Предания Севера и Юга (гет)

«Если оглянусь назад, я пропала».

Глупо, как же глупо. Она уверяла себя в этом долгие годы, повторяла каждый раз, когда ей приходилось закрывать глаза на ужасы прошлого и двигаться вперед, но все это было ложью. Иллюзией. Куэйта говорила ей, а Дейенерис в своей гордыни отказывалась слушать. «Чтобы идти вперед, ты должна вернуться назад».

О, как же она еще самоуверенна и глупа! Дени не просто двигалась вперед, напролом, не замечая ничего вокруг, нет, она… она заставляла себя забыть. Она не помнила своих ошибок и не пыталась вспомнить их, не училась на них, она… ох, какая же дура.

Ероих! Вот как ее звали, лхазарянскую девушку, первую жертву милосердия Дейенерис. Она спасла ее, да, но в конечном итоге это не изменило ничего.

И Залив Работорговцев. Эссос. Чего хорошего она принесла этим людям? Их свобода обернулась ядом, куда худшим чем рабство. Их убивали тысячами в войне, что развязала она. И она закрывала на это глаза. Не оглядывалась.

О глупа, как же глупа.

Такой и осталась.

Возраст не придал ей ни грамма ума и только сейчас — лишь под конец яркое прозрение, что она не успела…

Ее ноги не было на берегах Вестероса, а теперь уже поздно что-то исправлять. Эссос, огромный континент, она была так уверена, что сможет удержать его, так уверена…

Ее новое королевство, все ее старания, обернулись прахом. И ей дано было увидеть конец мира, вот только зачем? За что? Отчего не позволить ей умереть в сладких иллюзиях? Как жестоки боги!

Все ее храбрые соратники один за другим пали, и теперь она, Дейенерис Бурерожденная Таргариен, в одиночестве сидела на все такой же твердой и неудобной скамье в высочайшей пирамиде Миэрина, столице ее павшего государства.

Визерис и Рейгаль бросили ее, найдя своих всадников и отправившись с ними на битву в Вестерос. Сама Дейенерис и хотела бы отправиться туда с ними да все откладывала, не могла, не успевала… И не верила она во все эти сказки, пока, благодаря им, ее незаконорожденный племянник не взошел на трон. О, как легко она могла бы скинуть этого мальчишку, но зачем? К тому времени и сир Джорах и Барристан Смелый уже погибли, выполняя долг перед ней, и Дени была слишком поглощена своим горем и страстью к освобождению. Она собиралась заняться племянником после, а затем — забыла о нем. Оставила позади.

Некие мейстеры называли ее состояние болезнью. Надменные пройдохи — надеялись провести ее, обмануть, забрать все, что ей принадлежало по праву. Ничего, Дрогон научил их уму-разуму.

«Или, может, все они были правы? — думала Дейнерис, потирая сухие морщинистые ладони. Она должна выйти на балкон, должна. Там ее ждали, а она никогда не подводила… — Может, в моем случае монета упала не той стороной?».

Еще один шаг. Вражеские — она уже и не помнила, чьи именно, — войска ломились в двери, кричали, разрушали это место, откуда она правила столько лет. В городе, — Дейенерис знала, — тоже шли бои, куда ожесточеннее и страшные и кровавые. Но здесь, в самой ее обители, было пусто, тихо. Почти. За исключением шаркающих старушечьих ног, которые неумолимо передвигались в сторону балкона, поражавших своим размером маленькую королеву.

А она ведь так и не выросла…

Лишь ссохлась, под конец.

Еще три шага, отдохнуть, потом снова. Как тяжело. И больно. Но она ведь дракон, она справится. И Дейенерис действительно шла, ковыляла, кряхтела.

Когда наступила зима, было страшно. За народ, за себя. И она боролась, и у нее даже… получалось. Да. Получалось. Вот только драконы — или кто-то другой, возможно и она сама, а может и нет, — сожгли все корабли, и не было пути для ее армии вернуться.

Вернуться.

В место, где никого из них не было-то.

Смешно. Но Дейенерис разучилась смеяться.

Ее шажки медленные, жалкие, кости скрипели и ныли, серая растянутая кожа дрожала, все болело, все кричало.

«Еще немного. Я от крови дракона. Еще немного. Ну же… От крови дракона, матерь драконов, драконова дочь, сестра, драконова… жена».

Как часто она возлегала с мужчиной за все эти годы? А сколько с драконом?

Шаг. Еще один. И еще, и еще.

Боги, ее так часто пытались убить. С самого младенчества все только и хотели ее смерти, а она же была такой невинной и чистой. Вначале. Тогда в ней не было ни гордыни, ни упрямства, ни жадности. И все равно тогда ее желали убить, наследницу трона, опасность. Ненужный риск. Она всем им показала. О, сладкие времена, когда ее имя гремело на весь мир, от останков Старой Валирии до холодной проклятущей Стены. Ее боялись, ей восхищались, женихи умирали за одну возможность просить ее руки.

Хорошие времена. Были. Да. Хорошие.

В дверь колотили, не прекращая. Она едва различала знакомые голоса, чуть держалась за реальность. Все было кончено. Лишь бы дойти. Надо идти. Вперед, вот так.

Дейнерис сжала уродливыми старушечьими пальцами поручни и выдохнула. Закашлялась. Рассмеялась, и неизвестно, какой звук был страшнее всего.

Она ведь так давно даже не улыбалась…

Миэрин пал. Этого стоило ожидать — уже случалось давным-давно нечто схожее. Люди-муравьи внизу, очевидно считая свою жизнь ценной, дрались и убивали и гибли. Все одно, все тоже. Дейенерис взглянула на небо, серое и дымчатое, резкое и пугающее. Но не ее. Никогда — ее.

Там летел Дрогон, ее любимый и единственный оставшийся с ней сын. Как же он прекрасен, как силен, как велик!.. Дейенерис хотела бы взлететь вместе с ним. Но другая ей уготована судьба.

Дрогон, огромный черный титан, чьи крылья могли загнать в темноту целые города, взревел, и Дейенерис закрыла глаза, улыбаясь. Она ждала.

Сейчас — да, сейчас.

— Дрогон! — выкрикнула Королева. — Дракарис!

Благословенное тепло тронуло ее старую пожухлую кожу.

И вот, наконец, с опозданием на бесцельные пятьдесят лет, Дейенерис горела.