Время толерантности (гет)

Следующее утро Роза встретила спокойной, выспавшейся и радостной. «Это потому, что сегодня должен вернуться Скорпиус и рассказать мне обо всём», — подумала она, не спеша собираясь и насвистывая какую-то мелодию. Уже перед тем, как покинуть спальню, она заметила на прикроватной тумбочке платок. Роза была неисправимой аккуратисткой, поэтому вместо того, чтобы разобраться с этим позже, подошла, чтобы взять его и положить в шкаф. К удивлению Розы, этого платка она не узнавала. Мужской, но не похожий на платки Скорпиуса: отличался рисунок каймы. Роза развернула свой «трофей» и прочла монограмму: «ДМ». «Хм, эльфы опять перепутали Малфой-Холл с Малфой-Менором», — подумала она. Стоп. Драко Малфой не потерпел бы ни наволочки, ни ложки, ни платка без герба, а здесь были только инициалы и девиз: «Не прощать, не забывать, не смиряться», — написанный не на французском или латыни, а на английском.

Роза тихо застонала от досады. «ДМ» могло означать только «Даниэль Мёрквуд». Ну конечно, вчера она делала гладкую причёску, используя только магию. Поэтому потом, ваяя наряд «польской крестьянки», Альбус трансфигурировал косынку не из вещей Розы, а из собственного платка! А она и не заметила. Поразмыслив, Роза отказалась от идеи оставить «сувенир» дома: лучше взять его в офис, а потом при случае отдать хозяину. Сама не зная зачем, она поднесла платок к лицу, ожидая почувствовать сладковатый и тяжёлый мужской парфюм, который как нельзя лучше соответствовал бы характеру кузена. Но батистовый прямоугольник неожиданно аскетично пах полынью, вызывая ощущение смутной, едва уловимой тревоги.

* * *

«Люблю свою работу и почти люблю Англию», — думал Альбус Поттер, лежа в шезлонге, стоявшем в саду дома, который он снял на время «британской операции». Вокруг него валялись кипы бумаг, исчезали и появлялись домовики, доставляя новую информацию. Так что, конечно, он отнюдь не отдыхал. Но всё же — прогретый воздух, дурманяще пахнущие кусты роз, лужайки львиного зева и дышащая, как пирог со сливами, особенная, северная тишина. Не стрекотали мириады цикад, не щёлкали клювами птицы... Как он... отвык? Соскучился? Альбус сладко зажмурился и отдался ностальгии: так же пахли цветочные лужайки вокруг Норы, когда он, прячась в ежевичных кустах, пережидал отъезд родителей, чтобы остаться у дяди и тёти на ужин. Как будто он гулял, лазил — и вот случайно заблудился, а когда пришёл назад, уже вечер и: «Тётя Гермиона, можно я останусь? Только до завтра», — несколько раз моргнуть честными-честными глазами, чтобы тётя, бывшая «умнее совы и проницательнее летучей мыши», не догадалась, что он мечтает задержаться подольше... Гермиона и так оставила бы его, если бы он попросил, но Альбус предпочитал не рисковать. Ежевичные кусты были его верными союзниками, ведь из-за их колючих ветвей его не видел никто, а он видел всё. Вот, например, Роза, несёт воду для делянки с магическими травами, которые надо поливать только вручную. Царственная поступь, гордо вскинутая голова, кувшин покоится на плече — видимо, копирует какую-то древнюю картину или статую. Точными, почти одинаковыми движениями льёт воду под каждый росток, перехватывает кувшин и так же, степенно, удаляется, позволяя растрёпанной косе болтаться по спине... «Изображает индийскую принцессу из той сказки, которую вчера читала тётя», — догадывается Альбус и провожает её взглядом, пока Роза не скрывается за дверью поместья. Её поведение вовсе не кажется ему смешным или нелепым. Напротив, он считает, что из Розы получилась отличная индийская принцесса! Он вдыхает запах ежевичных листьев и львиного зева и зажмуривается — так для него пахнет счастье.

От воспоминаний Альбуса оторвал шелест гравийной дорожки. Он узнал торопливую походку Лили. «Быстро она вернулась».

— Как успехи? — Альбус открыл глаза и с деланным равнодушием принялся листать утренний отчёт о фондовом рынке: акции «Алхимии» потеряли почти 15% в сравнении с прошлым месяцем. Итого, учитывая, что дом уже находился в финансовой яме до этого, минус 450 пунктов. «И это только первая неделя», — Альбус удовлетворённо хмыкнул. Лили, тем временем, присела на соседний шезлонг, чтобы отдышаться.

— Ну знаешь ли, — она неопределённо махнула рукой, — ты не предупреждал меня, что издатели бывают такими психами! Всё шло отлично, но когда я пришла в редакцию «Невыразимости», эта ведьма меня просто выставила! — Альбус расхохотался так, что чуть не упал с шезлонга. Лили посмотрела на него со смесью непонимания и обиды: — Что? Что тебя так развеселило?

— Моргана-советчица... Лили, ты что, действительно говорила с Панси Скрипт? — Альбус утирал слёзы тыльной стороной ладони. — Хотя бы под Оборотным зельем? — Лили хмуро кивнула, а Альбус взял себя в руки. — Если ты не знала, её девичья фамилия...

— Паркинсон, теперь знаю, она мне сама сказала, — Лили пожала плечами. — Но даже если так... Разве это не должно было скорее помочь мне, чем помешать? А эта хрычовка, одетая как хозяйка борделя на пенсии, пускает мне дым в лицо и говорит...

— «...тебя зовут Алиса?» — Альбус всё не мог успокоиться, периодически подсмеиваясь.

— Что? — Лили посмотрела на брата с таким выражением лица, как будто он окончательно лишился рассудка. Тот только махнул рукой: мол, не обращай внимания, — и усилием воли сосредоточился. — Так вот, говорит: «Мы своих не сдаём! А теперь выметайтесь, пока я охрану не вызвала». Нет, скажи, у этих слизеринцев совсем крыша поехала? Когда это они добавили к списку своих добродетелей коллективную солидарность?!

— Ну, Лили, — протянул Альбус, — может, она это сделала из ностальгических побуждений — первая любовь, всё такое.

— Папаша Скорпиуса её бросил, и это знала вся школа. Первая любовь? Ты издеваешься надо мной? — хмуро спросила Лили. — Женщина не может быть такой дурой!

— Женщины любят прощать. Женщины любят свою молодость. Женщины любят зло, в конце концов, — Альбус философски приподнял брови и усмехнулся, — и хвала Мерлину, что это так! А если не считать миссис Скрипт, как всё прошло?

— Отлично, — просияла Лили. — Такими темпами скоро все газеты только и будут говорить, что про зверства Скорпиуса. Только... — она замялась, — тебе, конечно, лучше знать, но не стоило ли добавить пару-тройку статей и про Розу? Всё-таки хозяйка бизнеса — она... И я бы могла...

— Ты ничего не «могла бы»! — оборвал её Альбус. — Забыла, что на тебе Обет? И потом, — добавил он, задумчиво глядя на розовый куст рядом с шезлонгом, — пока атака направлена только на Скорпиуса, меня в этом никто не подозревает. А как только это коснётся Розы, — он машинально ощипывал лепестки с ближайшего цветка, пока от того не осталась только серединка, — они начнут искать бизнес-след. И найдут! Поэтому я и посылаю договариваться тебя, — Альбус поднял глаза от куста и осуждающе посмотрел на сестру, — чтобы запутать следы. А ты хочешь всё испортить?

— Альбус... — неожиданно смущённо попросила его Лили. Она подсела к брату поближе, прямо на траву у его ног и пристально заглянула в глаза, — а ты не мог бы снять с меня Обет? Я ведь довольно давно его приняла, ты тогда любил Розу, и всё было по-другому... Я себя некомфортно чувствую из-за этой клятвы! — она посмотрела на него так печально и моляще, что Альбус, казалось, на секунду задумался. Но почти сразу отрицательно мотнул головой.

— Нет, — хмуро бросил он. — Не могу. Обет не имеет обратной силы. Не волнуйся, всё что понадобится, я сделаю сам.

* * *

В офисе Розу ждали ещё более хмурый, чем вчера, Рудольф, несколько обеспокоенных руководителей направлений и бизнес-отчёт, суть которого сводилась к одному слову: «угрожающе». И хотя пока падали только котировки «Алхимии», подозрение, что дальше негативная тенденция, словно пожар, перекинется и на другие части компании, мешало принять неудачи модного дома с философским спокойствием.

Роза успокаивала сотрудников, как могла, но кожей чувствовала разлитое в воздухе мрачное, настороженное напряжение. Запершись в кабинете, она склонилась над отчётом. Домовики принесли стопку газет, ещё больше вчерашней, но сил читать, что журналисты придумали на этот раз, у Розы не было. Суть отчёта сводилась к тому, что реальные прибыли пока были абсолютно не причём: Рудольф оказался прав, и репутация всё же имела значение. Стоимость акций снижалась из-за неблагоприятных слухов об одном из главных совладельцев, именно поэтому «Алхимии», прочнее всего связанной с именем Малфоя, пришлось хуже всего. Если такая тенденция продолжится, то на следующем витке падение котировок скажется на доверии клиентов, на контрактах, а следовательно — снова на прибыли...

От размышлений Розу отвлёк хлопок трансгрессии. Здание было ограниченно проницаемо: даже домовые эльфы не всегда могли туда проникнуть, не считая тех, кто подчинялись сотрудникам, и курьеров. Этот незнакомый домовик в чёрно-белом полотенце, перекинутом на манер тоги, явно относился к последней категории. Коротко и церемонно пискнув «от Даниэля Мёрквуда» и оставив на столе свёрток, он моментально исчез. В коробке, которую опасливо, проверив на все возможные заклинания и проклятия, отрыла Роза, был букет цветов. Растения, больше всего напоминающие маки, были абсолютно чёрными, как будто обугленными, но в самой серединке переливались красновато-золотистые отблески. Так мерцают искры огня, когда ворошишь горячую золу. Записка, вложенная в букет, гласила: «Только внутренний огонь не боится тьмы, потому что способен её развеять».

Роза усмехнулась: эту же фразу Альбус сказал вчера, находясь в фазе острого желания пофилософствовать и признаваясь в любви польской музыке:

— Я нашёл здесь что-то, очень похожее на нас. Такое... — он пощёлкал пальцами, как бы в поисках формулировки, — удивительное сочетание безудержного веселья, пронзительной грусти, редкой изобретательности и феноменального упрямства. — Это огонь, — Альбус сверкнул глазами, — огонь души, непокорный, своенравный, неукротимый. Заметь, даже волосы у Уизли огненно-рыжие...

— Особенно интересно это слышать от тебя, — Роза расхохоталась. — Судя по всему, нам этого огня не досталось, — добавила она, проведя рукой по каштановой копне волос.

— Самый сильный огонь — внутренний, — прошептал Альбус, глядя на неё неожиданно серьёзным и абсолютно трезвым взглядом. Он заправил прядь, выбившуюся из её причёски, и продолжил: — Только огонь, горящий глубоко внутри, не боится тьмы. Поэтому он и способен её развеять.

Букет, без сомнения, был очень красивым, но сейчас, на трезвую голову, у Розы возникло странное ощущение, что фразу про огонь души кто-то уже произносил незадолго до их разговора. Рудольф! Он как раз осуждал австралийцев за чрезмерную эмоциональность. Но это значит... Роза быстро вытащила пергамент, связанный с помощью Протеевых Чар с доской сообщений в доме её двоюродной сестры Люси, и написала: «Приезжай, у меня в офисе повесили прослушку. Гарантирую, что сложную и дорогую, поэтому без тебя не разберёмся». Люси, довольно известный ликвидатор заклятий, прибыла к ней через каминную сеть два часа спустя, и они вместе обошли всё здание, на каждом этаже вылавливая не менее трёх магических подслушивающих устройств. Этаж, где находился кабинет Розы, побил все рекорды: целых тридцать предметов-ретрансляторов, к которым, как ни странно, не относились ни платок, ни букет, посланный заказчиком всей этой шпионской магии. Когда Люси собиралась уничтожить последний «жучок» в приёмной комнате, Розе пришла в голову идея.

Она собрала всех руководителей подразделений, объяснила им ситуацию, после чего громко и внятно, голосом диктора «Волшебной волны» сказала, обращаясь к всё ещё подслушивавшим песочным часам:

— Уважаемый мистер Мёрквуд, Ваше подключение к волне, в режиме реального времени транслировавшей сериал «Будни Уизли Кеир» будет прекращено через десять секунд. Решение об отключении было принято на основании низкого качества подслушивающих устройств и неизобретательности их размещения. Десять... — произнесла она и хлопнула в ладоши. Люси взвела палочку, а остальные сотрудники, вместе с Розой, хором начали обратный отсчёт, словно на Новый Год, хлопая с каждой цифрой.

— ... один! — Люси эффектно послала заклинание. Часы на секунду обвила синяя молния — и всё стихло. Сотрудники аплодировали ей стоя. Под бурю оваций ликвидатор заклятий раскланялась и пожала плечами: мол, такова моя работа. Роза с удовлетворением заметила, что снятие прослушки и финальное «послание» Мёрквуду приободрило её коллег и сняло напряжение. У Розы и самой стало легче на сердце, пока она не вернулась в кабинет и снова не увидела букет. Лепестки маков трепетали, словно хлопья пепла и языки огня. В их мрачности было что-то завораживающее, как в пламени камина. И от них шёл тот же полынный запах, что и от платка. Подавив лёгкое сожаление, вызванное красотой букета, Роза прошептала «Эванеско». Букет пропал, но остался один-единственный мак, то ли не попавший под заклинание, то ли зачарованный от него. Второй раз покуситься на такую красоту Роза не смогла, поэтому спрятала его вместе с платком в ящик стола (цветок был неувядающим).

* * *

Следующие две недели для Розы прошли как в тумане. Падение акций «Алхимии» удалось приостановить таким же нелепым способом, какой усилил их коллапс: полностью слить модный дом с «Уизли Кеир». Теперь его акции больше не выставлялись на торги самостоятельно: только под маркой управляющей компании, о влиянии на которую Малфоя помнить было сложнее.

Скорпиус часто исчезал на «важные переговоры». Результат был и был уже давно: вал компрометирующих статей схлынул, сменившись уважительными и умеренно хвалебными. Но Скорпиуса продолжал беспокоить настрой Магического мира, и вовсе не зря: ситуация на фондовом рынке показывала, что первое впечатление для многих дороже второго. Заставить людей думать о ком-то плохо гораздо проще, чем убедить в обратном. Скорпиус, поглощённый этой мыслью, ходил сам не свой, подолгу запирался в лаборатории и часто отсутствовал. Порой Роза ощущала себя до странного одиноко даже когда он был рядом. Малейшая капля сочувствия в её взгляде могла заставить Скорпиуса часами пытать её своим отчуждением, малейшая попытка помочь пресекалась. Это делало её всё более тревожной и нервозной, а в сочетании с недосыпом — теперь фирме надо было уделять на порядок больше времени — приводило к приступам отчаяния, когда казалось, что всё валится из рук. Никогда не разлучавшаяся с мужем, больше чем на один рабочий день, Роза испытывала что-то вроде наркотической ломки каждый раз, когда он снова отправлялся «решать проблемы».

Иногда, когда Розе удавалось внезапно поймать его взгляд, она читала в нём что-то мрачное и яростное. В другой раз она бы первая стала его тормошить и выпытывать, что произошло, потому что по опыту знала: первым и добровольно Скорпиус не выдаст ни единой мысли, даже если держать их в себе ему тяжело. Но теперь Роза была не в силах заставить себя спросить его напрямую. Она боялась того, что может услышать. Её снова и снова мучил вопрос: не жалеет ли он о шаге, который совершил пятнадцать лет тому назад, превратив скандальный роман в ещё более скандальный брак и навсегда вписав в историю рода Малфоев абсолютно невозможное раньше определение «предатели крови». «Чистокровкам и маглорождённым проще», — сказал он когда-то. И это значило, что проблема в ней и только в ней, в полукровке, замершей между двумя мирами: тем, в котором её воспитали родители, и тем, который она выбрала сама. Сильная колдунья, привыкшая делать всё с помощью чар, Роза никогда не считала своё происхождение проблемой. В конце концов, даже Нарцисса признавала в ней настоящую леди, опекала и защищала Розу, как только могла.

Но люди ничего не забывают, и с этим приходилось считаться. Скорпиус... перед «своими» он всегда мог покаяться, что, судя по всему, сейчас и делал: «Они вряд ли станут мне помогать, если узнают, что твои родственники в этом тоже заинтересованы». А для тех, кто верил в «потомка Пожирателей Смерти», он таким и останется. Великий Мерлин, не может же Скорпиус в ответ относиться к ним хорошо? Это было бы противоестественно! Итог: для маглорождённых Роза предательница, для чистокровок — всего лишь полукровка с амбициями. А для Скорпиуса? Бомба замедленного действия? Дамоклов меч? В юности такие проблемы кажутся смешными, но чем ближе подходит средний возраст, тем больше хочется спокойствия, консерватизма, признания... Пусть даже сам Скорпиус этого пока не осознаёт. Общность характеров тоже не была такой полной, как когда-то казалось: как сильно Роза чувствовала это на приёмах, встречах, при принятии важных решений! Её спокойствие и хладнокровие всегда были наигранными, а его — естественными. Он смеялся, когда она волновалась, закатывала истерики, переживала. Смеялся и смотрел на неё с любопытством, словно на маленького забавного зверька. Её реакция была для него интересной, занятной, необычной... одним словом такой, которой он не мог сопереживать и к которой не мог отнестись серьёзно.

Своеобразной отдушиной, как ни странно, для неё стали встречи с Альбусом. Практически каждый раз, когда Скорпиус уезжал, кузен выходил на неё тем или иным образом и куда-нибудь приглашал. Их совместный контракт выглядел всё таким же юридически честным, Альбус приходился ей кузеном, а места, куда он её звал, действительно были необычными: то японская драконья ферма, то единственная община кентавров, не считающих зазорным сотрудничать с людьми. Одним словом, обоснованных причин отказываться у неё не было. Прослушка — не в счёт, «Мёрквуд Индастриез» зарабатывали этим, пока не переключились на колдомедицинское оборудование, так что глупо было ждать чего-то другого. Самым лучшим в этих путешествиях и прогулках была почти забытая Розой возможность быть собой: радоваться, пугаться, кричать, смеяться, петь — и всё это громко, в голос, не думая о «приличиях» и «правилах».

Это было бы прекрасным временем, если бы не одно «но»: в их отношениях проскальзывало что-то совсем не родственное. Роза игнорировала это так долго, как только могла, подчёркнуто называя его «кузен Альбус» и получая в ответ иронично-почтительное «кузина Роза». Её детство прошло бок о бок с бесчисленными кузенами и кузинами. Сколько их было? Двадцать? Тридцать? И она всегда относилась к ним, как к семье и только как к семье. То, что происходило между ней и Альбусом совершенно не вписывалось в эти рамки, а потому — пугало. Дистанция, допустимая для родственников, оказалась предательски близкой, но отступить назад означало признать, что её это волнует. Поэтому она мужественно врала себе: раз за разом произносила «кузен Альбус», обдавала его холодностью и давала волю себе, срываясь на нём, скандаля и хлопая дверью. Последнее случалось всё чаще: Альбус позволял себе колкие и убийственно точные замечания о ней и Скорпиусе, а она сразу же указывала ему на дверь. Он прощался с безмятежной улыбкой, ни капли не смущённый её истерикой. Она оставалась, отравленная его словами, понимающая, что они были сказаны злым языком, но бессильная изгнать их призрак из своих мыслей.

Хуже всего было то, что Скорпиус спрашивал её о Мёрквуде. А она врала ему раз за разом, чувствуя предательскую дрожь во всём теле и постыдный испуг, красноречиво свидетельствовавший, что для неё это что-то значит. Они с Альбусом ни разу даже не поцеловались, но это не мешало Розе, взрослой, самостоятельной и сильной женщине, меньше всего склонной к мечтательному романтизму, чувствовать себя лгуньей, изменяющей мужу за его спиной.

* * *

Альбус Северус Поттер за годы пребывания Даниэлем Мёрквудом привык побеждать и никогда не сомневаться в себе. Уверенность, граничащая с самомнением и самолюбованием, была его второй натурой. Мир полон людьми, а люди — всегда самое слабое место любой системы. Это он знал и на этом построил свой бизнес. Виртуозный разрушитель, он даже заработал от одной из своих подружек кличку «Бомбарда Максима». «Есть три способа управлять людьми: агрессия, вина и насмешка. И агрессия из них — самый слабый аргумент», — говорил он сестре, коротая время за бильярдом.

«Уизли Кеир» была такой же типично магической, а значит — беззащитной корпорацией, как и те, что встречались ему до этого. Ужасы магловского капитализма мало касались консервативного Магического мира. Собственно, настоящие компании, концерны, холдинги начали образовываться здесь не так уж и давно. Условно говоря, Магический Лондон двадцать первого века в отношении экономики напоминал магловский Лондон девятнадцатого, разве что люди жили не в пример лучше, без всяких диккенсовских «угольных мальчиков». Стратегия Мёрквуда была проста и изящна как танец: раз — акции падают в цене, два — он скупает их почти вдвое дешевле, три — добавляет к 25%, купленным через биржу ещё 7-10%, выкупленных у родственников (кто-нибудь ведь обязательно продаст!), четыре — входит в совет акционеров и правление. Имея треть всех акций, он получал свободу действий от права вето, до возможности поставить на голосование вопрос о смене гендиректора. Такова была теория.

Практика натыкалась на феномен Розалин Уизли. Раз — акции начали расти, как только она объединила «Алхимию» с «Уизли Кеир», два — он лишился канала прослушки, который создавал полгода, всего за два часа, три — на бирже удалось выкупить всего 15% акций, потому что потом Роза подала жалобу, и покупку акций анонимными брокерами временно запретили. О том, чтобы начать скупку открыто, от лица «Мёрквуд Индастриез» речи идти не могло. «Моргана меня подери, до чего же умная женщина», — поражённо шептал Мёрквуд, разбирая бумаги. После ликвидации прослушивающих устройств он был в ярости, но «прощальная речь» Розы вызвала у него невольный приступ смеха: у неё был свой стиль и, надо признать, лучшего способа показать своим сотрудником, кто в Башне из Слоновой Кости хозяин — придумать было невозможно!

Азарт, усиленный её контратаками, заставлял Альбуса буквально бредить победой. И вкладывать как можно больше в «личный фактор». Здесь Роза была настолько наивна, насколько может быть наивен человек, получивший первый патент в 16 лет и всё время напряжённо учившийся и работавший. На традиционный вопрос Лили «как могут женщины быть такими дурами, чтобы верить тебе, братец?» Альбус в этом случае отвечал просто:

— У неё не было нормального подросткового возраста, Лили. Она никогда не вела себя неправильно, не сбегала из дома, не нарушала школьные правила, не влюблялась в нового мальчика каждую неделю. Поэтому сейчас она ведёт себя так же, как мы вели себя в пятнадцать лет...

— Ну если только, — отвечала Лили, но смеряла брата взглядом, свидетельствовавшим, что она ждёт от ситуации какого-то подвоха.

Из-за этого ли, или из-за каких-то своих ощущений, но Альбусу постепенно стало казаться, что что-то действительно идёт не так. Внешне прямолинейная, открытая и податливая, Роза проявляла феноменальную стойкость и спокойствие во всём, что касалось её бизнеса и её отношений с мужем. Ни разу Альбусу не удалось заставить её ошибиться. Максимум — слегка замедлить реакцию на очередной выпад. Ни разу он не смог посеять в ней сомнения в Скорпиусе, хотя не было случая, чтобы не попытался. Ответом была холодная отповедь, сразу возвращающая всё на свои места. Есть Скорпиус, «вторая половина», «свет в ночи», «родственная душа» или как там это называется... И есть Альбус, её друг, возможный деловой партнёр — и кузен, как она постоянно напоминала. Альбус начинал злиться. Моргана подери, что надо этой женщине, чтобы перестать видеть в нём «кузена»? «Мы же родственники», — обронила она один раз. «Все магические семьи — родственники!» — огрызнулся Альбус и понял, что это прозвучало слишком лично. Ещё больше его бесила её доброжелательность, дружественность, лёгкомыслие. Наивность, позволявшая считать, что Альбус, пригрозивший вытеснить её с рынка, действительно может быть ей другом и товарищем. Потому что человек из «её семьи» не способен предать! Порой он ощущал, что сходит с ума, ведь и то, и другое было безумно далеко от его истинных намерений: вместо того, чтобы в него влюбиться и потерять голову от страсти, она стала считать его своим лучшим другом! Порой, ему казалось, что его усилия всё-таки достигли цели, но... каждый раз что-то удерживало её от следующего шага. А может быть, она и не собиралась его делать.

Её доверие смущало, равнодушие выводило из себя, а ум, чувство собственного достоинства и внутренняя сила — завораживали. И Альбус чувствовал себя неуверенно, впервые за последние пятнадцать лет.

* * *

Лили начала волноваться за брата. Если вначале его план поверг её в полный восторг, то теперь она начинала замечать уже знакомые и очень тревожные симптомы. Всё чаще, возвращаясь с конспиративных встреч с Розой, он был не воодушевлен и ехиден, а хмур и задумчив. Как правило, Лили находила его в кабинете, но не за анализом бумаг, как раньше, а за чтением мультикниги. Это маленькое полезное изобретение позволяло копировать в один небольшой томик самые любимые произведения и не утруждать себя покупкой сборников, где было много лишнего. Для заклинаний оно, правда, не годилось, поэтому в мультикнигах чаще всего оказывались конспекты лекций, кулинарные рецепты, афоризмы и стихи. Мультикнига лежала у него на столе, и, когда Лили входила, Альбус подозрительно быстро её захлопывал.

Так случилось, что однажды, ища брата, Лили не нашла его в кабинете. Зато знакомый сборник лежал на столе. Не удержавшись от соблазна, Лили открыла его. Она не рассчитывала, что попадёт на самое «зачитанное» место: ведь для того мультикниги и создавались, чтобы человек читал только то, что ему нравится. Но томик, против обыкновения, сразу же раскрылся на привычной странице. Это были стихи*:

Grey, indiscernible like noises

Gleam by my ever-painful days,

As if here fade all brightest roses,

And die all sweetest nightingales.

But she is, too, upset and saddened,

Unwilled, incurable — my love,

And under skin of opal velvet,

The poison's running in her blood.

And if I stand the world I live in,

That is because I have a wish:

We, hand-in-hand, like blindfolded children,

Will go to the mountain's ridges,

Where clouds are whitest, heavens — closest,

Where only goats run the dales,

To seek forever faded roses,

And hark to lifeless nightingales.

.

Лили нахмурилась и принялась читать стихотворение на соседней странице:

.

It was more than just once, going on common way:

In the fight, which is deaf and destroying,

As it happened before, you rebuffed me today,

To return, like a slave, by the morning.

Therefore, don’t be stressed, my inimical friend,

My friend-enemy, caught by black laces,

If the moans of love will be moans of pain

And the kisses will leave bloody traces.

Хм, уже гораздо лучше. Лили облегчённо выдохнула. Конечно же, Альбус не мог перечитывать то, первое стихотворение. Это означало бы, что... Лили не стала додумывать свою мысль. Просто ещё раз прочитала второй стих и усмехнулась. Да-да, именно так всё и будет! Кот всё равно съест эту птичку, сколь умной бы она себя не считала и как бы больно не клевалась. Скорее чтобы отвлечься, чем из настоящего интереса, Лили посмотрела, кто автор стихов. По звучанию это должно было быть что-то классическое, вроде Шекспира, Бёрнса или, на худой конец, Гёте, но нет — фамилия была неизвестной ей и славянской. «Результаты Дурмстрангского образования», — рассеяно подумала она и вышла, пока кто-то из вездесущих домовиков не заметил, что она была в кабинете.

_____

* Автором этих двух стихотворений является Николай Гумилёв. В оригинале, это стихи «Однообразные мелькают...» и «Это было не раз...». Перевод на английский выполнен на сайте, посвящённом творчеству Гумилёва, и сильно доправлен мною, так что авторское право неоднозначно.

* * *

Альбус вернулся только поздно ночью, хмурый и расстроенный больше обычного. Лили едва сумела выдержать поздний обед, прошедший под вялый обмен репликами и тревожные взгляды Мари. Наконец, австралийка извинилась, что покидает их, и ушла спать, напоследок кинув в сторону Лили ещё один полный подозрений взгляд. Теперь брат и сестра наконец-то могли обменяться впечатлениями.

— Что было на этот раз? — Лили нервно потёрла ладони. Её глаза горели предвкушением новой информации. Брат больше не посылал её к газетчикам, и она целыми днями бесцельно бродила по дому, провожаемая недоумёнными взглядами домовиков. Лили развлекалась тем, что читала газеты и листала справочник по Защитным Чарам, подаренный Альбусу кем-то важным из Австралийского Министерства Магии. Но от книг у неё быстро начинали болеть глаза. В результате всю оставшуюся часть дня она проводила в саду, пытаясь унять нетерпение и дожидаясь вечера.

— Я не знаю, — Альбус задумчиво запустил руку в волосы и взъерошил их. — Иногда я перестаю её понимать...

— Что это значит? — Лили нахмурилась и подошла поближе, заглядывая брату в глаза. — Произошло что-то плохое? Что-то идёт не по плану?

— Нет, всё прекрасно, — огрызнулся Альбус, — но... я не уверен. Она слишком хорошо скрывает свои эмоции. Или сомневается. Или сама ведёт какую-то игру... — он прикрыл глаза и слегка надавил на них пальцами. — Мне надо знать наверняка, я не хочу рисковать. В эти две недели мы уже не сможем скрывать движение потоков акций так хорошо, как раньше. Её мысли должны быть заняты чем-то другим настолько, чтобы она стала более... рассеянной.

— А я могу быть полезна? — Лили присела рядом, смиренно сложив руки на коленях, и заглянула ему в глаза. — Ты меня совсем не просишь помочь! — в тоне сестры прозвучала обида. Альбус лениво отмахнулся.

— Тебе нельзя вредить Розе, ты забыла?

— А я не буду вредить, братец, — улыбнулась Лили, подсела ближе и провела тыльной стороной ладони по его щеке. — Я могу помочь тебе узнать, что твориться у них дома. Как шпионка! — она даже слегка подпрыгнула на диване от пришедшей ей в голову идеи: ведь тогда ей больше не придётся целыми днями мучительно убивать время в ожидании брата. — Я же её родственница, в конце концов!

— Ага, — хмыкнул Альбус, — «родственница». Когда ты последний раз была у Розы, сестрёнка?

— Ну, она пыталась наладить со мной отношения, — Лили обиженно повела плечами, — это я не захотела. Но вообще-то, когда я развелась, — она начала загибать пальцы, глядя куда-то в потолок, — и когда я чуть не покончила с собой, и после того инцидента, когда я упала в бассейн после... — она замялась, — ну после одной вечеринки... Она каждый раз приходила ко мне в больницу и спрашивала, нельзя ли чем-то помочь. Рози — она такая, ей бы лишь бы о ком-то заботиться!

— Хм, — Альбус задумчиво приложил палец к нижней губе, — то есть всё, что тебе надо, это вызвать у Розы беспокойство, а потом торжественно помириться? — Лили довольно закивала головой, а он махнул рукой. — Ладно, тогда я согласен!

Лили порывисто встала с софы, прохаживаясь по кабинету вне себя от радости. На каминной полке и на журнальном столике мерцали холодные сосуды с колдовскими огоньками, бросая неровные тени на стены. Тень Лили тянулась за ней, словно длинный шлейф, а зелёные глаза отражали колдовские свечки, как будто подсвечиваясь изнутри, что придавало ей сходство с парадным портретом Морганы, увиденным Альбусом в одном из музеев Лондона. Но вот она обернулась и внимательно посмотрела на брата.

— Только... Роза поверит, если это будет что-то действительно серьёзное, — задумчиво произнесла Лили. Она подняла сосуд с колдовским огнём, держа его в руке, как бокал шампанского. Светло-жёлтые отблески рисовали на её лице узоры, делая его серьёзным и торжественным, как у индейца перед церемонией посвящения. Внезапно она ослепительно улыбнулась брату и произнесла: — Твоё здоровье, Альбус!

Раньше, чем он успел что-то понять или сделать, она залпом выпила светящуюся жидкость. Пальцы Лили разжались, и сосуд, разбрызгивая похожие на светляков или искры от костра капли, покатился по полу. Её ноги подкосились, и она упала на ковёр.

— Лили! — в ужасе закричал Альбус. — Лили, ты слышишь меня?