Слепой сон (джен)

— Кто твой отец?

— Вот этот.

— Может, тебя усыновили?

© «Назад в будущее»

Со смирением истинного буддиста я флегматично болталась в объятиях воодушевленного и радостного отца, который торжествующе подпрыгивал со мной на руках и заставлял мою голову взрываться острой ноющей болью. Конечно, я была очень рада, что он приехал, и я долго ждала этого момента, но радостное событие было омрачено раскалывающейся головой, которая донимала меня с самого утра. Нет, я правда была счастлива, но отцовская радость могла бы быть не настолько бурной. И его голос мог бы быть потише. И может, он поставит меня уже на место?

— Отец! — попыталась утихомирить Конрада я, и он, опомнившись, поставил меня на пол. Слава богу, эта пытка закончилась.

— Но, доченька, я так по тебе соскучился, — засюсюкал Конрад, и меня от этого слащавого тона чуть ли не замутило. Я прокашлялась, пытаясь скрыть недоумение: по большей части почти все обитатели усадьбы на Песчаных холмах относились ко мне как ко взрослому человеку и воспринимали всегда серьезно, не делая скидок на возраст (кроме доктора Милтона, но он был тем исключением, которому это позволялось). Конечно, взрослые в любом случае относились ко мне с некоторой долей снисходительности, но все равно я в их глазах в любом случае была молодой госпожой, наследницей своей семьи, а также хозяйкой этого поместья, потому отношение ко мне было соответствующее, и меня это вполне устраивало. Я, конечно, могла капризничать при Гленне или могла позволить себе какую-нибудь детскую выходку, но эти случаи были очень редкими, обычно мне это было малоинтересно.

И уж тем более никто никогда не позволял себе сюсюкать надо мной.

Мне было добрых тринадцать лет и большую часть этих тринадцати лет, по словам Гленна, я родителей не видела. И, более того, едва ли я знала этого мужчину сейчас, когда моя память была мне недоступна. И его неадекватное поведение… Я была ошеломлена, деморализована и не знала, как реагировать на подобное отношение, а внутри где-то в районе солнечного сплетения нарастал жаркий комок, гулом отдаваясь в ушах. Мне трудно было подобрать ему описание, но подсознательно я чувствовала, что это что-то нехорошее. Я глубоко вздохнула и вцепилась в деревянные четки, перебирая их и пытаясь успокоиться.

Четки перед отъездом подарил мне Фонг. Мы провели рядом друг с другом всего неделю, но он смог заметить, что порой у меня было совсем плохо с самообладанием и бывали дни, когда эмоционально я была нестабильна (выразился он тогда очень аккуратно, но мне показалось, что он смягчил фразу «Ты бомба замедленного действия, Зои»). Потому он подарил мне эти буддийские четки, которые вырезал когда-то и отшлифовал собственными руками, чтобы они помогали мне успокаиваться. Не для того, конечно, чтобы перебирать их и подсчитывать количество молитв, а чтобы просто считать аккуратные ровные бусинки — это было хорошей альтернативой дыхательной гимнастике. К тому же запах сандалового дерева отлично меня успокаивал, я заметила, что до дыхательной гимнастики теперь доходило редко.

— Конрад, — поспешил вмешаться Гленн, заметив мое состояние, — вы, наверное, проголодались и устали с дороги, я провожу вас в вашу комнату и распоряжусь об обеде.

Я выдохнула с облегчением, когда Гленн почти насильно увел Конрада в приготовленную специально для него спальню. Почему-то поведение отца показалось мне неправильным, словно я привыкла к совершенно другому. Только вот к чему?..

В задумчивости я направилась в сторону «медицинского блока», как со смехом называл эту комнату доктор, чтобы попросить что-нибудь от головы. В последнее время головные боли были нередкими незваными гостями, и это было опасной тенденцией с учетом того, что совсем недавно у меня было сотрясение мозга, и я потеряла память. Стоило рассказать об этом доктору Милтону, что я собиралась проделать прямо сейчас.

Я тихонько постучала кулаком о дверной косяк, застыв в проеме — дверь была, как всегда открыта нараспашку, доктор Милтон, по звуку, копошился в своих многочисленных склянках.

— Зои, дорогая, проходите. Садитесь и подождите меня минутку, я уже заканчиваю, — послышался шорох бумаги, доктор что-то записывал. — Произвожу вот ревизию медикаментов, никогда не знаешь, какой препарат понадобится в определенный момент. Все-таки в усадьбе живет и работает много людей.

— Не торопитесь, доктор, — попросила я и с ногами забралась на койку, сжавшись в комочек и положив подбородок на колени, обхватив ноги руками.

Присутствие доктора Милтона неизменно успокаивало меня и настраивало на мирный лад, мне было спокойно рядом с ним, а почти ежедневные сеансы массажа навевали сон.

— Ну-с, юная леди, что вас беспокоит? — удостоил меня вниманием Говард Милтон и подъехал на кресле ближе ко мне. — Что-то выглядите вы сегодня очень бледно.

— Голова болит, — устало ответила я, с облегчением ощущая, как холодные пальцы доктора помассировали мне виски. Чуть-чуть стало легче.

Мой ответ всерьез обеспокоил мужчину: он проверил мне температуру, осмотрел мое горло, прослушал сердце и проверил шишку на моей голове, которая уже давно прошла.

— Странно, вы совершенно здоровы. И давно у вас приступы головной боли? — я даже не удивилась тому, что доктор догадался, что это не единичный случай, настолько была поглощена трещащей по швам башкой.

— Последнюю неделю почти через день, — призналась я.

Доктор молчал, о чем-то размышляя, я ему не мешала, наслаждаясь долгожданной тишиной.

— Сомневаюсь, что это последствия сотрясения, вы здоровы и полностью оправились после того случая, — доктор встал со стула и прошелся взад-вперед по «медицинскому блоку», глубоко задумавшись. — Но это могут быть последствия потери памяти.

— Никогда не слышала о подобном.

— Мозг человека до сих пор настолько плохо изучен... Но это возможно, потому что такие случаи бывали в моей практике. Я не хочу вас обнадеживать, но у некоторых пациентов возвращению памяти сопутствовали головные боли. Не всегда, но в малой доле случаев. Вот, возьмите, — доктор подал мне стакан с водой и, скорее всего, с растворенным в воде обезболивающим.

— То есть паниковать не стоит? — поинтересовалась я и залпом выпила лекарство.

— Осторожным стоит быть всегда, — наставительно произнес доктор Милтон. — Мне будет гораздо спокойнее, если на этой неделе мы с вами съездим в больницу и обследуем вас. Сделаем рентген, также я слышал, что в новом крыле больницы Намимори есть энцефалограф, это нам очень поможет.

— Хорошо. Мне самой стоит связаться с директором Джуном?

— Нет-нет, я сам позвоню и попрошу вас записать на прием. Отдыхайте.

Совет был дельный, но отдыхать совсем не хотелось. Я медлила, не желая возвращаться в свою комнату, гостиную или в любую другую комнату дома, куда с легкостью мог зайти мой отец, чувствуя себя в спокойной тишине лаборатории доктора словно «в домике». Мне не хотелось видеть Конрада из-за острого горького чувства сожаления, он словно одним своим появлением растерзал мои надежды и чаяния. Я не знаю, кого я ожидала встретить, но раньше я думала, что Конрад станет моим защитником, что за его плечами я буду как за каменной стеной. Просто подсознательно я рассчитывала на него и тем серьезнее стало мое разочарование, создавалось ощущение, что ему самому стоит обзавестись нянькой.

Возможно, я требовала слишком многого? Ведь у меня уже были Гленн и Кёя. Наверное, я была слишком жадной.

— Если ваша память начнет потихоньку возвращаться, — доктор Милтон успел нарушить молчание именно в тот момент, когда умиротворенная тишина могла стать неловкой, — хочу заранее предупредить, что произойдет это не сразу, а скорее постепенно, возможно, что даже во сне. В идеале, конечно, чтобы было во сне, тогда вы сможете избежать болезненных последствий.

— Но почему? Я всегда думала, что это будет как озарение, просто однажды я все вспомню. И какие еще болезненные последствия? — я нахмурилась и потерла виски.

— Это своеобразная система защиты, у мозга тоже есть свой иммунитет, — снисходительно пояснил Говард Милтон и тихонько толкнул меня в солнечное сплетение, чтобы я прилегла. Я поудобнее устроилась на кушетке, и его прохладные пальцы мягко легли мне на виски и начали массаж. Я едва не застонала от удовольствия — лекарство еще не начало действовать, голова болела до сих пор. — А на счет последствий… головные боли, головокружение, потеря ориентации в пространстве, возможны психические обострения. И, конечно же, Зои, если вы почувствуете, что воспоминания возвращаются к вам, я должен узнать об этом первым. Не Гленн, не ваш отец, а я. Вы должны будете находиться под моим неусыпным медицинским контролем двадцать четыре часа в сутки.

— Но, доктор, что, если моя память не будет возвращаться постепенно? Что, если все произойдет быстро?

Доктор напряженно замолчал и застыл словно изваяние. Я вывернулась из его рук и с заходящимся в стуке сердцем приподнялась с кушетки, поворачиваясь к Говарду.

— Надеюсь, этого не произойдет.

От Говарда Милтона вскоре я сбежала.

Хотела ли я думать о том, что сказал мне доктор? Нет, совсем нет, но тревожное зудящее чувство внутри все равно не давало мне покоя, даже если я очень старательно пыталась от него абстрагироваться. Вот уже больше месяца с момента моего пробуждения неприятности и проблемы сыпались на меня словно из рога изобилия, и иногда я задумывалась о том, чем прошлая «я» заслужила это? За какие такие грехи? Я была уверена, что предыдущие тринадцать лет жизни прошлой «меня» были скучны и однообразны, так что было не так сейчас? Или, возможно, что не так со мной?

Нет, об этом я тоже не хотела думать.

Единственное, за что я была благодарна сейчас доктору, так это за деликатность и понимание. Он ни слова не сказал о том, что я пряталась в «медицинском блоке» от Конрада, и он ни разу не заикнулся о моем отце, хотя, я была стопроцентно уверена, все понял и взял на заметку. Доктор Милтон удивительно хорошо понимал меня, очевидно, в прошлом мы с ним были также близки, как я сейчас с Гленном. И он не мог не заметить моего странного поведения — ко всему он был удивительно проницательным человеком. Возможно, раньше я поступала также? Пряталась от своих биологических родителей в медицинском блоке, он развлекал меня пространными разговорами, а я предавалась унынию?

Я поднималась на второй этаж, не отрывая руку от перил, и чувствовала под ладонью слой гладкого лака, которым было обработано дерево. Ну, скорее всего, это было дерево, я так думала. Никогда не интересовалась этим у Гленна. На втором этаже в рабочем кабинете меня уже должен был ждать мой репетитор, он очень редко опаздывал.

— Простите, я, кажется, опять немного задержалась, — заходя, «повинилась» я, совсем не чувствуя раскаяния.

— Очень грубо заставлять гостей ждать.

Я замерла, вцепившись в дверной косяк, не чувствуя под собой ног. Это просто не могло произойти настолько быстро, я все еще катастрофически был не готова к его приходу! Возможно, все это предательская игра моего подсознания, день ведь не мог стать еще хуже, чем был, правда?

— Не стой на пороге, прояви гостеприимство, наконец, — меня грубо схватили за руку и втянули в комнату, захлопывая дверь.

Я едва могла соображать, но, слава богам, мне достало ума не кричать и не звать на помощь. Теперь, когда я знала о носителях пламени немного больше, я уже понимала, что для мафиози, подобных Бьякурану, простые люди не представляют угрозы, даже если они вооружены и очень опасны. Момент Бьякуран выбрал идеальный: Фонг улетел только недавно, Кёи не было из-за его загадочных клановых дел, а Гленн уехал в город за лекарствами по просьбе доктора Милтона (недавно они с Гленном договорились, что присутствие доктора на постоянной основе в усадьбе обязательно, мало ли что могло со мной случиться).

От отца, доктора и прислуги не было никакого толка. Закричу — подвергну опасности всех, кто придет на мой зов о помощи. Как Бьякуран выбрал такой подходящий момент?

— Что с моим репетитором? — хмуро спросила я, безуспешно дернувшись из сильной хватки. Это, конечно, было бесполезно, но попробовать стоило.

— О, не волнуйся, отдыхает здесь, в уголке.

— Ты же его не убил? — спросила я хрипло. Где-то в районе груди нарастала паника.

— Что ты, Зои-чан, я же не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — по-доброму ответил Бьякуран, и от этой «показной» доброты у меня по спине пробежали мурашки.

Удивительно, как я не почувствовала присутствие Бьякурана в моей усадьбе раньше? Если он уже находился здесь какое-то время, как в прошлый раз я должна была ощутить хоть что-то, но сейчас ощущала лишь сосущую пустоту и нервозность. Возможно ли, что Бьякуран скрывал свое присутствие интуитивно? Или умел это делать и раньше, просто не посчитал меня угрозой? Или, возможно, что-то не так делала я?

— Отпусти меня, мне больно, — попыталась вырваться я, хватка лишь стала сильнее, — ты переломаешь мне кости!

— Ну уж нет, я слишком хорошо тебя знаю, за тобой глаз да глаз нужен. Конечно, я предпочел бы вести разговор на своей территории, но, к сожалению, в это время у меня еще не было своей территории, — хмыкнул Бьякуран, умостился в кожаное кресло и дернул меня за руку, затащив к себе на колени. Я была в таком шоке, что даже возмутиться не смогла — все доводы и аргументы вылетели из чугунной пустой головы.

— Ты охренел?! — я ударила локтем Бьякурану в бок и опять попыталась вырваться, но он этого, кажется, даже не заметил.

— Спокойно, я не причиню тебе вреда. Да и несовершеннолетние девочки меня не интересуют, можешь не волноваться.

— Тогда зачем все это? — я повела плечами, намекая на эту дурную ситуацию.

— Ну, все просто. Таким образом ты можешь контролировать меня в надежде, что я не пойду вырезать под корень людей, находящихся в усадьбе. В ответ я могу контролировать тебя, чтобы ты даже не думала о побеге.

В какой-то степени это было логично, но только в том случае, если говорить о сиюминутных обстоятельствах. Бьякуран, очевидно, задумал долгий разговор на тему моего присоединения к нему, вот только как он поступит, когда разговор закончится, и он в очередной раз услышит мой отказ? Как отреагирует?

Единственное, что я могла сейчас сделать — тянуть время в надежде, что Хибари освободится от своих дел или вернется из города Гленн.

Вот только мое осознание нелегкой ситуации совсем не помогало расслабиться и привести себя и свои мысли в подобие равновесия — Бьякуран напрягал. Как-то внезапно вернулось ощущение его нереальной мощи и силы, внутри него с мерным гудением билось пламя, которое сейчас, при телесном контакте, я чувствовала гораздо острее, чем раньше. Оно было живым, тягучим, как магма, и очень-очень опасным. Вполне возможно, Бьякуран делал это специально, чтобы психологически надавить на меня. И у него это отлично получалось!

Сегодня было совсем не жарко и даже в усадьбе гуляли сквозняки, но я быстро почувствовала, как блузка у меня на спине пропиталась потом. Напряженная до предела, я постаралась отодвинуться от мужчины, но он с ехидным смешком притянул меня обратно.

Я сидела неестественно прямо, словно проглотила кол. В этот раз Бьякуран, видимо, был одет максимально повседневно — голые ноги чувствовали грубую ткань джинс, со спины неприятно кололо, и это только добавляло гадких ощущений, вероятно, Бьякуран был одет в шерстяной свитер или что-то наподобие него.

Я только сильнее напряглась, когда его ладонь прошлась по моим распущенным волосам и взлохматила их.

— Всегда мечтал это сделать, — проникновенно поведал мне на ухо Бьякуран, и в его голосе я почувствовала восторг. — Мягкие, словно пух.

— Перестань.

— Они у тебя так забавно завиваются, — не обратив внимание на просьбу-рычание, продолжил Бьякуран, наматывая короткий локон на палец. — Наверное, от высокой влажности? Но мне больше нравится, когда у тебя длинные волосы, так ты выглядишь еще краше. Не стриги их в следующий раз.

Сбрею под корень, зло подумала я, буду ему назло ходить лысой!

— Что, я в будущем в очередной раз дала тебе отворот-поворот? — ехидно поинтересовалась я и дернула головой, зашипев. Уж лучше лишиться пучка волос, чем чувствовать, как этот псих к ним прикасается — действие слишком интимное для постороннего человека. — Не думай, что если у тебя ничего не вышло с моей более взрослой версией, то что-то выйдет со мной.

— В детстве ты была еще более категорична, — огорченно цокнул языком мужчина и положил свой подбородок мне на плечо. Я скривилась, но ничего не сказала и не отстранилась — была черта, которую не стоило переходить. Да и рамки дозволенного я расширять пока боялась, слишком опасно. Бьякуран не походил на психически стабильного человека, наоборот, по-моему, у него уже давно поехала крыша. — Давай просто прикинем варианты. Почему ты не хочешь стать частью моей семьи?

Я рассмеялась. Голос Бьякурана звучал настолько обиженно, что я почти поверила в его актерскую игру. Но только почти.

— Я могу тебе с десяток причин назвать, не особо напрягаясь. Ты псих — это первое. Кажется, ты не особо ладишь с кланом Хибари — это второе, а они мне очень дороги, не думаю, что для тебя это секрет. Возможно, я утрирую, но давай будем брать по максимуму — потенциально мы враги. Ты пытался мной манипулировать — это третье. Ты угрожал моим домочадцам — это четвертое. Ты неизвестно что сделал с моим репетитором, который ко всей этой ситуации вообще не имеет никакого отношения — это пятое. А также ты нагло вторгаешься в мое личное пространство, а я это не люблю — это шестое. А еще ты мне просто не нравишься. И я не люблю, когда трогают мои волосы.

Бьякуран душераздирающе вздохнул, и его хватка на моей талии стала еще сильнее — кажется, в том месте останутся синяки.

— Я же сказал, что он без сознания.

— Ты же не думаешь, что я поверю тебе на слово?

— Как с тобой сложно, Зои-чан, — опять огорченно вздохнул Бьякуран.

— И твое обращение «Зои-чан» я терпеть не могу, — немного погодя, добавила я.

Могла ли я вырыть яму еще глубже, чем в которой находилась? Очевидно, могла. Своими неосторожными словами я уже сейчас могла прорыть туннель на другой конец земли. Я даже не заметила, насколько легко и непринужденно Бьякуран смог вывести меня из равновесия, мой бессознательный словесный поток лишь доказывал это.

Вот только Бьякуран не разозлился, чего я интуитивно опасалась. Нет, он был очень спокоен, мне даже показалось, что он рассчитывал на подобную реакцию. Значило ли это, что он планомерно выводил меня из себя? Но зачем? А я повелась, дура.

— Ладно-ладно, я уже понял, что не нравлюсь тебе, и ты сможешь найти еще тысячу завуалированных причин. Давай в качестве акта доброй воли ты проверишь, что твой репетитор жив. Надеюсь, это станет нашим первым шагом навстречу.

Я молчала, размышляя. Даже если в словах Бьякурана где-то был подвох, мне все равно важно было проверить, что мой репетитор жив. Он не был виноват ни в чем и, хотя мы не были сильно близки, я все равно очень волновалась, что из-за меня пострадает невинный человек, который всего лишь согласился помочь и оказался не в то время, не в том месте.

— Хорошо.

Бьякуран крепко схватил меня за руку, отвел меня к дивану, стоящему у стены напротив окна, и положил мою руку на сгиб чужого запястья. Я другой рукой легонько провела по лицу лежащего на диване мужчины — и да, это действительно был мой репетитор. И, судя по спокойному биению пульса под моими пальцами, он действительно спал.

— Что ты с ним сделал? — повторила недавний вопрос я, нахмурившись.

— Просто немного воздействовал на его сознание, проспит минимум часов пять и, по пробуждению, ничего не вспомнит. Подумает, что сам уснул, из-за усталости и недосыпа.

Воздействовал на сознание? Обладатели пламени и так могут? Твою мать!

В кресло я вернулась, погруженная в свои мысли, даже не отреагировала на то, что Бьякуран меня опять затащил к себе на коленки, чертов фетишист.

— Я на такие компромиссы иду ради тебя, а ты совсем не ценишь! — обвинительно ткнул меня в бок Бьякуран, и я, наконец, отмерла. — Ни с кем из Погребальных Венков мне так сложно не было, даже с капризной Блюбелл.

— Погребальные Венки?

— Мои Хранители, Зои-чан, — пояснил Бьякуран, и я нахмурилась.

— Кто они такие, эти Хранители? Объясни мне. В конце концов, мне трудно трезво оценивать ситуацию, когда я не знаю, кто это.

— Полагаю, об атрибутах ты уже знаешь? — задумчиво поинтересовался Бьякуран, опять наматывая мой локон на палец.

— Я знаю, что я Гроза. И знаю, что есть и другие атрибуты.

— Всего существует семь атрибутов: Небо, Ураган, Облако, Туман, Дождь, Солнце и, конечно же, Гроза. Я — Небо. Это самый редкий и, как правило, самый мощный тип пламени. Небо — это связующая цепь между остальными шестью атрибутами, почти всегда, если атрибут Неба силен в человеке, он становится боссом. Неважно, будет это уже существующая семья или только-только созданная. Сильные Небеса всегда ищут под стать себе сильных атрибутов и собирают их вокруг себя, интуитивно или осознанно. Эти атрибуты становятся Хранителями его семьи, карающей дланью босса. Каждый атрибут в семье выполняет определенную функцию, но это все частности. Сейчас тебе эта информация ни к чему.

Я помолчала, переваривая информацию.

— И какую функцию выполняет Гроза?

— Гроза является громоотводом для семьи, она ограждает семью от бед и проблем.

Как-то очень поэтично прозвучало, словно Бьякуран кого-то процитировал.

— И что входит в обязанности Небес? — полюбопытствовала я, боком повернувшись к Бьякурану. Конечно, все еще было непривычно впускать кого-то в свое личное пространство, но я уже более-менее успокоилась и реагировала на это не так остро.

— Небо объединяет все прочие атрибуты и обеспечивает идеальный баланс. Небо — это гармония в чистом виде.

Я хмыкнула. Едва ли Бьякуран был воплощением гармонии.

— И? Ты как считаешь, справляешься со своими обязанностями Небес? — я задумчиво склонила голову набок.

— К чему ты клонишь? — Бьякуран напрягся, и я улыбнулась, чувствуя себя хозяйкой ситуации.

— Я плохо понимаю реалии мафиозного мира, но, по твоим словам, Небеса должны доверять своим Хранителям, а Хранители должны доверять своим Небесам. Мне показалось, что связь между атрибутами и Небом совсем иного рода, чем простая родственная связь или дружеская, так? Ты доверяешь своим Хранителям, Бьякуран?

Бьякуран молчал, и я продолжила свою мысль:

— Ты хоть кому-нибудь доверяешь? Хоть одному человеку в том времени? Я не знаю, зачем я тебе понадобилась, когда ты мог не сильно заморачиваться и найти себе другого сильного Хранителя Грозы из своего времени, я не знаю, чего ты добиваешься, но я никогда не стану опорой человеку, который не ценит чужие жизни. Знаешь, что я осознала за время общения с тобой? Для тебя что простые люди, что мафиози словно пешки в твоих руках. Даже своих… Венков, кажется?.. Даже своих Венков ты едва ли ценишь. При случае ты с легкостью избавишься от них, посчитав этот поступок приемлемой ценой. Если соглашусь, я стану всего лишь очередной ступенькой, недостойной доверия, приближающей тебя к достижению собственных загадочных целей.

Я вскочила с чужих колен, отталкивая мужчину. Среагировать он не успел. Или не смог, ошеломленный и сраженный моей проницательностью. От дружелюбной атмосферы (ну, или ее подобия) не осталось и следа.

— Есть что сказать в ответ?

— Ты все равно согласишься, — со злорадным предвкушением в голосе произнес Бьякуран, и от его тона у меня по спине пробежали мурашки, — рано или поздно. И, когда придет время, я буду милосердным и приму тебя в свою семью. А сейчас… я сделаю тебе подарок.

Я не успела ничего сделать, даже вскрикнуть. Бьякуран схватил меня, одной рукой зажал мне рот, другой вцепился в мой подбородок и в очередной раз я подумала, что будут синяки, но едва ли это сейчас имело значение.

— Конечно, без зрительного контакта будет трудновато, — посетовал Бьякуран, и я внезапно поняла, что попала. Договорилась. Все внутри заледенело от страха и ужаса, который сковал меня не хуже мужской железной хватки. — Но для меня нет ничего невыполнимого. Начнем.

Небесное пламя яростно пульсировало и удушливым потоком заполняло комнату. Я не видела его, не чувствовала жара пламени, но не могла отделаться от мысли, что оно словно пропитывает комнату от пола до потолка. Становилось физически трудно дышать, но совсем не от дыма, а от неприятного чувства предательства. Бьякуран запятнал мой дом своим присутствием, пометил мою территорию, и мне от этого было горько и обидно. Смогу ли я в будущем все также считать усадьбу собственным домом, местом, где мне комфортно, и я чувствую себя в безопасности? Если выживу, конечно. И не стану овощем.

Холодный ужас, горечь и обида медленно, но верно преобразовывались во что-то новое и пугающее. Вскоре я почувствовала равнодушие, вот только продолжилось это недолго, в виски словно впились раскаленные иглы, а мои руки, вцепившиеся в чужие запястья, опалило жаром. Я завизжала.