Все меняется, ничего не исчезает (гет)

Эйфория прошла. Распирающее его изнутри чувство абсолютного счастья исчезло, стоило Альбусу переступить порог собственного кабинета. Лишь тут он понял, какой же огромный объем работы ему предстоит. Обнаруженный в застенках Азкабана Гарри Поттер был величайшей удачей, и повторно на неё рассчитывать не приходилось. Дальше в дело должна была вступить выверенная стратегия, которой как раз и не было.

Альбус не был готов к подобному повороту дел. Все его первоначальные планы, что касались Гарри Поттера, после исчезновения были срочным образом изменены под другого «героя» Пророчества. И неудачно. Невилл в роль не вписался.

Все это привело к тому, что толковой стратегии у Альбуса не было. Не хватало всего: ресурсов, связей, возможностей, но главное — информации. Он совершенно не знал нового Гарри. Не знал, что им движет, как он воспитан, как мыслит. Его мотивы, его стремления, его планы – все это было скрыто от Альбуса, как и жизнь мальчика в целом. Того краткого, но изматывающего сеанса легилименции хватило лишь на то, чтобы вычленить из беспорядочно мелькающих воспоминаний нынешнее «настоящее» имя Гарри – Эрик Эдмонд Гэлбрайт. Сын начальника Отдела магического сотрудничества Франции. Человека, который как раз таки сотрудничать с ним и не стал бы. Какая ирония…

Просто так Гарри ему не забрать – понял Альбус еще тогда в холодной камере, сидя на коленях напротив исхудавшего паренька. Ему нужно было время. Немного времени и много информации.

Значит, мальчику суждено еще некоторое время провести в компании дементоров. Для Альбуса выгода была очевидна: он сможет беспрепятственно получить все нужные ему сведения напрямую от Гарри, а Азкабан сильно ослабит его уже сформировавшуюся психику. И вот тогда из мягкого и податливого как пластилин подростка он слепит того Героя, который нужен магическому миру.

Дамблдор глубоко вздохнул. Да, это был жестокий выбор. Он это понимал лучше всех других. Его ноша была тяжелее, чем у всех прочих людей. Именно в его руках было будущее, именно он обтачивал молодые умы будущих министров, политиков, авроров и домохозяек. Возможно, именно его действия привели к появлению Волдеморта как такового. Альбус допускал это. Он буквально чувствовал кем-то возложенную на него ответственность и знал, что ему придется принимать нелегкие решения.

Этот выбор был одним из таких. Гарри-Эрику были нужны муки. Познав боль, он станет сильнее.

Альбус встал из-за стола. Теперь, пока он всецело занят делом Поттера, кто-то другой должен был позаботиться о Малфое. Это необходимо. Развязывать руки этому скользкому змею он не собирался. Хватит. Проходили.

Альбус подошел к уютному камину, что зимними вечерами грел его старые кости, и выверенным движением бросил горсть порошка прямо в пламя.

— Дом Грюма, — проговорил Альбус взметнувшемуся зеленому пламени, совершенно спокойно подставив под него свою голову.

Аластор был тем человеком, кто идеально подходил на роль раздражителя для Малфоя. Будучи отставным аврором, тот в силу своей известности сохранил множество связей на прошлом месте работы. А его натура... Однажды вцепившись в горло своей добычи, Грюм уже ни за что её не выпускал. Да, пожалуй и так.

Раздражающая круговерть перемещения через камины длилась дольше обычного. По крайней мере, так показалось самому Альбусу. Может все дело в его нетерпении, в его желании поскорее вернуться в ту камеру, вновь взглянуть в темные глаза этого ослепительно прекрасного ребенка? Может все дело в дивных причудах времени, оттягивающих столь манящие события, максимально растягивая ожидание? Впрочем, Альбус мог и потерпеть. Чему-чему, а этому его жизнь научила.

Перед взором Альбуса предстала гостиная его старого друга, но чтобы узнать её, пришлось как следует присмотреться. В комнате царило запустение и разруха: нетронутый слой пыли покрывал все возможные горизонтальные поверхности, включая покореженные кресла, диван с порванной обивкой и пошатнувшийся стол; книжный шкаф, сиротливо расположившийся в углу покинутой гостиной, был весь в следах от гари; мыши свободно и бесстрашно сновали по полу.

— Аластор! – прокричал Альбус так громко, как ему позволяло горло.

Вид комнаты его обескуражил. Как давно этот дом опустел? Куда пропал Аластор? Что вообще вынудило его покинуть свой облюбованный дом? У него неприятности? Альбус подался назад всем телом. Головы в камине было явно недостаточно для получения всех ответов.

Стук деревянной ноги о паркет заставил его остановиться.

— Альбус! – раздался скрипучий голос хозяина дома. Аластор Грюм, хромая на деревянную ногу, шустро вышел из дверного проема слева от камина и в тот же миг наткнулся на встревоженный взгляд своего друга. – Ты чего?

Аластор с таким искренним удивлением наблюдал за волнением Альбуса, что тот почувствовал себя одураченным. Одураченным… Ясно.

— Прекрасная иллюзия, Аластор, — улыбнулся Дамблдор, уже по-новому оглядывая убранство комнаты. На непридирчивый взгляд морок выглядел идеальным: ни выбивающихся из общей композиции деталей, ни преломлений, ни засветов, даже запах, и тот был подобран соответствующий.

— Спасибо, — несмотря на похвалу, старый аврор не выглядел довольным. – Прекрасная, не то слово. Еще и стойкая, зараза.

— И сколько уже?

— Второй месяц, — буркнул Аластор, садясь на шатающееся с виду кресло. – Заклятье придумал, теперь дело за контрмерами.

Альбус усмехнулся. Несмотря на узы собственных правил и принципов, его друг умудрился сохранить в себе крохи импульсивности. Будь то иначе, Аластор бы не восседал сейчас посреди разгромленной гостиной.

— Жду от тебя новостей. – Альбус обвел взглядом комнату. — Больно уж качественный вышел морок.

— И ты даже не предложишь помощь старому другу?

— А тебе она нужна?

— Нет! – грозно рыкнул Аластор, с вызовом глядя на Дамблдора, и… через несколько секунд зашелся сухим, каркающим смехом. – До чего знакомый разговор! Помнишь?

Альбус нахмурился. Грюм подцепил не самое приятное в его жизни воспоминание. Разумеется, он помнил день перед схваткой с его первым и лучшим другом.

— Помню-помню, — Альбус вяло улыбнулся. – Вот только Геллерт был моим личным делом. Извини.

На слова Дамблдора Аластор лишь еле заметно дернул головой.

— Что хотел то? Ты же не по старой памяти заглянул, – аврор озадаченно уставился на своего друга. – Что-то случилось?

— Кое-что очень важное, — Альбус, помня свой прокол с Томом, старался очень аккуратно подбирать слова. – Пока без подробностей, но дело чрезвычайной важности.

— Я не могу помогать вслепую, — покачал головой старый аврор.

— А я не могу поделиться информацией, — Альбус смерил друга тяжелым взглядом.

Аластор молчал, с вызовом глядя в уставшие глаза Дамблдора. Тот понимал, убедить старого аврора действовать наперекор своим правилам будет не просто. Грюм с усердием маньяка планировал каждую свою проведенную операцию, по крупицам собирая любые сведения, что могли поспособствовать успеху. Отчасти благодаря этому, он приобрел свою репутацию помешанного и подозрительного. Альбус же просил зайти в свой мир с завязанными глазами, что само собой не могло устраивать бравого вояку. Аластор не сдавался, не отводил глаз. Он не тот человек, кто склонялся бы перед авторитетами. Таковых для него вообще не существовало. В его жизни властвовали приоритеты, главным из которых была собственная жизнь.

— Аластор, — Альбус видел непоколебимую непреклонность в лице своего друга. – Я тебя прекрасно понимаю, но обратиться мне больше не к кому. Прошу, доверься мне хоть сейчас. Обещаю, как придет время, я все тебе открою.

— Сколько? – деревянная нога Грюма нервно стучала по полу. – Сколько тебе надо времени? Мне нужны сроки!

Альбус задумался. В нынешней ситуации он старался не делать прогнозов, прекрасно понимая, к чему может привести спешка. Его работа с мальчишкой только-только начиналась. Слишком рано для разговора о сроках… Но Аластор был непреклонен. Ну, раз уж так, то…

Тридцать первое октября. Хэллоуин. День, когда у Англии появился Герой. День, когда его не стало. День, когда он возродится. Это будет символично.

— После Хэллоуина я все тебе расскажу.

— На том и сойдемся, — резко кивнул Аластор. – Что от меня требуется?

— Малфой, — оскалился Дамблдор, предвкушая грядущие проблемы на голову белобрысого аристократа. – Займи его. Арестуй, если сможешь. Если нет, свяжи руки. Пусть побеспокоится о собственной шкуре.

Звериный оскал расцвел на лице отставного аврора.

* * *

Деревянная, от годов покосившаяся дверь со скрипом закрылась. Затхлый запах с примесями некой гнильцы ударили в нос девушке, ступившей на порог своего небольшого, больше похожего на сарай дома. Год прошел. Целый год дом пустовал, копя пыль, косясь и разваливаясь. Он не боялся воров – вряд ли у кого появится желание залезть в это жалкое подобие жилища для человека.

Тейт не любила его. Не любила возвращаться сюда, не любила оставаться в нем, не любила находиться здесь. Она предпочитала спать в уютной комнате отдыха на работе… Ах, да. Бывшей работе. Не самая приятная поправка. Тейт прекрасно знала, кому именно она обязана увольнением. Страсти вокруг пропажи Эрика еще не улеглись, когда её попросили оставить Шармбатон. Под давлением министерства или желая сохранить репутацию школы, но мадам Максим больше не хотела видеть её в своем штате. Тейт её понимала и без скандала и шума покинула Шармбатон. Она вернулась к исследовательской деятельности. Старая добрая работа, ставшая столь непривычной за долгий учебный год, не шла. «Я потеряла хватку?» — задавалась тогда вопросом Тейт, но так и не нашла ответа. Шармбатон слишком сильно на неё повлиял, и это надо было менять. Но следующие пять адских месяцев переобучения, перестройки собственного мышления, ритма, с горем пополам начавшие приносить результаты, были жесточайшим способом сорваны одной личностью.

Мсье Дюбуа, старший аврор, что вел дело Эрика, неожиданно самолично явился в исследовательскую лабораторию и на глазах у всего персонала взял Энн под стражу.

Она до сих пор помнила шок, что настиг её в тот момент. Она не верила своим глазам, ушам, оспаривала истинность ордера, пыталась сбежать. Все происходящее слишком сильно выбивалось из её восприятия мира. За свою жизнь Энн не допускала даже мысли о собственном аресте. Она, будучи дочерью погибшего аврора, воспитывалась в строгом уважении к закону, правилам и порядку. Совершить нечто, выходящее за рамки, установленные государством, для неё означало пойти против самой себя.

А тут задержание. Она помнила как выпала из реальности, стоило магическим кандалам защелкнуться на её запястьях. Помнила Энн и весь следующий месяц.

Её допросили лишь раз. Лишь один короткий разговор с Дюбуа, где она вновь подтвердила свой старый рассказ. Поверили ли ей? Проверяли ли её слова? Энн не знала. После одного краткого допроса её вернули в камеру и… забыли о ней на долгих три недели. Тейт не навещали, не отвечали на требования о встрече, не реагировали на заявления. Она не понимала подобного отношения. Её заперли в министерской камере и все. Лишь много позже, Энн поняла, зачем понадобилась, что от неё хотели.

У следователей не было подозреваемых, не было тел, улик, следов, свидетельских показаний. Дело стояло на месте, а пропажа англичанина вместе с Эриком лишь усугубляла ситуацию. Дюбуа не мог свободно и бездоказательно кидать обвинения в сторону подданного короны, опасаясь скандала, не мог и бездействовать, грозясь навлечь на себя гнев высокопоставленного отца Эрика.

Энн использовали. Она служила живой демонстрацией того, что длань возмездия закона не дремлет. Ей не предъявляли обвинений, но и отпускать не собирались.

Долго так продолжаться не могло. Нельзя навечно застрять между молотом и наковальней. Продержав Энн в застенках чуть меньше месяца, её таки отпустили. Ни извинений, ни извещений, ни указаний она не получила. Лишь одно единственное требование – не выезжать из страны. В тот момент Энн чуть было не сорвалась на министерского служку.

Она вернулась на прежнюю работу, где и получила от судьбы очередной удар в спину. Энн больше не желали видеть в списках своих сотрудников. История с Шармбатоном повторилась, с тем лишь различием, что уход из школы прошел куда менее болезненно.

Энн не помнила, как оказалась тут. Память услужливо оставила её еще в баре, где она, будучи не в силах смириться с навалившимися бедами, пропускала стакан за стаканом. Последним воспоминанием был подсевший рядом молодой, ничем не выделяющийся парень…

И вот она здесь – дома. Энн провела ладонью по деревянному столу, сметая на пол толстый слой пыли. Некогда красивый, хоть и небольшой домик пришел в запустение сразу после смерти матери. Она так и не смогла пережить кончину мужа. День её похорон казалось никогда не оставит Энн, раз за разом приходя в кошмарах. В тот день она, юный четырнадцатилетний гений, только-только окончившая Шармбатон, впервые познала одиночество, что с тех пор так и не отступило…

Энн помотала головой, сбрасывая накатившую апатию. Этот дом всегда нагонял на неё уныние, раз за разом напоминая о трагичном прошлом.

— Эванеско, — громко, чтобы хоть немного развеять окружающую тишину, проговорила Энн, направив палочку на стол. Дом требовал уборки.

Пора перебороть детский страх перед этим местом.

* * *

Сильный встречный ветер не мешал, не сбивал с курса. Он скользил по обтекаемому телу мальчика, пропуская его, не в силах помешать ему, затормозить. Плотная воздушная стена услужливо расступалась перед острым древком новой метлы.

Драко был доволен. «Нимбус 2001» разительно отличался от его рабочего, но морально устаревшего «Чистомета». Форма, ускорение, торможение – все было на высоте. С ней Драко точно сможет исполнить своей давнее желание – сыграть в факультетской сборной. Он вновь отпустил тренировочный снитч и закрыл глаза, дав тому время и усложняя себе задачу. Золотой мячик должен был набрать скорость и оторваться, иначе интерес от его ловли полностью пропадал. Досчитав до пятидесяти, Драко открыл глаза. Охота началась…

— Я хорош! Чертовски хорош! – думал молодой Малфой, возвращаясь в поместье после нескольких часов полетов. Не налетав и пяти минут, снитч упорно, раз за разом оказывался у него в ладони. Это был просто великолепный показатель. Только сегодня он трижды побил свой личный рекорд!

Драко, уставший, но довольный спешил домой — с минуты на минуту должен был вернуться отец. Наверняка он захочет послушать о том, насколько же прекрасна новая метла, и как хорошо он управляется ею. Вероятно, его даже похвалят! Отец всегда хвалит его!

* * *

Черной грозовой тучей Люциус ворвался в собственное поместье. Его глаза метали молнии, черная мантия развевалась будто под порывами сильного ветра. Домовики, выскочившие встречать своего хозяина, все как один побледнели, будто завидев дементора. Они уже знали, чем может грозить его плохое настроение.

— Цисси! — закричал Малфой, ступив на порог собственного дома. Он торопился. Вести, принесенные им из министерства, заставляли действовать быстро. Медлить было нельзя.

— Позови хозяйку, — обратился Малфой к рядом стоящему домовику. — Я буду в кабинете.

Дожидаться выполнения приказа Люциус не стал. Развернувшись на каблуках, черной тенью он скользнул в нужном направлении.

Люциус был взбешен. Постановление из Аврората застало его врасплох. Он не ждал подобного удара. С момента возвращения Темного Лорда он сильно расслабился. Ничем другим подобный провал в собственной обороне Люциус оправдать не мог.

Обыск! Обыск в его доме! Целенаправленный поиск темных артефактов! Слишком не вовремя. Слишком неожиданно. Слишком явно ощущалась рука Дамблдора. Малфой в ярости ударил кулаком по столу.

— Черт! Лишние проблемы!

Дверь открылась, пропуская внутрь дорогую сердцу жену. Жену, что всегда поддерживала в трудные времена. В его глазах Нарцисса была идеалом жены аристократа. Выйдя замуж не по любви, она смогла воспитать в себе чувство уважения и привязанности к мужу, смогла родить ему наследника, смогла воспитать его, смогла освободиться от своей старой семьи, сконцентрировав внимание на новой. Нарцисса хранила все семейные тайны, помогала лично ему по мере возможности, ставила его желания превыше своих. При этом она не потеряла собственную личность. Имела собственные интересы, подруг, с которыми она проводила большую часть личного времени, желания и даже свои маленькие тайны. И это всегда устраивало Люциуса. Ему не нужна была бездумная кукла. Во многом из-за этого он гордился своей свободомыслящей женой, которая, тем не менее, разделяла все его интересы. Зачастую она заботилась о нём гораздо больше, чем он сам.

— Дорогой? — Нарцисса была больше удивлена, чем испугана. — Что-то случилось?

Люциус кивнул.

— К нам завтра заявятся гости. Надо сделать так, чтобы их визит прошел впустую. Собери в холле первого этажа все сомнительные вещи, которые сможешь найти. Придется вновь открывать тайник.

— Обыск? — Нарцисса быстро поняла, к чему клонил Люциус. — Кто посмел? На каком основании?

— Основания? — Люциус усмехнулся. — Когда им нужны были основания? Очередная жалкая попытка подвести меня под статью.

— Кто главный? — Нарцисса нахмурилась. — Может проще решить дело миром?

— Не в этот раз, — Люциус в очередной раз гневно ударил кулаком стол. — Эти сволочи из министерства — они смеются надо мной! Уизли!

Нарцисса застыла в шоке, и Люциус её прекрасно понимал. Его реакция была похожей.

— Он же совсем из другого отдела! Каким образом он подмазался к аврорам?

— Думаешь, я это знаю? — Люциус раздраженно повысил голос, заставив Нарциссу вжать голову в плечи. — Извини. Просто послушайся меня. Давай иди...

Женщина, больше не проронив ни слова, вышла за дверь.

Люциус вздохнул, жалея о своей эмоциональной вспышке. Нарцисса злопамятна, она ему еще припомнит.

— Надо успокоиться, — сам себе сказал Малфой. – Успокоиться и пережить. Как обычно.

Отточенным движением он открыл графин с огневиски и плеснул немного янтарной жидкости на дно бокала.

— Отец! – дверь в кабинет резко распахнулась, пропуская юного Малфоя. – Ты не поверишь! Я сего…

— Драко! – кулак в третий раз за вечер опустился на бедную столешницу. – После! Не сейчас!

Драко замер совсем так же, как недавно покинувшая кабинет Нарцисса. В такие моменты он как нельзя сильно напоминал свою мать.

Глядя как глаза Драко в гневе сужаются – мальчик не привык получать отказ, — Люциус вздохнул. Драко был избалован. Слишком сильно Люциус радовался рождению сына. Слишком много он ему позволял. Люциус старался оградить Драко от всех тех ужасных вещей, которые пережил сам в далеком детстве: строгий до невозможности отец, чопорная мать, Азкабан, предубеждения на почве уголовника отца. Оградил. И вот что из этого вышло. Мальчик, гневающийся лишь из-за того, что его прервали, что не дали желаемого. Слишком поздно Люциус понял, насколько сильно влияние барьеров на жизненном пути, и как велико наслаждение от их преодоления.

— Одно слово, и я отберу у тебя метлу, — Малфой тоном, лишенным всякого тепла, поставил на место зарвавшегося сына. Люциусу ни к чему сейчас были истерики. – Иди к себе в комнату. На ужин пришлю за тобой Добби.

Яростно свернув глазами в лучшей манере самого Люциуса, Драко развернулся на пятках и покинул кабинет, напоследок громко хлопнув дверью.

Настроение совсем ушло в минус. День не задался. С сомнением поглядев на еле наполненный бокал, Люциус подлил еще и в один глоток осушил. Теперь надо проверить тайник.

Холл первого этажа был одним из самых посещаемых мест в особняке Малфоев – попадали сюда многие, но лишь редкие гости проходили дальше. Пол, отделанный мраморными плитами в одном оттенке, каменные скамейки, несколько выразительных статуй и гигантская люстра с пятью сотнями свечей – как не глянь, далеко не самое лучшее место для оборудования любого тайного хранилища. Но предки Люциуса так не думали, руководствуясь какими-то своими, одним лишь им ведомыми помыслами. Он уже не раз обращался к гоблинам, в надежде перенести тайник в какое-нибудь более укромное место, и всегда получал отказы.

Именно из-за этого глупого местоположения Люциус не особо часто его использовал. Сейф в стене казался ему более удобным. Но в этот раз было все иначе. Он мог пожертвовать удобством ради сохранности. Невербальным Диффиндо порезав себе ладонь, Малфой вознес её над полом точно по центру холла. Кровь тонким ручейком полилась на белоснежный камень…

— Все в порядке, — прошептал Люциус, воочию наблюдая, как беззвучно расходятся мраморные плиты под его ногами.

В этот момент позади, со стороны лестницы, раздался легкий вздох. Люциус резко развернулся, но лишь для того, чтобы увидеть силуэт собственного сына, исчезающего за углом на втором этаже особняка.

* * *

— Ну, рассказывай, Пьер, — начал разговор Мишель Делакур, дождавшись пока гость расположится на диване. — Как дела? Есть новости?

Пьер Гэлбрайт, только что прибывший в гости к семье невестки своего сына, хмуро покачал головой.

— Никаких. Все по-прежнему.

Мишель щелчком пальцев призвал домовика.

— Два бокала и бутыль вина.

Домовик поклонился и с легким хлопком исчез.

— Если честно, то я очень мало что знаю из всей этой истории, — признался Делакур. – Хоть и слежу за каждой новостной лентой. Как много умолчали в газетах?

Пьер поднял глаза на своего друга. Видимо вся накопленная усталость, негодование от всего происходящего и злость от неведения на какой-то момент выступили на его лице, раз Делакур в тот час замахал руками.

— Нет, нет, ты не подумай ничего. Это происшествие затронуло и мою семью. Думаю я имею право желать немного ясности. Мне же надо как-то дочек успокаивать.

— Прости, — Пьер мотнул головой, прогоняя негативные эмоции. – Никак не могу прийти в себя.

— Я тебя понимаю, и не давлю, – на журнальном столике перед ними появилась заказанная бутылка с двумя наполненными бокалами. – Лучше вот, выпей.

Пьер аккуратно взял чуть прохладный бокал с темной жидкостью и слегка его провернул. Пить не хотелось – слишком яркими были воспоминания о первой пропаже сына. Тогда он отчего-то всегда находил время выпить. Зачем? Для чего? От чего? Причин он уже не помнил, но знал, что всегда мог их найти. Вспоминая прошлое, Пьер ни на день не прекращал себя корить в излишнем пристрастии к выпивке. Возможно, имей он тогда трезвую голову, сын был бы найден гораздо быстрее.

— Так что?

Пьер, повертев в руках бокал, под пристальным взглядом своего друга вернул его на поднос.

— Был зафиксирован остаточный след аппарации извне, но больше ничего. Кто-то прибыл в замок, но не ушел обратно. Ни следов портала, ни следов использования каминов не обнаружено.

— Странно, — Мишель почесал чуть заросший подбородок. — Мальчика же должны были как-то увезти из школы?

— В том то и дело, что нет. – Пьер покачал головой. – Мы еще даже не знаем, похищение ли это.

— Как не похищение? Не могли же два человека просто так исчезнуть? – Мишель реагировал бурно, но старался не кричать. – Кстати, профессора хоть проверили?

— Да. Англичанин. Дома так же не появлялся. Английская сторона уже начинает настаивать на участии её следователей в поисках, но мы пока не даем разрешения.

— Почему? – Мишель казался удивленным. – Всем же было бы легче?!

— Нет, — Пьер не мог объяснить Мишелю причины своего недоверия к англичанам. Он не мог рисковать своим сыном. От очередной лжи своему другу его уберегла Аполлин.

— Мишель, — женщина грациозно вошла в гостиную и, сделав несколько шагов, плавно опустилась на диван рядом с Пьером. — Позови девочек, пусть поздороваются.

Делакур кивнул, поставил на поднос уже опустевший бокал и вышел из комнаты. Аполлин, проводив взглядом мужа, повернулась к Пьеру.

— Рада тебя видеть… одного. – Женщина обворожительно улыбнулась. – Ты давно не заходил.

— Я, как ты, наверное, заметила, весь в делах. – Пьер с трудом не поддался на обольстительную улыбку. Вот у кого надо бы поучиться его наивным секретаршам! Но улыбку все же вернул.

— Как Николь? – безучастным тоном поинтересовалась Аполлин.

— Пугает, — честно признался Пьер. – Недавно она вломилась в контору к правовикам и грубо, хоть и в рамках приличий, разнесла половину авроров. Хорошо, что я был неподалеку.

Аполлин залилась чистым, звонким, легким смехом.

— Да, она такая, — Аполлин плавно положила одну руку на изголовье дивана. – Помнишь ту сцену на вашей свадьбе?

— Плохо, — признался Пьер. С тех времен отчетливей всего он помнил собственную слабость, что привела в их дом еще одного ребенка.

— Ты не поверишь, — рука Аполлин медленно приближалась к лицу застывшего Пьера. – Она решила, что между мной и тобой что-то есть…

Топот быстро спускающегося по лестнице человека вмиг разрушил сложившуюся атмосферу. Аполлин резко отдернула руку, и в ту же секунду в гостиную ворвалась светловолосая девочка.

— Габриель! Я же просила не бегать…

Слова матери не были услышаны. Девочка, маленькой молнией пронесшись по гостиной, резко остановилась перед Пьером.

— Эрик? Его нашли? – Габриель тяжело дышала то ли от быстрого бега, то ли от волнения. – Ведь так? Где он?

— Габриель! – возмутилась Аполлин. – Держи себя в руках!

Услышав возмущенный возглас матери, Габриель вмиг стушевалась, вжала голову в плечи.

— Простите, — извинилась девочка. – И здравствуйте.

Пьер улыбнулся, глядя на ожившую с момента их последней встречи девочку. Она выросла, стала немного более открытой и явно беспокоилась о его сыне. Похоже, у них с Эриком все протекало гладко.

— И тебе привет, Габриель. Как каникулы?

Девочка помотала головой из стороны в сторону.

— Все хорошо, — самой себе противореча, ответила Габриель. – Так вы нашли Эрика?

— Нет, не нашли, — в очередной раз вздохнул Пьер, чувствуя как он начинает уставать от этого вопроса. – Но с ним все будет хорошо. Что ж ты так волнуешься?

Габриель потупила взгляд и так и не ответила. У них что-то произошло?

— Мы поссорились, — прозвучал гораздо более взрослый и привлекательный голос. Пьер обернулся, встретившись взглядом со старшей дочерью Делакуров. – Поссорились и не помирились.

Флер тоже знатно преобразилась за неполный год. Она немного вытянулась, тело лишилось юношеской угловатости, наливаясь в нужных местах, черты лица слегка заострились, придавая несколько хищное выражение. Девочка, нет уже девушка, все больше стала походить на собственную мать – так же прекрасна, как и опасна в своей красоте.

— Поссорились? – Пьер вновь повернулся к Габриель. – Почему?

Маленькие ручки девочки, которые она держала перед собой, напряглись, сжавшись в кулачки.

— Мы… — выдавила из себя Габриель и замолчала. Ответ давался ей с трудом.

— Эрик пригласил на Сильвестр меня, а не ёё, — ответила Флер, то ли придя на помощь своей сестре, то ли потворствуя собственной эгоцентричной натуре. – Габби закатила скандал, а Эрик в долгу не остался.

Пьер устало вздохнул. Вот так откровения! Одиннадцать лет от роду, а уже такие страсти. Это ненормально. В свои эти же года он о девчонках думать и не собирался. Квиддич, шахматы, снежки, отлынивание от учебы – вот что занимало все его внимание в тот период жизни. На тот же бал их первый курс заставляли ходить чуть ли не из-под палки. Времена менялись.

— Не сомневаюсь, — фыркнул Пьер, зная характер собственного сына. – Габриель, я тебя разочарую, но сомневаюсь, что он подойдет первым. Чувствовал бы он себя виноватым – извинился в тот же миг. А раз этого не произошло…

Габриель, наконец, подняла глаза от пола, внимательно вслушиваясь в речь Пьера.

— Он упрям, даже скорее уперт. Самостоятелен и свободолюбив. И потому, — Пьер назидательно поднял палец, — не пытайся им управлять. Направляй, подталкивай в нужную сторону, но никогда не тяни силой. Пусть думает, что решение, к которому ты подводила, было его личным.

Речь Пьера прервал неожиданный звук. Аполлин Делакур, все так же восседая рядом с ним, медленно хлопала в ладоши.

— Какие познания! Я уже подумываю нанять тебя в качестве репетитора для дочерей, — женщина озорно улыбнулась. – Что думаешь?

— Думаю, имея тебя под боком, это было бы лишней тратой денег, — ответил Пьер. – Даже с форой я останусь далеко позади тебя.

Аполлин победно усмехнулась и элегантно поднялась с дивана.

— Ладно, девочки, пойдемте. Не будем мешать мсье Гэлбрайту, — женщина взяла сопротивляющуюся Габриель за руку и направилась к лестнице. – Мишель, тебя Пьер ждет!

Позвав мужа, Апполин развернулась.

— До скорой встречи, Пьер, — попрощалась она и, обворожительно улыбнувшись, скрылась из виду.

* * *

— Он не мой сын! – прогремел яростный крик отца у него в сознании. – Я не могу называть его своим!..

… пульсация, недавно бешеная, быстро успокаивалась. Сильный хват мужских ладоней на его запястьях ослабевал. Зрачки закатились. Кровь продолжала медленно капать из порезанного горла…

— Лили, хватай Гарри и беги! Я задержу его!..

Он лежал, крепко сдавленный со всех сторон. Было тепло и уютно, несмотря на окружившую со всех сторон темноту. Он не мог двигаться. Ну и пусть – ему не нужно. О нем позаботятся. О нем всегда заботились. Вот только он ни как не мог вспомнить кто. Кто пел ему колыбельные? Какие они были? Кто смотрел на него полными счастья и любви глазами? А это вообще было? Нет. Он бы запомнил.

Он лежал крепко сдавленный со всех сторон. Тьма окружала его, даря тепло, убаюкивая. Хотелось закрыть глаза и провалиться в неё, но нет. Нельзя. Сейчас должно что-то произойти. Он знал это. Он уже был тут.

— …пожалуйста, я сделаю все что угодно! — темноту пронзил умоляющий женский голос. Тьма дернулась, но держалась.

— Отойди глупая девчонка! – другой голос. Холодный. Жесткий. Его он тоже слышал раньше.

— Авада Кедавра! – вновь раздался ненавистный голос.

От звука падения чего-то тяжелого по тьме прошла заметная рябь.

Нет-нет-нет! Держись! Темнота не должна уходить. Он чувствовал, он знал, стоит тьме исчезнуть, как произойдет что-то очень плохое.

— И это мой судьбоносный враг? – голос зазвучал совсем рядом, обдав все тело стужей. – Это даже не смешно! Авада Кедавра!

Тьма пала. Холодный, пронзительно зеленый свет ворвался в его уютный мирок, неся боль, страх и могильный холод.

А-а-а! Он закричал, заплакал, задергался. Свет слепил его, обжигал. Голова нестерпимо болела, заставляя непослушное тело повиноваться. Он схватился за лоб и перекатился, в надежде спрятаться от зеленого проклятия.

Удар! Эрик открыл глаза, на мгновение заблудившись между реальностями. Он лежал на холодном полу, в очередной раз свалившись со скамьи, гордо именуемой кроватью. Опять оно. Опять эти непонятные видения, где он раз за разом предстает в роли Поттера. Почему? Почему они ему приходят? Почему к нему? Чем он заслужил их?!

— … на колени! – на грани слышимости раздался до боли знакомый голос.

Нет. Только не снова.

— … прости малыш, — голос убитого им Роуза звучал все ближе.

Нет! Нет-нет-нет! Он не хотел этого! Честно!

Руками и ногами отталкиваясь от граней каменных плит, устилавших пол в его камере, он пытался отдалиться от призрачного звука. Он не хотел повторения! Он не хотел вновь видеть это! Спина ударилась об стену – он оказался под скамьей.

— Во имя Темного Лорда!

Нет!!!

* * *

Драко твердым, но аккуратным шагом спускался по лестнице, держа в руке зажженную палочку. Эффект от простого заклинания сейчас был единственным источником света в доме – ночь давно уже вступила в свои права. Темные коридоры родного поместья выглядели непривычно пугающе и недружелюбно. Драко не был любителем ночных прогулок, предпочитая их дневным. Вот и сейчас, проходя мимо очередной внезапно выплывшей из темноты человеческой статуи, он пожелал побыстрее оказаться в теплой безопасной постели.

Но сегодня он не мог позволить себе эту небольшую слабость. В нем горело яростное пламя гнева, разожженное отцом немного ранее. Он не заслужил подобного отношения — ни угроз, ни повышенного голоса! Отец редко злился, но всегда имел на то основания. Именно он учил отвечать за свои поступки, и потому заслуженное наказание Драко переносил молча и смиренно. Но сегодня днем он не был виноват! Осознание собственной правоты явило на свет детское бунтарство, ранее крепко сидевшее под замком из правил и ответственности. Раз можно незаслуженно наказывать, значит можно безнаказанно шалить!

Драко остановился ровно на том самом месте, где он сегодня видел отца. Тогда, днем, он прекрасно помнил все проделанные отцом манипуляции для открытия секретной комнаты и сейчас твердо намеревался их повторить. Он с предвкушением представлял, что же может скрывать это подполье. Разумеется, Драко был в курсе прошлого своего отца, хоть эта тема и была под запретом у них в семье. Сам же Люциус не был задушевным рассказчиком и никогда сам не упоминал о былых свершениях. Но такое прошлое не могло пройти бесследно – это понимал даже Драко. Обязательно должны были сохраниться артефакты, некогда служившие темным целям, книги со знаниями, дающие легкую, но запретную силу, трофеи, полученные в тяжелых боях. И все это, как надеялся Драко, хранилось здесь, под полом.

Наступала самая неприятная, но необходимая часть его ночного похода. Глубоко вздохнув, Драко поднял свободную руку и крепко сжал зубы.

— Диффиндо! – шепнул Драко, вкладывая в заклинание так мало сил, сколько мог — контроль всегда с трудом ему давался.

Бледный еле заметный луч, прочертив тусклую полосу света, попал точно в растопыренную ладонь, неглубоко, но ощутимо порезав. Драко зашипел сквозь стиснутые зубы. Черт, это больнее, чем он представлял. Хотя… вполне терпимо.

«Ладно, продолжаем, — подогнал сам себя Драко. – Выдавить немного крови…»

Он с силой сжал надрезанную ладонь, выдавливая капли своей чистой крови, что срываясь, с гулким звуком разбивались о чистый мрамор. Капля за каплей плитка все больше и больше окрашивалась в пронзительно алый цвет. Ладонь понемногу немела.

«Ну, долго еще?» — подумал Драко, как в тот же миг соседние плиты дернулись, с тихим скрипом опускаясь, перестраиваясь, свободно паря в воздухе. Окропленный кровью пол заискрился, кроваво алым светом освещая происходящее. Драко стоял у самого начала лестницы, состоящей из только передвинувшихся глыб.

— Ферула!

Ладонь накрыли появившиеся бинты, останавливая кровотечение. Драко с возрастающим предвкушением и страхом смотрел в зияющий посреди холла провал, не в силах решиться сделать шаг. Кроваво-красный свет только добавлял нервозности в итак не самую благоприятную атмосферу. Да, он знал, что сейчас находился в одном из самых безопасных для себя мест – дома. Знал он и то, что отец уже был бы тут, угрожай Драко внизу хоть что-нибудь. Люциус не оставил бы опасное для жизни его наследника место без сигнальных чар.

«Я — Малфой или кто?!» – дал себе мысленную оплеуху Драко и сделал первый, самый сложный шаг.

Помещение, где он оказался, освещалось декоративными лампами-факелами, что вспыхнули, стоило его ноге коснуться последней ступени. Драко застыл, не ожидая увиденного. Вдоль стен ровными рядами расположились многоярусные, доверху заполненные книжные шкафы. В центре по-хозяйски раскинулся огромный, в разы больше их обеденного, резной стол, доверху забитый всяким хламом: от алхимических колб и перегонных кубов до рукописей и раскрытых книг. На самих стенах висели древние щиты, блестящие шпаги, внушительные моргенштерны, пугающие секиры и широкие мечи. Несколько больших деревянных сундуков лишь дополняли открывшуюся Драко картину, идеально совпадавшую с его представлением о тайниках.

Драко был восхищен. Это ж сколько запретных знаний пылятся на этих полках? Сколько ядов было сварено на этом столе? Сколько проклятий написано? Несчетное множество. Это место было пропитано историей, оно само было её частью. Артефакты, пылящиеся здесь, собирались его предками на протяжении веков существования их рода и этого поместья в частности. Драко знал о существовании этого места, но не о пути сюда.

Он пошел по одному из рядов, внимательно осматривая свои будущие ценности. Однажды он избавится от статуса Наследника, получив во владение все богатства своего предыдущих поколений. И вот тогда он надолго запрется здесь, изучая все эти бесчисленные талмуды. Он станет величайшим из Малфоев!

Его взгляд зацепился за небольшую трибуну, что скромно примостилась между двух стеллажей. Скорее привлекла внимание не она сама, а то, что на ней было. Небольшая книга, скорее даже тетрадь с непримечательной черной обложкой. Ни украшений, ни дорогого орнамента, ни специальной стяжки – она абсолютно ничем не выделялась. Но отчего-то она пугала Драко больше, чем стоящие по бокам от него книги, обшитые человеческой кожей. Пугала и манила.

Он хотел взять тетрадь, забрать из этого богом забытого места и прочитать её. Возникшее желание подавляло, заглушало страх и подозрение. Драко не заметил, как протянул руку и сомкнул пальцы на переплете.