Лисье чадо (джен)

— Ф-фух. Хвала Мерлину. Я почти поверил, что эта безумная драма затянется на года...

— Они умницы! Ох...

— Эй, только не плачь — смотри, дивная картина. Счастливые, обнимаются, а Нюнчик истекает ядом. Чего еще желать!

— Д-джеймс!

— Ну, что? Дождаться не могу, когда Бродяга сварит этого слизняка в его собственном котле.

— Северус помогал Гарри.

— Ага. Видели мы, как он помогал. Не ты ли, помнится, рычала и клялась являться ему в кошмарах до конца жизни?

— Ох. Ну это ведь неважно, правда? Теперь все... хорошо.

— Особенно если шавка не угробит нашего сына. Что? Никогда не думал, что скажу это, но Блэку не помешало бы немного...

— Повзрослеть? Не это ли я твердила с третьего курса, Джеймс Поттер!

— Ты умница, Лили, я разве спорю? Не переживай. У них есть Рем — вот на кого можно положиться. Школьный учитель, кто бы мог подумать...

— У него всегда была голова на плечах.

— Эй, а у нас?

— А у вас в мозгах гулял ветер и порхали снитчи, Джеймс. Хочешь возразить?

— Да нет — говорю же, ты умница. И они тоже. Наконец-то стало...

— Спокойно.

— Да. Спокойно.

* * *

...они толпятся в коридоре — огромная жужжащая гусеница. Неповоротливая, трется боками о стены, задевает портреты — старики ворчат и грозят заколдовать насмерть, но пугаются только идиоты-перваки из маггловских семей, которые так и не постигли за год основные законы магического мироустройства.

Сириус подталкивает в спину очередного первогодку, который застыл перед портретом какого-то отчаянно брюзжащего хмельного рыцаря:

— Топай вперед.

— Но я... — мелочь задыхается от неловкости. — Я случайно задел локтем этого господина, и там стерлась краска...

— Нахальный юнец! — рыцарь потряхивает щитом — красный крест размазан в нелепую кляксу. — Щенок непочтительный! Я покажу тебе...

Сириус закатывает глаза и за воротник уволакивает первогодку вперед.

— Триста лет назад у него там стерлось, идиот. Ты бы еще с психопатом Кэдоганом языком почесал — так до поезда и не добрался бы. Давай, шевелись.

Рем ухмыляется за спиной:

— Приступ филантропии?

— Отвали, — просто говорит Сириус и не глядя пихает в бок хихикающего Питера.

...во дворе толпа рассыпается, стук ботинок по камню сменяется мерзким хлюпаньем. Улица затоплена трехдневным ливнем, а сверху до сих пор капает — лениво и как-то нехотя. Студенты подбирают полы мантий, бурчат и пытаются накладывать грязеотталкивающие чары — а те же магглорожденные месят грязь резиновыми сапогами и только плотнее запахивают короткие куртки. Сириус с наслаждением шагает прямо в пузырящуюся мешанину из травы и грязи и оглядывается. Рем накидывает капюшон и топит в грязи старые кроссовки, Хвост с несчастным видом достает палочку.

— Мне нельзя мочить ноги, — извиняется.

Кто-то показывает на горизонт и корчит гримасы — там сквозь выжатые почти досуха тучи пробивается солнце, а над Хогсмидом висит чернильная темнота, как назло. Сириус на миг закрывает глаза — если не видеть, как вдалеке поднимаются к

тучам клубы пара, может показаться, что год только начался и это — первые выходные в Хогсмиде, и они делают ставки — насколько располнела трактирщица в "Трех метлах", изъяли из продажи перья-шептуны или нет, сможет Питер на спор стащить лакричного дракона или струсит...

Слышится всплеск и громкая ругань — мелкотня, конечно, устроила потасовку. Нелепая куча тел в неглубоком овражке, визг и сопли.

— Ну вот, — Рем вздыхает, — я сейчас.

— Приступ куриного квохтанья?

— Бродяга, — улыбается он, — отвали. Я не вижу поблизости других старост.

— А где Лили? — Питер вытягивает шею, но Рем по-приятельски кладет руку ему на плечи.

— Лили там, где ей не до малышей, Питер.

Это точно. Коротышке с его отвратительным зрением не высмотреть в толпе и великана, но Сириус легко зацепляет их взглядом — долговязый Джейми и лисица в маггловском плаще и дурацкой желтой беретке. Именно в эту секунду она оглядывается, взволнованная и нелепая, волосы распушились точно перья у курицы — вот уж в ком наседка не дремлет. Она почти выскальзывает из рук Джейми, но замечает Ремуса, который с ангельским выражением лица склоняется над кучей

извазюканных тел, и замирает. Джеймс что-то говорит — наверное, расхваливает педагогический талант Лунатика — и она, смеясь, отворачивается.

Джейми повезло — у лисицы сегодня хорошее настроение. Сириус фыркает.

— Что? — тут же подскакивает Питер, но вместо ответа Сириус сворачивает с тропинки к вспененному возней оврагу.

Он вырастает за спиной Рема и, ухмыляясь, интересуется:

— Грязи решили наесться, мелкотня?

— Пошел ты! — доносится из кучи.

— О-о, — тянет Сириус почти с удовольствием, — и кто это такой смелый, а, недорослики?

Взгляд у Рема очень выразительный — "угомонись, идиот".

— Не устраивай цирк, — говорит он вместо этого тихо, и Сириус отступает на шаг.

Это его лицо — лицо "я знаю, что ты делаешь" — как же это раздражает! Улыбка выползает постепенно, Сириус пожимает плечами нарочито картинно — "никакого цирка, приятель, ты о чем?".

Он и сам не знает, что и зачем он делает — мелкие засранцы ему мешают, вот и все. Мешают ему шагать по гребанной жиже в сторону Хогсмида, потому что его друг вынужден изображать маму-утку, черт возьми!

— Мне не нравится, — говорит Сириус почти ласково, — когда какие-то сопляки мне хамят.

— Я думаю, ты это переживешь, Сириус.

— Я не хочу это переживать, Ремус. — Куча-мала притихает — ни всплеска, ни возгласа. Ремус смотрит на Сириуса, не моргая. Но нет, нет, это смешно — этот взгляд-вызов опасен только на волчьей морде. Сириус растягивает рот в улыбке. — Я хочу научить кое-кого вежливости.

— Не самое подходящее время.

— Правда?

— Правда, Сириус.

— Что, — он хмыкает, сотрясаясь всем телом, — ты думаешь, звук собственного имени меня успокоит? А?

— Кончай это, — Рем морщится, словно ему противно даже смотреть на Сириуса — и это как пощечина.

Сириус не знает, что сделает в следующее мгновение — что-то яростное готово выплеснуть наружу — насмешкой, ударом, проклятьем... Кто-то сзади обхватывает его за плечи и легко встряхивает.

— Эй, чего ты кипятишься, дружище? Запугиваешь детишек, а им и так вон сыро, — Джеймс смеется над самым ухом, тихо и заразительно. — Что вы тут застряли-то? И охота по такой погоде дурью маяться, а. Так. Эй, вы, — он указывает на потерянных первогодок — те следят за его рукой, словно завороженные, — встали и потопали отсюда, живо! Устроили тут пляски в колыбельке, я не могу! Брысь, бегом! — он делает страшные глаза, и перемазанные с ног до головы первогодки поспешно возвращаются на тропинку и, то и дело оглядываясь, топают к деревне.

У Лисицы тот же взгляд, что у Рема, это чертово понимание — но раздражения больше нет. Сириус лениво пытается стряхнуть с плеч тяжелую эту руку, но сдается после нескольких попыток — если Джеймс решил прилипнуть, от него не отвяжешься. Это просто как день. Сириус невпопад улыбается — Джеймс подтрунивает над Ремом, но Сириус, слыша каждое слово, не может уловить смысл.

Лисица смотрит прямо, не отвернешься, и — ошарашено? Но вдруг с нее словно сходит оцепенение — она прищуривает глаза и шепчет одними губами: "Идиот".

...паровоз свистит долго и пронзительно. До платформы еще сотня метров, но жар распаленного, готового сорваться с места состава уже согревает бредущих под дождем студентов.

Они идут все вместе. Питер с Ремом обсуждают экзамены, Джейми с Лисицей — всякую ерунду. Сириус отстранено слушает то один, то второй разговор, наблюдая, как скапливаются на желтом вельвете капли дождя.

— Знаешь, что кажется мне странным?

— Хм?

— Никто не пользуется зонтиками! В Косом переулке есть целая лавка с зонтами, а в волшебном мире никто не носит зонтов. Одно заклинание — и ты спасен. Глупо как-то выходит.

Джейми прижимается носом к ее макушке — лишь на мгновение, невинное прикосновение, но от него в толпе студентов становится гораздо меньше жадных взглядов. Это легко заметить — точно невидимая волна прокатилась и смела любопытных. Таращились миг назад — а вот им уже интересно полюбоваться на вспененное дождем озеро или на грязь на своих ботинках.

Джеймс отстраняется, и уже можно наверняка предположить, что заговорит он сейчас своим голосом-для-будничных-вещей, голосом-для-всякой-фигни.

— Зонт в магическом мире, Лили, это один из способов отвести глаза магглам. Есть всякие бредовые истории о том, как какого-то важного господина времен инквизиторских потех сожгли за то, что не пользовался зонтом. Обвинители негодовали: идет, дескать, такой важный и от дождя не морщится! Ясное дело, колдун...

— Выдумываешь ты, Джеймс Поттер.

— Откровенно говоря, продаю за что купил, — признается он и смущенно ерошит волосы. — Но ведь красивая сказочка, а?

Паровоз пыхтит и свистит, заглушая разговоры. Сверкает вымытыми черно-алыми боками, запотевшие стекла изнутри подсвечены желтым — только час пополудни, но в вагонах уже горит свет. Из-за дождя, наверное, рассеянно думает Сириус. Ему вдруг приходит в голову, что это первый раз, когда из Хогвартса он уезжает в такую хмарь.

Изнутри паровоз пропитан запахами кожи, воска и жженого угля, откуда-то уже доносится звон монет и скрип продуктовой тележки — наверное, мелкотня уже закупается сладостями.

Лисицу утаскивает в конец вагона толпа девчонок, Рема окликают когтевранские старосты — решают вопросы дежурства по вагонам; Хвост утыкается носом в стекло и пялится на платформу, Джеймс с идиотской улыбкой разглядывает стену — Сириус уже думает пощелкать пальцами у него перед носом, как со спины его вежливо оттесняют в сторону.

— Позволь пройти. Сириус.

Сириус машинально отступает и, повернув голову, натыкается на процессию слизеринцев. Все как один — сухие, в застегнутых наглухо плащах. Усмешка появляется невольно. Сириус хочет передразнить, ответить тем же высокомерным "Регулус" и поклониться, но в последний момент хмыкает:

— Привет, Рег. Конечно, конечно. Ползите, змейки.

Регулус задерживает на нем взгляд лишь на мгновение — но этого достаточно, чтобы заметить полыхнувшую ненависть. Напряжение трещит в воздухе. Хвост отлепляется от стекла, Рем отвлекается от разговора, Джеймс делает шаг вперед. Они все ждут, что слизеринские гады выпустят клыки, но те и не тянутся к палочкам. Даже словами не выпрыскивают яд — только смотрят надменно и равнодушно.

По спине пробегают мурашки. Сириус впивается взглядом в брата — что, что вы скрываете, паршивцы, что у вас на уме, черт возьми?!

Регулус разглядывает лужицу грязи под ногами у Сириуса. Улыбается тонко, почти незаметно.

— Надеюсь, ты вытрешь ноги перед тем, как войти домой, Сириус.

Они проходят мимо, один за другим, а Сириус не может сказать ни слова — в глотке что-то мешается.

— Что с тобой?

Джеймс провожает слизеринцев почти равнодушным взглядом. Что, Джейми, теперь тебе не до них?.. Что ж, тебя можно понять. Ты сыт и доволен — вот отчего твое безразличие. А они...

Сириус пожимает плечами и манжетой протирает запотевшее окно. Суматохи на платформе почти нет — со стороны школы подтягиваются опоздавшие, но их мало. Хогвартс-экспресс скоро тронется.

— Идемте, — вместо ответа зовет Сириус, — посмотрим, не занял ли кто наше купе.

— Ты же его подписал, — фыркает Джеймс. — В трех местах.

— Некоторые тупицы плохо читают.

— Им придется научиться, — плутоватая улыбка появляется на лице Питера, и Сириус улыбается в ответ: