантулы относились к тёмным силам, но о ней, похоже, никто не знал. Так что не наше это дело, забесплатно тушкой рисковать. Вот если выползать начнут, тогда другое дело, конечно, а так…

Едва начав забег, я вспомнила добрым словом Исхина, учившего меня в прошлом путешествии бегать по пересечённой местности. Потому что тут под ногами было невероятно неровное нечто. Мы успели убежать достаточно далеко, прежде чем заклятье спало, так что пауки не стали нас преследовать. Однако забег вышел весьма резвым. Восстановив дыхание и вновь натянув мантии, мы направились к замку. Мы вышли из леса недалеко от сторожки Хагрида. Впрочем, не настолько недалеко, чтобы он нас заметил и нам пришлось здороваться и объяснять, что в мешке. Мы всё равно пошли в сторону теплиц, и по пути забрели за небольшой холм. Там было решено всё-таки убрать трофеи в сумку, поскольку идти так через замок было бы несколько странненько.

— Видишь, как продуктивно прогулялись, — улыбнулся Хеймдалль. — И дерево, и жвало у нас теперь есть. Нужно только лак изготовить.

— Ага, — я кивнула. — Ты говорил с профессором Снейпом?

— Мы сможем пользоваться его учебным классом по воскресеньям с десяти и до твоей тренировки с перерывом на обед, — он кивнул.

— Прекрасно, — я действительно считала это хорошей новостью. — Значит, к Хэллоину уже точно доделаем её, верно?

— Да, должны, — Хеймдалль нахмурился. — Если только у нас нет готового лака. Тогда быстрее.

— А он у нас есть? — изогнула бровь я.

— Не уверен, — он пожал плечами и вздохнул. — Пропитки точно есть, а вот лак — не помню.

Мы вышли из-за холмика и практически столкнулись с Поттером. Он озадаченно посмотрел на нас, но промолчал. А я запоздало подумала, что он, должно быть, слышал наш разговор. И, откровенно говоря, не знала, как к этому относиться. Мы не упоминали Рона, так что вряд ли он увяжет наши трофеи с ним, однако когда палочка попадёт к Уизли… Ну, я всё же не Кассандра — могу читать мысли текущие, а вот в будущее заглядывать мне не дано.

Хеймдалль забрал сумку к себе, а я ушла в подземелье. Девчонок в комнате не было, и я спокойно переоделась. Пришлось ещё взять тряпку и протереть рукав кольчуги — он был в паучьей слизи. И не просто протереть сухой тряпкой, а прямо вымыть жёстким средством, а то на запах могли все пауки замка сползтись. Эта мысль вызвала у меня липкое оцепенение. Так что я на всякий случай отдраила весь костюм целиком.

В воскресенье выяснилось, что лак у нас действительно закончился. А вот соплей тролля было ещё около фунта⁽⁸⁾, так что об этом можно было не беспокоиться какое-то время. На самом деле процесс сбора этого ингредиента вообще довольно экзотичный. Это не то чтобы заявиться к горным троллям с простынями, рассказать слезливую историю и предложить высморкаться… К тому же, важно, чтобы сопли были не болезненными и не аллергическими, а естественными. Благо, они у них есть всегда. А для того, чтобы извлечь их, нужно вырубить тролля и откачать их насосом. Причём, чем уродливее тролль, тем лучше у него сопли. Конкретно оставшийся фунт был извлечён из носа форменного страшилы.

В общем-то, самым простым из зелий, который требовалось приготовить, было Бодроперцовое, а самым сложным — Волчье противоядие. А, и лак. Это тоже ещё тот состав. Исходя из заказанных объёмов, мы расставили котлы на пяти соседних партах и принялись за работу. Четырёх часов было недостаточно опять же для лака — его вообще требовалось варить два раза с промежутком в неделю, а потом ещё десять дней настаивать. Но время было. На это, по крайней мере. Так что мы сосредоточенно и спокойно работали.

— Ну и запах, — раздался голос от дверей. Нечитаемый профессор Снейп меня напугал, но половник я не выпустила.

— Это лак, — отозвался Хеймдалль. — Воняет он действительно зверски.

— Я напомню, что подземелье не проветривается, — Снейп подошёл и заглянул в мой котёл.

— Не о чем волноваться, Северус, я всё уберу, — отозвался Хеймдалль.

— Что вы готовите? — озадаченно свёл брови профессор, нависая над моим котлом.

— Ванадис, — я вздохнула и добавила две мерных ложки сушёных тараканов, унцию соплей и толчёный зуб чёрной крысы.

— Ванадис? — Снейп медленно моргнул, глядя на то, что я утопила в густой серой жиже. — Это ведь зелье, поддерживающее красоту?

— Да, — я кивнула.

— И оно состоит из вот этого вот? — его перекосило.

— Э… Да… — я снова кивнула.

— Рецепт засекречен, — подал голос Хеймдалль. — И полностью он даже мне неизвестен. Хотя я могу сварить нечто очень близкое.

— Ваши знания не соответствуют первому курсу, мисс Нильфхейм, — профессор Снейп, отступил назад и перестал нависать надо мной.

— Это его вина, — тихо пробормотала я, кивнув на Хеймдалля.

— Не боитесь оказаться в неприятном положении, когда сокурсники вас догонят? — Снейп сложил руки на груди.

— Вряд ли у них это получится, — к нему подошёл Хеймдалль, а я принялась считать жабьи бородавки — ещё одна мерзь для Ванадиса. — Потому что Фрейя продолжает учиться.

— Тогда я могу быть спокоен и за успеваемость мисс Нильфхейм, и за результаты команды Слизерина по квиддичу, — кивнул профессор.

В зельеварении есть такие моменты, когда ты можешь постоять, потупить и помечтать. Это те периоды, когда зелье настаивается или греется на медленном огне. Некоторые из них могут требовать целых суток подогрева с регулярными помешиваниями. После всыпания жабьих бородавок у Ванадиса как раз был такой период, и я развернулась к взрослым.

— А вас не беспокоит моё присутствие при приготовлении секретного зелья? — спросил профессор Снейп, кивая на котёл у меня за спиной.

— Вы пропустили начало, — я пожала плечами. — К тому же, я думаю, что у вас к нему может быть только научный интерес. Но как по мне — самое интересное в этом зелье то, что в конце оно приобретает вкус и запах розовой воды с лёгкой горчинкой полыни.

— В самом деле? — глаза профессора округлились.

— Ну, пробовать его я вам не предлагаю, но запах вы почувствуете даже через вонь лака, — кивнула я.

— А зачем вам, к слову, лак? — он склонил голову набок.

— Да так, небольшой проект по артефакторике, — усмехнулся Хеймдалль. — А вы что-то хотели? Я понимаю, мы занимаем ваш учебный класс, но сегодня ведь воскресенье. Насколько я знаю, даже преподаватели в Хогсмиде.

— Мне было интересно, чем вы здесь занимаетесь, — признал профессор.

— Собственно, тем, о чём мы и договаривались, — улыбнулся Хеймдалль.

Надо было возвращаться к работе. Зелья не борщ, они требуют строгой точности. По крайней мере, большинство из них. Так что нужно было сосредоточиться. Ванадис я закончила в начале первого, и по классу действительно распространился запах роз, перекрыв вонь лака. Я сняла котёл с треноги, чтобы процедить зелье. Рядом оказался профессор Снейп — он пристально и вместе с тем удивлённо смотрел в котёл. Что думал профессор — сказать не могу.

1) около 15 метров

Вернуться к тексту

2)

Вернуться к тексту

3) Фенрир (др.-сканд. Fenrir, Fenrisúlfr, Hróðvitnir) — в германо-скандинавской мифологии огромный волк, сын Локи и Ангрбоды. Фенриры — вид волшебных крупных волков ростом до трёх с половиной метров в холке, вой которого вызывает ужас у всего живого

Вернуться к тексту

4) 152,4 метра

Вернуться к тексту

5) Песня из м/ф «Ледниковый период 2»

Вернуться к тексту

6) круг холодного огня (лат.)

Вернуться к тексту

7) около 3 метров

Вернуться к тексту

8) 454 грамма

Вернуться к тексту

С нашей вылазки в Запретный лес в гости к гигантским паукам до самого Самайна в Хогвартсе практически ничего не происходило. Школьная жизнь состояла из учёбы и тренировок — не было никаких клубов по интересам, кроме хора и квиддича, никаких мероприятий, чтобы немного передохнуть. Старшекурсники могли хоть немного развеяться в Хогсмиде по воскресеньям, но первый и второй курс откровенно дурели в стенах замка. Впрочем, надо признать, что первокурсники Слизерина, сиречь мы, довольно неплохо сдружились. Отчасти, потому что все остальные дружили против нас, отчасти благодаря некоторому пересечению интересов. Поначалу мы все ещё старались держать некоторую подобающую дистанцию, но совсем скоро стало ясно, что все наши друзья тусуются в одном и том же подземелье. И я умудрилась подружиться с одноклассниками, несмотря на то, что несколько сторонилась их.

Чтобы передать всю степень однообразия школьных будней, стоит заметить, что самым интересным событием за это время было то, что я подсадила парней из команды по квиддичу на магловскую художественную литературу с лёгкой подачи Хеймдалля. На одной из тренировок Перегрин и Люциан не очень-то хорошо справились, и он недовольно сообщил, что будет звать их Туком и Брендибаком, пока они не станут хоть на унцию полезнее. Перед ним они оба повесили повинно головы, а позже насели на меня — кто такие эти самые Тук и Брендибак. Пришлось рассказать. Всего «Властелина колец» я, правда, пересказать не смогла, так что пришлось сгонять Арчера за экземпляром. Надо ли говорить, что в атмосфере тотального безделья чтение их засосало? И надо ли говорить, что к нашим загонщикам намертво прилипли имена Пиппин и Мерри?

Из отломанного Хеймдаллем тисового бревна удалось вырезать всего пять заготовок для палочек. Они оказались довольно разными на вид, так что шансы совместить хотя бы одну из них с сердечником были довольно высоки. Вдобавок, палочки мы делали не первый раз, так что пара заготовок — из дуба и из ели — у нас завалялись. Тридцать первого октября, на Хэллоуин, уже практически по привычке отправилась к Хеймдаллю. С утра по субботам у нас с ним технически занятий не было, но я не могла отказать себе в кофе, а он был вроде как не против моего присутствия. Когда я пришла, оказалось, что лак был наконец-то готов — состав расслоился на три части: чёрную, прозрачную и коричневую. Каждая из них, по сути, и была отдельным лаком. А раз лак был готов, значит, пора было заканчивать.

Мы разложили заготовки по столу, и я ещё раз осмотрела их. Я делала ставку на ту, что я вырезала второй: она была прямой, с рукоятью, на которой был вырезан кельтский узор, проложенный плоским шнуром из шерсти грифона. Его золотистый оттенок придавал особой гриффиндорскости красноватой древесине палочки. Хеймдалль принёс банку, в которой в прозрачном специальном растворе плавала хелицера акромантула. Яда в ней, конечно, уже не было, однако трогать её руками всё равно не следовало. Он достал её специальными деревянными щипцами и осторожно провёл над заготовками. И моя ставка себя оправдала — хелицера действительно потянулась именно к той заготовке, о которой я думала. Мы вставили сердечник в палочку, и Хеймдалль опустил её в прозрачный лак. Хотя это была довольно густая, но всё-таки жидкость, извлечённый через пять минут артефакт был абсолютно сухим. Я собрала заготовки и вызвала Арчера, чтобы убрал их в наши закрома.

— Отличная работа, — улыбнулся Хеймдалль, глядя на палочку, но не трогая её.

— Не могу не согласиться, — кивнула я. Палочка и правда вышла довольно симпатичной. — Когда ты планируешь отдать ему?

— Хм… — он задумчиво нахмурился. — Может, завтра? Они устроили бардак у меня на уроке, так что я назначил им отработки по воскресеньям после завтрака.

— На твоём уроке устроили бардак? — не поверила я.

— Ну… Не то чтобы я этого не подстроил… — протянул Хеймдалль. — Но никто не заставлял их вестись на провокацию.

— И кто же те счастливчики, что обрушили на свои головы твой гнев? — мне едва удавалось избегать насмешливого тона.

— Мистер Уизли и мистер Гойл, — отозвался он. — Один ленивый, второй тупой.

— Нельзя же так про детей, — наигранно укоризненно хмыкнула я.

— Льзя или нельзя — сути не меняет, — скривился Хеймдалль. — Я был бы рад сказать о них что-то другое.

— То есть, они должны будут прийти к тебе завтра утром? — нахмурилась я. — После ночи Хэллоуина?

— Э… Да, — протянул он, а затем ударил себя ладонью по лбу. — Это не очень хорошо.

— Ага… — вздохнула я. — Насколько я поняла, школа не проводит особых мероприятий в эту ночь. Что довольно странно, если честно.

— Да, школа этого действительно не делает, — Хеймдалль кивнул и поморщился. — И я думаю, тебе должны быть ясны причины этого. Ведь это не самая простая ночь с точки зрения магического фона. А в школе полно тех, кому неймётся.

— А что насчёт нас? — помрачнела я.

— Я говорил и с директором, и с Северусом, — он мягко улыбнулся, и я поняла, что для этого разговора он выкручивал свои способности харизмы на максимум. — Директор дал согласие на проведение мероприятия, а Северус сказал, что будет присутствовать и также готов взять некоторых студентов Слизерина.

— О, — это можно было назвать достижением в уговорах. — Но профессор ещё ничего не говорил на факультете.

— Я не думаю, что он объявит это для всех, — Хеймдалль пожал плечами. — Скорее, это будет мероприятие для избранных.

— Кхе-хе, — вырвался у меня немного нервный смешок. — Понятно. У меня есть к тебе ещё одно дело. Я почти смирилась с постоянным трёпом в голове, но он утомляет. Я не очень хочу есть таблетки на завтрак, обед и ужин. Поэтому мне нужна шапочка из фольги.

— Я думал об этом, но директор так и не дал мне изучить Распределяющую Шляпу, — он скривился. — Сказал, что это очень сложный и древний артефакт, который легко испортить.

— Чушь какая, — фыркнула я. — Но это и не важно. Я изучила талмуд по ментальной артефакторике. Мы сможем сделать нужный артефакт максимум за десять дней. Хотя это будет не так уж просто.

— А что у нас вообще просто? — усмехнулся Хеймдалль и попросил достать книгу.

«Ratio mentis»⁽¹⁾ была книгой объёмом в четыреста страниц и размером с два альбома для рисования. К слову, интересно, что в Хогвартсе и этого предмета не было. Впрочем, программа вообще была… однобокой. Я носила её с собой в уменьшенном виде, поскольку оставлять её в комнате было бы несколько неразумно. Теперь же я вытащила её и вернула книге нормальный размер. Хеймдалль открыл первые главы. Всего в книге было три части — материалы для ментальных артефактов, предметы и, собственно, чары. Назвать хотя бы одну из них простой у меня не повернулся бы язык. Впрочем, я бы не сказала, что достать что-либо из материалов было большей проблемой, чем, например, хвостовой шип мантикоры, так что это был лишь вопрос времени и желания.

Хеймдалль пролистал первую главу, не особо всматриваясь в текст, а затем перешёл ко второй. Её он просматривал медленнее, дошёл, видимо, до конца, и вернулся назад на несколько страниц.

— Я думаю, тебе подойдёт вот это, — он развернул книгу ко мне и показал рисунок чего-то среднего между ободком и диадемой.

— Я тоже об этом подумала, — я кивнула. — Учитывая мою не самую шикарную шевелюру, я бы предпочла что-то максимально тонкое и простое.

Хеймдалль задумчиво покивал головой, бросая взгляд на страницу под разными углами.

— Лучше использовать ёмкие материалы — морион, белый опал и серебро, — я скривилась. — Их все достать не очень сложно, казалось бы.

— Казалось бы — ключевое слово, — вздохнул он. — Нужны же не просто какие-то, я прав?

— Повторю за тобой — а что у нас вообще просто, — я поджала губы. — Однако насколько я поняла, конкретно для этих материалов происхождение не имеет большого значения. Зато большое значение имеет предобработка перед изготовлением предмета. Для камней она довольно муторная.

Хеймдалль снова начал листать первую часть книги, пока не остановился на некоторых страницах, которые заложил пальцами. Он задумчиво хмурился, проглядывая то одну, то другую, однако мрачным он при этом не выглядел. Это могло значить, что все вопросы решаемы. Вообще, хорошо, когда рядом есть кто-то, кто делает проблемы решаемыми. Плохо, когда наоборот.

Примерно в половине двенадцатого Хеймдалль меня выставил, сказав, что ему нужно подумать и подготовиться к тренировке. «Ratio mentis» он мне при этом не вернул — прижал книгу к столу ладонью, стоило мне потянуться за ней. Первая игра сезона должна была состояться через неделю. И открывать его должен был матч Гриффиндор — Слизерин. Кто бы сомневался. И я даже знала, почему именно так: первая игра сезона привлекала очень много внимания просто потому, что она первая. А было прекрасно известно, что остальные факультеты всегда болели за противника Слизерина. Разумеется, расчёт был на проигрыш нашей команды, на возвеличивание Поттера, на ликование и восторг всех остальных от победы. Технически, испортить такой педагогический приём было не самой лучшей идеей. Однако меня вообще не волновало, что затевал директор и чего хотел добиться. Я не собиралась позволять команде, капитан которой сравнил меня с лабораторной крысой, пусть и только в мыслях, выигрывать.

— Нам придётся сделать это до игры, — я остановилась практически в дверях, когда уже почти вышла.

— Что? — не понял Хеймдалль.

— Нам придётся закончить этот артефакт до игры. И убедить директора, что он эффективно работает, — я обернулась и нахмурилась. — В команде о моих способностях не знают, но я бы всё равно не хотела давать ни малейшего повода для обвинения в грязной игре.

— Да, я тебя понял, — он вздохнул. — Дурацкая система. Я бы её изменил.

— М? — я изогнула бровь. — Хочешь в директорское кресло?

— Мне подобный предмет мебели не жмёт, вообще-то, — Франкенштейн сложил руки на груди и улыбнулся, склонив голову набок. — Но работать в конторе твоей семьи гораздо интереснее.

— Это греет мне душу, — усмехнулась я и всё-таки вышла.

Хеймдалль действительно подготовился к тренировке. О-ох… Парней он гонял в связках, передачах и чистой командной игре. У них были какие-то сложные схемы, хитрые ходы и многоходовки. У меня были практически отдельные тренировки. Сегодня он дал мне довольно суровое спецзадание — я должна была летать, уворачиваясь от его любимых мячей. При этом в мельтешащем цветном месиве мне надо было вылавливать зелёные мячи и собирать их в сумку под запястьем. Не сказать, чтобы такая тренировка была мне прямо в новинку, но восторга это не прибавляло. И самым пугающим было даже не то, что мне предстояло летать, как сапсан, а то, что мне предстояло делать это все два часа тренировки. Почему в квиддиче нет страховочных заклинаний? Ведь если бы я упала или врезалась во что-нибудь или кого-нибудь, это бы очень плохо кончилось.

В принципе, я была так сконцентрирована на том, чтобы не получить одними шарами, поймать другие, не упасть с метлы и ни во что не врезаться, что в голове у меня буквально свистел ветер. Какое там мысли окружающих — я едва могла думать свои собственные! Одна какая-то билась на периферии сознания, но я никак не могла поймать её, только смутно осознавая, что это что-то важное. А отвлекаться мне было нельзя, потому что шарики Хеймдалля очень медленно, но всё же ускорялись, и мне и так едва удавалось уклоняться от них.

Время вышло. Нас должны были сменить когтевранцы, так что Хеймдалль быстро снял чары сокрытия, а я спустилась на твёрдую землю прежде, чем они могли увидеть меня в воздухе. Информацию о том, как я летаю, слизеринцы старались скрывать, что особо сложной задачей не было. А команда Гриффиндора, видевшая меня в воздухе, списала всё на метлу. Более того, они были убеждены, что мой почти вертикальный взлёт на той тренировке к Пьюси был следствием моей неспособности обуздать метлу. Откуда я это знала? Ну… Близнецы Уизли долго не могли перестать изображать этот полёт руками в столовой и смеяться. И если бы я тогда действительно не справлялась с метлой, это было бы совершенно не смешно.

Мы покинули стадион раньше на какую-то минуту, так что команду Когтеврана встретили уже на пути к замку. Буквально у выхода со стадиона. Хотя вся школа уже знала, что я буду играть в команде, парни по-прежнему старались идти так, чтобы я терялась в толпе. Опекать меня постоянно им действительно быстро надоело, так что они только в столовой сидели рядом с нами. В остальное же время я была без присмотра. Когда с сине-бронзовыми мы разминулись, цепкие пальцы Хеймдалля ухватили меня за плечо, чтобы потянуть из гущи людей.

— Я заберу мисс Нильфхейм до ужина, — не убирая руки с моего плеча, заявил он.

— А переодеться мне можно? — повернулась я к нему. И в душ сходить мне тоже хотелось.

— Зачем? — Хеймдалль изогнул бровь.

— Эм… — я замялась.

— Вот и я причин не вижу, — его пальцы сжались сильнее, не оставляя мне шанса вырваться без драки, которую определённо не следовало затевать.

Мы прошли наружной галереей и уже в замке разделились — парни направились к подземельям, прихватив мою метлу, а мы в комнаты Хеймдалля. Его рука так и сжимала моё плечо — крепко, но не больно. И всю дорогу он хранил молчание, блуждая взглядом по стенам. Я боялась лезть в его мысли. Достаточно давно я поставила на его разум блок, чтобы случайно не считывать их. Хеймдалль не знал об этом, но мне требовалось сконцентрироваться и захотеть прочитать его мысли, чтобы сделать это. И сейчас я определённо не хотела. Вместо этого я пыталась найти причину, по которой он мог бы быть мной недоволен. Меня осенило, когда он уже открыл дверь в свой кабинет и слегка подтолкнул меня внутрь.

— Я что, тренировку завалила? — спросила я, затравленно обернувшись.

— Что? — Хеймдалль недоумевающе нахмурился. — С чего ты это взяла?

— Даже не знаю… — протянула я, внутренне выдыхая.

— Нет, ты хорошо справилась, — он наконец выпустил моё плечо и я еле удержалась от того, чтобы размять его. — Я думал об артефакте для тебя.

— Насколько всё плохо? — тут же напряглась я.

— Вообще-то, всё наоборот довольно хорошо, — Хеймдалль сложил руки на груди. — Арчер доставил материалы из наших закромов… Ты знала, что у тебя в особняке почти двадцать фунтов мориона?

— Разумеется, я знала, — я изогнула бровь и тоже сложила руки на груди. — И про серебро, и про белые опалы, и про алмазы, и про янтарь, и про всё остальное тоже. Арчер же ведёт учёт.

— А я не знал… — медленно отозвался он. — По крайней мере, точное количество мне известно не было.

— Если хочешь, мы пересмотрим порядок отчётности, — я пожала плечами.

— Не суть, — Хеймдалль отмахнулся. — Сегодня удачная ночь. Хотя в «Ratio mentis» указано, что для подготовки белого опала подойдёт любая роса, роса в сегодняшнюю ночь будет обладать лучшими магическими свойствами. А для мориона и серебра мы с тобой сейчас будем делать специальные приспособления.

— Как скажешь, — я глубоко вздохнула и пожала плечами. — Я хотела принять душ и переодеться перед ужином — глупо буду выглядеть.

— У нас мало времени, — он поджал губы. — Надо успеть до захода солнца, иначе нам не хватит времени закончить артефакт до пятницы.

Я сокрушённо вздохнула. На крайний случай можно было трансфигурировать одежду, чтобы не выделяться. Если, конечно, мы с ним вообще пойдём на ужин. Я почему-то начинала укрепляться в мысли, что мы не успеем. А ведь Большой зал был сегодня красиво оформлен тыквами, свечками и летучими мышами. Ходили слухи, что стол будет изобиловать блюдами из тыквы и сладостями. Почему-то у большинства студентов это вызывало радостный ажиотаж. А у меня фантомные зубные боли.

На изготовление приспособлений подготовки материалов была убита масса времени. Меня несколько озадачило то, что в особняке их не нашлось, хотя это вовсе не были какие-то свежеизобретённые конструкции. Ящик для освещения серебра лунным светом, макающие весы для опала и мешок для мориона были даже описаны в «Ratio mentis». Но, видимо, моим предкам эти штуки не требовались. В итоге, когда мы наконец закончили, было уже начало девятого. Хеймдалль унёс ящик с серебром в свою спальню, окно которой выходило на юг, так что свет проникал через него почти всё время. А вернулся он уже в льняном балахоне под мантией. Я думала только о том, что наконец смогу переодеться и сходить в душ. А ещё я думала позвать Арчера, чтобы он доставил мне что-нибудь съестное. Так что я не сразу заметила идущего рядом со мной Хеймдалля. Заметив мой озадаченный взгляд, он усмехнулся и сказал, что намерен зайти к профессору Снейпу.

Наш путь лежал через второй этаж. Я витала в облаках, продолжая отгораживаться от чужих мыслей. Внезапно у меня под ботинками захлюпало. Я остановилась и посмотрела под ноги — на полу была разлита вода. Я поймала Хеймдалля за мантию, когда мой взгляд проскользил по луже и добрался до отражения какой-то красной надписи и кошки, подвешенной на стене. В то же мгновение в этот коридор с другой стороны вышли Поттер и его друзья — Рон и Гермиона. С секунду мы впятером молча взирали друг на друга и на картину впереди. А затем послышался шум, и с другой стороны коридора появились ученики и преподаватели.

— Тайная комната снова открыта. Враги наследника, трепещите! — прочитал кто-то.

Гомон мгновенно усилился. Я не могла разобрать ни слов, ни взволнованных мыслей.

— Тихо! — громко объявил директор Дамблдор. — Я прошу старост проводить учеников в их гостиные.

Студентов как ветром сдуло. И только мы оставались на месте, отделённые от остальной толпы огромной лужей, надписью и кошкой. В коридор выбежал мистер Филч. Он был сквибом, и об этом знала вся школа. Точно также, как знала о том, что он искренне ненавидел всех учеников. А тех, кто шалил — особенно. Увидев кошку, он бросился к ней, осторожно снимая тело и прижимая его к себе.

— Это он сделал, — зашипел завхоз, указывая почему-то на Поттера.

— Не думаю, что это так, — произнёс Хеймдалль. — Я задержал мисс Нильфхейм после тренировки ради некоторых дел, и мы столкнулись с мистером Поттером прямо здесь. Он пришёл вместе с друзьями с той стороны, — он махнул на коридор, откуда они пришли.

— Так почему вы не были на ужине? — спросил профессор Снейп.

— Мы были на празднике сэра Николаса, — отозвалась Гермиона. — А потом… Гарри сказал, что не хочет ужинать, и мы решили вернуться в свою гостиную. И здесь столкнулись с профессором Эдельштейном.

— Такое проклятье в любом случае не под силу ученику второго курса, — заметил директор. — Профессор Эдельштейн, что вы скажете?

Хеймдалль снова вцепился в моё плечо и потащил через лужу. Спрашивали его — зачем было меня тянуть? Мы приблизились, и он осторожно взял кошку у мистера Филча.

— Миссис Норрис… — произнёс завхоз. — Она мертва?

— Нет, — ощупывая её, отозвался Хеймдалль. — Она попала под мощное убивающее проклятье, но что-то помешало ему подействовать в полную силу, — он посмотрел на меня. — Вы можете принести сюда свою аптечку?

— Да, сэр, — я кивнула.

— Бегом, если вас не затруднит, — добавил он.

Я коротко кивнула и рванула с места на такой скорости, на какую только была способна. Мне нужно было промчаться до подземелий, пробежать через гостиную, забрать ящик из своих вещей и добежать обратно. Мне понадобилось на это около пятнадцати минут из-за обилия лестниц. Вернулась я туда же — к месту происшествия. Я думала, что отдам её, и Хеймдалль меня отпустит, но стоило мне приблизиться, как его пальцы снова сжали моё плечо.

— Мне понадобится помощь мисс Нильфхейм, — заявил он и потянул меня снова через лужу назад в свой кабинет.

Быстро освободив стол, Хеймдалль положил на него кошку. Она выглядела окостеневшей. Я поставила аптечку на край стола и присмотрелась. Свет над моей головой загорелся ярче, и я наконец увидела то же, что и Хеймдалль ещё в коридоре: поза кошки была такой, будто она смотрела вниз. Если бы она попала под направленное проклятье, в месте его попадания остался бы след. Его не всегда легко заметить, но всё же он обязательно присутствовал. Здесь же его не было. Эти факты могли указывать только на одно существо, которое могло бы сотворить подобное. Одно такое жило около нашего особняка. И звалась эта тварь василиск. Прямой его взгляд убивает, но если увидеть только его отражение, то он вызывал именно такой вот эффект. Мы с Хеймдаллем оба это знали. И поскольку нам приходилось время от времени общаться с ним, у нас было и противоядие из корня мандрагоры. Скажем так, тот факт, что василиск был моим фамильяром, не помешал бы ему схарчить меня при случае.

— Надо выяснить, кто это сделал, — произнёс Хеймдалль, открывая мою аптечку.

— Огромный волшебный змей, что тут выяснять, — фыркнула я. — И зачем было меня гонять? У тебя есть те же самые препараты.

— Мне нужно было подтвердить догадку, — отозвался он. — Директор не стал бы при учениках говорить о наличии василиска в замке.

— Ясно-понятно… Так что, ты говоришь, надо выяснить? — я склонила голову набок.

— Надо выяснить, кто этого змея выпустил, — он достал нужный флакон и посмотрел на просвет. — Для кошки многовато, — он поджал губы.

— Так я же не кошка, — я дёрнула плечом.

— Этот василиск явно чей-то, — продолжил мысль Хеймдалль. — Иначе он бы жрал детей и преподавателей каждый год. Но этого не происходило. Так что надо выяснить, кто именно это сделал.

Я кивнула и сосредоточилась. Иными словами, мне надо было прощупать сознания всех находящихся в замке людей и выяснить, кто именно приложил к этому руку. Это заняло у меня время. Я осела на стул и смотрела прямо перед собой, ничего не видя. Я не слышала мыслей Хеймдалля, но чувствовала как он возился рядом со столом. Мысли студентов были взволнованными и перепуганными. Они думали и обсуждали события с кошкой. Филч метался в своей каморке. У учителей в головах бродили мрачные мысли о том, что если виновник не найдётся, школу могут закрыть. Я не нашла того, кто это сделал. То есть это произошло, видимо, в бессознательном состоянии. Это напрягало, но с этим можно было разобраться позже. А вот то, что я действительно нашла, обдало меня холодным потом. В башне Гриффиндора в спальне мальчиков второго курса в анимагической форме крысы размышлял о еде тридцатилетний мужик. Я выпала в реальность.

— Не зря мне та крыса не понравилась, — поморщилась я. Стоило расслабиться и перестать концентрироваться, как накатила жуткая головная боль.

— Какая крыса? — напряжённо переспросил Хеймдалль.

— А помнишь, в поезде. Крыса Рона, — отозвалась я. — Она не крыса. Она — мужик.

— Что?! — его лицо возникло прямо передо мной.

— Я сказала, что это был анимаг, — медленно произнесла я. — Надо директору сказать. Пусть его выдворит.

Со стола донеслось протяжное «Миау». Мы повернулись. Миссис Норрис села, встряхивая головой. Она посмотрела на нас и снова мяукнула. Прошло не больше пяти секунд, как в дверь постучали.

— Моя кошка. Как она? — донёсся из-за двери голос мистера Филча. — Вы сможете спасти её?

— Секунду, — отозвался Хеймдалль и открыл дверь. Через мгновение миссис Норрис уже была на руках у завхоза. — Вашей любимице нужно будет несколько дней бывать на солнце и пить молоко, если она его переносит, — мягко произнёс Хеймдалль. — А сейчас я прошу вас отправиться вместе с нами к директору.

Мистер Филч кивнул, и мы угрюмой гурьбой направились к проходу под горгульей.

1) Система разума (лат.)

Вернуться к тексту

Я всё ещё была одета в форму для квиддича, только без щитков. Они мешались, так что я сняла их, ещё когда мы делали ящик для серебра. Мне всё ещё хотелось в душ. И ещё мне хотелось есть.

Меня не отпустили после того, как Хеймдалль и я рассказали директору о том, что в замке крыса. Нет, в замке было полно крыс — как питомцев, так и просто местных жителей — но нас интересовала одна конкретная. Историю пришлось повторять трижды — сначала одному Дамблдору, потом профессору Снейпу, а затем и профессору МакГонагалл. Дослушав меня до конца, она сурово нахмурилась, но ничего не сказала. Директор попросил её привести Рона Уизли вместе с крысой так, чтобы последняя не сбежала. Её не было минут двадцать, и всё это время директор сомневался в правдивости моих слов. Убеждало его только отсутствие у меня явных мотивов для лжи. Не то чтобы директор не мог скрыть от меня своих мыслей — он просто не делал этого. Наконец, профессор МакГонагалл вернулась вместе с Роном, на руках у которого была та самая крыса. Она — или он — думала, что кабинет директора максимально странное место для проверки на блох и вшей. Директор мягким, даже ласковым голосом попросил посадить крысу в глубокое кресло со странной голубоватой лоснящейся обивкой. Рон усадил туда своего питомца, и через мгновение в крысу ударил синий луч из палочки Дамблдора. Я едва удержалась от того, чтобы подобно преподавателям выхватить палочку и направить её на быстро растущего волшебника.

— Питер? — озадаченно спросил Дамблдор. — Питер Петтигрю?

В кресле после окончания обратной трансформации оказался обрюзгший, толстый дядька с клочковатыми седыми волосами и отёкшим лицом. Голубые водянистые глаза бегали между преподавателями, затравленно ища чьей-нибудь поддержки. Я увидела, что профессора опускали палочки, за исключением Хеймдалля, и нагло вторглась в разум анимага. Теперь, когда он не был упрощённым крысиным, я могла видеть всю картину целиком.

— Очень интересно, — произнесла я.

— Мисс Нильфхейм? — посмотрел на меня директор.

— А вы дайте ему Веритасеррум, — я склонила голову набок. — А потом спросите, кто предал своих друзей.

— Вы не знаете! — завопил Питер. — Он бы убил меня!

— Кто? — повернулся к нему директор.

— Он! — повторил неприятный дядька.

Профессор Снейп тенью шагнул к нему, загораживая его от меня, и склонился. С кресла доносилась возня, а затем бульканье. Декан потратил с полминуты, чтобы влить что-то в горло расколдованного анимага, а когда отступил назад, тот как-то обмяк и расплылся.

— Кто предал своих друзей? — спросил Дамблдор.

— Я, — продолжая смотреть перед собой, отозвался Петтигрю. — Я был хранителем тайны «Фиделиуса» Поттеров. Сириус знал это. Я рассказал тайну Ему, Тёмному Лорду.

Директор посмотрел на один из портретов на стене, и человек на нём кивнул, поднимаясь. Я напрягла мозг. Историю мальчика-который-выжил в Британии знали все, и как бы уединённо мы с Хеймдаллем ни жили, удовольствие знать её нас не миновало. Если не вдаваться в детали, то Волдеморт самоубился об Гарри Поттера в восемьдесят первом после того, как убил обоих его родителей. Говорили, что никто не знал после этого, где жил мальчик, но все верили не только в то, что он существует, но и в то, что он жив. Это подтвердилось в прошлом году, когда он пошёл в школу. А вот всплывшие только что детали были новыми. Новейшая история была одним из предметов, которые привносил в мою голову Хеймдалль, так что я знала, что после смерти Поттеров Аврорат арестовал и посадил без суда из следствия обезумевшего Сириуса Блэка, которого считали косвенно виновным в этом. Его взяли, когда он на глазах у маглов убил другого волшебника, от которого остался лишь палец. Я невольно покосилась на руку Петтигрю. Там как раз не хватало пальца.

В камине за спиной Петтигрю полыхнуло, и оттуда вышли аж три аврора. Они были одеты во что-то вроде плащей из сыромятной кожи. Не худший вариант, если приходится сталкиваться с порождениями тёмных сил. Двое подошли к анимагу, обыскали его на предмет палочки — её не оказалось — и заковали в кандалы. Действие Веритасеррума уже практически прошло, так что он снова выглядел перепуганным. Третий аврор, очевидно, был старшим из них. Это был довольно высокий мужчина с львиной гривой на голове, а его глаза отсвечивали янтарно-жёлтым.

— Добрый вечер, Руфус, — мрачно поздоровался директор.

— Мне сказали, что дело очень срочное, — отозвался он. — Хорошо, что я был ещё в Министерстве, хотя уже собирался уходить.

— Это действительно хорошо, — согласился Дамблдор. — Кажется, одиннадцать лет назад что-то пошло не так. Кажется, один из пленников Азкабана должен быть освобождён.

Мужчина с львиной гривой посмотрел на Петтигрю, видимо, узнал его и скривился. Лицо у него было жёсткое, волевое, и неприязнь читалась на нём безо всякого пролезания в разум. Он обвёл взглядом присутствующих, немного задержавшись на мне и Роне. Я тоже посмотрела на Уизли — он всё ещё был в шоке. Лицо его побледнело и застыло, и он с непонятным ужасом-отвращением смотрел на Петтигрю.

— Как вы отыскали его? — спросил аврор.

— Случайно, — пожал плечами директор.

— А что здесь делают эти дети? — он кивнул на меня и Рона. Вот, кстати, да — что мы до сих пор там делали?

— О, в анимагической форме Питер скрывался в семье Уизли. Они, как ты можешь видеть, об этом и не подозревали, — они оба посмотрели на только-только начавшего приходить в себя Рона, у которого задрожали губы. — А мисс Нильфхейм… — директор повернулся к камину, в котором как раз исчезли авроры и Петтигрю. — Здесь по моей просьбе.

— Мисс Нильфхейм? — переспросил аврор, задумался о чём-то на секунду, а затем протянул мне руку. — Глава Аврората, Руфус Скримджер.

Я осторожно пожала её. В этот момент он Очень Громко подумал о том, что знает, что я легилимент. Я осторожно кивнула, и мистер Скримджер криво улыбнулся мне одной стороной рта. Я знала, что моя способность подлежала регистрации в местном Аврорате, так что было неудивительно, что он меня знал. Ну, теперь и я поняла, кто это, потому что большую часть широко запрещённых зелий заказывал именно Аврорат. За его, между прочим, подписью. Однако Рона снова постиг шок — в его голове не очень укладывалось, почему бы это глава Аврората лично пожимал руку кому-то вроде меня.

— Я полагаю, через несколько дней у вас здесь объявится некий гость, — Скримджер повернулся к директору. — Вы же позволите ему встретиться с мальчиком?

— Разумеется, — кивнул Дамблдор. — Всё же он его крёстный.

А вот о чём шла речь сейчас, я понять не могла без влезания в чужие мысли. Но делать этого намеренно я не стала. Профессор МакГонагалл увела Рона, сказав, что ему определённо требуется посетить больничное крыло. Уизли шёл медленно, явно ещё переваривая произошедшее. Я подумала, что ему и вовсе не надо было присутствовать при этом. Наконец дверь за ними закрылась, и мистер Скримджер снова обратил внимание на меня.

— Как же вы его нашли? — спросил он, заложил руки за спину, почему-то уверенный в том, что спросить надо именно меня.

— Я… — я посмотрела сначала на Хеймдалля, а потом на директора, не зная, что можно говорить о вечерних событиях, а чего не следует. — Я просто…

— Это я попросил мисс Нильфхейм найти виновника небольшой шалости, — произнёс Хеймдалль. — Около моего кабинета разлили воду по полу. Виновника мы, правда, не нашли.

— Вот как? — мистер Скримджер посмотрел на директора, и тот кивнул. — Что ж, это звучит убедительно. Мисс Нильфхейм, могу ли я передать через вас просьбу к главе вашей семьи?

— Эм… — я снова посмотрела на Хеймдалля, чувствуя себя крайне глупо. — Вы можете обратиться к Гласу главы прямо сейчас. Вот он стоит, — я указала ладонью на Франкенштейна.

— У меня, в таком случае, к вам приватный разговор.

Итак, положенные обряды ночи Хэлоуина, как мне казалось в тот момент, накрылись медным тазом. Глава Аврората вряд ли слез бы с Хеймдалля меньше, чем через несколько часов, так что шансов выйти и провести его практически не было. И это если не учитывать того факта, что профессор Снейп спустился в подземелье вместе со мной, прошёл в факультетскую гостиную и устроился там у камина в большом чёрном кресле. Большинство студентов были здесь же, так что они обступили его и принялись засыпать вопросами. А я проскользнула в нашу спальню, где наконец стянула форму. Перед тем, как идти в душ, я вызвала Арчера и попросила его или доставить мне немного еды из дома, или попросить чего-нибудь на местной кухне.

Уже высушивая волосы ветряным заклинанием, я вспомнила о том, что нам нужна была роса. Это означало, что очень ранним утром нужно было выйти из замка и собрать её. Учитывая обстоятельства, дело это сильно осложнялось. И я понятия не имела, получится ли у Хеймдалля договориться о том, чтобы меня выпустили. Я всё же переоделась в льняной балахон, вышла из душа и понуро села на кровать. Моя аптечка осталась у Хеймдалля, так что мне было нечем заглушить отголоски головной боли, которая грозила накатить ещё одной волной. Минут десять всё было тихо, и время шло уже к отбою. Если мероприятие отменялось, следовало лечь пораньше, чтобы пораньше встать…

— Фрейя! — в комнату влетела Девона. — Тебя профессор Снейп зовёт.

— Зачем? — озадаченно скривилась я.

— Он не сказал, — она пожала плечами. — Только попросил тебя прийти в гостиную.

Я набросила мантию поверх балахона и вышла из комнаты. Откровенно говоря, день оказался выматывающим, и мне едва ли хотелось продолжать его. Когда я пришла в гостиную, кроме профессора Снейпа там была только Джемма. Девочек — толпу девочек — я встретила в коридоре по пути. Я подошла к ним, теряясь в догадках, что от меня понадобилось.

— Можете идти, — сказал профессор старосте. Она поднялась, кивнула и ушла.

— Сэр? — обратила я на себя его внимание. — Что-то случилось?

— А вам недостаточно того, что уже произошло? — чуть нахмурился он.

— Я… просто… Девона сказала, что вы просили меня позвать, — я опустила голову.

— Ничего больше не случилось, — профессор вздохнул. — У вас голова не болит?

— Болит, — вскинулась я. — Как вы узнали?

— Полагаю, мы оба знаем ответ, — он чуть сощурился, и я поняла, что он имел в виду. — Ваша аптечка у Хэймдэлла? — я кивнула. — Идёмте. Думаю, у меня найдётся что-нибудь от головы.

— Но уже десять часов, сэр, — у меня округлились глаза.

— Хэймдэлл всё равно отпрашивал вас на эту ночь, — профессор пожал плечами и поднялся. — К тому же, вы всё равно с этой болью не уснёте. И вы идёте со мной.

Головная боль накатывала волнами. Я думала, что она почти ушла, но как только последовала за деканом через гостиную, меня накрыло по новой. Впрочем, ничего удивительного в этом, на самом деле, не было — использовать такой дар на полную всегда грозило отдачей. Это тоже была одна из причин, по которой мне нужна была пресловутая шапочка. Я чувствовала себя так, будто меня огрели пыльным мешком. Однако я несколько пришла в себя, когда профессор Снейп провёл меня в гостиную своих апартаментов и предложил сесть на зелёный бархатный диван. Окон в его комнатах по понятным причинам не было, но было довольно светло. Впрочем, глаза свет не резал.

— Это зелье я доработал сам, — произнёс он, повернувшись ко мне и капая что-то из маленького флакона в стакан с водой.

— Я не пью зелий с неизвестным составом, — я поморщилась. — Извините.

— Разумная предосторожность, — профессор кивнул. — Это зелье на основе укрепляющего. Я несколько изменил состав, учитывая характер возникновения болей.

— Профессор Снейп, я могу задать вам несколько нескромный вопрос? — он сложил руки на груди, продолжая держать стакан, нахмурился и кивнул. — Вы ведь на высоком уровне владеете легилименцией и окклюменцией?

— Это так, — профессор снова кивнул. — Почему вы спрашиваете?

— Я слышу мысленное присутствие всех в замке, — я опустила глаза. — Я не концентрируюсь обычно на этом, так что в основном слышу как жужжание или просто постоянный шум… Эм, всех, кроме вас.

— Постоянно слышите? — послышался шорох, как будто декан немного приблизился. — Вы не можете избавиться от этого?

— Я бы очень хотела, — скривилась я, продолжая смотреть на свои колени. — Но уже понятно, что без артефакта полностью закрыться от них не выйдет.

— Такой артефакт будет стоить целое состояние… — протянул он. — Вы сможете позволить себе его?

— Эм, — я подняла голову. — Мы с Хеймдаллем рассчитываем закончить его к пятнице.

Профессор медленно моргнул, как будто у меня на голове только что выросли крылья. Стакан с зельем всё ещё был у него в руке, и на меня снова накатила головная боль. И я уже была готова выпить от неё что угодно — даже яд. Меня перекосило, так что профессор как будто слегка дёрнулся и протянул мне стакан. Я опрокинула его в горло. Боль прошла за каких-то несколько секунд. Я удивлённо посмотрела на профессора.

— Сэр? — протянула я, вырывая его из каких-то раздумий. — А можно ещё один вопрос?

— Не думаю, что если вы действительно захотите что-то узнать, я смогу скрыть это, — он вздохнул. — Что вы хотите?

— Вам не тесно в преподавании? — я склонила голову набок.

— Я…

В дверь постучали. Профессор Снейп как будто был даже рад, что его прервали. Мне от этого стало ещё любопытнее, однако я не хотела вторгаться в его память. Почему-то мне казалось, что для него это было чем-то болезненным. Да уж, этому месту нужны изменения. И психотерапевт.

За дверью оказались Хеймдалль и мистер Скримджер. Глава Аврората определённо не спешил покидать Хогвартс. И я понятия не имела, о чём они говорили — не до того было. И вот именно в этот самый момент у меня перед носом возник Арчер. Он появился с тихим хлопком, чем привлёк внимание мужчин.

— С учётом ночи, мы приготовили тушёного барашка, рагу, яблочные и тыквенные пироги и печенье, — сообщил он, слегка поклонившись.

— Эм… — это было ужасно неловко.

— Извини, Северус, — подал голос Хеймдалль. — Были так заняты, что не успели на ужин. Ты не против, если мы поедим здесь перед тем, как пойти наружу?

— Нет, конечно, — профессор мотнул головой. — Я сам почти не ужинал.

— Мистер Скримджер? — повернулся к аврору Хеймдалль.

— С удовольствием, — он снова криво улыбнулся. — Не помню, когда ел.

Арчер внимательно выслушал магов, поклонился и на мгновение исчез. Вернувшись, он щёлкнул пальцами, и журнальный низкий столик профессора Снейпа оказался сервирован белым фарфором и столовым серебром. Горячая еда уже была на тарелках. Домовик стал невидимым, чтобы не мешать трапезе, но иметь возможность подкладывать и менять блюда. Я так и сидела на диване, тогда как мужчины приставили кресло и стулья к разным сторонам стола. Они расселись, и я ощутила себя очень странно и несколько неловко. Если бы мы были с Хеймдаллем… Франкенштейном вдвоём, это было бы почти нормально — в конце концов, мы устраивали пижамные вечеринки с заплетанием косичек. Но вот присутствие декана и главы Аврората на позднем ужине за журнальным столиком в полумраке у камина как-то вообще не расслабляло.

Из замка мы вышли примерно в половине двенадцатого. Нам пришлось обогнуть замок, чтобы пройти в Запретный лес. Следом за Хеймдаллем мы углубились в него ярдов на сто, где нашлась почти идеально круглая полянка. Прикинув, где у неё будет центр, он принялся доставать специальные дрова, укладывая их шалашиком.

— В ночь Самайна меж магами нет ни званий, ни чинов, — произнёс Хеймдалль. В его руке неуловимым движением оказался посох, а тёмная мантия слетела на землю, оставив его в светлом льняном балахоне. Он ударил посохом оземь, и дрова полыхнули высоким ярким пламенем. — Итак, какие обряды сегодня мы всё-таки проведём? — обратился он явно ко мне.

— Ну, летать на горящих мётлах и оглашать окрестности потусторонним смехом мы, пожалуй, не будем, — усмехнулась я, убирая свою мантию. — Так что будем заплетать косы, прыгать через костёр и жечь травы.

— И пироги есть? — Хеймдалль даже корпусом ко мне развернулся.

— И пироги есть, — подтвердила я.

Звучало, как будто мы собирались устроить прямо вот хрестоматийную пижамную вечеринку для девочек. Хотя про полёты на горящих мётлах я пошутила, это не делало остальные пункты хоть сколько-нибудь легкомысленными. Прежде всего — заплетание кос. Это были не какие-то там косички под хиханьки и хаханьки — это должны были быть косы воина. Ритуал был призван вплести в эти самые косы души предков, которые должны были хранить воина — ну, или кем там был тот, кому их плели — целый год. Души маглов тоже были способны на это, хотя души магов после смерти сохраняли больше силы. Или даже воли, если быть уж совсем точными. Прыжки через костёр тоже были не просто забавой, поскольку они сопровождались ударом посоха о землю. Иными словами, пламя могло взметнуться к небесам, а могло плеснуться во все стороны. Его поведение можно было расценивать как довольно точное предсказание на предстоящий год до следующего Самайна. Сжигание трав же являлось ритуальным подношением миру мёртвых. Традиционно полагалось жечь высушенные цветы гибискуса и морную траву, которая, правда, люто воняла, но что поделать. А пироги — это просто пироги. Хотя они относились к традиционной для Самайна еде, в них никакого сакрального смысла не было.

Не знаю, что Хеймдалль говорил директору и профессору Снейпу о мероприятии в ночь Хэллоуина, однако я прекрасно видела, как у нашего декана вытянулось лицо. Мистер Скримджер же как будто заразился весельем от Франкенштейна, который вообще откровенно наслаждался происходящим. Он уселся спиной к огню и очень выразительно на меня посмотрел. И я взялась плести ему косы. Мелкие, тугие, фигурные, с вплетёнными руническими бусинами, они должны были пересекать друг друга несколько раз. Руки, к слову мёрзли — и от того, что была уже ноябрьская ночь, и от того, что вплетаемые в волосы души вообще не грели. Однако я не сдавалась. Ну, сдаться было бы даже опасно.

— Ты бы хоть истории какие рассказывал, — хмыкнула я, продевая очередную бусину. — Или спел бы чего.

И вот чего я точно не ожидала, так это того, что Хеймдалль действительно запоёт. Нет, надо отдать должное — пел он прекрасно. Просто очень внезапно. И выбор песни тоже был весьма внезапным — «Пятнадцать человек на сундук мертвеца». Пожалуй, более внезапным было только то, что с середины первого же куплета к Хеймдаллю присоединился мистер Скримджер. Я от неожиданности чуть бусину не выронила.

В итоге всё время плетения кос лес оглашали песнопения. Мистер Скримджер тоже попросил заплести его, так что я не смогла даже руки в костре отогреть. Вообще заплетать кого-то, кто был мне знаком едва ли несколько часов, было очень странно, однако я не могла отделаться от мысли, что у него на удивление податливые волосы. Они были плотными, однако не мягкими и не жёсткими. О чём я вообще думала, когда глава Аврората Британии стоял передо мной на коленях, развернувшись спиной? Правильно — о том, что на его каштаново-рыжих волосах прекрасно смотрелся бы бантик травянисто-зелёного цвета. Разумеется, ничего подобного я в его косу воина не вплела, но не думать об этом просто не могла. Профессор Снейп от заплетания отказался наотрез, хотя никто его особенно сильно и не уговаривал. Впрочем, я понимала его мотивы — мистер Скримджер был главой Аврората, и даже если бы я наплела ему бантиков, только полный кретин решился бы высказаться по этому поводу; мы с Хеймдаллем уже заработали репутацию людей «со страноватыми скандинавскими традициями»… Нет, ему бы определённо пошли косы воина, но выглядел бы он с ними… Как бы это? В общем, вряд ли некоторые студенты обошли бы такую его причёску вниманием.

Пришло время прыгать через костёр, и я думала, не распугали ли мы всю живность Запретного леса. Или наоборот, не привлекли ли некоторую. Дело пошло веселее, и вместо пения над поляной теперь разносился смех. Потому что первые прыжки действительно были на тему предсказаний, а потом мы уже просто придуривались, принимая в полёте разные позы и придавая огню разные формы. Жаль, фотоаппарата не было.

Оборвалось веселье около трёх. И это не настроение у нас испортилось, а к нам выползли два акромантула. Это были ещё довольно молодые особи — моложе той, что пошла на палочку для Рона Уизли. Я уже собиралась выхватить меч, когда меня буквально задвинули — профессор Снейп сжимал в одной руке палочку, а другой держал меня за спиной между собой и огнём. Я захлебнулась воздухом. Хеймдалль тем временем с бесноватым гиканьем бросился на ближайшего паука, готовя режущее заклинание на конце меча. Мистер Скримджер атаковал второго. Через пару минут стало ясно, что в качестве подношения духам будут не травы, а сашими из паучатины.

В ночь Самайна мне удивительным образом удалось даже поспать. Хеймдалль и мистер Скримджер разделались с пауками довольно быстро, после чего тушки были крайне ловко препарированы и разобраны на ингредиенты. И только та — сравнительно небольшая — часть их тел, которая не годилась для зельеварения или иных нужд, была сожжена. В сравнении с тем ароматом, который источало сие горящее сашими, вонь сжигаемой морной травы казалась прямо-таки ароматом хороших духов. Её, к слову, добавляли в некоторые ныне запрещённые приворотные зелья, какие не предполагалось пить — морной травой её звали не за красивые цветы. Так вот, после того, как подношение сгорело, профессор Снейп ушёл в замок, и мы остались втроём. Я слишком устала, так что просто отрубилась. Пришла же в себя я в очередной неловкой ситуации — я спала головой на коленях Хеймдалля. По этому поводу, впрочем, никто ничего не сказал.

Начинало светать, и мистер Скримджер засобирался уходить. Только не к замку, как можно было ожидать, а дальше в лес. Как он сказал — туда, где кончался антитрансгрессионый барьер. И ещё он сказал, что соберёт в Аврорате группу для сокращения популяции акромантулов. Хеймдалль тут же спросил, куда пойдут туши, и глава Аврората на несколько секунд нахмурился, после чего сообщил, что их скорее всего сожгут. Моему наставнику понадобилось всего пять минут, чтобы уговорить мистера Скримджера отдать трофеи в пользу нашей зельеварческой конторы. Это были большие запасы довольно ценных ингредиентов, так что я в эти дипломатические заигрывания не вмешивалась. Наконец глава Аврората всё-таки ушёл, а Хеймдалль протянул мне большую бутыль, и мы с ним попёрлись собирать росу. Близилось утро, и покончив с этим делом, мы вернулись в замок, чтобы запустить макающие весы с опалом и забрать оттуда пробежечников.

Время — удивительная вещь. Иногда оно проносится мимо с такой скоростью, что едва успеваешь заметить — вроде только было утро, а уже пора ложиться спать. А бывает и наоборот. Совершенно наоборот. Два часа тренировки в четверг казались вечностью. Хеймдалль сначала бесчеловечно гонял всю команду по сложным фигурам пилотажа, больше половины из которых никому из нас бы не понадобились. И когда он подозвал нас, я подумала, что уже пора идти на ужин, но оказалось, что мы провели в воздухе каких-то двадцать минут. Всего лишь. А потом он достал шарики. Я даже попятилась. Однако они преобразились в деревянных кукол.

— Я взял воспоминания об одном из матчей чемпионата мира по квиддичу, и вам предстоит сыграть с пародией на победителей, — сообщил Хеймдалль.

У кукол отросли мётлы, и они стали подниматься в воздух. Это была очень сложная магия, и, признаться, я не была уверена в целесообразности её использования для простой тренировки. Однако, если Хеймдалль решил, что так надо, мне оставалось только напрячь все свои силы, чтобы поймать снитч. Я оседлала метлу и ждала тренерской команды, чтобы взлететь. В голове билась мысль о том, а успеем ли мы на ужин.

— Ах да, — добавил Франкенштейн, жутковато улыбнувшись. — Одно нарушение правил, даже самое незначительное, и вы проиграли.

— И что тогда? — мрачно посмотрел на него Маркус.

Хеймдалль не ответил, а лишь наградил его бесконечно красноречивым взглядом. Перед моим внутренним взором уже почти разверзлись пучины ада, в которые он бы превратил наши тренировки, включая утренние пробежки, но прозвучала команда подниматься в воздух.

Ловец команды, которую скопировал Хеймдалль, был хорош. Даже очень. Если не считать того, что он был куклой и совершенно не боялся свернуть себе шею, он был быстрым и ловким. Мне приходилось выжимать из себя и из метлы максимум, чтобы просто не уступать ему. Я вообще не могла отслеживать происходящее на поле — была слишком занята ловлей снитча и соревнованием с этим болваном-летуном. Однако мелкий золотой мяч в конце концов оказался именно у меня в руках. И итоговый счёт вышел сто семьдесят — восемьдесят в нашу пользу. Было на удивление светло, хотя я была уверена, что уже время отбоя.

— Очень хорошо, — произнёс Хеймдалль, когда мы снова собрались внизу. — Проведите игру в субботу в таком же духе. А теперь ужинать!

А после ужина я направилась опять же к Хеймдаллю — артефакт доделывать. Материалы были уже полностью готовы, так что не было смысла откладывать. Были ли у меня силы? Ну… Не особо. Были ли у меня варианты? Однозначно нет. Хеймдалль пришёл одновременно со мной и открыл дверь, пропуская внутрь.

— Сегодня без нытья про переодевание? — усмехнулся он.

— Ага, — скривила жабью морду я. — Не так уж много времени до отбоя.

— Верно! — Хеймдалль кивнул. — Доставай морион, я принесу остальное.

— Если не трудно, можешь мне кофе дать? — спросила я и душераздирающе зевнула.

— С укрепляющим зельем, — уже из своей гостиной отозвался он.

На его столе лежали пергаменты — три неровные стопки. Я пробежала глазами по одному из них, и это оказались какие-то контрольные. Непонятно было, какого курса. Я осторожно переложила их на край стола, чтобы не испортить в пылу работы, и высыпала камешки из мешочка, который носила на поясе с прошлой субботы. Чёрный кварц слегка поблёскивал в свете свечей. Наконец, вернулся Хеймдалль: он сунул мне в руки кофе и выложил на стол серебро и опал. Затем он расстелил большой лист пергамента, на котором принялся чертить круг.

— Я тут подумал, что та алхимия вполне может иметь здесь право на жизнь, — произнёс он.

— Ты хочешь попробовать те принципы в условиях обходящей законы мироздания магии? — я изогнула бровь. Кофе я уже отхлебнула, так что мыслить могла бодрее.

— Типа того, — кивнул Хеймдалль.

— Я думал, вы звезду чертили,

Чтоб принимать нас в октябрят.

А тут у вас поинтересней

Обряд⁽¹⁾, — припомнила я. — Замок не подорвём?

— Не должны… — отмахнулся он.

У меня в голове не к месту всплыла ещё одна шутка про эбонитовые палочки и созвучное матерное слово. Я продолжала пить кофе, а Франкенштейн — чертить. Он закончил раньше меня, переложил материалы в центр круга и ткнул в него палочкой. Признаться, я ждала, что ничего не произойдёт, однако круг засветился мягким голубоватым светом, материалы приподнялись над столом и плавно, как будто естественным образом изменили форму. Не было резких молний и характерного шума преобразования, однако такая плавная и мягкая работа не могла не вызвать восхищения и шока одновременно.

— Трансфигурацией тоже можно было бы, — заметил Хеймдалль. — Но так, если верить расчётам, надёжнее и быстрее.

— Ты сам-то понял, что щас сделал? — сипло спросила я.

— Эм, да, — он улыбнулся и посмотрел на меня. — В этом мире алхимия тоже существует. И философский камень здесь тоже есть, хотя его природа мне пока не ясна. Надеюсь, он никому не стоил сотен или даже тысяч жизней. Однако из-за того, что здесь и так есть магия, которая может обходить законы физики, и в частности та самая трансфигурация, эта наука не получила здесь такого распространения и развития. Хотя я уверен, что человеческое преобразование невозможно и здесь.

— Это если нет души, — дёрнула плечом я.

— Мы не будем проверять! — переглянувшись, мы заявили это хором.

Я обратила внимание на то, что он этим преобразовал. Это был тонкий ободок, похожий на согнутую ветку с ягодами. Мелкие листья из серебра и мориона слегка прикрывали круглые опаловые шарики. Он не выглядел массивным и тяжёлым, так что не должен был смотреться на моей голове несуразно. И он был красивым.

— Надо на него ещё чары нетеряемости наложить, — усмехнулась я, поднимая глаза на Хеймдалля. — Будет очень обидно потерять такую красоту.

— Если не считать стоимости этого артефакта в готовом виде и прочих сопутствующих неприятностей, — кивнул он. — Начинай. Ментальные чары — это по твоей части.

Я закончила накладывать чары только в половине десятого. И у меня совершенно не осталось сил. Ни душевных, ни физических. А времени оставалось ровно на то, чтобы проверить артефакт в действии и бегом добежать до слизеринского общежития. Сомневаясь в своей способности проделать подобный кульбит, я надела ободок. В голове сразу стало тихо. В первое мгновение меня это даже напугало — видимо, я слишком привыкла к фоновому шуму. А потом я поняла, что просто не слышу ничего лишнего — в моей голове наконец-то были мои и только мои мысли. Моё лицо расплылось в довольной, хотя и несколько кривой, улыбке.

— Как ощущения? — спросил Хеймдалль, сложив руки на груди и глядя на меня с полуулыбкой.

— Удивительно, — выдохнула я. — Ни одной посторонней мысли. Однако…

Я сосредоточилась и сконцентрировала способность. Мне нужно было понять, смогу ли я добраться до его мыслей, если мне это очень понадобится. Не сказала бы, чтобы ободок помешал мне подобраться к его разуму намеренно, так что пришлось продраться только через мной же поставленный блок. Хеймдалль думал о том, что выбрал очень удачный дизайн — ободок неплохо смотрелся как в повседневном варианте, так и с чем-то праздничным. Я невольно прыснула.

— «Я бы надела даже маску лошади, если бы она давала такой же эффект», — громко подумала я.

— «Но ты не можешь не согласиться, что этот ободок выглядит намного лучше», — так же громко подумал он.

— Не могу, — вслух согласилась я. — Ты совершенно прав.

В дверь постучали. Я с ужасом подумала, что до отбоя осталось не больше пятнадцати минут. И варианты у меня были не очень — либо саврасой мчаться в подземелья, молясь Мерлину и всем богам, чтобы меня не заметили, либо вообще остаться спать в гостиной Хеймдалля. И каким-то волшебным образом утром вернуться в комнату. Самым страшным был бы вариант, если бы за дверью оказалась профессор МакГонагалл. Она бы вряд ли проигнорировала моё здесь пребывание в такое время. Но, к моему большому облегчению, там оказался профессор Снейп. Хеймдалль впустил его, и декан окинул меня быстрым взглядом.

— Так и знал, что вы здесь, мисс Нильфхейм, — изрёк он. — На вашей голове тот самый артефакт?

— Э, да, — я кивнула.

— Вы позволите взглянуть? — профессор сделал шаг к столу.

Я сняла ободок, и в первое мгновение меня слегка оглушило вернувшимся шумом. Пока я слышала его постоянно, я уже почти неосознанно подавляла его, однако с артефактом немного расслабилась. Так что жахнуло по моей многострадальной головушке так, что чуть звёзды из глаз не посыпались. Собравшись с мыслями и немного придя в себя, я положила ободок на стол. Профессор Снейп достал свою палочку и взмахнул ей над артефактом. Ободок поднялся в воздух и несколько раз прокрутился у него перед лицом, затем он вернул его назад. Я тут же надела его обратно на голову.

— Поразительно, — произнёс декан. — Хеймдалль, ты не думал заниматься артефактами? Даже в рамках вашей компании. Вы бы озолотились.

— Ну, прежде всего, кто тебе сказал, что наша контора не делает артефактов? — хмыкнул Хеймдалль. — И потом, сверхприбыли — это определённо не то, что нам интересно в первую очередь.

— «Сказал он, — громко подумала я. — С твоим приходом они у нас постоянно».

— А ты не хотел бы вести здесь какой-нибудь дополнительный курс по предмету? — нахмурился профессор.

— Мне бы с основным сейчас совладать, — вздохнул Хеймдалль. — Я бы по нему вёл бы дополнительные. И «Дуэльный клуб» бы открыл.

— Он вроде когда-то существовал в Хогвартсе, — нахмурился декан. — Возможно, что директор захочет возродить его.

— Это было бы интересно, — Хеймдалль подмигнул мне.

И в этот момент мы все вспомнили про отбой. Каким-то образом некоторый бой часов было слышно всем в замке, и сейчас они как раз отбивали десять раз. Я уронила голову на ладонь.

— Сколько очков вы должны снять с меня за этот проступок? — я посмотрела на профессора Снейпа.

— Вы в любом случае набираете их в таких количествах, что даже если бы шатались по замку после отбоя каждую ночь, это не так уж сильно снизило их число, — хмыкнул он.

Однако баллов он с меня не снял, вместо этого наложив на меня чары сокрытия и отвлечения. Заняло это у него минуты две, и по окончании процесса Хеймдалль удовлетворённо сообщил, что меня совсем невозможно заметить.

— Идите за мной и постарайтесь ни во что и ни в кого не врезаться, — велел мне профессор.

Это был очень долгий путь до подземелий. Я шла за профессором и старалась держаться ближе к стене под картинами, осторожно огибая доспехи. Мы едва успели пройти ярдов двести, когда нам встретилась профессор МакГонагалл. Я буквально прилепилась к стене, пока они минут десять разговаривали об учебном процессе. Профессор Снейп сетовал на холодную погоду, из-за которой в подземельях скоро станет сыро и промозгло, а замдиректора говорила, что холодно будет везде, к несчастью, и что надо попросить профессора Флитвика освежить в памяти студентов согревающие чары. Наконец они разошлись, и только когда профессор МакГонагалл прошла мимо меня, я отлипла от стены и крадучись двинулась за деканом. У меня в голове навязчиво играла музыка из «Розовой пантеры».

Ещё по пути нам встретился школьный староста Перси Уизли, который пожелал профессору доброй ночи и направился в сторону гриффиндорской башни. Потом ещё были профессор Флитвик и профессор Стебль. И как вишенка — мадам Трюк. Она задержала нас дольше всех — просила сделать нашей команде внушение о соблюдении правил. Знала бы она, какое внушение мы уже получили от Хеймдалля, она бы вряд ли так много об этом говорила. Декан заверил её, что обязательно напомнит членам команды о правилах и штрафах за их нарушение, и мы, наконец, дошли до входа в гостиную. Свет там был приглушён. Вставали в Хогвартсе рано, так что полуночников почти не было. Однако без сюрпризов не обошлось: Грэхэм, Эдриан и Вей сидели у камина и читали художественную литературу. Профессор Снейп снял чары и довольно громко произнёс:

— Я сделаю вид, что ничего не заметил.

Я поблагодарила его и умчалась в комнату. Девчонки сидели на одной кровати в одеялах на плечах и трещали. Я прошла к своей кровати и принялась снимать форму. Надо было ещё почистить её перед тем, как лечь спать. Я не сразу обратила внимание, что в комнате стало тихо. Обернувшись, я заметила, что все мои соседки внимательно на меня смотрели. К тому моменту я ещё не успела раздеться до конца — на мне оставались брюки и свитер. И ободок, да. Я наложила на него такие чары, что только сама могла снять его.

— Ты была у профессора Эдельштейна? — спросила Девона.

— Да, — я кивнула. — Мы доделывали вот это, — я показала пальцем на ободок.

— Ух ты, какой красивый, — восхитилась Геката. — Дашь поносить?

— Эм, не думаю, — я мотнула головой. — Это артефакт, у него довольно сложное назначение.

— Интересные он тебе подарки дарит, — скривилась Абигейл.

— А-агх… — выдохнула я. Мне очень сильно не хотелось ничего объяснять. Тем более, в такое время. — Во-первых, с чего ты решила, что это подарок? Во-вторых, Хе… профессор работает на мою семью. Но даже если это был бы подарок, то во-первых, мы с ним почти как родственники, а во-вторых — тебе-то вообще какое дело?

— Ну, я… — сникла она. — Просто… Приятнее думать, что он совершенно свободен.

— Ты же в курсе, что у нас с ним разница в возрасте шестнадцать лет? — я слегка опустила голову и изогнула бровь.

— Всего? — неожиданно оживилась Абигейл. — Так ему только двадцать семь? Я думала, он старше.

— О, Мерлин… — простонала я. Продолжать разговор мне не хотелось, и я взяла свою ночную сорочку и потащилась в душ.

— А кто из парней в команде тебе больше нравится? — ткнулся мне в спину вопрос Гекаты.

— Я не думала об этом, — буркнула я и скрылась за дверью.

Во мне боролись два желания: проторчать в ванной столько, чтобы девчонки рассосались по своим кроватям и легли спать, или закончить побыстрее, чтобы лечь спать самой. В итоге я выбрала второй вариант, потому что стоя под душем, зевнула так, что вода попала мне в горло. Я всё же почистила форму и уже совсем без сил вернулась в спальню. А спальня, надо заметить, меня неплохо так взбодрила после горячего душа. Потому что там было холодно. Системы отопления в замке не было, камин во всём нашем общежитии был только в гостиной. Вода в озере остывала, а вместе в ней остывало и всё подземелье. Каменный пол даже не был полностью покрыт ковром, так что до своей кровати мне надо было прошлёпать босиком по ледяным, как мне показалось, плитам. Проскакав на носочках в свою постель, я забралась под довольно тонкое одеяло. На соседней кровати мелкую дробь отбивала зубами Девона.

— Арчер, — почти шёпотом позвала я, и передо мной с тихим хлопком появился домовик. — У нас есть комнатный тепловой артефакт?

— Разумеется, хозяйка Фрейя, — отозвался он и окинул комнату взглядом. — Они есть в достаточном числе в хранилище особняка.

— Будь добр, принеси сюда подходящий по ёмкости, — я поморщилась. — И, я думаю, Хеймдаллю тоже понадобится.

Домовик с поклоном кивнул и исчез. Через пару секунд на моей прикроватной тумбочке появился небольшой кубик с чем-то вроде лапок. Такой артефакт лучше всего было размещать в центре помещения, однако прицепи я его таким образом, об него бы споткнулась просто каждая из нас. Так что я свесилась с кровати и прицепила его лапками к полу возле дальней от окна ножки кровати. От лапок по полу, стенам и потолку пробежали тонкие, ломаные красные линии и исчезли. Это были тепловые жилки. Сами они не становились горячими, однако тепло распространялось именно от них. Я потыкала кубик палочкой, чтобы было тепло, но не жарко. Хорошая штука — магические артефакты. Обычный обогреватель грел бы комнату долго, и около него было бы жарко, а в паре шагов уже холодно. А этот мягко и быстро прогревал всю комнату сразу.

— Ты чего там возишься? — шёпотом спросила Девона. — Что тебе твой домовик принёс?

— Грелку, — отозвалась я, сонно растягивая слова. — Пару минут, и в комнате станет сносно.

В моей голове было тихо. Всё, что я могла слышать — я могла слышать только ушами: перекаты воды в Чёрном озере, посапывание девочек в их кроватях и шорохи их одеял. Я поняла, что ужасно устала от шума, и блаженно провалилась в сон.

1) стишок-пирожок автора Вороныч

Вернуться к тексту

Субботним утром у нас была даже не тренировка, а так — разминка. Чисто чтобы взбодриться. Я бы солгала, если бы сказала, что не волновалась перед игрой — в пятницу после ужина мы с Хеймдаллем были у Дамблдора, чтобы он лично удостоверился в том, что ни в чьи мысли я во время игры влезть не смогу. Если быть точнее, он убедился, что для этого мне бы потребовались заметные усилия. И для того, чтобы быть уверенным наверняка, директор даже опробовал ободок на себе. Должна заметить, что и мне, и Хеймдаллю, и профессору Снейпу, который присутствовал как декан, стоило больших усилий сохранить при этом каменное лицо. Когда после этого я вернулась в комнату, я сначала долго не могла успокоиться, а затем поняла, что волнение перед матчем просто не даст мне выспаться. Так что я выпила снотворного и провалилась в сладкое забытьё. А утром был приятный сюрприз в виде очень облегчённой версии пробежки. Так что уже в восемь, в самом начале завтрака мы всей командой уже сидели в Большом зале. Мы пришли практически с пробежки, чтобы побыстрее поесть, а потом вернуться в комнаты и переодеться в форму. Пока мы ели, в зале почти никого не было, и на еду мы потратили только двадцать минут.

— Начало матча в десять, — напомнил Маркус. — Но нам надо быть на стадионе в девять, в форме и готовыми к игре.

— Я не выспался, — зевнул Майлз.

— Идиот, — фыркнул Флинт. — Как ты играть собираешься?

— Как будто это было моё решение, — скривился вратарь.

— У меня есть бодрящее зелье, — тихо заметила я. — Оно, конечно, не очень-то полезное, но сможет избавить от сонливости часов на шесть-семь.

— А какие ещё зелья у тебя есть? — заинтересованно нахмурился Маркус.

— Разные, — скривила жабью морду я. — А что?

— Просто интересно, — он улыбнулся и поднялся. — Чтобы знать, с чем к тебе можно обратиться.

Я промолчала. Не рассказывать же, что аптечка клана — это самый параноидальный сборник зелий, который только может существовать. Потому что в стандартный набор входили даже те составы, вероятность применения которых была крайне мала. Как, например, противоядие от передозировки зельем удачи…

Мы поднялись со скамьи и направились к выходу из зала — нам действительно ещё надо было привести себя в порядок. Многие слизеринцы уже были за столом, однако по комнатам они не торопились: большинство из них вообще рассчитывали пойти на стадион прямо отсюда, прихватив печенья или ещё чего перекусить. И пока мои шальные мысли бродили в области попкорна, в противоположном конце зала, у входа, показалась команда Гриффиндора. Они уже были в форме и разве что мётлы с собой не принесли. Мы в трениках — обычные спортивные костюмы зелёного цвета с поперечной серо-серебристой полосой на груди были приобретены на всю команду за счёт моей конторы Хеймдаллем во имя удобства и эффективности — на их фоне как-то не смотрелись. Однако никто из парней не подал и виду, что что-то не так. В одну из суббот Хеймдалль собрал нас для того, чтобы поговорить о правилах и сделать целый набор внушений, одним из которых было «Noblesse oblige»⁽¹⁾. И в соответствии с его представлением, оно обязывало нас быть в первую очередь достойными людьми.

Маркус шёл впереди, и когда он резко остановился, я едва не врезалась в него, но меня придержал Люциан. Я улыбнулась и кивнула ему, и он тоже молча кивнул, отпуская мои плечи и поворачиваясь вперёд. Там нам перегораживала проход команда Гриффиндора. Что они вообще забыли в центральном проходе, когда их стол у стены?

— Не похоже, чтобы вы были готовы к матчу, — произнёс Вуд. — Может, просто не будете выходить на поле?

— И тебе доброе утро, Вуд, — улыбнулся Маркус. Улыбка у него была некрасивая из-за выдающихся зубов, и всё же можно было понять, что она совершенно формальная. — Мы увидим, кто лучше готов к игре, на поле.

— Ты же понимаешь, что вам не помогут никакие мётлы? — капитан Гриффиндора понизил голос и сделал шаг вперёд.

— У меня слишком хорошее настроение, чтобы ругаться с тобой, Вуд, — Маркус поднял развёрнутые ладони и сделал полшага назад. — И я хочу сохранить этот настрой на игру. Кстати, приятного аппетита. Советую попробовать имбирное печенье — оно сегодня исключительно удалось домовикам.

Не дожидаясь ответа, он двинулся вперёд, вынуждая гриффиндорцев посторониться и пропустить нас. Люциан снова придержал меня за плечи так, чтобы я оказалась между ним и нашим столом. Когда мы уже прошли мимо и были почти у дверей, Вуд довольно громко сказал своим, чтобы не смели притрагиваться к печенью. Мы стоически подавили смех. Печенье домовики подавали в самом конце трапезы, после каши и тостов с джемом. То есть у нас не было никаких совершенно шансов сделать с ними что-то. Слизеринский стол, надо заметить, шутку оценил, так что многие тихо хихикали, нагребая печенье в карманы и сумки. Оно правда было вкусным, тут Маркус совершенно не покривил душой.

Мы должны были вылететь на поле, так что стояли у выхода верхом на мётлах. Меня немного потряхивало от предвкушения — как ни крути, а квиддич довольно экстремальный спорт. Я не боялась упасть с метлы, не боялась проигрыша — я его даже не допускала. Просто в крови как будто кипел азарт, и хотелось скорее выйти на поле. Блетчли после приёма зелья тоже чуть потряхивало — он был бодр, как электровеник. Я стояла рядом с Макрусом, Грэхэмом и Эдрианом, а Майлз, Перегрин и Люциан были чуть сзади.

— Кстати, хотел спросить, — повернулся ко мне капитан. — Ты не боишься потерять ободок? Он выглядит ценным.

— Нет, — усмехнулась я. — На нём такие чары, что его только я могу снять. Да и он на мне просто обязан быть.

— Почему? — протянул Люциан, тщетно пытаясь опровергнуть мои слова.

— Долго объяснять, — хмыкнула я. — Я расскажу под честное слово сохранить всё в секрете, если разница в итоговом счёте будет больше ста пятидесяти в нашу пользу.

— Вызов принят, — ухмыльнулся Маркус, и в этот момент шум на стадионе стал громче.

Сначала объявили команду Гриффиндора, и трибуны взорвались радостными воплями и приветственными криками. Когда объявили нас, и мы вылетели на поле, эмоциональная окрашенность поменяла полярность. Но нам такое нипочём — у нас морда кирпичом. Я поднялась повыше, ведь вмешиваться в основной ход игры мне всё равно было нельзя, и обратила внимание на порядок в рядах гриффиндорцев. Они как-то равномерно распределились по своей половине поля, и только Поттер летал примерно на той же высоте, что и я, над всем этим. Мадам Трюк выпустила мячи и сама поднялась в воздух, чтобы наблюдать за игрой. Снитч, как водится, улетел Мерлин знает куда, да и у нас была какая-то тактика, которой мы собирались придерживаться. Если точнее, я не должна была вмешиваться первые минут двадцать, если этого не будет делать ловец противника.

Пиппин и Мерри, наши загонщики, отбивали бладжеры в стороны и даже больше вниз. Сами по себе бладжеры летали по своей воле, стремясь сбить игроков с мётел, и их задачей было как раз не дать им этого сделать. Я сама не поняла, что заставило меня присмотреться к их игре. А затем я обратила внимание, что один из бладжеров летел не просто в сторону какого-то игрока — он как будто летел в одно и то же место. И местом этим оказался Поттер. В тот момент, когда никого из наших и, соответственно, ни Перегрина, ни Люциана на пути у него не было, он устремился к своей намеченной жертве. Гриффиндорец смотрел по сторонам и совершенно не видел мяча. Я поняла, что если бладжер попадёт по нему, то он в лучшем случае соскользнёт с метлы. Однако мяч загибал траекторию так, что попадание могло привести к травме, несовместимой с продолжением игры. Я рванула вперёд, не решив ещё, что сделать — привлечь его внимание или словить бладжер. Но последний снова немного сменил траекторию, и выбора у меня не осталось — летевший Поттеру в голову мяч смачно впечатался мне в левый плечевой сустав.

— Будь внимательнее с бладжером, — сказала я. — Ваши загонщики тебя не опекают.

— Больно? — спросил Поттер, кивая на моё плечо.

— Нет, щекотно, — скривившись, отмахнулась я. Пришлось вцепиться левой рукой в метлу и напрячь мышцы, чтобы игнорировать разбитый сустав. — Заживёт.

Наших переговоров никто особо не заметил, потому что в это время Маркус, а за ним и Эдриан забили по мячу в ворота Гриффиндора — технически чисто, что судя по тону комментатора было особенно досадным фактом. Я отлетела от Поттера ярдов на двадцать и посмотрела на трибуну, где сидели преподаватели и гости. Практически все смотрели игру, и только Хеймдалль пристально смотрел на меня. Он всё видел. Я не могла сейчас рассказать ему, что случилось, и надеялась, что он и сам поймёт про бладжер.

Спустя полчаса счёт был шестьдесят — десять в пользу Слизерина. Каждый забитый нами гол сопровождался криком «Фу-у» и разочарованным голосом комментатора. Однако парни играли слаженно, как на тренировке. И вели игру не просто чисто, а даже подчёркнуто благородно: Люциан даже отбил бладжер, летевший прямиком в одну из охотниц Гриффиндора, просто пролетев мимо и отправив его мощным ударом вниз. И в этот самый момент мы заметили снитч. Он блеснул высоко над краем поля, и гонка началась.

Ветер ударил в лицо с такой силой, что глаза едва не заслезились. Однако золотой блеск несущегося маленького шарика я всё равно видела. И ничто другое меня, в принципе, не интересовало. Мне казалось, что снитчу было вообще всё равно, школьный у нас чемпионат или высшая лига, потому что для того, чтобы лететь за ним, нужно было исполнять такие фигуры пилотажа, что голова кружилась. Мы с Поттером летели близко друг к другу — на расстоянии пары ярдов⁽²⁾ — и нам приходилось проделывать и мёртвые петли, и уходить в свечку, и в почти неконтролируемое падение. И мой разбитый сустав ситуацию не улучшал. В какой-то момент нам пришлось влететь под трибуны и маневрировать среди деревянных балок, что заставило нас лететь ближе друг к другу. И именно в этот момент о себе напомнил бладжер. Прикрывая головы и едва не теряя снитч из виду, мы очень старались не попасть под удар озверевшего мяча, что заставило меня увериться в том, что он был зачарован. И зачарован, чтобы попасть именно в Поттера. Нет, нельзя было сказать, что у меня не было врагов, но это был какой-то очень странный способ на меня напасть.

Мы вылетели на поле так низко, что за мётлами поднимался в воздух песок. Поттер опережал меня на каких-то пару дюймов⁽³⁾ и уже протянул руку к снитчу, не дотягиваясь до него. Я скорее услышала, чем увидела бладжер. Прижавшись к метле ещё чуть сильнее я дёрнула её вперёд, снова получая удар в тот же сустав. Я не задела ни самого Поттера, ни его метлу, но оказалась ближе к золотому мячу. Стиснув зубы, я протянула руку и схватила его, тут же сбавляя скорость. Раздался свисток мадам Трюк, а затем убитый голос комментатора:

— Ловец Слизерина поймал снитч, игра окончена. Счёт двести двадцать — сорок. Слизерин побеждает.

О, пока мы ловили мяч, упустили из внимания несколько голов… Я опустилась на землю, спешилась и приставила метлу к плечу. Левая рука повисла плетью. Боль в суставе была дикая. Я не сразу поняла, что оказалась под самой трибуной Гриффиндора. Зато сразу поняла, что это было Очень Плохой Идеей. Потому что раздосадованные болельщики ринулись на поле, возмущённо крича. Их голоса перекрыли слова Дамблдора о том, что один из бладжеров, судя по всему, был зачарован и охотился на ловцов. Гриффиндорцы тут же решили, что не на ловцов, а на только на их ловца, что, в принципе, было правдой, и что именно я зачаровала его.

— Пусть покажет палочку! — кричал кто-то. Я не утруждала себя разбирательством — слишком болело плечо.

— Мисс Нильфхейм, — я услышала голос профессора МакГонагалл и повернула к ней голову. — Я уверена, что вы этого не делали. Однако, чтобы прекратить эти обвинения…

Я скривилась. Палочка выскользнула мне в руку из специального крепления на правом предплечье, и я протянула её профессору. Она произнесла заклинание, и все увидели, что последним, что я ей колдовала, было заклинание отпугивание пауков, которое мы практиковали на последнем занятии по ОПТИ. Мне вернули палочку, и я с трудом запихнула её назад. Разочарованные ещё сильнее гриффиндорцы стали расходиться. И тут меня бес попутал:

— Извинений, я так понимаю, не будет?

Возмущённые крики возобновились, но тут уже к нам подошли остальные члены команды Слизерина, директор и Хеймдалль. Маркус похлопал меня по плечу, и у меня едва не полились слёзы из глаз. Я сжала зубы, чтобы не застонать, и постаралась очень красноречиво на него посмотреть. Он нахмурился, а затем перевёл недовольный взгляд на Пиппина и Мерри. Не-хоббиты взволнованно посмотрели на меня.

— …нет, директор, это не заклинание, — договаривал что-то Хеймдалль. — Я имею в виду, его не накладывал волшебник.

— Кто же тогда? — отозвался Дамблдор.

— Больше похоже на магию домовиков, — изрёк он и подошёл ко мне. Глаза его метали молнии. — Что с плечом?

— Два бладжера в сустав, — тихо отозвалась я. — Ничего хорошего. Можете вправить?

Хеймдалль наградил профессора МакГонагалл Очень Недовольным взглядом, а затем мягко ощупал пальцами моё плечо. Через несколько мгновений по его лицу скользнуло облегчение, и он выдохнул.

— Кости не сломаны, — чуть улыбнулся он, достал платок и скрутил его в жгут, после чего протянул мне, чтобы я зажала его зубами. — На счёт три. Готовы? — я неуверенно кивнула. Вправление сустава — это вообще не то, к чему можно подготовиться. — Раз… Два… — хрясь…

Я нечленораздельно выругалась в платок, зажёвывая его. Боль стала отступать, и я смогла почувствовать остальную руку. Не то чтобы я её до этого не чувствовала — просто не могла шевельнуть и пальцем. К этому времени большая часть гриффиндорцев уже ушла, хотя некоторые всё же остались. Среди них был Поттер с друзьями, Вуд и ещё четверо каких-то парней. Все они прекрасно видели, что происходило, и те самые четверо откровенно потешались. Когда представление было окончено, и я достала свой кляп изо рта, на месте остались только Поттер и Вуд, а остальные развернулись и двинулись в замок. К моему удивлению, рядом с ними стояла ещё девочка с Когтеврана — большеглазая блондинка с нашего курса. Я поднапряглась и вспомнила, что звали её Луна Лавгуд. Она смотрела на меня внимательно и почему-то грустно.

— Что за показательные выступления, Флинт? — скривившись, спросил Вуд. — Почему твои игроки отбивали бладжеры даже от наших охотников?

— Noblesse oblige, — отмахнулся он. — Или тебе хотелось бы наблюдать травмы как у Фрейи на своих игроках?

— Так ваши загонщики плохо опекают своих? — Вуд задрал подбородок.

— Она оба раза прикрыла меня от мяча, — подал голос Поттер. — Так что это меня плохо опекали, — Вуд посмотрел на него и отвёл глаза. А сам Гарри повернулся ко мне: — Спасибо. И извини за…

— Ничего, — я мотнула головой и поджала губы. — Ничего неожиданного не произошло.

— Минерва, — заговорил Хеймдалль. Его голос был уже спокойнее, однако от него буквально веяло холодом. — Прежде чем мисс Нильфхейм отправится в больничное крыло, не могли вы сказать мне, почему даже не взглянули на её плечо?

— Я не думала, что это необходимо, — отозвалась она.

— Ага, — скривился он. — А проверить палочку было необходимо?

— Это, между прочим, очень интересный вопрос, — к нам подошёл мистер Малфой. — Блестящая игра, Слизерин. Приятно было смотреть.

— Спасибо вам за новые мётлы, — слегка поклонился ему Флинт. — Они позволили раскрыть новый уровень мастерства. Прошу прощения, но нам нужно отвести нашего ловца к колдомедику.

Мне пришлось решительно отказаться от того, чтобы меня несли на руках. В конце концов, у меня была травмирована не нога, а рука, к тому же её уже вправили. Я, если уж совсем честно, не видела особой необходимости идти к мадам Помфри, однако Перегрин забрал у меня метлу, а Люциан мягко подталкивал в спину, не оставляя шанса сбежать. Вуд и Поттер тоже пошли к замку, но быстро отделились, а вот Луна последовала за нами. Где-то в коридоре нас нагнал и профессор Снейп. Он мрачно взирал то на меня, то на наших загонщиков.

— Вот поэтому обычно первокурсники и не играют в квиддич, — вздохнул он, когда мы уже подходили к больничному крылу.

— То есть, попадания бладжером зависят от возраста? — озадаченно спросил Хеймдалль. — Интересно…

— Более взрослый и опытный игрок ушёл бы от столкновения, — недовольно заметил декан.

— Я подставилась намеренно, — я глубоко вздохнула.

— Бладжер предназначался мистеру Поттеру, — продолжил за меня Хеймдалль. — Он не обращал внимания на этот мяч, видимо, полагаясь на загонщиков своей команды. Однако, насколько я могу судить по тому, что видел — он бы так легко не отделался.

Мы вошли в просторное помещение школьного лазарета. Там нас встретила мадам Помфри — школьный врач. Это была статная женщина лет пятидесяти с уже седыми вьющимися волосами, аккуратно собранными под чепцом. У неё были голубые глаза и приятное овальное лицо. Она строго посмотрела на нас и спросила, кому нужна помощь. Меня снова подтолкнули в спину.

— Бладжер попал мне в плечевой сустав, — призналась я. — Но я уже в порядке.

— Это не вам решать, мисс Нильфхейм, — нахмурившись, заявила она и подтолкнула к одной из коек.

Я уселась, и мадам Помфри взмахнула палочкой над моим плечом. Некоторое время она как будто прислушивалась или рассматривала что-то, а потом глубоко вздохнула.

— Сустав был выбит, однако его правильно вправили, — кивнула она. — Однако следует нанести мазь, чтобы позднее не возникло осложнений. И сегодня-завтра вам будет сложно двигать рукой. Снимите форму и свитер, пока я хожу за ней.

Я кивнула, и она ушла. Легче было сказать, чем сделать. Я попробовала пошевелить левой рукой, и боль стрельнула в суставе. В палате кроме меня была целая толпа парней, двое даже преподавателей — тоже мужчин, и вот все они никак не могли мне помочь. И тут из-за спины Хеймдалля возникла Луна Лавгуд. Она подошла ко мне и села на кровать рядом. Через пару секунд вокруг нас уже была задёрнута штора.

— Я знаю, что они все зря тебя обвиняют, — тихо произнесла она, помогая мне снять плащ. — Им просто обидно из-за проигрыша.

— Я понимаю, — я поморщилась. — Только что это меняет?

— Пожалуй…

К тому времени, когда мадам Помфри вернулась с мазью, я уже осталась в одной нижней майке с кружевной оторочкой на груди на тонких бретелях. Она потянулась, чтобы опустить бретельку с левого плеча, когда в больничное крыло кто-то ворвался. Мы втроём озадаченно повернулись туда, где была дверь.

— Кто-то ещё получил травму на игре? — спросила мадам Помфри.

— Нет, — отозвалась Луна. — Больше никто.

— Что же тогда?.. — озадаченно проговорила колдомедик, но не закончила фразу.

— Где она? — громко спросила какая-то девочка, судя по голосу.

Видимо, ей указали на ширму, за которой мы находились, потому ещё через мгновение шторы были резко раздёрнуты. Там оказалась Гермиона Грейнджер и за её плечом Рон Уизли, известные друзья Гарри Поттера. Вся толпа за их спинами в то же мгновение развернулась спиной — всё же я была в неглиже, а вот Рон и не подумал этого сделать. Я, впрочем, тоже и не подумала визжать и прикрывать несуществующую грудь руками — вместо этого я вопросительно изогнула бровь.

— Что вам угодно? — холодно спросила мадам Помфри.

— Профессор МакГонагалл сказала, что бладжер был заколдован домовиком! — победно заявила она и наставила на меня палец. — У неё есть домовики! Она наверняка приказала им заколдовать мяч!

— Мерлин… — я глубоко вздохнула, сжимая переносицу пальцами здоровой руки. — Какой ещё бред вы сегодня придумаете для оправдания проигрыша?

— Но бладжер же был заколдован! — поддакнул ей Рон.

— И за всю игру он ударил только меня, — скептически скривилась я. — На вашем друге ни царапины. Снитч я поймала без нарушений. Так могу я хотя бы медицинскую помощь получить без выслушивания ваших нелепых обвинений?!

— Но мы… Кто тогда? — не сдавалась Гермиона. — Кто кроме тебя мог такое сделать?

— А что, во всей Британии домовики есть только у меня и именно я заклятый враг вашего героя Гарри Поттера? — я дёрнулась вперёд и поморщилась от отдавшего болью плеча.

— Мисс Грейнджер, — строго обратилась к ней мадам Помфри. — Вы не могли бы уйти? Вы мешаете мне делать мою работу.

Гриффиндорка недовольно фыркнула, развернулась и ушла, оставив штору незадёрнутой. Луна печально покачала головой и поднялась, чтобы прикрыть её. А мадам Помфри спустила с моего плеча бретельку и принялась втирать резко пахнущую мазь. Ну, как резко — она пахла как вьетнамская «Звёздочка». Надо признать, аромат этот весьма бодрил. Однако на душе у меня было паршиво. Из-за поведения студентов, да и — что уж там — некоторых преподавателей у победы был очень неприятный привкус. Мне было настолько неприятно, что я даже допустила мысль о том, чтобы уйти из команды. Впрочем, обдумывать я её пока не стала — решила переварить произошедшее и через пару дней, если всё ещё буду кипеть, поговорить с Маркусом. Ситуация давила на меня так, что я могла полностью игнорировать боль от втирания мази.

— Хотите остаться здесь? — спросила мадам Помфри с участием в голосе.

— А это необходимо? — мрачно спросила я.

— Вовсе нет, — она пожала плечами. — Нужно будет втереть мазь ещё раз утром, и уже к завтрашнему вечеру вы будете в полном порядке. Оставаться здесь вам не обязательно.

— Спасибо, — я кивнула и выдавила слабую улыбку. — Я лучше пойду к себе.

Мадам Помфри кивнула, и они с Луной помогли мне одеться. Я мрачно думала о том, что в комнате мне надо будет снова переодеться из формы в простую одежду, но там можно было попросить о помощи Девону и девчонок. Ширму убрали, и мы с Луной вышли к ожидающей толпе. Мадам Помфри собрала мазь и ушла с ней в подсобку.

— Ты точно в порядке? — обеспокоенно спросил Люциан. — Мы и правда были заняты остальными и…

— Ой, да что мне будет, — перебила я. — Да и как будто вы могли угнаться за нами с Поттером в разгар ловли снитча… Мне мерзко на душе, но жить буду.

— Пойдёмте, — произнёс Маркус. — Если тебя здесь не оставляют, лучше пойти в нашу гостиную.

— Спасибо, — я повернулась к Луне и улыбнулась ей. — Не знаю, как я бы справилась одна.

— Не за что, — улыбнулась она в ответ. — Если не обращать внимания на то, что я болела не за вас — это была очень красивая игра.

Меня снова окружили плотной группой, когда мы выходили из больничного крыла. Мы шли в подземелье очень быстрым шагом, так что мантии развевались у нас за спинами. И слава Мерлину, по пути нам никто не встретился, чтобы выкрикнуть ещё какую-нибудь нелепость в лицо. И слава Мерлину, мой ободок прекрасно работал, и я не слышала всех тех бредней, до которых недовольные только могли додуматься.

1) Положение обязывает (фр.)

Вернуться к тексту

2) 1 ярд — 91,44 см

Вернуться к тексту

3) 2 дюйма — 5,08 см

Вернуться к тексту

Я несла разочарование и плащ. Это как «в пальто, в печали и в оно», только разочарование и плащ. Игра была интересной и азартной, полёт за снитчем — великолепным, и, надо признать, Поттер действительно очень хорошо летал. И мы победили. Вся команда приложила огромные усилия и проявила чудеса честной и красивой игры, но почему-то не было никакой эйфории и радости от произошедшего. И вовсе не из-за того, что болело плечо. Не знаю, как остальные, а я входила в гостиную Слизерина в мрачном настроении. Мысль об уходе из команды действительно болталась на периферии моего сознания, хотя я понимала, что заменить меня было просто некем. Не то чтобы на Слизерине не было тех, кто мог бы — не было тех, кто хотел.

У самого входа в подземелье мы чуть притормозили, и проход открыл профессор Снейп. Он пропустил нас вперёд, и я по какой-то непонятной причине вообще оказалась последней, кто прошёл в коридор. Ну, из команды, потому что Хеймдалль и профессор вошли следом. И стоило нам войти уже непосредственно в гостиную, как на меня обрушился оглушительный шквал восторженных криков и аплодисментов. Слизеринцы встречали команду стоя, хлопая в ладоши и крича так громко, что за французскими окнами в озере показались заинтересованные русалки. Когда ко мне подбежала Девона и обняла меня, я чуть поморщилась, однако отталкивать её не стала.

— Я не успела вас догнать, — сказала она, отстранившись. — Тебе сильно бладжером прилетело?

— Как видишь, меня не оставили в лазарете, — улыбнулась я. — Так что всё нормально.

— Я думала, он раздробил тебе кости, — Девона посмотрела мне в лицо, а потом на моё плечо. — А потом директор сказал, что мяч был заколдован, и…

— Я там была, — я улыбнулась. — И мне, вообще-то, больно до сих пор.

Девона мгновенно сдёрнула руки с моих плеч. Сцена наших объятий происходила за широкими спинами парней, так что если я хотела тихо смотаться в комнату — в этот момент был последний шанс. Мысль такая в голову мне забрела, но не задержалась — Маркус приобнял меня левой рукой так, чтобы сжать ладонью плечо ниже сустава и выдвинул немного вперёд. Ободок отлично удерживал поток мыслей, и в голове у меня было тихо, зато уши рвало: слизеринцы как будто пытались расшибить себе ладони и сорвать голоса. Они были так рады, как будто мы выиграли не у Гриффиндора, а весь чемпионат сразу. И я подумала, что ради этого стоило выйти на поле. И даже тот малоприятный факт, что для красно-золотых я стала «Врагом номер один с большой и жирной буквы В» как-то меня не сильно трогал.

По случаю игры в квиддич обед и даже ужин проходил у нас в гостиной. Возможно, что и у других факультетов тоже, но поскольку никто из наших в Большой зал не выходил, сказать наверняка было нельзя. Нас не отпустили переодеться из формы в обычную одежду — получилось только снять щитки и убрать мётлы. Первые — потому что они мешались, вторые — из-за их ценности. Хеймдалля тоже искупали в бурных овациях после того, как Маркус обозначил его заслуги, как нашего тренера. А ещё я увидела очень редкое явление — профессор Снейп улыбнулся. Он стоял в тени и в стороне, а я туда вообще случайно повернулась, так что, можно сказать, мне очень повезло.

Свершилось! В кои-то веки предложенная Хеймдаллем игра была действительно игрой, а не попыткой впихнуть в голову что-то новое и бесконечно полезное. Нас было много — практически весь факультет — что требовало такой развлекухи, в которой могло участвовать много людей сразу. И он предложил играть в «Крокодил» — та подвижная штука, когда команды объясняют друг другу загаданные слова или фразы пантомимой, жестами, рисунками, песнями, плясками и кто во что горазд. И это был волшебный «Крокодил», а не пальцем деланный. То есть можно было использовать заклинания… И я, видимо, слегка погорячилась, посчитав, что игра уроком не будет.

К началу игры пришёл мистер Малфой, и мне показалось, что он был чем-то очень доволен. Узнав, чем мы затеяли заниматься, он предложил своё участие в команде взрослых, куда вошёл он сам и наши профессора. Им бы ещё мистера Скримджера для комплекта и загадать какое-нибудь слово типа «балет»… Похоже, что факультетская гостиная — это как разновидность Вегаса: всё, что в ней происходит, в ней и остаётся.

На команды нас делил профессор Снейп, и команда по квиддичу осталась в том же составе. Девона оказалась с Драко, Август и Джулиус с Джеммой, Абигейл и Геката в компании Грегори и Винсента, Апекс с Милисентой, Джек и Вей были с Блейзом… Ну, в командах и другие люди были, просто меня интересовали именно однокурсники и то, насколько им повезло. Или не повезло… Как главным звёздам дня, нашей команде выпала честь показывать слово первой. И нам нужно было и показать высокий класс, и задать правильный — весёлый — тон предстоящему мракобесию. А первой загадывать слово должна была команда взрослых. Они посовещались с минуту, и Хеймдалль подошёл к нам с клочком пергамента, на котором было написано: «Парселтанг».

На подготовку нам дали пару минут, за которые мне трансфигурировали плащ в шапку в форме головы змеи, которую я должна была изображать. А роль змееуста досталась Маркусу. Если описать нашу постановку вкратце, то… Лицедейством нам не прожить, однозначно. Шапка вышла плотной, и я слишком плохо видела через неё, чтобы понять, что капитан показывал, так что практически всю эту дурацкую сценку простояла столбом. Ещё и шапка съезжала то в одну, то в другую сторону. Маркус что-то изображал — шапка съезжала. Типа «змея не понимать». Раздавался конский гогот. В какой-то момент мне даже начало казаться, что никто не разгадывает исключительно, чтобы поржать. Наконец шапку с меня сняли, и оказалось, что пантомиму разгадали в команде Драко и Девоны. Теперь нам надо было придумать слово для них. Кратко посовещавшись, мы выдали «шоколадную лягушку». И стоит заметить, земноводное у моей подруги вышло забавное, но довольно убедительное, так что разгадали её быстро.

Всеобщее участие в игре длилось не очень долго — часа полтора. Потом градус веселья немного спал, и студенты стали распадаться на кучки. Кто-то продолжал играть в «Крокодила», но большинство нашли себе другие развлечения. Обед подали нам сюда, и это больше похоже было на шведский стол. Особо голодных, надо заметить, не было, но кто-то что-то постоянно жевал. Постепенно все достаточно отвлеклись от нас, хотя продолжали обсуждать игру, и Маркус снова сжал меня за плечи.

— Итак, — он слегка улыбнулся. — Кажется, кто-то собирался рассказать какую-то тайну.

— Тайну серебряного ободка, — добавил Люциан.

— Может, всё же не здесь? — осторожно спросила я.

— Тогда как насчёт твоего закутка? — капитан склонил голову.

Ответить я не успела — парни тихо и плавно вытащили меня из гостиной в коридор и потянули глубже в подземелье, туда, где был тот самый закуток для уединённого чтения. Там было достаточно места, чтобы все могли рассесться, что парни, собственно, и сделали. Я вздохнула и достала палочку, разворачиваясь ко входу. В этой части подземелий никто не бывал, однако паранойе этого не объяснишь, так что я наложила глушащие заклинания. Затем я развернулась, коснулась ободка, но снимать всё же не стала.

— Волшебный мир удивительно щедр на таланты, — я вздохнула и опустила глаза: с полом говорить было проще. — Есть тёмное проклятье маледиктус, например, или дар змееуста, как у некоторых тёмных магов… Мне достался другой тёмный дар — я легилимент.

— То есть, ты способна к ментальным наукам? — воодушевлённо спросил Майлз, кажется.

— Это немного другое…

— Фрейя говорит, что может читать мысли окружающих без использования магии, — я узнала мрачный голос Люциана. — Полагаю, даже вне зависимости от своего желания. Я прав?

— Да, — выдохнула я, опуская голову. — Этот ободок блокирует эту способность. Если я не сконцентрируюсь, чужие мысли в нём не услышу.

— Понятно, — протянул Маркус. — И ты можешь прочитать мысли любого человека в замке?

— Не совсем, — признала я. — Если ты имеешь в виду, без концентрации. Мысли директора и нашего декана от меня скрыты.

— То есть, ты вполне можешь узнать планы и стратегии игры Пуффендуя и Когтеврана? — уточнил он.

— Технически — да, это возможно, — я подняла голову и нахмурилась. — Но я не стану.

— Почему-то я так и думал, — Маркус вздохнул и откинулся спиной на стену. — И? Что интересного ты слышала в чужих мыслях? Или в наших?

— Я, вообще-то, всеми силами старалась избегать того, чтобы что-то услышать, — я поджала губы. — Ты хоть представляешь, что это такое, когда в твоей голове постоянно гомонит пара сотен человек? Круглосуточно, Маркус! Я с приезда пыталась справиться с этим, но мне удалось только снизить непрерывную трескотню до уровня фонового шума, но не заткнуть.

— Что, и сегодня тоже? — он подался вперёд. — Неинтересно было?

— Ничуть, — совсем скисла я. — Мне хватило мыслей Вуда при нашей с ним первой встрече…

— И что же он подумал? — как-то странно улыбнулся Люциан.

— Что я похожа на лабораторную мышь, — скривилась я.

— Похоже, мы мало ему забили сегодня, — произнёс Эдриан. — И, может, стоило с ним пожёстче.

— То есть… — я удивлённо осмотрела их всех. — Вас это не злит?

— Это не тот дар, о котором скажешь любому, — нахмурился Маркус. — Я удивлён, что ты всё же сделала это — могла ведь придумать любую сказку. Так что всё в порядке. Тем более, если никаких тайн ты случайно не вызнала.

— Ничего я не вызнала, — я недовольно дёрнула плечом. Левым.

Моё лицо, видимо, мгновенно меня выдало. Нет, это было даже близко не так больно, как когда Маркус похлопал меня по разбитому плечу после игры, однако достаточно, чтобы я скривилась. Тем более, что здесь и сейчас мне не нужно было держать лицо. Ближе всего ко мне сидел Люциан, и уже через мгновение он усадил меня на скамью, внимательно заглядывая в лицо.

— Всё нормально, — улыбнулась я. — Просто дурная привычка.

— Тебе следует поберечь руку, — отозвался он. — Даже если она левая.

— Э… Да… — не говорить же, что левой я обычно держу посох, если в правой меч.

— У меня есть неприятное подозрение… — протянул Маркус. — Так что давайте-ка хотя бы пару недель присмотрим за Фрейей. Кто-нибудь из нас обязательно должен быть поблизости.

— Думаешь, они попробуют сделать что-нибудь? — повернулся к нему Люциан.

— Я не хочу этого проверять, — отозвался капитан. — Фрейя выглядит беззащитной маленькой девочкой, так что исключить месть за проигрыш я не могу. Сомневаюсь, что это будет кто-то из команды, но вот с факультета — очень может быть.

— Благородные, храбрые и чистые сердцем, — пробурчала я.

— Возможно, я сужу по себе, — посмотрел на меня Маркус. — И всё же я бы хотел обойтись без неприятных сюрпризов.

— Спасибо, — я улыбнулась и кивнула. — Хотя это не обязательно.

— Возражения не принимаются! — заявил он, и остальные согласно закивали.

Мы вернулись в гостиную, где веселье докатилось до какой-то новой волны. Начались игры с конфетами, вызывающими из глотки крики разных — не обозначенных на упаковке — животных, драже «Берти Боттс»: с ними надо было угадать по лицу съевшего, какой вкус, и так далее. Жарко горел камин. В гостиной не было прямо так уж холодно, но свитер на что-то более тонкое я бы определённо менять не стала. Это у нас в комнате было хорошо и тепло, а в остальном замке становилось всё прохладнее.

Времени на веселье до отбоя оказалось вполне достаточно. Впрочем, мы разбрелись по комнатам даже немного раньше — около девяти. Девона помогла мне раздеться, но душ я смогла принять самостоятельно. Мы уже готовились спать, когда к нам вошла Джемма. Она сделала пару шагов и озадаченно остановилась.

— Я пришла спросить, не нужно ли вам помочь с согревающими чарами — сегодня будет холодная ночь, — произнесла она. — Однако, у вас, как я вижу, с этим нет проблем.

— Похоже, что так, — согласились с ней Абигейл и Геката.

— Могу я узнать, почему единственная комната в подземельях, в которой тепло — это именно ваша спальня? — староста изогнула бровь.

— Эм… — подала голос я. — Потому что у нас есть грелка?

— Какая грелка? — Джемма озадаченно посмотрела на меня.

— Вот эта, — я показала на кубик у ножки моей кровати. — В странах, где холоднее, многие используют такие артефакты.

— Вот чем стоило мистеру Малфою облагодетельствовать факультет, — хмыкнула она. — Долго будет, если их сюда заказать?

— Можно и здесь сделать, — я пожала плечами и невольно поморщилась. — У меня сколько-то есть — мой домовик может доставить.

— Что же ты раньше не сказала? Мы все мёрзнем… — Джемма нахмурилась, глядя на меня.

— А разве тепло в комнатах — это не забота школы? — резко спросила Девона. — Уже неделю, как холодно, а ни одеял тёплых, ни чар согревающих никто не предлагал.

— Да, ты права, — чуть смутилась староста. — Фрейя, сколько можно получить у тебя таких грелок?

— Сейчас узнаем, — я удержалась от того, чтобы пожать плечами. — Арчер.

— Хозяйка Фрейя? — домовик возник с тихим хлопком и поклоном.

— Сколько у нас есть комнатных тепловых артефактов? — спросила я, кивнув ему в знак приветствия.

— Семнадцать, — отозвался он. — Тех, что не используются.

— Давай все, — вздохнула я и повернулась к Джемме. — Думаю, кабинет зельеварения тоже нуждается в такой штуке.

Арчер принёс холщовый мешок, в котором находились кубики с лапками. В неактивном состоянии они были тёмно-красного, даже почти чёрного цвета, гладкими и немного прозрачными. Я поблагодарила домовика, он буркнул что-то про разбазаривание хранилища, поклонился и удалился. Ничего, в скором времени хранилище ождало пополнений, так что… он, вероятно, будет немного бурчать, делая опись поступлений. Я достала один из кубиков и положила на кровать так, чтобы Джемма видела его.

— Лучше всего расположить его в центре комнаты или максимально близко к нему, чтобы не мешал, — сказала я. — Заряд у артефакта не бесконечный, его нужно пополнять время от времени, но здесь с этим нет проблем — много магических излишков, которые он сам ловит. Для активации нужно ткнуть палочкой вот так, — я грубо ткнула палочкой в кубик. — И использовать заклинание «Climate control»⁽¹⁾. Дальше он всё сделает сам.

— А выключать его надо, когда комната нагреется? — спросила она.

— Нет, — я мотнула головой. — Он будет поддерживать тепло — это менее затратно, чем нагревать заново. Перегревать тоже не будет.

— Здорово, — протянула староста. — Мы придумаем, как с тобой рассчитаться потом, ладно?

Я пожала плечом. На этот раз разумно — правым. И собралась было уже улечься, но вдруг подумала, что лучше бы пару раз показать, как всё-таки это надо делать. В принципе, грелка — довольно безопасный артефакт, и сделать с ним что-то такое, чтобы он, скажем, взорвался, было крайне затруднительно. Да и наша староста не производила впечатления человека, который был бы на это способен. Однако лучше перебдеть, чем недобдеть. Так что я набросила тёплый банный халат поверх ночной сорочки, сунула ноги в тапки — наряд, приемлемый только внутри общежития — и пошла за Джеммой в коридор. Мы прошли в комнату второкурсниц, где старосту заметно передёрнуло от холода. Она сказала, что принесла кое-что для тепла и помахала зажатой в руке грелкой. Девчонки озадаченно уставились на неё, а я забрала кубик и поставила его у ножки одной из кроватей, которые были ближе к окну. Тонкие линии разбежались от ножек, и я ткнула кубик палочкой, произнося вслух: «Climate control». Кубик стал чуть светлее, и комната быстро начала прогреваться. Я думала, что моя роль на этом будет исполнена, однако Джемма попросила меня обойти с ней всех.

В гостиной, которая отделяла крыло девичьих спален от юношеских, оказался профессор Снейп. Он был один и стоял у камина, задумчиво глядя на огонь. Видимо, мы потревожили ход его мыслей, потому что он встрепенулся и повернулся к нам.

— Мисс Фарли, — обратился он. — Как с согревающими чарами? Всё вышло?

— Лучше, — отозвалась она и приподняла похудевший мешок с кубиками.

— Мисс Нильфхейм? — декан на мгновение нахмурился, посмотрев на меня, а потом вздохнул и кивнул. — Комнатные тепловые артефакты?

— Да, — кивнула я.

— Но откуда у вас их столько? — он изогнул бровь. — Хэймдэлл показывал мне его, но я полагал, что они редкие.

— В Норвегии есть серийное производство, — отозвалась я. — Там делают недорогие, правда, только одноразовые, зато большой выбор ёмкостей. А эти мы заказывали в СССР — они любят делать вечные или почти вечные вещи.

— Вот как… — протянул профессор, глядя на мешок.

— Их там осталось ещё десять, — изрекла я. — Они не дают магического фона, который мог бы оказать влияние на процесс приготовления зелий, так что их можно использовать в классе.

И в итоге я вернулась в комнату только в половине одиннадцатого, потому что сначала мы с Джеммой обошли все спальни мальчиков в компании профессора Снейпа — он-то был в своей обычной глухой чёрной мантии, похожей на крылья летучей мыши, а мы были в халатах на ночные рубашки. У мальчишек в комнатах, надо заметить, было весьма прибрано. Не идеальный порядок, конечно, но и носки на люстрах не висели. Домовики, вообще, делали уборку, но как правило по воскресеньям, так что если бы у парней был бардак, то сейчас был бы его расцвет. Разгуливать по их комнатам в практически спальном наряде было немного неловко, однако они все тоже были уже в пижамах. И поскольку было холодно — в глухих, застёгнутых и под халатами. Оставшиеся грелки профессор Снейп забрал к себе, и я наконец смогла лечь в кровать, мгновенно провалившись в сон.

— «Фрейя!» — мне до этого момента снилось что-то мило-сопливое, и взволнованный вопль Хеймдалля в моей голове туда определённо не вписывался. — «Фрейя!!!»

— «Мерлин, что?» — отозвалась я, продирая глаза. Было совсем темно, что означало глубокую ночь.

— «Бери свою аптечку и дуй в больничное крыло, — в мыслях его чувствовалось напряжение. — Северус идёт за тобой».

— «Ты можешь сказать, что случилось?» — я медленно, стараясь не шуметь, села и потёрла лицо.

— «Придёшь — увидишь», — никаких пояснений, короче.

Я встала и натянула халат, поплотнее запахнув его и завязав пояс, а затем сунула ноги в школьные туфли. Плечо ныло и шевелить пальцами было неприятно, но я всё равно старалась не издать ни звука. Аптечку пришлось извлекать с величайшей осторожностью, чтобы её содержимое не звенело, как фунфырики у студента, идущего на «тортик с чаем» к друзьям. И стоило мне закончить с этим и повесить её на правое плечо, как в дверь поскреблись. Я постаралась прокрасться туда, не разбудив девочек, и мне даже вроде как удалось. За дверью оказался профессор Снейп. При виде меня он ничего не сказал, лишь пригласив следовать за ним. А когда я закрыла за собой дверь в комнату, он забрал у меня аптечку. В гробовом молчании мы прошли через гостиную в коридор. Ободок был на мне, а я и без него не могла читать мысли профессора, однако мрачное его настроение было даже густым.

— Что случилось, сэр? — спросила я, быстро перебирая ногами, чтобы не отстать.

— Вы знаете, что такое «Тайная комната»? — он покосился на меня, и я покачала головой. — Я попробую вкратце объяснить, — и он немного сбавил шаг.

1) Климат контроль (лат.)

Вернуться к тексту

Профессор Снейп решил поведать мне, зачем меня подняли среди ночи, скажем так, издалека. Несколько шагов он прошёл в молчании, небрежно держа перед собой палочку с тусклым люмосом. Было немного странно видеть его в халате — тёмно-зелёном, а не в мантии летучей мыши. В коридорах было холодно, как и говорила Джемма. Я, впрочем, достаточно проснулась, чтобы осознать это, только за пару секунд до того, как профессор продолжил. Этого времени мне как раз хватило, чтобы наложить согревающие чары прихваченной на автомате палочкой. Благодаря этому я могла не сомневаться, что стучит — мои зубы или склянки в аптечке. Наконец, профессор начал вещать — говорил он негромко, вкрадчиво и так, чтобы не беспокоить портретов на стенах. С этой же целью, к слову, он использовал очень слабый люмос. Рассказ его кое-где пересекался с моими не больно-то глубокими познаниями об истории Хогвартса, хотя кое-что всё же было новым.

Школа чародейства и волшебства Хогвартс была основана более тысячи лет назад четырьмя выдающимися магами — Годриком Гриффиндором, Хельгой Пуффендуй, Ровеной Когтевран и Салазаром Слизерином. Все они были весьма искушёнными в магических науках и полагали правильным эти самые науки передавать новым поколениям. Подход к вопросу образования у каждого из них был свой, поскольку и сами они были очень и очень разными. Годрик Гриффиндор был известен как отважный воин и дуэлянт, прекрасно владевший не только палочкой, но и мечом, у него, по свидетельствам, был крутой нрав, однако был он благороден и справедлив. И именно таких учеников он стремился собирать вокруг себя. Однако он был готов принимать не только чистых душой, но и тех, кого, по его мнению, можно было «исправить» правильным кругом общения. С ударением на букву «и», видимо. По крайней мере, так о нём говорилось. Ровена Когтевран была адептом науки и стремилась к познанию. В свидетельствах о ней говорилось, что к обычной жизни она была мало приспособлена, хотя безусловно была ярким учёным, что особенно восхищало, учитывая времена, в которые она жила. Учеников она стремилась обучать таких же, как она. Хельга Пуффендуй была её противоположностью — вряд ли существовал человек более приспособленный, чем она. Известно, что она разработала множество бытовых и крайне полезных заклинаний, однако научной ценности, в отличие от работ Ровены, они не имели, так что и особо известными не были. По свидетельствам, благодаря таким, как Хельга, могли работать такие, как Ровена. Понятно, что и обучать Пуффендуй хотела себе подобных — трудолюбивых и заботливых. Салазар Слизерин был змееустом и приверженцем идеи замкнутости магического сообщества. По свидетельствам, он был тем, кто хотел, чтобы абсолютно все маги были исключительно чистокровными и несли чистоту волшебной традиции. Однако, как ни странно, некий мой предок был с ним лично знаком, так что — брехня всё это. Слизерин действительно был настроен на хранение традиций, однако он был не только змееустом, но и зельеваром и колдомедиком — он понимал, что такое кровосмешение и чем оно заканчивается. Так что он был больше заинтересован в раннем привитии и даже изъятии в магические семьи маглорождённых волшебников, а не в их искоренении. Но кому это было интересно… Так вот. Ходили слухи, что он создал в школе некую особую комнату, в которой заключил некое чудовище. По легенде, однажды его наследник должен был вернуться в школу, чтобы очистить её от грязнокровок.

Такую вот краткую лекцию устроил мне профессор Снейп, пока мы с ним шли из подземелий Слизерина к больничному крылу. Ни о какой тайной комнате я прежде не слышала — до Хэллоуина, если быть совсем точной. Впрочем, это многое объясняло — в том числе, и сам факт сохранения идеи факультетов или, как было бы, наверное, правильнее их назвать, домов. Профессор Снейп также сказал, что школу неоднократно обыскивали, надеясь подтвердить или опровергнуть факт наличия комнаты, но так ничего и не нашли. Исходя из того, что он решил рассказать мне всю эту историю, пока мы шли по замку глубокой ночью, я сделала очевидный вывод — василиск опять на кого—то напал. И раз уж дело не терпело до утра — на кого-то из учеников. Иначе Хеймдалль вряд ли разбудил бы меня столь экстравагантным способом.

В больничном крыле было довольно многолюдно. Оказалось, что было около двух часов ночи, однако там у одной из коек стоял Хеймдалль, директор Дамблдор, профессор МакГонагалл и мадам Помфри. Все были в халатах поверх ночных рубашек — прямо-таки преподавательская пижамная вечеринка — и выглядели весьма обеспокоенными. Хеймдалль жестом подозвал меня ближе, и я подошла. На койке лежало тело. Я узнала его — это был первокурсник с Гриффиндора Колин Криви. Он застыл с поднятыми перед лицом руками, как будто держал в них фотоаппарат, поражённый явно тем же проклятьем, что и миссис Норрис неделю назад. Я озадаченно смотрела на него — что-то не сходилось. Василиски не только опасные, но и довольно жестокие твари, так что они были запрещены к разведению не просто так. Приручить их было не так-то просто, но вовсе не невозможно. Я напряжённо размышляла, рассматривая его удивлённо-напуганное лицо. Фотоаппарат, к слову, был на тумбочке с раскрытой обугленной задней панелью. Хеймдалль тем временем забрал мою аптечку у профессора Снейпа и уже рылся в ней, разыскивая нужный препарат. Наконец, он был извлечён, и он приблизился к Колину.

— Если мы разбудим его сразу, он может удариться в панику, — произнёс он. — Однако, мы сможем узнать, кто на него напал.

— Для этого не нужно спрашивать непосредственно у него, — я вздохнула. — Можно просто изъять воспоминания. Полностью.

— Это тонкая ментальная магия, — заметила профессор МакГонагалл. — Альбус, это можно сделать безопасно для мальчика?

— Мне кажется, мисс Нильфхейм не стала бы предлагать невозможный вариант, — директор посмотрел на меня. — Вы можете это сделать?

— Я-то могу, — я дёрнула правым плечом. — Вопрос, стану ли.

— Что вы имеете в виду?! — возмутилась профессор МакГонагалл.

— Полагаю, мисс Нильфхейм ещё обижена из-за произошедшего после игры, — поджал губы Хеймдалль. — Однако лучше разобраться с этим поскорее. Я бы после снятия проклятия дал ему снотворного, чтобы он проспал несколько часов. Тогда…

— Тогда я смогу подправить воспоминания так, чтобы они показались ему довольно пугающим, но интересным сном, — я вздохнула и повернулась к профессору Снейпу. — У вас не найдётся пробирки, чтобы извлечь подлинные воспоминания?

У него нашлась. Надо заметить — к удивлению всех присутствующих. Я поморщилась и достала палочку. В этом временном отрезке у меня была немного загнутая палочка из бука с сердечной жилой фенрира, покрытая тёмным лаком. Авторства Хеймдалля, к слову. Я сняла ободок, чтобы проще было настроиться и сделать всё правильно, и подошла к Колину. Глубоко вздохнув, я осторожно проникла в его сознание, пребывающее в данный момент в отключке, и нашла нужные образы. Направив их, я извлекла воспоминание и поместила его в пробирку, которую протянула директору. Он очень внимательно посмотрел на неё, а потом кивнул.

— Должна заметить, змеюка огромная, — изрекла я, поднимая глаза на Хеймдалля и надевая ободок. — Сражаться с такой мне бы не хотелось.

— Я плохо представляю себе кого-то в здравом уме, кому хотелось бы сражаться с любым представителем этого вида, — скривился он. Я растянула губы в горизонтальную линию и изогнула бровь, намекая, что вот он-то как раз был бы очень даже не против.

— Насколько я понимаю, его воспоминания всё ещё в его памяти? — спросил профессор Снейп. Я кивнула. — Насколько они ужасны?

— Я же только отдала их, — я нахмурилась. — Мне они ужасными не кажутся, однако я не могу сказать, что и Колину тоже.

— Альбус, это нападение… — вздохнула замдиректора. — Если это будет продолжаться, школа может оказаться в очень сложной ситуации. Что бы ни напало на ученика, оно очень опасно.

— Да, василиски ещё те твари, — я скривилась и посмотрела на неё. — Но я не думаю, что он хотел убить кого-то. Или, если быть точнее, он, может, и хотел бы, но он не может.

— Почему вы так думаете? — профессор МакГонагалл перевела на меня взгляд.

— Как давно его нашли? — спросила я, глядя на неё снизу вверх.

— Около получаса назад, — озадаченно ответила она.

— Я сомневаюсь, что Колин решил прогуляться после отбоя, так что он провёл там, где его нашли, как минимум три с половиной часа, — я поджала губы. — Огромная змея за это время могла бы не только сожрать его, но даже и переварить почти. Однако василиск этого не сделал. И это значит, что ему не было приказано убивать. Или даже было приказано не делать этого.

— Кем? — спросила профессор МакГонагалл.

— Серьёзно? — меня перекосило. — Вы об этом у меня спрашиваете? Может, тем, кто его сейчас выпустил, а может, его первым хозяином. Я в голову этой змеи не лазила — ничего сказать не могу.

— Вы говорите так, как будто разбираетесь в повадках этого животного, — заметила она.

— Могу я пойти спать? — я поморщилась и посмотрела на Хеймдалля.

— Вы не можете оставить его память как есть, — отозвался он.

— Почему я?.. — я закрыла глаза и поморщилась. — Мерлин…

Я снова сняла ободок и сконцентрировалась. Ночью с этим было немного попроще — сны не были полноценным мышлением, так что от него было легче скрываться. Я потянулась к сознанию Колина и вернулась там в момент встречи с василиском. Хеймдалль аккуратно влил в него зелье из мандрагоры и сразу же лошадиную дозу снотворного. Придерживая сознание однокурсника, я дождалась, когда его разум сформирует сновидение, а затем очень осторожно соединила воспоминание о василиске с ним. Пришлось ещё в некотором смысле копировать его возвращение в спальню из предыдущего дня — на моё счастье вернулся вечером до этого он один, а не в компании. Если он не будет зацикливаться на этом вечере, то подлога не обнаружит. Колин перевернулся на бок, подогнул колени и сладко причмокнул, устраиваясь поудобнее. Я поджала губы, закатила глаза и отступила на полшага, поднимая взгляд на Хеймдалля.

— Порядок? — тихо спросил он, и я кивнула. — Хорошо, тогда…

— Что вы сделали? — перебила его замдиректора.

— Минерва, — каким-то особенно низким голосом произнёс профессор Снейп, едва я открыла рот, чтобы ответить. — Мы подняли студентку моего факультета, чтобы оказать помощь студенту вашего, среди ночи, заставили принести аптечку и использовать сложную ментальную магию для защиты его психики. И это после произошедшего после матча. Я не уверен, что если бы они поменялись местами, она получила бы помощь.

— Мальчику нужно отдохнуть, — зашипела на всех присутствующих мадам Помфри, не дав замдиректора ответить. — Чуть позже пусть домовики перенесут его в его спальню, пока он не проснулся. Мисс Нильфхейм, — она повернулась ко мне. — Раз уж вы всё равно здесь, почему бы не втереть мазь?

Я пожала правым плечом и кивнула. Врач усадила меня на койку через проход от Колина, а его зедёрнула ширмой. Я потёрла лицо руками, потому что спать мне хотелось нестерпимо — настолько, что я была бы не против провести остаток ночи в лазарете. Если бы это не было идеей хуже некуда, разумеется. Вскоре мадам Помфри вернулась с мазью, и я неохотно стянула халат и пижаму с плеча. Неохотно — потому что в больничном крыле было холодно. Мазь тоже была холодной, и я еле подавила дрожь, когда медиковедьма начала мне её мне втирать. Больно уже почти не было.

— Травма действительно серьёзная, Поппи? — спросила профессор МакГонагалл.

— Не настолько, чтобы оставлять мисс Нильфхейм здесь, — отозвалась та. — Тем не менее, лёгкой я бы её не назвала.

— Я провожу вас в общежитие, — произнёс профессор Снейп, приблизившись ко мне.

Я соскользнула с койки и направилась к выходу. Откровенно говоря, не было никаких причин для того, чтобы вытаскивать меня из кровати: у Хеймдалля в аптечке было то же самое зелье, директор и профессор Снейп владели ментальными науками на достаточном уровне, чтобы проделать то же самое, что и я. Возможно, это было несколько сложнее, и им сначала пришлось бы разбудить Колина, заставить его пережить весь ужас осознания встречи со смертельно опасным монстром, чтобы вынуть воспоминание… Но кто-то — и я полагала, что догадывалась, кто именно — решил, что этим надо заняться именно мне. Большой вопрос, почему дело не терпело до утра, ведь ничего бы не изменилось. А теперь у меня практически не было шансов встать утром на пробежку в приемлемом состоянии.

Профессор Снейп довёл меня только до гостиной, в комнату же я добрела уже самостоятельно. И как ни странно, проснулась в шесть. И хотя вставать у меня не было ни малейшего желания, я заставила себя это сделать. Я знала, что если дать себе поблажку один раз, потом найти для этого повод станет гораздо легче. А это было порочной практикой. Переодеваясь в тренировочный костюм, я обратила внимание, что плечо почти совсем прошло. Хоть какая-то хорошая новость. В гостиной уже собралась вся команда, и когда я выходила от девичьих спален, они шли к выходу. Заметив меня, Маркус удивлённо изогнул бровь.

— Я думал, ты сегодня не пойдёшь, — заметил он.

— С чего бы? — я душераздирающе зевнула.

— У тебя травма, — отозвался капитан. — Кто тренируется с повреждённым плечом?

— Я не буду его сегодня нагружать, — отозвалась я. — Идёмте.

Надо сказать, Хеймдалль тоже несколько удивлённо изогнул бровь, когда меня увидел. У него самого были красные глаза, и он тоже зевал и встряхивал головой. Видимо, в отличие от меня он не стал ложиться. Скорее всего, после моего ухода преподаватели угрюмой гурьбой пошли смотреть василиска в думосборе, а потом он думу думал, как с этим змеем быть. Если это и правда был василиск Слизерина, то реликтовой твари было больше тысячи лет, и было банально жалко просто убивать зверюгу. Тем более, что сам по себе он не вылезал из своей берлоги и питался тем, что поймает. Змееусты, надо признать, приручали их куда лучше легилиментов.

Комплекс на координацию Хеймдалль велел мне не делать. Хотя плечо почти не болело — «почти» оставалось, что создавало определённые риски. Я только пожала плечами, решив навернуть ещё несколько кругов, пока парни боролись с непостоянным рельефом. Я успела пробежать целых четыре. Восстановив дыхание, мы направились к замку, и Маркус сказал, что сегодня он будет за мной присматривать.

— В этом нет никакой необходимости, — вздохнула я. — Я либо буду у Хеймдалля, либо вообще спать пойду.

— Спать — звучит хорошо, — зевнул Хеймдалль. Он, очевидно, не смог прогнать сон пробежкой. — Но у нас возникли кое-какие дела.

— Видишь? — повернулась я к Маркусу. — При профессоре никому и в голову не придёт творить какую-нибудь дурь.

— Уверена? — нахмурился он.

Я максимально убедительно кивнула. А потом подумала, что сегодня бы надо попробовать снова найти виновника — хозяина василиска. Причём, завтрак был бы самым подходящим для этого моментом. Если допустить, что «наследник» действует по как будто бы заветам Слизерина, то он должен знать наверняка статус крови того, на кого нападал. Я лично не знала, из какой семьи Колин, на самом деле. Хотя выяснить это для меня не было проблемой ни в коей мере. В размышлениях об этом по пути в замок у меня почему-то закралось ощущение, что я могла оказаться неплохим подозреваемым в происходящем: первый год в школе, знаю повадки василисков, могу проникать в их мысли, могу выяснить статус крови любого в замке… Эта мысль делала неприятно. Я даже на всякий случай припомнила, не было ли у меня провалов в памяти — нет, их не было. Мы уселись завтракать так, чтобы оставить место остальным первокурсникам между нами и преподавательским столом. Студенты начинали прибывать, и я, тяжело вздохнув, сняла ободок.

Шум обрушился на меня, как если бы я достала вакуумные затычки из ушей у водопада. Несколько секунд я таращилась прямо перед собой, собираясь с мыслями. Шум начал распадаться на отдельные мысли, отдельные фразы, и я старалась держать их так, чтобы слышать всех. Студенты по большей части думали о самых повседневных вопросах, а вот преподаватели были настроены не очень оптимистично. Никто из учеников не должен был знать о том, что произошло ночью, так что я ждала, когда в Большой зал придёт Колин. Наконец, это произошло, и кто-то довольно громко подумал, как это вышло, ведь… Потом за столом Гриффиндора произошла какая-то неразбериха, и мысли сбились. И у меня по факту ничего не было. Хотя я почти не сомневалась, что это был кто-то с Гриффиндора. И нет — это не предубеждение против красно-золотых. Просто остальные обратили внимание на их стол позже, чем оборвались мысли. Более того, в данном случае было не так уж важно, с какого факультета был студент, потому что я была — опять же почти — уверена, что василиска выпускает кто-то под чьим-то контролем. Поняв, что ничего я не выясню, я вернула ободок на место.

После завтрака я оказалась в презанимательной компании: Хеймдалль и я спустились в учебный класс зельеварения, куда через несколько минут прибыли профессор Снейп и мистер Скримджер. Я не знала, сколько последнему рассказал мой наставник, так что таращилась на него молча и в полном недоумении. Да и у меня ещё свежи были в памяти события Хэллоуина.

— Мистер Эдельштейн любезно просветил меня о вашем статусе, мисс Нильфхейм, — изрёк мистер Скримджер, и оставалось только мрачно кивнуть. — Я писал в Данию с заказом некоторых составов, но мне ответили, что они там запрещены к изготовлению и вывозу. Так что приходится обращаться к вам.

— Что за составы? — нахмурилась я.

— Нам нужны огненные зелья и противоядия к яду акромантулов, — отозвался он. — Мы готовим рейд на гнездо в Запретном лесу.

— А… Ага… — протянула я.

Я не могла предложить Аврорату кольчуги — это было очень дорого и очень долго. Он их, впрочем, и не просил. Однако у меня была методичка, в которой были списки наборов зелий, которые применялись для добычи разнообразных ингредиентов, которые требовались для зелий. Список зелий для акромантулов состоял из четырёх позиций. Прежде всего, в нём было противоядие по вполне понятным причинам. А ещё три были огненным, ледяным и разъедающим зельями. Поскольку нам при охоте нужны были многие части тел неповреждёнными, для нас это было скорее оружие последнего шанса — когда иначе никак. Но у авроров цели другие, так что им пригодится. Лишь бы все составляющие были.

Ни одно противоядие, что примечательно, нигде не внесено в список запрещённых зелий. Что неудивительно. Впрочем, в Британии огненное и ледяное зелья запрещены не были. Они просто были настолько сложны и опасны в изготовлении, что никто, кроме профессионалов, в здравом уме не брался их готовить. Ну, по крайней мере, про них всем говорили именно что-то такое. В готовом виде они и правда были очень опасны. А вот разъедающее было… Ну, не разрешено. Не то чтобы прямо запрещено строго настрого, но не разрешено. Но я решилась готовить и его. И должна заметить, что готовить что-то подобное, когда над тобой попеременно нависает то профессор зелий, то глава Аврората, удовольствие ниже среднего. Хеймдалль же в процессе вообще не участвовал: усевшись за стол декана, он разложил перед собой несколько пергаментов и что-то на них усиленно строчил. А я подумывала спихнуть змеиную проблему на Аврорат.

Я закончила как раз перед обедом и отдала все четыре состава мистеру Скримджеру. Он выписал чек для Гринготтса, чтобы там перевели средства на мой счёт, и я не глядя отдала его Хеймдаллю. А после обеда мы с ним пили кофе у него в гостиной с мрачным выражением на лицах. На журнальном столике лежала сделанная для Уизли палочка, и до меня только к середине кружки дошло, что она всё ещё здесь.

— Ты не отдал её? — удивлённо спросила я.

— Это было не совсем уместно в тот момент, — скривился Хеймдалль. — Однако она не может оставаться здесь вечно…

В дверь постучали, и Хеймдалль пошёл открывать. Я старалась прикинуться диванной подушкой.

— Мне казалось, я просил зайти только мистера Уизли, — донёсся голос Хеймдалля.

— Но я… — отозвалась, судя по тембру, Гермиона. — Если из-за его плохого эссе, то я бы тоже хотела послушать…

— Эссе здесь ни при чём, — отозвался мой наставник. — Секунду.

Он вернулся в гостиную, делая вид, что тут никого не было, взял палочку и вернулся назад.

— На нескольких практических занятиях я обратил внимание, что ваша палочка уже совсем вышла и строя, — изрёк Хеймдалль. — Это никуда не годится. Вы можете пострадать сами или даже навредить другим студентам. Поэтому я хочу, чтобы вы попробовали эту.

— Ого! — раздался радостный возглас Рона. Потом он, видимо, попробовал палочку и повторил: — Ого!

— Кажется, она выбрала вас, — вздохнул Хеймдалль. — Попрактикуйтесь с ней немного, только не в коридорах.

— Это подарок? — голос Гермионы звучал как-то подозрительно, как будто она искала подвох.

— Я… — голос Рона мгновенно потускнел.

— Палочка выбрала вас, так что она бесполезна для другого волшебника, — вздохнул Франкенштейн. — Я не прошу заплатить за неё. По крайней мере, деньгами — если бы они у вас были, у вас была бы новая палочка. Однако если идея подарка вам претит, мне иногда требуется помощь уровня «подай—принеси». Вам это подойдёт?

— Да! — ответила за Рона Гермиона. — А сколько понадобится помощи?

— Учитывая цену палочки? — я прямо услышала усмешку. — Думаю, я могу рассчитывать на неё до конца учебного года. Впрочем, не думайте, что это будет что-то сложное и что-то частое. Хотя, возможно, вам не понравится время, когда она мне потребуется.

— Я помогу тебе, Рон, — решительно заявила Гермиона. — Уверена, и Гарри тоже.

— Срок это не сократит, — хмыкнул Хеймдалль. — Можете быть свободны, — послышался топот. — Ах да, и я способен отличить, кто писал эссе, мисс Грейнджер.

Хлопнула дверь, очевидно, знаменуя уход гриффиндорцев, и Франкенштейн вернулся в гостиную. Он уселся рядом со мной на диван и продолжил пить кофе. Мы оба были довольно сонными, и я плохо представляла себе, что будет на тренировке. Минут пять мы сидели в тишине, издавая только характерный сюрпающий звук. Разрушил молчание Хеймдалль:

— Что думаешь делать с местным василиском?

— Я? — мой голос дал петуха.

За неделю страсти по игре вроде немного поутихли, тренировки возобновились, а уроки шли по расписанию. Нападений василиска пока тоже больше не было. Вопрос о змеюке мы пока подвесили: я, откровенно говоря, ожидала, что директор обратится с этим вопросом в Аврорат, однако оттуда не поступало никаких особых запросов на зелья для сражения с такой тварью. Причин, по которым именно мы с Хеймдаллем должны были разбираться с проблемой я, объективно, не видела, так что не торопилась что-либо обсуждать с ним на эту тему. Он, впрочем, тоже занял выжидательную позицию. Отчасти потому, что я пока не могла найти хозяина василиска, а это было важно. Хотя мы оба испытывали дурное предчувствие — виновник не был ещё найден, так что нападения однозначно не закончились. Хотя, возможно, директору бы следовало закрыть коридор на втором этаже, где были найдены обе жертвы, но этого, опять же, сделано не было. Отношение к вопросу вызывало в Хеймдалле — и даже больше во Франкенштейне — негодование и праведный гнев.

А ещё неделя прошла под флагом «Профессор Эдельшейн, подарите мне подарок». Рональд Уизли, разумеется, ни секунды не молчал о получении новой палочки и о том, как именно она ему досталась. Хеймдалль был терпелив. Очень терпелив. Каждому, кто приходил к нему клянчить, он с предельным вниманием объяснял, почему не будет этого делать. Однако они всё шли и шли… В субботу после завтрака мы с ним заседали у него в кабинете и занимались артефакторикой. В замке продолжало холодать, однако благодаря грелкам в подземельях было вполне комфортно. В учебном классе профессора Снейпа и спальнях Слизерина, по крайней мере, было тепло и местами уютно. Если у декана и остались незадействованные артефакты, он определённо не стал делиться ими с кем бы то ни было. В кабинете трансфигурации мёрзли руки, на чарах стучали зубы, на истории магии никто не ходил без шарфа, на астрономию даже надевали шапки. В кои-то веки студенты стремились на уроки профессора Снейпа. К Хеймдаллю они и так шли охотно, а теперь у него был ещё и тёплый класс. Профессор МакГонагалл заходила как раз к нам на урок зельеварения в среду и, надо заметить, осталась очень недовольна. Вызнав у профессора Снейпа, откуда дровишки, она насела на Хеймдалля, а он, в свою очередь, сказал ей, что наши закрома не бесконечны и что школа могла бы задаться этим вопросом и раньше, но пообещал посмотреть, что можно сделать. И вот, собственно, мы сидели в его кабинете, обложившись книгами по артефакторике, которые пришлось переносить из моей библиотеки, потому что понятно почему. Мы сидели над книгами — опять.

Удивительно, каким сложным мог быть бытовой артефакт. В научных изысканиях, которыми мы располагали, не было описания того, как сделать грелку, хотя по общим свойствам становилось ясно, что следовало использовать обсидиан⁽¹⁾ и биотит⁽²⁾. И это были все результаты, к которым мы пришли за всю вторую половину дня пятницы и утро субботы. Я подумывала попробовать завязать переписку с кем-нибудь, кто мог бы иметь большее представление о технологии изготовления таких артефактов, поскольку изобретать велосипед, конечно, весело, но никому не надо. Эта мысль почти добралась от мозга до языка, когда в дверь постучали. Хеймдалль закатил глаза и поднялся. В коридоре стояла девушка с Гриффиндора, очевидно, со старших курсов. У неё были длинные, ниже талии, каштановые волосы и синие глаза на миловидном лице сердечком. Я покосилась на неё прежде, чем Хеймдалль скрыл её от меня своей широкой спиной, надеясь, что она побыстрее уйдёт, и вернулась к чтению. Хотела вернуться, точнее.

— Профессор Эдельштейн, — голос у неё был низкий, и мне казалось, что на самом деле он должен быть выше. — Ходят слухи, что вы дарите подарки.

— Мисс Валорнайт, — Хеймдалль глубоко вздохнул. — Я ничего не раздаю.

— Но я слышала, что вы подарили Рону палочку, — было слышно, то она говорила с улыбкой и будто бы подлавливая его. Короче, флиртовала.

— И ему предстоит её отработать, — отрезал Хеймдалль. — Я сейчас занят. Если у вас нет срочных вопросов по моему предмету, я прошу вас уйти. Мне некогда…

— А чем вы заняты? — перебила его девица.

Я сняла ободок. Зная, чем это для меня обернётся, я подготовилась заранее, так что в моё сознание хлынул поток мыслей по большей части именно этой особы. Нельзя сказать, чтобы она была прямо влюблена в Хеймдалля, однако она смотрела на него, как на… Короче, у неё в голове играли свадебные колокола, а Хеймдалль почему-то ждал её у алтаря католической церкви. Маглорождённая, что ли? Она намеревалась всеми правдами и неправдами пробраться в кабинет, чтобы остаться с ним наедине и вызвать его интерес. Меня она по какой-то причине до сих пор не заметила.

— Артефакторикой, — наконец отозвался Хеймдалль, тряхнув головой так, что кудри спружинили.

— О, это так интересно! — тут же заявила она. — Я могу… Вы не могли бы немного рассказать мне об этом?

— Я занят важным исследованием, — отозвался он. — Однако вы можете почитать здесь. Если знаете датский, норвежский или немецкий.

— Я… — она замялась, и мысли её заметались.

— Артефакт для перевода — не такая уж сложная штука, — подала голос я, надевая ободок. — Возможно, в школьной библиотеке есть что-то по теме.

— Я смотрел, — обернулся ко мне Хеймдалль, так что девица смогла меня увидеть. Взгляд её полыхнул гневом. — Здесь есть лишь пара книг Лефевра и Вогана — только общее представление. Даже в особой секции ничего полезного. Мисс Валорнайт, — он снова повернулся к ней. — Работа у меня срочная, так что у меня нет времени сейчас устраивать урок основ предмета. Если тема вам интересна, посмотрите материалы в библиотеке.

— Если у вас нет времени на урок, что тогда она тут делает? — не скрывая раздражения, она ткнула в мою сторону пальцем.

— I modstning til nogle forsger jeg ikke at forfre professoren⁽³⁾, — буркнула я, и Хеймдалль рассмеялся. Я говорила на датском не только для того, чтобы она меня не поняла, но и для того, чтобы ей стало ясно, что я тут как раз-таки не просто так.

— Det ville vre noget⁽⁴⁾, — произнёс он, поджимая губы, чтобы не засмеяться снова.

— Noget med noget⁽⁵⁾, — я чуть опустила голову, глядя на него, и пустила волну бровями. Хеймдалль зажмурился на мгновение, поджимая губы сильнее.

— Мы заняты решением вопроса холода в замке, — выдавил он, повернувшись к девице. — Вы бы лучше занялись моим домашним заданием — если вы продолжите в том же духе, на ЖАБА вы получите Тролля.

Она покраснела, метнула в меня гневный взгляд и развернулась. В кабинет она так и не вошла, оставшись в коридоре, и Хеймдалль закрыл дверь. Мы снова засели за книги, и я вспомнила, что хотела сказать. Идея связаться с изготовителями артефактов сначала заставила его нахмуриться, а потом напряжённо кивнуть. Потом он с минуту смотрел прямо перед собой, как будто пытался решить задачу тысячелетия, а после смачно шлёпнул себя ладонью по лбу.

— Я только что понял, что нам не надо делать их самим, — он закатил глаза и покачал головой. — Можно просто написать в ту норвежскую контору, чтобы прислали цены, и пусть директор с советом попечителей сами решают. А я могу поработать переводчиком.

— То есть мы… — я скорчила изумлённую мину. — Мы не станем разбираться, как это штука делается и работает?

— Ну, мы могли бы, — он пожал плечами. — Но есть ведь и более насущные вопросы. Например, я тут узнал, что в школе действительно был некогда Дуэльный клуб. И я подумываю возобновить его работу.

— Дерзай, — я сжала кулак в знак поддержки.

— Твоё членство обязательно, — он склонил голову набок. — Я бы даже сделал тебя кем-то вроде… не знаю… секретаря?

— Тебе просто нужен ассистент для показательных выступлений с мячом и скакалкой, да? — скептически скривилась я, и он кивнул. — Ладно…

Мы собирали литературу, обсуждая идею клуба и его организацию, и Хеймдалль пришёл к выводу, что всё можно будет подготовить примерно к середине декабря. Хотя мне было немного непонятно, что это он там собирался месяц готовить. Но ему виднее, а мне вообще не припекало. А потом он сел писать письмо, с которым мы вместе пошли в совятню, чтобы послать мою чёрную сипуху в дальние дали — в Норвегию.

Тренировки прошедшей недели по большей чести были имитациями игр. Без кукол, правда, но всё же Хеймдалль давал нам ситуации на отыгрыш. Но теперь добавилась и некая теоретическая часть, когда мы говорили о стратегиях и ходе игры, о сыгранности и прочих разных штуках. Вообще, первая игра так впечатлила парней, что они прониклись тренировками ещё больше, так что трудились не покладая мётел, так сказать.

Воскресное утро принесло весьма озадачивающий сюрприз: в окончании завтрака ко мне подошёл профессор Снейп и указал следовать за ним. Я удивилась, пожала плечами и пошла. Оказалось, что мы с ним направлялись к кабинету директора, где декан оставил меня одну. Ну, директор тоже был там. Я стояла посреди его кабинета, а он сидел за своим столом и молча на меня смотрел, немного опустив голову. Примерно через минуту он поднялся, обошёл стол и приблизился ко мне.

— Я навёл о вас справки, мисс Нильфхейм, — произнёс он. — Вы в данный момент являетесь главой своей семьи. И я хотел бы поговорить с вами, как со взрослым человеком.

— О чём? — насторожилась я.

— Давайте присядем, — предложил он. Штора практически за моей спиной зашуршала, поднимаясь, а когда я обернулась, я увидела нишу, в которой стоял чайный столик с парой стульев. Директор слегка подтолкнул меня между лопаток туда, и мы с ними уселись напротив друг друга. — Итак. Команда Гриффиндора подала просьбу о переигровке матча, —произнёс он, глядя на меня поверх очков. — Из-за зачарованного мяча.

— Полагаю, это их право, — я кивнула.

— Решение по этому вопросу будет принимать Роланда, — продолжил он. — И я надеюсь, оно будет положительным.

— Нет никаких доказательств того, что кто-то из команды Слизерина был причастен к инциденту, — вздохнула я. — Более того, он не дал ни одной команде явного преимущества. Но решать, разумеется, мадам Трюк. Однако, я не думаю, что результат самой игры будет иным.

— Именно об этом я и хотел поговорить, — директор чуть подался вперёд и переплёл пальцы перед лицом. — Команда Слизерина должна проиграть.

— Что? — пискнула я.

— Здесь много факторов, мисс Нильфхейм, очень много, — он подался вперёд ещё чуть-чуть. — Как вы знаете, Волдеморт исчез одиннадцать лет назад. Однако он тогда не умер, и я уверен, рано или поздно он вернётся. И тогда нам придётся сразиться с ним. Гарри Поттер — это ребёнок из пророчества, ребёнок, который должен будет победить его. И потому нам всем нужно создать условия, в которых он будет не только бесконечно любить волшебный мир до такой степени, чтобы быть готовым отдать за него жизнь, но и в которых он будет уверен в своих силах и своей победе. Вдобавок, студенты и преподаватели всё ещё не отошли после нападения на миссис Норрис, и им всем нужен этот символ. Хорошо, что нападения на мистера Криви нам удалось скрыть.

— Нам удалось, — я намекнула на большую роль моей персоны, чем директор хотел показать. — Ам… Я… Вам не кажется, что это немного не так работает?

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

— Даже не знаю… — протянула я. — А вы не думаете, что я как слизеринка просто расскажу о нашем с вами разговоре? Скажем, в Большом зале во время ужина? Остальной команде и достаточно громко, что Гарри слышал каждое слово?

— Вы же понимаете, почему я говорю с вами об этом, — он покачал головой. — И я уверен, что вы не станете делать ничего подобного.

— Я не стану подыгрывать, если переигровка всё же будет, — с кислым выражением отозвалась я. — Если Гарри выиграет снитч у меня, то только честно, без поддавков.

— И всё же…

— И всё же, я могу подумать об этом, если вы скажете всё то же самое капитанам и ловцам всех команд, а не только мне, — добавила я.

— Мисс Нильфхейм, квиддич — это всё-таки спорт, — директор отстранился. — А в спорте должен быть интерес.

— Никаких противоречий? — озадаченно скривилась я.

— Если бы вы были студенткой любого другого факультета, этого разговора бы не было, — он глубоко вздохнул. — Но вы должны понимать, что победа над Слизерином — это символ. Важный символ победы для Гарри.

— Потому что ему это внушили, — поморщилась я.

В дверь постучали, и Дамблдор поднялся. Я вообще хотела встать и уйти, потому что разговор выходил каким-то бессмысленным. Я бы даже сказала, что ахинея была фантастическая. Мы много работали и выиграли честно. И если неделю назад меня посещали мысли уйти из команды, то теперь я была уверена, что ни за что из неё не уйду. Просто из принципа.

В кабинет вошла профессор МакГонагалл и следом за ней Гарри Поттер. Когда директор приветствовал его, даже голос у него потеплел. Я поднялась и сделала шаг в сторону двери, надеясь слинять, но меня заметили. Замдиректора кивнула и вышла, а вот мне сбежать не удалось.

— Гарри, мальчик мой, — обратился Дамблдор. — Вы действительно настроены на переигровку?

— Я… — он покосился на меня. — Это не кажется мне хорошей идеей.

— Почему? — удивился директор. — Уверен, ваша команда смогла бы показать лучший результат! — Гарри снова посмотрел на меня и покачал головой. — Однако, я позвал тебя не за этим.

В этот момент в камине полыхнул зелёный огонь, и из него вышел сначала мистер Скримджер, который улыбнулся мне, отходя немного в сторону, а за ним — высокий мужчина с уставшим, измождённым лицом. У него были тёмные, заметно вьющиеся волосы до плеч, борода-эспаньолка и тёмно-синие глаза. Одежда висела на нём, как будто он долгое время жил впроголодь. Я озадаченно нахмурилась, думая, кто же это мог быть. Ответ был где-то рядом. Высокий мужчина тем временем увидел Гарри, и его лицо преобразилось улыбкой.

— Сириус Блэк, — представил его мистер Скримджер. — Полностью оправданный и восстановленный во всех правах крёстный мистера Поттера. Мистер Блэк, — обратился он. — Хотя мне немного неловко признавать нашу ошибку, однако я должен сообщить вам, кому мы обязаны правдой. Мисс Нильфхейм, — он подозвал меня. — Это благодаря этой юной леди.

— Благодарю, — хрипловатым баритоном изрёк мистер Блэк и протянул мне руку. Я пожала её, пристально глядя на него.

— Мисс Нильфхейм, у меня опять дело к вашему клану, — не дал мне ответить мистер Скримджер. — Вы не проводите меня к мистеру Эдельштейну?

Я повернулась к директору Дамблдору, как бы спрашивая, закончил ли он беседу со мной. Он многозначительно кивнул мне.

— Да, я надеюсь, мисс Нильфхейм обдумает мои слова и примет правильное решение, — произнёс он, обращаясь исключительно ко мне.

Я скривилась, но промолчала. Мистер Скримджер, в принципе, школу лучше меня знал, так что моё сопровождение ему особо не требовалось, однако я была счастлива слинять из кабинета директора. Мы спустились по лестнице за горгульей. Там в коридоре обнаружился профессор Снейп. Он озадаченно посмотрел на мистера Скримджера, но ничего не сказал, и мы все направились в кабинет Хеймдалля. Он открыл дверь, ожидая увидеть меня одну, так что одет был в мягкие брюки и рубашку, держа в руке большую чашку кофе. Увидев остальных гостей, он изогнул бровь и отступил в сторону.

— Господа, — с лёгким оттенком вопроса изрёк он, закрыв дверь.

— Мисс Нильфхейм, — обратился профессор Снейп. — Фрейя… Могу я так вас называть? — я озадаченно кивнула, вопросительно изогнув бровь. — Что понадобилось от вас директору?

— О, ничего такого, — выдохнула я. — Гриффиндор попросил переигровки из-за бладжера и, я допускаю, он хотел, чтобы я увидела мистера Блэка.

— Переигровки? — переспросил мистер Скримджер. — Что же такое произошло на матче в Хогвартсе, что Гриффиндор захотел переигровки?

— Ерунда, — изрёк Хеймдалль. — Кто-то, и насколько мне позволяют судить мои знания, это был домовик, заколдовал бладжер, из-за чего тот гонялся за ловцами. Мы не можем сказать с уверенностью, за кем именно, поскольку попал он только дважды и оба раза по Фрейе. Но она утверждает…

— Что подставилась сама, — я поморщилась. — Гриффиндор проиграл матч, иначе об этом бы и речи не шло.

— Директор просто сообщил вам об этом? — сощурился профессор Снейп.

— Ну, не совсем, — я нахмурилась. Было очевидно, что то, что он мне там плёл, было исключительно для меня, однако он не запрещал мне говорить об этом кому-либо. Более того, если у него был такой странновастенький план, преподаватели должны были быть в той же команде. — Он просил меня слить игру в случае переигровки. Кстати, мистер Скримджер, директор не просил вашего содействия в избавлении Хогвартса от какой-нибудь твари?

— Защита школы, как и всего магического мира Британии, разумеется, входит в наши обязанности, однако нам не поступало никаких запросов от него, — отозвался он.

— Ясно-понятно, — хором протянули мы с Хеймдаллем.

— Кофе? — предложил мой наставник. Я интенсивно закивала, декан и глава Аврората тоже, но куда более сдержанно. Хеймдалль взмахнул палочкой в направлении своей гостиной. — Чем обязаны вашему визиту, Руфус?

— «Руфус?» — озадаченно переспросила я.

— «Мы заплетали вместе косички», — так же мысленно хмыкнул Хеймдалль.

— Я хотел попросить вас присоединиться к группе, которая будет заниматься сокращением популяции акромантулов, — отозвался он. — В ночь Хэллоуина вы продемонстрировали впечатляющие боевые навыки.

— Я не против, — пожал плечами Хеймдалль. — Фрейя?

— Если хочется тебе — иди руби, — я усмехнулась.

— А ты не хочешь пойти? — удивлённо спросил он.

— Хотеть — не хочу, — я вздохнула. — Но если надо, то могу. О, и кстати. Давай-ка сварим Лист Иггдрасиля⁽⁶⁾. Чисто на всякий случай. Ну и там ещё… по мелочи…

— Как скажешь, — ко мне прилевитировала чашка кофе, а следом за ней и чашки для профессора Снейпа и мистера Скримджера. — Идёмте тогда в учебный класс зелий.

Лист Иггдрасиля — это зелье. Очевидно. Это очень мощное исцеляющее зелье, которое способно вернуть к жизни того, кто находится на грани смерти. И это очень… Очень Дорогое Зелье. В его состав входят крайне редкие и бесконечно дорогие ингредиенты, такие, как, например, яд василиска, яд акромантула, яд чёрной мамбы, сок чёрной бузины, кровь пикирующего злыдня, слюна фенрира и так далее. Готовить его тоже, понятное дело, было очень сложной задачей — малейшая ошибка превращала эту aqua viva⁽⁷⁾ в монструозный яд. Что, в принципе, было ожидаемо для смеси самых сильных ядов и самых опасных веществ. Но и прореживание гнезда акромантулов было не прогулкой за цветочками. И я хотела отправить несколько капель мистеру Блэку — насколько я поняла, он провёл одиннадцать лет в совершенно ужасном месте, вдобавок, совершенно незаслуженно, и после этого его ожидало долгое восстановление как физическое, так и моральное. И Лист Иггдрасиля вполне мог облегчить как минимум один из этих процессов.

1) Обсидиа́н — магматическая горная порода, разновидность вулканического стекла, образующегося в результате быстрого охлаждения лавы (расплавленных горных пород). Основные минералы: кварц и полевой шпат. Однородное вулканическое стекло образуется в расплавах при содержании воды не более 1%.

Вернуться к тексту

2) Биотит — минерал, представляет собой калий-алюминий-магний-железо содержащую слюду. Широко распространён и составляет 2,5 — 3% земной коры. Имеет оттенок от темно-зелёного до чёрного.

Вернуться к тексту

3) И мусэтнинг ти нух фошуг йаг икке а фофюа проффесен (транскр.) В отличие от некоторых, я не пытаюсь соблазнить профессора (дат.)

Вернуться к тексту

4) Де вилле ваэ нох (транск.) Это было бы что-то (дат.)

Вернуться к тексту

5) Нох ме нох (транскр.) Что-то с чем-то (дат.)

Вернуться к тексту

6) Иггдрасиль (также Игдразил, швед. Yggdrasil) — Мировое дерево (дерево жизни) в германо-скандинавской мифологии — исполинский ясень, в виде которого скандинавы представляли себе вселенную.

Вернуться к тексту

7) Живая вода (лат.)

Вернуться к тексту

Я разливала зелье по маленьким флакончикам, поскольку его нужно было даже взрослому человеку всего пять-шесть капель. И по понятным причинам передозировка была самой плохой идеей, которую только можно было придумать. В готовом виде Лист Иггдрасиля имел изумрудный оттенок, был совершенно прозрачным и едва заметно светился. В немагической реальности от такой субстанции любой нормальный человек шарахнулся бы, как чёрт от ладана, решив, что оно радиоактивное. Но в волшебном мире никто ничего такого даже не подумал. Скорее уж наоборот — как бы так заполучить хоть один флакон. Зелья мы с Хеймдаллем сварили целый галлон, так что дозированных флакончиков выходило много. В котле оставалась ещё примерно четверть волшебного варева, когда в дверь постучали. Профессор Снейп открыл её, и в его голове промчалась мысль настолько громкая, что меня от неё даже ободок не спас. Ну, или он специально это сделал. Мысль эта была о Сириусе Блэке, и была она несколько сумбурной и невразумительной.

— Блэк, — мрачно заметил профессор.

— Северус, — отозвался он. — Дамблдор сказал, что я найду здесь мистера Скримджера. Найти здесь и тебя я не ожидал.

— Я преподаю в Хогрвартсе зельеварение, — декан посторонился, давая мистеру Блэку войти в учебный класс. — Ты здесь более неожиданная персона.

— Ты знаешь, что это сделал не я, — мистер Блэк опустил голову. — Если бы я был там, я…

— Погиб бы вместе с ними, — поджал губы профессор. — Не хочу об этом говорить.

— Вы закончили? — обратился к Блэку мистер Скримджер. — Я надеялся завершить ваши дела на Гримо сегодня.

— Да, — кивнул он. — Но я бы хотел хотя бы начать заниматься опекой.

— С Дурслями мы сегодня встретиться сможем, если хотите, но вот официальная опека маглов… — задумчиво протянул мистер Скримджер. — С этим всё будет немного сложнее, если не использовать магию. Я думаю, вы сможете забрать его уже на пасхальные каникулы.

— Мистер Блэк, — обратилась я, держа в руках флакон с четырьмя каплями Листа. — Мой наставник тут баловался раздачей подарков, и я хочу последовать его примеру, — я подошла и протянула ему зелье. — Возьмите это.

— Что это? — спросил он, пристально глядя на флакон.

— Лист Иггдрасиля, — произнёс мистер Скримджер. — Мало кто может себе его позволить.

— И я могу взять его? — глаза мистера Блэка чуть округлись. Я кивнула. — Но почему?

— Потому что почему бы и нет, — я пожала плечами.

— Берите, — мягко произнёс Хеймдалль. — Не заставляйте мастера вас уговаривать. И раз уж у нас тут аттракцион неслыханной щедрости, почему бы и вам не взять для личного пользования пару флаконов, Руфус? Фрейя, ты же не будешь против?

— Аврорат не… — нахмурился мистер Скримджер.

— Это подарок. А я возьму с собой достаточно зелья на вылазку с вами, — пожал плечами Хеймдалль. — Кстати, вы уже назначили дату?

— Да, — он кивнул. — Мы планируем провести зачистку в первых числах января, когда большая часть студентов будет отсутствовать в школе.

— Прекрасно, — улыбнулся Хеймдалль. — Хорошая будет разминка.

Мистер Блэк очень осторожно взял у меня из рук флакон и посмотрел его на просвет. А потом резко открыл и вылил в рот, запрокинув голову. Ну, не то чтобы у него был мерзкий вкус, хотя надо признать, что оно обжигало горло, как кусок маринованного халапеньо. Но это ощущение быстро проходило. А вместе с ним проходили усталость и боль. Это было заметно, как измождённый и истощённый человек восстанавливался, обретая большую плотность. Одежда уже не висела на нём тряпкой, хотя всё ещё была немного великовата. Мистер Блэк хлопнул себя ладонями по груди и по животу и удивлённо вскинулся на меня.

— Как мне расплатиться с вами за него? — озадаченно спросил он. Даже голос его стал менее хриплым.

— А, — отмахнулась я.

— Думаю, у вас будет возможность вернуть нам услугу, — хмыкнул Хеймдалль. — Это терпит.

— У нас ещё дела, — напомнил мистер Скримджер, привлекая внимание мистера Блэка, а затем повернулся ко мне. — Спасибо.

Мы попрощались, и они ушли. Хеймдалль методично убирал флаконы в аптечку, а я заканчивала разливать остатки зелья. Профессор Снейп почему-то был мрачен и задумчив. У меня было ощущение, что это из-за встречи с Блэком, однако говорить об этом он не спешил.

— Северус, я могу дать и тебе одну дозу Листа, — заметил Хеймдалль. — Но мне кажется, тебе было бы интереснее научиться готовить его самому.

— Разве это не один из секретных рецептов вашего клана? — спросил профессор.

— Зелья засекречены по разным причинам, — Хеймдалль пожал плечами. — Но по большей части это связано с опасностью этих составов при малейшей неточности. Ну, и тем фактом, что достать некоторые ингредиенты крайне сложно.

— Кстати, хотел спросить, где вы берёте их, — профессор Снейп приблизился к нам. — У меня есть редкости, но то, что есть у вас…

— Мы добываем всё сами, — улыбнулся Хеймдалль. — Я вроде говорил тебе об этом.

— Всё? — переспросил профессор.

— Разумеется, — кивнул Хеймдалль. — Когда речь идёт об изготовлении составов такой сложности, необходимо знать, что именно ты туда добавляешь.

— Это магия, — вздохнула я. — Зелье может не получиться Мерлин знает от чего, даже если делать всё правильно.

— Я бы не сказал, что выяснить причины неудачи так уж сложно, — мрачно вздохнул профессор.

— Трудно спорить. Тем более, что чаще всего это рукожопство, — скривилась я. — Однако иногда зелье может давать не тот эффект вплоть до противоположного из-за того, что роса собрана не в то время суток, года, фазу луны и положение Сатурна.

— При том, что используется она для промывки какой-нибудь травы от пыли перед просушкой и помолом, — Хеймдалля аж перекосило.

На самом деле, это была забавная история. Как-то нам заказали лёгкое приворотное зелье, чтобы, как было написано в письме, освежить «угасшую в супружестве страсть». Среди прочих ингредиентов в составе сего декокта были сушёные лепестки сафлора. Цветёт это растение в самую пыльную жару, так что перед просушкой их обязательно надо промывать. Вообще, сафлор — «тёплое» растение, так что, чтобы оно не утратило этого свойства, промывать его нужно тоже «тёплой» водой. И это не про температуру: вода из подземного ключа — «холодная», а роса в день летнего солнцестояния — «тёплая». Зелье вышло отворотным вместо приворотного — благо, мы его сначала проверили, а не сразу отправили. Правда, я неделю не могла спокойно находиться в одной комнате с Хеймдаллем дольше пятнадцати минут, а моя резкая реакция на его харизму стала побочным эффектом препарата… Но в целом, всё обошлось. Как потом оказалось, дед перепутал банки с лепестками. И с тех пор мы стали писать на банках не только, что там лежит, но и как оно добыто и заготовлено. А то мало ли, какая дурная оказия может произойти.

Чемпионат Хогвартса можно было разделить на три условных блока, в каждом из которых проходило по два матча с промежутком в две недели. Расписание матчей не менялось никогда, за исключением тех редких случаев, когда какая-либо команда не могла участвовать. В каждом блоке проходили игры с участием всех четырёх команд. Так что на двадцать первое ноября был назначен матч между Когтевраном и Пуффендуем. Я не очень-то хотела идти на это мероприятие, однако мне надо было посмотреть на игру других ловцов. Тем более, парни сказали, что на Диггори определённо стоит посмотреть. Они так же предполагали, что именно ловец Пуффендуя поймает снитч, хотя в общем итоге уверены совершенно не были.

Суббота выдалась погожей. Было не особенно тепло, так что я надела на игру толстенный светло-зелёный свитер под мантию. Воздух был прозрачен и чист, а солнце припекало, однако снять означенный предмет гардероба не хотелось совершенно. На небе не было ни облачка. Ветер был холодным, но не очень-то сильным. Будь потеплее — ему б цены не было, а так он трепал полосатые шарфы факультетских цветов и несобранные волосы некоторых студентов и преподавателей, включая бороду Дамблдора. Трибуны болельщиков играющих команд были заполнены до отказа — там было даже немного тесновато. А вот наши и гриффиндорцев — так, серединка на половинку. Их команда, впрочем, была напротив нас в полном составе, а так были там и свободные места. Наша команда сидела плотной кучкой в первом ряду, чтобы лучше видеть игру. Хотя как по мне, чтобы лучше видеть игру, нужен был бинокль с обзором, как у камеры «рыбий глаз», а не первый ряд. В основном, надо признать, трибуны не играющих факультетов были заняты девушками старших курсов. Первой на поле вылетела команда Пуффендуя, и я поняла почему. Их ловец — тот самый темноволосый парень — определённо вызвал шквал эмоций. Ну, не настолько громких, чтобы пробиться через мой ободок, однако всё равно заметных. Девчонки завизжали: «Седрик! Седрик!» — и он сделал красивый винт в воздухе, пролетая мимо трибун. У нашей он притормозил и, глядя мне в глаза, кивнул. Меня скептически перекосило.

Когтевранцы и пуффендуйцы оправдывали каждый свою репутацию: первые играли умно, продуманно и сложно, а вторые были идеально сыграны, полностью друг другу доверяли и как будто чувствовали партнёров по команде кожей. Это действительно было то, на что стоило посмотреть. И не только потому, что нам потом предстояло с ними играть — матч действительно был интересным. Комментировал тот же парень из Гриффиндора, и надо отдать должное — за кого бы в этой игре он не болел, его эмоции этого не выдавали.

Игра продлилась около часа, пока ловцы болтались где-то над полем безо всякого дела. я поглядывала на них, но старалась не упустить ни один момент игры: потом можно будет слить воспоминания, проанализировать и разработать наиболее эффективную стратегию игры. Так что смотрела я во все глаза. Наконец, Маркус легонько толкнул меня в плечо и показал вверх. Там за крошечной блестящей точкой неслись двое парней на мётлах.

— Быстрый вертикальный взлёт — это коронный приём Диггори, — заметил капитан.

— Он действительно хорош, — признала я и снова перевела взгляд на поле.

— Считаешь, ты могла бы обогнать его? — спросил он.

— Не имеет значения, кто кого обгонит, — я пожала плечами. — Имеет значение, кто поймает снитч. И, что не менее важно, когда он это сделает.

— О чём ты? — подал голос сидящий с другой стороны от меня Люциан.

— Пуффендуй только начал отыгрываться. Очевидно, они выносливее Когтеврана, — я кивнула на табличку со счётом. — Игра у Когтеврана умно простроена, но рассчитана на короткий матч. Сейчас им уже сложно. Однако счёт сейчас сто восемьдесят — двадцать. Вероятно, они тоже посчитали, что Диггори поймает снитч, и постарались задать такую разницу, чтобы это не лишило их победы. Однако, если игра протянется ещё полчаса, Пуффендуй наберёт очки.

— Но гоняться за снитчем полчаса — это же… — включился Эдриан.

— Тяжко? — я вздохнула. — Да, не сахар. Вот и посмотрим.

Когтевран выиграл матч со счётом сто девяносто — сто восемьдесят. Да, отрыв минимальный, но всё же он был. Интересно было то, что ловец Когтеврана — его звали Карлайл Оулзай — в некотором роде вынудил Диггори поймать снитч. Не то чтобы он его прямо пихнул противнику в руки, однако было ясно, что он его подталкивал. Не мяч — Диггори. Мистер Оулзай не мог догнать снитч сам, потому что золотая зараза разошлась и летала так, что уследить за ним было довольно сложно. Однако он всеми силами показывал, что вот-вот сможет это сделать. К тому же, было заметно, как оба ловца постепенно теряли концентрацию. И даже если Диггори понимал, что пойманным снитчем не выиграет матча, он оказался в таких условиях, когда упущенный мяч давал противнику в общей турнирной таблице огромное преимущество. И он мог сделать это разве что Слизерину назло. Но на наше счастье выигрыш — или не совсем лютый проигрыш — своей команды интересовал его больше. Так что матч закончился именно так.

Воскресное утро выдало нам целых два неожиданных сюрприза на утренней пробежке: Вей присоединился к последующей тренировке, а на саму пробежку с нами вышел профессор Снейп. Видимо, Хеймдалль проел-таки ему плешь. Надо заметить, что большинство пробежечников уходили в замок после, собственно, пробежки. Из тех, кто начал бегать с сентября, дистанцию выдерживали почти все, однако состав постоянно менялся. Мне показалось поначалу, что профессор Снейпу было ужасно неловко, однако он оказался не так плох — забег он, пусть и со сбитым дыханием, всё же добежал, чего многие из студентов не могли. Впрочем, понять, понравилось ли ему было трудно, но перед тем, как уйти в замок вместе с бегунами, он спросил Хеймдалля, где взять такой же костюм, как у команды. И действительно — он стал бегать с нами каждое утро. Более того, Хеймдалль составил для него индивидуальную программу.

На обсуждении переигровки матча должны были присутствовать обе команды в полном составе. Впрочем, мы узнали об этом тогда же, когда и дату мероприятия — в четверг, когда шли на тренировку в форме и с мётлами. Мадам Трюк встретила нас в той самой наружной галерее, откуда было ближе всего к стадиону, и мы вместе с ней отправились в небольшой зал у основания ближайшей башенки. Зал этот был круглым и в его центре стоял круглый же стол человек на двадцать. Гриффиндорцы и директор уже сидели там. Мадам Трюк не сказала нам, что за мероприятие будет, однако мне это виделось очевидным. Я ожидала, что их команда единодушно желает повтора матча, однако выражения их лиц были несколько… Противоречивыми?

— Зачем вы просили меня привести команду Слизерина, директор? — спросила мадам Трюк, не приближаясь к столу.

— Давайте присядем, — улыбнулся он. — Есть тема, которую нам нужно обсудить.

Мы расселись, и я оказалась между Макусом и Майлзом. Шум двигаемых стульев ещё не стих, когда в помещение вошёл Хеймдалль. Он умел бесшумно открывать и закрывать даже самые скрипучие двери, но в этот раз этой своей способностью не воспользовался, оглушительно хлопнув ей, чем привлёк всеобщее внимание. И прежде чем кто-либо успел что-либо сказать, он кошкой пересёк комнату, встал у меня за спиной и положил мне ладонь на плечо.

— Хэймдэлл, может, вы присядете? — спросил директор, глянув на него поверх очков.

— Я постою, — отрезал он.

— Что ж, ладно. Итак, я хотел видеть всех вас из-за произошедшего на матче между вами, — произнёс Дамблдор. — Команда Гриффиндора подала просьбу о переигровке из-за зачарованного бладжера.

— Я не вижу оснований… — начала говорить мадам Трюк, но директор прервал её.

— Профессор Эдельштейн смог сказать, что чары, вероятнее всего, были наложены домовиком, однако установить, чьих именно рук это дело, не удалось, — он снова чуть опустил голову, чтобы посмотреть на Хеймдалля поверх очков. — Но не были ли вы пристрастны?

— Последние шесть лет опека над мисс Нильфхейм была одним из моих главных приоритетов, если не самым главным, — он сжал моё плечо, и я чувствовала, что он злится. — С приездом сюда это не изменилось. И если бы я мог узнать, по чьей милости она получила травму — поверьте, я бы узнал. Так что да, я определённо был пристрастен.

— Тем не менее, насколько мне известны правила квиддича, магическое воздействие на мячи запрещено, — изрёк директор и посмотрел на мадам Трюк.

— Это нарушение относится только к игрокам, — недовольно отозвалась она. — И только во время игры. Нет никаких доказательств, что кто-либо из игроков сделал это. Если, конечно, вы не хотите сказать, что один из них домовой эльф.

— Однако мы знаем, что у ловца Слизерина есть домовой эльф, — заметил Вуд.

— Как и у многих других студентов школы, — парировала я. — Домовиков держат не только слизеринцы, и это не тайна. Я выдвину бредовую теорию: допустим, кто-то из гриффиндорцев подговорил домовика, своего или даже школьного, зачаровать бладжер, чтобы подать просьбу о переигровке в случае проигрыша.

— Это бред, — скривился Вуд.

— Не в большей мере, чем обвинения в мой адрес, — поморщилась я.

— Этот матч прошёл удивительно чисто без единого даже намёка на нарушения со стороны команды Слизерина, чего мы от них традиционно ждём, — прервала нас мадам Трюк. — Исходя из этого, у меня нет оснований удовлетворить просьбу о переигровке. Однако факт зачарования мяча всё же был, поэтому я должна спросить того, кто пострадал из-за этого. Мисс Нильфхейм, — она повернулась ко мне. — Вы хотите переигровки матча?

— Нет, — не задумываясь, ответила я, глядя на неё. — Зачем это мне и команде Слизерина?

— И всё же, вы играли с серьёзной травмой плеча, — заметил Дамблдор, строго глядя на меня. Собственно, все смотрели на меня.

— И поймала снитч, — я изогнула бровь.

— Совершенно честно, — внезапно произнёс Гарри Поттер. — Я понял, что бладжер попал по ней только после игры. Я не уступал и не поддавался.

— Вопрос исчерпан, — отрезала мадам Трюк и поднялась. — Мы отнимаем у команды Слизерина время тренировки.

Мы поднялись и направились к выходу. Обсуждение определённо закончилось к неудовольствию Вуда и директора, однако переубедить мадам Трюк он, похоже, не мог. Решение, судя по её тону, было окончательным. Мы шагали быстро, поскольку у нас действительно отняли время, и так вышло, что я и Хеймдалль оказались последними.

— Мисс Нильфхейм, — позвал Дамблдор, и я обернулась. Хеймдалль тоже остановился, а шедший перед нами Маркус притормозил. — Вы же помните, о чём мы с вами говорили?

— О да, — я кивнула. — Надеюсь, что и вы помните о том, что я могу рассказать об этом.

— О чём это? — тут же обернулся ко мне Маркус.

— Да так, ерунда, — улыбнулась я ему. — Мы тратим время.

Итак, я только что испортила отношения с директором школы, в которой мне учиться ещё шесть с половиной лет. Не то чтобы у нас с ним были хорошие отношения, просто теперь они стали несколько сложнее, ведь я не повела себя как взрослая. Ну, в его представлении. То ли ещё будет… Впрочем, я всё равно не думала, что переигровка дала бы Поттеру хоть что-то — напротив, мне показалось, что ему было совершенно не по себе от самой мысли о ней. Так что решение мадам Трюк его не расстроило. Ну, я так думала. Узнать-то это я могла только от него, а мы, как бы, не общались.

Когда мы шли с тренировки в Большой зал, оказалось, что в галерее нас ждала часть гриффиндорской команды. Это были близнецы Уизли, Анджелина Джонсон — та самая чернокожая охотница, по которой Люциан не дал попасть бладжеру — и Гарри Поттер. Мы остановились всей кучей, ожидая, что они скажут.

— Глупая была идея, — заметил один из Уизли. — Оливер почему-то решил, что для переигровки будут основания.

— Его что, даже не большинство поддержало? — сложил руки на груди Флинт.

— Да, так и было, — кивнула Анджелина. — Но он решил, что нам лучше сыграть ещё один матч. Он почему-то был уверен, что во второй раз мы выиграем.

— Не знаю, с чего он это взял, — заметил Гарри.

— Он был расстроен итогом игры и зацепился за возможность, пусть и призрачную, его изменить, — отозвался Хеймдалль. — Могу понять его мотив.

— Наверное, — согласился второй из братьев. Или тот же самый — я не могла понять без залезания к ним в головы. — С вами в этом году было очень интересно и приятно играть. Жаль, что игра проходит только раз в год.

— Можно подумать о товарищеских матчах без счёта, — пожал плечами Хеймдалль. — Плохо представляю себе механику, учитывая отношения между факультетами, но подумать — можно.

— Было бы здорово, — вразнобой согласились гриффиндорцы.

Мы пришли в Большой зал, когда ужин уже был в разгаре. Самые голодные уже поели и разошлись, так что мест хватало. А потом произошло то, что несколько шокировало всех присутствующих: пришедшие с нами гриффиндорцы сели с нами же за стол, как и Хеймдалль. Мы негромко говорили о тренировках, утренних пробежках, квиддиче и прочих штуках и не сразу заметили, что зал молча взирал на четверых гриффиндорцев, бодро уплетавших куриные ножки, за слизеринским столом и одного радостно улыбающегося преподавателя за ним же.

Воскресное утро было чудесным. Промозглый ветер нагнал рваные тучи, похожие на комья старой грязной ваты, с озера несло запахом рыбы и подгнивших водорослей, по земле стелился туман и всё было мокрым после ночного дождя. В общем — самая приятная атмосфера, чтобы посидеть в корнях облысевшего кривого дуба и почитать что-нибудь бесконечно увлекательное вроде «Введение в магическое материаловедение». Хеймдалль был занят своими делами, моё присутствие при которых было неуместным, а парни уже перестали меня опекать, так что я осталась одна. С того места, что я выбрала для чтения, открывался прекрасный вид на Чёрное озеро, которое было таковым в буквальном смысле, мрачный Запретный лес и серое небо. Усевшись поудобнее, я открыла главу про древесину и погрузилась в увлекательное чтение отборной нудятины.

Надо сказать, что я выбрала такое место, с которого мне было совершенно не видно замок, зато меня заметить оттуда было вполне себе легко. Замок был почти пуст, и я находилась от него на некотором удалении, так что могла снять ободок — мало ли что. И под «мало ли что» я предполагала, что могла понадобиться Хеймдаллю по какому-нибудь совершенно любому поводу. Но произошло нечто неожиданное: ко мне направлялась группа из четверых молодых людей. И они вовсе не были дружелюбно ко мне настроены. Впрочем, был шанс, что они всё же просто решили прогуляться по чудесной погоде, так что я продолжала читать, пока живописная группа не перегородила мне и без того не очень яркий свет. Я подняла взгляд, продолжая держать книгу.

— Что вам угодно? — спросила я. На берегу больше никого не было.

— Смотри-ка, манеры есть, — заметил один из парней. Кого-то он мне напоминал.

— Валорнайт, твоя сестра вроде говорила, что эту девчонку нужно проучить не только за игру? — повернулся к нему другой. А понятно, кого напоминал. — Так давай, начинай.

— Что же ты не бежишь, столкнувшись с превосходящим противником, как все слизеринцы? — ехидно заметил брат той горе-соблазнительницы.

— Ну, во-первых, на территории школы действует антитрансгрессионый барьер, а вы меня окружили, — я скривилась, но подниматься не спешила. — А во-вторых, кто вам сказал, что вы — превосходящий противник?

Лицо Валорнайта — вообще-то красивое — исказилось гневом и злобой. Он отступил на полшага и выхватил палочку, наставляя её на меня.

— Экспелиармус! — рявкнул он.

Это очень плохое заклинание. А если бы у меня была только одна палочка или я бы не успела выбросить защитное заклинание? Дело в том, что обезоруживающее заклинание правильно относить к боевым, что делает его использование несколько проблематичным для того, кто не сумеет от него защититься. Потому что отнятая в бою палочка имеет неприятное свойство изменять преданность. Иными словами, будь я обычной первокурсницей, меня бы данным заклинанием не просто лишили палочки, чтобы сделать то, что они там собирались — я бы осталась без палочки совсем. Так что я вскочила и рассекла перед собой воздух своей палочкой прежде, чем столкнулась с этими последствиями. И в этот момент я услышала мысли Девоны — оказалось, что она направлялась ко мне, но когда услышала, что в меня направили заклинание, припустила назад в замок, в учительскую, надеясь застать кого-нибудь из преподавателей.

Книга, которую я читала, упала у меня с колен, и это было прискорбно. Тот факт, что она была редким образчиком занудства, не делал её менее ценным экземпляром моей библиотеки. Тем временем моё Протего отразило валорнайтосвкий Экспелиармус так, что он в него же и прилетел, отчего палочка выпорхнула у него из рук куда-то ему за спину. У меня была пара секунд, пока нападавшие были шокированы. Когда противник не один, эффективнее использовать посох, так что я потянулась за ним.

— «Хеймдалль!» — позвала я, вытаскивая длинную магическую палку. — «Иди в учительскую».

— «Зачем?» — отозвался в моей голове его голос.

— «Придёшь — увидишь», — повторила я недавно сказанную им фразу.

Не дав юношам с Гриффиндора — а это были именно они, судя по шарфам и эмблемам на мантиях — собраться с мыслями, я ударила посохом о землю, отчего та вздрогнула у них под ногами, опрокидывая всех четверых на спину.

— А, нечестные приёмчики, — изрёк поднимающийся Валорнайт. — Чего ещё ждать от слизеринки?

У меня даже лицо онемело. Ну, в моей голове никак не могло уложиться, как может парень лет на пять меня старше, пришедший в компании трёх друганов нападать на, по сути, маленькую девочку, говорить при этом, что это у неё, видите ли, приёмы не честные. Вот никак вообще. О какой тут вообще честности может идти речь? Парни вставали. Если бы я действительно играла совсем уж нечестно, то могла бы наложить на них Инкарцеро и преспокойно подождать, пока кто-нибудь придёт. Или вообще уйти. Вот только применять такие заклинания на студентах было вроде как нельзя. Ну, были ещё Остолбеней и Петрификус Тоталус, которыми их можно было парализовать. И если подняпрячься, можно было и ещё припомнить. Вот только я не собиралась этого делать — я хотела дать молодым да горячим возможность наделать глупостей. Ну, и они не заставили ждать.

Посох — это прекрасная, твёрдая и длинная палка, которая вдобавок может проводить заклинания. Тем он, собственно, и хорош для драки с противником, у которого есть численное преимущество. Гриффиндорцы наставили на меня палочки, и я сильнее согнула колени и сделала резкий выпад вперёд, сразу пригибаясь. Валорнайт получил навершием моего посоха промеж бровей, отчего потерял ориентацию, а вот дереву за моей спиной крепко досталось: парни произносили заклинания вслух, и это были Дифиндо, Инкарцеро и Редукто. Как бэ… Я пригнулась к самой земле и широким махом снова опрокинула их на землю. Дурацкая это была драка — они поднимались, получали посохом, как банальной дубиной, орали и падали. Я даже заклинаний больше не использовала. На то, чтобы попытки подняться за новым тумаком прекратились, понадобилось минут десять. Я всё ещё стояла, держа своё оружие наготове, когда краем глаза заметила, как от замка в нашу сторону спешили трое преподавателей. Я повернулась, чтобы понять, кто именно это был, и рассмотрела профессора Снейпа, Хеймдалля и профессора МакГонагалл. Н-да…

— Что здесь происходит? — ещё на подходе спросила замдиректора.

— Уже ничего, — я выпрямилась и убрала посох.

— Она на нас напала! — протянул Валорнайт.

— Вы сами-то слышите, что говорите? — поджал губы профессор Снейп. — Минерва, я думаю, молодых людей нужно отправить к Поппи. А мисс Нильфхейм расскажет нам, что здесь случилось.

— Хорошо, — скривилась она. — Будьте любезны доставить их, Хэймдэлл.

Хеймдалль окинул меня быстрым взглядом, убеждаясь, что я в порядке, взмахнул палочкой, и, не сказала бы, что прямо сильно потрёпанные, студенты поплыли за ним к школе. С озера налетел короткий, но очень холодный порыв ветра, и профессора МакГонагалл передёрнуло. Она строго посмотрела на меня и велела следовать за ней в учительскую. Я наклонилась, чтобы поднять книгу — несколько страниц намокли и замялись, но это легко можно было исправить, так что я закрыла её и поспешила в замок. Профессор Снейп шёл рядом со мной с хмурым выражением лица.

В учительской некоторое время стояла тишина. Профессор МакГонагалл стояла за столом, а я и профессор Снейп — напротив. Повинно голову опускать у меня причин не было, так что я просто смотрела на неё и ждала, что же дальше. Прошло минут пять, когда в помещение вошли Хеймдалль и директор Дамблдор. И ситуация эта мне не нравилась.

— Итак, мисс Нильфхейм, расскажите нам, что вы там устроили, — мрачным тоном через поджатые губы изрекла замдиректора.

— Это устроила не я — я читала на берегу, — я подняла книгу, раскрыла на мокрых страницах и положила её на стол. — Ко мне подошли четверо студентов, и один из них попытался забрать у меня палочку. Его собственную, кстати, надо бы найти и вернуть ему… Так вот, у него не получилось, тогда они направили на меня палочки, и я использовала посох… Может, я вам просто воспоминание скину?

— Вы утверждаете, что студенты моего факультета напали на вас на ровном месте? — изогнула бровь профессор МакГонагалл.

— Это уже у них надо спрашивать, насколько ровным было то место, — вздохнула я.

— Сколько заклинаний вы использовали? — сощурилась она.

— Одно… — протянула я, вспоминая. — А, нет — два. Протего и Треморе Терра.

— И вы устроили драку? — изрёк директор.

— А мне надо было дать попасть по себе Инкарцеро? — я резко обернулась к нему.

— Мисс Мистефонси примчалась сюда со словами, что кто-то атаковал мисс Нильфхейм Экспелиармусом, — вкрадчиво заговорил Хеймдалль. — Оснований не верить этому у меня нет. И я тоже хочу спросить у вас директор — мисс Нильфхейм следовало безо всякого сопротивления позволить им сотворить с ней всё, что им вздумается?

— Однако мы видим, что на мисс Нильфхейм даже мантия не помялась, тогда как те четверо студентов в лазарете, — повернулся к нему Дамблдор. — Почему?

— Потому что они слабаки? — изогнул бровь мой наставник. — И на мой вопрос вы не ответили. Фрейе следовало позволить им сотворить с ней любое задуманное непотребство?

— Ну, что вы такое говорите, Хэймдэлл? — покачал головой директор. — Я уверен, у них ничего такого в мыслях не было.

— А что было? — низким, глухим голосом спросил профессор Снейп. Я повернула к нему голову. Он сжал кулаки и выглядел напряжённым. И как будто даже побледнел слегка. — Мисс Нильфхейм, будьте добры ваши воспоминания.

Я достала палочку и вытянула из памяти последние полчаса, чтобы захватить и немного времени до того, как на меня напали. Профессор Снейп закупорил пробирку с моим воспоминанием, и мы все угрюмой гурьбой направились в кабинет директора. Ну, я лично не очень-то хотела в этот вояж, однако меня никто не спрашивал — потащили и всё. Там Дамблдор подвесил в центре кабинета думосбор, вокруг которого столпились преподаватели, и влил в него мои воспоминания. И через несколько секунд я наблюдала цвет профессуры Хогвартса в очень интересной позе с согнутой спиной. Через несколько минут они начали выныривать.

— Хэймдэлл, — произнесла замдиректора. — Я намерена назначить всем четверым своим студентам отработки у вас. Помимо того, что снимаю по пятьдесят балов с каждого. Это совершенно неприемлемое поведение!

— Минерва, а ты не слишком строга? — вздохнул Дамблдор. — Это же всего лишь детская шалость.

— Я так не думаю, — хором ответили ему преподаватели.

— Но у молодых людей наверняка была причина, — снова произнёс директор.

— Почему бы нам у них самих не спросить? — предложил Хеймдалль.

И наша эффектная делегация направилась в больничное крыло. Преподаватели шагали быстро, и мне приходилось почти бежать, чтобы успевать за ними. Более того, моё плечо цепко держала рукой профессор МакГонагалл. Коридоры промчались мимо, и мы буквально ворвались в лазарет. Причём, как-то так вышло, что я оказалась за спинами преподавателей и не могла видеть своих обидчиков. Или как их правильно назвать в сложившейся ситуации? Потерпевших?

— Мистер Валорнайт, мистер Бейкер, мистер Яворт и мистер Эндрюс, — профессор МакГонагалл глубоко вздохнула. — Потрудитесь объяснить, что вы устроили.

— Это не мы, это она. Мы просто гуляли, а она… — отозвался кто-то из них.

— Мы все видели воспоминания мисс Нильфхейм о произошедшем, — прервала его замдиректора. — Меня интересует только причина, по которой вы решили это сделать.

— Это из-за матча, — произнёс чей-то другой угрюмый голос. — Не могла она честно выиграть у Гарри. Мы хотели только объяснить, что нельзя использовать подлые слизеринские приёмы.

Из меня невольно вырвался короткий хрюкающий смешок. Мои приёмы прямо вершина подлости — прикрыть ловца противника, пожертвовав плечом, например. Ничего подлее никто никогда в жизни не делал. То ли дело четверо страшекурсников, напавших на первокурсницу — прямо образчик благородства и доблести. Куда мне до них?

— Очень интересно, — произнёс Хеймдалль. — А мистер Поттер говорил о какой-либо подлости во время игры? Или вы это сами придумали?

— Гарри слишком добрый, чтобы такое сказать! — это был третий голос. — Но мы-то слизеринцев насквозь знаем — она его специально… что-то сделала, чтобы обыграть и унизить!

— И что же именно она сделала? — голос Хеймдалля сделался таким, от которого у меня по спине холодок пробежал — опасно ласковым.

— Я не знаю! — отозвался парень. — Но что-то она должна была сделать, иначе она просто не могла выиграть!

— Интересное, но ничем не подкреплённое мнение, — заметил профессор Снейп. — Лично я видел лучшее владение метлой.

— В этом я вынуждена согласиться, — строго произнесла МакГонагалл. — Вы совершили проступок, напав на студента другого факультета. Более того, вы использовали весьма разрушительные атакующие заклинания. Так что я уже лишила каждого из вас пятидесяти очков. И я назначаю вам по десять отработок.

— Я думаю, у меня хватит пяти, — тем же опасным тоном заметил Хеймдалль. — Остальные пять будут у мистера Филча. Уверен, это его не расстроит. Тем более, ближайшие пару недель будут дожди и грязь.

— Поппи, насколько серьёзны травмы молодых людей? — снова заговорила замдиректора.

— Они больше обидные, — послышался голос мадам Помфри. — Ни переломов, ни сотрясений — только синяки. Можно от простого падения больше травм получить.

— Ясно. Мисс Нильфхейм, — позвала она и обернулась ко мне. — Драка есть драка. Вы понимаете это?

— В школьных правилах запрещены магические дуэли, — отозвалась я. — Я не использовала атакующих заклинаний, как вы видели. А магловский мордобой правила не запрещают, — в этот момент, будучи всё ещё без ободка, я услышала два внутренних смешка — Хеймдалля и профессора Снейпа. — Всё, что я делала — защищалась. Я не сторонник драк.

— Вы правы, — она глубоко вздохнула. — Учитывая все обстоятельства, я не сниму с вас очков. Однако я назначаю вам две отработки у профессора Эдельштейна. Формально, поскольку мне известно, что вы и так оказываете ему некоторую помощь.

— Это нечестно! — раздался голос кого-то из парней.

— Мистер Бейкер! — развернулась к нему профессор МакГонагалл. — Мне никогда в жизни не было так стыдно за студентов Гриффиндора, как сегодня! И за одно только это я бы назначила вам отработки у мистера Филча до конца учебного года! Однако директор называет ваше поведение шалостью, так что мы остановимся на этом наказании.

— Но это нас побили, — продолжал гнуть своё парень.

— Если бы меня и троих моих приятелей в пятнадцать побила одиннадцатилетняя девчонка, я бы об этом так громко не кричал, — заметил Хеймдалль и повернулся ко мне. — Мисс Нильфхейм, одна отработка, насколько я помню, это один академический час. Вы вполне сможете отработать сегодня после обеда перед тренировкой. Идёмте.

— Она и в этот раз использовала какие-то подлые слизеринские приёмчики, — на этот раз я видела, кто это сказал — Валорнайт.

— Если я услышу ещё хоть одно оскорбление в адрес мисс Нильфхейм, я назначу вам отработки у себя, — холодно заметил профессор Снейп. — Тем более подобные и тем более от вас.

Как по мне, так это была жирная точка в дискуссии. Тем более, что подходило время обеда. Я лично уже почти развернулась — по крайней мере, собралась это сделать и даже вернула ободок на голову — к выходу, когда директор Дамблдор прочистил горло, чтобы тоже что-то сказать. Повисло тяжёлое молчание в ожидании его слов.

— Драка в стенах школы не может быть оправдана ничем, — произнёс он. — Даже при смягчающих обстоятельствах, Минерва, это проступок. Так что к отработкам я снимаю с мисс Нильфхейм тридцать очков.

— Полагаю, увиденное в думосборе даёт мне право начислить за эффективную защиту от злонамеренной магии десять очков, — изогнув бровь, отметил Хеймдалль.

— Я добавлю за верную и быструю реакцию десять очков мисс Мистефонси, — изрёк профессор Снейп.

— Десять очков мисс Нильфхейм за сохранение холодного рассудка в столь резких обстоятельствах, — произнесла замдиректора, чуть прищурившись глядя на директора. — И раз уж мы здесь, я так же хочу добавить ей пятьдесят очков за помощь мистеру Криви. Хотя учитывая те обстоятельства, эту помощь вообще трудно переоценить.

— Минерва, — мягко заговорил директор, будто бы намереваясь пожурить её. — Твои решения отбрасывают твой же факультет на последние место.

— Это не даёт мне оснований быть пристрастной, — холодно заметила она.

Профессор МакГонагалл, развернулась, обозначила улыбку уголками губ и кивнула мне, а затем направилась к выходу, чеканя шаг. Я опешила от того, что она только что сделала, и почему-то чувствовала себя неловко. Помнится, в ту ночь, когда мы тут колдовали над парализованным телом Колина, она не была ко мне столь дружелюбно настроена. Скорее даже наоборот… Надо было поколотить её студентов, чтобы получить её благосклонность?

Большинство студентов в воскресенье обедали в Хогсмиде. Старшекурсники, по крайней мере. Так что столы Большого зала были полупустыми, а сидели за ними только студенты первого и второго курсов. Обычно преподаватели входили через боковую дверь, но сегодня через неё вошёл только директор и мадам Помфри. Ну, мы выходили из лазарета толпой — сначала профессор МакГонагалл, потом я, Хеймдалль и профессор Снейп, потом директор, поколоченные и мадам Помфри. Замдиректора, декан Слизерина и мой наставник прошли через главный вход, а я плелась за ними, почему-то испытывая желание вообще потеряться. Честно говоря, когда я оказывала помощь Колину, очки были последним, что меня интересовало, так что напоминание об этом происшествии — и вообще о той ночи — было странным. Тем более при непосвящённых в события. Однако шок ждал меня впереди. Я думала, что преспокойно доплетусь до конца стола, где уже сидели Вей, близнецы и Девона, которая вертелась, как взволнованный уж на сковороде, и усядусь там, однако как только моя подруга меня заметила, она вскочила и вихрем налетела на меня.

— Как ты? Они ничего тебе не сделали? — громко выпалила она, так что весь зал слышал.

— Всё хорошо, — я ответила тихо и кивнула на живописную группу, шумно рассаживавшуюся за столом Гриффиндора. Как единственные старшекурсники, они привлекали массу внимания, и хотя синяки стремительно исчезали с их лиц, их всё равно можно было заметить.

— Так они…

— На тебя напали четверо? — к нам повернулся Вей. — Это пятый курс?

— Да, мистер Хейан, пятый, — произнёс Хеймдалль. Я резко обернулась к нему и увидела, как они втроём усаживались за наш — слизеринский — стол. — А что?

— Я хотел бы это увидеть, — вздохнул Вей.

— Почему нет? — негромко спросил профессор Снейп. — Этот вопрос вполне можно решить.

— Вы ещё общий показ предложите, Северус, — заметила профессор МакГонагалл.

— Да ни к чему это, — улыбнулся Хеймдалль. — Я планирую возродить Дуэльный клуб. Мы будем готовы к середине декабря примерно. Там всё и увидите.

— А почему они напали-то на тебя? — Девона подтолкнула меня к столу, и мы уселись.

— Гриффиндор головного мозга, — буркнула я.

К моему невероятному удивлению, смешки подавили не только немногочисленные слизеринцы, но и сидевшие вместе с нами преподаватели. Включая декана самого, собственно, Гриффиндора. Я, честно говоря, не совсем поняла, как ситуация пришла к такому исходу. Нет, профессор МакГонагалл как раз-таки казалась мне воплощением описания гриффиндорца — честная, справедливая и сильная. И всё же эта ситуация была странной. Хотя, мало ли что там у неё в голове происходило — может, она как раз лучше понимала, как сделать то, к чему дурными окольными путями стремился директор. Мне-то откуда знать? Хотя…

Маркус Флинт — наседка сборной Слизерина по квиддичу. Кто бы мог подумать. Парни вернулись из Хогсмида в половине четвёртого и как-то сразу оказались в курсе случившегося. Ну, если быть точнее, они узнали, что на меня напали четверо пятикурсников, но деталей им, видимо, рассказать не успели. Потому что когда я вошла в гостиную Слизерина после «отработки» у Хеймдалля — мы с ним пили кофе и придумывали, чем бы ему занять гриффиндорцев — парни налетели на меня стаей чаек. Маркус сжал меня за плечи и внимательно осмотрел, а потом даже встряхнул для верности.

— Ты в порядке? — спросил он, глядя мне в глаза.

— В полном, — кивнула я. — А что?

— Говорят, на тебя пятикурсники напали, — зачастил Грэхэм. — Они тебе ничего не сделали?

— Мерлин, ну вы уже почти три месяца со мной ходите по утрам на тренировки, — я дёрнула плечами, освобождаясь от рук Маркуса. — Правда думаете, что по мне легко попасть заклинанием?

— Но я слышал, что в Большой зал вы пришли из больничного крыла, — изрёк Люциан.

— Ну да, оттуда, — я снова кивнула. — Опять же, ты ведь не думаешь, что они на меня нападали, а я сидела и смотрела?

— Что? — Маркус озадаченно дёрнулся. — Ты что, хочешь сказать, что… колдомедик понадобился четверым пятикурсникам после встречи с тобой?

— Эм, да… — я поморщилась. — И я этим не горжусь… У нас тренировка скоро. Мне надо форму надеть.

Парни расступились, и я метнулась переодеться. Когда я вернулась назад в гостиную, Маркус как раз раздавал мётлы. Я свою всегда носила сама — во-первых, это не тяжело, а во-вторых, с чего бы кому-то нести её за меня? Но в этот раз Маркус просто не отдал мне её. Он направился к выходу, держа по метле в каждой руке, и мне оставалось только озадаченно таращиться на его спину. Я смогла догнать его только в коридоре, поскольку шагал капитан широко и быстро, а я несколько опешила. Набрав воздуха в лёгкие, я намеревалась спросить, каких таких мерлиновых подтяжек происходит и не задумал ли Маркус меня выставить из команды, когда меня на полувздохе оборвал Перегрин.

— Покажешь тех парней? — спросил он.

— Это ещё зачем? — удивлённо просипела я.

— Потому что нельзя безнаказанно нападать на маленьких девочек, тем более, если они — ловцы Слизерина, — он ухмыльнулся.

— Профессор МакГонагалл сняла с каждого по пятьдесят очков и назначила по пять отработок у Хеймдалля и у мистера Филча, — я пожала плечами. — Это если не считать того факта, что они покрыли себя позором, продув в банальной магловской драке одиннадцатилетке вчетвером. Так что вовсе не безнаказанно. И ещё кое-что, — по моему лицу невольно расползлась ехидная улыбка. — Они наверняка ждут, что вы будете им мстить. Ожидание неизвестности пугает и выматывает куда сильнее.

— О, мисс знает толк, — довольно скривился Маркус. — Но разве отработка у профессор Эдельштейна — такое уж наказание?

— Поверь мне на слово — ты бы не захотел оказаться на их месте, — отозвалась я. — Просто на слово… Кстати, — я снова обратила внимание на мётлы в его руках. — Мне это понимать как исключение?

— Что? — капитан проследил за моим взглядом. — Нет, просто… Я чувствую себя немного виноватым. Будь кто-то из нас рядом, этого бы не случилось.

— А что, собственно, случилось? — я изогнула бровь. — Я с самого начала говорила, что опека мне не особо нужна.

— Кстати говоря, драки в школе ведь запрещены. Тебя саму-то не наказали? — спросил Люциан.

— Профессор МакГонагалл назначила две отработки у Хеймдалля — я сегодня их отработала уже, — отозвалась я. — А директор снял тридцать очков.

— Странно, — заметил Боул. — А счёт факультета вырос на пятьдесят.

— Ну, потому что я использовала защитную магию, и профессор ОПТИ за это мне начислил десять очков, ещё десять получила Девона за то, что добежала до учительской, от профессора Снейпа, а профессор МакГонагалл добавила мне десять за холодную голову и пятьдесят за то, не скажу за что.

— Почему? — удивился Маркус.

— Это типа не моя тайна, и растрёпывать её будет нехорошо, — криво улыбнулась я. Выпытывать у меня никто ничего не стал.

Две недели в школе только и разговоров было про Дуэльный клуб, который открывал профессор Эдельштейн, да про побитых гриффиндорцев. Синяки сошли полностью, так что королеву драмы они не разыгрывали, но я замечала их нервозность: они ждали подвоха, ждали мести, а её всё не было. Мне хотелось улучить момент и рассмеяться им в спину злодейским смехом откуда-нибудь из-за доспехов или какого-нибудь угла, чтобы меня не было видно, и посмотреть, как они будут нервно искать, что им сделали. Но мы всей командой — да и всем факультетом — делали вид, что нас совершенно не интересовал сам факт их существования. Что заставляло их нервничать ещё больше.

Хеймдалль сказал, что слишком занят подготовкой клуба, так что уступил «четверых крепких мальчиков» мистеру Филчу. А завхоз заставил их отмывать холл замка в дождливые дни. Их за это время выпало как раз пять, однако один — на воскресенье, так что мыть полы гриффиндорцам пришлось буквально весь день. Некоторые слизеринцы специально несколько раз проходили через холл, растаскивая грязь. Не так чтобы прямо стряхнуть комья налипшей мокрой земли на свежевымытый пол, а просто с важным видом проносились туда и обратно… Тем не менее, холл был грязным просто постоянно. А мистер Филч не собирался засчитывать отработку, пока он не стал чистым.

Единственное, что омрачило для меня эти дни, был тот малоприятный факт, что у меня треснул посох — настучала по пустым головам, называется. И я никак не могла решить — ремонтировать мне этот или делать новый. Ну, в первую неделю не могла. Потом Хеймдалль сообщил мне, что намерен устроить показательные выступления с мечом, посохом и кольцами, так что пришлось всё же делать новый. Надо заметить, что в изготовлении проводящих заклинания артефактов есть одна общая особенность — не мастер выбирает форму, а сам будущий артефакт. Мой прошлый посох нуждался в резьбе, и мне нужно было просто сковырять лишнее. В этот раз на меня смотрела загнутая знаком вопроса ветка миндаля⁽¹⁾. И ей не требовалась резьба. Мне нужно было спилить все сучки и отростки и отполировать её, после чего покрыть лаком. И это был не тот же самый лак, что нужен был для волшебных палочек. Его, впрочем, у нас были запасы, так что варить его заново не пришлось.

Утром шестнадцатого декабря рядом с расписанием появилось объявление о Дуэльном клубе. Торжественное открытие было назначено на два часа дня, а само занятие — или презентация — планировались на полтора часа. После пары зельеварения мы всем первым курсом пришли в Большой зал, чтобы сразу написать эссе, заданное профессором Снейпом. А ближе к началу обеда пришёл и Хеймдалль. Он светился, как начищенный самовар, и казалось, что ему вряд ли что-либо могло испортить настроение — даже, например, необходимость собирать сопли троллей. Заметив меня, он летящей походкой направился к нашему столу.

— Мисс Нильфхейм, — улыбнулся он, и меня передёрнуло. — Мне нужно подготовить сегодня зал клуба. Вы можете мне помочь?

— Конечно, сэр, — я кивнула и изогнула бровь. — Но насколько я помню, у вас есть студенты с незакрытыми отработками.

— Да, я планировал привлечь их двигать мебель и убирать зал, — он улыбнулся ещё шире. — Но это ведь будет зал Дуэльного клуба. Там нужно сделать не только это. Так что я жду вас после обеда у своего кабинета.

— А как же моё домашнее задание на завтра, профессор? — предприняла последнюю попытку откосить я.

— У вас завтра история магии и два урока у меня, — с лёгким укором посмотрел на меня Хеймдалль.

Что ж, попытка с треском провалилась. Мне оставалось только согласно кивнуть, и он направился к столу Гриффиндора, где обнаружил Рона с друзьями. Хеймдалль сказал им, что ему потребуется помощь, и все трое закивали, обещая прийти. Только Поттер — после тренировки. А затем мой наставник профланировал к пятикурсникам, которым предстояла первая отработка у него.

Зал Дуэльного клуба располагался на первом этаже, в крыле напротив больничного. Что выглядело до странного логично. В это помещение не ступала нога человека Мерлин знает сколько времени, так что это был ещё тот хламовник. Всё, что там находилось, хоть и выглядело крепким, но всё же было потрёпанным. Домовики эту комнату, очевидно, не убирали, так что было довольно пыльно. Хотя паутиной здесь ничего не заросло, что радовало. Молодых людей Хеймдалль снарядил для начала вынести всю мебель в коридор и вымыть пол, а меня и Гермиону он привлёк к более интеллектуальному труду: мы использовали заклинания, чтобы освежить стены, повесить портьеры, очистить настенные канделябры… Короче, размахивали бытовыми заклинаниями направо и налево. Когда пришёл Гарри, зал был уже отмыт, так что теперь мебель вносили обратно. Это были мостки в ярд⁽²⁾ высотой, состоявшие из практически квадратных частей, и грубые низкие скамьи, на которых колени не задирались бы разве что у домовиков. После того, как мебель была расставлена и пару раз переставлена в соответствии с эстетическим вкусом Хеймдалля, зал выглядел вполне пристойно для клуба. Оставались только кое-какие штрихи. Нас с Гермионой Хеймдалль отрядил скреплять мостки друг с другом заклинаниями, а с молодыми людьми отправился за недонесённым текстилем.

— Гарри сказал, что ты… — начала Гермиона и сделала большую паузу. — Ты прикрыла его от бладжера, да?

— Вроде того, — я пожала плечами.

— Почему? — она подняла голову и посмотрела на меня в упор — мы двигались по разные стороны мостков.

— В смысле? — озадаченно переспросила я.

— Ну, ты же со Слизерина, — Гермиона отвела взгляд. — Все говорили, что от вас нельзя ждать честной игры. И в прошлом году так и было.

— Я не играю грязно, — я покачала головой, скрепляя ещё одну часть. — Факультет — это просто факультет. Вы слишком много смысла в них вкладываете.

— Не хочешь же ты сказать, что среди слизеринцев нет подлых и хитрых? — скривилась она.

— В свете последних событий — хочешь сказать, что их нет среди гриффиндорцев? — я изогнула бровь.

Гермиона смутилась и отвернулась в сторону. Ну, надо сказать, что всякое упоминание тех событий с дракой заставляло подавляющее большинство гриффиндорцев чувствовать неловкость. Это же большинство принимало на веру ту версию, в которой на меня напали и от меня же и выхватили — я это узнала, сняв ободок. Гарри и Гермиона, близнецы Уизли, да и много кто ещё, были в этом большинстве. Но были и те, кто упорно верил, что это я напала на четырёх ни в чём неповинных гриффиндорцев и поколотила их. Даже несмотря на то, что их же декан это отрицала. Среди этих некоторых были, естественно, те четверо, которые сейчас пёрли ткани с Хеймдаллем. И даже пятеро — потому что из той живописной группы в мою невиновность верил только Гарри Поттер.

— Извини, — наконец произнесла Гермиона после долгой паузы. Я озадаченно изогнула бровь. — Я зря обвинила тебя после игры.

— Ничего, — я кивнула.

— Я слышала, что профессор Эдельштейн так и не смог найти виновника, — продолжила она. — У тебя нет идей, кто бы мог это сделать?

— Эм… — я замялась. — Видишь ли, я провожу довольно много времени с профессором Эдельштейном. Если бы у меня были идеи, он бы их проверил.

— Об этом я тоже слышала, — мы скрепили последний блок, и Гермиона подняла на меня глаза. — Что тебя часто видели с профессорами и даже с мистером Скримджером.

— Мистер Скримджер не так часто бывает в Хогвартсе, чтобы меня можно было именно часто с ним видеть, — хмыкнула я.

— А ты знаешь, что тогда случилось с миссис Норрис? — круто же она тему сменила.

— Я… Э… — и это была не та тема, которую я готова была обсуждать.

— Я думаю, что тайную комнату открыл кто-то со Слизерина — вряд ли его наследник попал бы на другой факультет, — утвердительно заявила Гермиона.

— С этим трудно спорить, — я кивнула. — И если ты намекаешь на меня, то в моём роду не было выходцев из Британии за последние две тысячи лет. И никто из моих предков не учился здесь.

— Я не думаю, что это могла быть ты, — она слегка улыбнулась. — Я же видела, что вы тогда с профессором вместе пришли.

— А, да, точно, — я нахмурилась. — Точно…

— И ещё я узнала, что в Скандинавии нет культа чистоты крови ни в каком виде, — продолжила она. — Так что у тебя просто не было бы мотива, если бы даже ты была наследником Слизерина.

— Пожалуй, — на удивление адекватные дедуктивные выводы.

— Но ведь есть же среди учеников потомственные выпускники Слизерина, — мы ещё раз осмотрели зал и присели на скамью, ожидая Хеймдалля с мальчишками.

— Ты слышала о Сириусе Блэке и Питере Петтигрю? — настало моё время круто тему поменять.

— Да, — Гермиона кивнула. — И Рон, и Гарри говорили об этом. Хотя чтобы понять связь, мне пришлось архив «Пророка» читать.

— Я к тому, что в школе могут быть не только ученики и преподаватели, — вздохнула я.

— А откуда ты знаешь эту историю? — сощурилась она.

— Эм… — никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу. — Мне Хеймдалль рассказал, — соврала я.

— А Гарри сказал, что мистер Скримджер сказал мистеру Блэку, что это тебе они обязаны правдой, — сообщила Гермиона.

Я уронила лицо в ладони. Из этой ситуации на кривой козе было не выехать, и надо было лихорадочно придумать какую-то убедительную ложь. Как назло в голову вообще ничего не приходило, и молчание затягивалось. Постепенно оно грозило перерасти в тот момент, когда любые мои слова выглядели бы глупостью несусветной.

— Наверное, есть вещи, которые не говорят даже друзьям, — вдруг произнесла Гермиона. — Или, по крайней мере, не всем. Гарри сказал, что как-то видел, что вы профессором Эдельштейном несли что-то из Запретного леса. Это в октябре ещё было, если не раньше. Он сказал, что случайно услышал часть вашего разговора и тогда не придал этому значения. Но после того, как профессор отдал палочку Рону, Гарри думает, что это вы вдвоём её сделали.

— Да, так и есть, — не стала отнекиваться я. — Я бы не хотела, чтобы сам Рон знал о моём участии, потому что он… Ну… Не знаю, как бы это лучше объяснить…

— Ты тогда в Большом зале точно сказала, — она опустила голову. — И я тогда поняла, что когда обвиняла тебя в лазарете, у меня тоже самое было. Гриффиндор головного мозга.

— Ну, как мы видим — это лечится, — улыбнулась я. — Как и Слизерин.

Мы рассмеялись, а через пару секунд в зал вошёл Хеймдалль, а за ним стайка парней. Гарри и Рон несли по сравнительно небольшому свёртку, а отработчики тащили по двое два больших тюка. Хеймдалль прошёлся вдоль мостков и удовлетворённо кивнул, начислив мне и Гермионе по пять очков за владение магией, а потом поднял тюки в воздух и отлевитировал один на эти самые мостки, а второй на пол. Затем он аккуратно забрал свёртки из рук Гарри и Рона и бережно уложил на скамью.

— Одна отработка засчитана, — сообщил он, обращаясь в пятикурсникам. — На сегодня можете быть свободны.

— Вы говорили, что одна отработка — один академический час, — недовольно заметил Валорнайт. — А мы здесь отработали не меньше трёх.

— Не надо торговаться со мной — мы не на базаре, — холодно отрезал Хеймдалль. — Одна отработка — значит одна отработка. С умом, который вы не использовали, работы здесь было на один академический час. Идите.

Молодые люди недовольно забурчали, но всё же ушли из зала. Хеймдалль перевёл взгляд на трио.

— Ваша помощь была очень кстати, — улыбнулся он. — Не буду больше вас задерживать — вам ведь ещё нужно сделать домашние задания.

Гарри и Рон оживлённо закивали и быстро направились к выходу. Гермиона пошла за ними, но она не особенно торопилась. Хеймдалль тем временем достал свой посох, ударил им об пол, и тот тюк, который он уложил на пол, раскатался большим ковром с руническим узором на весь зал. Затем мы с ним стали раскатывать нечто вроде ещё одного ковра по мосткам. Его надо было закрепить по краю на клеевое заклинание. Мы неторопливо шагали вдоль образовавшегося подиума, занимаясь этим.

— Ты закончила посох? — спросил Хеймдалль, не отрываясь.

— Остался последний штрих, — я поджала губы. — Собиралась после ужина доделать.

— Так вы владеете посохом? — донёсся от дверей голос Гермионы. — А это трудно? А можно научиться? А вы ведёте дополнительные занятия?

— Владею, — повернулся к ней Хеймдалль. — И Фрейя тоже. Это не особенно трудно. Научиться, разумеется, можно. Я думаю, я проведу несколько занятий в рамках клуба для тех, у кого будет посох.

— А его трудно сделать? Это ведь артефакторика? Её сложно изучить? — она сделала шаг от двери.

— Не то чтобы очень трудно, — поморщился Хеймдалль. — Артефакторика — не самая сложная наука, но в ней… как бы сказать? Она похожа на зельеварение — в ней нужно чувствовать артефакт.

— Иначе каждый сам делал бы себе палочку, — буркнула я.

— Не вижу в этом ничего плохого, — хмыкнул он.

— Мистер Оливандер с тобой бы не согласился, — криво ухмыльнулась я.

— Профессор Эдельштейн, а вы можете провести какой-нибудь вводный урок по предмету? — спросила Гермиона. — В Хогвартсе это совсем не изучают, никто потом не идёт в мастерство в этом направлении…

— Можно, — он пожал плечами. — Но позже. Фрейя, нам осталось только развесить тут охранные, защитные и страховочные чары.

— Артефакты есть? — спросила я, покосившись на свёртки на скамье.

— Нет, — он мотнул головой. — Но есть камни.

— Зашибись… — пробормотала я. Если есть только камни, то тут ещё колдовать и колдовать.

— А можно посмотреть? — загорелась Гермиона.

— Можно, — вздохнул Хеймдалль. — Только не мешайте.

Она уселась на скамейку и во все глаза уставилась на то, как мы расставляли и зачаровывали куски агата, чёрного турмалина, шунгита, гагата, кошачьего глаза на подиуме и вокруг него. Хеймдалль хотел, чтобы на нём ни одно, даже самое разрушительное заклинание, не могло причинить серьёзного вреда. Более того, он хотел, чтобы серьёзного вреда не мог причинить там даже меч. И это было сложно, потому что сколько Протего не ставь, летящий в морду кирпич это не остановит. Но мы старались. Тем более, что на открытии все эти защитные меры предполагалось на нас же с ним и испытать.

1) Миндаль — древо познания добра и зла в иудаизме. Цветущий миндаль —https://proza.ru/pics/2015/04/06/695.jpg

Вернуться к тексту

2) 91,44 см

Вернуться к тексту

Ради посещения открытия Дуэльного клуба команда Пуффендуя по квиддичу перенесла тренировку на утро воскресенья — вот настолько был популярен Хеймдалль. Уже без двадцати два в Большом зале не было совершенно никого, даже преподавателей. Я выходила из зала практически последней, потому что мне — возможно, единственной во всём замке — совершенно не хотелось туда идти. Однако, стоило признать, что мы действительно давно не спарринговали, и если не считать той пародии на бой с акромантулом и дурацкой драки с гриффиндорцами, я не практиковалась в августа. Хотя идея делать это на глазах у всей школы мне всё равно не улыбалась.

Накануне вечером я закончила новый посох. Он вышел чуть повыше меня и был похож на вытянутый знак вопроса без точки. Верх петли я узорно замотала серебряной проволокой, которая спускалась вниз и оплетала два неогранённых камня — берилл и хризолит. Теперь именно они торчали из петли на поясе. Хорошо хоть фиксировались они довольно жёстко, так что не болтались и не били меня по бедру. Я, конечно, убедилась, что посох вышел вполне себе рабочим на паре заклинаний, однако не сказала бы, что прямо опробовала его. Так что мне предстояло выяснить, что у меня получилось, прямо на подиуме. Сказать, что мне не хотелось идти — ничего не сказать.

Как бы медленно я ни плелась, я всё равно пришла в зал вовремя. По размеру этот зал был чуть больше половины Большого зала, так что вполне мог вместить всех желающих. По большей части народ толпился у самого подиума, а на скамейках стояли те, кому не хватило места в первых рядах. Преподаватели в полном составе тоже были здесь, включая мадам Трюк, Мадам Помфри и мадам Пинс. Они стояли отдельной группой справа от входа в зал, но их внимание также было приковано к подиуму. Я отошла влево и прислонилась к стене. Подиум был такой высоты, что даже несмотря на толпу я могла прекрасно видеть происходившее на нём. Галдёж, стоявший в зале, резко стих, когда Хеймдалль поднялся на мостки. Ну да, надо признать, ниже колен было ничего не видно. Но там вроде ничего интересного и не было. Одет Хеймдалль был был в брюки и сюртук из парчи чернильного цвета, кипенно-белый воротничок-стоечку огибал тонкий бархатный галстук-лента в тон. Мантии на нём не было.

— Похоже, придётся придумать, как разделить всех желающих присоединиться к клубу на группы, — улыбнулся Хеймдалль, и студенты вокруг рассмеялись. — Откровенно говоря, я узнал, что некогда чемпионом Дуэльного клуба был действующий декан Когтеврана. Профессор Флитвик, вы не хотели бы время от времени вести собрания?

— Уверен, вы прекрасно справитесь без меня, Хэймдэлл, — с улыбкой отозвался профессор Флитвик. А я бы, честно говоря, не отказалась от пары его уроков в этом контексте.

— А я и сам был бы не против поучиться у вас, — Хеймдалль отвесил небольшой поклон. — Однако сегодня мне поможет профессор Снейп.

Декан Слизерина бесшумной чёрной тенью поднялся на подиум в противоположном от Хеймдалля конце. Он не улыбался. Впрочем, он почти никогда этого не делал, так что это как раз не было чем-то удивительным. Палочка уже была у него в руке, и от края подиума он сделал лишь пару небольших шагов. Или даже один шаг — мне с моего места было непонятно.

— Давайте же начнём.

Профессор Снейп молча кивнул. У него вообще был такой вид, как будто он совершенно не хотел приходить сюда и участвовать во всём этом. Однако он уже был здесь, более того — уже стоял на подиуме. Они с Хеймдаллем степенно, как полагается, поклонились другу, а затем подняли палочки.

— Экспелиармус! — произнёс профессор Снейп, исполняя характерное движение палочкой.

— Протего, — Хеймдалль вполне спокойно отправил заклятье в пол. — Магическая дуэль заканчивается, как только это заклинание срабатывает. Добавлю, что это заклинание, применённое в драке, может лишить волшебника палочки не временно, а насовсем, поскольку отнятая в бою она может изменить свою преданность. Однако, как можно видеть, полюбившиеся всем вам щитовые чары вполне справляются с ним. Давайте закрепим.

Они обменялись ещё несколькими ударами, по очереди отправляя друг в друга обеспалочкивающее заклятье и демонстрируя прекрасные щитовые чары. Я даже заметила, как пару раз срабатывали наложенные вчера колдунства, когда заклятье улетало не в пол, а в сторону. Казалось бы, это был просто небольшой обмен одним и тем заклинанием, но это выглядело настолько азартно, что даже я немного заразилась этим. Настолько, что отлипла от стены, пристально следя за происходящим. Примерно после десятого обмена Хеймдалль поднял свободную руку.

— Думаю, этого достаточно, Северус, — он улыбнулся. — В магических дуэлях на палочках используют самые разные заклинания, и мы обязательно рассмотрим их в рамках клуба, а с некоторыми вы познакомитесь на уроках чар и ОПТИ. Но давайте представим, что ситуация немного вышла из-под контроля, и вы оказались в реальном бою. Мисс Нильфхейм, будьте добры подойти сюда, — он обернулся и посмотрел прямо на меня.

Я невольно вздрогнула, но всё же направилась к подиуму. Никогда мне не нравились публичные выступления, когда на меня смотрела куча народа. Но стоило признать — у меня и самой были причины сейчас идти туда. Не только для того, чтобы протестировать предельную нагрузку на зачарованные вчера камни, но и вообще для общей тренировки. Я сунула руку в мешок на поясе, на ходу доставая кольца — по три на каждую руку, на большой, средний и указательный пальцы. Я была в форме — школьной рубашке и сером шерстяном вязаном жилете, только вместо юбки были брюки. И вместо школьных туфель — мягкие сапоги. Я поднялась на подиум и посмотрела на Хеймдалля.

— Давайте представим себе невозможную ситуацию — мы с вами оказались противниками и оба лишились палочек, — он протянул свою подошедшему профессору Снейпу.

— Магловский мордобой не может быть частью дуэли, — заметил декан.

— Однако вы не станете отрицать его эффективности в реальном бою, — пожал плечами Хеймдалль и кивнул мне. Я тоже отдала свою палочку профессору Снейпу. — А я бы хотел показать, что палочка — это ещё не всё.

Декан спустился в зал, а мы разошлись в разные концы мостков и развернулись друг к другу лицом. Однако прежде, чем начать спарринг, мы оба достали посохи, и Хеймдалль ударил своим об пол, активируя самую высокую степень защиты. Воздух вокруг подиума подёрнулся, как если там прошла короткая волна горячего воздуха. Это заставило студентов отойти на полшага.

— Всё, что вы сейчас увидите, выполнено профессионалами, и я настоятельно не рекомендую повторять это самостоятельно, — посерьёзнел Хеймдалль. — Мисс Нильфхейм, мы все понимаем, что при использовании посоха не нужно произносить заклинаний, но не могли бы вы делать это для наглядности? — я кивнула. — Тогда давайте начнём.

Мы отвесили друг другу положенный степенный поклон. За каким Мерлином — непонятно, ведь без палочек наша драка не могла называться дуэлью ни с какой натяжкой. Стоило мне разогнуться, как я отставила правую ногу чуть назад и немного присела.

— Вентус Потенция. Терра Ликвор, — я ударила посохом по подиуму, и от меня в к Хеймдаллю устремился поток воздуха такой силы, что он был вынужден согнуть руки, прикрывая лицо. А сам подиум под ним обратился густой и вязкой жижей, в которой он медленно увязал — ветер не давал ему и шага ступить.

Если бы Хеймдалль действительно был моим противником, мои шансы против него были бы плохи — он был объективно опытнее и сильнее, даже чисто физически. В дуэли на палочках мы вполне могли побороться, ведь там имело значение только знание заклинаний и умение их применять, но в реальном бою я ему уступала, и значительно. Однако это не означало, что шансов у меня не было совсем. Для начала я решила компенсировать как минимум нашу разницу в росте и лишить его подвижности — по колено увязнув в полу драться не так чтобы очень удобно.

— Прессио, — добавила я и снова ударила посохом о подиум — теперь и атмосферный столб принялся вдавливать моего наставника в жижу.

— Я в плохой ситуации, — заговорил Хеймдалль. — Обратите внимание, я почти не могу сейчас использовать посох или даже сдвинуться с места. Но и мисс Нильфхейм сейчас не может подойти ко мне. Правильный набор заклинаний перед началом атаки — это очень важная часть тактики любого сражения. Он не всегда даёт гарантированную победу, но его отсутствие может лишить и шанса.

— Терра дурус, — я снова ударила посохом по подиуму, заметив, что он увяз как раз чуть выше колена. — Прессио нормале. Штиль.

Подиум обратился каменной твердью, давление сверху исчезло, а ветер стих. Это было нужно вовсе не для облегчения ситуации Хеймдалля — он был прав, я бы не смогла приблизиться, не сняв этих заклинаний. А смысл этой демонстрации был как раз-таки в контактном бою. Я согнула колени сильнее и выхватила меч. Сталь клинка сверкнула на свету, и я рванулась вперёд, в несколько шагов преодолевая подиум. Я замахнулась для удара, вынуждая выставить щит, но вместо атаки проскочила за спину и ударила Хеймдалля в бок рукоятью меча. Он извернулся, используя режущее заклинание мечом и вынуждая меня высоко подпрыгнуть, чтобы пропустить атаку под собой. Едва приземлившись, я снова проскочила к середине подиума.

— Пульвис, — я ударила посохом, поднимая тучу пыли. Не самый, признаться, чистый приём.

— Либертас, — донёсся голос Хеймдалля, а затем он закашлялся.

Однако это означало, что из пола он выбирался. Из пыльного облака послышался хруст, а затем оно надвинулось на меня. Я едва успела уловить блеснувшую сталь и выставила вперёд левую руку.

— Протего Материалис, — выпалила я, и одно из колец мгновенно отозвалось плотным, пусть и прозрачным щитом.

Меч Хеймдалля с лязгом обрушился на него. Я едва смогла немного оттолкнуть его, чтобы сделать два шага назад, соображая, как теперь вести атаку. Едва приобретённое мной хлипкое преимущество было разрушено, так что нужно было придумывать что-то ещё, и быстро.

— Фините, — произнёс Хеймдалль, убирая облако пыли и одновременно восстанавливая подиум. — Бывает так, что вашему противнику удаётся обернуть ваши же заклинания против вас. На такое надо реагировать особенно быстро. Вентус Потеция!

Это заклинание я произнесла вместе с ним, так что потоки воздуха столкнулись на полпути, взметнувшись вверх. Потом я использовала Треморе Терра, и это заставило его пошатнуться и согнуть колени, но, разумеется, не упасть. И это сбило его атаку, так что я отступила ещё на шаг.

— Коллис, — под моими ногами поднялся небольшой холмик где-то в пол-ярда⁽¹⁾ высотой.

Это сильно сократило разницу в росте между нами. Обретя равновесие, Хеймдалль шагнул ко мне, и я смогла атаковать его мечом. Но он, разумеется, парировал. Мне пришлось скакать назад как блохе, поднимая себе такие же холмики, во время обмена ударами мечом. Сталь клинков запела. Когда это только начиналось, у меня в крови уже разгорался азарт, а теперь там яростно плескался адреналин. Мне уже было всё равно, что на меня смотрела вся школа — мне хотелось наподдать Хеймдаллю.

— Лубрика! — я сделала ставший холмистым подиум скользким.

Хеймдалль всё-таки поскользнулся, и мне удалось ткнуть его посохом в грудь. Он отъехал примерно на ярд⁽²⁾, и я сняла все заклинания с поверхности, чтобы быстро приблизиться к нему. Мы обменялись ещё несколькими ударами мечом, но я быстро решила снова отступить — сам рост Хеймдалля заставлял меня только обороняться и не давал возможности перейти в атаку.

— Пожалуй, достаточно, — Хеймдалль опустил меч.

Надо признать — он был прав. Мы пришли к тупиковой ситуации, в которой я должна была придумывать способы, чтобы дотянуться до него, а он — методы развернуть их против меня же. Это могло затянуться, так что имело смысл закончить. Я убрала свой меч в петлю на поясе и подумала, что зря натянула почти все кольца. Их я быстро стряхнула в мешок. У меня оставался только посох, и с его помощью я вместе с Хеймдаллем вернула подиум в изначальное состояние. И только теперь я обратила внимание, что в зале стоит гробовая тишина. Я перевела взгляд в толпу. Все смотрели на меня, широко раскрыв глаза. А у профессора Снейпа меж бровей пролегла морщинка.

— Свезло нам, — тихо произнёс кто-то. — А всё ты, Джефф. Если бы не ты…

Присутствующие обернулись, и я смогла увидеть тех самых пятикурсников, которым хватило ума на меня напасть. Кажется, они только что поняли, что это было Очень Плохой Идеей, и если бы я действительно хотела, удары по ним были бы не обидными, а очень даже болезненными. Или даже травмирующими.

— Большинству из вас представленные только что техники не понадобятся, — снова заговорил Хеймдалль, привлекая внимание. — Разве что тем, кто намерен поступать в Аврорат. Так что много внимания этому мы уделять не будем. Спасибо, мисс Нильфхейм. Ступайте, — я кивнула и спустилась с подиума, где профессор Снейп слегка озадаченно отдал мне палочку. — Кто-нибудь желает испытать себя? В заклинаниях, показанных мной и профессором Снейпом, разумеется.

Я направилась по коридору из людей в тот же конец зала, в котором стояла с самого начала. За моей спиной, видимо, декан передал палочку Хеймдаллю. Я узнала об этом по летящему в меня Экспелиармусу. Палочка всё ещё была у меня в руках, так что я резко развернулась и отразила его в пол. Моё лицо невольно перекосило скептической гримасой.

— Мисс Нильфхейм будет моим ассистентом в клубе, — гордо задрав подбородок, изрёк Хеймдалль.

— Всегда пожалуйста, сэр, — поджав губы, отозвалась я и наконец ушла в угол.

Первыми на подиум дуэлировать вышли Рон Уизли и Драко Малфой. И они, разумеется, не ограничились обезоруживающим и защитным заклинанием. Однако их импровизацию быстро прервали. Буквально на третьем заклинании, когда Драко выбросил Серпенсорию. Рон растерялся, а потом ударил змею Редукто, что, разумеется, привело её в ярость. И прежде чем она успела укусить кого-нибудь, профессор Снейп убрал её Эванеско. Потом были Джинни Уизли и Луна Лавгуд, потом Флинт и Диггори… В общем, это было продуктивное собрание, на котором все могли полноценно отработать щитовые чары, если этого не удалось сделать раньше по каким-то причинам.

В пятницу только и разговоров было, что о собрании клуба. И да, на меня все косились. Ну, к этому уже можно было и привыкнуть — на меня косились, когда профессор Снейп начислил мне массу баллов, когда меня взяли ловцом в команду по квиддичу, когда мы выиграли матч, когда… Короче, на меня постоянно косились. Но надо заметить, во взглядах теперь появилось уважение. А за обедом так и вовсе произошло нечто удивительное: ко мне подошли те самые пятикурсники и извинились. Это настолько повергло меня в шок, что я не меньше минуты таращилась на них, как баран на новые ворота. А потом они спросили, могу ли я научить их также посохом махать. Когда я обрела дар речи, я смогла только предложить начать хотя бы с утренних пробежек.

День обещал был безоблачным, так что я планировала снова почитать на берегу. Впереди были выходные, так что можно было взять что-нибудь из художественной литературы. Я задумчиво ковыряла десерт, размышляя, что бы это могло быть. Но тут напомнило о себе то, о чём мы на время почему-то забыли. Я не заметила, как из-за преподавательского стола ушли профессор Стебль, директор, профессор МакГонагалл и Хеймдалль. А рядом со мной возникла мрачная фигура профессора Снейпа. Он велел мне следовать за ним, и взглянув на его лицо, спрашивать о причинах я не решилась. Точнее, оно было таким же, как в ту ночь, когда нашли Колина. Я и правда думать забыла про некую змеюку и её хозяина. А они — вот они.

В больничном крыле было оживлённо почти так же, как в прошлый раз. Даже оживлённее — среди преподавателей была ещё декан Пуффендуя. Профессор Стебль выглядела бледной и взволнованной, так что я решила, что теперь на больничной койке кто-то с её факультета. Так и оказалось: там лежал рослый парень с каштановыми волосами и расширенными перепуганными карими глазами. У него была широкая челюсть, отчего казалось, будто он набил что-то за обе щеки. А чуть дальше висело потемневшее привидение башни Гриффиндора. Надо заметить, что с привидениями я лично встречалась крайне редко — возможно, именно потому, что подземелий они избегали. Но кто есть кто я знала, так что мне не составило труда определить, кто это. И я даже могла предположить, как всё пришло к такой ситуации.

— Это последние дозы противоядия, — произнёс Хеймдалль, разливая собственную порцию на две части. — Мистеру Финч-Флечтли будет достаточно, но вот боюсь сэру Николасу придётся подождать.

— Не думаю, что он затаит на вас обиду в таком случае, — заметил директор.

— Надеюсь, — отозвался мой наставник. — Фрейя. Ты уже здесь. Можешь заглянуть в его память?

Я кивнула и приблизилась. Снимать ободок днём мне не очень хотелось, но куда больше не хотелось тянуть до ночи. Так что я собралась, приготовилась и сделала это. Воспоминания этого парня были чётче, чем у Колина, так что змею можно было рассмотреть в больших подробностях, не смотря на то, что он видел её через привидение. Однако было и ещё кое-что новое — я смогла увидеть там ещё одного человека с неким чёрным предметом в руках. Похоже, что в коридоре было только два человека — тот, на кого василиск напал, и тот, кто его вызвал. Иначе о монстре бы уже вся школа знала.

— В его воспоминаниях есть что-то, чего мы не могли увидеть в прошлый раз? — спросила профессор МакГонагалл.

— Нет, — мотнула головой. Почему-то мне не казалось хорошей идеей говорить, что там был кое-кто ещё.

— Слух о нападении уже просочился, — заметил Хеймдалль. — Его ведь мистер Поттер нашёл. Директор, вы собираетесь хоть что-нибудь с этим сделать?

— Но что мы можем? — озадаченно переспросил Дамблдор.

— Ну не знаю, — недовольно заметил Хеймдалль. — Например, закрыть коридор на втором этаже, ведь все жертвы были обнаружены именно там.

— Но там туалетная комната для девочек, — отозвался директор.

— Не единственная же в замке, — возмутилась профессор МакГонагалл. — Мои студенты чаще других пользуются этим коридором. И по некой случайности именно на Гриффиндоре больше всего маглорождённых и полукровок. А кажется, именно они цель нападений.

— Не нужно так волноваться, Минерва, — улыбнулся Дамблдор. — Я уверен, мы совсем скоро сможем разрешить эту проблему.

— Профессор Стебль, — подала голос я. — То, что он видел, довольно шокирующе. Стереть ему память?

— Да, конечно, — всплеснула руками она. — Провал в памяти не покажется ему странным?

— Амнезия — это вполне нормальная реакция психики на шокирующие события, — я пожала плечами. — Иначе уже завтра ученики кинутся по домам. Всё же реликтовая змея — это не шутки.

Я стёрла память о событиях подчистую. С Колином было и сложнее, и проще, потому что его воспоминания надо было встроить в сон и что-то близкое к реальности. А этому парню надо было вычистить всё так, чтобы он ни при каких обстоятельствах не мог вспомнить, что же произошло. Потому что эти сведения были опасны не только для него самого, но и для всех в замке. Как только я закончила, Хеймдалль влил в него противоядие со снотворным, а потом плавно разбудил. Профессор Стебль тут же спросила, помнит ли он что-нибудь, и парень озадаченно покачал головой. Она увела его. А мы все остались в больничном крыле. Увы, но на то, чтобы разбудить сэра Николаса, противоядия всё-таки не хватило. Так что Мадам Помфри отвела потемневшее привидение в дальний конец зала и закрыла ширмой. Ему оставалось только ждать, когда созреет мандрагора. Однако доза противоядия осталась разве что на кого-то не крупнее меня.

Из больничного крыла преподаватели разошлись в разных направлениях: директор и профессор МакГонагалл в сторону директорского кабинета, а Хеймдалль и профессор Снейп в сторону кабинета ОПТИ. Ну, и я с ними. Мне надо было рассказать, что я увидела в воспоминаниях. Я прокручивала их в памяти снова и снова, чтобы не забыть деталей. Разумеется, я узнала человека, который там был. И я даже смогла рассмотреть выражение лица этого человека.

В своём кабинете Хеймдалль сразу предложил выпить кофе и подумать, где искать василиска, поскольку тянуть с этим дальше было уже на грани преступной халатности. Я дождалась, пока он закончит свою возмущённую тираду, и только после этого глубоко вздохнула и заговорила.

— Этот парень видел того, кто вызвал василиска, — тихо сообщила я.

— Что? — тут же уставились на меня оба профессора. — Кто? Почему ты ничего в лазарете не сказала?

— Потому что она действительно была одержима, — я глубоко вздохнула, сняла ободок и опустила глаза. — И я хочу понять природу этой одержимости.

Я потянулась к совершенно конкретному сознанию. Мысли в нём метались бешеными зайцами, паника охватывала его практически целиком. Мне пришлось осторожно покопаться там, чтобы выудить информацию о презанятной вещице — старом дневнике, который охотно беседовал с ней. Отпустив её сознание, я заглянула в дневник и тут же бросила его, чтобы сразу надеть ободок.

— Там, в коридоре рядом с василиском была Джинни Уизли, — выдохнула я. — Она соприкоснулась с очень тёмной магией и оказалась одержима. У неё каким-то образом оказался крестраж. Василиска выпускал Волдеморт.

— Вы уверены? — мрачно спросил профессор Снейп.

— Да, — я подняла на него глаза. — К несчастью, никаких сомнений.

— Что же делать? — он покачал головой и глубоко вздохнул.

— Ну, это уже другой вопрос, и по идее, не ко мне, — я скривила жабью морду.

— Не вижу такой уж серьёзной проблемы, — пожал плечами Хеймдалль. — Мы вполне можем рассчитать на этот случай парочку ритуалов. Я вижу трудность только в том, чтобы получить ту вещицу.

— Крестражи очень сложно уничтожить, — профессор Снейп сел на стул и удручённо опустил голову на ладонь. — Вдобавок, он будет сопротивляться всеми доступными средствами.

— Вообще-то, Хеймдалль прав, — нахмурилась я. — Это ведь тёмная, даже очень тёмная, магия. А в ней всегда есть лазейка. И если я правильно понимаю, о каких ритуалах идёт речь — да, главная проблема добыть крестраж, а не уничтожить.

— Может, стоит хотя бы с директором об этом поговорить? — заметил профессор Снейп.

— Что-то я не заметил, чтобы он стремился разрешить этот вопрос, — гневно фыркнул Хеймдалль. — О василиске мы знаем достаточно давно, а он даже в Аврорат не сообщил. Так что сами всё сделаем.

— А тебе очень хочется украсить собой передовицу Пророка, да? — я изогнула бровь.

— Во вторую очередь, — улыбнулся он. — Не волнуйся, Северус. Мы знаем, что делаем.

Меня перекосило: да неужели?

1) 45,72 см

Вернуться к тексту

2) 91,44 см

Вернуться к тексту

Кто-то — не будем показывать пальцем и называть меня по имени — распустил слух о том, что амнезия Джастина Финч-Флечтли была временным явлением. Эта уловка была рассчитана на то, что виновник торжества запаникует и сделает глупость. До рождественских каникул оставалась всего неделя, и от того, сможем мы заполучить дневник или нет, зависело, поедем ли мы домой. Собственно, если бы мы не смогли заполучить крестраж, можно было спокойно отправляться в особняк и заниматься своими делами. Их там поднакопилось. Но маневр сработал: Джинни Уизли решилась выбросить дневник. Откуда я это знала? Я не отпускала её сознание с тех пор, как всё выяснилось. Я намеревалась помешать следующему вторжению, если бы таковое случилось, так что постоянно следила за ней. Не то чтобы мне это доставляло удовольствие, и я очень надеялась, что долго это не протянется. И мне повезло.

Тренировки в последнюю неделю семестра были отменены. Причин тому было две — во-первых, в воскресенье выпал снег, и стало заметно холоднее и ветреннее, а во-вторых, заканчивался семестр, и некоторым надо было позакрывать хвосты. А вот утренние пробежки никто не отменял. Только перед стартом Хеймдалль лично проверял согревающие чары. Снега было не очень много, да и тропинку протоптали быстро, так что бегать было приятно. Всяко приятнее, чем в ноябрьский дождь и грязь, когда нас выходило только восемь. К слову, пятикурсники с Гриффиндора действительно вышли на пробежку после моего предложения. Однако всю дистанцию не добежали, не говоря уж о последующем комплексе.

Большинство студентов собирались уехать на каникулы домой. Поезд должен был увезти их в субботу двадцать шестого декабря, а вот Сочельник и Рождество им предстояло встретить в Хогвартсе. После нападения на пуффендуйца разговоры о Тайной комнате снова всплыли и мусолились на каждом углу. Только ленивый, ну и я, не спросили Хеймдалля, не нашёл ли он её. В четверг на занятии с нашим курсом гриффиндорцы вновь подняли эту тему, чем вконец его допекли, и он, громко хлопнув по столу, рявкнул, что это работа Аврората, а он нанимался преподавателем, а не ратные подвиги совершать. Я прикусила язык. Потому что всё своё свободное время с нападения мы с ним посвящали двум вещам — слежке за Джинни Уизли и поискам злосчастной комнаты. Однако эффект от его заявления был сильнее, чем можно было ожидать — прежде Хеймдалль ни разу даже голос не повышал, а в этот раз, пусть и на мгновение, лицо его исказилось злостью. Больше его никто ни о чём за весь урок ни разу не спросил, даже по теме.

Вообще-то, вмешиваться в ход мыслей другого человека нельзя. Заклинания, которые позволяют это делать, были не очень-то разрешены, тем более, что подавляющее большинство из них относились к тёмной магии. В том числе непростительное заклятье Империус, которое позволяло взять чей-либо разум под контроль. Но мне очень нужно было получить дневник. К тому же, надо быть честной, я была тёмной ведьмой. Наша семья никогда этого особо не скрывала. Хотя всю свою историю мы держались нейтралитета, наши семейные традиции и способности менее тёмными это не делало. Пока Джинни была настолько близко ко мне — в одном со мной кабинете — я всё же сделала это. Я вмешалась в её мысли и усилила панику. Это подтолкнуло её к принятию решения выбросить дневник. И как только пара ОПТИ закончилась, она пулей вылетела из класса и припустила прочь. Гриффиндорцы озадаченно переглянулись, однако даже после урока не рискнули раскрывать ртов при Хеймдалле. А я собиралась медленно, продолжая следить за Уизли. Она пробежала по коридору, пару раз остановившись, чтобы осмотреться, но наткнулась на кого-то, от кого метнулась перепуганным зайцем к башне астрономии. Довольно странный выбор.

Джинни Уизли запустила дневник с самой вершины башни. Прекрасное решение, учитывая, что с самого утра мело, и она даже не могла увидеть, куда он улетел. Учитывая его магические свойства, можно было не сомневаться, что манящие чары на него не подействуют. А это означало, что нам предстояло знатно покопаться в снегу. Однако сегодня был последний день занятий — в пятницу учителя были готовы принимать долги, но уроков уже не было. Планировалось украшение Большого зала и масштабный рождественский пир. Директор решил, что раз уж на каникулы остаётся лишь маленькая горстка учеников, веселее было бы отправить всех по домам двадцать шестого. Непонятно только, с какого перепуга он решил, что торжество в семейном кругу было хуже. И Хеймдалль не придумал ничего умнее, как позвать команду по квиддичу Слизерина поиграть в снежки у подножия астрономической башни. Занятия у них уже закончились, как ни странно, так что все они охотно приняли его предложение.

Надев тёплые мантии и наложив согревающие чары, мы вышли из замка. Кроме нас никто не собирался наружу — хотя ветер стих, с неба крупными хлопьями падал снег, не давая увидеть ничего дальше пятнадцати ярдов⁽¹⁾. Но нам преграды нипочём — у нас морда кирпичом. Парни подтрунивали друга на тему оставшихся по учёбе долгов и договаривались о визитах друг к другу в каникулы. А когда мы уже подходили к подножию башни, где намело небольшие сугробы, Хеймдалль посерьёзнел и остановился.

— Снежки, разумеется, прекрасная игра, но нам очень нужно кое-что найти, — произнёс он. Снег глотал звуки, так что даже если кто-то был поблизости, вряд ли слышал что-нибудь. Никого, впрочем, не было: я сняла ободок, чтобы продолжать слежку на случай, если Джинни бросится искать дневник, так что могла с уверенностью сказать, что там были только мы. — Фрейя, как оно выглядит?

— Это книга в мягкой чёрной кожаной обложке с пустыми страницами, — отозвалась я.

— Я всё понимаю, — нахмурился Маркус. — Но если ты потеряла свою вещь, можно было просто сразу попросить помочь.

— Это не моя вещь, — я мотнула головой. — Это… Темномагический артефакт, который вообще большой вопрос, как сюда попал. Это имеет отношение к Тайной комнате, и нам бы хотелось разобраться с этим.

— Но профессор Эдельштейн же говорил, что не занимается этим вопросом, — заметил Люциан.

— Видите ли, я полукровка по местным меркам. И мне бы не хотелось проверять, насколько точна наводка этого наследника Слизерина, — поморщился Хеймдалль.

— А я думаю, что кто бы не совершал нападения, на вас напасть он бы не рискнул, — хмыкнул Майлз. — А если бы и рискнул, то я бы на него не поставил, кем бы он ни был.

— Даже если бы это был Волдеморт? — я изогнула бровь.

— Я имел в виду из живых и здравствующих, — стушевался парень.

— Значит, чёрный дневник? — уточнил Маркус. — И где он может быть?

— Где-то здесь: его запустили с вершины башни, — отозвалась я. — Ветра почти нет, так что унести далеко его не могло. Да и швырнули не так чтобы очень сильно. Так что вряд ли он дальше пятидесяти ярдов⁽²⁾ от башни.

— Будем надеяться, — кивнул Хеймдалль. — Если кто-то найдет его — не открывайте, а сразу выпустите сноп красных искр. Надеюсь, его будет видно в снегу.

— Или можно просто очень сильно сконцентрироваться на этой мысли, — скривилась я. — Тогда я её услышу и смогу передать остальным.

Мы разбились на пары и приступили к поиску. Искать чёрный предмет на белом снегу, казалось бы, должно было быть легко, однако его, очевидно, присыпало, пока мы возились, так что вот не тут-то было. Минут через двадцать, когда мои вязаные тёплые перчатки были полностью залеплены снегом, мне в голову пришла мысль — у дневника было сознание. Не то чтобы полноценное и не то чтобы можно было найти его точное местонахождение, но сузить зону поиска следовало хотя бы попытаться. Я сконцентрировалась на нём. Сущность внутри дневника была определённо не тем существом, с которым мне хотелось бы вести беседы долгими зимними вечерами — озлобленная, самовлюблённая, переполненная ненавистью и страхом обгрызенная душа, признаться, собеседник так себе. Но я смогла понять, где дневник. Довольно условно, впрочем. Ещё через пару минут я наткнулась на Маркуса, перчатки которого так же залепил снег. Он стряхнул снег с торчащего чего-то перед собой, и это оказался дневник. Я тут же позвала Хеймдалля.

— Лучше не трогай его, — предостерегла я Маркуса, который намеревался поднять дневник. — Тёмная магия — это ещё та дрянь.

— Думаешь, он может со мной что-нибудь сделать? — спросил он.

— Я не знаю, но проверять не хочу, — улыбнулась я. Капитан кивнул.

Хеймдалль поднял дневник мешком из драконьей кожи с инкрустацией чёрного кварца, и я сразу же убралась из сознания Джинни Уизли — что мне там ещё было делать? Я, признаться, понятия не имела, откуда у нас был этот мешок. Арчер доставил его из нашего Хранилища, а я знала, что там полно всего. Но чтобы там был буквально мешок для крестражей — это было неожиданно. Хеймдалль привязал его к поясу, упёр руки в бока и осмотрелся. Снегопад стал меньше, так что мы все смогли увидеть друг друга.

— До обеда ещё минут сорок, — заметил Хеймдалль. — Мы вполне успеваем сыграть в снежки, ради которых я вас и позвал.

Я пригнулась и сделала большой шаг в сторону. Зачем? Потому что на последних словах он выхватил посох и шарахнул им по земле, так что от него во все стороны весьма прицельно полетели снежки. А я знала — догадывалась — что он так сделает, так что поспешила уйти с линии атаки. Хеймдалль рассмеялся и запустил снежки снова. Парни повынимали палочки и принялись перехватывать их заклинаниями или вовсе уничтожать на подлёте. Я притаилась за сугробом, медленно вытаскивая посох. Не только же Франкенштейну, в самом деле, веселиться. И я самым наглым образом обстреляла снежками из своего укрытия всех. Через пару минут парни собрались в линию между мной и Хеймдаллем — они играли командой, а мы просто против всех, периодически попадая и друг по другу. Снежки попадали по всем, так что минут через двадцать в снегу были все мантии — более равномерно у парней и несколькими крупными горохами у меня и нашего тренера. На этом он посчитал, что нам пора возвращаться в замок и, лёгким ударом посоха очистив одежду на всех от снега, направился в замок, насвистывая что-то бравурное.

Рождество, да. Вопрос с подарком встал, как всегда, ребром. Хеймдалль вполне мог позволить себе купить всё, что угодно, а что не мог купить — мог наколдовать или вообще руками сделать. Так что найти для него что-нибудь было прямо-таки проблемой из проблем. И не сказать, чтобы я озаботилась этим только двадцать четвёртого — нет. Ещё в ноябре я подумывала по старой схеме связать ему шарф, но здесь у меня на это было слишком мало времени. Разве что зачаровать спицы, чтобы они за меня всё сделали, но это было совсем не то пальто. И я решила найти ему фамильяра. Такой подарок был неуместен в большинстве случаев, ведь это же живое существо, которое требовало ухода и заботы. Но мы с Хеймдаллем были в тех отношениях, когда делать что-то подобное было можно. Так что я приобрела в заказнике яйцо оккамия, которое как раз должно было вылупиться в конце декабря. Вообще, оккамий — это очень красивое создание. У него тело змеи, покрытое похожей на перья чешуёй цвета морской волны. Голова его похожа на птичью, и хохолок на ней покрыт такими же перьями, как и его крылья, что как правило лиловые или фиолетовые. Приручить его вполне по силам такому магу, как Хеймдалль, тем более, если оно вылупится у него на руках и будет считать его «матерью». Тем более, если собрать для него цепочку из серебра его же яйца. Мне доставила его специально обученная сова заказника из Индии. Эта птица прилетела в совятню, куда я пришла проведать и покормить свою сипуху. Собственно, и доставку я ожидала в это время. Сова съела немного мяса и нашла себе место, где сразу же уснула. Я не стала открывать коробку, направившись оттуда в кабинет Хеймдалля.

Если бы не специфика подарка, я бы спокойно упаковала его, подписала карточку и подсунула бы под любую уместную ёлку — Хогвартс недостатка в них не испытывал. Но время, когда яйцо должно было вылупиться, являлось лишь примерным ориентиром, то есть зверушка могла начать пробивать себе путь на свет в любой момент. Так что я глубоко вздохнула, прежде чем постучать в дверь, и спрятала руку с коробкой за спину. К моему удивлению, Хеймдалль не открыл дверь сам, а громко пригласил войти. Едва я сделала это, как стало понятно, почему: он стоял на стремянке в спортивных брюках и футболке и цеплял на стену гирлянду из еловых веток с венками из остролиста. При виде этого я настолько опешила, что едва не выронила подарок. Что было бы фатальным.

— Что ты делаешь? — просипела я.

— Украшаю кабинет, — отозвался Хеймдалль. — Рождество же. А мы остаёмся тут на все каникулы.

— Я… э… Я имею в виду, почему руками? — более-менее вернув самообладание, изрекла я. — Ты же мог использовать заклинания. Более того, тебе бы удара посохом хватило.

— Мне хотелось прочувствовать атмосферу праздника, — он повернулся ко мне и улыбнулся. — Это, знаешь ли, нечто особенное.

— Да где уж мне, — буркнула я. — Ты долго ещё?

— Как видишь, я почти закончил, — он закрепил венок, который держал в руках, и взялся за последний кусок гирлянды. — А что?

— Ну как тебе сказать? — я вздохнула. — Вроде как дел невпроворот. Потому мы, собсна, и домой не едем.

— Не могу спорить, но сколько бы дел у нас ни было, Рождества это не отменит, — гирлянда заняла своё место на стене, и Хеймдалль спустился, удовлетворённо осматривая стену.

— Не так давно ты называл праздничное настроение помешательством, — скривила жабью морду я. — Однако я намерена усилить твоё состояние. Я придумала для тебя специфический подарок, так что хочу подарить его прямо сейчас, — и я протянула ему небольшую деревянную коробку.

— Тут даже подарочной ленточки нет, — обиженно заявил Хеймдалль, и я закатила глаза.

Он снял крышку, и по его лицу пробежала целая гамма эмоций. Я не смогла отказать себе в том, чтобы влезть к нему в голову и пронаблюдать его мысли. В первое мгновение он был удивлён, а затем, как только понял, что это за серебряное яйцо, шок сменился восторгом. Он смотрел на яйцо несколько секунд, а потом резко поднял взгляд на меня.

— Это оккамий? — уточнил Хеймдалль, и я кивнула. — Но почему?

— Потому что кое-кому нужен фамильяр, — я пожала плечами. — Я думала о щенке фенрира, но потом решила, что он тебе не очень подойдёт.

— Должен признать, тут тебе виднее, — кивнул он. — И когда он должен вылупиться?

— Да вот уже в ближайшее время, — я улыбнулась. — Иначе это потерпело бы до завтра.

— Ох, я… спасибо! — Хеймдалль широко улыбнулся. — Ты же не будешь против подождать своего подарка до завтра?

— Да мне, собственно… — я вздохнула. — У меня нет настроения. Так что легко.

— Почему это у тебя нет настроения? — он поставил коробку на стол и сложил руки на груди. Я покосилась на мешок с крестражем у него на столе, и он проследил мой взгляд. — А, да… Точно, — он поморщился и вздохнул. — Не будем откладывать.

Мы уселись за стол и разложили перед собой чистые листы бумаги. Короткое обсуждение привело нас к мысли, что можно попробовать использовать алхимию из прошлого мира — в принципе, именно на эти ритуалы и намекал Хеймдалль, когда речь только зашла об этом. Нам нужно было рассчитать круг преобразования, чтобы отделить часть души от предмета, обезопасить её и заключить в другой предмет. Первым предложением было считать крестраж кастрированным подобием философского камня. Круг преобразования для его разделения был нам известен, однако его надо было адаптировать к тому, чтобы кусок души никуда не улетел. Да и вообще к самой природе магии. Когда мы на третий раз переписывали набор сдерживающих символов, в дверь постучали. Там оказался профессор Снейп. Факту моего присутствия в кабинете его коллеги он совершенно не удивился. А вот при виде гирлянды он озадаченно изогнул бровь.

— Северус? — слегка удивился Хеймдалль. — Что тебя к нам привело?

— Хотел узнать, планируете ли вы уехать на каникулы, — отозвался он.

— Нет, мы остаёмся, — мой наставник посторонился, пропуская декана внутрь, а затем быстро выглянул в коридор. — Возникли неотложные дела.

— Это то, о чём я думаю? — профессор Снейп посмотрел на мешок на столе.

— Даже я не знаю, о чём вы думаете, сэр, — заметила я. — Но если вы про крестраж, то — да, он здесь.

— Значит, уже совсем скоро… — в нём вспыхнул невероятный букет эмоций, который я даже разобрать не смогла, но он быстро подавил его. — Когда вы намерены?.. Ну, сделать, что собирались.

— Я говорил, что это не так уж сложно, но не говорил, что быстро, — Хеймдалль вздохнул. — Думаю, в неделю уложимся. Новогодняя ночь удивительно хороша для проведения сложных ритуалов.

— Я… Видишь ли, я был знаком с ним, — тихо произнёс профессор Снейп. — Это… Был не самый простой период моей жизни.

— Не всем нам везёт, — пожал плечами Хеймдалль. — Я охотно выслушаю тебя, если ты захочешь поговорить об этом, но не буду ни давить на тебя, ни тем более осуждать. Только один вопрос: ты думаешь, крестраж был один?

— Нет, — декан мотнул головой. — Он жаждал бессмертия, и ему нужны были гарантии. Так что их должно быть несколько.

— Не хотелось бы с этим соприкасаться, но я могу поискать, — пробормотала я, мрачно взирая на рисунок на листе. — И это приводит нас к тому, что душу надо собрать.

— Что это за рисунки? — озадаченно спросил профессор Снейп, приблизившись к столу. — Никогда не видел такой магии.

— Это довольно древнее колдовство, — отозвался Хеймдалль. — Оно было прародителем трансфигурации, но позволяло работать с большим количеством объектов. В наши дни оно почти забыто.

— И как оно работает? — декан заинтересованно повернулся к нему.

— М… Фрейя, в твоей библиотеке были книги об этом?

Я подняла голову, озадаченно всматриваясь в его лицо. История, которую он только что рассказал, казалась враньём в лучших традициях Хоэнхайма — гладко, чётко и прям сходу. Я лихорадочно пыталась придумать, что бы ответить, чтобы не выдать вранья, когда с удивлением поняла, что это не было ложью. Зачатки этой магии здесь действительно были, хотя ей и правда практически не пользовались. Более того, в моей, похоже, всеобъемлющей библиотеке были книги на эту тему.

— Есть вроде, — озадаченно нахмурилась я. — Только, мне кажется, они на мёртвых или, по крайней мере, древних языках. Без переводчика с ними не совладать.

— Да и с переводчиком через них ещё продраться надо, — удручённо заметил Хеймдалль. — Северус, если тебе интересно, я не против рассказать тебе об этом в деталях. Но не сейчас.

Школьные часы пробили шесть. Я снова посмотрела на нарисованные на листах круги — захотелось собрать их и подбросить в воздух. Всё равно надо было всё переделывать. Однако стало ясно, что в один круг никак не запихнуть всё, что нужно. Их требовалось три. И ещё требовалась клетка для души, а это простым процессом не представлялось. По пути в Большой зал я вспомнила ещё о том, что у крестража должна была быть лазейка. У тёмной магии, тем более связанной с бессмертием, всегда была лазейка. Потому что жить вечно, конечно, хотели многие, но иногда случалось так, что ожидание и реальность не совпадали. Почти всегда так случалось, если уж начистоту. Понимая это, маги всегда оставляли лазейку, чтобы с самим собой не сражаться, если бы захотелось уйти на покой. Надо было только прочитать об этом. Были ли в моей библиотеке книги по теме?..

Обычно я обращала внимание на еду, тем более, что кормили в Хогвартсе вкусно. Не всегда это была здоровая и полезная еда, но всегда в достатке. В этот раз мне могли на тарелку положить картон — я бы не заметила. Мои мозги были заняты кругами и книгами. Попытки завязать со мной разговор разбивались о растерянное: «А?», — так что быстро прекратились. Как мы вернулись в кабинет Хеймдалля, я даже не заметила. Мне казалось, что я ещё что-то жевала, когда осознала, что снова смотрю на листы не в мыслях, а в реальности.

— Итак, я подумал, что понадобится три… — начал было Хеймдалль, но его прервал серебряный звон.

Он перевёл взгляд на коробку с яйцом. Я же напротив присела ниже, чтобы не попасть в поле зрения новорождённого оккамия. Треск повторился ещё, а потом и ещё раз. Затем послышался звук, как если бы упала небольшая монета. Я проследила, как Хеймдалль с выражением умиления протянул к коробке развёрнутую ладонь. А через пару секунд оттуда ему на руку выбрался маленький зверёк. Умиление невольно расползлось и по моему лицу — такой он был очаровательный. Ну, гладить я бы его не стала — мог расклевать руку к Мерлину, но менее милым он от этого не стал.

— Он прекрасен, — улыбнулся Хеймдалль. — Но… Его ведь надо покормить? И ему нужно какое-то место?

— Ты щас серьёзно или просто паникуешь? — скептически осведомилась я. — Да, ему нужно поесть — молоко подойдёт. Да, ему нужно гнездо. Ты же сам мне рассказывал: оккамий занимает всё свободное пространство.

— Точно… — протянул Хеймдалль и аккуратно вернул зверька к скорлупе его яйца. — И я должен дать ему имя.

— Ну, это как раз подождёт.

Профессор Снейп пришёл к нам примерно через полчаса. Картину он застал, конечно, впечатляющую: я увлечённо малевала круги на бумаге, а Хеймдалль не менее увлечено шагал по комнате с оккамием в руках. Гнездо, похожее на кошачий домик, он трансфигурировал из чего-то, попавшегося под руку, и теперь оно занимало кресло. Затем он попросил домовиков принести ему тёплого молока, и теперь кормил зверушку из пипетки. Не долго думая он дал ему имя Фреди, каким-то образом определив, что этот оккамий девочка. Зверьку имя определённо понравилось. Да и сам Хеймдалль ему… ей пришёлся по душе: она обвила кольцом его ладонь и ни разу даже не клюнула.

— Это оккамий? — лицо декана вытянулось.

— Да… — протянул Хеймдалль. — Красавица, правда?

— Да… — кивнул профессор Снейп. — Но откуда она у вас?

— Из Индии, — подала голос я. — Из заказника. Я на сегодня всё, — призналась я. — Большего мне из своих мозгов сейчас не выжать.

— Хорошо, продолжим завтра, — очень легко согласился Хеймдалль. — Перед сном заодно подумай, как зачаровать тюрьму.

— Всё, что смогу сегодня надумать — то, что это надо сделать, — я пожала плечами и поднялась. — Не забудь потом уложить её в гнездо, чтобы избежать риска удушения.

— Не беспокойся, я её не удушу, — практически проворковал он.

— Скорее, это она тебя невольно задушит, — хмыкнула я.

— Кажется, Хэймдэллу сейчас не до нас, — заметил профессор Снейп. — Идёмте, Фрейя.

— Да, сэр, — я вздохнула. — Надеюсь, завтра он придёт в себя.

1) 13,75 метра

Вернуться к тексту

2) 45,72 метра

Вернуться к тексту

Двадцать пятого декабря с самого утра пошёл снег. Возможно, именно по этой причине на пробежку вышло полтора землекопа, и то в основном со Слизерина: команда по квиддичу, профессор Снейп, Вей и мы с Хеймдаллем. Не сказала бы, что прямо мороз вдарил, но было довольно бодряще. Хеймдалль зачем-то взял Фреди с собой, но поскольку оккамии — животные весьма теплолюбивые, на руку, вокруг которой она намоталась, он надел огромную варежку. Это выглядело забавно, но он этот факт начисто игнорировал. Ну, это можно было понять — чтобы фамильяр искренне привязался к своему хозяину, с ним нужно было проводить как можно больше времени. И замечу, что оккамий для этого — не самый плохой вариант.

Какой бы ни был праздник, на тренировку это не влияло. Как и погода или время года. Сомнительно, чтобы Хеймдалль отменил её даже если бы бушевал тайфун. Впрочем, в нашем клане это было нормой, потому что существовали такие ингредиенты, которые и полагалось собирать в грозу, например. Но если нам с ним пробежка в снегопад была делом привычным, как и комплекс, то остальным бег по сугробам давался не так легко. Хотя я заметила, что Вей чувствовал себя довольно уверенно. И я подумала, что было неплохо расспросить его о семье подробнее.

К слову о семьях однокурсников с факультета. Закрыв свою голову от их мыслей, я с ними сблизилась. В разной мере, конечно, но тем не менее. И мне удалось раскрутить Девону на то, чтобы он немного научила меня магии вуду. Для меня это была практически новая и неизведанная территория, поскольку Хеймдалль с ней был практически не знаком, а книга по ней в моей библиотеке была только одна, и её автор предполагал, что читатель знает основы. Так что особого смысла в её прочтении не было. Однако моя подруга в кратчайшие сроки закрыла этот пробел в моих знаниях, пусть и не полностью. Было примечательно, что магия вуду во многом обращена к стихиям и духам. Я видела в этом потенциал для использования посоха в некоторой работе с артефактами. Последнее стало особенно актуально в свете необходимости создать тюрьму для души.

Хеймдалль не хотел расставаться с Фреди, так что взял её с собой и в Большой зал на завтрак. Чем, разумеется, вызвал фурор за преподавательским столом. Первокурсники сидели как всегда ближе всего к ним, так что могли даже разговоры учителей слушать. Не то чтобы это было целью, просто в этот день они разговаривали достаточно громко. Больше всего оккамий привлекла внимание двух школьных натуралистов, так сказать: Хагрида и профессора Кеттлберна, который преподавал Уход За Магическими Существами, сокращённо УЗМС. Профессор Кеттлберн был шотландцем и носил килт. Он был явно преклонного возраста, и хотя у первого курса он ничего не вёл, мне он представлялся человеком лёгкого и весёлого нрава. Одну руку заменял ему волшебный протез, левый глаз всегда был под повязкой. Его седые волосы чаще всего были всклочены. Заметив оккамия, они с Хагридом практически облепили Хеймдалля, стремясь получше рассмотреть животное. Школьный лесничий даже вознамерился погладить Фреди, однако она недвусмысленно и пребольно клюнула его в палец, чем, надо заметить. вызвала огромную радость как у самого Хагрида, так и у Кеттлберна.

— Уж не считает ли она вас матерью, Хэймдэлл? — улыбнулся профессор, глядя, как оккамий вкушает с хозяйской руки печеньице.

— Полагаю, что так, — кивнул Хеймдалль. — Я всё же был первым, кого она увидела, едва вылупившись.

— Откуда же у вас это сокровище? — продолжил Кеттлберн.

— Как я понял — из заказника в Индии, — Хеймдалль улыбнулся. — Это подарок.

— Кто-то очень вас любит, — мягко заметила профессор МакГонагалл.

У меня покраснело вообще всё. Я низко наклонилась к тарелке, не особо надеясь, что этого никто не заметил. Ну, если уж быть честной, то утверждение профессора МакГонагалл нельзя было назвать в корне неверным. Фрейя по-своему любила Хеймдалля — всё же он заменял ей семью, которая её бросила. Что же касалось наших с Франкенштейном отношений, то… Они всё ещё относились к категории сложных. Или это только я так думала? Вообще, я могла бы залезть к нему в голову и узнать, но почему-то мне не хватало духа. Мало ли что у него там…

Мне надо было прочитать кое-что, и это было такое кое-что, какое я определённо не могла читать в библиотеке, гостиной Слизерина и даже в нашей спальне. И даже мой закуток для чтения был не очень подходящим местом, потому что меня там могли найти мои товарищи по команде. Этим кое-чем не был какой-нибудь роман, от которого носом кровь течёт — это был том «Тёмной артефакторики», который включал в себя главы о крестражах. Это была материя крайне тёмная, так что книги об этом были запрещены. Хотя не сказала бы, что запрещены настолько, что их прямо разыскивали и изымали, так что нужный том в моей библиотеке был. Проблема была в том, что прочитать его я могла либо дома, что было невозможно в текущих условиях, либо в комнатах Хеймдалля. А это было невозможно без самого, собственно, Хеймдалля. Так что я соскребла всё, какое только у меня было, мужество и поплелась к нему после завтрака.

Мне пришлось подождать его у двери несколько минут. И всё это время в моей голове крутились слова МакГонагалл. Нет чтобы что полезное — дурь всякая. А потом Хеймдалль подкрался сзади и напугал меня. В смысле, я задумалась и подскочила от неожиданности, когда он подошёл, хотя середечко-то забилось.

— Разве у тебя есть долги по моему предмету? — он изогнул бровь, открывая дверь в свой кабинет.

— Нет, мне нужно почитать, — отозвалась я. — Кое-что.

И моё лицо сделало нечто ужасно двусмысленное — покраснело. Покраснело оно из-за слов замдиректора, потому что это было действительно неловко. Но если что-то может быть неправильно понято, оно будет неправильно понято. Хотя в данном случае непонятно, что хуже.

— Что это ты такое читать собралась? — хмыкнул он, пропуская меня в кабинет.

— «Тёмную артефакторику», вообще-то, — я вздохнула. — Надо учитывать особенности при расчётах.

— Тогда у тебя, должно быть, жар, потому что это точно не та книга, от которой может возникнуть такой румянец, — посерьёзнел Хеймдалль.

— Нет у меня никакого жара, — я нахмурилась и заставила себя посмотреть на него. — Это из-за того, что сказала профессор МакГонагалл, — мои уши могли бы комнату обогреть.

— О… — Хеймдалль улыбнулся и сложил руки на груди. Я невольно проследила, как Фреди соскользнула с ладони и перебралась на шею так, что её хвост оказался на левом плече, а голова под правым ухом. — И тебе хотелось бы обсудить со мной эту тему?

— А похоже? — откровенно удивилась я.

— А я бы хотел знать, права ли Минерва, — он склонил голову набок.

— О, Мерлин… — едва не взвыла я. — Фрейя действительно любит Хеймдалля, он же её семья.

— А что насчёт тебя? — Хеймдалль чуть сощурился.

— Как ты можешь задавать мне такие вопросы после всего, что между нами было? — я картинно закатила глаза. — Ты вообще назвал питомца моим старым именем!

— Фамильяра, — поправил он с крайне серьёзным выражением. — Это очень разные вещи. Ты же не будешь сравнивать своего василиска с кошечкой.

— Я бы и оккамия с ним сравнивать не стала, если уж на то пошло, — скривилась я.

— Справедливо, — согласился Хеймдалль и бережно почесал подбородок Фреди. — Но она и не кошка.

— Я твою метафору не понимаю, — я вздохнула. — Если ты не против, я могу почитать в твоей гостиной? Там меня не застукают за чтением запрещёнки.

— Разве что я, но я тебя не сдам, — хмыкнул он. — Я буду здесь — принимать долги. Гостиная в твоём распоряжении.

— Спасибо, — я улыбнулась и поспешила убраться с глаз его, пока мы не вернулись к этой дурной теме.

Арчер доставил мне нужный том. Это была толстенная книга размера фут на два⁽¹⁾, в чёрном, разумеется, переплёте. На корешке была затёртая цифра «VI». Больше на гладкой коже — и мне не хотелось думать, кому она принадлежала до того, как стала обложкой — никаких надписей не было. Написана она бордово-бурыми чернилами, и я подозревала, что это была драконья кровь. Возможно, позднее «Тёмная артефакторика» издавалась уже в печатном виде в обычном картонном переплёте, но у меня был вот такой. Шестой том был посвящён крестражам, каменному сердцу и ещё парочке практик продления жизни. Скажем так, нормальный человек такие бы проворачивать не стал. Я внимательно прочитала каждую главу об этой тёмной материи, и временами меня передёргивало от того, что там было. Спасибо хоть картинок не понарисовали.

Я закрыла книгу и задумалась. Кое-что из прочитанного вызывало невнятный зуд в голове, как будто я упускала что-то. Что-то важное. И тут меня озарило: в школе было целых два прекрасных источника информации, к которым я прежде не обращалась, потому что они довольно неплохо скрывали собственные мысли. Директор Дамблдор и профессор Снейп. И поскольку профессор был ко мне гораздо более учтив, я решила оставить за ним право на личное пространство. Директор со своими приколами про Поттера, которому они были вовсе не нужны, нравился мне меньше, и я не посчитала чем-то неприемлемым влезть в его голову. Я сняла ободок и приготовилась концентрироваться.

— Уже время обеда, — я вздрогнула от внезапно раздавшего голоса Хеймдалля. — Пойдём?

— Да… — протянула я. — Ты потом будешь это читать? — я ткнула пальцем в книгу.

— Интересное чтиво? — он улыбнулся.

— Не оторваться, — скривилась я. — Обедать так обедать. Я потом пойду в нашу гостиную. Хочу выпытать ещё немного у Девоны, пока она не уехала.

— Хорошо, — снова улыбнулся он.

Может быть, мне бы и удалось задать Девоне ещё несколько остро интересующих меня вопросов по магии вуду, если бы она, собираясь, чуть ли не носилась по потолку. Впрочем, вместе с ней носились и Геката с Абигейл. Я одна не собирала вещи, потому что никуда не ехала, так что сидела на своей кровати с ногами и наблюдала за ними. Откровенно говоря, мне немного не хватало попкорна, потому что суетились они сверх всякой меры. Особенно учитывая, что через пару недель они сюда вернутся. То есть ничего страшного, если бы они что-то забыли, не случилось бы. Если бы я поехала домой, то вообще не стала бы брать чемодан — дома всё есть, а с палочкой, посохом и мечом я и так не расстаюсь. Так зачем таскать тяжести? Особенно если есть домовики. Но девочки, видимо, находили какую-то особую прелесть в процессе. А я в наблюдении, что уж. Впрочем, совсем скоро мне наскучило, так что я тихой сапой слилась в известном направлении кабинета своего наставника.

— А нет ли у тебя, часом, проблем в общении со сверстниками? — усмехнулся Хеймдалль, впуская меня.

— Есть, — скривилась я. — Их катастрофически мало. Открывал нетленку?

— Не успел, если честно, — он мотнул головой. — Надо было проверить долги. А что там?

— Тут так с ходу и не объяснишь в двух словах, — скорчила жабью морду я. — Кофе нальёшь?

Он кивнул, и мы прошли в гостиную. Я забралась с ногами в кресло, подальше от нетленки, и подождала, пока ко мне в руки не попадёт большая чашка, после чего сделала большой глоток. Хеймдалль расположился напротив и внимательно на меня посмотрел. Я поставила кружку на журнальный столик и набрала в лёгкие воздуха.

— Как я и думала, лазейка у крестража есть, — начала я. — Её можно будет использовать для сбора души воедино. Смысл в том, что это материя, которая всегда, даже после раскола, стремится к целостности. Лазейка в том, что при уничтожении крестража часть души в нём будет уничтожена, а если её извлечь, тогда ею можно притянуть и все остальные.

— Думаю, это можно отнести к разряду хороших новостей, — он улыбнулся.

В дверь постучали, и Хеймдалль пошёл открывать. А я увидела лежащий на столике ободок, который оставила там перед обедом. Это напомнило мне о том, в чью голову я намеревалась влезть — Дамблдора. Я сконцентрировалась и нашла его сознание. И я не рассчитывала, что незаметно влезть туда будет легко. Не назвала бы это невозможной задачей, равно как и простой. Надо заметить, у него была довольно сильная защита, которая не пропускала лишние мысли наружу, но мне не составило… Вру: мне было не так-то легко пробраться через неё незаметно. Но мне это удалось за каких-то пару минут. Потом ещё пришлось покопаться в его голове, найти нужные воспоминания и нужные мысли. Откровенно говоря, кое-что из найденного мне настолько не понравилось, что даже лицо свело, как от незрелой хурмы. Возникал вопрос, кто тут ещё Тёмный Лорд, знаете ли.

Я снова сфокусировалась на гостиной Хеймдалля, когда он входил в неё вместе с профессором Снейпом, предлагая ему кофе. Декан заметил меня и едва заметно кивнул, как будто говоря, что ничего удивительного в моём присутствии здесь не было. Профессор устроился на диване, покосился на книгу, но промолчал. Когда Хеймдалль дал ему чашку горячего кофе и он сделал глоток, я не выдержала молчания.

— Скажите, сэр, а вы знали, что Гарри Поттер — крестраж Волдеморта?

Очевидно, он не знал, если судить по шокированному фонтану кофе, залившему журнальный столик. Хеймдалль с укором посмотрел на меня и взмахнул палочкой, прибирая бардак.

— Что? — сипло спросил профессор Снейп.

— М… Надо, наверное, по порядку рассказать, — я умялась в кресло поудобнее. — Я тут с утра читала вон ту нетленочку, — я кивнула на «Тёмную артефакторику». — В ней есть весьма увлекательные главы о том, из чего и как делать крестражи. Пока читала, у меня закралось неясное подозрение, и я решила с ним разобраться. Как раз перед вашим приходом закончила.

— Что вы сделали? — нахмурился он.

— Хочу, чтобы вы понимали — я тёмная ведьма со всеми вытекающими, — я чуть опустила голову. — Мне не показалось чем-то дурным проникнуть в чужое сознание и получить информацию, которая меня интересовала. Надо сказать, узнала я немного больше, чем рассчитывала, но думаю, что вам не всё интересно. Так вот, — я откинулась на спинку. — Сей шедевр говорит о том, что крестраж можно создать из человека или иного живого существа. Это даст ему некоторые возможные бонусы вроде остаточной силы творца крестража или якорения души от перехода за грань смерти. Если условия соблюдены, то при повторных актах раскола души создание крестража может произойти случайно. Мне понадобились некоторые мыслительные усилия, чтобы сложить два и два.

— Это лишь умозаключение, — сощурился профессор Снейп.

— Было им, пока я не влезла в мысли директора, — изогнула бровь я.

— Ты хочешь сказать, что… — глаза Хеймдалля округлились, а затем он закрыл лицо ладонями. От меня не скрылось, как он зверел. — Он что, считает, что может распоряжаться чужими жизнями? — утробно прорычал мой наставник.

— Ну да, — я пожала плечами.

— Да кем он себя считает? — в глазах Хеймдалля загорелся опасный огонёк.

— Ты это, расслабь всё, что у тебя там напряглось, — хмыкнула я. — Мы с этим справимся. Надо будет только учесть этот значимый факт в расчётах.

— Он с самого начала знал? — сипло спросил профессор Снейп.

— Директор очень много чего с самого начала знал, — криво улыбнулась я. — Но если честно, мне бы хотелось сейчас вернуться к праздничной атмосфере, а не тонуть в жажде крови. Не прямо сейчас же нам необходимо ринуться решать проблему.

— Ты права, — внезапно просветлел Хеймдалль. — У нас есть всё, чтобы справиться с любой проблемой.

Ага, мерисьюизма полные штаны у нас есть. Ну и куча книг, знаний и умений, но его тоже — хоть попой ешь.

В Большом зале стояла огромная ёлка, нарядно, но со вкусом украшенная. На ней висели большие красные шары и золотые банты. Под ёлкой можно было оставить подарок для любого человека в школе — ночью домовики должны были перенести подарки к ёлкам в факультетских гостиных, откуда адресаты уже могли их забрать. Ну, или в кабинеты преподавателей, если кому-то пришло бы в голову дарить им подарки. Ну, нам с Хеймдаллем, например, пришло: мы решили подарить профессору Снейпу ежедневник. Да не простой, а золотой, в смысле волшебный. Он умел и информацию скрывать, и подсвечивался напоминаниями, и мог страницы увеличивать и добавлять для заметок, и даже пальцем без чернил в нём можно было писать. Короче, очень удобная вещь. Подарок был не очень дорогой, на самом деле — сам ежедневник был куплен в магловском магазине Мерлин знает когда, а чары мы сами наложили. Так что он был дружеским и символическим — мы просто надеялись сделать человеку приятно. А товарищам по факультету я раскошелилась на книжки художественного содержания. Всем разные, чтобы можно было меняться. Они пришли уже упакованными, и даже я не знала, что кому достанется — кому «Трое в лодке, не считая собаки», кому «Ведьмак», а кому «Цвет волшебства»… Там много чего было.

Вдоль стен провесили золотую мишуру и композиции из шаров и остролиста. С потолка, имитировавшего небо, шёл снег, который обращался золотыми блёстками. Свечей, как мне показалось, было даже больше обычного. И золотого, как мне показалось, было даже больше, чем требовалось. Единственным минусом зала, при всей красоте и атмосфере убранства, был холод. Ну, не собачий, конечно, но всё же. Грелку для гостиной Слизерина мы своими каналами достали быстро, а вот с переговорами для всех помещений школы директор почему-то тянул резину. Может, это у него стиль управления такой? Типа создать побольше дискомфорта, чтобы студенты пошли и выучили заклинания, которыми с ним можно справиться. Хотя вот как раз чары и так всех увлекали.

Ободок я так и не надела, но каким-то волшебным образом мне удавалось почти не слышать чужих мыслей. Может, потому что у всех в головах рождественские гимны играли на разные лады? У меня в голове крепли кое-какие подозрения, и мне хотелось подкрепить их или опровергнуть. И сделать это можно было только одним известным мне способом — влезть в голову Дамблдора. И Когда я вошла в зал, директор сидел на своём золотом троне за столом и говорил о чём-то с профессором МакГонагалл. Не думаю, что он бы не обратил на меня укоризненный взгляд, если бы знал, что я проделала немногим ранее. Впрочем, я была уверена, что в мои мысли он не проникал ни разу: защита разума легилимента — это вам не фунт изюма! Так что я расслабилась и направилась к своему месту за столом.

В честь Рождества на ужин была индейка, запечённая с картофелем. Запах от неё стоял такой, что даже самый сытый человек едва ли смог бы отказать себе в том, чтобы хотя бы попробовать. И я себе отказывать в этом, разумеется, не стала. А на десерт домовики для каждого приготовили домик из имбирных пряников с разными начинками, глазурью и украшениями. У меня был марципановый Санта, ёлка с шарами из засахаренной клюквы, а внутри домика был практически торт из шоколадного бисквита и крема с цедрой. И это было настолько вкусно, что мне и думать не хотелось больше в этот вечер ни про Дамблдора, ни про крестражи и вообще ни про что, что не будет наполнено духом рождества.

Рождественская ночь — ночь удивительная. Для неё, надо заметить, тоже существовали ритуалы, как на Самайн, но немного другие. Полетать по округе на горящих мётлах с диким хохотом можно было, конечно, в любой праздник, да и в принципе в любой день — это так, развлечение просто. А вот гадание было почти обязательной штукой даже для волшебников. А волшебные гадания — это совсем не то же самое, что магловские. Это практически прорицания, пусть и неточные. Ну, прорицания — вообще штука туманная, но всё же. Мы с девчонками сидели в своей спальне и обсуждали, на что будем гадать. Они твёрдо решили на суженого, а я также твёрдо решила этого избежать. Но моё решение никого не всколыхнуло, так что Геката достала хрустальный шар, и началось. Я вяло произнесла формулу и коснулась пальцами шара. Мне нельзя было отнимать руки, если я действительно хотела что-то увидеть. Туман в шаре начал приобретать форму, когда я резко дёрнулась, услышав кое-чьи мысли. Я услышала, как Гарри Поттер и Рон Уизли подумали, что вошли в гостиную Слизерина.

— Увидела, кто там? — спросила Абигейл.

— Что? — слегка осоловело переспросила я. — А, нет. Извини.

— А где ты была с утра? — вдруг спросила Геката. — Мы тебя до обеда не видели.

— Известно где, — буркнула я, прислушиваясь. Как будто был шанс, что я услышу, что там в гостиной происходит.

— Я ходила к профессору Эдельштейну долги сдавать, но тебя не видела, — Геката склонила голову набок.

— Я в его гостиной сидела, — я пожала плечами.

— МакГонагалл сказала, что тот, кто подарил профессору оккамия, очень его любит, — сощурилась Абигейл. — Это ты подарила, да?

— Да, — я вздохнула и оборвала вопросы раньше, чем они посыпались. — Он мне за семью. Ничего такого.

— Конечно… — вразнобой протянули девчонки. Не похоже было, что поверили, но переубеждать их я не собиралась.

— И кстати о профессоре, — я слезла с кровати. — Я, кажется, ободок у него оставила. Пойду заберу, пока ещё не отбой.

И я поспешно вымелась из спальни.

По случаю того, что день сегодня был неучебный и в действительности никуда я после ужина не собиралась, на мне вместо школьной мантии была тёмно-бордовая, с насыщенно серыми лацканами поверх рубашки и брюк. Я понимала, что шататься по школе в таком виде будет прохладно, но у меня была палочка с собой, так что замёрзнуть я была не должна. Когда я вышла, сразу обратила внимание, что в гостях у нас только два гриффиндорца, хотя обычно они ходили исключительно втроём. Мои сомнения насчёт того, что Драко сам пригласил именно их, оказались оправданы: Гарри и Рон были под оборотным зельем — в личинах малфоевских миньонов.

— …кто-то есть хуже Дамблдора? — сморщился Драко.

— Гарри Поттер, — после небольшой паузы ответил Гарри.

— Довольно спорное утверждение, — улыбнулась я, подходя ближе. — Драко, Винсент, Грегори, — я по очереди кивнула им.

— Фрейя! — Малфой поднялся. — Тебе идёт этот цвет. Что тебя сюда привело?

— О, ерунда — мне надо к Хеймдаллю, — я чуть склонила голову набок. — Одолжишь мне своих миньонов? Я немного опасаюсь встречи с гриффиндорцами.

— Не очень-то я верю, что ты их опасаешься, — усмехнулся Драко.

— Выражусь иначе: мне бы не хотелось украсить какой-нибудь из коридоров школы в духе раннего потрошизма, — усмехнулась я в ответ.

— Крэбб, Гойл, — повернулся к ним Малфой. — Давайте-ка. Если живот болит, у профессора Эдельштейна наверняка что-нибудь есть.

— Спасибо, парни, — я улыбнулась, опять, и направилась к выходу из гостиной.

Фальшивые Крэбб и Гойл шли за мной, как будто не были уверены, что найдут дорогу. Что было похоже на правду, на самом деле. В подземельях нам никто не встретился, и я надеялась, что нам не придётся идти дальними огородами туда, где они оставили свою подругу. Я шла не особенно торопясь, что медленно усиливало волнение в мыслях мальчишек. Тем более, что оборотное зелье уже заканчивало своё действие. По крайней мере, переглядываясь, они оба это замечали. Я остановилась, когда мы подошли к выходу из подземелий. Там было место, незаметное из коридора первого этажа. Я повернулась и обнаружила Поттера и Уизли в обвисших на них мешками вещах Крэбба и Гойла.

— Где Гермиона? — с постной миной спросила я.

— Что? Почему ты про неё спрашиваешь? — вытаращился на меня Рон.

— Не ори, — я сжала переносицу. — Будет плохо, если профессор Снейп услышит тебя, — он, правда, был в учительской, и Уизли мог орать, как если бы его резали, и всё равно бы никто не услышал. Но он этого не знал. — Я сразу поняла, что один из вас Гарри Поттер, — я посмотрела на него. — Потому что только ты мог сказать, что ты хуже Дамблдора. А поскольку вы всегда втроём, я подозреваю, что с порцией зелья Гермионы что-то пошло не так. Где она?

— Чтобы ты сдала нас МакГонагалл? — скривившись пробурчал Рон.

— Если бы я хотела вас сдать — сдала бы Снейпу, — сощурилась я. — Или ты хочешь сказать, что ингредиенты для Оборотного зелья вы купили?

— Она… — Гарри глубоко вздохнул. — Она в туалетной комнате для девочек на втором этаже.

— В туалете Миртл, что ли? — поморщилась я. — Почему-то меня это не очень-то и удивляет… Идёмте. И постарайтесь не шуметь.

Мы быстро шли по пустым коридорам, которые были такими совершенно не случайно — я старалась идти так, чтобы ни на кого не наткнуться. А поскольку мы не бежали и не шумели, портреты не обращали на нас никакого внимания. Рон и Гарри ускорились только ярдах в двадцати⁽²⁾ от нужной двери, куда вломились вообще безо всякого стеснения. Нет, я понимаю, что этой туалетной комнатой не пользовались из-за того, что в ней обитал призрак, но она всё-таки была для девочек. Хоть бы постучали для приличия… Я неспеша вошла за ними. Они замерли у одной из кабинок, и я не торопясь подошла туда.

— Волос, который я сняла с одежды Милисенты, был кошачий, — произнесла Гермиона-кошка, а ещё через мгновение заметила меня. — Мы…

— Тебе помощь нужна, — заметила я. — У Хеймдалля есть одно зелье, которое может тебе помочь.

— Это ловушка! — выпалил Рон. — Он наверняка нас накажет!

— Я бы на вашем месте переоделась из чужой одежды в свою, — скривилась я. — Гермиона, ты, конечно, можешь пойти в больничное крыло. И мадам Помфри, конечно, сможет тебе помочь. Только это займёт около месяца. И ты пропустишь не только каникулы дома, но и начало второго семестра.

— Профессор Эдельштейн правда может помочь? — мрачно спросила она.

— Правда, — я кивнула. — Это будет немного болезненно, но через полчаса будешь в норме.

— Хорошо… — она отвела глаза. — Но как пройти по коридорам? Что, если нам кто-нибудь попадётся?

— Предоставь это мне, — криво улыбнулась я. — Только дай приберусь здесь…

Я достала палочку и вышла к раковинам. Мальчишки ещё переодевались, а Гермиона вышла следом. Найти котёл с остатками зелья было нетрудно, и бросать его в таком виде было совершенно нельзя. Я достала палочку и осмотрелась — около раковины на полу нашлись осколки и металлические остовы кружек. Я трансфигурировала их в небольшой фиал, в который зачерпнула пробу зелья, а остальное убрала парой заклятий. У Гермионы оказались лапки, так что убрать котёл, треногу и горелку в её сумку тоже пришлось мне. Наконец, из своих кабинок вернулись понурые Гарри и Рон. Я подняла палочку к лицу Гермионы.

— Фиктус Персона, — после короткого взмаха из кончика палочки в сторону Гермионы направился поток блёсток. Он ненадолго скрыл её, а когда рассеялся, на нас смотрело нормальное лицо Грейнджер.

— Что ты сделала? — рыкнул Рон.

— Это маска, — отозвалась я. — Только лицо. И у него нет мимики, так что не советую говорить, если мы кого-нибудь всё-таки встретим. Идёмте, пока ещё не отбой.

Мы вышли в коридор, и я мысленно позвала Хеймдалля. Он оказался в своём кабинете, хотя я ожидала, что он не откажется провести вечер в компании преподавателей. Коридоры на наше счастье оказались совсем пусты, так что мы смогли воспользоваться самым коротким путём. Шли молча, потому что допрос с пристрастием я устраивать не хотела — и так было ясно, чего они попёрлись в гостиную Слизерина. Дурная голова, как грится, ногам покоя не даёт. И я подумала, что таких инициативных студентов надо привлекать к работе, чтоб инициативой этой своей дров не наломали.

1) 1 фут — 30,48 см, 2 фута — 60,96 см

Вернуться к тексту

2) 20 ярдов — 18,29 метра

Вернуться к тексту

Я поняла, что забыла упомянуть кое-что важное, когда спрашивала Хеймдалля, у себя ли он. Мы жили в одном доме на берегу моря, так что, понятное дело, неоднократно видели друг друга в плавательных нарядах. Так что на меня расстёгнутая на груди рубашка, равно как и полное её отсутствие на нём, никакого впечатления не производили. А когда Хеймдалль открыл дверь, на его рубашке была только одна застёгнутая пуговица — на уровне пупа. На несколько мгновений в коридоре у кабинета ОПТИ появилась небольшая скульптурная группа: удивлённый Хеймдалль, три шокированных гриффиндорца и я с опущенным в ладонь лицом.

— Эм… — протянул Хеймдалль. — Я… в такое время если кто ко мне и приходит, то только ты и в одиночку, так что…

— Не делай эту ситуацию ещё и двусмысленной, — я покачала головой. — И застегнись.

— О, да… — он посторонился, впуская нас, и принялся застёгивать пуговицы. — Что вас ко мне привело?

— Ну, я забыла у тебя ободок, — хмыкнула я. — А вот они экспериментировали с Оборотным зельем. Фините, — я взмахнула палочкой в сторону Гермионы, и её маска развеялась.

— Ага, — протянул Хеймдалль, рассматривая её лицо. — Образец принесли?

— Разумеется, — я кивнула и протянула ему фиал.

Хеймдалль взял его и внимательно рассмотрел. А затем быстро нарисовал небольшой круг преобразования на листе пергамента и вылил туда… Скорее, вывалил туда густую жижу, после чего ткнул в круг палочкой. Серая жижа поднялась над столом, распадаясь на неравные части. Мой наставник задумчиво хмурился, рассматривая их.

— Кто приготовил его? — спросил Хеймдалль.

— Я, — Гермиона-кошка понуро опустила голову.

— О, тогда ясно, — кивнул мой наставник. — Я понял, о чём говорил Северус. Вы, мисс Грейнджер, умны и старательны, и это зелье довольно неплохо. Вам бы немного творчества в магии, чувства, так сказать…

— Но у меня же… — вскинулась Гермиона. — Я ведь делаю всегда, как в учебнике написано!

— В том-то и дело, — улыбнулся Хеймдалль и достал аптечку. — У меня есть два средства: одно вернёт вас быстро, но очень неприятно, а другое — не больно, но долго. Впрочем, если бы вас устраивал долгий вариант, вы бы направились к мадам Помфри, верно?

— Да, — она кивнула.

— Прежде, чем мы начнём, я бы хотел знать, — мой наставник внимательно на неё посмотрел. — Вы в курсе, что изготовление Оборотного зелья запрещено эдиктом Министерства магии?

Гермиона кивнула и отступила на полшага. Кошачья морда в мимике, конечно, уступала человеческому лицу, однако даже так выражало полный мрак. Хеймдалль покачал головой и достал мерную чашку, которую наполнил водой, а затем отсчитал несколько капель зелья.

— Вам повезло — у клана Нильфхейм есть лицензия на его изготовление, — произнёс он. — Так что, если об этом кто и узнает — а я надеюсь, что этого не произойдёт — мастер сможет это замять. Это так? — он повернулся ко мне.

— Без проблем, — кивнула я. — Думаю, я смогу договориться с мистером Скримджером. Особенно после охоты.

— Хорошо, — Хеймдалль развернулся и протянул чашку Гермионе. — И я даже готов решить вопрос с Северусом, если вы скажете, зачем оно вам понадобилось.

— Какой вопрос с профессором Снейпом? — подал голос Рон.

— Ещё скажите, что крылья златоглазок, шкуру бумсланга и особенно рог двурога вы купили, — хмыкнул Хеймдалль. — Не бойтесь, мисс Грейнджер, невыносимой боли не будет — будет довольно сильный зуд и кожа станет сухой. Пока процесс будет идти, я смешаю вам восстанавливающее.

Гермиона взяла чашку в руки и задумчиво уставилась в неё. Я слышала, как в ней боролись две мысли — одна была за то, чтобы выпить зелье, съездить домой и вернуться к началу учёбы, а вторая была про то, что Хеймдалль не колдомедик и не аптекарь. Вроде как.

— Мы хотели узнать о наследнике Слизерина, — тихо произнёс Гарри Поттер, и мы с Хеймдаллем переглянулись. — Но мы ничего узнать не успели…

— Эм… — я сжала пальцами переносицу. — Вы думали, что это Драко?

Рон и Гарри активно закивали, а Гермиона наконец решилась и опрокинула в себя зелье. Через мгновение она принялась чесаться и распространять шерсть. Хеймдалль усадил её и сочувственно заметил, что придётся немного потерпеть. Мальчишки смотрели на неё с беспокойством и даже немного с ужасом.

— До меня дошли слухи, что до этого Тайную комнату открывали пятьдесят лет назад, — я глубоко вздохнула. — И мне не кажется, что мистер Малфой тогда уже родился.

— Но они выпускники Слизерина, — возразил Уизли. — Потомственные!

— Твоя семья, насколько я знаю, в полном составе училась на Гриффиндоре, но что-то касательства до его меча ты не имеешь, — криво усмехнулась я. — Хотя им могут обладать даже близко не наследники.

— Меч Гриффиндора? — озадаченно склонил голову набок Гарри.

— Вы не знаете о реликвиях основателей? — изумлённо уставился на него Хеймдалль.

— Эм… На истории магии об этом не рассказывали, и заданий таких тоже не было… — пробормотал Рон, опуская глаза.

— Как же мало вы читаете… — пробормотал Хеймдалль. — Мисс Грейнджер, как вы?

— Чешется всё, — отозвалась она. — Но как будто уже меньше.

— Ещё немного, — он улыбнулся ей и взмахнул палочкой, убирая уже вылезшую шерсть. А затем подвесил в воздухе плед, призванный из гостиной, чтобы парни не видели промежуточных стадий.

— Что ж, давайте-ка я вам кое-что расскажу, а вы прекратите так делать, — глубоко вздохнула я. — Вы уже оба знаете, что в школу может проникнуть кто-то, кто не является ни учеником, ни преподавателем… Кстати, Гарри, как дела у мистера Блэка?

— Он написал мне, что полностью оправился физически и просил поблагодарить тебя за это, — нахмурился Поттер. — Хотя я и не понимаю, причём здесь ты.

— Это не важно. Хорошо, что он в порядке, — я улыбнулась. — Но вернёмся к нашим баранам. Тайная комната. Я не могу сказать, как я это узнала, но сейчас и пятьдесят лет назад открывал её один и тот же человек. И кое-кто в школе даже знает, кто именно, и что за реликтовое чудовище там живёт.

— Кстати об этом, — подал голос Хеймдалль. — Пауки всё ещё уходят.

— Странно, что они вообще здесь были, — я пожала плечами. — Но мы с тобой с этим потом разберёмся, после главной проблемы.

— Как скажешь. Ты — мастер, — хмыкнул он, заходя за плед с коктейлем зелий.

— Не надо сарказма, пожалуйста, — вздохнула я. — А вы двое домой на каникулы?

Мальчишки понуро опустили головы. Скажем так, я знала, почему Гарри не поедет домой туда, где он раньше жил, и догадывалась, почему не отправится к мистеру Блэку. А вот почему Уизли не планировал ехать домой, было непонятно. Из-за того, что я провела в мозгах его сестры массу времени, я знала, что она-то домой поедет. Впрочем, не моё, наверное, дело.

— Мы с Хеймдаллем тоже решили остаться, — улыбнулась я.

— А ты не хочешь с семьёй увидеться? — поднял на меня взгляд Поттер.

— Ты про родителей, что ли? — я изогнула бровь. — Не особо. Мы с дедушкиных похорон не виделись. И теперь вроде повода не появилось.

— Что я лично не назвал бы плохой новостью, — заметил Хеймдалль и опустил плед. Гермиона была уже в полном порядке. Более того, мне показалось, что в коктейль было вмешано пару капель Ванадиса. — Ну вот.

— Так вы… профессор Эдельштейн, вы в зельях разбираетесь? — изумлённо спросил Рон.

Хеймдалль уронил челюсть. Он пару раз медленно закрыл и открыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Нет, он, конечно, табличку с надписью о том, что он зельевар, на шее не носил, но всё же он был достаточно известен. Более того, он же только что в его присутствии анализировал Оборотное зелье и делал коктейль. Так что понять это было… Ну, как бы несложно…

— Хеймдалль — ведущий зельевар нашей семейной конторы, — изрекла я.

— Ого… — протянул Гарри. — Вы как будто вообще всё умеете, сэр.

— Вам кажется, мистер Поттер, — встряхнул головой Хеймдалль. — Я просто не делаю того, что не умею. Однако, я думаю, вам пора идти.

— И преподаватель вы хороший — всё, что вы объясняете, понятно, — добавил Поттер. — И оценки справедливо ставите…

— Я только одного не понимаю: почему вы к ней так относитесь? — насупился Рон, кивнув на меня. — Она же слизеринка.

— Как — так? — изогнул бровь Хеймдалль.

— Как к хорошему человеку, — буркнул Уизли.

— Рон! — хором воскликнули Гарри и Гермиона.

— Что? — отозвался Уизли, озадаченно глядя на своих друзей. — Профессор Эдельштейн как настоящий гриффиндорец — храбрый, благородный и отважный! А она…

— Я бы на вашем месте не стал продолжать, — прервал его Хеймдалль довольно холодным тоном. — Мастер…

— Хеймдалль, — перебила его я. — Уже почти отбой. Нам пора выметаться из твоего кабинета…

А вот уже меня перебил колокол школьных часов, который оповестил, что мы опоздали. На самом деле, шансы на то, что преподаватели были бы снисходительны к опозданиям сегодня, был довольно велик, но мне лично проверять это не хотелось. Хеймдалль сказал, что сначала проводит трио до их башни, а мне велел сидеть в кабинете и не высовываться. Ну, я, собственно, и не собиралась. Когда они ушли, я только заглянула в его гостиную, где оставила свой ободок, и забрала его. Из-за разговора о Тайной комнате я опять вернулась к мыслям об артефакте, в который надо было заключить душу. И ещё я думала, что потом делать с этой тюрьмой — не на полку же для всеобщего любования ставить. А ну как вещать начнёт такое радио? А ещё я хотела сделать её надёжной, чтобы душу нельзя было оттуда извлечь… А почему, собственно? Ведь, если подумать, всё магическое сообщество скажет спасибо, если от души Волдеморта мы сможем избавиться насовсем. Так почему бы не сделать это с помощью очевидного метода — передать пожирателям душ, сиречь дементорам. Надо будет только лично убедиться, что этот кексик они съедят полностью и безвозвратно. И надо было ещё сообразить, как сделать так, чтобы доказать Скримджеру, что это камень с душой Волдеморта, а не просто булыжник.

Довольно примечателен тот факт, что среди светломагических заклинаний и практик не было ни одной, которая бы подошла для этого дела. Все связывающие, тем более душу, заклинания относились к тёмным искусствам. Формально использовать их было нельзя, но ради благого дела… Короче, если нельзя, но очень хочется надо, то можно. Эта мысль захватила меня, и я уже порывалась позвать Арчера, чтобы он принёс мне что-нибудь по теме, что можно было бы объединить с магией вуду, когда вернулся Хеймдалль. Было уже около половины одиннадцатого, но он повёл меня почему-то не самым коротким путём к подземельям.

— Куда мы идём? — тихо спросила я, шагая следом.

— Рождественская ночь, — отозвался Хеймдалль. — Разве ты не хочешь провести какой-нибудь ритуал?

— Типа башмак за ворота швырнуть? — я изогнула бровь. — Я от школы до ворот замка не доброшу.

— Нет, — он улыбнулся. — А тебе интересно погадать на суженого?

— Мне одиннадцать! — возмутилась я. — Мне рано забивать голову такими вещами!

— Одиннадцать чего? — почти рассмеялся мой наставник. — Не лет же.

— Одиннадцать раз это не сдалось! — фыркнула я. — А ты? Первые ночи после самой долгой лучше всего подходят для гаданий и предсказаний. Хочешь что-то узнать?

— М… Нет, пожалуй, — он свернул в очередной коридор, и я осознала, что мы идём в астрономическую башню. — Без предзнания как-то интереснее. Но как насчёт огненного ритуала благополучного разрешения проблем?

Я кивнула. Это был один из самых традиционных ритуалов Йоля, праздника зимнего солнцестояния. Хотя мы немного припозднились, этот ритуал можно было, в принципе, до конца года проводить. Хоть каждую ночь. Ну, это если проблем очень много, или если одна, но очень большая. Знатная такая проблема… У нас вот сейчас была вполне себе.

Я не видела, чтобы Хеймдаль взял с собой хоть что-то для ритуала, так что подумала, что он либо подготовился заранее, либо ничего нам особо и не понадобится. Или и то, и другое сразу. Когда мы поднялись на самый верх, оказалось, что тучи, весь день осыпавшие Хогвартс снегом, раздуло, и над нами раскинулось ясное небо. Звёзды были такими яркими, что казалось, будто до них можно дотянуться рукой. Ну, или по крайней мере долететь на метле. Тёмная громада Запретного леса была принакрыта серебрящимся от лунного света снегом. Волшебный замок казался ещё более волшебным.

— Так красиво, — тихо произнесла я.

— Да, вид отсюда потрясающий, — согласился Хеймдалль. — Напишу тебе пейзаж к дню рождения.

— В моей памяти будет коллекция твоих картин, — я улыбнулась. — Жаль, нельзя их с собой забрать.

— Да… — он отвёл глаза и как-то странно вздохнул. — Ладно. Давай зажигать.

Оказалось, что он всё-таки подготовился заранее, потому что расстелил на полу чёрную скатерть с ограничительным кругом. Такие использовались в том числе как ловушки для некоторых тварей. Например, богарта — духа страха. Можно было и привидение поймать, только здесь это никому не требовалось. Но можно было этой ловушкой сдерживать и магический огонь. Его-то мы с Хеймдаллем над скатертью и наколдовали. В этом огне канули в небытие несколько десятков фантомов того, как мы представляли себе проблемы предстоящего дела. И во многом они почему-то выглядели как материализация игры «Камень-ножницы-бумага». И только вдоволь нашвырявшись ритуальных теней, мы погасили пламя, после чего ещё немного полюбовались звёздным небом и направились обратно в замок.

В субботу утром студенты встали на удивление рано, ринувшись в гостиную разбирать подарки. Мы с командой по квиддичу как раз пришли к разгару ажиотажа. Не сказала бы, что слизеринцы получали много подарков, да и в основном друг от друга, потому что подарки от семьи почти всех ждали дома. По крайней мере, я знала, что в школе оставался Люциан, я, Джемма и ещё двое парней с четвёртого курса, а все остальные уезжали. Девона, например, говорила, что они с родителями поедут в Париж, а Перегрин собирался со старшим братом в Румынию. Так что у всех планировалось веселье. У нас, впрочем, тоже, хотя и весьма своеобразное.

Когда мы вошли в гостиную, многие уже не только нашли свои подарки, но и принялись срывать с них обёрточную бумагу. Я ничуть не удивилась тому, что все догадались, от кого книги, а вот радость по поводу их получения показалась мне слегка чрезмерной. Ломиться в толпу у ёлки мне не хотелось — я вообще могла поселиться под ней через пару часов, когда поезд уедет в Лондон. Так что я натянула приветливую улыбку и направилась в спальню, чтобы переодеться и принять душ. Уже начались каникулы, так что можно было сменить школьную форму хоть на платье с рюшами, хоть на банный халат. Да, у магов были странности в выборе одежды. И хотя я, вообще-то, изначально не планировала оставаться в школе в каникулы, обычная, не форменная, одежда у меня всё равно была. Как в чемодане, который «мама собирала». Я приняла душ, переоделась в платье из неокрашенного льна и вчерашнюю бордовую мантию и собралась пойти поесть. И этого нельзя было сделать, не пройдя через гостиную.

— Фрейя! — махнул мне рукой Маркус, едва я туда вошла. — Иди сюда!

Я озадаченно нахмурилась и подошла к дивану, около которого он стоял. Почему не сидел? Потому что диван был завален свёртками и коробками в нарядной упаковке. Похвастаться, что ли, решил? Я натянула дружелюбную улыбку и постаралась придумать нормальный вопрос, который могла бы ему задать, но не успела даже рот открыть.

— Ты очень популярна, — капитан кивнул на диван. — Представь, это подарки тебе.

— Э? — ничего более осмысленного я выдать не смогла.

Нет, ну я ожидала подарка от Хеймдалля. Одного. Ну, может быть, ещё чего-то символического от Девоны и какую-нибудь мелочь от команды. Тоже одну. Но это… Я перевела взгляд на гору. На всех упаковках действительно были разномастные карточки, на которых было написано моё имя. Что за?..

— Это от меня, — заметил Маркус и вытащил один из свёртков. — Я не очень ловко упаковал… Спасибо, кстати, за книгу. Аннотация — класс. Почитаю дома.

— Надеюсь, тебе понравится, — я улыбнулась и приняла свёрток из его рук. — Я могу открыть?

— О, конечно, — он кивнул.

Свёрток состоял из очень большого количества бумаги — Маркус нисколько не соврал, что не больно-то ловко упаковал подарок. А внутри этого большого куска бумаги оказался вытянутый футляр в зелёном бархате. В таких обычно хранят ювелирные украшения. Я открыла его и едва не выронила глаза: там, на чёрном шёлке, лежала золотая цепочка с маленьким кулоном в форме снитча. Мне стало несколько неловко, и я не могла найти слов.

— Я подумал, что тебе такое подойдёт, — Маркус бесцеремонно взял цепочку и застегнул её у меня на шее. — И не ошибся.

— С-спасибо, — проблеяла я. — Поверю тебе на слово.

— А теперь идём завтракать! — провозгласил он, приобнял меня за плечи и потянул прочь из гостиной.

Что за?..

Очень много вопросов — очень мало ответов. Почему, например, сани из Хогвартса до Хогсмида отъезжали не от замка, а от ворот? Ну, понятно, когда тепло — приятная прогулка в компании товарищей по учёбе перед тем, как все разъедутся. Но в декабре-то был холод собачий. Чары чарами, а погода была не для прогулок. А вторым вопросом, терзавшим меня всю дорогу, был: а я-то, собственно, что на этой прогулке забыла? Не то чтобы мне совсем не хотелось проводить друзей и товарищей, но вполне можно было ограничиться холлом замка, а не тащиться аж к воротам. Гермиону, например, её друганы так далеко не провожали.

— Тебе не будет скучно? — спросила Девона, когда народ уже начинал рассаживаться по саням.

— Хеймдалль тоже остаётся, — улыбнулась я. — Уверена, он позаботится о том, чтобы скучать мне было некогда.

— И всё-таки, почему вы решили не ехать домой? — она склонила голову набок, испытующе глядя на меня.

— А что там делать? — я пожала плечами. — Море холодное, соседи один другого хлеще…

Это её вроде бы удовлетворило, и она направилась к саням вместе с Гекатой и Абигейл. Скучно… Какая уж тут скука, если мы планировали завались главного босса? Затея такая, что я невольно задумывалась, что в ней вообще могло пойти так. Я смотрела на отъезжающие сани, погружаясь в пучину мыслей о том, как бы так зачаровать кусок камня, чтобы сделать его надёжной тюрьмой, и не заметила, как осталась совершенно одна. Оказалось, что никто из оставшихся в замке больше к воротам не пошёл. Налетел ветер, и я поёжилась, разворачиваясь в сторону замка. Не успела я сделать и десяти шагов, как передо мной выросла фигура Хеймдалля. Он был в тёплом плаще с капюшоном, из-под которого выглядывал клюв Фреди.

— Я видел, как ты выходила из замка, — он улыбнулся.

— Заняться тебе нечем, — усмехнулась я в ответ.

— Ты уже распаковала мой подарок? — Хеймдалль развернулся и пошёл вместе со мной к замку.

— Не успела ещё, — я вздохнула, вспомнив гору на диване слизеринской гостиной.

— О, вот как, — мне почудились нотки обиды в голосе. — А чей-то уже распаковала.

— Это было не моё решение, — скривила жабью морду я. — Я вообще не поняла, что там произошло. И если уж совсем честно, я ждала подарка только от тебя. Ну, и может, что-то символическое от Девоны. А там…

— Подвеску явно не мисс Мистефонси подарила, — заметил Хеймдалль. — Я угадаю: капитан Флинт?

— Ага, — я вздохнула. — А как ты понял?

— У него было очень самодовольное лицо, когда он едва ли не втащил тебя в Большой зал, — хмыкнул он. — Так значит, он вручил тебе подарок насильно?

— Вроде того, — я вздохнула. — По крайней мере, надевать его мне на шею я не просила.

— Ну, тогда ладно, — я заметила улыбку, подняв на него взгляд.

Меня перекосило: и что бы это значило? Если бы у меня было достаточно дикой фантазии, я могла бы подумать, что это нечто вроде ревности. Но этому наверняка было какое-то другое объяснение, которое я пока просто не могла придумать. Можно было, конечно, спросить, но я посчитала, что это излишне. Мы добрались до замка, и Хеймдалль отправился в гостиную Слизерина вместе со мной. Мои подарки там так и лежали той же горой. Он вопросительно изогнул бровь, глядя на меня.

— Я же говорила, что не поняла, что здесь произошло, — я вздохнула. — Который твой?

Хеймдалль склонился к дивану и через пару секунд достал большую коробку в блестящей красной упаковке с серебристым бантом. Она оказалась довольно тяжёлой. Внутри обнаружился игрушечный кукольный театр «Сказки барда Бидля» с набором фигурок. Они были зачарованы, как волшебные шахматы, и могли проигрывать на игрушечной сцене постановки этих самых сказок. А ещё в этом театре можно было поставить и свои пьесы, хотя это был и непростой процесс.

— Он потрясающий, — широко улыбнулась я. — Спасибо!

— Я подумал, тебе может быть тоскливо без театра, — мягко улыбнулся Хеймдалль.

— Говоришь так, будто до этого я была каким-то заядлым театралом, — хмыкнула я.

— Ты же любишь театр, — он взъерошил мне волосы. — А здесь у волшебников он вообще не предусмотрен.

— И это большое упущение, я бы сказала, — я снова улыбнулась и обняла его. Из-за разницы в росте — ткнулась лицом куда-то в область солнечного сплетения. — Шпащибо башое.

— Рад, что тебе нравится, — Хеймдалль погладил меня по голове. — Мистер Флинт получил такую же благодарность?

— Мерлин, нет! — я мгновенно отлепилась от него. — Что за мысли у тебя?

Он не ответил. Но теперь самодовольное лицо было уже у него. Что за?..

Я собиралась по старой схеме оставить распаковку подарков Фрейе, просто убрав их куда-нибудь. Но проблема была в том, что дарителями были те, кто не знал мой маленький секрет, и было бы просто невежливо не открыть их. Я уселась на шкуру перед диваном и принялась лущить свои подарки. В целом, они были столь же символическими, как те, что дарила я сама, но некоторые всё же заметно выделились. Одним из таких был подарок Драко, видимо, совместный с мистером Малфоем: книга «Собрание проклятий и контрпроклятий» в переплёте из червлёного серебра с отделкой из опалов. Это было очень редкое издание, так что мою библиотеку оно пополнило. И я подумала, что его надо бы изучить. И можно даже прямо сейчас, потому что там могло быть что-то полезное для создания тюрьмы. Я сделала себе мысленную пометку написать позже мистеру Малфою письмо и поблагодарить за подарок. А другим истинно шокирующим подарком был набор инструментов для работы с ингредиентами для зелий гоблинской работы. И не сам по себе он так сильно меня шокировал, как то, что это был подарок от мистера Блэка. Ему я тоже сделала себе пометку написать.

Убедившись, что подаренная Малфоем книга не входила в список запрещённых, мы решили начать изучать её прямо в Большом зале. На её обложке не было никаких опознавательных знаков, так что понять, что это такое мы решили почитать за обедом, можно было только заглянув нам через плечо, чего по здравом размышлении никто делать бы не рискнул. А те, кто имел такое свойство, благополучно отбыли в Лондон. За преподавательским столом было на удивление тихо, да и пришли к обеду не все — например, я не увидела там профессора Стебль и профессора Кеттлберна. Профессора Снейпа тоже не было, но у меня вообще складывалось иногда ощущение, что он бы с удовольствием обедал исключительно в своих комнатах.

Читать про тёмную магию в людном помещении это одно, а вот обсуждать прочитанное — совершенно другое. И чтобы не оказаться в глупой ситуации, разговоры разговаривать мы пошли понятно куда — в гостиную Хеймдалля. Там был удобный диван, кофе и не было посторонних. А ещё там, на журнальном столике, нас дожидался раскрытый том «Тёмной артефакторики» и большой неогранённый кусок чёрного кварца. Мы расселись по разные стороны стола и уставились на живописную композицию — хоть натюрморт пиши.

— Ну-с, что, Хеймдалль, думаешь, с камнем сиим сделать можно? — спросила я, складывая руки на груди.

— Можно было бы вырезать какую-нибудь фигурку, — он криво улыбнулся. — Но мы будем делать совершенно лютый тёмный артефакт — квартирку вместимостью в одну душу. Я подумал, для сдерживания можно использовать часть чар…

В дверь постучали. Судя по лицу Хеймдалля, он никого не ждал, я — тем более. Тем не менее, он поднялся хотя бы узнать, кто там, а я поспешно убрала книги и камень в сумку. Вряд ли кого-то из учеников он бы пригласил в гостиную, но вот преподаватели могли и сами пройти. И вот нам совсем не надо было, чтобы они видели, чем мы тут занимаемся — придумают ещё какую-нибудь ерунду. Однако вслед за Хеймдаллем в комнату вошёл профессор Снейп. Он кивнул мне, как будто ожидал меня увидеть именно здесь и даже удивился бы, если бы не застал.

— Я… — он глубоко вздохнул. — Я не могу оставить всё это дело вам.

— М… Северус, будешь кофе? — спросил Хеймдалль, и профессор кивнул. — Мы определённо не против твоего участия. По части ритуалов, я думаю, особых трудностей у нас с Фрейей не будет, но мы столкнулись с некоторым затруднением с камнем для запечатывания души.

Пока Франкенштейн колдовал с кофеваркой, я вернула на стол книги и камень, а потом ещё попросила Арчера доставить том по магии вуду. Мне показалось, что это вполне может сработать. По крайней мере, насколько я поняла из объяснений Девоны, в магии вуду существовали практики привязывания души к телу. Она вообще относилась к стихиям и духу, так что это казалось мне крайне перспективной мыслью. Тем более, что эта магия очень отличалась от магии, которую практиковали в Европе, так что был неплохой шанс, что даже если Волдеморт мог попытаться взломать тюрьму изнутри, это стало бы большой и жирной проблемой для него.

— Не хочу лезть к тебе в душу, но у меня есть пара вопросов, — заметил Хеймдалль, отдавая профессору Снейпу чашку. — Почему ты работаешь в школе? Явно ведь не из любви к детям и преподаванию.

— Я… — он глубоко вздохнул. — Это не так просто объяснить. Дело в том, что в прошлом я… совершил нечто ужасное. И я должен расплатиться за это.

— Преподаванием? — изогнул бровь Хеймдалль.

— Нет, я… — профессор снова глубоко вздохнул. — Я должен защитить одного человека.

— От зельеварения? — мой наставник озадаченно склонил голову набок.

— Разумеется, нет, — декан опустил голову.

— Прекрати этот допрос с пристрастием, — фыркнула я. — Ты же видишь, что профессору не нравится эта тема.

— Извини, — Хеймдалль поморщился. — Я не хотел давить.

— Если позволите, сэр, я бы хотела немного поковыряться в той же ране, — я нахмурилась. — Ваше присутствие здесь, в нашей затее, как-то связано с причиной, по которой вы остаётесь в школе? — он мрачно кивнул. — В таком случае, если эта причина будет разрешена, вы не хотели бы сменить работу?

— Для меня будет не так просто найти место, — профессор покачал головой. — В моём прошлом был тёмный период, который…

— Считайте, что оно у вас есть, — переглянувшись с Хеймдаллем, изрекла я. — В моей конторе вечно не хватает талантливых рук. И если вы готовы заниматься зельями, артефактами и исследованиями в уединении, жить в доме с домовиками и видом на море и получать хорошую зарплату, мы вас с руками оторвём хоть прямо сейчас.

— И с этой точки зрения ваше прошлое нас совершенно не интересует, — добавил мой наставник.

Повисла пауза. Профессор Снейп переводил взгляд с меня на Хеймдалля и обратно, и хотя я не могла, да и не пыталась, читать его мысли, изумление было слишком явно написано на его лице. Он выглядел, как человек, который ничего хорошего от жизни давно не ждал, и тут вдруг ему кто-то сказал, что это хорошее в принципе возможно. Он сглотнул.

— Вы действительно наймёте меня? — тихо спросил он.

— И буду считать это прекрасной сделкой, — кивнула я.

— Тогда… С чем у вас возникла трудность? — голос профессора стал чуть громче и увереннее.

Хеймдалль кратко изложил идею того, что при заключении души можно было воспользоваться теми же чарами, которые применялись для заключения осколка в крестраже. Я предложила идею с магией вуду, а профессор Снейп добавил, что можно использовать ментальные практики контроля. И следующие пять дней мы втроём занимались, возможно, самым нудным делом, какое только можно было придумать в волшебном замке — сидели и делали расчёты. Изготовление тюрьмы мы по большей части доверили профессору Снейпу, тогда как сами занимались ритуальными кругами. Распорядок дня был просто верхом унылости: пробежка, душ, еда, расчёты, еда, расчёты, еда, ещё немного расчётов, сон. Всё. Никаких там шаг вправо, шаг влево. Двадцать девятого и тридцатого, когда за окном было особенно снежно, мы так и вовсе окопались у Хеймдалля и не выходили даже в Большой зал. Однако к вечеру тридцатого, почти ко времени отбоя, всё наконец было готово. Мы решили, что перед такой работой стоит хорошо отдохнуть и выспаться, так что мероприятие наметили на тридцать первое. Профессор Снейп мрачно заметил, что это будет как раз день рождения Волдеморта.

— В самом деле? — просветлел Хеймдалль. — Это же прекрасно.

— Что именно в этом прекрасного? — хмуро переспросил профессор.

— О, это… Когда дело касается ритуалов, связанных с душой, даты имеют определённое значение, — заметила я.

— Обычно их проводят в праздники колеса года, — добавил Хеймдалль. — Для того, что мы собрались провернуть, хорошо подошёл бы Самайн или Имболк, но день рождения даже лучше.

— То есть, вы решили провести ритуал не в праздник колеса просто так? — удивился профессор. — Я имею в иду, вы сами говорите сейчас об этом, но тридцать первое декабря в колесо не входит.

— Ты прав, обычно их проводят в праздники колеса, но мы не обладаем роскошью выбора даты, — скривился Хеймдалль. — Лично я не хочу испытывать запас счастливых случайностей, оставляя всё как есть. А ты?

— Пожалуй, тоже не хотел бы, — кивнул он.

— Так что нам очень повезло, — я кисло улыбнулась. — Скажите, профессор, когда завтра всё закончится, я могу начать составлять договор о найме? В прошлый раз вы нам так ничего по этому поводу и не ответили.

— Да, я… — декан едва заметно улыбнулся. — С удовольствием приму ваше предложение, — и снова улыбка, чуть шире и, как мне показалось, с лёгким оттенком злорадства. — Ах да! Я же хотел поблагодарить вас двоих за подарок. Спасибо.

— Рад, что тебе понравился, — улыбнулся Хеймдалль. — А теперь вон из моей гостиной. Я очень устал и хочу спать.

Хогвартс был практически пуст и совершенно тих. А летом, в те два месяца, которые длились здесь каникулы, он был ещё более безлюдным. Правда, надо признать, что в холод пустота ощущалась как-то отчётливее. Так что в июле и августе здесь, возможно, не так уныло. Я старалась шагать тихо, чтобы эхо не разносилось по гулким коридорам, да и профессор Снейп почему-то не издавал ни звука. Если бы он шёл у меня за спиной и свернул в какой-нибудь боковой коридор, я бы этого даже не заметила.

В гостиной Слизерина я застала Люциана. Он лежал на диване у камина и читал книгу. Я не хотела тревожить его, так что постаралась прошмыгнуть в спальню так, чтобы он не заметил. И похоже, что читал он что-то очень интересное, потому что и впрямь не обратил на меня внимания. Без девчонок в комнате было немного тоскливо и очень тихо, и я решила послушать сказки перед сном. Театр показал мне короткую, но красочную постановку «Сказки о трёх братьях», и я подумала, что если артефакты из неё действительно могли существовать, то они должны были быть изготовлены некромантом-артефактором. И надо сказать, это была тёмная, сложная и довольно жуткая магия. Некромантия вообще была запрещена практически везде, а теперь уже даже и забыта. Хотя по большей части это было невероятно мощное колдовство, никто особо не жалел о его утрате. Потому что на одно удавшееся заклятье приходилось десять неудавшихся. С этими мыслями я и уснула.

Ночь — время, когда грань между мирами особенно тонка. Так в наш разум и приходят сны. Поэтому наше мероприятие было решено начать с наступлением темноты. И хотя мы все втроём были практически уверены, что всё пройдёт как по маслу, всё равно опять отправились в кабинет Хеймдалля — лишняя проверка перед боем насмерть не может быть действительно лишней.

— Я не уверен в достаточности мер ментального контроля, — заметил профессор Снейп, рассматривая чёрный камень у себя в руках. — Всё же Тёмный Лорд был силён в легилименции.

— Он был легилиментом? — сощурилась я. — Потому что если да — у нас проблемы.

— Нет, но он был в ней действительно силён, — отозвался профессор. — Ему нравилось проникать в чужие мысли, вызывать худшие воспоминания, путать сознание… Лучше бы Круциатусом пытал…

— Он мог пробиться в ваше сознание? — я помрачнела.

— Нет, иначе он убил бы меня, — он глубоко вздохнул.

— Что ж, тогда с вашего позволения я бы хотела усилить ментальные блокировки, — я скривилась. — И это будет не самая приятная процедура.

— По шкале от «это похоже на лёгкое покалывание» до «чувство, будто сдирают кожу заживо» примерно насколько неприятно? — изогнул бровь Хеймдалль.

— «Мизинчиком об угол тумбочки», — хмыкнула я.

— Терпимо, — он пожал плечами. — Давай.

Итак, у меня появился повод и даже разрешение побывать в разумах двух человек, куда ещё не ступала моя врождённая сила. Ну, в хеймдаллеву голову она вступала когда-то давно, но только чтобы эту самую голову от меня же и защитить, так что это не считается. Я попросила их сконцентрироваться на каком-нибудь одном важном для них событии, чтобы было проще, и полезла строить стены. Хеймдалль направил свои мыслительные усилия на воспоминания о нашей первой встрече. Не на вообще первую, а на первую встречу Хеймдалля и Фрейи. Холл замка Нильфхейм в Дании был огромен — там легко можно было устроить бал на пару сотен человек. Фригг Нильфхейм, моя мать, вышла приветствовать кандидатов на ученичество в клане, их было человек пять — почему-то это плохо отложилось в памяти Хеймдалля. Датский замок в плане убранства был довольно мрачным, с тёмными, тяжёлыми украшениями, нагоняющими тоску и депрессию. Хеймдалль слушал речь матери о том, какие перспективы откроет для них даже само ученичество у Нильфхейм, даже если они не будут позднее приняты в сам клан, когда на лестницу со второго этажа выбежала я. На мне было белое платье с красным пояском и красные туфли, а волосы собраны в высокий хвостик. Я вихрем пробежала по лестнице и остановилась рядом с матерью. Хеймдалль увидел белокожую, беловолосую и красноглазую пятилетнюю девочку, которая с любопытством посмотрела на гостей. И он подумал, что она похожа на фарфоровую куколку, и только потом заметил, как стоящий рядом с ним парень поморщился, глядя на неё. Потом эта девочка в его воспоминаниях подёргала Фригг Нильфхейм за подол и указала на Хеймдалля. Та кивнула и сказала ему следовать за девочкой… Он на удивление хорошо помнил этот момент — я, например, не помнила, какое на мне было платье и говорила ли я что-нибудь. Впрочем, это было не так важно. Теперь я использовала это воспоминание, чтобы выстроить прочную стену. Процесс этот вызывал зудящую головную боль. Я была почти уверена, что никто её не пробьёт. Возможно, даже я, если Хеймдалль сам не решит меня впустить.

Удивительно, но важное воспоминание профессора Снейпа тоже было о первой встрече с девочкой. Только девочка была рыжей, зеленоглазой и в веснушках. Это произошло на окраине какого-то города, на пустыре около большого тёмного дерева. Сначала там были две похожие девочки, и та, что была помладше, показывала второй какое-то незамысловатое волшебство, к которому способны дети после пробуждения сил. Тогда та, что постарше, ударила младшую по руке и назвала уродкой, а потом убежала. И профессор Снейп — тогда ещё ребёнок — подошёл к девочке, чтобы познакомиться. Я не стала углубляться в подробности и выстроила его стену из этого воспоминания. Этого должно было хватить, чтобы противостоять любой ментальной атаке. Ну, по крайней мере, я так думала.

К вечеру тяжёлые тучи разошлись, и в Большом зале можно было увидеть удивительной красоты вечерне-ночное небо. На ужин мы пришли уже в половине седьмого, когда преподаватели и оставшиеся в школе ученики уже поели и вели ленивые беседы на полный желудок. Хеймдалль и профессор Снейп ушли за преподавательский стол, а я в гордом одиночестве разместилась на своём привычном месте. На ужин был ростбиф с тушёными красными бобами, тыквенный сок и печенье. Тыквенный сок в Хогвартсе вообще был постоянно — даже чай, кажется, можно было увидеть реже. Мне, допустим, этот сок нравился, но если пить его так часто, начинало от него воротить. Почему бы не заменять его иногда на томатный, например, или морковный? Какая-то прямо секта тыквенного сока. Может, как-нибудь заглянуть к домовикам и узнать у них, чё-как?

После ужина я вернулась в свою спальню, чтобы переодеться в тёплый шерстяной брючный костюм серого цвета с синей вышивкой. Его сшила моя домовуха Рири, дочь Арчера. Впрочем, она шила почти всю мою и Хеймдалля одежду на каждый день, на который не приходилась драка с кем-нибудь. Она, может, и не была мастерицей, как известная в широких кругах мадам Малкин, но справлялась прекрасно. Да ещё и некоторые чары на одежду накладывала. Однако мне больше всего нравилось в пошитой ей одежде то, что она была удобной. Поверх костюма я надела тёплую мантию, проверила, все ли предметы у меня на поясе и, подумав ещё пару секунд, собрала своих мышей. С тех пор, как мы сделали ободок, они обитали у меня под балдахином кровати и совершенно точно не голодали — в таком-то людном месте.

В гостиной меня перехватил Люциан. Он опирался на спинку одного из диванов и направился ко мне, едва заметив. Я остановилась.

— У меня книжка закончилась, — улыбнулся Боул. — У тебя случайно ничего больше нет почитать?

— Ты меня тут караулил, что ли? — я склонила голову набок.

— Вроде того, — Люциан кивнул. — Ты почти всё время уходила к профессору Эдельштейну, и я подумал, что и сегодня пойдёшь.

— Звучит логично, — я кивнула. — А что бы ты делал, если бы не пошла?

— Уснул бы на диване, наверное, — он пожал плечами

— Понятно… Итак, что бы ты хотел? — я изогнула бровь.

— Какие-нибудь приключения, — он чуть задумчиво нахмурился и добавил: — С путешествиями.

— Думаю, у меня кое-что есть, — я кивнула и позвала Арчера.

Домовик доставил для Люциана полное собрание «Муми-тролля». У меня в библиотеке эта книга была на шведском и на английском — я упражнялась на ней в работе с артефактом для перевода. Не то чтобы этот цикл был очень большим, но он воплощал то, что хотел Люциан — приключения и путешествия. На несколько дней ему должно было хватить. А потом, если он снова попросит что-нибудь, можно будет дать ему книжки подлиннее и посерьёзнее. Литература — дело такое, к ней надо привыкать постепенно.

Удовлетворившись полученными книгами, Боул залёг на диван, а я преспокойно вышла из гостиной. Не знаю как там кто — после ужина ученики не покидали общежитий — а лично я никаких нападений не боялась. Правда, это потому, что я знала, кто за ними стоял, почему она это делала и где была сейчас. Точнее, я не знала конкретно, где именно находилась Джинни Уизли, но я знала, что её не было в школе. Так что бояться мне было совершенно нечего.

Мы договорились встретиться у главного входа в замок, и я остановилась в холле, ожидая преподавателей. За окном было светло от чистого снега, а около окна в кольце висел факел с магическим огнём. Однако я уставилась ни на то, ни на другое — я озадаченно наблюдала тонкую вереницу пауков, которые ползли прочь из замка. На улице зима. Снег. Почему они не спали? Должны же были спать…

Почему-то именно из-за этих пауков меня начало потряхивать. Не то чтобы я обладала закоснелым мышлением, которое не способно было воспринимать новое, но это было не то новое, с чем мой разум мог бы согласиться. Крестраж Волдеморта, который был хозяином василиска, лежал в специальном мешке, так что его ментальные эманации даже не просачивались. А это означало, что паукам вроде бы как не от кого было драпать из замка. Но они драпали. И то ли это паранойя, то ли что-то было очень сильно не так.

Хеймдалль и профессор Снейп появились в холле одновременно, когда я изволила оторваться от паучьего побега. Профессор выглядел бледнее обычного, и казалось, был полон мрачной решимости. Хеймдалль же казался совершенно беззаботным и едва ли не насвистывал, что говорило о высшей степени его сосредоточенности. Я сняла ободок. Я не собиралась влезать в чью-либо голову, однако я хотела убедиться, что мы сможем провернуть всё мероприятие незамеченными под покровом ночи. Авантюра начинала казаться всё более и более безумной. Потому что если что-то — любая мелочь — пойдёт не так, нам всем придёт ж… Придётся не сладко. И с чего каких-то пару часов назад я была так уверена, что всё пройдёт без сучка, без заборинки? Ах да — это то, чего у нас полные штаны…

В окна никто не выглядывал. Хотя ночь была звёздная и белый снег отражал свет месяца, мерцая серебром, никому не пришло в голову полюбоваться пейзажем. Ну и прекрасно, потому что иначе нас могли заметить, что было совершенно не мудрено, учитывая, что наши тёплые мантии были исключительно чёрного цвета. Снег хрустел под ногами, но ветер быстро заметал следы позёмкой. Впрочем, я надеялась, что в такое время никому прогуляться не приспичит. Нечего нарушать нам чистоту эксперимента.

Расщелина за стадионом приветливо встретила нас огромными сугробами и мраком. Но она была единственным местом, где мы могли провести все необходимые ритуалы. Не то чтобы для них в действительности имело принципиальное значение место, просто там мы могли использовать больше мер безопасности. А их никогда не бывает слишком много. Когда мы подошли к краю пропасти, Хеймдалль достал две метлы и озадаченно уставился сначала на них, а потом на профессора Снейпа. Мерлин, план же не полетит в тартарары из-за такой неучтённой мелочи?

— Мне не понадобится, — мрачно заметил профессор.

Хеймдалль изогнул бровь, но переспрашивать ничего не стал. Вместо этого он отдал мне метлу, и мы полетели на дно. Профессору Снейпу действительно не нужно было спецсредство — он обратился чёрным дымом и летел рядом со мной в таком виде. В расщелине было темнее, чем наверху — своды закрывали месяц. Однако это нам было как раз на руку. Прежде всего надо было наложить защитные и скрывающие чары, и это довольно бытовое и отработанное действие, как мне показалось, успокоило всех нас. Ненадолго, впрочем. Закончив с сокрытием наших тёмных делишек, Хеймдалль достал посох и подготовил площадку для полотен, на которых мы должны были начертить круги. На самой площадке мой наставник с помощью посоха начертил и закрепил печать сдерживания призрака — мы понятия не имели, сработает ли это на самом деле, просто решили попробовать. Волдеморт, конечно, не боггарт, но тушки у него, вроде бы как, не планировалось.

Круги мы чертили долго. Потому что периодически спорили, «кси» должно быть в рисунке или «эпсилон» — очень уж похоже их Хеймдалль-Франкенштейн рисовал. И потому время от времени начинали руки трястись — то от холода, то от мандража. А кучерявый круг определённо был не тем чертежом, который бы достойно сработал. В итоге на все три круга мы угробили полтора часа. Они были выведены мелом с заклинанием стойкости на трёх чёрных полотнах, уложенных друг на друга. Самый маленький должен был вытащить душу Волдеморта из крестража, средний — собрать все куски вместе, а самый большой — запихнуть его в подготовленную тюрьму. По границам каждого из кругов мы разложили кристаллы чёрного кварца и обсидиана, которые должны были удерживать душу от побега, а по самому большому расставили ещё и негасимые чёрные свечи, пламя которых должно было оповестить об окончании ритуала. План, вроде бы как, был хорош.

Хеймдалль вытряхнул дневник в центр маленького круга, положил тюрьму в границы большого и обошёл полотна, зажигая свечи. Всё было готово, чтобы начинать. Я повернула голову в ту сторону, где должен был находиться замок. Мне показалось, что в том конце расщелины зияла тёмная дыра, как будто там была пещера или грот. Или лаз…

— Готовы? — спросил Хеймдалль, приготовив палочку.

— Нет, но давай, — отозвалась я, продолжая всматриваться в ту сторону расщелины.

Он активировал круг, и по меловым линиям пробежал зеленоватый свет. Ну, будем честны, колдовство-то было не светлое. Потому мы, собственно, и прятались, ведь если не выйдет — а в данный момент я едва ли не молилась, чтобы вышло — за такую магию по головке нас бы никто не погладил. Дневник раскрылся и зашелестел страницами. Может, ночь так влияла, но это определённо был угрожающий шелест. А потом над дневником начал клубиться чёрный дым. Тот, кто говорит, что дыма без огня не бывает, определённо никогда не проделывал таких диких штук, как мы сейчас. Едва клубы дыма сформировали на удивление приятное юношеское лицо, как я почувствовала, будто через мой затылок протянули басовую струну и начали на ней беспорядочно тренькать — весь мозг вибрировал. Однако пробить мои блоки Волдеморт явно не мог.

Ощущения в голове никак не хотели переходить порог привычности — если долго терпеть монотонную боль, мозг начинал её игнорировать. Но на струне в моей голове играл прямо виртуоз. Я покосилась на Хеймдалля. Выражение его лица отражало лёгкую безуминку, как тогда в канализации или при встрече с пауками. Я подумала, что с любым вторжением в свой разум он вполне мог совладать — всё же он неразрывно провёл долгие годы со сгустком невинно загубленных, и от того не больно-то довольных своим состоянием душ. И их было у него в голове очень много. Вряд ли я могла усомниться в фантазии Волдеморта, однако, мне казалось, что до Тёмного Копья ему было далеко. Дым уже почти полностью отделился от дневника, и я перевела взгляд на профессора Снейпа. Он побледнел ещё больше, хотя казалось бы куда ещё. Я шагнула к нему и вытряхнула из капюшона своих мышей. Рыжие комочки зацепились за его мантию и быстро поднялись на плечи. Для них ментальная энергия была едой, и им было без разницы, какой посыл она несла. Как бы мне их потом на диету сажать не пришлось…

Когда чёрный дым полностью отделился от дневника, тот опал безжизненной книжицей. Лицо юноши в нём исказилось презрительной гримасой, когда взгляд его остановился на Хеймдалле. По мне он скользнул, будто вообще не заметив, а в профессора Снейпа впился, как клещ. Ещё через пару мгновений я даже не поняла, на каком плане восприятия почувствовала чужое и крайне враждебное присутствие. Лицо в дыму плавно повернулось туда, где мне мерещилась дыра, и что-то злобно прошипело. Я запоздало поняла, что только что слышала парселтанг — змеиный язык. Так вот — дыра мне не мерещилась. Там находился лаз, видимо, из логова василиска, потому что именно он оттуда и выползал.

— На это мы не рассчитывали, да? — глухо спросил профессор Снейп.

— Мерлин… — пробормотала я, лихорадочно соображая. — Хеймдалль, Фреди с тобой? — он кивнул, стараясь лишь краем глаза следить за василиском. — Займите эту тварь.

— Надолго? — уточнил он.

— Пока не закончим, — поморщилась я. — Он опасен, только пока это может отдавать ему приказы. Если получится, не убивай его.

Хеймдалль кивнул, выпустил два шара солнечного света, чтобы иметь возможность читать движения змея по тени, выхватил посох и меч, и ринулся в ту сторону. А я взмахнула палочкой и активировала второй круг. Вторая фаза была самой продолжительной и более других могла обернуться катастрофой. Ну, ещё большей, чем уже выбравшийся василиск. К дыму довольно быстро присоединились ещё два куска — видимо, из находившихся неподалёку крестражей, но дальше пришлось ждать. Мы не знали, сколько всего частей и где они, так что нужно было сначала дождаться, когда резонанс дотянется до них по лей-линиям, а затем — когда они оттуда доберутся сюда. Части души перемещались довольно быстро, но всё же не мгновенно. И если бы Волдеморт не сопротивлялся, можно было бы чайку попить. Но он явно пытался добраться до разума профессора Снейпа, да и на струне в моей голове продолжал играть. Я ничего не могла с этим сделать, так что не придумала ничего умнее, как помочь Хеймдаллю. По теням было видно, что Фреди, увеличившись до весьма солидного размера, обмотала собой голову василиска, так что он не мог видеть, да и пасть толком не раскрывалась. Однако он бился, как уж на сковороде, и Хеймдаллю приходилось сдерживать его буйство с помощью посоха.

— Ку-ка-реее-ку! — дурниной заорала я.

Мне показалось, что я была довольно убедительным петухом. Василиск резко скукожился, будто прячась от эха, раскатившегося по расщелине — видимо, его тоже мои актёрские данные впечатлили. Послышался раскатистый и жутковатый смех Хеймдалля: он уже слышал, как я таким образом стращала нашего василиска, но почему-то веселило его это каждый чёртов раз. Я повернулась к кругам и увидела там изумлённое лицо молодого Волдеморта в дыму. Такое же выражение было и у профессора Снейпа.

— Что? — спросила я.

Он не ответил. В этот момент в дым влетели ещё две части, и нажим ментальной магии опять усилился. Зуд в голове был такой, как будто внутрь черепной коробки попала горсть жгучего перца — хотелось всунуть туда вешалку и основательно так почесать. Следом пришла и боль. У меня буквально ломило голову, как будто её сжимали тисками. Даже глаза заслезились. Второй круг заставил дым сформироваться в фигуру человека, что позволяло понять, все ли части собрались. У фигуры пока не хватало ноги, так что нужно было собрать все силы и терпеть боль, отражая атаки на мозг. Лицо Волдеморта снова повернулось к василиску, и он опять что-то зашипел.

— Ку-ка-рееее-ку! — снова завопила я, заглушая его команду, какой бы она не была. Ну, вряд ли же он приказал бы змею убраться.

Я не увидела, сколько ещё частей прилетело к дыму, потому что василиск исхитрился ухватить Хеймдалля поперёк туловища зубами. Краем глаза я заметила, что у фигуры появилась нога, и ткнула палочкой в последний круг, прежде чем рвануть к пытавшейся закусить змеюке.

— Профессор! — крикнула я, уже практически на бегу. — Тюрьма на вас!

Паранойя. Никогда в жизни я так не радовалась, что у кого-то паранойя, как сейчас. Потому что хотя мы ожидали только ментальных атак, Хеймдалль натянул кольчугу, и зубы василиска не смогли прокусить её, хотя он и очень старался. Змей бросил Хеймдалля, пару раз жевнув, и Фреди сильнее увеличилась и намоталась на его морду, полностью скрывая её. Я подбежала к Франкенштейну, который уже начинал подниматься со снега.

— Ты цел? — я еле успела затормозить, чтобы не врезаться в него.

— Ерунда, пара рёбер, — отозвался он. — Он меня не прокусил. Пусти, он может навредить Фреди.

Я посторонилась, пропуская его. На снегу, куда он упал, и правда не было ни капли крови. А с парой рёбер легко могли справиться несколько капель Костероста, так что мне следовало уйти и не путаться тут под ногами. Я припустила назад к профессору Снейпу. Дымная фигура всасывалась в тюрьму медленнее, чем хотелось бы. Когда я прибежала туда, на лбу у профессора выступила испарина, но он всё же смог создать бестелесного патронуса, которым накрывал Волдеморта, как крышкой. Я не очень понимала, как и почему это работало, однако решила присоединиться, хотя заклинание и было сложным, и я в своих силах сомневалась.

— Экспекто Патронум, — негромко произнесла я, напрягая голову в поисках счастливых воспоминаний.

К моему удивлению, мой разум остановился на том, как я увидела Франкенштейна на вокзале. Ну, должна признать, это действительно счастливое воспоминание, хотя в тот момент на меня и накатывали волны праведного гнева. Из моей палочки вылетел ворон, который принялся летать вокруг фигуры и будто бы заклёвывать её, загоняя в тюрьму. Оказалось, что удерживать патронуса было не легче, чем вызывать, чтобы он атаковал. Сложно сказать, сколько времени прошло, прежде чем весь дым наконец всосался в булыжник чёрного кварца. Пламя чёрных свечей взметнулось почти на ярд⁽¹⁾, ярко освещая всю сцену, а затем потухло совсем. Я опустила палочку, тяжело дыша. И вибрация в голове наконец прекратилась. Профессор Снейп рухнул на колени. Я перевела взгляд на него и заметила, что он нервно расстёгивал-разрывал манжет левого рукава, а затем рывками задрал его до локтя Волдеморт ещё не был мёртв, хотя живым в таком положении его язык тоже не поворачивался назвать. Теперь уже тюрьма делала своё дело, погружая его в «спячку» — приграничное смерти состояние души. На предплечье профессора даже впотьмах был виден рисунок черепа и извивающейся змеи. Мне показалось, что этот рисунок как-то агонистически дёрнулся, а затем линии стали блекнуть, пока не превратились в совсем тонкие контуры. Профессор Снейп засмеялся. Сначала тихо и нервно, но постепенно его смех становился всё более отчётливым и, может, немного истерическим.

— Удалось, — негромко произнёс он где-то между приступами смеха, а потом прокричал на всю расщелину: — Выкуси, старый дурак! — и расхохотался уже в голос. В голосину, я бы даже сказала.

Уж не повредился ли рассудком наш декан? Я отступила на шаг, когда расщелину озарила яркая вспышка. Точно, василиск! Я ринулась к Хеймдаллю, на ходу вопя по-петушиному, как потерпевшая. Теперь, когда его хозяин был побеждён, змей растерял и агрессивность, и боевой настрой. Скукожившись, он замотал головой, пытаясь сбросить Фреди, и начал отползать к своей пещере. Я подумала, что петух и ворон похожи — птицы ведь — и снова вызвала патронуса. Оккамий не удержалась на морде василиска, и Хеймдалль поймал её. А мой патронус под аккомпанемент моих же истошных воплей налетал на морду василиска, заставляя его отступать и мешая смотреть по сторонам. Змей никак не мог взять в толк, почему это птица от его взгляда не падала замертво, и довольно шустро отползал назад в свою пещеру, пока совсем там не скрылся.

— Как Фреди? — я подбежала к Хеймдаллю.

— Она молодец, — он ласково погладил её и усадил себе на шею. — Ему не удалось её оцарапать, но, думаю, она устала.

— Хорошо, — я выдохнула с облегчением. — А ты как?

— Похуже, но жить буду, — он усмехнулся. — Полагаю, там всё получилось?

— Как ни странно, — кивнула я. — Пойдём.

Профессор Снейп наконец прекратил ржать. А под конец он уже именно ржал, пусть и истерически. Хеймдалль взял тюрьму с душой мешком для крестражей и привязал его на пояс, наклонился, чтобы собрать свечи и камни, но неожиданно упал на задницу.

— Уй… — выдал он. — Рёбра ноют.

— Когда тебе такие мелочи мешали? — буркнула я, но принялась живо собирать шмотки.

Я даже распинала снег, на котором была сдерживающая печать, чтобы полностью скрыть следы нашего тут пребывания. Если ночью пойдёт снег, то даже если кому-то приспичит тут гулять, никаких следов остаться было не должно. Профессора поднялись, когда я спихала все вещи в сумку, и сняли защитные и скрывающие чары. Потом мы расселись по своим летательным аппаратам и направились наверх, к краю расщелины. За пару ярдов⁽²⁾ я резко затормозила: наверху кто-то был. Не прямо рядом, но в пределах видимости. Ободка на мне так и не было, и насколько я могла различать мысли — там были Хагрид, директор и ещё трое, кого в школе раньше не было. Летевшие вместе со мной Хеймдалль и профессор тоже приостановились, а затем мы подобрались к большому сугробу, за которым и притаились, осторожно выглядывая.

— Это же министр магии, — тихо заметил профессор. — Что ему здесь понадобилось?

— Они арестовали Хагрида, — я нахмурилась, сунувшись в разум авроров. — До министра как-то дошёл слух о нападениях в школе. Но почему Хагрид?

— Хороший вопрос, — заметил Хеймдалль. — Он же мухи не обидит. Даже если эта муха способна сожрать дракона заживо.

Я догадывалась, у кого были ответы. И мне даже казалось, что я их даже затрагивала у него в сознании. И я подумала, что сейчас подходящий момент для того, чтобы выяснить детали. Пока мы сидели, притаившись за сугробом, я влезла в разум директора Дамблдора. Хагрид был невиновен, и директор, разумеется, это знал. Однако он не мог убедить в этом министра Фаджа — низкого, осанистого мужчину, который возглавлял процессию. Не мог, потому что Хагрида уже обвиняли в этом, и тогда его никто не защищал. Какая увлекательная история…

Наконец, они скрылись в замке. Мы выждали ещё несколько минут и выбрались из-за сугроба. Процессия с Хагридом направилась к главному входу, а мы полубегом ринулись к галерее, с которой обычно выходили на стадион. Пустыми коридорами, мы едва ли не рысью домчались до кабинета Хеймдалля, где я первым делом принялась потрошить параноидальную клановую аптечку. Нужно было найти что-то успокоительное для профессора Снейпа, потому что он явно был не в себе, и что-то заживляющее для Хеймдалля, который был бледен, но очень старательно делал вид, что василиск совсем его не потрепал. А он потрепал, если что. Да и у меня, надо признать, разболелась голова, да так, что едва ли не тошнило. Так что я вбросила в себя одну, а затем и вторую таблетку от головы, уверенная, что хуже не будет. Меня и правда скоро отпустило, и я выдернула практически случайно Лист Иггдрасиля. Искать Костерост мне уже не хотелось, так что я сунула его в руки Хеймдаллю и вернулась к поискам успокоительного. Как же, блин, много всего…

— Спасибо, — произнёс Хеймдалль. — Сейчас сварю кофе, и напишем Руфусу. Северус?

— А есть что-то покрепче кофе? — спросил декан, заставляя моё лицо окончательно вытянуться.

— М… Арчер, — домовик тут же возник посреди комнаты. — У нас есть коньяк или огневиски?

— Что именно, хозяин Хеймдалль? — учтиво уточнил тот. — Есть и то, и другое.

— И то, и другое, — негромко повторил профессор.

— Коньяк, — изрёк Хеймдалль. — Тот, что в красном шкафу.

Домовик чуть вопросительно склонил голову набок, но сразу понял, что пока ему ничего не расскажут, и быстро доставил пузатую бутылку с коричневой жидкостью без этикетки. Я наконец отыскала успокоительное, щедро плеснула в стакан и протянула профессору Снейпу. Он шало улыбнулся, взглянув на него, и опрокинул в горло одним махом, лишний раз убеждая меня в том, что он не в себе. Хеймдалль принёс кофе — свою чашку в руках, а для меня и декана он их левитировал — и устроился за столом, доставая пергамент. Окунув перо в чернильницу, он задумчиво зажевал его кончик, видимо, прикидывая, как бы лучше начать описывать причину, по который мы тут все втроём — ну, с половиной — страстно желаем видеть его как можно скорее. Хеймдалль едва успел вывести первую строку, когда я дёрнулась, будто мне за шиворот сунули комок снега: я услышала кое-чьи перепуганные мысленные вопли.

1) 1 ярд — 91,44 см

Вернуться к тексту

2) 2 ярда — 182,88 см

Вернуться к тексту

«Они сожрут нас!!!» — мысленный вопль Рона Уизли был настолько громким, что я даже зажмурилась. Через мгновение до меня дошло, что он и, скорее всего, Гарри, опять во что-то вляпались, и я завертела головой, пытаясь определить направление. Крики шли со стороны окна: у Хеймдалля был прекрасный вид на Запретный лес, которым я и бросилась «наслаждаться». Мне пришлось поднапрячь свои силы, чтобы понять откуда шли эти вопли и с чем были связаны. У нас с Роном оказалось кое-что общее — арахнофобия. И в данный момент он подвергался самому страшному кошмару в своей жизни, поскольку находился в гнезде акромантулов. По крайней мере, именно так я поняла те жуткие картинки, которые смогла выхватить из его разума.

— Бросай писанину и отправляй Скримджеру патронуса, — я повернулась к Хеймдаллю. — Передай, чтобы высылал антипаучью колдуй-команду так быстро, как это вообще возможно.

— Что случилось? — он напряжённо привстал.

— Если мы не поторопимся, мальчик-который-выжил при встрече с Волдемортом станет мальчиком-который-не-пережил встречу с акромантулами, — я отвернулась от окна и пыталась сообразить, как нам побыстрее туда попасть.

Хеймдалль на пару секунд скрылся в комнатах, а вернулся уже с моей кольчугой — свою он так и не снял. Я сдёрнула мантию и быстро стала натягивать её. Мой наставник тем временем отправил патронуса в Аврорат. Это был очаровательный, светящийся песец. Был бы толстым — прекрасно бы иллюстрировал ситуацию. Но и так тоже красноречиво было. Для знающих определённые диалекты. Убедившись в том, что всё оружие и экстренная аптечка на месте, он вытащил мётлы.

— Фрейя, вам стоило бы остаться, — заметил профессор Снейп.

— Я не могу дать Хеймдаллю отправиться туда в одиночку, — я мотнула головой.

— Мне кажется, он прекрасно может справиться с несколькими пауками, — нахмурился декан.

— С несколькими, даже десятками — вполне, — я кивнула. — Но не с сотнями. А в гнезде их сотни.

— Летим отсюда, — привлёк внимание Хеймдалль, распахнув окно. — Знаешь, куда точно лететь?

— Нет, но думаю мы без труда найдём след от сторожки Хагрида, — отозвалась я.

— Я иду с вами, — мрачно заметил профессор Снейп.

— Нет, Северус, — Хеймдалль мотнул головой. — Нужно, чтобы кто-то открыл Руфусу и его команде камин, если они не трансгрессируют прямо в лес. Дождись ответа.

Профессор Снейп поморщился, но кивнул. Я взобралась на подоконник и оседлала метлу. Вылетать из окна замка, стоит признать, занятие довольно экстремальное. Однако то предприятие, куда я собиралась лететь, было в разы экстремальнее. Я ринулась к сторожке Хагрида и быстро нашла следы на снегу у задней двери. Две их цепочки уходили в лес, и вдоль них ползла вереница пауков. Мелкие, но чёрные, они были хорошо видны на снегу. Я снова задалась вопросом, почему же они не спали. Зимой паукам нечего было есть, и они впадали в анабиоз, чтобы пережить это время. Так что же с ними было не так?

Я разогнала метлу ещё сильнее, боясь не успеть. Хеймдалль летел следом — я слышала, как хлопала его мантия на ветру. В мой разум стали врываться отрывочные мысли акромантулов — в основном, они были о еде — и я поняла, что мы уже близко. Я сбросила скорость и стала внимательно смотреть по сторонам. Не прошло и полминуты, как я увидела яркую вспышку и услышала заклинание Араниа экзими. Ну, по крайней мере, они пытались их отпугнуть. Я заложила вираж, и Хеймдалль поравнялся со мной. Мы оба на ходу вынули посохи и резко затормозили около мальчишек.

— Circulus frigus ignis⁽¹⁾, — рявкнула я, едва коснувшись ногами земли, и от нас распространились круги холодного огня.

Мы бросили мётлы, где пришлось, и выхватили мечи, готовясь драться. Мой дар говорил о том, что вокруг не меньше полутора сотен пауков. И все они желали поживиться человеческой плотью. Я выпустила с меча пару режущих заклинаний наугад и, судя по истошному паучьему писку, попала.

— Вы в порядке? — я повернулась к Гарри. — Пауки не покусали?

— Меня нет, но Рона…

— Хеймдалль! — крикнула я. — Аптечка!

Он повернулся ко мне, а затем перевёл взгляд на побледневшего Уизли. Тихо ругнувшись, мой наставник бросился к нему, вытаскивая походную аптечку. В теории, если бы это был не Рон, я могла бы сама оказать помощь, доверив защиту Хеймдаллю. Но из моих рук Уизли и панацею бы пить не стал.

Холодный огонь не давал паукам подойти по земле, но некоторые уже догадались направиться к деревьям. Их было много, и они постоянно двигались. Я попала по двум паукам режущим заклинанием, ещё троих зацепила заклинанием воспламенения, пока Хеймдалль обрабатывал укус. Закончив, он встал рядом со мной. Я вопросительно посмотрела на него.

— Дело дрянь, — фыркнул он. — У нас мало времени, чтобы оказать ему полноценную помощь.

— Засада, — я обернулась на мальчишек. — Гарри, перевяжи его выше укуса. Выиграем ещё немного времени.

Поттер кивнул, но проследить за его действиями у меня уже не было возможности — пришлось обороняться. Пока пауки забирались на деревья по одному, отсекать их на стволах было не трудно. Но теперь, когда все они поняли, что делать, да ещё и стали забираться с той стороны, которую мы не видели, это стало проблемой. Они спускались сверху на паутине, так что нужно было не только отбиваться от них, но и перестраивать стратегию обороны. И хотя заклинания и удары стабильно попадали по монстрам, мне казалось, что их становилось только больше. Хеймдалль выпустил вверх Адское пламя, спалив к Мерлину не только лезших оттуда пауков, но и все ветки над нами, с которых они могли бы спуститься. Холодное пламя при этом стало слабеть. Мы встали так, чтобы Гарри и Рон оказались между нами. Когда огонь потух совсем, стало не до чего вообще — шаг, пируэт, удар, финт, режущее заклинание, выпад, пируэт, Бомбардо… Я думала только о том, как пережить эту ночь, когда моя сила позволила мне услышать довольно громкую мысль мистера Скримджера: «И где точно гнездо?» Не долго думая, я выбросила вверх красную сигнальную искру.

Аврорам понадобилось меньше минуты, чтобы добраться до нас. Команда Скримджера оказалась довольно большой и вполне умелой, так что число пауков стало быстро сокращаться. Когда их оставалось всего несколько десятков, к нам выполз самый большой и старый акромантул, похожий на гигантского паука-волка. Он издал писк на такой частоте, что у меня заболели уши, однако пауки после этого остановились и отступили.

— Что вам нужно здесь, люди? — шелестящим голосом спросил он.

— Назовись, — потребовал Скримджер.

— Меня называют Арагог, — отозвался паук. — Я живу здесь уже пятьдесят лет. А это мои сыновья и дочери.

— Ваше гнездо превысило допустимые размеры, учитывая близость других колоний и поселений людей, — изрёк Скримджер. — Мы должны определить допустимые размеры вашей колонии.

— Руфус, — позвал Хеймдалль. — Нам надо идти, — он кивнул на Рона. — Когда закончите, приходи в мой кабинет. Нам есть, о чём поговорить.

Мистер Скримджер кивнул, и мы уселись на мётлы. Хеймдалль взял Рона, а за моей спиной уселся Поттер. Я рванула метлу вперёд, резко задрав её кверху, чтобы лететь к замку над лесом. Там, в свете месяца, оказалось, что моя кольчуга заляпана чёрной кровью пауков, что было вовсе не удивительно. Но чистить её на лету было бы крайне дурной идеей. До замка мы долетели минут за пять и попали внутрь тем же способом, что и покинули его — через окно. Когда мы приближались, профессор Снейп открыл створки, впуская нас. Мы спешились, и я бросила метлу в угол, сразу после спешно стянув кольчугу.

— Вы в порядке? — спросил Снейп, окидывая меня взглядом.

— Да, нормально, — быстро ответила я.

— Мистер Поттер? — декан перевёл взгляд на него, и Гарри нервно кивнул. — Хорошо.

В окно влетел Хеймдалль, и я бросилась к нему, чтобы помочь спустить Рона. Несмотря на оказанную помощь, он был плох и находился почти что без сознания. Мы с профессором Снейпом перенесли его на диван в гостиной, пока мой наставник рылся в брошенной мной на столе параноидальной клановой аптечке и стаскивал свою кольчугу. До его прихода я постаралась вытянуть заклинанием хотя бы часть яда, но он выходил вместе с загустевшей кровью. Укус пришёлся над коленом, и рана была рваная. Вокруг уже начинался некроз. Я скривилась, а затем сунулась в сознание Рона и выключила его, потому что дальнейшие действия представлялись довольно болезненными. Тут подоспел Хеймдалль, и мы в четыре руки промыли рану, вымазали несколькими зельями, а потом влили в него пять капель Листа Иггдрасиля. Рана начала заживать, однако ему ещё предстоял курс противоядий.

— И что вы забыли-то в Запретном лесу? — я глубоко вздохнула и повернулась к Поттеру.

— Мы… Это… А вы? — он явно искал повода не отвечать мне.

— Мы собирались провести разведку боем для Аврората, — отозвался Хеймдалль. — И заметили вас. Вам двоим очень повезло.

— Так что же вы, мистер Поттер, делали в Запретном лесу? — вкрадчиво спросил профессор Снейп.

— Мы хотели узнать правду о нападениях, — Гарри вздохнул и опустил голову.

— Я провожу вас в лазарет, — изрёк профессор Снейп, заклинанием поднимая Рона. — А завтра вы придёте сюда и расскажете всё до последней детали о том, как именно вы оказались там, где вас нашли мисс Нильфхейм и профессор Эдельштейн. И лучше бы вам ничего не упустить.

Они ушли, и Хеймдалль взмахнул палочкой над недопитыми ранее чашками кофе, чтобы согреть их. У меня гудели руки и ноги, и я бы не отказалась от того коньяка, который Арчер принёс для профессора Снейпа, если бы была немного постарше. Однако я могла думать только о том, будет ли Рон в порядке. Не то чтобы я сомневалась в собственном зелье — конечно, нет. Однако яд действовал на него слишком долго, и я злилась. Как это бывает, когда злишься на кого-то из-за собственного волнения за него.

Хеймдалль убрал пергамент и перо и пару минут просто сидел на стуле, таращась в никуда. До этого мы тут сидели над книгами и пергаментами, аки заядлые теоретики, а сегодня как-то вот насыщенно вышло. Даже чересчур. Мне тоже не хотелось шевелиться, но я подумала и решила, что будет проще показать мистеру Скримджеру воспоминания об этом вечере, чем пытаться объяснить, что там, собственно, произошло и как так Волдеморт оказался заперт в булыжнике. Я достала палочку и сосредоточилась. Полтора часа подготовки и безумные вопли профессора Снейпа в конце я решила в это кино для взрослых не включать, так что собрала воспоминания и подняла палочку, чтобы достать их. И только после этого подумала, куда это я собралась их скинуть.

— Хорошая мысль, — изрёк Хеймдалль. — Погоди только, думосбор достану.

— За каким… Зачем ты его взял с собой из дома? — я вытаращилась на него.

— А ты бы хотела сейчас пойти к директору? — ехидно поинтересовался он.

— Нет, но есть же Арчер, — отозвалась я. — Если нам нужно что-то из дома, оно магическим образом у нас оказывается. Зачем было переть с собой такую сложную, ценную и вообще-то хрупкую вещь?

— Я хотел поизучать его на досуге и попробовать сделать какой-то более удобный вариант, — Хеймдалль пожал плечами. — Пару минут задом кверху постоять ерунда, конечно, но если там полчаса или час, поясница затекает, знаешь ли.

— Хм… Эта мысль перспективнее, чем кажется, — заметила я.

— Может быть — у меня пока не было возможности её хорошенько обдумать, — он улыбнулся и установил это здоровое блюдо на стол. — Но теперь ты будешь думать вместе со мной, так что что-нибудь мы обязательно придумаем.

— Как будто я смогу теперь выбросить это из головы, — хмыкнула я. — Ладно, давай и свои воспоминания сбрось. Чтобы картина была более полной. С активации первого круга и до… э… смеха профессора Снейпа.

Хеймдалль кивнул, и мы с ним принялись вытаскивать воспоминания. До чего же удобная, на самом деле, вещь, если не считать позы для использования. И насколько проще она делала мучительные попытки объяснить кому-либо, как на самом деле всё было. Я оценила ещё в тот раз, когда на меня напали. Ну, или как это можно было тогда назвать? Мы как раз закончили, когда в дверь отрывисто постучали. На пороге оказался мистер Скримджер. И когда Хеймдалль распахнул дверь перед ним, уже подходил и профессор Снейп, сдавший пострадавших гриффиндорцев мадам Помфри.

— Откуда такая срочность с вылазкой в гнездо акромантулов? — с порога спросил глава Аврората, решительно проходя внутрь. — Мне пришлось часть команды буквально вытаскивать из постелей.

— Это была не наша идея, — вздохнул Хеймдалль. — Мистер Поттер и мистер Уизли каким-то образом оказались там, и Фрейя уловила их панические мысли, так что и нам самим пришлось отправиться несколько незапланированно.

— Они в порядке? — слегка сощурился мистер Скримджер, резко обернувшись к нам.

— Мистер Поттер — в полном, хотя и несколько подавлен, — заметил профессор Снейп. — А мистеру Уизли предстоит небольшой курс противоядий. Будет на ногах через пару дней.

— И как же они оказались там? — глава Аврората склонил голову набок.

— Этого мы пока не знаем, — вздохнул Хеймдалль. — Мы надеялись получить ответы завтра. Потому что сегодня есть кое-что, что важнее прогулки в гнездо акромантулов, — он указал жестом на думосбор. — Думаю, будет проще, если ты сам посмотришь.

Мистер Скримджер слегка сощурился, но всё же опустил лицо в думосбор. Его поверхность вроде бы была жидкой, однако не мочила волосы и кожу и вполне позволяла дышать. Однако при просмотре воспоминаний любой, даже самый солидный человек выглядел глупо. Примерно как во время конкурса «Съешь яблоко из тазика с водой без рук». Нет, мысль сделать его более удобным в использовании определённо имела большие перспективы. Пока неясные, но очень большие. Мы ожидали, пока он вынырнет из наших несладких грёз обратно, в гробовом молчании. Не знаю, как профессора, а у меня лично сердце в ушах стучало. Наконец мистер Скримджер досмотрел нашу эпическую постановку до конца и вынырнул. Он посмотрел сначала на Хеймдалля, потом на профессора Снейпа долгим внимательным взглядом, а затем перевёл его на меня.

— Мисс Нильфхейм, прошу прощения, но… — его лицо показалось мне несколько сконфуженным. — Правильно ли я услышал — вы кукарекали?

— Кукарекала, а что?.. — я едва не добавила «вы так не делаете», но вовремя прикусила язык: всё-таки не все дома таких змеючищ держат. — Василиски боятся петушиного крика, это же известный факт.

— Просто это как-то… — он покачал головой. — Однако правильно ли я понял произошедшее — вы собрали душу Волдеморта в одно целое и заключили в тюрьму, лишив тем самым возможности возродиться, верно?

— Вроде того, — кивнул Хеймдалль.

— Но… как? — нахмурился мистер Скримджер.

— Это очень древняя тёмная магия, Руфус, — вздохнул мой наставник. — Поверь, ты не хочешь знать детали.

— Если это и правда Волдеморт — ты прав, совершенно не хочу, — кивнул главный аврор. — Это можно как-то проверить?

— Вы знаете о моём прошлом, — мрачно заметил профессор Снейп.

Он снова задрал свой левый рукав, показывая истончившиеся контуры рисунка. Глаза мистера Скримджера расширились, а затем он достал очки и едва ли не ткнулся носом в предплечье декана, то ли рассматривая его, то ли обнюхивая. Изучению рисунка он уделил по меньшей мере минуту, и только потом резко вскинулся, заглядывая в глаза профессора.

— Так это правда… — глухо произнёс мистер Скримджер. — Волдеморт наконец повержен.

— Пока ещё не до конца, — заметил Хеймдалль. — Его душа в камне и погружена в некое подобие «спячки» — приграничное смерти состояние, однако она ещё жива. Самостоятельно ему оттуда не выбраться, и я сомневаюсь в существовании таких умельцев, которые могли бы его оттуда достать, но следовало бы исключить риски полностью. Дементоры могли бы решить эту проблему насовсем. К тому же, они могли бы сказать, точно ли мы собрали все куски.

— Хорошо. Я бы не стал это откладывать, — кивнул глава Аврората. — Стоит отправиться прямо сейчас.

— Я хотел бы отправиться вместе с вами, — изрёк профессор Снейп. — Если это возможно, конечно. Я должен убедиться, что всё пройдёт до конца.

— М, хорошо, — снова кивнул мистер Скримджер.

— Я бы тоже не отказался поприсутствовать, — заметил Хеймдалль.

— Мистеру Снейпу уже доводилось встречаться с дементорами, Хэймдэлл, — изрёк главный аврор. — И это не то, что приятно вспомнить долгими зимними вечерами.

— Ой, да ладно, — фыркнул мой наставник. — Я только что был пожёван василиском и отбивался от акромантулов. Как-нибудь уж переживу встречу с воплощением страха, наверное. Фрейя?

— Да, он переживёт, — кивнула я.

— Я имел в виду, ты не хочешь пойти? — улыбнулся Хеймдалль.

— Посмотри на часы и попробуй задать этот вопрос ещё раз, — скривилась я. — Хочу напомнить, что я — ребёнок. Ну, максимум — подросток. С большой натяжкой. У меня силы уже закончились. Так что я тебя здесь подожду. Возможно, усну на диване.

— Хорошо, — он взъерошил мне волосы. — Мы можем идти, Руфус?

Глава Аврората кивнул, и они все втроём вышли через камин прямиком в Министерство Магии, прихватив с собой мешок с булыжником. Пару минут я просидела, пялясь прямо перед собой, а потом зевнула так, что едва не вывихнула челюсть. Нет, идти в общежитие сейчас в одиночку точно было очень плохой идеей, так что я вернула на голову ободок, доплелась до гостиной и упала на диван лицом вниз, даже не сняв сапог. Они, впрочем, свисали с дивана, так что это не должно было разозлить Франкенштейна. Наверное. Почему-то именно сапоги были моей последней мыслью перед тем, как я отключилась.

1) «Круг холодного огня», лат.

Вернуться к тексту

Я могла умереть.

Эта мысль пробралась в моё сознание в какой-то момент ночью и выдернула из глубокого сна, но до реальности так и не дотянула, и я увязла где-то на границе, барахтаясь в кошмаре. Ну, не то чтобы я могла умереть прямо насмерть — меня бы выбросило в какой-нибудь другой, новый мир. Но всё равно — я могла умереть.

Я никак не могла проснуться, а моё сознание подкидывало мне один за другим варианты не такого удачного стечения обстоятельств. И в каждом из них кто-нибудь непременно умирал. В самом худшем варианте Волдеморт и вовсе овладел моим телом и душил моё сознание у меня в голове, а затем, оставив мне только возможность наблюдать, моими же руками убивал, убивал, убивал…

Мне было холодно. Я чувствовала, что меня трясло, как будто тепловой артефакт вовсе не работал, а чтобы укрыться, у меня даже салфетки не было. Я скорчилась в плотный комок, но всё равно мёрзла. Однако даже это не могло заставить меня проснуться. Видимо, моё тело было измучено произошедшим больше, чем мне хотелось бы думать, и было просто невозможно заставить его функционировать хотя бы пару минут, чтобы, например, взять тёплую мантию и укрыться ей.

Сознание периодически проваливалось. Кошмары, которые изобретал мой разум — или не мой? — скрывала чёрная пелена, и в эти моменты я действительно спала, хотя в остальное время определённо не бодрствовала. И хотя я понимала, что всё, что я видела, было лишь сном воспалённого и перегруженного мозга, легче мне от этого не становилось. Допустим, моя собственная кончина какой-то феерической реакции у меня не вызывала — не впервой, как бы. Но я не знала, переживёт ли такую смерть Франкенштейн. И всякий раз, когда моё сознание изобретало новый способ убить его, мне было настолько плохо, что я пыталась орать. Не выходило, потому что тело безнадёжно дрыхло, но в голове я рыдала. И что самое ужасное — я никак не могла вырваться из этого сна.

После очередного провала черноту я пришла в себя окончательно. Происходило это медленно, рывками. Мысли плавали, как лапша в молочном супе. Сначала я поняла, что мне стало тепло, и только потом, что причиной тому было не одеяло, а чьи-то руки. Затем разум почему-то решил, что я в своей общежитской спальне, и как раз там ничьих рук быть не должно. Я попыталась распахнуть глаза. В них будто сыпанули песка, и мне было больно от самого факта наличия света. Следующим открытием был тот факт, что я находилась у Хеймдалля на руках. Он держал меня, как кошку, свернувшуюся клубочком, и гладил по голове. Я с трудом сфокусировалась на его несколько помятом лице.

— Доброе утро? — неуверенно просипела я.

— Доброе? — негромко переспросил он. — Должно бы быть, наверное.

— Ох… — я медленно сползла с его колен на диван и потёрла плечи. — Ты спал?

— Да, я… Мы с Северусом немного выпили, когда вернулись, — Хеймдалль глубоко вздохнул, прижав тыльную сторону ладони ко лбу. — Хорошо, много выпили. Я вернулся и упал у себя. Ты разбудила меня минут двадцать назад.

— Я? — пискнула я.

— Не знаю, что тебе снилось, но ты требовала, чтобы я не умирал, — он поморщился. — Как будто меня легко убить, в самом деле.

— Я… — я вдруг осознала, что у меня лицо мокрое. И не просто мокрое — я ревела. В этот самый момент. Только дошло. Я непроизвольно всхлипнула и судорожно вздохнула. — Просто… Мне приснилось… И я…

— Ну-ну, — Франкенштейн притянул меня к себе и снова стал гладить по голове. — Слышишь? Я живой. Всё хорошо.

— У-угу, — это и правда успокаивало. Наконец, собравшись с мыслями, которые, хоть и напоминали ещё макаронины, всё же стали шевелиться у меня в голове поактивнее. — Я просто не знаю, насколько ты умрёшь, если умрёшь.

— Давай постараемся не проверять, — он усмехнулся и тут же болезненно застонал.

Я отлепилась от него и утёрла лицо своим рукавом, оставив на его — надо заметить, мятой и вообще-то вчерашней — рубашке сырое пятно. Я поискала палочку, но убирать его не стала — всё равно стирать после прошлоночных приключений. Однако меня несомненно порадовало то, что хоть рубашка и была мятой и не самой чистой, на ней не было пятен крови. Хотя я была уверена, что до приёма Листа Иггдрасиля под ней всеми оттенками наливались синяки. И я, видимо, смотрела на его рубашку слишком долго.

— Ты чего? — озадаченно спросил Хеймдалль, заставив меня дёрнуться.

— Я… Э… — и как ему это сказать? — Просто подумала, что у тебя, наверное, вчера были кошмарные синяки.

— Наверное, были, — он кивнул и болезненно сморщился, после чего взмахнул палочкой в сторону кофеварки. — Не удивлюсь, если они и сейчас есть — только не от василиска, а от пауков. Хочешь посмотреть?

— Эм… Наверное, всё-таки нет, — не очень уверенно изрекла я. С одной стороны мне хотелось убедиться в том, что он цел и невредим. С другой — это казалось мне каким-то невообразимо двусмысленным.

— Ладно, — Хеймдалль усмехнулся и опять скривился. Видимо, голова его звенела беспощадно. — Я потом посмотрю сам и скажу тебе.

Я кивнула и сползла с дивана. Свою чашку кофе он приманил чарами, я же взяла её двумя руками. Кофе был горячим и разливал по всему телу тепло, и я только теперь заметила, что солнце за окном поднялось уже высоко. Было первое января, так что, вероятнее всего, дело шло к полудню. Я снова посмотрела на лицо Хеймдалля. Мне почему-то — и, в принципе, понятно, почему — вспомнилось утро первого января в прошлом мире, когда от похмелья после пары бокалов шампанского страдала я.

— Смешать тебе антипохмельное? — негромко спросила я.

— А ты можешь? — он шумно отхлебнул кофе, скривился и посмотрел на меня исподлобья.

— А чего не мочь? — хмыкнула я.

«Вытрезвитель» не был волшебным составом, так что его вполне можно было трансфигурировать даже из воды. Ну, в теории. Однако я решила, что сейчас не самое подходящее время для экспериментов. Однако ингредиенты для него у нас были — по крайней мере, в одной засылке Арчера до закромов — и мне нужно было только нарисовать круг преобразования. А его даже рассчитывать не нужно было. И всё бы ничего, если бы не один небольшой нюанс: меня трясло, как портовую… как молодую осинку на ветру.

— Н-да, — протянула я, с огромными усилиями рисуя сносной ровности круг. — Пил вроде ты, а трясёт как пропитого алкаша меня…

— Я посмеюсь над этим позже, — почти простонал Хеймдалль.

— Это не смешно, — буркнула я.

Меня до сих пор удивляло, что алхимия срабатывала здесь практически так же, как там. И мне было до одури интересно — это из-за нас она работала или просто в принципе? В результате преобразования стакан наполнился мутноватой жидкостью, и я дрожащими руками протянула его Хеймдаллю, размышляя о том, можно ли улучшить его свойства, если пересчитать в полноценное волшебное зелье. Если оно работало, будучи обычным, можно сказать, магловским составом, то уж в руках мага так и вовсе должно было стать в разы лучше. Мои мысли невольно перебрались к объёмам прибыли от вброса такой новинки на рынок.

Хеймдалль употребил чудодейственный состав и скривился — ну, вкус-то у него всегда был ужасным. У состава, не у Хеймдалля, разумеется. Однако уже через пару секунд его помятое лицо приобрело куда более здоровый и отдохнувший вид. Он встряхнул головой и допил свой кофе одним махом, а затем снова заставил кофеварку заработать. А затем он поднялся и снял рубашку. Я, мягко говоря, опешила.

— В-в ч-честь ч-чего ст-стри-стриптиз? — я аж заикаться начала.

— Ничего нового ты всё равно не увидишь, — он улыбнулся. — Ты видишь? Я цел, — он приблизился и потрепал меня по волосам. Опять. Я резко пришла в себя и отпрянула, таращась на него, как на умалишённого. Это развеселило его, а затем он дошёл до тумбочки около дивана и протянул мне нечто, похожее на фляжку, — Так… выпей-ка.

— Что это? — решила уточнить я, сделав пару глотков. На вкус был ромашковый чай.

— Угомонительное, — поморщился Хейдалль. — Я давал его тебе, когда ты пила зелья с памятью. Тебя тогда мучали кошмары.

— Оу… — я сглотнула. Тогда кошмары меня и впрямь мучали. Потому что — как это лучше сказать? — мир стал куда более цивилизованным и безопасным, чем при моих предках. А это пойло не только успокаивало, оно вообще напрочь отбивало волнение.

— Честно говоря, сам не знаю, зачем я взял его с собой, — он пожал плечами. — Но вот и пригодилось.

Он, всё ещё посмеиваясь, скрылся на пару минут в своей спальне, откуда вернулся уже в свежей рубашке, с расчёской в руках и лентой в зубах. Расчёску он протянул мне, быстро завязывая низкий хвост. А я подумала, что у меня на голове должно было быть натуральное гнездо, раз уж он решил меня облагодетельствовать. А это его «угомонительное», надо признать, чудесно работало — всего пара глотков, а я уже была совершенно в себе и спокойна, как лягушка на листе лотоса в храме Будды у подножия горы Фудзи.

— Слушай, а ты не думала и здесь создать этот напиток? — спросил Хеймдалль, глядя на оставленный на столе стакан из-под чудо-снадобья.

— Вообще-то, меня как раз посетила эта мысль, — я кивнула. — Надо будет подумать на досуге. Тем более, что в нашем полку, то есть клане, прибыло.

— Ох, точно, — он широко улыбнулся. — Надо будет составить контракт. Я… — он нахмурился и как будто немного виновато посмотрел на меня. — Я ещё не садился за это.

— Как будто время было, — я пожала плечами.

— Но я подумал, что это должен быть прямо-таки шоколадный контракт, — добавил Хеймдалль. — Прямо сделка тысячелетия.

— Уж будь так любезен, — хмыкнула я. — Только не переборщи. Профессор не должен чувствовать себя обязанным. Мне почему-то кажется, что для него это важно.

— Только не говори, что совсем не ковырялась у него в голове, — скривился он.

— Вообще-то — да, не ковырялась, — я пожала плечами. — Для непроизвольного чтения его мыслей у него основательная защита, а насильно я не лезла. Мне и так хватало чужих размышлений в голове.

— Иногда я забываю, что хоть ты и тёмная ведьма, всё же человек добрый, — улыбнулся Хеймдалль.

— И это целиком и полностью твоя вина, — криво усмехнулась я.

На нас обоих внезапно напал жор. Отошедший от дикой похмелюги Хеймдалль обратился к школьным домовикам, и они в мгновение ока уставили столик у дивана закусками — тостами, печеньем и пирогами, вазочками с повидлом и паштетом. Что-то я не могла припомнить подобного в меню в Большом зале, но, может, для преподавателей оно было каким-то другим. Может, их и тыквенным соком не пичкали ежедневно. Безо всякого зазрения совести — да и откуда бы у меня ей быть? — я употребила практически целиком мясной пирог, когда вспомнила о том, что, казалось бы, должно было интересовать меня в первую очередь:

— Так, а чем вчера дело кончилось? Как всё прошло?

— Азкабан — жуткое место, и я бы предпочёл обойтись без повторных туда экскурсий, — скривился Хеймдалль, намазывая тост паштетом. — Правильно, что ты не пошла.

— Если мы с тобой не решим поиграть в Тёмных Лордов, повторных экскурсий быть и не должно, — хмыкнула я.

— А у нас, вроде как, и не было таких планов, — он криво улыбнулся. — Дементоры подтвердили принадлежность души и её полноту, — Хеймдалль посерьёзнел. — И мы вернули Хагрида, кстати. О, да, четвёртого числа мы втроём приглашены в Министерство магии.

— Это зачем ещё? — я напряглась.

— Полагаю, мы честно заслужили Мерлина первой степени, — он пожал плечами. — Ну, или это будет допрос с пристрастием. Или интервью для Пророка. Руфус обещал написать сегодня-завтра.

— Аргх… — я закрыла лицо руками.

— Что-то не так? — донёсся озабоченный голос Хеймдалля.

— Видишь ли, тут такое дело, — я нахмурилась и подняла на него взгляд. — Я обожаю приключения. Особенности моего существования таковы, что даже если я не очень хочу, меня всё равно тянет в самую гущу событий. И мне оно весело — глупо отрицать. Но вот внимание ко мне — это определённо не то, чего бы мне хотелось. Тем более, что признание моего участия создаст некоторые проблемы.

— Например, какие? — он сложил руки на груди склонил голову набок.

— Для начала, как его вообще объяснить? — отозвалась я. — Мой дар не самая публичная тема, знаешь ли.

— Да, и мы не будем упоминать его, — Хеймдалль кивнул. — Но без твоих познаний с ритуальными кругами было бы не сладить. Эту магию за пределами клана Нильфхейм практически не изучают.

— Ещё скажи щас, что без меня ты бы не справился, — буркнула я, откидываясь на спинку кресла.

— С расчётами — это было бы дольше и, быть может, утомительнее, но да — я бы справился, — он пожал плечами. — Всё же это делать я умею. Но вот как бы я активировал круги, одновременно сражаясь с василиском — не представляю, если честно. Да и без твоего петушиного крика… — он усмехнулся.

— А, ну да… — протянула я. — Но вы бы могли там, в Министерстве, как-то обойтись без меня? Мистер Скримджер, я уверена, согласится замять моё участие.

— Я предполагал, что ты так скажешь, и спрашивал его — он отказался наотрез, — Хеймдалль развёл руками.

— Понятно… — протянула я.

Я повернулась к окну. Было на удивление ясно, хотя ярко-синее небо явно говорило о морозе, который там, снаружи, стоял. Это натолкнуло меня на две мысли: первая была о неспящих пауках, а вторая — о тренировке. Сначала она была несколько отстранённой — ну, проспали и проспали, с кем не бывает. А потом до меня медленно дошло, что саму по себе тренировку никто не отменял. Иными словами, Люциан с высокой долей вероятности на неё пришёл. И у него наверняка возникла целая пачка неудобных вопросов на тему нашего отсутствия, на которые надо ответить что-то достаточно вразумительное, чтобы он не придумал никакой дури. Если, конечно, он уже её не придумал. Я подумала, что мне надо пробраться в общежитие тогда, когда там никого не будет, чтобы сделать вид, будто я просто поздно вернулась и долго дрыхла. Как будто мне кто-то поверит…

Итак, мы вроде бы как одолели главного злодея, и этому миру и его обитателям больше ничего не угрожало. По прошлому опыту выглядело так, будто бы пора и честь знать, однако у меня почему-то не было такого ощущения как в прошлом мире — как будто я там уже не нужна. Не то чтобы это означало, что никаких подвохов не будет и меня не вышвырнет в самый неожиданный момент, но мне почему-то казалось, что так просто этот мир нас не отпустит. Интересно, почему?..

Когда я вышла из кабинета Хеймдалля, коридор был пуст. Было начало второго, и мне верилось, что все, кто были сейчас в замке, находились в Большом зале. Потому что было время обеда, а его тут как правило никто не пропускал. Я расслабилась и направилась к подземельям, погружаясь в пучины мыслей о своём скором перемещении в новый мир и о сверхприбылях от антипохмелина — надо было только название ему придумать получше, чем в прошлом мире.

Попытка скрытно пробраться в общежитие с треском провалилась: в коридоре подземелий я, заблудившись в собственных размышлениях, нос к носу столкнулась с Люцианом. Ну, точнее, нос к груди, поскольку парень был заметно выше меня. Он, очевидно, шёл на обед и заметил меня гораздо раньше, чем я его. Однако даже не посторонился, шагая мне навстречу, и хотя в коридоре вполне могли бы разъехаться две двуколки, я впечаталась означенным носом в означенную грудь.

— Привет, — ухмыльнулся Люциан, когда я озадаченно отступила и уставилась ему в лицо. — Ничего рассказать не хочешь?

— А я должна? — я нахмурилась.

— Ну, если тебя не поймали после отбоя и ты не натворила дел…

— Фрейя! — из своего кабинета высунулся профессор Снейп. — Скажите мне, что вчера мне ничего не приснилось!

— Вам ничего не приснилось, сэр, — очень серьёзно отозвалась я.

— Точно? — он пытался сурово нахмурить брови, однако его губы явно непроизвольно расползались в кривоватой улыбке.

— Точно, — я постаралась убедительно кивнуть и выразительно мотнула головой в сторону Люциана. Профессор заметил его мгновенно собрался, насколько ему позволяло его состояние.

— Зайдите ко мне, мисс Нильфхейм, — более привычным тоном изрёк он и скрылся в кабинете, оставив дверь открытой.

— Что происходит? — озадаченно посмотрел на меня Люциан.

Я закатила газа и помотала головой, намекая, что сейчас не самый подходящий момент для разговора. И пока он был в лёгком замешательстве, я проскользнула в кабинет декана и осторожно прикрыла за собой дверь. Профессор негромко позвал меня в гостиную, где на столике перед диваном и вокруг него валялись несколько пустых бутылок. Ну, если здоровое тело Хеймдалля пребывало в состоянии жуткого похмелья, а он, как он утверждал, пил меньше, то страшно было вообразить, что должно было быть с профессором. Декан тем временем полулежал в кресле и выглядел больным, хотя мне казалось, что его буквально распирало от счастья. Какого-то странного — горького и вымученного, но всё же счастья.

Запах в гостиной стоял характерный — утро после масштабной попойки. Я хлопала глазами и пыталась понять, зачем профессор позвал меня. Однако он не спешил не только давать какие-либо пояснения, но и говорить вообще, глядя на меня из-под припухших век. Решив, что в таком состоянии он мне всё равно ничего не скажет, я вызвала Арчера. И пока он доставлял мне комплект ингредиентов для повторного изготовления «Вытрезвителя» — я запоздало подумала, что надо было сразу готовить больше — я в пару взмахов палочкой убрала бутылки и перегарное амбре. Сготовив состав, я протянула стакан профессору, и он внимательно на него уставился.

— Это просто противопохмельное, — вздохнула я. — Мы думаем заняться им, как зельем, чуть позже.

— Угу… — кивнул профессор и выпил его. С полминуты он смотрел прямо перед собой, а затем внезапно перевёл на меня какой-то странный взгляд. — Мерлин… Я…

— Всё в порядке, сэр, — я улыбнулась. — Если вы не уверены в том, что вам вчера не привиделось, воспоминания всё ещё должны быть у Хеймдалля в думосборе. А я, пожалуй, пойду.

— Спасибо, — тихо произнёс профессор.

— Не за что, — я направилась к двери. — Меня здесь не было.

На обед в итоге я не попала. Не то чтобы я не хотела есть, просто это неминуемо столкнуло бы меня с Люцианом, а он бы точно не дотерпел с расспросами до факультетской гостиной. А мне ещё надо было придумать, что врать. И вопрос этот становился сложнее, учитывая, что в предстоящий понедельник нам нужно было быть с Министерстве. В общем, у нас появилось шило, которое в мешке не утаить. Нет, я бы лично с удовольствием обошлась без огласки, однако что-то мне подсказывало, что ни Хеймдалль, ни мистер Скримджер не настроены замять дело. Что вот очень даже зря.

Я приняла душ и переоделась в длинное платье цвета берлинской лазури⁽¹⁾ из шерстяной ткани. У платья была вшита шёлковая белая манишка на груди и надставлены расшитые перламутром лацканы. Короче, платье было таким, какое я легко бы представила на юной Фредерике в конце девятнадцатого века, но вот в конце двадцатого столетия оно было в моде только у волшебников. Спасибо, что не кринолин. Я набросила на плечи пуховую серую шаль и вышла в факультетскую гостиную. Не то чтобы мне сильно хотелось объясняться с Люцианом, но как будто у меня был выбор. Так что лучше было как с пластырем — резко оторвать одним движением.

Боул сидел на диване у камина с закрытой книгой в руке. Рядом с ним лежала аккуратная стопка тонких изданий. Я тихо прошуршала подолом и уселась на диван напротив него. От огня в камине шло приятно тепло, за стеклом в озере что-то колыхалось. Мы молчали. Я ждала, когда вопросы из него посыплются, как из рога изобилия, но Люциан как будто никак не мог решить с чего бы начать.

— Красивое платье, — наконец выдал он. — Кто тебя одевает?

— Эм, я обычно сама справляюсь, — сипло выдавила я. Вот уж точно не то, что я ожидала.

— Я имел в виду, кто тебе шьёт, — Люциан улыбнулся.

— Никогда бы не подумала, что тебя может интересовать эта тема, — я встряхнула головой. — По большей части обычную одежду мне шьёт моя домовуха. Кое-что приходится заказывать у мадам Малкин. А что?

— Ничего… Просто время от времени всем нужно хорошее платье, — он пожал плечами и отвёл глаза. — Для профессора Эдельштейна тоже она шьёт?

— Ну да, — я кивнула. — Слушай, контора моего клана, конечно, многим занимается, но вот пошивом — нет. Ну, по крайней мере, обычной одежды.

— А не обычной? — зацепился Люциан.

— Вряд ли тебе это будет интересно, — криво усмехнулась я. — Итак, ты действительно хочешь узнать у меня о платьях?

— Мерлин, нет… — выдохнул он. — Я… просто не знаю, как спросить.

— Сильно ли я ошибусь, если предположу, что твои вопросы связаны с моим отсутствием утром и произошедшим в коридоре во время обеда? — я скептически скривилась.

— Нет, — он мотнул головой. — Я был удивлён, когда оказался на тренировке утром один, и ещё более — когда ты буквально в меня врезалась. Что произошло?

— Эм… Как бы это объяснить-то… Скажем так, мы с Хеймдаллем немного припозднились, пока проводили кое-какие опыты, — осторожно изрекла я. — А потом ещё пришёл мистер Скримджер и потащил Хеймдалля в лес… И в итоге я уснула у него в гостиной и проспала допоздна, — что ж, лучшая ложь — это полуправда.

— Допустим, — кивнул Люциан. — А профессор Снейп?

— О, это… глава моего клана предложил ему у нас работать, — и это тоже было правдой. С которой, впрочем, поведение декана было никак не связано.

— Ладно… Но это точно ничего, что ты спала в комнатах профессора Эдельштейна? — он нахмурился.

— Мерлин… — я закатила глаза. — Мы с ним живём вдвоём в особняке, если не считать домовиков. Когда мы только переехали в Шотландию, я была совсем мелкой — ещё меньше, чем сейчас. А особняк не маленький. Я боялась спать одна и порой засыпала только у него… э… на руках. Так что — ничего нового.

— А где спал профессор? — Люциан склонил голову набок.

— Понятия не имею, — фыркнула я. — Не только где, но и спал ли он вообще. Могу только сказать, где он точно не спал — на диване своей гостиной.

— Сегодня, кстати, ты к нему не пойдёшь? — он нахмурился.

— Точно… — протянула я, вспомнив, что должен был прийти Гарри и рассказать, как это они оказались в гостеприимном паучьем гнезде, и поднялась. — Тебе ещё есть, что почитать?

— Я читаю не настолько быстро, — усмехнулся Люциан. — Однако я написал родителям и утром мне пришёл ответ — они тоже увлеклись чтением. Отцу понравился Диккенс, а матушка в восторге от Остин. Кем бы они ни были.

— Достойный выбор, — улыбнулась я. — Потом почитай и ты. Диккенса, по крайней мере. Женские романы тебе вряд ли зайдут.

Он кивнул и открыл книгу. Я глубоко вздохнула, порадовалась, что в замке полтора чародея, и направилась по привычному маршруту к кабинету Хеймдалля. В коридоре подземелий меня опять ожидал сюрприз, да такой, что я потеряла дар речи, движения и дыхания: там встретил меня профессор Снейп. Одет профессор был в тёмно-зелёную мантию поверх костюма графитового цвета и белоснежной рубашки. И костюм его состоял из, ясный перец, брюк и пиджака с отложными лацканами. Я замерла и медленно моргнула, а потом невольно протёрла глаза. Но едва я смогла собраться с мыслями, как профессор улыбнулся.

— Я ожидал, что вы не пропустите рассказ мистера Поттера, — заметил он. — Идёмте.

Я едва смогла кивнуть. Профессор Снейп развернулся и двинулся вперёд, а я — на совершенно одеревеневших ногах — следом. Как интересно, однако, начался год…

1) неяркий тёмно-синий цвет. http://cdn01.ru/files/users/images/fb/89/fb89946b71e6c5640a03161e72ea7eac.png

Вернуться к тексту

Я шла за профессором, практически не глядя по сторонам. Потому что я не могла так сходу обратно собраться с мыслями. Волнение мне, конечно, отшибло, но вот шок, которым меня накрыло в подземелье, определённо не собирался отпускать просто так. Так что я просто шла за ним, чтобы не потеряться по дороге. Не то чтобы я потом не нашлась, но всё же оставаться непонятно где одной мне не хотелось. Впрочем, я в конце концов смогла нормально соображать и опознать, где я, когда до кабинета Хеймдалля было уже рукой подать.

— «Ты планируешь прийти послушать историю мистера Поттера?» — раздался у меня в голове голос Хеймдалля.

— «Мы с профессором Снейпом в одном повороте от твоего кабинета», — отозвалась я.

— «О, вот как», — отозвался он.

Стоило нам завернуть в нужный коридор, как дверь кабинета Хеймдалля открылась, демонстрируя нам его руку в белой сорочке. Эта рука придерживала дверь, но вот хозяин её в проёме не показывался.

— Зачем вы открыли дверь? — донёсся голос Гарри Поттера.

— Не я один хотел бы вас выслушать, — отозвался Хеймдалль. — Вас просил прийти профессор Снейп, однако вы пришли всё же в мой кабинет, а не в его, — и он наконец высунулся в коридор так, чтобы увидеть нас.

— Хорошо выглядишь, — заметил профессор Снейп, приблизившись. — Вчерашние злоключения по тебе совсем не заметны.

— Ну, следы драки прекрасно убирает Лист Иггдрасиля, — улыбнулся Хеймдалль. — А следы похмелья — то мерзкое на вкус пойло, которое готовит мастер. И судя по тебе, ты уже с ним познакомился.

— Вы что, за обедом не встретились? — я протиснулась мимо профессоров в кабинет.

— Нет, я не обедал, — хором отозвались они.

— Понятно… — протянула я. — Я надеюсь, что работая над составом, как над зельем, мы сможем решить проблему вкуса того пойла.

— Я уже говорил тебе в прошлом, что гадкий вкус у него скорее плюс, чем минус, — вздохнул Хеймдалль.

— Давай будем честны — пропитая алкашня его пить всё равно не будет, — я пожала плечами. — Оно нужно тем, для кого похмелье — редкое и мучительное состояние. Не понимаю, зачем ещё больше наказывать и без того страдающего человека.

— Мы вернёмся к этому позже, — он потрепал меня по голове.

Я заметила Гарри. Он сидел на краешке массивного стула, на который обычно Хеймдалль и усаживал студентов. На нём вполне можно было устроиться довольно удобно, чтобы слушать продолжительную лекцию, или пересдавать большую контрольную, или поднадзорно переписывать эссе… Но Гарри сидел на самом краешке, как будто готовый подскочить в любой момент. Впрочем, в конкретно данный момент подскочить он физически не мог — его парализовало ещё похлеще, чем меня, при виде профессора Снейпа не в чёрном. В таком состоянии он, очевидно, находился с момента нашего прихода, так что можно было не боясь обсуждать любые темы — он бы не понял ни слова. Ну, если бы такие темы для обсуждения у нас были. Я прошла к дальней стене, где стоял маленький диванчик, Хеймдалль уселся в преподавательское кресло-трон за столом, а профессор Снейп разместился на стуле практически напротив Поттера.

— Итак, мистер Поттер, мы все внимание, — изрёк Хеймдалль, переплетая пальцы перед лицом.

— Это всё Гермиона! — дёрнувшись, выпалил он и поднялся со стула.

— Прошу прощения? — профессор Снейп подался вперёд. — Мисс Грейнджер?

— Мы… Она… — Гарри замялся и сел. — После того раза, когда мы тут были на рождество, мы долго не могли уснуть и говорили в гостиной, — он смотрел куда-то в пол. — Тогда Гермиона сказала, что Фрейя сказала, что слышала, что Тайную комнату открывали пятьдесят лет назад. И Гермиона предложила спросить об этом того, кто тогда был в школе. И мы с Роном сначала подумали о профессоре МакГонагалл, но она ничего бы не рассказала нам, и тогда Рон сказал, что стоит разузнать про всё у Хагрида. Мы узнали, что он учился тогда в школе и написали Гермионе. А она написала, что он скорее всего как-то с этим связан, ведь у него отняли палочку, когда он был школьником…

— Извини, что перебиваю, но, — я сжала переносицу. — Вы пошли к человеку, который, возможно, кого-то убил в школе пятьдесят лет назад, на ночь глядя, когда в замке почти никого не было, так?

— Хагрид никого не убивал! — взвился Гарри.

— Да, я знаю, — я поморщилась. — Но выглядело всё именно так. И он послал вас в гнездо акромантулов. Если бы мы вас не нашли, от вас не осталось бы даже костей.

— Если бы я не знал Хагрида, я бы решил, что он хотел от вас избавиться, — обронил профессор Снейп. — Итак, что было дальше?

— Мы только-только пришли, и я спросил его, может ли он рассказать, что тогда случилось, — Гарри снова сел и понуро опустил голову. — Хагрид сказал, что тогда погибла девочка, но он не знает, как именно. А потом в дверь постучали, и он сказал, что если мы хотим узнать ответы, нам нужно идти за пауками. А потом вошли директор Дамблдор и министр Фадж и забрали его.

— И не заметили вас? — профессор Снейп изогнул бровь. — В доме Хагрида негде так спрятаться.

— У нас была мантия-невидимка, — скрючился Гарри.

— И вы пошли за пауками в Запретный лес ночью? — уточнил Хеймдалль.

— Да… — ещё сильнее скрючился Поттер.

— Никого не предупредив? — добавил он.

— Да… — ещё тише отозвался Гарри.

— Меня сейчас так и подмывает вскрыть вам череп, чтобы понять, есть ли вообще там, в вашей голове, мозг, — поджав губы, заметил Хеймдалль.

— Он же не знал, что там будет гнездо, — подала голос я. — Не то чтобы идти в Запретный лес ночью было хорошей идеей, но всё же там не все готовы тебя сожрать.

— Руфус говорил, что там таких более чем достаточно, — пожал плечами Хеймдалль. — А вот тех, кто бы бросился на помощь — пожалуй, ноль.

— Если ты не Хагрид, — хмыкнула я.

— Да, если ты не Хагрид, — кивнул Хеймдалль. — Мистер Поттер. Вы хотя бы читали о том, кто живёт в Запретном лесу?

— Нет, но я там уже бывал, — Гарри посмотрел на него. — В прошлом году мы… У нас была там отработка с Хагридом.

— И вы водили там хороводы с зайчатами, раз посчитали, что идти туда совершенно безопасно? — от улыбки Хеймдалля у меня по позвоночнику прокатился озноб.

— Нет, в тот раз… Я встретил там Волдеморта, — Поттер судорожно вздохнул, будто боялся, что ему никто не поверит. — Он пил кровь убитого единорога, а потом там был ещё кентавр…

— О! — я посмотрела на Хеймдалля и он кивнул.

— С учётом этого, скажите мне, мистер Поттер, вы дали себе труд хоть несколько секунд подумать, насколько смертельной может оказаться прогулка в Запретный лес ночью, прежде чем идти туда? — низкий голос моего наставника был обманчиво спокойным.

— Разумеется, нет, — ответил за него профессор Снейп. — Он же гриффиндорец.

Декан поднялся и медленно прошёлся по кабинету, остановившись у окна с тем самым видом на Запретный лес. Повисло молчание. Технически, у профессора здесь было самое высокое положение в рамках школы, если не считать того, что он был и самым старшим из присутствующих. Ну, не то чтобы это всё было так важно в данный момент, однако он явно взял паузу на раздумья, и никому не хотелось прерывать его. Я попыталась посмотреть в окно — в кабинете оно было одно, и декан полностью его перегораживал, так что единственное, что можно было за ним заметить, так это то, что уже сгущались сумерки. Как же рано зимой темнеет…

— Для профессора Эдельштейна и мисс Нильфхейм произошедшее прошлой ночью не несёт такого смысла, как для меня, — наконец заговорил он. — Если бы Хэймдэлл стал директором школы, он, я уверен, упразднил бы факультеты прежде, чем сел бы за стол, и предложил бы иную систему разделения на классы.

— Думаю, за стол я бы всё же сел, — заметил Хеймдалль. — Писать стоя не очень удобно. Но система факультетов и правда изжила себя, насколько я могу видеть. При том, что нет никакой разницы в программе, от неё больше вреда, чем пользы.

— Ты здесь человек новый и ты здесь не учился, так что смотришь на всё свежим взглядом, — кивнул профессор и повернулся к Поттеру. — Вы, гриффиндорцы, всегда гордились своей храбростью, отвагой, а на деле это всегда были безрассудство и глупость. От вашего факультета только и слышно, какие вы доблестные и честные, однако в этом учебном году ничего из этого не видно. Вас, двух гриффиндорцев, помчалась спасать не кто-то с вашего факультета — это была слизеринка. Ваш друг едва не простился с жизнью, и именно от слизеринцев сейчас зависит, когда он придёт в себя и случится ли это.

— Помчалась спасать? — переспросил Гарри. — Вы же сказали, что были там на разведке и случайно нас нашли…

— Разведка в новогоднюю ночь? — я скривилась. — Ты правда думаешь, что мы не могли придумать занятия получше, чем ходить искать гнездо акромантулов? — собственно, оно у нас и было, и в этом контексте мой вопрос звучал ироничнее.

— Тогда как?

— Мы действительно уже были около гнезда пару раз, — отозвался Хеймдалль. — Тогда Фрейя поставила в нескольких местах сигнальные чары примерно по границам их территорий.

— Когда чары сработали, я поняла, что около гнезда оказались люди, — я вздохнула. — Поскольку зачистка была назначена на более поздние даты, я решила, что там может понадобиться помощь.

— Забавно выходит, мистер Поттер, — лицо профессора Снейпа исказилось в сардонической усмешке. — Вы не находите?

Гарри нервно и неуверенно кивнул. Ну, он, возможно, действительно не совсем понял, что забавного нашёл в ситуации профессор, а может, понял, но это совсем не забавно с его точки зрения. Мне показалось, что у них есть какое-то непонятное мне что-то, какая-то связь, которую так с ходу и не поймёшь. Декан тем временем вернулся к столу и снова сел напротив Гарри, увлечённо рассматривавшего что-то на полу.

— Я надеюсь, профессор Эдельштейн меня поддержит, — снова заговорил он. — Я думаю, мы не станем назначать вам никаких наказаний. Потому что исполненное наказание снимает вину и избавляет от угрызений совести. А вы и ваш едва не погибший друг сами виноваты в том, что всё сложилось именно так. Это только ваша вина.

«Вот и живите теперь с этим», — хотелось добавить. Хотя вообще логика была довольно интересной — «я накажу тебя тем, что не буду наказывать». В принципе, не сказала бы, что это совсем лишено смысла, если наказывать так человека совестливого. Может, для Гарри такое наказание и было вполне действенным, но вот в его товарище, который в данное время отдыхал в лазарете, я не была уверена. Впрочем, это не моё дело. Раз декан решил, что стоит поступить именно так — из-за волнения ли за студентов или по причине общей радости — значит, так надо.

— Вы можете идти, мистер Поттер, — негромко произнёс Хеймдалль. — Постарайтесь хотя бы до возвращения вашей подруги вести себя более… разумно.

Понурый Гарри Поттер сполз со стула, попрощался с профессорами и вышел из кабинета. Вид у него был очень мрачный. Ну а чего он, собственно, ждал? Что его тут погладят по головке и дадут с полки пирожок? Так это к директору Дамблдору, и уж точно не к профессору Снейпу. А мне стало интересно, Гарри постоянно вёл себя так для того, чтобы привлечь внимание, или потому, что считал, будто всем на него плевать? Задумавшись об этом, я некоторое время таращилась на закрытую дверь, пока меня не посетила внезапная мысль — Рон, блин, Уизли! Парень валялся в лазарете, и хотя угрозы его жизни вроде бы как не было, он был в околоовощном состоянии, и чтобы привести его в чувства, нужно было провести ему целый курс противоядий. Почему? Ну, для начала потому, что «воскресили» мы его Листом Иггдрасиля, который из ядов. Если применять его, не как последнее средство при смерти от яда, то от него почти нет побочек, но тут вот совпало. Так что восстановление ему предстояло долгое и мучительное — целых семь дней, из которых ещё день бревном в кровати, а потом только приём мерзких зелий. Ну, их можно, конечно, и не пить, если не все части тела хочется сохранить. Но мало кто на такое согласится.

— Курс противоядий, — тихо произнесла я. — Сэр, вы сказали, он зависит от слизеринцев?

— Да. Поппи прекрасный специалист, но такой курс ей, боюсь, не под силу, — вздохнул профессор Снейп. — Тем более, что вы использовали не самое распространённое зелье.

— А, да… — скривилась я. — Точно. Как бы мне хотелось составить безупречное зелье здоровья, чтобы у него не было побочек ни при каких условиях… Какая жаль, что даже с магией это нельзя.

— А как же слёзы феникса? — нахмурился профессор Снейп. — Они же способны исцелить любую рану.

— Ну, во-первых, как вы и сказали — рану, а не хворь, — я глубоко вздохнула. — А во-вторых, слёзы должны быть довольно свежими и отданными птицей добровольно, что делает их крайне редкими. А мне больше нравятся зелья, которые, если надо, можно и на коленке сварить.

— Мы можем поговорить о целебных зельях за работой, — сообщил Хеймдалль.

На нём оказалась мантия того же цвета, только чуть более тёмного оттенка, что и моё платье. Зеркал в коридорах не было, но я подумала, что в таком виде мы все трое вполне уместно смотрелись бы на каком-нибудь светском приёме, например. По крайней мере, более уместно, чем в подземелье над котлами. А ещё я подумала, что форма в такой школе — это хорошо. Нет, я за разнообразие и всё такое, но это школа-интернат. И учитывая огромную разницу между учащимися, в отсутствие формы в одежде здесь был бы полный бардак: чистокровные по своей моде отставали бы от маглорождённых в плане длин юбок и числу рюш и кружев на рубашках лет так на двести.

К чести мадам Помфри надо заметить, что она вообще очень мало говорила. С каким бы странным недугом к ней ни попадали, кому бы и какие зелья она ни выпаивала, никто, ни одна душа не узнала бы, что, кому и почему она давала. Даже, возможно, тот, кого она лечила. Благодаря этому её свойству Рон Уизли послушно пил все зелья курса противоядий, которые мы для него готовили. Собственно, мы провели у котлов целых два дня вместо того, чтобы предаваться праздности, гонять кофии, ковыряться в думосборе и прикидывать состав для волшебного антипохмелина. Скажет ли Рон Уизли спасибо, когда полностью поправится? Пфффф.

Четвёртого января после завтрака я спустилась в подземелье. Прошлым вечером, готовя один особенно неприятный состав на основе безоара, мы обговорили, в каком виде отправимся в Министерство. Я не задумывалась об этом, пока профессор Снейп не назвал произошедшее «историческим событием». Кроме того, третьего ещё пришло официальное письмо от мистера Скримджера, в котором он торжественно сообщал, что на основании его личного расследования мы трое будем приставлены к награде орденом Мерлина первой степени, а затем нам нужно будет ответить на несколько вопросов для «Ежедневного Пророка». Проводить банкет или нет, как указал глава Аврората, в Министерстве ещё не решили. Хеймдалль как бы невзначай вспомнил, что у меня должно было быть с собой бархатное платье травяного цвета с серебряной окантовкой. Оно у меня действительно было и это было платье точь-в-точь, как у Роделы, только зелёное, а не чёрное: отрезное по талии, с воротничком-стоечкой, с широким подолом и не очень узкими рукавами. Оно было достаточно простым и достаточно торжественным одновременно. У Хеймдалля, разумеется, был костюм, в некотором роде, в комплект: чёрные парадные брюки с лампасами и чёрный с зелёным отливом сюртук с огромным числом маленьких круглых пуговиц. И, разумеется, аж до слепящего белая сорочка и шёлковый галстук-аскот. Короче, даже если бы мы оба повесили на шею таблички «Я неприлично богатый аристократ» этот факт был бы не так очевиден. Профессор Снейп поступил несколько проще и оделся так же, как и первого января. Он застал нас в кабинете Хеймдалля за процессом заплетания косичек. Я свои жидкие волосёнки собрала сама в низкий пучок, а вот мой наставник решил, что ему нужны косы воина. Ещё б накрасить попросил…

В Министерстве магии нас лично встретил мистер Скримджер. Торжественная церемония вручения орденов проходила на каком-то этаже после какого-то коридора в каком-то зале. Я понятия не имела, где именно, потому что меня чуть ли не в плотное кольцо взяли, так что я даже не была уверена, сколько раз и в какую сторону мы поворачивали. Сама по себе церемония была скучилищной. Я стояла, сложив ладошки над подолом, и думала, что это, видимо, какая-то неписанная традиция — проводить такие мероприятия так, чтобы люди в зале зевали. Министр магии Очень Долго читал свою заготовленную речь, в которой, надо заметить, было Очень Много слов о заслугах Министерства и лично его, и прямо-таки почти не было ни слова о нас. Мы трое упомянулись в ней практически случайно. Чего тогда вообще было нас звать? Наградил бы сам себя, и всех делов.

Нам на шеи повесили заметных размеров золотые бляхи с буквой «М» на широкой голубой ленте, и это мракобесие, наконец, закончилось. И я подумала, что вот это вот само по себе мероприятие было достаточной причиной для того, чтобы не любить публичность. Мы не знали, куда себя девать, тогда как все присутствовавшие тоже не торопились расходиться. На нас таращились, перешёптывались и, откровенно говоря, очень тихо озвучивали мысль о том, что министр поехал кукухой и притащил троих случайных людей, чтобы похвалить самого себя. Ну, надо признать, из его пламенной речи и впрямь было не понять, за что же, собсна, именно мы получили ордена. В этот момент к нам бесшумно приблизился мистер Малфой.

— Северус, — тихо произнёс он. — Ты заметил? Она исчезла.

— Я заметил, Люциус, — кивнул профессор. — Я лично присутствовал при том, как дементор выпил его душу. Вне всяких сомнений — он больше не вернётся.

— О, Мерлин! — явно чуть громче, чем хотел, изрёк мистер Малфой. — Ты! Какое облегчение! Как это удалось?

— Это вопрос, на который я не стал отвечать даже главе Аврората, — улыбнулся Хеймдалль. — Важнее, что это удалось.

— Да-да, конечно, — кивнул он. — Если вам что-нибудь понадобится — что угодно — вы можете обратиться ко мне. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти это.

— Что бы нам ни понадобилось, мы сможем найти это и сами, если оно не дороже денег, конечно, — усмехнулся Хеймдалль. — Однако я уверен, что есть некоторые вопросы, с которыми можно только к вам обратиться.

— В любое время, — мистер Малфой горячо пожал руку Хеймдаллю. — В любое время.

К нам подошла высокая женщина с тугим пучком на голове. Она сказала, что проводит нас в другой зал, где нас уже ждал репортёр. И мы пошли за ней, как утята за мамой-уткой. Оказалось, что она на просто огромных каблуках шла. Мы снова шли какими-то коридорами, пока я думала о шпильках и ходулях. И в том числе я думала, с какого же перепугу вообще надо носить такую обувь. Неудобно, нефункционально, травматично…

В зале, куда она нас привела, нас встретили мужчина и женщина. Мужчина был вида довольно неказистого, одет он был в серый костюм, поверх которого был песочного цвета разгрузочный жилет. Ещё у него была камера, так что он, определённо, был фотографом. Женщину, впрочем, я бы тоже едва ли назвала красавицей: она была пергирольной блондинкой, волосы её вились мелким бесом. Лицо у неё было квадратное, с тяжёлой челюстью, губы — ярко накрашены. На ней были очки в мелких стразах и насыщенно зелёный твидовый костюм, плотно облегающий фигуру. На её массивных руках был некрасивый острый маникюр, хотя надо признать, пунцовый оттенок лака мне понравился. Глядя на неё, я подумала, что интервью это будет так себе, если честно.

— Рита Скитер, — женщина протянула руку Хеймдаллю, видимо, выбрав его своей жертвой.

— Хеймдалль Ольстин, — он улыбнулся так, что можно было ослепнуть. — Думаю, я сам напишу, чтобы в статье не было опечаток.

— Давайте сделаем фотографии, а затем приступим, — она улыбнулась и облизнула уголок губ.

Мы с профессором Снейпом невольно переглянулись. Ну, я могла понять, откуда бы она могла знать его — в теории, по крайней мере. Всё же магическое сообщество здесь не очень большое, так что они могли даже поучиться какое-то время вместе. Но настолько пренебречь моей скромной персоной… А и пусть — пусть вообще думает, что меня тут нет.

Фотограф усадил меня на стул. Он — стул — был высоким, и я ногами до пола не дотягивалась. Это казалось мне таким глупым: я сидела, как маленький ребёнок, но на груди у меня был орден за убийство. Профессоров фотограф расставил по обе стороны от стула и, соответственно, меня, да ещё и Хеймдалль положил мне руку на плечо. Он что же, думал, что я убегу, что ли? Хотя мысль эта, в действительности, была довольно привлекательной — я не доставала до пола. Какая ж дурь. Впрочем, на моё счастье, фотографу снимок не понравился, и он решил нас переставить — убрать из композиции стул. Теперь я стояла между профессорами, а моя ключица по прежнему грозила быть сломанной в тисках хеймдаллевой ладони. Впрочем, этот дубль фотографа уже удовлетворил, и он передал нас репортёру.

— Итак, давайте начнём, — начала Рита Скитер. — Как вы чувствуете себя, получив орден Мерлина Первой степени?

— Орден не был целью, — улыбнулся Хеймдалль. — Мы чувствуем умиротворение, поскольку наш труд увенчался успехом.

— Из слов министра следует… — внезапно дверь в зал распахнулась, и к нам практически ворвался мистер Скримджер.

— Есть некоторые вопросы, ответы на которые пока недопустимы, — изрёк он. — Я буду здесь.

— Мистер Скримджер, — переключилась Скитер. — Поясните мне и нашим читателям, за что именно сегодня были вручены ордена?

— Странно, что вы ещё не выяснили всего, — как будто он её поддел. — Эти герои окончательно избавили нас от Волдеморта.

— Как же вам это удалось? — она снова впилась в Хеймдалля взглядом.

— Не вдаваясь в подробности, нам удалось заключить его душу в камень и передать дементорам, — отозвался он.

— Как же вам удалось отыскать её?

— К нам в руки попал некий предмет Волдеморта, — чуть сощурился Хеймдалль и покосился на мистера Скримджера. Тот едва заметно мотнул головой. — Расследование того, как именно он попал в Хогвартс, ещё продолжается, так что я не буду его называть. Но именно благодаря этому предмету всё удалось.

— Правда ли, что Тот-кого-нельзя-называть использовал тёмную магию и действительно мог вернуться? — Скитер стрельнула глазками.

— Насколько я могу судить — да, это так, — кивнул Хеймдалль.

— Вы можете сказать, что именно это была за магия? — она подалась вперёд. — И насколько можно доверять вашим суждениям?

— Я — ведущий зельевар и артефактор «Зелий и эликсиров Нильфхейм», глас главы клана Нильфхейм, — он улыбнулся. — Иными словами — если это имя ничего не говорит вашим читателям — я эксперт. Что же до магии, которую он использовал… Хм, это очень тёмная материя, запрещённая Министерством достаточно давно. Не думаю, что мне стоит озвучивать, что именно это было.

— Главное об ордене я выяснила, — улыбнулась Скитер. — Он был вручён тем, кто победил Того-кого-нельзя-называть. Однако я убеждена, что читатели захотят узнать больше и о вас. Прежде всего — вы холосты?

— У меня есть невеста, — Хеймдалль чуть опустил голову, напрочь игнорируя мой несколько озадаченный взгляд. Точнее, мой напрочь шокированный взгляд. — Я бы предпочёл не называть имени.

— А кто эта юная особа? — внезапно она вспомнила обо мне. Именно в тот момент, когда мне отказал голос.

— Фрейя Нильфхейм, — представил меня Хеймдалль. — Знания её клана были неоценимым вкладом в победу.

— Что ж, спасибо, — Скитер поднялась. — Сегодня составим статью и на передовицу завтра.

— Я очень надеюсь, что в статье не будет ничего лишнего, — Хеймдалль поднялся. — Вы ведь не хотите поссориться с тем, кто варит для вас Ванадис?

Рита Скитер как будто слегка нервно улыбнулась, и они вместе с фотографом ушли. А мы остались. Мистер Скримджер, впрочем, тоже на выход не спешил. Мы просидели в тишине несколько минут, после чего глава Аврората поведал нам, что через три часа должен будет состояться приём по поводу вручения наград. А до этого времени нам стоило прогуляться и перекусить. И надо признать, что если в Министерстве мы смотрелись действительно уместно, то на улицах Лондона были бы как три косплеера. Однако есть и правда хотелось, так что мы камином отправились в «Дырявый котёл». Убранство этого заведения было, мягко говоря, довольно утлым. Освещался зал свечами, так что там было просто выколи глаз. Мы прошли за отдельный столик в дальнем углу, уселись и попросили еды — меню здесь всё равно не было. Женщина, будто сошедшая с гравюры девятнадцатого века, поморщилась, выслушав нас, и ушла. Голос наконец вернулся ко мне.

— Невеста? — слегка сипло спросила я у Хеймдалля.

— Эм… Да… — он отвёл глаза.

— Ну… Мои поздравления, наверное, — я потёрла переносицу. — Надеюсь, удастся ужиться с ней. Хотя лет через шесть-семь я смогу отослать вас с ней в другой дом, так что… Впрочем, давай обсудим это позже.

— Уверен, вы прекрасно уживётесь, — внезапно усмехнулся он. — Если ничего не изменится в ближайшие девять лет. А вообще, я сказал это только по той простой причине, которую ты должна бы прекрасно понимать — я не хочу прийти в себя в подвале связанным. И да — давай обсудим это позже. Чем позже, тем лучше.

Что-то у меня закралось подозрение, что он мне так на что-то намекнул. Понять бы ещё, на что.

Приём в Министерстве я бы тоже не назвала шибко весёлым. Впрочем, взрослым — то есть абсолютно всем, кроме меня — подавали горячительные напитки, так что постепенно стало как-то повеселее. Вообще-то, это был праздник. И не такой, как после завершения военных действий в Бриггсе, а вот прямо самый натуральный. Однако гости как-то раскучковались по просторному залу, в котором вдоль стены стоял узкий фуршетный стол. На столе стояли большие серебряные вазы с разными угощениями — например, кусачими лакричными конфетами. Впрочем, были там и менее опасные ништяки. Хеймдалль был в своей стихии — с лучезарной улыбкой и бокалом игристого в руке он перемещался от группы к группе, привлекая к своей персоне массу внимания. Харизму он выкрутил даже за максимальные значения, так что все в зале были им очарованы. А я стояла в дальнем углу, там, где на столе была сырная нарезка и мёд. Безалкогольных напитков в зале вообще не было, так что мне приходилось колдовать себе воду время от времени. Ну, надо заметить, на меня вообще никто особо внимания не обращал — я же была ниже уровня глаз.

Впрочем, я была не одна такая — профессор Снейп тоже определённо не стремился оказаться в центре внимания. Поначалу он тусовался где-то около стола с крошечными бутерами с икрой, а потом присоединился ко мне. Он тоже не пил, так что мы с ним вкушали дорогой сыр с грецкими орехами и мёдом и запивали простой водой. Постепенно между нами завязалась беседа: мы говорили о зельях и артефактах. А я отвлечённо подумала о том, что мы с ним должны были со стороны выглядеть весьма готично, не смотря даже на цветные одежды.

Я немного увлеклась беседой — мы говорили о способах заготовки и хранения ингредиентов, когда заиграла музыка. Если быть точнее, я не обратила на это внимания, пока мне на плечо не легла чья-то рука. Я оборвала фразу на полуслове, резко обернулась и шарахнулась, едва не впечатавшись в профессора. Ну, если бы за моей спиной оказался кто-то другой, я бы, наверное, и впечаталась, но Хеймдалль поймал меня за руку.

— Вальс? — он склонил голову набок.

— Нет… — страдальчески отозвалась я.

— Да, — Хеймдалль решительно потянул меня в центр зала.

— За что? — тихо вопрошала я. Мне танцев ещё в прошлом мире за глаза и за уши хватило.

— Это почти предлог уйти, — ровным тоном изрёк он. — Или ты хочешь ещё задержаться?

— Сколько, говоришь, надо станцевать? — оживилась я.

Я бы сказала, мне не хватало примерно шести дюймов⁽¹⁾ роста, чтобы вальсировать успешно. Ну, на ноги Хеймдаллю я не наступала и даже не путалась в собственных, конечно, но они у меня были чуть коротковаты, чтобы нам обоим было легко и комфортно. Тем менее, Франкенштейн оттанцевал меня весь вальс ми-бемоль мажор Шопена, как будто мы с ним его не меньше месяца репетировали. А Хеймдалль Фрейю, вообще-то, танцевать не учил — ну не было в клане острой необходимости в танцах. Мне приходилось полагаться исключительно на сьюшный талант и общее понимание, как это работает. Хвала Мерлину, мы не грохнулись вообще. И я очень надеялась, что после Хеймдалля я смогу вернуться к сыру, а потом и вовсе улизнуть, но тут нарисовался мистер Малфой. Он пришёл не один, а вместе с невысокой блондинкой с голубыми глазами холодного оттенка⁽²⁾. Она была красивой и почему-то ассоциировалась у меня со Снежной Королевой.

— Моя супруга Нарцисса, — с гордостью представил её мистер Малфой.

— О, Драко очень на вас похож, — я улыбнулась.

— Он говорил о вас, мисс Нильфхейм, — она улыбнулась мне в ответ. Голос у неё тоже был приятный и тихий. — Вы и впрямь владеете мечом?

— Положение обязывает, — кивнула я.

— Дорогая, ты не будешь против? — обратился к ней мистер Малфой, и миссис Малфой кивнула ему.

И каким-то непонятным мне образом я оказалась на паркете в паре с мистером Малфоем. А он ненамного уступал ростом Хеймдаллю. Мне пришлось очень сильно сосредоточиться, чтобы не оттоптать ему ноги. Музыканты — я не была уверена, живые играли люди или зачарованные инструменты — заиграли вальс, в котором я с ужасом узнала «Сказки венского леса», а это очень длинное произведение.

— Я не очень в этом хороша, — тихо произнесла я, едва начался танец. — Заранее прошу прощения, если наступлю вам на ногу.

— Туфель будет жаль, — отозвался мистер Малфой. — Но это мелочь. Мистер Эдельштейн ваш наставник, верно?

— Э, да… Кажется, об этом уже вся Британия знает, — я бы вздохнула, если бы не была слишком сконцентрирована на движениях своих ног.

— Вы оказываете благотворное влияние на Драко, — заметил он. — Я надеюсь, что вы с ним сохраните дружеские отношения.

— Это было бы замечательно, — согласилась я.

А если подумать, то чистокровные моё влияние — приучение к магловской литературе, например — могли бы счесть и тлетворным. Может, я просто с правильных книг зашла? Мерлин его знает. Когда этот бесконечный вальс, наконец, закончился, мистер Малфой довёл меня до скучающего Хеймдалля. Наставник мой беседовал с профессором Снейпом и миссис Малфой с таким видом, будто никакая сила не заставила бы его вновь выйти на паркет. Едва мы подошли, как он встрепенулся и с самым что ни на есть «естественным» голосом заявил, что времени уже до кончика мерлиновой бороды, и мне пора бы покинуть приём. Профессор Снейп сказал, что пойдёт с нами, поскольку он всё ещё декан факультета, студенты которого остались в школе, пусть и небольшим числом. Неизвестно откуда материализовалась ещё какая-то дама, которая спросила Хеймдалля, не хотел бы он в таком случае задержаться ещё ненадолго. Он ответил, что день был крайне насыщенным, и это утомило его.

На деле тем самым временем до кончика мерлиновой бороды оказалось девять вечера. Именно в этот час я вошла в гостиную Слизерина. Там у камина сидели Джемма и Люциан. Они говорили о чём-то, и я постаралась прикинуться призраком, чтобы не потревожить их, и потихоньку двинулась к спальням. Хеймдалль, в общем-то, не солгал — день и правда был долгим, и я устала. Может, если бы я была старше, это ощущалось бы иначе. Кроме того, я почему-то не могла выбросить из головы мысль о том, что у него тут есть невеста. Кто она и почему я ничего не знала? Не то чтобы я считала, что у него не могло быть девушки. Просто мне казалось странным, что я ни сном, ни духом о её существовании. Возможно, мне стоило проводить с ним поменьше времени, чтобы оно появилось у него для неё. Стоило признать, что в этой ситуации я ни черта не понимала. Я задумалась и не сразу поняла, что меня настойчиво зовут.

— А? Что? — недоумённо обернулась я к Джемме и Люциану.

— Слухи правдивы? — сощурился Боул.

— Смотря какие, — я нахмурилась. — Если про «земля круглая», то да — так и есть, а если про рептилоидов — то это бред собачий.

— Слухи о Том-кого-нельзя-называть, — нахмурилась Джемма. — Ты ещё не слышала?

— Какие слухи? — я изогнула бровь. Технически, я была их источником, но до меня они как раз и не добрались. — Мы были немного заняты последние дни, так что я ничего не слышала.

— Кстати, вопрос, чем, — хмыкнул Люциан. — Позавчера и вчера я видел, как ты и профессор Эдельштейн заходили в кабинет зельеварения вместе с нашим деканом.

— Что ж мы там делали? — саркастически фыркнула я. — В шашки, наверное, играли.

— Я узнала, что кто-то из гриффиндорцев попал в лазарет, — сощурилась Джемма. — Об этом ты тоже ничего не знаешь?

— Пф… — я выдохнула. — Об этом я знаю. Мерлин, завтра всё равно это в газете будет… Слушайте, мы с Хеймдаллем и профессором Снейпом случайно нашли Волдеморта. И совсем не случайно запечатали его в камень и сдали Аврорату. А потом мы внезапно обнаружили — не буду говорить как — парочку шатающихся по лесу гриффиндорцев, которых намеревались схарчить на ужин акромантулы. И мы помчались их спасать, вызвав авроров. Одного из них покусали, и мы варили противоядия.

— Это орден Мерлина? — ошарашенно изрёк Боул, опустив взгляд на бляху у меня почти что на пузе.

— Это? — переспросила я, снимая его. — Да, это он.

— Так значит, слухи правда, и ты была сегодня в Министерстве, — утвердила Джемма.

— Я устала, — призналась я. — Извините, но я спать.

И я быстренько смоталась, пока они меня не задержали. Примерно полчаса мне понадобилось, чтобы добраться, наконец, до кровати, где я заставила кукольный театр показать мне «Фонтан феи Фортуны». До конца, правда, не досмотрела — вырубилась.

На передовице «Пророка», вышедшего пятого января, красовались три разной степени удовлетворённости лица: умиротворённое профессора Снейпа, ослепительно улыбающееся Хеймдалля и моя кислая мина. Моя фотографическая копия время от времени пыталась вырвать плечо из наставникова хвата, но ничего ей не удавалось. Обрамляла колдографию статья, основанная на интервью Хеймдалля и неких источников в Аврорате. Надо признать, там действительно не было ни капли лжи и ничего лишнего. Даже про невесту Хеймдалля было написано так, как он и сказал. Подтверждал текст статьи снимок некой Беллатрисы Лестрейндж, измученной брюнетки в тюремной робе и кандалах, основным объектом снимка которой были чистые предплечья. Не в смысле, вымытые, а в смысле, на них метки не было. Совы принесли экземпляры газеты во время завтрака, и приём пищи для меня на этом закончился. Едва пробежав статью глазами, я подорвалась и ринулась в подземелье, прежде чем кто-либо смог меня перехватить. Там меня не могли даже совы достать, так что я просто-напросто заперлась в комнате. Дикая мысль свалить домой до конца каникул билась на краю сознания, но я стоически подавляла её. И чтобы отвлечься, я решила научить театр новой пьесе. В голову мне почему-то пришла только «Слуга двух господ», и я попросила Арчера найти её для меня, пока я читала инструкцию. И там оказалось, что всё не так просто.

Под маленькой сценой кукольного театра был плоский снаружи ящичек под заклятьем незримого расширения, где хранились куклы и декорации. Чтобы поставить новую пьесу, надо было «научить» театр её показывать: выбрать кукол и декорации или добавить новые, потом надо было начитать пьесу, меняя в нужных местах декорации и перемещая кукол. Я достала всё, что входило в комплект, и разложила по кровати. Куколки были довольно маленькими — в три-четыре дюйма⁽³⁾. Тела у них были сшиты из ткани и чем-то набиты, а головы и ладошки были сделаны из керамики. Чары делали их подвижными, а у расписных лиц даже была мимика. Декорации были сделаны на базе тонкой фанеры, на которой керамикой, красками, тканью и проволокой были сделаны нужные формы. Мост из сказки о трёх братьях, например, был полностью из проволоки, покрашенной и залепленной под лозы. Надо признать, работа была тонкая.

Проведя детальную ревизию театра, я пришла к выводу, что для моей пьесы у меня не доставало труппы, костюмов и декораций. Так что мне нужно было создать их самой. Я убрала составляющие обратно в ящик и вызвала Арчера — мне нужен был альбом и цветные карандаши. Домовик уточнил, не нужно ли мне перо для писем, и я решительно помотала головой. С момента получения магами газет прошло ещё слишком мало времени, чтобы на моё имя пришла почта, а писать сама я вроде никому не собиралась. Кому мне писать? А главное — зачем? Арчер отвесил поклон и на несколько мгновений исчез, вернувшись с толстенным квадратным альбомом на пружинке с твёрдым задником и просто феерических размеров набором карандашей. Я вопросительно изогнула бровь.

— Альбом что надо, но куда так много карандашей? — озадачилась я.

— Это подарок из Лавки письменных принадлежностей, — с поклоном отозвался он. — Самозатачивающиеся карандаши «Волшебный художник» сто двадцать цветов.

— В честь чего это, интересно… — не въехала я. — Ладно, спасибо.

Он ушёл, а я устроилась на кровати и принялась за наброски. Не сказать, чтобы хоть в какой-то своей жизни я была блестящим художником, но мне это было и не нужно: я хотела сделать только эскизы и наброски, чтобы потом изготовить всё для спектакля трансфигурацией и преобразованиями. Было тихо: Чёрное озеро промёрзло сверху, так что окном можно было увидеть нижнюю сторону льда, весьма неровную. Сами окна, видимо, вообще не пропускали тепло ни в ту, ни в другую сторону, так что снаружи них красовались зеленовато-белые узоры, а ниже, где вода не промёрзла, что-то мутное как обычно булькало и колыхалось. Я успела нарисовать самого Труфальдино, Беатриче и Флориндо, и начала гвардейца. Последний почему-то выходил у меня похожим на гусара с усами. Внезапно в дверь постучали, и я от неожиданности черкнула длинную глубокую линию, испортив рисунок.

— Кто там? — мрачно спросила я, думая, как это исправить.

— Мисс Нильфхейм, вы здесь? — донёсся до меня голос профессора МакГонагалл.

— Эм… — я вылезла из своего почти что гнезда и пошла открывать дверь. — Да вроде как здесь.

— Идёмте со мной, — лицо её было строгим, но глаза улыбались.

Мне очень хотелось захлопнуть дверь и сказать, что я никуда не пойду. В смысле, сначала сказать, а потом захлопнуть. И, в принципе, будучи кавалером ордена Мерлина, не то чтобы я не могла так сделать. Не то чтобы я не могла так сделать в принципе, если уж совсем откровенно. Но я глубоко вздохнула, ещё раз подумала про испорченного гвардейца и пошла за ней. Замдиректора явно вела меня к директору. Примерно около гаргульи я решила, что помочь мне с рисунком сможет разве что Аблатио, которое относят к тёмной магии. Ну, или ластик, если он у меня есть. А вот когда мы стали подниматься к кабинету Дамблдора, меня вдруг прошибло вопросом, а чего, собственно, ему от меня понадобилось.

— Вот и вы, мисс Нильфхейм, — изрёк директор, когда я вошла. В его кабинете уже присутствовали Хеймдалль и профессор Снейп. И лица у них были, скажем так, озадаченные.

— «Что происходит?» — обратилась я к Хеймдаллю.

— «Я бы знал», — отозвался он.

— Итак, — директор уселся на свой трон за столом и переплёл пальцы перед лицом. — В моей школе находился предмет Волдеморта, но никто не посчитал нужным мне об этом сообщить.

— Вы знали об этом, — нахмурилась я. — Уверена, что с того дня, как напали на миссис Норрис.

— И почему вы в этом уверены? — он склонил голову набок.

— Думаю, мы все здесь знаем причину, — я подняла руку и сняла ободок.

В мою голову хлынул целый поток мыслей. Это было так резко, что я даже пошатнулась. Поставленная мной защита полностью глушила мысли Хеймдалля и профессора Снейпа, но вот размышления директора и профессора МакГонагалл обрушились на меня, как водопад Виктория. И это было всё равно, что на куске айсберга прилететь в жерло действующего вулкана. Замдиректора едва сдерживала восторженные мысли, казалось, праздник охватил её целиком, и если бы было можно, она бы даже танцевать начала. А вот директор её восторга определённо не разделял. И причина мрачного его настроя так с ходу понятна мне не была.

— Вам не говорили, что влезать в чужие мысли не вежливо? — поинтересовался директор.

— Как будто я тут что-то решаю, — скривилась я.

— Хорошо. И чья же это была идея — собрать Волдеморта?

— Она витала в воздухе, — я сощурилась. — Не могу сказать, кто именно озвучил её.

— Альбус, что происходит? — изумлённо спросила профессор МакГонагалл.

— Я хочу понять, что произошло в Хогвартсе тридцать первого декабря, — отозвался он. — Гарри с первого числа как в воду опущенный, его друг в лазарете, Руфус пишет странные письма. И все события приводят именно к мисс Нильфхейм!

— Ну, будь она мистером Поттером, вас бы это не так беспокоило, — внезапно произнёс профессор Снейп. Все повернулись к нему. — Раз уж вы уже меня вызвали и объяснять причины не нужно… — он вполне спокойно закатал рукав и показал директору совершенно чистое предплечье. — Я намерен покинуть Хогвартс по окончании учебного года, поэтому нет больше смысла скрывать: мистер Поттер был крестражем Волдеморта. Вы готовили его к тому, чтобы в нужный момент он умер.

— Что? — профессор МакГонагалл задала вопрос на такой частоте, что продлись её возглас дольше, всё стекло в кабинете полопалось бы.

— Вы не знали, Минерва? — декан перевёл на неё взгляд. — Директор считал, что Волдеморт вернётся, и тогда именно он должен будет лично убить Гарри Поттера.

Мысли замдиректора возмущённо вспенились и перестали быть внятными. Они были настолько бурными и нечленораздельными, что она даже не могла облечь их в словесную форму. Я осторожно потянулась к её сознанию, чтобы немного его успокоить — профессор уже не юная дева, такие волнения ей не показаны. Однако стоило мне хоть немного унять её мысли, как профессор Снейп добавил:

— Лили Эванс… Защита мистера Поттера до нужного момента в память о ней была единственной причиной моего пребывания здесь.

— Альбус! — честно говоря, мне даже захотелось обнять эту женщину. Не знаю, почему.

А ещё у меня в голове теперь выстроилась цепочка умозаключений, которые объясняли ту непонятную связь Гарри и профессора Снейпа — та девочка, из воспоминаний о которой я строила его защитную ментальную стену, должно быть, и была Лили Эванс. И если подумать, то её глаза в воспоминаниях профессора были совсем как у Гарри. Однако сам мальчишка, очевидно, особенно тёплых чувств в профессоре не вызывал.

— Сэр, кажется, вы только что открыли ящик Пандоры, — тихо изрекла я, но он меня прекрасно слышал.

— Может, мы не будем сейчас рассуждать о том, чтобы было бы, если? — довольно резко произнёс Хеймдалль. — Вопрос с возвращением Волдеморта решён. Вопрос пауков в Запретном лесу решён. Вопрос с обвинениями в адрес Хагрида решён. А я в своей зарплатной ведомости, кстати, не увидел ни одной строки за сверхурочную работу.

— Что вы имеете в виду? Вы же преподаватель по ОПТИ, — нахмурился директор.

— Именно, преподаватель, а не начальник охраны, — скривился Хеймдалль. — Но допустим, если выяснение обстоятельств зачарования бладжера моим обязанностям приписать с натяжкой можно, то переговоры с норвежским мастером по тепловым артефактам никак туда не запихнуть.

— Вы, насколько я знаю, достаточно обеспечены, — поморщился директор.

— А это вопрос не про деньги, — поморщился Хеймдалль.

— Ага… — хмыкнула я. — Если вы не хотите премировать, выдавайте грамоты за заслуги… Так для чего вы нас собрали? — а ещё мне было интересно, почему за мной отрядили декана Гриффиндора.

— Вы видели статью в «Пророке»? — посмотрел на меня директор. — Ничего не хотите мне рассказать?

— Да, видела, — я кивнула. — Нет, не хочу.

— Школьные правила… Думаю, вы нарушили достаточно из них, чтобы поставить вопрос о вашем исключении, — ровным тоном заметил Дамблдор.

Меня пробило на нервный беззвучный смех. Нет, ну напугал кота сосиской. Вот серьёзно. Что я потеряю, если он меня отчислит? Нервотрёпку, горящие сроки по заказам, головную боль… Что Хогвартс потеряет с моим уходом? Ну Мерлин бы с ней, с моей персоной, но вместе со мной уйдёт и Хеймдалль. И теперь уже и профессор Снейп. Это если не считать реакции Совета попечителей.

— Да ради Мерлина, — фыркнула я, наконец проржавшись. — Если бы не один нюанс. Я читала Устав школы и все правила. И так уж вышло, что я их не нарушила. А решение о моём отчислении может вынести только декан факультета, на котором я учусь, — я повернулась к профессору Снейпу. — Раз уж мы с вами достигли договорённости о найме, если вы меня отчислите, то доработать до конца года здесь новый контракт вам уже не позволит, — это был блеф, но профессор его махом просёк.

— Тогда я думаю, мне стоит внимательнее рассмотреть этот вопрос, — отозвался он.

— Тебя тоже касается, — я криво улыбнулась Хеймдаллю.

— Ну, нарушения не так уж серьёзны, — сдал назад директор. — Если подумать, вы колдовали не в школе и под присмотром преподавателей, а на выход в лес в наверняка договаривались с Авроратом…

— Альбус, — как будто пришла в себя профессор МакГонагалл. — Нам бы следовало говорить совсем о другом. Насколько я понимаю, ваш успех не является результатом случайности. Скрыть факт вашего участия в деле не выйдет — я уверена, что в Хогвартс летит невероятное количество сов с самыми разными письмами и предметами после выхода утренней статьи. Я думаю, мисс Нильфхейм должна быть удостоена высшей награды «За заслуги перед школой».

Вот это шторм, конечно. То ли выгнать взашей, то ли наградить. Нельзя было до нашего прихода как-то договориться, как со мной поступить? А ещё после слов замдиректора я вдруг осознала, с чего вдруг получила подарок от Лавки. Ну что — все люди как люди, а до меня как до жирафа.

— Я думаю, мы все знаем, кто именно стоял за нападениями в этом году, — продолжила она. — И теперь мы можем быть уверены, что больше их не будет. Почему бы не устроить праздник по этому поводу?

— Это расходы, которые нужно согласовать с Советом попечителей, — отозвался Дамблдор.

Ему идея явно не нравилась. Я подумала, что это странно. В конце концов, Волдеморт побеждён и зло повержено, волшебный мир в безопасности. Вроде бы как радоваться надо, а он почему-то недоволен. Я, конечно, не мозгоправ, но мне стало интересно, что с ним не так, и я наглым образом вторглась в его разум. Учитывая его возраст — а Дамблдор был не просто стар, он был прямо-таки супер-стар — не было ничего удивительного в некотором ма… некоторой интеллектуальной усталости, так назовём. Однако мышление его казалось мне странным образом перекошенным, и мне пришлось там покопаться, пока я не пришла к довольно странному заключению — на мозг Дамблдора влияла его палочка. Вообще, у палочек был свой срок жизни, но его палочка сама по себе была настолько старой, что уже, похоже, её саму постигла деменция. По-хорошему, ему бы надо было заменить её, но вот уж точно не мне об этом говорить.

— Мы можем идти? — услышала я голос Хеймдалля.

Директор кивнул, и мы угрюмой гурьбой покинули его кабинет. Профессор МакГонагалл вышла вместе с нами. Я натянула обратно на голову свой ободок и глубоко задумалась. И в моей голове опять было много вопросов и мало ответов. Начинались они с реликтовой змеи, которая, вероятнее всего, дрыхла где-то под замком, а заканчивались задачкой с почтой, которая должна была завалить, в основном, правда, Хеймдалля, как цунами. Вынырнула я из своих размышлений, когда Хеймдалль сунул мне в руки чашку кофе — оказалось, что мы пришли в его гостиную, и я даже расселась на диване.

— Я думаю, директор знал о том, что мистер Поттер и мистер Уизли находились у Хагрида, — изрёк профессор Снейп. — Он довольно силён в легилименции, а у них совсем нет никакой защиты.

— Это возвращает к вопросу, почему не спят пауки, — нахмурилась я.

— Что вы имеете в виду? — профессор МакГонагалл тоже оказалась здесь.

— М… Как бы это… Вы же знаете, что в школе находится василиск, да? — она кивнула. — Пауки обращаются перед ним в бегство. Однако он живёт здесь со времён основания школы, но пауков тут полно. То есть большую часть времени он их как-то не пугал. Так что это за массовый исход, да ещё и зимой, когда пауки должны быть в спячке? Ну, понятно, акромантулы не спят — звери большие и волшебные, но обычные-то!

— Однако, если директор знал о том, что мистер Поттер и мистер Уизли в хижине… — протянул Хеймдалль. — О, Мерлин…

— Ага, — подёргала бровями. — Кстати! — я вскинулась. — Хагриду ведь вернули палочку, да?

— Круто ты тему меняешь, конечно, — Хеймдалль потёр переносицу. — Да, Руфус сказал, что он теперь может использовать палочку.

— Давай сделаем? — я склонила голову набок. — А Министерство оплатит в качестве извинений.

— Да, давай, — он кивнул. — Мне самому тоже немного неловко перед ним из-за гнезда. Всё же это в некотором роде его питомцы.

— Так вы действительно делаете палочки? — едва заметно улыбнулась профессор МакГонагалл. — Среди студентов ходили слухи, что та, что получил от вас мистер Уизли, авторства Хэймдэлла, но они до сих пор гадают, какой там сердечник.

— Довольно ироничный, учитывая его фобию, — хрюкнула я.

— Я прикину, что подойдёт Хагриду в качестве сердечника, — изрёк Хеймдалль. — Остальное у нас вроде бы есть.

В этот момент раздался стук в окно. За ним оказалось целых три совы — сипуха, полярная и ушастая. Они били крыльями по воздуху, и каждая держала в лапах по конверту. Хеймдалль открыл окно, и птицы влетели внутрь. Они бросили почту на журнальный столик и уселись все втроём на спинку кресла. Все письма были адресованы Хеймдаллю и подписаны, как мне показалось, они были женскими руками. Это воскресило у меня в голове ещё один вопрос, на который мне хотелось знать ответ. Мой наставник сгрёб письма, глянув, кому они, и сунул на полку, где уже было несколько конвертов. Совы проследили его движение и вылетели в окно, которое он не закрывал. Школьные часы пробили час дня. Надо было собирать волю в кулак и идти обедать.

1) Около 15 см

Вернуться к тексту

2) Описание ориентировано на книжный вариант персонажа

Вернуться к тексту

3) Примерно 7,5-10 см

Вернуться к тексту

Обратная сторона медали — это не та, на которой нацарапан номер, имя владельца или проба металла. А вся та ерунда, которая происходит с её владельцем по причине того, что эта самая медаль у него есть. Ну, это, впрочем, опционально от причины её получения. А думать надо было, прежде чем круги рисовать и с мечом наголо по лесу носиться. Можно было бы догадаться. Я не была уверена в том, хотела ли я есть, но твёрдо знала, что идти в Большой зал желания у меня не было. Если составлять рейтинг вещей, которыми я бы занялась в данный момент, то поход туда оказался бы где-то между сбором ингредиентов для Ванадиса и прорывом через канализацию с химерами. И, видимо, моё лицо было довольно красноречиво.

— Если ты не хочешь идти в Большой зал, можно этого не делать, — произнёс Хеймдалль.

— Будет выглядеть, будто я прячусь, — скривилась я.

— Ну, по сути так и есть, — он пожал плечами. — И разве тебя когда-нибудь волновало, кто что про тебя подумает?

— Эй, я пытаюсь убедить себя пойти! — возмутилась я и даже поднялась.

— Можно не делать того, чего тебе не хочется, — Хеймдалль улыбнулся и потрепал меня по голове.

— Серьёзно? — я скептически скривилась. И да, то же самое вместе со мной спросил профессор Снейп.

— Я думаю, что все в замке уже видели статью, — произнесла профессор МакГонагалл. — И ещё совы. Птицы ни в чём не виноваты. Однако, если вы действительно совсем не хотите идти, вы в том самом положении, когда можете этого не делать.

Н-да… Ну, если подумать, то окончательное и бесповоротное уничтожение местного злодея давало мне моральное право пару недель въезжать в Большой зал на Харлее и обедать сидя на столе перед Дамблдором. Ну, это в том невозможном случае, если бы мне хотелось привлечь внимание ещё больше, чем я это уже сделала. Однако моё отсутствие привлекло бы не меньше внимания и спровоцировало бы ещё больше слухов. Не то чтобы мне было важно, что обо мне подумают, но в нынешних условиях я не могла просто забить на репутацию — это касалось клана и, следовательно, денег. Я глубоко вздохнула и собрала волю в кулак.

— Не в моих правилах убегать от проблем, — мрачно изрекла я. — Хеймдалль, напомни мне потом выписать тебе премию. За паранойю.

— Я вроде бы достаточно обеспечен, — усмехнулся он.

— А это вопрос не денег, — хрюкнула я. — Как ты и сказал.

Я пролавировала между преподавателями и направилась к выходу из кабинета. Совы напомнили мне о том, что я намеревалась ещё после рождества написать несколько писем относительно полученных подарков, но так до сих пор и не взялась за перо. Не то чтобы кто-то ждал моих благодарностей, но я считала правильным сделать это. Я толкнула тяжёлую дверь и вышла в коридор. Не успела я сделать и нескольких шагов, как на меня налетел Гарри Поттер собственной персоной. И не просто налетел — парень сжал меня в объятиях. Я озадаченно оцепенела на несколько секунд, и только потом неуклюже похлопала его по спине. Он от меня отлип, и оказалось, что рядом с ним был и Рон тоже. Уизли всё ещё был бледен и выглядел болезненно, но явно шёл на поправку.

— Спасибо! — выпалил мне в лицо Гарри.

— Эм… — я растерялась и повернулась к профессорам, вышедшим из кабинета. — За что?

— За то! — он явно не находил слов. — Профессор Снейп, профессор Эдельштейн, спасибо!!!

— Мы лишь сделали то, что дóлжно, — мягко произнёс Хеймдалль.

Интересно, а Гарри заметил, когда кусок души Волдеморта из него вылетел? Не то чтобы я действительно стала бы спрашивать его об этом, но просто интересно.

— Как твоя нога, Рон? — спросила я, склонив голову набок.

— Нормально, — буркнул он.

— Вот и спасай человеку жизнь после этого, — хмыкнула я.

— Меня профессор Эдельштейн спас! — возразил Уизли.

— Как скажешь, — протянула я, не имея ни малейшего желания его убеждать. Его поведение меня странным образом успокоило, и я зашагала по коридору.

— Рон! — донёсся голос Гарри. — Ты ведёшь себя как… как… как чистокровный!

Это было бы уморительно, если бы Поттер пошутил. Я остановилась и плотно сжала губы, чтобы не издать дурацких хрюкающих звуков подавляемого хохота. Ну, потому что Рон Уизли и был, собственно, чистокровным. Ничуть не менее чистокровным, чем Драко Малфой или Маркус Флинт.

— Как будто именно статус крови заставляет людей вести себя тем или иным образом, — фыркнул профессор Снейп. — Тем более, что мистер Уизли и есть чистокровный волшебник.

— Даже более чистокровный, чем Фрейя, — подал голос Хеймдалль. — По крайней мере, насколько я знаю.

— Нельзя вот так людям ломать представление о значимости статуса крови, — хмыкнула я. — А то они могут подумать, что внутреннее важнее внешнего.

— Да, было бы неплохо, — усмехнулся мой наставник.

Он уже догнал меня и мягко подтолкнул в спину — мол, если мы собрались в Большой зал, так идём, а не стоим. Через несколько шагов к нам присоединились и все остальные — деканы и гриффиндорцы. По пути как-то так получилось, что я шла впереди нашей процессии, так что и в Большой зал я вошла первой. И стоило мне сделать это, как ко мне повернулись буквально все, кто там был. По впечатлениям сцена походила на то, как если бы я ошиблась дверью и вместо бани зашла на собрание совета директоров. Меня снова мягко подтолкнули в спину, и я сделала шаг внутрь. Как только это произошло, ко мне ринулся Хагрид. А ведь он, насколько я знала, был не в курсе моего некоторого участия в его возвращении.

Ладони хогвартского лесничего были огромны — моя рука могла поместиться там по середину предплечья. Собственно, я это опытным путём и выяснила, когда он мои руки пожимал. Найти слов Хагрид, видимо, не смог, но он очень тепло улыбался, а в уголках глаз у него стояли слёзы. И я подумала, что мне стоило бы немного углубиться в историю мира магии и понять, что ж такого творил Волдеморт. Нет, понятно, что как и всякий уважающий себя Тёмный Лорд он стремился захватить мир, вопрос только в том, каким именно образом.

Все, кто был в Хогвартсе — а если не считать преподавателей и персонал, это было человек от силы двадцать пять — разместились за столом Слизерина. Ну, за исключением директора, профессора Бинса и мистера Филча. Последний, кстати, вообще практически никогда не появлялся в Большом зале. Мадам Пинс и мадам Помфри завтракали, обедали и ужинали за преподавательским столом, и хотя школьного врача и школьного завхоза сравнивать немного странно, он, по идее, был таким же сотрудником. Так что это было непонятно. Впрочем, лично мне вообще было непонятно, зачем Хогвартсу нужен был завхоз. Всеми бытовыми и хозяйственными вопросами, по идее, занимались домовики, а если в школе какое-то колдовство выходило из-под контроля, мистер Филч, будучи сквибом, всё равно не мог ничего с этим поделать.

Я усадила свой зад на скамью перед столом, оказавшись между профессорами — Хеймдалль справа, декан слева. И ещё три декана напротив. Никакого давления, конечно. На столе понятным образом появилась большая белая фарфоровая супница, плетёные корзинки с хлебом, тарелки и приборы. Не смотря на крышку, супница источала характерный запах горохового супа. Я чувствовала себя неловко и никак не могла заставить себя протянуть загребущие ручонки к еде. Но вот стоило мне собраться с духом, как в зал влетели совы. Множество птиц устроили нам буквально дождь из писем.

— «Тебе это ничего не напоминает?» — мысленно поинтересовалась я у Хеймдалля.

— «Да… Об этом я как-то забыл…» — протянул он.

— «Как тебе это удалося-то?» — хмыкнула я.

Я вздохнула и достала платок. Это был батистовый белый платочек с мережкой и вышитым моей рукой вензелем клана — все пальцы исколола, пока делала. Я вздохнула ещё раз и достала палочку. Платок был трансфигурирован в мешочек, на который я наложила заклятье незримого расширения, после чего манящими чарами затолкала туда всю свою корреспонденцию. В гробовом молчании. Я подняла глаза и поняла, что на меня смотрели абсолютно все. Я закатила глаза, запрокинула голову и со всей дури шибанула себя ладонью по лбу.

— У меня есть разрешение на эти чары, — изрекла я.

— Да дело, собственно, не в этом, — мягко произнёс профессор Флитвик. — Думаю, можно догадаться, о каких именно чарах идёт речь, но вы ведь ни звука не проронили.

Я едва не застонала. Об этом-то как можно было забыть? Как же мне хотелось трансгрессировать отсюдова куда подальше… Но всплывало жирненькое «но»: во-первых, в Хогвартсе в принципе нельзя было трансгрессировать, а во-вторых, я не должна была этого уметь. Ну, это действительно была не самая простая магия, однако когда приходится спасать свою ж… жизнь, и не такое можно освоить. Профессора поступили умнее, просто обратившись к домовикам. Прям об стену захотелось лбом удариться.

За столом загомонили. К моему удивлению, никто даже не усомнился в моём непосредственном участии ровно так, как говорила об этом статья. К тому же оказалось, что абсолютно все в курсе, что именно мы с Хеймдаллем спасли Гарри и Рона от пауков. Кто, интересно, растрепал? Впрочем, как будто тут были варианты — судя по тому, что все уже знали и про авроров, и про сигнальные чары, Поттер и растрепал. Шум стоял такой, как если бы на мне не было ободка. Все говорили разом, так что я с трудом разбирала слова. Вроде бы кто-то даже вопросы задавал, но их было так много, что я не могла ответить.

— Мы ценим вашу благодарность, — Хеймдалль заговорил негромко, но все мгновенно затихли. — Однако ничего, кроме того, что описано в статье, мы рассказать по разным причинам не можем. Мне и мисс Нильфхейм хотелось бы, чтобы произошедшие никак не изменило привычного школьного порядка. В частности, давайте все поедим. Судя по запаху, домовики очень постарались сегодня.

Маг и чародей, что сказать. Он, правда, ничего не сколдовал, но его, к счастью, услышали. Это, конечно, не означало, что никакого внимания к нашим персонам не будет, однако мы смогли поесть. Более того, после обеда я смогла даже дойти до общежития. Разбирать почту не хотелось, если честно, но письма написать было надо. Я подумала-подумала и решила, что можно отправиться к Хеймдаллю. Потому что у него тоже была гора писем, и вместе мы могли бы хоть как-то определить их по категориям. Кроме того, нельзя было исключать, что в некоторых из них нам отправили разного рода заказы. Потому что вряд ли мы могли бы купить лучшую рекламу, чем вышедшая статья.

Я взяла с собой пергамент, перо, альбом и карандаши. По поводу пьесы я тоже хотела обратиться к нему, чтобы он начитал текст мужских персонажей. Ну, и мешок писем я тоже не забыла. И только когда я уже постучала в его дверь, я подумала, что хотела проводить с ним меньше времени. Но, видимо, не сегодня.

— Хочешь разобрать почту? — спросил Хеймдалль, едва я вошла.

— Угу, — я кивнула. — И ещё кое-что. И кое-что другое. И ещё одно…

— У нас очень много совместных дел, — он улыбнулся. — Садись. Я тоже хотел заняться почтой.

— Извини… — тихо изрекла я, устраиваясь на стуле. — Мне надо меньше занимать тебя. Вы уже назначили свадьбу?

— Тебя это беспокоит? — спросил Хеймдалль, усевшись напротив.

— Ты трудишься моим гувернёром и наставником, ведущим зельеваром, артефактором и гласом главы, сиречь меня, — я глубоко вздохнула. — Более того, ты заменяешь мне семью и живёшь в моём доме. Беспокоит — это не совсем верное слово. Я просто думаю, что в праве знать, кто ещё будет там жить.

— Я не хотел… — он сжал переносицу. — Я надеялся, что этот разговор состоится между Хеймдаллем и Фрейей, а не между нами. Видишь ли… Как бы это сказать? Дело в том, что Бальдр Нильфхейм предложил Хеймдаллю договорной брак: если ни он, ни Фрейя никого не встретят до её двадцатилетия, она станет его супругой. И как бы странно это ни звучало, Хеймдалля вполне устраивает это.

— Оу… — отозвалась я. А ещё через полминуты до меня дошло. — Ой! То есть технически сейчас я… О, Мерлин…

— Поэтому я и не хотел говорить об этом, — Франкенштейн вздохнул.

— И тем не менее, сказал, — я нахмурилась. — Похоже, тебя это забавляет.

— Не знаю, сколько времени есть у тебя, чтобы найти кого-нибудь, но у Фрейи на это ещё девять лет, — криво улыбнулся он.

— Легилименция превращает это в едва ли разрешимую проблему, — скривилась я. — Да и есть у меня причина этого избегать, знаешь ли.

— Это я как раз понимаю, — Франкенштейн глубоко вздохнул. — Когда я решил отправиться в это путешествие с тобой, я подумал, что тебе должно было быть бесконечно одиноко всё время с самой нашей первой встречи. В прошлом мире я старался избегать привязанностей, полагая, что возвращение домой болезненно оборвёт их. А это…

— Это то, что, если подумать, должно быть тебе знакомо, — я сощурилась. — Ты ведь прожил очень долгую жизнь. Я имею в виду, ты очень многих пережил. Тех, к кому был привязан.

— Да… — протянул он. — Даже некоторых благородных, а они едва ли не бессмертны.

Мы умолкли. Сложно было сказать что-нибудь по этому поводу, да и не нужно, в общем-то. Выдержав минуту мрачной атмосферы, я положила на стол альбом, пергамент и карандаши. Мешок с письмами ещё бы у меня в руках, и я смотрела на него, надеясь, что он внезапно воспламенится, и все письма в нём волшебным образом пропадут. Они, очевидно, не собирались этого делать.

— Ты рисовала? — выдернул меня из раздумий Хеймдалль. — Можно взглянуть?

— Мне до тебя далеко, — хмыкнула я. — Да, конечно.

— Что это? — он посмотрел наброски.

— Я хочу поставить пьесу в кукольном театре, — я улыбнулась. — Но мне для неё нужны куклы и декорации. Я решила сделать эскизы.

— Ты будешь их шить? — он остановился на одном из рисунков и внимательно что-то на нём изучал.

— Что ж я, дурная совсем? — усмехнулась я. — Сделаю преобразованием. А то я всех героев едва ли к лету неизвестно какого года закончу. С моим-то количеством свободного времени.

— Что есть, то есть, — Хеймдалль кивнул. — Не могу понять, эта линия — часть наброска или что, — он развернул ко мне испорченного гвардейца.

— Ха-ха, смешно, — саркастически отозвалась я.

— Да ладно тебе, — он протянул руку и потрепал меня по голове. — Рисунки в самом деле неплохие. Я сначала подумал, что это портреты с нарушенными пропорциями, но если это куклы, то это интересный стиль. Что это будет? Шекспир?

— Гольдони⁽¹⁾, — меня перекосило. — Должна же я посмотреть эту пьесу.

Франкенштейн рассмеялся. И я надеялась, что этот смех не означал, что он снова устроит мне Мерлин знает что из её просмотра. Впрочем, теперь театр у меня был практически карманный, так что я могла смотреть представление в полном одиночестве, и никто бы мне не помешал — не травил анекдоты, не кашлял и не сморкался над ухом.

Я положила мешок с письмами перед собой на стол. Мне очень хотелось оттянуть процедуру вскрытия, и я искала причину этого не делать. И лучшей причины, чем написать давно запланированные письма, я не отыскала. Мистеру Блэку я написала, что его подарок произвёл на меня неизгладимое впечатление и крайне меня порадовал. Потом я пару минут подумала и дописала, что буду рада видеть его среди наших клиентов, если ему что-то из нашей конторы понадобится. А потом я приступила к письму для мистера Малфоя. Тут мне пришлось призвать на помощь все свои способности к завуалированным текстам, таким, чтобы если надо, их можно было вообще трактовать как угодно. Но по сути я просто поблагодарила его за книгу на двух листах.

Хеймдалль читал письма: вскрывал конверты, пробегал глазами текст и откладывал лист в стопку. Стопок, впрочем, было две, правда, во второй было пока только одно письмо. Не было похоже, чтобы содержимое почты сильно интересовало его, а я опять искала повод и вовсе не вскрывать конвертов.

— Есть мысли на тему палочки для Хагрида? — я положила руки на стол и голову поверх.

Хеймдалль перевёл взгляд с письма на меня и несколько секунд просто смотрел безо всякого выражения, потом вздохнул и отложил лист в стопку.

— От того, что ты будешь это откладывать, письма никуда не денутся, — заметил он.

— Ну, у нас ведь есть дела поважнее этого, — протянула я.

— Какие?

— Эм… Любые? — я склонила голову набок.

— Пф, — Хеймдалль издал тихий смешок, а затем достал ту самую книгу по сердечникам. — Учитывая его склад характера, я думаю, ему не подойдёт ни один сердечник из тех, что можно добыть из мёртвого животного. Вдобавок, Хагрид полувеликан, что приводит нас к очень скромному количеству вариантов.

Он открыл книгу и долго листал её, пока не нашёл, наконец, нужную страницу. Прочитав её, Хеймдалль слегка ударил по книге тыльной стороной ладони и развернул её ко мне. Том был большим, и мне пришлось взять его двумя руками. На странице было всего четыре варианта подходящих сердечников, и два из них достать было нельзя, поскольку это был ус левиафана и перо онокротала⁽²⁾, которые оба уже вымерли, к сожалению. А вот двумя другими вариантами были шип с хвоста хвосторога и перо птицы-гром. Искать птицу было довольно накладно, а вот шип вполне мог найтись в Румынии, в драконьем заповеднике. Драконы создания очаровательные, но как и всякие хищные звери в юности они учатся драться. Да и будучи в возрасте они часто сохраняли агрессивный нрав. Так что время от времени они теряли клыки, когти и шипы.

— Я напишу в заповедник, — изрёк Хеймдалль. — Либо они отправят нам шип, либо, если у них его не завалялось, попробуем с пером.

— Ну, или обратимся к закромам, — я нахмурилась. — Там можно обнаружить неожиданные предметы. Скажем, там должен найтись пригодный для палочки брусок бакаута⁽³⁾.

— И как он там завалялся? — Хеймдалль изогнул бровь.

— Древесина слишком твёрдая — никто за неё браться не хотел, — я пожала плечами. — Некоторые предметы в нашем хранилище оказались потому, что мои предки тащили туда всё, что попадалось на глаза. Рискну предположить, что если просто распродать всё, что там есть, с молотка, безбедно проживёт ещё поколения три. И это если работать не будет.

— Хм… И во сколько ты бы оценила стоимость готовой палочки? — он сложил руки на груди.

— Если платит Министерство, то, думаю, около ста-ста пятидесяти галеонов, — я пожала плечами. — Это если не придётся искать особо редкое что-то. Там цена до небес может взлететь.

— Это не слишком? — Хеймдалль поморщился.

— Ну, знаешь ли! — я скривилась. — Наказание денежкой самое, наверное, доходчивое. Ну серьёзно — это насколько надо быть слепым, чтобы не отличить смерть от яда акромантула от какой-либо другой?

В дверь постучали. И стук это был настолько громким, что было невозможно представить, чтобы это был кто-то из учеников. Я бы даже сказала, этот самый стук достаточно явно указывал на обладателя гигантских ручищ Хагрида, не иначе. Хеймдалль поднялся и открыл дверь. За ней оказался сам лесничий, а с ним Гарри Поттер и Рон Уизли. Мой наставник впустил их и предложил располагаться.

— А что она здесь делает? — тут же поинтересовался Уизли.

— Хочешь знать — напиши в министерство не твоих собачьих дел, — огрызнулась я. Надоел.

— Я сделаю кофе, — мягко заметил Хеймдалль. — И мне надо написать письмо. Или дело очень срочное?

— Нет, — мотнул головой Хагрид. — Мы не торопимся.

— Хорошо, — кивнул мой наставник и исчез в своей гостиной.

— Мисс Нильфхейм, мы случайно слышали конец последней вашей фразы, — протянул лесничий. — О чём вы говорили?

— Ох… — я сжала переносицу, а потом покосилась на гриффиндорцев, усевшихся на диван. — Я собрала всю информацию, что у меня оказалась, в кучу и сделала некий набор выводов, который, рискну предположить, или верен, или, по крайней мере, близок к истине. Пятьдесят лет назад вы вырастили из яйца акромантула — одного из опаснейших волшебных существ. Арагог — мне довелось с ним встретиться — был тогда ещё мал. И тогда что-то случилось, из-за чего погибла студентка. Мне почему-то кажется, что вы не знаете, что именно. После этого ваш акромантул сбежал в лес, но вас с ним кто-то видел и вину свалили на вас, вместо того, чтобы провести расследование.

— Так всё и было, — мрачно кивнул Хагрид. Он пока я говорила уселся на стул около стола. — Но почему вы думаете, что это не Арагог?

— Скажем так, я имею некое представление о том, кто это был, — я снова покосилась на мальчишек.

— Я запрашивал материалы по тому делу в Аврорате, — к нам вернулся Хеймдалль с кофе. — Там было описание тела девочки. И оно не соответствует тому, что можно было бы увидеть после укуса акромантула. Как минимум, самого укуса на ней не было. Как и остальных признаков паучьего яда.

— Да, судя по описанию эксперта это было больше похоже на смерть от проклятья, типа одного из непростительных заклятий, — кивнула я.

— Тебе-то откуда знать, как это должно выглядеть? — недовольно произнёс Рон.

— Это входит в мою клановую программу обучения, а что? — я обернулась к нему и поджала губы.

— И непростительные заклятья тоже входят? — сощурился он.

— Ну хватит! — неожиданно резко произнёс Хеймдалль. — Если бы не Фрейя, у Аврората могло бы оказаться достаточно детальное описание смерти от укуса акромантула. И это если бы ваше, мистер Уизли, тело вообще бы нашли!

— Но ведь это вы меня спасли! — возразил Рон.

— Да мне бы в голову не пришло полететь в Запретный лес ночью, — возмутился Хеймдалль.

— Да ну? — я изогнула бровь.

— Я имею в виду, просто так, — он покосился на меня. — Если бы у меня не появилось причины. По крайней мере, конкретно в ту ночь.

— А вы чего хотели-то? — я повернулась к Хагриду.

— Хэймдэлл сказал, что озаботится палочкой для меня, — отозвался он. — Я подумал, надо это обговорить.

— А вы? — я повернулась к гриффиндорцам.

— А мы за компанию пришли, — изрёк Гарри.

— А, понятно, — отозвался Хеймдалль. — Что ж, Хагрид, не думаю, что с созданием палочки возникнут трудности. Надеюсь, вы не очень сердиты на нас из-за гнезда.

— Нет, — лесничий опустил голову. — Я понимаю, что они опасны, и Аврорат действительно должен был так поступить… Но их не истребили полностью, только ограничили численность. Меня-то они не трогают, но иногда студенты в лес заходят, — он покосился на мальчишек, и те покраснели.

— О, кстати! — вспомнила я. — А вы можете помочь нам встретиться с кентаврами? У нас к ним небольшое дельце.

— Думаю, можно, — протянул Хагрид.

— Надо отправить письма, — Хеймдалль встал. — Можно прогуляться в лес прямо сейчас?

Лесничий кивнул и тоже встал. Я соскочила со стула и подумала про тёплую мантию, которая была у меня в подземелье. Это я пока туда, пока обратно — вечность пройдёт. Пришлось вызвать Арчера и сгонять его — домовик, в отличие от меня, трансгрессировать по замку мог совершенно свободно. Я надела её и сунула конверты в карман. У Хагрида шуба была с собой, а Хеймдалль был у себя, так что мы втроём совсем скоро были готовы идти. А вот Гарри и Рону лесничий сказал идти к себе, потому что в Запретном лесу делать им двоим было нечего.

1) Карло Гольдони — автор пьесы «Слуга двух господ».

Вернуться к тексту

2) Онокротал — птица, подобная лебедю, который клюв уложивши в воду, гукает, как осёл. Человек, который услышал голос онокротала, должен задумать желание и скорее бежать домой. Если он успеет до дождя добежать, то желание сбудется, если не успеет, то такого случая больше не представится.

Вернуться к тексту

3) БАКАУТ — древесина деревьев рода англ. Guajacum, получают из Бакаутового дерева (Гваяковое дерево). Очень ценное, тяжёлое, крепкое и твёрдое дерево, хорошо выдерживающее большие давления. Известен так же под словосочетаниями Lignum vitae, что с латинского языка означает «дерево жизни», Железное дерево.

Вернуться к тексту

Снега под деревьями в лесу было совсем немного. Хотя он и покрывал землю плотным ковром, его было едва ли больше пяти дюймов⁽¹⁾. Тропинок по понятным причинам в Запретном лесу не было, так что мы просто шли за Хагридом, который точно знал дорогу. Хеймдалль гадал, что доберётся до румынского заповедника раньше — наше письмо или новость о Волдеморте. Я ставила на новость — такие вещи распространялись подобно пожару. Было ещё относительно светло, и лес казался если не безопасным, то, по крайней мере, достаточно мирным местом. Деревья вокруг становились всё больше и всё старше.

— А зачем вам кентавры? — спросил Хагрид, спустя примерно полчаса пути.

— Да ерунда, — отозвался Хеймдалль. — Они умеют разводить лозы золотого дикого винограда. Хотелось бы выменять пару ростков.

— Кентавры не очень-то дружелюбны, — заметил лесничий.

— Их можно понять, — отозвался мой наставник. — Но я надеюсь на благополучный исход дела. Нам есть, что им предложить.

— В самом деле? — голос Хагрида прозвучал несколько озадаченно.

Хеймдалль не ответил. Ну, нашему клану действительно было что предложить кентаврам. Нам, впрочем, было что предложить практически всем, так что можно было положиться на принцип «если что-то не продаётся, значит, ты предлагаешь не ту цену» в рамках приемлемости предметов торга.

Солнце уже клонилось к горизонту, и мы вышли к небольшой полянке, на которую падали его косые лучи. Полянка была практически круглой, и на ней росло крайне редкое растение — Гласис ферн⁽²⁾, он же ледяной плюмаж. Это волшебное растение появлялось исключительно на снегу; не везде, не каждый год и жило очень недолго — всего несколько дней. Ну, технически, его нельзя было даже растением назвать, хотя оно и правда выглядело, как кусты разросшегося папоротника. Применялось оно в довольно небольшом перечне составов, однако упустить возможность собрать хоть немного было бы просто преступлением.

Хагрид разрешил нам собрать «листья» плюмажа. И судя по его лицу, он вообще не понимал, на кой пёс оно нам сдалось. Однако из-за этого, когда мы закончили сбор, идти к кентаврам было уже поздно — начинало темнеть. Так что мы развернулись и отправились назад к замку. Вряд ли нас там вообще ждали, тем более, какгрится, с распростёртыми, так что перенос визита вообще проблемой не был.

Я заставила себя начать разбирать письма только на следующий день. Они так и остались у Хеймдалля в кабинете после того, как мы донесли туда листья плюмажа. Впрочем, за завтраком писем прибавилось, хотя надо заметить, обитатели замка рассосались за разные столы. Ну, почти все — Хеймдалль и профессор Снейп снова сидели вместе со мной за столом Слизерина. Там были мы, овсянка и гора писем. И я не представляла себе, как вообще прочитаю их все, хотя их и было меньше, чем в прошлый раз.

После завтрака мы все втроём перебрались в кабинет Хеймдалля, где минут десять мрачно взирали на почту, а потому взялись за контракт профессора. Не вдаваясь в детали, клан обещал щедрое обеспечение, а профессор — всеми силами трудиться на благо клана и своего кошелька. На его составление, прочтение, уточнение и подписание мы потратили около часа, и его оставалось только заверить у гоблинов. Не то чтобы без них он не имел силы или кто-то намеревался нарушить условия, однако это требовалось для упрощения процедур оплаты. От каникул ещё оставалось несколько дней, и Хеймдалль сказал, что посетит Гринготтс сам или отправит Арчера, если уж совсем не будет времени. Затем мы договорились о том, чтобы отправиться в особняк на пасхальные каникулы всей толпой — это было нужно для разрешения некоторых организационных вопросов. И вот только после этого мы уселись за стол и взялись за почту. Оказалось, что мой наставник вчера начал сортировать письма на пустословие и заказы. Вторые надо было выполнить, а с первыми никто пока не решил что делать — потому что даже если отписать по паре строк, всё равно работы предстояло много — как будто заняться больше нам нечем.

Ответ из румынского заповедника прибыл после обеда. Его доставила не сова, как можно было бы подумать, а один из драконоводов. Это был невысокий парень лет двадцати с рыжими волосами и голубыми глазами, удивительно похожий на загонщиков команды Гриффиндора. Когда Хеймдалль впустил его, в руках у него был небольшой ящик из тёмного дерева. На его ладонях можно было увидеть ожоги, как у всякого представителя его профессии. Одет он был в тёплую мантию и, видимо, так торопился к нам, что снег даже не успел растаять на его плечах.

— Мистер Уизли? — удивлённо изрёк профессор Снейп.

— Здравствуйте, сэр, — отозвался парень и, поставив ящик на стол, протянул руку Хеймдаллю: — Чарльз Уизли. Рад знакомству.

— Хеймдалль Ольстин, — они пожали руки. — Итак, чем обязан?

— Хвосторог действительно потерял шип всего несколько дней назад, — отозвался Чарльз и похлопал по ящику. — Обычно мы такое не храним. Зачем он вам понадобился?

— Мастер захотела сделать волшебную палочку, — улыбнулся Хеймдалль и кивнул на меня. Я приветственно махнула рукой. — Шип хвосторога оказался идеальным сердечником для Хагрида.

— Ему вернули палочку? — искренне улыбнулся Уизли. — Это замечательно!

— Пришлось постараться, — заметил профессор Снейп. — Как вам в заповеднике?

— Прекрасное место! — восторженно ответил Чарльз. — Не думаю, что мог бы найти работу лучше.

— У вас были великолепные способности к квиддичу, — кивнул профессор. — Но я уверен, что драконы больше вам по душе и даже рад, что вы предпочли именно их.

— Спасибо, сэр, — Уизли слегка озадаченно склонил голову. — Если честно, ваши занятия оказались там неожиданно полезны.

— Почему вы прибыли лично? — Хеймдалль заглянул в ящик и удовлетворённо кивнул. — Посылку вполне можно было доставить парой-тройкой сов.

— Да, конечно, — снова повернулся к нему Чарльз. — Но я хотел познакомиться с вами. Ну и все мои братья и сестра, кроме старшего, здесь…

— Все на каникулах, — улыбнулся Хеймдалль. — В замке остался только Рон Уизли.

— Да? — как будто удивился Уизли. — Я почему-то думал, что каникулы должны уже закончиться.

— А моя персона чем вас заинтересовала? — изогнул бровь мой наставник.

— Прошлой зимой я уезжал на две недели из заповедника, и как раз тогда туда доставили гебридского чёрного дракона, — отозвался Чарльз, и глаза его загорелись. — Этот вид и так очень агрессивен, но конкретно этот был каким-то особенно бешеным. Когда я вернулся, мне рассказали, что пришлось вызвать специалистов из Нильфхеймов, хотя вроде там какой-то конфуз вышел.

— Да уж, — хмыкнула я. — Когда мы прибыли, оказалось, что в заповеднике не знали о том, что дедушка скончался — там ждали его.

— А, вот оно что, — он кивнул. — Я вернулся через день после вашего отъезда, и старший драконовод домнул⁽³⁾ Драгóнуль ещё в себя приходил. Мне сказали, что вы вдвоём с драконом разобрались в два счёта — он даже дал вам свою чешую счистить.

Возможно, так оно всё и выглядело. Из-за того, что драконы — звери крайне опасные, их заболевания диагностировать и тем более лечить невероятно сложно. Так что среди драконоводов различают только одно их заболевание, которое называется драконья хворь. А лечат её методом ожидания — либо выздоровеет, либо помрёт. Дракон и так-то к себе не особо кого подпускает, а уж будучи больным… Однако, как и всякое волшебное животное, дракон имеет нечто вроде зачаточного мышления. Оно и близко не человеческое, однако мыслеобразы в их разуме формируются. Поэтому большинство заповедников волшебных животных имеют связь с легилиментами, чтобы в случае необходимости обратиться за помощью. Именно это и произошло: заповедник прислал запрос для главы клана, так что пришлось ехать. Дело было опасное, так что Хеймдалль был как на иголках, и временами драконоводы остерегались его больше, чем драконов. Впрочем, мы провели там всего дня четыре, потому что ещё в момент прибытия я поняла, что у дракона за хворь — у него болел зуб, и он очень громко об этом думал. Драконы невосприимчивы к магии, так что пришлось влезать в его мышление, чтобы убедить подпустить к себе, а затем чтобы дать этот зуб смазать зельем. Зубная боль так вымотала зверюгу, что он уснул, едва его попустило. Так что чешую мы счистили со спящего.

— Надеюсь, помощь мастера не понадобится там в ближайшее время, — жутковато улыбнулся Хеймдалль.

— Мы тоже надеемся, что драконы болеть не будут, — рассмеялся Чарльз. — Вообще, я немного удивлён — в прошлом году Рон написал мне о том, что подружился с Гарри Поттером, но о вас он не писал.

— Ну, мы с ним и не друзья, — я пожала плечами. — Хотя его преданность убеждениям вызывает у меня уважение.

— А почему не друзья? — удивление его было искренним.

Я не знала, как это объяснить, так что стук в дверь меня даже порадовал. На пороге оказались Гарри и Рон, и младший Уизли тут же кинулся к брату, на ходу осыпая его вопросами с такой скоростью, что не все слова можно было разобрать. Казалось, он вообще не заметил ни меня, ни профессора Снейпа. Я задумалась о том, что могло привести их сюда сегодня, с одной стороны, а с другой — пока они вились вокруг Хеймдалля, они не влипали ни во что. Не то чтобы я очень хотела разбавить наш дуэт их трио, но и спасать их из очередной передряги я не горела желанием.

Рон тем временем сбавил темп, и весь его поток сознания свёлся к одному единственному вопросу — как именно Чарльз оказался в Хогвартсе. Ну, сначала он представил друг другу их с Гарри, потом рассказал, что Поттер прекрасный ловец, и если бы не слизеринские уловки и хитрости, в этом году они бы снова выиграли. Потом я влезла с ремаркой, что ничего такого мы не делали и вообще не надо валить с больной головы на здоровую. Потом Рон нехотя сообщил, что именно я новый ловец Слизерина, и Чарльз как-то уважительно кивнул мне. И вот только после этой прелюдии Рон решил узнать, у старшего брата, что же его привело. Ничто не предвещало, так сказать.

— Я привёз для мистера Ольстина шип с хвоста хвосторога, — отозвался Чарльз и улыбнулся. И вот ему бы на этом закончить. — Они с мисс Нильфхейм, как я понял, будут делать палочку для Хагрида.

— Так вы её прямо сами будете делать? — Рон удивлённо посмотрел на Хеймдалля. — Это ведь очень сложно.

— Я бы так не сказал, — мой наставник пожал плечами. — Просто это надо уметь.

— Но ведь и научиться тоже нелегко, — парень перевёл взгляд на меня, и в нём уже не было обычной враждебности. — Это что, тоже твоя клановая программа обучения?

— Ага, — я кивнула. — Мы очень мало что покупаем. Мои предки считали, что по-настоящему уверенным можно быть только в том, что сделано своими руками. Времена поменялись, а устав клана остался.

— А моя палочка? — он сощурился. — Она…

— Да, мы сделали её, — изрёк Хеймдалль. — Вы же не думали, что у меня завалялась пара-тройка лишних и бесхозных, которые могли бы по счастливому стечению обстоятельств выбрать вас своим хозяином?

— То есть, палочку можно сделать под конкретного волшебника? — озадаченно спросил Гарри.

— Разумеется, — хором ответили мы с Хеймдаллем.

— Мистер Оливандер изготавливает весьма недурные палочки, — продолжил он. — Его семья действительно много работала для того, чтобы изучить палочки, их привязанности и лучшие в широком смысле материалы для их изготовления. Однако это… как объяснить…

— Как метла, — предложила я. — Есть мётлы типа «Нимбусов» — превосходные мётлы массового производства. А есть мётлы по индивидуальному заказу, которые наилучшим образом подходят под нужды определённого волшебника.

— И часто вы делаете палочки для кого-то вне клана? — спросил Рон.

— Всё чаще… — задумчиво протянула я.

Рон достал свою палочку и уставился на неё так, будто впервые увидел. Надо признать, выглядела она как новенькая, будто её только что из лака достали. Видимо, он действительно дорожил ей — то ли от того, что это была его личная собственная новенькая палочка, то ли потому, что её ему дал Хеймдалль. Гарри слегка толкнул друга плечом, и тот вскинулся к нему. Поттер кивнул Рону на меня, и я озадаченно изогнула бровь. Уизли посмотрел на меня и свёл бровки, а потом опустил в взгляд.

— Давай, Рон, — подбодрил его Гарри.

— Я это… — Заговорил с полом Уизли. — В общем, я не знал, что это ты. Извини.

— Да всё нормально, — я улыбнулась.

— Но я всё равно думаю, что ты что-то сделала на игре, — Рон поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Гарри не мог проиграть просто так.

— И я уверена, что оставшиеся два матча Гриффиндора будут за вами, — я пожала плечами, и мальчишки радостно переглянулись.

— Но это не поможет вам выиграть чемпионат школы, — обронил профессор Снейп.

— Не знала, что вы азартны, сэр, — я повернулась к нему.

— Слизерин оставался чемпионом в течение шести лет до прихода в школу мистера Поттера, — пояснил он. — Я был бы счастлив, если мой факультет снова стал им в мой последний год работы.

Последнюю фразу профессор Снейп как будто смаковал. После первого января он вновь переоделся в чёрное, видимо, чтобы не сильно шокировать обитателей школы — только в Министерство отправился в иных тонах. О том, что он планировал уйти из преподавания, ещё не было особенно широко известно, хотя Гарри и Рон, судя по выражению лиц, были в курсе.

— Всё, что в моих силах, сэр, — криво улыбнулась я.

— Раз уж сердечник здесь, я предлагаю не затягивать с палочкой, — напомнил Хеймдалль.

— Да-да, — протянула и принялась вытаскивать мантию из мешочка на поясе.

Вообще, я не планировала выходить сегодня из замка, но тёплую мантию всё равно взяла с собой — мало ли вдруг что. С другой стороны, если уж совсем начистоту, я бы уцепилась за абсолютно любую возможность улизнуть от чтения писем. Мне в самом деле хватило их и в прошлом мире. И ведь нельзя же было просто вывалить всю стопку в камин — там могло быть что-то важное. Даже в одном письме из ста, но могло. Пока я одевалась, обратила внимание, что Хеймдалль определённо никудашеньки не собирался.

— Ты не пойдёшь? — удивилась я.

— Ты справишься там и без меня, — отозвался он. — Я бы лучше почту разобрал. Не хочу растягивать это удовольствие.

— Ты хочешь к Хагриду пойти? — снова оживился Гарри. — Он наш друг. Мы можем пойти вместе.

— Почему нет, — я кивнула.

— Думаю, и мне надо бы заглянуть к нему, — подал голос Чарльз Уизли. — Рассказать кое о чём.

Мы вышли из кабинета Хеймдалля, и несмотря на тёплую мантию, я обратила внимание, что в коридоре было довольно прохладно. Относительно кабинета так уж точно. Я задумалась о том, что всё наше с Хеймдаллем дистанцирование, которое мы пытались поддерживать во время учебного процесса, полетело в тартарары, и в замке о наших взаимоотношениях знали уже буквально все. Впрочем, нас едва ли не с первого дня считали слегка странненькими, так что едва ли мы удивили бы кого-то, даже если бы въехали в Большой зал на ушах. Ну и Мерлин с ним, на самом деле. Опять же с первого же дня было ясно, что это шило в мешке долго не задержится.

Ещё я думала о том, что теперь должны будут измениться наши взаимоотношения с профессором Снейпом за пределами учебного процесса. Хеймдалль, пока мы мучили контракт, обещал посвятить его во все необходимые детали нашего сосуществования в новом качестве, что радикально меняло наши роли. Ну, это тоже были технические вопросы, которые я надеялась разрешить во время пасхальных каникул. Как много дел, как мало времени.

Коридоры в замке очень длинные, и по пути можно передумать массу тем, особенно, если плестись нога за ногу. Собственно, из-за того, что Гарри и Рон не взяли тёплых мантий с собой сразу, я и Чарльз еле переставляли ноги, пока они бегали за ними в башню Гриффиндора. После того, как мне удалось представить себе в своей голове, как я обращаюсь к профессору по имени, мои мысли довольно плавно сползли на совершенно иные размышления — почему мы до сих пор здесь? Зло повержено, никто убит не будет, никого не ожидает страшная и мучительная судьба. Так чего мы всё ещё тут делали? В прошлый раз нам надо было изыскать способ вырваться и закончить текущие дела, но здесь их у нас не было. Может, надо было просто попробовать трансгрессировать? Да тоже ерунда выходит — мы ведь перемещались с помощью камина. Лучшего момента, чтобы выдернуть нас, было не придумать. И ещё у меня не было того ощущения, как после драки в канализации — как будто мне пора. Так что мы, похоже, должны были сделать здесь что-то ещё. Только вот что?

Гарри и Рон догнали нас в холле, почти у выхода из замка. Нам пришлось подождать их с минуту, но я успела заметить, что никакие пауки из замка больше не уползали. То ли как положено впали в спячку, то ли закончились. Не знаю почему, но они не давали мне покоя. Даже василиск в подземелье беспокоил меня меньше. И это совсем не потому, что у меня арахнофобия, а потому что я никак не могла понять, что заставило их разгуливать по снегу. А это мне не нравилось.

На улице шёл снег, мелкий и колючий. Было совсем не холодно, но ветер швырял острые снежинки в лицо. По какой-то неведомой причине ветер бил в лицо всю дорогу, не давая и рта раскрыть. Ну, если бы у нас была масса тем для общения. У Хагрида горел свет — было ещё не темно, но всё же слишком мало света, тем более, что в его доме были довольно маленькие окна. Мы поднялись на крыльцо, и Гарри постучал в массивную дверь. Хагрид открыл её и явно несколько удивился, увидев столь живописную группу у себя на пороге. Однако узнав Чарльза, он явно обрадовался и пригласил нас войти со словами, что как раз поставил чайник.

Чашки у Хагрида были такие, какие я люблю — огромные. И чай у него был вкусный. А вот печенье, которое он поставил на большой грубый стол, как-то не вдохновляло. Дом Хагрида просторным было не назвать, но вроде бы места для одного полувеликана там хватало, пусть и с натяжкой. Мебель явно была кустарной и грубой, но вместе с тем обладала каким-то особым дачным уютом. В доме стоял плотный запах сена, свежего чая и натопленного камина. Хагрид усадил нас всех за стол, раздал чашки принялся расспрашивать Чарльза о Норберте. Только минуты через две до меня дошло, что речь шла о драконе. Чарльз рассказал, что Норберт оказался Норбертой, и что она чувствовала себя в заповеднике прекрасно.

Вообще-то, я собиралась позадавать Хагриду вопросы, чтобы немного понять, что он за человек. Но благодаря Чарльзу мне это не потребовалось: их разговор был куда более красноречив, чем любой психологический тест. Хагрид был простым, добродушным и увлечённым человеком, который считал душкой любого, даже самого опасного монстра. Чарльз рассказывал ему о том, как там в Румынии, и глаза лесничего горели интересом. Не забыл Уизли упомянуть и случай прошлой зимой, после чего долю одобрения от Хагрида получила и я. А ещё я подумала, что в качестве фамильяра ему бы подошёл слейпнир — восьминогий конь. И у него не только восемь ног — это вообще была огромная, хотя и совершенно не агрессивная животина. Я знала это по собственному опыту: после кончины дедушки Хеймдалль подарил Фрейе жеребёнка, чтобы помочь той как-то преодолеть произошедшее. Из жеребёнка, размером со среднего коня, за полгода он превратился в зверюгу больше тяжеловоза, но при этом довольно охотно катал юную всадницу, сиречь меня. Спина у него была широкая настолько, что я могла на ней лежать, так что ездить на нём я могла только боком. Я назвала его Ветерок, потому что не смотря на габариты носился он — на метле не догонишь. У Ветерка было восемь ног, и на каждой было копыто — он же конь. Сказать, что замена его подков была ещё тем приключением — ничего не сказать. Так что мы с Хеймдаллем сели, напряглись и придумали для копыт что-то вроде ботинок — подков на ремешках, которые можно было надеть и снять с копыт без гвоздей. Чистить-то копыта всё равно надо было.

Мы просидели у Хагрида около часа, и всё это время они разговаривали с Чарльзом о драконах. А мы с Гарри и Роном просто молчали и пили чай. Главное я за это время выяснила, так что когда чашки опустели, мы попрощались с гостеприимным хозяином и направились к замку. Впрочем, мистер Уизли с нами до замка не дошёл, решив навестить профессора Кеттлберна. До кабинета Хеймдалля я дошла и вовсе одна — гриффиндорцы откололись где-то в районе Большого зала.

Оставшись одна, я думала о том, что за палочка подошла бы Хагриду. Прежде всего, она должна была быть соразмерной, чтобы пользоваться ей ему было комфортно. Но не посох, конечно. Хотя посох ему бы очень даже подошёл, если подумать. Итак, лесничему Хогвартса нужна была палочка длиной дюймов в шестнадцать-семнадцать⁽⁴⁾, прямая и простая, из прочной и твёрдой древесины. Никаких украшений и даже оплётки рукояти. Разве что можно было на её торце мировое древо вырезать, но это уж как бакаут позволит. И если всё пойдёт как надо, палочка у Хагрида будет уже к началу семестра.

1) 12,7 см

Вернуться к тексту

2) Glacies fern — ледяной папоротник (лат.)

Вернуться к тексту

3) Обращение к мужчине в Румынии

Вернуться к тексту

4) 40,5 — 43 см

Вернуться к тексту

Видимо, в кабинете стало слишком жарко, потому что когда я подходила, дверь была открыта, и можно было услышать голос Хеймдалля. Пока я шла, слов было не разобрать из-за того, что звук рассыпался по пустому коридору. Да и я, в общем-то, не хотела подслушивать — это было не только невежливо, но и часто доставляло больше неудобств, чем пользы.

— … но я не знаю состава, — на этих словах я завернула в кабинет, но не вошла полностью, а подпёрла собой косяк. — Всего несколько зелий вообще не выходят за пределы кровного родства Нильфхейм.

— А тебе бы очень хотелось? — спросила я и для вида пару раз стукнула костяшками пальцев по косяку. — И чью же память ты хотел бы выпить?

— Почему ты думаешь, что речь шла именно о них? — нахмурился Хеймдалль.

— Потому что ты собирался рассказать профессору Снейпу о клане, а эта деталь одна из самых важных для понимания всех внутренних процессов, — я пожала плечами. — Меня больше волнует, почему вы обсуждаете нечто подобное с открытой дверью.

— Что ты имеешь в виду? — он склонил голову набок.

Я отлепилась от косяка, развернулась и закрыла дверь. А потом достала палочку и наложила защитные чары, чтобы даже если кто-то надумал подслушать, ничего бы не услышал. Сделав несколько шагов, я остановилась у стола. Письма оказались рассортированы практически полностью на три стопки: большую из прочитанных писем, и две маленьких — из ещё запечатанных и уже вскрытых. Я глубоко вздохнула и подняла глаза на Хеймдалля.

— Зелья памяти засекречены, потому что с их помощью можно получить знания другого человека, — изрекла я.

— Я понимаю принцип их действия, — он снова нахмурился. — Но я не понимаю, почему вы держите их в такой строгой тайне.

— Все знания любого другого человека, — я поморщилась. — Это можно сделать и против его воли. Сложнее, конечно, но для того, кто искушён в ментальных науках — вообще не проблема. Только представь, что кто-то может просто подобраться к тебе, когда ты, например, спишь, и вытащить все твои знания из твоей головы. Все твои задумки, идеи, разработки. Твои достижения и навыки. Всё, на что ты потратил годы работы и практики. И этот кто-то сможет получить это, выпив лишь пару стаканов зелья, а потом стереть тебе память. Как тебе?

— Но это сделало бы обучение некоторых студентов гораздо проще! — возмутился профессор Снейп.

— Если бы не сводило с ума, — я посмотрела на него. — Не всех, разумеется, но подавляющее большинство. Мы не готовы нести ответственность за это.

— И всё же… — теперь нахмурился и профессор. — Ведь погружение в чужую память не даёт такого эффекта. Может, и зелья можно доработать?

— В том и разница — чтобы освоить знания и навыки, в них недостаточно просто погрузиться, как в думосбор, — я сжала переносицу. — Их надо прожить. Если бы эти зелья можно было доработать, мы бы это сделали, потому что риск того, что свихнётся даже легилимент, всё же есть. И если это случится, клан может прекратить своё существование.

— Погоди, откуда в клане известно о том, что зелья сводят с ума? — Хеймдалль сложил руки на груди. — Или это теория?

— Нет, это не теория, — я скорчила кислую мину и отвернулась к стене. — Мой предок, времён, кстати, основания Хогвартса, тоже думал о том, насколько эти зелья упростили бы обучение. Так что он много работал над составом и проводил эксперименты. Он и выяснил, что зелья сводят с ума большинство магов. Причём, чем волшебник старше, тем больше вероятность, что крыша поедет. Но даже в юном возрасте, если не считать легилиментов, крыша ехала у троих из четырёх. Предок свёл с ума около сотни человек, после чего оставил эту затею, как невозможную. Так что я не хочу даже думать о том, чтобы нести это в массы.

— Я тебя понял, — кивнул Хеймдалль.

Я криво улыбнулась и села за стол. Оказалось, что часть моей почты тоже была разобрана — вскрытые конверты с незнакомыми именами лежали аккуратной стопочкой. Мне оставалось прочесть только те, что прислали знакомые. Впрочем, их было не так уж много. Я поблагодарила Хеймдалля за заботу, поскольку только ему могло прийти в голову избавить меня от этого сомнительного удовольствия, и вскрыла первый конверт. Письмо оказалось от матери. Она писала, что у них отцом всё хорошо, только погода испортила им отдых в шале в горах, и отец простудился, из-за чего они просидели в доме всю неделю. Потом она сетовала на холод дома — и я на этом моменте не поняла, на кой было ехать в отпуск в шале в горах, где лежал снег, если этого самого снега хватало и в Дании. А потом она спрашивала, что за рекламу такую мы подали, что количество заказов увеличилось почти вдвое. Дальше шёл список организационных вопросов, а в самом конце просьба больше такую рекламу не давать. Ну, мы бы и не смогли, даже если бы захотели, потому что злодеи покамест кончились.

Отвечать на это письмо мне ужасно не хотелось. У Фрейи вообще были какие-то сильные проблемы с общением с родителями, так что без крайней нужды она с ними не связывалась. Особенно с отцом. Вообще, Фригг Нильфхейм, её-моя мать, была довольно красивой женщиной, высокой и статной. У неё были были длинные золотистые волосы и большие синие глаза. Когда она была моложе — до моего рождения — о ней часто говорили, что её должны бы звать Фрейей, понятно как кого. А мне её внешность не досталась — я была похожа на деда. Когда стало ясно, что пигмент у меня так и не появится, она решила, что у меня просто отбоя от женихов не будет. В том смысле, что отбиваться мне было бы просто не от кого. Впрочем, отца это даже воодушевило — на похоронах, когда стало ясно, что клан отошёл мне, он пообещал найти для меня достойную пару… М, теперь понятно, почему Хеймдалль тогда так недовольно на него посмотрел.

Однако на письмо надо было ответить, пока там некоторые не начали проявлять излишки инициативы вроде набора сотрудников по объявлению. А придури такой надо было избежать. Так что я взялась за перо. Я написала, что реклама оказалась побочным эффектом некоторых иных действий и что ажиотаж скоро спадёт. Ну, я надеялась, что так и будет. Ещё я написала, что мы нашли талантливого мастера зелий и уже подписали с ним контракт. Письмо вышло на удивление сухим, как будто из деловой переписки. Я перечитала его ещё раз и в конце всё же справилась, как здоровье отца. Отложив письмо, я подумала, что сегодня я в совятню не пойду — выходить из замка уже не хотелось. И взялась за остальные письма. В них, впрочем, ничего такого не было. Разве что Абигейл обещала по приезду выпытать у меня всё, что мне было известно про невесту Хеймдалля. А ещё там было письмо от Теофила Хилера, нынешнего Главного целителя больницы имени святого Мунго. Конверт от него был, возможно, самым пухлым из всей почты, потому что помимо довольно сжатой, зато отличительно честной благодарности, содержал длинный список зелий и составов, которые заказывала больница. Каникулы? Какие каникулы?

Закончив с этим, я притянула к себе альбом, который так и оставался всё это время здесь. Обычно при изготовлении магических артефактов, таких как палочка или посох, и я, и Хеймдалль опирались на наитие, озарение и материалы, но в этот раз я решила сделать хотя бы примерный чертёж. Ну, и рисунок дерева, если его делать, надо было сначала в большом размере прикинуть, потому что торец рукояти палочки диаметром едва ли превышает дюйм⁽¹⁾. Для Хагрида выходила не палочка, а прямо-таки палка.

— Фрейя, вы закончили? — спросил профессор Снейп, когда я смотрела на свой рисунок с расстояния вытянутой руки.

— Да, профессор, — отозвалась я и отложила альбом.

— Хэймдэлл сказал, что за пределами учебного процесса наше с вами общение должно быть менее формальным…

— Не обязательно кидаться к нему так с ходу, сэр, — я слабо улыбнулась. — Это может подождать. По крайней мере, до лета. Мне тоже надо согласиться с собой, чтобы назвать вас по имени. Если это, конечно, приемлемо для вас.

— Да, это приемлемо, — он кивнул, а потом нахмурился, как будто обдумывая что-то.

— Фрейя, у тебя есть письма на отправку? — изрёк Хеймдалль. У него в руке было несколько запечатанных конвертов. — Хочу пройтись до совятни.

— Письмо к матери, — хмыкнула я. — На Есенина не тянет, конечно, но шедевр ещё тот.

Он ухмыльнулся и скрылся в гостиной. Пока он одевался и чем-то там шуршал, я успела подписать и запечатать конверт. Забрав его у меня, Хеймдалль вышел, зачем-то напомнив, что я знаю, где кофе. Ну, это и правда было мне известно, но вот пользоваться своей шайтан-машиной он меня так и не научил. Я только покачала головой, глядя на закрывшуюся за ним дверь.

— Хэймдэлл ещё сказал, что вы готовы оказать членам клана любую посильную помощь, — изрёк профессор Снейп.

— Хеймдалль, — поправила я, поворачиваясь к нему. — Он вас поправлять не будет, но ему не очень-то нравится, как коверкают его имя. А по поводу помощи — да, всё, что в моих силах.

— Скажите, возможно ли вылечить расстройство рассудка? — спросил он, глядя мне в глаза.

— Не хочу обнадёживать вас и говорить, что можно исправить любую хворь, — я глубоко вздохнула. — Но с некоторыми недугами можно справиться.

— С чем точно нельзя? — напряжённо спросил профессор.

— С заболеваниями, искажающими восприятие реальности, — я нахмурилась.

— А травмы? — он даже немного подался вперёд. — Если, скажем, кого-то пытали до того, что он потерял рассудок.

— М… Практики такие, в принципе, есть… — протянула я. — Как с Джастином Финч-Флечтли я делала. Но надо смотреть. Чем пытали?

— Непростительным, — профессор отвёл взгляд. — Это было тогда же, когда погибли родители мистера Поттера. Вы помните снимок женщины в статье об окончательном уничтожении Волдеморта? — я кивнула. — Это Беллатриса Лестрейндж. Она была одной из самых ярых его последователей. М… Видите ли, было пророчество, в котором говорилось, что родится ребёнок, которого Волдеморт отметит как равного себе и который его и прикончит…

— Чушь эти пророчества, — скривилась я.

— Может быть, — кивнул он. — Однако Волдеморт решил, что не чушь. Тогда существовал Орден Феникса — сообщество волшебников, сопротивлявшихся ему. Среди них были Поттеры и Долгопупсы. Первых он навестил лично, а ко вторым отправились пожиратели смерти. Вы, возможно, видели Невилла Долгопупса — он студент второго курса Гриффиндора.

— Возможно, — я снова кивнула. — Но так сразу не могу вспомнить.

— О нём не говорят постоянно, как о мистере Поттере, и сам он ничего из ряда вон не делает, — профессор обозначил улыбку уголками губ.

— Как я? — меня перекосило.

— Как вы, — он кивнул. — В смысле, я имел в виду…

— Я поняла, — я криво усмехнулась. — Невилл Долгопупс не попадает в дурацкие истории и нарочно не выделяется. Значит, это о его родителях речь идёт?

— Да, — профессор снова кивнул.

— Где они сейчас находятся? — я нахмурилась.

— В больнице святого Мунго, — он глубоко вздохнул. — Уже одиннадцать лет.

— Оу… — протянула я. — Хорошо. Давайте разберёмся с палочкой для Хагрида, а потом займёмся этим. В любом случае, мне нужно бы посетить доктора Хилера. Вы что-то готовили как мастер зелий для больницы?

— Да, некоторые составы, — отозвался профессор.

— Надо тогда написать ему, чтобы перенаправил их нам теперь, — я покосилась на перо, но решила сегодня уже не заниматься этим и вызвала Арчера. — Арчер, мне нужен брусок бакаута не короче двадцати дюймов и инструмент, которым с ним можно совладать.

— Да, хозяйка Фрейя, — домовик отвесил небольшой поклон.

— И ещё, — продолжила я. — Это, э… Северус Снейп, мы подписали с ним контракт, — я указала ладонью в сторону профессора. — Теперь он полноправный член клана.

— Приветствую, хозяин Северус, — поклонился ему домовик.

— Если вам комфортнее другое обращение, скажите — домовики будут использовать его, — я нахмурилась. — Если что-то понадобится, вы также можете вызвать Арчера. Пожмите ему руку, чтоб он мог вас услышать. Ах да, Арчер, передай Рири, что новому члену понадобится гардероб.

— Это не… — повернулся ко мне профессор.

— Это был не вопрос, — я посмотрела на него в упор. — Хеймдалль должен был сказать, что в части заботы я могу быть довольно авторитарной. Я не прошу вас избавиться от старых вещей. Даже не прошу сменить гамму. Просто хочу, чтобы у вас был достойный гардероб. Рири шьёт превосходно, вам только надо будет сказать, что бы вы хотели.

— В этом месте я, видимо, должен сказать что вроде «да, мастер», — профессор склонил голову набок.

— Что-то вроде, — я усмехнулась.

— По имени мне комфортно, — он повернулся к домовику и протянул руку. — Я рад знакомству.

— Хозяин Северус, — Арчер осторожно сжал ладонь обеими руками.

Через несколько мгновений эльф исчез, а затем почти сразу на столе передо мной появился брусок серовато-рыжего дерева и инструмент для обработки. Бакаут ещё называют железным деревом из-за его прочности. Что делало его обработку мучительно трудной. Потому, собственно, я смотрела на брусок как на личного врага. Я почти собралась с силами, чтобы начать работу, когда школьные часы пробили время ужина. Я подумала, надо ли дождаться Хеймдалля, когда он и сам пришёл. На его плечах оставалось немного снега, и войдя в кабинет, он быстро стряхнул его и тут же снял мантию. Мы с профессором поднялись и уже все втроём отправились в Большой зал.

На палочку для Хагрида мы с Хеймдаллем потратили два дня. Правда, не сплошного времени, а с перерывами на сварить зелья для больницы — больно уж уставали руки дерево строгать. Однако после обеда в пятницу я закончила вырезать мировое древо на торце рукояти. Получилась она именно такой, как я думала — прямой, чуть грубоватой и жёсткой, разве что немного длиннее — семнадцать с четвертью дюймов⁽²⁾. Поместив в неё сердечник, мы окунули её в коричневый лак, и палочка была готова. Ловким движением руки она оказалась в длинном чехле-мешке из тёмно-красного бархата. Было около половины четвёртого, когда мы отправились к лесничему. Несмотря на лёгкий морозец, Хагрид сидел на крыльце и строгал что-то — я предположила, что древко для метлы или лопаты — большим ножом. Заметив нашу процессию, он поднялся во весь свой исполинский рост.

— Профессора, мисс, — поздоровался он.

— Мы не займём много времени, — улыбнулся Хеймдалль и протянул ему чехол.

Хагрид слегка озадаченно взял его, развязал шнурок и достал палочку. В его руках это полено смотрелось именно как палочка, а не как палка. Едва он взял её за рукоять, как его как будто окутал лёгкий ветерок и окружил свет — явные признаки того, что палочка признала его своим хозяином. Хагрид ещё несколько секунд внимательно смотрел на неё.

— Хагрид, — обратился профессор Снейп. — До меня дошёл слух, что Сильванус хотел бы уйти в отставку. Почему бы тебе не обратиться к нему? Уверен, ты мог бы стать отличным преподавателем по УЗМС.

— В самом деле? — поднял на него глаза лесничий.

— Почему нет? — подал голос Хеймдалль. — Хотя бы подумайте об этом. Мы пойдём.

— Не зайдёте на чай? — спросил он.

— Мы загружены больше, чем хотелось бы, — мягко улыбнулся Хеймдалль. — Если вы не против, мы бы воспользовались вашим приглашением позже.

— Ах да! — вскинулся Хагрид. — Кентавры! Я давеча был у них, справлялся, будут ли они говорить с людьми. Магориан сказал, что только если люди покажут приличный уровень стрельбы из лука.

— Стрельбы из лука? — я повернулась к Хеймдаллю, и он мне кивнул.

— Подтянем в пасхальные каникулы.

А сколько будут длиться пасхальные каникулы? Пару месяцев? А то там как-то планов очень много. На этой радужной ноте мы попрощались с Хагридом и направились назад в замок. По пути я предложила посетить больницу, раз уж часть заказа для них мы уже сделали. Письмо доктору Хилеру я так и не написала, так что новые детали теперь можно было обговорить с ним очно, так сказать. Лишь бы он был на месте. Эти размышления я изрекла вслух, и мы решили отправиться камином. Надо признать, что я немного остерегалась такого способа перемещения, поскольку нас могло выбросить из текущего мира, но иного способа добраться до Лондона у нас в данный момент не было. Хеймдалль открыл камин в своём кабинете, и мы по очереди отправились в фойе больницы святого Мунго. Не назвала бы его большим, но за исключением камина это было вполне обычное больничное фойе с волшебным колоритом. За высоким столом сидела молодая ведьма в зелёной мантии и белом чепце.

— Добрый день, — улыбнулась она. — Что у вас случилось?

— Я — Фрейя Нильфхейм, — представилась я, подходя ближе к ней. — Доктор Хилер ещё не ушёл?

— Он на месте, — она снова улыбнулась. — Сто семнадцатый кабинет.

— Спасибо.

Кабинет Главного целителя располагался на первом этаже, в конце длинного коридора. Вообще, здание больницы здесь не было таким уж казённым — на полу была плитка, бежевая и терракотовая, уложенная безо всякого узора случайным образом, стены были выкрашены зелёной краской приятного глазу оттенка, и на них висели плакаты с разным содержимым вроде «Чистый котёл не сделает из вашего зелья яд». С потолка свисали лампы в довольно интересных плафонах — огонь был заключён в шестигранные призмы, на вертикальных плоскостях которых были нарисованы разные целебные растения.

Доктор Теофил Хилер был человеком довольно крепкого телосложения. Он уже почти поседел, и его волосы стали похожи на соль с перцем. Однако шевелюра его всё ещё была пышной, как и его такие же седые усы. Глаза у него были тёмно-синие, а само лицо практически квадратное. Когда мы вошли угрюмой гурьбой в его кабинет, он широко улыбнулся и пригласил сесть — в его кабинете был большой Т-образный стол, за которым всем нам хватило места. Я и профессор Снейп уселись, а Хеймдалль быстро вытащил из сумки большой ящик, который тут же открыл.

— Это пока не всё, только самые срочные позиции, — произнёс он. — Мы несколько ограничены во времени.

— Я понимаю, потому и отправил вам письмо несколько заранее, — отозвался доктор Хилер. — Небольшой запас у нас ещё есть. Мастер Снейп, а вас что привело?

— О, «Зелья и эликсиры Нильфхейм» переманили меня из Хогвартса, — он едва обозначил улыбку. — Я продолжу делать для вас ту же работу, только теперь вы можете отправлять заказы клану.

— Мои поздравления, мастер Снейп, — улыбнулся доктор. — Однако я не ожидал, что вы придёте лично. Что-то случилось?

— Я бы хотела взглянуть на некоторых ваших пациентов, — подала голос я. — Профессор Снейп сказал, что у вас находятся пациенты с серьёзной травмой психики.

— Алиса и Фрэнк Долгопупсы, — пояснил профессор.

— Ах, они… — помрачнел доктор Хилер. — Мы уже много лет пытаемся найти решение для них. Пойдёмте.

Мы поднялись на пятый этаж, где Главный целитель вытащил из маленького кабинета ещё одного доктора. Он представил его как Януса Тики. Это был довольно средний человек с приятным лицом и русыми волосами. Увидев нашу живописную группу, он слегка удивился, но всё же проводил нас к своим подопечным. В палате было всего два пациента — мужчина и женщина. Мужчина, очевидно, Фрэнк Долгопупс, лежал на кровати и смотрел в потолок. У него был высокий лоб, мелкие кудри и несколько оттопыренные уши. Одет он был в больничную пижаму. Когда мы вошли, он никак не отреагировал. Впрочем, женщина — очевидно, Алиса Долгопупс — тоже никак не отреагировала и так и стояла у окна. Она была невысокой, стройной и седой. Я глубоко вздохнула и сняла ободок.

Мне пришлось отгородиться от мыслей докторов, поскольку они не особенно-то верили в то, что я — маленькая девочка без нужного образования — смогу узнать что-то больше, чем они, учёные мужи. Я ещё раз глубоко вздохнула и полезла в головы Долгопупсов. Пытки действительно очень сильно травмировали их психику. Однако справились они с этим примерно одинаково — рассудок создал буферный мир, в который сбежал от реальности. К несчастью, выбраться самостоятельно оттуда они не могли оба, поскольку за пределами этого мира находилась память. А она возвращала их в ту ночь, когда четыре человека пытали их. Я глубоко вздохнула — опять, и натянула ободок на голову обратно.

— Мне нужно обратиться к нашей библиотеке, — я нахмурилась. — Я понимаю, что там такое, но с этим расстройством нельзя работать топорными методами. Доктор Хилер, я думаю, что с помощью легилименции можно вылечить их. Точнее, вывести из этого состояния.

— Без рисков?

— Не бывает практик лечения рассудка совсем без рисков, — скривилась я. — Однако если вы о том, есть ли риск сделать их овощами совсем — нет, такого быть не должно.

— Мы одиннадцать лет искали решение их проблемы, — нахмурился доктор Тики. — А вы хотите сказать, будто знаете, что делать, едва на них взглянув?

— М… Да? — я склонила голову набок. — Моя семья давно практикует взаимодействие с разумом. У нас есть некоторые исследования на эту тему, и я уверена, что найду там правильный подход. Я думаю, у меня это займёт пару-тройку недель. Но я полагаю, мне так же понадобится согласия их семьи.

— Вы уверены, что сможете вернуть их в эту реальность? — спросил доктор Хилер.

— Уверены бывают только дураки, — скривилась я. — Я бы сказала, что вероятность успешного исхода довольно высока.

— Я свяжусь с их родственниками, — кивнул он.

По пути в фойе, а затем от кабинета Хеймдалля до общежития Слизерина, я опять вернулась к размышлениям на тему того, почему мы с Франкенштейном всё ещё здесь. Явно же должна была быть причина. Нельзя, конечно, было исключить тот вариант, что мы должны были оказать разной степени помощь всем нуждающимся, однако этак мы до скончания времён из этого мира не выберемся. Так что причина должна была быть в чём-то другом. Наверное. Только вот в чём? Похоже, надо было обсудить это с тем, кто у нас за умного.

1) 2,58 см

Вернуться к тексту

2) 43,81 см

Вернуться к тексту

Вечером десятого января в Хогсмид прибыл Хогвартс-экпресс, который привёз студентов с каникул. И встречать его я не пошла. Откровенно говоря, я и в Большой зал на ужин идти не больно-то хотела. Но заставить себя всё же пришлось — на пустой желудок плохо спалось, а быть полусонной в первый учебный день семестра было не самой лучшей идеей. Я действительно вызвала повышенное внимание к своей персоне, когда появилась там, однако было явное ощущение того, что в школе уже привыкли к тому, что я что-нибудь отчебучивала, так что это самое внимание не выразилось в давящей толпе. Хеймдалль, когда я пришла, уже сидел за преподавательским столом, который ограждал его от любого рода поползновений. А вот профессора Сне… Северуса в тот момент ещё не было. Насколько мне было известно, Рири побывала у него в четверг, но когда Хеймдалль спросил его об этом, он загадочно промолчал.

На столах появилась блюда с сосисками и запечённой картошкой, и оголодавшие студенты загалдели, накладывая еду себе в тарелки. Прошло пару минут, и огромные двустворчатые двери в Большой зал с грохотом открылись. Тишина воцарилась мгновенно. Ну почти — в течение пары секунд ещё можно было услышать стук падающих столовых приборов и челюстей. Потому что в зал вошёл Северус Снейп. Одет он был в новую с иголочки мантию бутылочного цвета, того же оттенка сюртук и брюки, а из-под платиново-серого шёлкового галстука-аскота выглядывали кипенно-белые уголки воротничка сорочки. Лицо его хоть и было как всегда бледным — что не удивительно для человека, который жил в подземелье — не казалось зеленовато-уставшим. Напротив, он выглядел свежим, отдохнувшим и помолодевшим на несколько лет относительно того, каким был, когда студенты из школы уезжали. И он даже почти улыбался. Шёл к преподавательскому столу он довольно быстро, так что блестящие в свете свечей волосы слегка подпрыгивали. Если бы он решил подмигнуть кому-нибудь, то у этого кого-нибудь случился бы сердечный приступ.

— Добрый вечер, — в полной тишине произнёс профе… Северус, садясь на своё место за преподавательским столом.

— Не думаю, что видел вас не в чёрном последние одиннадцать лет, — изрёк профессор Флитвик. Я не хотела греть уши, но сидела слишком близко. — Какой-то праздник у вас?

— Нет, — отозвался он, как мне показалось, слегка насмешливо. — Просто мой новый работодатель считает, что я должен выглядеть соответственно.

Это, интересно, кто и, интересно, чему? Новое место работы у него с лета будет особняк в лютейшей глуши, где соседям вообще всё равно, кто во что одет — они больше заинтересованы, какой он на вкус. А соседи по дому — мы с Хеймдаллем. То есть, там уместно всё. Хоть парадная мантия, хоть халат и тапки, лишь бы удобно было. В общем, нёс чушь профе… Северус. А неловко почему-то было мне. Хеймдалль, впрочем, промолчал. То ли не хотел выдавать нового работодателя, которого все, вероятно, уже и так знали, то ли не хотел развенчивать его слова. Сам-то он всегда выглядел «А мы парни хоть куда».

Большой зал, наконец, отмер. И не просто отмер, а прямо-таки взорвался гомоном. Девона даже пихнула меня в бок и воодушевлённым шёпотом сообщила, что наш декан стал очень интересным. Я промолчала. Потому что я полагала его интересным человеком с того дня, как он мне целое занятие сверлил взглядом затылок, пока я варила зелье. И я как никто знала, что внешность всё же вторична. Я даже со счёта сбилась, какая по счёту была, например, у меня.

— Мы не видели вас с пятницы, — продолжил профессор Флитвик. Он говорил не так уж громко, но я никак не могла перестать слышать его. — А ведь вчера у вас был день рождения.

О как. И почему это, интересно, я не была в курсе? Я почти незаметно повернулась к Хеймдаллю и вопросительно изогнула бровь. Он озадаченно мотнул головой и повернулся к Северусу. Тот поморщился.

— Вы же знаете, что я его не отмечаю, — изрёк декан. — Я был занят и не хотел отвлекаться на ерунду.

Да, денёк вчера и правда выдался жарким — мы провели его весь, как и сегодняшний, в учебном классе зельеварения, пытаясь приготовить всё то, что у нас поназаказывали. Я мысленно радовалась тому, что там не было составов особенно высокой сложности и особенно долгого приготовления. И ещё я радовалась тому, что Аврорат изволил дать нам небольшой перерыв, и от них не приходило списка в ярд⁽¹⁾ мелким почерком с пометкой «Срочно» через строку. Каким-то чудом сегодня работу доделать удалось, хотя обедать пришлось там же. А теперь выясняется вот это.

— И всё же мы с коллегами приготовили для вас небольшой подарок, — произнёс профессор Флитвик. Лица его я не видела, но была уверена, что он улыбался. — Тем более, что вы намерены покинуть Хогвартс уже этим летом.

За столом Слизерина раздался разочарованный вздох. Ну, я сидела очень близко к преподавательскому столу — едва ли не на самом краю скамьи — так что просто не могла не слушать разговора. А вот остальным, если они хотели услышать его, приходилось прислушиваться. Однако когда несколько более радостный вздох раздался за остальными столами, я поняла, что беседу преподавателей слушали буквально все. В таком случае странно, что разочарованные и радостные вздохи не прозвучали, когда Северус сам говорил о своём новом работодателе.

Прекрасная способность — уходить в размышления так, что мир вокруг на время перестаёт существовать. Я положила себе на тарелку немного картофеля и сосиску, и принялась за еду. Я не была такой голодной, как студенты вокруг меня, но и обеда из трёх блюд у меня не было. Начав жевать, я опять погрузилась в пучины своих мыслей. На этот раз я не задавалась вопросом смысла моего здесь пребывания — хотя с Франкенштейном мы этого ещё не обсуждали, я рассудила, что нет никакого смысла беспокоиться об этом: то, зачем мы здесь, всё равно рано или поздно произойдёт, и мы уберёмся отсюда только после этого события. Нет, меня заняла другая мысль — о подарке для Северуса Снейпа. Я не могла сказать, что достаточно хорошо знала его, чтобы определить подарок, который бы ему понравился. Книги? У него теперь был доступ ко всей моей библиотеке, хранившей массу редких и даже запрещённых изданий, которые оставались у нас с особого разрешения. Инструменты для зелий? Ну, это было бы странновато — дарить инструменты для работы, хотя подарок от мистера Блэка меня вдохновлял. Северус не казался человеком, которому можно было подарить какую-нибудь символическую безделицу, и я подумала о фамильяре. Эта мысль показалась мне наиболее перспективной.

После ужина я вернулась в общежитие с девочками. Они наперебой рассказывали, как прошли каникулы, как они читали статью, как были удивлены члены их семей. Они поздравили меня с наградой, почти хором спрашивая, как мы это дело провернули. Я вяло ответила, что мы не говорили об этом даже Аврорату, и вообще, что бы мы ни сделали, это ничего не меняет. Тогда они продолжили рассказывать про каникулы, а я взяла альбом, чтобы снова начать рисовать кукол для своей постановки. Мне удавалось слушать их: Девона с семьёй ездила на каникулы в Париж; Абигейл провела неделю у своей бабушки где-то в Уэльсе, а потом они с родителями на три дня перемещались в Шварцвальд; Геката все две недели была дома, и всё это время они устраивали приёмы, так что в их доме постоянно была толпа гостей. Они казались отдохнувшими и взбодрившимися, а я вот напротив — осознала, что только сильнее устала за это время.

— Итак, кто же невеста профессора Эдельштейна? — внезапно спросила Абигейл, и я едва не черкнула по рисунку.

— Эм… Ну… — я определённо не могла сказать, что это я. — Он сказал, что она из Дании. И что это договорные отношения, которые его устраивают.

Они почему-то обрадовались. Я пожала плечами и продолжила рисовать. Девона, очевидно, разобрала свой чемодан первой и забралась почему-то на мою кровать и заглянула в альбом. Я рисовала Смеральдину — куклу с чёрными кудрями.

— Чего это ты делаешь? — спросила Девона, следя за карандашом.

— Я рисую кукол для постановки, — отозвалась я.

— Кого для чего? — она повернулась ко мне и озадаченно склонила голову набок.

— Эм… Театр, — я нахмурилась. — Хеймдалль подарил мне кукольный театр, и там можно поставить свою пьесу. И я хочу поставить одну. Щас…

Я отложила альбом и достала театр. Я сначала подумала поставить его тут же на кровати, чтобы Девона могла посмотреть сказку, но тут подтянулись и Геката с Абигейл, и я направилась с ним к столу. Девона тут же уселась на мой стул, а Гекате и Абигейл пришлось подтянуть свои. Я взмахнула палочкой, и театр начал постановку «Фонтан феи Фортуны», а я вернулась к рисованию. А то так с одними эскизами можно провозиться до Мерлин знает когда. Рисуя, я прислушивалась к сказке. Меня, впрочем, интересовал не текст, а дополнительные звуковые эффекты, которые там были. Шелест, журчание, звон… Они были узнаваемы, но как будто несколько нарочитыми, подстроенными специально. Всё равно что разница между шумом ручья и домашнего фонтана.

Сказка закончилась, и под перебор струн арфы приятный голос произнёс заключительную фразу сказки: «Все они жили долго и счастливо, и никому из них даже в голову не пришло, что источник, дарующий счастье, вовсе и не был волшебным». После этого театр зашуршал, закрывая занавес, а затем убирая кукол и декорации в ящик.

— Это классно, — повернулась ко мне Девона. — Он только эту сказку показывает?

— Нет, — протянула я. — Он показывает пять сказок барда Бидля. Но репертуар можно увеличить.

— И ты хочешь это сделать? — она положила руки на спинку стула и опустила на них подбородок.

— Ага… — снова протянула я. — Это интересно сделать.

— И что это будет? — ко мне повернулась Геката. — Что-нибудь из романов Златопуста Локонса?

— Эм… — ну, я слышала имя этого автора, но романов его не читала. Если быть точнее, Хеймдалль приобрёл один его роман, прочёл, долго смеялся и сказал, что мне эта чушь будет вредна. — Нет. Это будет романтическая комедия.

— Не думала, что тебе может такое нравиться, — заметила Абигейл. — Ты… ну, ты не похожа на того, кому бы нравились романтические истории.

— Это в первую очередь комедия, — я улыбнулась. Пояснять, что я просто хотела посмотреть её, потому что кое-кто не дал мне сделать этого в прошлый раз, определённо не стоило. — А уже потом всё остальное.

— А можешь потом поставить «Каникулы с каргой»⁽²⁾? — оживилась Геката. — Или «Духи на дорогах»⁽³⁾?

— Напиши сценарий, — я пожала плечами. — Без него ничего не выйдет. С романами есть такая беда, что если ставить совсем уж каждую сцену, постановка выйдет бесконечно длинной.

— Слушай, а воспоминания можно на ней поставить? — задумчиво произнесла Девона.

— М… Я же сказала, только со сценарием, — отозвалась я. — Там… Не так всё просто…

А мысль-то была интересная. Ну, не настолько, чтобы сломя голову бежать к Хеймдаллю, но если бы вот разобраться, как думосбор создаёт образы из воспоминаний и представляет их как запись с полным погружением и каким образом заставить эту магию проигрывать воспоминание как постановки… Тогда не пришлось бы почтенным магам стоять над чашей кверху задом, просматривая, как кто на кого напал.

Одиннадцатого января, в первый учебный день семестра, в половине седьмого утра в холле собралась вся школа за исключением директора Дамблдора и мистера Филча. Ну, и привидений. Но им и физкультура была не нужна, что уж там. Подозревать что-то такое я начала ещё в коридорах подземелья, по которым шагал весь Слизерин во главе с деканом. Непосредственно за ним гордо вышагивала команда по квиддичу, среди которой я вообще пыталась потеряться, а следом и остальные. Северус был в чёрном тренировочном костюме, мы в своих зелёных, а остальные — кто во что горазд. Не могу отрицать удобства мантии в принципе, однако выходить в ней на пробежку — удовольствие ниже среднего.

Хеймдалль нашёлся у самых дверей. Выражение лица его было каким-то пустым, но он всё же слегка оживился, когда мы подошли. Поскольку мероприятие это было добровольным, ждать он определённо никого не собирался, так что открыл дверь и направился на свежий воздух, едва мы поравнялись с ним. Снег начинал подтаивать, и было непонятно, выпадет он ещё или уже нет. Однако тот небольшой слой, что укрывал землю, покрылся плотной ледяной коркой. Было ещё темно, и вдобавок зимнее ещё-не-утро встретило нас пронизывающим ветром. Бывалые бегуны быстренько наложили согревающие чары, чтобы не продрогнуть и не проваляться потом в лазарете. Собственно, бегуны возглавляли массовый исход до стадиона, а так процессия заметно растянулась. Мы добрались до обычного места старта и, получив краткое пояснение от Хеймдалля, что раз на дворе понедельник, тренировка будет на выносливость, побежали. Я откровенно не завидовала тем, кто вышел на пробежку впервые — мало того, что под ногами было Мерлин знает что, так ещё и бежать предстояло долго и тяжко. Мои товарищи по команде, судя по их лицам, не только не завидовали, но даже слегка злорадствовали. Ну, если честно, мне тоже было интересно, сколько протянут остальные школьные спортсмены.

— «Ты не выспался», — обратилась я к Хеймдаллю мысленно, чтобы не сбивать дыхание.

— «Так заметно?» — отозвался он.

— «Ну как тебе сказать, — протянула я. — Я даже усомнилась в том, что среди твоих предков не было панд».

— «Я слегка увлёкся», — Хеймдалль душераздирающе зевнул — не мысленно.

— «Поделишься?» — я покосилась на него, но наст под ногами всё же занимал меня больше.

— «Я углубился в чары думосбора, — он встряхнул головой. — Потом поговорим об этом».

Я кивнула, и мы побежали дальше. Надо признать, что двадцать кругов — это довольно-таки много. И я, в общем-то, не удивилась, когда некоторые из неофитов начали отсеиваться после первых пяти. Надо при этом отдать должное преподавателям — профессор Флитвик пробежал целых семь, а остальные преодолели аж десять. Северус упорно бежал дальше. Хогвартские спортсмены по большей части смогли продержаться ненамного больше, чем большинство остальных студентов — двенадцать-тринадцать кругов. Все двадцать дались команде Слизерина по квиддичу, Вею Хейану, близнецам Уизли — хотя, завершив забег, они дышали, как загнанные лошади, Седрику Диггори, паре назапомненных мной игроков Когтеврана и, пусть и с трудом, Северусу. Хеймдалль немного взбодрился благодаря морозу и самым оживлённым голосом сообщил всем запыхавшимся бегунам, что им бы немного пройтись и восстановить дыхание. И пока они это делали, мы приступили ко второй части комплекса. И вот на неё уже сил как-то почти ни у кого не хватило — к команде присоединились только декан и Вей. Хорошенько протянув мышцы и простояв в самых разных неудобных позах положенное время, мы направились в замок в самом конце вереницы возвращающихся студентов и преподавателей.

— Вот это сегодня толпа, — заметил Северус, шагая рядом с Хеймдаллем.

— Надеюсь, это на один раз, — отозвался он. — Даже удачно, что по понедельникам у нас именно этот комплекс.

— А ты не думаешь, что студентам нужны физические нагрузки? — задумчиво протянул декан. — Ну, может, не в таком объёме, но всё же…

— Я бы ввёл это обязательным предметом, — Хеймдалль глубоко вздохнул. — Но, боюсь, директора в этом мне не убедить. Да и это ставка преподавателя, а тут на них экономят. Историю магии, вон, преподаёт привидение.

Каким-то непостижимым образом от основной массы отделились деканы, подотстали и присоединились к нам. Ну или, точнее, к Хеймдаллю с Северусом. Потому что я и остальные члены команды чуть поотстали уже от них.

— Если подумать, профессор Бинс был привидением ещё когда мы учились, — заметил профессор Флитвик. — Я, конечно, очень уважаю его, однако не уверен, что могу припомнить хоть что-то из его предмета.

— А ведь история магии — очень интересная дисциплина, — изрёк Хеймдалль. — Вот к примеру, интересная история из Китая. В начале пятнадцатого века по нашему летосчислению в Пекин приехал чужеземец — известный в те времена маг Риттер. Он проделал долгий путь вдоль моря. В Индии его называли Гура за его светлые волосы, а в китайскую историю он вошёл как Тайзу. Он принёс с собой учение о волшебной палочке и мече как артефактах для управления магией. Однако в Азии развитие этого направления не пошло тем же путём, что и здесь, в Европе — там палочки были преобразованы в веера, а заклинания на латыни и вовсе не прижились.

— А мы всё гоблинские войны проходим… — задумчиво произнесла профессор МакГонагалл.

— А это вся история этого мага? — заинтересовалась профессор Стебль.

— Нет, — улыбнулся Хеймдалль. — Всё его путешествие описано в трёхтомнике «Путь на восток». Книга документальная, но написана очень интересно.

Профессора тут же поинтересовались, есть ли у него экземпляр, чтобы ознакомиться. Он пообещал принести весь трёхтомник на завтрак. Ну, вообще, надо признать, книга действительно была интересной, хоть и очень длинной и местами нудной. Не то чтобы это было очень жирным минусом, но иногда описание пустынного пейзажа на пять страниц было — как бы это сказать? — чрезмерным.

Свободное время — это роскошь. Которая, казалось бы, должна была у меня быть, поскольку я была в некотором роде сопливым школьником. Но вот аж два раза. Когда я говорила доктору Хилеру о том, что у моей семьи должны быть исследования проблемы, схожей с тем, что произошло с мистером и миссис Долгопупс, это было не предположение: я знала, что они были. Память предков в моей голове часто была не очень детальной, однако в некоторых вопросах она была как библиотечный каталог — найди нужную карточку, а потом топай к стеллажам. Так что, начиная с понедельника, я засела за старые записи по вопросу. В целом, как я и предполагала, такая проблема решалась либо тем, чтобы или стереть полностью, или запереть травмирующие воспоминания. И надо признать, мои предки к единому мнению по этому вопросу так и не пришли. Всего таких случаев было описано сорок два, и все они приходились на времена тяжёлых потрясений. Что, в принципе, логично. Однако хорошей новостью было то, что выздоровление, хотя бы частичное, было отмечено во всех сорока двух случаях.

Сначала я думала, что было бы лучше стереть воспоминания полностью. Пропавшие одиннадцать лет объяснить магической травмой, вызвавшей потерю памяти. А потом просто рассказать, что происходило за это время. Но была одна проблема — созданный разумом мир. Его так просто стереть было нельзя — можно было получить неожиданные побочные эффекты, потому что даже созданный, это мир был частью их личностей. Его можно было запереть, но не стереть. А поскольку он был тесно связан с воспоминаниями о травме, то и их, соответственно, нельзя было стирать. Значит, нужно было собрать их и условно положить в два сейфа, окружить их защитной ментальной стеной и строго-настрого запретить эту стену ковырять. Работёнка предстояла адова.

Первая неделя учёбы прошла довольно тихо и мирно. Писем почти что не было, внимания было не больше чем всегда. В общем, ничто не предвещало. Однако в субботу утром, когда я снова чахла над исследованиями между завтраком и обедом, сидя в кабинете Хеймдалля, поскольку исследования по ментальной магии — это определённо не то, что можно было бы читать где попало, в дверь деликатно постучали. Я сидела за столом на преподавательском троне, потому что он был до невозможности удобным, а сам хозяин кабинета лежал на диване и читал. Изба, блин, читальня… Когда раздался стук в дверь, мы переглянулись, и Хеймдалль неохотно поднялся и поплёлся открывать, оставив свою книгу на столе по пути. Я обратила внимание на обложку «Думосбор. Материалы, заклинания, руны». Н-да, мы с ним об этом так и не поговорили…

За порогом оказались мистер Малфой и Северус. Декан в этот раз был в пепельно-синем, и я заметила, что он как будто даже спину стал держать иначе. Мистер Малфой вошёл первым и посмотрел на меня и книги передо мной, а затем прошёл к стулу, что стоял на таком расстоянии, что он не смог бы увидеть содержимое. А если бы и увидел — толку? Там датский, латынь, кое-что на греческом… Ещё и от руки.

— Доброго дня, — поздоровался он, и мы с Хеймдаллем не больно-то стройно и не особенно радостно поприветствовали его в ответ. — Директор написал совету попечителей школы о том, что раздумывает над проведением праздника по случаю закрытия вопроса В… Тёмного Лорда. Он интересуется, какой мы можем выделить на это бюджет.

— Это излишне, — отозвался Хеймдалль. — В школе вагон и маленькая тележка проблем, которые можно было бы решить с помощью денег, и я бы не сказал, что праздник — одна из них.

— Вот как? — изогнул бровь мистер Малфой.

— Для начала, я думаю, стоило бы всё же заменить преподавателя истории магии, — изрёк Хеймдалль. — На своих занятиях я часто ссылаюсь на некоторые исторические события или личностей. И я могу понять, когда они не знакомы студентам младших курсов, но уж выпускники-то должны бы знать о вкладе Фламеля или Брунеля. Уверен, что за годы его работы школа сэкономила не меньше чем на ещё один замок.

— А, мистер Бинс… — протянул гость. — Да, его занятия были мучительны и во времена моей учёбы, и отец говорил об этом… Только это?

— Ну разумеется нет, — Хеймдалль недовольно поджал губы. — Вы как будто здесь не учились! Нет никакой базы артефакторики — студенты элементарно не понимают, как работает их магия. Нет никаких спортивных занятий — первые два курса чахнут над книгами все семь дней в неделю, остальные чахнут только шесть, а в воскресенье получают увлекательное путешествие в соседнюю деревню. Это школа-интернат, а развлечений за учебным процессом — хор, квиддич и дуэльный клуб. В замке находится около двухсот пятидесяти детей, которым некуда девать свою неуёмную энергию, а здесь не только не озаботились за годы — годы! — тем, чтобы как-то нивелировать это, но ещё и устроили нелепое стравливание студентов разных факультетов. А вы, проучившись здесь семь лет, спрашиваете меня, является ли скучное преподавание истории магии единственной проблемой.

— Ты что же, хочешь взять и поменять вековые традиции магической школы? — я изогнула бровь. — Вся магическая Британия строится на традициях.

— Я понимаю, — Хеймдалль устало опустился на стул. — И я согласен с тем, что традиции стоит хранить и чтить. Но… Есть масса вещей, которые давно пора пересмотреть. Мерлин, ты вообще видела, как добрая половина студентов пишет пером? А ведь даже банальная перьевая, не говоря уже о шариковой, ручка решила бы проблему клякс и, соответственно, преподавательских мучений!

— Не было бы проблем, если бы ты не задавал эссе такой длины, — я пожала плечами.

— Кое в чём мисс Нильфхейм права, — задумчиво произнёс мистер Малфой. — Просто так поменять школьные традиции не выйдет. Однако я могу поднять школьные архивы. Там вполне может найтись несколько больше предметов, чем в школе преподаётся в данное время. Почти уверен, что во времена основателей фехтование было основным и обязательным предметом. Вряд ли получится теперь вернуть в школу именно его, однако это предмет физической активности. Сделать нечто похожее можно под предлогом возвращения к славным традициям. Артефакторику тоже стоит посмотреть. Хотя многое из неё стали относить к тёмной магии, всё-таки не всё. Впрочем, я уверен, что и некоторое знакомство с тёмными артефактами лишним не будет. Чтобы волшебники не попадали в глупые или опасные ситуации.

— Представляю себе лицо директора, когда он узнает, что на будущий учебный год ему нужно будет найти не одного преподавателя, как обычно, а целых трёх, — изрёк Северус.

Они с мистером Малфоем переглянулись. И было в их переглядывании какое-то мрачное удовлетворение. Видать, недолюбливали они оба старика. Кто бы, впрочем, говорил.

— Мистер Эдельштейн, я справлялся в Аврорате о том предмете, который вы использовали для уничтожения Тёмного Лорда, — мистер Малфой, как мне показалось, несколько напрягся. — Там мне сказали, что обозначенный вами в интервью предмет остался у вас.

— Руфус осмотрел его, но поскольку мы воспользовались им, он стал бесполезен для Аврората, — Хеймдалль пожал плечами. — Поэтому они оставили его мне. Я намерен отдать его прежнему пользователю.

— Вот как… — протянул мистер Малфой. — То есть, по нему невозможно выяснить, как он попал в Хогвартс?

— Я бы так не сказала, — подала голос я. — Я бы даже сказала, что есть несколько способов сделать это.

— И Аврорат владеет ими? — мне показалось, он напрягся ещё сильнее.

— Не думаю, — Хеймдалль пожал плечами. — Аврорат старается избегать тёмной магии. А Министерство причислило к тёмному колдовству массу дознавательных практик. Иначе они бы уже знали весь путь предмета от его создания до того, как он оказался у Руфуса.

— А они могут обратиться к специалистам, которые бы могли сделать это? — мистер Малфой старался держаться отстранённо холодно, но я уже поняла, что дневник попал к Джинни от него. Тут, какгрится, к гадалке не ходи.

— М… В принципе, могут, — протянул мой наставник. — Но вряд ли будут. Тем более, что на предмете были найдены остатки ментальной магии. Так что он мог сам стремиться в Хогвартс и подталкивать своих временных владельцев доставить его сюда. Так что нет никакого смысла прослеживать этот путь.

— О, в самом деле? — мистер Малфой как будто немного расслабился. — Что ж… Я рад, что на свободе не осталось его искренних последователей.

— Хорошо бы это и вправду было так, — хмыкнул Северус.

— Что ж, спасибо, — мистер Малфой поднялся. — Я вас услышал. Собрание совета будет в понедельник, и мы сможем обговорить поставленные вами вопросы. Думаю, это поднимет вас в их глазах ещё выше. Буду держать вас в курсе.

— Это излишне, — улыбнулся Хеймдалль. — Я лишь рядовой преподаватель.

— Не скромничайте, — сдержано улыбнулся мистер Малфой. — Будете столь любезны открыть мне камин?

Хеймдалль снова улыбнулся и поднялся, чтобы проводить гостя. А я подумала, что дневник теперь простая тетрадка. Ну, почти простая — чары сокрытия текста там остались. А вот функции ответа больше не было. Да и Джинни как будто вовсе не искала его. Возможно, что она как раз поняла, что это за предмет такой помог избавиться от Волдеморта, и теперь просто боялась делать это. Или вообще не хотела больше иметь с ним ничего общего. Мне, впрочем, не хотелось влезать к ней в голову и выяснять это.

1) 91,44 см

Вернуться к тексту

2) Книга Златопуста Локонса

Вернуться к тексту

3) Ещё одна книга Златопуста Локонса

Вернуться к тексту

— Северус, ты что-то хотел? — спросил Хеймдалль, когда мистер Малфой ушёл.

— Сезон простуды, — отозвался он. — Доктор Хилер прислал заказ на десять галлонов Бодроперцового зелья. И для нашего лазарета не помешало бы приготовить.

— Тебе нужна помощь? — мой наставник едва успел усесться обратно на диван.

— В принципе нет, — Северус обозначил улыбку. — Но я подумал, что мы могли бы посмотреть на состав того антипохмельного средства.

Я с размаху залепила себе ладонью в лоб. Потому что про это я вообще забыла. Этот вопрос не относился к категории срочных, так что просто вылетел у меня из головы. В принципе, я могла бы прямо сейчас просто написать ингредиенты и пропорции на бумажке, отдать Северусу и предложить ему самому разбираться с этим. Но был один нюанс — я не очень представляла, как вообще получить итоговую смесь без преобразования. А это точно не та магия, которую можно просто на коленке объяснить. Да и мне хотелось в этом процессе всё-таки поучаствовать.

— Посмотреть на него можно и здесь, — проворчала я. — Толку-то. Простите, профессор, мне нужно закончить изучать исследования для работы с мистером и миссис Долгопупс. Хотелось бы мне, чтобы у меня было больше свободного времени.

— Неужели вы никогда не думали использовать маховик времени? — Северус озадаченно посмотрел на меня. Я глубоко вздохнула.

— Игры со временем — это плохая идея, — я скривилась. — Хотя, насколько я помню, он у нас даже есть. И даже, наверное, не один… Но я бы воспользовалась им только в самом крайнем случае. Это ведь очень мощная магия, а она, как известно, оставляет следы. Да и эффекта бабочки никто не отменял.

— Эффекта бабочки? — переспросил он.

— Это понятие из магловской науки, — пояснил Хеймдалль. — Смысл в том, что даже небольшое событие может вызвать большие последствия. К примеру, представьте, что нашёлся бы отважный герой, который был бы готов пожертвовать собой и отправиться в прошлое, чтобы уничтожить Волдеморта, когда он был ещё смертен и не так силён, и преуспел бы в этом. Вообразите, как изменился бы мир. Нашего с вами теперешнего разговора, например, могло не быть.

— Почему? — Северус изогнул бровь.

— Ну, для начала, с чего бы вам работать в Хогвартсе, если Волдеморта нет? — Хеймдалль сложил руки на груди и склонил голову набок. — Я бы не стал исключать и того, что мы втроём вообще никогда бы не встретились.

— Это уж ты загнул, — фыркнула я. — Допустим, профессор действительно выпадает из той версии реальности, но мы-то с тобой…

— Тебе не понадобился бы гувернёр, если бы у тебя был другой отец, — с каменным лицом изрёк он. — Да и дочерью фру Фригг была бы даже не ты в таком случае.

— Что-то я не догоняю, как это мой отец связан с Волдемортом, — я озадаченно нахмурилась и склонила голову набок.

— В самом деле? — Хеймдалль изогнул бровь. — Ещё скажи, что ты никогда не подозревала несколько нездоровое состояние отношений твоих родителей.

— Никогда об этом не думала, — теперь лицо окаменело у меня. — Я съехала оттуда в слишком раннем возрасте. И не могу сказать, что много общалась с ними до отъезда. Да и после тоже.

— Твой отец был увлечён идеями Волдеморта, — припечатал мой наставник.

— Прости, что? — моё лицо едва не посыпалось: глаза вываливались, челюсть отпадывала…

— Мне повторить? — он опустил подбородок и посмотрел на меня исподлобья. — Мастер Бальдр поэтому поставил слабую защиту на его разум — чтобы ты не могла читать его мысли, а сам он, если надо, мог. И потому он стремился ограничить твоё общение с отцом. Моё присутствие тоже было идеей мастера Бальдра. И твой отъезд, и некоторые матримониальные обязательства были вызваны этими же соображениями. Мастер считал, что после исчезновения Волдеморта в Британии ты не подцепишь его идеи до того, как получишь клановую память.

— Ты же не хочешь сказать, что я должна была стать…

— Твой отец рассчитывал получить больше прав в клане, — совсем помрачнел Хеймдалль. — Клан Нильфхейм всегда держался нейтральных позиций и в случаях сражений магов поставлял обеим сторонам только целебные зелья. Однако он также известен как один из древних, тёмных и чистокровных кланов.

— Древних и тёмных — да. Но чистокровных? — мне даже голос отказал.

— Здесь, в Британии, так говорят, — отозвался он.

— Мой отец — датчанин, — я глубоко вздохнула. — А там как бы в курсе, что в клане не так чтобы сильно за этим следили. У нас всегда были несколько… кхгм… иные параметры выбора.

— Я только хотел сказать, что твой отец хотел включить клан в состав свиты Волдеморта, — Хеймдалль глубоко вздохнул. — Так что в некотором роде твоим рождением ты обязана именно Волдеморту.

— Зачем мы разговариваем этот разговор? — мрачно произнесла я, складывая голову на стол лицом вниз.

Не, ну. Должна признать, меня это всё шокировало. Фрейя никогда не задумывалась, почему она должна была жить вдали от родителей. Да и они как-то не особо проявляли интерес к её существованию. К тому же, у неё был Хеймдалль, который был для неё кем-то между старшим братом и отцом. Но то, что причиной её появления на свет было желание тщеславного человека возвыситься в глазах злодея из соседней страны — это, мягко говоря, перебор. Это что, какие-то странные карточки из набора «Почему Мери-Сью не живёт с родителями?», что ли?

Признаться, у меня пропала мотивация. Вот прям упала и повисла. В какой-то момент не была уверена даже, что мне достанет желания поднять свою тушку со стула, не то что делать всю ту кучу запланированных дел. Я не рыдала, как утром первого января, у меня нигде ничего не болело и не щемило. Просто это была определённо не та информация, которая хорошо сказывалась на душевном состоянии. Не то чтобы брак по расчёту был новостью — предстоящий Фрейи и Хеймдалля как раз таким и был. И не то чтобы появление детей по расчёту было чем-то удивительным — отнюдь. Более того, дети в древних кланах чаще всего именно такие и есть. Только расчёт там немного другой — наследование и выгодные союзы. И всё это кажется вполне ожидаемым, пока этим «ребёнком по расчёту» не оказываешься ты сам.

Однако принять этот факт оказалось на удивление легко. Быть может, из-за того, что отношения с родителями у Фрейи были очень холодными. Настолько, что она никогда в жизни не называла отца «папой». Я даже не могла припомнить, чтобы они хоть раз обнимались. Так что мне довольно быстро удалось разделить мечталки отца и реальность. И наша с Фрейей реальность сидела на диване, выдав этот вот набор безжалостных фактов. Не мог, в самом деле, как-то помягче или вообще промолчать? Впрочем, как бы то ни было, хандрить, тем более долго, по этому поводу я не собиралась. Хотя и испытывала острое желание отвлечься.

— Господа, — чуть оторвав лицо от стола, чтобы речь не смялась в нечленораздельный бубнёж, изрекла я. — А вы не устали?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Хеймдалль.

— Какие разные смыслы тут можно вложить? — я подняла голову. — Пока у всех были каникулы, мы пахали аки пчёлки. Не нужен ли нам всем небольшой перерыв?

— Насколько небольшой? — тут же уточнил он. — Если бы не тренировки, можно было бы смотаться на пару дней куда-нибудь.

— Если бы не… — я развела руками. — Огромное количество дел. Потому что потренироваться пару раз парни могут и без нас. А так — пару часов хотя бы.

— Можно отправиться сегодня в Хогсмид, — подал голос Северус. — Сейчас только половина одиннадцатого, и если мы вернёмся к половине второго, на тренировку вы успеете.

— Я учусь на первом курсе — кто меня выпустит из замка? — озадачилась я. — К тому же, не в день прогулок.

— А кто это не выпустит кавалера Ордена Мерина, интересно? — он склонил голову набок. — К тому же, мы можем облететь ворота над Запретным лесом или воспользоваться потайным ходом.

— Вы же понимаете, что это нарушение школьных правил? — я изогнула бровь.

— И кто вас за это накажет? — насмешливо спросил он. — Я? Или профессор Э… Как, кстати, правильно произносится твоя фамилия, Хеймдалль?

— Ольстин, — отозвался он. — И да, я определёно не накажу. Я за потайной ход.

— Как скажешь, — я поднялась и достала тёплую мантию из мешка на поясе. — Пойдёмте тогда.

А Северус, как оказалось, уже начал пользоваться клановыми привилегиями. Использование чар незримого расширения было весьма ограничено из-за Статута о секретности. Непонятно только, зачем было это делать, потому что маглы не особо-то обращали внимание не то что на подобные волшебные штуки, но и вообще на что бы то ни было, кроме собственных дел. Хотя… Так вот, у нашего клана разрешение на использование этих чар было. И Северус не постеснялся этим воспользоваться — у него тёплая мантия оказалась вообще в кармане.

Я собрала книги на столе в стопку и сложила на углу, чтобы они не сильно мешали, пока Хеймдалль ушёл одеваться. Вернулся он, накидывая мантию поверх шерстяного и колючего даже на вид свитера с оленями, высокое горло которого цеплялось бы за бороду, если бы она у него была. Я надела свою мантию, и мы все втроём направились к выходу. Хеймдалль открыл дверь и замер так резко, что я даже врезалась в него.

— Вы ко мне? — несколько озадаченно спросил он кого-то, кто, видимо, обнаружился за дверью.

— Н-нет, — неуверенно ответил кто-то явно из студентов.

Я высунулась из-за Хеймдалля и увидела гриффиндорца. Это был круглолицый мальчик с длинной чёлкой курса не старше третьего. Меня он как будто не заметил, но к нам приблизился Северус, и мальчик заметно побледнел. И даже немного отступил.

— Мистер Долгопупс, вы искали меня? — спросил он, и мальчик замотал головой. — Тогда кого?

— Ф-Фрейю Н-Нильфхейм, — тихо отозвался Долгопупс.

— А зачем я тебе понадобилась? — я вышла из кабинета, обогнув Хеймдалля.

— Я Невилл Долгопупс, — отозвался он. — Просто… Моя бабушка… Эм… В общем, перед тем, как я поехал в Хогвартс с каникул, в прошлую субботу, бабушка собрала всю семью, чтобы обсудить письмо от доктора Хилера… Там было сказано, что твой клан предложил помощь в лечении моих мамы и папы…

— А, — я кивнула. — Да, было дело. Решили что-то?

— Бабушка отправила доктору подписанное согласие, — он опустил голову. — Она говорит, что мы всё равно ничего не теряем. Я говорил, что ты учишься на Слизерине, а она тогда заставила меня выучить статью из «Пророка»…

Я закатила глаза. Ещё один Рон Уизли? Или они там все такие? Так нет — точно не все.

— Так зачем я понадобилась-то тебе? — я изогнула бровь.

— Я хотел спросить, — Невилл поднял глаза и сложил бровки домиком. — Ты знаешь того, кто будет этим заниматься?

— Ага, — криво улыбнулась я. — Глава клана.

— А… — он смял в ладонях полу мантии, опустив взгляд. — А почему?

— Кое-кто попросил, — я покосилась на Северуса, но Невилл этого не заметил, поскольку смотрел на собственные руки.

Я подошла к нему и положила ладони ему на плечи. Он даже не вздрогнул, и я, чуть напрягшись, чтобы преодолеть ограничения ободка, влезла в его сознание. В данный момент он был взволнован и напуган, полон надежд и страха разочарования. У Невилла была атихифобия⁽¹⁾, и ему, судя по всему, стоило большого труда заставить себя отыскать меня, чтобы что-то сказать или спросить. Чего именно он от меня хотел, он вряд ли и сам мог бы сказать. Точнее, даже сформулировать в мыслях.

— Я не могу с уверенностью пообещать тебе, что всё будет хорошо, — я глубоко вздохнула. — Неудача, конечно, почти невозможна, но «почти» всё же остаётся.

— Гермиона сказала, что тебе можно довериться, — он произнёс это так тихо, что я не была уверена, ушами я его слышала или даром. — Глава твоего клана точно справится?

— Приложит все усилия, — я убрала руки. — И поскольку вы, гриффиндорцы, ни в какую не хотите верить в порывы человечности у магов тёмных, то надо признать — это вопрос репутации клана. А ей мы весьма дорожим, знаешь ли.

— А ты не знаешь, когда это будет происходить? — Невилл как будто слегка оживился. — Может… Я мог бы?..

— Точно нет, — я решительно прервала его. — Твоё присутствие там во время процедур однозначно плохая идея.

— Мистер Долгопупс, — мягко заговорил Хеймдалль. — Я уверен, что директор сделает исключение и позволит вам посетить больницу, как только ваши родители будут готовы с вами встретиться. Поймите, если всё выйдет — а я почти уверен, что так и будет — некоторое время они будут озадачены и дезориентированы. Им понадобится время и помощь, чтобы понять и принять пропущенные годы. Вы же не хотите заставить их волноваться?

Невилл помотал головой и отступил, а затем негромко поблагодарил кого-то из нас — головы он так и не поднял, так что было непонятно, кого именно — и довольно бодро ушёл. Мы повернулись к Северусу, предлагая ему вести нас к тайному ходу, и он, слегка скривив губы в загадочной улыбке — Джоконда, блин — широкими шагами направился вдоль коридора.

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы… В смысле, коридоры, коридоры, галереи, галереи. Мы прошли за Северусом через практически через весь замок какими-то козьими тропами. Хотя была первая суббота семестра и долгов по домашним заданиям студенты накопить ещё не успели, в коридорах почти никого не было. Правда, это было возможно отчасти потому, что в них был собачий холод. Однако чем дальше мы удалялись от основных помещений, тем пустыннее становилось. Наконец мы выбрались наружу и пересекли небольшой еловый перелесок и оказались около совершенно шикарной дракучей ивы. Широкий, будто переплетённый ствол переходил в узловатые отростки, из которых к небу тянулись тонкие ветки. Подходить к этому дереву близко было затеей довольно дурной — сожрать оно бы, конечно, не сожрало, но поколотить могло знатно. Молодые деревца этого вида использовались на востоке вместо тренажёров для практики боевых искусств, но такой экземпляр становился уже либо декоративным, либо охраняющим что-то. Ива повела ветками, плавно, как если был дул несильный ветер. И во мне проснулся хомяк: мне захотелось заполучить пару-то тройку веточек.

— Иммобилюс, — тихо произнёс Северус, и дерево как будто обмякло.

— А можно обломать пару веток? — я повернулась к нему. — Ну или, не знаю, её подстригают там?

— К ней обычно никто не суётся, — отозвался он. — Не думаю, что будет проблемой, если вы срежете три-четыре. Проверять всё равно никто не будет.

Конечно, залезть на такое сучковатое и узловатое дерево было бы весело, однако Хеймдалль выхватил меч и в одно режущее заклинание отделил четыре довольно толстых и длинных ветки. Я приманила их чарами и сунула в мешок, в котором до этого лежала мантия. Дольше задерживаться мы не стали — замораживающие чары были отнюдь не вечными. У корней ивы оказался проход. Это был натуральный подкоп под землёй, хотя и достаточно высокий и широкий. Сколько бы он не простоял в таком виде — а простоял он долго, если судить по слою пыли на полу — своды его не осыпались, что было хорошо. Проход вывел нас в старую и заброшенную хижину. Едва войдя в неё, Северус странно скривился, будто вспомнил что-то до крайности неприятное. Мы прошли по скрипучим доскам пола к покосившейся двери и вышли на улицу. Морозный воздух довольно внезапно сделал запах хижины душным и затхлым. Тропинки здесь, разумеется, не было.

— Давайте обратно воздухом, — изрёк Северус. — Если, конечно, мётлы у вас с собой.

— У меня всегда всё с собой на случай, если внезапно придётся отбиваться от чего-нибудь опасного или делать ноги, — улыбнулся Хеймдалль. — Ты же помнишь Хэллоуин.

— Да, такое не забудешь, — хмыкнул он.

Снег уже начал подтаивать, так что на земле можно было увидеть тёмные прогалины. Это делало улицу грязной. Хотя вот конкретно сегодня подморозило и грязь стала твёрдой, как камень, а снег покрылся серой коркой наста. Любоваться красотами местных болот не выходило — нужно было смотреть под ноги, чтобы не начать выплясывать эффектную джигу перед падением. Хогсмид тоже оказался немноголюден. Никто и не заметил, откуда мы заявились. Деревня, на самом деле, была небольшой, и её буквально напополам разделяла широкая центральная торговая улица. На неё выходили относительно красочные витрины нескольких сувенирных лавок, магазина письменных принадлежностей, кондитерской и некоего числа баров. То есть, начиная с тринадцати лет студенты получали в качестве развлечения вот это.

— Куда бы ты хотела сходить? — поинтересовался Хеймдалль. — В «Сладкое королевство»?

— Если уж королевство, то мясное или рыбное, — фыркнула я.

— Рыбное? — он изогнул бровь. — Сюрстрёмминга⁽²⁾ захотелось?

— Предположения у тебя, конечно, — скривилась я. — Сушёных кальмаров, вообще-то, или оленины вяленой… Эх… Ладно. У меня появилась идея!

И я решительно направилась к лавке письменных принадлежностей. О нашем приходе хозяина оповестил весьма мелодичный колокольчик. Вообще, время от времени складывалось впечатление, что магический мир так и застрял в том состоянии, в котором находился на момент принятия Статута о секретности. При этом контакт с немагическим миром, не превышающий необходимый объём, сохранился. Иными словами, волшебный мир не ушёл в полную изоляцию. Более того, среди магов хватало маглорождённых и полукровок, которые, такскзать, контактировали с маглами непосредственно. Однако магическое законодательство ограничивало изучение магловских изобретений, да и вообще развитие технической мысли. А ведь всемогущая магия была не такой уж и всемогущей. Иначе ни один маг не носил бы потёртой мантии и не жил бы в полуразвалившейся хибаре.

Подавляющее число лавок и магазинов магического мира были старыми. И они не были «оформлены под старину» — они состарились естественным путём. Часто потёртые половицы скрипели, лак давно был вышоркан вместе с мягкими волокнами, очевидно, исчерпав даже возможности Репаро. Стеклянные витрины были редкостью, и если товар нужно было отделить от покупателей, на полках и столах ставили защитные чары. Мебель всюду была исключительно деревянной, потёртой и затасканной. И ладно бы, такое царило лишь в дешёвых и задрипанных лавочках — нет, так было почти везде. К примеру, лавка мистера Оливандера была одной из самых процветающих в Косом переулке, а выглядела при этом развалюхой отшельника. Так что лавка письменных принадлежностей Писарро меня приятно удивила: на полу был паркет с узором, явно недавно заново покрытый лаком, добротная мебель, хоть и была определённо старой, явно претерпела недавний полноценный ремонт. Товаров, впрочем, магазин предлагал не так уж много: тушь и чернила нескольких цветов, разнообразные перья, пергамент — что, кстати, мешало перейти на нормальную бумагу? — сургуч, кисти и краски. Последним я, признаться, удивилась, потому что рисование у магов как-то не особенно было развито. Как, интересно, делались иллюстрации для разных книжек?

К нам вышел невысокий мужчина с округлым лицом, усы которого перетекали в бакенбарды. Он был одет с серую рубашку со свободными рукавами, поверх которой был жилет терракотового цвета. На левом глазу у него был монокль в золотой оправе, цепочка которого тянулась в карману на груди. Увидев нас, он улыбнулся, и у его глаз собрались морщинки в виде гусиных лапок.

— Добрый день, — поздоровался он. — Что будет угодно уважаемым профессорам Хогвартса?

— Здравствуйте, — я шагнула вперёд. — Нет ли у вас небольших записных книжек?

— Хм… — протянул хозяин, чуть нахмурившись. — Редкий товар — мало кто интересуется. Кажется, у меня осталось несколько ещё с позапрошлого года.

Он скрылся в неприметной двери, откуда несколько секунд доносился шорох, потом послышалось заклинание Акцио, после чего он вернулся в зал с маленьким ящиком в руках. Он поставил его на прилавок и достал оттуда три небольших книжицы, размером с ладонь — чёрную, синюю и зелёную.

— Чар на них нет, мисс, но под заказ я могу наложить некоторые, — он улыбнулся. — Увы, это всё, что есть.

— Я возьму все три, — улыбнулась я в ответ. — Чар не надо. Ещё мне нужны будут чернила — чёрные, синие и зелёные.

— Конечно, — хозяин вышел к витрине с чернилами и вынул из ящика три флакона.

Профессора молчали, пока он считал общую сумму и пока я расплачивалась. Хозяин Писарро сложил покупки в бумажный пакет и передал мне, я попрощалась и направилась к выходу. Мы были уже почти в дверях, когда он внезапно спросил:

— А разве сегодня не суббота?

— Суббота, — обернулся к нему Северус.

— Но разве ученики Хогвартса могут покидать школу не в воскресенье? — озадаченно спросил хозяин лавки.

— Да, разумеется, — отозвался Северус. — Но в данном случае я сделал небольшое исключение для студентки своего факультета.

На улице, как мне показалось, даже похолодало. Ветер ударил в лицо мелкой ледяной крошкой, напоминая, что на дворе всё ещё январь. Сложно сказать, планировалась ли у нас прогулка, но погода определённо поставила на ней крест. Северус как-то разочарованно вздохнул и предложил посидеть где-нибудь в тепле, что мы и сделали. Таверна — почему-то мне казалось, что другое слово к этому заведению не подходило — была небольшой, пропахшей специями и копчёностями, и не очень-то светлой. К нам подошла слегка удивлённая хозяйка и спросила, чего бы мы хотели. Меню у неё, естественно, не было. И Хеймдалль сказал, что мы день рождения отмечать пришли и хотели бы соответствующий стол. Она кивнула и ушла.

— Поскольку ты не сказал нам о своём дне рождения, мы оказались к нему не готовы, — изрёк он, глядя на Северуса.

— Я не отмечал его… — отозвался он. — В общем-то, никогда.

— Отличный повод начать, — хмыкнул Хеймдалль. — Пышных празднеств не будет, гостей мы обычно тоже не приглашаем, если тебе не захочется, конечно.

— Тем не менее, это важный день, — улыбнулась я. — День благодарности имениннику за то, что появился на свет. Возможно, я не проявила должной изобретательности, однако я выкупила одно яйцо ворона Одина. Оно должно прийти в конце марта примерно.

— Я… — Северус глубоко вздохнул и опустил голову. — Это лишнее.

— Праздники не бывают лишними, — улыбнулся Хеймдалль. — Но петь тебе песни и просить задувать свечки мы, так и быть, не станем, — Северус кивнул, глубоко вздохнул и поднял голову.

— Спасибо.

— Это вам спасибо, Северус, — улыбнулась я. И только через пару секунд осознала, что назвала профессора по имени.

1) Атихифобия — патологический и необоснованный страх перед неудачами.

Вернуться к тексту

2) Сюрстрёмминг — шведский национальный продукт, представляющий собой консервированную квашеную сельдь.

Вернуться к тексту

После тренировки я успела улизнуть до того, как кто-либо успел меня перехватить. Вообще, мы сегодня почти не летали, а говорили о том, как нам справиться с командой Когтеврана. Стратегии пока не было, но я была уверена, что мы что-нибудь придумаем. Мнения расходились — то ли провести очень быстрый и агрессивный матч, то ли взять противника измором. Но к общему решению мы так и не пришли. Обсуждение ещё продолжалось, когда я сначала под шумок тихонечко чуть отстала, а затем лёгкой рысью метнулась в замок. Свои покупки я носила в мешочке на поясе, так что с метлой и в форме и промчалась в свой закуток в подземелье. Расставив скрывающие чары, я разложила книжки и флаконы с чернилами на скамейке перед собой.

Сначала надо было наложить такие чары, чтобы при письме не приходилось макать перо в чернила. Для этого я скрыла по трети каждого из трёх флаконов чернил в каждой из книжек. К письму я привязала чернила того же цвета, что и обложка. Затем чары сокрытия, чтобы пользоваться этими артефактами могли только те, кто знает пароль. Для него я использовала немного несуразную фразу «Это надо будет доделать вчера». Я закрепила к трём страницам тонкие кожаные шнурочки с медными кругляшами на концах, а потом использовала на этих страницах Протеевы чары так, чтоб мы могли писать друг другу попарно и, так сказать, в общий чат. Цвета чернил к книжкам я привязала как раз для этого — чтобы понимать, кто писал, а шнурки — чтобы привлечь внимание, например нагревом. Этот способ связи работал значительно быстрее сов и не имел таких ограничений, как моя сила. Проверив все зачарованные страницы, я закрыла книжки и спрятала в мешочек. Эта идея посетила меня в Хогсмиде, когда я подумала, что во время некоторых поездок мы можем оказаться довольно далеко друг от друга, а некоторые вопросы могут потребовать срочного решения. Совами переписка могла занять даже несколько дней, а некоторые вещи таких сроков переговоров категорически не выдерживали.

В гостиной Слизерина меня ждал Маркус. Он уже переоделся из командной формы в обычную одежду и стоял у камина рядом с ящиком, где мы хранили мётлы. А я напрочь забыла, что утащила её с собой. Повинно опустив голову, я подошла к нему и отдала её.

— Где тебя носило? — сощурившись, спросил он.

— Я… просто шла с тренировки, — тихо отозвалась я.

— Час? — Маркуса перекосило. — Через астрономическую башню, что ли?

— Час? — я подняла голову. Не думала, что это заняло столько времени. — Ну, мне надо было сделать кое-что, и… Извини.

— Нет, просто… — он нахмурился. — Я помню, что было в том семестре, и думал, что ты опять во что-то вляпалась.

— Я как вляпаюсь, так и выкручусь, — хмыкнула я.

— На твоём месте я бы не был столь расслаблен, — Маркус понизил голос. — По крайней мере, я бы допускал, что может найтись хоть кто-то, кто хотел бы отомстить за то, о чём была статья пятого числа в «Пророке».

— Спасибо за совет, — я кивнула. — Буду иметь в виду.

Я задумалась. Девчонок в комнате не было, так что размышляла я в полной тишине, пока принимала душ и переодевалась. Вообще-то Маркус был совершенно прав. Более того, основная проблема заключалась в том, что дети последователей или сочувствующих Волдеморту, а, возможно, и некоторые из них непосредственно, могли оказаться именно на Слизерине. То есть, если раньше мне следовало избегать только гриффиндорцев, то теперь софакультетники превращались из друзей в тех, кого стоило бы остерегаться. Сомнительно, конечно, чтобы кто-то действительно напал бы на меня, но лучше иметь параноидальную аптечку, чем остаться без нужного зелья, когда оно срочно нужно. Так что я решила на ночь ставить сигнальные чары на свою кровать. Мало ли что.

У всякой дряни есть неприятное свойство случаться именно тогда, когда человек ослабляет бдительность: перестал под ноги смотреть на сухую дорогу и ушёл по колено в болото. Так что я решила сделать бдительность привычкой. Подумав ещё разок, я решила не маяться дурью, а просто снять ободок и выяснить, есть ли в школе кто-то с опасными замыслами. Я вернулась к Хеймдаллю, который даже не поднялся открыть мне дверь, а продолжал читать, лёжа на диване. У него на столе оставались исследования моих предков, но прежде чем вернуться к ним, я сняла ободок и принялась за поиск. Я проделала то же самое, что и тогда, когда искала напавшего на миссис Норрис, однако в этот раз никого опасного в школе не нашла. Это успокоило меня ровно настолько, чтобы перестать подозревать студентов Слизерина, однако благодаря Северусу я теперь знала, что в Хогвартс есть как минимум один тайный ход. А как известно, где один, там и два, а где два… В общем, при желании, попасть в школу мог кто угодно. Так что вариант с сигнальными чарами снова обрёл привлекательность.

Я едва успела надеть ободок и открыть записи, когда раздался короткий стук в дверь, и Хеймдалль взмахнул в её сторону палочкой, не отрываясь от книги. В кабинет вошёл Северус. Настроение у него, как мне показалось, было приподнятым. Возможно, потому что последние часа три он занимался зельеварением, а не чтением ереси про него. Он уселся на стул и задумчиво посмотрел на книги передо мной. Ну, если подумать, то он вполне мог бы поизучать их, если бы у него был артефакт для перевода. Однако его присутствие напомнило мне о книжках, и я извлекла их из мешочка.

— Я тут это… — изрекла я, аки мастер красноречия. — В общем, подумала, что нам может понадобиться быстрый способ связи.

Чёрную книжку и придвинула Северусу, а синюю швырнула в Хеймдалля. Он поймал её не глядя и, наконец, оторвался от чтения.

— В этой книжке можно писать без чернил, но это просто полезная мелочь, — продолжила я. — Она защищена паролем, правда, одинаковым для всех: «Это надо будет доделать вчера». А на страницы со шнурками я наложила Протеевы чары. Это будет быстрее, чем посылать сову.

— Но это же отличная идея! — Хеймдалль даже сел. — Подумай, как это можно было бы продать.

— А ты точно датчанин? — хмыкнула я. — Это было бы хорошей идеей, если бы можно было с лёгкостью добавлять новые связи. Но это не так просто.

— А, ну да… — протянул он. — Иногда я забываю об этом. Но подумай — ведь можно также собрать комплект из трёх или пяти книжиц. Конечно, большую сеть не сделаешь, но маленькие-то можно.

— Мне кажется, ты уже считаешь сумму, которую можно будет выкатить Аврорату за комплекты для каждой группы, — криво улыбнулась я. — Ну почему нет — где спрос, там и предложение.

— Кажется, я понял, как появились артефакты Нильфхейм, — заметил Северус.

— Вы понимаете, какое дело… — протянула я. — На самом деле, огромное количество артефактов волшебники могут делать и сами. Но тут вмешивается интересный фактор: если чары сложные, их предпочитают оплатить тому, кто в этом лучше разбирается, а если простые — их использование ограничивает Министерство. Вообразите — на изготовление волшебных шахмат лицензия не нужна, а на мешочек с незримым расширением — требуется.

— Но вы же понимаете, что это заклинание может привести к нарушению Статута, — он вздохнул.

— Ну да, — меня перекосило. — То есть исчезающая и внезапно появляющаяся странновато одетая толпа людей с тележками и совами — это нормально, этого никто не заметит.

— Там всё работает на Конфундусе, — пожал плечами Северус. — Или что-то вроде того.

— Как бы там ни было, это ограничение не кажется мне такой уж хорошей идеей, — я вздохнула. — В магической Британии полно волшебников, которые никогда в жизни не видели магла, кроме как по пути на поезд в школу. Но вот мне как раз глупо жаловаться на подобную политику.

— Ты знала, что создание думосборов тоже ограничено и лицензировано? — поинтересовался Хеймдалль.

— Да? — я покивала. — В принципе, даже логично. Сложная магия?

— Долгая и кропотливая, — отозвался он. — При наличии всех материалов изготовление одного заняло бы не меньше двух недель.

— Кстати об этом, — вспомнила я. — Девона подкинула мне мысль — можно ли использовать театр для представления воспоминания? Как это вообще работает?

— Хм… Я об этом подумаю… — протянул Хеймдалль, снова утыкаясь в книгу.

Меня тоже ждал завал литературы, и я предложила Северусу выбрать любой труд из нашей библиотеки. Он заинтересовался магией преобразований, но Хеймдалль пробурчал, что просто читать там бесполезно — надо чтобы кто-то объяснял и помогал. Тогда Северус попросил базу по артефакторике, и Арчер принёс ему толстенный первый том семикнижия «Зачарование вещиц», в чтение которого он тут же погрузился.

За вторую неделю учёбы я успела прочитать исследования предков на три раза и вывести план вмешательства как раз к вечеру пятницы. Тащиться в такое время в больницу было не самой хорошей идеей, так что я написала письмо доктору Хилеру, что намерена посетить его пациентов в субботу с утреца. Отпрашиваться на благое дело пришлось у директора вместе с Северусом. Хеймдалль там, в общем-то, не требовался, так что решил не ходить. Его можно было понять — он уже начинал готовить сдающих СОВ и ЖАБА к экзаменам с присущим тщанием и прилежанием, так что занимался и проверкой письменных работ, и подготовкой практических занятий. И где-то между он ещё продолжал читать о думосборах и даже успел написать мистеру Скримджеру о книжках с Протеевыми чарами, которыми тот, естественно, заинтересовался и пообещал зайти.

Директор Дамблдор вечером пятницы был немного ворчлив, но когда Северус объяснил ему причину отлучки, всё же дал добро. Причём, речь шла не только о том, что куда-то умотаю я — декан должен был меня сопровождать. Я не знала, сколько времени займёт процедура, так что отпросились мы на все выходные. И я подумала, что это будет неплохой возможностью проверить, как сработают книжицы на довольно большом расстоянии.

Мы отправились через камин в кабинете Северуса сразу после завтрака. В холле больницы нас встретил сам доктор Хилер. Вместе с ним стояла строгая седая дама в бархатном зелёном костюме из юбки и жакета с меховым воротником. Она осмотрела меня с ног до головы, а затем доктор представил нас друг другу, и мы направились на пятый этаж. У дверей в палату мы остановились, и я видела, что мадам Долгопупс нужно собраться с мыслями, чтобы войти туда.

— Я бы попросила вас подождать здесь, мадам, — изрекла я. — И вас, доктор Хилер, тоже.

— Почему? — чуть нахмурился он.

— Это сложный ментальный процесс, и я бы не хотела, чтобы меня что-нибудь сбило, — откровенно говоря, сбить меня в этом деле мог разве что самолёт. — Профессор Снейп окажет мне необходимую поддержку. Но я не знаю, сколько времени это займёт.

— Даже примерно? — строго спросила мадам Долгопупс.

— Думаю, часа два, — я пожала плечами. — Может, три.

Она кивнула, и мы вошли в комнату. Там ничего не изменилось, только на тот раз мужчина стоял с пустым взглядом у окна, а женщина сидела в плетёном кресле лицом к стене. Мне показалось, что мистер Долгопупс был похож на оставшуюся снаружи даму — что было логично, раз уж у них была одинаковая фамилия. И я решила начать с него. Я подошла к нему и плавно подвела к креслу, куда и усадила. Он вроде бы посмотрел на меня, но взгляд его на мне не особенно задержался.

— Вы сможете при необходимости выдернуть моё сознание? — тихо спросила я, повернувшись к Северусу.

— Не уверен, — задумчиво отозвался он. — У вас куда более сильная защита разума, чем любая, которую я видел раньше. Но если бы вы впустили меня в свой разум заранее, это было возможно.

— А, я поняла, — я кивнула.

Я потянулась и сняла ободок. Надо отдать должное — в палату не проникали ментальные эманации извне, а разум Северуса для меня так и оставался закрытым, хотя и не запертым. Сначала я решила установить связь с ним. Пускать его в свою память и разум полностью, чтобы он мог там покопаться, мне не очень хотелось, поскольку моя память содержала много такого, чего лучше бы никому не знать. И это не только моя собственная, способная слегка шокировать, память, но и воспоминания предков Фрейи.

— «Я понимаю, что вам интересно, — едва установив связь, мысленно обратилась я. — Но постарайтесь не извлекать мои воспоминания — вы можете меня отвлечь, а если я отвлекусь, это может спровоцировать катастрофу».

— «Удивительно говорить таким образом, — отозвался Северус. — Да, конечно. Как мне понять, что нужно вас вытаскивать?»

— «Если я начну биться, как будто ко мне применили Круциатус», — я мрачно вздохнула.

Я села, скрестив ноги, перед креслом, на котором располагался Фрэнк Долгопупс. Он смотрел прямо перед собой совершенно пустым взглядом. Я выдохнула и закрыла глаза, чтобы погрузиться в его сознание. Сначала попала в то странное место, где он скрывался от травмирующих воспоминаний. Мне пока не нужно было его вытаскивать оттуда — сначала нужно было разобраться с самим ужасом, который привёл его в такое состояние. И отыскать его оказалось не так уж сложно.

Сложно сказать, откуда в памяти мистера Долгопупса была вся подноготная Волдеморта, но я не смогла себе отказать в том, чтобы получить её. Возможно, такова была подача информации или личное отношение мистера Долгопупса, но Том Реддл с самого начала был поганистым ребёнком. Он не уживался с детьми в приюте, где жил, а в школе вёл себя как довольно известный змей. Каким-то образом он узнал о своём родстве с Салазаром Слизерином и подхватил его идею чистоты магического сообщества, кем-то намеренно или по дури искажённую. На маглов детдомовский ребёнок был дюже обижен по вполне понятным причинам — он отличался от них, и они его задирали. Став магом — надо заметить, весьма одарённым, прилежным и старательным — он обрёл огромную силу. И решил овладеть магической Британией, а затем и всем миром. Его путь к власти начался с похищений маглов и маглорождённых. Досталось и сквибам, и тем волшебникам, которые не видели в маглах ничего плохого. Затем начался захват власти с показательными пытками и убийствами, жестокими ради жестокости. В памяти Фрэнка Долгопупса Волдеморт практически достиг своей цели — сопротивление ему оставалось практически в подполье. Он не знал о том, что злодей был побеждён.

Я вернулась к той ночи, когда рассудок оказался вынужден найти защитный механизм. Надо сказать, Долгопупсы сражались с напавшими на них Пожирателями Смерти довольно стойко, но силы были неравны. Алиса старалась защитить сына, а Фрэнк их обоих. К ним в ярости ворвались четверо во главе с той женщиной с фото, которую Северус назвал Белатрисой Лестрейндж. Все они казались взбешёнными безумцами, и под их напором сначала Алиса, а потом и Фрэнк потеряли палочки. И тогда начался ад. Пожиратели на разные голоса кричали и спрашивали, где их Лорд и куда Долгопупсы его девали, добавляя к вопросам довольно разнообразные заклинания, хотя Круциатус они использовали чаще всего. Досматривать это кино я не стала.

Обычно ментальную стену от внешних воздействий строят из хороших воспоминаний, потому что человек временами возвращается к ним, что делает их более прочными. Но когда нужно построить стену от самого обладателя воспоминаний, так делать нельзя, по этой же самой причине. Мне пришлось сначала максимально затереть воспоминания, не удаляя их, а уж потом отстроить вокруг них стену из неприятных воспоминаний. Таких, которые почти не истираются со временем, но такие, которые хочется поскорее выбросить из головы. Я не торопилась, отстраивая достаточно прочный бастион. Впрочем, надо было понимать, что достаточное время в нормальной реальности и новые хорошие воспоминания должны были укрепить разум в достаточной мере, чтобы воспоминания не смогли больше погрузить его в подобное состояние. Но это только спустя какое-то время.

Наконец, закончив со стеной, которая должна была удерживать не только воспоминания, но и защитный мир, я потянулась к мистеру Долгопупсу. Мне пришлось прикинуться обитателем его мира, чтобы вывести его через крошечную лазейку, которую я тут же и заделала. Я вынырнула из его разума и медленно открыла глаза. Через мгновение я поняла, что у меня затекло абсолютно всё, и я едва ли смогла бы встать. Ещё через секунду я поняла, что Фрэнк Долгопупс вполне осмысленно смотрел на меня. И вид у него был настороженный.

— Кто вы? — сипло спросил он.

— Фрейя Нильфхейм, — я вздохнула. — Вы осознаёте реальность?

— Полагаю, да, — отозвался он. — Я…

— Не волнуйтесь, — я старалась говорить мягче. — Вы в больнице. Вы понимаете это?

— В некоторые моменты я осознавал, где нахожусь, но не мог выбраться окончательно, — он опустил голову на ладони. — Сколько времени прошло?

— Одиннадцать лет, — осторожно изрекла я.

— Так много… — почти прошептал мистер Долгопупс. — А Волдеморт?

— Казнён поцелуем дементора, — ровным тоном произнёс Северус. — Я присутствовал при этом, — он закатал рукав и показал чистое предплечье, а затем снова скрыл его.

— Что ты здесь делаешь? — чуть сощурился мистер Долгопупс.

— Что ж… Не вдаваясь в подробности, я оказалась тем человеком, который был способен вернуть вас в реальность, — изрекла я. — Профессор Снейп попросил меня сделать это.

— Я… Прости, — опустил голову мистер Долгопупс. — Я раньше иногда сомневался в тебе.

— Ерунда, — отмахнулся Северус.

— Мистер Долгопупс, послушайте меня, — снова заговорила я, и он поднял на меня глаза. — Вы оказались здесь из-за того, что ваш разум создал внутреннюю реальность, чтобы сбежать от невыносимых пыток. Я не стёрла ни эту реальность, ни воспоминания. Но я запечатала их. Не пытайтесь вспомнить ту ночь. Старайтесь избегать этого так долго, как сможете, — он кивнул. — Хотите увидеть вашу мать?

— Да. А?.. — он быстро осмотрелся. — Наш сын?.. Невилл?

— Он в школе, — я чуть склонила голову набок. — Он навестит вас, как только доктор разрешит.

— Хорошо, — слабо улыбнулся мистер Долгопупс. — Думаю, я хотел бы увидеть маму.

— Сэр, вы не могли бы помочь мне встать? — я повернулась к Северусу. — Я не чувствую ног.

Северус подошёл ко мне и в одно движение поднял с пола. Мои затёкшие конечности отозвались белым шумом, и несколько мгновений я не могла и шагу сделать. Потом с трудом, по очереди, я согнула и разогнула коленки, и только после этого на подламывающихся ногах пошла к двери. Я не знала, сколько времени всё это заняло, но судя по моему состоянию — довольно много. За дверью, прямо напротив двери, сидели доктор Тики и доктор Хилер. Мадам Долгопупс курсировала вдоль коридора.

— Мадам, — позвала я. — Входите.

— Мисс Нильфхейм… — поднялся доктор Хилер.

— Я пока закончила только с мистером Долгопупсом, — отозвалась я. — Если возможно, я бы хотела, чтобы вы немного подождали с его осмотром.

Я впустила Августу Долгопупс в палату и прикрыла дверь. Северус как раз помогал мистеру Долгопупсу подняться. Когда мадам Долгопупс встретилась с его осмысленным взглядом, она сорвалась с места и практически подбежала к нему, тут же сжав в крепких объятиях. Они заговорили тихо и сбивчиво, а я тактично отвернулась, начав прохаживаться у двери. После долгого сидения в одной позе мне нужно было размяться. Там, в углу, я нашла стол, на котором стояло несколько перевёрнутых стаканов и пустой графин. Я наполнила себе один с помощью Агуаменти и выпила.

— Похоже, всё прошло хорошо, — тихо произнёс Северус у меня над ухом.

— Вроде того, — я кивнула. — Думаю, вы потом сможете посмотреть эти исследования. Или я дам вам артефакт, или сделаю обобщённый перевод. Всё равно нужно будет описать это.

— Я всегда считал легилименцию тёмным даром, — заметил он и обозначил улыбку уголками губ. — Не думал, что с её помощью можно спасти кого-то.

— Тёмным дар делает его обладатель, Северус, — понизив голос, изрекла я. — Я…

— Как благодарить вас? — перебил меня голос мадам Долгопупс. — Врачи говорили, что это неизлечимо.

— Я и не излечила, — отозвалась я. — Просто закрыла кошмар. А поблагодарить можете профессора, — я кивнула на Северуса. — Я готова продолжить. Могу я попросить вас снова выйти, мадам?

Она кивнула, ещё раз обняла сына и быстро вышла. Я вздохнула и направилась к миссис Долгопупс, на этот раз прихватив с собой стул — второй раз садиться на пол я не хотела. Я развернула кресло миссис Долгопупс так, чтобы сесть лицом к ней, и оседлала свой стул. Честно говоря, нырять в эти воспоминания снова мне совершенно не хотелось. Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, когда ко мне подошёл мистер Долгопупс и навис над плечом. Его мысли были беспорядочными и слегка сбивчивыми.

— Мистер Долгопупс, — я повернулась к нему. — Пожалуйста, не мешайте мне. Или я попрошу вас выйти.

Он встряхнулся и ушёл в дальний конец палаты. Я выдохнула, как будто собиралась нырнуть в холодную воду, и закрыла глаза. Мир Алисы Долгопупс оказался гораздо более радужным и конфетным, но и воспоминания её были тяжелее эмоционально. Я только сунулась туда, и быстро убралась. Впрочем, находиться в её защитном мире мне тоже не сильно-то нравилось. Но торопиться я себе позволить не могла — наоборот, из-за более глубокой эмоциональной травмы стена у миссис Долгопупс должна была быть ещё толще и прочнее. Так что я кропотливо и аккуратно строила её. Впрочем, я заметила ещё одну штуку — проблесков сознания у миссис Долгопупс было больше, и в её радужно-конфетном мире был Невилл. Точнее, его портреты в разном возрасте можно было найти в разных местах.

Когда я вывела её в реальность и запечатала её мир и воспоминания, я осознала, что у меня совершенно закончились силы. Мне надо было объяснить ей, что происходит, но я упёрлась головой в спинку стула и не могла оторвать её оттуда. Я услышала голоса, но они поплыли, и я отключилась.

— «… Фрейя! — голос Северуса взволнованно звучал у меня в голове. — Фрейя!»

— Я в порядке, — тихо изрекла я, приподнимая голову. В палате уже были оба доктора и мадам Долгопупс. — Просто устала. Который час?

— Половина второго, — отозвался Северус. — Если вы скажете, что намерены идти на тренировку…

— Нет, — я покачала головой. — Я хочу поесть. И ободок. Будьте добры.

Пока Северус возвращал мне ограничивающий артефакт, я успела выхватить мысль доктора Хилера. Пока я была в отключке, он успел использовать диагностические чары на мистере и миссис Долгопупс, а потом и на мне. Он тоже считал, что мне нужно поесть и поспать. Если помчаться в холл прямо сейчас, можно было успеть на обед в Хогвартсе. С большой натяжкой. Ну, или попросить у домовиков еды в кабинет. Но доктор Хилер настоятельно рекомендовал мне поесть здесь. И я с этим была согласна, так что мы с Северусом отправились на шестой этаж в кафетерий. Уже там, сидя за столом, где меня оставил Северус, я написала Хеймдаллю в книжице, что на тренировку вернуться не смогу. Через пару минут он ответил, что так и предполагал. Потом он спросил, как дела, и я написала, что всё прошло хорошо, и мы вернёмся в Хогвартс, как только поедим. Он меня поздравил с этим и пририсовал смайлик. Это было забавно, и я слабо усмехнулась. И в этот момент вернулся Северус, а вместе с ним прилевитировали тарелки с едой.

Я едва закончила вкушать коричневатый суп-пюре с вялеными помидорами, когда к нам за стол пристроился доктор Хилер. Он сидел напротив меня и смотрел, как я ем, с лицом откармливающей внука бабушки. И только минут через десять, когда я добралась до чая с печеньем, он чуть шире улыбнулся в усы и заговорил.

— Мисс Нильфхейм, я знаю, что ваш клан строго оберегает свои секреты, — он чуть склонил голову набок. — Но всё же, может быть, вы поделитесь, как вам это удалось?

— Всё, что я сделала — запечатала часть сознания, — отозвалась я. — Маловероятно, что в обозримом будущем появятся пациенты с подобным недугом, однако я всё равно собиралась описать свою работу. Думаю, я вполне могу сделать для больницы копию. Проблема будет разве что в поиске специалиста.

— Вы прекрасно знаете, что у нас здесь превосходные целители, — ответил доктор Хилер таким тоном, как будто слегка пожурил меня.

— Безусловно, — я кивнула. — И вы знаете, что если я заболею, я обращусь именно к вам. Но тут не целитель нужен, а тот, кто владеет легилименцией. Вроде бы как у вас должен быть в штате — для работы с лицами, неспособными отвечать на вопросы целителя.

— Анамнез мы можем и диагностическими чарами собрать, — он вздохнул. — Но вообще-то да. Только найти такого специалиста не так-то просто. Тем более, что они либо не афишируют, либо нарасхват.

— Не могу их осуждать, — хмыкнула я.

— Что ж, я тоже, — кивнул доктор Хилер и повернулся к Северусу. — Мастер Снейп, я обратил внимание ещё в прошлый ваш визит — вы же прямо в лице поменялись.

— Что вы имеете в виду? — чуть нахмурился декан.

— У вас прежде почти всегда был слегка измождённый вид человека, который мало спит и плохо ест, — отозвался врач. — Вы всегда были до болезненного бледны и выглядели лет на сорок. А теперь как будто помолодели лет на десять, выспались и отъелись.

— О, это… — Северус обозначил улыбку. — Просто разрешилась моя главная головная боль, и я, чего скрывать, счастлив оставить карьеру преподавателя. Кроме того, мой новый начальник заставляет бегать по утрам.

— Неправда, — фыркнула я. — Я никого не заставляю. Не хотите — не бегайте.

— Вы знаете, на первых пробежках я так и думал — зачем мне это? Больше не побегу, — он посмотрел на меня как-то озадачивающе мягко. — Но потом заметил, что сил прибавилось, концентрироваться стало легче… Да и Хеймдалль дал почитать труды алхимиков, так что в некотором роде вы меня заставили.

— Хм… — протянул доктор Хилер. — Хотите сказать, утренние пробежки могут положительно сказаться на здоровье?

— Эм… — я озадаченно сжала переносицу. — Ну… Так считали Авиценна и Парацельс. У них есть целые огромные труды на эту тему. Если не перебарщивать, то это действительно полезно. И для тела, и для магии.

— Уж не хотите ли вы сказать, мисс Нильфхейм, что тоже бегаете по утрам? — сощурился Главный целитель.

— Разумеется, — я кивнула. — А как же? В Хогвартсе ведь нет никакой гимнастики, а в наших семейных традициях предостаточно того, что требует физических усилий.

— А вы могли бы назвать труды, в которых я мог почитать об этом? — заинтересовался доктор Хилер.

Я кивнула, и он протянул мне листок бумаги, извлечённый откуда-то из недр его мантии. Как и все целители, он носил светло-зелёную, в которой, оказывается, было множество карманов, где нашёлся не только лист бумаги, но и перо и чернила. Мерлин, насколько карандаш был бы удобнее! Расправив по столу лист, я принялась писать названия трудов по памяти. Однако выписав два, я засомневалась в себе, так что достала книжицу, и принялась строчить Хеймдаллю. С небольшим опозданием я подумала, что он, должно быть, или в Большом зале на обеде, или вообще уже на тренировке. Тем не менее, он совсем скоро ответил мне — оказалось, что одно название я записала точно, а во втором спутала слово. Звучит глупо, но там и название такое, что даже на обложку нормальной книги бы не поместилось. Потом он добавил ещё пару названий, и только после этого спросил, зачем мне. Я сначала переписала названия на листочек для доктора Хилера, потому что история переписки в книжице не сохранялась, а потом ответила, кто попросил список. В ответ мне снова пришёл весёлый смайлик.

— А что это у вас? — заинтересовался доктор Хилер, обратив внимание на книжицу.

— Это книжка с Протеевыми чарами, — я пожала плечами. — Оказалась довольно удобной на больших расстояниях — куда быстрее, чем ждать сову.

— Хм… Интересно… — протянул он. — Нам и в голову не приходило, что можно организовать такую связь.

— Нам до недавнего времени тоже, — я пожала плечами. — Но обстоятельства изменились.

— Нам бы в больнице не помешала такая быстрая связь, — доктор Хилер посмотрел на книжицу, сощурившись. — Я думаю, мы с коллегами могли бы попробовать сделать нечто подобное. Но… Может, мы могли бы заказать у вас?

— Напишите Хеймдаллю, что именно вы хотите, он вам обозначит сроки и стоимость, — мне прямо представились галеоны в его глазах.

— Хорошо, — он кивнул. — Не буду вас больше задерживать — вам действительно стоит отдохнуть.

Доктор Хилер поднялся и попрощался с нами. Нельзя сказать, чтобы больница святого Мунго была загружена сверх меры в любое время года, однако у целителей здесь всегда хватало работы. Так что мы не могли отнимать у него много времени. Я ещё растягивала чай, хотя больше ничего на столе уже не было. Я и не заметила, что Северус тоже пообедал — он, как доктор Хилер, умилённо на меня не таращился. Мы молчали. Потому что говорить особенно было не о чем, да и кафетерий был не совсем пустым. Чай, наконец, закончился, и на дне остались чаинки. Вроде как можно было с их помощью заглянуть в будущее, но я не знала толкований, так что мне они показались просто мусором. Однако я встряхнула чашку, чтобы никто более обученный в вопросе туда не заглянул.

— Фрейя, вы не хотите прогуляться? — спросил Северус. — Всё же мы в Лондоне.

Я повернулась к окну. Погода была самая что ни на есть «чудесная» — снова похолодало, и на улице было сыро и промозгло. Серые тучи клочковатыми комьями низко ползли над землёй. И, вдобавок, мокрый снег как раз начался, когда я решила посмотреть в окно. Его маленькие комки шлёпались на стекло и, подтаивая, сползали вниз. Меня перекосило.

— Я, знаете ли, люблю гулять по хорошей погоде, — призналась я. — Давайте вернёмся в школу. Хотя директор и отпустил нас на все выходные, не думаю, что стоит злоупотреблять.

— Пожалуй, вы правы, — он кивнул и поднялся. — И до конца учебного года я остаюсь деканом целого факультета. Моё продолжительное отсутствие может обернуться определёнными проблемами.

Мы спустились на первый этаж, чтобы воспользоваться камином. Лестница здесь была каменной и довольно стоптанной, но не скользкой. На стене вдоль ступеней располагались довольно яркие бра — в стеклянных закупоренных плафонах горел магический огонь. На плафонах, как и на первом этаже, были изображения целебных растений, но разглядеть их было сложно из-за света. По пути нам никто не попался — ни врач, ни больной. В холле внизу тоже было пусто, если не считать молодой ведьмы за стойкой. В камин мы вошли вдвоём, и Северус одной рукой взял порох, а другой вцепился в моё плечо. Хватка у него была крепкой, но при парном пользовании камина иначе было нельзя. Перемещение закончилось в кромешной тьме. Рука с моего плеча исчезла, и через пару мгновений зажёгся свет. Мы оказались не в кабинете Северуса, а в его гостиной. Зимой в подземелье всегда было темно. Чёрное озеро и так не особо пропускало свет, а когда покрывалось льдом, так и вовсе. Так что Слизерин зимой был прямо царством темени. Как тут не обозлиться на товарищей, которые с комфортом обитают в башнях, где светло и сухо?..

Северус перешагнул каминную решётку и подал мне руку, чтобы и я выбралась в комнату. С моего прошлого визита гостиная не изменилась. Ну, в ней теперь было прибрано и никаких пустых бутылок на полу не валялось. Впрочем, одно изменение я всё же обнаружила — в комнате было как будто хорошо проветрено. Не до того, чтобы прямо холодно, а до приятной такой свежести. Я не планировала задерживаться, так что направилась к выходу. Шла я не особенно быстро — сил мне всё же пришлось потратить довольно много, однако я собиралась добраться до своей спальни в общежитии и там если не поспать, то хотя бы поваляться.

— Фрейя, вы могли бы поговорить со мной? — обратился Северус, и я обернулась.

— Эм… Странный выбор собеседника, — отозвалась я и развернулась полностью. — Конечно, я могу. Но мне казалось, у вас с Хеймдаллем сложились куда более дружеские отношения.

— В том-то и дело, — он вздохнул и указал мне жестом располагаться на диване, что я и сделала. Сам он устроился в большом кресле. — Полагаю, я должен объясниться, а это…

— Не должны, — Северус сделал достаточную паузу, чтобы я не перебила его. — Если вы хотите — вы можете. Но вы точно не должны. Это слово мне вообще не нравится. Рискну предположить, что это такая тема, которая, как вам кажется, может изменить мнение Хеймдалля о вас и испортить ваши взаимоотношения. Так?

— Да… — он снова глубоко вздохнул. — Он неоднократно говорил мне, что выслушает меня и что говорить надо, но я не мог… Понимаете, у меня очень давно нет друзей, и я действительно боюсь, что моё прошлое способно разрушить настоящее. Тем более, после того, как он говорил о взглядах вашего отца.

— Северус, мы же с Хеймдаллем не идиоты, — я скривилась. — Подробности нам не известны, но метка достаточно ясно дала понять, что вы были Пожирателем Смерти. И это ничего не меняет. У Хеймдалля проблемы с моим отцом, а не с Волдемортом. Там всё… Ну, в свете новых фактов проще, конечно, но всё равно сложно и криво.

— И всё же…

— Я не настаиваю на том, чтобы вы говорили именно с ним, — я улыбнулась, скинула ботинки и подобрала ноги, готовясь к долгому разговору. — Если вы сейчас хотите и готовы поговорить со мной — разумеется, я вас выслушаю. Когда будете готовы говорить с ним — тогда и поговорите. Никто вас не принуждает.

— Спасибо, — он обозначил улыбку уголками губ, после чего на его лицо наползло крайне мрачное выражение. — Я… Я родился в маленьком индустриальном городке. Моя мать была из рода Принцев, если вам это что-то говорит, но она сбежала и вышла замуж за отца. Он был маглом. Мы были бедными, даже нищими, — он тяжело вздохнул. — Отец знал, что мама ведьма, и он постоянно срывался на ней. Когда он был дома, я всегда уходил — тогда он злился меньше. Я был уверен, что он так возненавидел маму из-за меня, хотя она и говорила, что это не моя вина…

— И была права — не ваша, — тихо заметила я. — Только зачем вы мне это рассказываете?

— Я хочу, чтобы вы поняли, почему я… хм… повёлся на слова Волдеморта, — Северус нахмурился, переплёл пальцы и уставился на них. — Ещё до школы я познакомился с маглорождённой волшебницей — Лили Эванс. Она была одарённой и даже могла контролировать магию до того, как у неё появилась первая палочка, без учителя. И она была моим первым и единственным другом, но я сам разрушил отношения с ней. Меня сторонились на Слизерине — я был нищим полукровкой — и, как вы можете понять, недолюбливали студенты других факультетов, потому что я был со Слизерина. Однако Люциус заметил мой талант к зельям и рассказал своему отцу, а тот рассказал обо мне Волдеморту. Я был юн и талантлив. Я считал, что достоин лучшего, чем вечно ругавшиеся из-за каждого кната родители в полуразвалившейся лачуге. И из-за отца я был согласен с тем, что маглы — зло.

— Трудно поспорить, — я кивнула.

— Но я не сразу проникся. Тем более, что моя подруга была маглорождённой, — продолжил Северус. — Но потом произошёл тот случай. Я… Ох… То, что произошло… Я был предан и унижен, и я оскорбил её. Наша дружба, наши отношения были окончательно разрушены этим… — он зло поджал губы и глубоко вздохнул, пытаясь унять гнев.

— Этим событием или, полагаю, что точнее — этим гриффиндорцем? — сощурилась я.

— Как вы поняли, что он был гриффиндорцем? — он изогнул бровь, успокаиваясь.

— Вспомнила вашу реакцию на то дурное нападение на меня, — я склонила голову набок. — Мне тогда показалось, что ваш гнев — это что-то личное. Когда я строила вам дополнительную ментальную защиту, я использовала воспоминание о первой встрече с рыжеволосой девочкой. Это была Лили Эванс?

— Да, я… — он опустил голову. — Я любил её. И она погибла из-за меня. Дело в том, что я слышал Пророчество. Помните, я говорил о пророчестве про ребёнка, который должен был одолеть Волдеморта?

— Да, — я кивнула.

— Это я услышал его и рассказал о нём Волдеморту, — он опустил голову ещё ниже. — Тогда он решил убить родителей Гарри Поттера — Джеймса Поттера и Лили Поттер. Я умолял его сохранить ей жизнь, но… Тогда я пришёл к Дамблдору, просил защитить их, спрятать. И в обмен я отдал ему свою жизнь и умения в борьбе с Волдемортом.

— Теперь многое встаёт на свои места, — я сжала переносицу. — А вы, выходит, честнее Дамблдора — он-то свою часть этой сделки провалил.

— Это моя вина, понимаете? — Северус поднял на меня глаза. — Это из-за меня были убиты Поттеры. И из-за меня Долгопупсов пытали до потери рассудка.

— Это не так, — я глубоко вздохнула. — Вы не были виноваты в том, что ваш отец был неудачником с комплексом неполноценности, который вымещал это на вашей матери. Это он таким был. И в том, что Волдеморт решил кого-то убить, тоже виноваты не вы. Он поверил в пророчество, которое, к тому же, как мы теперь знаем, не сбылось. И я даже не исключаю, что это пророчество должно было запустить само себя — пытаясь уйти от судьбы, мы именно там её и находим⁽¹⁾. Ну, в данном случае, предречённое будущее. Вы хоть представляете, сколько пророчеств не сбывается только потому, что их никто не слышал?

— О Мерлин… — практически простонал Северус, снова опуская голову. — Если бы я тогда держал язык за зубами…

— Если бы да кабы, то в носу б росли б грибы, — поморщилась я. — На губе б варилися, да сами в рот катилися.

Я выкорчевала себя с дивана и подошла к нему. Его рассказ был жутким. Не, ну мне, как Мери, досталась ещё та биография, но у меня были деньги, а с ними можно решить кучи и кучи проблем. Северус же такой роскошью не обладал. Это был очень одинокий, уставший человек с глубокой раной вины и утраты. И всё, что я могла ему в данный момент предложить — объятия. Аптечку я с собой в больницу брать не стала, так что у меня не было ни таблеток от головной боли, ни успокоительного. Я присела на подлокотник его кресла и приобняла за плечи, а потом склонилась к самому уху:

— Ты ни в чём не виноват, — тихо изрекла я максимально убедительным тоном. — Ни в чём.

У меня возникло ощущение лёгкого дежавю — как будто я уже когда-то говорила кому-то, что он ни в чём не повинен. А, ну да…

К моему удивлению, Северус не дёрнулся ни от прикосновения, ни от обращения на ты. Хотя на звук оно и не изменилось, моя интонация определённо перестала быть формальной. Вместо того, чтобы напрячься, он как будто слегка расслабился, очень глубоко вдохнул и выдохнул. Я слегка потёрла его плечи, а потом поднялась и вернулась на диван. Физический контакт — дело такое, с ним надо осторожно. Усевшись, я нахмурилась.

— Можно ли обвинить мастера волшебных палочек в том, что изготовленной им палочкой кого-то убили? — задумчиво спросила я.

— Конечно, нет, — покачал головой Северус. — Но это другое.

— Хм… А можно ли обвинить барда Бидля в смертях всех подтверждённых или предполагаемых владельцев Бузинной палочки? — я изогнула бровь.

— Нет, — он нахмурился. — Он просто рассказал историю.

— Что, в таком случае, сделал ты? — я сложила руки на груди. — Показал на Поттеров пальцем и сказал, что их надо убить?

— Нет… — Северус глубоко вздохнул. — В пророчестве говорилось, что грядёт тот, кому хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал ему вызов. Волдеморт решил, что это могут быть либо Поттеры, либо Долгопупсы.

— Очень много вопросов — очень мало ответов, — я снова нахмурилась. — Почему ты услышал пророчество, которое тебя не касалось? Почему Дамблдор не пришёл самостоятельно к тем же выводам, что и Волдеморт, и ничего не сделал? Или пришёл — и ничего не сделал? Откуда Волдеморт знал о беременностях и сроках родоразрешения? Ты правда думаешь, что сыграл в этом спектакле ключевую роль?

— Я…

— Плохая новость — Волдеморт всё равно убил бы всех, кто ему сопротивлялся, — я сжала переносицу. — Я имела неудовольствие заглянуть в его остаточное сознание в дневнике, и милосердие определённо не входило в список его черт. Скорее уж тиран-маньяк. Серийный. Ему нужен был только повод.

— Но я ему его дал, — Северус поджал губы.

— Да как ты не поймёшь? Он бы всё равно убил их — сказал бы ты ему о пророчестве или нет! — возмутилась я. — И вполне мог бы убить и тебя, если бы узнал, что ты промолчал. Как бы объяснить-то?.. Если пророчество верно само по себе, то это случилось бы вне зависимости от каких-либо внешних факторов. А если пророчество запускало само себя и было одним из шагов чьей-то сложной многоходовки, то не скажи ты о нём, нашёлся бы другой повод. А ты просто попал в жернова.

— До этого времени мне было сложно понять слова Хеймдалля о том, что одиннадцать лет тебе только на вид, — он устало откинулся на спинку кресла. — Теперь я понял. Спасибо.

— В любое время, кроме сна, — я поднялась. — Я пойду. Тебе, я так понимаю, есть что обдумать. А мне надо поспать.

Северус кивнул и поднялся, чтобы выпроводить меня из кабинета. В принципе, это не требовалось — дорогу я бы и сама нашла, но он проводил меня аж до факультетской гостиной. Там никого не было, что было логично — мало кому хотелось проводить и без того не очень-то длинный и светлый день впотьмах. Девчонок в комнате тоже не было — либо болтались на стадионе, ведь студентов своего факультета команда не просила уйти с тренировки, либо сидели в библиотеке или Большом зале. Или где-то ещё. В комнате было душно, что нисколько не удивляло при отсутствии окон. Мне пришлось потыкать артефакт, чтобы поменять настройки. Не знаю, где кубик набрал свежего воздуха, но через пару минут дышать стало легче, и я, обняв подушку, нырнула в забытьё.

Мне снился какой-то безумный кошмар, в котором смешались воспоминания и миры Долгопупсов с моими собственными фобиями. Толпы мелких чёрных пауков гоняли меня среди приторно-радужного поля зубастых цветов, которые плевались заклинаниями. Я понимала, что сплю, но никак не могла повлиять на происходящее — только бегать, как ошпаренная.

— …Фрейя! Просыпайся, Фрейя! — голос Девоны сопровождался интенсивной тряской за плечо.

— А? — я продрала глаза. — Что?

— Вставай! Идём скорее! — она потянула меня за руку, и я невольно села, а затем сползла с кровати.

— Куда? — сонно поинтересовалась я, совершенно не желая никуда идти.

— Там Люциан Боул подрался с Джеффом Валорнайтом! — Девона продолжала меня тянуть, а я — просыпаться. — Прямо перед входом в Большой зал!

— А я при чём? — вяло поинтересовалась я, не особо, впрочем, сопротивляясь.

— Так они из-за тебя подрались, — она повернулась ко мне и ухмыльнулась.

— Чего? — резко и окончательно проснулась я.

1) Цитата мастера Угвея из м/ф «Кунг-фу панда»

Вернуться к тексту

Люциан Боул и Джефф Валорнайт сидели на койке, которая стояла ближе всего к столу мадам Помфри. Сидели они максимально далеко друг от друга, обмениваясь мрачными взглядами. Им обоим определённо было что сказать друг другу, однако кто-то наложил на них обоих Силенцио, так что переглядывание было исключительно молчаливым. У Люциана наливался бордово-синим огромный синяк под правым глазом, был надорван воротничок рубашки и разбита губа, а у его противника в совершенно непотребном виде был галстук, сломан нос и порвано ухо, а вот синяк украшал его левый глаз. Налицо было явное свидетельство безобразной магловской драки. Почему у меня не возникало сомнений в её безобразности? Потому что красиво драться надо уметь, а маги как бы и бегать-то не больно мастера.

В лазарете были всё те же лица: мадам Помфри, которая выглядела весьма недовольной, поскольку молодые люди, видимо, отказывались от лечения; Хеймдалль, который стоял за их койкой со сложенными на груди руками и мрачно прожигал взглядом затылки обоих; Северус с кислым выражением лица и профессор МакГонагалл — с не менее кислым. Когда Девона протащила меня через собравшуюся у дверей толпу и втолкнула внутрь, я озадаченно уставилась на всю живописную группу. Заметили меня не сразу, а только спустя пару секунд. И как только это произошло, преподаватели враз заговорили. Я попятилась, но упёрлась спиной в закрытую дверь. Очевидно, поняв, что заговорили вразнобой, профессора замолчали, и после короткой паузы заговорила профессор МакГонагалл.

— Мисс Нильфхейм, — она сделала шаг ко мне. — Вы знаете, что произошло?

— Без понятия, — честно призналась я. — Девона притащила меня без особых объяснений.

— Разве вы не были у Большого зала? — профессор изогнула бровь.

— Я спала, — я пожала плечами. — У меня был непростой день.

— Молодые люди, как ты можешь видеть, устроили драку, — изрёк Хеймдалль. — И свидетели говорят, что из-за тебя.

— Мне бы хотелось больше подробностей, — я скривила жабью морду.

— Ну, тогда, может, они тебе сами расскажут, — он перевёл взгляд на означенных молодых людей, но они не отозвались. — Нет?

— Так ты бы Силенцио снял с них, они бы, может, и рассказали чего, — хмыкнула я.

Мягко говоря, так разговаривать с преподавателем в школе, где даже учителя к студентам обращались на «вы», было немного неприемлемо. По крайней мере, в присутствии посторонних. Но все всё равно уже знали о наших с ним отношениях, хотя и не всё, так что никого это не шокировало. Впрочем, я иногда сомневалась, что мы с Хеймдаллем вообще могли чем-то шокировать Хогвартс. Ну, в рамках, конечно. Хеймдалль поморщился, но заклинание всё-таки снял. Парни переглянулись и сжали зубы.

— Мы все внимательно слушаем, — изрёк Хеймдалль.

— Он назвал Фрейю гриффиндоркой, — мрачно пробурчал Люциан.

— Ну, Шляпа, в принципе, полагала, что я впишусь куда угодно, — я пожала плечами. — То есть, ты из-за этого решил устроить безобразную магловскую драку?

— Это не я, — поморщился Боул. — Я только сказал, что завидовать надо молча.

— Ты не это сказал, — фыркнул Валорнайт и болезненно поморщился.

— Я это имел в виду, — скривился Люциан. — Просто ты, в отличие от Фрейи, слишком тупой, и с тобой приходится говорить на доступном тебе языке.

— Она, в отличие от тебя, не пыталась бы избежать драки, — Валорнайта перекосило — надо думать, лицо у него болело буквально целиком.

— Хватит заплетать меня в свои нелепые разборки! — произнесла я на тон выше, чем стоило бы.

— Но… — Люциан посмотрел на меня. — Если бы он про тебя не заговорил, разборок бы не было.

— Разборок бы не было, если бы ты признал очевидное! — гневно заметил Валорнайт.

— Зачем ты меня сюда притащила? — я повернулась в Девоне.

— Это была моя просьба, — произнесла мадам Помфри. — Молодые люди отказываются от помощи.

Я посмотрела на неё. И что, интересно, по её мнению, я могла сделать? Убедить их сдаться ей или применить к ним Петрификус Тоталус? Что, кстати, начинало мне казаться не такой уж плохой мыслью. Я достала палочку, искривила своё лицо в самую недовольную гримасу из возможных и решительно двинулась к койке с юношами, направляя её на них. Оба дёрнулись в разные стороны.

— Я могу и посохом, — я поджала губы и посмотрела на Валорнайта. — Старый у меня, правда, после твоей головы трещинами пошёл…

— Только не посохом! — хором отозвались они, решив, очевидно, что посох сработает только при непосредственном контакте.

— Эпискеи, — я взмахнула палочкой перед лицом Валорнайта, чтобы вправить ему нос. — Если вы не хотите, чтобы вам оказал помощь мастер, это сделаю я. И даже если профессор МакГонагалл снимет с меня баллы за использования некоторых заклинаний, я их всё равно использую, если вы будете сопротивляться.

— Некоторых — это каких? — осторожно спросил Люциан.

— Ну, не знаю… Инкарцеро? — я склонила голову набок.

Парни переглянулись и покорно позволили вымазать их целебным зельем. И это было профилактическое втирание — чтоб неповадно было. Сначала я изгалялась над Люцианом, который в это время говорить не мог, чем воспользовался Валорнайт: он рассказал свою версию событий. С его слов выходило, что он высказался обо мне в лучшем смысле, а Боул услышал в этом оскорбление и спровоцировал драку. Меня перекосило — потому что на правду это было мало похоже. Закончив с живописным лицом нашего загонщика, я повернулась к гриффиндорцу. И почему я должна была этим заниматься? Допустим, с Люцианом мы были в некотором роде друзьями — мы учились на одном факультете, вместе играли в квиддич и даже обменялись новогодними подарками, так что я вполне могла вымазать ему лицо целебной мазью, если бы поблизости не было медика. Ну, не то чтобы у меня были пробелы по теме анатомии — память Фреди-то у меня осталась, но здесь к целительству я имела весьма отдалённое отношение. Однако с какой такой великой радости я должна была втирать мазь в лицо Джеффа Валорнайта, я не понимала совершенно. Я глубоко вздохнула и вымазала его зельем прям с шлепка — ладошкой.

Версия Люциана не сильно отличалась от предыдущей. Только он сразу обозначил, что Валорнайт именно что оскорбил меня и именно потому, что меня как раз не было поблизости. Тогда Боул попросил его закрыть рот или хотя думать, что из него вываливается, а гриффиндорец уже в этом усмотрел оскорбление в свой адрес, потом слово за слово, и вот уже примчавшийся Хеймдалль их разнимает. Начиналась эта перебранка в почти пустом коридоре, так что и отмутузить друг друга они успели неплохо. Я почему-то словам Люциана верила больше, хотя была уверена, что истина где-то между. Но копаться ради этого у них в мозгах я не собиралась. На сегодня, да и если честно — ещё на пару месяцев, мне мозголазства хватило.

— Я могу идти, мадам Помфри? — спросила я, уже отойдя от юношей.

— Да, благодарю, — отозвалась она и слегка улыбнулась.

— Я тебя провожу, — произнёс Хеймдалль, и прежде чем кто-либо успел что-либо сказать, вывел меня прочь.

Я наконец сориентировалась во времени — была половина восьмого. То есть с ужином я пролетела, как фанера над Парижем. Хотя и не сказала бы, что мне вообще хотелось есть. Но это уже какая-то напрягающая тенденция — будить меня, чтобы доставить в лазарет ради оказания кому-нибудь помощи. Может, стоило там устроить какое-нибудь показательное лечение, чтобы потом пациентов мною просто пугали?

Хеймдалль привёл меня в свой кабинет, плотно закрыл дверь и сел на диван. Я осталась стоять, озадаченно на него взирая, а он молчал, глядя прямо перед собой.

— Я что здесь делаю? — я нахмурилась.

— Я хотел узнать, как всё прошло, но ты так сюда и не пришла, — отозвался он.

— Прошло всё нормально, — я села на стул боком к спинке. — Просто потребовалось очень много сил. Больше, чем я думала. Но я уверена, что для них всё прошло хорошо. А когда мы вернулись в школу, Северус захотел поговорить, и потом у меня уже остались силы только на то, чтобы до кровати добраться.

— О чём? — Хеймдалль поднял на меня глаза.

— О своём прошлом, — я пожала плечами. — Он поговорит с тобой. Рано или поздно. Когда будет готов.

— То есть тебе он доверяет больше? — он изогнул бровь.

— Как раз-таки нет, — я глубоко вздохнула. — Для него твоё мнение более значимо, чем моё…

— А, я понял, — Хеймдалль кивнул. — Значит, пришло время заняться антипохмелином и думосбором?

— Мерлин… — простонала я. — А можно как-нибудь в следующем мире обойтись без бесконечных изысканий?

— Мы тут вроде ничего не решаем, — он улыбнулся.

— Я не уверена, что решает вообще не слепой случай, — я вздохнула. — Хотя пока что миры были мне знакомы, пока память о них не отшибало… Может, давай сосредоточимся на предстоящем матче с Когтевраном? До него осталось всего ничего.

— Я думал об этом, — отозвался Хеймдалль. — И я думаю, они попробуют играть так же, как с Пуффендуем — не полагаясь на своего ловца. Мистера Поттера считали лучшим ловцом в школе, и сколько бы кто не говорил, что ты что-то сделала для победы, люди с головой понимают, что как с ловцом с тобой не сладить.

— Я Мери-мать-её-Сью — как со мной вообще можно сладить? — хмыкнула я. — Ты что-то придумал?

— Да вроде того, — он улыбнулся. — Завтра на тренировке обсудим.

Видимо, вид у меня был сонный, так что на этом Хеймдалль решил закончить разговор. Уже в дверях он спросил, не нужно ли меня покормить, и я фыркнула, что вроде бы уже достаточно взрослая, чтобы есть самостоятельно. Он рассмеялся, а я ушла. По пути в подземелье к общежитию Слизерина в голову мне пришла довольно странная мысль — если Северус был Пожирателем Смерти, убивал ли он, пытал ли людей так, как делали те четверо? Или среди тусовки Волдеморта была какая-то градация отбитости? Типа — вот это Беллатриса Лестрейндж и она отбитая наглухо, а вот это Люциус Малфой и он отбитый не настолько. Интересно, кстати, что его сподвигло подбросить Джинни Уизли дневник. И почему именно ей. Как много вопросов и как мало ответов при том, что мы вроде бы не в детективной истории.

В воскресенье утром, когда все — или почти все — старшекурсники весёлой гурьбой умотали в Хогсмид, я немного ограбила камин. Топили в Хогвартсе не магией, а самыми банальными дровами, так что я извлекла немного угля, чтобы порисовать. Я ушла к тому же дереву, у которого на меня в прошлый раз напали, наложила согревающие чары, вытребовала у Арчера тряпичный стул, на который и уселась лицом к озеру. Наконец-то распогодилось, и по ярко-синему небу плыли огромные белые облака. Лёд на озере только-только начинал таять, так что красивого отражения на его глади не было. Травой ещё тоже даже не пахло, а в прогалинах виднелась просто грязь. Было больше нуля, так что снег таял, и было сыро. Но зато солнышко пригревало. Не так чтобы прямо пекло, но всё же.

Рисование углём — занятие не для слабых духом. Особенно, если взять не художественный инструмент, как нормальный человек, в просто уголь из огня. А я с его помощью пыталась воплотить пейзаж. И если живописать серое озеро и полосу чёрного леса углём мне удалось вполне себе сносно — не да Винчи, конечно, но и не «палка-палка-огуречик», то вот с облаками оказалось несколько сложнее. Особенно учитывая, что бумага у меня было желтовато-сероватая, а облака были местами прямо-таки слепяще белыми. Мне не хотелось забивать голову всякими сложными штуками сегодня — я слишком устала, так что посчитала нормальным просто порисовать с натуры. Я задумалась, как мне лучше изобразить большое кучевое облако, которое как раз как будто зависло надо озером, когда вялый ход моих мыслей был бестактным образом прерван.

— Ух ты, ты рисуешь! — произнёс задорный девичий голос у меня над ухом.

— Не говорили, что через плечо заглядывать неприлично? — я повернулась и увидела чрезмерно близко лицо Гермионы.

— Извини, — без тени раскаяния отозвалась она. — Мы просто шли мимо, и я заметила тебя. Мне стало интересно.

— Ты правда рисуешь? — спросил Гарри Поттер. Ну, конечно, где один, там остальные два.

— Да, я рисую, — отозвалась я. — Просто рисую обычным углём. Никакой магии ни в каком месте. А что?

— Просто маги не рисуют, — подал голос Рон.

— Мои им соболезнования по этому поводу, — я пожала плечами. — Если вы узнали, что хотели — продолжайте проходить мимо.

— Доброе утро, — раздался мягкий голос Луны Лавгуд. — Фрейя, ты действительно рисуешь?

— Вы так реагируете, как будто это что-то из ряда вон выходящее, — я скривилась.

— Нет, — она обошла трио и приблизилась ко мне. — Просто многие предпочитают волшебные способы изображения, ведь это проще. Можно посмотреть?

— Проще — не значит лучше, — я развернула к ней рисунок. — Создать красивую картину разными формами дерева — тоже в некотором роде магия. Хотя не сказала бы, что я справляюсь с ней.

— А животных ты тоже рисуешь? — внезапно спросил незнакомый мне молодой человек с Пуффендуя. Я озадаченно уставилась на него. — Я Рольф Саламандер, с третьего курса, — представился он.

— Рисую, в принципе-то — чего не рисовать, — я нахмурилась. — Родственник?

— Да, — слабо улыбнулся он. — Ньют Саламандер — мой дедушка. Я к чему: профессору Кеттлберну привезли трёх грифонов, очень красивых. Мы с Луной хотели пойти посмотреть. Не хочешь тоже пойти и их порисовать?

Я взяла свой рисунок и внимательно на него посмотрела. Несмотря даже на детальность озера и леса, это всё равно было большое светлое пятно и узкая полоска тёмного мохнатого пятна. Узнаваемых, но пятна. И даже нарисуй я тут прекрасное облако, это всё равно были бы пятна, только уже три. Я встала, вызвала Арчера, которого попросила забрать стул и заменить мне уголь на нормальный карандаш. Заметив, как я измазала руки, домовик щёлкнул пальцами, избавляя меня от сажи и от остатка угля заодно. Пару мгновений спустя у меня уже был мой эпический набор карандашей.

— Пойдёмте, — наконец изрекла я, обращаясь к Рольфу и Луне. — Грифоны — это интереснее.

Магические создания содержались на окраине Запретного леса. Запретный лес, надо заметить, вообще был довольно большим, так что несколько просторных вольеров никого в нём не потеснили. Я шла за Рольфом и Луной, которые в довольно плавной манере обсуждали означенных грифонов. Вообще, это были весьма свирепые звери, и ходили слухи, что их приручить почти невозможно. Брехня. С дикими грифонами действительно сложно совладать, однако те, кого разводят в специальных питомниках, могут оказаться преданными питомцами. Впрочем, по нынешним временам, когда маглы захватили уже практически всю планету, приходится держать в питомниках и заповедниках практически всех волшебных существ. Так что все они, привыкнув к заботе людей, стали не такими уж и свирепыми.

Профессор Кеттлберн был не один — вместе с ним у загона стоял Хагрид. Они тихо разговаривали, наблюдая трёх грифонов. Один из них лежал на земле и чистил перья, а двое других вальяжно прогуливались по просторному загону.

— Здравствуйте, профессор Кеттлберн, — ещё издалека поздоровался Рольф. — Мы можем подойти?

— Да! — отозвался он. — Какую вы сегодня компанию привели, мистер Саламандер?

Оказалось, что Гарри, Рон и Гермиона тоже пришли вместе с нами. Я задумалась, и потому не заметила этого. Мы подошли к забору загона, откуда животных было лучше видно. У грифонов были потрясающие крылья, и если смотреть спереди, больше всего они были похожи на гигантских белоголовых орлов, а вот вместо хвоста у них была задняя половина льва. Шерсть там и отливала золотом в солнечных лучах. Рон посмотрел на грифона, а затем достал свою палочку и внимательно изучил шнурок, оплетающий рукоять.

— Да, он из шерсти грифона, — изрекла я, заметив его манипуляции. — Я подумала, тебе такое подойдёт.

— Почему? — он поднял на меня глаза.

— Потому что у шерсти грифона есть определённые свойства, — хмыкнула я. — Это из разряда артефакторики.

— Молодые люди, вы планируете брать мой предмет на третьем курсе? — повернулся ко мне профессор Кеттлберн. — Точнее, это уже будет предмет профессора Хагрида.

— Хагрид! — обрадованно воскликнул Гарри. — Ты будешь преподавать? Я возьму!

— Да, — протянул лесничий, заливаясь краской. — Палочку мне вернули и даже персональную изготовили, — он покосился на меня. — Профессор Снейп сказал, что профессор Кеттлберн хочет в отставку уйти, вот мы и…

— Это же прекрасно, — произнесла Гермиона. — Ты ведь так любишь животных.

— Да уж, — переглянулись Гарри и Рон.

— Я надеюсь, на ваших занятиях обойдётся без акромантулов и нунду, — хмыкнула я. — Хотя эти звери очень интересные, они могут быть опасны и непредсказуемы.

— Да, — кивнул Хагрид с каким-то смущённым видом. — Профессор Кеттлберн помогает мне разобраться с этим. Скажите, а Хэймдэлл мог бы позволить показать на занятии его оккамия?

— Это не только Хеймдалля решение, — я пожала плечами. — Но если хотите, можно попросить из заказников пару фенриров — это такие волки. Вам бы понравились.

— Волки лесу нужны, — убеждённо кивнул Хагрид. — А в Запретном лесу их, почитай, и нет совсем. А вы чего пришли-то?

— На грифонов посмотреть, — улыбнулся Рольф. — Разве они не прекрасны?

Конечно, прекрасны. Когда стоишь от них подальше. Когда они вблизи и в ярости — это далеко не так. Рядом с забором от чего-то остался пенёк, и я уселась на него, чтобы зарисовать грифона. Вообще рисовать животных не так-то просто — они шевелятся. Это людей для написания портрета можно не один день гонять и заставлять сидеть в одной позе. Грифон для тебя зависать без движения на пару часов в воздухе не будет. Даже если бы он мог. Так что приходится внимательно смотреть, запоминать и потом рисовать из головы. Но тут мне повезло — грифон, который лежал на земле, двигался мало, так что с ним вполне можно было сверяться.

Рольф говорил с профессором, и тот сетовал, что не успел подготовить крытый загон для грифонов. И это было проблемой, потому что животных надо было куда-то разместить на ночь. Оказалось, что когда мы подходили, они с Хагридом как раз обсуждали фронт работ. Соль в том, что для волшебных тварей на загоны нужно накладывать целые комплексы чар, но и руками там работать надо прилично. Я почему-то вспомнила отработочников Хеймдалля, у которых он принял только одну отработку. Ему самому помощь не слишком-то требовалась, так что это дело затянулось. А ещё я почему-то думала, что Люциану и Валорнайту отработок добавили. И досталась их бесплатная рабочая сила наверняка Хеймдаллю, который, как мне казалось, плохо представлял, куда бы её приткнуть. Надо подкинуть ему идейку. И, может, после тренировки тоже прийти сюда.

Мне удалось довольно неплохо изобразить грифона. Поскольку я использовала почти что обычные карандаши и никакой магии, картинка на бумаге не ожила, и животное замерло в процессе чистки перьев. Я закрыла альбом, надеясь, что не размазала свой пейзаж, и поднялась. Время шло к обеду, и надо было возвращаться в замок. Оказалось, что на улице было весьма прохладно — я под согревающими чарами этого не замечала, а вот Гарри, Рон и Гермиона выглядели замёрзшими. А ведь вроде бы как эти чары профессор Флитвик всем напоминал. Не подумали использовать?

Гриффиндорцев Хеймдалль действительно сдал, а после тренировки предложил тоже присоединиться. Боулу за отработку, которую действительно назначили и действительно у Хеймдалля, а всем остальным — просто так, ради грифонов. Было неизвестно, сколько там осталось работы, хотя из разговора Хагрида с профессором выходило, что дел там не на один день. Эту мысль Хеймдалль озвучил в самом конце тренировки, и к моему некоторому удивлению вся команда оказалась решительно за то, чтобы пойти всем табором. Профессор Кеттлберн и Хагрид встретили нас с некоторым удивлением, но всё же они были нам рады — там, в загонах, и правда было дел невпроворот. Мы принялись за работу с раздражающим энтузиазмом — к примеру, мы втроём с Люцианом и Пипином взялись перекидывать солому на насесто-лежаки. Это надо было сделать руками без магии, чтобы грифоны их всё же использовали, так что занятие это требовало приложения силушки богатырской. Перегрин травил байки, так что наша тусовка с вилами периодически взрывалась хохотом. Отчего гриффиндорцы впадали только в большее уныние, отдраивая грубыми швабрами деревянный настил на полу. Хагрид в это время закреплял большим молотком сваи под сводом навеса, а Хеймдалля профессор Кеттлберн привлёк в накладыванию чар. Они стояли довольно близко к нам, неспешно переговариваясь.

— Хэймдэлл, — задумчиво произнёс профессор. — Вы не думали обратиться к директору с тем, чтобы взять деканство на Слизерине, раз уж Северус нас покидает?

— Ни в коем случае, — усмехнулся Хеймдалль. — Я ведь в школе временно. Почему вы думаете, что я бы это сделал?

— Вы оказываете на студентов сильное влияние, — отозвался Кеттлберн. — Год назад я бы и подумать не мог, что слизеринцы придут ко мне на помощь и будут делать довольно грязную работу. Разве что те, кто планировал заниматься магозоологией. А теперь посмотрите на них.

— Мне не с чем сравнивать, — отозвался Хеймдалль. — Я видел своих студентов только такими.

— И всё же, подумайте об этом, — произнёс профессор. — Почти уверен, что вам бы удалось перевернуть представление о факультете.

— Не думаю, что школьным традициям это нужно, — хмыкнул Хеймдалль. — Я бы сказал, здесь нужны более глубинные изменения, которыми я лично заниматься не готов.

— А если бы вы стали директором, профессор Эдельштейн? — обратился к нему Перегрин.

— Тогда через год это была бы совершенно другая школа, — повернулся к нему Хеймдалль. — Как если бы вы ехали в Париж, а приехали в Пекин.

— Настолько другая? — изумился Люциан.

— Или даже ещё другее, — пробурчала я, представляя, какое чудо он мог сотворить с Хогвартсом.

Целый месяц в Хогвартсе практически ничего не происходило — учёба шла своим чередом, как и все формы тренировок, включая занятия в Дуэльном клубе. После первого изнурительного январского забега энтузиастов поубавилось, но народу всё равно стало значительно больше, чем в прошлом семестре. Особенно удивительно было присутствие преподавателей, которые явно проконсультировались с Хеймдаллем и проводили свою отдельную и независимую от нас пробежку и зарядку — одинаковую каждый день. Забег у них был короче, а разминка была исключительно лёгкой. Примечательно, что школьные спортсмены старались и постепенно подтягивались — видимо, первая игра сезона произвела неизгладимое впечатление.

Третий матч Чемпионата Хогвартса по квиддичу был назначен на двадцать седьмое февраля, субботу. Вообще, шесть игр сезона делились на три блока — по две игры в каждом семестре. Поскольку каждая команда должна была сыграть с каждой, в каждом блоке все проводили по одному матчу. И как-то так сложилось, что первая игра каждого блока включала команду Слизерина. Во втором семестре мы играли с Когтевраном, и Хеймдалль придумал довольно неприятную тактику — мы не должны были активно атаковать, но держать ответами равный счёт. То есть они с Маркусом настолько были во мне уверены, что даже не допускали мысли о проигрыше, если бы ловец Когтеврана поймал снитч. Вообще правила квиддича иногда наталкивали на мысль — а зачем вообще было выпускать на поле кого-то кроме ловцов? Был бы индивидуальный спорт, как теннис.

С моего визита в больницу святого Мунго и до игры мы действительно не занимались ни новым зельем, ни думосбором. Хеймдалль решил, что в следующем году будет вести зельеварение, поскольку найти специалиста уровня Северуса школе будет очень сложно, а вот на ОПТИ у них и так известная текучка. Так что это время он потратил с пользой — помимо обширных учебных планов по своему предмету, которые он готовил так, чтобы можно было и самому работать, и преемнику передать, он разбирался с текущей программой своего будущего предмета. Даже наши с ним индивидуальные занятия перешли в новый формат: я должна была в его кабинете читать учебные материалы и задавать вопросы, буде у меня таковые появятся. Единственным событием за это время можно было назвать день святого Валентина. В феврале снег уже начал таять, и в воздухе пахло весной, а из некоторых углов начинало разить романтикой. Надо сказать, что эпидемия эта коснулась и моих соседок по комнате, которые отправили массу маленьких открыток самым разным представителям противоположного пола, включая, как мне было известно, Хеймдалля и Северуса. Они оба получили не меньше чем по сотне красных сердечек разнообразного содержания. Я бумагу переводить не стала, да и сама валентинок практически не получила.

Пробежка перед матчем снова была крайне облегчённой. После неё команда Когтеврана ушла в свою башню, и на завтрак они пришли уже в форме, когда мы уже заканчивали трапезу. В отличие от гриффиндорцев, эти ребята не пытались спровоцировать конфликт до начала игры на ровном месте. Впрочем, они вообще расселись за своим столом до того, как мы встали и вышли. На этот раз невыспавшихся игроков у нас в команде не было, да и вообще казалось, что парни идут не на матч, а на тренировку. В раздевалке перед вылетом не было ни намёка на волнение.

— Так, ребята, — привлёк внимание Маркус. — Играем, как на тренировке. Представьте, что стадион пустой. Фрейя!

— А? — я посмотрела на него.

— Мы ждём от тебя головокружительной гонки за снитчем, — он улыбнулся.

— Ага, — скривилась я.

В этот момент со стадиона донеслось объявление команды Когтеврана, и мы начали строиться на выход, оседлав мётлы. Приветственные вопли команде сине-бронзовых стихли, и комментатор объявил наш вылет. Я ожидала такой же унылой реакции, как и в прошлый раз, но теперь нас встретили неожиданно восторженно. Мы взмыли в воздух и синхронно описали большую петлю, подлетев к команде соперников. Было довольно солнечно, хотя большие кучевые облака плавно скользили по ярко-синему небу. Такая погода для игры, конкретно моей, была палкой о двух концах — с одной стороны, блеск снитча заметить было легче, а с другой — солнышко по глазкам лупило безо всякой пощады.

Как только все ритуалы были соблюдены, мадам Трюк объявила начало игры. Снитч пролетел между мной и ловцом Когтеврана и, как ему и полагалось, исчез из поля зрения. Я поднялась над полем повыше, надеясь, что мне не придётся на этот раз подставляться под бладжер. Карлайл Оулзай следил за игрой. Как и предполагал Хеймдалль, когтевранцы хотели реализовать ту же тактику, что в матче с Пуффендуем — наколотить как можно больше, чтобы пойманный снитч не дал нам выиграть. И возможно, с командой образца прошлого года этот номер бы и прошёл, но не в этот раз. Не сказала бы, что парни выжимали из себя всё возможное, однако играли так, как мы и готовились. Они не особенно рвались в атаку, давая когтевранцам сделать игру красивой — надо отдать им должное, с этим они справлялись на ура. К тому же, Майлз у колец был надёжен, как Лев Яшин⁽¹⁾, так что забить не особо-то получалось.

Снитч не показывался минут сорок. Игра на поле так и не накалилась, едва добравшись до счёта «тридцать — тридцать». И хотя она казалась похожей на замысловатый танец, лёгкое напряжение в игре всё же было — эдакого дружеского соперничества. Однако всё круто поменялось, едва у дальнего края поля блеснул маленький золотой мяч. Я заметила его на полсекунды раньше соперника, но он был как раз на полсекунды ближе к нему. И стоило нам устремиться в погоню, как стадион зашумел. Студенты скандировали кричалки в поддержку обеих команд — громко и задорно. Я сосредоточилась только на том, чтобы догнать и поймать маленький мячик. И тут, как чирей, вскрылась вторая часть тактики Когтеврана: вероятно, они понимали, что с нами будет трудно набрать столько очков, что снитч не изменит итога игры, так что сделали ставку на ловца. Оулзай должен был мешать мне поймать мяч, пока не измотает, а уже тогда, избавившись от меня, спокойно его словить. Гы-хы… Главное в попытке измотать противника — не вымотаться самому, а к этому ловец Когтеврана оказался не готов. Он не давал мне подлететь к снитчу достаточно близко, подрезая и путаясь около метлы, но и сам никак не мог подойти к нему достаточно, чтобы поймать. Снитч, впрочем, тоже вменяемой траекторией не баловал.

Эти кошки-мышки длились минут тридцать, прежде чем Оулзай начал сдавать. Не то чтобы я не устала, но у меня ещё оставался небольшой запас выносливости. Мы практически вальсировали высоко над стадионом, пытаясь приблизиться к снитчу, который рваными резкими движениями заставлял нас кружиться. Когда казалось, что ещё немного, и я вообще напрочь потеряю ориентацию в пространстве, мяч камнем полетел вниз. Спасибо гравитации — полёту в этом направлении она здорово помогала.

Будь я на школьной метле, я бы разбилась к Мерлину. Потому что снитч сменил направление и полетел над землёй настолько низко, что за ним поднимался песочный шлейф. Но «Нимбус 2001» была маневренна как стрекоза, так что я смогла выправить её буквально в паре футов⁽²⁾ над землёй. У меня в ушах свистело от того, на какой скорости я летела. Наконец-то ловец Когтеврана мне не мешал, а я медленно приближалась к снитчу. Только через пару секунд я поняла, что на стадионе стояла тишина. Я услышала где-то над собой глухой удар биты по бладжеру, но летела слишком быстро, чтобы вертеть головой по сторонам. Судя по тому, что звука летящего в меня мяча не последовало, меня кто-то прикрыл. Я изогнулась на метле, как креветка, чтобы минимизировать сопротивление воздуха и выиграть ещё немного скорости. До конца песочного поля оставалось совсем немного, а мне очень не хотелось маневрировать под трибунами. Ещё немного, и мне удалось схватить снитч, но вот затормозить перед серебристо-зелёным пологом я уже не успела. Однако мне повезло, и я не впечаталась ни в какую балку, а плавно скатилась по нему на песочек.

— Фрейя Нильфхейм поймала снитч! — раздался возглас комментатора. — Слизерин побеждает со счётом «двести — пятьдесят»!

Я встала с песочка и отряхнулась, а затем подняла метлу. Мои товарищи по команде уже приземлялись и бежали ко мне по полю. На этот раз по окончанию игры я оказалась в кругу радостных слизеринцев, которые поздравляли меня с победой, а не пытались всеми силами испортить мне настроение. Через пару минут подошла и команда соперников, которые поблагодарили за хорошую игру. За время матча не случилось ни одной травмы, так что весь стадион направился в замок, удовлетворённо обсуждая игру. Надо заметить, такого резко отрицательного настроения в связи с нашей победой, как после матча с Гриффиндором, не было, но и Слизерин такой бури восторга, как в тот раз, не испытывал.

Однако самое удивительное произошло во время обеда, когда студенты попросту перемешались. Обычно если кто-то и сидел не за столом своего факультета, стола Слизерина это не касалось. Ну, за исключением всего нескольких случаев. А в этот раз на обеде все расположились кто где захотел. Мне вообще показалось в тот момент, что небольшие столы со стульями вместо скамеек на четыре-шесть человек были бы куда удобнее, учитывая, что студенты здесь не только ели, но и занимались. Но эту идею в совет попечителей пропихнуть вряд ли бы удалось.

Мои планы на воскресенье не отличались чем-то особенным: я наконец дорисовала персонажей для своей постановки, и мне надо было теперь их изготовить в соответствии с требованиями театра. Я заказала материалы ещё на неделе, и сова доставила мне их утром во время завтрака. Вместе с небольшим ларчиком, в котором должны были находиться лоскутки, вата, глина и краски, я также получила экземпляр «Ежедневного пророка». Я бы как обычно отложила газету в сторону, чтобы, возможно, вообще её не прочитать, но на передовице было колдофото четы Долгопупсов в компании мадам Долгопупс и докторов Хилера и Тики. Статья называлась «Чудесное исцеление». За описание своей работы я ещё не садилась, исцелением там и не пахло, а у меня интервью по этому поводу никто не брал. Я слегка напряглась и начала читать. Моё имя в статье было упомянуто шестнадцать раз. И это было больше, чем кого-либо другого, считая «чудесно исцелённых». Лицо моё по мере чтения вытягивалось всё сильнее, потому что её автор мне едва ли не нимб приписывал. Хотя, возможно, нимб этот мне приписывал не он, а мадам Долгопупс. Примечательно, что Северуса в статье не упомянули ни разу. Я едва успела дочитать статью до конца, когда ко мне подлетела небольшая, но живописная группа гриффиндорцев.

— Так это была ты! — слишком громко произнёс Невилл Долгопупс, и я не успела остановить его: — Это ты возглавляешь свой клан!

— Ох… — я уронила лицо на ладонь. — Зачем так громко-то?

— А ты это скрываешь? — изогнула бровь Гермиона.

— Это… Не то чтобы, вообще-то, — я вздохнула. — Просто это может породить массу вопросов, на которые я не могу ответить…

— Мастер, — раздался надо мной голос Хеймдалля, и я подняла на него глаза.

— Что? — я скривилась. — Никто не согласовывал выход этой статьи. По крайней мере, со мной.

— Я понял, — он кивнул. — Следует ли нам позднее навестить редакцию?

— А смысл? — я поморщилась и поднялась. — Статья уже вышла. А слово, как ты знаешь, не вырубишь топором.

— Но ты же сделала такое хорошее дело! — решительно заявила Гермиона. — Неужели ты не хочешь, чтобы об этом знали?

— Не в первый раз. Вы и половины не знаете, — меня перекосило. — И да — не хотелось бы, — я забрала ларчик со стола. — Хеймдалль, а мы можем сварить какую-нибудь бурду, чтобы частично подтереть воспоминания окружающих?

— Мы-то можем, — хмыкнул он. — Вот только такой объём, боюсь, не потянем.

— Ну, хоть на Хогвартс, — нахмурилась я, направляясь к выходу.

— А смысл? — голос Северуса рядом прозвучал совершенно внезапно — не видела как он подошёл. — Если стирать, то надо стирать у всех, кто знает, иначе информация распространится заново.

— Ы-ых… — я глубоко вздохнула и повернулась к нему. — А вас не волнует, что вас даже не упомянули? — хотя мы с ним вроде бы как перешли на «ты» в личном общении, всё же стоило соблюдать хотя бы видимость положенных отношений.

— Ничуть, — он обозначил улыбку. — Я изначально не хотел, чтобы о моём участии знали.

— П-профессор Снейп? — изумлённо произнёс Невилл. — Вы? Почему?

— Я оказывал поддержку мастеру, — отозвался он, заставляя лица гриффиндорцев вытянуться. — Что? Вы не знали, что я с января работаю на клан Нильфхейм?

— А вы ничего не забыли упомянуть? — я изогнула бровь. Мы шли вдоль прохода между столами и разговаривали не очень громко, но у меня было ощущения, что вокруг все прислушиваются.

— Нет, — мотнул головой Северус.

— Это нечестно, — фыркнула я. — Надо было взять с собой любителя красоваться на передовице, — я покосилась на Хеймдалля. — И сделать вид, что всё сделал он.

— Это как раз-таки было бы крайне нечестно, — улыбнулся Хеймдалль. — Мне нравится заслуженное признание, а не просто мои снимки в газете.

— Ну, снимка-то как раз нет, — криво улыбнулась я. — Что даже хорошо…

Мы вышли из зала и направились в сторону подземелий. Если быть точнее — я туда повернула, а все остальные пошли за мной. Зачем-то. Ну, допустим, комнаты и кабинет Северуса тоже были там, так что он туда пошёл вполне логично. И кроме того, я намеревалась напроситься в учебный класс зельеварения, чтобы сделать своих кукол. Можно было, конечно, это и в спальне сделать, но в классе было как-то сподручнее. К тому же, я решила, что можно бы уже возвращаться к делам. Не то чтобы мы отдохнули, но если дать себе лениться слишком долго, это может затянуться. Да и разум тупеет, если им не пользоваться. Кабинет Хеймдалля находился в совершенно другом направлении, однако утро воскресенья у нас нередко становилось временем выполнения заказов, а они вполне могли быть. Но вот придумать причину, по которой за нами шли гриффиндорцы, я не могла.

— Фрейя, — позвали меня, и я обернулась.

— Что?

— Я… — Невилл сделал ещё один шаг ко мне и потупился. — Я только… хотел сказать тебе спасибо. Ты не обязана была…

— Я могла и я сделала, — я пожала плечами. — Ты был у директора? Может, по такому случаю он отпустит тебя внепланово домой.

— Ты думаешь? — подал голос Гарри. — Просто… Если бы это было возможно, я бы тоже хотел — мне Сириус написал, что закончил со всеми документами опеки.

— Я думаю, что у вас немного разная ситуация, — я пожала плечами. — Тем более, что до пасхальных каникул каких-то полтора месяца. Но у директора и Гриффиндора особые отношения, так что вам к нему с этим вопросом.

Они покивали, развернулись и ушли, а мы продолжили свой путь в подземелье. Статья-то вообще была хвалебная, и любой другой человек на моём месте ей бы обрадовался. Но меня она не радовала, потому что снова привлекала ко мне ненужное внимание. Спасибо хоть доктор Хилер не забыл о том, что мой дар — не самая публичная информация и отговорился о процессе особым комплексом чар и зелий по секретным клановым техникам, которые позволили мне проникнуть на время в сознание и вывести его в реальность. Там даже была его цитата в сложных терминах, которые явно были призваны запутать и репортёра, и читателя. Сути, впрочем, это не меняло. Более того, это опять могло создать дополнительную проблему: ни одно бесплатно сделанное доброе дело не остаётся безнаказанным. Обязательно найдётся кто-нибудь, для кого ты непременно должен тоже сделать бесплатно доброе дело. И если ты его не сделаешь, станешь первостатейным злодеем. Так что причинение добра должно происходить в тайне.

— Северус, я могу занять класс? — обратилась я, когда в коридоре мы были совсем одни.