История вторая: сближение. (джен)

Адвокат Толик сказал Игорю не нарываться, но теперь, когда всем участникам пьесы объяснили их роли, Игорь не мог делать вид, что принимает это всерьез.

Когда Гаспарини начал снова расспрашивать его о службе в ФСБ и яде, Игорь поднялся, вытянулся во фрунт и запел:

— Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…

Гаспарини оказалось так просто не взять:

— Музыкальная пауза? — озвучил переводчик. — Мило. Послушаем.

"Слушайте-слушайте", — подумал Игорь. Когда-то у его мамы была странная фантазия — отдать сына в музыкалку. Ну так Игоря оттуда выперли через неделю ровно. Вообще-то петь Игорю даже нравилось, но вот беда — никому не нравилось его слушать…

Закончив со "страной" Игорь сел и исполнил "не думай о секундах свысока", а затем — "кто в ночи на бой спешит, побеждая зло? " и "мы не ангелы, парень".

Тут петь ему надоело, но замолкнуть — значило проиграть. И Игорь пел. Вот например, "Любе" — отличная группа и Иванычу очень нравится…

— Выйду ночью в поле с конем… — завывал он, с удовлетворением отмечая — действует музыка на публику, действует! Лицо Гаспарини начало тихонько-тихонько перекашиваться.

На "облакааа в небо спря-та-лись, звеезды пьяные смотрят вниз иии в дееебри сказочной тайги падают онииии" Гаспарини перекосило окончательно.

Он встал и с силой хлопнул по столу папкой:

— Вижу сегодня вы не настроены с нами беседовать, — прочирикал переводчик. — Хорошо. Я вернусь завтра — а остаток этого дня вы проведете наедине с собой. Приятного отдыха.

"Да пожалуйста", — подумал Игорь.

За годы службы в МВД он научился засыпать где угодно, в любой позе и даже подвешенным кверх ногами. А еще обрел умение насыпаться впрок, как медведь в берлоге.

Горло саднило.

"Завтра скажу этому уроду, что я голос сорвал", — удовлетворено подумал Игорь, усаживаясь на койку.

Пробуждение было приятным. Ветер с балкона пах морем, мокрым камнем и апельсинами, откуда-то долетала горячая струя кофе и легкая горечь темного шоколада. Дима заворочался на кровати, выпутался из кисеи полога, в которую исхитрился завертеться ночью, вспомнил, что он здесь делает — и настроение у него сразу испортилось.

Не хотелось ему пугать человека в подвале, вот хоть ты тресни — не хотелось! А придется. Ради Игоря — придется.

К тому же, это не просто человек. Это убийца и оборотень в погонах.

Дима глубоко вздохнул и решил не думать, об этом на пустой желудок. Кухню он сегодня отыскал быстро — оттуда аппетитно тянуло жарящейся яичницей.

Яичницу жарил Разумовский. Дима усилием воли удержался от ощупывания шеи — ну все, хватит, это выглядит уже нелепо!

— Будешь? — предложил тот заметив Диму.

Дима кивнул и получил на тарелке пару поджаристых яиц, посыпанных тертым сыром.

— Приборы вон в том ящике, — показал ему Разумовский. — Кофе-машина. Сок, газировка и молоко в холодильнике.

Дима, которому с самого утра хотелось кофе, вступил в краткую борьбу с кофе-машиной и вышел из нее победителем. Достал из указанного ящика приборы, сел с яичницей за стол, отрезал кусочек, положил в рот…

Только врожденная вежливость помешала Диме тот час же его выплюнуть. Вместо этого он выпучил глаза, похлопал ими, не жуя проглотил яичницу и попытался отдышаться.

— А что с ней такое? — не совсем интеллигентно выразился Дима, с подозрением рассматривая оставшееся на тарелке.

— Мед и сыр, — объяснил Разумовский, шуруя лопаточкой в сковородке. — Бекона добавить?

В этом сочетании — мед, сыр, яичница, бекон — мед бы явно лишним, но кто Дима такой, чтобы указывать человеку, как ему готовить себе завтрак?

Важно то, что Дима сейчас понял — вставать надо пораньше и готовить себе самому. И, кажется, Волков об этом когда-то предупреждал…

Дима взял бекона и морально приготовился доесть яйца, иначе выйдет невежливо.

Пока он готовился, в кухню успели зайти Юля и Олег. Последний, поняв, кто сегодня повар, изменился в лице.

— Я тебе без добавок приготовил, знаю, ты не любишь… — обратился к нему Разумовский.

Волков явно выдохнул.

— Мед и сыр? — удивилась Юля. — Необычное сочетание.

— Кулинарный извращенец, — пробормотал Олег, и Дима молча согласился с ним.

— Необычно, но вкусно, — оценила Юля.

— Я рад, что кому-то понравилось, — сказал Разумовский. — Дима, не давись, я все вижу. Сделай себе бутерброд и не мучайся.

После завтрака они снова переместились в комнату с голубыми креслами.

— Серег, может, мы как-то без тебя обсудим… — проворчал Волков.

Разумовский улыбнулся, но как-то криво:

— Олег, я в норме. Я же не могу поставить всю жизнь на «стоп» только от того, что живу в аду. Продолжаем разговор. Меня смущает в твоем плане только одно — пропавшего Палло будут искать. Это насторожит Маркезе.

— И что ты предлагаешь? — спросил Волков.

— Может попробовать его шантажировать? — предложила Юля.

— Надеюсь, ты не собираешься его перекупать, — проворчал Олег.

— А продаст ли он пятнадцать лет своей жизни? — задумчиво спросил Разумовский. — Тем более, после того, как закрыл долги? Олег, я долго думал, но здесь… Я был прав и Тряпка наконец это признал, — закончил Птица чуть насмешливо.

Дима вздрогнул.

— Наш дорогой Сальваторе отличный семьянин, вы знаете? — Птица поднял со стола несколько распечаток: — Он так трогательно любит младшего сынишку…

— Нет! — вырвалось у Димы немедленно. Он еще может пойти на такое со взрослым упырем, но не с его невинным ребенком! Птице-то не привыкать, Дима знает…

— И что ты хочешь сделать с пацаном? — хмуро поинтересовался Волков.

— Съесть его с хреном и маслом, разумеется, — фыркнул Птица. — Вы только посмотрите, на свои физиономии! Вы именно так и подумали, верно?

— Серег, ближе к телу, — потребовал Волков.

— Да ничего я не собираюсь с ним делать, успокойся, — небрежно встряхнул кистями Птица. — Но Палло будет уверен — жизнь его малыша зависит от его хорошего поведения, — почти пропел он. — Я пообещаю, утопить мальчишку в канале, если Палло заявит о похищении и, Олежек, уверяю, я буду очень убедителен.

— Не сомневаюсь, — прошептала Юля.

— Мы не можем на это пойти! — подскочил с кресла Дима.

— Я зделать помощь, — вдруг послышалось от дверей.

Дима обернулся и увидел доктора.

— Я делать забота о мальчик, — сказал Капуто, проходя к столу. — Он будет корош.

Повисшее молчание нарушил Волков:

— Бля, Серега, — сказал он. — Ты свел с ума своего психиатра.

— Я объязнить, — опустился в кресло доктор. — Я э-э… не любить, когда делать обмано для моя зтрана. Маркезе делать обмано вся зтрана. Но ребенок не должен езть зтрадание. Я зделать короши забота о нем. Он не поимет, что он езть покищено. Ми обсудить с Сергей — я езть далькии дядя Тони. Я буду ходить его на пляж и читать ему книжка.

— О, — только и смог сказать Дима, опускаясь обратно.

— Вы не боитесь? — вдруг поинтересовалась Юля.

— Он принял нас с Олегом за бандитов, — хихикнул Птица. — Но согласился жить с нами. Док, вы боитесь чего-нибудь?

— В смысле — за бандитов? — захлопал глазами Волков.

— Я подумать, что ви езть руззкии мафия, — признался Капуто. — Я видеть ваши разни документи и ваши деньги, оружие… Я думать — ви мафия.

Юля беззвучно рассмеялась, закрыв лицо ладонью.

— И вы согласились с нами работать? — потрясенно спросил Волков.

— Сергей болеть, — объяснил доктор. — Он езть по настоящи болеть и надо помощь…

«Что я здесь делаю, — вертелось у Димы в голове. — Чем я вообще занимаюсь, я полицейский… и я похищаю ребенка».

Строго говоря, заставить малыша Тони уйти с детской площадки, должен был доктор Капуто, на Диме было только отвлечение няньки — моя твой не понимай, как проехать в Милан, добрый женщина?

Все дружно сошлись на том, что именно Димина физиономия вызовет больше всего доверия.

— Сразу видно хорошего мальчика, который в детстве никогда не дрался, — припечатал Диму Волков.

Почему-то это прозвучало довольно обидно, особенно из-за того, что было правдой. Дима не любил драк и старался в них не ввязываться, благо класс у них был мирный.

— Я тоже в детстве почти не дрался, — заметил Разумовский и очень тяжело вздохнул.

— Ага, ты только нарывался, как не в себя, а по морде потом я получал… — хмыкнул Волков.

— Птиц, помолчи, — внезапно сказал Разумовский. — Я слишком хорошо помню, как именно ты меня защищал… Может. А может и нет, но мы этого никогда не узнаем, потому что ты сжег их в сарае.

Повисла тишина.

— Что-то я даже знать не хочу, о чем шла речь, — нарушил ее Волков.

Разумовский вздохнул еще тяжелее и закрыл лицо ладонью, зарывшись пальцами в челку.

— Ми надо понять, кто гулять мальчик, — нарушил тишину доктор. — Где мальчик делать прогулка. Сережа, ми обсуждать это. Ви не виноватто в своя болезнь. Птица не мочь иначе и он не виноватто тоже.

— Птица-то не виноват? — вылетело у Димы невольно. — Его кто-то, может, заставляет убивать людей?

Юля наступила Диме на ботинок, да он и сам уже жалел, что не сдержался — Разумовский примет все на свой счет, а Дима этого не хотел. Разумовский-то ведь правда не виноват, что болеет.

Пока Дима лихорадочно искал, что сказать, чтобы все поправить, слово снова взял доктор:

— В чем виноватто Птица? — развел руками он. — Птица не получать человечнозть, не получать эмпатия — он защищать Сережа, как он мочь. Разве ему корошо, что Сережа езть плохо от его защита?

— Доктор, да вы один только меня и понимаете… — насмешливо, но как-то и грустно произнес Птица, отбрасывая челку с лица и растягиваясь по креслу. Точно так же, как Разумовский собирался в комок, словно бы пытаясь занимать поменьше места, Птица растягивался вальяжно, будто кот и заполнял собой пространство, как инертный газ.

— Я уже вычислил — с мальчиком чаще всего гуляет няня, — продолжил кто-то из Разумовских. — Сейчас я совмещаю места прогулок, с панорамами, потом выведу на карту… не хватает большого экрана, — вздохнул он.

Дима никак не мог понять, который это Разумовский — он подобрался, но не съежился. В его тоне не было сосредоточенности Сергея, но не слышалось и развязности Птицы. Господи, на месте психиатра, он бы правда с ума бы сошел! И как тут Волков выживает… Или ему вообще все равно, с которым из Сереж общаться?

Разумовский проделал свою работу на пять с плюсом. Вскоре выяснилось, что снимки с прогулок мальчика сделаны в небольшом коттеджном поселке вблизи Милана — похоже, семейство Палло проживало именно там.

Дима перебирал распечатки — ему нужно было запомнить лица.

Мальчик Тони катит на игрушечной машинке. Мальчика Тони подняла вверх няня и он рвет с дерева лимон… Здесь няня в профиль, на другой страничке уже фас, и не только одна — здесь вся семья. Они дружно строят на берегу песчаный замок.

Падло тоже здесь — целует смеющуюся женщину. Подлый притворщик! А в Москве сразу к проституткам помчался!

Дима подумал, что фото эти, наверняка из инстаграмма. Очень уж все как-то глянцево. Счастливые лица, няня, белая вилла, увитая зеленым плющом, бирюзовый бассейн, фото с моря, пенное джакузи и романтический ужин с лобстерами… Идеальная жизнь, если не знать. Если не знать, что глава семьи курит анашу, пьет и ходит по проституткам. Если не знать, что все это — жизнь в долг и оплачено чужой кровью. Элеонора Гавловская была плохим человеком, но это не значит, что ее можно просто взять и убить.

— А вдруг он и сына не любит? — тихо спросил Дима. — Вдруг и эти фото — просто на камеру?

— Любит, — сказала Юля. — Посмотри, как мальчик его обнимает, Дим.

Сказала — и скривилась. Диме и самому было тошно. Он постарался поскорее долистать эту инста-жизнь до конца — и обнаружил на дне папки, прямо на картоне, удивительного изящества зарисовку — портрет девушки с листьями в волнистых волосах, какая-то нимфа или дриада…

— Это ты рисовал? — восхищенно спросил Дима. Разумовского, а не Волкова, конечно.

Тот взглянул на рисунок и внезапно молча выдрал папку у Димы из рук — таким быстрым движением, что Дима даже квакнуть не успел. Подхватился с кресла и вышел.

— И что это сейчас было? — поинтересовалась Юля.

— Ничего, — сказал Олег. — Ребят, вы не забывайте, что Серега болеет, да? Кстати, Диман, я понимаю, Птиц оставил тебе незабываемые впечатления, но ты язык-то подбирай нахер. Ты понимаешь вообще, что Птица — не пришелец с планеты Нибиру, не демон из глубин преисподней, а часть Сереги? Его способность защищаться и атаковать, блядь.

— Я… — запнулся Дима, — я больше не буду.

Он правда жалел, что не сдержался, но впечатления, оставленные ему Птицей действительно были настолько незабываемы, что смолчать не получилось.

Через какое-то время Разумовский вернулся, уже без папки. Дима решил, сделать вид, что ничего странного не происходит.

— Я зказать мальчик, что папа просить забрать его, пока папа делать командировка, — предложил доктор. — Дети, которих любить, верить взрозлии.

Вот от этого Диме было тошно больше всего — мальчик явно любил гада-папу.

Время операции определил Волков:

— После двенадцати тут ни одна скотина на улицу не выползет, а до девяти в выходной день никто не подпрыгнет! Между десятью и двенадцатью ловить их надо.

И Волков оказался прав. Дима бесцельно бродил по улицам поселка всего полчаса, когда у него брякнул телефон. Олег сидел на площадке с утра, контролируя ситуацию.

«Велосипед в гараже», — с бьющимся сердцем, прочитал Дима. Сейчас был его выход.

Отвлечь молодую няньку, спросить про Милан, предложить нарисовать ее портрет, немного пофлиртовать (Света, прости, это только ради Игоря!), а когда она заметит пропажу мальчика — пометаться, всплескивая руками, вместе с ней… Олег заберет доктора вместе с мальчиком, Диме предстояло добираться самому.

— C-can I draw you, seniora? — дрожащим голосом спросил Дима, и получил в ответ недоуменное:

— Che?

— Vuole dipingerti, — хихикнула соседка няньки.

— Perche'?

— Devi piacergli, guarda come tremava quel poveretto. Yes, draw her!

— Teresa, ho un ragazzo!

— Non lo scoprira'.

— Teresa!

— Senti, e ' solo un piccolo disegno...

Дима ничего не понял, кроме того, что ему разрешили рисовать. Он раскрыл блокнот, но девушка внезапно замахала руками и Дима замер.

— All right? — осторожно поинтересовался он и получил в ответ какой-то итальянский треск. А затем, к Диминому ужасу, девушка встала и позвала:

— Tony! Tony, vieni qui, ce ne andiamo.

«Провалил!» — подумал Дима в ужасе оборачиваясь.

Несколько пацанов лазали по сеточке. Олега не было.

«Кто из них Тони?» — подумал Дима. Дети, они такие похожие…

— Tony! Tony, dove sei? — снова позвала нянька.

В ее голосе пока не было тревоги.

— Good bye, — сказал ей Дима.

Контакт у них не вышел.

——————————————————————————————————————

Могу я нарисовать вас, сеньора?

— Что?

— Он хочет тебя нарисовать.

— Зачем?

— Должно быть ты понравилась ему, посмотри, как бедняга дрожит. Да, рисуйте ее!

— Тереза, у меня есть парень!

— Он ничего не узнает.

— Тереза!

— Послушай, это лишь маленький рисунок...

— Все в порядке?

— Тони! Тони, иди сюда, мы уходим. Тони! Тони, где ты?