Крыса (джен)

Её звали Луна Лавгуд, и ей было пятнадцать лет. Он почти не помнил себя в её возрасте, но многие месяцы видел чужими глазами, однако не стал бы ей это показывать… Ни тогда, ни сегодня. Он просто сидел, уткнувшись лицом в её волосы, а она обнимала и гладила его по спине, и ему казалось, что за этим мягким живым плащом, что укрывал сейчас их обоих, больше нет ничего. Ни Лорда, ни войны, ни Программы… ни трудовых лагерей с бесцветными узниками, ничего. Только ночь и огонь в камине…

— Мне от тебя больно, — глухо проговорил он, и она замолчала и так грустно и сочувственно на него посмотрела... И погладила по плечу. Ойген знал, что Луна так же задумчиво гладила бы его, будь он даже покрыт чешуёй или слизью. Гладила бы по рогам, по шипам, и клыкам, сочащимся ядом. И даже будь он на самом деле дементором… — Мне больно — повторил он, — Но это правильно... только... не так много. Не сейчас, — он судорожно вздохнул и зарылся лицом в её волосы ещё глубже. — Потом... когда-нибудь... — прошептал он.

Они замолчали — а потом Луна вновь начала тихо петь. Он никак не мог понять, что это — кажется, какая-то баллада… или просто детская песенка? Такая знакомая, светлая и печальная… как она сама…

— Ты меня не боишься, — Ойген с трудом выталкивал из себя простые человеческие слова, и она, замолчав, кажется, покачала сейчас головой. Он не видел её, но ему и не нужно было — он единственно верно ощутил этот жест. — Это правильно... но опасно, — он поднял, наконец, голову, и его лицо было мокрым от слёз. — Я не обижу тебя... правда… Но ты... так нельзя, — он почему-то никак не мог заставить себя выстроить слова в целые предложения, и вновь положился на образы. — Ты должна сыграть, — он взял в ладони её лицо. — Если… они поймут, будет... скверно. Они все боятся меня, ты знаешь, — усмехнулся он. — Ты тоже должна. Обязательно. Ты понимаешь?

— Да, — Луна улыбнулась ему, и он на секунду болезненно прикрыл глаза. — Это нетрудно.

— Я могу напугать тебя, — помолчав, предложил он. — Если хочешь.

Она задумалась, и почти сразу решила:

— Наверное, нет.

Он кивнул.

Они вновь замолчали. Дрова в камине трещали всё громче — и он, словно не выдержав этого, через силу спросил:

— Могу я... посмотреть? Немного?

— Ну, ты же должен, — ответила она и кивнула. Он тоже кивнул — а потом покачал головой:

— Я хочу.

— Тогда это важно, — вздохнула Луна — и сама заглянула ему в глаза.

Проваливаться в её воспоминания было странно и немного болезненно — Ойген никак не мог заставить их выстроиться в правильную цепочку, словно собирал в ветреную погоду рисунки в альбом, и те норовили от него улететь и закружиться в небе.

Эту комнату он узнал: гостиную Рейвенкло он всегда полагал самой красивой из всех четырёх… Луна сидела у самого окна и смотрела, как над квиддичным полем словно рой зелёных стрекоз кружили спортсмены, гонясь один за другим и зависая недвижно в воздухе. Трибуны были пусты, значит, это была тренировка… Луну кто-то окликнул, но ей не хотелось отвлекаться, и она даже не пошевелилась в ответ.

Две девочки примерно её же лет, пошептавшись, аккуратно и осторожно приманили из её сумки перо… и Мальсибер вдруг понял, что не только он, Луна их тоже видит, и знает, что они делают, но не обращает на это внимания — ей не жалко, в конце концов, перо однажды вернётся к ней… Они не хотели ничего действительно скверного, им было весело, а ей совершенно не жаль…

Он закрыл глаза, прижимая Луну к себе, и прошептал еле слышно:

— Я бы хотел, чтобы... Мы... мы похожи... тот я... когда-то... или, может быть, я потом... но сейчас ты должна бояться меня. Все должны думать так. Даже те, с кем ты сидишь в темноте...

— Я буду, — послушно кивнула она и тоже его обняла.

Он уткнулся лицом в её волосы, и они замолчали — а потом она вновь начала тихонько петь свою песенку.

И ему почему-то казалось, что это начало конца.