Кастелян - 3 (джен)

«Два провала в один день. Самайн полностью оправдывает всю свою дурную славу».

Стылый ночной косохлёст бессильно дробился о ромбики оконного переплёта. Ясное и звёздное ещё два дня назад, нынче небо было наглухо затянуто рваной облачной хмарью. Дождевые потоки искажали наблюдаемую перспективу, делая непросматриваемыми любые дальние горизонты. Видимыми оставались лишь ближайшие дворы, скупо освещённые замковыми факелами.

«В точности как мои планы».

Эмоциональная магия. Очень много лет назад Дамблдор сделал ставку именно на неё, и до недавних пор у него не возникало повода пожалеть о своём решении. Простая в освоении, дающая много всего и сразу. Идеальный выбор для ленивых простаков.

Представил свет — и стало много света. Представил счастье — получил телесного патронуса. Пожелал убить — беспрепятственно убил. Пожелал замучить — и вот у тебя в руках непревзойдённое по силе пыточное проклятие. Главное, чтобы желания были искренними и ненависть — незамутнённой.

Дети в этом — настоящие мастера. Чистая детская обида превращает белобрысую макушку оппонента в тыкву. Желание спрятаться в шкафу перенесёт через полмира и обратно, причём совершенно безопасно. А вспомнишь, как пронзительно больно колет в ягодицу иголка — и ты на первом же уроке сумеешь посеребрить кончики спичек.

О да! Он, Дамблдор, умел завести детский класс: оживить, растормошить, увести за собой в сказку, заставить с нетерпением ждать следующего занятия… У него абсолютно все первогодки на первом же уроке серебрили спичку! Отдельные таланты вроде Минервы — получали швейное шило целиком.

Жаль, Минерва этого не понимает. Научилась делать, но не умеет учить. Это совсем не одно и то же, к сожалению.

И к большому сожалению, огнедышащего дракончика так не сделаешь. И даже свинья из стола не получится.

Делая ставку на эмоции, Дамблдор не имел в виду себя самого. Только очень недальновидный глупец захочет многое и сразу, проигнорировав проблемы в отдалённой перспективе. А чистокровный Слизерин понимает толк в перспективах. Этих детишек с самых сопливых носов учат сдерживать эмоции, а с первых каракулей «мама» — началам концентрации, медитированию и профессиональному терпению. Начинают они как весьма посредственные, бесталанные маги; но этот путь не имеет обнаруженных границ.

Кроме смерти. И даже смерть можно обмануть, продлив себя в детях.

Эмоциональная магия — прекрасный выбор для черни или, как сегодня говорят, «электората». Эмоциональный волшебник деформируется: становится импульсивным, вспыльчивым, экзальтированным. Он не может говорить тихо, он не способен сидеть ровно и долго, он прыгает по темам как блоха по горячим сковородкам. Рутинная работа валится из рук, о зачаровании артефактов можно и не мечтать, и даже стены его дома не выйдут одинаковыми, ровными и без кособоких «особенностей».

Увы, это общая беда тех, кто вынужден ежедневно продуцировать эмоции. Посмотрите на актёров — сами всё поймёте.

Но зато эмоциональным магическим сообществом очень легко управлять. Через эмоции. Кричи громче всех. Поднимай, зажигай, накачивай толпу! Нагребай, наваливай уверенно, да побольше, да поабсурднее! Пусть оппоненты захлебнутся, пытаясь тебя переспорить! Глупые интеллектуалы: чем чудовищнее ложь, тем охотнее в неё верят.

Да… Они с Геллертом многому научились у маглов. Миллионы умнейших мозгов и неисчерпаемый кладезь идей, как специфически-магловских, так и извечно-общих для всего человеческого рода.

Дамблдор устало вздохнул, аккуратно снял очки и помассировал лицо ладонью, добавив немного освежающей магии. Несколько мгновений постоял, прикрыв глаза.

Если бы всё было так просто! В лидеры выбивались бы горластые да драчливые, вроде Рона Уизли или Сириуса Блэка. К счастью, толпа не теряет остатки базовых инстинктов и выбирает по несколько иным критериям, а потому, видать, человечество всё ещё коптит небо бренного мира, обеспечивая учебники истории новыми главами по заезженным сюжетам.

Узловатые старческие пальцы прошлись по прохладной влаге, матовой вуалью укрывающей запотевшее стекло. Тщетно: пейзаж снаружи яснее не стал.

Гриндельвальд. Белокурая бестия. Адреналиновый наркоман контроля. Гений расчётов, стратегических прогнозов и многоходового планирования.

Однажды они на спор проникли в архив специальных исследований Эвиденцбюро, и он, юный Дамблдор, едва не обзавёлся тогда своей первой ранней сединой. Без палочек, без магии, без единого наколдованного аусвайса… Геллерт просто шёл и считал секунды. Одними губами, едва слышным шёпотом. Тридцать восемь — ухватить недоеденный бутерброд. Сорок два — свернуть за угол. Сорок семь — поддёрнуть ковровую дорожку. Пятьдесят четыре — зайти в опустевший на полминуты кабинет. Пятьдесят восемь — умыкнуть толстый скоросшиватель из открытого бюро. Шестьдесят девять — коротким шёпотом проинструктировать Дамблдора. Семьдесят пять — кинуть бутерброд в открытое окно. Семьдесят девять — громко закашляться. Восемьдесят один — Дамблдор, повинуясь поданному знаку, с самым уверенным видом шлёпает скоросшивателем на стол перед собирающимся что-то у них спросить чиновником. Восемьдесят четыре — с занятым видом свернуть за угол. Восемьдесят семь — без суеты укрыться в символической нише. Девяносто два — идущий по коридору лысый растяпа отвлекается на голубей, дерущихся за выкинутый бутерброд. Девяносто три — он спотыкается на Мерлин знает когда поддёрнутом ковре, но удерживает равновесие. Девяносто четыре — вылетевшее из кармана удостоверение попадает точно в подставленную ладонь Гриндельвальда.

Эта белобрысая сволочь, словно издеваясь, провела его длиннейшим зигзагом через всё здание, побывав чуть ли не в каждом коридоре. Леденящий душу отсчёт завершился в подвале, у штурвалов рельсовых архивных стеллажей аккурат на цифре «тысяча пятьсот». К огромному облегчению Дамблдора, обратно они ушли через аппарацию, отколупав себе на память по шильдику с двуглавыми орлами. Шильдик этот у директора до сих пор прибит на приметном месте в хогвартсовском кабинете.

Геллерт и искры́ в тот раз не наколдовал: он *просчитал* маршрут заранее. Все бесхозные бутерброды и покинутые кабинеты. И ведь «Ума палаты» у них тогда ещё не было…

Дамблдор глубоко вздохнул и вернул очки на нос. Подошёл к насесту Фоукса и добавил в и без того наполненную кормушку горсть экзотических зёрен: бисеринки перуанского амаранта, чищеные ядра сибирского кедра и огненные монетки кайенского перца. Сам феникс отсутствовал: шлялся по неведомым далям, где нет ни дождя, ни слякоти. Но привычный ритуал ухода за фамилиаром успокаивал и помогал упорядочить мысли. Вот, кстати, тоже нехороший признак: в этот цикл огненная птица решила переродиться на месяц раньше. Даже здесь все расчёты укатились псу под хвост. Как же ему не хватает светлого ума бывшего напарника…

В их с Гриндельвальдом тандеме Дамблдор играл отнюдь не пассивную роль. Геллерт — мозг и расчёт, Альбус — лицо и харизма. Там, где пасовал холодный рассудок, убеждала вера. Нет, не религия: просто люди в какой-то момент становились уверенными в том, чего хотел Дамблдор. Главное — самому в это искренне поверить. Хотя бы на миг. На тот бесконечно краткий миг, когда меняется данная нам в ощущениях реальность.

Это был его, Дамблдора, дар. Именно так они проходили через посты без документов, мимо бдительных сотрудников при своих незнакомых лицах, да и просто там, где не находилось ниши, угла или повода спотыкнуть. Ниш и оставленных на полминутки кабинетов в здании военной разведки вообще не очень много, знаете ли: это вам не Хогвартс.

И это была отнюдь не легилименция или «конфундус». «Конфундусом» и тем более суггестивным мозгоходством можно сделать больше, вот только и известно о них каждой серьёзной собаке в волшебном мире. А потому и методики противостояния, и дисциплина профилактических проверок разработаны давно и применяются на постоянной основе — ну, теми, кому до этого есть дело.

Да и многого ли добьёшься однократным внушением? Думаете, ударил по мозгам — и можно идти отдыхать? А о десятках родственников «переубеждённой» жертвы вы не забыли? О сотнях знакомых? Если общественно значимая фигура внезапно полностью меняет поведение, это, знаете ли, куда хуже, чем вообще ничего не делать и решать проблему традиционными способами: взятками, шантажом, старыми связями или долгами.

Иное дело «театр». Ему верят сразу *все*. В единый миг, наступления которого Дамблдору ещё ни разу не удавалось отследить, сотни людей и миллионы взаимосвязей неощутимо меняются так, как необходимо режиссёру и актёру в одном лице. Не нужно продумывать детали до элементарных мелочей: лишь общую канву, лишь искреннее *ощущение* нового мира. Остальное доделывает… мироздание. Коллективная аура. Магия метафор. Проекция вдохновения. Да хоть дребезжащий шестерёночный автоматон размером с планету, дёргающий за ниточки пять миллиардов кукол — какая вам разница, как, если это работает?

Дамблдор печально улыбнулся. Конечно, вот так сразу очаровывать на большой сцене у него и в мечтах не выходило. Начинал он, скорее всего, неосознанно, со своей семьи в раннем детстве, а сознательно тренировал дар уже на магловских ребятишках из Нагорья, по два-три за раз. Подрос, поступил в Хогвартс, пообтёрся в «серьёзных взрослых коллективах». Сделал несколько… *ставок* у странного зеркала, найденного им в заброшенной подсобке. И одна из «раздач» внезапно сыграла. Очень удачно сыграла.

Вот тогда-то, что называется, карта и попёрла. В том числе и у зеркала. Сколько их у него после того уже сыграно, тех *ставок*… Но самое первое его Пари — именно про «театр». Он рискнул — и таки выиграл свой Золотой ключик.

А вторая «раздача» находится в игре до сих пор. И останется там до конца жизни.

Сеточка морщин на старческом лице стала жёстче, а в глубине выцветших глаз мелькнула тень векового страха, с которым ты давно уже сжился и даже выделил неприятному соседу отдельную комнату, но так до конца и не привык к его выходкам.

Всё имеет свою цену. Иногда её удаётся скостить, иногда — взять в долг или обменять на риск, но бесплатно и хорошо бывает только на входе в мышеловку.

Вот и его дар не обходился ему бесплатно. Каждый серьёзный выход на сцену изматывал физически и иссушал морально. Ты должен отдаваться спектаклю целиком, чтобы мир тебе поверил. Истинные шедевры не клепаются по нескольку полотен в месяц. Нельзя ставить такое на поток.

И каждый раз Дамблдора изводил этот страх: что, если станет только хуже, а у него не будет сил всё исправить?

Всё изменилось, когда он встретил Геллерта. Сценарии стали выверенными и безошибочными, а «выступления» — точечными и менее изматывающими. А главное — в его жизни появилась цель. Далёкая лучезарная цель Общего блага. И маршрутный план для её достижения. Чёткий план на многие десятилетия. *Их* с Геллертом план.

Дамблдор глубоко вздохнул. Покачался с пятки на носок, бездумно глядя в окно, ещё раз вздохнул и вернулся за стол. Придвинул к себе большой альбом для чертежей, давно лежащий на столешнице. Провёл рукой по верхнему листу.

Звёзды. Бытует мнение, что они не могут влиять на нашу земную жизнь. Это не так. Влияют. Определённо влияют, но — всем своим комплексом. В расчёт нужно брать сразу всё — все десятки тысяч источников Марагинской сферы, все искажающие аберраты, метеорные пояса, зыбнущие вуали, линзы Ибн аш-Шатира и, конечно же, планеты с лунами. Неподъёмная задача. Не имея «Палаты», даже гений Гриндельвальда был вынужден ограничиваться упрощённым набором из двухсот сильнейших пиков. С помощью «Палаты» Дамблдор мог учитывать и полторы, и две тысячи пиков на приемлемых отрезках в неделю-месяц протяженностью.

И лишь объединение этих двоих — Геллерта Гриндельвальда и диадемы Ровены Рэйвенкло — позволяло учесть полный комплекс на весь планируемый период.

Метровый чертёжный лист перед директором был испещрён сложнейшим многоцветным узором. Линии — густые и тонкие, сплошные и пунктирные, живописно гладкие и хаотично метущиеся — покрывали плотный пергамент многослойными вышивками, принадлежавшими перу художника и кисти математика, рукам поэта и палочке волшебного инженера. Узелки, символы, числа и надписи помогали разбираться в этом полотне знающим людям и вызывали неприятную рябь в глазах у пытавшегося присмотреться случайного наблюдателя. Чертёж не был двумерным: кружево уходило вглубь листа сотнями бесплотных плёночек-этажей, мудрёно расщеплявшихся и переплетавшихся между собой. И таких листов в альбоме была плотная толстая пачка.

Кто-то из маглов сказал, что хорошая инженерная конструкция должна быть красивой. В этом воплощении вычислительного труда красоты хватало. Великолепный танец нарисованных планет был идеальным.

Великий гороскоп. Судьба мира. То, от чего не отвертеться, что бы ты ни делал.

Это не было будущим. Это был инструмент для тех, кто делал будущее. Точки воздействия. Моменты бифуркаций. Варианты последствий. Характер возможных проблем и цена достижимого. Вероятностные веера и ветви резервных планов. Скипетр тайной власти над миром. Или, в данном случае, — над магической Европой с Британскими островами в центре событий.

Геллерт понимал в этих формульных букетах намного больше. Но и Дамблдор за годы их совместной работы многому научился. Они оба здорово выросли и как маги, и как осознанные манипуляторы. Страшно представить, кем бы стал Гриндельвальд, сохрани он свободу и по сей день.

Не хочется даже думать, что скажет Альбус поверженному партнёру, если перспектива идти к нему на поклон превратится в неизбежность.

Гороскоп был рассчитан до две тысячи двадцатого года. Пять метоновых циклов — естественная периодичность, завязанная на пару самых сильных небесных факторов: солнце и луну. Вполне достаточно для построения нового мира или переселения в новую оболочку. Если бы только не Геллерт с его диктаторской одержимостью… И не выходка Тома Риддла, казавшаяся поначалу непринципиальной мелочью… И не это долбаное небо!

Дамблдор скрежетнул зубами и невидяще покачал головой. Помассировал виски, после чего отхлебнул из стакана остывшего крепкого чая. Вот ведь тоже, набрался дурмстранговских привычек: скоро век уже этим репьям в бороде, а вкусно именно так: холодным, с подстаканником и ложечкой! Особенно если без лимонных долек… Жаль, перед коллегами так не попьёшь. Нельзя.

Потерзав пергаментную стопку, директор извлёк ещё пару листов, после чего, усилив свет над столом и вооружившись крупной лупой на бронзовой ручке, принялся внимательно изучать рисунок.

Гороскоп исправно работал почти век. Тем, кто знаком с наукой прогнозирования, это может показаться невероятным, но это так. Чертежи прекрасно обходились без своего создателя, успокоенного в Нурменгарде. Дамблдор блестяще оседлал волну популярности, свалившуюся на него после пленения бывшего соратника, и сумел превратить её в триумф победителя самого опасного мага столетия и врага всего человечества. Выбор и взращивание нового национального зла также прошли как по писанному: только смотри на лист нужного года да вноси изменения согласно выбранному пути. Восхождение нового Тёмного лорда и десятилетие смутного времени превратили Дамблдора в опытного политика, а показательное развоплощение британской немезиды и вовсе произошло секунда в секунду — хронометр можно сверять. И какой глупец после этого станет утверждать, что звёзды для него ни при чём?

В этот раз Дамблдор выбрал стезю мудрой осторожности и работы чужими руками: возраст уже такой, что и поберечься бы не грех. Не стоит перетягивать всю славу себе, уж поверьте столетнему старцу: высокий шкаф громче падает. Управлять лучше из тени… было бы, не будь Дамблдор Актёром. Актёры должны блистать под софитами, а не из-за кулис.

Так или иначе, орущего младенца, извлечённого из руин с развороченным лбом, спешно переправили к магловской родне, а в стране был дан старт заранее подготовленной кампании имени Мальчика-который. Крёстный, правда, пытался дёргаться, но продолжалось это недолго. Наведя порядок на поле, Дамблдор приступил к десятилетию пожинания плодов с неспешной подготовкой к новому раунду, ещё не подозревая, какую свинью подложил ему свежеупокоенный Том Риддл.

А в 1991 году Великий гороскоп перестал исполняться.

Прекратив бесполезное занятие, директор отбросил лупу и осторожно снял очки с покрасневших глаз. Хотел ведь лечь пораньше… Вся предыдущая ночь прошла в подготовке, думал, сегодня наверстает. Ну конечно, планы всегда сбываются, особенно такие.

Поначалу Дамблдор вообще ничего не заметил. Расхождения были незначительными, но прогрессировали — медленно и неуклонно. Ему потребовался целый год, чтобы заподозрить неладное. Сегодня, после эксперимента с Локхартом можно утверждать совершенно точно: гороскоп не работает. Точную дату «излома» выявить невозможно, это нужно было делать сразу. А без неё причину можно искать долго.

Что могло пойти не так? Что изменилось? В Ираке что-то сдохло? В разваливающейся России? В Восточной Европе? Трижды проклятая Албания опять выродила кадавра в своих лесах? Как там называются те места сегодня… Юго-Славия? Или это севернее?

Да сотню леших вам в попутчики, какая ещё «Славия»? Всё под небесами! Если вокруг *такие* изменения, что-то произошло именно там! Что-то появилось на небе, причём крупное и рядом, как бы дико это ни звучало! Или исчезло, не приведи Моргана…

Директор раздражённо двинул опустевшим стаканом.

— Олух, ещё чаю! Холодного, без сахара. И найди уже стакан побольше, чтоб тебя вши сожрали!

Проклятый нищеброд! Долбаный трущобный голодранец! Отмылся, оделся, освоил нож и вилку — а всё равно остался помойным нищим, который сморкается в занавески, когда никто не видит!

Три реликвии! Три из четырёх! И его ещё называют учёным! Вот вы бы назвали археологом улыбчивого типа, который распечатывает тысячелетнюю гробницу и первым делом карябает на ветхих фресках «Томми был здесь первым»? А культурным лидером — «исследователя древностей», который нацарапал свой вонючий автограф на тысячелетних реликвиях Основателей? Ты, оригинальный отпрыск «древнего рода» — ты что думаешь, до тебя никто не мог этого сделать? Десять *древних* веков, а?

Да крестраж можно даже на собачьей какашке крепить — всё равно он станет неразрушимым, но зато внимания будет привлекать куда меньше! Зачем реликвии-то, а? Три из четырёх!

Этот «адепт тайных знаний» о помойках своего детдома — он хоть посмотрел, ЧТО поганит? «Выдающийся искусник и небывало сильный маг» — заглянул ли, что там за зачарования? Да умеет ли он вообще это делать, кладезь надмирных откровений и второй Ньютон волшебного мира?

«Чаша мира» Хельги Хаффлпафф. Компромисс между переговаривающимися сторонами: обязательно изыщет, если он вообще возможен. Действительно и по-настоящему взаимовыгодный, а не дебелое очарование, которое всё равно рано или поздно развеивается.

«Ума палата» Ровены Рэйвенкло. Вычисления, «взор учёного», небывалые глубины анализа и памяти. Живые, *волшебные* вычисления, а не магловский машинный суррогат. Это, что ли, было бы пакостному Риддлу излишним? Или, может, ему свой дипломатический гений черепушку жал?

Ну и «Чертоги тайн». Никто не знает, что поместил в своём медальоне Салазар, но если помнить, кто такой был змеиный декан, к любым его скупым высказываниям нужно относиться предельно серьёзно. И теперь, благодаря «истинному наследнику Слизерина», мы с вами вряд ли что-нибудь узнаем. «Благородный правнук» совершенно точно знал, что именно нужно делать с тысячелетней реликвией своего собственного Рода. Только его и дожидалась.

Как же жаль, что эта подзаборная шпана не начала с меча Годрика! «Разитель душ» — именно то, что и требуется для страдающих креативом очумелых пальчиков. Говорят, этот клинок даже дементоров режет, как поросят на бойне. Глупые байки про гоблинов могут лишь позабавить: будь у зелёных шкур такие кузни, они бы не сидели по норам да банкам, опутанные клятвами после последней войны.

К боггарту байки! С чем теперь идти к Геллерту, буде директор действительно на это решится? Что может сделать нумеролог без диадемы Ровены даже при его-то светлом уме?

Дамблдор сокрушённо покачал головой. Унимая подступившую изжогу, ухватил новый стакан и сделал щедрый глоток бодрящей горечи. Ну хоть тут всё нормально! Не меньше двух пинт, и ручка удобная.

— А подстаканник где? — проворчал он беззлобно.

— Это не стакан, это пивная кружка, — ответил невидимый домовик.

— Всё самому нужно делать… Ложку дай!

Ложка под пивную кружку подходила только столовая, но Дамблдору было всё равно. Если пить чай не вынимая ложку из стакана, получается в два раза вкуснее. Нужно только перед коллегами не забываться. Нда, коллеги…

Локхарт был его лакмусовой бумажкой. Обычной лабораторной мышью на «проклятой» должности, полностью отданной под директорские эксперименты. По доброй воле этот импрессарио никогда не согласился бы на школьную каторгу, но директор шантажировал его, припугнув малоизвестными деталями истории с «каргой». Не сам, разумеется: через третьи руки «анонимно предупредил», затем устроил «неудавшееся покушение» и организовал «случайную встречу с благодетелем».

Блистательный боец с нечистью, Локхарт был безумно рад укрыться на год за стенами волшебного замка от дышащих в затылок родственников «стёртого». Дамблдор великодушно вошёл в положение «за пару небольших услуг и необременительное коммерческое партнёрство». И — добро пожаловать на лабораторный стол, мышка! На крыску ты не тянешь, уж извини.

Гилдерой должен был протянуть стандартный учебный год. Директору требовалось посмотреть со стороны, как работает аналогичный ему талант актёра. Насколько благосклонно геройская тема воспринимается публикой, какие недочёты следует учесть при корректировке подходов и что из полезного имеет смысл перенять. Со сцены да из-под софитов видно далеко не всё, знаете ли. Ну и «коммерческое партнёрство» обещало весьма приятные дополнения к записям в лабораторном журнале.

Результат обескураживал и вгонял в ступор. Прошло всего два месяца, а уже было понятно, что на позицию профессора ЗОТИ нужно срочно искать нового человека. Локхарт спёкся. Сгорел на работе. И что самое печальное — из-за полной неработоспособности артистического таланта. Мастер профессионального очаровывания домохозяек, которые за каждый кнат на рынке торгуются как за последний, — этот мастер не смог понравиться трём сотням сопливых детских носов!

Это по-настоящему пугало. Если ему придётся не только идти вслепую по неразведанному пути, но ещё и жить без своего основного дара… Что он будет делать, если его игре перестанут верить?

Дамблдор обхватил голову выставленными на стол руками и некоторое время сидел вот так: молча, неподвижно и без заражающего оптимизма в позе.

Ничего. Как говаривали в Дурмстранге, талант не пропьёшь. И вековой политический опыт. И наработанные связи. И не последнюю по силе магию. На столе будто сама собой появилась древняя суковатая палочка. Дамблдор жёстко усмехнулся. А не твои ли это часом шалости, самка собаки-потаскухи? Закисла и заскучала? К новому хозяину рвёшься? Думаешь, с ним будет веселее? А ты оглядись, осмотрись вокруг повнимательнее: кто ещё тебе такое веселье предложить сможет? Всё поле тщательно выполото, все окрестности зачищены. Скоро тут будут только заклинание вызова авроров изучать. В том числе и сами авроры.

* * *

Что же. Время вспоминать забытые навыки и действовать по старинке. Если сценарий залило чернилами, нужно импровизировать. И начать следует с того, что уже прибыло на порог и нетерпеливо стучится в двери. Дамблдор резко выдохнул и решительно ополовинил кружку с чаем.

Побег Сириуса Блэка. Без закладок, без разогрева встречающей стороны, без дорожек из хлебных крошек на нужную сцену в нужное время. А главное — очень не вовремя. Как и любая проблема в этой жизни. Дамблдор задумчиво посмотрел на горгулью у входа. Хм…

Ужас снаружи, ужас внутри?

Добродушная улыбка под бородой превратилась в хищный оскал. Будет вам пьеса, шалуны непослушные. Не хотите детских утренников по сценарию — добро пожаловать на взрослую импровизацию. Вам понравится. «Ночное Экскуро» к финалу освоите все, на бессознательном автоматизме.

Шаг первый: хлебные крошки. Директор спрятал палочку и призвал из дежурного сейфа приятно звякнувший мешочек. Оценивающе взвесил его в руке. Лучшие крошки для людей делаются из золота. К счастью, этой глупости у Дамблдора пока что хватает. А вот времени мало, и тянуть с этим нельзя ни в коем случае. Если жареные известия дойдут до некоторых крысиных хвостов раньше посоленной дорожки…

Короткий взгляд на часы. Время позднее, но именно сегодня в департаменте нелегального использования магии аврал не меньший, чем в Мунго. А потому… Дамблдор поднялся, подошёл к камину и бросил в него полщепотки пороха.

— Молли? Извини, что так поздно. Артур уже дома?.. Ну да, ну да, мы тут тоже учеников по кладбищам отлавливаем… Нет, у меня скорее приятные новости, но нужно подсуетиться… Конечно, подожду.

Директор разогнулся и обнаружил, что всё ещё держит мешочек с галеонами в руках. Досадливо поморщившись, отправил его по воздуху на стол. Не хватало только перепутать золото с порохом. Вот уж радости будет по всей школе — наверняка продолжения каждый год потребуют!

— Артур? Доброй ночи… Да, у самого тут этим добром хлещет, аж водопады по лестницам… Нормально там всё сегодня?.. А, ну это как водится, туда им всем и… Да, да… Слушай, не хочу тебя задерживать. В общем, в министерстве тема нарисовалась: поощрительная премия самым многодетным семьям и… Ну а ты думал? Конечно, важ… Дык а кто у нас в Британии самая многодетная семья?.. Да, представь себе… Я не знаю, сколько ещё, но конкурентов у вас… Это не соревнование, это пиар. Чем массовее, тем… Думаю, галеонов двести струсить можно. Да, двести — точно…

Отлично, наживка предложена и заглочена. Теперь тянем леску к берегу.

— Я к чему: нужна фотография в «Пророк»… Ну а ты думал? Акулам тоже кушать нужно… Да… Значит, Чарли и Билла подберите из домашнего альбома, поместим рядом. А остальных снимем завтра, сплочённой семейной группой… Артур, деньги утечь могут! Тебе двести галеонов лишн… А я отпущу мелочь по такому поводу, да и сам с ними прибуду… Ну конечно, о чём речь! Да, насчёт фона! Я думаю, если снять вас всех посреди домашнего уюта… Почему?.. Что, совсем не прибрано?.. Гм…

Дамблдор мысленно ухмыльнулся. Люди — такие предсказуемые существа!

— Ну тогда на фоне школы… Нет, снаружи. Стены замка, природа, совы… Отлично… Да вообще всю живность тащите: совы, крысы, Чарли на драконе… Ну а как иначе-то? Вот с чем гуляли, а вот на чём теперь летаем… А упыря можно выковырять с чердака? Ну и не надо его тогда. Но всех остальных… Отлично! Тогда к десяти я жду вас с Молли у себя в кабинете. Рон как раз проснётся… Ну а чего тянуть? Тут знаешь, сколько ушлых… И да, Артур, возьми нормальную мантию вместо дежурной!.. Нет, это не тот случай. Министерство не одобрит, и будут вместо вас на передовице какие-нибудь МакМилланы… Вот-вот… Ага, а туда же!.. И чья бы корова… Ну так и я о том же. Ладно, Артур, не хочу и дальше отбирать у тебя куски от ужина… Да, спокойной!

Так… С покупателем несуществующей партии драконовой крови мы договорились. Теперь нужно отыскать продавца… Взяв себе минуту на обдумывание, директор бросил следующую порцию зеленоватого порошка.

— Корнелиус? Ещё пыхтишь?.. Угу… Омерзительная, не то слово… Да нормально с ним всё, уже драит туалеты… Угу… Да, Минерва сказала, поэтому я и… Не каминный разговор… Проливные дожди дерьма со следующей недели, тут ты… Я к чему. Есть вариант подсластить горечь… Ага. Нет, спонсор имеется, но нужно твоё участие в прессе… Тебе понравится… Не каминный… Скажем, завтра в двенадцать… А раньше я как раз и буду занят этим твоим подсластителем… В «Хромом фестрале»? Окей… Угу… Корнелиус, просто выспись. Мои старческие кости шепчут мне, что мы проспали всё, что можно было проспать. Пусть подчинённые прочёсывают, а нам надо… Угу… Завтра поговорим. До встречи.

* * *

Закончив у камина, Дамблдор вернулся в кресло и отхлебнул чая. Задумчиво покусал губы.

Поскольку гороскопы и всё с ними связанное были для директора не на последнем месте, он держал в школе двух специалистов: астронома и… прорицательницу. Держал вопреки давлению коллег и попечительского совета: зачем нам здесь нужны именно эти дисциплины при том, что отсутствуют куда более первостепенные?

Почему студентам несколько лет читают астрономию, расширяя горизонты их представлений о Вселенной, при том что в школе нет географа и дети толком не знают даже, на каком острове они живут? Почему ведьма на этой должности колдует реже, чем читает магловские специализированные издания? Почему директор мирится с её ежегодными летними отлучками в какую-то чилийскую глухомань «по обсерваториям»?

Впрочем, всё это было лишь задорным птичьим щебетом по сравнению с тем, какое перемывание костей устраивали педагоги вечно пьяной Сивилле.

И вот теперь пришла пора воспользоваться своей предусмотрительностью и получить у специалистов пару консультаций.

Общаться с Трелони сегодня было выше директорских сил. Прошедший день мог поспорить с прорицательницей по градусу сумасшествия, а терпения сразу на обоих у Дамблдора не хватит. А вот Аврора была не только адекватным человеком, но и ночным существом: как и Хагрид, поздно ложилась и поздно вставала.

Аврора нашлась в аудитории-амфитеатре, выстроенной у основания Астрономической башни. Чернокожая учительница упорно именовала это помещение «Планетарием», хотя никаких планет здесь не было уже при Диппете. Круглая арена, ряд восходящих кольцевых лавок и идеальный сферический потолок — это место было любимым убежищем школьного астронома, заменявшим ей и кабинет, и учительскую бытовку, и, эпизодически и по неподтверждённым сведениям, даже личные покои. Дамблдор надеялся, что в это позднее время она тоже будет здесь, проверяющей эссе или работающей со своими непонятными бумагами, — и он не ошибся.

— Доброй ночи, Аврора, — поздоровался директор фразой, которая уже давно перестала забавлять их обоих. — Не помешаю?

— Отнюдь, — откликнулась преподаватель, продолжая накладывать резолюцию на очередной пергамент. — Сама хотела устроить перерыв.

— Что читаешь? — спросил директор, дабы подойти к интересующей его теме не с третьей фразы за вечер.

Смотрел он при этом на раскрытый журнал со свежей статьёй по астрофизике. Красивые картинки с галактиками, если кто не знает, там бывают редко. Зато очень много рваных графиков и скучнейше-заумной цифири.

— Это лич. — Синистра покосилась на журнал лишь на мгновение, после чего вернулась к кардинальной правке эссе какого-то неудачника.

— Что?! — опешивший директор опасно сверкнул очками.

— Пульсар со скучным номером, — ни на градус не обеспокоившись, пояснила Синистра. — Назван так романтично, потому что вблизи всех убивает. Астрономы — те ещё выдумщики.

— Кхм… Ну и чтиво у тебя!

— Это, Альбус, первая система, где нам, людям, удалось найти планеты. Первые планеты у другой звезды, понимаешь? Не под Солнцем. — Аврора кивнула на журнал. — Результаты наблюдений ещё перепроверяются, но промежуточные итоги уже печатают.

— Да ты что! — директор попытался найти хоть что-нибудь похожее на планеты среди безвкусной абстрактной мазни на желтоватых страницах, но не преуспел. — И что? На них живут как на Земле?

— Вряд ли. Даже если там когда-то и жили, нейтронная звезда шансов не оставляет.

— Кхм…

Геллерт во всей этой галиматье понимал бы больше, с сожалением признал Дамблдор. А я вот так до конца и не разобрался, что за линзы и аберраты скользят по Марагинской сфере. Одно выручает: память у меня была хорошей. В юности.

Нельзя быть специалистом во всём. Политическая возня убивает всё свободное время. Места саморазвитию не остаётся.

— Слушай, Аврора, — сказал он неожиданно для себя. — Объясни старику, если можно. Это ведь совсем не похоже на звёзды. Что вы здесь видите? Как тут вообще можно что-то увидеть?

Присев рядом, он провёл пальцами по ощетинившейся цифрами странице. Ладонь остановилась на особо пилообразной штакетнице, то там то сям обогащённой хвостиками погрешностей.

— Это радиотелескопы, Альбус. Через них приходится видеть только так.

— Но почему? Неужели нельзя взять телескоп получше? Или побольше?

— Куда уж больше, — печально улыбнулась Синистра. — У «Аресибо» трёхсотметровое зеркало, оно висит в естественной впадине и вращаться не может. Вместо него вращается Земля, а астрономы просто ждут, когда она соизволит развернуться в нужную сторону в течение суток.

— Трёхсотметровое? — Дамблдор честно попытался представить себе этого гиганта. Получалась неправдоподобная ерунда вроде двух квиддичных полей, поставленных в колонну друг за другом. — И что же, всё равно…

— Увы. Чтобы увидеть звёзды звёздами, потребуется зеркало размером с Землю. А лучше с земную орбиту. Вокруг солнца.

— Но… Мерлин! Но зачем?

— Чтобы смотреть дальше. И иначе. — Аврора отложила открыженное эссе, опустила перо в чернильницу и откинулась на стуле. — Ничего, мы привыкли. Пользуемся тем, что есть. Нам хватает.

Дамблдор крякнул, но продолжать не стал. Полистал журнал и увидел, наконец, снимок привычного звёздного неба: какие-то россыпи, туманности, пара непонятно куда указывающих стрелок и несколько ярких светил с крестообразными лучиками. Привычная картина ободрила директора: не боги горшки обжигают.

— Тут… в министерстве разные слухи ходят, — осторожно приступил он к основной теме. — Я обещал поспрашивать. В общем… Скажи, на небе в последнее время ничего нового не появлялось?

— Там постоянно что-то появляется. Комета Галлея подойдёт?

Дамблдор поморщился: об этой скандальной каменюке с хвостом слышал даже он. Ну почему эти учёные всегда изображают непонятливых домовиков?

— Нет, это слишком лёгкое. А что-нибудь… — директор показательно сжал кулак над столом, — посущественнее?

По мнению Синистры, именно комета Галлея и являлась самым существенным поводом для слухов, домыслов и паники в бестолковом министерстве. Сколько досужих бредней и журналистских спекуляций было вылито в людские уши во время последнего появления этой красавицы у Солнца — бумаги не хватит перечислить. Да обыватель, поди, о других кометах и не знает — только об этой, наскипидаренной и раскочегаренной непростым репортёрским хлебушком. И это всё — в конце двадцатого века.

— Ну тогда сверхновая? В Большом Магеллановом Облаке?

— А это…

— В южном полушарии. Отсюда не видно.

— Вот оно что… И когда?

— В восемьдесят седьмом.

— Гм…

— Сто шестьдесят три тысячи световых лет.

— Тьфу ты! Да как вы вообще смогли там что-то разглядеть?

— А она была ярче, чем всё Облако, вместе взятое.

— Кхм… Аврора, что-нибудь поближе бы, а? Венера, Медведица, Сириус…

Последнее слово прострелило многострадальные директорские внутренности внезапным приступом изжоги. Проклятая отрыжка мародёров…

— Если бы сверхновая зажглась на месте Сириуса, жизнь на Земле стала бы невозможной, — терпеливо ответила детская учительница астрономии.

И эти слова внезапно легли бальзамирующим согласием на директорские мысли. От Сириуса скоро и так жизни не станет, безо всяких сверхновых. Лишний год ему потерпеть было трудно, бродяге блохастому?

— Кхм. Я так понимаю, эти ваши сверхновые — вовсе не новые? А очень даже старые?

— Совершенно верно. Это смерть звезды. Последнее «прощай» нашему миру. Иногда, впрочем, не последнее.

— Это да: некоторых не выпроводишь, даже попрощавшись… — Дамблдор задумчиво потеребил пуговицу-бубенчик на робе. — А по-настоящему новых звёзд нет? Они вообще когда-нибудь появляются?

— Их полно вокруг: и зарождающихся, и только загоревшихся, и молодых…

— О! Так это…

— Это весьма долгий процесс, Альбус. Дольше, чем живут горы за нашими окнами. Звезда рождается очень скучно и безо всякой помпы. Медленно проступает из тумана и ещё долго этим туманом окружена. Но даже этого людям увидеть не дано.

— Гм… Тумана у нас хватает…

Директор погрузился в задумчивость и помрачнел. Синистра терпеливо ждала.

— Но тогда… Стало быть… На небе что-то пропало?

— На небе всё на месте, ничего не пропало. Коллеги встали бы на уши, пропади хоть какая-нибудь звезда при сличении фотографий. У нас припасены почти вековые архивы отпечатков. Мы именно так сверхновые и ищем. В том числе.

— Кхм…

— Могу развеселить ученической байкой, раз уж ты такой смурной.

— Да?

— О Полярной звезде.

— Э-э… Полярной?

— Первым её отмочил Поттер. Пробурчал на уроке, что…

— Опять Поттер! Ты хоть наказала его?

— Нет. Байка мне понравилась.

— Аврора, он совсем распоясался. Тут пожалели, там отпустили — а сегодня он на кладбище сбежал!

— Там, наверное, пахло лучше…

— Ну хоть ты не вспоминай!

— Извини.

Дамблдор достал пакетик с лимонными дольками, дежурно-безуспешно предложил собеседнице и закинул парочку в рот, дабы хоть как-то поднять паршивое настроение. А Аврора в который раз подумала, что начинать наказывать распоясавшихся неплохо бы с другого конца: поближе к руководству и порыжее волосами. Тех, кого не наказывают — тех и не любят, не так ли?

— Так что за байка?

— О! Ты конечно же знаешь, что наш звездный купол вращается вокруг определённой точки… — Синистра призвала к себе листок ученической звёздной карты.

— Я был в составе комиссии, принимавшей твою ЖАБу, если ты ещё не забыла.

— Не забыла. — Синистра ткнула пальцем в пересечение звёздных меридианов на карте. — Эта точка… эти две точки называются «полюсами мира».

— Пять баллов Рэйвенкло.

— Именно в этой точке в северном полушарии находится приметная яркая звезда.

— Э-э… это шутка?

— Полярная звезда. Альфа Малой Медведицы. Незаходящая, у нас над головами.

— Аврора, да это… Да если б это было…

— Это было бы красиво, — мягко улыбнулась астроном-педагог. — Именно с этой звезды я бы и начинала свою первую лекцию под ясным небом.

— Кхм-м… — Досаду в директорском кряхтении можно было заливать в бензобак: так по-детски его давно не разводили. — Вот недаром Локхарт взял этого клоуна в ассистенты!

— Может быть. Но поттеровское недоумение — «А где Полярная звезда?» — отчего-то поддержали несколько маглорождённых.

— Несколько?

— Гермиона Грэйнджер. Колин Криви.

— А, ну эти…

— У нас в Хогвартсе маглорождённых вообще мало, — напомнила Синистра. — А уж тех, кто обращает внимание на ночное небо в магловских городах… Мы ведь только здесь и начинаем учить их ориентироваться на небесных дорогах.

— Кхм… Так, ну а ты-то? Ваши маглы…

— Нет никакой Полярной звезды. И Alpha Ursa Minor — тоже нет.

— Что, букву потеряли?

— Так получилось исторически. Это не одно такое созвездие с пропусками. На то Медведица и Малая.

— Мордредовы мозгошмыги, — рассеянно пробурчал Дамблдор, с отвращением пережёвывая разбегающиеся мысли.

«Байка Поттера» на причину развала Великого гороскопа не тянула даже с большой доплатой. Но других кандидатов вообще не было! Где прикажете искать зацепки теперь, если астрономы ничего не знают?

— Мозгошмыги унесли её, когда делали в мире генеральную уборку.

Дамблдор замер, боясь поднять глаза на собеседницу и убедиться, что он не ослышался.

— Объяснение Лавгуд было колоритнее всех прочих, — с улыбкой закончила свой рассказ Аврора.

— Тьфу ты! — гаркнул директор с плохо скрываемым облегчением. — Эта полоумная… Кхм… Не смотри на меня так! Знаешь, мне, как директору, до сих пор непонятно, почему мы должны быть богадельней ещё и для ненор… особо-проблемных особ! Кхм.

— Она разумнее и мудрее многих особ её возраста, Альбус. Нам, учителям, это видно. А дети… детям положено быть жестокими к непохожим на них. Да и тут не всё одинаково. Поттер, например, прекрасно понимает все её чудачества, а глядя на него, и другие…

— Опять Поттер! Сказал же Минерве держать их…

— Я сама видела: он заботится о Лавгуд, как брат о младшей…

— Да хоть брат, хоть сват, хоть…

Директора, словно молнией, пробило мгновенное яркое видение из его юности. Разошедшийся негодованием старик просто замер с открытым ртом на полуслове.

Мерлиновы пуговицы, что он творит? Ведь… Он ведь тоже когда-то заботился… безо всяких «как». Хорошее это было время или плохое, но сегодня, всякий раз вызывая патронуса, он…

Да какой он ей брат, окатило директора ледяным прибоем «голоса разума». Сопли подбери, ты сколько лет в школе работаешь? Или на пенсию захотел, кости охладить в душевной компании? Там тебе патронус точно на полную вахту понадобится!

Директор едва заметно покачал головой. Цель. У него есть Цель. У Цели есть цена. Цена соответствует Цели, к сожалению, и это лишний раз подтверждает правильность выбранного пути. А потому вставай, Альбус, и делай то, что должен. Цель тебя оправдает.

— Извини. И чем же закончился тот урок?

— Я задала им написать эссе: «Чем была бы полезна Полярная звезда?»

Мне бы очень пригодилась такая звезда, печально подумал Дамблдор. Незаходящая, неподвижная, неподвластная течению времени, неизменно путеводная к нужной Цели. Если карта сломалась, и одной звезды хватило бы.

— Спасибо, Аврора. Пойду обрадую министерство, что искать первопричину своих проблем им придётся чуть пониже. И поближе.