Летние мальчики (джен)

Ошейники, диадемы, короны… всё это вперемешку с пылью, клочьями старой паутины и засушенными мумиями мух щедро высыпалось на голову безмятежно спящего котика.

Никогда еще Темного Лорда не будили железяками по черепу, потому он был несколько удивлен. Настолько удивлен, что Квирреллу удалось убежать. Почти. Далеко убежать, когда на тебе висит здоровенный кот, вцепившись когтями и клыками, сложно. Поэтому Квиррелл, пробежав пару метров, рухнул под тяжестью кота, с ужасом глядя на него и боясь даже пискнуть.

— С-с-с-с-с… — прошипел кот, выражая свое недовольство. После чего, не желая тратить время зря, вернулся к своему месту, заваленному хламом, откопал диадему, расшвыривая остальные находки по комнате. Вот она! В задумчивости Лорд завис. И как каждый зависший кот, принялся совершать действия, помогающие сосредоточиться на проблеме. Квиррелл в шоке смотрел, как кот вылизывает свое… котово-мужское достоинство.

Наконец Лорд отвлекся от себя и сосредоточился на диадеме. Он гипнотизировал её взглядом, лизал, кусал — без толку, нужен был мудрый совет. Оценив выражение лица Квиррелла, Лорд понял, что с этой стороны помощи не будет, и приказал тому доставить его котейшество к камню. Тому самому, который это всё и устроил.

В ближайшие выходные Квиринус так и сделал, доставил пушистого мини-Лорда к Философскому камню.

Розовое нечто внимало картине — диадема и кот. Кот, лижущий диадему, кот, кусающий диадему… Кот вопрошающий. Вняло, прониклось. И задумчиво спросило:

— Вот скажи мне, ты — когда-то темный Лорд, как ты Лордом стать сумел без мозгов? Или ты на фоне Дамблдора выделился?

— Почему это без мозгов? — обиделся кот.

— Ты крестраж как создавал? Облизал кого-то?

— Н-н-нет, скорей убил… — удивился кот.

— Отнял жизнь то бишь. Значит, чтобы собрать, жизнь надо зародить! Делай, что хочешь, но в тот момент, когда жизнь по твоей вине зародится — соединится душа!

Камень был вредным, но советы давал дельные. Хотя, с другой стороны, в камнедробилку бы его, но нельзя. Придется зарождать жизнь. Вот только…

— А можно я… просто спасу кого-нибудь? — робко предложил кот самый оптимальный, на его взгляд, вариант.

— Пригодится для последнего отчета в Раю, — сухо отказал Философский камень. — В данное время это бесполезно. Спасенной жизни для этого ритуала мало, надо возродить новую взамен утраченной.

Кот обреченно вздохнул и тоскливо уточнил:

— Кошку любую брюхатить?

— Если ты убил мага, то оптимально книззла, конечно, — задумчиво проговорил камень. — Чем более сильное магически существо забеременеет, тем сильнее будешь в результате.

Вновь оказавшись в Хогвартсе, потому что уроки же у Квирелла, надолго не убежишь, Лорд задумался о книззле для размножения и отправился по коридорам — искать, значит. Надо сказать, что кошки далеко не всегда хотят размножаться, правда кто их спрашивает, если догонит. Потому Волан-де… кот крался. И охотился. На самок. Самки как чувствовали и на глаза не попадались. Вот котов он встретил немерено, окромя обычных мурлык-Барсиков среди них попадались и львинохвостые книззлы-каракалы, огромные и грозные. И все как один стремились начистить наглую морду недоЛорда. Приходилось защищать свою котовью честь и вступать в несезонные драки.

Наконец, одной темной ночью Лорд увидел кошку дивной красоты. Ее полосатая полудлинная шерстка блестела в свете свечей, походка была мягкой и завораживающей, глаза мерно мерцали в полумраке… Не задумываясь, Лорд прыгнул, придавил кошку к полу, вцепился в загривок, удерживая, и, прошипев заклинание плодородия, стремительно вошел. Кошка как-то сразу перестала сопротивляться, отдавшись природным инстинктам. Приблизившись к кульминации, кот почувствовал распирание не только там, где должно было, но и гораздо выше. С громким мявком закончив дело, Лорд встал и шагнул в сторону, с благодарностью глядя на пушистую мисс. Кошка, выпучив красные глаза, тихо сипела. Кот лизнул ее пару раз и отправился восвояси. Проводив его взглядом, Миссис Норрис осторожно отлепилась от пола, нервно лизнула лапу, потом, присев на пушистый зад, вылизала себя под хвостом… Не вовремя это случилось, ох не вовремя… Зимний помет будет… неудачный.

А Темный мини-Лорд, вернувшись в кабинет Квиррелла, придирчиво осмотрел себя в зеркале — никаких изменений во внешности не заметил и возмутился, разразился обиженным мявом:

— Ты обманул меня, подлый каменюка! Я ничего не чувствую!

Квиринус вздохнул и удрученно покачал головой, вынул из папки лист пергамента и зачитал торопливому Лорду наставления камня, из которых вкратце и в двух словах следовал только один главный наказ — собраться ему надо полностью для кардинальных изменений.

* * *

Альбус Дамблдор тоскливо обвел взглядом серые стеганые стены. Мягкие. Все. Сверху и снизу, даже потолок был обит мягким поролоном. Его голове и подбородку было непривычно холодно и легко без волос и бороды. Он был гладко выбрит. Пока он был в Мунго, его волосяное покрытие не трогали, но с тех пор, как он угодил к маггловскому психиатру, так всё пошло наперекосяк. Чертовы магглы с какого-то перепугу решили, что дедушка страшно запущен — вон как зарос, борода до Мерлина доросла! — и подстригли его. Далее, в волосах обнаружили застарелые яйца гнид, испугались вшей и обрили налысо… А самое кошмарное знаете что? Из его рациона напрочь урезали все сладости, потому что у него, помимо дохлых гнид, обнаружили ещё и какой-то сахарный диа-бет! Ну хоть плачь… И Дамблдор плакал, тихими злыми и беспомощными слезами, бессильно злясь на весь подлый мир. И в особенности на магглов, на этих бессердечных врачей, которые упихнули его в психушку с милым диагнозом — прогрессирующая деменция. Но он же правду им всем сказал — Гарри Поттер превращен в собачку! — это вполне обычное дело в мире магии, когда у ребёнка случается стихийный выброс и он по тем или иным причинам впадает в анимагическую кому.

Ох уж эта маггловская больница… страшнее места и не найти!.. Только-только забылся тяжелым и таким желанным сном, так его тут же будят, ведут в процедурный кабинет, где у него из вены берут кровь на утренний анализ. И ладно бы профессионал брал, он-то безболезненно колет, жгут затянул — раз, иглу вонзил — два, и три — забрал сколько-то крови, легко и быстро… так нет же, мало им… персонала. Вот девчонка, прак-ти-кантка. Сначала она до-о-олгонько затягивает резиновый жгут, до боли стягивая кожу… потом так же долго ищет вену, несколько раз уколет, прежде чем попадет туда, куда надо. У него столько жутких синяков на руках от таких неправильных уколов… Далее, надо обязательно заполнить вот эту смертельно надоевшую баночку мочой, опять для анализа на сахар.

А ещё были капельницы. Из-за них Дамблдору пуще всего хотелось убежать отсюда. Это было совершенно невыносимо — часами лежать на койке в полной неподвижности и смотреть, как капает в вену по трубочке физраствор. Особенно пугала его иголочка, воткнутая в емкость с лекарством, ему, несведущему человеку, эта иголочка казалась чем-то очень важным, потому что когда кончалось лекарство, приставленная к нему медсестра всегда пережимала фиксатором трубочку, чтобы в вену не попал воздух. И по незнанию он, конечно же, натерпевался столько страху, глядя, как пустеет пакетик-баночка-скляночка, а никто не спешит к нему, чтобы вынуть из вены иглу или пережать трубочку…

А ещё было… при этом воспоминании бедный Альбус аж застонал, и было отчего… Очередной «завтрак», так называемая утренняя капельница на врачебном жаргоне. Вместе с врачом вваливается целая толпа молодых людей, окружает койку Дамблдора и… До него не сразу доходит, что это студенты медфака и что они слушают лекцию врача, который на нем показывает, как и куда вводить иглу, как правильно дозировать количество лекарства в шприце, как накладывать жгут… Бедный директор, ну никак не ожидал он, что на старости лет станет вот таким подопытным кроликом!

Кроме этого, были ещё соседи по палате в частности, по этажу в целом и по больнице в общем. Старики и старушки. Мужчины и женщины среднего возраста. Молодые люди. И дети. Маленькие. Монументальные бабуси толщиной шире роста и высохшие дедушки особых эмоций не вызывали… но когда в гипогликемическую кому впал ребёнок, Дамблдор горестно задумался — а так ли все благополучно в этом мире? Вот и в его школе оказался глухой ученик, Гарри вот в анимагичку впал, Френк с Алисой до сих пор изображают бревнышек в святом Мунго… А медицина их как топталась на уровне средневековья, так и продолжает топтаться на месте, ни на йоту не сдвигаясь в сторону прогресса. Вот у магглов всё иначе, от невидимых болезней людей спасают. Он вот, к примеру, и понятия не имел, что болен каким-то диабетом, а магглы глянули в свои волшебные микроскопы и увидели что-то в его крови. И сразу кинулись лечить, невзирая на его старость, вот так, великодушно, трогательно и бескорыстно, решили продлить ему жизнь.

Его никто не навещал — некому. Лишь один раз зашла Минерва, занесла одежду, переданную ему через Аберфорта. Рассказала, что у Гарри имеются подвижки в учебе, с гордостью сообщила о том, что Гарри зачислен в команду по квиддичу на место ловца и что он успешно тренируется, с потрясающей ловкостью ловит все мячи.

Пока велся разговор в комнате свиданий для ходячих больных, мимо двери проехала каталка с огромным телом, накрытой белой простыней. Потом две минуты спустя проехала вторая, а через полчаса третья. Минерва побледнела — третий труп за время её посещения. Что за жуткое место? И заторопилась, спешно распрощалась и покинула больницу, подобрав подол тартановой юбки, неуютно ей стало в этом казенном доме, где люди мрут пачками. А старый лысый Дамблдор остался в своей палате с мягкими стенками, так как, по мнению психиатров, был всё-таки сумасшедшим, утверждающим, что пёс на самом деле это мальчик по имени Гарри Поттер.

* * *

А пёс по кличке Гарри каждое утро просыпался и с новой надеждой рвался во двор, мечтая наконец-то сорваться с поводка и сбежать домой, к мамочке Пэт и папочке Тимми. Где находится его дом, Гарри не знал, но чувствовал направление и понимал, что если удастся вырваться за пределы замка, то он будет бежать столько, сколько понадобится, чтобы добраться до своего дома. Расстояния для него не существовало, его просто не было у верного собачьего сердца. Гарри не забывал свою семью.

Но вместо этого его брали на поводок и зачем-то тащили в большие комнаты, где он часами сидел перед табуреткой и слушал чьи-то речи, а чтобы не умереть со скуки, грустно жевал палочку, свисающую с его ошейника. В ответ эта палочка нагревалась и что-то делала, то ветерком повеет, то искры выпустит. Единственное, с чем соглашался Гарри — это игры с мячиками. Он быстро разобрался, что большие мячи трогать не надо, что ловить нужно только вот этот, маленький, желтенький, который хаотично летает туда-сюда при помощи крылышек, как маленькая блестящая птичка.

Другой Гарри чувствовал собачью печаль и сочувствовал верному кокеру-спаниелю, но, увы, ничем не мог ему помочь. Конечно, можно было бы признаться, что собаку путают с ним, что на самом деле он — Поттер. Но что бы это ему дало? Лишь нежелательную славу и лишнюю нервотрепку для любимого отца, мамы и, самое главное, неприятности для Дадли, который и так сражается за жизнь каждый день. Так что… пускай продолжается эта странная комедия с подменой пса на мальчика. У него другие заботы — выучить заклинания, написать эссе для учителей, накормить слепого совенка. И наладить отношения с однокурсниками, с которыми у него порой случались разлады — к примеру, Драко не понимал, зачем ему дружить с грязнокровкой Грейнджер. Гарри сперва не понял, сходил к Рейми и уточнил у него, что означает это слово. Рейми объяснил, Гарри разозлился, вернулся и начистил аристократическую морду Драко, потом подтащил его избитую тушку и, швырнув к ногам Гермионы, потребовал извинений по всем правилам. А после того как Драко извинился, Гарри велел ему забыть слово «грязнокровка». Насчет его дружбы с барсуком Невиллом уже никто и не заикался, поняли, что не стоит нарываться. И что Ранкорн имеет полное право самостоятельно решать, с кем и зачем дружить.

А так, собственно говоря, Гарри больше тянулся к ребятам постарше, но те, к сожалению, смотрели на малька свысока и подчастую наплевательски, и Гарри ничего не оставалось, как искать общества среди друзей и Рейми. И оттого он вскоре стал нелюдимым букой, вечно отирающимся возле взрослого парня. Ну а что поделать… глухому мальчику просто не с кем было общаться полноценно, только Гермиона и Рейми знали, как с ним правильно обращаться.

К слову, о Невилле. Этот славный пухлячок-хомячок очень сильно хотел дружить, и неважно с кем, главное, чтобы ему предложили эту дружбу. И однажды это случилось. К нему в палату в больничном крыле пришли два посетителя, Рейми Стоунхендж и Гарри Ранкорн. Гарри протянул ему потерянную где-то напоминалку, бабушкин подарок, и сказал, что когда он покраснеет, надо запомнить этот момент, чтобы понять, что именно он забывает здесь и сейчас.

Потом ради дружбы Невилл стал учиться общению с глухим, смотрел, как ведут себя Гермиона и Рейми, сам при разговоре старался говорить четко и раздельно ровным и спокойным голосом. Научился не кричать — оказывается, кричать глухому бесполезно, от крика меняются артикуляция, тон и тембр голоса. При крике некоторые слова «проглатываются», глушатся и растягиваются, таким образом глухой может просто не прочитать их по губам. В общем, это оказалось целой наукой — общаться с глухим. Но Невилл очень хотел дружить с Гарри, и потому он очень-очень старался. И это постепенно приносило свои плоды: во-первых, сам Невилл стал более спокойным и уравновешенным и, что интересно, перестал заикаться, а во-вторых, у него появились новые друзья — Гарри, Рейми и Гермиона. Ну а потом в эту компанию как-то незаметно и плавно вошли Грегори Гойл и Миллисента Буллстроуд. Гойл влился сам, по старому знакомству, просто их папы дружат, вот и всё… А Милли… она почувствовала себя виноватой перед Невиллом и однажды подошла извиниться за дурной поступок Панси. Невилл её простил, и Милли стала их подругой.