История Тома Реддла (джен)

— Змееуст? — тоненьким свистящим шепотом переспросила белокурая девочка, что сидела в углу с рыжей американкой.

На нее изумленно оглянулись, так что она смешно округлила глаза и отодвинулась в тень за плечо подруги. Ингрид испуганно глянула на Тома, облизнула губы, но в последний момент обняла себя руками и опустила голову.

Слизеринцы замерли в неестественных позах в тот момент, когда Натан сказал: «Змееуст», будто кто-то одним словом остановил время. В прохладном свете ламп их головы казались фарфоровыми. Они подбирались к Тому взглядами, заинтересованно изучали его лицо со впалыми щеками, простую одежду и упрямый подбородок, будто видели впервые.

Мелисса смотрела с загадочной полуулыбкой, легонько поглаживая пальцами шерстяной плед на коленке. Выглядело это так, как если бы Кэрроу наблюдала за дебютным танцем талантливого, но не опытного подопечного. Мелина сжимала пальцами подлокотники кресла, и ее острое обнаженное плечо выглядывало из-под мантии. Она соскользнула с нее, когда на колени МакМиллан забралась змея, но Мелина так и не поправила ее, и только смотрела на Реддла, не двигаясь.

Том медленно повернулся вокруг своей оси, стараясь не пропустить ни одной пары глаз.

Он наслаждался вниманием, как наслаждаются солнечными лучами, проливающимися с неба весной после затяжных черных дождей. Он пил с лиц людей их восторг, восхищение, ужас и неверие, пил и чувствовал, будто что-то поднимает его наверх, возвышает его над остальными, делает его не просто особенным — делает его совершенно уникальным.

Его глаза встретились с глазами Вальбурги. Она коротко, заметно сглотнула, втянула носом воздух, и машинально схватилась пальцами за нарядную брошку на груди, стянув бархатную ткань. Друэлла едва дышала, приоткрыв рот и выпучив красивые, заплаканные глаза. Ее лицо замерло на грани между робкой улыбкой и восхищенным ужасом.

Тишина густела, как сахарный сироп, и пульсировала в такт десяткам взволнованных, растревоженных, пораженных сердец.

Том подергал себя за ворот, дышать стало тяжело.

Посреди мертвенно-бледной зелени он видел всполохи жирных ало-оранжевых, стыдливо-желтых пятен, и вместо человеческих голов повсюду вертелись разноцветные тугие сгустки эмоций. Эмоции залезали внутрь его головы, и за ними совершенно потерялись собственные чувства. Он переставал быть собой.

Том сморгнул, сделал шаг в сторону, потом еще один, и пошел на ватных ногах в сторону спален, двигаясь боком. Колени подгибались.

Взгляды, как привязанные на веревочках, неотступно и молчаливо следовали за ним. Безмолвный хор голосов вторил звенящей, бурлящей от невысказанных вопросов, тишине.

Стоило Тому уйти, как клейкие взгляды облепили Реджи и Натана. Первый шок спал, и те, кто побоялись говорить в присутствии Реддла, вздохнули первыми, потянулись вперед к мальчишкам, как оголодавшие инферналы, и нарастающий гвалт голосов смял последнюю преграду.

Тома тошнило всю ночь.

Ему снилась всякая гадость, вроде Реджи со змеиной головой и Натана, у которого руки покрылись чешуей, с которой капала слизь, а Вальбурга бегала вокруг, таская на руках тряпичную куклу с лицом Друэллы, остервенело трясла ей в воздухе, так что от куклы по частям отваливались то руки, то ноги, и смеялась, смеялась, смеялась…

Утро застало Тома в душном липком поту, пропитавшем простыни насквозь. В подземельях не было дня и вечера, здесь не всходило солнце и не слышалось пения птиц, так что он долго ворочался с боку на бок, ежечасно сверяясь с часами, пока не пришла пора вставать. Ко всему прочему, Том опоздал. Сонные толпы студентов, коих он обычно избегал, теперь мешали идти, и он плелся за ними, совершенно обессилевший от волнения и ночных кошмаров.

Кажется, вместо учебника по истории магии, он случайно засунул в сумку «Историю Хогвартса». Том резко остановился, напрочь расплющенный этой «последней соломинкой», и в него чуть не врезались две девчушки. Они шли бок о бок и держались за руки.

— Я так волнуюсь! — громко восклицала Лиза Эппл, чьи волосы сегодня были заплетены в короткие косички и подпрыгивали при ходьбе. Вся ее сумка была обклеена рисунками фей и единорогов. — Вчера мама написала, что снова была перепись, и мой брат попал в списки. Если начнется война, ему придется… — Она порывисто вздохнула и помотала головой. — Я очень за него боюсь!

— Глупости, Лиз, — вторила ей коротко стриженная девчонка с толстыми бровями. Гриффиндорский шарф волочился за нею следом. — Ты же теперь волшебница! Ты его спасешь.

— Но мне нельзя колдовать, а мой брат — человек, — Лиза шмыгнула носом. — Дурацкие правила.

— Зато мне колдовать можно, — сообщил Дэвид Моррисон, проплывая мимо с загадочным лицом и новенькой, сверкающей метлой в плотной ладони.

— Ты поможешь? — маленькая Лиз задрала голову, с детской надеждой уставившись на такого огромного для нее загонщика.

— Конечно, малышка, — Дэвид потрепал ее по макушке. — Все будут помогать.

Том только поджал губы. Он и думать забыл про неволшебный мир. Начиналась какая-то война, какие-то люди заключали какие-то пакты, а какие-то люди кого-то убивали. Полная бессмыслица.

На входе в Большой зал пришлось пробираться через настоящую толпу.

Студенты замирали в дверях, глазели на что-то и потом, перетоптываясь с ноги на ногу, шли к своим столам, выворачивая шея и головы. Небывалый ажиотаж привлек и парочку преподавателей, в числе которых оказался Слизнорт. Том видел поверх толпы, как тот подобрался к чему-то сокрытому за спинами студентов, поглядел, перегнувшись через чужие головы, и удивленно крякнул.

Том рыбкой протолкнулся через учеников, почти вылетел к изумрудному столу и остановился так резко, будто его ботинки приклеили к полу.

Дюжины две упитанных, разномастных сов с роскошным опереньем и золотыми именными табличками на лапах бродили по скатерти, деловито выклевывая с тарелок кусочки бекона и хлеб. Одна темно-бурая, важная сипуха часто-часто махала крыльями, зависнув в воздухе и засунув клюв в кубок с соком. Слизеринцы тянули руки к своим питомцам, гладили их, чесали за ухом и со смехом уворачивались от рассерженных клювов. Сегодня здесь царила небывалая атмосфера парящего веселья и беззаботности, будто у всего факультета случился праздник, вроде дня рождения первого чистокровного волшебника или столетия со дня создания Тайной комнаты.

Дорея сидела с самого краю, размеренно постукивала по столешнице пальцами и отрешенно наблюдала, как птицы топчутся по яблочному пирогу и тарелкам с омлетом. Она отгородилась от происходящего сдержанной полуулыбкой и кувшином молока, и единственная не вовлекалась во всеобщее обсуждение.

— Том! — полушепотом воскликнул Натан, вскакивая со скамьи. Он подбежал, коротко схватил его за руку и тут же отдернул. — Мы с Реджи тебя ждали у спальни целую вечность. Даже стучали. Но ты все не выходил, и мы решил, что ты уже ушел, — он заискивающе улыбнулся.

Слизеринцы, отыскав глазами Редлла, заинтересованно притихли, отошли от сов и расселись на скамьях, как полагается. Не переставая, впрочем, глазеть на юную легенду. Судя по всему, Натан хорошо постарался и прожужжал уши всем, кто мог слушать и соображать, о том, кто такой Том и чем он примечателен.

— Что тут происходит? — Том неуверенно прошелся глазами по столу туда-сюда, пытаясь найти подходящее место, но по пустующим частям лавки уже вовсю расхаживали совы.

— О! Это… это почта, — Натан засветился довольной улыбкой и небрежно кивнул на птиц. — Ждут тебя.

Реддл смерил его коротким очумелым взглядом, осторожно приблизился к столу и отступил, когда совы отвлеклись от кушанья и разом посмотрели на него выпуклыми желтыми глазами.

— Э… Так, давай начнем с тебя, — пробормотал Том, и отвязал письмо от ближайшей птицы, оглянулся, не зная, куда его положить, и сунул в руки Натану. Тот обязанности лакея воспринял с небывалым энтузиазмом, не хватало только серебряного подноса.

Постепенно стопка писем в руках Натана росла, а количество сов уменьшалось. Они благодарно угукали, важно и одобрительно цепляли Тома за палец и улетали из зала через круглые окна под самым потолком.

Настоящая почта.

Настоящие совы принесли ему настоящие письма от живых людей. Волшебников.

Реддл даже не взялся за завтрак. Закинул в рот какой-то мятый сандвич, рывком опрокинул кубок, после чего вырвал письма из рук Натана и быстро затолкал в сумку. Вся школа следила за его действиями с животрепещущим интересом. Он прямо видел, как сейчас какой-нибудь когтевранец откроет свою толстенную амбарную книгу и начнет выписывать вензеля: «Утром, третьего декабря, тысяча девятьсот тридцать восьмого года, Том Реддл получил сорок три письма, положил их между домашней работой по зельеварению и журналом по трансфигурации, съел сандвич, состоявший из пяти листиков зеленого кудрявого салата и трех ломтиков…»

— Я на урок, — коротко буркнул Том Натану, не подняв глаз. Кое-как застегнул сумку и спешным шагом бросился прочь. Тонкие голоса волочились за ним, словно листики, приставшие к ботинку.

Первые два занятия проходили совместно с когтевранцами, и весть о способностях Тома неизлечимым вирусом поразила еще один факультет. К обеду половина школы цепляла друг друга за рукава в коридорах, смакуя подробности, о которых Том не имел ни малейшего понятия, и продолжала разносить заразные новости.

Том был совершенно растерзан подобным вниманием.

Пару недель назад, в библиотеке, корпея над очередным томом заклинаний и выписывая основные виды левитации в толстый ежедневник, он в очередной прогуливал квиддич. Том Марволо Мракс, наследник двух древнейших родов, лучший ученик первого курса, был вынужден пылиться среди массивных книжных шкафов, потому что Винки Крокетт неустанно отпускал шуточки «про Тома и метлу». И всего за пару минут нелепого, толком не отрепетированного представления, все его прегрешения были забыты, и на Тома обрушилась мучительная популярность. Слизеринцы глядели на него, как и положено — с почтением и страхом, но вот все остальные…

Том чувствовал себя королевской коброй, запертой под стеклом в зоопарке. По другую сторону от сопливых носов и глупых визгов.

На обед он не пошел, заперся в комнате и разорвал письма руками. В письмах оказались приглашения.

Многочисленные отпрыски благородных семейств показательно каллиграфическим почерком вывели длиннющие оды в честь него, Тома, а также прислали настоятельные рекомендации посетить именно их поместья вовремя предстоящих каникул. Были и совершенно бесполезные послания от многочисленных девчонок, чей текст даже на бумаге выглядел тошнотворно визгливым и прилипчивым.

Среди многоцветья старинных, вычурных гербов, обрушившихся на Реддла пестрым ворохом, Том не обнаружил лишь гербовой печати Блэков. Он перерыл кипу несколько раз и под конец раздосадовано бросил ее целиком в камин.

Лестрейнджи, Яксли, Гринграсс, Флинт, Розье, МакМиллан, Кэрроу…

Бессмысленный набор букв.

Том поднялся и начал остервенело, по-маггловски оттирать щеткой мантию от невидимой пыли. Острая обида раскаленным шипом жгла изнутри, только подогревая злость еще больше. Под конец он раздраженно набросил мантию, орудуя пальцами быстро, как лукотрус, застегнул пуговички и разгладил волосы.

Если Блэки к нему подойдут, ух, он на них и взглянет! Так, что они навсегда это запомнят!

И когда мгновением позже Вальбурга Блэк настигла его в гостиной, он повел себя, как полный идиот.

Сногсшибательная, затянутая в тугой корсет с черным мерцающим воротом, маленькой пушистой муфточкой, в которой она держала руки, Вальбурга вошла через портретный проем, остановилась и внимательно обвела глазами комнату. Живой, слишком живой для нее румянец, нежно трогал ее за щеки.

Весь ее вид говорил, что она выполняет сверхважное и крайне сложное поручение. Полудетские черты лица в обрамлении дорогих мехов смотрелись нелепо ровно до того момента, пока Вальбурга не испускала эту свою особую, разрушительную, нетерпеливую энергию во все стороны, как отравленные шипы.

Наконец, она обнаружила Тома, поправила ворот и поясок из змеиной кожи, после чего неотвратимо двинулась к мальчику. Она шла вперед так чопорно и воинственно, что Том на секунду задержал дыхание.

Никогда он не встречал таких девчонок, как Вальбурга Блэк. Она и девчонкой то не была — скорее, привидением, беспокойным духом, заточенным в слабое человеческое тело.

Антрацитовая взвесь на вороте Вальбурги замерцала под стать темному камню, что венчал мантию и зловеще сверкал прямо под горлом, в маленьком вырезе на бумажно-белой коже. Вальбурга по-детски повела маленьким носом, будто собиралась чихнуть, но тут же взяла себя в руки. Жесткие пальцы, обтянутые черной перчаточной кожей, протянули Тому запечатанный конверт.

Том жадно посмотрел на письмо и попытался его открыть.

Этих дурацких гербовых печатей он сегодня сломал ни один десяток и ни разу не задумался, а тут сургуч маслился в спотевших пальцах и никак не желал поддаваться.

Гостиная наблюдала безмолвно и делала ставки, словно на их глазах несмышленый молодой паук пытался сожрать жирную муху, притащенную матерью, да никак не мог справиться.

Наконец Том сообразил, что он делает не так, и дрожащими руками нащупал палочку. Натан издал едва слышный облегченный вздох. Магическим образом он оказывался где-то поодаль от Тома, выныривая то из-за угла, то из коридора, то просачиваясь в приоткрытую дверь.

Стоило прикоснуться палочкой к гербу Блэков, как он растекся темной кляксой и впитался в бумагу, оставив свою точную копию на кремовом пергаменте. Письмо развалилось, являя Тому образцовый мелкий почерк, выведенный до последней запятой с таким усердием, словно за малейшую ошибку писавшему отрубали по фаланге пальца.

Том моргнул.

Письмо было не на английском.

Он тяжело задышал, чувствуя, что сейчас просто провалится под сами подземелья ко всем чертям, а затем леденящее спокойствие вместе с пониманием хлынуло на него, и когти в горле разжались.

Это был змеиный язык. Парселтанг, как назвал его Натан.

Том понятия не имел, откуда Вальбурга взяла это письмо, но это было без сомнения змеиное наречие и свежие чернила.

Он исподлобья глянул на нее, она выжидательно подняла брови.

«Я счастлив приветствовать наследника великого Салазара Слизерина в его новом доме и счастлив знать, что наша кровь не исчезла бесследно и продолжает возносить свое величие в мире смертных».

Больше на пергаменте ничего не было. Том удивленно поднял голову.

— Прочти, — сухо молвила Вальбурга, будто объясняла ребенку, как пользоваться ложкой.

Том открыл было рот, чтобы возразить, потом закрыл. Затем открыл снова и наконец прочитал слово в слово то, что было написано. Мгновением позже на пергамент словно пролили лимонный сок. Тягуче медленно, нехотя, по центру бумаги начали проступать строчки буква за буквой.

«Семья Блэк имеет честь пригласить Тома Марволо Мракса, преемника величайшего из волшебников Салазара Слизерина, носителя изначальной крови, потомка истинного рода, в наш дом, дабы личным приветствием укрепить союз, что никогда не распадался между вернейшей из вернейших семей и прародителем исконной магии».

Том понятия не имел, что нужно сделать сейчас.

Высокопарные сложные фразы, от которых несло скупой официальщиной, выветрились из его памяти, как цветочная пыльца. Тишина затягивалась, и оттого становилось все страшней, а в воздухе запахло грозой.

— Том получил твое приглашение, Вальбурга. Он даст свой ответ завтра к полудню, — протараторил Натан, появляясь уже с совершенно другой стороны и вызывая в Вальбурге не иначе, как дрожь омерзения.

На этом обе стороны не без облегчения разошлись.

Реджи и Натан ретировались в спальню к Тому, стараясь степенно ставить ногу и держать голову прямо. Минутой позже они вломились в комнату Реддла, обессилено рухнули кто куда и некоторое время дружно молчали. Сказывалось напряжение последних суток и общая парадоксальность ситуации. Ведь всего с месяц назад они чуть не поубивали друг друга.

— Вот. Это. Да. — Наконец выдохнул Натан, крутя в пальцах письмо туда-сюда. — Я и не знал, что у них есть такая магия!

Он взобрался на кровать вместе с Томом, болтал ногой и то и дело выдавал какую-нибудь потрясенную реплику, пока Том приходил в себя, а Реджи украдкой ковырялся в носу и глядел на Тома с благоговейным ужасом. Он примостился у тумбочки на полу и глазел на друга, что так легко и просто завел дружбу с местной звездой, и тихо завидовал.

— Нет, серьезно! — воскликнул Натан, легонько толкая Тома в плечо. — Блэки, понимаешь? Блэ-ки.

— Какая магия, Натан? — перебил его Том.

— О… Прости, Том, все время забываю, что ты ничего не знаешь, — ляпнул Розье совершенно без подначки. — Это такая магия… ну… ты должен прочитать зашифрованные слова на змеином языке, и тогда то, что скрыто, откроется. Не змееусты тоже могут пользоваться языком, но вот только откуда они взяли слова?..

— Но я прочитал их на английском.

Натан поперхнулся, Реджи пораженно уставился на Тома снизу вверх.

— Ты… вся гостиная слышала, Том. Ты говорил на парселтанге. Мы не поняли, что, но ты говорил на нем. Сложно сказать, но это такое… чувство… Бр-р-р! — он встряхнулся. — Как будто кто-то залезает тебе под кожу и начинает там…

— Ползать, — буркнул Реджи и тут же уставился в пол, но Том не обратил на него внимания.

— Да! Именно! — Натан хлопнул руками по тощим ногам.

Том уставился на Натана во все глаза.

— Ты не заметил?.. — Розье вытаращился в ответ.

— Я не… я не всегда замечаю, — пожал плечами Том, криво улыбнувшись. — Это само собой происходит.

— Это потрясающе… — Натан заболтал ногами еще сильнее, глядя на Реддла круглыми замаслившимися глазами. — Слушай, завтра в полдень, обязательно, чтобы все были вокруг, подойдешь к Вальбурге, скажешь спасибо и согласишься.

Том помедлил, но все-таки задал каверзный вопрос:

— А могу я не соглашаться?

Если бы Реджи сидел на тумбочке, он бы с нее рухнул. Розье некоторое время похлопал ртом, совершенно растерявшись, но наконец водрузил на место былую уверенность и натянуто улыбнулся.

— Том… Э… Не пойми неправильно, ты — Слизерин, и все такое, но отказываться от благосклонности Блэков — все равно, что плюнуть в королеву Англии. Нет. Пожалуй, даже хуже, — призадумался он.

— Нет уж, — вдруг отрезал Том.

Он встал с кровати, отобрал приглашение Блэков у Натана и бережно положил его в верхний ящик своей прикроватной тумбочки. Ящик задвинулся с сухим щелчком защитных чар.

— Вальбурга пригласила меня в свой дом от имени отца, так? — Том дождался неуверенного кивка Натана и продолжил: — Значит, она посланник. Лакей. И она должна была передать приглашение не мне напрямую, а через… Что?

— Ты только что назвал Вальбургу лакеем, — ошарашенно сообщил Натан, будто повторял это большей частью для себя.

— Да, — просто подтвердил Том. Он посмотрел поочередно на Розье, потом на Лестрейнджа, но те глядели на него, не в силах определиться, на чью же сторону встать. — Разве я не прав?

— Формально… — очень тихо пробормотал Натан. — Но я был бы не прочь, наверное… однажды услышать, как ты… делаешь это лично.

Узкие, скользкие черты Натана пришли в движение, и с каждым словом крошечная улыбка на его лице растягивалась все сильнее. Розье определился.

Реджи исподлобья смерил его взглядом, поворочался на ковре и неловко подтянул под себя ноги, но ничего не сказал.

— Ты хочешь, чтобы я сообщил Вальбурге твой ответ? — осторожно уточнил Натан.

— Нет. Не в этот раз, — Реддл мотнул головой под облегченный вздох Розье. — Что будет дальше?

— Дальше Вальбурга скажет, когда ты приглашен. Наверное, это будут рождественские каникулы… — Натан мечтательно закатил глаза. — А потом, быть может, ты даже будешь участвовать в сезоне. Или нет, потому что нам еще слишком рано. Но летом ты должен приехать к нам, к Розье. Отец будет вне себя от счастья, если я приведу тебя…

Он говорил и говорил, и говорил, в то время как Реджи молчал и молчал, и молчал. Они были идеальным, практически единым организмом, связанным воедино очень странной, непонятной Тому, связью.

Том отступил на несколько шагов к стене, со стороны наблюдая за новоиспеченными «друзьями». Его жутко колотило, и он не сразу почувствовал душный жар и пот, испариной выступивший на лбу. Еще Тому очень хотелось улыбаться. Вернее, его лицу.

Он искоса взглянул в длинное зеркало, потом бросил взгляд на Реджи и вздрогнул. Лестрейндж, разрывающийся между желанием быть подальше от Тома и желанием стать значимым и популярным, сидел на полу весь красный, ненароком вытирал лицо рукой и дышал, приоткрыв рот, как собака. Страх, алыми пятнами проступающий на его лице, передавался Тому одновременно с лоснящейся улыбкой Натана и его быстрыми суетливыми движениями.

Он будто проваливался внутрь их голов, становясь мешаниной чужих образов и мыслей.

— Натан, — негромко сказал Том.

— Да? — встрепенулся тот.

— Поговорим позже.

Том чуть качнулся, изнывающий от желания поскорее снять с себя плотную мантию, засунуть голову под воду и с мясом вырвать из груди чужой, зудящий страх и бессмысленное веселье.

Лицо Натана вытянулось, как у хомяка, что по ошибке съел и свою, и чужую порцию, но он быстро взял себя в руки и часто закивал.

— Пойдем, Реджи, — сказал он, вцепляясь в Реджи рукой и с небывалой силой в тощем теле поднимая друга на ноги.

Натан кивнул Тому, отряхнул мантию Реджи, будто заботливая мамочка, потянулся к двери и тут же испуганно отдернул руку.

Хогвартс словно бы подпрыгнул. По нему пронесся нечеловеческий вой волшебной сигнализации, ударившись в зазвеневшие стекла, выдал три длинных, пронзительных вопля, а затем все также внезапно стихло.

Том и Натан ошеломленно уставились друг на друга, пытаясь понять, что это было. Через несколько минут завороженной тишины в коридоре послышалась возня, ученики загомонили, вываливаясь из спален и стекаясь в гостиную, откуда уже доносился сварливый голос невыспавшегося Слизнорта.

Натан распахнул дверь, вылетел в коридор, врезался в кого-то и тут же утонул в толпе, впитавшись в нее, как вода в губку. Через несколько минут он вернулся вместе с Винки Крокеттом.

— Что там?! — выдохнул Реджи, который совсем сошел с ума от того, что так долго торчал с Томом в комнате один.

— А… Авроры обходили школу, а там… — Крокетт белозубо улыбнулся. — Поттера нашли рядом с новой меткой Грин-де-Вальда, а он дал деру прямо через окно и нарвался на защитную сеть! Он все-таки один из нас!