Летние мальчики (джен)

Котопёс продолжал жалко тявкать на Северуса, когда Гарри нагнулся и незаметно для него застегнул на шее ошейник, а к нему — поводок. А потом Гарри потянул поводок вверх и пережал горло, и лай перешел в хрип. Пришлось замолчать и вспомнить, что собаки вроде как кусаться умеют… попытался цапнуть мальчишку за ногу, но Гарри профессионально пресек эту недостойную попытку, резко оттянул ошейник почти под самые уши, полностью перекрывая доступ кислорода.

— Профессор, наверное надо было все-таки достать собаку. У этого кота вредный характер, его сам профессор Квиррелл боится.

Северус задумчиво уставился на котококера, и Волан-де-Морт внезапно понял, что профессор думает не о том, чтобы превратить его обратно, а о том, как бы сподручней его… кхм… усмирить. И выход был только один — кастрация. Во всяком случае, именно так он смотрел на его собачью заднюю часть. Куцый хвостик сам собой поджался, а вредность на время испарилась. Всё-таки он не волкодав и за себя постоять не может, странно как-то, но в теле кота он чувствовал себя куда уверенней, может быть потому, что оно было первым и оттого роднее? Как бы там ни было, но собачкой он являлся беззащитней грозного кота, вооруженного когтями и прыгучестью.

Северус побуравил строгим взором присмиревшего котопесика и спокойно велел мальчику:

— Уведите его к профессору Квирреллу или займитесь сами его воспитанием. Позже его надо представить профессору МакГонагалл.

— Хорошо, сэр, — покладисто ответил Гарри и потянул за ошейник. — Пойдем, Вольт.

Ну… хочешь не хочешь, а пришлось повиноваться. Волан-де-Морт покорно и кротко поплелся рядом с Гарри, тоскливо размышляя о своей странноватой жизни… Сперва он самоубился о годовалого младенца из-за своей праведной чертовой палочки, которая учла жертву матери и не дала убить ребёнка. Потом он годами скитался в лесах Албании, куда его почему-то забросило после развоплощения и где он наконец-то встретил Квиррелла. Квиррелл его, конечно, впустил в себя, но это было крайне неудобно — сидеть безвылазно в чужом теле без права завладеть им… Он мог бы и овладеть им, но это оказалось невозможным, осколок его души был ничтожно мал и цельная, незамутненная душа Квиррелла могла запросто поглотить его кусок. Именно поэтому Камень и засунул его в кота, да и то с риском поглощения, ведь кот… вернее, его кошачья душа была целее, а значит, и сильнее. Вот уж не думал он, не гадал, что когда-то станет кошкой, а теперь и вовсе… ну хоть плачь, собачкой стал, маленькой…

Гарри тормознул его на лестнице, нажал на холку, усадил, сам сел рядом на ту же ступеньку и задумчиво заговорил, тихонько поглаживая по шее:

— Я понимаю тебя, Вольт, ты — кот. Самый настоящий и самодостаточный кот, и для тебя, верно, это страх и ужас, оказаться собакой. Не сердись на профессора Снейпа за это, ему приказали, он и сделал, он же человек подневольный, простой учитель, разве может он противиться приказу директора? Послушай, Вольт, я знаю, ты очень умный кот, и я уверен, что ты понимаешь меня… Пожалуйста, побудь Гарри Оливером, хоть чуть-чуть… ладно?

Маленькая теплая ладошка, поглаживающая по шее и ушкам, тихий, проникновенный мальчишечий голосок и детское абсолютное доверие, всё это, конечно, располагало к себе. Вот только… сидел-то рядом не пёс и даже не кот, а сам Волан-де-Морт, Темный Лорд и Тот-кого-нельзя-называть. Он слушал этот детский бред и тихо бесился, проклиная всех волшебников скопом. Его это не тронуло, ни капельки. Полного отморозка, как и горбатого, только могила исправит.

Но пёсиком ему придется побыть, потому что выбора особого не было. И снова забегал по школе Гарри Оливер, радуя своим видом старого доброго дедушку Дамблдора. Минерва удовлетворенно кивнула и, привычно поджав губы в куриную гузку, занялась своими директорскими делами. И только ученики знали, что Гарри на самом деле не пёс, а кот профессора Квиррелла. Гарри Ранкорн рассказал своим однокурсникам, те — своим старшим братьям и сестрам, а те своим друзьям, в том числе и с других факультетов, ну а те по цепочке передали эстафету дальше, и вскоре вся школа знала о маленьком секрете профессора Снейпа. Да и сам пёс заметно изменился… если Гарри Оливер был по-собачьи честен и дружелюбен, суетлив и весел, то Гарри-Вольт был мрачен и нелюдим, молчаливой тенью он крался в ночи по коридорам или спал в кабинете Квиррелла. Кроме того, он наотрез отказался играть в квиддич, но учитывая то, что псу крепко досталось на первом матче от прилетевшего бладжера, то нежелание участвовать в дальнейших играх было вполне понятно. Для Дамблдора, по крайней мере.

Квиринус Квиррелл честно офигел, когда узнал, для каких целей Снейп забрал у него кота, и теперь при виде Лорда в песьей шкурке на него накатывал беспричинный смех. Посмотрит на белого спаниеля с рыжими ушками, вспомнит гордого и сурового кота, а следом и своего босса — Темного Лорда, так и всё… пропадал напрочь, начинал истерично хихикать, а потом и в гомерический хохот срывался. Когнитивный диссонанс, он такой… когнитивный.

И вот. Заржал в очередной раз… Волдеморт не выдержал, он, коротко рявкнув и набычившись, набросился с укусами на нижние конечности Квиррелла. Тот с воплем увернулся и кинулся спасаться на стеллажах. Взлетел под самый потолок, всё бы ничего, да только полочки хлипкими оказались. Вот и рухнули они под тяжестью Квиррелла. Свалился, значит, Квиррелл, а сверху на него и полки со всем содержимым с пылью и грохотом обрушились. Лорд-спаниель стратегически отступил под кушетку.

Кряхтя и охая, Квиррелл осторожно сел, ощупал себя, ну вроде цел… потом отпихнул от себя доски и всякие мелочи, в том числе и черный сферический предмет. Ощутив его ладонью, Квиринус замер, присмотрелся и завис — драконье яйцо. Откуда? Почти сразу вспомнил: приманка для Хагрида на тот случай, если надо будет пройти мимо цербера. Да уж, он тогда знатно подготовился, ещё в начале года, когда директор готовил коридор для героя. Он тогда, помнится, тролля собирался привести, но тот, к счастью, не понадобился, философский камень удалось украсть из банковского сейфа… Ну и куда теперь его, драконье яйцо? Он робко потыкал его пальцем в надежде, что зародыш внутри яйца давно погиб. Увы и нет. Драконёнок был жив, об этом свидетельствовала теплая скорлупа. Насколько он помнил из учебников по драконологии — самка дракона вынашивает яйца два года, после чего разрождается кладкой в одно-шесть-двенадцать яиц. Яйцо дракона обычно бывает именно таким, овальным с плотной кожистой оболочкой. Яйца высиживают оба родителя, сменяя друг друга. Причем некоторые виды драконов дышат на яйца огнем. С ростом эмбриона внутренние слои скорлупы размягчаются и из них выделяются питательные вещества, необходимые для дальнейшего развития. Внутри яйцо в период развития выглядит довольно неприглядно — жуткая белая масса и в ней на всем протяжении созревания плавает эмбрион.

Эмбрион лежит себе в яйце, нагреваемый родительским теплом (и огнем), но в один прекрасный миг понимает, что все, пора! Тогда дракончик разбивает скорлупу с помощью яичного зуба (как у малышей крокодилов) и выбирается наружу. Выбравшись, первый дракон из кладки звуковыми сигналами обозначает свое пробуждение для остальных своих братьев и сестер, а после этого принимается за собственное насыщение. Для этого он съедает скорлупу собственного яйца, содержащую большое количество кальция. Поскольку полые кости требуют большой прочности, необходимость в пище, содержащей кальций, преследует дракона на протяжении всего жизненного пути.

Но если в силу обстоятельств яйцо будет изъято из родительского гнезда, то по причине смены температуры и внешней среды эмбрион может погибнуть. Но это если он не успел сформироваться. Полностью развитый детеныш дракона, чувствуя, что за пределами скорлупы неблагоприятные условия для его вылупления, срочно притормаживает свой рост и может пролежать как угодно долго, терпеливо дожидаясь благоприятного момента для своего появления на свет. Что ж, такова природа дракона, он язвителен не с рождения, а с зарождения. Может быть, поэтому каждый дракон мудр, циничен и реалистичен одновременно? Ему приходится быть таковым с детства.

Так вот… судя по шебуршению и шороху внутри яйца, малыш решил вылупиться именно сейчас. А этого Квиррелл как раз очень не хотел — он боялся драконов. Заволновавшись, он засуетился, вскочил с пола, наспех почистился, схватил яйцо и выскочил в коридор, лихорадочно соображая — куда ж яйцо-то деть? Ну что ж… Квиррелл совершил недостойный поступок, точно такой же, который совершают недостойные люди, выкидывая в снег на мороз новорожденных щенков или котят… Так и Квиррелл, желая избавиться от нежелательного чудовища, выбросил яйцо в первое попавшееся окно. Черное яйцо со свистом улетело в ночь и мягко приземлилось в пушистый сугроб, глубоко утонув в нем и оставив на поверхности круглую лунку.

Дракончик сразу почувствовал, что среда снаружи снова стала неблагоприятной. Кротко вздохнув, он печально лизнул стенку — тощенькая совсем, пищи очень мало, ну да что поделать… придется снова подождать. С этими философскими мыслями дракончик свернулся калачиком и погрузился в вынужденную зимнюю спячку, надеясь, что весной у него получится вылезти из яйца. На полке в комнате Квиррелла он не мог вылупиться, благодаря аэродинамическому чутью равновесия, он ощущал, что его колыбель не то висит в воздухе, не то лежит на ОЧЕНЬ тонкой поверхности. А судя по окружающей атмосфере, чувствовалось, что он находится ещё и в замкнутом помещении. Что опять же не способствовало его появлению на свет. Просто сейчас его инкубатор ненадолго оказался на ровной и надежной поверхности — на полу, и он решил воспользоваться моментом — выбраться на волю, но пока раскачивался, пока примеривался своим яичным зубиком к стенке, время было упущено. Владелец его выкинул. То есть яйцо снова оказалось не в тех условиях. Ну не везет ему… осиротел непонятно как, нет-нет, родители живы, вы не думайте, это его с ними разлучили, унесли куда-то его инкубатор, зачем-то долго таскали в кармане, потом положили на полку и забыли.

* * *

Гарри уныло брел с урока Травологии. Нанимают же порой преподавателей… привидение на Истории, монотонно бубнящее о восстаниях гоблинов… престарелый ссыкун на Трансфигурации, который каждые двадцать минут срывается в туалет… преподаватель Защиты, путающий вампира с ампиром — как это возможно-то?! — лучше бы уж Маггловедение преподавал, а то профессор Бербидж тоже не на своем месте оказалась, тоже толком не знает свой предмет, даже понятия не имеет — зачем магглам пылесос и стиральная машина. Гермионе вон пришлось учительницу учить, что, зачем и для чего… Единственными нормальными учителями оказались профессор Снейп и профессор Кеттлберн. Оба знают свои предметы и интересно преподносят. Ну разве что ещё профессор Синистра толковая, та, что астрономию преподает. И, э-э-э… ладно, Вектор ещё, нумерологию дает, хотя… лучше бы обычную математику давала. А так её приходится самому изучать, вместе с географией и зоологией с биологией. И Дадли ещё…

Мысли Гарри плавно перетекли на рождественские каникулы, когда он ездил домой. Эх, Дадли-Дадли… невероятно похудевший, с синими тенями под глазами, тонкошеий, лопоухий. Он так сильно обрадовался Гарри, что чуть не остановился — сердце не выдержало, весело так, с огоньком собрался склеить ласты. И долгожданные новогодние каникулы превратились в чернющую неделю ужаса, когда все они гадали: переживет ли Дадли эту ночь, увидит ли рассвет? А когда Гарри собрался уезжать в школу, хрупкое сердечко Дадли снова отчебучило в шекспировские игры «быть иль не быть?», из-за чего пришлось мотивировать брата обещанием дождаться весны и самого невероятного подарка. А уж о чем мечтал Дадли… надеюсь, вы помните?

— Дадли, мы летом в Диснейленд съездим, хочешь?

— Я его по телевизору видел, неинтересно… — грустно отвечал Дадли.

— А… а… а вот! Арабского скакуна хочешь? Тут неподалеку продается…

— Не… не хочу коня. Мне б дракона… Комодского. Хоть одним глазком и на минуточку… — Дадли тоскливо отвернулся к стене и прошептал едва слышно: — Не уезжай, Гарри…

И хоть Гарри и не слышал шепота, но сердцем он понял, чего Дадли хочет сильнее всего, он хочет, чтобы брат был рядом. Но против системы не попрешь, пришлось пообещать:

— Хорошо, Дадли, я достану тебе дракона. Повисну на профессоре Кеттлберне и стрясу с него дракона, Дадли, обещаю, только дождись лета!

С того кошмарного Рождества прошел уже полный семестр. Промелькнул стылый январь, просвистел морозами трескучий февраль. Проплакали капелями и ручьями весенние месяцы — март, апрель и май. Назревал июнь с экзаменами, от которых, откровенно говоря, хотелось бежать без оглядки. Ещё один месяц и можно ехать домой. Дракона, кстати, он честно пытался достать, но профессор Кеттлберн быстро охладил его, прочитав жутковатые лекции об огнедышащих ящерах, и немало привел примеров того, почему драконов запрещено разводить.

По твердо устоявшейся привычке Гарри брел позади всех и больше глазел по сторонам, чем смотрел вперед на спины однокурсников, и благодаря этому он единственный увидел ЕГО. Продолговатое черное яйцо дракона. Оно притулилось у самой стены в неприметной ложбинке меж корней раскидистого куста рододендрона. Совершенно незаметное для постороннего взгляда, даже Гарри, и тот случайно его увидел… Тихо обмирая от невозможного счастья, Гарри подошел и забрался под куст. Присмотрелся — действительно драконье! — уж это он точно знает, зря он, что ли, все учебники о драконах перечитал с самого Рождества, все доступные места в библиотеке перелопатил и миллионы книг перелистал в поисках того, как и где дракона достать. И вот ОНО, настоящее и даже… породистое, боже ты мой! Норвежский горбатый!!!

Судьба ли, Рок ли или просто стечение обстоятельств, но дракончик именно этот момент выбрал для рождения. Пробив наконец-то опостылевшую скорлупу, маленькая самочка норвежского горбатого выглянула на свет, её янтарные глаза встретились с зелеными глазами мальчика, и в этих зеленых омутах светилось неподдельное, искреннее счастье. Драконы мудры, они чуют ложь и знают правду, и тоже с самого раннего детства, иначе им не выжить. И наша маленькая драконичка тут же осознала, что не одинока на этом белом свете…

Полный трепета, Гарри протянул руки и осторожно коснулся бурой головки, взволнованно шепнул:

— Иди ко мне…

И крошечное новорожденное создание с вековечной памятью предков в крови, оснащенное знаниями, такими же древними, как этот мир, доверчиво переместилось в маленькую чашу детских ладоней. Мальчик бережно поднял её и тепло прижал к себе, подышал на неё, а потом аккуратно спрятал за пазуху. Коричневая малышка благодарно прижалась к груди, с простодушной кротостью слушая, как совсем рядом бьется честное сердечко маленького человечка-друга, который первый встретил её в начале новой жизни.