Время толерантности (гет)

«Дзинь!» — фарфоровое блюдо разбилось о стену гостиной. Скорпиус сидел в сгущающихся сумерках, не зажигая света и не шевелясь, и смотрел на угольки камина.

— Репаро! Акцио! — скомандовал он, даже не глядя в сторону злосчастного компонента сервиза. Блюдо прилетело к нему в руку — и отправилось в стену. «Дзинь!» — Репаро! Акцио!

Так продолжалось уже второй час. Скорпиус в бессильной ярости метал фарфор в гранитную отделку комнаты, собирал и кидал снова. Дзинь! Репаро! Акцио! Розы дома не было. Вообще, кроме домовиков, дома не было никого. Скорпиуса здесь тоже не должно было быть, но он решил проверить. Малфой поймал себя на коротком нервном, почти истерическом смешке. Проверил! Он должен был догадаться, что она знает... Роза никогда не стала бы вести переговоры с человеком, который даже не соизволил показаться из камина... А раз она знает, значит, имеет причины скрывать.

Неделю назад, вернувшись из Снейп-Центра, он мог бы рассказать Розе всё, что выяснил. Мог бы, но почему-то не стал. Ограничился тем, что сообщил про Лили. Роза, конечно же, пришла в ужас из-за этого, стала уговаривать его позволить ей с ней встретиться... И Скорпиус, поворчав для вида, согласился. Это ужасное создание стало часто появляться в их доме, стремилось выглядеть несчастной и подавленной, вздыхало и тайком жаловалось Розе на жизнь. Теперь она не могла ни пить, ни курить: Скорпиус не удержался от того, чтобы добавить в зелье соответствующие компоненты. По его соображениям, уже из-за этого несколько пинт яда и качественное шипение в адрес его, как «притеснителя свобод совершеннолетних волшебниц, которые вправе травить себя чем угодно», — были ему гарантированны. «Особенно в связи с тем, что больше она ничем не занимается», — Скорпиус не удержался от мысленного проявления сарказма. Но Лили, вдохновенно вживаясь в образ рыжей и пушистой овечки, только грустно вздыхала и закатывала глаза. Так продолжалось четыре дня.

Когда он вернулся с переговоров с Панси Скрипт (та прислала ему сову с весьма странным, но, кажется, заслуживающим внимания сообщением), картина внезапно изменилась: Лили лучилась, что твоё солнышко, а Роза выглядела едва ли не довольнее её. Женщины объяснили своё настроение тем, что Лили буквально «спасла» Розу: предстоял небольшой приём, на котором, для создания камерной атмосферы, позарез нужна была певица, исполняющая что-то в стиле «блюз». И Лили, «оказывается, прекрасно поёт и согласилась нам помочь». Скорпиус вежливо кивнул и ушёл в лабораторию: ему надо было спокойно поразмыслить над сведениями, предоставленными Скрипт. Но оказалось, что перемена в настроении Лили носит более глобальный характер: в этом рыжем недоразумении как будто зажгли лампочку и забыли погасить.

Печально-трагическая Лили, которая с выражением лица, достойным профессора прорицаний Сибиллы Трелони, бродила по его дому, была ужасна. Но счастливая Лили, сменившая её, была настоящим испытанием и наводила на мысли о каком-то подвохе. Скорпиус строго-настрого приказал всем домовикам следить за ней и докладывать, если она скажет или сделает что-то необычное (магловские программисты умерли бы от зависти, если бы узнали, как ему удалось объяснить эльфам, что входит и что не входит в понятие «необычное»). И точно также строго запретил говорить хозяйке, что они это делают. Отвлёкшись от очередной волны тайного сражения за судьбу компании и обнаружив кузину жены ещё более довольной и цветущей (то ли от здорового образа жизни, то ли от переполнявших эмоций), Скорпиус, вместо того, чтобы просто полюбоваться этим, вдруг ощутил холодный и яростный ужас: он догадался, почему Лили, раньше демонстративно-грустная, теперь стала демонстративно-весёлой. Почему Роза так ласково и по-матерински смотрит на неё, как будто приняла в этом участие... Почему всё это началось, когда он отсутствовал... Чтобы проверить своё предположение, Скорпиус вернулся в Малфой-Холл, предварительно сообщив Розе, что снова уйдёт по делам. Его ждал пустой дом, несколько зёрен летучего пороха перед камином и ворчание домовика: «Хозяйка всегда не дома, когда хозяин не дома».

«Дзинь!»

— Акцио! — Скорпиус не заметил, как пропустил одно заклинание.

«Моргановы порталы!» — мысленно выругался Малфой, глядя на свою руку, изрезанную десятками осколков. Вместо того что бы сразу их уничтожить и протереть раны настойкой бадьяна, он продолжал зачарованно смотреть, как в ранках набухает кровь и собирается в капли. «Почему именно сейчас, когда я нуждаюсь в тебе больше, чем когда-либо ещё? Когда я трачу всё своё время, чтобы вернуть нам доброе имя и вытащить твою компанию?». Скорпиус собрал блюдо из осколков и отлевитировал его обратно в буфет, мельком заметив, что оно приобрело лёгкий розоватый оттенок. «Магия жертвенной крови. Даже жаль, что меня никто не пытается отравить», — с оттенком печальной иронии подумал он.

Малфой сидел бесконечно долго. Обычно время делилось для него на ровные, аккуратные промежутки, заполненные разными делами. Но сейчас минуты и секунды смешались, будто в его внутренних песочных часах бушевала песчаная буря. Наконец, он встал и, не зажигая верхний свет, пользуясь только светом палочки, достал с полки книгу. Пролистал, дошёл до места, которое лучше всего иллюстрировало то, что он собирался сказать, и кривовато усмехнулся. «А теперь представим, что я счастливый и довольный муж, заждавшийся свою жену к ужину».

* * *

— Я тебя заждался, — Скорпиус сидел в кресле перед камином и читал. Он улыбнулся навстречу Розе и отложил книгу в сторону. Светловолосый маг казался олицетворением спокойствия и добродушия. Сегодня ему предстояло кое-что выяснить, на кое-что намекнуть и, возможно, слегка запугать её: то же самое, что он обычно делал, общаясь со своими слизеринскими знакомыми, персоналом Снейп-Центра и случайными людьми-неприятностями вроде Лили. Разве что методы у него на этот раз будут гораздо более бережными.

Реакция Розы была не то что бы удивительной, но преувеличенной: она резко вздрогнула и даже схватилась за сердце.

— Ты меня напугал! — она попыталась улыбнуться, но усмешка вышла кривоватой. Скорпиус едва заметно нахмурился, но сразу же придал своему лицу спокойное выражение.

— Не верю, — улыбнулся он. — Если бы напугал, ты бы уже стояла с палочкой, приставленной к моему горлу. Рефлексы — это навсегда.

Роза рассмеялась и села в кресло напротив него.

— Проверка рефлексов провалена! Наш дом слишком хорошо защищён, чтобы сразу хвататься за палочку. Что-то случилось? — она сделала встревоженное лицо. «Ты хочешь понять, почему я здесь, а вовсе не беспокоишься!» — подумал он со смесью горькой злости и тоски. Но внешне по-прежнему разыгрывал спокойствие.

— Просто то, что мне раньше хотели сказать лично, теперь решили прислать совой, — пожал плечами он. А затем добавил небрежно, словно реплику о погоде: — А ты где была? Уже поздно для прогулок...

В её глазах, при свете камина и палочки казавшихся тёмно-серыми, полыхнул страх. От этого затравленного, молящего взгляда, в сердце Скорпиуса что-то оборвалось. На него накатила волна вязкой, тошнотворной жалости и отчаяния. Его Роза никогда ничего не боялась. Она могла волноваться, тревожится, беспокоиться, винить себя, но никогда он не видел в её глазах этого сиротливого, убого ужаса. Такие глаза бывали у родственников его самых тяжёлых пациентов: «Доктор, я сделаю всё, только помогите!» — когда понимаешь, что «всё» не фигура речи, что нет такого, на что они не решатся сейчас. Глаза Розы умоляли. О чём? Сжалиться? Простить? Понять? Сделать вид, что не заметил? «Что же он сделал с ней?!» — подумал он с холодной яростью.

— В Австралии, — Роза улыбнулась широко, слишком радостно и безумно неестественно. Скорпиус едва подавил в себе желание закрыть глаза, чтобы не смотреть на это. — Там сейчас утро. Хотела посмотреть на колыбель хвалёного «австралийского бизнеса», который так не любит Рудольф!

Скорпиуса внутренне передёрнуло от её фальшивой жизнерадостности. Но он не подал вида.

— Вот! — Малфой веско поднял указательный палец и помахал книгой, которую «читал», а точнее держал заложенной на заранее найденной странице. — Что ты на это скажешь? «Не стоит быть пренебрежительным к слухам. Вот видите тот банк, рядом с нами? Я могу разорить его за несколько недель. Не верите? Всё очень просто: я пускаю сплетню, что в банке дела плохи. Все вкладчики этому, конечно, не поверят. Но несколько процентов занервничают. Они побегут в банк забирать свои наличные — и устроят очередь, ведь несколько процентов это довольно много людей. А потом об этой очереди узнают другие вкладчики, часть из них поверит... И так далее. В конце концов, банк потеряет деньги и репутацию. И это всего лишь слух...»*.

— Что это? — на этот раз Роза не испугалась, напротив: в её глазах наконец-то забрезжили искорки интереса и здорового беспокойства, — неужели ты считаешь, что...

— Да, я думаю, что это попытка захвата компании, а вовсе не стремление меня дискредитировать, — Скорпиус кивнул. — На должность главы управления всё равно прохожу я: ни Министр Магии, ни Визенгамот не заинтересовались ни одной из газетных «сенсаций». Зато заинтересовались вкладчики... — многозначительно продолжил он.

— И... кто это может быть? — Роза посмотрела на него с той самой тревогой, с которой раньше говорила «нет, это не он», когда Альбус Поттер позволял себе очередную выходку. «По крайней мере, не стала разыгрывать радость от известия о том, что я — без пяти минут глава Управления Безопасности», — подумал Малфой.

— Если честно, ума не приложу, — Скорпиус развёл руками. «Вернее, знаю лучше, чем хотел бы», — мысленно добавил он. — Газетчики путаются в показаниях. К большинству приходили женщины разной наружности: непонятно, то ли это была одна под оборотным, то ли их было много, и внешность у всех настоящая. Но... — он сделал драматическую паузу, — к редакторам «Пророка», «Ведьмополитена» и «Невыразимости» приходил мужчина. Двум первым он заказывал статьи, а перед Панси пришёл извиниться за ранее допущенную оплошность, совершённую его «компаньонкой», — Скорпиус замолчал, собираясь с силами, глядя в окно. Когда пауза достаточно затянулась, Роза не выдержала.

— И? Кто это?

Скорпиус перевёл взгляд на неё и отчеканил:

— Кто-то, кто пользуется Чарами Невыразимости.

Роза в ужасе закрыла лицо руками. Её мысли, мечущиеся, как ласточки перед грозой, казалось, ощущались в самом воздухе. Скорпиус просто ждал. Так ждёшь, когда даёшь экспериментальное зелье и смотришь, подействует оно или нет. Но вот она отняла руки от лица. Веки Розы слегка покраснели, как будто она была на грани слёз, но глаза были недобро сощурены.

— Значит, мы рвём с ними контракт! — звучно и ясно произнесла она.

Скорпиус не стал делать вид, что не понимает, кого она подразумевает под «ними». Точно также он не стал удивляться тому, почему Роза сразу приняла, что это именно Мёрквуд — Чары Невыразимости вещь редкая, но не уникальная. Он осторожно поднял на неё взгляд, не до конца веря в успех. И точно: вместе с яростью, в зрачках Розы проглядывало что-то, подозрительно похожее на обиду. «Она разочарована и оскорблена больше, чем разозлена, — с горечью подумал Скорпиус, — и ей позарез необходимо убедиться, как будто могут быть сомнения... Она хочет, чтобы это было неправдой».

— Завтра же! — продолжила Роза. Скорпиус кивнул и почувствовал, как вокруг его сердца словно сжимается стальной обруч. Завтра всё решится. Если она действительно сделает то, что собирается сейчас, Скорпиус даст команду, — и Поттер останется ни с чем. Меньше чем ни с чем. Но если Роза даст себя обмануть... значит, она хочет быть обманутой. И тогда Скорпиус выйдет из игры. Совсем. Пусть Роза заключает контракты с Альбусом, вступает в партнёрство, развивает отношения... Он готов сражаться с Поттером до последнего, но не станет воевать с собственной женой. Что ж... всё равно Скорпиусу никогда не нравился бизнес.

— Завтра, — повторил он за ней, — конечно же, завтра...

_____

* Скорпиус должен цитировать роман австралийского писателя Джеймса Клавелла «Благородный дом» (The Noble House), посвящённый гонконгскому бизнесу. Но данная цитата дана по одноимённому мини-сериалу 1988 года, поскольку в фильме этот монолог гораздо компактнее.

* * *

Альбус Поттер, получив вызов в Башню из Слоновой Кости, шагал в камин с ощущением ожидания чего-то приятного: Роза нечасто вызывала его сама.

Впрочем, в прошлый раз «сюрприз» оказался довольно странного свойства: Роза, абсолютно в своём репертуаре, решила обрадовать Лили известием, что её горячо любимый брат нашёлся! Увидев сестру рядом с Розой, Альбус на какой-то безумно краткий миг подумал, что его план раскрылся... Но размышлять у Альбуса времени тогда не было, так как в следующее мгновение на нём с радостным визгом повисла Лили, улыбаясь, смеясь, плача и покрывая его поцелуями. Альбус едва сам не «провалил операцию», настолько его поразила лёгкость, с которой сестра изобразила восторг от встречи с давно утраченным братом. Знала бы Роза, как на самом деле выглядела эта сцена!

Глядя, как восторженно Лили на него смотрит, как она взахлёб благодарит Розу, говорит, что та наполнила её жизнь новым смыслом, Альбус почувствовал укол странного чувства: что-то сродни стыду или тревоге. Ведь он точно также играл свою роль, обманывал, льстил, втирался в доверие, а Роза этого не замечала, как не замечала и сейчас, приобнимая Лили ласково, почти по-матерински. Альбус, зная сестру, был готов поклясться, что каждое прикосновение огнём горит у той на коже — настолько она ненавидела свою кузину — но Лили продолжала благодарно улыбаться и рассыпаться в комплиментах. Неизвестно почему, но Альбусу эта сцена причиняла боль...

Ступив на ковёр личного кабинета Розы, Альбус улыбнулся ей: Роза стояла у окна, окружённая ореолом солнечных лучей. Выражения её лица он видеть не мог, поэтому тоже шагнул к окну, чтобы разглядеть её поближе... На лице Розы застыло выражение холодной отстранённости. Альбус поднял на неё недоумённый взгляд.

— Ты планируешь захватить компанию, — вопросительной интонации в этой фразе не было. Ах, вот оно что... значит, догадалась. Жаль. Можно было подождать ещё несколько дней... Впрочем, ей уже поздно что-то менять: тридцать четыре процента акций получены! А Роза продолжала: — Поэтому я разрываю наш контракт.

Значит, она ещё не знает всего? Иначе зачем этот бессмысленный шаг? В контракте и так нет никакой необходимости: теперь Альбус имеет право на то, о чём там говорилось, совершенно бесплатно и без необходимости ответных уступок. Ведь он без пяти минут совладелец! Альбус вопросительно приподнял брови:

— Не знал, что ты склонна к глупым позёрским жестам! Это ничего не изменит, можешь мне поверить.

— Значит, это правда! — Роза воззрилась на него с яростью. «Всё-таки блефовала», — с сожалением подумал Альбус. Впрочем, скрывать больше не имело смысла: сейчас пятница, а во вторник будет совет акционеров... В изменившемся составе.

— Правда, разумеется, — Альбус пожал плечами, — я же обещал, что потесню «Уизли Кеир» с этого рынка...

— А ещё ты говорил, что принёс мир и сотрудничество, — ехидно заметила Роза, складывая руки на груди.

— Первое слово дороже второго, — Альбус улыбнулся, но получился хищный оскал.

Роза смотрела в ясные, зеленовато-голубые глаза и удивлялась, как ей могло казаться, что в её кузене есть что-то человечное. Держаться. Изо всех сил изображать безразличие. Даже лучше, что он во всём признался, а не стал делать вид, что это чудовищная ошибка. А кузен, между тем, продолжал:

— Впрочем, я ни от чего не отказываюсь. Мы будем сотрудничать. Мы будем работать вместе, Роза, — последнюю фразу он произнёс совсем другим голосом, прежним, нежным и многообещающим. Но в этот раз Роза не испытала ни малейшего искушения ему поверить.

— Как мило, — кривовато усмехнулась пока-ещё-гендиректор, — только теперь у меня нет выбора, так? Неужели, — теперь голос Розы звучал с оттенком холодной издёвки, — весь этот спектакль порождён только боязнью отказа?

Она подошла на шаг ближе. Стоя на каблуках, она была одного роста с Альбусом. Впрочем, сейчас она смогла бы смотреть на него свысока даже будучи в сандалиях. А Альбус почувствовал, что теряет над собой контроль: он ощущал волны её ярости, её взгляд, казалось, прожигал его насквозь, — и это было восхитительно... Бешеный темперамент Уизли, заключённый в кристалл холодной сдержанности, становился лазером. «Невероятная женщина», — подумал он со странной смесью восхищения и торжества, особого торжества разрушителя, глядящего на последние дни города, обречённого на разграбление. До чего же приятно было победить такую, как она. Наконец-то заслужить хотя бы её бешенство, пробиться за предел невозмутимости и доброжелательного равнодушия... Добиться признания себя как противника, чтобы потом перейти на следующую стадию: благодетеля и покровителя, обрести власть, покорить и укротить. Рано или поздно она сдастся, даже если игра на равных у него не получилась...

— Нет. Совсем даже нет, — Альбус улыбнулся мечтательной, медленной улыбкой. — Я готов работать с тобой, но не со Скорпиусом, вот в чём дело... А его доля теперь моя.

Роза едва удержалась от горестного возгласа: на днях Скорпиус предложил временно вывести его из правления и заменить на «кого-нибудь, чья фамилия не злит вкладчиков и спонсоров». Выбор пал на Лоренну Поттер. — «Но ты же ей не доверяешь, Скорпиус?» — «Ничего страшного, я взял с неё Обет: она никогда не отступит от интересов родственников». Родственников. Если бы... Если бы она рассказала ему, Скорпиус бы никогда не ограничился этим, он бы всё предусмотрел... Она его подставила!

Её захлестнул ужас и нарастающее ощущение непоправимости произошедшего. Как она могла быть такой глупой и рассеянной? Как могла пропускать мимо ушей то, что ей говорил Скорпиус, как могла легкомысленно снять с себя груз ответственности? Искушение на время стать беззаботной девчонкой Уизли оказалось слишком сильным, и она, словно наркоман, забыв обо всём, стремилась к этим ощущениям. Великий Мерлин, бедный Скорпиус, который... который едва успевал поспать, разрываясь между делами фирмы и Снейп-Центра. Который всегда ей доверял и которого она предала. Предала единственного человека, который никогда её не подводил, из-за глупой семейной сентиментальности и дешёвого флирта...

Тем временем, Альбус задумчиво продолжал:

— Тридцать четыре процента — это достаточно, чтобы выставить новую кандидатуру генерального директора... — он ослепительно улыбнулся, подошёл к ней вплотную, — так что твой выбор таков: работать со мной или у меня.

Роза размахнулась, чтобы дать ему пощёчину, но Альбус моментально перехватил её руку.

— Солнышко, я ловил бладжеры, так что с твоей ладошкой как-нибудь справлюсь, — его голос, мягкий, как бархат, казалось, источал яд с каждым звуком. Переведя взгляд на сжатую в кулак руку Розы, он слегка надавил на тыльную сторону запястья, за которое продолжал её держать, и она разжала пальцы, не в силах сжать их снова. Он медленно поцеловал каждый обездвиженный палец и слегка прикусил костяшку безымянного, на котором, свившись клубком, блестела сапфировыми глазами змея обручального кольца. После чего продолжил: — но заметь, я никогда не причинял зла тебе. Я не хочу причинить тебе зло, — проворковал он, ослабив хватку на запястье. Роза снова могла пошевелить пальцами, но разжимать свою руку Альбус не собирался.

— Конечно, ты никогда не хотел мне зла, — неожиданно согласилась Роза, глядя ему прямо в глаза. Она придвинулась к нему ближе — и поцеловала. Ещё недавно ей казалось, что она умрёт или потеряет сознание от переполняющих эмоций, от электрических разрядов, бушующих в коже — если сделает это. Теперь же она чувствовала пустоту и странное онемение, впиваясь в его губы расчётливо и холодно: в тот момент, когда он показал своё истинное лицо, её наваждение пропало так же внезапно, как возникло. Он на секунду отстранился, и из его груди вырвался судорожный вздох, почти всхлип, как будто всё это время он боялся выдохнуть. Она чувствовала быстрый, сбивчивый ритм его сердца, которое, казалось, пульсирует прямо под кожей. «Моргана меня подери, — думала она со смесью исследовательской брезгливости и мстительного торжества, — значит, по крайней мере, этого ты, Альбус, действительно хочешь!» Он попытался встретиться с ней взглядом, но Роза, погрузив свободную руку в его волосы и оттянув его голову слегка назад, снова накрыла его губы своими. И Альбус сломался. Он выпустил её запястье, шумно выдохнул и сжал её в объятиях, проводя пальцами по спине в поисках застёжек на платье... Чтобы через секунду встретиться с остриём палочки, направленной ему в лицо. Разумеется, его собственной палочки в кармане уже не оказалось.

— Протего! — произнесла Роза, и Альбуса откинуло щитом на другую половину комнаты. К ней он больше приблизиться не мог. А она, превратив свою палочку в подобие кнута, как богиня мщения застыла над ним. — Значит, ты никогда не желал мне зла? А как же тогда та статья в «Вечернем Пророке»?! — она хлестнула бичом. Конечно, кнут тоже не мог достать Альбуса — щит был двусторонним — но тот инстинктивно дёрнулся, вызвав у Розы злорадную улыбку. Как ни странно, именно эта ухмылка подействовала на него более отрезвляюще, чем всё предыдущее. Альбус встал с ковра, отряхнул костюм и уселся в кресло, как ни в чём не бывало. Вся его поза излучала спокойствие.

— Я сказал правду, кузина, — яда в его голосе, казалось, ещё прибавилось. — Кто ты? Скажи! «Леди Малфой»? — он расхохотался. — Можешь сколько угодно пытаться себе это доказать, Роза. Но со всеми своими манерами, напускной невозмутимостью, ты всё равно Уизли. Так же, как и я. Игра в гольф по воскресеньям и дорогие костюмы не сделали меня джентльменом, потому что для этого нужна холодная кровь и шахматная душа! — его глаза полыхнули ненавистью. Он посмотрел на Розу и усмехнулся. — Знаешь, есть такое животное, гибрид лошади и осла. Полукровка. Упрямый, работоспособный, даже по-своему красивый. Вот только лошади из него не выйдет, сколько не надевай на него начищенную упряжь! И ни одна лошадь не признает его «своим». Так стоит ли себя ломать, Роза? — неожиданно серьёзно спросил он её. — Мы не такие, как они. Нам это не подходит. Тебе это не подходит, только не тебе! Пойми это, Роза...

Его голос становился всё более глубоким и звучным, яростным, страстным, гипнотическим. Он убеждал, покорял и пророчествовал, сплетая в темпераментной скороговорке факты и домыслы:

— Мы выросли в эпоху, когда на каждом углу говорили о «дружбе», «толерантности» и «недопустимости сведения прежних счётов». Наши родители и их друзья пытались убедить себя, что всё закончено, и теперь мы можем жить в мире и согласии. Но люди действительно разные, Роза! Это не выдумка Волдеморта! Почему мы, Уизли, становимся ликвидаторами заклятий и предпринимателями, путешественниками и спортсменами, писателями и бунтарями? Потому что, хочешь ты этого или нет, в нас горит это пламя и никогда не угаснет! Нам не нужна спокойная жизнь, дипломатия, бесполезная декоративность... Потому что это скучно, безумно скучно! Как любая жизнь по правилам. За это они нас и боятся. Не за звание «предателей крови», нет! Уизли чистокровнее некоторых слизеринцев. За то, что они не знают, чего от нас ждать! Конечно... — здесь его голос снова стал ядовитым и язвительным, — они любят погреться у огня, им импонирует «экзотичность», своеобразие, темперамент... Но, знаешь, есть одна черта, которую они переходят очень неохотно, — его голос упал почти до шёпота: — они не хотят, чтобы мы воспитали такими же их детей... Совместных детей.

— Че-пу-ха! — подала голос Роза. Она стояла, задумчиво поглаживая сгибом кнута ножку стула. — Месяц назад ты хорошо рассчитал свой удар, не спорю... Меня поразила та статья. Но магия слова — хуже трансфигурации, выполненной второкурсником, — развеивается слишком быстро. И я ни с кем не обязана обсуждать своё семейное положение. С тобой в особенности!

Альбус перевёл дух и в упор посмотрел на Розу. Ласково и укоризненно, оценивающе. Она невольно отвела глаза: пусть это и нельзя было сравнить с тем, что было раньше, но всё же этот взгляд ещё вызывал у неё волнение. Между тем, он продолжал, ещё более вкрадчиво:

— Сколько у нас двоюродных племянников, Роза? Пятьдесят? Даже больше... И ты хочешь сказать, что это случайность? Я же помню тебя, Роза... с самого детства. Ты — идеальная мать...

Он перестарался. Напряжение, повисшее в комнате, казалось, лопнуло, как бокал от слишком высокой ноты. Роза вскинула на него гневный взгляд и коротко скомандовала:

— Вон! Уходи и не возвращайся. Ты не переубедишь меня ни своими речами, ни своими угрозами. Я скорее отправлюсь продавать ногти висельников в Лютный переулок, чем соглашусь иметь с тобой дело!

Говоря это, она медленно передвигала щит по направлению к камину. Наконец, Альбус оказался зажат на небольшом участке ковра между пламенем и щитом.

— Моя палочка, — произнёс он будничным тоном, показывая, что тоже не намерен больше обсуждать этот вопрос. Поймав палочку («... эбеновое дерево и перо сфинкса, подходит для тёмных и загадочных натур, кардинально меняющих течение своей жизни и биографии... »), он бросил в камин щепотку Летучего пороха и исчез.

* * *

Роза не стала дожидаться вечера. Вместо этого она вломилась прямо в личный кабинет «доктора Малфоя» через каминную сеть, походя сорвав несколько заклинаний блокировки. Хорошо, что он в этот момент был там один, выводя формулу нового зелья, которое, предположительно, должно было помогать от гриппа.

— Скорпиус!

Роза ничего не добавила к этому возгласу: просто уткнулась в плечо вставшему ей навстречу мужу — и разрыдалась. Малфой осторожно приобнял её, практически не касаясь, и стал ждать, пока она выплачется. Наконец, её плач стих и сменился неуверенным всхлипыванием. Скорпиус приподнял её подбородок и заставил жену посмотреть на него.

— Что случилось, милая? — он постарался, чтобы его голос прозвучал мягко и ласково, несмотря на то, что он весь день провёл как на иголках, а перспектива возвращаться домой к тому, что могло его там ждать, с каждым часом напряжённых размышлений казалась всё более пугающей.

— Скорпиус... Всё... всё пропало... — выдавила из себя Роза, чувствуя, как её глаза снова наполняются слезами. Она смотрела на его встревоженное лицо, и ей было безумно, всепоглощающе стыдно, больно и страшно. Чувствовать его объятья было проще, они не осуждали и давали иллюзию защищённости, но глядеть в его глаза и говорить то, что она должна была сказать, было почти невыносимо. Она сглотнула, пытаясь избавиться от спазма в горле, и хрипло прошептала: — Мёрквуд... Мёрквуд это... Поттер! У него тридцать процентов акций... — она снова судорожно всхлипнула.

Скорпиуса захлестнула волна невероятного, всепоглощающего облегчения. Он понимал, что должен был встревожиться и огорчиться, схватиться за голову, сказать что-то язвительное про Альбуса, потребовать от неё объяснений, но мысли не шли ему в голову. К счастью, Роза расценила его молчание, как удивление и шок и снова разрыдалась, пряча глаза и причитая «это я во всём виновата». Теперь он уже сам обнял её и притянул поближе к себе, надеясь, что она не чувствует, как сильно дрожат его руки. «Хвала Мерлину, — думал он. — Наплевать на всё, главное, что она здесь! Главное, что она действительно не знала, что нас атакует он... »