Крыса (джен)

Всё закончилось внезапно и неожиданно. Казалось, что они уже победили… пусть сам Питер уже не знал, хотел ли этой победы. Неделю с лишним назад отгремел парад, затем поймали подружку Поттера, а сегодня отряд Долохова достал, наконец, и его самого… и Питер никак не мог в себе разобраться: то ли ему можно выдохнуть, то ли сбежать и напиться, утопая в жалости к самому себе. За всё это время он так и не смог заставить себя побывать в Годриковой Лощине, опасаясь что они даже мёртвыми… Нет, он просто не смог...

Как же так всё повернулось?!

Питер даже не понял, как и что именно произошло — только что они все… почти все наслаждались в саду закусками, и вот у Лорда уже вместо головы кровавое месиво, Селвина рвёт в фонтан, а Роули лежит на земле, и все вокруг него копошатся и бегают… А рука, его проклятая металлическая рука оплывает как воск.

Вот и всё — понял он — его кошмар, наконец, закончился.

Потому что если Тёмного Лорда нет — то, значит, он больше не принадлежит Мальсиберу и не принадлежит никому. Он… свободен. И, кажется, он даже обрадовался этой свободе, совсем забыв, что никогда её не хотел. Он не знал, что начнётся дальше, но чуял, что из Малфой-мэнора нужно сматываться как можно быстрей. Но когда он был уже почти у камина, то волосы встали дыбом у него на руках, ещё до того, как он вдруг услышал прямо у себя за спиной знакомый голос, от которого заледенели внутренности:

— Питер-Питер, куда же ты.

Вот так. Это не был даже вопрос, и ответа никто не ждал.

Обернувшись Питер, он посмотрел в полные холодного интереса глаза и трусливо попятился. Кажется, в этот миг в нём что-то сломалось — он словно попал в ловушку, из которой не было выхода. Он больше не был Питером Петтигрю, нет, он — маленькая усталая крыса. Его поймали и посадили в клетку, и вынимают оттуда, когда захотят, и делают, что им угодно. И он ничего, ничего не мог с этим сделать… и даже не пытался сопротивляться.

И теперь это будет уже навсегда. Эта жизнь, этот ужас от ласковых поглаживаний по щеке. И отчаяние, тоскливое отчаяние, и тихая мольба внутри — нет, не трогай… пожалуйста, не прикасайся ко мне… но чужую руку это не остановит, и он будет вынужден терпеть её вновь и вновь. Пусть она и тёплая и нестрашная сама по себе… но лучше бы он его пытали или били.

— Но ведь Лорд… он же… всё, —попытался упросить он Мальсибера в самый последний раз, шмыгнув носом.

Он знал, чувствовал всем существом: если он сейчас не уйдёт — это всё. Конец…

— Для нас с тобой это ничего не меняет, — мягко возразил Мальсибер — и его выпачканная красным рука, липкая от крови Торфинна Роули, ласково коснулась обвисшей подрагивающей щеки.

И Питер вдруг ясно понял, что Лорд — это не самое страшное.

Но теперь это знание уже не имело никакого значения.