Наши пути (гет)

После уборки квартиры Хельга пыталась утрамбовать лишние вещи в и так забитый кладовой шкаф. Сразу это сделать не вышло даже с помощью ругани, пришлось доставать барахло и играть им в тетрис. Коробки со старой обувью, куча каких-то бумаг, шторы, надоевшая поношенная одежда, приблуды для дома, которыми она никогда не пользовалась…

И откуда столько всего? Она что, ограбила магазин на диване во сне? Да тут половину раздать можно, а другую половину выбросить!

Не переставая ворчать, Хельга снова вытащила всё с полок и разделила на три группы: хлам, кому-то полезный хлам, чем-то ценный хлам. Последняя группа была меньше всех — оказалось, не так уж много тут вещей, которые она хотела бы сохранить, и зачем они всё время занимали место, непонятно.

Наконец с самого далёкого угла верхней полки, едва не навернувшись со стула, она достала довольно тяжёлую коробку под не самым разумным названием — «личное». Если бы рылся кто-то чужой, в такое он залез бы в первую очередь. Судя по слою пыли, коробка стояла с момента переезда чёрт-знает-сколько-лет, и открыв, Хельга вспомнила, почему запрятала её так далеко.

Не просто «личное».

Медальон в форме сердца, жёлтое сердце-подушка с вышитыми буквами, две стопки писем, CD-диск и бесчисленные дневники в розовых обложках.

Коробка с Арнольдом. В фигуральном, не маньячном смысле.

Давным-давно она так и не смогла её выбросить, хотя пыталась. Хорошо, что не смогла.

Хельга отставила её в комнату, быстро распихала остальные вещи по пакетам и пообещала себе, что отнесёт их в центр распределения и на мусорку как можно скорее. Заварила кофе, закурила, уселась в кресло и вытащила первый попавшийся дневник, готовая смеяться над своими детскими стихами.

Стихи и правда были неуклюжими, местами слишком банальными, но чем больше она их читала, тем меньше хотелось смеяться.

Эти строки сочились эмоциями. Тоской, обидой, стыдом, злостью — видимо, попался один из последних дневников. Тогда она уже успела бросить Арнольда и старую школу, а в новой чувствовала себя белой вороной. Кажется, именно поэтому она и писать бросила. Какой смысл стараться, если все вокруг тебя пишут гораздо лучше.

Но в этих стихах было столько эмоций, господи: когда в последний раз она писала что-то хоть вполовину такое же экспрессивное? Плохие отзывы на «TripAdvisor» не считаются.

Понятно, откуда это всё — подростковые гормоны наложились на первые неудачные отношения, которые она сама же и добила под конец здоровенной шипастой битой. Арнольд, конечно, тоже был виноват, но последний удар нанесла именно она.

Хельга отложила дневник и взяла тонкую стопку писем со своим почерком, менее неряшливым, чем сейчас. Одно из них лежало в конверте с наклеенной маркой, измятое сильнее других. То самое письмо, которое она сгоряча кинула в почтовый ящик, но тут же передумала и вскрыла замок, чуть не попавшись почтальону.

В этом письме были извинения и обвинения, но больше всё-таки извинений. Наверное, никогда и ни перед кем Хельга Патаки не извинялась так рьяно, как в ответе на последнее письмо Арнольда. Оно въелось ей в подкорку смесью презрения и горечи — двумя самыми страшными вещами, что только можно услышать от любимого человека, двумя вещами, что она заслужила.

И чтобы помнить об этом, она сохранила и его письма тоже, все до единого: в другой стопке потолще, зачитанные до дыр в приступах самобичевания. Когда казалось, что жизнь налаживается — старшая школа уже, например, или первый курс колледжа, — Хельга возвращалась к письмам, чтобы опустить себя на землю. И она не так уж мила, и то немногое милое, что было с ней рядом, рано или поздно выскальзывало из рук, а раз есть такая тенденция, надо быть к ней готовой и в будущем. Если нет особых надежд, нет и разочарований.

Интересно, что у Арнольда всегда оставалось место для надежды, даже если в этом не было никакого смысла. Надеяться на возвращение родителей, которых не видел всю сознательную жизнь, надеяться на добро в людях, на справедливость, на исполнение мечты…

Он ведь до сих пор такой. Наивности стало меньше, но надежда никуда не исчезла. Словно он владеет магией по её укрощению, и эта магия так заразна, что даже Хельга прониклась.

Сколько они встречаются, месяц? Всего-ничего, так почему возникает это чувство внутри — назойливое ощущение, что и дальше будет так же хорошо, как сейчас, а даже если не будет, они справятся. Может, это всего лишь влюблённый бред?

Хельга открыла кулон и погладила старую фотографию Арнольда со времён пятого класса. Какими же они были глупыми, особенно она.

Протрещал домофонный звонок. Чёрт, уже семь!

Хельга рывком задвинула коробку под стол, нажала кнопку на домофоне и рванула к шкафу, чтобы сменить растянутую футболку на что-то более приличное.

— Привет, — сказал Арнольд, когда она распахнула дверь, и протянул букет, слава богу, не из роз.

— О, как старомодно, — умилилась Хельга, впуская его в квартиру. — С чего это вдруг?

— На первом свидании ты бы не оценила.

— Если ты так хорошо меня знаешь, то догадываешься, что вазы у меня нет.

— Разберёмся.

Букет был пристроен в кувшин для лимонада, а они взялись за готовку. Арнольд руководил процессом, и стоило признать, руководитель из него вышел неплохой — даже у Хельги с её кривыми руками что-то получалось.

— Вот уж не думала, что когда-то буду делать лазанью, — сказала она, помешивая фарш на сковороде.

— Да ладно, тут из сложного только соус.

Он его сделал без особых усилий и комочков. Скромник.

— Ещё из сложного не слопать всё за раз и не взорваться.

Потом они в четыре руки выкладывали на форму слои, а на фоне играла «Where Is My Mind». Хельга решила забыть о своих оттоптанных медведем ушах и тихонько подпевала. Арнольд улыбался, поглядывая на неё.

— Для меня эта песня всегда была связана с тобой.

— Потому что я чокнутая?

— Потому что она была в твоём сборнике.

— Точно, была. — Хельга вспомнила про коробку под столом. — Кстати, о сборниках. Хочешь, твой поставлю?

Она вытерла руки, и пока Арнольд удивлялся, что сборник всё ещё у неё, вставила диск в плеер, стоявший без дела уже много лет. Из колонок полился джаз.

— Это же Дино Спомони! — именно такое восторженное лицо Хельга и хотела увидеть. — Со школы его не слушал. Причём это из раннего альбома, второго, может… Странный выбор для сборника, если подумать.

Хельга чмокнула его в щёку и вернулась к лазанье.

— Теперь он кажется не таким уж скучным.

Наконец форма с лазаньей отправилась в духовку, которую Хельга до этого и не включала ни разу, а Арнольд получил запоздало предложенный чай и обратил внимание на коробку под столом.

— Я вижу кое-что жёлтое и надеюсь, это не то, о чём я подумал.

— Оно самое, — сердце-подушка перекочевало на стол, и Арнольд пробормотал «боже».

— Ручная работа, — Хельга провела пальцем по криво вышитым буквам «A + H», — мастер всю душу вложил.

— В задумке всё было не так плохо.

— Не понимаю, о чём ты, — она пожала плечами. — По-моему, оно идеально.

— Окей, что ещё ты сохранила?

— Плюс-минус… всё.

— Удивлён, — и правда, со стороны на неё было не похоже. — У меня не вышло.

— Ну, из нас двоих девочка всё-таки я, хотя по подушке и не скажешь.

Арнольд рассмеялся.

— Люблю твоё чувство юмора.

— И я тебя, — вырвалось у Хельги, прежде чем она поняла, что говорит. А когда поняла, повисла страшная пауза.

Чёрт, они ведь ещё этого не говорили! В смысле, будучи взрослыми, и вообще не обсуждали, какой сейчас этап, бла-бла-бла, надо ж было такое ляпнуть…

— И я тебя, — повторил Арнольд и взял её за руку. Кажется, он совсем не растерялся.

— Признания не мой конёк, — поморщилась она.

— Мы не на крыше и не на корабле, так что это прогресс.

— Ага, — выдохнула Хельга и потянулась к нему, чтобы он не вспомнил ещё что-нибудь неловкое.

Лазанью они в итоге чуть не проворонили, но вкус не пострадал, да и аппетит разыгрался.

— Тебе надо открыть ресторан, — сказала Хельга, когда попробовала.

— Если ты будешь управляющей.

— Я серьёзно, ты озолотишься.

— Я тоже серьёзно, кто-то должен это делать. На мне пансион.

— Ресторан в гостинице, точно, — судя по реакции Арнольда, её глаза загорелись нездоровым блеском, как иногда бывало. — Ну ладно, сперва с пансионом разберись, а потом посмотрим.

— Мне, конечно, нравится твой энтузиазм, но разве тебе надоела журналистика?

— Да нет, но я же не всегда хотела быть журналисткой. Возможно, ещё надоест.

Арнольд задумался, откинувшись на стуле, и посмотрел вниз.

— Почему ты бросила писать?

— Стихи? — нахмурилась Хельга и сосредоточилась на тарелке. — Не знаю. Переросла, наверное.

Арнольд вроде бы отстал, но через некоторое время опять завёл эту тему:

— Знаешь, мама однажды случайно увидела твой стих, который ты мне отправила. Ей очень понравилось.

Хельга вздохнула и отложила вилку.

— Почему, стоит только написать одну-единственную сносную вещь, все вокруг начинают видеть в тебе талант? Это ведь тупо. Даже обезьяна может напечатать «Гамлета» по теории вероятности.

— Так напиши другие сносные вещи.

— С чего ты взял, что я смогу?

— А ты с чего взяла, что не сможешь?

— Потому что я пыталась, — развела руки Хельга, — но они были недостаточно хороши по сравнению со всеми, в том числе и со мной. Значит, в тот раз мне просто повезло, как бессмертной обезьяне.

Арнольд смотрел на неё серьёзно, будто речь шла о реальной проблеме, а не о попытках в поэзию столетней давности.

— Тебе не нужно их сравнивать, ты уже не в школе. Просто пиши для себя, если хочешь. Или для меня, — он пожал плечами, — я всегда буду рад прочитать.

Хельга сглотнула комок в горле, взявшийся непонятно откуда. И чего её так зацепило?

— Окей, — сказала она растерянно, — спасибо.

— Не за что, — улыбнулся Арнольд, и весь оставшийся вечер они об этом больше не говорили.

Ночью Хельга долго не могла заснуть, прокручивая его слова в голове, но старалась не ворочаться, чтобы не будить. А проснулась слишком рано для субботы и даже не в таком разбитом состоянии, как ожидала.

Арнольд ещё спал. Она засмотрелась на его голую спину, гадая, как можно быть настолько идеальным. Мало того что умным и симпатичным, так ещё и чутким, всегда имеющим нужные слова наготове, что бы ни случилось. Если бы она не знала его с детства, решила бы, что он робот — ну не бывает ведь таких на самом деле!

Может, есть подвох? Может, он в Сан-Лоренцо под прикрытием волонтёра людьми торговал?

Она закатила глаза в ответ на собственные мысли. Что за бред, Арнольд Шотмен и животными торговать бы не смог, даже какими-нибудь мерзкими жуками. О, ну вот и подвох: его необъяснимая любовь к биологии и другим занудным вещам. Но с этим недостатком она может смириться.

Хельга аккуратно встала с кровати, решив, что сегодня её очередь готовить завтрак — уж тосты сделать она в состоянии. К сожалению, она забыла, как громко звенит тостер, так что Арнольд всё же проснулся раньше времени. Чуткий сон: ещё один недостаток, хотя в теории это может быть полезно.

Когда они завтракали, она, видимо, слишком пристально на него смотрела:

— Что-то не так? — он забавно коснулся головы, пригладив действительно торчащие волосы.

Хельга сдержала смешок и отхлебнула кофе, не отрывая пристального взгляда.

— Ты мне скажи, что с тобой не так.

— В смысле?

— Ты почти идеален и одинок, это подозрительно.

Арнольд закашлялся от смеха и тоста.

— Во-первых, ещё вчера я был не одинок, по моим сведениям. Во-вторых, ты это к чему?

Ну да, с «одиноким» она перестаралась.

— Не увиливай, — прикрыла глаза с надменным видом, — иначе не поедем в тот странный лес.

— Да ты и правда в меня влюбилась, если не замечаешь недостатков, — парировал довольный Арнольд.

— Именно поэтому мне нужна твоя помощь.

— Ладно, — сказал он после непродолжительной паузы, — я «удушающе заботливый».

— Почему ты говоришь так, будто это цитата?

— Потому что это цитата. И причина, почему моё предложение отвергли несколько лет назад.

Такого Хельга не ожидала. Надменный вид тихонечко сполз.

— Предложение… то, что с кольцом?

— Да.

— И это было в Сан-Лоренцо?

— Да.

Ей захотелось провалиться на пару этажей ниже. А ещё ревность засвербила где-то в селезёнке.

— Мне жаль, — сказала она как можно искренне, хотя, по правде, жалостью и не пахло, ведь он был бы сейчас женат на какой-то мымре, любящей яркие эпитеты.

— Всё нормально. Теперь ты знаешь, что говорить при расставании, — улыбнулся он. — Хотя я стараюсь себя сдерживать.

— Если ты начнёшь меня «душить», — она пальцами показала кавычки, — обещаю сказать об этом сразу.

— Спасибо.

Они прикончили завтрак, собрались и спустя долгую дорогу попали в тропический лес Хо, где деревья все обросшие зеленью, а оттого причудливые. Дорога впереди петляла вглубь чащи.

— В начальной школе они казались страшнее, — заметила Хельга, — а теперь даже красиво.

— И немного похоже на джунгли, — Арнольд глубоко вдохнул чистый влажный воздух.

Хельга посмотрела на него и улыбнулась.

— Когда-нибудь съездим туда вместе. Если ненадолго.

— Идёт.

Они взялись за руки.