Дима стоял на кухне в трусах и страдал. Во-первых у него страшно горели плечи, нос, грудь и спина. Во-вторых ему было ужасно щекотно. В-третьих Разумовский настойчиво интересовался, почему Дима так упорно отбивался от солнцезащитного крема с утра, а Дима и сам этого не знал.
"Потому что танки грязи не боятся? Потому, что я крутой русский мент, что мне какое-то солнце? Потому, что это ты предложил? Потому что я идиот?" — грустно думал Дима.
— Дима, здесь очень яркое солнце, а у тебя тоже светлый фенотип… — продолжал занудствовать Разумовский, выписывая по Диме вензеля силиконовой кисточкой с зеленоватым кремом.
— Я цветочек нарисовал, — с гордостью заявил из-за спины Волков.
Так вот, почему Диме было так щекотно!
— А я — дерево, — откликнулся Разумовский.
Дима нагнул голову, вытягивая шею — и прозрачно-зеленые дорожки на его коже вдруг сложились в рисунок ветвей.
— Заштриховываем? — предложил Разумовский.
— Дай, хоть гляну, — отозвался Волков выходя у Димы из-за спины. — Слушай, мент, идея на миллион. Как в следующий раз загорать пойдешь — попроси Сережку солнечным кремом на тебе голую бабу нарисовать. Будет временная татуировка.
— У меня девушка есть, — сказал Дима.
— Олег, это была Венера Ботичелли, а не голая баба…
— А то Венера не голая и не баба, — хмыкнул Волков. — Мне, кстати, Рубенс больше нравится. У него блин не кожа, а целая поэма, прям потрогать хочется. А у Ботичелли твоего все слишком неземные какие-то. И глаза у Венеры вкривь.
— Олег, просто скажи, что ты в этом ничего не понимаешь, — заметил Разумовский. — Ты хоть когда-нибудь обращал внимание, какая тонкая гармония звучит в каждой ли… прости, — Разумовский схватился за карман. — Это адвокат Игоря, — сказал он взглянув на экран. — Дорисовывай без меня.
Разумовский бросил кисть на стол и стремительным шагом выбрался на балкон, поднося телефон к уху.
— Ну блин, — сказал вслед ему Волков. — Без тебя не интересно.
Вернулся Разумовский с балкона… другим. Не Птицей, но настроение у него явно серьезно испортилось.
— Собираем всех, — сказал он так же посерьезневшему Волкову. — Надо посовещаться.
… Таким образом, у нас осталось мало времени, — завершил Разумовский свой пересказ.
Юля вертела в руках чайную ложечку, тиская ее так, словно бы хотела сломать. Дима, весь измазанный подсыхающим гелем, стоял, как куст среди сюжета и не знал… за что хвататься.
— Я собирался последить за Сортори, — признался Волков.
— То, что Палло не сказал полиции, не значит, что он никому не сказал, — кивнул Разумовский. — Если Сортори знает, нас будет ждать засада.
— Но Игоря пытают, — неживым голосом сказала Юля.
— Да, — согласился Разумовский. — Лишение сна — это пытка. Она идет уже вторые сутки.
— Мы должны что-то сделать! — сказал Дима.
— Что именно? — спросил его Волков. — Лезть в возможную засаду, или…?
— Проблема в том, что мы почти ничего не знаем о Сортори, — заметил Разумовский, постукивая пальцами по крышке ноутбука. — И лишь чуть больше — о его любовнике.
— Ч-чего? — хлопнул глазами Дима.
— Ну, знаешь… “It’s okay to be gay, let’s rejoice with the boys…” — напел Волков, шевеля пальцами в воздухе. — Мы тут снова Палло звонили, пока тебя не было, узнавали, почему его боевой товарищ вместе с ним по проституткам не ходит.
— Бьянки — агропромышленник средней руки, — пояснил Разумовский. — Его каналы сбыта завязаны на Маркезе. Если мы сумеем получить его показания, мы попадем в цель. Но как это сделать…
— Шантажировать его, — жестко сказала Юля.— Угрожать раскрытием его ориентации.
— Юля, — вздохнул Разумовский, сложив пальцы, — здесь не Россия, да и в России, знаешь ли уже…
— С-схватить Сортири, — предложил Дима, преодолевая себя. — И… держать в заложниках!
— Боюсь, не поможет, — покачал головой Разумовский. — Я не уверен, что Бьянки поставит жизнь любовника выше денег, которые может потерять.
— Схватить самого Бьянки, — сказал Волков. — Свою-то жизнь он точно поставит выше денег. А я устрою ему полное впечатление, что он может ее потерять!
— Единственный выход, верно? — тихо спросила Юля.
— Боюсь, что так, — грустно сказал Разумовский.
— Пару дней я послежу за ним и пути отхода подготовлю, — поставил точку Волков. — Юль, прости, но лезть совсем очертя голову не стоит.
— Я понимаю, — сказала Юля, тиская подлокотники. — Здесь есть, где купить сигареты?
— Don't sleep! — толкнул Игоря кто-то. Игорь открыл глаза — кругом бродили причудливые тени от ламп.
“Что я делаю в тюрьме, — подумал он. — Что я делаю в тюрьме, если я — лаваш?”
— Don't sleep! Don't sleep! — тряс его кто-то и надо бы дать в надоедливую морду — ууу, напухла, висит сверху! — но кулак висел на нити руки воздушным шариком, а разве можно бить морду воздушным шариком?
— Don't sleep!
— Подпиши это и мы дадим тебе сон, — вкрадчиво говорил кто-то.
— Н-не могу, — мотнул пьяной головой Игорь. — Я от рук инструкцию потерял.
— Quel pezzo di merda ci sta ancora prendendo in giro! — прозвучало сверху.
— Мы вернемся, Игорь, — пообещал кто-то.
— Don't sleep!
___________________________________________________________________________
— Этот кусок дерьма все еще издевается над нами!
— Нет, Юль, — сказал Олег серьезно. — Ты с нами не едешь. Что-то там не совсем чисто. Что — сказать не могу, но чую какую-то подставу.
— Я сам все сниму, — пообещал ей Сережа.
Олег изумленно на него уставился, Сережа ответил твердым взглядом.
— Я еду с вами, — сообщил Олегу Птица, выскальзывая вперед. — Только я смогу задать нужные вопросы, — самоуверенно объявил он.
Сережа видел, как захлопал глазами Дубин. И не напрягся, хотя на Птицу он всегда едва заметно напрягался. Он что, перестает их различать?
Это, мягко говоря, не радовало, а вообще-то влияние Птицы на себя Сережу откровенно пугало.
Аурелио утверждал, что Сережа станет тверже характером, но маньяком не сделается.
Так вот, у Сережи полное ощущение, что именно маньяком они и делаются. Он делается. Птица и так маньяк.
"Неужели я, как и он, пойду ради своей цели на любые гнусности?"
Ребенка они уже похитили, на очереди — участие в пытках.
— Которые будет проводить твой лучший друг, — хихикнул на ухо Птица. — Ты такой забавный. Олежке пытать можно? Он — не маньяк? Ты его любишь больше, чем самого себя…
— То есть — тебя? — уточнил Сережа.
— Хуевая идея, Серег, — не оценил Олег. — Лучше запиши нам эти вопросы, я не могу переть туда тебя с твоей съехавшей кукушечкой.
— Я ворон! — оскорбился Птица. — Или ты думал, Тряпка согласится в этом участвовать? С тобой буду я, Олежек…
— Мне похуй, кто, но пытать человека у тебя на глазах я не буду!
— А у меня на глазах?! — выкрикнул Дима.
— Возьми меня с собой, — спокойно сказала Юля, прикуривая. — За Игоря я эту сволочь лично ножом резать буду.
— Вот поэтому я тебя и не беру, — спокойно сказал Олег. — Ненависть не помогает при допросе.
— Предлагаю компромисс, — тихо вздохнул Сережа. — Я зайду, когда он уже будет готов отвечать. Олег, ты сам понимаешь — допрашивать Бьянки должны мы.
Олег, не смущаясь Юли, высказал все, что он по этому поводу думает и Сережа понял — им удастся настоять на своем. Олег прошел стадию гнева, сейчас он поторгуется и все равно все выйдет по-Сережиному… как и всегда.
Диму трясло ужасно. “Что я здесь делаю? — спрашивал он сам себя, вглядываясь в освещенную фонарями горную дорогу. — Как я вообще пошел на это? А… меня кажется просто не спрашивали. Почему меня никто не спрашивает?”
Дима сидел рядом с Волковым, на переднем сидении. Разумовский забрался на заднее и лег там спать!
— Да дремани ты, — обратился к Диме Волков. — Чего мучаешься.
— Т-ты думаешь, я смогу уснуть? — поперхнулся Дима.
Волков закатил глаза:
— Ты просто побудешь часовым.
— П-почему нет более цивилизованного способа узнать то, что нам надо? — выдохнул Дима. — Зачем эта… дикость!
— Не мы это начали, — пожал плечами Волков. — Ты меряешь все по мирному времени. Ты понимаешь, что с нами воюют, Дим?
— С нами не воюют.
— Тогда скажи, как это назвать по-другому, — предложил Волков.
Дима задумался.
— Информационная война? — несмело предположил он.
— Угу. Только началось-то все со вполне реальной смерти, — сказал Волков. — И не факт, что Игорь проживет после суда долго, ты ж понимаешь — он слишком… неудобен.
Спину Димы обсыпало ворохом ледяных мурашек.
— Мы на войне, — жестко сказал Волков. — И мы на территории противника. Воспринимай это так — и тебе будет легче. Не дрейфь, салабон, всем сперва страшно.
— Бляяя, — вырвалось у Димы глубокое, с самого дна души.
Волков снова собрал дуру из микроволновки в столитровом рюкзаке. И херакнул ей прямо в трансформатор поселка. Сразу стало очень темно.
— Темнота — друг молодежи, — объявил он. — Когда свет пропадает у всех — это не так подозрительно.
Вилла Бьянки располагалась ниже всех, у самого озера. Олег долго пробирался туда с выключенными фарами.
— Черт, тут колбаса должна быть… — заругался он шаря где-то за спиной у Димы.
Его движения разбудили Разумовского:
— Я ее съел, — сонно сказал он.
— Блять, Серенький! А чем мы собак усыплять будем?
Дима, не выдержав, прыснул.
— С-сук, всем кого захочу проклясть буду желать гражданских на боевой операции! — простонал Волков.
— Я не всю съел, — признался Разумовский. — Олег, предупреждать надо. А если собаки не захотят твою колбасу?
— Захотят, — уверенно сказал Волков. — Колбаса-то отличная… Давай сюда, что не доел и ждите меня тут.
Волков надвинул на глаза бинокль, мгновенно высветивший глазницы зеленым и исчез в ночи, вместе с колбасой. Дима остался с Разумовским в неуютном молчании.
— Сколько времени? — спросил он.
— Одиннадцать, где-то так, — сказал Дима.
Волков заставил оставить смартфоны дома, боялся, что их отследят через джипиэс. Дима сам бывало занимался таким розыском, поэтому спорить не стал, но без телефона было скучно, грустно и непонятно, сколько времени.
Разумовский возился на заднем сидении, судя по звуку — пил. Внезапно дверь открылась и Дима вздрогнул. Волков явился из темноты, будто призрак.
— Маски надели, шокеры взяли, — сказал он. — Серега, ты на карауле. Дима — за мной!
— Не оставляй меня, — вдруг нервно сказал Разумовский.
— Блять, ну Серега!
— Олег, я тебя не вижу, — Дима вывалился из машины и пошел на голос.
Под ногами хрустел гравий. Ночь была безлунная и черная, как космические дыры, только звезды посверкивали с бездны небес. Все лампы внутри машины, все светящиеся детали Дима под руководством Олега еще днем тщательно заклеил изолентой и только рука, скользящая по капоту не давала Диме уйти и потеряться в этой черной ночи.
— Ты шутишь? — удивился Разумовский. — Посмотри, небо светлее земли, Олега прекрасно видно!
— Да вы издеваетесь, — выдохнул Олег. — Серег, не у всех кошачьи глаза, как у тебя. Дима, дорожку видишь?
Дима опустил взгляд — внизу что-то смутно светлело.
— Вижу, — согласился он. — Кажется.
Волков прошипел что-то нецензурное.
— У близоруких людей бывает расстройство сумеречного зрения, — сообщил Разумовский.
Дима машинально поправил очки:
— У меня нет расстройства, — гордо сказал он. — Здесь просто очень темно.
— Олег, а второго прибора ночного видения у тебя нет, да? — поинтересовался Разумовский.
— Нет, — кратко сообщил Волков. — Дим, водить умеешь?
— Да…
— Хорошо?
— Игорь сказал что да.
— Полезай за руль и жди нас! — рубанул Волков. — Хватит терять время. Серега, за мной!
Дима услышал хруст гравия. Постепенно он затих и Дима остался один.