Летние мальчики (джен)

Первым Гарри встретил Лео, огромный зенненхунд. Коротко гавкнув, пёс взгромоздил лапищи на плечи мальчика и, опрокинув, навалился сверху, радостно вылизывая лицо. Гарри просто утонул в шерсти и почти целиком исчез под собакой. Пока он выковыривался из-под псины, отец с Рейми сняли с кузова переноску с Норвегией и перенесли в дом. В доме Гарри угодил в объятия мамы и Дадли, причем Петунья с опаской косилась на серый петбокс. Дадли тоже заинтересовался, с любопытством проехался вокруг коробки, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь решетчатую дверцу, но там было темно…

Гарри поставил клетку с совами на стол и подошел к переноске, загадочно посмотрел на брата. Открыл. Высунулась крупная голова, оснащенная роговыми шипами на затылке, сверкнули золотом глаза с вертикальными зрачками. Помедлив, из переноски выполз самый натуральный дракон. С крылышками и шипастым хвостом. Дадли онемел, честно и трогательно отвалил челюсть и округлил глаза. И было отчего, это вам не хваленый-перехваленый Комодский дракон, который на самом деле является лишь крупным вараном, огромной ядовитой ящерицей. Перед ним был сказочный дракон, огнедышащий и настоящий. Не веря своим глазам, Дадли протянул руку. Рука заметно дрожала, но не от страха, а от нетерпения и плохо сдерживаемого счастья. Норвегия прекрасно ощутила эти чувства, но сначала… вместо того чтобы познакомиться, начала вертеть головой, рассматривая инвалидную колясочку. Села на круп, чего вообще не делают драконы при людях. Развалила крылья и застыла, вцепившись своим невероятным взглядом в остатки ног, потом перевела взгляд острейших желтых глаз на лицо Дадли. И как перевела! С какой плотоядной наглостью! Мгновенно и беспощадно обозначив его беззащитность и слабость. Драконы жестоки и циничны, и по логике этого мира — слабости прощать не должны. Вот и Норвегия по своей драконьей природе сперва обозначила — кто где, и только потом придвинулась и подставила голову под ладонь безногого мальчика, тем самым подчеркивая, что она всё понимает и прощает.

Внутри у Дадли аж зазвенело всё, когда его ладонь коснулась шершавой теплой кожи, а сам он задрожал, как в лихорадке… совершенно непередаваемое чувство — прикоснуться к живому дракону, сказочному существу, словно сошедшему со страниц сказок и легенд. А Норвегия в это же время с драконьей циничностью сканировала маленького калеку, хладнокровно прикидывая — чем полезно это увечное и жалкое создание. Судя по дырявым сполохам в ауре, этот мальчик просто невероятным чудом дожил до сегодняшних дней. Его слабое сердце неоднократно останавливалось из-за резких скачков и нестабильного давления по причине разных конечностей. Кроме того, Норвегия считывала и ментальную информацию, проще говоря, легилиментила черепную коробку мальчишки, просматривая нити воспоминаний, и то, что она видела, крайне смущало её. А видела она многое — любовь и заботу Гарри, его постоянный страх за жизнь Дадли, их странные игры, учебу в начальной школе… дружбу и теплую привязанность братьев. А ещё она увидела страх Дадли, когда он понял, что Гарри сейчас погибнет, видя, как сквозь листвяной вихрь на него несется слепая машина… И кричать бесполезно — Гарри не услышит. Но к счастью, тот посмотрел в его, Дадли, сторону, и Дадли машет рукой, как можно спокойней, без паники подзывая к себе, и Гарри без вопросов бежит к нему. А Дадли, едва живой от пережитого страха, оцепенело смотрит на машину, охваченную осенним пожаром. Всё это видела Норвегия и проникалась пониманием и искренним уважением к этим двум мальчикам.

Альберт подошел к столу и открыл дверцу клетки, выпуская Невзора, нетерпеливо потряс саму клетку, пытаясь вытряхнуть и вторую сову, но та распласталась на полу, хрипло вскрикнула и повернула голову к нему. Альберт застыл как громом пораженный, глядя в черные бездонные глаза слепой совы. Его скорбное лицо приобрело ещё более скорбное выражение — только увечной птицы им в доме не хватало для полного счастья…

По лестнице с громким топотом скатилась Элоиза Мэри и с воплем повисла на шее Гарри, тот с удовольствием потискал семилетнюю сестренку. Подушив брата, Элоиза Мэри отпустила его и переключила свое внимание на дракона. Обошла его со всех сторон и оценив размеры, вредная девчонка сварливо изрекла:

— Мелкий какой-то…

Дадли показал ей внушительный кулак, а Гарри ехидно пояснил:

— Так она ещё ребёнок, как и ты. Но вы ещё подрастете, и она будет всяко больше тебя.

— Это девочка? — заинтересовалась Элоиза Мэри. Дадли же, напротив, скуксился:

— Фу… девчонка?

— Ага! — развеселился Гарри, наблюдая смешную реакцию этих двоих. — Девчонка. Зовут Норвегия.

— А почему? — хором спросили Дадли и Элоиза Мэри.

— А потому что у неё порода такая — норвежский горбатый. Так что… будь он мальчиком, я бы назвал его Норберт, но она девочка, а девчонки любят красивые имена, — сообщил Гарри.

Норвегия сидела перед коляской тихо-тихо, как морская губка, и как та же губка впитывала в себя информацию и эмоции окружающих. И незаметно сканировала мысли и чувства людей. Чувства были разнообразные. Петунья, Дадли и Элоиза Мэри сегодня в первый раз в жизни увидели живого дракона, причем не ящерицу-варана, а самого настоящего и сказочного зверя. И чувства их были смешанными: изумление на пределе офигевания, осторожная радость от встречи со столь удивительным существом, восторг от понимания — «а всё-таки они существуют!»

Альберт же смотрел на дракона с настороженностью и удивлением, его сбивало с толку мирное поведение свирепого зверя. Насколько он помнил из множества умнейших трактатов по драконологии, одна непреложная истина вдолбилась ему в голову ещё со студенческой скамьи — драконы не приручаются! Но этот дракон сломал ему все шаблоны, Норвегия вела себя исключительно мило и кротко, не рычала и не кидалась на всех без разбору, не плевалась огнем — драконы этого вида начинают выдыхать пламя чуть ли не с рождения — и главное, смотрела открыто, прямо и спокойно. А ведь драконы так не смотрят! Если уж он посмотрит на кого-то, так и жить не хочется, столько злобы и первобытной ярости читается во взглядах бронированных чудовищ, что прямо заикаться начинаешь, если выживешь после встречи с монстром.

И невдомек было Альберту, что его милый глухой сынок по незнанию просто-напросто не дал дракону попробовать крови, всего лишь не дал ему озвереть, благодаря мудрой подсказке Рейми Стоунхенджа, молодого друида.

И начались у летних мальчиков сказочные каникулы. Гермиона, поняв, кто скрывался в деревянном ящике, сразу же простила Гарри его секреты и тайны. Она была умницей и легко представила себе, какая шумиха поднялась бы, если б кто-то узнал о нелегальном драконе. А Норвегия, оценив обстановку и понимая, что находится в мире магглов, снова притормозила свой рост, стабильно сохраняя размеры лабрадора. Окрестности Нижнего Рединга позволяли выгуливать дракона не только в сумерках и на рассвете, но и днём. Да и почему бы нет? Ведь вокруг были поля и пастбища, местами разбавленные парками и рощицами, а те незаметно переходили в лесопарки и леса, темнеющие на горизонтах во все стороны поселка. Единственным людным местом здесь был Сити-центр, промышленный и развлекательный центр Рединга с больницами, магазинами-супермаркетами и прочими торговыми точками, стадионами, клубами, кинотеатрами… Всё то, что скрашивает жизнь зажиточных фермеров, чьи ранчо и фермы были разбросаны по окраинам Сити-центра на огромных территориях.

И никто не видел дракона, кроме коров и лошадей. А если кто и видел случайно, то издали непонятно было, кто там бежит… может, собака длиннохвостая, а может, чья-то индюшка с фермы удрала, вон за детьми бегает…

* * *

Люциус Малфой широко шагал по Лютному переулку, в крайнем раздражении выбрасывая вперед трость. Мордредов Горбин! Как он посмел отказать ему, сиятельному лорду Малфою?! И в такой-то малости!.. Отказался принимать личную вещь Темного Лорда.

Взбешенно раздувая ноздри подобно разъяренному ре-эму, Люциус вынул из кармана мантии предмет раздражения и раздосадованно повертел в руках. Ну что в ней такого страшного, в этой черной тетрадочке, я вас умоляю?! Но тут ему стало не по себе, всё-таки Карактак Горбин не зря содержит лавочку темных артефактов… если с полувзгляда и с порога определил, что у него в руках опаснейшая и наитемнейшая вещь. Люциус был так поглощен своими мыслями и досадами, что совершенно не обратил внимания на высокую худую фигуру, выросшую позади него. А уж того, что его огреют палкой по породистой неприкосновенной голове, он тем более не ждал. Что ж… внезапные нападения и грабежи в Лютном — дело не первого удивления и даже не второго… Но если бы он увидел грабителя, то точно безмерно удивился бы. Грабил-то его Дамблдор!

Увидев Люциуса в таком стремном и странном месте, как Лютный переулок, Великий Светлый изумился до офигения и, тут же заподозрив сиятельного лорда во всех смертных грехах, счел незазорным проследить за ним. Проследил. До темной лавочки «Горбин и Берк», подслушал, обдумал и оценил. И принял судьбоносное решение — ему нужна эта тетрадка!

Альбус Дамблдор поглаживал черную тетрадку: «Они еще увидят! Я им покажу пенсию! Ты ж моя прелесть…» Тетрадка, что неудивительно, хранила молчание. Дамблдор мечтал о том, как к нему на коленях приползут все, кто с удовольствием списал его в утиль, а он будет парить на золотом троне и милостиво прощать. Или не прощать. Надо же было придумать, самого Мальчика-Который-Выжил оставить в анимагической форме! «Ничего», — думал Дамблдор, — «в этом году вы все кровавыми слезами умоетесь и признаете, что я самый великий!» Радующие сердце картины вставали перед его глазами. Особенно гадкий Снейп в шестьдесят восьмой позиции. Предвкушающе оскалившись, Дамблдор перенесся на Косую аллею, не забыв прихватить и тетрадку — следовало подсунуть ее кому-нибудь из школьников. У него были великие планы, а ради общего блага одна жизнь — ничто. Да и сотня-другая тоже.

Дамблдор крался вдоль домов. На него смотрели с некоторым недоумением, хихикали и показывали пальцем, но он не обращал внимания. Что они все понимают! У него была Великая Цель ради Всеобщего Блага! Для этого самого блага надо было подкинуть темномагический артефакт какому-нибудь ученику, но что-то не выходило. То ли виной была яркая мантия, заправленная в трусы, то ли крадущийся шаг, то ли шепот «Я вам всем покажу». Что конкретно мог показать Дамблдор всем, было неясно, но предположения строились. От этих предположений краснели девицы и хихикали подростки. Подкрасться и незаметно подложить черную тетрадку не было никакой возможности. Наконец Великий Светлый устал и умчался прочь. «Все сам, все самому…» — грустно подумал Альбус, устроившись на диванчике, открыл тетрадку и написал в ней: «Привет, Том».

— Привет, ты кто? — немедленно откликнулась тетрадка.

Дамблдор решил схитрить:

— Меня зовут Миранда Прайс, я грязнокровка.

Так себе хитрость, на самом деле, но возраст взял свое, и Альбус начал строчить в тетрадке, не задумываясь о последствиях. Деменция, она такая… прогрессирующая.

Наконец, настал тот день, когда Великий Светлый решил поддаться на уговоры Тома-из-тетрадки и проникнуть в Тайную Комнату. Несмотря на то, что он понимал, с кем общается, василиска его план не предусматривал. Книги, зелья, ритуал какой-нибудь, но выползшая на его неумелое шипение гигантская змея стала сюрпризом. Очень неприятным сюрпризом оказался тысячелетний василиск, взглянувший в глаза, для Альбуса Дамблдора. Но ничего изменить уже было нельзя, Дамблдор застыл, будто пораженный заклинанием, и только шипение из тетрадки разбавляло тишину подземелья.

— Что, Дамблдор, думал обмануть меня? — раздался знакомый голос чуть сзади.

К сожалению, повернуть голову не было никакой возможности, но голос был очень знаком.

— Теперь я стану тобой! — продолжил голос. Змей внезапно тонко зашипел так, что у Дамблдора заболели зубы, и тут все кончилось. Альбус Дамблдор осознал себя удаляющимся куда-то в стену, а его тело, на которое он глядел с большим удивлением, уже пошевелилось и встало. Из глаз плеснуло знакомой краснотой, и зловещий смех стал последним, что услышал Великий Светлый Волшебник. Том Марволо Реддл, а вернее, воплотившееся воспоминание из дневника, с удовлетворением оглядел себя, старческие руки с подагрически распухшими суставами заставили его поморщиться — но ничего не поделаешь, именно это тело и досталось ему в данный момент, придется удовольствоваться тем, что есть. Подобрав палочку Дамблдора, он заклинанием Инсендио испепелил ненужную теперь тетрадку и, с трудом управляя непослушным с непривычки телом, покинул туалет Плаксы Миртл.

Кот Вольт-Волан-де-Морт увидел Дамблдора… Это было странно, так как тот должен был быть в Мунго или вообще на пенсии. Но это был Дамблдор, который как-то странно неуклюже поднимался по лестнице, и Лорд этого издевательства не стерпел. С диким мявом он кинулся в ноги ненавистному волшебнику и высоко выгнул спину, о которую Дамблдор и споткнулся. Пошатнувшись, волшебник попытался ухватиться за что-нибудь, но не устоял и, завалившись назад, весело застучал-загремел костями и артефактами по ступеням лестницы, отправляясь в подземелья. Кот подпрыгнул от радости, оглашая окрестности оглушительными счастливыми воплями. На громкие звуки прибежала МакГонагалл, которая некоторое время просто пялилась на кота. Потом, что-то сообразив, Минерва заглянула в колодец лестничной шахты и диким голосом закричала «Альбус!»

Распростертое на дне колодца тело не ответило, и Минерва, от ужаса позабыв, что является ведьмой, подобрав подол тартановой юбки, кинулась бежать, завывая как баньши, отчаянно зовя на помощь. Свернутая шея — это свернутая шея, поняв и приняв это, дух из дневника с сожалением покинул оказавшееся временным и таким недолговечным вместилище. Возвращаться было некуда. Пожалуй, он поторопился сжечь тетрадку… Но что это? К своему вящему изумлению, Том почувствовал присутствие… самого себя!.. Как это возможно? И воспоминание, когда-то заключенное в дневник, радостно устремилось к части себя — в крупного черного кота…

Василиск, позабытый в Тайной комнате, задумчиво уставился на последнюю трубу, она была гостеприимно и широко распахнута, а в её круглом проеме мерцал заманчивый и пахучий полумрак. Возвращаться вниз, в свои покои, ему не хотелось, и так он слишком долго спал. Сладко зевнув и с хрустом потянувшись, древний змей вполз в сырую комнату, осмотрелся и принюхался — никого, после чего устремил горящий жаждой знания взор на приоткрытую дверь туалета. Облизнулся и развернул свои кольца — пора было на охоту.