Все меняется, ничего не исчезает (гет)

1981 год.

Когда жизнь течет ленивой рекой, мы сетуем на рутину. Но достаточно лишь одного поворота колеса Фортуны – и вот уже привычный уклад разбит вдребезги, и от прошлого остались одни обломки. Пьер Гэлбрайт, самый молодой начальник отдела во французском Министерстве Магии, был любимцем Фортуны. Вчера. Сегодня же он стал жертвой ее непостоянства.

Хотя, сказать такое, у человека со стороны язык не повернулся бы. С самого рождения Пьер был на короткой ноге с Госпожой Удачей. Он родился в семье аристократов с примесью крови вейл, и это значительно повлияло на внешность «господина счастливчика». Отец Пьера был закоренелым консерватором, со старыми, как мир, взглядами и манерами. Сына он воспитывал под стать своим убеждениям, но не сказать, чтобы это ему удалось. Окончив Высшую школу магии с отличием, Гэлбрайт занял свою первую руководящую должность в небольшом отделе Министерства Магии Франции. Утонченная красота, безупречные манеры, острый ум и знатное происхождение помогли ему быстро продвинуться по карьерной лестнице. Значимой ступенькой и в карьере, и в жизни стал пост главы одного из ключевых отделов Министерства — отдела Международного Магического сотрудничества. Именно здесь он встретил свою будущую супругу – Николь Анри, в жилах которой текла кровь такого же магического существа, как и у него. Спустя полтора года они сыграли свадьбу, а двадцать первого января 1981 года семья увеличилась — у счастливых супругов родилась дочь Софи.

Крохотную белокурую малышку Пьер боготворил и не спал ночами, если ребенка что-то беспокоило. Но вот однажды ночью его разбудило какое-то странное, доселе не изведанное ощущение. Это был зов. Зов, прорвавший пелену сна и прозвучавший громче полкового оркестра. Зов, слышать который мог только он. Пьер впервые слышал ЭТО, но точно знал, ЧЕМ оно является.

Он немало времени уделил изучению возможностей, доставшихся ему от далеких нечеловеческих предков. Результаты стоили затраченного времени: наш герой твердо знал, что вместе с красотой и некоторыми другими особенностями унаследовал также Родство душ. Новое свойство организма накладывало обязательство оказывать помощь родственной молодой вейле, если это понадобится. Но подобные случаи даже в прошлом были огромной редкостью, так что Пьер, привыкший раскладывать все по полочкам, понятия не имел, на какую из них положить этот дар.

Он не раздумывал ни секунды о том, кто это, что за помощь требуется, где, когда. Все его естество рвалось прочь из тихого дома…

И Пьер с хлопком исчез прямо из постели, разбудив чутко спящую жену.

* * *

Англия. Городок Литтл-Уингинг. Тисовая улица. Буквально пару минут назад её покинули три очень необычных визитера: великан, старец в экзотическом балахоне и чопорная дама, одетая как салемская ведьма. Они положили какой-то сверток на пороге дома номер четыре и, поклонившись словно рождественские волхвы, исчезли. Внутри, завернутый в бесчисленные одеяла и пеленки, спал ребенок со шрамом на лбу в виде молнии. Дитя, в одну минуту ставшее героем и сиротой. Младенец, перевернувший ход магической истории. Гарри Поттер.

Буквально через несколько минут полуночники с Тисовой улицы могли бы увидеть еще одного необычного посетителя: босого, в пижаме, возникшего у порога жилища почтеннейших Дурслей прямо из пустоты. Незнакомец поднял сверток, прижал к груди и исчез с негромким хлопком. Но никто из добрых соседей, включая отъявленных сплетников и любителей чужих тайн, ничего не увидел. В эту ночь на Тисовую улицу ватным одеялом навалился беспробудный сон.

* * *

Пьер Гэлбрайт, самый перспективный чиновник Министерства Магии, обнаружил себя на собственной кухне, в одной пижаме и с неизвестным младенцем на руках.

"Немедленно вернуть", — приказал начальнику отдела строгий внутренний голос. Но эта спасительная и вполне здравая мысль тут же сменилась гулкой пустотой.

— Дорогой? — послышался голос за спиной одурманенного Пьера. Николь неслышно подошла к мужу и нежно сжала плечо. — Что случилось? Куда ты пропал?

Пьер молчал и был совершенно неподвижен. Но лишь пару мгновений.

— Вызывай няньку, пускай приезжает, — не оборачиваясь, монотонно пробубнил он. Николь не на шутку разволновалась: такой голос у мужа она слышала впервые. Чужой, безжизненный...

— Но сейчас же ночь. Давай подождем до утра, а ты пока отдохнешь и расскажешь, что случи...

— Сейчас же! — выкрикнул Пьер. Николь замерла: муж ни разу в жизни не кричал на неё. Значит, дело действительно серьезное.

— Как только няня придет, оставь Софи на неё, а сама спускайся в подвал. Я жду тебя там, – голос Пьера по-прежнему был неестественным. И это пугало. – Скажи няне, что нас не будет двое суток.

Пьер вышел из столовой и спустился прямиком в подвал. Сейчас он был совершенно не властен над своим телом и двигался как под Империусом. Всеми его действиями управляла чужая, неизвестная воля. И только она знала, зачем и к чему все это.

…Пальцы проворно перебирают зелья в шкафу, безошибочно вычерчивают на полу сложную многоконечную звезду, что-то смешивают и добавляют… Все движения точны, уверенны, тверды. Перед глазами мелькают незнакомые руны, изредка чередуясь с примитивными — «семья», «сын», «отец», «мать» и «кровь». «Отец» здесь, «сын», украшенный диковинным шрамом, — у его ног. Сейчас придет «мать» — и в один момент «семья» и «кровь» засияют нестерпимо-ярким светом.

1990 год.

Темную комнату освещало лишь слабое пламя в камине. Давно уже была ночь, но хозяин дома не спал. Пьер сидел в кресле, стиснув в ладони бокал вина. Сидел и смотрел на пляшущие языки пламени, стараясь отвлечься от нахлынувших воспоминаний. Так же, как и год назад, два, три… Каждый раз именно в это время возвращаются призраки той ночи.

Эрик Эдмон Гэлбрайт. Именно такое имя получил мальчик, принесенный им в эту самую ночь девять лет назад. То, что Пьер сделал тогда, в беспамятстве, было неизвестным ему ритуалом на крови, который внес украденного младенца в семейное древо Гэлбрайтов как старшего наследника. Изменения затронули и самого ребенка — кроваво-красная дымка окружила его, а когда она рассеялась, перед Гэлбрайтами лежал мальчик с лицом, в котором явственно угадывались черты «родителей». Имя «сына» они прочли на семейном гобелене.

На три дня в доме воцарилась гнетущая тишина. А на четвертый разразилась драма: вечером Николь швырнула в лицо мужу, вернувшемуся со службы, пачку газет и разрыдалась. С первых полос на Пьера смотрел давешний младенец — вихрастый черноволосый мальчик со странным шрамом на лбу. Оказывается, глаза его были зелеными, а имя вполне простецким — Гарри Поттер. Самый известный ребенок в магической Англии, невесть как победивший могущественного волшебника, что наводил ужас на всю страну. Наверняка его ищут… Пьер усмехнулся: заклинание, которое скрыло шрам (единственная улика!), было ему неизвестно. В необходимый момент оно само всплыло в памяти...

Общим решением стало хранить все в тайне. До поры до времени. И от самого Эрика тоже.

Прошло девять лет, а о пропаже Гарри Поттера никто не слышал. Ни СМИ, ни закрытые источники информации никак не указывали на то, что Герой был похищен.

Эти девять лет стали тяжелым испытанием для Пьера. Мужчина так и не смог принять Эрика как сына, не смог полюбить. В белокуром ребенке он видел напоминание о собственном абсурдном поступке. Пьер Гэлбрайт привык сам направлять свою судьбу и был категорически не согласен с ролью пешки в неведомой игре. А вот Николь, которая тоже часто размышляла о тайном промысле, направляющем людей и магов, считала Эрика подарком судьбы.

Когда мальчику стукнуло пять, его тут же передали на обучение в начальную маггловскую школу. Пьер не интересовался школьной жизнью «своего» ребенка, а вот Николь откровенно гордилась сыном. Ее рассказы давали ясно понять, что мальчик быстро освоился в новой обстановке. Через год по стопам брата пошла и Софи. Из-за врожденной скромности она не так быстро заводила друзей и мало общалась со сверстниками. Но тут на выручку пришла унаследованная красота — девочка была мила и буквально притягивала детей.

В это же время начал проявляться Дар у Эрика…

Вино кончилось. Сон мягко, но настойчиво прервал бурный поток воспоминаний Пьера, погрузив его в блаженный покой.

* * *

Многоуважаемый директор школы магии и волшебства Хогвартс потянулся в кресле и в очередной раз бросил взгляд на календарь.

— Время пришло. Самое время обнародовать пропажу мальчика, — старец улыбнулся. Несмотря ни на что, его план сработает. Благо, исчезнувшему чудо-ребенку есть замена.

* * *

Эрик резко проснулся. Вновь этот сон — зеленая вспышка и ледяной смех. Сон, преследующий его, сколько он себя помнил. Небольшая проверка и… Так и есть — щиты вновь упали, как это и бывало каждый раз после таких кошмаров. Расслабившись и выкинув ненужные мысли, Эрик восстановил мыслеблоки. Кошмар четырехлетней давности не должен повториться… Именно после него отец начал обучать его окклюменции, чтобы сдерживать вейловское очарование в узде. Мотнув пару раз головой, Эрик изгнал и эти мысли, успешно восстановив щиты и надежно заперев опасную особенность в теле.

— Молодой мастер? — бесшумное появление было одним из уникальных качеств Кэлла, его домовика. К слову, достаточно неприятное. — Хозяин ждет Вас внизу.

— Спасибо, — кивнул Эрик.

Зная, что отец не любит ждать, мальчик быстро натянул одежду и спустился вниз. Пьер Гэлбрайт, глава семьи, сидел в кресле, увлеченно читая газету.

— Доброе утро, отец, — поздоровался Эрик. Пьер оторвался от газеты и перевел тяжелый взгляд на сына.

— Уже почти день, — голос был по обыкновению сух и безэмоционален. — Ты долго.

— Я спал, — спокойно ответил мальчик. Пьер хмыкнул и красноречиво взглянул на часы.

За свою недолгую жизнь Эрик уже успел свыкнуться с отстраненным поведением отца. Пьер не наказывал, но и не хвалил ребенка. Чаще всего он просто не обращал внимания, не интересовался жизнью мальчика, но в то же время — полностью её контролировал. Этот контроль и был его заботой, надеялся Эрик. Ведь он-то просто боготворил холодного безупречного родителя.

— Ты что-то хотел, отец? — мальчик нервничал после недавнего кошмара.

— Да, — Пьер вновь поднял газету, будто увлекшись статьей. Эрик ждал. Это была не первая проверка терпения, и в который раз она прошла успешно. Спустя пару минут Пьер продолжил: — Дело небольшое, но серьезное. Деловой ужин у Делакуров. Мы едем. К пяти приведи себя в порядок и будь готов.

Эрик отметил последнюю фразу. Именно «приведи себя в порядок», а не «пусть мама поможет». С момента проявления Дара Пьер направил мальчика на путь самостоятельности. Он должен был сам о себе заботиться, принимать решения в случаях, когда этого не делал Пьер, и отвечать за последствия. «Еще одна проверка», — с некоторым азартом подумал мальчик.

— Деловой? Могу я уточнить? — спросил Эрик, не столько интересуясь, сколько стараясь продолжить столь редкий разговор с отцом.

— Конечно, можешь, — Пьер опустил газету и улыбнулся. — Мы обсудим твою вероятную помолвку с Габриель Делакур.

Эрик внутренне содрогнулся. Помолвка… с неизвестной девочкой… Кто она? Но мальчик умел держать себя в руках и спокойно уточнил:

— Только обсудите?

— Видно будет. Иди, готовься, — Пьер вновь поднял газету. — Не опозорь меня… сын.

Эрик вздрогнул и пристально посмотрел на отца: тот впервые назвал его сыном! Невероятная легкость наполнила тело ребенка, и он пулей влетел на второй этаж, бросился в кресло и замер, со всей серьезностью обдумывая предстоящий вечер. Он не позволит себе предать доверие Пьера!

* * *

Поместье Делакуров мало соответствовало своему названию. Это был, скорее, замок, сочетавший в себе благородство очертаний и утонченный декор. Эрик был потрясен великолепием фасада, удивительными барельефами, рядами колонн, изысканными статуями. Он даже не сразу заметил хозяев этого архитектурного чуда, и только когда отец положил ему руку на плечо, мальчик оторвался от созерцания. Стоило Эрику увидеть мадам Делакур, как ему стало ясно: она достойна красоты этого замка. Своей красотой не уступала его матери и наверняка разбила немало сердец.

«Тоже вейла», — пронеслось у него в голове. Мсье же Делакур был обыкновенным, ничем не выделяющимся мужчиной и как-то серо смотрелся рядом со своей прекрасной супругой.

— Граф Пьер Гэлбрайт, графиня Николь Гэлбрайт, — Делакур взял слово. — Для нас честь принимать столь важных гостей.

— Граф Делакур… Нет, не стоит, — Пьер, широко улыбаясь, протянул руку для пожатия. — Мишель, у нас сегодня еще будет время для учтивых фраз.

— Ты прав, — улыбнулся хозяин дома и немедля ответил на приветствие. — Давно тебя не видел, друг мой. Это Эрик? Мальчик не растерялся и, вспомнив выученную формулу приветствия человека более высокого положения, проговорил ее, слегка кланяясь.

— Ха! Пьер, да я смотрю, и сын твой весьма учтив. Правильное воспитание в наше время — большая редкость, — Мишель похлопал Эрика по спине и пригласил всех внутрь. Эрик шел уверенно, с интересом разглядывая убранство замка. Он вел за руку Софи. Ладонь девочки вспотела и заметно дрожала. Как обычно, его сестре с трудом давались новые знакомства.

— Успокойся, — шепнул Эрик, не поворачивая головы в ее сторону. — Как видишь, Делакуры — отличные друзья нашей семьи. Не оскорбляй их своей боязнью и недоверием. Софи только сильнее сжала ладонь, но дрожь прекратилась. Эрик улыбнулся: его сестренка умела брать себя в руки. Мальчик неосознанно отметил холодное поведение матери по отношению к Аполлин Делакур, на что та отвечала взаимностью. Что же между ними произошло?

— … был лишь приманкой, обманом. Ты знал это? — Эрик пропустил начал фразы мсье Делакура, но не мог не заметить, каким напряженным стал отец после этих слов. — Англия по-прежнему не дает нам скучать, Пьер.

— Я не знал, — ответил Пьер, справившись с легкой паникой. — Не был сегодня на работе.

— Тогда обязательно прочитай. Дамблдор опять козни строит, — мсье Делакур усмехнулся. — Молодец старик. Стар, да удал.

Процессия остановилась около двустворчатых дверей.

— Думаю, тут и обсудим вопрос, ради которого мы собрались, — мсье Делакур открыл дверь. — Флер, можно тебя на минутку?

Из гостиной вышла красивая девочка лет тринадцати. У Эрика невольно перехватило дыхание: даже будучи такой юной, она была на удивление привлекательной и, судя по горделивой осанке, сама знала об этом.

— Флер. Моя старшая дочь, — представил её Мишель.

Флер учтиво поздоровалась и перевела взгляд на детей.

— Эрик Эдмон Гэлбрайт, — представился мальчик. — Моя младшая сестра Софи.

— Флер, проводи их к Габриель и проследи, чтоб не сильно шумели, — впервые за весь вечер Аполлин подала голос. — Нам надо серьезно поговорить.

— Прошу, — Мишель открыл дверь, пропуская внутрь остальных гостей. Эрик, София и Флер остались в коридоре. На секунду повисло неловкое молчание.

— Эрик, так? — Флер нарушила тишину и пошла по коридору в сторону лестницы.

Мальчика покоробило. Как невежливо — не запомнить имена гостей! Но демонстрировать обиду он не собирался.

— Да. Флер?

— Ты знаешь, что обсуждают наши родители? — Эрик кивнул. — И как? Тебя все устраивает? Моя сестра, знаешь ли, не самая приятная личность.

Эрик возмутился: оскорбляет свою сестру, любопытствует о делах, не имеющих к ней прямого отношения. Что за невоспитанная особа!

— Ей, как и мне, только десять. До свадьбы еще далеко. Если она действительно такая, как ты говоришь, то времени исправиться у неё много.

— «Такая, как я говорю»? Не веришь мне? — Флер удивленно подняла бровь. — Думаешь, я обманываю?

— Во-первых, твое мнение — это твое мнение. Оно может не совпадать с моим.

— А во-вторых?

— А во-вторых, я тоже готов солгать ради сестры, — Флер остановилась и посмотрела прямо в глаза Эрику. Как ни желал мальчик отвести взгляд, так и не смог.

— Эрик, значит? — вопрос был крайне похож на недавно прозвучавший, но интонация была совершенно иной. Теперь в её голосе слышался интерес.

— Да. Эрик Эдмон Гэлбрайт.

* * *

Флер открыла дверь и пропустила необычного гостя в комнату. Что уж скрывать, Гэлбрайт её заинтересовал — красив, учтив, умен не по годам и, как показал недолгий разговор, проницателен. Лучше пару для её любимой сестры не найти. "Стоп, — одернула себя Флер, — еще рано судить".

Комната представляла собой уменьшенную копию главной гостиной их дома: тот же камин, те же два кресла и диван перед ними.

— Устраивайтесь как вам удобно, — махнула Флер в сторону дивана, а сама села в кресло чуть в стороне от камина. Это место позволяло видеть все происходящее в комнате, и было идеальным для наблюдения за гостями. А точнее, за одним гостем, ради которого и устраивался этот ужин.

На краю дивана уже расположилась Габриель, с некоторой нервозностью посматривая на пламя, бушующее в камине.

— Эрик Эдмон Гэлбрайт, — мальчик подошел и учтиво поклонился перед сестрой Флер. — Разрешите составить вам компанию? Габриель неуверенно кивнула, не поднимая глаз. Флер улыбнулась: ее сестра очень стеснительна. К неожиданному ее удовольствию, Гэлбрайт это понял и, улыбнувшись, устроился рядом.

В этот вечер Флер еще не раз пришлось удивиться. Эрику за каких-то пять минут удалось разговорить Габриель. Глаза девочки просто сияли от удовольствия, она легко вела непринужденную беседу. Такого еще Флер не видела: её сестра была столь же нелюдима, сколь она сама общительна, и вдруг такое преображение. Причем разговор был самым обыденным, никаких внезапных или неожиданных тем, но негромкий голос их гостя, доверительные интонации, интерес, с которым он слушал собеседницу, — все это сделало невозможное возможным. Габриель буквально наслаждалась разговором с этим белокурым мальчиком.

— Эрик, можно тебя на минутку? — Флер подала голос из кресла.

— Габриель, прошу меня извинить, — улыбнулся младший Гэлбрайт и подошел к Флер. — Да?

— Ты меня удивил, — Флер обворожительно улыбнулась и тут же, к своему удивлению, поймала негодующий взгляд сестры.

— Ты меня тоже, — Эрик лукаво улыбнулся, — твои слова о Габриель были просто неправдой. Она прекрасная юная леди и интересный собеседник.

Флер в который раз за этот вечер была выбита из колеи. Он пытался показать, что не распознал ложь во спасение тогда, в коридоре, но лукавый взгляд выдавал его с головой. Он с ней играл! Этот сопляк! С ней, с Флер Делакур, о которой мечтал каждый ученик Шармбатона! Каков нахал! Она покажет мальчишке, каково это — играть с вейлой!

Флер резко отпустила щиты, направляя поток очарования точно на парня, уже предвкушая затуманенные глаза, невнятную речь и абсолютную покорность. Она ждала этого чувства, чувства полной власти над мужским сердцем.

— Думаю, — мальчик перестал улыбаться и лишь слегка скривился от волны, способной завлечь взрослого мужчину, — я лучше вернусь к Габриель, а то они с Софи без меня немного скучают.

Кивнув напоследок, он развернулся и прошел обратно к своему месту.

А Флер... Флер была шокирована. Так непринужденно, так легко и изящно... Он так... Он просто проигнорировал её попытку. Её! Той, которая еще ни разу не потерпела неудачу в использовании этого дара, доставшегося от бабушки! Той, которая с девяти лет умела его контролировать... Сказать, что самолюбие Флер было уязвлено, значило бы промолчать вовсе. Она была в бешенстве!

Я тебя достану, Эрик Эдмон Гэлбрайт!..

... Эрик покидал поместье Делакуров с раскалывающейся головой. Сколько раз его щиты подвергались атакам Флер, он не считал, но продолжалось это на протяжении всего вечера. Даже за столом во время трапезы он умудрился блокировать пару попыток. Если взрослые это и замечали, то ничего не предпринимали, давая возможность детям разобраться во всем самостоятельно.

Итогами визита стали жуткая головная боль Эрика и полностью обговоренные условия помолвки наследника Гэлбрайтов и младшей дочери Делакуров.

Франция. Центр департамента Йонна, Осер — классический образец французского средневекового города. Однобашенный собор Сент-Этьен, кривые улочки, крыши со слуховыми окнами, каменные и фахверковые дома. Тихая судоходная Йонна. Красивый, мирный уголок спокойствия в стороне от большого мира. Именно здесь уже более семи столетий поодаль от других домов располагается особняк известной и уважаемой в городе семьи Гэлбрайт.

Молодой наследник рода сел в постели, прижимая ладонь ко лбу, с трудом сдерживая крик. Снова сон. Снова эти пугающие сны, где он был другим человеком — властным, жестоким и в тот момент чрезвычайно недовольным. Эрик потряс головой, пытаясь хоть как-то восстановить отрывочные воспоминания, но головная боль мешала сосредоточиться. Подросток вздохнул, встал с кровати и подошел к зеркалу.

Эрику всегда нравилось то, что он там видел. В свои одиннадцать он был высок, абсолютно лишен отроческой нескладности, а еще очень красив. Любой сказал бы, что он похож на тех безмятежных ангелов, что украшают своими мраморными фигурами старинные соборы. Но глаза Эрика были черными, глубокими, и очень часто под ними можно было увидеть темные круги от постоянного недосыпания.

Мальчик вздохнул еще раз и прижался горящим лбом к зеркалу. Мысли постепенно приходили в порядок. Приятная прохлада расслабляла и возвращала покой измученному кошмарами разуму.

Эрик отстранился от зеркала, по-прежнему ощущая тупую боль и некую опустошенность. Он ненавидел эти сны. Они были чересчур реальны, чересчур осязаемы и приходили этим летом слишком часто. И каждый раз после этих снов Эрик находил свои ментальные щиты в самом плачевном состоянии.

Парень глянул на часы — начало девятого.

— С добрым утром, — буркнул сам себе Эрик и пошел одеваться, попутно возводя ментальные барьеры. Миру нельзя сталкиваться с его вейловским очарованием. Тем более, что оно не такое как у остальных наследников древней магии...

Спустившись вниз, Эрик неожиданно встретил в столовой отца, хотя тот уже должен быть в министерстве.

— Что случилось? — немного резче, чем хотел, спросил Эрик.

— Встал не с той ноги? — Пьер удивленно поднял бровь в ответ на резкий тон сына. — Тебя сегодня ждет увеселительная прогулка.

Эрик молчал, ожидая разъяснений. Куда? Зачем?

— Гранд-авеню, — Пьер достал письмо и положил его на стол. — Пришло подтверждение о твоем зачислении в Шармбатон, а также список необходимого для подготовки к школе.

Эрик кивнул, уже догадываясь, что будет дальше.

— Летучий порошок у камина, адрес "Гранд-авеню", деньги в твоем сейфе, список здесь, — кивок на конверт. — Это твой первый опыт обращения с деньгами. Учись. Я надеюсь, ты сможешь толково ими распорядиться.

Эрик вспомнил о подарке родителей на его недавний одиннадцатый день рождения — сейф в Гринготтсе на его имя. Туда был переведен ровно один процент от общего капитала рода и отдан в его полное распоряжение. Эрик знал о том, что в аристократических семьях наследников так учили распоряжаться финансами.

Нередко "подарочный" счет полностью истощался, но обычно без последствий для его обладателя. Но Эрик не собирался опустошать свой сейф. За прошедшие несколько недель он прочитал тонны литературы, в основном маггловской, где рассказывалось о тонкостях управления деньгами, и надеялся приумножить свое небольшое состояние.

Гранд-авеню располагалась в центре Парижа и была скрыта от магглов таким количеством чар, что магические компасы тут не работали. В основном это было связано с огромным наплывом туристов в немагическую Францию. Прежде сети заклятий нередко рушились под давлением эмоционального поля. Но годы экспериментов с защитой принесли неожиданные и уникальные результаты: магическое поле перестало реагировать на эмоции туристов, даже более того — оно стало заряжаться от них. Повторить этот результат больше нигде не удалось. Разумеется, "Гранд-авеню" было лишь условным названием: на самом деле этот фрагмент магического Парижа включал в себя улицы, бульвары и большую аллею.

Полыхнуло зеленое пламя, и из камина вывалился белокурый подросток, игнорирующий взгляды в свою сторону. Эрик встал и отряхнулся. Как же он не любил этот вид перемещений! Но недовольство как ветром сдуло, когда, подняв голову, он увидел над серебряным арочным проемом золотую переливающуюся надпись: «Добро пожаловать на Гранд-авеню!». У Эрика заколотилось сердце: мальчик был тут впервые.

Магический квартал, куда родители прежде отказывались водить его и сестру. Неизведанное место, о котором он так часто мечтал. Желая охватить взглядом все и вся, Эрик вертел головой во все стороны. За аркой начиналась мощеная булыжником дорога, которая сворачивала направо перед первым же зданием — ослепительно белым, возвышающимся над близлежащими магазинчиками.

— Гринготтс, — невольно вырвалось у мальчика, распахнувшего глаза на белоснежную громаду. Поднявшись по мраморным ступеням, Эрик остановился перед бронзовыми полированными дверями и прочитал надпись, выбитую прямо на них:

"Восшествуй, незнакомец, но прими в расчет:

Того, кто завистью грешит, возмездье ждет.

Богатство без труда ты хочешь получить —

Недешево за то придется заплатить.

Сокровище, что в подземелье мирно спит,

Тебе, запомни, не принадлежит.

Вор, трепещи! И знай, что кроме клада

Найдешь там то, чего тебе совсем не надо".

Мальчик усмехнулся и прошел внутрь, миновав внутренние посеребренные двери. Банк изнутри выглядел куда больше. Гоблинское царство впечатляло: огромный сверкающий холл, высоченный свод, приятная прохлада. Эрик подошел к свободному окошку, в котором тут же показалась страшная физиономия с дежурной улыбкой — скорее кислой, чем доброжелательной.

— Приветствуем вас в банке Гринготтс, — гоблин чуть склонился. — Чем могу служить?

— Благодарю, — Эрик улыбнулся. — Эрик Эдмон Гэлбрайт, сейф 703. Могу ли я получить выписку об остатке денежных средств на счету, — гоблин что-то написал на пергаменте и передал служке, что сидел рядом, и тот быстро скрылся из виду, — а так же информацию об условиях хранения?

Гоблин удивленно моргнул.

— Вас интересует что-то конкретное? Или имеются претензии к защите Вашего сейфа? — улыбка гоблина увяла.

— Нет, нет. Уровень защиты меня полностью устраивает, — поспешно заявил Эрик, помня, что усомниться в этом, значило серьезно оскорбить служащих банка. Банка, гордящегося именно своей неприступностью. — Меня интересует информация о процентной ставке.

Лицо гоблина растянулось в ехидной улыбке.

— Процентной ставке, сэр? Её у нас нет.

Эрик опешил: «Как это так?»

— А какие банковские операции вы вообще проводите?

— Исключительно перевод валюты и хранение денежных, а также материальных средств.

Эрик начал понимать. Гринготтс сильно отличался от маггловских банков, о которых он прочитал тонны литературы. Он был скорее гибридом обменной кассы и камеры длительного хранения. Маленькая ручонка служки протянула гоблину кусочек пергамента.

— На вашем счету в данный момент находится четырнадцать тысяч триста сорок семь галеонов, девять сиклей и четыре кната.

— Благодарю, — Эрик сделал пометку в ежедневнике, который всегда носил с собой. Этот ежедневник был прошлогодним подарком отца и с тех пор сильно потолстел: он не мог закончиться – стоило остаться одному листку, как тут же добавлялся еще один. А благодаря любознательности владельца ежедневник очень быстро рос вширь. Сейчас в нем были тысячи отметок, заметок, интересных фактов и помарок.

— А какого рода деятельность ваш банк осуществляет помимо вышеперечисленных операций?

Гоблин удивленно поднял бровь. Мальчик задавал странные вопросы, вел себя не соответствующе своему возрасту. Даже для аристократа, коим он являлся, это слишком.

— Установка охранных чар на любого рода объекты, покупка-продажа недвижимости и, разумеется, различные экспедиции.

— Экспедиции? — Эрик заинтересовался. — Какого рода и с какой целью?

— Древние захоронения, схроны, гробницы как маггловского, так и магического происхождения. Разумеется, — оскалился гоблин, — с целью получения прибыли.

— И хорошая прибыль? — невинно спросил Эрик.

— Достаточная.

— Вам нужен спонсор?

Гоблин замолчал. Вопрос его сильно озадачил. Молодой человек с незначительной суммой на счету предлагает спонсировать дорогостоящие экспедиции? Бред. Он вообще понимает, что прогореть на этом деле можно так же быстро, как и разбогатеть?

— Мы никогда не отказываемся от партнерских соглашений, — неопределенно ответил банкир. — Вам есть что предложить?

Эрик собрался с духом. Разговор давался ему тяжело, но он старался этого не показывать.

— Да. Я хотел бы частично спонсировать для начала одну из ваших экспедиций. Разумеется, расчет прибыли будет равен моему процентному вкладу.

Гоблин усмехнулся: «Мальчик играет с огнем».

— Мы сообщим вам о ближайшем выходе, — проговорил гоблин, делая пометку у себя в бумагах. — А вас к тому времени прошу определиться с суммой, которую вы готовы вложить и ...

— Нет. Простите, что перебиваю, но меня не интересуют вложения вслепую. Я хотел бы быть уверен в том деле, на которое пойдут мои деньги.

Улыбка гоблина стала доброжелательной. Мальчик ему понравился: имел как ум, так и деловую хватку.

— Мы пришлем вам сову с расписанием и целями экспедиций на этот год. Это вас устроит?

— Вполне, — мгновенно ответил Эрик. Такого предложения он и добивался.

— С этим вопросом мы закончили. Вам помочь еще чем-то?

— Я хотел снять со счета некоторую сумму.

— Ключ с собой? — гоблину в ладонь лег небольшой серебряный ключик. — Прошу за мной.

Еще одна бешеная гонка на тележке — и вот Эрик уже стоит на улице возле банка, щурясь от солнечного света, сжимая в руке магически расширенный кошель с двумя сотнями галеонов. В другой был ежедневник, где на странице, посвященной денежным вопросам, скоро появятся отметки о текущих расходах.

Перед ним встал вопрос: "Куда дальше?" Заглянув в список, мальчик решил, что первым будет покупка долгожданной палочки: он с семи лет мечтал о ней и не желал ни на минуту оттягивать этот волнующий момент. Влившись в людской поток, Эрик уверенно направился в сторону заметной, но явно видавшей лучшие годы вывески: "Волшебные палочки Де Бурже".

Изнутри магазин выглядел так, словно хозяин не знал о существовании слова "уборка": паутина, пыль, грязь, прогнившие доски. Но вот большой шкаф с тысячами маленьких ящичков выглядел опрятно и чисто. Создавалось впечатление, что хозяин только о нем и волнуется. Эрик подошел к прилавку и два раза позвонил в стоящий на нем колокольчик. Почти тут же послышались тяжелые, глухие шаги.

— Да-да! Иду! — из дверного проема показался полноватый старик с проплешиной на голове. Он окинул взглядом новоприбывшего и улыбнулся уголками губ.

— А я-то гадаю, кто мог забрести в мою берлогу. В последнее время у меня покупателей немного. Только вот вы, вейлы, и не даете старику помереть голодной смертью.

— У вас острый глаз, мсье, — кивнул Эрик и в свою очередь поинтересовался: — Конкуренты?

— Мода на английские волшебные палочки. Почти все бегают к Олливандеру. Не пойму, почему? Мои вроде не хуже.

— Предубеждение?

— Все может быть. Давайте приступим? — продавец повернулся к мальчику. — Можно узнать ваше имя, молодой человек?

— Эрик. Эрик Гэлбрайт, — представился мальчик.

— О да, я ждал тебя. Как там поживает спутница Пьера? — поинтересовался де Бурже у подростка.

— С мамой все отлично, — искренне улыбнулся Эрик. — Думаю, они счастливы.

— Хах, — не то посмеялся, не то кашлянул Де Бурже. — Спрашивая о спутнице, я имел в виду его палочку. Как вы знаете, именно она выбирает себе хозяина.

Мальчик чуть стыдливо склонил голову.

— Какой рукой вы держите палочку?

— Я ... Я правша, — Эрик не сразу понял, что он него требуют, потому немного запнулся.

— Ясно, — продавец подошел к шкафу, достал маленькую коробочку, а из нее палочку и протянул её мальчику. — Попробуй эту.

— А из чего она? — поинтересовался Эрик.

— А какая тебе разница? — улыбнулся продавец. — Если подойдет — узнаешь.

Эрик взял палочку в руку и махнул ею, тут же услышав где-то сбоку звук треснувшей древесины.

— Нет, эта не подходит, — разочарованно сообщил продавец. — Плюс еще одна сломанная доска. Не знаю, почему, но сломанные вот таким образом доски не чинятся никакими заклинаниями. Приходится новые брать.

Мальчик еще раз оглянулся вокруг. Теперь ему была понятна причина такого беспорядка. «Неужели так у всех продавцов палочек?»

— Ну и ладно. Одной больше, одной меньше. Попробуй вот эту...

И тут началось: Де Бурже доставал палочки одну за другой, но стоило Эрику взять их в руки, как продавец тут же браковал и возвращал в шкаф.

— Делакуры уже заходили? — Гэлбрайт отчего-то вспомнил о своей будущей невесте.

— Нет, — ответил старик. — А должны?

— Да. У них дочь — Габриель – одного со мной возраста.

— О! Три покупателя за день. Давно такого не было.

Эрик улыбнулся.

— Надеюсь, я и Габриель сможем подружиться, — слишком уж ровным и беззаботным голосом произнес мальчик. Слова вырвались сами собой: старик вызывал такое чувство доверия, что казалось, будто с ним любые секреты в безопасности. Откуда взялось это чувство, и было ли оно правдивым — уже не имело значения. Слово не воробей: вылетит — не поймаешь. Де Бурже удивленно вскинул брови, немного подумал и, кажется, пришел к какому-то решению:— И давно?

— Что? — не понял вопроса Эрик.

— Помолвлены. Как давно?

— Как... Как вы узнали? — поразился Гэлбрайт, отчего-то почувствовав облегчение. Эта новость за пределы двух семей не уходила.

— Интуиция, — ухмыльнулся де Бурже. — Основное качество людей моей профессии.

— Уже год,— пожал плечами Эрик.

Продавец протянул следующую палочку.

— Времени у вас двоих много. Готовься к ссорам и примирениям, через это все проходят... О! — вдруг воскликнул продавец. — Вот она! Бесспорно ваша!

Мальчик и сам это понял, стоило ему только взять её в руку. По всему телу пробежала приятная теплая волна магии, а сама палочка казалась продолжением руки. Идеальная длина, толщина, рукоятка… Она явно была создана для него.

— Взмахните ею, — попросил продавец.

Эрик резко рассек воздух перед собой, и из палочки вырвалось несколько белых и серебристых искр, которые вскоре растаяли в воздухе.

— Самшит и волос вейлы. Твердая, слабо гнущаяся, темпераментная, десять с половиной дюймов. Подходит практически для любого вида магии — от бытовых до боевых чар, от Люмоса до анимагии. В наше время редкость. С вас двенадцать галеонов.

Следующей остановкой был магазин мантий, который содержал сам Шармбатон. Как и ожидалось, покупателей тут было пруд пруди, но продавец-консультант нашелся на удивление быстро.

— Добро пожаловать! Первый курс?

— Да, — кивнул Эрик.

— Пройдемте, — улыбнулся продавец и кивком указал на свободную кабинку.

— Извините, месье, — подал голос Гэлбрайт. — А почему у вас все мантии голубого или синего цвета?

На этот факт мальчик обратил внимание сразу, как только зашел в магазин.

— О! Вы заметили? — казалось, продавец был удивлен.

Эрик удивился не меньше: как это можно было не заметить?!

— Цвет мантии говорит о курсе, на котором учится студент. Чем выше курс, тем темнее мантия. У первокурсников она бледно-голубая.

— Понятно...

Раздался резкий удар, от которого загудело в голове и подкосились ноги. Ментальные блоки взвыли под натиском неизвестного агрессора, с трудом сохраняя целостность. Сильно... Слишком сильно... Перед глазами у Эрика все плыло и темнело, когда внезапно атака прекратилась. Голова гудела, ментальные щиты медленно восстанавливались, а сам мальчик пытался отдышаться.

— Эрик? — сбоку раздался ехидный голос, который невозможно было не узнать. — Вот так встреча! Я тебя и не узнала.

Подросток резко повернулся на голос, игнорируя усилившуюся головную боль.

— Флер-р-р... — черные зрачки Эрика, казалось, стали еще темнее, — Я должен был догадаться.

— Что? — девушка состроила такую невинную мордашку, что мальчик непроизвольно засмеялся...

— Рад тебя видеть, — искренне сказал Эрик, про себя отмечая, что Флер стала еще красивее, чем год назад.

— Взаимно, — улыбнулась девушка.

Кто-то осторожно потянул мальчика за рукав.

— Здравствуй, Эрик! — раздался тихий голосок Габриель. Голос звучал радостно, будто сбылась заветная мечта его обладательницы. И не только голос — сама девочка чуть ли не подпрыгивала от радости, глядя настолько счастливыми глазами, что мальчик даже смутился.

— Вы смотрите, как она оживилась, — вслед за младшей дочерью подошли родители девочек. Мишель улыбался, глядя на дочь. — А пока тебя не встретили, ходила как в воду опущенная. Эрик, хочешь – верь, хочешь – нет, она весь год о тебе спрашивала.

— Папа! — смутилась Габриель и сердито посмотрела на отца.

— А где Пьер? — Мишель Делакур обратился к Эрику. — Он здесь?

— Нет. Отец доверился мне, разрешив самостоятельно купить все необходимое, — приосанившись, гордо ответил мальчик.

— Ясно...

— Габриель! Отпусти мальчика и пройди в кабинку, — вмешалась Аполлин и добавила чуть тише, но гораздо строже: — Веди себя достойно.

Девочка нехотя отпустила рукав Эрика и, кинув на него еще один полный счастья взгляд, скрылась в ближайшей кабинке. Мсье Делакур тоже куда-то ретировался.

— Ты уже все купил? — спросила Флер, стоя все на том же месте.

— Как раз собирался, когда получил по мозгам, — улыбнулся мальчик, чуть скривившись от так и не отпустившей пока боли. — А ты?

— Уже. Значит, пойдем и подберем что-нибудь тебе...

— Стоп. Я сам в состоянии купить себе форму, — возмутился Эрик. Флер повернулась и посмотрела на него, как на неразумное дитя.

— Нет, не в состоянии. Знаем мы ваш мужской вкус. Я не хочу позорить свою младшую сестру несуразно одетым женихом.

Эрик не знал, что и сказать... Возмутиться тем, что его считают каким—то аксессуаром, подчеркивающим внешность Габриель? Встать на защиту всех мужчин планеты? Гордо промолчать? В итоге пришлось просто уступить.

Остаток дня, к радости Габриель, Эрик провел в компании Делакуров. Флер, сама держательница подарочного сейфа, удивлялась привычке мальчика записывать все расходы. Мишель, наоборот, хвалил за отличную идею и подкинул пару советов по ведению бухгалтерии. Габриель без умолку болтала обо всем, что произошло за год и чем она не могла с ним поделиться. Лишь Аполлин отстраненно наблюдала за детьми, не принимая участия в разговорах.

Прощались они уже у каминов. С пожеланием скорой встречи Эрик исчез в зеленом пламени.

— Мы привлекаем СЛИШКОМ много внимания, — пробормотал Эрик, поежившись от обрушившихся со всех сторон взглядов. Любопытные, завистливые, восхищенные и даже враждебные — они преследовали семью Гэлбрайтов, со спокойным достоинством шествовавшую через большую площадку, на которой выстроились шесть гигантских карет. Реакция, в общем-то, предсказуемая, но Эрик все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Но мальчик вел себя, как и полагается наследнику древнего рода: надев на лицо непроницаемую маску, он, приосанившись, двигался за отцом. На самом деле его слегка мутило: «Это просто расстрел какой-то», — мелькнула мысль.

София переносила ситуацию куда тяжелее остальных Гэлбрайтов. Она шла с опаской и то крутила головой по сторонам, то втягивала шею и неотрывно смотрела под ноги. Это заметил Эрик, ободряюще взял девочку за руку и повел между собой и отцом, хоть отчасти закрывая сестру от приставучих взглядов.

— Пусть глазеют, — Пьер был сама невозмутимость, — это обычная реакция. Нам незачем стесняться своей внешности.

Эрик кивнул, еще раз бросив взгляд вокруг. В руке мальчик нес магически облегченный и уменьшенный чемодан, обошедшийся ему в круглую сумму. Семья держала путь к карете под номером три, украшенной гербом школы — две скрещенные палочки, из каждой вырываются по три небольших звезды.

Эти кареты в скором времени увезут учеников в далекий Шармбатон. Каждая была запряжена четырьмя пегасами, которые в сравнении с обычными лошадьми выглядели великанами — крылатые, в три человеческих роста, с гигантскими, размером с небольшое блюдо копытами. У этих созданий был хищных нрав, а потому к прекрасным на вид существам старались не приближаться.

Многие старшекурсники прибывали самостоятельно и тут же сбивались в небольшие кучки, делясь летними впечатлениями. Младшие ученики, наоборот, не отходили от родителей, получая от них последние напутствия или просто прощаясь на ближайшие девять месяцев.

У кареты, к которой направлялись Гэлбрайты, уже стояла чета Делакуров и что-то пыталась втолковать своей старшей дочке.

— Пусть только придет еще хоть одно письмо, я тут же дам свое согласие! — Мишель говорил чуть громче обычного, что указывало на затянувшийся спор.

— А я только пожелаю вам обоим счастья, — Аполлин, как всегда, была невозмутима. — Научись себя контролировать, Флер.

Флер, стоявшая лицом к Эрику, заметила его и, улыбнувшись отцу, ответила:

— В этом году такого не повторится. Я нашла себе достойного соперника.

Мишель устало вздохнул.

— И почему мне кажется, что это даже хуже? — еле слышно проговорил он. — О! Пьер, вот уже не ожидал тебя тут встретить!

— С чего это вдруг? — Пьер удивился.

— Думал, ты Эрика и сюда в гордом одиночестве отправишь, — хохотнул мсье Делакур. Пьер выдавил из себя мученическую улыбку, опустил руку на плечо сына и слегка сжал.

— Нет. Сюда я его точно одного не пущу, — Эрик ощутил прилив благодарности. Улыбка расцвела на его лице. Мальчик на мгновение выпал из реальности, пропустив окончание реплики. — ... мало ли что. А тут слишком много знакомых лиц.

Мишель звучно рассмеялся, посмотрев на Эрика: у того была жутко довольная мордашка.

— Ладно, скоро отправляться, — Делакур обнял Габриэль. — А тебе я уже все сказал, — обратился он к Флер. Учись хорошо и присматривай за сестрой.

Флер кивнула и обняла мать.

— Ну что, сынок?! Думаю, тебе тоже пора, — Николь нежно обняла сына. — Учись хорошо, не скучай и будь осторожен. Я буду писать каждую неделю.

Эрик пообещал писать в ответ. Он просто не сможет не писать, решил мальчик.

— Удачи, Эрик, — Пьер, как обычно, был немногословен. — Будь осторожен и береги себя. Помни, чей ты сын.

В этот момент Эрик отчетливо ощутил, что отец любит его. От счастья хотелось закричать, но мальчик привычно сдержал себя. Отцу бы это не понравилось.

— Я не подведу тебя, отец, — Эрик, на миг заколебавшись, обнял застывшего отца, коснулся волос Софи и, не оборачиваясь, побежал в карету, где на лестнице его ждала Флер.

— Пока, Эрик! — раздался звонкий голосок сестры. Ответом ей был взмах ладони молодого наследника.

Мальчик не видел, как с лица Пьера слетела бесстрастная маска, и на миг открылась душа уже затосковавшего по сыну человека.

* * *

— Это был тяжелый год, — устало потирая виски, сам себе признался Дамблдор. Директору Хогвартса действительно пришлось немало потрудиться — как-никак ввести новую шахматную фигуру в уже начавшуюся игру невероятно сложно. Пешка "Поттер" каким-то чудом достигла края доски и вывела на поле никому не известного коня. Этой темной лошадкой, по прихоти судьбы, оказался Невилл Долгопупс.

Сочинить убедительную историю о пропаже Поттера было не сложно — точнее, не так сложно, как убедить в ней население магической Британии. С этим пришлось изрядно повозиться. Согласно новой легенде, Гарри Поттер и его родители умерли в тот роковой Хэллоуин, не пережив налет Пожирателей во главе с небезызвестной Лестрейндж, в то время как Невилл пережил нападение Темного Лорда, правда, ценой разума своих родителей. Дамблдор, чувствуя угрозу мальчику со стороны не пойманных Пожирателей, сочинил и выдал историю о герое Поттере. В чем он, само собой, раскаивался и нижайше просил прощения у общества магической Британии. Но легенда была слишком хлипкой без прямых доказательств и свидетельств. За этот год Альбус посетил каждого свидетеля событий той ночи, будь то маг или маггл, и чуть-чуть подправил память... Благо он с детства слыл гениальным легилиментом.

Но даже после всего этого Дамблдор по-прежнему продолжал искать Поттера.

Он был жив: семейный гобелен Блэков отслеживал не только судьбу этого благородного семейства, но и всех его дальних родственников. Только вот почему фамилия "Поттер" рядом с именем мальчика еле заметна?

Альбус как никогда в жизни сожалел, что не уделил толику своего времени изучению всех "этих глупых и бесполезных традиций чистокровных". Тем не менее, поиски Гарри Поттера продолжались.

* * *

— И куда ты меня ведешь? — Эрик следовал за направляющейся легким шагом Флер.

— Как куда? В наше купе, — немного высокомерно ответила девушка. — Не в коридоре же мы лететь будем. Габриель нам заняла.

Коридор, по которому они шли, не был длинным, и большинство дверей были открыты. Почти в каждом отсеке располагались представители старших курсов. И каждый не поленился бросить взгляд на проходящих ребят, причем если мужские скользили по Флер с откровенной заинтересованностью, то женские — с презрением и каплей зависти. Что за...? Негатив был так ощутим, что Эрик даже остановился. Чем вызвана эта неприязнь?

— Пойдем отсюда, — Флер дернула мальчика за руку, вырывая из оцепенения и вталкивая его в купе неподалеку. И тут же закрыла дверь.

— Флер... — начал было Эрик, но девушка пресекла его речь властным жестом.

— Не лезь в дела взрослых. Мал еще.

Эрик вспыхнул. Да, ему только одиннадцать лет, но сама Флер немногим старше.

— Почему бы тебе не пойти к своим друзьям? — с наигранным простодушием осведомился мальчик. — С нами, детьми, наверняка жутко скучно ехать. Иди, пообщайся, я присмотрю за Габриель.

У Флер был такой вид, будто ей залепили пощечину. Кинув на Эрика уничтожающий взгляд, она вылетела из купе, громко хлопнув дверью.

Повисла тишина. Младший Гэлбрайт медленно остывал, чувствуя угрызения совести. Он заметил реакцию девушек на Флер и проверил свою догадку. Да, он оказался прав, но стоило ли того бегство Флер? Ведь это низко — бить по столь больному месту. Да и с чего он взъярился? Его посчитали ребенком? Но кто он еще, в одиннадцать-то лет? «Я должен извиниться», — решил Эрик и тут же был вырван из собственных мыслей тихим голоском своей спутницы.

— У неё совсем нет подруг, — Габриель не смотрела на мальчика, но обращалась явно к нему. — Были, но сейчас нет.

— Были? — Эрик невольно понизил голос, будто вопрос касался некой тайны, не предназначенной для чужих ушей.

— Да, были. До второго курса она была почти всеобщей любимицей, но она очень рано начала взрослеть, её гены проявили себя гораздо раньше моих. За ней начали ухаживать мальчики, как с её курса, так и со старших, и, мне кажется, она возгордилась, — Габриель замолчала, по-видимому, переводя дух. — К нам домой начали поступать многочисленные предложения руки и сердца, признания и даже чуть ли не угрозы. Папа отреагировал мгновенно и отослал Флер вопиллер, содержание которого мне прекрасно известно: он кричал так, что все поместье ходуном ходило.

— И что же там было? — Эрик внимательно прислушивался к девочке, боясь упустить хоть слово.

— Ничего хорошего. Требования контролировать свой дар, угроза полностью его блокировать, хотя не думаю, что это возможно, и предупреждение всем мальчикам, которые его услышат. Хотел он от них многого, но все можно было уместить в пять слов: "Держитесь от моей дочери подальше".

— Неужели все было настолько серьезно? — мальчик поразился: «Устроить такой переполох!»

— Более чем. Подобное поведение Флер стало почвой для множества слухов, возникающих, несмотря на ее юный возраст. Так папа сказал. Я его не поняла, — Габриель пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд Эрика.

— Думаю, ты прекрасно заметил, нет, скорее даже прочувствовал, что она отлично контролирует свой дар? — продолжила Габриель.

Эрик кивнул, вспоминая сокрушительный натиск на его ментальную защиту.

— Понятно. Сейчас Флер — самая популярная девушка среди парней и изгой среди девочек, — резюмировал мальчик. Он только сейчас понял, сколь жестоки были его слова. Простит ли она?

— Как думаешь, к нам можно привыкнуть? — глухо спросила Габриель.

— Что ты имеешь в виду?

— Привыкнуть к вейловской красоте. Ты когда-нибудь ел много мороженого? Я ела. Оно было восхитительным на вкус, но чем больше я его съедала, тем слабее были ощущения. Тот изначальный, непередаваемый вкус был утрачен, — Габриель не могла четко сформулировать свою мысль, но Эрик, тем не менее, её понял. — Так как ты думаешь? Могут ли люди привыкнуть к нам?

— Могут. И твой отец — яркое тому доказательство, — Эрик ободряюще улыбнулся, заметив какую-то обреченность в словах девочки. — Как правило, всё приедается. Даже нечто оригинальное незаметно станет обыденностью, если видеть его каждый день.

— Как правило, говоришь... Но из всех правил бывают исключения...

— И не говори... Исключения... — тихо ответил Эрик, вспомнив одну недавно покинувшую их купе особу.

* * *

— Мой господин, я на месте, — из зеркала раздался тихий, но четкий голос с нотками поклонения. — Приступаю немедля.

— Я рассчитываю на тебя, — голос Эрика был ледяным. — Я надеюсь, ты понимаешь, что провал недопустим...

— Я не подведу вас, мой господин. Я не Квиррелл: могу справиться самостоятельно, — неизвестный с презрением произнес это имя.

— Не тебе сомневаться в моих слугах, скользкий змееныш, — прошипел мальчик, впрочем, довольный ответом. — За Квирреллом я присмотрю лично...

— Эрик! — кто-то грубо дернул мальчика за плечо, вырывая из сна. — Эрик, что с тобой? Эрик!..

Мальчик резко открыл глаза и застонал: голова раскалывалась. Первым, что он увидел, была бледная, перепуганная Габриель, которая отчаянно трясла его плечо.

— Не беспокойся, это просто сон, — ободряюще улыбнулся Эрик, превозмогая тупую боль где-то над правым глазом. — Просто небольшой кошмар.

— Кошмар? — Габриель ничуть не успокоилась, а лишь указала куда-то в сторону двери. — Какой кошмар? Скажи лучше, что ты с ней сделал?

Эрик проследил за ее рукой и, увидев, куда показывала девочка, чуть не произнес крепкое словцо, вычитанное в какой-то книге. За дверью купе, прислонившись к стеклу лбом, стояла неизвестная мальчику старшеклассница. Пустые глаза с безмерным обожанием смотрели на мальчика и, казалось, упивались возможностью просто лицезреть его. Девочка не моргала, рука тихонько поглаживала стекло, губы что-то шептали. Это производило настолько жуткое впечатление, что Эрик вздрогнул. Мальчик уже знал причину: сон в который раз прорвал и смел к чертям взлелеянную защиту сознания. Что это за сны такие?!

Девушка медленно опустила вторую руку и начала открывать дверь.

— Черт! — Эрик одним усилием вытолкнул из головы все мысли. Боль тут же кузнечным молотом ударила в висок, но щит уже был восстановлен.

Девушка уже перешагнула порог купе, когда глаза ее вновь приняли осмысленное выражение. Она завертела головой, пытаясь понять, где находится, что тут делает и как вообще сюда попала.

— Э... Привет. Я Эрик, — мальчик не знал, что сказать.

— П.. Привет, — девушка явно была в замешательстве. Глянув на бледную Габриель, уставившуюся на неё во все глаза, и на растерянного мальчика, гостья слабо улыбнулась и, ничего не говоря, покинула купе.

...

— Я объясню тебе все. Когда-нибудь... — после тяжелой паузы не выдержал Эрик. И шепотом, так, чтобы Габриель не услышала, добавил: — Когда я сам узнаю, что со мной не так...

Голый, бесснежный пик Мон Шабертон. Неприступная вершина, большую часть времени скрытая облаками. Чуть менее ста лет назад здесь, на высоте более трех тысяч метров, магглами был выстроен форт, названный Облачным.

Но сначала на вершине Шабертона началось строительство батареи. Незадолго до первой мировой войны, перевернувшей устои маггловского мира, форт Облачный был вооружен по последнему слову техники, однако в реальных боевых действиях батарея форта поучаствовала только в период Второй мировой. В 1940 году начался обстрел вторгшихся войск фашистской Италии, но катастрофически-быстрый проигрыш военных сил Франции не позволил показать всю мощь орудий Облачного. Оккупанты разрушили шесть из восьми башен форта и разоружили его. В 1947 году начался полный демонтаж военного оборудования.

С тех пор дорога была закрыта, форт Облачный почему-то обходили вниманием историки и туристы, да и попасть на Мон Шабертон можно было только по специальному разрешению.

Но это всего лишь маггловская история. На самом деле строительство форта было инициировано Министерством магии, чтобы скрыть от глаз неволшебников другой объект. И все события периода Второй мировой, связанные с фортом, в магическом мире были неудачной осадой, которую предпринял Гриндевальд, чтобы завладеть этим очень важным местом в магической Франции.

Темный Лорд, развязавший кровопролитную войну в магическом и маггловском мире, тянул руки к Академии Шармбатон — величественному замку, уже шесть столетий скрытому всеми возможными и невозможными чарами.

Суровое величие Шармбатона, потрясавшее и неофитов, и старожилов магической школы, несколько смягчал прекрасный розарий, разбитый у подножия замка. Красота и благоухание тысяч цветов, яркая зелень и щебет птиц дышали миром и очарованием. Но древние стены, узкие окна-бойницы свидетельствовали о том, что Шармбатон — прежде всего воин, а уж потом — рыцарь красоты и галантный трубадур.

В правом крыле академии размещались ученические классы, в левом — башне с четырьмя пристройками — жили студенты. В центре замка, соединяющем оба крыла, — Зал Трапез. Здесь вдоль полукруглой стены стояло семь пока еще пустых столов. Напротив разместился еще один стол — длинный и прямой, предназначенный для преподавателей. Шармбатон был готов встретить своих гостей.

* * *

Перед массивными воротами замка, тихонько переговариваясь, толпились первокурсники, ожидая, когда створки раскроются, пропуская внутрь...

— Еще рано, — проговорил их провожатый, пятикурсник Жерар Дидье, один из четырех старост школы. — Прошу минуту вашего внимания.

Дидье замолк, ожидая тишины. Гул среди детей угас, и вскоре полсотни любопытных глаз отвлеклись от созерцания фасада и уставились на старосту.

— Благодарю. Мне выпала честь объяснить вам основные моменты обучения в нашей Академии, а также сделать краткий экскурс в историю. Прошу запомнить сразу, повторять никто не будет, — дождавшись немногочисленных кивков, Жерар продолжил: — Академия Шармбатон — одна из лучших европейских магических школ, наравне с такими известными, как болгарский Дурмстранг и английский Хогвартс. Главный замок, перед которым мы сейчас находимся, зовется Онтис. Здесь вы получите основное образование и некоторые знания по профильным предметам.

— А когда мы их выберем? — из толпы вырвался тонкий девчачий голосок, принадлежащий, видимо, магглорожденной. Эрик, с детства готовившийся к поступлению в Шармбатон, прекрасно знал здешнюю систему образования.

— С первого по четвертый курсы вы будете изучать общие предметы, за некоторым исключением. В конце четвертого вы выберете профильные предметы, по которым продолжите обучение. По окончании Академии вы можете поступить в высшую Французскую Национальную Академию, где более будете углубленно изучать выбранные дисциплины. Разумеется, принимают туда далеко не каждого. Вопросы есть? — спросил Дидье, всем видом демонстрируя явное нежелание на них отвечать.

— Расскажите про Лицей, — попросил Эрик, удивляясь, что староста упустил такой важный момент. Жерар ему интуитивно не нравился, причем неприятие с каждым взглядом, жестом или словом старосты лишь крепчало.

Реакция на слова Гэлбрайта была неожиданной. На лице старшекурсника мелькнула гримаса обиды.

— Ах, да... Лицей, — Жерар натянуто улыбнулся. — По окончании четвертого курса некоторым особо отличившимся или талантливым ученикам предлагают продолжить обучение в Лицее Шармбатона.

— А в чем отличие? — подхватил все тот же тонкий голосок.

— В Лицее ученики гораздо глубже изучают предметы, к которым имеют предрасположенность. Во всем остальном отличие условное. Но есть и исключения. Например, у Лицея есть собственная команда по квиддичу, которая участвует в чемпионате Франции, хоть и во втором дивизионе.

Мальчишки взволнованно загудели: сыграть за профессиональную команду еще в школьные годы! Девочек, напротив, это совсем не впечатлило. А вот перед глазами Эрика мгновенно вспыхнул образ: он, повзрослевший, в голубоватой квиддичной форме с гербом Шармбатона на груди и спине, рассекает поле на новой гоночной метле...

— Тишина! — громкий окрик старосты оборвал заманчивое видение. — Не забивайте себе голову пустыми надеждами, они могут не оправдаться. В прошлом году в Лицей не поступил ни один четверокурсник.

"А в прошлом году Дидье был как раз на четвертом курсе, — подумал Гэлбрайт и зло улыбнулся: — Хех! Да он обиделся!"

— Перейдем к истории, — Жерар решил закрыть явно неприятную для него тему. — Шармбатон являет собой комплекс поместий, расположенных на разной высоте, и замка, стоящего выше остальных сооружений. Все вместе с высоты птичьего полета выглядит как змея. Год, как и цель основания замка, неизвестны. Он был обнаружен в конце XIV века. В 1387 году командование замком, названным в то время Виперой, принял Жан Шармбатон, талантливый трансфигуратор, один из лучших специалистов в области защитных чар. В конце столетней войны Шармбатон присвоил Виперу, сделав ее своим поместьем, но уже в 1436 году скоропостижно скончался по естественным причинам, оставив все свое имущество племяннику, Генри Шармбатону, с условием использовать Виперу на благо общества. Генри открыл в замке Академию Шармбатон и стал первым ее директором. Ныне Академия — это шесть учебных корпусов и центральный замок, в котором и обучаются студенты. В двух корпусах обосновался Лицей, а остальные четыре являются уже, собственно, высшей Французской Национальной Академией. Все корпуса и замок соединены уникальной сетью мостов. Каждый мост имеет пять метров в ширину, перила высотой в полметра. Все мосты заключены в специальные магические коконы, не допускающие проникновений извне.

Эрика начало клонить в сон. Жерар умудрялся пересказывать историю замка таким монотонным голосом, что невольно вгонял в спячку большую часть малышей. "Не быть тебе великим оратором", — промелькнула мысль у Эрика.

— Под землей все корпуса и главный замок соединены катакомбами, которые растянулись на много километров вглубь и вширь. Это — одна из великих тайн Шармбатона. По преданию, катакомбы были последним путем отступления воинов во вре....

— Никогда не понимала, какой прок от всей этой истории, — прервал Жерара красивый звучный женский голос. — Все равно всем интересно будущее, а не прошлое.

— Мы должны знать ошибки прошлого хотя бы для того, чтобы не повторить их в будущем, — на автомате ответил полусонный Эрик словами своего домашнего учителя истории. Опомнившись, мальчик повернулся на голос и наткнулся на пару карих глаз, глядевших на него с легким удивлением. Глаза принадлежали девушке лет восемнадцати, одетой в свободную черную мантию. Вот только выглядела она неважно: волосы всклокочены, лицо, как и одежда, все в пыли.

— Прошу прощения, а вы кем будете? — недоверчиво осведомился староста, правой рукой осторожно потянувшись к палочке, лежавшей у него в кармане. — Вы находитесь на закрытой территории.

— Успокой свою руку, — улыбнулась девушка, — потом с ней наиграешься. Я ваш новый преподаватель Трансфигурации. Заменяю мсье Гвидо в этом году.

Сделав реверанс, странная девушка прошла мимо вспыхнувшего Жерара и, еще раз взглянув на Эрика, исчезла за дверью.

* * *

Ворота скрипнули и стали медленно отворяться. Послышалась легкая, бархатная мелодия. Из распахнутых створок хлынул бледно-голубой свет.

Эрик застыл, поглощенный песнью, которую исполняли какие-то невероятные, неземные по своей красоте голоса. В них слышалось что-то родное вейловскому очарованию. Мир вдруг преобразился: деревья стали величественней, трава зеленее, небо чище, а сердце покинули все тревоги... Казалось, пели ангелы, и песню эту хотелось слушать вечно...

— Это поют нимфы, — прозвучало у самого уха Эрика. Он вздрогнул и обернулся. За его спиной стоял невысокий худенький мальчик с кудрявыми волосами.

— Этот голос... что-то родное... близкое, — прошептала Габриель, все время стоявшая рядом с Эриком и смотревшая куда-то вдаль затуманенным взором. Эрик нежно сжал её ладошку, не сомневаясь, что это вернет её в реальность.

— Ну, насчет близкого не уверен, но родное – это точно, — добавил мальчишка, увидев озадаченные лица Эрика и Габриель: — Нимфы — дальние предки вейл. Вы ведь вейлы?

— Ну... — протянул Гэлбрайт. — Во мне есть немного вейловской крови. Мальчик скептически поднял бровь, всем видом показывая, что Эрик сильно поскромничал.

— Ясно. Ну что, вы идете?

— Куда?

— В замок. Куда же еще? Смотрите, почти все уже зашли.

Эрик обернулся. Ученики, завороженные прекрасными звуками, медленно шли через ворота, словно сомнамбулы, двигаясь к источнику музыки. По-прежнему держа за руку Габриель, Гэлбрайт двинулся следом за потоком первокурсников.

Помещение, в котором они оказались, было просторным холлом с тремя лестницами у каждой стены. Вход на центральную, стоя по бокам, "охраняли" две величественные безликие статуи: мужская, в одной руке державшая волшебную палочку, в другой — что-то похожее на обычную чашу, и женская. Жерар остановился подле них и вновь повернулся к первоклашкам.

— Статуя Основателя, — Дидье театрально развел руки, указывая на фигуры, — человека, создавшего Шармбатон, и его супруги. Предание гласит, что этот Великий маг, по силе и мудрости не уступавший Мерлину, создал Виперу за четыре дня. Помогала ему неизвестная волшебница, предположительно, супруга. Что примечательно, свидетельств создания замка, как и самого существования Основателя, нет. Не известно также ни его имя, ни облик, ни даты рождения и смерти. Основатель, — улыбнулся Жерар, — основательно подчистил историю, создав загадочный, таинственный образ.

Эрик еще раз внимательно осмотрел скульптуру. Да существовал ли вообще этот Основатель? Еще дома, наткнувшись на историю Шармбатона, Эрик перерыл сотни книг в надежде найти ответы на эти вопросы. Но ответов не было.

Чаша в руке... Чаша Основателя, как помнил мальчик, — артефакт, способный воссоздать любой алхимический ингредиент, существующий в этом мире. Истории о ней нередко встречались на страницах книг, посвященных замку, только преподносились они как легенда, миф. Сама идея существования подобного артефакта противоречила устоям этого мира. Ценность Чаши, существуй она в реальности, была бы невероятной: огромное количество возможностей и минимум ограничений. Яд василиска, которым могла бы снабжать Чаша, мог бы убить невероятное количество людей, в то время как слезами феникса столько же и спасти. Провести древний, невозможный ныне из-за исчезнувших компонентов ритуал? Пожалуйста. Методом проб и ошибок создать философский камень? Со скрипом, но выполнимо.

«Обоюдоострый меч для магического мира, — подумал Эрик. — Лучше бы эта Чаша и вправду существовала лишь в легендах».

Тычок со стороны Габриель вывел его из прострации.

— ... семь столов, по одному на каждый курс. В семь зарядка, обязательная для посещения, завтрак в восемь, обед в полпервого, ужин в восемь. От лица всех старост прошу вас не опаздывать, хотя насильно тащить на трапезу вас никто не будет, это дело сугубо добровольное, — Дидье криво усмехнулся, — но по собственному опыту скажу, что физрук умеет нагонять аппетит.

— Физрук? — послышался удивленный голос какого-то мальчика. — В Академии магии?

Жерар посмотрел на первоклашку, хмыкнул и решил не отвечать на этот вопрос.

— Постройтесь по двое, поправьте волосы и одежду, — повысил голос староста, — сейчас мы предстанем перед всей школой. Прошу соблюдать тишину и внимательно слушать преподавателей. Помните, в Шармбатоне дисциплина на первом месте.

Для того чтоб перестроиться в две колонны, у детей ушло чуть более минуты. Волей судьбы Эрик оказался в первом ряду, а по левую руку от него встала смущенная Габриель. Построившись, колонна начала короткое шествие вверх по лестнице.

Стоило пройти половину пролета, как из зала вновь полилась удивительная песня. Успокаивая детей, изгоняя тревоги и страхи, она влекла за собой...

Первыми, кого увидел Эрик, войдя в зал, были пять прекрасных девушек.

— Нимфы... — тихо вырвалось у Эрика. Эти девушки поражали его: их красота, хоть и уступавшая вейловской, дополнялась непередаваемо прекрасным голосом. Одетые в легкие, ничуть не скрывающие идеальных фигур накидки, они приковывали взгляды, купаясь во всеобщем внимании.

Песня стихала, и в этот миг ладонь Эрика ухватила дрожащая, горячая ладошка Габриель. Эрик окинул взглядом зал и понял, отчего запаниковала его будущая невеста. Едва замолчали нимфы, как их с Габриель пара оказалась под прицелом взглядов всего зала. Девушки в упор разглядывали мальчика с ярко-белыми волосами и его кукольно-красивую спутницу. Раздались шепотки, вздохи, легкий смех.

"Думаю, за это стоит благодарить Флер", — подумал мальчик, в тот же миг встретившись с ней глазами. Старшая Делакур сидела за своим столом, окруженная исключительно мальчишками, которые всячески старались угодить юной красавице. За ней ухаживали столь открыто, что смутилась бы и самая раскрепощенная девушка. Но только не Флер! Женская часть ее курса сосредоточилась на другой половине стола и всячески игнорировала вейлу. Но Гэлбрайт заметил фальшиво-беспечную улыбку чаровницы, мимолетную гримасу раздражения в ответ на знаки внимания особо назойливого кавалера, еле заметный завистливый взгляд в сторону компании девочек. Флер явно надоел имидж неотразимой девицы… Эрик успел вновь пожалеть о своих словах, в запале произнесенных в карете, но внезапный удар по щитам заставил мальчика скривиться, как от зубной боли. Как же ему надоело это ребячество!

Преподаватели, сидевшие за отдельным столом, понимающе улыбались.

— Тишина! — строгим тоном, поднимаясь со стула в центре преподавательского стола, провозгласила директор Академии Шармбатон мадам Максим. Облик этой женщины вызвал у Эрика неподдельное уважение. Она явно выделялась среди других людей — огромный рост прямо намекал на родство с великанами — и при этом занимала пост директора одной из лучших магических школ Европы. Мадам Максим пробилась сквозь стереотипы, вырвалась из плена предубеждений и завоевала место под солнцем. Сильная, волевая женщина, по праву занимающая престижный и ответственный пост.

— Дорогие ученики! Настало время большинству из вас вновь, а кому-то в первый раз, переступить порог нашей Академии, погрузиться с головой в изучение магических наук и традиций. Приняв каждого из вас, мы взяли на себя обязательства максимально много поведать об окружающем мире. Мы раскроем ваши сильные стороны, сгладим слабые, разовьем таланты и подготовим универсалов. Мы дадим вам необходимые знания, и только вам решать, принимать их или нет. А в эту минуту я хочу сказать лишь одно, — мадам Максим улыбнулась, обвела взглядом зал и чуть заметно поклонилась. — Приветствую вас в Академии Шармбатон!

Зазвучавшие аплодисменты вскоре сменились звоном вилок и ножей. Пир начался.

— Ненавижу эти показушные мероприятия, — со злостью прошептала Габриель.

— Угу, я тоже, — ответил Эрик, сидевший по левую руку от девочки. — Флер тоже как-то не слишком довольна...

Эрик продолжал изредка бросать взгляды на стол старшей Делакур.

— Правда? — засомневалась Габриэль и, посмотрев на сестру, скривилась. — А мне кажется, она упивается всеобщим вниманием.

Эрик пожал плечами, выражая свое сомнение.

— Она всегда играет на публику и обожает преподносить свою персону, — продолжила Габриель. — После первого курса постоянно демонстрировала мне свои познания в чарах. Да уж, Инсендио она изучила в совершенстве... — девочка закатала рукав мантии и показала крупный шрам от ожога чуть выше запястья.

Эрик шокировано уставился на неровную кожу, представляя, каково же было Габриель в тот момент. Наверное, криков было...

— ...много, — будто прочитав его мысли, продолжила девочка. — Флер хотела сжечь коробку из-под сока, которую я держала в руках. И знаешь что? Она даже не извинилась.

Эрик задумался. У Габриель уже сложилось мнение о собственной сестре, основанное на реальных ситуациях и фактах. Он же знал Флер недолго, но не готов был согласиться со своей будущей невестой. Чему он успел научиться за свою недолгую жизнь, так это тому, что доверять можно только своим выводам. Нельзя довольствоваться чужими идеями.

— Привет, — окликнули Эрика слева. Окликнувший оказался тем самым мальчиком, что уверенно рассуждал о вейлах и нимфах. — Аман Паскаль. А тебя как звать?

— Эрик. Эрик Гэлбрайт, — с улыбкой ответил мальчик, пожимая руку Аману.

— Ты ведь вейла? — прямота мальчика обезоруживала.

— Частично, — неохотно признался Эрик. Разговоры о себе он не любил.

— А почему ты седой? — раздался голос неизвестного мальчика, сидящего напротив.

Как же Эрик не любил этот глупый вопрос!

— Я не ...

— И вправду седой.

— Где?

— Вау!

Эрик крепко сжал челюсти. Началось то, чего он боялся. Один невинный вопрос акцентировал внимание всего стола. Пошли шепотки, в него начали тыкать пальцами, тихо посмеиваться и переговариваться.

— Он и вправду седой. Ты только посмотри...

— Что с ним? Он болен?

— Болен? Это заразно?

— Стоп, — выпалил Эрик, — Я не заразен. И уж точно не болен!

— Но ты седой... — проговорил мальчик с середины стола обличительным тоном.

— И что? — Эрик начал злиться. Что за глупые дети?!

Мальчик заметил, как напряглась Габриель, явно собираясь сказать что-то резкое. Эрик нашел под столом её руку и слегка сжал, получив в ответ удивленный взгляд.

— Седой, он и есть седой, — подвел итог круглолицый мальчик, сидевший напротив, рядом с Аманом. — Ты откуда родом, Седой?

— Эрик, — со злостью поправил мальчик. — Меня зовут Эрик.

— Да какая разница? — ехидно ухмыльнулся его собеседник. — Так откуда ты?

Треск. Легкий треск, слышный только Эрику и понятный лишь ему. Эмоции. Слишком много. Сейчас его блоки боролись не с внешней угрозой, они не справлялись с нахлынувшими чувствами своего создателя. Эрику срочно надо было успокоиться, и он это прекрасно понимал. С трудом обуздав раздражение, мальчик ответил:

— Осер, — Эрик нацепил надменную маску и холодным тоном поинтересовался: — Неужели фамилия Гэлбрайт тебе ни о чем не говорит?

— Нет, — внезапная смена тона Эрика выбила мальчика из колеи, — а должна?

— Как звать? — вопрос этого зарвавшегося был проигнорирован.

— Лукас Лерой, — гордо ответил мальчик.

— Ясно, — Эрик глянул на него с деланным презрением. — Грязнокровка.

За столом все стихло, но тишина тут же взорвалась криками.

— Первый курс! — по залу разнесся усиленный магией голос невысокой женщины по правую руку от мадам Максим. — Прошу соблюдать дисциплину!

Первокурсники затихли, перешептываясь и сверля Эрика кто гневными, кто недоуменными взглядами. Мальчик посмотрел на стол третьего курса и тут же отвернулся. Сочувствующий, полный жалости взгляд Флер ранил сильнее всего.

Послышался властный голос Жерара:

— Первокурсники, прошу построиться. Я отведу вас в комнаты.

Как и в прошлый раз, Эрик встал рядом с Габриель, и минуту спустя они уже шагали вслед за Жераром по коридорам. Шествие было похоже на экскурсию, потому что и минуты не проходило, чтобы ученики не застывали перед очередной картиной или статуей. Особенно восхищали статуи — полупрозрачные, ледяные и, видимо, не тающие.

Казалось, прошли часы, прежде чем они пришли в комнату, напоминающую гостиную: два камина у противоположных стен, три дивана, несколько мягких кресел и около десятка журнальных столиков. Также в помещении имелись четыре двери в разных углах, не считая той, в которую и вошли ученики. На каждой висело по маленькой картине размером с небольшую тарелку с изображением человека: на двух были мужчины, а еще на двух — женщины.

— Это наша общая гостиная. Здесь могут свободно собираться учащиеся всех курсов и сидеть хоть до утра, — Дидье улыбнулся. — А сейчас я вам объясню все, что надо знать про распорядок, правила и некоторые другие моменты. В общем…

— Поэтому вы увели нас раньше других из трапезной? — задал вопрос Аман.

— Да. В общем, начнем со спален. Как вы уже наверное поняли по количеству дверей, их четыре — две для мальчиков и две для девочек. Каждая символизирует свою сторону света, у каждой свой староста и своя команда по квиддичу.

— То есть, — решил уточнить Эрик, — две команды, состоящие только из девочек, и две, только из мальчиков?

— Верно.

— Но это же нечестно! — послышалось мигом несколько голосов. Впрочем, их было немного, большинство первокурсников просто пыталось понять, радоваться им или огорчаться. Но были и такие, которые не поняли даже смысл слова "квиддич". На это же обратил свое внимание и Жерар.

— Надеюсь, вы объясните своим товарищам, не знающим об этой игре, все, что сможете. А по поводу честности или нечестности разговор отдельный. Например, девушки брали кубок школы намного чаще, чем парни.

Возмущенные пересуды сменились недоуменными взглядами.

— Как это так? — выдохнул Паскаль.

— У нас, мужчин, больше сил, зато девушки более маневренны и быстры. Да, загонщики у нас лучше, но охотники и ловцы… — Жерар замолчал, видимо, вспоминая что-то грустное. — Одними загонщиками матч не выиграть.

Затем встрепенулся и продолжил:

— Ну ладно, не будем о грустном. Так… о чем я там… Ах да. Как вы знаете, в квиддиче семь игроков, может быть, поэтому мадам Максим ввела правило, согласно которому на поле за одну команду не может играть два человека с одного курса. То есть играют обязательно все курсы. Каждая команда называется в честь той стороны света, которую символизирует её спальня.

— А как распределяют по спальням? Влияет ли это на посещение занятий? — спросил Эрик.

— Распределение чисто символическое, и во многом оно существует только для квиддича. Занятия вы будете посещать все вместе, обедать тоже. Кстати, ты ведь Гэлбрайт? — тот кивнул. — Редко когда встретишь такого любознательного первокурсника.

— Спасибо, — холодно улыбнулся мальчик, — но вы так и не объяснили, как будет происходить распределение по спальням.

— Ой, простите, забыл. Как я говорил, оно чисто символическое, поэтому очень легкое. Сейчас мы его и проведем. На первый-второй рассчитайтесь! Девочки отдельно, мальчики отдельно. Сначала мальчики.

— Первый, — произнес Эрик. Принцип распределения он уже понял. Сейчас наверняка четные пойдут в одно крыло, а нечетные — в другое. Так и оказалось.

Гэлбрайту досталось северное крыло. Впрочем, как и Аману. Лукас, к удовольствию Эрика, попал к восточным.

— Северные, задержитесь, пожалуйста, — услышал Гэлбрайт голос Жерара уже возле двери в спальную комнату. Он с остальными ребятами подошел к старосте. — Я первый год являюсь старостой Северных и по совместительству капитаном команды по квиддичу нашего крыла. В прошлом году закончил обучение наш ловец, и потому нам нужен новый. Мы, разумеется, имеем запасной состав, но заменить ловца не можем, так как лучшие игроки остальных курсов уже присутствуют в команде. В субботу будут производиться отборочные испытания как на ловца, так и на другие позиции. Состав сформирован, но если вы сможете показать себя лучше, то войдете в команду. Испытания будут предельно честными и беспристрастными, поэтому результат зависит только от вас. Удачи. Всех желающих я попрошу быть на поле в пять часов в субботу. Ясно?

— А что такое квиддич, кто-нибудь объяснит мне или нет? — послышался раздраженный голос какого-то первокурсника. Ему вторили еще полдесятка таких же.

— Тихо, тихо, прошу вас. Ваши однокурсники с радостью объяснят вам все в своих комнатах. А теперь идите, раскладывайтесь. Сегодня был тяжелый день, а завтра еще тяжелее — как-никак первый день учебы. Потому советую лечь сегодня пораньше.

Пожелав спокойной ночи Габриель, которая, к слову, попала в южное крыло, мальчик вошел в дверь, ведущую в северное. Сразу за дверью начиналась винтовая лестница, которая петляла вдоль врезанных в стену дверей с небольшой табличкой на каждой — «4 курс», «2 курс»... Гарри вошел в первую с надписью «1 курс». В комнате стояло шесть кроватей, покрытых пологами, у каждой кровати располагалось по тумбочке и небольшому шкафу. Сама комната была круглой формы, в центре находился журнальный стол. Возле него стоял чемодан Эрика. Скрип двери позади возвестил о прибытии будущих соседей.

— О! Будем жить вместе?! — раздался веселый голос Амана.

Эрик кивнул:

— Да, и, кажется, еще четверо с нами.

Соседей долго дожидаться не пришлось. Ими оказались четыре магглорожденных: Бруно де Фирнал, Шеонтье Нэльо, Регинальд Ферье и Аманд Келье. Обменявшись приветственными кивками с Аманом и демонстративно игнорируя Гэлбрайта, мальчики разобрали кровати и быстро уснули.

«Не самое удачное начало», — вздохнул Эрик и последовал примеру соседей.

* * *

-... еще два мяча называются бладжерами. Они носятся по всему полю, пытаясь сбить игроков с метел. Чтобы не допускать помех со стороны этих мячей для своей команды, есть так называемые загонщики. Своими битами они отбивают бладжеры в игроков чужой команды, пытаясь создавать им проблемы.

— А бладжеры еще никого не убили?

— Про такие случаи я не слышал, но слегка покалечить они могут.

Эрик бросил отчаянные попытки сохранить остатки сна и открыл глаза. Голоса, разбудившие его, принадлежали Аману и Келье. Если первый рассказывал, то второй, впрочем, как и Бруно с Нэльо, задавал вопросы и внимательно слушал.

— А можно потише, что ли? — со стоном спросил Эрик. — Спать хочется ужасно.

— Доброе утро, — слава Богу, его заметили... — Можно и потише, но что толку. Все равно через десять минут подъем, — извиняться Аман даже и не подумал.

— Ясно. Пойду умоюсь.

Мальчик направился в ванную и посмотрел в зеркало. Не прошло и дня в школе, как он одним лишь словом смог ополчить против себя весь его курс. Зря он сорвался за столом. Зря. Идиотское проявление худших качеств аристократов — гордыни и превосходства — сыграло с ним в злую шутку. А еще считал себя умным человеком....

Через десять минут уже сидя в гостиной на диване и читая "Зельеварение для начинающих", Эрик внезапно услышал бодрую, красивую и громкую мелодию. По ощущениям в груди Эрик понял, что и эту песню исполняли нимфы.

— Опять они, — раздался тихий голос за спиной. Разумеется, это была Габриель.

— В Шармбатоне, похоже, поют только нимфы, — кисло улыбнулся Эрик.

— Тебя беспокоит то, что произошло вчера? — в лоб спросила Габриель.

— Не особо. Это было ожидаемо.

— Тогда зачем...

— Габриель, скажи честно, — Эрик серьезно посмотрел на девочку, — ты думаешь, я повел себя недостойно?

— Я... я... — Габриель замялась, не ожидая такого напора. — Я правда не знаю... С твоей стороны было грубо использовать то слово, но и остальные ребята вели себя плохо. Я... я просто не знаю...

Эрик в надежде успокоить чуть не плачущую девочку осторожно взял её за ладошку.

— Спасибо, — искренне улыбнулся Гэлбрайт. Габриель с удивлением уставилась на него. — Ты мне в лицо сказала, что я был не прав. И не ошиблась. Меня мало волнует, что обо мне говорят, спасибо отцу. Но когда я понял, что он не узнал мой род... Не знаю, что произошло... Гордыня взыграла?

Габриель неожиданно сильно сжала ладонь Эрика.

— Я всегда на твоей стороне, — почти пропела девочка. — Хочешь ты того или нет.

— Но почему...

— Мы же помолвлены. Разве это не нормально, что невеста поддерживает своего жениха? — чуть слышно произнесла Габриель, мило смутившись.

В гостиной, к тому времени успевшей наполниться учениками, внезапно стало тихо. Тихий шепот Габриель каким-то чудом смог услышать каждый находившийся в помещении.

Заметив всеобщее внимание к своей персоне, Эрик поморщился. Обведя взглядом разношерстную толпу, мальчик ухмыльнулся и обратился к Габриель:

— Нам следует продолжить разговор в другом месте.

— Прости, — пролепетала девочка. Счастья, которым она буквально лучилась несколько секунд назад, как не бывало. — Прости…

Взяв за руку младшую Делакур, Эрик вышел из гостиной. Им точно нужно несколько минут покоя.

* * *

Как оказалось, завтраки в Шармбатоне тоже сопровождаются пением лесных и горных нимф. Всем ученикам раздали расписание занятий на всю неделю. По будням, кроме пятницы, было четыре урока длиной полтора часа и перерывами по десять минут, обеденный перерыв занимал час. В пятницу было только три урока. Занятия начинались в девять утра, чему Эрик был несказанно рад. За три года обучения дома он уже успел привыкнуть к такому расписанию.

Эрик завтракал, стараясь игнорировать неприязненные взгляды соучеников, в основном мальчишек. Девочки, казалось, забыли вчерашний инцидент и мирно переговаривались друг с дружкой. Лишь Элли, миловидная девочка с карими глазами и каштановыми волосами, сидевшая по правую руку от Гэлбрайта, пыталась втянуть в разговор соседа. Пять минут спустя Эрик попросил её быть потише.

— О! — деланно удивилась Элли. — Я думала, ты онемел. Рада, что ошибалась.

Эрик взглянул на искренне улыбающуюся девочку:

— За столом я глух и нем. Тебя не учили этому родители дома? — улыбнулся он.

Девочка задрала носик и наигранно возмутилась.

— Конечно, учили! Жаль только, что я уже поела. И ты, как я смотрю, тоже, — Элли нагнулась над столом и взглянула на другую соседку Эрика. — Габриель, я иду в гостиную за учебниками. Прихватить по дороге твои?

Кивок послужил ответом. Элли вновь лучезарно улыбнулась.

— А ты пойдешь?

— Я? — мальчик был не уверен, что вопрос адресовали именно ему.

— Ты. Ты ведь уже закончил с завтраком. Пошли бы вместе.

— Нет, — мотнул головой Эрик. — Я подожду Габриель.

Делакур мигом расцвела. Элли, увидев реакцию девочки, звонко рассмеялась.

— Все с тобой ясно, Габриель, — прокомментировала Элли, за что заработала гневный взгляд от Делакур. — Ладно, тогда и я с вами посижу.

Элли вновь села на стул и, пользуясь тем, что Габриель ест, завязала непринужденный разговор с Эриком. Гэлбрайт был не против.

— А я ведь не знаю твоей фамилии, — осознал мальчик посреди болтовни об уроках.

— Карди. Элли Карди, магглорожденная, — пожала плечами девочка.

— Вот как… — Эрик, вспомнив вчерашний инцидент, деланно смутился. — Прости за вчерашнее…

— За что? — удивилась девочка. — Ты же не мне сказал. А даже если бы и мне, я б не обиделась. Не понимаю, что постыдного в этом слове.

— Ты, может, и не понимаешь, но другие…

— Другие? — Элли вновь рассмеялась. — Поверь, все и думать забыли об этом еще вчера, а после вашего сегодняшнего признания так и вообще не вспомнят.

— Жаль, это относится не ко всем… — тихо проворчал Эрик, бросив взгляд на соседей по комнате. Элли улыбнулась:

— А ты чего хотел? Ты с первого дня в школе застолбил за собой звание парня самой лучшей девочки на курсе, — Габриель от такой похвалы зарделась. — Привыкай, тебе это еще аукнется.

— Спасибо, Элли, — искренне поблагодарил Эрик. Девочка явно ему нравилась.

— Не за что, — ухмыльнулась та. — И, к слову, говоря о лучшей девушке на курсе, я имела в виду себя.

Элли задорно улыбнулась, пропуская мимо ушей неодобрительный возглас Габриель.

* * *

Пьер Гэлбрайт сидел в своем кабинете в Министерстве, но мысли его были далеки от работы. Он думал о сыне. Уже год, как он начал замечать за собой привязанность к ребенку, и с тех пор сомневался в своих педагогических приемах. Да, он был жестким отцом. Мальчик рос без отцовской любви, но, тем не менее, отца любил. Это легко читалось в его преданных глазах, в восхищенных взглядах, которые невольно трогали душу.

Эрик быстро осваивал окклюменцию, получал только отличные отзывы от всех домашних преподавателей и с ответственностью подходил к каждому делу. С каждым разом Пьер умудрялся взваливать на мальчика задания все тяжелее и тяжелее, и, тем не менее, ребенок с ними справлялся. Его сын никогда не просил игрушек, не терпел бессмысленных развлечений. Исключением были полеты на метле, к которым у ребенка был несомненный талант, но большую часть свободного времени наследник проводил в библиотеке, занимаясь сверх меры. Мозг Эрика, казалось, требовал постоянной подпитки информацией, и, видя это, Пьер подарил ему нескончаемый блокнот, который уже спустя пару недель умудрился заметно разрастись. Теплое чувство, которое подспудно пробивалось сквозь броню суровости, Пьер долгое время принимал за гордость самим собой. Еще бы, так воспитать приемного ребенка! Но сейчас он знал: это чувство — не что иное, как гордость за сына. Его сына. Эрика Гэлбрайта.

И, глядя вслед улетающей карете, Пьер почувствовал подступающую тоску и впервые не сразу смог вернуть самообладание.

Сейчас он задавался вопросом: не была ли явно лишней однажды сказанная фраза — "Будь гордым, знай себе цену. Вейла без этих качеств — хуже шлюхи"? Ведь между естественной гордостью и темной гордыней такая тонкая грань...

* * *

Поспешно шагая по коридору в компании двух подруг — Элли и Габриель, мальчик снова размышлял о вчерашнем инциденте. Он вспылил в ответ на незаслуженное пренебрежение его личностью. Невоспитанный мальчишка, всю свою жизнь проживший вдалеке от магического мира, явно кичился своим невежеством. Таких нужно ставить на место. Эрик ничуть не раскаивался в содеянном.

К девяти все первокурсники собрались у кабинета зельеварения, но добирались они с большими приключениями. Никто не знал, где находится кабинет, а старшекурсники спешили на свои собственные занятия. Их объяснения только сбивали с толку. Где, к примеру, портрет "Рассерженной дамы", после которого нужно поворачивать направо? Может, дама так на всех рассердилась, что спряталась от мира сего?

Эрику с девочками повезло: им в провожатые вызвался веселый клоун с небольшого портрета, он их и довел, перепрыгивая из одной картины в другую. Правда, и цена была довольно высока: всю дорогу им пришлось после каждой плоской шутки натягивать на лица улыбки и хихикать, дабы клоун не потерял приветливого расположения духа. И все же они появились у нужного кабинета одними из последних. Чуть позже прибежал Аман и, отдышавшись, задал Эрику вопрос:

— Ты как? Справляешься?

— С чем? — не понял мальчик.

— С излишним вниманием. На вас с Делакур почти все ученики смотрят, стоит вам мимо пройти...

— Легко. Мне отец с детства твердил: "Помни, ты всегда в центре внимания". Так что я привык, да и Габриель, надеюсь, тоже.

Аман спрашивал не просто так. Стоило им оказаться около кабинета, как взоры большинства присутствующих обратились на них. Новость о помолвке успела облететь весь первый курс. И если представители магических семейств отнеслись к этому спокойно, то реакция магглорожденных сильно различалась. Девочки перешептывались и восхищенно смотрели на них, будто увидев воплощение детских сказок о прекрасных принцах и принцессах. Зато мальчики получили лишний повод для насмешек и теперь демонстративно оглядывали Эрика с ног до головы.

Аман собирался что-то сказать, но прозвенел звонок, и дверь в класс открылась.

— Все сюда, — произнес голос по ту сторону двери.

Дети толпой ввалились внутрь. Аудитория практически ничем не отличалась от обычной лекторской, в которой Эрик был лишь раз, когда ездил с отцом по его делам в маггловский университет. Несколько рядов, стоящих полукругом, каждый следующий несколько длиннее и выше предыдущего. Только вот на столах стояли весы, котлы, разделочные доски, наборы ножей, ступки и пестики. За единственным столом посередине зала, низко склонив голову, сидел преподаватель.

— Рассаживайтесь, — сказал учитель. — Правило, как и в трапезной: одно место на семь лет.

Только стоило Эрику сесть на место в первом ряду, как на соседнее тут же приземлилась Габриель. К небольшому разочарованию Амана.

Увидев, что место рядом с Гэлбрайтом-младшим занято, мальчик так и остался в дверях, высматривая место, куда можно было сесть. Спустя минуту у учителя закончилось терпение.

— Молодой человек, — обратился он к Аману, — если вы сами не можете определиться с выбором места, то позвольте это сделать мне. Вы будете сидеть... вон там.

Эрик взглядом проследил, куда указывала рука профессора, и, увидев будущую соседку Амана, не удержался от ехидной ухмылки: Элли сидела одна и явно наслаждалась этим.

— Ну и долго мы будем столбом стоять? Я же вроде бы указал вам ваше место, — вновь окликнул Паскаля профессор. Аман, подхватив сумку, с улыбкой опустился около Элли. Та в свою очередь обреченно вздохнула, но промолчала.

— Расселись? Теперь можно начать урок. С вами я уже успел познакомиться, а вот вы со мной вряд ли, — учитель встал и поклонился. Это был сорокалетний мужчина с короткими жесткими каштановыми волосами. Только вот голос совсем не соответствовал его примерному возрасту — молодой, слегка насмешливый. — Меня зовут профессор Джон Роуз. Просьба обращаться ко мне только «сэр Джон» или, в крайнем случае, «профессор Роуз», другого обращения не потерплю. Никаких «мсье», «мистер» и тем более «мадам».

Эрик улыбнулся. «Наверняка в юности он был тот еще шутник», — подумал Гэлбрайт.

— С сегодняшнего дня я буду преподавать у вас, да и не только у вас, предмет, являющийся обязательным для всех курсов и школ — зельеварение. Прошу учесть, что это точная наука, требующая соблюдения ряда правил... Однако новаторство не возбраняется. Помните, иногда случайно испорченное зелье может обладать уникальными свойствами, а повторить его бывает проблематично. Так, к примеру, был изобретен клей, способный соединить фрагменты некоторых магических материалов. У большинства мастеров зельеварения в ходу одно выражение: «Испорченное зелье, тем не менее, является зельем». Но так как вы всего лишь ученики, оценки я поставлю только за нужный мне результат.

Учитель Эрику определенно понравился, да и весь урок в целом. Роуз отлично знал свой предмет и умело делился знаниями. Начав с основной классификации ингредиентов, профессор закончил урок изготовлением зелья Полировки.

Хоть оно и считалось простейшим, большинство учеников не справилось. Эрик, спасибо домашней подготовке, сделал все в лучшем виде. Габриель тоже справилась неплохо, чего не скажешь об Амане и половине класса. У соседа Элли зелье вместо прозрачного имело насыщенный черный оттенок. Оценка была вполне предсказуема.

— Как у тебя получилось? — недоумевал Аман, заглянув в котел Гэлбрайта. — Оно идеальное!

— Просто следовал рецепту, — пожал плечами мальчик. — Да и вообще, я зельями уже пару лет занимаюсь. В меня с детства пихали немереное количество знаний.

— Сочувствую тебе.

— Это я тебе сочувствую, — не остался в долгу Эрик.

Профессор Роуз был раздосадован: он явно рассчитывал на лучшие результаты. Впрочем, его недовольство успешно вылилось в огромное домашнее задание, избежать которого умудрился лишь Эрик, получивший самую высокую оценку.

* * *

Второй парой была трансфигурация — один из предметов, к которому Эрик испытывал необъяснимый интерес. Еще дома, узнав об этой науке, мальчик за несколько месяцев проглотил все, что нашел на эту тему в домашней библиотеке... Жаль, испытать знания на практике у него не получилось — не было палочки.

И вот пришло время, которого так ждал Эрик. Момент, когда взмахом палочки, подобно Богу, мальчик мог менять структуру, состав, форму, размер и даже свойства материала.

Эрик с Габриель стояли в стороне от основной массы учеников, предпочитая изоляцию всеобщему вниманию.

— Эрик, твой друг просто ужасен! — Элли, налетевшая будто из ниоткуда, выглядела раздосадованной.

— Он тебе что-то сделал? — удивился Эрик. Аман не производил впечатления плохого человека.

— Он ужасен! — повторила девочка. — Я не понимаю, как можно провалить зелье с таким простым рецептом?!

— Твой результат не лучше, — съязвила Габриель в надежде отыграться за разговор за завтраком.

Элли зашипела не хуже разъяренной кошки.

— Это потому, что его друг, — тычок в сторону Эрика, — умудряется нарезать свои ингредиенты так, что они попадают мне в котел!

Эрик с Габриель засмеялись. А Аман-то молодец!

— Ничего смешного! Мне с ним еще семь лет мучиться! — Элли вздохнула. — Вот почему я хотела сидеть одна… Мне с ним никогда не сдать зелья…

— Будет тебе, — Эрик положил руку на плечо девочке. — Сдашь, не переживай. Лучше скажи, как тебе трансфигурация?

— Пока не знаю, но предмет, несомненно, интересный. Ты ведь тоже по нему дома занимался?

— Нет-нет, — замотал головой Эрик. — Про трансфигурацию я узнал случайно и сильно ею заинтересовался.

— Значит, нам не стоит ждать от тебя выдающихся достижений на этом уроке? — Элли окончательно пришла в себя. Неоднозначная улыбка Эрика была ей ответом. — А по каким предметам ты тогда занимался?

— Из магических — только зельями. Но отец настоял на изучении некоторых маггловских наук и нанял мне учителей…

— Эй, седой, — раздался за спиной елейный голос Лероя. Ехидно ухмыляясь, он приближался к их компании. — А невесту тебе тоже папаша купил?

Пауза...

Эрику понадобились лишь доли мгновения, чтобы понять вопрос Лероя. Ярость во мгновение ока затопила сознание. Эрик забыл, что он маг, забыл, что никогда не дрался, забыл, что поблизости учитель. Вся его сущность требовала отомстить за оскорбление, нанесенное невесте и ему самому.

Лерой, кажется, начал догадываться, что сказал что-то не то, но не успел сделать и шага, когда кулак Гэлбрайта с мерзким хрустом впечатался ему точно в нос. Силы удара хватило, чтобы бросить Лероя на пол, где тот и растянулся, истекая кровью. Но Эрику было недостаточно. Этого мало! Этого явно мало! Он заплатит…

Следующий удар пришелся в скулу, пригвоздив обидчика к полу. Легкая боль в пальцах от плохо поставленного удара лишь раззадорила взбесившуюся вейлу. Не думая, Эрик занес кулак для следующей атаки…

Нечто твердое врезалось в него сзади, сбрасывая с жертвы. Кто посмел?! Вскакивая на ноги, Эрик успел увидеть летящий в него луч проклятья. Ноги Гэлбрайта сошлись, руки прилипли к бокам, но каким-то чудом он не упал.

— Я, конечно, знаю, что вейлы народ вспыльчивый, — раздался сухой, но явно молодой голос, — но вы уж постарайтесь сдерживать себя, находясь в школе.

Потеряв возможность двигаться, Эрик остыл. На полу в паре метров лежал Лерой — в крови и слезах. У стены столпились остальные ученики, во все глаза таращась на Эрика. Среди них и Габриель, в ее взгляде смешались страх и восхищение.

В дверях кабинета стояла девушка в строгой мантии. "А вот и учитель", — посетила Гэлбрайта здравая мысль. Встреча перед воротами Шармбатона крепко въелась Эрику в память, отчего появление стройной, молодой девушки с аккуратно уложенной прической и проницательными карими глазами стало большей неожиданностью, чем планировалось. На вид ей сложно было дать больше семнадцати лет, и она мало чем напоминала то пугало, что вчера приструнило старосту северных.

— Всех прошу в класс, — кивнула девушка ученикам, облепившим стену у кабинета. — А вас двоих я попрошу остаться.

Игнорируя Гэлбрайта, она склонилась над истекающим кровью мальчиком и замерла. Прошло несколько секунд, прежде чем она отстранилась от Лероя, сильно нахмурившись.

— Эпискеи, — взмахнула палочкой девушка, убирая кровь с лица Лукаса. — Живо в класс. Немедленно.

Лерой, с видимым трудом поднявшись, испуганно глянул в сторону Эрика и, подобрав сумку, быстро скрылся в классе.

— Ты успокоился? — Эрик хотел было ответить, но не смог. — Моргнешь один раз, значит да, дважды — нет. Понял?

Эрик моргнул.

— Так ты успокоился? — Гэлбрайт моргнул еще раз. Девушка, взмахнув палочкой, сбросила заклинание. Эрик почувствовал, что снова может двигаться.

— Зачем ты ему помогла? — зарычал подросток. — Он посмел назвать Габриель продажной девкой, а моего отца грязным мерзавцем, который…

— Силенцио, — снова взмах палочки. — Наверное, ты хотел спросить: «Зачем Вы ему помогли?». Я как-то не припомню, чтобы к профессорам обращались на «ты». Все понял?

Эрик кивнул, не в силах вымолвить ни звука.

— Хороший мальчик, — улыбнулась профессор. — А теперь касательно твоего вопроса. Он совершенно не подразумевал то, о чем ты говоришь. Он всего лишь ребенок и еще не столь испорчен этим миром.

— Откуда Вы знаете?

— Я покопалась в его голове, — призналась девушка. — Меня куда больше пугает, как ты воспринял глупую шутку этого мальчишки. Ты не должен знать о таких вещах.

— Меня хорошо воспитали, — гордо ответил Эрик.

— Нет, — тихо произнесла профессор, — тебя лишили детства.

* * *

Кабинет трансфигурации мало чем отличался от предыдущего. Недолго думая, Эрик занял то же место, что и на прошлом уроке, — рядом с Габриель. Элли и Аман сидели вместе, и оба, кажется, были не в восторге друг от друга.

— Добрый день, класс, — лекторский тон никак не вязался с внешним видом преподавателя. — Я — профессор Энн Тейт, ваш новый учитель трансфигурации, временно подменяю мсье Гвидо, который в этом году физически не в состоянии преподавать. Попрошу отметить этот факт: я здесь лишь на год. Точка. Любые другие предположения будут заведомо ложными, потому тратить на них мое и свое время не стоит.

Эрик, как и большая часть класса, с удивлением наблюдал за этой девушкой. Её тон и манера речи раздражали, но в совокупности с симпатичным личиком смотрелись комично и даже мило. Профессор явно переигрывала. Эрик прекрасно помнил, как буквально пару минут назад она изъяснялась почти по-человечески.

Значит маска, притом очень качественная. Мальчик мысленно поаплодировал, отдав должное актерским способностям девушки.

— А теперь, дабы не повторять ошибку, допущенную на прошлом уроке, я сразу объясню несколько истин, не имеющих отношения к текущему предмету. Мне семнадцать лет, досрочно окончила Высшую Французскую Национальную Академию, по специальности "Исследователь". Занимаюсь исследовательской работой в различных направлениях. Нет, я не шучу. Да, я свободна. Да, я считаю себя умнее вас. Частных уроков не даю. Информация о моей работе засекречена. Итак, есть еще вопросы? — Энн обвела взглядом аудиторию в поиске смельчаков. Таких нашлось лишь двое. — Да, Лерой?

— А Вы не...

— Нет, — прервала его профессор. — Мой ответ на ваш вопрос — нет. Вы не пойдете в медчасть. Ваша травма вызвана Вашей же собственной глупостью. Сидите и пожинайте плоды.

— Но я даже ничего не спросил! — Лерой был возмущен.

— Слишком громко думаете, Лерой. Следующий... — Энн внимательно посмотрела на Гэлбрайта, поднявшего руку. Нежное прикосновение к ментальному блоку Эрика не прошло незамеченным. Мальчик нахмурился и, чуть сосредоточившись, выкинул за блоки одну фразу: "Посторонним вход воспрещен" — и гаденько ухмыльнулся. Профессор шутку оценила, и в следующую секунду он почувствовал, как будто кто-то еле слышно прошептал ему на ухо: "Наглый мальчишка". На лице Энн промелькнула улыбка.

— Гэлбрайт, вы.

— По какой причине вчера Вы явились в столь непотребном виде? — инквизиторским тоном осведомился Эрик. Он мог поклясться, что заметил гневный огонек, на мгновение вспыхнувший в глазах юной ведьмы.

— Собирала образцы здешней скальной породы. У таких объектов, как Шармбатон, очень сильное магнитное поле, которое предположительно влияет даже на неживые объекты. Для проверки данной теории я взяла образец пород на каждой стометровой отметке, начиная с подножья Мон Шабертона, — удостоверившись, что удовлетворила любопытство учеников, профессор как бы невзначай добавила: — Гэлбрайт, отработка после ужина в моем кабинете. За дерзость учителю.

— Первое задание простое, но для неподготовленного разума оно будет нелегким, — профессор Тейт после сорокаминутной записи лекции о технике безопасности решила перейти непосредственно к предмету. — Кто мне скажет, что необходимо для успешного преобразования? Гэлбрайт.

— Магический дар, профессор Тейт, — мальчик усмехнулся, чувствуя чужое присутствие на границе своих ментальных блоков.

По классу прошелестели смешки — кто-то посчитал такой ответ остроумным. Учитель, впрочем, тоже, но ее улыбка быстро исчезла.

— Ответ, несомненно, верен, но позвольте мне конкретизировать вопрос. Что необходимо волшебнику для успешного преобразования? — щелчок по барьерам намекал, что следующая шутка оценена не будет.

— Воображение, профессор, — серьезно ответил Эрик. — Невозможно трансфигурировать то, чего представить не можешь.

— Верно, Гэлбрайт. Разъясню подробнее — для успешного преобразования объекта необходимо четко представлять себе как конечный результат, так и сам процесс трансфигурации. Вы не сможете получить даже из спички иголку, если ни разу её в глаза не видели. Вам это ясно?

Ответом были многочисленные кивки и нестройный гул голосов.

— Записали? Теперь к главному, а именно к магическим формулам. По школьной программе трансфигурации вы пройдете четыре разных вида преобразования: неживое в неживое, живое в неживое, неживое в живое и, наконец, живое в живое. Для каждого требуется своя магическая формула и свой уровень подготовки. Мы начнем с простейшего — преобразования неживого в неживое...

Еще добрых пятнадцать минут класс слушал и записывал. Эрик откровенно скучал.

И вот... отмашка. Перед каждым учеником возникла обыкновенная спичка, которую требовалось превратить в иголку.

Сгорая от нетерпения, Эрик взял палочку в руку, отчетливо представил спичку, увидел, как твердый металл заменяет собой хрупкое дерево, как он медленно заостряется на конце, утончается... и произнес давно заученную формулу.

Иголка была идеальна — острая, с четким ушком, целиком металлическая. От спички не осталось ни следа — полная трансфигурация неживого в неживое.

* * *

После первого урока Энн была вся на нервах — эти глупые шестикурсники! Каждый из них в мыслях уже переспал с ней! Фу… Впрочем, поставить на место этих зазнавшихся болванов было легко. Дня нее, прирожденного легилимента, умы этих сопливых Казанов были как открытые книги. Если щелкнуть точно по больному месту — присмиреют даже такие наглецы.

И почему она оказалась крайней? Разве ее вина в том, что спонсор их исследовательского центра просто не способен отказать директору Шармбатона?

Вторая пара, по её мнению, должна была пройти спокойно — всего лишь первокурсники, детишки, еще вчера сидевшие под родительским крылом.

Как бы не так.

Тот беловолосый мальчик, который обратил её внимание на себя в день прибытия в замок, явно был вейлой. Этот факт означал сразу несколько проблем: ребенок владел окклюменцией и обладал гордостью и самомнением.

Именно этот мальчик и стал причиной очередной головной боли Энн.

Выйдя в коридор в надежде пригласить "белых и пушистых" первокурсников в класс, она была глубоко поражена развернувшимся действием: Гэлбрайт с перекошенным от ярости лицом сидел верхом на другом мальчике и усердно равнял его лицо с полом.

Отреагировала Энн мгновенно. Один невербальный Ступефай отбрасывает Гэлбрайта, а посланный вдогонку Петрификус обездвижил уже успевшего вскочить на ноги мальчика.

Избавившись от свидетелей, Энн подошла к пострадавшему. "Разбит нос, но не сломан, — она на глаз оценила состояние мальчика, — переживет и потерпит". Первым делом ей необходимо было разобраться с причиной безобразной драки. Аккуратно скользнув в мысли избитого первоклашки, Энн без труда нашла то, что искала. Причиной оказалась одна-единственная фраза, подслушанная этим магглорожденным пацаном в каком-то фильме.

Растерянность и паника, царившие в сознании, явно указывали на то, что мальчик и не подозревал, насколько сказанное им оскорбительно и жестоко…

Вернувшись в класс вместе с «героем дня», Энн решила хорошенько приглядывать за вспыльчивой вейлой. Его дерзкий ответ при попытке проскользнуть за щиты раззадорил её. Мальчик отлично владел ментальной защитой! А вот вопрос его был явным вызовом. Такое игнорировать нельзя.

— Гэлбрайт, отработка после ужина в моем кабинете. За дерзость учителю.

Довольно улыбнувшись, Энн вернулась к уроку. И почти сразу заметила, что Гэлбрайту тема явно была не в новинку.

Но настоящий шок она испытала, когда мальчик без видимого напряжения превратил свою спичку. С первой попытки!

— Гэлбрайт! — мальчик смотрел на неё, счастливо улыбаясь. — Вы занимались в домашних условиях?

— Да, профессор. Я изучил, наверное, все книги в домашней библиотеке на эту тему. Но практика у меня впервые. Я в чем-то ошибся?

Первый раз? Даже для знакомого с теорией это было великолепнейшим, почти невозможным достижением. А что, если...

Попробуем так... Преобразование формы, размера и материала.

— Гэлбрайт, создайте из этой иголки оловянный куб со стороной десять сантиметров.

Мальчик прикрыл глаза, произнес формулу и ...

Невозможно! Просто немыслимо! Трехступенчатая трансфигурация с первой попытки! Последним человеком, который мог подобным похвастаться, был не кто иной, как признанный гений в этой области магии — Альбус Дамблдор.

— Отлично, — Энн с трудом удержала эмоции под контролем. — Отличный результат, Гэлбрайт.

— Благодарю, профессор, — спокойно произнес мальчик. Он явно не видел в своем успехе ничего выдающегося. А зря! За два взмаха палочкой Эрик сумел обставить весь класс почти на полгода занятий и даже не осознавал этого.

Исследовательская жилка задрожала в Энн будто струна. Все ее существо требовало эксперимента. Что поделать — себе же не откажешь?

— Гэлбрайт, вы знаете формулу преобразования неживого в живое? — ровным голосом поинтересовалась профессор, впрочем, уже зная ответ. — Тогда, будьте добры, превратите только что созданный куб, например, в кролика. Справитесь?

— Думаю, да, профессор.

Затаив дыхание, Энн наблюдала за действиями мальчика — закрытые глаза, ровный вздох, твердая рука... Четкий, отработанный взмах палочкой… Тейт перевела дух: кролик получился как две капли воды похожим на живого, но живым не был. Он ее дурачит? Нет, мальчик явно ожидал иного результата.

— Все в порядке, Гэлбрайт, — Энн позволила себе легкую улыбку. — Сами найдите, в чем ошибка. Подскажу — она типичная.

Мальчик задумался — это было видно невооруженным глазом — сведенные брови и неосознанное почесывание подбородка выдавали его с головой. Может, он и умел контролировать себя лучше большинства соучеников, но до идеала ему было далеко. Энн вновь усмехнулась своим мыслям.

— Все дело в том, что я представлял себе статичного кролика? — спросил мальчик даже без тени сомнения в голосе.

— Верно. Представляя кролика неподвижным, вы подсознательно наделяете его свойствами неживого предмета. Попробуете снова?

Эрик кивнул.

На этот раз он готовился гораздо дольше, и профессор прекрасно понимала почему — первое превращение сложно тем, что требует непривычно детальной визуализации. Как представить себе преобразование неподвижного куба в бодро скачущего кролика? Непосильная задача для человека со слабым воображением.

Эрик с плохо скрытым торжеством открыл глаза и взмахнул палочкой, произнося необходимую формулу.

«Эрик Гэлбрайт. Отныне ты под моим пристальным контролем!», — мысленно воскликнула Энн Тейт.

Кролик ловко спрыгнул с парты и уютно утроился на коленях Делакур.

* * *

Обед первого курса проходил в глубокой тишине. Воспоминания о драке были слишком свежими. Само происшествие имело сильный резонанс у них в группе. Многие отпрыски родовитых семей после урока подошли к Гэлбрайту и высказали свое одобрение. Лишь один мальчик — Серж Бодуан, чей род всего на одно поколение старше рода Эрика, высказал недовольство: "Дрался, как маггл. Смотреть было противно". Эрик лишь пожал плечами:

— С каждым нужно говорить на понятном ему языке.

Реакция магглорожденных в корне отличалась. Некоторые, особо ретивые, прямо-таки рвались поставить Гэлбрайта на место. Ядро «непримиримых» составляли выходцы из приютов, и именно они могли стать главной проблемой мальчика. Воспитанные в постоянной борьбе такие дети либо ломались, либо становились просто несгибаемыми. Очевидно, что в Шармбатон в этом году попали представители второй категории.

Большинство девочек, за исключением Элли и Габриель, вообще никак не отреагировали, не посчитав эту стычку достойной своего внимания. Обычная драка двух мальчишек, которых еще будет великое множество. И лишь один человек со всего курса открыто боялся и ненавидел Эрика. Лукас с разбитой скулой и распухшим носом исподлобья взирал на Гэлбрайта, буравя его глазами, но стоило Эрику пристально посмотреть в ответ, тут же опускал глаза в тарелку.

Аман, крутясь возле Гэлбрайта, казалось, наслаждался вихрем бушующих эмоций. И все время подливал масла в огонь.

— Тебя дома, наверное, учили драться? — начал Аман, накладывая себе еду в тарелку.

— Нет, — лаконично ответил Эрик. Аман кружил вокруг него как муха и порядком надоел.

— Правда? А по-моему, удар у тебя четко поставлен, — продолжал трещать неугомонный сосед. Его громкой, на публику болтовней заинтересовались даже второкурсники.

— Угомонись, — внезапно в разговор встряла молчавшая до этого момента Элли. — Хватит раздувать шумиху. Дали в нос и все. Ничего необычного.

Предчувствуя ссору, Эрик закрыл глаза. Аман и Элли не ладили с первого дня знакомства и не скрывали этого. Они дружили с Эриком, но не друг с другом.

Но ссоры не последовало. Аман, недовольно скривившись, принялся усиленно поглощать обед.

Гэлбрайт наклонился к Элли и прошептал так, чтобы услышала только она:

— Что это с ним?

— С Аманом? — в тон ответила девочка, кисло улыбнувшись. — Я же магглорожденная, реагировать на мои слова ниже его достоинства.

Эрик удивленно приподнял брови. В его семье не культивировалось неприятие волшебников с маггловской кровью. Более того, большинство чистокровных семейств современного магического мира считали такие взгляды дремучим пережитком. С грязнокровками смирились, свыклись и ужились. Возобладал прагматичный подход: магглокровные волшебники спасали древние дома от вырождения, и поэтому им дали дорогу в магическое общество. Открытая война за старинные традиции сменилась хрупким перемирием.

Но остались в магомире и семьи с консервативными взглядами. Бодуаны — ярчайший пример, к тому же многие «ультра» имели немалый политический вес и с легкостью проталкивали законы, ограничивая права магглорожденных. С сожалением Эрик добавил Паскалей в группу "Консерваторы".

* * *

Библиотека Шармбатона располагалась в отдельном крыле и занимала его целиком. Попасть в неё было несложно, но только не для первокурсников, только начавших знакомиться с замком. Исключение составляли разве что Эрик с двумя девочками, еще перед первым уроком нашедшие отличный способ узнать точный путь до нужного места. Портреты не упускали возможности пообщаться с кем-нибудь из живых и с радостью соглашались провести детей куда угодно.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Эрик даму с корзиной яблок, проводившую его и девочек.

— Не за что, молодой человек, — дама сорвала яблоко с дерева на картине, положила к себе в корзинку и исчезла, чтобы появиться в своей раме.

— Без неё бы и в жизнь не нашли, — вздохнула Элли. — Кто придумал этот лабиринт?

— Привыкнешь, — успокоила подругу Габриель.

Библиотека оказалась именно такой, как и представлял себе Эрик. Скрытая за огромными, массивными, с виду неподъемными дверями, она потрясла бы любого. Сотни рядов стеллажей с десятками полок на каждом были под завязку забиты разнообразными книгами. Конечно, до Французской Национальной Магической Библиотеки Шармбатон не дотягивала, но спокойно обставила бы любые другие хранилища в стране.

Лестницы, свободно перемещающиеся вдоль стеллажей, обеспечивали доступ к любой книге, как бы высоко она ни находилась.

Эрик был впечатлен, но не шокирован. Примерно этого он и ожидал. Хорошая школа без хорошей библиотеки? Бред.

— Впечатляет, — усмехнулся Эрик, чем вывел из ступора девочек, явно не ожидавших подобного размаха от школьной библиотеки. — Мне здесь уже нравится.

Элли, судя по пылающим глазам, полностью разделяла мнение Эрика.

— Ненавижу библиотеки, — вздохнула Габриель. — Всю жизнь в них провела.

Видя удивленные лица друзей, девочка пожала плечами:

— Мои родители не столь увлечены идеей раннего образования для своих детей, как твои, но в библиотеке меня все-таки запирали.

— Черт, — смахивая несуществующие слезинки с глаз, отсмеялся Эрик. — Меня, наоборот, чуть ли не силой из библиотеки вытаскивали.

— Тишина в библиотеке! — раздался рядом с ухом скрипучий резкий голос. От неожиданности Эрик отскочил и чуть было не сбил девочек с ног. — Тишина!

Обладательницей этого чудного голоска была смотрительница библиотеки — мадам Мари де Поль, низенькая, чуть горбатая старушка с сухой кожей и слегка мутными глазами. Она явно уже отжила свое. Казалось, что забота о хранящихся здесь фолиантах, большинство которых куда древнее её самой, была тем самым стимулом её жизни. Настолько старой она выглядела.

— Прошу прощения, мадам...

— Де Поль. Мари де Поль, — проскрипела старушка и пугающе улыбнулась. — Прошу соблюдать тишину.

Сказав это, библиотекарь развернулась и, бормоча нечто о "невоспитанных молокососах", скрылась среди стеллажей.

— От неё аж в дрожь бросает, — передернулась Габриель, понизив голос до еле слышного шепота.

— Хех, — донесся скрипучий смешок из-за стеллажей. Габриель поспешно втянула голову в плечи.

На посещении библиотеки настоял Эрик, аргументируя это тем, что домашнюю работу лучше всего делать было здесь. Хоть на зельях задания он не получил, но трансфигурация, бытовые чары и магическая флора и фауна не поскупились. Домашней работы было непомерно много — и это только первый учебный день!

Накатать пару свитков по простейшим преобразованиям для трансфигурации Эрик смог быстро и даже без помощи книг: память в нужный момент удачно подкидывала необходимые факты. Задание по бытовым чарам далось с некоторыми сложностями, но было успешно закончено с помощью отлично стартовавшей на этом уроке Элли. За что та в свою очередь получила помощь по трансфигурации. Габриель, как и Элли, крепко застряла на простейших преобразованиях, но в отличие от нее не просила помощи и усердно искала необходимую информацию в книгах.

Главной проблемой Эрика оставалась магическая флора и фауна. Хоть убей, но предмет, как и преподаватель, ему не нравился. Профессор Мартин Баррет, как казалось Эрику, с первых минут невзлюбил его. Чего только стоят его слова о "смазливой мордашке"? На заверения Элли и Габриель, что так он общался со всеми, Эрик не реагировал. Получив удовлетворительную оценку за урок и гору заданий, Гэлбрайт пулей покинул это подобие фермы на территории Шармбатона.

И вот теперь с этим самым заданием он и боролся. Доклад о взаимодействии флоббер-червей и магических растений никак не хотел ложиться на бумагу. В общих энциклопедиях информации об этих, на первый взгляд, бесполезных животных было чрезвычайно мало, что уж говорить о влиянии их слизи на разные виды магической флоры. Приходилось брать узкоспециализированные книги и искать в них.

— Дурацкие флоббер-черви! — воскликнул Эрик после получаса безуспешных поисков. — Кому только в голову пришло изучать этих бесполезных созданий?

— Тишина, — вновь послышался скрипучий голос библиотекаря. Эрик мгновенно сбавил голос на полтона.

— Я в жизни не закончу этот доклад... Во всех книгах нет и капли нужной мне информации.

— Главное знать, где искать, — Элли оторвалась от готового доклада Эрика по трансфигурации и с улыбкой посмотрела на Гэлбрайта. — Можешь подождать пару минут, закончу — и поищем вместе.

Эрик кивнул, с радостью принимая предложение девочки и положив лоб на скрещенные руки, закрыл глаза, блаженно разлегся на столе. Только сейчас он понял, насколько сильно устал за этот длинный день. И ведь это еще не конец…

— Эрик, Габриель, а как получилось, что вы поженились? — вдруг спросила Элли. — Мне это действительно интересно. У нас такие браки редкость, если вообще есть.

По горящим глазам девочки Эрик ясно понял, что этот вопрос она хотела задать давно.

— Не поженились. Родители лишь объявили о помолвке. Свадьба до совершеннолетия запрещена.

— Помолвка? — Элли удивилась. — А не рано? Получается, что до самой свадьбы не меньше семи лет!

— Шести, — поправила девочку Габриель, которую внезапный вопрос Элли оторвал-таки от книжек. — В магическом мире совершеннолетие наступает в семнадцать лет.

— Но все равно, шесть лет — это слишком много! Что будет, если вы поссоритесь? Или разлюбите друг друга? — Элли никак не могла свыкнуться с фактом столь ранней помолвки.

Габриель, услышав последний вопрос девочки, вполне ожидаемо покраснела и опустила глаза. Эрик отреагировал куда спокойней.

— О любви тут речь и не идет, — пояснил Гэлбрайт, отметив легкую грусть на лице Габриель. — По крайней мере, пока. Тут речь о договоре между родами.

Увидев непонимание на лице Элли, Эрик поправился:

— Между семьями, если тебе так понятней. Для большинства чистокровных родов ранняя помолвка это вполне обычное дело. Таким образом родители заботятся о продолжении рода, достойном женихе/невесте и дают детям возможность с детства привыкать друг к другу.

— Но это же неправильно! Нельзя жениться не по любви! — Элли не сдавалась.

— Для нас это нормально, — пожал плечами Эрик. — Поверь, я тоже первое время после того, как узнал, был не в восторге. Но ничего, вырос, смирился, а потом познакомился с Габриель.

— И что? Ты передумал? Как ты теперь относишься к произволу родителей? — Эрик пропустил выпад в сторону отца с матерью мимо ушей.

— Думаю, я…. — начал было Гэлбрайт, но тут вмешалась Габриель. Девочка, казалось, боялась ответа Эрика.

— Поначалу я сильно злилась за родителей. Я же вторая дочь, но по каким-то причинам именно меня первую выдавали замуж. Я злилась и обижалась. Я завидовала Флер, которая почему-то избежала этого и была свободна. Но потом, — Габриель перевела дыхание, — потом я познакомилась с Эриком. Элли, ты даже не представляешь, какой закрытой я была до встречи с ним. Я не могла общаться с незнакомцами, стеснялась всего, включая, наверное, даже собственное отражение в зеркале. Эрик просто сел рядом и поговорил со мной — так, ни о чем, и вдруг моя застенчивость куда-то исчезла! Наверное, в тот момент я им и заинтересовалась. После того разговора мы не виделись почти год, и я не раз ловила себя на мысли, что хочу увидеть этого мальчика. Увидела. Потом еще раз… И, если ты спрашиваешь, как я отношусь к ранней помолвке и довольна ли выбором родителей — мой ответ будет «да». Лучшего жениха, чем Эрик, я представить себе не могу.

Повисла тишина. Девочка вспыхнула до корней волос и уткнулась в книгу. Элли в шоке уставилась на обложку книги, которую как щит держала перед собой Делакур. На лице мальчика не дрогнул ни один мускул, но внутренне он просто обмер: он знал, что нравится Габриель, но чтобы настолько. И эта внезапная исповедь — никогда бы не сказал, что у его подруги душа нараспашку. К тому же в тайне Эрик надеялся, что его юная невеста не слишком одобряет их помолвку. Почему — он и сам не знал…

— Ла-адно… — протянула Элли. — Теперь твоя очередь, Эрик. Как ты относишься к помолвке?

Эрик бросил взгляд на мгновенно замершую Габриель, на Элли, что жадно уставилась на него, и накрыл рукой руку невесты. Но за его учтивой улыбкой пряталось раздражение.

Глупые девчонки! Зачем вообще этот разговор? Чтобы он заявил, что влюбился с первого взгляда и с радостью возьмет в жены маленькую Делакур? Как в дамском романе! Невозможно. Как можно объяснить маленькой девочке, воспринимающей реальность исключительно в черно-белых тонах, что выбор был сделан с полным пренебрежением чувств молодых? Его отец все тщательно взвесил: кровь, род и, разумеется, политическое влияние — семья Габриель обладала всем и сразу. А потом старший Гэлбрайт сделал выбор. Нет любви, есть расчет.

Разумеется, это не давало права относиться к невесте с пренебрежением. Малейшей жалобы со стороны Габриель было достаточно для разрыва помолвки. А ведь «получить» даже младшую дочь семейства, всячески избегающего брачных договоренностей, было очень нелегко. И вот теперь, чтобы не пустить труды отца насмарку, Эрику приходилось играть свою роль безупречно.

Но, несмотря ни на что, общество Габриель его не тяготило. Девочка была верным другом, приятным собеседником и просто отличной компанией. За исключением некоторых моментов. Этот совершенно не нужный разговор и был таким исключением. Его нужно заканчивать.

— Мне пора на отработку, — вздохнул Эрик. И не обращая внимания на радостную Габриель, собрал вещи и покинул библиотеку.

День действительно был тяжелым.

* * *

— Вы хорошо проявили себя на уроке, Гэлбрайт, — профессор Тейт встретила мальчика приветливой улыбкой. — Твои похвальные навыки мы и будем использовать на отработке.

Энн, по прежнему улыбаясь, протянула Эрику десяток коробков спичек.

— Они должны стать иголками. Как закончишь, свободен.

— Но… но зачем?

— Зачем? Что за глупые вопросы? Это твое наказание. Приступай.

Эрик посмотрел на коробки и чуть не засмеялся. Это отработка? Ха!

* * *

Видя, как просияло лицо Гэлбрайта, Энн ухмыльнулась. Тут и легилиментом быть не надо, чтобы понять, о чем подумал мальчик. Ну что ж, он еще не знает, что именно его ждет. Наивный мальчик, неужели ты думаешь, что все так просто?

Энн глядела на гору металлических иголок, оставшуюся после Гэлбрайта. Результат почти двухчасовой работы впечатлял — почти пять сотен идеально трансфигурированных спичек. Энн щелкнула пальцами, словно кастаньетами, и даже дернула пару раз бедрами в подобии твиста. Магические резервы этого ребенка оказались достаточными для колоссальной работы. Гэлбрайт за два часа сделал объем, с которым справился бы не каждый взрослый маг.

И пусть он уходил из кабинета, еле волоча ноги, Энн была удовлетворена: в мальчике, несомненно, дремал талантливейший трансфигуратор. А значит…

Энн подошла к столу и поспешно нацарапала прошение мадам Максим. Ведь нет ничего удивительного в том, что профессор хочет дополнительно обучать талантливого студента? Так сказать, раскрыть все грани… И это будет прекрасной возможностью для наблюдения…

* * *

Первая учебная неделя пролетела быстро. Именно так подумал Эрик, проснувшись поздним утром в субботу. Правда, быстро – не значит легко. Чего только стоила ломота во всем теле на следующее утро после отработки у этой заносчивой девчонки, называющей себя профессором. А каким было его удивление, когда спустя два дня она подошла к нему и буквально поставила в известность, что отныне по распоряжению директора вечера воскресенья он будет проводить с ней. Эрика едва не разорвало от ярости, когда он прочел то, что подписала мадам Максим. Довольное выражение на лице профессора Тейт лишь подливало масла в огонь. Как ментальные щиты не упали в тот момент, Эрик не представлял. Чудо.

Профессор Баррет не на шутку взъелся на Гэлбрайта за невыполненную работу по червям, из-за чего Эрику пришлось провести два незабываемых вечера наедине с этими отвратными существами и методом научного наблюдения дописать доклад. Но ничего — пережил. Что нас не убивает, то делает сильнее.

В общем, выходных Эрик ждал как никогда в жизни.

Впервые с начала учебы Гэлбрайт чувствовал, что выспался. Начало отличным выходным положено. Но в гостиной было не так тихо и спокойно, как он рассчитывал: многие ученики толпились у стенда объявлений и что-то бурно обсуждали. Любопытство захлестнуло мальчика, и он подошел к толпе, кое-как протиснулся и, сжатый со всех сторон, оказался у доски объявлений. Из общей кучи расписаний и напоминаний выбивался листок, который и поднял всю эту шумиху. "Отборочные испытания в команды по квиддичу", — прочитал Эрик и чуть не хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть? Квиддич был тем немногим, чего с нетерпением ожидал Гэлбрайт: еще в детстве, впервые сев на метлу, Эрик буквально влюбился в полеты и в то ощущение свободы, которое они давали. Впервые услышав от Жерара про набор в команду, Эрик был так измотан, что даже не мог толком обрадоваться, а потом все мысли прочно заняли уроки и трансфигурация. И только вот сейчас, увидев объявление, Эрик вспомнил, что в мире существует игра под таким названием.

Немного успокоившись, мальчик вновь взглянул на объявление: на листке было расписание с указанием даты и времени отборочных испытаний, разным для каждого крыла и курса. Запомнив нужное время и дату (в три часа в субботу), Эрик вылез из толпы и только тогда увидел на диване одинокую фигуру, сидевшую в стороне от этого бедлама. Габриель. Она редко бывала в одиночестве: неподалеку всегда крутились мальчишки, исподтишка бросавшие взгляды в ее сторону. Но сегодня квиддич победил даже вейловское очарование...

— Что ты тут делаешь одна? — подойдя к ней, поинтересовался Эрик. Габриэль вздрогнула и повернулась в его сторону.

— Читаю, — она кивком указала на только что отложенную книгу. — Разве не видно?

Вопрос ответа не требовал.

— Мне интересно, почему одна?

— А потому, что больше никого нет. Это объявление свело всех с ума. Квиддич... пф... Что вы в нем нашли?

— Ты не любишь квиддич? — изумился Эрик. — Хотя, может, это и нормально для девочки...

— Ха! Да я единственная в моем крыле, кто совсем не интересуется этим видом «спорта»! — Габриель скорчила презрительную гримасу.

— Э... А почему?

— Все просто — я боюсь высоты, — с неподдельной гордостью в голосе сообщила Габриэль.

— И ты этим гордишься? — скептически спросил Эрик.

— Да! Поскольку благодаря этому я засыпаю как самый обычный человек, а не с мыслями "Какой же великий игрок этот мистер Х".

— Вот тут, я думаю, ты не пра... — Эрик собирался начать отстаивать права любителей квиддича, как откуда-то сбоку донеслось:

— Эрик! — мальчик повернулся на голос и увидел спешащую к ним Лони Виклер. Познакомившись на бытовых чарах, они лишь изредка перебрасывались ничего не значащими фразами.

— Привет, Лони, — поздоровался с ней мальчик.

— Видел объявление относительно отборочных? — Лони начисто игнорировала присутствие Габриэль, и та в свою очередь отвечала тем же. — Ты пойдешь на пробы?

— Собираюсь пойти, а ты?

— Тоже. Я с детства играла со старшими братьями в роли охотника, поэтому, думаю, опыт у меня имеется. Надеюсь пройти, но конкуренция серьезная. К тому же, свободных мест для охотника нет, и из-за этого мне придется соревноваться с охотниками из основного состава... — Лони было не остановить. Впрочем, Эрик её понимал.

— Я лично собираюсь попробовать себя на всех позициях, но упор сделаю на ловца: его место сейчас пустует, — Эрик решил прервать затянувшийся монолог девочки. — Кстати, не знал, что у тебя есть братья. Они тоже в Шармбатоне?

— Трое. Но родители отправили их в Дурмстранг. Хочешь, на летних каникулах я тебя с ними познакомлю? Может, заодно и сыграем друг против друга. Ну что?

— О! Буду только рад, — дипломатично ответил Эрик.

Хлоп! Габриэль резко закрыла книгу.

— Я завтракать! — бросила она. Эрик поглядел на часы — половина девятого. Рановато.

— А не ра...

— Приятного аппетита, — прервала его Лони. Эрику почудились в ее голосе мстительные нотки, но он списал все на свое воображение.

— Спасибо, Лони, — в тон ей ответила Габриэль. Она молча дошла до двери в южное крыло и на пороге, не оборачиваясь, добавила: — И, кстати, можешь бросить свои жалкие потуги: он уже мой.

Лони никак не отреагировала на это заявление, чего не сказать об Эрике. Подавить раздражение оказалось тяжело. Эта девочка УЖЕ предъявляет на него свои права? Когда это в Габриель успела проснуться собственница?

* * *

После обеда Эрик каким-то чудом остался один. Габриель демонстративно отказалась идти на отборочные испытания даже ради поддержки Эрика. Элли на обеде вообще не появилась, и это было странно. Аман успел пообедать быстрее, чем Эрик сел за стол: когда опоздавший Гэлбрайт протянул руку к первому блюду, Паскаля уже и след простыл. А значит, на испытания ему придется идти одному. Подобно Аману, Эрик, быстро проглотив скудное количество пищи, помахал на удачу нимфам и вышел из зала.

Расположение квиддичного поля он, слава Богу, знал, точнее, узнал буквально несколько часов назад, поэтому шел уверенно и быстро. К слову, у главного замка Шармбатона было только два входа-выхода: главные ворота, ведущие к посадочной площадке, обрыву и спуску с гор, и задняя дверь, находившаяся несколько выше, дорога от которой уходила высоко в горы к другим корпусам. Именно через вторую Эрик и выбрался наружу. Он был впервые с задней стороны замка, и вид отсюда был не менее прекрасным, чем с фасада. Над его головой в нескольких десятках метров над землей в западной части замка начиналась сеть широких мостов, которая связывала основное сооружение с остальными корпусами. Шесть дополнительных корпусов облепили гору как грибы, возвышаясь друг над другом, но уступая по высоте замку.

Только вот у Эрика не было ни времени, ни желания любоваться живописными видами: он и так опаздывал. Но и куда идти дальше, тоже понятия не имел. То, что поле должно быть снаружи — вполне предсказуемо, но где именно? Практически отвесные склоны начисто отбивали желание забраться повыше, чтобы оттуда выяснить местонахождение поля для квиддича.

Помощь пришла неожиданно: профессор Роуз вышел из замка и поприветствовал студента.

— Дышите свежим воздухом?

— Нет. Я просто не знаю, как пройти к полю для квиддича. Вы не могли бы мне помочь?

— Разумеется, могу, — мгновенно ответил Роуз, — я же преподаватель! К тому же мне с вами в одну сторону. Я как раз подумывал пойти посмотреть на испытания.

Эрик направился за профессором, шедшим в сторону горы — прямо к отвесному склону. Шел он медленно, не торопясь, тщательно взвешивая каждый шаг. Слишком медленно, но мальчик терпеливо плелся рядом.

— А почему вы не пошли со старостой? Разве он не должен сопровождать первокурсников? — спросил профессор.

— С чего это вдруг? — удивился Эрик. Их староста вообще не отличался трепетным отношением к ученикам.

— Гэлбрайт, вы вообще объявление читали? — профессор удивленно вскинул брови, посмотрев на него.

— Э… — Эрик замялся, осознав собственную глупость. — Только время и место.

Профессор Роуз укоризненно покачал головой:

— Вот уж не думал, что один из лучших учеников по моему предмету окажется столь невнимательным…

— Старосты должны были нас проводить?

— … но догадливым, — с улыбкой закончил профессор Роуз. — Не зная дороги, найти стадион практически невозможно.

Все понятно. Стало понятно поведение Амана и отсутствие Элли — видимо, общий сбор был объявлен сразу после обеда. А Эрик из-за своего опоздания сильно задержался и наверняка уже давно упустил группу однокурсников.

— Значит, мне повезло, что я встретил вас, профессор, — искренне улыбнулся Эрик.

— Не то слово, — кивнул Роуз.

Несколько минут они шли в полной тишине, погрузившись в собственные мысли.

— Я слышал, у вас есть младшая сестра? Софи, кажется… — неожиданно спросил профессор.

— Да, есть, — осторожно ответил Эрик. Каждый раз, когда вопрос касался Софи, он невольно напрягался.

— Может, вы в курсе, связана ли она сейчас какими-либо контрактами?

— Откуда такой интерес к моей сестре, профессор? — Эрик приложил массу усилий, чтобы его голос прозвучал не враждебно и даже доброжелательно.

Взгляд Роуза, которым тот одарил Гэлбрайта, недвусмысленно намекал на то, что его маленький спектакль не удался.

— Я довольно известный в Англии информатор аристократов, — спокойно ответил профессор. — Поставляю информацию чистокровным семьям о возможных партиях для их наследников и наследниц.

— Я не заведую такими вопросами, — резко ответил Эрик, — но мой отец с радостью обсудит с вами данную тему.

Эрик лукавил. Он прекрасно знал, что по неизвестным причинам Пьер максимально ограничивал свои контакты с англичанами. Даже по работе важные переговоры с дипломатами этой страны Пьер лично не проводил, отправляя на них своих заместителей.

— Значит, вы из Англии, профессор? — Эрик спешно перевел разговор на нейтральную тему.

— А по имени разве не видно? — Роуз ехидно усмехнулся.

— А почему тогда преподаете во французской школе? — невинно спросил Эрик, намереваясь просто поддержать разговор. Реакция профессора была неожиданной: Роуз мгновенно растерял весь добродушный настрой, черты лица ожесточились, а руки сцепились за спиной, выдавая напряжение.

— А вот это, Гэлбрайт, уже не ваше дело, — тон профессора, в противовес напряженной позе, был пугающе спокоен и отбивал всякое желание продолжать диалог.

Разговор резко прервался, и уже в молчании Эрик подошел к отвесной скале.

— Мы на месте, — сказал профессор. — Идем.

«Куда?» — хотел спросить Эрик, но не успел. Профессор взял его за руку и подтолкнул к стене — слишком сильно, по мнению мальчика, так как столкновения с камнем было уже не избежать. Вот только его не произошло… Эрик опустил руки, которыми инстинктивно пытался защититься от столкновения, и обнаружил, что находится в незнакомой местности спиной к скале. Секунду спустя рядом появился и Роуз.

— Профессор, где мы? — от резкой смены места мальчик растерял боевой пыл.

— Мы на вершине того самого утеса, перед которым только что стояли, — просто ответил преподаватель. — То, с помощью чего мы сюда попали, называется «магический лифт Шармбатона» — уникальная система, использующаяся только тут. Как это работает, до сих пор неизвестно, но то, что он связывает верх и низ утеса — это бесспорно. Вы только что в этом убедились.

Эрик кивнул.

— Я предполагаю, что это некий вид аппарации, привязанный к определенному объекту, но, увы, это только домыслы. Да и название какое-то непонятное…

Непонятное? Лично Эрик все понял.

— Кстати, вы ничего не забыли?

— Кажется, нет, — ответил мальчик, но тут же понял, на что намекал профессор: испытания уже, наверное, начались. — И где поле?

Профессор кивнул чуть в сторону от склона, внизу которого и стоял Шармбатон. Эрик повернулся туда, но ничего не увидел. И только присмотревшись, увидел шесть тонких шестов с кольцами в нескольких сотнях метров от него. Поблагодарив профессора за «чудесную прогулку и увлекательный разговор», Эрик со всех ног побежал в сторону поля.

Издалека казалось, что кроме шестов и собственно поля тут ничего не было. Но это только на первый взгляд. Подойдя поближе, он увидел и трибуны, а вместе с тем стало ясно, почему их не было заметно с самого начала. Места для зрителей располагались прямо на склоне горы, начинаясь от ее подножия и уходя высоко вверх так, что даже самый привередливый болельщик остался бы доволен. Но трибуны располагались лишь с одной стороны поля. Справа и напротив них был впечатляющий обрыв — до самого подножия замка.

— И тут мы будем играть? — с ужасом прошептал Эрик, случайно поглядев вниз. — Мало того, что основные действия разворачиваются высоко в воздухе, так еще и снизу ничего нет, кроме пропасти...

— Впечатляет, не правда ли? — раздался сзади довольный голос старосты "северных".

— Скорее настораживает, — Эрик невольно представил себе возможное падение вниз.

— Что ты тут стоишь? Идем, испытания уже минут пятнадцать как начались. Ты ведь на них пришел? — осведомился Жерар.

— Да, — коротко ответил Эрик. — Дороги не знал, поэтому слегка заблудился. Я что-то пропустил?

— Да. Мы уже отобрали нового ловца и одного нового загонщика. А вот второй загонщик и вратарь свои места сохранили. Эй, ты чего скис?

— Я в ловцы хотел, — с легкой горечью сообщил Эрик. — Ловец уже твердо определен?

Жерар на мгновение задумался.

— Если ты хочешь, то в конце отборов мы можем и на тебя посмотреть, но только в сравнении с тем ловцом, что уже выбран. Будешь лучше — возьмем. Устраивает?

Эрик, уже и не надеявшийся попасть на отбор, воспрял духом.

Они присоединились к остальным пришедшим на отборы детям и подросткам, которые стояли недалеко от кромки поля.

— Так, дети, теперь прошу выйти тех, кто хочет попробовать себя в роли охотника! — громко сказал Дидье.

По мнению Эрика, эта фраза была излишней. Отбор на другие места был уже завершен и, если подумать, то остались только потенциальные охотники. Другие претенденты давно расположились на трибуне.

Эрик покинул поле и уселся на трибуне рядом с чересчур счастливым Аманом, уже сидевшим там.

— Ты опоздал, — Аман не спрашивал, а утверждал. — Жена не пускала?

Эрик усмехнулся, оценив шутку.

— Я сбежал, — ухмыльнулся Гэлбрайт. — Что-то ты больно весел. Случилось что?

Аман кивнул и с самодовольным видом посмотрел на Эрика, оттягивая момент триумфа.

— Я новый ловец! — с неподдельной гордостью заявил мальчик.

Эрик на секунду замер. Вот так фортель судьбы — ему придется соревноваться с единственным другом.

— Я бы пока не спешил с заявлениями, — губы Эрика растянулись в наглой улыбке. Самодовольное лицо Амана резко сменилось на непонимающее и взволнованное.

— Что ты хочешь сказать?

Эрик кивнул в сторону Дидье, ныне гоняющего претендентов.

— Я опоздал на пробы, но староста сказал, что на меня еще могут посмотреть. Готов посоревноваться?

— Тогда все в порядке, — вновь натянув самодовольную гримасу, ответил Аман. — Я уж думал, что-то серьезное.

— Не воспринимаешь меня как соперника?

— Нет, нет, ты что… — покачал головой Аман. — Само собой, воспринимаю. Слабых противников не бывает.

— Тогда откуда такая уверенность?

Аман, посмотрев по сторонам, приблизился к Эрику и, будто выдавая огромный секрет, прошептал:

— У меня талант. Это сказал отец, стоило мне впервые сесть на метлу. Сегодня я уже четверых оставил без шанса попасть в команду.

Отреагировать на это заявление Эрик не успел. Усиленный магией голос Жерара попросил обоих претендентов на место ловца выйти на поле.

— Удачи, — улыбнулся Аман. — Она тебе пригодится.

Эрик лишь покачал головой. Бахвальство Амана не произвело должного впечатления на него. Талант? Посмотрим. В своих силах Эрик был уверен. Метла, если так можно сказать, стала его первым другом. По своей власти над ребенком лишь полеты могли соперничать с книгами.

— Три раунда, один победитель. Стандартные условия, одинаковые метлы и, — Дидье ухмыльнулся, — снитч Лицея.

Эрик взял предложенную метлу, коей оказалась Celeritte 120, и приготовился стартовать по свистку. Напротив него точно также расположился и Аман. Раздался свисток, блеснул снитч, и Эрик, не медля ни секунды, оттолкнулся от земли, взлетел, не спуская глаз с юркого золотого шарика.

* * *

А в это время на трибуне на среднем ярусе сидели двое — юноша-блондин и темноволосая девушка. Они специально забрались повыше, подальше от любопытных взглядов, и во все глаза наблюдали за отбором.

— Снова ничего интересного? — спросила девушка.

Парень опустил омникуляр и с сожалением покачал головой.

— Видимо, так. Талантов все меньше и меньше… В этом году Равье заканчивает академию, а замены ему до сих пор нет…

Девушка заглянула в блокнот.

— Аман Паскаль. Что скажешь о нем? Он может иметь потенциал.

Парень вновь покачал головой.

— Нет… — Юноша вновь приложился к окулярам. — Очередная натренированная посредственность. С таким, как он, чемпионства не видать.

— Дидье? По-моему, он хорош, тебе так не кажется?

Парень неопределённо пожал плечами

— Хорош… Только вот необходимости в охотниках у нас сейчас нет. Лучше пусть думает, что еще слишком слаб для нас. Это будет для него дополнительным стимулом для развития.

Девушка улыбнулась.

— Как всегда жесток, но логичен. Я рада, что ты у нас есть.

— Спасибо, капитан, — сделав ударение на последнем слове, ответил юноша. — Я же рад, что вы меня цените.

— Кажется, на сегодня все, — вздохнула девушка, наблюдая за тем, как закончился отбор охотников. — Как и ожидалось — Дидье и Конрад. Они лучшие школьные охотники на данный момент. В общем, ничего нового. Так, запиши — продолжить наблюдение за Дидье и Конрадом, следить за прогрессом первокурсника Амана Паскаля.

Юноша все аккуратно записал в небольшую книжку, больше напоминающую дневник, и пошел вслед за капитаном, когда краем глаза заметил шевеление на поле.

— Капитан, еще, кажется, не все, — окликнул девушку юноша. Она посмотрела на поле и вновь присела, не забыв со стоном выдохнуть.

— Когда же они уже закончат? Мне как будто больше делать нечего…

Девушка не закончила фразу, так как беловолосый мальчик, стоявший перед Паскалем, привлек её внимание необычным поведением. Он посмотрел на снитч в руке старосты «Северных» и, стоило тому его отпустить, резко дернул головой вверх, мгновением позже чуть повернул влево и резко дернул вправо.

— А я понял! Они решили устроить испытания для еще одного претендента. Наверное, как и в прошлые разы, до трех побед…

— Помолчи! — резко прервала его девушка. — Лучше скажи, ты видишь снитч?

Юноша обвел взглядом поле, но золотого шарика не обнаружил.

— Нет.

— Ясно.… Тогда посмотрим…

Раздался свисток, и беловолосый мальчик резко взлетел, мгновенно развернулся, прижался телом к метле и через несколько секунд выпрямился, вытягивая руку перед собой. Вновь раздался свисток.

— Невероятно! — ахнул юноша. — Как быстро! Капитан?

Девушка молчала, лишь только внимательно вглядывалась в мальчика с белыми волосами.

Игроки приземлились, и снитч вернулся к обескураженному Дидье, после чего тот вновь его выпустил. Блондинистый мальчик снова завертел головой.

«Он его видит!» — мелькнула догадка в голове девушки. — «Мало того, он за ним следит!»

Она по собственному опыту знала, как тяжело обнаружить этот юркий золотой шарик, а тем более — непрерывно следить за ним. Плюс ко всему, если не сводить глаз со снитча, то обзор игрока сужался, что осложняло полет и уклонение от бладжеров. А этот мальчик… Вновь раздался свисток, и ситуация повторилась в точности как в прошлый раз. На этот раз промолчал и юноша, стоящий рядом с девушкой.

На поле назревала непростая ситуация: Аман был мрачнее тучи, а Дидье озадаченнее вопросительного знака. Староста вновь отпустил снитч, беловолосый мальчик снова задвигал головой и… вот он свисток.

Только вот на этот раз игра началась по-другому: Аман, резко стартуя, помчался не вверх, чтобы оттуда выискивать снитч, а прямо на мальчика.

— Идет на таран! — воскликнул юноша.

Но не тут-то было. Стоило Аману приблизиться к мальчику, как тот резко отклонил корпус в сторону и одновременно повернул метлу, уйдя от столкновения и разминувшись с Паскалем на каких-то несколько сантиметров. Только, видимо, этот маневр стоил блондину упущенного снитча. Но он не замешкался и, даже не набирая высоту, начал осматриваться.

Уклонение впечатлило девушку. Тем более, мальчик даже не видел приближение Паскаля: он смотрел совершенно в другую сторону. Как у него так получилось, девушка не знала.

«Теперь покажи, как быстро ты сможешь отыскать мячик», — думала она. — «Слежение без поиска ничего не стоит».

Долго наблюдать не пришлось: мальчик, не набирая высоты, обнаружил золотой мячик и через несколько секунд поймал его. Раздался свисток — и повисла тишина.

— Вычеркивай Паскаля, — тихо произнесла девушка. — Я нашла нам ловца.

Юноша во все глаза уставился на девушку.

— Первокурсника? Да ты смеешься! Ни мозгов, ни опыта — я против!

Девушка на мгновение задумалась и, прийдя к какому-то решению, кивнула.

— Дадим ему год. За это время Равье отучится и место освободится, — девушка улыбнулась. — И тогда, имея опыт четырех игр, этот мальчик займет место ловца в лицейской сборной Шармбатона. Слово капитана!

Воскресенье. Этот день должен вселять радость, разгружать перетрудившихся учеников, предоставляя им гору свободного времени. Вот только Эрик в который раз почувствовал себя обделенным. Единственный мальчик, которого он мог назвать своим другом, после испытаний резко отдалился от него и все чаще появлялся в компании Бодуана. "Дуэт магглоненавистников", — впервые увидев эту пару, в сердцах пробурчал Эрик. Эйфория победы бесследно пропала, и только демонстративный «игнор» со стороны Паскаля, да значительно «потяжелевшее» из-за квиддичных тренировок расписание напоминали о недавнем триумфе.

После завтрака мрачный донельзя Эрик усилиями двух девочек был отправлен в библиотеку, где устроился, расположившись возле дальнего стеллажа. Задания, которые другие ученики выполнили еще вчера, мертвым грузом висели на их плечах. После вчерашних испытаний Эрику было не до них: он, как обычный мальчишка, упивался победой. А глядя на счастливого жениха, который всю неделю ходил мрачнее тучи, даже Габриель не смогла заикнуться о заданиях. И теперь всей троице приходилось расплачиваться за вчерашнее.

Габриель, всю неделю учившая уроки в одиночестве, к удивлению Эрика и Элли внезапно загорелась идеей взаимопомощи. Подоплека выяснилась достаточно быстро: девочка терпеть не могла магическую и маггловскую историю.

— Держи, — после почти двух часов работы Эрик закончил и теперь передвинул книги Габриель. — Закладки на нужных местах. Просто перепиши и добавь отсебятины.

Габриель благодарно улыбнулась и зарылась в книги.

Эссе по истории было последним. Работы для Эрика больше не осталось, но покидать Габриель, которая, посасывая кончик пера, пыталась что-то придумать, и Элли, старательно изображавшую работу над еще вчера сделанными уроками, не хотелось. Мальчик выбрал книжку побольше и, используя её вместо подушки, решил немного прикорнуть...

— Лукас, мы не можем оставить все как есть! — яростно брошенная фраза спугнула сладкую полудрему. Уверенный мальчишеский голос доносился из-за стеллажа, где с другой стороны наверняка тоже стоял столик.

— Я понимаю... Но он... — Лерой нервничал и, кажется, в чем-то был не уверен. Но собеседник, наоборот, был настроен радикально.

— Как мы тебе говорили, мы из детских домов, хоть и разных, — уверенным тоном второй мальчик прервал Лероя. — Поверь нашему опыту, там, откуда мы, таких одиночек, как этот Гэлбрайт, затаптывали сразу. Мы должны держаться и помогать друг другу. Вместе мы заставим этого чистокровного сноба уважать нас. Ты с нами?

— Да... — тихо и неуверенно пробормотал Лерой. Эрик едва его расслышал.

— Не слышу!

— Да! — уже твердо и громко повторил Лерой.

Эрик мог поклясться, даже не видя, что второй мальчишка довольно улыбается. Он явно достиг того, чего и добивался.

— Тишина в библиотеке! — раздался громкий голос мадам де Поль.

Мальчишки мигом смолкли, но минуту спустя решили продолжить разговор в другом месте, подальше от "старой кошелки".

Эрик, поняв, что разговор окончен, переключил свое внимание на свой стол и тут же наткнулся на взволнованный взгляд Габриель, повисшей на его левой руке. Девушка явно следила за его реакцией, которой, к слову, совсем не было. Безразличие. «Кто они такие, чтобы из-за них беспокоиться? — спросил себя Эрик. — Униженный и избитый Лерой? Пара магглорожденных без семьи и дома?"

— Эрик, ты должен рассказать обо всем учителям, — прошептала Габриель. — Они же явно что-то замышляют.

Но он лишь покачал головой.

— Габриель, не беспокойся, — Эрик посмотрел на часы и начал укладывать готовую работу в сумку. — Они всего лишь дети. Это пустые разговоры.

— Но... — видно, девочка в любом случае собиралась настаивать.

— Я разберусь, Габби, — улыбнулся Эрик и резко обнял девочку. — Спасибо, что беспокоишься обо мне.

Застывшая Габриель мгновенно растеряла боевой пыл и тщетно попыталась собрать разбежавшиеся мысли. Эрик довольно улыбнулся. Как же все просто...

Отпустив замершую девочку, Эрик поднял сумку и легким шагом пошел в сторону двери. Но, когда он проходил мимо по-прежнему безучастной Элли, до него донесся легкий шепот девочки:

— А ты куда собрался, актеришка?

Эрик, на мгновение растерявшись, быстро собрался:

— Ах, точно. Я на трансфигурацию. Дополнительные занятия. Когда буду, не знаю, — Эрик помахал рукой отошедшей Габриель и ехидно улыбающейся Элли. — Вы уж тут не задерживайтесь.

* * *

Кабинет преподавателя трансфигурации оказался куда ближе, чем того желал Эрик. Не то чтобы он не хотел этих занятий, даже наоборот: Гэлбрайт был обеими руками за эту идею. Просто мальчик почему-то боялся оставаться наедине с профессором Тейт...

Собравшись с мыслями, он поднял руку, намереваясь постучать в дверь. Но внезапная дрожь во всем теле заставила Эрика остановиться и с любопытством уставиться на свои трясущиеся ладони. "Что происходит? — в голове невесть откуда зазвучали незнакомые голоса. — Что со мной творится?" Внезапная острая боль пронзила его голову, ломая и круша недавно обновленную ментальную защиту. Почти ослепший Эрик сполз по стене, не в силах сдержать рвущийся наружу крик. Очередная волна боли накрыла его, и сознание отключилось.

* * *

Спросите у любого человека его мнение о Квирелле — и в ответ вы услышите много нелицеприятного. Большинство ответов будут одинаковы: он трус. Но это далеко не правда! Какой выдержкой надо обладать, чтобы в течение года сидеть в паре метров от сильнейшего белого мага столетия, нося в себе тень Темного Лорда? Каким актерским талантом надо обладать, чтобы обмануть любого в замке, будь то ребенок или взрослый? Квирелл по праву гордился собой: кто бы мог подумать, что один из лучших выпускников Когтеврана продемонстрирует воистину великолепнейшее владение качествами, присущими Слизерину?

— До чего же убога система деления на факультеты... — задумавшийся профессор сам не заметил, как произнес это вслух.

— Ты так считаешь? — раздался зловещий, пронизывающий до пяток голос. Голос существа, которое Квирелл, не думая, впустил в собственное тело. До чего же противно носить в себе ЭТО! Квирелл в который раз проклял жажду могущества, которая снедала его несколько лет назад. Она положила конец нормальной жизни, хоть он еще и не знал этого.

— Да, мой Лорд. Дамблдор, учителя, ученики — все так свято верят в мудрость старой Шляпы, что не допускают и мысли об изменчивой природе человека, — профессор действительно так считал. Ярким примером был он сам. Квирелл — выдающийся когтевранец, яростно стремившийся к знаниям, но остро завидовавший более преуспевающим детям, медленно менялся. Не сразу, конечно. Поначалу это был тяжкий труд с упорством настоящего хаффлпафца. День за днем торча в библиотеке, час за часом отрабатывая нужные движения палочкой, он чего-то все-таки добился. Жалкие крохи успеха, добытые непосильным трудом. "Слишком сложно. Пустая трата времени. Нерационально!" — кричала его когтевранская сущность. Тогда и проснулся ОН — слизеринец.

Клятвенно уверяя себя, что это лишь единственный раз, Квирелл соврал. "Ложь во благо", как он думал, помогла ему добыть разрешение посетить Запретную секцию. Кто же откажет трудолюбивому студенту, даже если его интересуют запретные фолианты? Это же не скользкий, лживый слизеринец. Именно с того момента началась тяга к темной магии, соблазнившей скорыми путями к заветной цели. С тех пор он врал все больше...

И в итоге все это привело Квирелла к этому не живому, не мертвому существу, торчащему из затылка.

— Думаю, я тебя понимаю, — ни капли интереса в этом холодном голосе, — но...

— Но, мой Лорд?

— Но ты случайно не забыл, зачем мы сюда пришли? — намек на угрозу мигом изгнал посторонние мысли из головы Квирелла. — Языками помолоть?

— Прошу прощения, мой Лорд, — поспешно извинился профессор.

Громкий рык трех голов эхом пронесся по зале. Квирелл в тюрбане, скрывающем уродство на затылке, осмотрел источник звука и потрясенно замер. Дамблдор шутит? Притащить вот это в школу и поставить на страже философского камня? Старик совсем выжил из ума? Цербер. Грозное создание внушительных размеров с тремя пастями было приковано к стене на короткую цепь. Цербер — опаснейший зверь, неуязвимый для магии, обладал всего одним недостатком: глупая псина почти мгновенно засыпала от любой мелодии, какой бы она ни была. И это существо охраняло ценнейший артефакт? Безумство.

Темный Лорд был явно такого же мнения.

— Чем он думает? — Лорд был явно недоволен. Он был готов к магическим ловушкам из разряда высшей магии, временным петлям, отрядам наемников, ко всему... кроме этого. Если бы Темный Лорд и Дамблдор играли в поддавки, директор с чистой совестью смог бы записать себе очко.

Квирелл замер, ожидая распоряжений своего "господина".

— Будем считать, что мы купились. Квирелл, ты знаешь, что делать.

Профессор поднял палочку, и нужный образ мгновенно вспыхнул у него в голове. Мигом прямо из воздуха появилась старинная арфа — точная копия музыкального инструмента из его дома. Еще один взмах — и арфа заиграла знакомую мелодию.

Материализация прямо из воздуха и постановка задачи предмету — два раздела из высшей трансфигурации, которые так и не покорились Квиреллу в школьные и последующие годы. А теперь... Что ж, Темный Лорд, как и обещал, делился силами со своим носителем.

На протяжении остального пути до заветного артефакта Темный Лорд удивлялся еще не раз. С каждым пройденным "испытанием" все яснее ощущалась некая наигранность происходящего. Ну нельзя защиту философского камня оставлять на дверь и летающий ключик.

Ступив сквозь замерзшее пламя в последнюю комнату, Квирелл с некоторой опаской осмотрелся. Пусто. Помещение было абсолютно пустым.

Глухая боль в висках живо напомнила, что "хозяин" начинает злиться.

Темный Лорд в который раз убедился в том, что совершенно не понимает Альбуса Дамблдора. Тот еще во времена своего преподавания каждым своим поступком умудрялся выбивать из колеи Тома Риддла. Дамблдор был твердо уверен в непричастности этого остолопа Рубеуса к смерти девочки в туалете. Доказать это было проще простого, достаточно было трех капель... но нет. Этот старик умудрился убедить Рубеуса в невозможности оправдания, а после, когда поникший полувеликан рисовал в воображении живописные виды из окна в камере Азкабана, "спас" его. Герой, мать его. Фан-клуб Дамблдора пополнился еще одной преданной до смерти пешкой. И чем тебе не Пожиратели? А сейчас. Что же все это означает? К чему все эти "испытания"? Охрана пустой комнаты?

Внезапно взгляд Квирелла уцепился за клочок бумаги, лежащий посередине комнаты. Заметить раньше его было сложно: он практически сливался с каменной кладкой.

— Что там, Квирелл? — нетерпеливо спросил Темный Лорд после того, как профессор поднял кусок пергамента.

— Тут написано... — Квирелл озадаченно прочел надпись, сделанную причудливым витиеватым почерком, и с недоумением уставился на неё. — "Здесь был Дамблдор", мой Лорд.

От следовавшей затем боли Квирелл чуть было не потерял сознание. Гнев Лорда был силен, голова буквально разлеталась на куски.

— Старый хрыч! Убью! — голос, несмотря на бушевавшую внутри ярость, последствия которой испытывал сейчас на себе Квирелл, оставался абсолютно спокойным. Только от холода, звучавшего в нем, любой храбрец немедля наделал бы в штанишки.

Темному Лорду было абсолютно плевать на корчащегося в муках Квирелла, на какого-то мальчика во Франции, потерявшего сознание от столь резкой вспышки эмоций, и даже на философский камень. Он гневался и думал исключительно о расправе над седобородым маразматиком Альбусом Дамблдором. Человеком, которого он так и не смог постичь. Человеком, в который раз оставившим Темного Лорда в дураках.

— Альбус, я убью тебя. Когда-нибудь я точно убью тебя.

* * *

С самого обеда Энн пребывала в какой-то прострации: она ненавидела выходные дни. А причина была банальной: слишком скучно. Она не умела и не любила отдыхать, не испытывала тяги к развлечениям, предпочитая всю себя отдавать работе. Только она заставляла Энн взбодриться, повеселеть и почувствовать себя значимой и счастливой. Если раньше она могла сверхурочно поработать в выходные, то в Шармбатоне такой практики не было. Уезжая в школу, она морально готовилась к монотонным дням, и они стали бы неизбежны, если бы не вундеркинд с вейловской кровью. Одним из условий мадам Максим было разрешение родителей мальчика, которое с легкостью было получено. Другое же стало буквально подарком небес для изнывающего от скуки профессора: занятия должны проходить исключительно по выходным, чтобы не мешать основному учебному процессу. Правда, на это должен был согласиться сам мальчик...

Но Энн, ни капли не стесняясь, просто развела первокурсника. Впрочем, это пойдет только ему на пользу.

И теперь, сидя с самого обеда в кабинете, Энн ждала своего юного талантливого ученика. Делать было нечего. Работы учеников Тейт, чуть ли не единственная из профессоров, проверяла в день сдачи, спасаясь от скучных вечеров. Груда камней и грязи в углу кабинета была разобрана вчера. Влияние магических полей Шармбатона на окружающую местность не подтвердилось.

— Эванеско, — и с легким взмахом палочки груда щебня исчезла. Все. Теперь точно больше нечем заняться. Взглянув на часы, Энн разочарованно опустила глаза. До прихода мальчика еще не менее получаса. — Чертова пунктуальность. Аристократ...

Резкий, протяжный крик из коридора вырвал Энн из размышлений. Мгновенно вскочив на ноги, Тейт добежала к двери и открыла её.

"Болото", — это было первой мыслью Энн. Воздух почему-то стал таким плотным и тягучим, что даже двигаться было сложно. Голову сжало как тисками, мыслеблоки затрещали, но держались. Тейт знала, что происходит, но испытывала на себе подобное впервые — мощнейшая ментальная атака. Но загустение воздуха? Какой силы магический всплеск должен быть, чтобы привести к подобному?

Дверь пустого класса напротив её кабинета открылась — не она одна услышала крик неизвестного. В проеме показались немного взъерошенные парень с девушкой, курса так с четвертого. "Нехорошо. Все происходящее ненормально! — кричала интуиция Энн. — Детям нельзя тут быть!"

— Назад! — с трудом удержавшись от крика, рыкнула Тейт. — Вернитесь в класс и закройте дверь!

К словам семнадцатилетнего профессора прислушались на удивление резво, по крайней мере парень. Он схватил свою девушку за руку и рванул обратно в класс. Рванул, но резко остановился. Девушка стояла как вкопанная и не двигалась. Почему? Со спины парню было не видно, но Энн все прекрасно разглядела. Лицо девушки непередаваемо поменялось. Если ранее она стыдливо прятала глаза, то теперь... теперь в них явно виделась такая жажда, такое желание, что Энн чуть не стало дурно. Девушка отпустила руку парня и медленно, будто механически, двинулась в сторону ледяной статуи, стоящей неподалеку от кабинета трансфигурации. Четкие шаги, пустой взгляд, печать вожделения на лице — все это что-то напомнило Тейт. Но вспоминать было некогда.

-Петрификус Тоталус, — еле выдохнула профессор, парализуя девушку. "Разбираться с ней буду позднее, — решила Энн. — Главное — установить источник".

Парень — молодец, быстро сориентировался и, подхватив неподвижную девушку, скрылся с ней в кабинете, хлопнув дверью.

Вспомнив направление взгляда девушки, Энн рванула в сторону статуи, где, растянувшись на полу, к удивлению профессора, корчился Гэлбрайт. Мальчик выглядел неважно: бледное, застывшее в гримасе боли лицо, вытекающая из носа одинокая струйка крови и разодранная при падении щека — ни следа от обычно равнодушного и холодноватого аристократа. И в то же время мальчик не был очередной жертвой этого странного явления — он являлся её причиной, её центром. Все магические потоки исходили именно из этого ребенка.

— Вейловское очарование — хлопнула себя по лбу профессор. — Но такой силы… Просто немыслимо!

За себя Энн не беспокоилась: любой защищенный разум способен сопротивляться вейлам. — Ох... — раздался слабый стон.

"Дура! — в сердцах ругнула себя профессор. — Оставила ученика лежать на холодном полу! Учитель называется!"

— Мобиликорпус, — прошептала Тейт, поднимая тело Гэлбрайта в воздух. Осторожно внеся его в кабинет, Энн трансфигурировала из воздуха подушку и расположила мальчика на столе. Гэлбрайт, пребывая в бессознательном состоянии, корчился от боли и неразборчиво что-то бубнил, но никак не приходил в себя.

"Хочу знать! — вспыхнуло жадное любопытство. — Хочу ощутить!"

Энн замерла. В ней боролись инстинкт самосохранения и жажда исследователя. Отрешенное от мира, сосредоточенное на одном лишь мальчике лицо девушки, недавно оглушенной самой Энн, предостерегало от столь опрометчивого поступка. Но природное, врожденное, неуемное любопытство пересилило. Чувствуя легкую дрожь в коленях, Тейт, собравшись с духом, опустила щиты.

Блаженное тепло мигом разлилось по телу, успокаивая взвинченную девушку, изгоняя страхи, блокируя инстинкты. Глупая улыбка сама собой наползла на лицо, стоило ей взглянуть на Гэлбра... нет, на Эрика. Прекраснейшее существо из всех, что она когда-либо видела...

— Эрик... в моем кабинете... мой. Только мой...

Тейт наклонилась, завороженно и пристально разглядывая беспокойно лежащего мальчика. В тот момент очередной спазм боли прокатился по телу Эрика. Искаженное мукой лицо мальчика, казалось, стало еще прекрасней. До безумия прекрасней...

Энн, чувствуя острую потребность в нем, порывисто обняла Эрика. В миг, когда тело хрупкого одиннадцатилетнего мальчика соприкоснулось с её собственным, девушка почувствовала себя самой счастливой в целом мире. Работа? К черту! Какая работа, когда у неё есть он?

До чего же спокойно... Сидеть так и забыть обо всех возложенных надеждах на юного вундеркинда, какой она и являлась. Сидеть, наплевав на все эгоистичные мнения коллег о её предназначении. Она всего лишь хотела сидеть так вечно, обнимая Эрика. Он только её! Кроме неё, его никто не получит! "Как же он прекрасен", — подумала Энн, проведя пальцем по щеке мучившегося Эрика.

Спазм боли прошел, возвращая мальчику чуть ли не умиротворенное выражение лица.

— Нет! Нет... нет... вернись... — Энн совершенно потерялась в своих чувствах. "Куда делась эта прелестная гримаса боли? Она должна вернуться!"

Паникуя, девушка с величайшей осторожностью ухватилась одной рукой за ладонь мальчика, а другой за палец на ней... и медленно стала оттягивать назад. Чуть-чуть, еще чуть-чуть — и звук хруста вернет мальчику это прекрасное лицо. «Хочу его видеть!!!»

Рука девушки задрожала.

"Что я делаю? — тонкий, тихий голос благоразумия внезапно вынырнул откуда-то из глубин сознания. — Что я, черт возьми, делаю?"

Блаженное тепло, разлившееся по телу, резко сменилось холодной дрожью. Осознание того, что она чуть было не совершила, отрезвило девушку.

Энн в жизни не возводила ментальные барьеры так быстро, как в этот раз... Вернувшееся давление на блоки, как ни странно, успокоило девушку. Осторожно положив Эрика, нет, Гэлбрайта, обратно на подушку, Энн, пошатываясь, побрела к своему столу. Пока воспоминания свежи, ей срочно надо было перенести все на бумагу. Объект исследования внезапно стал еще более интересным.

* * *

— ...рик, — раздался около уха знакомый голос, заставивший его подскочить. Перед ним, сверкая подобно начищенному галеону, в мягком кресле сидела профессор Тейт. Сам же он, оказывается, с комфортом расположился на ученическом столе.

— Гэлбрайт, а вы, оказывается, в полном порядке, раз можете так резко вскакивать, — непринужденно улыбнулась профессор.

— Что случилось? — Эрик пропустил реплику Тейт мимо ушей. Его голова сейчас разрывалась от прорвы других, куда более важных вопросов: "Кто такой Квирелл?", "И что за его Лорд?", а главное: "Что это было?" и "Был ли этот сон реальностью?" Только вот задать их некому...

— Это я хотела бы вас спросить, — голос профессора резко посерьезнел. — Что случилось в кори... Квирелл? Лорд? Это кто, Гэлбрайт?

— Как вы... — на мгновение растерялся Эрик, а после резко спохватился.

"Дурак! Как ты мог забыть!" — ругал себя мальчик, испуганными глазами глядя на профессора, к своему удивлению, не наблюдая ожидаемых эффектов. Упавшая ментальная защита указала, что сон был и был он из разряда "тех самых".

— Лучше спрячьте, — как бы разрешая, сказала Тейт. — Не бойся, на меня не действует.

С языка почти сорвался вопрос "Почему?", но Эрик успел себя придержать. "Задавай вопросы только тогда, когда готов на них отвечать, Эрик", — сказал ему однажды отец. Допрос ему сейчас ни к чему.

— Спасибо, — он встал и вежливо поклонился.

— Не за что, — профессор снова пожала плечами. — И все-таки, что произошло?

Эрик серьезно задумался: профессор была легилиментом, и ложь чуяла, невзирая на блоки.

— Я шел к вам, как вдруг у меня заболела голова, и я упал, — невинно хлопая глазами, ответил мальчик. — Очнулся уже здесь.

Улыбка мигом слезла с лица профессора: трюк она раскусила, но настаивать не стала.

— Ладно, оставим эту тему. Переключимся на то, ради чего мы здесь. Ты знаешь, почему ты тут, а не в гостиной с друзьями?

— Потому что отличился на первом уроке?

— Отчасти, — Энн подошла с своему столу, открыла ящик и извлекла из него небольшую коробочку. — Ты осознаешь, что именно сделал на своем первом в жизни практическом занятии не только по трансфигурации?

— Это как-то связано с тем, что другие два урока у нас были чистыми лекциями? — Эрик помнил свое тогдашнее возмущение, когда вместо зрелищных преобразований они занимались канцелярской работой.

— Отчасти, — кивнула профессор. — Прошу все-таки ответить на вопрос.

— Превратил спичку в иголку, в куб, в чучело кролика, а после и в живого, — по порядку перечислил Эрик. — И все.

— И все? — Энн умудрилась смешать на своем лице выражение удивления и раздражения. — Ты за двадцать минут урока обогнал своих одноклассников на три курса!

— То есть? — мальчик не понимал, к чему вела профессор.

Энн сделала глубокий вдох, приводя мысли в порядок.

— Нечто подобное, но в чуть в меньших масштабах, демонстрировал один ученик, чуть ли не с век назад. Тогда внимание этот мальчик не привлек и продолжил заниматься по обычной программе, тем не менее, продолжая блистать на каждом уроке. Спустя семь лет он покинул школу, шокировав экзаменаторов своим мастерством в трансфигурации. Спустя всего лишь несколько лет практически вся страна знала его имя с приставкой "Гений трансфигурации". Ты знаешь, кого я имею в виду?

— Ни малейшей идеи, — ответил Эрик, борясь с зевотой.

— Речь шла о нынешнем директоре Хогвартса — Альбусе Дамблдоре, — Тейт замолчала, выдерживая театральную паузу.

— И? — не выдержал Эрик. — Я правильно понимаю, что вы видите во мне второго Дамблдора?

— Нет, — Тейт комично замотала головой, — нечто большее. Я практически уверена: при должном обучении ты достигнешь куда больших высот в этой области, чем директор Дамблдор.

Откровенность профессора обезоруживала, а похвала льстила Эрику. Почему бы и не попытаться?

— И вы не считаете меня маленьким для всего этого? — в голосе Эрика неожиданно прорезались нотки уважения.

— Нет. Это я уже проверила, — Тейт открыла коробочку, которую недавно достала и с тех пор держала в руках. В ней лежали те самые иголки, над которыми Эрик трудился весь вечер отработок. — Узнаешь?

— Да, — коротко ответил Эрик, не понимая, куда профессор ведет мысль.

— Это преобразованные тобой иголки, которым срок чуть меньше недели, — медленно, как лектор нерадивому ученику, объясняла Тейт. — Уже тот факт, что ты смог за два часа осуществить такое количество преобразований, говорит о достаточно больших магических резервах. Но даже не этот факт стал решающим.

— Если не этот, то какой же?

— Гэлбрайт, Гэлбрайт, — ехидно улыбнулась профессор. — А я считала тебя умным, начитанным мальчиком. Вспомни, что мы проходили в среду.

Эрик едва не покраснел от досады. Весь урок он, "в себя поверив", практически проспал. И судя по довольной мордочке Тейт, ей было прекрасно об этом известно.

— Аксиомы. Как ты помнишь, я давала вам под запись аксиомы. Не напомнишь мне вторую?

— "Преобразование не вечно", — довольно протянул Эрик, прекрасно помня этот ранее прочитанный материал. — Длительность зависит от множества факторов, начиная от силы мага и заканчивая конечным предметом. Стабильным, образцовым преобразованием считается то, что сохранило заданную форму в течение двенадцати ча...

Эрик замолчал, внезапно поняв главную причину интереса со стороны профессора. Он держал в руках шкатулку, набитую иголками, преобразованными более трех дней назад!

— Да, — будто прочитав его мысли, подтвердила Тейт. — Твое изделие на удивление стабильно. Если тебе нужны другие причи...

— С чего мы начнем? — перебив профессора, поинтересовался Эрик.

Тейт забрала коробочку из рук Гэлбрайта, закрыла и аккуратно вернула на прежнее место.

— Для начала позволь поинтересоваться: недавнее происшествие не помешает твоей дальнейшей сегодняшней работе?

— Ни в коей мере, — Эрик не лгал: слабость уже прошла, головная боль исчезла, а голосов слышно не было.

— Тогда следует прояснить еще один момент, — Тейт со всей серьезностью взглянула на Эрика. — Хоть это и дополнительные занятия, я по-прежнему являюсь профессором и требую соответствующего обращения. Это понятно?

— Да, профессор, — смиренно ответил Эрик.

Энн подошла к первому ряду парт и, взмахнув палочкой, прямо из воздуха сотворила стеклянный куб с открытым верхом.

— Агуаменти, — Тейт направила палочку в центр аквариума, медленно наполняя тот водой. — Как я уже поняла, ты прекрасно подкован в теории, так что много времени этому уделять не будем. Практику до четвертого курса ты, без сомнения, тоже с легкостью освоишь. Так что примемся сразу за усложненную программу.

— Преобразования из воздуха, — Эрик, впечатленный недавним появлением аквариума, загорелся желанием научиться подобному трюку.

— Нет, для этого еще рано, — куб наконец заполнился водой, и профессор отменила заклинание. — Сегодняшнее твое задание — состряпать всего лишь одну серебряную иголку из... воды.

Эрик неуверенно взглянул на аквариум с десятком литров воды. Материала явно было больше чем достаточно. И в чем же подвох?

— Ах, да. Каждый раз, как разольешь воду, наполнять новый аквариум будешь уже сам.

* * *

Из кабинета трансфигурации Эрик вышел мокрым, злым, но довольным. Первые несколько десятков попыток оказались провальными. Иголка получалась, но она почему-то трансфигурировалась из стекла, а не из толщи воды. Ошибку Эрик понял вскоре после того, как уже в который раз наполнил свежесозданный аквариум. Глядя, как струи воды сталкивались со стеклянными стенками куба, как вода заполняла собой пространство, Гэлбрайт понял причину постоянного исчезновения аквариума. Сложно представить себе воду, не представив формы. Если представляешь воду в аквариуме, то преобразовывается именно аквариум. Прозрачную жидкость в стенках стеклянного куба вообразить было проблематично. После десятков безуспешных попыток мальчик наконец смог представить себе именно изменяющуюся воду внутри аквариума и после следующего взмаха палочкой какое-то мгновение лицезрел, как десятки литров воды сжались в маленькую иголку и упали, рассыпавшись на сотни капелек. Эрик забыл задать материал конечного изделия. Следующая попытка увенчалась абсолютным успехом.

— Могла бы и высушить, — бурчал Эрик, плетясь по темным коридорам. Мрачновато...

Резкое движение у ледяной статуи впереди заставило Эрика остановиться и зачем-то ухватиться за палочку.

— Здравствуй, Гэлбрайт, — протянул голос, который Эрик несколько часов назад слышал в библиотеке. — Ты обмочился?

Сзади раздался резкий смех, услышав который, Гэлбрайт быстро развернулся и в тот же миг почувствовал, как палочку резко выхватили из его руки.

— Люмос.

Яркий огонек на конце чьей-то волшебной палочки осветил лица трех мальчишек, среди которых оказался и Лерой.

— Ну что, Гэлбрайт. Поговорим?

Разгоняя мрак вечернего Шармбатона, по коридорам, пылая от праведного гнева,… мчалась Флер Делакур. Первая неделя в школе не могла закончиться для неё хуже, чем получилось. Девушка уже сто раз прокляла идею, что взбрела ей в голову.

Цель была вполне достойная: восстановить контакт с сокурсницами и заодно отделаться приставучих ухажеров. Достичь этого просто, думала девушка: нужно всего лишь начать встречаться с одним из поклонников. Как следствие, резкое уменьшение пагубных и нелицеприятных слухов, поредевшие ряды фанатов. Но это в идеале...

После жесткого кастинга был выбран пятикурсник, который выглядел не со всем уж безнадежным среди толпы аутистов, в которую превращались парни, обмороченные вейлочарами. Улыбка за ужином, пара взглядов на завтраке, и к обеду этот дурачок прибежал к ней с надеждой на свидание. И до чего был удивлен, когда неприступная Флер согласилась! Парень, помнится, переспросил еще два раза. Хах!

На поверку оказалось, что кавалер худо-бедно, но держал себя в руках, не пуская слюни в её присутствии. Зато на первой же совместной прогулке он распустил руки! За завтраком он позволил себе это уже прилюдно!!! За обедом ушей Флер достигли слухи, которые распускал о ней этот недоросль, явно перепутавший реальность со своими ночными фантазиями…

Душа потребовала мести: быстрой, эффектной и страшной.

— ...айт, поговорим? — внезапно донеслось до слуха Флер. Голос, судя по всему, принадлежал кому-то с младших курсов.

Взыгравшее любопытство заставило её остановиться и заглянуть в небольшой темный коридорчик — и не зря. Открывшаяся её взору картина была до боли знакомой: она сама не раз сталкивалась с подобным. В прошлом. Трое младшеклашек окружили еще одного и явно не для того, чтобы пожелать доброго здравия.

— Что здесь происходит?! — задыхаясь от гнева, выкрикнула Флер. Троица буквально отпрыгнула от жертвы. Ею оказался Эрик Гэлбрайт. Вездесущий, блин...

* * *

— Что здесь происходит? — раздался резкий, яростный вопрос из-за спин окруживших его мальчиков. Этот голос Эрик узнал сразу, хоть и не слышал его уже долгое время. "Принцесса спасает принца, — усмехнулся своим мыслям Гэлбрайт. — Как-то не правильно".

Дерзкие дети в количестве трех штук, услышав этот поистине грозный голос, мгновенно отпрыгнули в сторону, открыв Эрику вид на разгневанную Флер. "Не у меня одного личные проблемы", — Эрик сильно сомневался, что ярость, источаемая девушкой, была направлена на трех первокурсников. Но все равно, смотря, как эти минуту назад дерзкие и уверенные мальчики стыдливо или боязливо опустили глаза, с нарочитой серьезностью разглядывая каменные плиты на полу, Гэлбрайт не смог сдержать легкую усмешку.

— Ничего, — ответил за всех Эрик, слегка улыбаясь. — Я просто учил Лероя и его друзей правильно полировать волшебную палочку. Так ведь?

Эрик взглянул на перепуганного мальчишку. Тот закивал потешно, как болванчик.

— Посмотрел? — Эрик протянул руку стоящему левее Лероя мальчику, взглядом указывая на свою палочку, которую он недавно отобрал. Детдомовец посмотрел на Флер, перевел взгляд на товарища и несколько неуверенно вернул палочку, после чего махнул рукой и вместе с друзьями скрылся во тьме коридора.

Эрик и Флер остались наедине. Повисло неловкое молчание. Гэлбрайт под яростным взором голубых глаз чувствовал себя несколько неуютно. За прошедшую неделю он с Флер не перебросился и словом и понятия не имел, что делать сейчас. Но, благо, решение пришло быстро.

— Спасибо, Флер, — искренне поблагодарил Эрик, взглянув на девушку, явно готовящую парочку острых фраз в его сторону. Ситуация, в которой она ему помогла, в самом деле была опасной. — И прости меня.

Девушка проглотила так и не успевший вылететь ехидный комментарий по поводу всего происходящего.

— За что?

— За то, что сказал в поезде. Прости, я погорячился, — такие простые слова дались Эрику с неимоверным трудом. Признаваться в слабостях, неправоте и ошибках ему всегда было тяжело.

— Забыли, — просто сказала девушка. — Мы оба погорячились.

Обстановка заметно разрядилась, и между подростками незаметно завязалась оживленная беседа. Но путь в гостиную был долог...

Легкое давление на ментальные блоки на протяжении всего пути сигнализировало о том, что Флер не особо стремилась спрятать свое очарование. "Интересно, она делает это специально или все-таки неосознанно?" — подумал Эрик, впрочем, не решившись спросить у девушки напрямую.

— Как у вас с Габби? — погрустнев, поинтересовалась Флер. — В последнее время я мало времени уделяю сестре...

— В целом, все хорошо, — на мгновение задумавшись, ответил Эрик. — Но...

Гэлбрайт резко замолчал, сообразив, что последнее слово было лишним. Но отступать, судя по сощуренным глазам Флер, было поздно.

— Но? Что случилось?

— Её иногда начинает заносить, — признался Эрик, глядя девушке в глаза. Эти слова стали сюрпризом для обоих: для Гэлбрайта, уж точно не собиравшегося признаваться в этом сестре Габриель, и для Флер, что в принципе не ждала никаких нареканий на свою маленькую, безобидную Габби.

— То есть как это "заносить"? — в голосе девушки прорезались нотки агрессии.

Эрик, прекрасно понимая чувства Флер, долго и основательно подбирал слова для ответа.

— Понимаешь, мне иногда кажется, что она приняла нашу помолвку чересчур серьезно для одиннадцатилетней девочки. Она становится собственницей, пытается мной управлять, иногда даже кажется, что ревнует.

— Но это же нормально, — Флер пожала плечами. Она в упор не видела проблемы там, где видел её Эрик.

— Ей одиннадцать! А ведет себя так, будто мы уже двадцать лет в браке. Я понимаю, что она моя будущая невеста, но иногда это начинает... — Эрик замолк, не в силах подобрать подходящего слова.

— Тяготить? — Флер скорее утверждала, чем спрашивала. — А меня вот тяготит постоянное внимание парней...

Судя по легкому румянцу, вмиг появившемуся на лице Флер, она не собиралась произносить это вслух.

— Что-то я совсем заболталась, — натянуто улыбнулась девушка. Но от Эрика не укрылись промелькнувшие в чуть повлажневших глазах печаль и безысходность. Этот краткий миг показался столь прекрасным, что весь окружающий мир разом потерял свои краски, и столь печальным, что сердце Гэлбрайта будто льдом сковало.

— Я уверен, все у тебя будет. Поверь, — прошептал Эрик, вложив в голос всю свою уверенность и надежду. — Ты обязательно встретишь своего, единственного, и любовь у вас будет без фальши и игры. Просто поверь.

Флер замерла, потрясенно уставившись на Эрика. Услышать подобные слова из уст одиннадцатилетнего мальчика она явно не ожидала.

— И почему не все парни такие, как ты? — на лицо Флер вновь вернулась ослепительная, живая, острая улыбка. Девушка остановилась, увидев дверь в гостиную, и, секунду помедлив, неожиданно обняла Эрика. — Знаешь, почему я тебя обнимаю, а его нет?

Смущенный Гэлбрайт понятия не имел, кто этот «он, да это его и не волновало. Его лицо, попавшее куда-то в район её груди, пылало, руки как и остальное тело напряглись, а ухо неистово чесалось, раздраженное выбившейся прядью. Сердце глухо застучало, отбивая бешеный ритм, и, казалось, сейчас выскочит из груди.

— Потому что я лучше? — попытался улыбнуться Гэлбрайт, подняв лицо и зависнув, словно над пропастью, в секунде от падения в бездонные очи.

— Именно, — прошептала Флер прямо ему в губы. И вдруг, резко оттолкнув, исчезла за дверью.

* * *

Первый матч сезона был назначен на канун Дня всех святых. Поначалу конец октября казался далеким, почти недостижимым, но в круговерти тренировок, уроков, домашних заданий и дополнительных занятий по выходным два месяца пролетели, как один миг. Оглядываясь назад, Эрик мог сказать, что это время было непростым. Злополучная троица не оставила своих попыток подловить сокурсника и вбить в него всю правду этого мира. Только, видимо, сам мир был против: два раза их прерывали учителя, один раз группа старшеклассников, тащивших подозрительного вида бутылки. В общем, не судьба. Профессор Тейт, которая в глазах Эрика с каждым уроком все больше совершенствовалась как преподаватель, заметила, что преобразование жидкостей больше проблем не вызывает и решила перейти к газам. И тут дело пошло помедленнее, но прогресс наблюдался. В общем, два месяца для чересчур загруженного Эрика обернулись одним мгновением.

— Гэлбрайт, приди в себя! — его ощутимо тряхнули за плечи. — Соберись! Нам скоро на поле.

Дидье, капитан их команды, был настолько взвинчен, что нервировал остальных: как-никак, это его первая игра в этой должности. Он тщательно проверял и перепроверял каждую мелочь, каждое возможное построение, вновь обдумывал схемы, тактику и стратегию сегодняшней игры. И все было бы ничего, если бы он не делал это вслух.

— Успокойся, Жерар, — Диана, охотница с седьмого курса, была одной из немногих, кто не терял самообладания. — Это всего лишь еще одна игра, ничего нового.

— Еще одна игра? — вспыхнул капитан-новичок и тут же замолк под грозным взглядом, которым одарила его девушка.

"Для кого-то "еще одна", а для кого и первая", — мрачно подумал Эрик, чувствуя непривычную для себя неуверенность и вполне ожидаемый нервоз. В попытках успокоиться он ушел в себя, стараясь отгородиться от внешнего. Это было одним из многих ментальных упражнений, что Гэлбрайт освоил, изучая защиту разума.

— ... удачи всем! — Эрик так увлекся, что практически полностью пропустил речь капитана. Все игроки, кроме него, уже держали метлы в руках и стояли, готовые к выходу. Эрик, взял свой Celeritte 120, ничем не отличающийся от летательного средства любого другого члена команды, и пристроился к концу шеренги товарищей.

— Вперед, Северные! Покажите свою лучшую игру! — проскандировал Дидье и под одобрительные выкрики вывел игроков на поле навстречу набитым трибунам, бездонной пропасти и яростной схватке.

* * *

Эрик уже более получаса выслеживал маленький юркий шарик. Реальная игра сильно отличалась от тех двух десятков тренировок, на которых он успел побывать. Мельтешащие кругом игроки, мячи, ревущие трибуны, а главное, вражеские загонщики — все мешало мальчику спокойно вглядеться в поле и найти одиноко летающий снитч.

Эрик по совету капитана старался держаться как можно дальше от происходящего на поле.

— Мельтешить перед глазами, постоянно раздражая загонщиков противника, глупо, — сказал тогда капитан. — Ловцы и так их любимая мишень. Не провоцируй. Ищи снитч, и только найдя его, вступай в игру.

Но, несмотря на отстраненность от всего происходящего на поле, Эрик все равно дважды чуть не поймал бладжер собственным лбом. От падения Гэлбрайта спасла лишь удивительная реакция и внезапно обострившаяся интуиция.

Золотой мячик показывался уже дважды, но оба раза ускользал от Эрика, затерявшись в кипящей схватке. Такая ситуация не устраивала его: он никогда еще не ловил снитч так долго.

"Это реальная игра, а не глупые тренировки с игрой в одни ворота", — твердил себе Эрик, что, впрочем, не снимало напряжения. Успокаивала лишь полная пассивность ловца Западных: молодой девчушки, курса так со второго. Как и Эрик, она вышла на поле впервые и была совершенно не уверена в собственных силах. Сев на хвост Гэлбрайта, девчушка в точности повторяла все его маневры и, вовсе не обращая внимания на поле, следила только за ним.

Мимолетная, но заметная натренированному глазу золотая вспышка у самой земли посреди поля не укрылась от внимания Эрика. Взглядом захватив вожделенный снитч, он, прижавшись к древку для уменьшения сопротивления воздуха, резко направил метлу практически вертикально вниз, краем глаза уловив аналогичный маневр своей соперницы.

В неприкрытых ушах засвистел ветер, завывая все сильнее с каждым пройденным метром. Метла, казалось, достигла своей максимальной скорости, но из-за притяжения земли продолжала ускоряться.

Что-то неожиданно толкнуло его в бок, как бы прося посторониться. С удивлением Эрик понял, что девочка, отстававшая на несколько метров, уже была рядом. И это при одинаковых метлах! Все-таки она не зря заняла свое место в команде.

Завопившее следом дурное предчувствие не дало Гэлбрайту времени для размышлений. Отклонив метлу в сторону, ловец с легким испугом увидел пролетевший мимо бладжер, выпущенный кем-то из загонщиков Западных. И, к счастью для Эрика, мяч просто не мог позволить себе ни в кого не врезаться. Хруст переломанной метлы соперницы Эрик расслышал даже сквозь завывание ветра и не преминул коротко улыбнуться.

С трудом избежав столкновения с Дианой, преследующей вражеского охотника, Гэлбрайт мягко вышел из пике и спокойно, аккуратно догнал снитч, схватив его рукой. Вот она, его первая победа!..

Резкий свист — и чудовищный удар прямо по руке, вздернутой в ликовании.

Первой реакцией на это событие было удивление и непонимание. Адреналин, наполнивший кровь, мешал адекватно воспринимать произошедшее. И только когда Эрик опустил руку и увидел вывороченный в противоположную от нормы сторону локоть, боль точками начала протискиваться в его сознание, за считанные мгновения затопив его целиком. Дико закричав, Эрик, не в силах думать ни о чем, кроме нахлынувшей боли, соскользнул с метлы и упал на землю, от удара или болевого шока потеряв сознание.

* * *

Хэллоуин в Хогвартсе отмечался с большим размахом: домовые эльфы трудились в поте лица, готовя грандиозный пир, Большой зал преображался под стать празднику. Вот и на этот раз школьников постарше отпустили в Хогсмид, а ученики помладше просто наслаждались свободой от уроков. Так или иначе, на праздничный ужин успели подтянуться все. Сначала короткий спич директора Дамблдора, а затем долгожданное пиршество — с шутками, смехом, безобидными и не очень подколками.

И лишь один первокурсник, сидевший обособленно, не проникся духом праздника — Невилл Лонгботтом. Хэллоуин для него был, скорее, днем траура. Забыть то, что случилось в этот день с его родителями, невозможно.

Невилл ненавидел Хогвартс. Ненавидел с тех самых пор, как к ним с бабушкой на ужин, лет так пять назад, пожаловал Дамблдор. Самого разговора Невилл не помнил, но его последствия ощущал до сих пор. Он Избранный. Он, а не пропавший Гарри Поттер.

Для семилетнего ребенка известие о том, что он должен в будущем убить Того-кого-нельзя-называть или пасть от его руки, было потрясением. С тех пор к Невиллу привязались кошмары, он похудел, осунулся, начал бояться людей... Каждый из них мог быть пособником Сами-знаете-кого: их ведь не всех поймали. И без того скромный и необщительный мальчик стал совершенно нелюдимым. Днями он пропадал в домашних теплицах, стараясь не показываться никому на глаза. Растения стали его единственными друзьями, и, к тому же, для ухода за ними не требовался магический дар, который долгое время не проявлял себя. Первый стихийный выброс магии произошел у Невилла в десять лет, когда какой-то волшебник, намереваясь поздороваться с Избранным, схватил его за плечо. Этого горемыку пришлось доставить в Мунго: понять, каким образом Невилл поменял голову того человека с котлом из соседней лавки, сразу и не удалось. В тот день бабушка на радостях купила ему волшебную палочку...

Хогвартс не принес никаких изменений. Угрюмый, необщительный, болезненного вида мальчик не пользовался популярностью, несмотря на широко разрекламированный статус Избранного. Шляпу пришлось буквально несколько минут упрашивать отправить его в Гриффиндор: бабушка не приняла бы другого факультета. И для чего? Чтобы наравне с Гермионой Грейнджер он стал одним из двух самых непопулярных учеников Годрика?

Невилл стал любимым объектом насмешек слизеринцев, в частности, Малфоя, которого он до жути боялся. Драко был сыном известного Пожирателя Смерти и явно был опасен. Прошедшие два месяца были сплошным кошмаром. По ночам Избранный заливал подушку слезами, днем строчил бабушке жалобные письма. Увы, такими были будни Героя…

Двери в Большой зал резко распахнулись, явив миру запыхавшегося профессора Защиты от Темных искусств. С перекошенным от страха лицом Квиррелл подбежал к креслу профессора Дамблдора и, тяжело опираясь на стол, простонал:

— Тролль! Тролль… в подземелье… спешу вам сообщить…

И, потеряв сознание, рухнул на пол.

Секундная тишина тут же разразилась криками паники, но они в тот же миг были пресечены фиолетовым фейерверком, вырвавшимся из палочки директора и разовравшимся в воздухе над головами учеников.

— Старосты! — прогрохотал Дамблдор. — Немедленно уводите свои факультеты в спальни!

Перси Уизли, их напыщенный староста, мгновенно вскочил со своего места, собирая и строя детей. Невилл оказался около него быстрее остальных...

Никто и не заметил отсутствия Гермионы Грейнджер, которая рыдала в женском туалете по вине Рона Уизли...

* * *

Голод и страх. Нечеловеческий, дикий, впитанный с молоком матери страх перед магией гнал существо вперед. Все вокруг него было пропитано волшебством, дышало им, было создано из него. Магия была везде. Западня. На него охотятся. Существо двигалось быстро, таща за собой огромную дубину, которая в его руках была куда опаснее, чем палочки ненавистных волшебников.

Голод терзал и грыз. Он захватил примитивный мозг этого существа, он был сильнее страха. Жрать. Жрать хотелось нещадно.

Слабый запах, донесшийся до его носа, напрочь подавил инстинкт самосохранения. Источник этого прекрасного аромата свежей плоти, пускай и человеческой, был недалеко. Существо, бухая ножищами, бросилось навстречу этому запаху, уже предвкушая трапезу. Один мощный удар дубиной — и щепки, некогда бывшие дверью, влетели в небольшое помещение...

* * *

Гермиона уже успокаивалась, когда удар, по звуку подобный раскату грома, выломал деревянную дверь, осыпав щепками с ног до головы. Не понимая происходящего, Грейнджер, прокашлявшись, подняла глаза на то, что когда-то было дверным проемом. И застыла в ужасе...

Это было нечто ужасное: примерно четырех метров ростом, с тусклой гранитно-серой кожей, бугристым телом, напоминающим валун, и крошечной лысой головой, больше похожей на кокосовый орех. У тролля, а это был именно он, были короткие ноги толщиной с дерево и плоские мозолистые ступни. Руки у него были намного длиннее ног, и потому гигантская дубина, которую тролль держал в руке, волочилась за ним по полу, а исходивший от него запах мог сразить получше любой дубины.

Гермиона оцепенела, не в силах пошевелиться. Страх сковал её тело, её мысли, её душу. Впервые в своей жизни Гермиона не думала и не размышляла. Грейнджер была поглощена ужасом, мгновенно осознав, в какой ситуации она сейчас оказалась.

"Меня убьют... меня убьют... — билась в голове отчаянная мысль. — Меня точно убьют!"

Тролль остановился, застыл у дверного проема. Он зашевелил длинными ушами, кажется, пытаясь принять какое-то решение. Процесс затянулся, потому что мозг у тролля, если судить по размерам головы, был крошечный. Однако, в конце концов, решение было принято, и тролль, внимательно смотря на девушку, поднял дубину.

Как Гермиона успела увернуться от падающей на неё дубины, она не поняла. Скорость и сила удара была такова, что, раздробив умывальники, около которых мгновение назад стояла Грейнджер, грубый кусок дерева не остановился и, пропахав глубокую борозду в стене, впечатался в пол, ломая плитку и поднимая тонны пыли. Из разбитой раковины мигом вырвался фонтан воды, обрызгав тролля. Он поднял дубину и с любопытством уставился на то место, где сейчас должна была лежать в луже собственной крови раздавленная и искалеченная девочка. Но её там не было.

Гермиона, чудом успевшая отскочить, находилась на полу в двух метрах левее дубины. Отпрыгнув, она умудрилась неудачно приземлиться, так некстати подвернув лодыжку. Прекрасно понимая, что второй раз может так и не повезти, Гермиона вскочила и, несмотря на острую боль в ноге, бросилась к обезображенному дверному проему.

Десять метров... девять... восемь... шесть... четыре...

Тролль с неожиданной для таких габаритов прытью внезапно оказался у арочного выхода, загородив собой путь к спасению и повторно занося дубину для удара.

За короткое мгновение взмаха дубины Гермиона успела проклясть Хогвартс и магический мир десятки раз. Сказки, которая привиделась в тот момент, когда к ним домой пришла профессор Макгонагалл, не существовало. Это не страна чудес, это все тот же прогнивший, погрязший в грехах мир. Здесь царят черствость и обман, здесь ужасы, которых не встретишь в нормальном мире, разгуливают прямо по школьным коридорам… Сил отпрыгнуть просто не было. Тут она и умрет...

Нога неожиданно поехала на уже успевшей натечь луже, и девочка, не в силах удержаться, распласталась на мокром полу. Падение получилось спасительным: на сей раз тролль бил наверняка — боковым, стелящимся на уровне колен жертвы ударом, дробящим ноги, ребра и руки. Дубина пронеслась столь близко к лицу Гермионы, что резким потоком воздуха ей порезало кончик носа.

"Жива... Я жива! — у Грейнджер, уже смирившейся со смертью, внезапно открылось второе дыхание. — Я могу выжить!"

Силы, недавно оставившие тело, вновь наполнили её мышцы. Надежда ожила и подталкивала перепуганную девочку. Гермиона вскочила на ноги и, заметив, как тролля по инерции вслед за дубиной, не встретившей сопротивления, развернуло, побежала к единственному имеющемуся выходу — прямо промеж ног гигантской зверюги. Так она не бежала еще ни разу в жизни. Запах от импровизированной арки чуть было не свалил девочку с ног, а с тошнотой бороться было бессмысленно. Гермиону вырвало, но она не остановилась. Пускай она грязная, зато живая. Вот и спасительный коридор. Она выбралась...

Нечто внезапно ухватило за больную ногу, останавливая и роняя несущуюся девочку. Гермиона упала, сильно ударившись головой о каменную кладку пола, на мгновение потеряв ориентацию в пространстве. В глазах двоилось, но не это было самым ужасным. Опустив взгляд на свою больную ногу, Гермиона с ужасом увидела сомкнувшуюся на своей ноге грубую, огромную руку тролля. Конец... Это конец...

Сам тролль, казалось, был доволен своим успехом: об этом говорила глупая улыбка, растянувшаяся на непропорционально маленьком лице. Гермиона почувствовала, как её оторвали от пола, и паника вытеснила абсолютно все мысли. Она кричала, брыкалась, пыталась пнуть ухватившую её руку. Но безуспешно.

Тролль отложил дубину и перехватил девочку, сжав грудь так, что оттуда разом вышел весь воздух. Тиски, сдавившие её, не давали вырваться и звуку из пустых легких. Второй рукой тролль ухватился за пояс девочки...

"Мама, папа... прощайте", — с горечью успела подумать Гермиона перед тем, как хруст поломанного позвоночника лишил её всех чувств и мыслей...

Десятая глава.

"Волшебная сказка со страшным концом!

Как редакции запоздало стало известно — День всех святых был омрачен страшной новостью — в Школе чародейства и волшебства Хогвартс днем ранее была убита ученица. Девочку звали мисс Гермиона Грейнджер. Будучи магглорожденной, она пришла в мир магии свято веря в чудеса и добрых волшебников, пока не столкнулась с суровой реальностью. Во время праздничного пира в честь Хеллоуина, в туалете, девочка была жестоким образом убита диким Горным троллем, неизвестно как проникшим в замок. Сразу встает ряд вопросов. Как одно из глупейших созданий магического мира смогло преодолеть многовековую защиту замка? Почему мисс Грейнджер во время праздничного пира оказалась в женском туалете? Почему её отсутствие не было замечено?

— Халатность, продемонстрированная персоналом одной из лучшей школ магии, воистину вопиюща, — прокомментировал данное происшествие один из Попечителей школы Люциус Малфой. — Ответственные должны понести наказание.

Напомним Вам, дорогие читатели, что наследник лорда Малфоя является однокурсником мисс Грейнджер.

— Я всерьез подумываю о переводе сына в более безопасное учебное учреждение, — заявил лорд Малфой.

И мы не можем его осуждать. Хогвартс действительно оказался опасен для юных умов.

Альбус Дамблдор воздерживается от комментариев. Неужели смерть одной лучших учениц потока (по мнениям практически всех опрошенных преподавателей девочки) ни капли его не волнует? Так или иначе, по запросу Попечителей, Министерство формирует комиссию для расследования этого инцидента.

Возможно ли, что Альбусу Дамблдору пора сложить свои полномочия? Время покажет.

В заключение редакция Ежедневного Пророка приносит свои искренние соболезнования семье погибшей девочки.

Эльфман Доджер. "

* * *

Придя в себя лежа на носилках, Эрик в очередной раз возопил от жуткой, невероятной боли пронизывающей его руку. Выступающая молочно-белая кость, одиноким айсбергом возвышалась над бледной кожей местами залитой кровью. Любое движение правой половины тела отзывалось новым импульсом нестерпимой боли и дикими криками Эрика.

— Пожалуйста, успокойся, — незнакомый юноша, сопровождавший парящие носилки, устало потер ноющие виски.

Взгляд, которым его в ответ наградил Эрик, говорил о многом.

Мадам Ноэль — единственный целитель в замке, увидев пострадавшего, мгновенно погрузила его в глубокий сон.

Очнулся Эрик уже с перевязанной, дико зудящей рукой и после краткого осмотра со стороны целительницы, поспешил смыться из неприятного места. Больницы и все с ними связанное, он не любил. Странный, иррациональный страх перед подобными местами, преследовал его еще с детства.

— Вы уверены? Можете остаться здесь на ночь, на случай осложнений, — в очередной раз повторила свой вопрос мадам Ноэль.

— Да, уверен. Спасибо, — искренне поблагодарил Эрик добродушную, пухленькую даму, — я посплю в гостиной.

Легкая, целительная прохлада коридора успокаивала зудящую кожу. Идти по пустым, ночным пролетам и переходам было необъяснимо волнительно и возбуждающе. На стенах, в свете извивающихся языков пламени факелов плясали разнообразные тени, соединяясь в причудливые картины. Полная тишина и звук собственных шагов невольно заставляли напрячь слух, будто в ожидании опасности. Вон тень, брошенная из-за угла, плавно перетекла из бесформенности в нечто невиданное и опасное. Воображение подхватило игру. Большой, темный, таинственный замок, с опасностями в каждой нише, за каждой статуей — что может быть более захватывающим?

— …стараюсь, милорд. — тихий, но четкий голос профессора зельеварения, отразившись от стен пустующих коридоров эхом донёсся до Эрика, вырывая его из воображаемых приключений. Реальность решила подкинуть свою задачку.

— Плохо! Плохо стараешься!

— Милорд, прошу, подождите еще немного…

— Я ждал целых десять лет! — выкрикнул собеседник профессора в порыве чувств. Ярость, холодным пламенем бушевавшая в этом пронизывающем голосе, казалось, была чуть ли не материальной.

Эрик явственно ощутил, как мурашки покрыли все его тело. Собеседник, кем бы он ни был, внушал первобытный ужас.

— Милорд, прошу... — Роуз, судя по тону, был в полушаге от настоящей паники. — Подождите еще немного... Обещаю, в скором времени я найду этот проклятый вход...

"Вход? — Эрик невольно заинтересовался. — Какой еще вход?"

— Да... эти пресловутые катакомбы. Помню, помню... — пугающий голос только вновь зазвучал ровно, словно и не было недавней вспышки ярости, как тут же вновь ожесточился — И в чем проблема? Ты дверь найти не можешь?

— Милорд, информация о входе утеряна еще несколько поколений назад. Я стараюсь как могу.

— Успехи?

— Немного. — голос профессора зазвучал уверенней. Казалось что тот гордился добытой информацией. — Я все больше склоняюсь к литфу, мой Лорд. Вполне возможно что входом служит еще один, неизвестно где расположенный трангрессионный литф, ведущий прямиком под замок...

"Все, пора уходить, — Эрик с трудом оторвал себя от разговора, — Все это явно не для моих ушей."

Не колеблясь ни секунды, он быстрым, но бесшумным шагом пошел в сторону от опасного кабинета. То, что он услышал буквально пару секунд назад, буквально взбудоражило его обычное детское любопытство, но годами воспитанный здравый смысл перевесил. Ввязываться в опасные авантюры, а эта была именно такой, Эрик не собирался. он слишком ценил свою жизнь, чтобы понапрасну ей рисковать.

Но даже в конце коридора до него по-прежнему доносились приглушенные голоса двух людей.

— Лифт, Джон. Лифт. Наслышан, наслышан...

"Халтурите профессор, — мысленно добавил Эрик, затихающему позади голосу Роуза. — Вас смог подслушать обычный первокурсник, даже не беря в руки палочку. Халтурите... Впрочем меня это не касается..."

* * *

Медленно, но неуклонно приближался День Святого Сильвестра. Праздник, который любил наверное каждый человек на всем земном шаре. Но в этом году Эрик желал его больше чем когда-либо в жизни. Целая неделя свободы! Неделя без тренировок, дополнительных занятий, уроков и библиотек! Мечта, почти ставшая явью.

Эрик никогда прежде еще не чувствовал себя столь уставшим, как последнюю неделю перед долгожданными каникулами. Уроки становились все тяжелее, задания все объемнее, тренировки длиннее, а Тейт, на дополнительных занятиях, все стервознее. Ну не мог он преобразовать дым уже который час подряд! Зачем так истерить то по этому поводу?

Небольшим светлым лучиком в этом царстве тьмы, оказалась Флер, которая вновь снизошла до общения с "ребенком", чем доставляла ему неописуемое удовольствие. А недавно пойманный девушкой снитч, обеспечивший её команде победу над западными, изгнал из её головы все тревоги, оставив только светлые эмоции, которыми Флер щедро задаривала окружающих. Искренне счастливая вейла ярким ураганом проносилась по коридорам школы сея счастье и восторг в сердцах всех встречных.

Неясную тревогу у Эрика вызывали редкие, но с каждой неделей все учащающееся, отсутствие профессора Роуза на общих приемах пищи. С чем это могло быть связано, Гэлбрайт знал, но разумно рассудив, что его это никак не касается, не лез не в свое дело. Но даже поведение профессора было не самым странным в общем хаосе, что творился в Шармбатоне, на последней неделе перед каникулами в честь Сильвестра. Девушки старших курсов все реже и реже передвигались в одиночку. Они подобно антилопам в диких саванах сбивались в кучки, будто опасаясь чего-то. Только они выглядели отнюдь не испуганными — белее снега, ходили лишь парни.

Странное поведение объяснилось за ужином в последний учебный день года.

— Прошу минуту внимания, — из-за стола поднялась мадам Максим. — Каждый год в честь Дня Святого Сильвестра в нашей школе проводится праздничный бал. Судя по волнениям на этой неделе, большинство учеников, само собой за исключением первокурсников, прекрасно об этом помнят. Но в этом году весь преподавательский состав решил разнообразить это праздничное и несомненно ожидаемое многими событие. Изменения коснутся всех: кого-то огорчат, кому-то только поднимут настроение. Итак, с радостью объявляю, что в этом году в академии Шармбатон состоится бал-маскарад!

Тишину на миг повисшую в зале, казалось можно было потрогать, просто протянув руку. Но в следующий миг ученики опомнившиеся от неожиданной новости, взорвались радостным криками. Эрик, итак весь на нервах после тяжелейшей недели, чуть не взвыл. Бал! Именно в тот миг, как его посетила надежда о долгожданном отдыхе, выскочила эта новость. Что за проклятье?

— Ты не рад? — шепотом спросила рядом сидящая Элли.

— С чего ты взяла? — Эрик постарался улыбнутся, осознав, что вновь не смог удержать в себе свои же чувства.

— Несложно догадаться. — Элли пожала плечали. — У тебя такой вид, будто...

— Ясно, — прервал девочку Эрик и так пребывающий не в лучшем расположении духа. — Спасибо, я понял.

Элли вновь пожала плечами и повернулась к директору.

— Тишина! — зал утих в мгновение ока. — Я разделяю вашу радость, но это не повод забывать о дисциплине. Ведите себя культурнее. В связи с новыми обстоятельствами, в регламент праздника были внесены некоторые коррективы. Главное, разумеется, не требуется наличия пары. На бал вы все прибудете инкогнито, и такими же и останетесь. Чары секретности, что мы наложим на зал в день праздника, не дадут вам возможность назвать себя или любого человека которого вы узнаете. Полная анонимность. Вы можете узнать человека, но сообщить о нем другим, не сможете.

В зале поднялся, хоть и еле слышный, гул недовольства. Нашлись ученики, что без энтузиазма отнеслись к подобной новости.

— Мы понимаем, что многие пока слабо представляют, как это будет выглядеть и что из подобного эксперимента получится, но уверяем — вам понравится. Маски будут выданы ближе к балу.

— Отличная же идея! — восхитилась Элли, стоило лишь мадам Максим, вновь опустится на свое директорское кресло. — Будет весело!

— Не думаю, — пессимистично настроенный Эрик не в коей мере не разделял радость подруги. — Сомнительное удовольствие: весь вечер общаться с незнакомцами…

— Ты не правильно это воспринимаешь, — Габриель подключилась к разговору. — Смотри на данный факт, как на возможность завести новые знакомства.

— Знакомство с незнакомцами? Больно надо…

Габриель и Элли почти синхронно закатили глаза.

— Глупость сказал, — суженная не унималась. — Ты директора не слушал? Ты лишь не сможешь назвать человека и назваться сам, но узнать в собеседнике ученика ты сможешь.

— А толку мне с этого? Я не хочу весь праздничный вечер играть в лицемера.

— Так и не играй. Веселись! Пользуйся предоставленной маской и подшути над кем-нибудь, развлекись. — Элли предприняла очередную попытку переубедить Эрика.

— Бесполезно, — Габриель положила ладонь на плечо подруги. — Иногда он бывает чертовски упрям.

— Да он просто боится! Это маскарад! Его никто не узнает!

— Боюсь, ко мне это не относится… — Эрик как бы невзначай мотнул головой, развевая свою белоснежную шевелюру.

* * *

Как и обещали, маски раздали за день до начала мероприятия. Особым разнообразием они не блистали — в основном различалась лишь форма. Девочкам достались легкие, искусно вырезанные маски из нежной на ощупь светлой ткани, окаймленные черной, бархатной тесемкой. Подобное украшение приковывало на себе взгляд, заставляя смотреть на него, а не на его обладательницу. Мужские же были полной противоположностью — массивные, закрывающие большую часть лица маски из черного бархата, с тонкой серебристой полоской по краям.

Эрик, уже с минуту вертелся перед зеркалом, примерив на себя маску.

— Бред, — еле слышно ругнулся он, в конце концов снимая украшение. — Никакой анонимности мне не светит...

— Почему? — спросила Элли, все чаще появляющаяся в его комнате. Началось это недавно, когда девочка искала место, где можно было в тишине почитать книгу. Библиотеку, которую мигом предложил Эрик, она тут же забраковала — местный библиотекарь её пугал. После долгого перебора вариантов, Эрик предложил свою комнату. Так и повелось...

— Сама посмотри, — буркнул мальчик, неаккуратно напялив маску. Заливистый смех девочке яснее ясного дал понять Эрику, что он прав. — Лицо, лицом, а волосы мне куда деть?

Не скрытая маской белая шевелюра, единственная во всем Шармбатоне, с головой выдавала своего хозяина.

— Не смешно, — насупился Эрик.

— Еще как смешно, — возразила Элли. — Но вопрос в другом, если тебе с такими волосами так тяжело, почему ты их не перекрасишь?

— Тяжело?

— Ну... — Элли смутилась. — Я же слышала как тебя называют...

— Ты про "Седого", что ли? — спросил Эрик.

Дождавшись кивка девочки, он возразил:

— Это ерудна... — Эрик снял маску, и присел на кровать недалеко от девочки. — Меня полностью устраивает моя внешность, но порой кажется, что именно она отталкивает от меня людей...

— Отталкивает? — удивилась Элли. — Теперь уж ерунду говоришь ты. Порой мне кажется будто ты гигантский магнит...

— Это другое, — мигом возразил Эрик, прекрасно понимая что она имеет ввиду. — Много у меня друзей среди мальчишек?

— Не думаю, что в этом виновата внешность...

— Нет. Люди не любят ничего хоть чуть-чуть отличного от них...

— Еще раз повторюсь — ерунду говоришь.

Эрик скептически поднял бровь. Элли закрыв глаза задумалась. Эрик уже был знаком с подобным поведением девочки, и ничем хорошим раньше она не заканчивалось. Через минуту, девочка, открыв глаза буквально горевшие от интереса и возбуждения, в очередной раз подтвердила опасения Эрика.

— А давай устроим эксперимент...

* * *

Вечер для Эрика обещал был великолепным. Благодаря "эксперименту" Элли, у он стал обладателем темно-русой шевелюры, что вкупе с маской делало его практически неузнаваемым.

Первые две композиции Эрик пропустил, пытаясь ворваться в нужный ритм этого мероприятия, приобщится к атмосфере царившей тут. Непринужденность и раскрепощенность, витавшая в воздухе непременно меняли каждого находившегося тут. Исчезали страхи, сомнения, комплексы, возрастали желания и амбиции. Идея преподавательского состава полностью себя оправдала.

Дважды, в этом хаосе лицемеров, Эрик замечал Габриель, снующую между людей в поисках небезызвестной ему личности. Он не сомневался что его ищут, но приковывать себя к девочке, в разгар подобного праздника Эрику не хотелось. Слишком уж заманчива была идея побродить инкогнито.

"Извини, Габриель, я побуду пока без твоей опеки", — он мысленно попросил прощения у девочки.

Не прошло и часа, как Эрик стал частью творящегося вокруг беспредела и хаоса (разумеется, ограниченного некоторыми рамками). Долг в виде танца обещанного Элли, в качестве благодарности за удачную идею, Эрик вернул незамедлительно. Обычный незамысловатый медленный ритм, рука в руке, тела в строго ограниченном расстоянии друг от друга — как все это Эрик не любил. Здесь, посреди водоворота вседозволенности, соблюдение всех данных канонов смотрелось комично, но ни одна пара так и не посмела нарушить нормы танцевального этикета.

Неожиданно для него самого первый танец захватил Эрика. Чувство, поглотившее его, пока он в медленном ритме вел Элли по залу, невозможно передать словами. Больше всего это походило на некую гремучую смесь удовольствия, самодовольства и, отчего-то, чувства победы. Стоило закончится первой композиции, как Эрик, сам того не ожидая, предложил девочке повторный танец. Счастливая, она и не думала отказываться. Эрик твердо следовал всем нормам медленного танца: он вел, управляя движением обоих, держал руки исключительно на талии, не спуская ниже и задирая, честно сделал пару комплиментов и попытался завязать непринужденный разговор. Но ничто не может быть идеально. Обязательный постоянный контакт глаз был нарушен внезапным появлением в поле зрения одиноко стоящей фигуры в серебристом платье. Не узнать её, Эрик попросту не мог. Музыка лилась, танец все продолжался, а он все чаще и чаще обращал свой взор на неё. В тот момент, когда к одиноко стоящей фигуре подошел неизвестный парень, Эрик, с детства обучавшийся бальным танцам, впервые за вечер допустил первую ошибку.

— Прошу прощения, — извинился он перед Элли. которой секунду назад Эрик наступил на ногу.

— Ничего, — девочка действительно не выглядело обиженной.

Бросив очередной взгляд на девушку, Эрик почувствовал умиротворение — она по-прежнему была одинока.

Мелодия кончилась, и следом тут же началась следующая. Эрик прекрасно понимал, что Элли ждала еще одного предложения, но у него были другие планы. Поблагодарив девочку за танец, он набрался храбрости и поспешил к одиноко стоящей фигуре.

* * *

От обилия и разнообразия парадных мантий и бальных платьев рябило в глазах. Мрачные расцветки мужских мантии заняли место в гамме цветов между темно-серым и черным. Изредка проглядывались мрачно-зеленые, но их было абсолютное меньшинство. Девчачьи наряды решили не ограничивать себя каким-либо участком спектра, и захватили его полностью — кристально-белые, ядовито-зеленые, насыщенно-красные, матово-черные. Двух одинаковых найти было не возможно.

Сама Флер, надев уже ставшее любимым простое серебристое платье, без изысков и лишних вольностей, с некоторой долей зависти поглядывала на девушку в пленительно-красном платье. Профессор Тейт, а девушка не сомневалась, что это была она, позволила себе такой фривольный наряд, что большинство темных масок в зале были обращены исключительно в её сторону. Такого никогда прежде не случалась!

Флер прекрасно помнила все свои предыдущие празднования Сильвестра. Если бы в те года выбирали Королеву Бала, ей несомненно оказалась бы она. Но ей не нужно было столь глубокое декольте и вырез сбоку, чтобы пленить тогда мужскую аудиторию.

"Шл..., — Флер успела оборвать себя на нецензурной мысли и тут же поймала свирепый взгляд от профессора. — Чертов леглимент! Уйди из моей головы!"

Несмотря на постоянные ментальные щиты, некоторые мысли умудрялись всплывать на поверхность.

— Вы позволите пригласить Вас на танец? — грубый голос вырвал Флер из своих мыслей.

Девушка оценивающе оглядела парня: чуть выше неё, узкоплечий, карие глаза и русые волосы. Флер знала минимум трех человек с подобными приметами и то только со своего курса. И они все симпатии не вызывали. Лучше лишний раз не рисковать.

— Нет. Благодарю, — девушка поклонилась. — Прошу прощения.

Это был уже четвертый отказ за этот вечер. Бал явно не удался. Придя сюда в надежде хорошо отдохнуть от ежедневной рутины, вдоволь потанцевать, развеется и просто развлечься, Флер уже на третьей композиции поняла, что ожидания не соответствовали реальности. Флер едва ли не боялась каждого подходившего. Неизвестность пугала. А чувствовать руки неизвестного мужчины у себя на теле было еще и противно. Такого, она допустить не могла.

В очередной раз полилась неторопливая мелодия, и вновь Флер была не у дел. Взгляд девушки метался по залу, выхватывая отдельные образы, но не находя нужного. Отчего-то её взор останавливался лишь на белом: будь то платья, туфли, или простые скатерти банкетных столов. Что она искала?

Для Флер ответ был очевиден, но она не принимала, отвергала его. Настойчивый голос в голове вопил, обзывая свою хозяйку идиоткой, но она продолжала глушить его безалкогольным шампанским.

— Вы не откажетесь, следующий медленный танец оставить за мной? — пятая попытка на слух оказалась в разы приятней всех предыдущих. Что-то щелкнуло в мозгу, и девушка резко развернулась, уставившись на очередного соискателя её руки. Матово — черные глаза, рост, телосложение — все совпадало с её искомым образом, но темные волосы... Они были ни к месту.

В порыве эмоций, с языка чуть было не слетел недопустимый на бал-маскараде вопрос "Ты кто?", но Флер вовремя остановилась. Знакомое чувство спокойствия и желания быть рядом, зашевелилось где-то на грани сознания. Чувство не её, чужое, но столь приятное. Она могла его уловить, но оно не могло поймать её. Чары вейл не действуют на себе подобных.

— Что с твоими волосами? — спросила Флер, довольно улыбнувшись заметив как глаза новоявленного ухажера распахиваются в немом удивлении.

Чувство радости миг назад заполнявшее сердце девушки и заставившееся биться его чуточку быстрее, пало под натиском вернувшейся язвительной натуры.

А Эрик все ждал ответа, и Флер это поняла.

— Да, — подала руку она, запоздало поняв, что даже не раздумывала над ответом. — А ты танцевать-то хоть умеешь?

Увидев, как Эрик зло прищурился, Флер едва не воспарила на небеса. Ах, как ей нравилось доводить этого милого мальчика.

— Я думаю не время обмениваться любезностями, мадам, — Эрик в долгу не остался.

Флер, приняв ответный выпад, подала руку мальчику:

— Веди меня, мой принц! — высокопарно добавила девушка.

Найти свободное место удалось не сразу — танцпол был забит до отказа. Флер, казалось, была единственной из тех кто испытывал проблему с поиском партнера.

Флер вложила правую ладонь, в левую Эрика, а другую аккуратно опустила ему на плечо. Почувствовала неуверенное, но нежное и теплое прикосновение к талии, и целиком отдалась музыке...

* * *

Рон Уизли был несчастен. А ведь всего месяц назад он, довольный, наслаждался жизнью: подшучивал над Лонгботтомом, играл в шахматы с Дином, дразнил Грейнджер... Ничего не предвещало беды. И тут убийстово!

Прибывшие на следующей после инцидента неделе чиновники из Министерства провели крупное расследование, и случилось то, чего Рон так боялся. Они узнали. Узнали, что это по его вине Грейнджер проплакала весь праздничный пир в туалете для девочек, что по его вине пути девочки и тролля пересеклись в этом злосчастном месте, что по его вине Грейджер покинула магический мир, не успев толком в него попасть.

Конечно, в убийстве его обвинить не могли, но последующий выговор ему самому в школе, его отцу на работе и крупный штраф...

Рон уже с десяток раз успел пожалеть, что вообще познакомился с Грейнджер. Вопилер присланный матерью, после получения предписания... Никогда он не чувствовал себя более униженным. И что хуже, практически каждый первокурсник поддержали решение министерской комиссии. Его сторонились, не помогали, с ним не здоровались, не садились рядом на уроках. Рон, с детства окруженный братьями и младшей сестрой, впервые почувствовал ранее не ведомое одиночество. Проклятая Грейнджер! Это не он пустил тролля в замок! Это не он ударил девчонку по голове дубиной, или что с ней там сделали! Так почему виноват он?

Чья-то рука опустилась ему на плечо. Рон, уже отвыкший от подобных жестов резко поднял голову, встречаясь глазами с неожиданным гостем. И в тот же миг чуть было истерично не засмеялся. Единственный человек в общей гостиной кто подошел к нему был сам Невилл Лонгботтом. Ха! Трусливый Герой, изгой факультета, жалкий первокурсник, трясущийся даже при взгляде на любого слизеренца, почуял в нем родную душу. Да как бы ни так! Я лучше тебя! Будь ты хоть сто раз Героем...

"Герой... точно... это не я виноват... это все он..." — мысль пришедшая в погрязшую попытками оправдаться голову Рона была банальной и глупой, но оттого не менее справедливой.

— Это все ты... — сквозь зубы процедил Рон.

Все в гостиной замерли, уставившись на двух первокурсников.

— Прости, что я?— Невилл доброжелательно улыбнулся, совершенно не прочувствовав атмосферу.

— Почему ты её не спас? Почему ты не спас Грейнджер?! — выкрикнул Рон в слепой ярости прямо в либо остолбеневшему Невиллу. — Ты же Герой! Ты должен был её спасти! Ты убил Сам-Знаешь-Кого, значит и с троллем бы справился! Почему ты её не спас?

Невилл замер. Мертвенно бледное лицо застыло, ни один его мускул не мог пошевелится. Мальчик явно не ожидал подобного.

— Это все твоя вина! Только твоя! Я не виноват! — в очередной раз выпалил Рон, и не дожидаясь ответной реакции направился к себе в комнату.

Ученики в гостиной гораздо быстрее Невилла осознали сказанное. Шестеренки закрутились, мыслительный процесс запустился.

"А ведь в словах Уизли есть своя доля истины...", — это был тот редкий случай, когда абсолютно все пришли к одинаковому выводу.

А с лестницы в мужские спальни, все удаляясь и затихая, звучал голос младшего из рыжих:

— Я не виноват... не виноват.. я не виноват...

— Нет, извините. — Габриель отвесила очередной поклон пригласившему её мальчику. Уже не первому.

Ей было не до танцев. Прямо сейчас она была возмущена, обижена и взволнована отсутствием одной единственной персоны, ради которой девочка сюда и пришла. С самого начала мероприятия, заняв место около стола с легкими закусками, Габриель так и не сдвинулась с места. Первый час она ждала. Ждала своего кавалера, который увел бы, который посвятил бы ей себя на целый вечер. Того, кто до конца бала смешил бы её, дразнил, дарил комплименты и мягко вел в танце по большому залу. Не дождалась.

Во второй час, в очередной раз, наплевав на свою гордость, Габриель сама отправилась искать его. Лавируя между танцующих, она высматривала среди парочек и одиночек до боли знакомую белую шевелюру. Не нашла. Уже в который раз.

Что дальше делать Габриель не представляла. Обещанный быть веселым, вечер резко скатывался в уныние. По крайней мере, лично для неё. Кружащиеся в танцах парочки, раздражали. Смотреть на чужое счастье, не имея своего собственного, оказалось чересчур тяжело для юной Делакур. Не придумав ничего лучше, Габриель заняла свободное место у банкетного стола, продолжая изредка бросать по сторонам взгляды, переполненные надеждой и зависти. На глаза попалась и Флер, что со счастливым лицом кружилась в танце с неизвестным. Даже она смогла найти себе пару…

— Мне бы её платье, — донесся до Габриель завистливый голос, со стороны рядом расположившейся компании девушек старших курсов.

— Нашей Роковой красотки-то? Да… — девушки не стесняясь, наблюдали за счастливой танцующей вейлой. — Но на мне бы оно лучше сидело. Фигура у неё не очень.

— Молодая же.. — брякнула третья собеседница, не особо раздумывая.

Габриель невольно прислушалась к разговору. Девушки, сами того не подозревая, затронули одну из её любимейших тем.

— Ничего не молодая, — запротестовала другая. — Ей четырнадцать. Давно пора начать расти.

Габриель скривилась от противных смешков донесшийся от компании старшекурсниц. Но даже при этом, она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос: в каждом предложении, в каждом слове этих девушек явственно ощущалась зависть. Подобные люди были на каждом приеме, на которых Габриель успела побывать с родителями. Кучка завистливых дам, реже мужчин, неспособных ничего делать, кроме как высказывать нелепую, необоснованную критику.

«Как таких вообще пускают?» — все чаще удивлялась Габриель с каждым новым выходом в свет.

— Расти? Вы про кого? — к компании присоединилась еще одна ученица.

— Да все про неё же, — девушка кивнула сторону вейлы.

— А… Наша Светская Львица завела еще одного, — тон девушки был недовольным. — Мы же её предупреждали…

— Остынь. Это же бал. Дай девахе порезвится.

— Тем более это первый, — вновь не подумав брякнула третья.

Все, включая Габриель, уставились на девушку, а минуту спустя перевели взгляд на Флер.

— Первый?

— Ну да. Уже полдесятка песен с ним отплясала.

Старшекурсницы на минуту задумались.

— А может это… как его там?

— Бернар? — девушка не то спрашивала, не то утверждала. — Точно нет. Я не знаю, что она с ним сделала, но он теперь даже её имени боится.

Габриель, ожидающая очередную вспышку глупого смеха, удивилась, когда его не последовало. Девушки просто замолчали.

— А вы никогда не хотели поменяться с ней местами? — тихий голос третьей девушки нарушил воцарившуюся в их компании тишину. Остальные старшекурсницы в ту же секунду отстранились от подруги как от прокаженной. Девушка мигом поняла, что в очередной раз сказала то, чего говорить не стоило. И поспешила исправиться:

— Я имела ввиду, не хотели бы вы так же легко очаровывать парней?

— Стать вейлой? — с отвращением в голосе выговорила недавно подошедшая. — Кому это надо? Я лучше останусь человеком.

— Да, да, — подхватила еще одна. — Мне рассказывали, что в полнолуние, вейлы, как оборотни, превращаются в свирепых птиц, а после поджигают леса, дома и даже похищают детей!

Габриель, пившая в тот момент шампанское, поперхнулась. Такой несусветной глупости она еще не слышала. Девочка закашляла, пытаясь восстановить дыхание и одновременно сдержать рвущийся наружу смех.

«Похищают детей! Скажи еще, что вызывают ураганы. Как можно верить в подобный бред?» — Габриель выпрямилась, утирая небольшие слезинки в уголках глаз.

— Смотри, это же её младшая сестра! — донесся до неё, удивлённый голос старшекурсницы. Габриель, машинально обернувшись на голос, обнаружила, что взгляды всей компании теперь были обращены на неё. И в тот же миг отвернулась.

— А почему она одна? Разве с ней не должен быть её женишок?

— Бросил наверное.

— А представляете, ради её же сестры? — язвительно предположила девушка под дружный презрительный смех.

Габриель залилась краской. Рука плотно сжала хрупкий бокал, грозясь сломать его в любую секунду. Она думала, что успела привыкнуть к обсуждению своей персоны. Ошиблась. Слова, которые эти курицы и не думали произносить тише, словно плеткой били по девушке, отставляя невидимые, ноющие полосы, отдающие глухой болью. Они умудрились залезть в уже, казалось, закрытые раны, и вновь вскрыть их, основательно в них поковырявшись. Слезы негодования и обиды накатились на глаза Габриель, но она нечеловеческими усилиями не давала им пролиться. Она не будет доставлять им такой радости.

— Я бы так и сделала, — подхватила другая, — у старшей хотя бы красота есть.

Габриель поняла, что больше не сможет это вынести. Чуть громче чем хотев, девочка поставила бокал, и не опуская головы, направилась в противоположный конец зала. В след ей, преследуя, неслись раздражающие глупые смешки.

* * *

А танец все не кончался… Он просто не мог закончиться. Сколько прошло с тех пор, как Эрик несмело прикоснулся к тонкой талии Флер, как он взял её ладонь в свою и повел в танце, не возможно было представить. Разные мелодии слились в одну, бесконечную, единую и прекрасную. Их мелодию.

Эрик наслаждался каждым мгновением, каждым шагом, каждым жестом. Он неотрывно смотрел в голубые глаза своей партнерши, не в силах оторвать взгляд. Весь остальной мир остался в стороне. Они говорили. Много, без устали и остановки. Они рассказывали о себе, делились переживаниями, мечтами, стремлениями. Он дарил заслуженные комплименты. Она отшучивалась. Он дулся. Она искренне смеялась. Улыбка ни на мгновение не сходившая с её лица была одной из прекраснейших, что он когда— либо видел. Не те лживые, снисходительные, вымученные движения губ, которые Флер дарила своим одноклассникам. Настоящая, искренняя, живая…

…Эрик в кои-то веки почувствовал себя равным ей.

Но ничто не может длиться вечно. Время вернулось в прежнее русло, стоило Флер разорвать зрительный контакт. Девушка проследила взглядом за тенью, скользнувшую рядом с ними, и вновь встретилась глазами с Эриком. Отчего-то, в тот момент, он понял, что это его последний танец с Флер на этом балу.

— Знаешь, я удивлена… — улыбка стала хитрой.

— Чем? — мигом вскинулся Эрик. Если он, что-то сделал не так…

Флер прищурилась. Она не любила когда её перебивают.

— Тем, что Габби тебя отпустила. Тем более ко мне.

— Почему? — удивился Эрик. — Это так странно?

— Не то что бы странно… — Флер на секунду замялась. Чарующая улыбка чуть увяла, впрочем, не теряя своей притягательности, — просто так уж завелось. Понимаешь, нас растили в разных условиях. Мне разрешалось все, выполнялись любые капризы и желания. Я росла ни в чем не нуждаясь, кроме…

Флер вновь замолчала. Казалось, она дошла до границы, по ту сторону, которой было столь личное, что им она не делилась не с кем. Сомнение явственно читалась на её прелестном личике. Эрик затаил дыхание. Сейчас был момент, когда решалось, достоин ли он быть посвящен в такие тайны. Достоин ли он её доверия?

— Понимаешь, я знала и знаю, что родители меня любят. Но тогда… тогда мне нужны были не их подарки, а их внимание.

— Внимания? И только?

— А у тебя разве не так? — Флер, судя по тону, была несколько удивлена. — Помнишь, мы встретились на Гранд-авеню? Где тогда был твой отец? Мать? Разве ты не хотел быть с ними в тот момент? Подержать мать за руку, вместе с отцом поглазеть на метлы?

— Нет. — Голос Эрика был тверд и непреклонен. — Все, что я хочу от отца это уважение и признание.

Флер фыркнула.

— Мальчишки. Ладно, возвращаемся ко мне. Родителей, из-за их постоянной работы, я видела лишь по вечерам и то не всегда. В какой-то мере я росла полностью свободной. И только когда я пошла в Шармбатон, мои родители осознали, как сильно они ошиблись с моим воспитанием. Я совершенно не знала ограничений, каких тут, как ты понял полно.

— И причем тут Габриель?

— Габриель... — Флер отвела взгляд, будто чувствуя вину за что-то. — Родители заметили свои ошибки в нашем воспитании, и постарались их не повторить. Подарки, которых мне достаточно было захотеть, чтобы получить, ей приходилось зарабатывать. Каждая её личная вещь, доставалась ей с трудом. Она их холила и лелеяла. Можно сказать, у неё есть то, чего нет у меня — она знает цену труда.

Флер замолчала, и отчего-то больше не улыбалась. Она ждала его реакции, и Эрик это понимал. Но…

— Но причем тут я?

На миг, лицо девушки омрачила печальная улыбка.

— Ты? Ты чуть ли не единственный её подарок. — Флер, впервые за танец оступилась. — Знаешь, что Габби сказал отец в тот день нашего первого знакомства? «Он твой будущий муж». На что сестренка спросила: «Только мой?». "Только твой," — ответил папа. Понимаешь?

Эрик не понимал. Танец внезапно растерял свое великолепие. В голове поселилось неприятное ощущение, которое он не мог никак охарактеризовать.

— Я не её собственность, — голос получился на несколько градусов холоднее, чем того желал Эрик.

Его заявление окончательно испортило всю атмосферу, что царила вокруг них еще несколько минут назад. Эта минутка откровений закончилась не так удачно, как на то рассчитывал Эрик.

Напряжение росло и чувствовалось обоими партнерами. Кажется, их сиятельный танец подходил к концу.

— Значит, не понимаешь. — Флер грустно покачала головой.

Послышались последние аккорды композиции, а вслед за ними и обмен любезностями некоторых партнеров.

— Думаю следующая песня за Габби. Спасибо тебе за танец, — грустно произнесла Флер, и, не дожидаясь его ответа, скрылась в толпе, оставив Эрика в одиночестве.

А он стоял. Стоял, силясь собраться с мыслями и разобраться в чувствах. Он, наконец, понял, что означал тот неприятный червячок сомнения, что засел в его голове совсем недавно. Он понял и к своему удивлению, не разозлился. Это было логично, это было ожидаемое. Надеется на что-то большее, скорее всего, глупо.

Все пытаются свести его с Габриель.

Все, включая её же сестру. И от этого, почему то особенно горько.

«Ну что ж, — холодно подумал Эрик, — чего хотели, то и получите».

Он бросил взгляд на лестницу, ведущую вниз, и направился к ней. Ему надо чуть-чуть себя изменить.

* * *

Глупое хихиканье, по-прежнему, глухим эхом раздавалось у Габриель в голове. Этот смех, эта точка зрения преследовали её практически всегда. С самого рождения она была второй. С самого рождения её оценивали с оглядкой на старшую сестру. Ну почему? Почему если её сравнивали, то всегда именно с ней? Почему? Почему они видят в ней только младшую сестренку красавицы Флер?

Габриель не заметила, как она успела пересечь весь зал, невероятным образом избежав столкновений с танцующими. Слезы, навернувшиеся на глаза, после всего услышанного, уже отступили, оставив лишь неприятный осадок в душе. Бал продолжался.

Песня подходила к концу, и Габриель вновь обратила свой взор на счастливые пары. Но не на все. Её интересовала лишь одна. Та, взглянув на которую она в очередной раз могла посетовать на судьбу.

Вот только Флер нашлась не на площадке. Та в одиночестве, с померкнувшим взглядом и печальной улыбкой сидела в удобном кресле у стены, полностью уйдя в себя. Редкие, свободные ухажеры, вмиг облепившие девушку, несмотря на все прилагаемые усилия, в ответ получали ровным счетом ничего. Флер игнорировала их будто назойливых мух.

Настроение Габриель резко подскочило. Чувство радости за неудачу собственной сестры блаженным теплом разлилось по телу девочки, принесся с собой и легкое чувство стыда. Она осознавала — это не правильно, но поделать ничего не могла. Уж слишком свежи были в памяти неприятные слова тех бестолковых девиц. Уж слишком много она терпела из-за мнимого превосходства сестры. Должен же быть и на её улице праздник?

— Юная леди… — знакомый голос неожиданно прозвучал за спиной. Габриель резко развернулась, чуть не разлив содержимое своего бокала, и встретилась с темными глазами подошедшего парня. Девочка была готова кинутся к нему на шею, но ровно до того момента как взгляд не упал на его черные как смоль волосы. Сердце только что отбившее барабанную дробь, вновь забилось в спокойном ритме. Обозналась.

— Вы не откажетесь, следующий медленный танец оставить за мной? — парень раздражающе уверенно улыбался.

— Нет, — резко и не раздумывая ответила Габриель.

У него удивлено расширились глаза — он явно не ожидал отказа. Габриель, бросив раздраженный взгляд на чересчур самоуверенного мальчишку, отвернулась.

— Я настаиваю, — парень, который по всем правилам должен был оставить её в покое, уходить и не думал.

— Я не танцую, — Габриель внезапно подумалось, что она начинает походить на Флер. Та тоже не особо заботилась о чувствах окружающих. — По крайней мере, не с тобой.

Но даже после такой тирады, мальчик не сдвинулся с места. Терпение Габриель, и так подорванное недавними событиями, быстро кончалось.

— И все-таки, я настаиваю, — ухмыльнулся мальчик.

У Габриель сложилось впечатление, что её просто разыгрывают. И это не могло не раздражать.

— Да как ты смеешь! — гневно, с трудом не повышая голоса, выговорила она. Терпение лопнула. Она была готова высказать нахалу все, что следовало!

— На правах будущего супруга… — начал было он, но тут же замолчал, видимо заметив, как в немом удивлении и узнавании округляются глаза Габриель.

— Эр… — Габриель запнулась, отчего-то не в силах произнести его имя. — Это ты? Где ты был? Я тебя искала!

Эрик, наверняка ожидавший подобных вопросов, лишь покачал головой.

— Потом. Все потом. А сейчас, — мальчик галантно поклонился и подал руку, — может Вы все-таки измените мнение насчет танца?

Габриель это не устраивало. Она хотела получить ответы на свои вопросы здесь и сейчас же. Но желание наконец-то потанцевать со своим кавалером пересилило. Она вложила свою ладонь в его и последовала вслед за ведущим её на танцевальную площадку Эриком…

… Танец выдался не столь прекрасным, каким он был в её фантазиях. Габриель не могла это объяснить, но казалось, что Эрик был с ней и не с ней одновременно. Он был скован, молчалив и безразличен. Его глаза, неотрывно смотрящие на неё были пусты и холодны, лицо бесстрастно. Этот взгляд пронизывал её, мешая расслабится.

Габриель не слышала музыки — все её внимание приковали холодные глаза Гэлбрайта. Создавалось впечатление, что он в чем-то винил её. Но в чем? Чем вызван этот холод? Что она сделала не так?

— Извини, — Габриель не понимала, как вдруг виноватой оказалась она. — Я, правда, тебя искала…

— Но не нашла.

— Но… но ты же…

— Перекрасил волосы? — в голосе Эрика почувствовалась небольшая доля яда. — Давай оставим эту тему.

К горлу подступили слезы — в словах Эрика была жестокая правда. Она на самом деле его не нашла. Она заслужила этот взгляд. Габриель разорвала взгляд и склонила голову. Она не хотела, чтобы он увидел её мокрые глаза.

И тут озарение.

А почему он не искал её? Почему он явился только сейчас? Где он был это время?

Габриель подняла голову и смело ответила на его взгляд. Их танец превращался в противостояние… Она не поддавалась, но и он не уступал. По-прежнему играющая музыка померкла и вслед за ней на задний план отступил и прочий мир. Остался лишь его холодный взгляд матово черных глаз и её, подпитываемый сомнениями и недовольством.

Время смазалось, если вообще не остановилось. Это была битва двух мнений. Как жаль, что она знала только о своем.

— Первые, вторые и третьи курсы, попрошу выйти и собраться у дверей. — Раздался громкий голос директора. — Для вас бал окончен. Остальные, у вас еще два часа.

«Нечестно!» — мысленно воскликнула Габриель. «Это не справедливо… Я только нашла Эрика…».

Сам мальчик никак не отреагировал на заявление мадам Максим. Он по-прежнему кружил её по залу, и не сводил с неё теплого взгляда. Но лишь в мечтах. Реальность куда жестче.

— Пошли? — Эрик неустанно рушил мечты Габриель. Она не успела даже кивнуть как мальчик потянул её к выходу.

«Несправедливо… несправедливо… — Габриель вновь почувствовала соленый привкус собственных слез, — почему так вышло?»

Дома, она привыкла мириться с несправедливостью: Флер, свободная от правил, свободная в желаниях, свободная в действии, и она, замкнутая не только психически, но и социально. Где тут справедливость? И тут ей достался Эрик. Подарок судьбы данный ей в извинение за все прошлое. Подарок за терпение. С того дня она жила этой надеждой…

И сегодня эта надежда сильно пошатнулась.

Она смотрел в спину своему Эрику, который протискиваясь, через толпу вел и её. «Почему? — задавалась она вопросом. — Почему ты не пришел раньше? Где ты был? Почему так получилось?»

Она вспомнила счастливое лицо Флер и вновь ощутила укол зависти. И лишь небольшой момент радости — её тоже бросили. Флер бросили, а её нашли…

На самом краю сознания зашевелилась темная мысль. Мысль, которая отвергалась всем сознанием девочки…

— Эрик, — послышался из толпы веселый голос неугомонной Элли. И вместе с ним пришло темное чувство надвигающейся беды. Она наверное зажала бы уши, если бы её руку не держал Эрик. — А вы с Флер отлично смотритесь вместе!

Сердце Габриель пропустило пару ударов. Она остановилась не в силах идти дальше. Услышанное, эхом отдавалось в её голове, где мысль, недавно отвергаемая всем её существом, пустила свои корни и укрепилась. «Он был с Флер». Почти приговор. Она стояла, ничего не ощущая, не замечая и не реагируя. Габриель всеми силами пыталась переубедить саму себя, но тщетно. Мозаика собралась. Недостающий кусочек в виде слов Элли, окончательно прояснил картину.

Габриель почти не почувствовала, как её ухватили за локоть и с силой куда-то повели. Она все никак не могла справиться с новоявленным открытием, с этим предательством. В скромной, зажатой жизнью девочке, впервые разгоралось пламя ярости — медленно, неостановимо. Было ли это вейловской сущностью, не терпящей измен, она не знала. Сейчас это не имело значения. Сначала надо…

С легким хлопком дверь захлопнулась, оставляя наедине одну явно разъяренную и одну подчеркнуто спокойную вейлу.

— С Флер? — голос Габриель буквально звенел от ярости. Негодование, растущее в течении всего вечера, достигло своего предела. — С Флер? Ты все это время был с ней?

Эрик, все это время стоящий к ней спиной, повернулся и в тот же миг пылающая гневом Габриель, шокировано застыла. Она ждала чего угодно: от извинений, до резкого отпора, но явно не этого. Эрик был спокоен. Совершенно. Полностью. Никогда раньше он не был так решительно и холодно спокоен. Даже его излюбленная маска аристократа ни шла ни в какое сравнение с тем выражением лица, что предстало взору Габриель. И он молчал. Просто стоял и безучастно смотрел на неё.

— Ответь! — Габриель сама не заметила, как в выкрике прорезались панические нотки. На короткий миг ей показалось, что она теряет его. — Ну, скажи хоть что-нибудь!

Эрик устало выдохнул, немного смягчив черты лица.

— Габриель, ты перегибаешь палку. Успокойся.

Ответ, пусть даже такой, успокоил Габриель. Он означал, что её еще слушают, что на неё еще обращают внимание. А значит…

— Успокойся? Да как я могу быть спокойна? — Габриель понесло, будто ответ Эрика убрал последнюю преграду на пути её слов. — Ты хоть представляешь, как я себя чувствовала? Я тебя весь бал ждала, пока ты спокойно танцевал с ней! Почему?

— Мне захотелось, — спокойно ответил Эрик разбушевавшейся вейле.

— А как же я? Обо мне ты не подумал? Ты представляешь, как это выглядело? Надо мной смеялись!

Эрик молчал, продолжая смотреть на неё.

— Ты должен был танцевать со мной! — только начиная произносить фразу, Габриель почувствовала, что лучше не продолжать. Но остановиться ей было не под силу.

Шторы на окнах пустующего класса неожиданно взметнулись, будто от резкого порыва ветра, волшебники на портретах, слушавшие весь разговор с самого начала, смылись в гости к соседям оставив свои рамы пустыми. Ответ Эрика был резок и мгновенен.

— Я ничего тебе не должен. — Безучастие и безразличие мигом сменились холодной яростью, от которой даже Габриель невольно сделала шаг назад.

— К-как? Мы же помолвлены!

— Да что ты говоришь? — Эрик позволил себе зло усмехнуться. — Позволь тебе напомнить, что наши семьи лишь заключили договор о нашей будущей помолвке! И до неё еще много лет! И если ты думаешь, что этого факта хватает чтобы выдвигать мне какие-любо претензии, то ты глубоко заблуждаешься! Я не твоя собственность!

— Е-ерунда, — Габриель разве что не сжалась, под яростным натиском мальчика. Его слова были точно и нацелено, разбивая броню из аргументов, которыми окружила себя Габриель. — Но папа сказал, что ты только мой.

Её голос прозвучал столь слабо, что даже она с трудом себя услышала. Но Эрик умудрился уловить и это.

— Твой отец ошибся.

И ни слова больше не сказав, вышел из класса, оставив её, сломленную и опустошенную, в одиночестве.

У Габриель не осталось сил даже на то, чтобы просто стоять. Не обращая внимания на красивое праздничное платье, она опустилась на пол, чувствуя, как слезы текут по её лицу. Она еще не осознала произошедшего, но уже задавалась вопросом:

— Что я сделала не так?

* * *

Роуз в очередной раз сверился с записями на единственном сохранившемся листке дневника неизвестного английского разрушителя заклятий. Каким образом Он смог достать этот документ из недр министерского архива, Джон даже не представлял. Но эта помощь оказалась неоценимой — лишь благодаря этим записям, Роуз находился здесь и сейчас а этом самом месте.

— Ну что же, в путь, — сам себе сказал профессор.

Аккуратно сложив лист, он убрал его вглубь мантии и, глубоко вздохнув, шагнул навстречу бездне, где согласно записям и был лифт в пресловутые катакомбы. Рука, сжавшая в кармане уменьшенную метлу, мигом напряглась, готовая в любой момент вытащить средство спасения. Обошлось.

Знакомое чувство аппарации успокоило профессора. Оно подхватило его, чтобы через мгновение, с негромким хлопком выкинуть его в темноту.

Роуз с трудом сохранил равновесие. На краткий миг он испугался, что потерял зрение — так темно было вокруг. Ни образа, ни контура — ничего не было видно в этого кромешной тьме. Спертый воздух, древний как сам мир, ударил по ноздрям профессора, вызвав у того лёгкое головокружение. Дышать стало заметно сложнее, но по-прежнему возможно.

С палочки профессора беззвучно сорвался шарик света и повис над головой, осветив жалкие два метра вокруг Роуза. Тьма разлитая вокруг была столь плотна, что даже свету приходилось с усилием пробиваться сквозь нее. Свет, создаваемый заклинанием, не мог свободно разливаться вокруг, а повис куполом, окружив профессора.

«Интересное местечко,» — заинтересовался профессор. Впрочем, отвлекаться он не мог. Дело не терпит.

Первый же его шаг, вырвал из объятий тьмы кусок стены с неожиданным сюрпризом. На старом, потрепанном временем камне, грубым, островатым почерком были вытесаны слова:

«Тишина здесь Король и Королева. Она властвует тут. Это её владения. Горе тому, кто потревожит её покой. Страж спит, но проснётся по первому звуку. Здесь же царство Тишины...».

Профессор невольно вздрогнул. Он ветеран прошлой магической войны, повидавший ужасы войны, смерть товарищей и гнев командира, испугался одной единственной надписи. Но было в ней что-то такое, что вкупе с этой непроглядной, плотной тьмой вокруг, заставляло осторожно оглянуться вокруг. Только прочитав это, он понял, что вокруг на самом деле было тихо. Не звука падающих капель, ни шороха крыс и змей, ни стука откалывающейся каменной крошки. Абсолютная тишина. Его собственное дыхание вырывалось наружу с шумом гуляющего по полю ветра. Его шаги, стократным эхом отражались от стен, сливаясь из легких ударов ботинок о каменный пол в громкие, подобно барабану, удары.

Роуз сглотнул. Всего за минуту нахождения здесь, это место умудрилось поселить в нем ростки страха. Но он не мог поддаться. Сколько раз он уже боролся с этим чувством? Не сосчитать. Одним разом больше, одним меньше.

И тем не менее двигаться он старался как можно тише. Одним движением палочки его ботинки стали бесшумными, а дыхание почти неслышимым. Это немного успокаивало — так он рано или поздно, но дойдет до цели.

Каждый его шаг пропечатывался в многовековой пыли — можно было не беспокоится об обратном пути. Его следы еще несколько столетий не покинут здешних стен.

Роуз шел уже долго. Настолько, что не мог точно сказать, сколько часов он уже тут блуждал. Десять минут? Час? Два? Катакомбы были настоящим лабиринтом: безжизненным, скучным и совершенно беззвучным. Однообразная каменная кладка коридоров, отличалась лишь провалами и обвалившимися стенками.

И вот, когда профессор уже разве что зевать от скуки не начал, очередной коридор преподнес ему сюрприз. Купол света выхватил из тьмы иссушенный временем человеческий труп.

Скелет, обтянутый кожей, лежал на полу, опиравшись об стену. Одна рука, поднятая в защитном жесте, так и замерла на долгие десятилетия. Другая, сжав ветхую, по-видимому, книгу с кожаным переплетом, покоилась на коленях мертвеца.

Скука слетела вмиг. Роуз аккуратно приблизился к телу, испытывая лёгкий мандраж. Тело, да еще в подобной позе, означало, что в этом каменном лабиринте было от кого защищаться. Только вот следов насильственной смерти не было. Профессор тщательно, стараясь не прикасаться к трупу, осмотрел его и ничего не обнаружил. Неужели, тот так боялся, что умер только от этого? «Бред, — ответил сам себе профессор, — такого не бывает».

Значит, здесь было нечто другое. Роуз бросил взгляд на книгу сжатую рукой мертвеца и сделал то, чего не стоило.

Аккуратно, с силой, отогнув сжатые на бумаге пальцы трупа, профессор смог освободить книгу. Ей оказался дневник исследователя, описывающий наверно весь путь проделанный автором. Большая часть текста была нечитаемой, но слова в самом конце Роуз разобрать смог. «Уши… Мои уши…» — гласила последняя запись в дневнике.

Роуз оторвался от книги и глянул на мертвеца ровно в тот момент, как он начал заваливаться вбок.

Словно в замедленной съемке, профессор, не в силах предотвратить падение, наблюдал, как вознесенная рука трупа сближается с каменным полом. Мгновение для Роуза растянулось на несколько секунд.

Звук от удара человеческих старых костей о древний пол этого пугающего места немного оглушил профессора — настолько он привык к тишине. Громкое эхо раздавшееся вокруг, волной понеслось по коридорам, не ослабевая, а лишь усиливаясь.

Роуз замер, боясь пошевелиться. Он не знал чего ждать, и это пугало больше всего остального. Страх холодными ручейками потек по его венам, путая мысли, мешая думать. Сознание поплыло, а усиленное эхо, вернувшись, с силой ударило по отвыкшим барабанным перепонкам. Профессор мигом зажал уши руками.

Буйство эха продолжалось еще несколько минут и лишь когда оно успокоилось, Роуз убрал ладони от головы. Он по-прежнему не двигался. Роуз ждал. Ждал чего-то о чем не знал. Неизвестность страшила.

Тишина вернулась… А вместе с ней пришел и новый, доселе не слышимый тут звук — шорох, а следом за ним и хлопок. Шорох, хлопок, шорох, хлопок… Роуз крутил головой пытась уловить направление, но оно все время менялось. Каждый хлопок, и следующий за ним шорох, каждую секунду оказывался в новом месте. Роуз был на грани. Он вертелся не в силах увидеть что либо дальше своего купола света.

— Бред, бред, бред! — в панике шептал профессор, — никакие монстры не могут аппарировать!

Следующий хлопок раздался прямо за его спиной. И больше не повторялся. Ужас сковал его движения. Палочка в любую секунду грозилась треснуть от стальных тисков, в которых она была зажата.

«Кроме одного…» — пришла в голову запоздалая мысль.

Роуз резко развернулся, чудом удержавшись от крика.

Бледное, уродливое, человеческое лицо уставилось на него своими глазами, затянутыми мертвенной белизной. Худое тело в оборванных лохмотьях, лоскутами свисающих с плеч и рук. Но главное — кривой, огромный, беззубый рот раскрытый в беззвучном крике, готовый разорваться самым что ни на есть настоящим.

Баньши. За способность к аппарированию прозванная Ведьмой.

Ведьма Баньши. Страж катакомб.

Добро пожаловать.

— Милорд, — профессор с трудом склонил голову.

— Роуз… — холодный голос не разменивался на приветствия. — Что с тобой? Очередной непутевый ученик взорвал зелье?

Роуз стыдливо отвел глаза от Сквозного зеркала, прекрасно зная, что именно увидел его собеседник — пыльное лицо с дорожками крови. Она капала из ушей, носа, стекала из красных глаз. Ему еще повезло, он легко отделался — от Баньши редко кто уходил живым. Профессор вновь вспомнил как, зажимая разрывающиеся от дикого вопля уши, бежал к выходу, с трудом разбирая собственные следы, как крик бестии, рикошетя от всех стен, вновь и вновь обрушивался на него, как эхо от вопля догоняло и начинало адскую пытку снова, как считал, что умрет подобно тому бедняге с дневником…

Но он выбрался. Он выжил.

— Баньши, милорд, — проговорил профессор. Смех собеседника резко оборвался.

— Молодая? — голос стал серьезен.

— Нет. Мгновенная аппарация, атакует с расстояния, изолированное помещение с бесконечными стенами, проходами и переходами…

— Плохо. Понимаю, — в голосе прорезались нотки угрозы, — но ты ведь справишься?

— Разумеется, милорд. — Роуз вновь склонил голову, — Только позвольте сначала восстановится.

— Дозволяю. У тебя два месяца.

* * *

Флер чувствовала, знала, что рано или поздно это произойдет, но чтобы сейчас? Что она такого успела натворить, что дождалась этого? Это произошло слишком рано.

Тяжелая дверь без скрипа закрылась за ней, отрезая путь назад. Ей предстоял тяжелый разговор.

— Привет, Флер, — голос её любимой младшей сестры был лишен даже капли семейного тепла. Значит снова?

Габриель стояла к ней спиной по центру зала практики, не предпринимая даже и попытки обернутся.

— Привет, Габби, — Флер проигнорировала позу сестры и осторожно приблизилась. За одиннадцать лет она твердо усвоила, что Габриель просто не умеет обижаться. — Что то случилось? У тебя все в порядке?

Она хотела приобнять сестру за плечи, но стоило ей только дотронуться до плеча, как та чуть ли не отпрыгнула в сторону, уходя от контакта.

— А то ты не знаешь! — не хуже разъяренной кошки зашипела Габриель, развернувшись. — Ты же все и устроила!

Неплохо. Но недостаточно. Уж кого-кого, а Габриель она знала лучше всех.

— Прекращай этот цирк, — недовольно сказала Флер. — Я поговорить пришла, а не в театр.

Габриель на мгновение замерла, но быстро собралась.

— Я не шучу! Я действительно зла! — прорычала девочка и в доказательство пнула ножкой. Довольно комично.

— Габриель..

— Не перебивай меня! — чуть повысив голос, сказала сестренка. Чтобы она не пыталась сейчас изобразить, это у неё не выходило. Габриель трясло, и Флер это прекрасно видела. Значит…

— Я ухожу. — Она развернулась, и двинулась к двери. — Как появится что сказать, позови.

Молчание. Она шла так медленно, как только могла. Только собранная в кулак выдержка удерживала её от того, чтобы развернуться и посмотреть на сестру. Но она знала — стоит это сделать, и Габриель продолжит свой спектакль. Не впервой.

До двери уже оставался шаг, как до неё донесся всхлип. Следом за первым, послышался и второй, а за ним еще. Габриель плакала.

— Отдай…

Флер вздрогнула и резко обернулась. Это был не жалобный вопль или расстроенный возглас. В голосе сестры явно читалась столь несвойственная её характеру мольба. Он умоляла:

— Отдай… прошу…

Перепуганная до чертиков Флер подбежала к надрывающейся сестре и крепко её обняла. Такого она еще не видела: Габриель трясло от безостановочных рыданий, слезы, маленькими дорожками стекающие по её несчастному лицу не думали останавливаться, а губы безостановочно шептали лишь одно слово.

— Отдай… — вновь донеслось донельзя встревоженной Флер.

— Успокойся, Габби, — нежно шептала она поглаживая сестру по голове, — успокойся. Все хорошо.

Флер понимала, что бы там ни было — это могло подождать. Главным сейчас было привести Габриель в чувство. Но та и не думала успокаиваться. Уткнувшись лицом в плечо Флер и судорожно сжав край её мантии в ладошках, Габриель безостановочно, словно мантру, просила сестру лишь об одном. С трудом подняв сестру, Флер расположилась на скамье и усадила Габриель себе на колени, продолжая нежно поглаживать и шептать успокоительные слова. Рано или поздно она должна была успокоиться.

Рыдания начали стихать через несколько минут, точнее их сменили редкие всхлипы.

— Успокоилась? — тихо спросила Флер.

— Да, — глухо ответила Габриель.

Флер настойчиво, но мягко отстранила от себя сестру и посмотрела в её покрасневшие глаза. Габриель поспешно отвела взгляд.

— А теперь рассказывай. Что случилось?

Габриель промолчала и поспешно отвернула голову.

— Ты не уйдешь отсюда пока не расскажешь! — Флер предупреждала и была готова, в случае чего, воплотить угрозу в жизнь. Она должна знать кто довел её сестру до такого состояния! А когда узнает…

— Эрик...

Сердце Флер неожиданно пропустило пару ударов.

— Эрик… — тихо повторила Габриель. — Мы поссорились.

Радость. Почему первым чувством, что испытала Флер после этих слов, оказалась именно радость? Нет. Наверняка это что-то другое. Облегчение? Да! Она почувствовала облегчение из-за того что все оказалось менее серьезно, чем могло быть.

— И-из-за чего? — Флер невольно запнулась, пытаясь задать вопрос ровным тоном.

— Бал, — на глаза Габриель вновь навернулись слезы, но она смогла подавить очередной порыв заплакать. — Во всем виноват этот бал!

* * *

«Дорогая Софи», — Эрик остановился, выведя два простых слова. Решение написать сестре пришло столь спонтанно, что он пока просто не знал о чем рассказать ей, скучающей дома. Последнее письмо он посылал еще перед Сильвестром, а с тех пор воды утекло не мало. Не только с праздника, но и с памятной ссоры с Габриель.

Бывали моменты, когда Эрик задавался вопросом: «Что на него нашло в тот вечер?» Но тут же, будто в ответ, разум подкидывал другой: «А был ли ты не прав?»

Определенно, нет. Все слова, хоть и звучали жестко, не были лживыми. А раз так, допустимы ли какие-либо сожаления?

Эрик помотал головой, в надежде вытрясти ненужные мысли. Сейчас было не до них.

Гораздо важнее то, что произошло после…

Флер Делакур, неожиданно, стала его избегать. Стоило Эрику встретить её в коридоре, как та отворачивалась, и проходила мимо, будто не замечая, не слыша. Максимум, что она себе позволяла, это сухо обменяться приветствиями. Разумеется Эрика такая ситуация не устраивала — его тяга к этой девушке, с начала нового года только усилилась. Проблема была явно видна, но решение скрыто. Эрик не мог ничего поделать.

— Привет! — услышал он голос, подошедшей Элли, единственного человека в этой школе, который без видимых усилий разговаривал с ним. И Эрик был ей очень благодарен за это. Если бы не она, Гэлбрайт уже наверное помер бы от одиночества.

Что было странно. Он с детства никогда не испытывал необходимости в общении, предпочитая людей книгам. Таких как он называли затворниками. И вот, в Шармбатоне, с появлением прилипалы-Габриель и веселой задорной Элли, Эрик понял все прелести человеческого общения. Отказываться от этого снова, не хотелось бы.

Эрик, не отрываясь от письма, хмуро кивнул в знак приветствия.

— Еще не помирились? — Элли как обычно не обращала внимания на занятие собеседника.

— Нет. — Эрик покачал головой. — И вряд ли в скором времени это сделаем.

Элли присела напротив него, наблюдая за движением его пера.

— И когда кто-нибудь из вас расскажет причину ссоры? Я ж сгораю от любопытства! — Элли притворно надулась.

— У нас с ней разные взгляды на один момент…

— А разве это не нормально?

— Для меня нормально, — Эрик отложил перо, закончив письмо. — Для неё нет.

Элли промолчала, молча наблюдая за Эриком. Он же, в свою очередь, старательно перечитал написанное и удовлетворенный результатом, сложил пергамент.

— А это что? — Элли заметила одиноко стоящего на столе серого плюшевого медвежонка. — Милый какой…

— А? Где? — Его взгляд упал на медведя. — Черт. Спасибо, что напомнила.

Эрик развернул письмо и быстро дописал две строчки. Теперь точно все.

— Ты не ответил.

— Игрушка, — он аккуратно поднял медведя, осмотрел его и кинул его Элли. — Нравится?

Девочка поймала плюшевую игрушку так, будто он фарфоровый, будто одно небрежное касание могло тут же его поломать. Поймала и застыла.

— Мягкий! Очень мягкий! — Элли вертела мишку, обнимала, скорчила ему рожицу, гладила — в общем, он ей понравился.

— Какой он классный! Это мне? — девочка счастливо улыбалась.

— Нет. Его я сделал для сестры.

Улыбка девочки мигом угасла. Эрик, не желая расстроить последнего друга, мигом добавил:

— Но если хочешь, могу сделать тебе такого же.

— Хочу! — Элли не раздумывала и секунды. — Очень даже хочу!

Эрик искренне рассмеялся глядя на недовольно, но так по-детски насупившуюся девочку. Она шла рядом с ним: искренняя, настоящая, не прячущаяся за лживыми за масками, прекрасная в своей естественности. Когда она вызывала улыбку, он не мог не улыбнуться. Рядом с ней его собственное притворство не могло продержаться и минуты. Элли обезоруживала своей открытостью.

— Я поговорю с профессором Тейт, — пообещал он. — Уговорю её нарисовать еще одну рунную вязь.

— Стой, — Элли, казалась немного разочарованной, — а она тут причем? Ты же сказал, что сам его сделал.

— Сделать-то сделал, но руны…, — Эрик поднес к глазам девушки игрушку, указывая пальцем на поясок на шее, — это ее работа.

* * *

— Еще одну? — на лице профессора Тейт, услышавшей очередную просьбу своего юного дарования, поселилось непечатное выражение. — Гэлбрайт, ты рехнулся? Ты хоть представляешь, сколько времени я убила на прошлую вязь?

Эрик невозмутимо покачал головой. К экспрессивной Тейт, за прошедшие полгода постоянного общения, он успел привыкнуть. Зачастую излишняя эмоциональность, уже не вызывала раздражения, а её постоянные подколки оседали в его глухой броне самолюбия.

— Нет? — Энн как-то совсем ненатурально обозлилась. — Рунную вязь стабильности ему… еще одну. Да я прошлую почти три вечера вычерчивала!

— Тогда, тем более для Вас это даже хорошо. — Эрик пожал плечами, глядя на профессора, уже рассматривающую новую, недавно трансфигурированную, игрушку. — Вы как раз жаловались на скучные вечера.

Энн оторвала взгляд от мягкой игрушки и с иронией взглянула на Эрика.

— Я тебе еще и благодарна, должна быть?

Эрик промолчал, уже зная итог разговора.

— Ладно, так и быть. — Энн убрала игрушку в ящик стола. — Но раньше чем через неделю не жди. На этот раз, мне ведь некуда торопится?

— Нет, нет, — Эрик покачал головой. — На этот раз нет.

— Хорошо. Сестра оценила твои старания?

Эрик вспомнил письмо, полученное только вчера, искренне, не скрывая, улыбнулся. Он и подумать не мог, что так сильно будет рад ответной весточке Софии из дома. Только читая, аккуратным почерком выведенные строчки, Эрик понял, как сильно соскучился по ней. По той, что любила составить молчаливую компанию в библиотеке, что пусть неумело, но главное вместе с ним, летала над окрестностями, распугивая местных птиц.

— Да. Большое спасибо, — Эрик запоздало, но от всей души поблагодарил профессора.

— С тебя должок, — Тейт улыбнулась. — А пока давай перейдем к тому, ради чего мы здесь и собрались. Что мы делали на прошлом занятии?

— Мою игрушку.

Профессор Тейт улыбнулась, села за свой стол, подперла подбородок руками и очень серьезно уставилась на Эрика. Она молчала и, не моргая, неотрывно смотрела на него.

— Профессор? — Эрик, пронизанный взглядом её глаз, чувствовал себя неуютно. Этот пытливый взор, рвущийся докопаться до самой сути вещей, невольно заставлял опасаться как за свои, пусть и не большие, тайны, так и саму девушку.

— Сегодня мы отойдем от программы, что я наметила тебе на этот год. — Тейт заговорила без тени улыбки, со всей возможной серьезностью. — Я лишь недавно отметила один факт, одну маленькую проверку, которую стоило провести перед началом этого экс… курса. Без него, возможно вообще не стоило начинать…

Эрик судорожно сглотнул, почувствовав внезапно образовавшийся комок в горле. Мысль даже о возможном прекращении занятий была недопустима. Он и так пережил достаточно лишений за последний месяц.

— П...почему? — Эрик отчаянно пытался скрыть панику в голосе. — Вы же сами говорили, что у меня талант! Я готов учиться! Вы не можете просто взять и отменить занятия!

Профессор Тейт, выпрямила спину, удивленными глазами взирая на мальчика. Видно было, что подобной реакции она, как впрочем, и сам Эрик, не ожидала.

— Об отмене занятий речи и не шло. — Тейт поспешила его успокоить. — Я просто сообщила о некотором сдвиге программы…

Эрик облегченно выдохнул — страх потерять еще и полюбившиеся занятия по трансфигурации отступил.

— И все-таки, — Тейт вновь стала серьезной, — прежде мы продолжим, нам просто необходимо прояснить несколько моментов. Скажи, Эрик…

Он сглотнул.

— … как ты относишься к трансфигурации?

Эрик замер, не в силах ответить на столь простой вопрос. Хотя нет. Ответить он мог, но истинный смысл вопроса оставался для него загадкой.

— Не к моему уроку, не к нашим дополнительным занятиям, а к трансфигурации в целом, как к науке, — Тейт, видимо заметив напряжение Эрика, постаралась немного разъяснить вопрос.

Не помогло.

— Ну… — Эрик замялся и неуверенно, осторожно, наблюдая за реакцией, сидящей напротив него Тейт, ответил. — Трансфигурация мне нравится…

Судя по скривившемуся в тот же момент лицу профессора, ответ был далеко не удовлетворительным.

— Ну разумеется… — с разочарованием выдохнула Тейт, — ожидать чего-то большего от ребенка твоего возраста было бы глупо.

Эрик вспыхнул, от очередного упоминания своего возраста.

— Я не ре… — он попытался было возразить, но был резко перебит девушкой.

— Ребенок, ты, ребенок.

Эрик уже собирался горячо заспорить, как осекся, увидев коварную улыбку на лице профессора. «Не к добру», — решил он и не ошибся. Девушка резко приблизилась к нему, схватила за руку, и без сопротивления положила себе на грудь.

— Что чувствуешь? — ехидным, полным предвкушения голосом, спросила она.

Поначалу опешивший было Эрик, быстро взял себя в руки.

— Сердце, — как можно серьезнее ответил он. — Сердце бьется.

Девушка выпустила его руку и, отступив на несколько шагов, засмеялась. Искренний, живой смех, вырвавшийся из легких профессора Тейт, заставил улыбнуться даже ничего не понимающего Эрика. Чем был вызван этот приступ веселья? Он сказал что-то смешное? Он вновь ничего не понимал. Эрик посмотрел на свою руку, что несколько секунд назад лежала на мягкой груди молодой девушки, и не придя к ответу, поднял на неё возмущенный взгляд.

— В следующий раз, как тебе взбредет в голову спорить, вспомни этот момент, — по-прежнему улыбаясь, посоветовала отсмеявшаяся Энн.

— Но…

— Без «но». Мы отвлеклись. — Тейт стерла с лица улыбку, всем видом показывая, что спор окончен. — Вернемся к твоему ответу. «Нравится», да?

Эрик кивнул, подтверждая сказанное ранее. За прошедшие минуты, нового ответа придумать он так и не смог. И был ли он вообще?

Тейт, нахмурилась — ответ явно ей не устраивал.

— Эх, Гэлбрайт, — с горечью вымолвила девушка, — ты, видимо, не до конца осознаешь всю суть трансфигурации. Ты хоть представляешь, насколько она опасна?

— Опасна? — Эрик совершенно искренне удивился. О таком он, всю жизнь пребывающий в мире формул и заклинаний преобразования, раньше точно не задумывался. — Боюсь, профессор, я вас не понимаю.

И ведь в правду, в книгах не описывались возможные области и последствия применения трансфигурации. И Тейт, наверняка, это осознавала. Она с шумом опустилась за свое рабочее место и взялась за голову.

— Ну и идиотка же я! — выдохнула Энн. — Это ж надо было мне забыть о такой простой вещи!

В классе повисла тишина. Тейт, казалось, пыталась что-то для себя сейчас решить, и это решение давалось ей не просто.

— Профессор… — Эрик негромко позвал девушку. — И о чем вы забыли?

— Об ответственности и решимости, — раздраженно буркнула Энн, и перевела тяжелый взгляд на него. — Как думаешь, что будет, если я сделаю твою ногу, например, мраморной?

Ответ был очевиден, — она станет мраморной. Но Эрик, пронизанный серьезным взглядом профессора, не решился его озвучить. Это явно был не тот ответ, который она хотела от него услышать.

— Не знаю, — ответил Эрик и отвел глаза, не в силах больше выдерживать взгляд девушки.

— В таком случае, я тебе расскажу. Вся кровь, все ткани, кожа и ногти, превратятся в цельный кусок камня, тем не менее, по-прежнему связанный с остальным телом. Дальше рассказывать?

Эрик побледнел, в ту же секунду осознав, что именно произойдет в таком случае. Побледнел, и замотал головой, не в силах выдавить и слова из мигом пересохшего горла.

— Нет, ты уж послушай, — с несколько маниакальным блеском в глазах усмехнулась Тейт. — Кровь, направленная ранее в ногу, столкнется с неожиданным препятствием, а именно с мраморной стеной из окаменевшей крови. И что ты думаешь? Тело не может быстро адаптироваться к изменению кровотока и продолжает накачивать кровью конечность. Возникает отёк, давление на место соединения камня и кожи, и так хлипкое до нельзя, увеличивается, и если это продлится долго, ногу просто оторвет, залив скопившейся кровью все вокруг. Веселая перспектива?

Эрик испуганно завертел головой. Ему, с детства делающему упор на ментальные науки, представить подобное труда не составляло. И развернувшаяся в разуме Эрика картина пугала. Воображение разыгралось, не думая останавливаться. Вот нога с противным звуком расходится по видимому соединительному шву между камнем и кожей, выпуская наружу скопившуюся кровь. Алая жидкость багровой рекой потекла по белоснежной конечности, окрашивая гладкую поверхность камня. Звук не останавливается, разрыв становится больше, и вот с гулким эхом нога ударяется о каменный пол…

Эрик почувствовал на щеках мокрые дорожки, и тут же резко уперся взглядом в пол. Он не привык показывать собственные слезы.

Руки тряслись, ноги подкашивались, но Эрик не бросал попытки взять себя в руки. Нельзя показывать собственную слабость…

…Нечто мягкое уперлось ему в макушку, чьи то руки заскользили по его спине, и он не заметил, как успел оказаться в чьих-то объятиях. Тепло, спокойствие, чувство защищенности… Как давно он не испытывал подобного… Как ему это не хватало…

Уже не отдавая себе отчета, он обнял теплое тело Энн, и, уткнувшись лицом ей в мантию, дал волю слезам.

* * *

Тело мальчика сотрясала легкая дрожь, его руки судорожно вцепились в мантию Энн, а лицо уткнулось ей в грудь, размазывая по мантии детские слезы. Тейт не оставалось ничего, кроме как попытаться утешить, поддержать своего юного ученика.

«Прости, Эрик, но это было необходимо, — подумала Энн, прижимая мальчика к себе. — Я и так слишком долго с этим тянула».

И она это понимала. Жестокая правда, какой бы она ни была, должна быть донесена до ученика, решившего посвятить себя этой науке, как можно раньше. Нельзя оставлять у таких людей даже малейшей иллюзии о том, что у этой медали лишь одна сторона, и та светлая. Хотя бы потому, что это не так.

А Эрик, тем делом, постепенно отходил от первоначального шока. Он успокоился, перестал трястись, расслабил руки, ранее тисками обхватившие её на уровне талии. Энн аккуратно взяла Эрика за плечи, и чувствуя небольшое сопротивление со стороны мальчика, отстранила его от себя.

— Успокоился? — обеспокоенно спросила Тейт глядя в его покрасневшие глаза.

— Да, спасибо. И извините… -ответил Эрик нетвердым голосом, рукавом убирая дорожки от слез.

И тишина. Энн не спешила — не хотела еще больше давить на мальчика. «Пусть сам начнет разговор, когда окончательно придет в себя», — решила она. Ждать пришлось недолго — Эрик оказался психологически более устойчивым, чем большинство его одногодок. Это хорошо.

— Профессор… — мальчик неестественно для себя мялся, — зачем? Зачем вы мне это рассказали?

— Все просто, Эрик. Ты должен знать, что трансфигурация зачастую опаснее большинства других магических наук. Ты должен знать, с чем имеешь дело. Это тебе ясно? — Тейт дождалась кивка Эрика и только после этого продолжила. — Ты сказал «Трансфигурация мне нравится». Лучше бы это было не так…

— Почему, профессор? — Эрик в который раз не понимал банальной истины. — Что в этом плохого?

— Все, Эрик, все. — Энн покачала головой не в силах подобрать нужные слова, для описания всего, что она сама осознавала. Опыт трудно передать словами, и тем не менее она пыталась. — Трансфигурация опасна! Её надо либо бояться и сторониться, либо почитать и уважать! Любое другое отношение заведомо неверно! Солдат, которому нравится его работа — убийца! Тот, что уважает её — профессионал! Почувствуй разницу, Эрик!

— Но я не собираюсь… — мальчик запнулся, — убивать с её помощью…

— Не собираешься, но должен быть готов. Именно поэтому я упомянула о решимости и ответственности. Высшая трансфигурация, редко когда используется не для ведения боевых действий.

Эрик поник, придавленный жестоким, тяжелым грузом правды. Наступал тот момент, когда он должен был принять одно из первых серьезных решений на своем жизненном пути. Остановится или идти дальше?

— Готов ли ты идти продолжать после всего услышанного? — негромко спросила Энн, внимательно наблюдая за мальчиком.

Эрик молчал, глубоко задумавшись. Энн напряглась. Ожидание давалось ей нелегко. За жалкие полгода она умудрилась здорово привязаться к этому обаятельному, серьезному и местами смешному ребенку. Терять собственное детище, в которое она уже вложила столько труда, не хотелось.

— Да, — почти неслышно прошептал Эрик, но Тейт это одно единственное слово показалось громче громового раската. Губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, рассеивая скопившееся напряжение.

— Я рада, — искренне ответила Энн. — И выше нос, Гэлбрайт! Негоже аристократам нюни распускать!

Услышав это, Тейт имела удовольствие лицезреть как Эрик, покраснев то ли от стыда, то ли от гнева, кинул на неё недовольный взгляд.

— Вот так то лучше. — Рассмеялась Энн глядя на недовольного мальчика. — Теперь давай перейдем к первому и последнему заданию на этом уроке.

Энн чувствуя пристальный взгляд молодого Гэлбрайта, подошла к столу у дальней стенки, и резким движением скинула ткань с заранее подготовленной клетки. Под шалью, за тонкими железными прутьями чинно восседали три волнистых попугайчика.

— Подойди. — приказала Энн, не шелохнувшемуся мальчику. — Иди сюда.

Эрик, немедля приблизился к клетке.

— Заранее прости, но это необходимо. Пойми меня правильно. — Энн ободряюще сжала плечо рядом стоящего мальчика. — Твоя задача превратить их всех в каменные статуи.

Эрик резко побледнел, во все глаза, уставившись на ярких, галдящих птиц. Смысл сказанного дошел до него мгновенно.

— И… и… и что с ними станет?

Попугаи, будто что-то почувствовав, утихли.

— Они умрут, — серьезно, без тени улыбки произнесла Энн, не сводя глаз с побелевшего мальчика.

— Почему? Разве мы не сможем превратить их обратно? — Эрик отчаянно искал варианты. — Я же уже оживлял статую кролика! Я и тут смогу!

Тут уж настало время удивиться самой Тейт. «Неужели, — подумала она, — он не в курсе?»

— Ты всерьез думаешь что создал живого кролика? Что создал жизнь? — удивление медленно перетекало в возмущение. — Ты кем себя возомнил?!

— А разве нет? Разве кролик не ожил?

Энн сжала кулаки, медленно гася ежесекундно растущее возмущение. Этот недоросль возомнил себя Богом?! История ничему не учит, да? Именно такие мысли и пожрали умы сотен талантливых трансфигураторов! Нельзя повторять их ошибки!

— Нет, — максимально ровным голосом постаралась ответить Энн. В данный момент её задача осложнилась: доходчиво объяснить и уверить в невозможности создания жизни магией. — То был лишь голем, которому ты придал вид живого, и наделил его навыками живого. Но он не был живым. Его поведение, его повадки, его характер, был полностью скопирован из твоих представлений об этом животном. Прямиком из подсознания. Он дышал лишь только потому, что ты знаешь, что кролики дышат, прыгал, точно по этой же причине. На самом деле, вскрыв его, мы наверняка не увидим ни одного органа, лишь кусок кроличьего мяса и некий скелет, и все почему? Потому что ты не можешь досконально знать внутреннее строение его организма.

Услышав эту краткую лекцию, Эрик совсем сник, к удовольствию Энн. Мальчик должен был понять, что магия не всемогуща, что ей нельзя решить все проблемы, исправить собственные же ошибки. Каждый взмах, каждое слово, должны быть взвешены и обдуманы, а все потому, что последствия могут быть необратимы. И вот, первый шаг к понимаю этого был сделан.

— А контрзаклятья? — Эрик выдвинул последний возможный аргумент. — Разве не существуют котнрзаклятий?

— Нет. — Энн с сожалением покачала головой. — не в этом случае. Лишь в разделе анимагии и приближенной к ней области, есть нечто подобное. Но лишь применительно к превращению живое-живое. И то, степень риска превращений из тех разделов трансфигурации, неописуема.

Тени в кабинете удлинились — уже вечерело. Необходимо поторопится. Это было одно из тех занятий, прерывать которые нельзя было ни в коем случае. Любая пауза, перерыв, могли позволить мальчику, раздавленному собственным воображением вновь окостенеть, помешав ему всем естеством прочувствовать этот необходимый урок.

— Ты покинешь сегодня мой кабинет лишь в двух случаях, — грозно сказала Тейт, глядя на замершего Гэлбрайта. — Первый — поставив мне на стол три каменные статуэтки. Второй — ты отказываешься от выполнения этого задания и уходишь. Но в этом случае, обратно ты уже не вернешься. Решай.

В тот момент, на мальчика был жалко смотреть. Выбор, перед которым Энн его поставила, был чуть ли не ультиматумом.

— Прости за это… — еле слышно прошептала она, отвернувшись от Эрика, разрываемого внутренними противоречиями.

* * *

Этот миг казался самым длинным в его жизни. Одно мгновение растянулось в целую вечность. Вот расталкивая воздушную гладь, медленно, так медленно, она приближается к земле и достигает её. Гулкий звук удара, достигший его уха, разрывает эту нежданную ловушку времени.

Уже прояснившимся взором он смотрит на дно клетки и видит, как мерно покачивается, только что упавшая каменная статуэтка попугая.

* * *

— Так не может дальше продолжаться! — громкий голос Минерва МакГонагалл в очередной раз нарушил столь приятную тишину кабинета директора. — Альбус! Ты должен вмешаться!

«Знаю, знаю, — Дамблдор устало потер ноющие виски. — Вот почему я предпочитаю компанию Северуса. Он ведет себя не в пример тише.»

— Что случилось на сей раз, Минерва? — поинтересовался Альбус, не ожидая, впрочем, услышать ничего нового. С самого октября, Минерва бывала в этом кабинете только по одной причине, не считая еженедельных собраний, — Невилл Лонгботтом. Мальчик, с детства тянущий на себе ярмо Героя магического мира, столь тяжким трудом переданное ему самим Дамблдором, после негаданной пропажи Поттера. И эта была ноша, с которой Невилл не справлялся.

— Невилл! Его не пускают в Гриффиндорскую башню его же сокурсники! — Минерва была столь громка, что Финеас Найджелус Блэк, с воем покинул свой портрет.

— Минерва, а разве это не твоя забота, как декана Гриффиндора? — в упор спросил Альбус, пряча свою доброжелательную улыбку.

Профессор МакГонагалл вздрогнула и потупила взгляд, как нашкодившая школьница. «Вот такой она мне больше нравится,» — пронеслось в голове у Альбуса.

— Боюсь, уже нет. Я не в состоянии как-либо повлиять на сложившуюся ситуацию. После этой истории с Грейнджер… — МакГонагалл шумно вздохнула, — дети как с цепи сорвались. Невиллу нигде не дают прохода. Боюсь как бы он не…

— Не преувеличивай, — Дамблдор сомкнул пальцы, и серьезно посмотрел на свою коллегу. — Не стоит забывать, Минерва, что мы находимся в школе, а они всего лишь дети. Хогвартс это лишь этап в их жизни. Дай им немного свободы. Пусть учатся, не только предметам, но и самой жизни. Здесь закаляется характер, формируется круг общения. Здесь люди станут теми, кем должны стать. Да, у Невилла есть проблемы, но дай ему шанс решить их самому! В будущем не будет добрых самаритян, что в любой момент протянут руку помощи. Пусть учится решать свои проблемы сам. Минерва, не мешай ему.

— Но он же ребенок! Только ребенок! Тем более Герой!

— Именно потому что он Герой, самостоятельность необходима ему куда больше, чем остальным.

Минерва отступила, в очередной раз принимая поражение, и, буркнув что-то на прощание, покинула кабинет. Альбус устало вздохнул — с каждым разом эти разговоры давались ему все труднее, а его аргументы становились все хуже. Недалек тот день, когда ему придется принимать меры. Но не сейчас. В данный момент хватало и проблем, свалившихся после злосчастного случая на Хеллоуин и захвативших все его внимание. Министерские коршуны, набросились на Хогвартс подобно стервятникам на падаль. Несчастные бюрократы.

В свою очередь Люциус проявил себя как истинный Малфой — воспользовался трагедией для поднятия собственного положения в попечительском совете, и в очередной раз чуть было не освободил директорское кресло. Юнец. Талантливый, но, тем не менее, юнец.

И за всеми этими тяжбами, Альбус умудрился проглядеть целый лес накопившихся проблем, главной из которых разумеется был Невилл. Вот так, мысли в очередной раз свернули к нему. И было отчего.

Будучи ребенком, Невилл продемонстрировал себя крайне слабым магом, но Альбус это пережил. Тогда он решил, что для грядущей войны хватит и символа, в который он превратит Лонгботтома. А тут такой просчет. Мальчик оказался слаб не только магически, но и психологически. Это удручало. Но Альбус не был бы собой, если бы спасовал перед этими трудностями. Он не отступил, решив не отказываться от давно составленного плана по воспитанию Героя. Тем более, что оставалась надежда на то, что Невилл, окруженный в школе собственными поклонниками, справится со своей природной стеснительностью и зажатостью. Надежды рухнули подобно покосившемуся карточному домику. Но план по-прежнему не терял актуальности. Вплоть до Хеллоуина. В тот день, в плане образовалась огромная трещина, в любой момент грозящаяся развалить четко продуманный сценарий.

Жалкий трус. Именно так показал себя Невилл. Трус не только на действиях, но и в мыслях. Единственное, что увидел Дамблдор в голове у Невилла в тот момент, это забота о собственной шкуре. Именно тогда, Альбус решил пересмотреть и выверенный сценарий, и свою позицию пассивного наблюдателя.

И вот теперь, освободившись от большей части бюрократических проволочек, он мог всерьез заняться этим.

Альбус осознавал — встреча Невилла с Волдемортом была бы фатальной. И дело даже не в общей неподготовленности мальчика, и не в его нестабильной психике, а в знании Волдеморта. Том Риддл, на данный момент был единственным в мире человеком, за исключением разве что самого Дамблдора, который знал правду о событиях десятилетней давности. Невилл бы просто не пережил бы эту встречу. Вывод напрашивался сам собой — Волдеморт должен покинуть школу.

А роль вселенского зла? Пусть её сыграет Северус. У него это так хорошо получается.

И тогда дело останется за малым — пробудить в Лонгботтоме истинно гриффиндорскую храбрость, и указать ему дорогу в коридор на третьем этаже.

Как же он любил эти вечерние, скорее даже ночные, прогулки. Полумрак, повисший в коридорах, приятная прохлада, витающая в воздухе, некая таинственность, присущая всем древним замкам, — что может быть прекрасней? И почему же молодежь, выбираясь в поздние часы из своих гостиных, руководствуется низменными плотскими желаниями, а не чувством возвышенной эстетики? Не ощущали они того, что ощущал он.

Хогвартс.

Альбус любил каждую трещинку, каждый отколотый камешек этого чудесного замка. Невероятная мощь, древние знания и неизведанные тайны хранило в себе это невероятное творение невероятных волшебников. И что не маловажно, все это подчинялось лишь одному человеку, ему — директору Хогвартса, Альбусу Дамблдору. Разумеется подобные «подарки», не приходили сами, в одиночку. Всегда, ненужным хвостом за ними шли разного рода проблемы и обязательства. Они возникали постоянно, и требовали полного внимания со стороны директора.

Но не сейчас. В данный момент, замок был умиротворен и доволен. Он ничего не требовал, не просил и даже не беспокоил Альбуса, что в свою очередь директора лишь радовало. Все его внимание сегодня и в ближайшие недели будет приковано к Невиллу и его тараканам, а разрываться, метясь между личными и служебными обязанностями, очень хотелось.

Сегодня исчезнет еще одно препятствие с пути Невилла.

Альбус остановился у тяжелой деревянной двери, и слегка трясущейся от возбуждения рукой, громко постучал. «Как же давно это было…»

За дверью послышались торопливые шаги, и спустя несколько секунд, она, эффектно скрипя ржавыми петлями, распахнулась.

— Д-д-директор? — в проеме стоял бледный пуще прежнего профессор Квиррелл. — Что в-вы хотели в так-к-кой час?

Дамблдор с трудом сдержался чтобы не растянуться в довольной улыбке — в кои-то веки Квиррелл заикался взаправду.

— Квиринус, — голос Альбуса был необычайно серьезен, а лицо подстать тону, — нужно срочно поговорить. Могу я войти?

Квиррел трусил, это было видно: одна рука судорожно вцепилась в дверную ручку, другая же, наверняка, за палочку в кармане мантии. Итак неестественно бледное лицо, резко теряло в цвете, делая профессора больше похожим на призрака.

— К-кон-нечно, проходите, — собравшись с силами, пробормотал Квирелл, отходя в сторону и пропуская Альбуса в кабинет. Впрочем, руку из кармана он так и не достал.

«Оказывается я здесь нежеланный гость, — усмехнулся про себя Дамблдор. — Кто бы мог подумать?»

Альбус зашел, всем видом демонстрируя полное спокойствие, даже не смотря на находящегося вне поля зрения профессора Квирелла. Позади Дамблдора раздался очередной скрип и звук закрывающейся двери. Они остались наедине.

— О че-чем же вы х-хотели пог-г-говорить, профессор Д-дамблдор? — осипшим голосом поинтересовался Квирелл. — М-мы же вроде д-договорились что таб-б-бель успеваемости я с-сдам вам к к-концу недели?

— Вы о чем, коллега? — Дамблдор притворился, что не помнит разговора прошедшего пару дней назад. — А-а-а… обстоятельства поменялись, можете оставить табель себе.

Квирелл держался из последних сил. Об этом можно было судить буквально по всему внешнему виду профессора Защиты: от расширившихся от страха зрачков и явно подкашивающихся ног, до панически метающегося по кабинету взгляда.

Дамблдор довольно улыбнулся, запоздало поняв, что тем самым ломает уже сложившийся у Квирелла образ. «Ну что ж, придется импровизировать», — решил Альбус, видя, как страх Квиринуса медленно сменяется недоумением.

— Понимаете, коллега, — начал Дамблдор, вмиг продумав новую стратегию поведения, — Хогвартс, непостижимое место. Даже для меня — директора. Что думаете?

— Ч-что думаю? — резкая смена настроения Альбуса выбило Квирелла из колеи. — Д-думаю, Вы правы. Т-только к ч-чему это?

— А вот тут то и вся суть! — Дамблдор назидательно поднял палец к потолку. — Проходя именно мимо Вашего кабинета, я вдруг почувствовал желание поделится с Вами одной историей.

— Д-да Вы что? — Дамблдор с удовлетворением отметил, что в голосе Квирелла прорезались нотки снисхождения. — И какую же?

— Что вы слышали о Томе Реддле? — заговорщическим шепотом спросил Дамблдор.

Стоило имени Темного лорда слететь с уст Альбуса, как лицо Квирелла озарила явственная гримаса боли. Но только на мгновение. Миг спустя, она исчезла — профессор, кажется, привык к боли. Дамблдор сделал вид что не заметил этого промелькнувшего выражения, но на заметку взял. Вряд ли произношение ненавистного Волдеморту имени и странный импульс боли у носителя его жалкого духа, не были взаимосвязаны.

— Нет, — твердым голосом ответил Квирелл.

Он забыл заикнуться, но не врал. В этом Дамблдор мог быть уверен. Нет, Альбус не мог подобно Волдеморту «чуять» ложь, но лгать в глаза ему — опытнейшему легилименту — не смог бы никто. И Квирелл не врал, а значит…

«А значит, этот разговор будет еще интереснее…»

— Как? — притворно удивился Альбус. — В таком случае она должна показаться Вам очень занятной.

Квирелл уже даже без тени страха, выставил руки перед грудью.

— Стоп, стоп. Подождите, директор. Может в другой раз? Занятия завтра, да и время уже позднее…

Дамблдор, радуясь предоставленной возможности, в очередной раз улыбнулся, уже не скрываясь. Не любил он все эти аристократические игры с жалким притворством и деланными чувствами. Тонкая игра разума, расчеты, и ловкое манипулирование правдой и полуправдой — вот они орудия истинных лидеров!

— Нет, нет, коллега — эта история должна прозвучать именно сегодня. Так Хогвартс хочет, помните?

Вновь этот взгляд, каким одаряют смертельно больных, но уважаемых людей. Взгляд людей, не способных распознать волка в стаде овец.

— Итак, думаю, начать стоит с того, что я в то время был молод и глуп — только-только разменял пятый десяток. Работал на месте Минервы, и бегал по посылам Диппета, мир его праху. Отличное было время. Знаете, Квиринус, а ведь хорошо хоть иногда вспоминать былое…

— Б-ближе, профессор, давайте б-ближе к т-теме. — Квирелл столь осмелел, что даже перебил Дамблдора. — Вы хотели рассказать что-то о неком мальчике.

— Ах, да. О Томе. Томе Реддле. — Альбус с интересом наблюдал, как Квирелл в очередной раз при звуке ненавистного имени, старается справиться с нахлынувшей болью. Ошибки быть не может — Он тут.

— Так вот. Примерно в то время меня послали в маггловский приют, чтобы я лично вручил приглашение в Хогвартс одному сиротскому мальчишке — Тому Реддлу. Ты не представляешь, как я был удивлен этой встречей. Мальчик был очень одарен, и в свои десять лет, отлично контролировал свой дар, совершенно сознательно используя его, потакая своим эгоистичным желаниям. А они у него были безразмерны. Он ведомый своим тщеславием отрицал общество, ставил себя выше него и всячески пытался выделиться на фоне окружающей его серой массы.

Со стороны Квирелла донесся судорожный вздох. Слова достигали нужных ушей.

— И ведь у него это получилось. В той серой массе обычный сиротских ребятишек он был подобен граненому алмазу среди щебня. Волшебный дар, послужил этакой ступенькой, встав на которую Том оказался на голову выше окружающих его детей. Но только там. Стоило ему ворваться в мир волшебников, как он сам стал частью той самой серой массы. Только на сей раз уже не в приюте, а в Хогвартсе. Если в мире магглов его выделял сильный магический дар, то тут, в школе, он был почти у каждого. И наш гордый мальчик Том не смог этого вынести. Он решил засверкать вновь.

Протяжный вдох перерос в еле слышный стон.

— Профессор, минутку, — слабым голосом перебил Дамблдора Квирелл. — Прошу, давайте в другой раз. У меня разыгралась жуткая мигрень…

Альбус не внял молве. Этот разговор должен быть закончен именно сегодня.

— Нельзя, Квиринус, нельзя. Тем более история о Томе уже подходит к концу, — покачал головой Альбус, чувствуя как помещение наполняется темной, слепой яростью, готовой в любой момент вспыхнуть неистовым пламенем. — И вот Том, после нескольких лет поисков, нашел историю своей семьи. Вы представляете, коллега, Том оказался полукровным наследником самого Слизерина! Салазар наверное в могиле перевернулся бы от такого родственничка!..

Квирелл, скрюченный градом бесконечной яростной боли, вдруг резко вскинул голову, вперившись в Дамблдора взглядом, в котором явно читалось понимание. Понимание того, про кого именно, сейчас рассказывал Альбус.

— ... И вот, после открытия этой злой ироничной правды, Том отрекся от имени данного ему по рождению и взял себе новое. Новое имя, с которым он вошел в историю как Темный Лорд, побежденный годовалым младенцем.

Пузырь состоящий из ярости, злости и ненависти лопнул.

— Убей его! — взревел леденящий голос Волдемоорта.

Квирелл, еще недавно корчащийся в агонии, будто обретя второе дыхание, вскочил в полный рост перед Дамблдором, направив тому в грудь палочку.

— Авада Кедавра!

Полный гнева крик Квирелла, эхом загулявший по кабинету, не заставил Дамблдора даже пошевелиться. Альбус лишь пренебрежительно взглянул на палочку в руке Квиринуса, так и не испустившую смертельный зеленый луч.

— Ты что творишь! Убей его немедленно! — голос Волдеморта с каждым мгновением звучал все яростней.

— Авада Кедавра! — вновь выкрикнул Квирелл.

И вновь безрезультатно. Квирелл, позабыв о боли, с недоумением уставился на свою палочку.

— Том, ты всерьез думаешь, что Хогвартс позволит творить это гнусное проклятие в своих стенах? — Дамблдор со всей серьезностью взглянул на Квирелла. — Это школа, а не место боевых действий. Пока я тут и в сознании, не бывать Смертельному проклятию в моем замке!

— Квирелл! — Реддл думал буквально несколько мгновений. — Адское пламя! Живо!

Дамблдор не успевал. Если возможность применения Смертельного проклятия он заблокировал еще до всего этого мероприятия, то использование приставучего пламени, он не предусмотрел. От всех бед не уйдешь.

Гигантская огненная змея с громким треском вырвалась из палочки профессора Защиты от Темных Искусств и немедля кинулась на Альбуса.

Лишь огромный нажитый опыт и не увядшая с годами реакция позволили ему увернуться от первого, смертельного броска горящей пасти. Пламя, прошелестев мимо своей цели, перекинулось на стенной шкаф, вмиг объяв его в огне. Огнеупорные книги тлели, стальные ножки причудливо гнулись и изгибались, камень, защищенный десятками старинных чар чернел и трескался, — стихия была ненасытна и не щадила ничего. Понадобилось лишь несколько секунд, чтобы пожар охватил большую часть кабинета.

То тут, то там из языков пламени показывалась огненная змеиная голова и, не сводя глаз с Альбуса, вновь сливалась со стихией. Адское пламя, повинуясь собственному разуму, выбирало позицию и момент для атаки.

Внезапная вспышка магии позади Альбуса, заставила того отвести взгляд от огненной змеи, и бросится в сторону, уже боковым зрением отмечая пролетевший мимо темный луч проклятия. Ментальная клеть! Том не мелочился.

Но у Альбуса не было времени даже воздать похвалу своему давнему ученику. Змея, воспользовавшись моментом, стремглав бросилась к своей жертве, одновременно с вновь зреющим заклинанием Квирелла. Хватит. Повеселились и …

— ХВАТИТ! — грозно и громко выкрикнул Альбус.

Терпение Альбуса кончилось. Чтобы его, сильнейшего Светлого Мага современности, гоняли как школяра по полю боя? Не доросли еще! Альбус распрямился, без тени сомнения уставившись на стремительно приближающуюся огненную пасть.

— Сгинь.

Волна чистой магии вмиг вырвалась из тела худосочного старика, коим его видели большинство нынешних политиканов, и безудержным тайфуном обрушилась на Адское пламя, вминая его в стену. Огненная змея извивалась в жалких попытках выбраться из столь яростной силы, но с каждым мгновением её движения все больше напоминали конвульсии, предсмертные судороги. Не спадающий напор давил не опуская, усмиряя разгулявшуюся стихию.

Дамблдор повернулся к главному врагу.

Квирелл, бледный подобно призраку, стоял, вцепившись двумя руками в палочку, из всех сил поддерживая окружающий его огненный купол. Его сил не хватало — защита таяла на глазах.

— Том! — голос Альбуса звенел от праведного гнева, пугая едва ли не больше, чем еле видимая, проявившаяся белоснежная аура. — Ты всерьез думаешь, что твой слуга может мне что-то противопоставить?

— Да я смотрю, ты разозлился, старик! — Волдеморт и не думал отвечать на его вопросы. — Не привык, когда тебе перечат? Ты реликт прошлой эпохи! Уйди с дороги!

— Реликт? — Дамблдор сузил горевшие силой глаза.

Палочка Квирелла с громки треском сломалась, обдав своего владельца парой щепок. Огненный щит мгновенно исчез и магия, больше ничем не сдерживаемая, обрушилась на беднягу профессора. Тело, подхваченное бушующим потоком, тряпичной куклой пронесло через весь кабинет и с силой впечатало в стену, не далеко от дверного проема.

Дамблдор, удовлетворившись результатом, резко обрезал поток бушующей силы. В тот же миг, дикая слабость, пудовым грузом потянула его к полу. «Нет. Нельзя показывать слабость».

Альбус прекрасно знал цену этому вихрю, что он устроил, и сейчас заслуженно принимал ожидаемые откаты. Температура тела подскочила сразу на несколько градусов, в глазах двоилось и изредка мутнело, ноги с трудом держали. Использование чар такого уровня никогда проходит бесследно.

Дамблдор стараясь идти ровно и величественно, приблизился к лежащему лицом на полу профессору Квиреллу. Знаменитый на всю школу тюрбан съехал набок, оголив уродливое лицо примостившееся на затылке преподавателя, и сейчас с ненавистью взирающее на Альбуса.

— Посмотри, до чего ты докатился, Том, — Дамблдор сочувственно покачал головой. — Кем ты стал…

— Кем я стал? — Волдеморт не сдерживая гнева кричал, выплевывая слова одно за другим, — КЕМ Я СТАЛ? Я такой лишь потому, что хочу жить!

— Но твоя жизнь не нужна этому миру, Том. Сделай то, что должен был сделать еще десять лет назад. Отцепись, пойди дальше.

— Не нужна? — Реддл, казалось, сейчас лопнет от переполнившей его в тот миг ярости. — Отцепится? Аха-ха-ха… Старик, ты прав. Я сделаю то, что должен был еще десять лет назад. Будь уверен, как только я верну себе тело, ты будешь первым из всех тех, кто «уйдет дальше» с моей помощью!

Веко Дамблдора нервно дернулось. Резким движение палочки он поднял тело и не глядя отбросил его на пару метров.

— Нравиться мучить беззащитных? — холодным смехом рассмеялся Реддл. — Я смотрю, ты сильно начинаешь походить на мой образ, выдуманный тобой же.

— Том, Том, Том… — Альбус пропустил реплику Волдеморта мимо ушей. — Тобой движет лишь ярость и гнев. И это после того как я сколько раз говорил, что эти чувства притупляют логику и рационализм? Почему ты никогда не слушал меня?

Лицо Реддла дернулось как от удара. Он никогда не любил нравоучения.

— Я бы посмотрел, каким был бы ты на моем месте! Уже вижу, твою рожу читающую нотации из затылка чужой головы!

— Ты прогнулся под обстоятельства? — Дамблдор вновь проигнорировал слова Реддла. — Ты меня разочаровал.

— Дамблдор! Не зли меня!

Но Альбус и не думал продолжать. Почувствовав, что не в силах больше стоять он, с трудом дойдя до ближайшего кресла, максимально удобно на нем расположился. Повисла минутная тишина.

— Как Квирелл? — безучастно спросил Дамблдор.

— Без сознания, — в тон ему ответил Волдеморт.

— Я не о том, — покачал головой Альбус. — Он ведь уже не жилец?

— Не жилец, но еще не знает об этом.

Дамблдор кивнул. Сейчас он смотрел на распростертое недалеко от него ног тело, точнее на лицо уродливым рельефом торчащее из затылка, и в который раз удивлялся этим «превратностям Судьбы». Как мог столь многообещающий мальчик, метивший на его титул, на место его приемника, превратится в подобное. Что же должно было произойти? Почему он упустил его из поля зрения? Почему не присмотрел?

— Дамблдор, а где Поттер? — тихий вопрос со стороны Волдеморта, раздался подобно раскату грома средь ясного неба. — Мы ведь оба прекрасно знаем правду. Что случилось? Где он?

Альбус молчал, будучи не готовым к такому вопросу. За несколько часов планирования, он так и не смог придумать, как поступать в этом случае. Реддл был тем самым неучтенным фактором в плане, что он претворил в жизнь несколько лет назад. И сейчас скрытые опасения, риски стали очевидными — знание самого Волдеморта ставило под удар все надежды превратить Невилла в будущего народного лидера, и с этим ничего нельзя было поделать. Кому нужен Герой, не признанный Врагом?

— Невилл мальчик из Пророчества. — Альбус сделал акцент на имени мальчика. — Помнишь же: рожденный теми, кто триджы…

— Я прекрасно помню эту часть Пророчества! — в очередной раз вспылил Реддл — И я точно знаю, кто именно мой судьбоносный враг! Где Поттер?!

Дамблдор устало закрыл глаза — сидя в кабинете, этот разговор представлялся иначе, легче. Сейчас же он с трудом подирал слова, боясь подкинуть хоть малейшую зацепку этой жалкой тени былого Зла.

— Невилл Избранный…

— Он жалок! — перебил его Реддл. — Равнять его со мной? Ты за кого меня держишь?

Альбус внимательно вгляделся в непреклонное в своем мнении лицо бывшего ученика и с сожалением отвел глаза — сейчас Реддла переубедить было нельзя. Но ничего, это лишь вопрос времени.

— Тогда нам больше не о чем говорить, Том. Со временем ты все поймешь.

Дамбдлор, подавив тяжелый вздох, с трудом приподнялся с кресла. Пора было заканчивать этот фарс.

— Дамблдор, что собираешься делать? — Волдеморт видимо правильно угадал намерения Альбуса. — Убьешь меня?

— Увы, Том, но нет, — Дамблдор с сожалением покачал головой. — Я бы рад, но не могу. Не я...

Альбус прервался, видя, как искривляется в улыбке кривая, беззубая линия рта Реддла.

— Не можешь убить? — Реддл зашелся полубезумным смехом. — Наконец-то я понял! Пророчество, Избранный, мое поражение и твое бездействие — я наконец-то понял, как это связано! Пророчество, все дело в нем! Точнее во второй, неизвестной мне части этого глупого предсказания! Неужели там сказано, что лишь Избранный может одолеть меня?

Альбус замер. Он уже успел пожалеть, что впервые за весь вечер ответил на вопрос Волдеморта. Мало того — он ответил на наихудший. И Реддл в который раз подтвердил, что не только путем силы завоевал страх Магической Британии. Он всегда был умным человеком. Получив в свое распоряжение лишь одну оговорку, тот смог увидеть всю картину целиком. И это было неприятно.

Альбус, впервые за долгое время почувствовал злость. Злость на себя, на свою ошибку, на свой просчет, на свою старость...

— Ошибаешься, — Дамблдор не собирался размениваться этим козырем так рано. Знание вещь опасная, тем более в руках врага.

— Ложь! — резко прошипел Реддл. — Ты лжешь, старик, а ложь я чую! Спасибо тебе, что не сделал мое пребывание в этом замке бессмысленным! Я тебе благодарен...

Дамблдор второй раз за вечер, поднял палочку. Тело Квирелла резко взмыло в воздух и вновь с силой врезалось в стену. Хруст костей, послышавшийся при ударе эхом прошелся по развороченному кабинету, отрезвил на мгновение ослепшего от злости Альбуса.

Вдох. Выдох. Вдох...

— Не ты ли мне говорил, что злость притупляет логику и рационализм? — безумно смеясь проговорил Волдеморт. — Ты такой забавный, старик!

Альбус отпустил заклинание, не заботясь о том, чтобы спустить парящего Квирелла на землю. В кабинете вновь раздался глухой удар тела об пол.

— Убирайся из моего замка, — произнес Альбус, отвернувшись от распростертого на полу тела. — Чтобы через час тебя тут не было.

Дамблдор кивнув последний взгляд на развороченный кабинет, открыл дверь.

— Ты даже не сотрешь мне память? — раздался приглушенный голос Реддла. Квирелл умудрился упасть на спину.

— А я могу?

— Нет. — ответил Том, и вновь зашелся издевательским смехом.

Сжав челюсти, Альбус с силой закрыл за собой тяжелую деревянную дверь, отрезая себя от этого раздражающего смеха.

* * *

Коридоры по утренним переменам как всегда были полны народы. Толком еще не проснувшиеся дети в спешке носились между кабинетов, куда-то бесконечно спеша. А куда спешили, не знали даже они — просто гигантский заряд энергии по утрам требовал выхода.

Эрик подозревал, что в этом плане, со стороны, он мало чем отличался от других детей. День у него начинался бурно, резко и проходил так быстро, что он не успевал толком даже проснуться. Казалось, что время, здесь в Шармбатоне, бежало иначе, чем допустим у него дома.

А вечера? Те вообще пролетали за мгновение ока. Тренировка? Пять минут полетов и спать. Глянешь на часы — оказывается, прошло три часа. Аналогичная ситуация с занятиями с Тейт... Сложная эта штука — восприятие времени.

В таких летящих днях легко можно было потеряться, забыться, в последствии вспоминая о них лишь как о ежедневной, блеклой рутине. Дни, что в своей однообразности превращались в ничего не значимую массу воспоминаний с биркой "Шармбатон". А ведь так бы и было, если бы не постоянные происшествия, выделяющие определенные дни, внося красок в монотонные события.

Этим утром эту роль сыграл очередной "тот самый" сон, вновь смётший его холенную ментальную защиту. Слава Основателю Шармбатона за раздельные крылья для мальчиков и девочек, не то не вряд ли удалось бы избежать очередного эксцесса. О чем был этот очередной сон, Эрик не помнил и помнить не хотел. Хватало уже самого факта наличия оных, не говоря уже о приходящих с ними по пятам последствиях. Ведь как говорится, разрушенное сразу не построить. В общем, те несколько часов, что Эрик затратил на создание новой заплатки на разуме, не лучшим образом сказались на утреннем пробуждении.

Возможно, именно из-за этого Эрик сегодня и выбивался из ритма большинства учащихся. Он не торопясь, плелся к кабинету зельеварения, по пути борясь с так и не отступившей сонливостью, и глядя вслед пробегающим мимо ученикам. Элли, часто составляющая ему компанию, осталась в трапезной дожидаться Габриель.

Вспомнив в очередной раз о младшей Делакур, Эрик устало выдохнул. Уже больше месяца длилась их нелепая ссора, конца которой видно не было. Хотя и ссорой-то произошедшее назвать было нельзя, — просто взгляды Габриель на сложившуюся ситуацию его не устраивали. По мнению Эрика, она слишком рано начала подходить к заключенному договору со всей серьезностью. Им же только по одиннадцать лет!

Но каким бы не были мнения Эрика или Габриель, страдали из-за них не они. Тяжелее всего приходилось Элли, что ежедневно разрываясь меж двух друзей, старалась если не сблизить их, то хотя бы не испортить собственные отношения с обоими. И Эрик это ценил — её поддержка в самом деле оказалась весомой.

Внезапно, взгляд Эрика ухватился за платиновый цвет волос, промелькнувший в толпе учеников, и он не думая бросился туда. «Это могла быть только Флер, — билась у него в голове мысль. — Габриель еще завтракает».

Он уже несколько дней безуспешно пытался поймать старшую из Делакур, в надежде получить ответ на единственный интересующий его сейчас вопрос. Но Флер с каждым днем все ловчее и ловчее избегала его общества. Это злило, раздражало, и сильно расстраивало, но в то же время и раззадоривало. Складывалось впечатление, что ему нравится гоняться за ней.

Эрик миновал толпу, скрывшую Флер от его глаз, и разочарованно остановился — длинный коридор был пуст. Лишь несколько ледяных статуй аккуратно примостились вдоль стен. — — Опять упустил, — с досадой вздохнул Эрик, как вдруг его плечо крепко сжала чья-то небольшая рука.

— Кого это ты упустил? — раздался за спиной знакомый голос, правда без столь знакомых язвительных ноток.

Эрик, резко развернулся навстречу нежданному собеседнику:

— Флер!

— А ты ждал кого-то другого? — без привычной усмешки, поинтересовалась девушка.

Эрик нахмурился, отметив её неестественное поведение. Она стояла, собравшись, скрестив руки на груди, и смиряла его взглядом с неприкрытым осуждением. Флер обиделась?

— Скорее не ждал тебя, — как можно нейтральней ответил он.

— Ясно, — протянула Флер, не сводя глаз с Эрика. — Чего хотел?

Небрежно, безучастно и безэмоционально брошенный вопрос обезоружил его, заставляя проглотить, уже готовый вырваться наружу, вопрос. Всего одним вопросом Флер смогла выразить полное отсутствие интереса к предстоящему разговору. Прискорбно. Эрик уже пожалел, что догнал постоянно ускользающую вейлу.

— Ничего, — Эрик покачал головой.

— Ты думаешь, я не заметила как ты все эти дни за мной носишься? — с иронией спросила Флер. — Не веди себя, как ребенок!

Эрик вспылил — Флер прекрасно знала, куда бить в его случае.

— Я уже не ребенок!

— Тогда и веди себя как взрослый! –Флер не уступала.

Эрик сделал глубокий вздох, стараясь, успокоится. Этот раунд остался за ней.

— Почему ты меня избегаешь? — вопрос мучивший его все эти дни наконец был озвучен. С трудом, с отведенным в пол взглядом, но все же озвучен.

Изащная ладошка вновь опустилась ему на плечо, но на сей раз куда мягче.

— Наше общение огорчает Габби, — тон Флер стал на порядок мягче. — И поэтому, я тебя избегаю.

Эрик поднял голову, встретившись взглядом с уже более напоминающей себя Флер.

— Только по этому? — недоуменно спросил Эрик.

— Только, — отчеканила в ответ Флер.

Раз так, то Эрик не понимал куда ведет этот разговор. К чему она его окликнула, если продолжать общение Флер не намерена? Зачем сейчас говорит ему все это? Просто разъясняет сложившуюся ситуацию? Нет. Она не мешала Флер бегать весь этот месяц, откладывая этот разговор. Значит, тут было что-то еще...

— Но есть одно просто решение. Стоит тебе извиниться перед Габби, помирится с ней, как возможно...

— Нет. — Эрик не думал и мгновения.

Занавес поднялся, картина прояснилась — ущемленную младшую сестру балует старшая. Вопрос только в том, с чьей подачи?

— Нет? — Флер была удивлена, если не сказать шокирована. Эрик не знал на какой ответ она рассчитывала, но её надежды не сбылись.

— Мне не за что извиняться, — Эрик был непреклонен. События того вечера, до сих пор были свяжи в памяти.

Теперь же Флер явно растерялась, но в следующие мгновение её глаза опасно сузились. Рука девушки лежащая на его плече раскалилась, чудом не обжигая его.

— Что?! — голос Флер упал до еле слышного, свистящего шепота, буквально сочившегося яростью и злостью. — Это значит не твоя вина, что Габби уже которую неделю со слезами на глазах бегает ко мне в комнату? Не твоя? Раскрой глаза!

— Глаза раскрыть стоит только ей! — Эрик в долгу не остался. Его вера в свои слова была непоколебима и терпеть подобных наговоров он не собирался. — Это она возомнила непонятно что, а как столкнулась с проблемами бежит под крыло к старшей сестренке! Пусть учится решать свои проблемы сама, а не засылать своих гонцов!

— Она ребенок!

— Так пусть ведет себя как подобает ребенку! — в тон Флер ответил Эрик.

По коридорам понеслась уже привычная мелодия, знаменуя начало очередного урока. Эрик тяжело дыша, подхватил упавшую во время накала страстей сумку и, не долго думая, пошел прочь от очередной проблемы.

— Это твой выбор, Гэлбрайт, запомни! — донесся до него громкий возглас Флер. — Это только твой выбор!

— Милорд, я все еще считаю это плохой идеей, — в окружающей их темноте послышался голос Квирелла, — ему нельзя доверять!

— Опять? — Волдеморта уже раздражала эта тема, поднятая не в первый раз за их недолгое ожидание. — Я тебе уже говорил, пока он носит Темную метку, вопрос доверия — риторический. Тем более учитывая его натуру...

— Что Вы имеете ввиду?

— Он перестраховщик, Квирелл. Не трус, но и не храбрец. Он не бросится на амбразуру, пока точно не будет уверен в надежном прикрытии своего зада, — Волдеморт позволил себе усмехнуться, хоть и было не до смеха.

Очередная нелегкая ночь, очередные проблемы, очередные планы... Как же он устал… Сколько времени он уже не отдыхал? Сколько времени не чувствовал себя спокойно? Да и вообще, сколько времени он СЕБЯ не чувствовал? Это жалкое бестелесное состояние, эта необходимость постоянно поддерживать жизнь в теле, принявшем его неживой немертвый дух. Как же все достало… Как же опротивел этот дом Реддла…

— Милорд, я все равно не понимаю, — Квирелл не оценил шутки Темного Лорда. — Он же может…

— Предать меня? — жестко прервал его Волдеморт. — Продать? Сдать властям? Не будь глупцом, Квирелл! Ты даже не представляешь, как сильно на нем отразиться, если уже не отразилось, мое возвращение. Воскреснут воспоминания о былых веселых деньках, вернуться прошлые амбиции и, что главное, всплывут затаенные страхи за себя и свою семью…

— Вы не правы,— из укрытого темнотой дверного проема прозвучал сильный, четко поставленный голос. — Главное — возродится моя верность Вам, милорд.

Из тьмы вышла высокая фигура в темной мантии с капюшоном и в полностью скрывающей лицо серебряной маске. Отлично…

— Квирелл, поверни меня, — чуть резче, чем хотел, приказал Волдеморт. — Живо!

— Милорд, я не считаю это хорошей идеей… — Квирелл не подчинился… Не подчинился?

Квиринус замолк, запоздало осознав, "что" и "кому" он сказал… Волдеморт, понял это куда раньше.

Эта мразь посмела ослушаться его прямого приказа? Кем он себя возомнил?!

— Квирелл! — Волдеморт с трудом сдерживал рвущийся наружу гнев. — Ты перечишь мне?! Опять?

Зловещий, звенящий от ярости шепот Темного Лорда, в секунду сбил спесь с неизвестно что вообразившего бывшего профессора. Будучи в замке, Квирелл вел себя куда более смирно. Но после их стычки с Дамблдором…

С каждым днем после ухода из замка Квирелл все больше и больше смелел, уверяясь в собственной важности. Этот кусок мяса, живой лишь благодаря усилиями самого Волдеморта, мнил себя чуть ли незаменимым. Ха! Глупец, веривший, что роль носителя его духа дает самому профессору какие-то привилегии. Знал бы он, что стоит Волдеморту покинуть его тело, как в тот же миг он умрет… Но это не важно.

До сего момента, Волдеморт мог позволить Квиреллу небольшую своевольность, в качестве награды за верную службу. Но перечить на виду у его Пожирателей? Не бывать такому!

Квирелл, наверное, пришел к такому же выводу, раз в тот же миг, как Волдеморт уже собирался проучить зазнавшегося слугу, развернулся спиной к новоприбывшему, опустившемуся на колено человеку.

— Ну здравствуй, Люциус, — Волдеморт переключил свое внимание на склонившегося человека. — Рад видеть тебя в моем скромном жилище. Очень рад…

— Милорд, вы не представляете как я осчастливлен новостью о ваше… — начал было Люциус, но был остановлен Волдемортом.

— Не надо пустых слов. Мы оба знаем, что в этом тебе равных нет.

— Милорд, я…

— Довольно. — Волдеморт не любил повторять дважды.

Малфой мигом смолк, замерев во все той же коленопреклонённой позе. Казалось, он перестал даже дышать, дрожа всем телом в ожидании уготованной кары. Страх. Волдеморт ясно ощущал его, как и другие, менее ярко выраженные эмоции — единственное, что он мог чувствовать в этой противной форме. Люциус боялся, и было за что. Почти десять лет Малфой гонимый страхом за свою шкуру менял хозяев, предавал их, подкупал, врал, всячески открещивался от прошлого. От прошлого, связанного с ним — с Лордом Волдемортом! Жалкий перебежчик, не знакомый со словами преданность и верность!

— Круцио! — шипя от пробудившегося гнева вымолвим Волдеморт. — Долгие часы этого прелестного заклинания ждало бы тебя и твою семью сейчас, будь я в силах управлять хоть одной рукой этого бесполезного тела!

Малфой, от этих слов дернулся так, будто и в самом деле находится под действием Непростительного.

— Милорд, моя семья…

— … ни в чем не виновата? — Лорд, ощущая как страх его слуги растет с каждой секундой, засмеялся. — Да, ты прав…

Вздох облегчения.

— … но болью, что они ощутят, они будут обязаны исключительно тебе! Твои ошибки, твои поступки будут тому виной!

— Милорд! — Малфой упал на оба колена и уткнулся лбом в пол. — Пощадите!

Волдеморт про себя усмехнулся. Вот оно — нужное ему состояния отчаянья. Хотя, может еще чуть-чуть добавить?

— Прощенье нужно заработать! — взревел Волдеморт. — Ты десять лет наслаждался жизнью, растил сына, ухаживал за любимой женушкой, пока я скитался по лесам без сил и поддержки! Десять адских лет! Не смей даже просить о пощаде, ибо дарована она будет лишь тогда, когда я сам решу! Ты понял?

-Да, милорд. — Малфой крепко сжал кулаки. — Я готов сделать все, лишь бы вновь заслужить Ваше доверие.

Волдеморт довольно улыбнулся, глядя на сгорбленную, ползающую у его ног фигуру высокомерного аристократа.

— Надеюсь, Люциус, — уже спокойнее проговорил Волдеморт, — что качество исполнения порученного мною задания не вызовет нареканий.

— Разумеется, милорд. — Люциус постепенно восстанавливал прежнее самообладание. — Что я должен сделать?...

* * *

Ветер. Безумный, неудержимый ветер яростно раздувал свободные одежды стоящего на обрыве человека.

Профессор Роуз устало вздохнул, прекрасно представляя, какими сложными и опасными будут для него следующие несколько часов. Он даже невольно прислушивался к собственному дыханию, во второй раз в своей жизни отмечая сей звук. Первый же был под Хогсмитом, двенадцать далеких лет назад…

Стоп. Профессор прервал попытки собственной памяти, всколыхнуть давно забытые глубины. Сейчас от него требовалась максимальная концентрация, не то та дама с косой, что не нашла его в прошлый раз, может с легкостью повстречаться ему тут.

Он прекрасно подготовился. Срок, данный ему на восстановление, дал так же и время для различных изысканий и поисков информации. Он долго шерстил множество библиотечных книг в поисках малейшей крупицы еще не известной ему информации о Баньши. И ничего. Ничего из того, чего он бы не знал. Подобное открытие испугало профессора, ведь ему не было известно не единого способа для безопасного избавления от этой бешеной твари. Каждое собранное воспоминание, каждый описанный случай встречи с Баньши, демонстрировал чудовищные риски и увечьях «выживших». В 14 веке один «охотник за нечистью» каким-то чудом вернулся с облюбованной Ведьмой мельницы с полностью раздробленными костями. Всеми. Веком позже, другой искатель приключений, навечно оглох , услышав заливистый голосок этого гнилого порождения. Бедняги — попасть в историю инвалидами и то в качестве наглядных примеров.

А сколько трупов не смогло поделиться своей историей? В сотни раз больше. Но даже так, это ничего не меняет — задание, порученное ему, само себя не выполнит.

Профессор в очередной раз стоял на краю утеса, с тревогой смотря вниз, шагнув куда, он отправится на встречу с бодрствующей Ведьмой. Дернул его черт в тот раз заглянуть в дневник мертвеца. Теперь расхлебывай самим же сваренную кашу.

Роуз вновь выдохнул, запоминая возможно последний слышимый им звук, и воткнул в уши заранее заготовленные магические беруши.

— Царство тишины… — мысленно проговорил Джон, которого немного потряхивало от волнения, и шагнул в пропасть. –… я иду.

Катакомбы встретили Роуза неизменной темнотой, густой и тягучей словно деготь, с трудом рассеиваемой даже магическим светом. «Царство Тьмы» лучше бы описало это место, чем то ироничное название, что дали ему его создатели. С визжавшей то тварью, обитавшей тут.

"Недолго ей осталось, — попытался подбодрить себя Роуз. — Сегодня её многовековая нежизнь прервется. Я уж об этом позабочусь."

Он шел, не таясь. Шел смело, размашисто, не сходя с тропинки проложенной тут в прошлый раз. Его следы, маяками видневшиеся среди многовекового слоя пыли, не увидеть было невозможно.

Роуз знал, что его уже заметили, вот только встречать пришельца почему-то никто не выходил. Ведьма выжидала? Устроила засаду? Или пользуясь отсутствием слуха, просто плывет у него за спиной…?

Мысль раскаленной иглой пронзила сознание профессора. Роуз, с бешено колотящимся сердцем, резко развернулся на месте, принимая боевую стойку, готовый в тот же миг отразить нападение бесовской твари. Развернулся и замер... Темнота, за пределами кокона света, была незыблемо спокойна.

Под шум бегущей крови в ушах Роуз медленно опустил трясущуюся руку.

«Черт!» — профессор злился сам на себя.

Одна шальная мысль, смела всю показную смелость и уверенность, заставив со страхом заглядывать себе за спину. Черт!

Он боялся. Полностью лишенный слуха, и почти ослепленный окружающей тьмой, Роуз чувствовал себя если не бессильным, то чертовски уязвимым.

— Черт! Черт! Черт! — с нотками отчаянья в голосе взревел профессор. — Я что, ребенок, темноты бояться? А ну соберись и топай дальше!

…на руку с характерным чувством приземлилась неведомо откуда взятая капля.

«Кап!» — подсказало ему сознание. Кап. Кап. Капли горячей немного вязкой жидкости, растекались у него по тыльной стороне ладони, держащей палочку. Кровь. Даже в кромешной темноте, Роуз бы не попутал это ощущение ни с чем другим — слишком уж много он повидал. Кровь шла из носа, стекала по лицу, горячими каплями срываясь с подбородка.

— Что за… — недоумевал Роуз, ощупывая кровоточащий нос, одновременно разворачиваясь обратно…

Резкий порыв воздуха, с силой ударил его в спину, протолкнув на несколько метров вглубь коридора.

«Вот и приветствие, — подумал Роуз, зажимая кровоточащий нос. — Ну что ж, надеюсь, Ведьма, ты захочешь выйти и встретить меня лично».

Профессор, уже без сомнений продолжил свой путь ободренный произошедшим. Противник себя не показывал, что наталкивало лишь на две мысли, из которых лишь одна была радостной. Но её то и старался сейчас придерживаться профессор — лишние страхи были ни к чему.

Ведьма опасалась его. В прошлый раз, она не побоялась выйти и показать себя, без страха встав перед его лицом. Теперь же она голосила издалека, не рискуя идти на сближение.

Хорошо. Возможно, он даже успеет найти искомое, так и не повстречавшись с существом, которое, чего скрывать, могло быть ему не по зубам. Роуз ускорил шаг, чувствуя редкие, но все усиливающиеся порывы воздуха, бьющие в спину с такой мощью, что кости вспыхивали острой болью.

— Черт! Достало! — в сердцах выкрикнул профессор, — Что это вообще?!

Один взмах палочкой и вокруг профессора вспыхнул переливающийся щит. Сложное, чертовски сложное для него заклинание, защищающее как от физического, так и от магического воздействия. Толчки прекратились и Роуз, пользуясь созданной возможностью, опустил руки, переводя дыхание и оценивая собственное состояние. Ныли мышцы, будто после тяжелого рабочего дня, колотилось сердце, толчками проталкивая через себя кровь, кости отдавались глухой болью. Джон не понимал, что за магия приводит к подобному ущербу? Ведьма же просто кричит. Как звук способен причинить физические увечья?

Роуз перевел глаза на, окруживший его, еле видимый щит. Тот, с каждым новым порывом воздуха прогибался, будто испытывая невероятное давление, истончался, но держался. По всей поверхности барьера ежесекундно вспыхивали магические потоки, больше похожие на некие прожилки, сигнализируя о мощности подавляемой чужеродной силы…

… Держался щит недолго. Он исчез, разлетевшись на мириады мерцающих осколков, и в тот же миг сдерживаема им сила, вырвалась на волю. Роуза подхватило и откинуло вглубь коридора, волоча по полу, не позволяя подняться. Сила удара была столь велика, что Роуз предпочел бы попасть под палицу великана, чем вновь пережить подобное. Хруст ребер громовым раскатом разнесся по утопающим в тишине коридорам.

Второй удар, был подобен первому — сильный, резкий, болезненный. После продолжительного волочения по полу, спина Роуза наконец-то нашла стену. Переломанные ребра вновь вспыхнули, невольно вырвав из Джона его первый крик от боли. Роуз уже не думал. Он не мог. Паника и страх, сейчас разделили его сознание между собой. Он не знал как противостоять этому потоку, вминающему его тело в стену, этой странной силе, взрывающей его вены. Затычка из правого уха, смоченная кровью, уже валялась рядом с ним. Но звуки не возвращались… Его сердце билось столь быстро, что казалось готово взорваться в любую секунду.

— Это конец, — вспыхнула у него в мозгу одинокая здравая мысль, с трудом прорвавшись через объявший его голову страх…

… Как неожиданно все прекратилось. В первый миг Роуз не мог поверить в свою удачу. Но лишь на миг. Яростный поток исчез без следа, оставив его измученное и покалеченное тело умирать от полученных увечий в коридоре. В глазах все плыло. Сил не было даже на то, чтобы попытаться, как то смягчить свои муки с помощью магии. Руки хоть и не слушались, но к его удивлению палочку еще держали.

Роуз нашел в себе силы усмехнуться. Правило вбитое еще на войне засело у него на уровне инстинктов. «Пока ты с палочкой, ты не мертв», — говорил Лорд во время и после ежедневных тренировок боевого состава. И может он был прав. Но только как она поможет против недосягаемого противника?

Ответ пришел сам собой. Точнее он просто появился из воздуха.

Несмотря на мутное зрение, Роуз ясно и четко понял, что произошло. «Недосягаемый противник? Таких нет! — сказал бы Лорд. — Устрой засаду, заставь его идти на контакт!». Ведьма после столь успешного игнорирования ближнего боя, после столь великолепного использования своей же территории, явилась лично. Она пришла проверить труп или посмотреть на последние мгновения жизни жертвы? Не имело значения. Все, о чем подумал Роуз, так это о единственном предоставленном шансе на выживание.

«Тупая тварь!» — Джон с трудом сдержался, чтобы не засмеяться в голос.

Вот оно. Вот оказывается, что называют вторым дыханием. Тянущий в небытие страх сменился обжигающей яростью. Налившиеся свинцом мышцы раскалились, призывая к действию. Голова с небывалой ясностью и скоростью заработала, оценивая все происходящее.

Время будто замедлило свой ход. Четко, будто днем, Роуз видел каждое движение Банши, маячившей на самом краю уже порядком потускневшего купола света. Она медленно приближалась, протягивая свою костлявую, покрытую нарывами, руку к его лицу.

Роуз непроизвольно резко выдохнул и, чуть было не проклял себя за свою слабость. Банши резко отдернула руку, осознав, что нарушитель еще жив.

Вот этот момент! Роуз понял, помедли он еще хоть мгновение, и его смерть будет неминуема. Быстро, как в свои лучшие годы, он поднял палочку и, направив её на чудовище, произнес два заветных слова.

— Авада Кедавра.

Зеленый луч, луч неминуемой смерти несся в сторону Банши, неся с собой и все желание Роуза жить и победить. Никогда еще это мгновение полета проклятия не тянулось столь долго…

Луч угодил точно в раскрытый для нового крика рот, превращая мерзкое страшилище, в груду пепла.

И даже в этот раз, безвольно упавшая рука не выпустила палочку.

* * *

Деревянная дверь с глухо захлопнулась, провожая юного ученика не многим более старшего учителя. Сегодня, Тейт отчего-то хотела не отпускать мальчика как можно дольше. Виновато ли в этом странное дурное предчувствие, появившееся ближе к занятию? Вероятно, да.

Она не верила в судьбу, интуицию, пророчества или предсказания, но и не отрицала возможность существования этого. Но почему именно сейчас она решила поверить? Почему доверилась своей интуиции, которая еще ни разу в жизни себя не проявила?

«Возможно, я слишком сильно к нему привязалась», — сама себе ответила Тейт, осознавая это. Эрик был её спасением, её игрушкой, её учеником, и она обязательно увидит его завтра.

Откуда такая уверенность? Все потому что, уходя, Эрик сказал: «До завтра».

* * *

Джон, резко открыл глаза. Поломанные в пылу схватки ребра отзывались глухой, медленной, спиралью ввинчивающейся в его голову, болью. Он по-прежнему лежал, опираясь спиной на стену, и, сжимая в правой руке спасительную палочку. В двух метрах от него, на самом краю померкнувшего купола света, аккуратной горочкой лежали останки хозяйки этих катакомб. Сколько он пробыл без сознания, Роуз не знал. Ему лишь приходилось надеется, что недолго — Лорд не любил ждать.

— Давай старина, время поджимает, — понукал себя Джон, в попытках встать на ноги, что сделать было нелегко. Каждое движение отдавалось резкой болью в сломанных костях, заставляя его до крови кусать губы. До максимума напрягая непослушные, подкашивающиеся ноги, что есть сил помогая себе руками, он смог таки встать и не упасть вновь. Стена в роли опоры подходила идеально.

— Ну же, вспоминай, вспоминай, чему тебя учили в школе! Фол…нет. Ферула! — прошептал Роуз, и тут же судорожно выдохнул, чувствуя, как бинты плотно стянули его искалеченный торс. — Так-то лучше.

Роуз с некоторым запозданием понял, что не слышит собственного голоса. Дотянувшись до правого уха и обнаружив на месте затычки запекшуюся кровь, Роуз зло сплюнул. «Как минимум оглох на одно ухо», — констатировал факт Джон. Вторая затычка осталась на месте.

Звуки вновь вернулись, хотя если быть точнее вернулась лишь тишина, нарушаемая его тяжелым дыханием. Сами же катакомбы никак не изменились со смертью Банши — все та же сосущая пустота без намеков на жизнь, звук и свет. Это место пугало даже со знанием о смерти его стража.

«Надо идти, — вновь подтолкнул себя Роуз, — надо». Но прежде… Джон в очередной раз бросил взгляд на остатки поверженной Банши и, уже не думая, хромая на обе ноги, приблизился к ним.

— Мразь! — с искренней ненавистью сплюнул Роуз, с размаху пнув то, что осталось от побежденной ведьмы. К его удивлению, нога неожиданно легко прошла сквозь кучу пепла, заставив в очередной раз потерять равновесие. Роуз, вновь приложившись головой об пол, истерично засмеялся, игнорируя очередную вспышку боли.

— Сволота! Издевается даже после смерти! — хохотал Роуз, не в силах совладать над собой. Все потрясения этого вечера, пережитые и, казалось бы, забытые, навалились на него единым комом. Полубезумный смех эхом разнесся по катакомбам уже без страха быть кем-то услышанным. Только сейчас Роуз по-настоящему понял, как недалек он был от смерти, каким чудом он выжил. Он ничего не мог противопоставить Банши, кроме собственной удачи и её глупости. Но это уже не имело значения. Он жив и лишь это имело значение.

Истеричный смех затих не сразу — времени, чтобы окончательно прийти в себя, понадобилось немало…

* * *

Легкое дребезжание зеркала вывело Темного Лорда из собственных дум. Это мог быть лишь звонок из далекой Франции, ожидаемый сейчас больше чего-либо другого. Запасной план, ставший в данный момент единственной надеждой, после неудачи с Философским камнем. Ведь еще тогда, когда только весть о перевозе камня достигла его ушей, Лорд уже догадывался о готовящейся ловушке. Тот факт, что столь необходимый ему предмет внезапно появляется в стенах школьного замка точно в первый год учебы «Избранного», не мог быть простой случайностью. Он знал Альбуса слишком хорошо, чтобы верить в совпадения.

Но даже зная о возможном участии в планах Дамблдора, Волдеморт не мог проигнорировать столь лакомую приманку — единственный в мире Философский камень, повторить который, не удаться уже никому, из-за несуществующих ныне некоторых алхимических субстанций. Старый маразматик умел расставлять свои сети.

Но Темный Лорд дураком тоже не был. Ставить все фишки на одну возможность он бы не стал. Не сейчас. Он знал — близок тот день, что решит его судьбу. Допустимы лишь минимальные риски.

«Что если Философский камень так и останется лишь несбыточной мечтой?» — задавался вопросом Волдеморт. И тут же отвечал: «Значит, будем искать другие пути». Другим вариантом стал французский вариант Святого Грааля — Чаша Основателя, так вовремя всплывшая в мыслях Волдеморта. Артефакт способный снабдить его неиссякаемыми материалами для его экспериментов. С её помощью можно было бы даже создать свой собственный камень Вечности. Чем черт не шутит?

И вот, после провала в Хогвартсе, запасной план стал главной надеждой Темного Лорда. Квирелл, в последнее время сильно сдавший в плане здоровья, уже машинально и без указаний повернулся затылком к прикрепленному на стене дребезжащему зеркалу. Отражение его уродливого лица пропало со стекла в тот же миг, явив взору Темного Лорда изображение его изувеченного слуги.

Джон выглядел в разы хуже, чем на прошлом сеансе связи двухмесячной давности: запекшаяся кровь чуть ли не целиком покрывало лицо известного в узких кругах аристократа; его стойка и руки, обхватившие тело, выдавали многочисленные переломы ребер; подкашивающиеся и трясущиеся ноги недвусмысленно свидетельствовали о смертельной усталости. Значит, он сделал это. Ведь так?

— Говори, — несмотря на состояние слуги, со всей строгостью приказал Лорд. — Она у тебя?

Роуз болезненно поморщился и, трусливо оглядываясь, пролепетал:

— Н-нет, милорд. Прошу прощения, возникли трудности.

Волдеморт, будучи эмоционально нестабильным в этой форме, вскипел за долю мгновения, пытая натерпевшегося уже Квирелла. Почему? Почему всегда что-нибудь происходит? Что за злые шутки Судьбы, раз за разом вставляющей палки ему в колеса?

— Трудности? — рыкнул Волдеморт. — Что на сей раз, Роуз? Неужели так сложно отыскать один единственный предмет?!

— Милорд. — Джон, только расслышав нотки гнева в голосе Темного Лорда, тут же упал на колени, невзирая на покорёженное тело, — Вы недопоняли, милорд. Я нашел его. Нашел.

Джон поднял голову, с безумной радостью взирая на своего повелителя.

— Нашел.

— Тогда… — Волдеморт, в кои-то веки почувствовал облегчение, — Тогда в чем проблема?

— В барьере, окружающем кубок, милорд. В рунном барьере. — Роуз спешно сунул руку в карман мантии. — Мне не хватило не знаний, ни навыков справится с ним.

Договорив, Джон достал из мантии исчерченный кусок пергамента, с тщательно перерисованным рунным кругом. Одного взгляда на них хватило Волдеморту, чтобы растянуть свои губы в циничной улыбке.

— Готские руны, — произнес Темный Лорд, мгновенно узнав знакомые начертания. Этот ныне неиспользуемый рунный язык он изучил два далеких десятка лет назад, в дни его становления. Половина известных ему ритуалов, которые большая часть населения страны признала бы темными, были составлены именно с использованием Готских знаков.

— Вы сможете в них разобраться, милорд? — полюбопытствовал Роуз

— Ты сомневаешься во мне? — рыкнул Лорд, в очередной раз, заставив Роуза скорчится в покаянном поклоне.

Волдеморт перевел взгляд на рисунок.

«Знакомо. Как же мне все это знакомо», — мысленно протянул он, любуясь идеальной схемой созданной возможно еще до основания Хогвартса. Окружность, тщательно вписанная в окружность побольше, обведенная ровным строем ломанных, острых рун. Четыре столпа силы, поровну разделяли саму надпись и получившуюся площадь. Идеальная композиция для защиты. Вопрос вызывала лишь небольшая квадратная плита, находившаяся в стороне от основной фигуры, но, тем не менее, соединенная с ней двумя тонкими дорожками-каналами.

«Что бы это зна..» — вопрос не успевший прозвучать даже в мыслях, тут же получил ответ. Руны, приютившиеся по самому центру плиты, имели лишь одно значение.

Губы сами собой расплылись в циничной ухмылке.

* * *

Дверь кабинета трансфигурации глухо хлопнула за его спиной, отрезая его от самого яркого источника света. Коридор в тот же миг потонул в полумраке. Эрику уже было не привыкать. Почти каждое его занятие с профессором заканчивалось ближе к сумеркам, но сегодня Тейт превзошла саму себя — до отбоя оставалось всего несколько минут. И, тем не менее, Эрик не спешил — вечерние прогулки были ему по душе. Он медленно шел, перебрасывая с руки на руку готовую мягкую игрушку для Элли. Небольшой огненно-рыжий мишка, подобно сгусткам пламени в ладонях его отца, мягко перелетал с одной ладони на другую...

... — А-ха-ха! — звонкий смех маленькой Софи донесся из сада до его комнаты на втором этаже. — Еще! Еще!

Голос полный детской радости и восхищения не мог не отвлечь Эрика, сидевшего за столом и корпевшего над очередным математическим примером. Мальчик оторвал глаза от пергамента, обвел взглядом комнату и, убедившись, что мсье Бернард — его преподаватель математических наук — еще не вернулся, встал из-за стола. Резвым шагом Эрик пересек комнату и, чуть подтянувшись, забрался на подоконник.

Его взору открылась милейшая картина — Софи, радостно смеясь, прыгала вокруг отца надеясь поймать перекатывающиеся по его ладоням комья чистого пламени. Пьер с редкой для него искренней улыбкой наблюдал за попытками дочки схватить ускользающие языки огня. Стоило ей приблизиться, как пламя, будто кому-то повинуясь, перепрыгивало с одной ладони на другую, оставляя девочку ни с чем. Софи радостно вскрикивала и с неослабевающим азартом продолжала гоняться за огненными шарами.

Только в такие моменты, наедине с Софи или Николь, Пьер позволял себе искренне, открыто улыбаться. Никогда, сколько Эрик себя помнил, отец не вел себя подобным образом, оставаясь наедине с ним. Особое отношение. Другое поведение. Иные эмоции. И только с ним.

— Мсье? — раздался позади него строгий голос его учителя. — Вы закончили?

Эрик, с трудом оторвав взгляд от окна, повернулся к учителю:

— Нет. Еще нет…

… Игрушка мягко упала на каменный пол. Эрик остановился, уставившись на лежащего медвежонка с нелепо раскинутыми в разные стороны лапами. Одинокая, брошенная игрушка чем-то напоминала ему себя. За полгода в школе он не получил ни единого письма, ни единой весточки от отца. Изредка мать рассказывала о нем, о его работе, о домашних случаях, но это было не то. Он хотел поговорить с отцом, ответить на его вопросы, выслушать его мнение. Хотел, чтобы тот уделил ему время…

Резкий звук в конце коридора вывел Эрика из оцепенения и заставил прислушаться. Ломанные, неравномерные шаги, сопровождаемые прерывающимся шорохом, с каждым мгновением звучали все ближе. Эрик не двигался. На краткое мгновение он вообразил себя героем какой-нибудь сказки: ночь, древний замок, таинственные шаги и стоящий в коридоре одиночка. Чем не сюжет?

Шорох прозвучал совсем близко и затих. Эрик осторожно сделал шаг вперед. Шаг, еще один, и вот свет из палочки Эрика попадает на отдаленно знакомое лицо.

— Профессор Роуз? — Гэлбрайт с трудом узнал в этом избитом человеке профессора зельеварения. Он стоял, опираясь одной рукой на стену, а другой придерживал волочащуюся по земле ногу. На его лице, сплошь покрытом кровью, безумным огнем горели два глаза, смотря куда-то в пустоту за мальчиком.

«Что с ним произошло?» — не успел задаться вопросом Эрик, как Роуз, неожиданно накренился и стал падать.

— Профессор! — Гэлбрайт, дернувшись вперед, успел подхватить тяжелое тело и лишь чудом удержать его от падения. — Очнитесь, профессор!

Взгляд Роуза внезапно прояснился, и он вновь, хоть и не твердо, но встал на ноги.

— Гэлбрайт? — профессор был удивлен встречей не меньше самого Эрика.

Он кивнул, с некоторым беспокойством рассматривая еле державшегося на ногах мужчину. Его ужасное состояние было видно невооруженным глазом.

— Профессор, вам помочь? Что случилось?

— Помочь? — недоумевая протянул Роуз как-то затравленно осматриваясь. — Нет... нет...

— Профессор?..

— Я не могу... — тихо, согнувшись, прошептал Роуз. — Не могу...

Теперь уже не по себе стало самому Эрику — поведение мужчины явно выходило за рамки нормальности.

— Оставайтесь здесь, — Эрик отступил на шаг, не собираясь больше в одиночестве находится рядом с профессором. — Я приведу помощь.

Гэлбрайт повернулся, и ступая как можно тише, направился в сторону кабинета Тейт. Не то, чтобы он выделял эту молодую особу среди прочих учителей. Нет. Просто её кабинет был банально ближе прочих.

Но не успел он сделать и пары шагов, как тихое, еле разборчивое бормотание Роуза пропало.

— Не могу, — твердый голос взрослого мага разнесся по коридору, заставив Эрика невольно вздрогнуть. — Но должен.

Тонкий, светло-голубой луч с тихим шелестом разрезал полумрак коридора.

* * *

Забытый всеми огненно-рыжий медвежонок, так и остался лежать на полу посреди прохода.

Думаю эта глава заслуживает некоторых слов от лица автора.

Уровень жестокости описанный в 15 главе есть мой максимум, что я позволю себе в своем произведении. Это не есть следствие нарушенной психики автора (уверяю я нормален настолько, насколько нормален каждый из вас) или его склонности к садизму. Нет. Мне просто надоели сказки. Я вырос из них. От удара на теле остаются синяки, кости имеют склонность ломаться, а психика расшатываться. Люди меняются и не всегда в лучшую сторону. Но меняются они только под влиянием чего-либо.

Я поставил рейтинг "R" не просто так, и не из за будущих ожидаемых вами сцен, а в попытке отогнать всех, кто ищет себе сказку на ночь. Реальность жестока и эту реальность я буду преподносить. Разумеется, где-то приукрашивая, а где-то смягчая, чтобы уж совсем не шокировать происходящим.

Я не говорю, что дальше будет хуже. Нет. Наоборот, скоро этот "темный" период кончиться, как заканчиваются черные полосы по жизни.

Надеюсь на ваше понимание.

Волдеморт уже несколько часов вновь и вновь подводил итоги своего разговора с Роузом. И что-то все никак не давало ему покоя. Не переусердствовал ли он со своим давлением? Справится ли Роуз с поставленной задачей? Волдеморт сомневался и имел на то основания. Роуз был человеком с совершенно неподходящим для предстоящего дела характером. Приверженец честной дуэли, аристократ старой закалки со своим кодексом чести и сводом правил — вот кем был Джон. Роуз никогда не бил исподтишка, был предельно честен как перед собой, так и перед другими.

Здесь же… Здесь требовалось настоящее, не показное хладнокровие, воспитанное в глубинах подземелий Слизерина. Роуз, как выпускник Гриффиндора, был этого лишен. Тем не менее, его безукоризненную верность и преданность делу Волдеморт зачастую ценил куда выше прочих качеств его Ближнего Круга.

Но только не в этот раз. Волдеморту не нужен очередной провал.

— Квирелл! — громкий голос заставил поежиться чахлого профессора. — Вызови Малфоя. Его ждет увлекательная поездка во Францию.

* * *

Это было самое странное пробуждение в жизни Эрика. Первые несколько секунд он вообще не понимал ничего происходящего, не мог разобраться в ощущениях и чувствах. С одной стороны плотная, тягучая тишина, нарушаемая лишь громкими ломаными шагами, и отсутствие какой-либо опоры для тела, намекали на нереальность всего происходящего, на сон или галлюцинацию. С другой же — он был связан. Об этом Эрик узнал почти сразу, стоило ему попытаться пошевелить руками или ногами. Возникшая боль вырвала Эрика из плена возможных иллюзий, обрушив на него жестокую реальность — связанный и безвольно подвешенный, подобно мешку с песком, он летел в неизвестном ему направлении.

Гэлбрайт мысленно приказал себе не паниковать и попытался воскресить свои последние воспоминания.

«Это все Роуз… — мигом решил Эрик, прекрасно осознавая, что помимо профессора в том коридоре больше никого не было. — Только зачем ему все это? Или я все-таки ошибаюсь?»

Эрик, чертыхнувшись от боли в затекшей шее, поднял голову и уткнулся взглядов в спину медленно бредущего профессора.

«Все-таки он… — Гэлбрайт вновь откинулся назад, расслабляя ноющие мышцы. — Только зачем?»

— Профессор? — всеми силами Эрик пытался сохранить спокойствие. — Что происходит? Где я?

Его вопросы эхом разлетелись по темным коридорам этого пугающего места, но Роуз никак на них не отреагировал, продолжая идти к одной ему лишь ведомой цели.

— Профессор! — повысил голос разозленный Эрик. — Слышите меня? Отпустите меня немедленно!!!

Крик, на который Гэлбрайт сорвался в конце, вернулся оглушительным эхом и больно ударил по ушам. Каждое произнесенное слово вновь и вновь прибывало к нему из нескончаемых коридоров, заставляя мальчика метаться в путах из-за невозможности закрыть уши. А звук все нарастал, с силой кузнечного молота ударяя по барабанным перепонкам мальчика. Больно, невыносимо больно. Голова гудела. Каждый высокий звук, каждое протяжное эхо отдавалось в теле болезненным спазмом. Пытка казалась бесконечной…но нет. Его отраженный крик постепенно угасал, сходил на нет. Медленно, очень медленно, превратившись в очередное мучение, эхо затихало.

Эрик измученно повис на держащих его невидимых путах, уткнувшись взглядом в каменную кладку пола. «Мы остановились! — в тот же момент осознал Гэлбрайт, глядя на неподвижные плиты. — А значит…»

— Про…

— Силенцио! — зло прошипел тяжело дышащий Роуз. — Убить нас хочешь?! Не получится!

Роуз, бросив гневный взгляд на обескураженного Эрика, развернулся и продолжил путь в полной тишине, оставляя мальчика наедине со своими мыслями.

«Да что происходит, черт возьми?! — беззвучно выкрикнул Гэлбрайт, полностью потеряв нить происходящего. — Что Вам от меня надо! Отпустите! Отпустите меня!»

Эрик со всей силой дернул рукой, еще раз и еще… Путы не поддавались, а лишь глубже врезались в его кожу. Защипало в глазах — от боли то или от страха Эрик не знал. Он бился подобно рыбе в сетях — так же отчаянно и так же безнадёжно. И так же безостановочно…

Первые слезы страха сорвались с его скул, тяжелыми каплями падая на пол, звеня в абсолютной тишине.

— Значит, вот она какая нынешняя французская знать? — засмеялся Роуз, не замедляя свой ход. — А где твое показное хладнокровие, твоя наигранная сила и твое мнимое превосходство? Где тот аристократ, что был готов огородить свою сестру даже от интереса со стороны подозрительного англичанина? Где?

Эрик слушал, не в силах помешать его словам проникать к нему в разум, не в силах ответить. Связанный, немой и беспомощно подвешенный, он мог лишь слушать и стараться не воспринимать, отрицать, не признавать и толики смысла в словах этого, наверняка безумного, человека.

— А я отвечу, — продолжал Роуз свой издевательский монолог. — Его никогда не было. Не правда ли легко рушится ложь под давлением настоящей силы, настоящих испытаний, настоящих трудностей? Не правда ли хрупки те маски, что учат вас носить с детства? Вот и ты плачешь, гордый аристократ в n-ом поколении. Вот твоя истинная натура.

Эрик рьяно замотал головой. «Нет! — пытался кричать Гэлбрайт не в силах признать очевидное. — Нет! Это не правда!» Но Роуза ни капли не интересовало его мнение. Он даже не посмотрел на него.

— Как думаешь, что сказал бы твой отец, увидев тебя таким? Похвалил? Пожалел? Успокоил?.. — Роуз повернулся к нему лицом, нацепив гаденькую улыбку. — … или пожурил? Накричал? Отрекся?!

Каждое слово гвоздём вколачивалось в сознание Эрика, причиняя практически физическую боль.

— Но все это, — Роуз внезапно расслабился и пожал плечами, — сейчас не при чем. Ты здесь лишь волей случая, чему я немного благодарен. Ты скрасил этот вечер, Эрик. И не волнуйся, не плачь — скоро для тебя, это все не будет иметь ровно никакого значения.

И бросив эту фразу, Роуз продолжил свой путь, не обратив внимания на резкие перемены в мальчике. Эрик застыл. Последние слова эхом отдавались не только в коридорах, но и у него в мыслях. Теперь он знал, что его ожидает. Холод от тех воспоминаний пятилетней давности медленно поднимался по его венам, всеми силами стремясь к горячему сердцу. Сколько лет он уже не слышал этой фразы, сколько лет не просыпался в холодном поту?

«Не волнуйся, для неё это уже не имеет значения…»

…А ведь ему тогда было только шесть лет. Слишком рано для первой встречи со смертью...

То было время, когда он, по настоянию отца ходил в маггловкусю школу для детей. Он учился, общался со сверстниками, играл. Тут было много того, чего ему не хватало в поместье — друзья, игры, компания сверстников. Класс уверенно делился на два лагеря — мальчишеский и девчачий — и редко когда они друг с другом пересекались. Время шло, мальчик рос. Настал момент, когда он понял, что большая часть девочек стало проявлять к нему излишнее внимание, как к представителю другого лагеря. Они подсаживались к нему на обедах, пытались завести беседу, иногда даже угостить полдниками. Учительницы тоже внезапно изменились. Особое отношение к себе он не мог не заметить. Они уделяли ему больше внимания, меньше требовали, чаще помогали, всячески поощряли и даже защищали от других учителей. А он что? А он принимал это все как должное. До одного дня…

В тот день Пьер, обычно забирающий его из школы, задержался, как позже выяснилось, на работе. Не в первый раз. Эрик, оставаясь в классе с другими детьми, смотрел, как их забирали по домам родители, прощался с ними и продолжал ждать. В конце концов, он остался единственным ребенком в классе. Тогда, дежурила недавно поступившая на работу мадам Лефевр. Она долгое время украдкой посматривала на него, весело собирающего пирамиду из кусочков конструктора, и, в конце концов, решила подойти.

— Эрик, — она нежно погладила его по спине. — Школа закрывается. Нам пора уходить.

Он непонимающе уставился на учительницу.

— А папа? Я жду папу! — Эрик упрямо не двигался с места. — Он должен меня забрать.

— Мы подождем его в другом месте, — с улыбкой сказала мадам Лефевр, помогая Эрику встать на ноги, и протянув ему раскрытую ладонь. — Пока твоего папы нет, мы пойдем немного поиграем, а может, и покушаем сладкого, хорошо?

Глядя на задорно подмигнувшую женщину, Эрик кивнул и, не думая, ухватился за горячую руку учительницы.

— Пойдем, малыш…

Последующие три часа были одними из самых счастливых в его жизни. Он помнил ту свою безудержную радость, когда мадам Лефевр привела его в парк аттракционов, где Эрик еще ни разу не был. Весь вечер они катались на каруселях, приминали участие в театральных постановках, пугали обезьян из местного зоопарка, соревновались на детских гоночных болидах. Он потерялся в веселье, забыл о времени, забыл об отце. Эрик просто наслаждался каждым моментом.

Уже под вечер, мадам Лефевр, привела уставшего, вымотавшегося ребенка к себе домой.

— Тебе понравилось? — спросила женщина, сев на диван и посадив Эрика себе на колени. — Было весело?

Мальчик, набравшийся новых впечатлений на ближайший месяц, яростно закивал головой.

— Спасибо Вам! — выпалил Эрик и, несмотря на налившиеся свинцом веки, принялся пересказывать самые запомнившиеся моменты: вспомнил захватывающую гонку, в который он вышел победителем, грозного льва, с высокомерным видом пожирающего кусок брошенного мяса, смешную обезьянку, нагло клянчащую еду у прохожих. Казалось, он мог говорить вечно, но усталость в итоге дала о себе знать. На середине очередного предложения Эрик, незаметно для себя, уснул прямо на руках молодой женщины.

Проснулся он в незнакомой, но явно детской комнате: яркоокрашенные стены с различными персонажами мультфильмов, разбросанные повсюду игрушки и книжки, и никакого «взрослого» порядка. Он будто попал в детский рай — уголок, которого у него дома не было. Родители не покупали ему ничего, что не несло какой-либо практической ценности. А тут… Эрик не знал, во что запустить свои руки — поиграть хотелось во все и сразу.

Первым под раздачу попал лежавший у изголовья его кровати мягкий кот, размером чуть ли не больше самого мальчика…

...Шум льющейся воды и звенящих тарелок, раздавшийся со стороны выхода из комнаты, заставил Эрика вырваться из выдуманного им мира, где он смело боролся против огромного тигра, и вернуться в реальность.

— Ма-а-ам? — Протянул мальчик, совершенно позабывший, где он находится. Шум мытья посуды мигом прекратился.

— Что ты сказал? — в комнате, будто из ниоткуда появилась мадам Лефевр с безумно счастливым видом. — Повтори!

Эрик опешил от последовавшей просьбы. Молодая женщина, взяв его за руку, преданно, но требовательно смотрела ему в глаза, ожидая его слов.

— Извините, мадам Лефевр, я забылся, — извинился Эрик и неожиданно почувствовал, как хватка женщины усилилась.

— Все нормально, Эрик, — мадам Лефевр приобняла чуть упиравшегося мальчика, положив его голову себе на плечо. — Все хорошо. Можешь звать меня мамой.

— Но вы не она, — возразил Эрик. — Вы не моя мама…

От его слов, женщина вздрогнула всем телом, но не отпустила, а лишь сильнее прижала его к себе. И Эрику это понравилось... Это было так... тепло? Его мама любила потрепать по волосам, ласково погладить или просто подержать за руку. Но так… так его обнимали впервые. Он чувствовал, как размеренно бьется сердце мадам Лефевр, чувствовал её глубокое дыхание, чувствовал её. Эрик хотел больше, хотел, чтобы это объятие не кончалось…

Мадам Лефевр, несмотря на сопротивление, мягко отстранила его от себя, и встретилась с ним взглядом.

— Эрик, — женщина будто пыталась заставить свой голос звучать, как можно серьезней. — Я заранее прошу прощения, что говорю об этом только сейчас. Я хотела дать тебе немного счастья, пойми меня.

Эрик недоумевая смотрел на собирающуюся с духом женщину. Она неуверенно провела большим пальцем по его щеке, будто смахивая видимую только ей слезу, и негромко выдала:

— Твои родители не придут за тобой, Эрик. Теперь уже, нет.

— Почему? — Эрик пытался понять, что же именно пытается сказать женщина, и пока не понимал. — Вы сами меня отведете?

Она вновь крепко обняла мальчика, положив себе на грудь его голову и нежно её поглаживая. Эрик, несмотря на странную ситуацию, не мог противиться её ласкам.

— Нет, Эрик. Твои родители… решили отказаться от тебя. Извини, что не сказала тебе раньше…

…Невидимые путы исчезли, и Эрик, по-прежнему связанный, тяжело упал на пол, отбив себе копчик и ударившись затылком.

«Где я?» — в очередной раз за сегодняшний день спросил он, осматривая еле освящённую комнату. Помещение оказалось непривычно большим, после тех узких коридоров, которыми Роуз привел его сюда. Свет ручейками лился из пола, разгоняя мрак и одновременно создавая некий рисунок, в центре которого на колонне-постаменте стояла непримечательная глиняная, явно сделанная вручную, чашка.

«Что это? — задавался вопросом Эрик. — Ради этого мы здесь?»

Он перевел недоумевающий взгляд на Роуза и неожиданно понял, что тот наблюдал за ним все это время.

— Что это? — как можно четче шевеля губами попытался спросить Эрик.

— Тебя это не касается, поверь, — усмехнулся Роуз, ухватился за веревку на его руках и поднял на ноги. — Тебе сюда.

Эрик, боясь возможной боли в заломленных руках, на негнущихся ногах шел не сопротивляясь, не переча. Он не представлял, что делать. Он не знал, что происходит. Но он догадывался, чем это кончится. Первое удивление уже прошло, уступив место вновь пустившему коготки страху. Всех сил Эрику с трудом хватало лишь для того, чтобы вновь не поддаться панике.

— Здесь. — Роуз остановился перед еле сияющим прямоугольником, идеально вычерченным на каменной кладке. — На колени.

Эрик не подчинился. Его ноги предательски дрожали, сердце гулко звучало в груди, выбивая ударами бешеную дробь, но Гэлбрайт не сдавался. Поддаться сейчас страху, означало неминуемую смерть.

Он немного присел, и, почувствовав ослабленное давление на руки, резко дернулся в отчаянной попытке освободить их. Роузу даже не понадобилась палочка, чтобы помешать этой жалкой попытке к бегству. Один резкий удар наотмашь точно по скуле, мигом повалил Эрика на холодный пол. Но он не сдался. Несмотря на неожиданное рукоприкладство, Эрик быстро пришел в себя. Не чувствуя боли от двойного удара, он попытался перекатиться в сторону… как можно дальше от этого места… Как вдруг, с неописуемой силой, его ударили по ребрам. Эрик на мгновение потерял сознание от боли и шока — хруст сломанной кости был прекрасно слышен в окружившей их тишине.

Бешеный крик мальчика так и не раздался в этих залах.

* * *

Роуз не ожидал от себя подобной реакции. Чтобы он да пнул ребенка, причем со всей доступной ему силой? Что с ним? Неужели этот вечер стал слишком большим потрясением для него?

Он в шоке смотрел на лакированную поверхность своей туфли, которая до сих пор хранило на себе тепло детского тела. Хруст ребра он не только услышал, он буквально ощутил его. И это новое чувство… ему понравилось?

Роуз встряхнул головой, сбрасывая с себя оцепенение. Не время для разборок с внутренним миром.

— Успокойся! Иначе будет хуже! — зло крикнул Роуз, морщась от надоедливого эха.

Но Гэлбрайт не желал его слушать, вынуждая снова и снова применять к себе силу.

«Вот же дерьмовый день!» — про себя выругался профессор, наблюдая за конвульсивными попытками плачущего мальчика отползти в темень. Он поднял палочку… и тут же опустил. Хватит с него и физического превосходства. Роуз сделал пару шагов к Гэлбрайту, который, услышав его движение и дернувшись в страхе сильнее обычного, тут же скрючился от нового приступа боли.

— Малыш, хватит. — Роуз ухватил его за локоть и втащил в прямоугольник. — Тебе просто не повезло. Смирись. Тебе не уйти отсюда.

Но Гэлбрайт не слушал. Ломая ногти на свободной руке он цеплялся за каменную кладку. Пинался ногами, никуда в прочем не попадая. Открывал рот в немых мольбах и криках. Все зря. Уже поздно.

Роуз ногой придавил колени Гэлбрайта к полу, и, ухватив за подбородок, поднял его с пола. И вот, глядя на грязное, мокрое от слез, но, тем не менее, прекрасное лицо с глазами полных мольбы и страха, приставляя нож к нежной, детской коже, Джон не выдержал.

Его устои, его правила дали трещину. Разрываясь между долгом и собственным кодексом, между жалостью к мальчишке и верностью к Темному Лорду, Роуз запутался. Он закрыл глаза, не в состоянии смотреть на Гэлбрайта.

Почему он избитый физически, должен страдать и психически? Да он убивал. Он много убивал, ибо война не место для сантиментов. Охотник или жертва. Жить или умереть. Все стороны в конфликте всегда были в равных условиях, несмотря краткие перевесы сил. Выбор был за ними. Они сами решили сражаться поставив на кон свои жизни.

Почему он, пройдя через все тяготы войны, должен здесь и сейчас держать нож у горла беззащитного мальчика? Он не Макнейр, что даже после падения Лорда, сохранил верность своей натуре. Он не палач.

Но приказ милорда, его желания, его надежды — все они возложены на его плечи. Он должен.

Роуз глубоко вздохнул, в попытках успокоить неистово бьющееся сердце, и открыл глаза. Картина открывшаяся его взору, не изменилась, как бы он того не желал. Испуганные, полные слез, молящие о пощаде глаза мальчика, стоящего на коленях в жертвенном квадрате, по-прежнему смотрели на него. И этот взгляд, способный разжалобить даже каменную кладку, мешал больше всего.

«Я должен… Я должен… — будто мантру, повторял Роуз в попытках заставить себя. — Я должен…»

Джон, не в силах больше выносить этот взгляд, убрал руку с подбородка, закрыл глаза мальчику, и чуть нажал, запрокидывая голову и подставляя под нож голую шею.

— Я должен, малыш. Должен… — вымолвил Роуз, будто пытаясь извиниться перед ним. — Во имя Темного Лорда!

Дрожащая рука резким, неумелым движением провела ножом по шее…

* * *

Хочу жить. Хочу жить. Хочу…

Это были даже не мысли, не образы в памяти, не обычное желание. Нет. Это было нечто большим — чистым стремлением, целью, направлением. Это было единственно верным выбором. И он сделал его сам. И все тело отозвалось на его выбор. И вся магия поддержала его.

И он плакал. Не зависимо от сделанного выбора, он был не готов к подобным событиям, к подобному сценарию.

Эрик чувствовал прикосновение холода от металла к его коже. Он чувствовал, как в противовес этому, воспылали его ладони. Чувствовал, как горячее, голодное, яркое пламя загорается в его руках. Чувствовал, как в дикой стихии растворяются путы на руках. Чувствовал, как пламя перекинулось на ноги и наконец... он почувствовал свободу.

Поздно.

Боли не было, лишь жжение, внезапно охватившее всю шею, указывало на произошедшее. Ну и звук — не то хруст, не то треск, не то осязаемый, не то слышимый.

Жар охватил все, что ниже подбородка. Одежда, мгновенно пропиталась горячей жидкостью.

Нет.

Нет!.. Нет! Нет!!! Голова мигом отяжелела, мысли куда-то испарились, даже слезы перестали течь. Время страха и паники прошло. С этого момента царило отчаянье.

Эрик, не обращая внимания на остолбеневшего профессора, судорожно ухватился уже не горящими руками за горло в попытке остановить неспешный поток вязкой, теплой и такой родной крови. В груди защемило от недостатка кислорода, — Гэлбрайт неосознанно задержал дыхание. И первый же вздох заставил его закашляться и согнуться, выплевывая попавшую в легкие кровь.

Помощь. Ему нужна была помощь. Ему нужно сбежать и найти помощь. Простые истины пропечатывались в его сознании под диктовку животных инстинктов. Главное выжить.

Эрик, зажимая надрезанное горло, вскочил на ноги, и вновь чуть было не оказался на земле из-за резкого головокружения. Но устоял.

«Надо идти… — твердил он себе, уже практически не соображая, — надо идти… к свету…»

* * *

С каким-то отстраненным интересом Роуз наблюдал за спиной ковыляющего от него мальчика, оставляющего за собой тонкий кровавый след.

Как интересно… Ему, привыкшему убивать быстро и без лишних изысков, чувствовать чужую кровь на руках было в новинку. И это новое чувство было слишком сильно. В первые мгновения после завершающего движения ножа он даже впал в ступор, заворожено наблюдая, как кровь толчками вырывается из аккуратного разреза, как округлились в страхе глаза Гэлбрайта, осознавшего произошедшее.

Это ощущение чужой жизни, растекающейся по твоим ладоням, в корне отличалось от привычных ему. Смертельное заклятье, как-то обособляло убийцу от жертвы, не давя ответственностью. Во многом из-за отсутствия ран. Не было ни крови, ни вывалившихся внутренностей, ни оторванных конечностей. В смерти от Смертельного проклятья не было ничего противоестественно противного или отторгающего. Мертвый человек ничем не отличающийся от живого. Может из-за этого оно и было в списке Непростительных?

Сейчас же Роуз видел, как с каждым ударом сердца, жизнь медленно покидала тело юного мальчика. Это же подтверждал и рунный барьер, принявший жертву…

И лишь тут Джон понял куда именно движется Эрик. Ломаной походкой, слепо и целенаправленно, он двигался прямо навстречу уже не защищенной Чаши Основателя.

— Стой! — вскрикнул Роуз, неуверенно вскидывая палочку.

Но Эрик не слышал. Крик Роуза, эхом скакавший по стенам, не достиг разума мальчика, уже протягивающего руку к Чаше.

— Ты заставляешь убивать тебя во второй раз, Гэлбрайт, — промолвил Джон, покрепче ухватив палочку. — Авада Кедавра!

Пронзительно-холодный зеленый свет во второй раз за вечер развеял многовековой мрак катакомб Шармбатона.

* * *

Люциус, задумчиво глядя вдаль, уже с четверть часа стоял на самом краю километрового обрыва. Он ждал. Ждал, не смотря на четкий приказ Лорда.

«Найти и помочь» — сказал Волдеморт, отправляя его на встречу со старым другом.

Роуз, человек с неординарной профессией, столь востребованной в кругу Люциуса, был его давним приятелем и его более давним врагом. Будучи однокурсниками разделенными красным и зеленым гербом факультета они постоянно находили поводы для стычек. Но эти мелкие склоки на протяжении пяти лет, так сроднили их, что не подружиться они просто не могли. Удивительно, что и к Воладеморту они пришли вместе.

«Пять минут, — уверял сам себя Люциус, зная, как карает Темный Лорд за провальные задания. — Я дам ему еще пять минут, на то, чтобы доделать все самому».

* * *

— Авада… — голос Роуза, каким-то чудом достиг его подсознания, всколыхнув нечто важное, давно позабытое. Эрик резко развернулся к профессору, держа в руке на уровне груди хрупкую, теплую глиняную чашу. — …Кедавра!

Такой знакомый зеленый свет мигом разогнал окружающую темень. Мрак, не спасовавший даже перед заклинаниями, созданными специально для освещения, отступил, забился по углам и проходам. А зеленый луч неостановимо летел к цели.

Эрик видел его, следил за ним, но ничего не мог сделать. Сил не было даже для того, чтобы думать. Ноги тряслись и подгибались, будто предлагая упасть навзничь. Но нет. В отяжелевшей голове не было ни одной мысли, а налитые свинцом веки желали лишь сойтись.

Семь метров… пять… три… еще один… и луч, так упорно искавший встречи с его телом, беззвучно впитывается практически в центр глиняной чаши, мирно покоящейся на ладони Эрика.

Роуз замер. Его взгляд, в тот момент, Эрик запомнил на всегда. Такая концентрация ужаса и надежды была практически невозможной. Палочка вырвалась из ослабевших пальцев, с гулким стуком упав на каменную кладку, и все его тело поддалось вперед…

Гэлбрайт, даже не смог собраться, так быстро Роуз оказался у него, с легкостью отобрав чашу и отталкивая его от себя. Эрика с силой бросило в направлении пьедестала, что ранее был надежным постаментом для Чаши. Рука, зажимавшая истекающее кровью горло, лишь чудом удержалась на месте.

Легкий, невесомый хруст донесся до его слуха. Эрик поднял глаза, успев заметить, как две половинки глиняной чаши устремились навстречу полу. На два последующих удара он уже не обратил внимания. В тот момент, он, с ужасом пытаясь отползти назад, не мог оторвать глаз от безумнейшего взгляда профессора. Ярость, отчаянье, смерть, ненависть, боль — все легко читалось в его глазах. И все это только для него.

— Убью… — просипел Роуз, бросаясь на Эрика. — Убью… убью.. убью!!!

Его руки с исполинской силой сжали его окровавленное горло под подбородком, в отчаянной попытке задушить поганого мальца.

Эрик сначала одной, а затем, наплевав на все, двумя руками ухватился за горло самого Роуза, и, вкладывая свои последние силы, старался хоть немного ослабить безумный натиск безумного профессора. Кислорода катастрофически не хватало, а каждая попытка вздоха набирала в легкие вместе с воздухом и немалое количество крови. Хотелось откашляться, но не получалось.

— Убью! Убью! Убью! — бесконечное эхо вбивалось в голову, причиняя дополнительную боль.

«Убьет. В самом деле убьет. Я умираю? Умираю вот так просто? — мысли со скоростью молнии замелькали у него в голове. — Зачем вообще я борюсь?»

Жить! Ответ пришел из ниоткуда. Борьба — это жизнь. Борьба за прошлое, борьба за настоящее, борьба за будущее. Вся наша жизнь сплошная борьба. Он боролся за отцовское уважение, боролся за внимание девушки, боролся с другими, которые в свою очередь боролись с ним. Вся жизнь — борьба. Хочешь жить? Борись! Хочешь жить лучше? Борись еще больше! Не смей опускать руки!

И Эрик не опускал, он боролся, а значит…

«Я хочу жить!» — огненными буквами пропечаталось у него в сознании.

И в тот миг, ладони с детской силой сжимавшие толстую шею профессора воспылали огнем, сжигая кожу и мясо.

— А-а-а! — дикий, полный невообразимой боли крик Роуза разнесся по коридорам, оглушая всех, кого он смог достать.

Давление на горле Эрика исчезло, как в тот же миг, в лицо прилетел увесистый кулак, чудом не выбивший из него сознание. Следующий за первым удар по касательной задел его щеку. Роуз вне себя от охватившей боли в слепую отбивался от Гэлбрайта, пытаясь убрать его от себя.

Удар за ударом. Удар за ударом. Эрик чувствовал их все, что лишь по счастливой случайности лишь задевали его, но не отпускал. Все существо стремилось лишь к смерти своего врага, наплевав на собственное тело.

Крик Роуза сменился воем, а еще мгновение спустя, хрипом. Эрик буквально ощущал как таяла, скукоживаясь и уменьшаясь, шея профессора.

Удары прекратились — Роуз стальной хваткой вцепился в руки, пережимающие ему горло, и попытался убрать их от себя. Измученный, покалеченный мужчина против ребенка — не равные силы. Это понял и Эрик, когда, несмотря на все его усилия, он начал сдавать сантиметр за сантиметром. Еще чуть-чуть и Роуз вырвался бы из огненной хватки...

— Нет! — неслышно прохрипел немой Эрик, выхаркивая кровь из легких, и всем телом навалился на профессора. — Я хочу жить!!!

Роуза кинуло на спину, и Эрик тут же оказался на нем, из последних сил сжимая почерневшее горло и заливая лицо собственной кровью.

— ... я... тоже... — прохрипел Роуз, бессильно опуская руки. Он уже не сопротивлялся. Мертвые попросту этого не могут...

... пламя на ладонях угасало так же быстро, как таяли неизвестно откуда взявшиеся силы. Их хватило лишь на то, чтобы вновь пережать кровоточащее горло...

Прим. автора: вот та самая глава с тем самым обоснуем, что занял у меня так много времени. Я старался как можно четче прописать мотивы персонажей и их цели. Приятного чтения.

Люциус, уже успев в достаточной степени оценить мрачность древних сооружений, медленно двигался по следам его старого друга. Найти их было не сложно – два ряда следов были отчетливо видны среди многовековой пыли. И останутся тут еще на долгие годы.

Не так давно Люциус миновал кучу праха, который некогда был не живой не мертвой ведьмой. Интересно, как он её убил? А как бы это сделал сам Люциус? Их подходы практически ко всем делам в корне отличались. Люциус, к примеру, как можно быстрее связал себя узами брака, Роуз же был холостяком до сих пор. И не имеет значения, что Малфой преследовал исключительно деловую выгоду – «добропорядочные семьянины» пользуются, куда большим доверием на политической арене, нежели «ветреные, хоть и видные холостяки». Отличались и их мотивы присоединения к Пожирателям Смерти — Роуз шел за верой, Люциус за будущим. Даже итоги той, первой проигранной войны, для них были одинаковы, хоть и достигнуты совершенно разными путями. Люциус откупился и открестился. Роуз же… ему было куда проще. Сдержанный Джон, до того тихо и спокойно выполнял все поручения, что он просто… нигде не засветился! Как гениально то! Все что ему надо было – это обходится без пыток и лишних свидетелей, а так же иметь очень узкий круг общения даже среди своих…

Люциус остановился, впервые за долгий переход, услышав что-то помимо звука его собственных шагов. Крик. Далекий, еле слышимый, но различимый крик. С каждой секундой он становился все громче, все ближе.

Чувствуя неладное, Люциус закрыл руками уши. И вовремя. Практически физически различимое эхо силой ударило по ушам и оглушило бы, не встреть преграду. Не узнать крик он попросту не мог – как ни как полный боли возглас принадлежал его другу. В этом Люциус не сомневался, хоть и ни разу его не слышал — Джон умудрился ни разу не попасть под горячую руку Темного лорда.

Малфой рванул вперед, навстречу своему союзнику. Желание не вмешиваться пропало, уступив место некому подобию волнения.

Бежал он недолго — нужный зал вынырнул из темноты буквально после нескольких минут гонки со временем и борьбой с разнообразными криками. Картина, представшая его глазам, оказалась более зловещей, чем мог предположить Люциус. Посередине зала наполненного зеленовато серебристым светом, совсем рядом с начерченным рунным кругом лежало столь хорошо знакомое тело.

«Роуз, — мигом узнал его Люциус. – Он мертв?»

Люциус помедлил. Врываться в незнакомую древнюю комнату с мертвым телом внутри было бы большой глупостью. Кто знает, какие опасности хранят в себе эти древние напольные плиты, какими ловушками оборудованы стены, какие охранные заклинание натянуты в этом помещении. Он продвигался медленно, шаг в шаг повторяя пусть своего друга, каждый метр, прислушиваясь к магическому фону. Таким темпом он достиг тела друга только за несколько минут. Подойдя ближе, Малфой увидел и второе, раньше не видное, тело – мальчика. Ребенок лежал, не моргая, смотря в потолок, и зажимая горло руками.

«Жертва?» — в этом месте Малфой предпочитал думать, а не говорить. Больно уж непредсказуем звук в этом месте.

«Значит, оставим на потом», — решил Люциус и наклонился над другом.

То, что он увидел, было столь отвратно, сколь и впечатляюще.

«Как? — этот вопрос возник первым, стоило ему взглянуть на раны. – Что здесь произошло и как это получилось?» Сухое, почерневшее будто от сильного огня, вскрытое горло было омерзительно. Его вид был столь противен, что даже он – бывалый Пожиратель смерти, повидавший всяких ужасов на это свете, не мог спокойно смотреть на него.

«Чем это его так? Проклятие? Часть защиты?» — недоумевал Малфой.

Люциус повернулся к мальчику, лицо которого уже принимало синеватый оттенок. Кровь медленно просачивалась между стиснутых на горле пальцев. «Значит, сердце бьется, — сделал вывод Малфой, заворожено наблюдая за мальчиком. – И он даже не потерял сознания, что было бы фатально. Экий малец!».

— Покажи, что у тебя тут, — прошептал Люциус, с трудом разжимая стиснутые пальцы. – Хуже не будет.

Мальчик не отпускал, с удивительной силой пережимая собственное горло. Малфою пришлось не слабо потрудится, чтобы, в конце концов, увидеть рану живьем.

— Роуз так и не научился орудовать ножом – после беглого осмотра решил Люциус — не задето ни одной артерии, но гортань перерезана. Без надлежащей помощи – ранение смертельно.

Малфой в очередной раз поразился ребенку. Будь то специально, или случайно, но то, что он умудрился не потерять сознание – спасло ему жизнь. Невероятно, при таком то ранении.

«Помочь ему?» – отстраненно спросил сам себя Люциус и задумался.

А стоит? Стоит ли своими руками вытаскивать с того света свидетеля произошедшего? Не будет ли лучшим дать ему умереть тут? Ответ был очевиден – нет . Темный лорд ненавидел незнание. Он не любил загадки, тайны, интриги, когда они каким-либо боком касались его самого. Взгляд Люциуса наткнулся на черепки, которые когда-то раньше явно были чашей. А значит Роуз облажался. Впервые в своей жизни Роуз не смог выполнить прямой приказ Темного Лорда. И поплатился за это жизнью, пускай и не от рук своего хозяина.

Виновник мертв. Это плохо. Люциус знал, что в этом случае, крайним окажется он. И что еще хуже – его жена или сын, что возрастом недалеко ушел это этого окровавленного бедняги.

Малфой поднял палочку.

— Прости парень, ты должен жить. Пока что.

* * *

От резкого рывка Эрик очнулся, причем в вновь подвешенном состоянии. Если бы не зудящая боль в шее и ребрах, если бы не ноющие виски и тяжеленная голова, все произошедшее ранее можно было бы считать дурным сном. Но, увы. Все то же знакомое чувство невесомости на этот раз сопровождалось приятным, прохладным, наверняка еще ночным, ветерком. Вернулись и всевозможные звуки. После оглушительной тишины подземелья, даже шорох травы, шум ветра или легкие голоса птиц звучали как-то необычно прекрасно.

Эрик с трудом приоткрыл кажущиеся многотонными веки. Новый конвоир был ему не знаком – высокий мужчина с идеально прямой осанкой и светлыми волосами платинового оттенка, невольно напоминающими ему об отце.

Он попытался было что-нибудь сказать, но из зудящего горла вырвался лишь неразборчивый хрип.

— Успокойся, тебе пока нельзя говорить. – Произнес мужчина сухим, бесцветным голосом. И мгновение спустя добавил, – А лучше продолжай спать.

Один невесомый взмах палочкой, и уже знакомый бледно-голубой луч устремился в его сторону.

* * *

Второй рывок портала оказался не намного приятнее первого, да и конечное место, тоже красотой не блистало. Обшарпанный, ветхий двухэтажный дом, местами прогнивший и прохудившийся. Здание не ведало ремонта уже долгие годы.

Люциус появился у ржавых ворот и, следя за своей ношей, осторожно вошел. Дорога, ведущая через сад, была подстать особняку – разбитая каменная кладка с проросшими сорняками. Ступать приходилось аккуратно, ибо любой неосторожный шаг мог легко доставить неприятности. В свой прошлый визит Люциус лишь чудом не подвернул тут себе ноги. В заросшем саду, что располагался по обе стороны от дорожки, громко копошился какой-то старик.

«Странный малый, — подумал Люциус. – До восхода еще несколько часов».

— Здравствуйте, молодой господин, — услышав Малфоя, вздернулся садовник. – Как поживаете?

— Неплохо, Фрэнк, не плохо, – не останавливаясь, безучастно ответил Люциус заколдованному старику.

Скрипнув дверью, он вошел в старый дом и, осторожно ступая, поднялся по лестнице на второй этаж. Тихий стук в деревянную дверь эхом разлетелся по всему дому. В комнате раздался резкий вздох, торопливые шаги, и вот в открывшейся двери показалось лицо, недавно спящего Квирелла.

Малфой, замер, опешив от внезапно посетившей его мысли — он так спешил, что позабыл о времени суток. Что если он разбудил Темного Лорда?

— Люциус? – холодный голос Волдеморта прервал его размышления. Квирелл кивнул. – Пропусти его.

Комната, в которой расположился Лорд, ни капли не изменилась с последнего визита Малфоя. Все та же убитая мебель, подкашивающееся кресло и лишь один более менее целый предмет в помещении – зеркало.

— Где она? – Волдеморт не разменивался на приличия. – Ты принес её, Люциус?

Впервые за последние несколько лет в голосе Темного Лорда промелькнула надежда. Надежда на то, что столь долгое ожидание подошло к концу. Надежда на успех, что долгих одиннадцать лет обходил его стороной. И тут, пора было начинать надеяться Малфою – второй провал Темному Лорду дастся нелегко.

Не в силах ответить, Малфой преклонил колени и дрожащими руками достал из кармана кучку черепков, некогда бывших древним артефактом. Пояснений не требовалось. Чаша, способная создать все мыслимые алхимические ингредиенты, оказалось куда хрупче многих других заколдованных вещей.

Люциус в страхе уткнулся глазами в пол. Он не оправдывался, не блеял о невиновности и непричастности. Малфой знал – ему позволено заговорить об этом, только после прямого приказа Темного Лорда. Сейчас же он мог лишь принять незаслуженную кару.

Температура в комнате резко поднялась на пару градусов, хотя камин в тот же миг погас. Чудом уцелевшие окна задребезжали, грозясь в любой момент взорваться фонтаном из стекла и дерева. Лорд Волдеморт гневался.

Рядом, буквально в метре от Люциуса, раздался тяжелый звук падающего тела, невольно привлекая его внимание. Квирелл и так не жилец был убит всплеском неудержимой ярости. А значит…

Малфой застыл, не в силах поднять взгляд на истинную форму Лорда Волдеморта. Он знал, что тот наблюдает. Он чувствовал его взгляд на себе. Он чувствовал его ярость… и ждал кары.

— Говори, — Малфой ощутимо вздрогнул от раздавшегося объемного, направленного будто бы одновременно отовсюду, холодного голоса. – Что случилось? Где Роуз?

Вслед за вопросом раздался резкий звук, таки треснувшего дерева, а следом и бьющегося стекла. Потухший огонь в камине вновь вспыхнул, обдав жаром склоненного аристократа.

— Роуз мертв, милорд, – Люциус как можно аккуратнее подбирал слова. – Когда я его нашел, он был рядом мальчишкой и разбитой Чашей. Я не знаю, что произошло. Мальчишка единственный свидетель.

Малфой замолк, ощутив рядом с собой НЕЧТО.

— Подними голову, Люциус, – вновь раздался пугающий голос. – Посмотри на меня.

Ноги Малфоя предательски задрожали. Он не хотел… Он боялся… Поднять голову? Что может быть легче, тем более для него – не привыкшего её склонять? Но не сейчас. То, что в данный момент находилось с ним в этой убогой комнатушке, вызывало страх, путало мысли, выходило за рамки разумного. Бессмертное существо, что подобно паразиту могло цепляться к чужим телам, питаясь их жизнью, их энергией, их чувствами. Ненасытное чудовище, больше напоминающее бездушного дементора, чем когда-то перспективного юнца из рода Слизерина. Люциус боялся его. Боялся, что стоит ему сейчас взглянуть этому страху в глаза, как он овладеет им, подобно рядом лежащему мертвому Квиреллу. Боялся потерять себя.

— Не бойся, Люциус, — Волдеморт, казалось, прочитал его мысли. Или он, в самом деле, способен чувствовать страх? – Квирелл провинился, подвел меня. И мне пришлось быть к нему куда ближе, чем этого хотелось.

Люциус прекрасно понял, что Темный Лорд имел ввиду. Это было наказанием. Ужасным наказанием. Ждет ли оно его сегодня, как плата за упущенную Чашу? Поздно предаваться сомнениям. Люциус, страшась, поднял голову.

Малфой не был теоретиком в области душ и приведений. Он не рассуждал на многочисленные метофизические темы, не думал о жизни после смерти. Но если то, что предстало его глазам и есть душа, тогда все люди в глубине своей души были теми еще монстрами. Не то черный как смоль дым, не то размытая клякса висела перед ним в воздухе. Ни рук, ни головы, ни рта, ни ушей – ничего не напоминало в этом существе человека. Лишь два узких, горящих ярким красным огнем глаза, свободно плавали по всей его поверхности.

— Я смотрю, тебе нравится, – вновь раздался со всех сторон холодный голос Темного Лорда. – Великолепная форма, не правда ли?

Люциус не двигался, хотя первоначальный шок от лицезрения этого «чуда» уже прошел. Стоя на трясущихся коленях, он представлял как эта дымка, через рот и ноздри проникает в его тело, обживаясь в нем и подчиняя своей воли. И с трудом сдержал рвотный позыв.

— Не важно, — так и не дождавшись ответа, произнес Темный Лорд. – Разбуди мальчонку. Мне надо у него кое-что узнать.

Дважды повторять не пришлось. Вскочив, Люциус подошел к ребенку и, направив на того палочку, разбудил его. Затравленные глаза мальчика распахнулись в тот же момент. Его руки, взметнулись к горлу, ощупывая его, и обнаружив повязку, опустились.

— Я тебя подлатал, — бросил Люциус, наблюдая за ребенком. – От ранения ты не умрешь.

Слова призванные утешить мальчика, произвели обратный эффект. Казалось, что тот понял истинный смысл его слов, чего попросту не могло быть – слишком он был юный. «Не умрет от ранений», – сказал Люциус. Он не исключил других вариантов.

— Нам от тебя кое-что…

— Дальше я сам, Люциус, — от всеобъемлющего холодного голоса мальчик испуганно оглянулся и уткнулся взглядом в истинную форму Темного Лорда. – Ты стал слишком мягок. Семейная жизнь плохо на тебя влияет.

Люциус промолчал и отступил от бедного ребенка. Темный Лорд же, напротив, подплыл к самому лицу.

— Смотри мне в глаза! – резкий приказ буквально вмял мальчика в пол.— Не моргай!

Люциус ужаснулся .

«Легилименция! Значит даже в такой форме, Темный Лорд может проникать в сознание!»

Он невольно отклонился от Волдеморта. Ужасное открытие для того, кто совсем недавно предавался не самым верным мыслям. Что если его уже прочли? «Нет, — мотнул головой Люциус, успокаивая себя, — я бы заметил».

— Опусти защиту, — донесся до Люциуса недовольный голос Темного Лорда. – Иначе будет только хуже.

Малфой несколько потрясенно посмотрел на мальчика, что в свои годы уже умел защищать свой разум. Он не смог научить этому Драко несмотря на года практики! Невероятно. Но этот, достойный уважения, факт Волдеморту был безразличен.

— Опусти защиту, или я сделаю это сам! – рявкнул Темный Лорд на уже практически невменяемого мальчика. – Я не шучу!

Но ребенок лишь мотал головой из стороны в сторону смахивая выступившие слезы. Волдеморт не выдержал. Дымка на мгновение озарилась бордовой вспышкой, будто подчеркивая растущую ярость существа, и в тот же миг раздался пронзительный крик мальчика. Его тело вдавилось в пол, руки скреблись по полу не решаясь подняться против этого неведомого противника. Крик наполненный не болью, а страхом, паникой и отчаяньем разнесся по дому. Мальчик вновь переживал сегодняшний день.

«Что же там произо…» — не успел задаться вопросом Люциус, как вся комната вспыхнула.

Пламя, подстать багровому сиянию в центре тела Волдеморта охватило все, что только горело. Огонь пожирал пустующий, накрененный деревянный шкаф, перебрался на стену и поднялся к самому потолку. Пустующие оконные рамы вспыхнули следом. Языки пламени не щадили ничего.

Малфой оглянулся, любуясь разгулом стихии, и чуть было не пропустил момент, когда огонь добрался и до него. Но чтобы сбить пламя с загоревшейся мантии и защитить себя от распространяющегося пламени, хватило и одного движения палочкой.

— Люциус, — до ужаса спокойно промолвил бестелесный дух – объясни мне...

Малфой сглотнул, уже догадываясь, о чем хочет спросить Волдеморт

— ...каким образом, вот это, – Волдеморт указал на корчащегося мальчика, который с видимым трудом сохранял сознание, — умудряется обыграть двух взрослых магов, а одного из них и вовсе убить?!

Малфой вновь склонил голову – с каждым новым словом, всеобъемлющий голос становился все яростей, подпитывая и так бушующее пламя.

— Ему повезло, милорд, — четко проговорил Малфой, не поднимая глаз.

— Повезло?! – гневно взревел Волдеморт под треск ломающейся мебели. – Этот мальчишка сжег глотку Роузу! И это ты называешь везением?!

— Милорд, Роуз был ранен. Он не мог…

— Не мог что? – в голос Волдеморта таки проскочила нотка сарказма. – Убить беспомощного ребенка? Или…

Люциус почувствовал, как НЕЧТО приблизилось вплотную к его лицу, обдав могильным холодом, ощущаемое, несмотря на полыхающее кругом пламя.

— … или ты пытаешься оправдать его?

— Ни в коем случае, милорд, — Люциус отчаянно замотал головой. – Я не знаю произошедшего, потому могу лишь предполагать.

— Только это тебя и спасает, — раздался уже более мягкий голос бестелесного мага. – Потуши его.

Люциус сразу понял, что имел ввиду Волдеморт и, резко повернувшись, он увидел, как уже медленно стихающее пламя охватило ногу принесённого им мальчика. Его вялые попытки сбить огонь ни капли не помогали. Ребенок был столь вымотан, что не было сил даже на спасение собственной жизни.

— Что делать с мальчиком, милорд? – сухо спросил Люциус, одним движением палочки гася одежду ребенка. – Убить?

Волдеморт не ответил. Он неспешно подплыл к лежавшему мальчику, и наклонился над ним, впиваясь ему в глаза.

— Ты только погляди на него, — холодный голос казалось, издевался над ребенком. — Такой юный, а уже убийца. Причем не по случайности.

Малфой сглотнул, в тайне опасаясь решения Волдеморта. Он редко когда не убивал своих врагов на месте, и эти моменты навсегда оставались в памяти Ближнего круга. Бесчисленный пытки, унижения и всяческие муки ожидали тех, кто воистину заслужил гнев их Лорда.

— Этот малыш, голыми руками лишил жизни нашего глубоко уважаемого Роуза, — продолжал Лорд, смотря точно в глаза перепуганного мальчика. — Он так хотел жить, что смог убить другого. Разве я могу даровать такой воле легкую смерть?

Волдеморт оторвался от мальчика и, в ожидании ответа, взглянул на Малфоя. Люциус неуверенно покачал головой.

— Нет! — рявкнул Лорд, созданным порывом ветра сдувая стеклянную крошку. — Убить его быстро было бы подарком, который он не заслужил! Пусть и невольно, пусть случайно, но он влез в МОИ дела! Он помешал МОИМ планам!

Пламя в камине в очередной раз вспыхнуло. Раздался стон — немота, наложенная на мальчика, спала.

— Прошу... не убивайте... — донеся до Люциуса еле слышный хрип.

— Видишь? Что я говорил? Жить он хочет! Так пусть живет! — холодный, с толикой безумия смех, разлетелся по комнате. — Как там говорил Дамблдор? Есть вещи, что куда хуже смерти? Ах-ха-ха!

— Милорд, — растерялся Люциус, уже полностью потеряв суть происходящего. — Что вы имеете в виду? Что вы хотите? Я не понимаю...

— А понимать не твоя забота, Люциус! — в очередной раз перебил его Волдеморт. — Твоя задача лишь четко выполнять мои указания!

— Прошу прошения, милорд. Какие будут указания?

Темный Лорд отплыл от корчащегося ребенка и, больше не глядя на эту досадную помеху, вымолвил:

— Для начала сотри паршивцу воспоминания об этом доме...

* * *

Это утро Тейт мало чем отличалось от сотен других, уныло банальных и похожих друг на друга. Приняв ванну, наложив макияж и причесавшись Энн взглянула на часы. Ровно сорок три минуты. Как и каждый раз.

— Эта пунктуальность меня убьет, — кинув очередной взгляд на часы, пробурчала Энн.

В ноздри ударил приятный, будоражащий аромат — кофе, каждое утро доставляемое ей домовыми эльфами, уже ждало её на столике. Энн немедля ухватилась за чашку и с удобством устроилась в кресле, подмяв под себя ноги. Точно, как и вчера. Точно, как и за день до этого. Все неизменно и однообразно. И это тяготило её непостоянную натуру.

Шармбатон угнетал. Подобно вампиру эта Академия высасывала из неё силы, энергию, инициативность. С каждым днем Шармбатон все сильнее и сильнее давил на ёё молодые, слабые плечи, топя в скуке, монотонности и унынии. И лишь благодаря некоторым личностям, Энн как-то умудрялась держаться на плаву. Второго года она здесь не вытянет...

В тишине кабинета раздалась тихая трель заведенного заклинания.

— Пора на завтрак, — сладко подтянулась Тейт, поднимаясь с кресла.

Этот путь до столовой Энн казалось, могла пройти даже с закрытыми глазами. Одна и та же дорога изо дня в день. Коридоры полные великолепия и изящества, приелись уже на вторую неделю, и все чаще проходились с затуманенным взором. Весь путь стал лишним временем для размышлений. Но не сегодня...

До боли знакомый небольшой предмет лежал посередине коридора на полпути до трапезной. Энн остановилась и с недоумением подняла плюшевого мишку.

— Ну, Гэлбрайт, — возмутилась Энн, видя, как результат её двухдневной работы пылится на полу, — чтобы я еще хоть раз тебе помогла...

Обозленная, полная решимости сделать юному нахалу выговор при первой возможности она явилась на завтрак.

— Доброго утра, коллеги, — поприветствовала Энн других преподавателей, занимая свое место за столом, — и приятного завтрака.

— И вам того же, дорогая, — за всех ответила мадам Максим. — Все хорошо?

Энн отстраненно кивнула в ответ, глазами во всю уже разыскивая Эрика. И впервые не смогла найти того за своим столом. Проспал?

— Энн, дорогая, — раздался, наверное, самый неприятный её слуху голос, — ты не выспалась?

Тейт незаметно передернулась и повернулась к собеседнику, коим оказался профессор Фредерик Ру — здешний преподаватель бытовых чар. Мужчина, хоть и не старый, но, тем не менее, гораздо старше самой Энн, с первых её дней появления в Шармбатоне всячески уделял ей излишнее внимание. Темноволосый, не в пример своей фамилии, преподаватель щедро накачивал порцией раздражения уже за завтраком. Но профессиональная этика, есть профессиональная этика — Энн терпела.

— С чего вы взяли, профессор? — подчеркнув формальное обращение, ответила Тейт. — Я отлично спала.

— Просто на Вас совсем лица нет, — уловив намек, Фредерик в очередной раз потерпел поражение в попытке перейти на "ты".

Энн вспыхнула и отвернулась. Вот мужлан!

— Вы бы постыдились, Фредерик, такое девушке говорить, — в их разговор вклинилась мадам Максим. — Это как минимум не вежливо.

На его поспешные извинения Энн уже не обратила внимания. Этот мужчина её не интересовал. Мало того, что она была не многим старше, чем большая часть учениц этой школы, так еще и Фредерика это кажется, не волновало. Может, стоит обсудить это с мадам Максим? Всегда могут найтись глупышки, что могут повестить на взрослого мужчину.

Но не она. Нет. Энн была из редкого типа девушек, что предпочитают быть не добычей сильного, смелого, храброго или наглого, а самим быть охотницами. Подачки, воспринимаемые не как иначе, как падаль, её не интересовали. Энн знала, что встреть она того самого — уже не что не сможет встать у неё на пути. Она догонит, загонит и возьмет то, что ей нужно. Может оттого её личная жизнь была столь скучна?

Но не суть. Единственным, что сейчас волновал Энн, был один дерзкий мальчик, так и не явившийся на завтрак.

— Паскаль! – уже после завтрака окликнула Энн, завидев друга Гэлбрайта. Ну, или бывшего друга.

Аман, шедший с группой мальчиков, остановился.

— Догонишь, — бросил через плечо другу Лерой, и скрылся за поворотом.

Аман, бросив раздраженный взгляд за угол, развернулся лицом к подошедшей Тейт.

— Вы что-то хотели? — тон, подстать выражению лица, был недовольный. — Я вообще-то спешу.

— Куда бы ты ни торопился, я уверена, что у тебя еще найдется на это время, — строго проговорила Энн, задетая подобным отношением к своей персоне. — И следи за тоном, когда к тебе обращается профессор.

Выговор не подействовал. Аман лишь склонил голову некотором подобии извинения и продолжил раздраженно взирать на неё. "Ну и пусть, — решила Энн, — сейчас не важно".

— Вы с Гэлбрайтом из одной комнаты, так? — спросила Тейт, и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжила. — Почему его не было на завтраке? Он заболел? Проспал?

Мальчик, наконец, поменялся в лице.

— Ни вчера после отбоя, ни сегодня с утра в комнате я его не видел, — не задумываясь, ответил Аман.

Энн, неожиданно для себя, вцепилась мальчику в плечи, и слегка встряхнула.

— Ты уверен?

— Да, да! — Аман отмахнулся от взволнованной девушки — Мы вчера почти до полуночи играли в плюй-камни. Эрика я не видел.

Энн обреченно опустила руки. Уже забытая тревога, не покидавшая её весь вчерашний вечер, вернулась с новой силой. Это уже не могло быть совпадением! Не поблагодарив мальчика, не обращая внимания на скорый звонок, Энн быстрым шагом двинулась в ученические спальни. Она должна сама все проверить!

* * *

Наконец. Наконец он прибыл в столь желанные весь день стены родного поместья. Наконец он дома. Наконец он может предаться забвению.

Или не может. Вряд ли то, что он совершил сегодня, можно будет утопить в стакане Огневиски, как в былые времена. Вряд ли это деяние когда-нибудь сотрется из его памяти. Вряд ли он когда-нибудь сможет простить себе содеянное.

И, тем не менее, он сделал это. Люциус не подвел Темного Лорда.

— Дорогой? — раздался обеспокоенный голос его, таки ставшей любимой, супруги. — Что случилось?

Её голос, полный искренней заботы и волнения, лишь подсыпал соль в еще не зажившую рану. Зная она, какому аду он подверг ровесника их сына, изменился бы её голос? Стала бы она его презирать? Разочаровалась бы в нем? Наверно нет. Хотя кто их, матерей, знает.

— Ничего серьезного, — не смотря на внутренние противоречия, он не допускал и мысли о правдивом ответе. — Просто много работы.

Нарцисса поджала губы. Этот жест Люциус выучил уже давно — он означал неверие. Но дальше поджатых губ, дело не пошло. Его жена умела не задавать лишних вопросов.

— Просто пришлось опять сорить деньгами, — решил-таки успокоить женщину Люциус. — А расценки у Визенгамота, пускай и не полного состава, растут.

— Очередной подставной суд?

Люциус кивнул. Не столько суд, сколько готовый приговор. Но это Нарциссе знать было не обязательно. В родовом поместье он мог говорить без утайки — лишних ушей информация, сказанная здесь, достигнуть не могла в принципе, но взваливать всю правду на плечи жены он не собирался.

— Кто на этот раз? — Нарцисса не допытывалась, но лишь просто поддерживала разговор.

На краткое, незаметное никому, кроме него самого, мгновение Люциус запнулся.

— Очередной журналист. Судили за клевету, хоть статья и не вышла в свет.

Женщина понимающе кивнула, удовлетворенная ответом. Люциус знал, что говорить. С окончания Первой войны всегда умудрялся найтись писаки, что всеми доступными способами, пытались вывести его семью на чистую воду. К слову не всегда безуспешно. С ними приходилось бороться всеми имеющимися силами и ресурсами. И все чаще Люциус замечал за подобными пешками, большую руку Дамблдора.

— Обедать будешь? — Нарцисса помогла мужу раздеться. Люциус покачал головой.

— Нет, меня ждет работа. Буду у себя в кабинете.

Фраза, означающая лишь одно — не беспокоить. Люциусу нужно было немного побыть одному. Ему и бокалу Огневиски.

…а ведь он хотел только стереть ему память…

* * *

"НЕТ! Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все, что угодно..."

Больше спасибо Rastava за проделанную работу.

* * *

— Моника, — Пьер выглянул из своего кабинета. — Будь добра, принеси чаю.

Моника, новая молодая секретарша, мгновенно выскочила из-за стола.

— Минуту, мсье Гэлбрайт, — ответила она, со скоростью пули бросаясь к чайному столику.

Пьер отвернулся и вернулся к работе, которой в последнее время стало уж слишком много. Чего стоили хотя бы усилия Французского Министра в попытках возродить Турнир Трех Волшебников. Пьер достал из груды корреспонденции нужное ему письмо и с некоторой надеждой прочел его. Вновь отказ. Английская сторона вновь отказалась от проведения Турнира. Мужчина с трудом удержался от того, чтоб не спалить официальное письмо в тот же миг. Англия! Даже не смотря на предложенное исключительное право выбора места проведения соревнований, даже не смотря на обещание рассмотреть любые их предложения поправок в регламенте Турнира, они отказались!

Пьер зло выругался про себя. Магическая Британия постепенно закрывалась от мира. Обеспокоенность их Министра все же имела под собой почву.

Раздался стук каблучков. В кабинет кокетливо, но будто не нарочно, виляя бедрами, вошла Моника с подносом в руках. Несколько плавных шагов, и вот она, небрежно касаясь его плеча, поставила перед Пьером кружку дымящегося зеленого чая.

— Спасибо, — сухо, несмотря на все её поползновения, поблагодарил Гэлбрайт.

— Еще что-нибудь, мсье? — приторно сладкий голос, буквально лучился доброжелательностью и отзывчивостью.

— Нет. Благодарю, Моника. Возвращайся к работе.

Развернувшись, девушка все тем же неизменным чарующим шагом проследовала к выходу, уже в самих дверях столкнувшись с ещё одним гостем.

— Ой, простите, я к Пьеру, — пробасил знакомый голос. Пьер поднял глаза.

В проходе стоял его старый, во всех смыслах, приятель еще со времен университета. Правда, тогда он был еще не другом, а ненавистным преподавателем, с маниакальным стремлением вколачивающий в молодняк продвинутый курс Боевой и Защитной магии. Но покинув то место, он быстро, буквально за несколько лет, поднялся до поста Главы Французского Аврората.

— Франсуа… Не ждал, так не ждал, — удивился Пьер новоприбывшему. Лишь тогда, когда Гэлбрайт сам возглавил собственное ведомство, он позволил себе перейти на "ты". — Ты по делам или по старой памяти?

— Можно сказать по обоим сразу, — отстраненно ответил старый аврор, провожая взглядом выходящую секретаршу и вновь поворачиваясь к нему. — Здравствуй, Пьер. Новенькая? Какая по счету?

Пьер обреченно выдохнул.

— Четвертая. И это за последние три месяца.

Франсуа недовольно покачал головой.

— Пьер, Пьер, — заговорил мужчина таким знакомым наставническим тоном. — Молодой ты еще, неопытный. Мне бы, такой как она, хватило бы с лихвой и...

— Франсуа, — перебил его Пьер раздраженным тоном. — Видимо ты меня не правильно понял. Мне нужна секретарша, а не возможная подстилка. Погляди сюда, — Пьер указал на приличных размеров кучу неразобранных писем, — Это нормально? Для меня нет. Кажется, уже не существует секретарш по настоящему знающих свое дело и не считающих своим долгом ублажать босса.

— Прости, парень, — развел руками Франсуа. — У стариков, подобных мне, все мысли пониже спины.

Пьер отмахнулся.

— Ничего. Лучше рассказывай с чем пришел, а то мне, видимо, снова придется идти на поклон к Министру.

— Англичане? Хотя не важно. — Франсуа собрался и перешел на деловой тон. — Скажи, ты давно получал письма от сына?

Пьер отложил бумаги в сторону и внимательно посмотрел на серьезного, собранного собеседника. Что-то случилось.

— Давно, — лаконично ответил Гэлбрайт. — Он что-то натворил?

— Нет, все гораздо хуже. Эрик пропал. Снова.

Пьер потрясенно провалился в кресло. Снова. Не минуло и шести лет, как его сын вновь пропал. Куда на этот раз? Зачем? Неужели прошлое Эрика все-таки настигло его? Пьер устало протер глаза.

— Николь не вынесет этого во второй раз. Ей хватило и прошлого.

— Понимаю, — Франсуа подошел к Пьеру и по-дружески потрепал того за плечо. — Но ты и сам в курсе, что в тайне такого не удержать.

Пьер усмехнулся. В тайне? Он удивлен, что узнал новость о похищении его наследника не из газет, о какой тайне уж тут речь? "Очередная пропажа наследника графа Гэлбрайта!" — новость, за которую любое издательство отдаст кучу денег, лишь бы первым опубликовать.

— Я и не собирался ничего скрывать, — угрюмо ответил Пьер, размышляя о своих дальнейших действиях. На то, чтобы собраться с мыслями, ему понадобилось лишь пару секунд. — Франсуа, сделаешь одолжение?

Мужчина, кажется, ждал нечто подобное. Он мигом подобрался, всем видом показывая желание помочь.

— Без вопросов.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Пьер, снимая рабочую мантию. — Собери прессу, расскажи им о происшедшем. Будут спрашивать про меня или Николь — говори, что мы подавленны, но полны решимости найти сына. И больше никаких комментариев от моего имени.

— Понял, — Франсуа записал все, что необходимо. — А ты сам куда?

Пьер горько усмехнулся.

— Домой, успокаивать жену. И попытаюсь удержать её от еще одного убийства.

* * *

Холод. Зверский колючий холод раздирал на куски его тело. Он уже не чувствовал ног, руки тряслись как у бывалого алкоголика, зубы отбивали свой собственный ритм. В надежде сохранить хоть немного тепла он уже на вторую минуту после пробуждения в этом месте свернулся калачиком. Тонкий настил нисколько не помогал. Деревянное ложе только больше холодило. Он не понимал, где находится. Он не знал, почему он тут.

Последнее воспоминание Эрика было неясным, больше напоминающим сновидение. Он помнил светловолосого мужчину, что нес его куда-то. Помнил он и то, что было до этого... Волна страха прошла по всему телу. Эрик с силой вцепился в собственное горло и наткнулся на опутавшую шею ткань. Нет. Нет. Нет! Это не может быть правдой! Трясущимися руками он разрывал, срывал неведомо откуда взявшуюся тряпку. С неимоверными усилиями ткань поддалась, и Эрик с каким-то предвкушением дотронулся до шеи. Сердце, и так с трудом бьющееся, дало сбой. Рана. Запекшаяся кровь на месте небольшого разреза. Ему ничего не приснилось.

Бок вспыхнул огненной болью, разогревая его замершее тело. Сломанное ребро напомнило о себе.

Что происходит?! Где я?! ГДЕ Я?! Эрик заметался бы по камере в поисках выхода, ответов, подсказок, будь у него хоть немного сил.

Одинокая слеза пробежалась по ободранной щеке. Как все так получилось? Он ведь всего лишь обычный ученик. Как его угораздило впутаться во все это? Почему он?

Эрик бросил взгляд на дверь с решетчатым окном. Надо позвать на помощь.

Ноги не слушались и не ощущались. Лишь боль, при попытках встать на них, сигнализировала об их наличии. Он должен подойти к двери. Он должен позвать на помощь...

В камере стало туманнее. С каждой секундой воздух сгущался все плотнее.

"Нет..!" — слабый женский крик раздался где-то вдали. Эрик резко обернулся. Померещилось?

" Я должен... — зазвучал следом голос Роуза, — Во имя Темного Лорда!"

Роуз мертв... Это невозможно... Он убил его.

Неожиданный приступ тошноты застал врасплох, но Эрик успел взять себя в руки. Он ведь и вправду убил его. Он убийца, как и его мама... Это его наказание?

"Лили, хватай Гарри и беги!" — громкий мужской голос прозвучал совсем рядом, и в тот же миг его ноги не выдержали. Он упал на холодный пол, давясь внезапно нахлынувшими голосами.

"...Старайся больше!..."

"... только не Гарри..."

"...не имеет значения..."

"... только твой выбор, Гэлбрайт! Запомни..."

Эрик с силой зажал собственные уши, в попытке заглушить неведомо откуда звучавшие голоса. Безрезультатно. Казалось, прямо у него в голове включили настоящее радио. Голоса бились в голове один громче другого. Перед глазами замелькали неясные, но узнаваемые образы. Вот отец с его свирепым взглядом, вот темные пугающие коридоры неизвестного ему места, вот Флер с раздосадованным выражением лица, а вот и...

"Нет! Только не Гарри! Я сделаю все что угодно!"

"Отойди глупая девчонка! Авада Кедавра!"

Перед глазами вспыхнул зеленый свет, и в тот же миг темнота заполонила его сознание.

... — Одну секунду! – громкий возглас мадам Лефевр в ответ на раздавшийся дверной звонок лишь слегка скользнул по его сознанию.

— Не надо, — Николь взяла его под руку. — Для неё это уже не имеет никакого значения..."

* * *

Габриель с беспокойством уставилась на место подле себя. Несмотря на ссору, Эрик изо дня в день неизменно садился рядом с ней. Было ли это принципом, привычкой или каким-то упрямством, она не знала. Её это не волновало. Не взирая ни на что, она была рада его компании, пусть даже молчаливой. Каждый день он быстро ел, перебрасывался парой фраз с Элли и вновь покидал её. Казалось, он удалялся от неё. И от этого уверенность Габриель в собственной правоте касательно того скандала все больше и больше таяла под гнетом чувств.

Но все это не имело отношения к возникшему беспокойству. Уже второй день она не встречала его в столовой. Уже второй день его место пустует. Это не нормально.

— Элли, — Габриель нашла глазами подругу. — Ты видела Эрика?

Девочка оторвалась от еды и подобно Габриель несколько минут назад недоуменно уставилась на пустующее место.

— Нет, — не заинтересовавшись темой, ответила Элли и вернулась к еде. — Ты что решила помириться?

Габриель возмущенно покачала головой, поймав насмешливый взгляд девочки.

— Еще чего! — неожиданно легко Габриель отказалась от собственных недавних мыслей. — И не собиралась!

Элли уже привычно пожала плечами. Подобная картина повторялась не в первый раз.

— Как знаешь...

— И все-таки, — Габриель вновь вернулась к главной теме, — где же Эрик?

На этот раз Элли отложила вилку в сторону и крепко задумалась.

— А ведь вправду... Вчера я его не видела, а ты? — в ответ девочке Габриель отрицательно закачала головой. — Но не думаю, что тут есть о чем волноваться. Может он в медицинском крыле?

Габриель замерла — такого варианта она не допускала. А что если все так и есть? Может он опять подрался? Девочка оглядела своих сокурсников. Вроде бы все были целы. Тогда что? Где он мог еще пораниться? Ответ очевиден — или тренировка по квидиччу, или эти занятия с самодовольной профессоршей. В последнее время он все больше и больше времени уделял этой Тейт. Габриель от досады скрипнула зубами. Как же она хотела оказаться на её месте! Вечерами, только вдвоем... А чем они там занимались, известно лишь им.

И это раздражало.

Габриель бросила гневный взгляд на преподавательский стол, но, к её удивлению, Тейт за ним не было. Её место пустовало, а, судя по чистой посуде, она тоже не появлялась. Это как то связано с Эриком? Габриель искренне надеялась, что нет. Она не допустит, чтоб её лишали и так редкой близости с будущим супругом.

Мадам Максим подобно Габриель бросив недовольный взгляд на пустующее место, неожиданно для всех поднялась с места. По залу разнесся звон колокольчика, призывая к вниманию.

— Доброго утра, мои дорогие ученики! — раздался мощный голос мадам Максим. — Отвлекитесь на минуту от завтрака и внимательно меня выслушайте.

По залу разнеслись многочисленные звоны опускаемых столовых приборов. Обращения директора к ученикам были большой редкостью.

Взгляд мадам Максим, пробежав по лицам других учеников, на мгновение задержался на Габриель. Девочка невольно напряглась, будто нашкодивший котенок. Но она же ничего не сделала, так ведь?

— В школе вчера утром или позавчера вечером произошел неизвестный нам инцидент, в результате чего пропал один ученик и один преподаватель, — по залу разнесся общий вздох. Габриель с силой вцепилась в столешницу, ожидая имен.

"Пожалуйста, только не Эрик. Только не Эрик", — будто мантру повторяла девочка. Она в отличие от большинства в этом зале заметила отсутствие обоих и сделала соответствующие выводы. Как она надеялась, ошибочные. Эрик и Тейт — вот кого не было. Вот кто пропавшие "ученик и преподаватель".

— Для расследования сегодня к нам прибудут следователи из Аврората, — продолжила мадам Максим, дождавшись тишины. — В связи с этим у меня есть к вам ряд требований: не мешайте им, оказывайте всяческое содействие, по возможности отвечайте на все вопросы. Помните, любая сокрытая информация или созданное препятствие могут стоить вашему товарищу жизни. У меня все.

Мадам Максим замолкла и в оглушительной тишине опустилась на собственное кресло. Ученики не сразу поняли всю серьезность ситуации и теперь медленно приходили в себя. Габриель почувствовала направленный взгляд и повернулась, встретившись глазами с обеспокоенной сестрой. И тут же раздраженно отвернулась. Она тоже заметила пропажу Эрика?

Элли осторожно сжала ладонь подруги и в кои-то веки серьезно на неё посмотрела, будто говоря: "Не беспокойся. Все обойдется. Я уверена — это не он."

Габриель натянуто улыбнулась. "Надеюсь", — пронеслось у неё в голове.

Оставшийся завтрак прошел куда оживленнее многих других. Тема коснулась каждого. Кто-то нервничал, надеясь поскорее увидеть авроров, кто-то строил безумные теории происшедшего, кто-то искал жертв среди своих соседей. Несколько человек из-за стола первокурсников отметили отсутствие за столом Седого. Некоторые даже попытались пошутить, мол это не он, а Седой просто от старости помер. Слушая издевательский смех от подобных заявлений, Габриель хотелось мигом их сжечь. Еще никогда она так не жалела, что все еще не умеет управлять Вейловским пламенем.

Долго находиться в этой обстановке она не могла. Не прошло и десяти минут, как Габриель в компании Элли покинула Трапезный зал.

— Козлы! — бесилась младшая Делакур. — Как они смеют так говорить о нем?!

— Габриель? — Элли удивленно уставилась на взбешенную подругу.

— Что? — Габриель бросила гневный взгляд на девочку. — Тоже так думаешь? Тоже хочешь посмеяться?

Элли пропустив болезненный укол мимо ушей покачала головой.

— Нет. И мысли не было. И вообще-то ты меня сейчас почти оскорбила.

— Ой, — замялась девочка, осознав сказанное, — прости. Я не хотела.

— Ничего, я понимаю. — Элли в самом деле не выглядела обиженной. — Просто это довольно весело наблюдать, как ты его защищаешь. Вы ведь вроде как поссорились.

Габриель открыла рот и тут же закрыла, не зная как ответить, как объяснить. Да и нужно ли было? Её гневные слова, четкие и недвусмысленные, внезапно оказались куда правдивее всех её прошлых речей. Ей по-прежнему нравился Эрик. Упрямый, наглый, независимый, недоступный — каждая из этих черт, пусть и отрицательных, притягивала её, манила, пыталась подмять под себя её собственную гордость. Сломить, раздавить, заставить самой пойти на поклон. Еще тогда в день их ссоры где-то глубоко, возможно на подсознательном уровне, она знала, что Эрик не прогнется под неё, а если бы и прогнулся, то потерял бы её интерес к себе. Это был бы уже не он.

— Делакур! — ненавистный голос, раздавшийся в конце коридора, спас Габриель из неудобного положения. Быстрым шагом к ним приближалась "пропавшая" профессор Тейт.

— Профессор? — Габриель, до этого убежденная в своей теории, шокировано уставилась на приближающуюся девушку. — Мы думали Вы...

— Я что? — Тейт остановилась, держа что-то в руке, спрятанной за спиной. — Еще что-то случилось?

Габриель открыла было рот, но Элли её опередила.

— Мадам Максим рассказала нам о пропавших позавчера ученике и учителе. Мы думали, что это вы. Простите... Вас просто не было на завтраке.

— Глупо. Ой, глупо. — Тейт никак не отреагировала на их заявление, лишь слегка улыбнулась уголками губ. — А кто вчера назначил вам обоим, молодые леди, дополнительную практику по изменению формы и материала в качестве домашнего задания?

Габриель от досады чуть было не хлопнула себя по лбу. Ведь точно — Тейт вчера вела у них очередной урок трансфигурации. А значит, пропавший учитель кто-то другой? Но кто?

— А кто тогда... — Габриель не успела задать вопрос, как была прервана девушкой.

— Профессор Роуз. Удивлена, что вы не заметили.

Габриель смущенно склонила голову — она отметила лишь отсутствие Тейт. На других преподавателей она внимания не обратила. Возможно, это было немного предвзято...

— А что с пропавшим учеником? — Элли озвучила то, о чем не хватило смелости спросить у самой Габриель.

Тейт обвела взглядом девочек, пристально посмотрела на Габриель, глубоко вздохнула и только тогда удосужилась ответить.

— Да, это Гэлбрайт.

— Значит, — голос Габриель надломился. Услышать правду оказалось куда сложнее, чем она подозревала. — Эрик и вправду пропал? Как?

Тейт сокрушенно покачала головой. Она явно сожалела о том, что знает так мало о происшествии.

— Неизвестно. Главное, что известно, так это то, что он пропал сразу после моих занятий. В комнату позавчера он так и не вернулся. Но вы не слишком об этом задумывайтесь. Оставьте все взро... — Тейт осеклась, заметив у Габриель выступившие слезы. — Эй! Не плачь! Слезы делу никогда не помогают! Запомни!

Делакур кивнула.

— Запомню, — Габриель всхлипнула. — И я не плачу!

— Вот и молодец, — профессор Тейт встряхнула головой. — В любом случае оставьте это взрослым.

Она развернулась, но не отошла. Тейт встала к ним спиной и явно не могла что-то решить.

— Вот, — профессор Тейт все таки вновь обратилась к Габриель. — Лучше вот возьми. Я собиралась отдать его директору, но думаю тебе он нужнее. Не потеряй.

Тейт протянула ранее скрытую руку и вложила в протянутую ладонь Габриель незнакомого, но до неприличия мягкого плюшевого медведя со странным ободком на шее. Теплая, нежная на ощупь игрушка. Ничего не понимая, Габриель мокрыми глазами уставилась на профессора.

— Думаю, это для тебя.

— Нет, — раздался рядом твердый голос Элли. — Это мне. Это я попросила.

— Да? – Тейт, казалось, была удивлена. — Не ожидала.

Элли еще раз кротко кивнула и протянула руку к игрушке. Между ней и Габриель на мгновение возникло некое напряжение. Делакур, повинуясь какому-то неясному чувству, не желала расставаться с этим милым медвежонком. Было в нем что-то такое, что практически заставляло крепко прижать его к своей груди и никогда не отпускать. От игрушки веяло чем-то знакомым, чем-то дорогим лично для неё. Но все эти ощущения были столь поверхностны, столь расплывчаты и незаметны, что Габриель сочла их надуманными и после некоторой борьбы с собой вложила медведя в руки подруги.

— А что это? — Габриель наблюдала, как Элли обхватила игрушку, прижимая её к себе. — От родителей?

Элли завертела головой, отчего-то глядя себе под ноги.

— Это от Эрика. — Слова Тейт вонзились в сознание маленькой девочки. — Он сам её сделал...

... Как же повезло, что в тот момент все внимание Элли было приковано к собственным туфлям. Иначе взгляд, полный зависти, посеял бы большое зерно вражды между ней и Габриель.

* * *

— Войдите, — раздался из-за двери мощный голос мадам Максим. Тейт, постучавшись мгновением раньше, не преминула воспользоваться приглашением.

Кабинет директора Шармбатона мало чем отличался от большинства других — от школьных до всех прочих. Разве что исполинские размеры некоторых предметов интерьера выделяло его из ряда прочих — комплекция хозяйки вносила свои коррективы. Последний раз Энн была здесь в начале года, когда только прибыла в древний замок. С тех пор время успело стереть из её памяти реальную высоту огромного стола мадам Максим. И вот, вновь оказавшись напротив полутораметрового великана, она, как и пол года назад, на мгновение замерла, но на сей раз по другой причине. В кабинете помимо неё и самой мадам Максим находились двое мужчин в одинаковых темно-зеленых мантиях со столь знакомым значком. Именно в этой форме покойный отец Тейт представал перед ней в её памяти. Трудяга до мозга костей.

"Авроры, — мигом опознала гостей Энн. — Ожидаемо".

Исчезновение сына главы Департамента Магического Сотрудничества не могло пройти бесследно. А ведь еще не прошло и трех дней, необходимых для подтверждения факта пропажи.

-Вызывали, директор? — Энн решила пока проигнорировать званых гостей. — У меня урок.

— Прости, но дело безотлагательное, — ответила мадам Максим, не вставая из-за стола (даже сидя она умудрялась быть выше всех людей в этом кабинете), и кивнула на двух мужчин, не спускающих глаз с Энн.

— Старший аврор Дюбуа, — представился более молодой мужчина и указал рукой на пожилого. — Протоколист мсье Симон.

Тейт поприветствовала обоих лишь легкими кивками головы. Покуда с аврором был писака, впустую слова лучше было не тратить. Да и в целом нужно следить за тем, что именно говоришь. Энн поняла, зачем её позвали сюда. Допрос. В свете последних событий это было не удивительно. Она сама, по собственной глупости вляпалась во все это дело. Именно она в порыве чувств подняла общую шумиху, организовав поиски Гэлбрайта. И теперь ощущала все последствия.

— Мадам, у нас к Вам несколько вопросов. Прошу отвечать предельно точно и правдиво, — аврор Дюбуа был беспрекословен.

— Легко, — с улыбкой ответила Тейт, источая благожелательность. — Только давайте без откровенно личных вопросов.

Симон нахмурился и кинул на неё недовольный взгляд. Его коллега отреагировал куда спокойнее, а точнее вообще никак.

— Давайте серьезнее. Считайте, что вы на допросе.

— Хорошо, простите, — Энн извинилась, наблюдая за реакцией следователя. Опять ничего. Кажется, Аврорат не поскупился и привлек к делу свои лучшие кадры.

— Ничего. Коллега, Вы готовы? — Дюбуа бросил взгляд на протоколиста и, получив в ответ утвердительный кивок, вновь повернулся к Тейт. — Ну, тогда начнем. Скажите, профессор, Вам известен Эрик Эдмонд Гэлбрайт?

Энн кивнула, по ходу отмечая неизвестное ей ранее второе имя мальчика.

— Вслух, пожалуйста.

— Известен, — Тейт нехотя подчинилась. Эти условности её раздражали. — Он мой ученик.

— Вы хорошо его знаете?

— Лучше других преподавателей уж точно, — ответила Энн под противный скрип пера протоколиста.

— И почему вы в этом так уверены?

Тейт уже открыла было рот, чтобы дать ответ, как в голову пришла спорная мысль: "Не шли ли её занятия с отдельно выбранным учеником, пусть и с разрешения самой мадам Максим, в разрез с существующими актами Департамента Образования?" Тейт перевела взгляд на директора. Мадам Максим, казалось, не обращала внимания на происходящее в её кабинете, а лишь только мерно что-то записывала в своем не то дневнике, не то журнале, изредка сверяясь с записной книжкой. Директор никак не реагировала. Значит, нет. Или ей все равно.

— Я вела у Эри... — Тейт запнулась, чуть было не назвав мальчика по имени. Излишняя фамильярность могла сейчас плохо сказаться. — Я вела у Гэлбрайта дополнительные занятия по трансфигурации. Он оказался талантлив в этой области магии.

Мсье Симон старательно записал все её слова. "Интересно, а запинку он тоже отметил?"

— Ясно, — кивнул Дюбуа, делая собственные пометки. — Скажите, а кто был инициатором этих дополнительных занятий? Мальчик? Или Вы?

Тейт сглотнула. Разговор уходил в неприятное русло.

— Я...

— Ясно, — вновь повторился Дюбуа. — Идем дальше. Когда Вы в последний раз видели мсье Гэлбрайта? Младшего разумеется.

Тейт сосредоточилась, как можно лучше обдумывая собственные слова.

— Накануне пропажи. Мы задержались на занятиях, из-за чего он ушел от меня позже обычного.

— Точнее, — потребовал мужчина. — В каком часу?

— В одиннадцатом... наверное... — Тейт уже нервничала. Ситуация складывалась не в её пользу.

— То есть Вы были последней, кто видел мальчика? — уточнил Дюбуа.

Тейт в очередной раз бросила взгляд на директора в поисках помощи. Она чувствовала, как этот Дюбуа загонял её в тупик. Вся эта ситуация выставляла её в плохом свете, причем так, что главное подозрение падало лишь на неё.

— Не уверена.

Дюбуа кивнул, в очередной раз черканул в своем ежедневнике и после немного пролистал его, выискивая какую-то запись. Нашел.

— Нам известно, что пропажу мальчика отметили первой именно Вы. Можно узнать, как именно вы заметили отсутствие Эрика Гэлбрайта?

— Он... — Тейт замялась не в силах объяснить, почему она выделяла его из прочих учащихся. — Он просто не пришел на завтрак.

— И все? — Дюбуа на мгновение показался удивленным.

— И все. Гэлбрайт раньше не пропускал завтраки.

Тейт досадливо поморщилась: "Это прозвучало глупо. Очень глупо. Но слово не воробей… Тем более, когда каждый звук идет под запись''.

В коридоре зазвучала спасительная мелодия, сигнализируя о начинающемся уроке. Тейт подскочила.

— Мы закончили? — в голос вновь вернулась прежняя твердость. — У меня урок.

Дюбуа переглянулся с коллегой и утвердительно кивнул. "Слава Мерлину!" — подумала Тейт и, не желая оставаться здесь ни минуты более, направилась к дверям. Она ждала, что её окликнут мужчины или сама мадам Максим, но нет — она спокойно дошла до выхода и взялась за ручку.

— Мадмуазель, — Дюбуа все-таки не дал ей уйти спокойно. — Не покидайте Францию. Мы с Вами свяжемся.

Тейт никак не отреагировала на его слова, только резко дернула за ручку и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

— Черт!

* * *

Шесть месяцев спустя*

Все это место, казалось было создано для мук, начиная от сильных ветров, заканчивая обжигающе холодными морскими брызгами. От ледяного бушующего урагана не защищала даже специально утепленная мантия. Ветер проникал в любую щель между тканью и телом и свободно гулял под одеждой. Согревающее заклинание с трудом сохраняло нормальную температуру тела. Брызги, поднимающиеся после каждого удара весел об воду, пугающе высоко взмывали над бортом лодки, изредка попадая на оголенные ладони.

Люциус плотнее укутался в мантию и с интересом уставился на своего невозмутимого перевозчика. Лодочник, с сильно обветрившимся бледным лицом, будто не замечал разгулявшейся вокруг непогоды, продолжая вновь и вновь опускать весла в ледяную воду. Закаленный годами старик с потрясающим спокойствием вез немолодого аристократа на другой берег.

По своей воле Люциус в жизни бы не вернулся на этот остров, покинутый им одиннадцать лет назад. Тогда две недели, проведенные здесь, показались ему нескончаемым адом. И вот он снова прибыл сюда.

Борт с глухим стуком ударился о край пирса. Приехали. Осторожно, стараясь ненароком не оступиться, Люциус выбрался из лодки и стал на промокшие от волн и постоянных дождей доски.

— Ждите здесь, — голос Люциуса, несмотря на царивший вокруг холод, нисколько не утерял твердости. — Я ненадолго.

Малфой остановился на краю деревянного причала и с болью поднял глаза на величественное творение, возвышающееся над мертвым островом. Высокая темная башня треугольного сечения нелепо расположилась на этом крошечном клочке земли посреди холодного моря. Ни единого окошка, ни единого всполоха света, ни единой живой души. Мрачная башня, пропитанная страданиями и отчаяньем тысяч узников. Башня, бывшая темницей и домом самых отвратительных созданий магического мира. Худшее творение рук человеческих — тюрьма Азкабан.

Люциус сглотнул образовавшийся в горле комок и ступил на каменистую дорожку, ведущую к единственному входу в это отвратное место. Он шел, стараясь не смотреть по сторонам, и так зная, что именно облепило эту тонкую полоску камня на мерзлой земле северного острова. Для кладбища заключенных, умерших в стенах Азкабана, попросту не было другого места. Когда-то, еще каких-то два десятка лет назад, именно отсюда забирали его отца — Абраксаса Малфоя. Драконья оспа, разгулявшаяся в то время по тюрьме, покосила большую часть узников Азкабана, не пощадив и осужденного аристократа. То было его первое посещение этого острова, и тогда он даже мысли не допускал, что меньше чем через десяток лет займет камеру своего отца.

Люциус остановился перед единственным входом в каменную башню — деревянной дверью, обитой железными пластинами, местами уже проржавевшими.

— Кто? — раздался грубый голос по ту сторону заграждения.

Люциус, не отвечая, сунул руку во внутренний карман мантии, достал свернутый пергамент и передал его через решетку.

— Проходите, — под лязг отодвигающихся запоров вновь послышался тот же голос.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась. Люциус, стараясь игнорировать немолодого привратника и сдерживая дрожь в ногах, вошел и огляделся. Помещение, освещаемое тремя негаснущими факелами, пребывало в пугающем полумраке, точно соответствуя царившей вокруг атмосфере. Мимо застывшего Люциуса, громко шаркая ногами, прошел открывший дверь мужчина и тяжело плюхнулся за стол.

— Люциус Малфой, значит? — ехидным голосом спросил привратник, стоило тому удобно расположится на прислоненном к стене деревянном табурете. – Присматриваете себе камеру?

Люциус ни взглядом, ни жестом не отреагировал на дерзкие слова старика. Какое ему до него дело? Но привратнику, видимо, было скучно.

— Не беспокойтесь, у нас уже давно припасена камера для Вас, — сухо, будто кашляя, посмеялся старик. – Вам даже номер, скорее всего, известен: две единицы, две тройки. Припоминаете?

Тысяча сто тридцать три. Люциус резко развернулся и бросил изничтожающий взгляд на ехидно ухмыляющегося привратника. Сволочь! Как он посмел упомянуть номер этой камеры?!

— Что ты сказал? – Люциус чудом сдержал рвущуюся наружу ярость. – Повтори!

— Ну-ну, мистер Малфой, не горячитесь. Это же ваша почти семейная камера: начала Абраксас в ней помер, потом Вы сами в неё попали, — старик понизил голос до издевательского полушепота, — может, и молодого наследника дождемся.

Люциус до хруста костей сжал белоснежный набалдашник своей трости, с неописуемым трудом сдерживая себя от мгновенной расправы над этим бешеным псом. Нашел на кого лаять! Казалось давно забытые разнообразные заклятия боли, пытки, наследственные проклятия, мигом всплыли из глубин памяти, обдав жаром соблазна использовать хоть часть своих знаний. Использовать, дабы поставить на место этого жалкого старика, отживающего свою жизнь на темном острове. Но нет. Нельзя. Такими трудами полученная репутация если не добродетеля, то отошедшего от дел Пожирателя, не должна была рушиться из-за мелкого, незначительного отброса нормального общества магов. Тем более сейчас, когда милорд вновь рвется к власти.

Люциус, буквально насилуя собственную психику, заставил себя сдержаться.

— Я советую тебе сейчас же заткнуться, старик, — его голос, несмотря на бушующий в груди пожар из злости и гнева, был абсолютно нейтрален. – Лучше молчи, если не хочешь …

— … всю ближайшую неделю дежурить на нижних уровнях, — закончил за Малфоя немолодой, но крепкий уверенный голос.

Люциус медленно, статно повернулся к новому гостю – мужчине средних лет с темными, частично седыми, грязными волосами. Выглядел он не многим лучше привратника, но держался с куда большим достоинством: по-хозяйски твердый шаг, острый колючий взгляд и слегка поднятый подбородок. Как ни посмотри – Хозяин этого темного замка.

— Прошу прощения, смотритель. Я просто… устал… Дементоры… Вырвалось… — лебезя, пролепетал привратник, низко склонив голову. Но новоявленному мужчине, казалось, были безынтересны любые слова этого старика. Он подошел вплотную к Люциусу и с интересом, но без толики страха, сомнения или неуверенности взглянул на него.

— Смотритель Хэтчинс, — мужчина протянул для рукопожатия мозолистую руку. – Добро пожаловать в Азкабан, мистер Малфой. Точнее, с возвращением.

Люциус кротко кивнул и крепко пожал поджарую ладонь, приглядываясь к необычному человеку. В его прошлое посещение этого места, Хэтчинса он не видел.

— Прошу прощения за Дэвида, — смотритель развернулся и двинулся вглубь замка, вынуждая Люциуса идти за собой. – Две его дочки, жена и сестра были… в общем, убиты на войне Пожирателями смерти. С тех пор он слишком резко реагирует на все, что с ними связано.

Люциус безучастно пожал плечами – это была далеко не первая его встреча с жертвами военного времени. Люди, подобные этому старику, по его мнению, сочувствия не заслуживали. В чем честь день за днем пытать себя, воскрешая в памяти давно ушедшее время, пусть даже счастливое? Жалеть этих безвольных слабаков, не могущих отринуть прошлое, взглянуть в открытое будущее? Увольте.

— Ничего, — примирительно ответил Малфой, желая поскорее замять конфликт, закончить дело и покинуть это неприятное место. – Я и сам вспылил.

— Да, я видел, — скупо усмехнулся Хэтчинс. – К слову, мистер Малфой, Ваше имя очень популярно в этих застенках. Вы знали?

«К чему это он?» — задумался Люциус, осторожно качая головой.

— Наиболее часто Ваше имя звучит из уст, как это ни странно, Беллатрисы – сестры вашей супруги, — Хэтчинс театрально вздохнул, будто вспомнив нечто печальное. – Знаете, будь моя воля, я бы даровал ей свободу, выполни она хоть половину из своих угроз в Ваш адрес.

На лице Люциуса не дрогнул ни единый мускул. Слова этой старой безумной суки его не пугали. Пусть она хоть несколько десятилетий хранит верность Темному Лорду, пусть миллионы раз обвиняет его в предательстве и измене – ему будет все равно. Пока она гниет в этих стенах, утешая себя мыслями о славном прошлом, он будет творить будущее. Будущее, где он займет заслуженное место правой руки Темного Лорда.

— Кстати, насчет заключенных, — Люциус неожиданно для себя вспомнил об одном знакомом. – Недавно вам доставили молодого мальчика, помните?

Хэтчинс остановился, с подозрением взглянув на Малфоя.

— Был такой. Очередной блондин, если я не ошибаюсь. Ваш знакомый, мистер Малфой?

— Нет-нет, что Вы. Я встретил его под конвоем в Министерстве, — невозмутимо врал Люциус. – За что он тут?

Смотритель по-прежнему смотрел на Малфоя, будто размышляя, стоит ли развивать эту тему с ним. С чего это вдруг такой интерес к незнакомому мальчишке? И все же…

— Убийство. В свои неполные двенадцать лет мальчик уже окропил свои руки кровью, — Хэтчинс тяжело выдохнул. – Что за времена нынче пошли. Где были его родители?

— Как он тут? Говорят, детская психика устойчивее взрослой. Мол, она меньше подвержена влиянию здешних… стражей, — Люциус скривился, вспоминая все прелести близости дементоров.

— Вот значит как… — смотритель задумчиво нахмурил порядком поредевшие брови. – А я еще удивлялся…

— Чему? – Люциус заинтересовался. Имея прямое отношение к страданиям мальчика, даже такая бессовестная сволочь, как он, не мог не разузнать, к чему привели его действия.

— Мальчишка не затыкается уже с полгода, — произнес Хэтчинс таким тоном, будто рассказывал о чем-то невероятном. — Кричит не переставая.

— Это не нормально? – удивился Малфой, вспоминая здешние собственные, наполненные кошмарами и страхами ночи.

— Полгода! – вторил Хэтчинс. – Целых полгода! Обычно узники ломаются на втором месяце, а тут… Держаться столько времени…

Люциус понимал, к чему ведет смотритель. Азкабан был не просто тюрьмой – он был настоящей пыточной камерой. День за днем пересматривая свои наихудшие воспоминания, видя кошмары, ужасы и воплощения глубинных страхов во снах, человек рано или поздно терял связь с привычной реальностью. У него не оставалось счастливых воспоминаний, не было надежды на светлое будущее. Он терял сам смысл слова «свет». Мрачная реальность Азкабана становилась эталонной, и в тот момент крики прекращались. Как не кричит Люциус, выпивая очередную кружку свежесваренного кофе, так и не кричит узник Азкабана, просмотрев очередной кошмар. Для них обоих это было естественно и привычно.

«Значит, парень держится, — резюмировал Люциус. – Впрочем, вряд ли это имеет хоть какое-то значение».

— Мистер Малфой, — голос смотрителя вырвал его из мыслей. – Но вы же здесь не ради мальчика?

Люциус, легким кивком ответив Хэтчинсу, достал из внутреннего кармана мантии аккуратно сложенный пергамент и протянул его мужчине.

— Удовлетворенное ходатайство о выдаче Джима Робинсона, — Малфой кратко озвучил содержимое пергамента. – Родственники хотят его забрать.

Это был первый раз, когда Люциус смог увидеть действительно удивленное лицо у работников Азкабана. Впрочем, Люциус его понимал. Наверняка, на памяти самого смотрителя это был первый случай, когда кто-то решил забрать бездушное тело своего нечистого на руку родственника. Пустую телесную оболочку, оставшуюся после Поцелуя дементора, вряд ли можно было сравнить с настоящим человеком. Существо без чувств, мыслей, переживаний, надежд и планов. Кому нужен кусок мяса, что только отдаленно, и то лишь лицом, напоминал о близком человеке? Кому нужно не способное выжить в одиночку, постоянно зависящее от других тело, что даже поесть само не может? Никому. Редко, очень редко находилась семья, готовая каждый день наблюдать как умирает и без того безжизненный кусок человеческой плоти.

— Робинсон? – Хэтчинс все никак не мог справиться с первоначальным потрясением. – Он же был приговорен к Высшей мере? Кому сдалось его тело?

Малфой прекрасно знал кому именно. И зачем… Получив этот нелепый, на первый взгляд, приказ от Волдеморта, Малфой поначалу опешил. Достать бездушного осужденного не было проблемой – их наказание заканчивается вместе с их сознательной жизнью. Вот только кому вообще сдалось то, что осталось? Поцелованные дементорами не годились даже для ритуалов в качестве жертв. Но стоило пройти недоумению, как Люциус резво сложил кусочки мозаики воедино.

Зачем бестелесному духу бездушное тело?

* * *

Легкое перо проворно пробежалось по грубому пергаменту, выводя лишь несколько слов.

«У меня был Люциус Малфой. Нужно встретиться. Мэтью Хэтчинс.»

* * *

Он их ненавидел. Ненавидел их всех: продажных двуличных тварей, проклятых лицемеров, неверных друзей, гнилых в своей натуре наставников, недостойных даже воспоминания родственников. Каждый, каждый из них заслужил эту честь. Честь быть презираемым им.

— Ах-ха-ха, – очередной полубезумный смешок раздался в его камере.

Это место сводило его с ума. Это место меняло его. Оно как заядлый рыбак тащило на поверхность все кусочки его памяти, что он старался похоронить как можно глубже. Отчего-то оно не давало ему забыться в безумии, подобно другим узникам. Быть может, его держали те два якоря, имя которым невиновность и желание отомстить за загубленную жизнь?

Возможно. Ему было плевать. Каждое воспоминание, каждый момент его жизни, всплывшие благодаря этому месту, подкидывали дров в яркое пламя ненависти, сжигающее его изнутри. Оно не лишало его надежды, как по идее должно было бы. Оно просто извращало для него это понятие. Его сны были наполнены не кошмарами, а темными, под стать его имени, желаниями. Извращенная надежда выйти, плюнуть во все лица, ежедневно возникающие в его памяти. Он желал растоптать их так же, как они растоптали его.

Семья, что заботилась о репутации больше, чем о собственных чадах. Желания ребенка? Его дар? Его предрасположенность? Его выбор? Для них не существовало таких понятий. Любой проступок, любой шаг в сторону от намеченных ими планов жестоко карались, оставляя как глубокие физические, так и соразмерные психологические раны. Благодаря этому месту он вспомнил все, что было с ним в родном доме. Вспомнят и они.

Друзья, что бросили его, что позабыли о нем. Одного слова, одного приговора стало достаточно для перелома их веры в него. Один предатель подвел к предательству другого, последнего оставшегося в живых друга. До боли смешная ситуация. Всю жизнь гордившийся тем, как с помощью друзей он вырвался из-под гнета своей семьи, он проморгал двух тварей — гнилого по жизни и темного по натуре. Первый, что подвел черту под жизнью единственного, как оказалось, друга, уже поплатился. Его смерть даже здесь, в этих ужасных застенках, изредка навещала его во снах. Второй же, будучи последней опорой в его жизни, оставил его, предал, забыл… Именно в тот момент, когда его поддержка была необходима как никогда. Поплатится и он.

Наставник, что воспользовался им и бросил на растерзание своре министерских шавок. Человек, которого он безмерно уважал, которому он бездумно верил, которого безоговорочно слушался. Двуличная тварь, восседавшая на собственных идеалах, с высоты своего самомнения смотревшая на шевеления более ограниченных, по его мнению, людей. Ублюдок, который, не найдя ему достойного применения в будущем, бросил его на плаху перед палачом. Одним своим словом он мог заставить опустить топор. Одно единственное воспоминание этого лицемера лежало между ним и этим одиннадцатилетним адом. Эта тварь знала о его невиновности, знала лицо истинного преступника. Эта тварь лично проводила защитный ритуал, обернувшийся смертями его друзей. Он еще пожалеет.

Они все пожалеют!

— Ах-ха-ха! – смех вновь зазвучал в этих темных стенах. Безумие в очередной раз попыталось овладеть его разумом. Не получится.

Спасаясь от очередного приступа, он вновь обернулся. Безумие отступило от лежачего на худом боку большого черного пса.

* * *

Пламя, бушевавшее вокруг худосочного старика, приятно согревало тело, не обжигая, не трогая одежду и волосы. Появившись будто из ниоткуда, оно вмиг объяло человеческую фигуру, поглощая даже его смутный силуэт, и так же бесследно исчезло. Исчезло вместе со стариком.

Появившийся во вспышке пламени своего фамильяра Альбус ступил на темный камень магической тюрьмы. Незапланированный, неофициальный визит вынудил его упрашивать Фоукса перенести их обоих сразу в кабинет к Мэтью Хэтчинсу – старому боевому товарищу. Смотритель Азкабана, в этот момент находившийся на своем рабочем месте, приветствовал гостей мимолетным удивленным взглядом.

— Никогда к этому не привыкну, — покачал головой Хэтчинс. – Приноровился я, знаешь ли, сидеть в непреступных и недоступных стенах Азкабана…

Дамблдор нежно погладил нахмурившегося феникса, с удобством устроившегося на его плече.

— Что я могу сказать? – Альбус неопределенно пожал плечами. – Фениксы удивительные создания!

Смотритель не ответил. С серьезным лицом он встал из-за стола и подошел к зарешеченному окну.

— Я ждал тебя раньше.

Оторвав взгляд от спины друга, Альбус взмахом палочки создал себе мягкое кресло и с удобством в нем расположился.

— Прибыл сразу же, как получил письмо, Мэт. – Дамблдор в привычной для него манере сцепил пальцы на уровне подбородка. – Рассказывай, что случилось.

— В общем-то, ничего. – Хэтчинс медленно покачал головой. – Обычное посещение Азкабана одним из чинушей. Если бы не два «но», мне бы и в голову не пришло беспокоить тебя.

— Первое, как я понимаю, это явившийся лично Малфой? – предположил Альбус.

— Да. – Хэтчинс кивнул и отошел от запотевшего окна. – Помнится, он зарекался не появляться больше в этих стенах.

Хэтчинс опустился за стол, оказавшись глазами на одном уровне с Дамблдором.

— Поверь, я точно помню, с каким лицом он покидал мои стены! Я видел его и сегодня. Тот страх узника перед этой тюрьмой никуда не делся. Он бы ни за что не явился по собственной воле!

Альбус согласно кивнул, принимая слова своего друга. Его подозрения о связи Тома и Люциуса медленно подтверждались. Сильнее страха Малфоя перед дементорами мог быть только его же страх перед милордом.

— Еще что?

Хэтчинс протянул Дамблдору сложенный пергамент.

— Удовлетворенное ходатайство о выдаче Джима Робинсона, — объяснил смотритель, пока Альбус внимательно изучал пергамент. – Родственники хотят его забрать.

Робинсон. Он помнил это имя. Одно из его первых дел на посту председателя Визенгамота. Джим был полубезумным алхимиком, поглощенным идеей поиска новых рецептов. Бесплодные попытки на протяжении многих лет медленно лишали его рассудка, пока однажды тот не решил для себя – для новых рецептов нужны новые ингредиенты. Сколько времени прошло между этим выводом и первым вырезанным у человека легким, никто не знал. Сидя по вечерам в темных углах Лютного переулка, Джим тщательно выбирал своих жертв. Он принимал во внимание все – начиная от веса и цвета волос, заканчивая формой бровей и глаз…

Дамблдор встрепенулся. Все одиннадцать жертв Потрошителя – как прозвал его Пророк, ссылаясь на маггловского маньяка, — были магами. Против консервативных судей у защиты не было и шанса. Джима приговорили к Поцелую.

И теперь, спустя девять лет после исполнения приговора, «родственникам» понадобилось его бездушное хладное тело. Альбус нахмурился. Этот ход был неожиданным. Упустить в размышлениях о духе Волдеморта и его возможном обретении тела такую деталь. Использовать бездушное тело… Черт возьми, гениально! Изобретательно, незатейливо и так… так просто? Никаких ритуалов? Никаких препятствий на пути к материальному телу?

Альбус не заметил, как с силой сжал бедный пергамент. Черт! Второй раз за год Том умудрился его переиграть! Бездействовать больше нельзя.

«Я не могу убить тебя Том, — с глухой яростью думал Альбус, — но твоих слуг пророчество не опекает!»

Ему стоит начать с Малфоя. Как можно раньше. Как можно жестче. Как можно тише.

— Спасибо, Мэт, — Дамблдор резко встал с вмиг исчезнувшего кресла. – Твоя помощь неоценима.

Альбус протянул руку к оперению Фоукса, но был остановлен голосом Хэтчинса.

— Есть еще кое-что. – Смотритель подошел к шкафу и принялся рыться среди дел заключенных. – Малфой сильно интересовался одним относительно новым заключенным.

— Кем? – со сдержанным интересом спросил Альбус.

— Секунду… Да где же это… — Хэтчинс наскоро перебирал имеющиеся дела, пока не нашел искомое. – Мальчик. Эрик. Двеннадцать лет.

Альбус вырвал папку из рук смотрителя. Возраст и пол совпадали. Может ли быть…?

— Предумышленное убийство, — Альбус пробежался глазами по делу осужденного юнца. – Десять лет заключения… неполный состав Визенгамота… Нотт… Гриссон… Темпер…

Альбус внимательно изучал список присутствующих при рассмотрении дел судей, отмечая все больше знакомых фамилий. Аристократы, вассалы или приближенные. Люди, чья верность присяге не могла соперничать с их же жаждой золота. Совпадение? Едва ли…

— Я хочу его видеть… — Альбус оторвался от бумаг и посмотрел на друга. – Это возможно?

Хэтчинс, помявшись несколько секунд, кивнул и попросил следовать за ним.

Путь через крепость-тюрьму нельзя было назвать приятным, пусть даже под защитой призрачного серебряного феникса. Снующие повсюду дементоры расступались перед ним, боясь не то что соприкоснуться, но даже попасть под исходящий от него белоснежный свет. Но их вид, их запах, пробирающий до костей холод – с этим Патронус ничего поделать не мог. Отвратительные чудовища в рваных черных балахонах кружили вокруг них, держась на некотором расстоянии, протягивая покрытые струпьями и нарывами руки, шумно засасывая воздух проглядывающими из-под капюшонов воронками на месте лица. И ведь в отличии от таких же противных инферналов – дементоры считались живыми существами…

Они шли в молчании, каждый погруженный в собственные думы. Альбус, без интереса провожая проплывающие мимо них номера камер, размышлял, оценивал шансы, продумывал последствия. В его душе затеплилась надежда. Что если..? Неужели..? Но Альбус не давал ей расти. Чем меньше ожидания, тем меньше боли он испытает, когда эта сама надежда не оправдает себя. И больше счастья, если…

Сто сорок девять. Расфокусированный взгляд Альбуса невольно остановился на этих цифрах. Он знал этот номер. Он знал и узника, упрятанного за дверь с этими цифрами.

— Как он? – Альбус указал ладонью на привлекшую его внимание камеру.

— Блэк? – Хэтчинс даже не задумался, мгновенно вспомнив имя заключенного. – Затих на второй месяц. Сломался бедняга.

Дамблдор сокрушенно покачал головой. Он не хотел этого. Не хотел, чтобы так получилось. «Извини, Сириус.»

Это было его очередной больной мозолью. Долго, очень долго Альбус наблюдал за молодым Блэком. С того самого момента, как Сириус попал на его родной факультет, Дамблдор взял его на заметку. Надеялся, что нашел светлый лучик во тьме рода Блэков. Надеялся, что вот оно – доказательство неприятия темной магии, передаваемой по наследству. Особенно если учесть, что Сириус, будучи законным, следующим Главой своего рода, мог стать тем самым рычагом давления на зазнавшихся аристократов.

Первые годы обучения мальчик радовал Альбуса своим поведением, своим кругом общения, своими друзьями. Сируис сблизился с ярким представителем «светлой» стороны – Джеймсом Поттером – и заслуженно считал его своим лучшим другом. Вместе они сколотили «тайную» группу и назвались Мародерами. Довольный Альбус наблюдал за всем этим лишь с доброжелательной улыбкой. Но тут что-то изменилось – то ли Сириус поменялся, то ли Дамблдор наконец-то прозрел. В шалостях начал просматриваться злой умысел, шутки над учениками больше напоминали издевательства. Блэк стал тщеславен, самоуверен, горделив. Осталась лишь преданность, и то не ему, Альбусу, или идеалам Гриффиндора, а лишь своему другу. Сируис признавал лишь мнение Поттера и считался лишь с ним. Именно так Альбус стал видеть Сириуса. Вывод, сделанный им, был прост: все-таки наследственная кровь дала знать о себе.

И он оставил его. Бросил его на суде, оправдываясь глупыми отговорками. Да он не предатель, но его не за предательство и судили. Кровь Петтигрю по-прежнему была на руках Блэка. А там уже какое дело, кого назовут правой рукой Волдеморта? Одного пожизненного заключенного или другого. Выбор не велик. Он сожалел. Но смирился.

Камера Блэка осталась позади, как и мысли о нем.

— А этот мальчик? Эрик? – Альбус переключился с Сириуса на свою нынешнюю надежду. – Что с ним?

Хэтчинс тем временем ступил на лестницу, ведущую на нижние уровни башни.

— Держится пока, – ответил смотритель, осторожно спускаясь по крутой лестнице. – Сильный ребенок. Или изначально безумный.

Альбус не стал уточнять. Оставшийся путь они прошли в полном молчании. Этаж, на который они вышли, мало чем отличался от остальных. Лишь крик, эхом скачущий по стенам, выделял его среди других пройденных. Поначалу тихое и далекое эхо, усиливалось с каждым шагом. Вопли становились все громче, разборчивее и отчаянней.

Смотритель остановился напротив очередной камеры с глухой черной дверью. Как раз напротив той, из которой доносились все услышанные крики.

— Он здесь, — Хэтчинс указал на дверь. – До сих пор не успокоился.

Альбус кивнул, просто чтобы дать понять смотрителю, что тот был услышан. Сам же Дамблдор не сводил глаз с двери.

За ней, возможно, был тот, кого он искал долгие годы. Тот, кто изначально должен был принадлежать ему. Осталось лишь в этом убедиться.

— Открывай, – сухо приказал Альбус, борясь с собственным нетерпением.

Хэтчинс дернулся было что-то сказать, но осекся. Горящий взгляд Дамблдора лишал всякого желания спорить. Он подошел к темной двери и осторожно дотронулся до неё. Многотонная железная преграда исчезла в тот же миг. Не медля, Альбус зашел внутрь.

В самом дальнем углу грязной камеры, уткнувшись лбом в стену и слабо покачиваясь, сидел мальчик. Его изрядно похудевшие ладони то сжимали друг друга, то поочередно заламывали пальцы, то царапались о грубый камень. Его некогда светлых оттенков мантия темным безобразным мешком свисала с тощих плеч. Длинные волосы спутались и полностью покрылись грязью. Пересохшие губы то нашептывали что-то тихо-тихо, то срывались на крик, что разносился по всему этажу.

И тут Альбус понял, что очерствел. Даже воочию наблюдая за мучениями двенадцатилетнего мальчика, он остался спокоен. Никаких чувств, лишь трезвая оценка ситуации. Он смотрел на юнца, но видел человека. Возрастные рамки успели куда-то пропасть. Как давно? Он не знал. Да ему и не важно.

Важен был лишь этот побитый жизнью мальчик. Фоукс, как и серебристый Патронус, остались в коридоре. Всего два шага вглубь камеры и на Альбуса навалилась вся тяжесть от пребывания в этих стенах. Ментальные щиты затрещали под напором далекой ауры дементоров, с трудом подавляя её легкое воздействие. И это у него – одного из сильнейших легилиментов современности.

— ... мама… — тихий, на грани слышимости шепот достиг слуха Альбуса, когда тот подошел совсем близко, — … мама… нет…

Невзирая на вялые попытки сопротивляться, Альбус повернул мальчика к себе лицом и чуть не ахнул. Нет, он явно не был похож на того, кого он искал. Не было у него и шрама, что так надеялся увидеть Альбус. Но это лицо, красивейшее из всех, что он видел, не портили даже грязь и худоба. Кто он?

Под звук бешено стучащего старческого сердца Альбус заглянул в пустые матово-черные глаза. Мальчик не смотрел на него, не видел его. И это лишь облегчало задачу. Привычным усилием он скользнул в память исхудавшего мальчишки…

…прошло лишь несколько мгновений, как серебристый Патронус-феникс резко вспыхнул. Взрыв ослепительно белого света разнесся по коридорам Азкабана под радостную песню Фоукса.

В этот дивный момент Альбус не пожалел, что прибыл в это богом забытое место. В этот момент ему стало глубоко плевать на все успехи Волдеморта. Он только что получил шанс победить в этой чертовой войне! Губы сами собой расплылись в коварной улыбке. Шанс, о котором знает только он!

— Ну, здравствуй, Гарри!

Эйфория прошла. Распирающее его изнутри чувство абсолютного счастья исчезло, стоило Альбусу переступить порог собственного кабинета. Лишь тут он понял, какой же огромный объем работы ему предстоит. Обнаруженный в застенках Азкабана Гарри Поттер был величайшей удачей, и повторно на неё рассчитывать не приходилось. Дальше в дело должна была вступить выверенная стратегия, которой как раз и не было.

Альбус не был готов к подобному повороту дел. Все его первоначальные планы, что касались Гарри Поттера, после исчезновения были срочным образом изменены под другого «героя» Пророчества. И неудачно. Невилл в роль не вписался.

Все это привело к тому, что толковой стратегии у Альбуса не было. Не хватало всего: ресурсов, связей, возможностей, но главное — информации. Он совершенно не знал нового Гарри. Не знал, что им движет, как он воспитан, как мыслит. Его мотивы, его стремления, его планы – все это было скрыто от Альбуса, как и жизнь мальчика в целом. Того краткого, но изматывающего сеанса легилименции хватило лишь на то, чтобы вычленить из беспорядочно мелькающих воспоминаний нынешнее «настоящее» имя Гарри – Эрик Эдмонд Гэлбрайт. Сын начальника Отдела магического сотрудничества Франции. Человека, который как раз таки сотрудничать с ним и не стал бы. Какая ирония…

Просто так Гарри ему не забрать – понял Альбус еще тогда в холодной камере, сидя на коленях напротив исхудавшего паренька. Ему нужно было время. Немного времени и много информации.

Значит, мальчику суждено еще некоторое время провести в компании дементоров. Для Альбуса выгода была очевидна: он сможет беспрепятственно получить все нужные ему сведения напрямую от Гарри, а Азкабан сильно ослабит его уже сформировавшуюся психику. И вот тогда из мягкого и податливого как пластилин подростка он слепит того Героя, который нужен магическому миру.

Дамблдор глубоко вздохнул. Да, это был жестокий выбор. Он это понимал лучше всех других. Его ноша была тяжелее, чем у всех прочих людей. Именно в его руках было будущее, именно он обтачивал молодые умы будущих министров, политиков, авроров и домохозяек. Возможно, именно его действия привели к появлению Волдеморта как такового. Альбус допускал это. Он буквально чувствовал кем-то возложенную на него ответственность и знал, что ему придется принимать нелегкие решения.

Этот выбор был одним из таких. Гарри-Эрику были нужны муки. Познав боль, он станет сильнее.

Альбус встал из-за стола. Теперь, пока он всецело занят делом Поттера, кто-то другой должен был позаботиться о Малфое. Это необходимо. Развязывать руки этому скользкому змею он не собирался. Хватит. Проходили.

Альбус подошел к уютному камину, что зимними вечерами грел его старые кости, и выверенным движением бросил горсть порошка прямо в пламя.

— Дом Грюма, — проговорил Альбус взметнувшемуся зеленому пламени, совершенно спокойно подставив под него свою голову.

Аластор был тем человеком, кто идеально подходил на роль раздражителя для Малфоя. Будучи отставным аврором, тот в силу своей известности сохранил множество связей на прошлом месте работы. А его натура... Однажды вцепившись в горло своей добычи, Грюм уже ни за что её не выпускал. Да, пожалуй и так.

Раздражающая круговерть перемещения через камины длилась дольше обычного. По крайней мере, так показалось самому Альбусу. Может все дело в его нетерпении, в его желании поскорее вернуться в ту камеру, вновь взглянуть в темные глаза этого ослепительно прекрасного ребенка? Может все дело в дивных причудах времени, оттягивающих столь манящие события, максимально растягивая ожидание? Впрочем, Альбус мог и потерпеть. Чему-чему, а этому его жизнь научила.

Перед взором Альбуса предстала гостиная его старого друга, но чтобы узнать её, пришлось как следует присмотреться. В комнате царило запустение и разруха: нетронутый слой пыли покрывал все возможные горизонтальные поверхности, включая покореженные кресла, диван с порванной обивкой и пошатнувшийся стол; книжный шкаф, сиротливо расположившийся в углу покинутой гостиной, был весь в следах от гари; мыши свободно и бесстрашно сновали по полу.

— Аластор! – прокричал Альбус так громко, как ему позволяло горло.

Вид комнаты его обескуражил. Как давно этот дом опустел? Куда пропал Аластор? Что вообще вынудило его покинуть свой облюбованный дом? У него неприятности? Альбус подался назад всем телом. Головы в камине было явно недостаточно для получения всех ответов.

Стук деревянной ноги о паркет заставил его остановиться.

— Альбус! – раздался скрипучий голос хозяина дома. Аластор Грюм, хромая на деревянную ногу, шустро вышел из дверного проема слева от камина и в тот же миг наткнулся на встревоженный взгляд своего друга. – Ты чего?

Аластор с таким искренним удивлением наблюдал за волнением Альбуса, что тот почувствовал себя одураченным. Одураченным… Ясно.

— Прекрасная иллюзия, Аластор, — улыбнулся Дамблдор, уже по-новому оглядывая убранство комнаты. На непридирчивый взгляд морок выглядел идеальным: ни выбивающихся из общей композиции деталей, ни преломлений, ни засветов, даже запах, и тот был подобран соответствующий.

— Спасибо, — несмотря на похвалу, старый аврор не выглядел довольным. – Прекрасная, не то слово. Еще и стойкая, зараза.

— И сколько уже?

— Второй месяц, — буркнул Аластор, садясь на шатающееся с виду кресло. – Заклятье придумал, теперь дело за контрмерами.

Альбус усмехнулся. Несмотря на узы собственных правил и принципов, его друг умудрился сохранить в себе крохи импульсивности. Будь то иначе, Аластор бы не восседал сейчас посреди разгромленной гостиной.

— Жду от тебя новостей. – Альбус обвел взглядом комнату. — Больно уж качественный вышел морок.

— И ты даже не предложишь помощь старому другу?

— А тебе она нужна?

— Нет! – грозно рыкнул Аластор, с вызовом глядя на Дамблдора, и… через несколько секунд зашелся сухим, каркающим смехом. – До чего знакомый разговор! Помнишь?

Альбус нахмурился. Грюм подцепил не самое приятное в его жизни воспоминание. Разумеется, он помнил день перед схваткой с его первым и лучшим другом.

— Помню-помню, — Альбус вяло улыбнулся. – Вот только Геллерт был моим личным делом. Извини.

На слова Дамблдора Аластор лишь еле заметно дернул головой.

— Что хотел то? Ты же не по старой памяти заглянул, – аврор озадаченно уставился на своего друга. – Что-то случилось?

— Кое-что очень важное, — Альбус, помня свой прокол с Томом, старался очень аккуратно подбирать слова. – Пока без подробностей, но дело чрезвычайной важности.

— Я не могу помогать вслепую, — покачал головой старый аврор.

— А я не могу поделиться информацией, — Альбус смерил друга тяжелым взглядом.

Аластор молчал, с вызовом глядя в уставшие глаза Дамблдора. Тот понимал, убедить старого аврора действовать наперекор своим правилам будет не просто. Грюм с усердием маньяка планировал каждую свою проведенную операцию, по крупицам собирая любые сведения, что могли поспособствовать успеху. Отчасти благодаря этому, он приобрел свою репутацию помешанного и подозрительного. Альбус же просил зайти в свой мир с завязанными глазами, что само собой не могло устраивать бравого вояку. Аластор не сдавался, не отводил глаз. Он не тот человек, кто склонялся бы перед авторитетами. Таковых для него вообще не существовало. В его жизни властвовали приоритеты, главным из которых была собственная жизнь.

— Аластор, — Альбус видел непоколебимую непреклонность в лице своего друга. – Я тебя прекрасно понимаю, но обратиться мне больше не к кому. Прошу, доверься мне хоть сейчас. Обещаю, как придет время, я все тебе открою.

— Сколько? – деревянная нога Грюма нервно стучала по полу. – Сколько тебе надо времени? Мне нужны сроки!

Альбус задумался. В нынешней ситуации он старался не делать прогнозов, прекрасно понимая, к чему может привести спешка. Его работа с мальчишкой только-только начиналась. Слишком рано для разговора о сроках… Но Аластор был непреклонен. Ну, раз уж так, то…

Тридцать первое октября. Хэллоуин. День, когда у Англии появился Герой. День, когда его не стало. День, когда он возродится. Это будет символично.

— После Хэллоуина я все тебе расскажу.

— На том и сойдемся, — резко кивнул Аластор. – Что от меня требуется?

— Малфой, — оскалился Дамблдор, предвкушая грядущие проблемы на голову белобрысого аристократа. – Займи его. Арестуй, если сможешь. Если нет, свяжи руки. Пусть побеспокоится о собственной шкуре.

Звериный оскал расцвел на лице отставного аврора.

* * *

Деревянная, от годов покосившаяся дверь со скрипом закрылась. Затхлый запах с примесями некой гнильцы ударили в нос девушке, ступившей на порог своего небольшого, больше похожего на сарай дома. Год прошел. Целый год дом пустовал, копя пыль, косясь и разваливаясь. Он не боялся воров – вряд ли у кого появится желание залезть в это жалкое подобие жилища для человека.

Тейт не любила его. Не любила возвращаться сюда, не любила оставаться в нем, не любила находиться здесь. Она предпочитала спать в уютной комнате отдыха на работе… Ах, да. Бывшей работе. Не самая приятная поправка. Тейт прекрасно знала, кому именно она обязана увольнением. Страсти вокруг пропажи Эрика еще не улеглись, когда её попросили оставить Шармбатон. Под давлением министерства или желая сохранить репутацию школы, но мадам Максим больше не хотела видеть её в своем штате. Тейт её понимала и без скандала и шума покинула Шармбатон. Она вернулась к исследовательской деятельности. Старая добрая работа, ставшая столь непривычной за долгий учебный год, не шла. «Я потеряла хватку?» — задавалась тогда вопросом Тейт, но так и не нашла ответа. Шармбатон слишком сильно на неё повлиял, и это надо было менять. Но следующие пять адских месяцев переобучения, перестройки собственного мышления, ритма, с горем пополам начавшие приносить результаты, были жесточайшим способом сорваны одной личностью.

Мсье Дюбуа, старший аврор, что вел дело Эрика, неожиданно самолично явился в исследовательскую лабораторию и на глазах у всего персонала взял Энн под стражу.

Она до сих пор помнила шок, что настиг её в тот момент. Она не верила своим глазам, ушам, оспаривала истинность ордера, пыталась сбежать. Все происходящее слишком сильно выбивалось из её восприятия мира. За свою жизнь Энн не допускала даже мысли о собственном аресте. Она, будучи дочерью погибшего аврора, воспитывалась в строгом уважении к закону, правилам и порядку. Совершить нечто, выходящее за рамки, установленные государством, для неё означало пойти против самой себя.

А тут задержание. Она помнила как выпала из реальности, стоило магическим кандалам защелкнуться на её запястьях. Помнила Энн и весь следующий месяц.

Её допросили лишь раз. Лишь один короткий разговор с Дюбуа, где она вновь подтвердила свой старый рассказ. Поверили ли ей? Проверяли ли её слова? Энн не знала. После одного краткого допроса её вернули в камеру и… забыли о ней на долгих три недели. Тейт не навещали, не отвечали на требования о встрече, не реагировали на заявления. Она не понимала подобного отношения. Её заперли в министерской камере и все. Лишь много позже, Энн поняла, зачем понадобилась, что от неё хотели.

У следователей не было подозреваемых, не было тел, улик, следов, свидетельских показаний. Дело стояло на месте, а пропажа англичанина вместе с Эриком лишь усугубляла ситуацию. Дюбуа не мог свободно и бездоказательно кидать обвинения в сторону подданного короны, опасаясь скандала, не мог и бездействовать, грозясь навлечь на себя гнев высокопоставленного отца Эрика.

Энн использовали. Она служила живой демонстрацией того, что длань возмездия закона не дремлет. Ей не предъявляли обвинений, но и отпускать не собирались.

Долго так продолжаться не могло. Нельзя навечно застрять между молотом и наковальней. Продержав Энн в застенках чуть меньше месяца, её таки отпустили. Ни извинений, ни извещений, ни указаний она не получила. Лишь одно единственное требование – не выезжать из страны. В тот момент Энн чуть было не сорвалась на министерского служку.

Она вернулась на прежнюю работу, где и получила от судьбы очередной удар в спину. Энн больше не желали видеть в списках своих сотрудников. История с Шармбатоном повторилась, с тем лишь различием, что уход из школы прошел куда менее болезненно.

Энн не помнила, как оказалась тут. Память услужливо оставила её еще в баре, где она, будучи не в силах смириться с навалившимися бедами, пропускала стакан за стаканом. Последним воспоминанием был подсевший рядом молодой, ничем не выделяющийся парень…

И вот она здесь – дома. Энн провела ладонью по деревянному столу, сметая на пол толстый слой пыли. Некогда красивый, хоть и небольшой домик пришел в запустение сразу после смерти матери. Она так и не смогла пережить кончину мужа. День её похорон казалось никогда не оставит Энн, раз за разом приходя в кошмарах. В тот день она, юный четырнадцатилетний гений, только-только окончившая Шармбатон, впервые познала одиночество, что с тех пор так и не отступило…

Энн помотала головой, сбрасывая накатившую апатию. Этот дом всегда нагонял на неё уныние, раз за разом напоминая о трагичном прошлом.

— Эванеско, — громко, чтобы хоть немного развеять окружающую тишину, проговорила Энн, направив палочку на стол. Дом требовал уборки.

Пора перебороть детский страх перед этим местом.

* * *

Сильный встречный ветер не мешал, не сбивал с курса. Он скользил по обтекаемому телу мальчика, пропуская его, не в силах помешать ему, затормозить. Плотная воздушная стена услужливо расступалась перед острым древком новой метлы.

Драко был доволен. «Нимбус 2001» разительно отличался от его рабочего, но морально устаревшего «Чистомета». Форма, ускорение, торможение – все было на высоте. С ней Драко точно сможет исполнить своей давнее желание – сыграть в факультетской сборной. Он вновь отпустил тренировочный снитч и закрыл глаза, дав тому время и усложняя себе задачу. Золотой мячик должен был набрать скорость и оторваться, иначе интерес от его ловли полностью пропадал. Досчитав до пятидесяти, Драко открыл глаза. Охота началась…

— Я хорош! Чертовски хорош! – думал молодой Малфой, возвращаясь в поместье после нескольких часов полетов. Не налетав и пяти минут, снитч упорно, раз за разом оказывался у него в ладони. Это был просто великолепный показатель. Только сегодня он трижды побил свой личный рекорд!

Драко, уставший, но довольный спешил домой — с минуты на минуту должен был вернуться отец. Наверняка он захочет послушать о том, насколько же прекрасна новая метла, и как хорошо он управляется ею. Вероятно, его даже похвалят! Отец всегда хвалит его!

* * *

Черной грозовой тучей Люциус ворвался в собственное поместье. Его глаза метали молнии, черная мантия развевалась будто под порывами сильного ветра. Домовики, выскочившие встречать своего хозяина, все как один побледнели, будто завидев дементора. Они уже знали, чем может грозить его плохое настроение.

— Цисси! — закричал Малфой, ступив на порог собственного дома. Он торопился. Вести, принесенные им из министерства, заставляли действовать быстро. Медлить было нельзя.

— Позови хозяйку, — обратился Малфой к рядом стоящему домовику. — Я буду в кабинете.

Дожидаться выполнения приказа Люциус не стал. Развернувшись на каблуках, черной тенью он скользнул в нужном направлении.

Люциус был взбешен. Постановление из Аврората застало его врасплох. Он не ждал подобного удара. С момента возвращения Темного Лорда он сильно расслабился. Ничем другим подобный провал в собственной обороне Люциус оправдать не мог.

Обыск! Обыск в его доме! Целенаправленный поиск темных артефактов! Слишком не вовремя. Слишком неожиданно. Слишком явно ощущалась рука Дамблдора. Малфой в ярости ударил кулаком по столу.

— Черт! Лишние проблемы!

Дверь открылась, пропуская внутрь дорогую сердцу жену. Жену, что всегда поддерживала в трудные времена. В его глазах Нарцисса была идеалом жены аристократа. Выйдя замуж не по любви, она смогла воспитать в себе чувство уважения и привязанности к мужу, смогла родить ему наследника, смогла воспитать его, смогла освободиться от своей старой семьи, сконцентрировав внимание на новой. Нарцисса хранила все семейные тайны, помогала лично ему по мере возможности, ставила его желания превыше своих. При этом она не потеряла собственную личность. Имела собственные интересы, подруг, с которыми она проводила большую часть личного времени, желания и даже свои маленькие тайны. И это всегда устраивало Люциуса. Ему не нужна была бездумная кукла. Во многом из-за этого он гордился своей свободомыслящей женой, которая, тем не менее, разделяла все его интересы. Зачастую она заботилась о нём гораздо больше, чем он сам.

— Дорогой? — Нарцисса была больше удивлена, чем испугана. — Что-то случилось?

Люциус кивнул.

— К нам завтра заявятся гости. Надо сделать так, чтобы их визит прошел впустую. Собери в холле первого этажа все сомнительные вещи, которые сможешь найти. Придется вновь открывать тайник.

— Обыск? — Нарцисса быстро поняла, к чему клонил Люциус. — Кто посмел? На каком основании?

— Основания? — Люциус усмехнулся. — Когда им нужны были основания? Очередная жалкая попытка подвести меня под статью.

— Кто главный? — Нарцисса нахмурилась. — Может проще решить дело миром?

— Не в этот раз, — Люциус в очередной раз гневно ударил кулаком стол. — Эти сволочи из министерства — они смеются надо мной! Уизли!

Нарцисса застыла в шоке, и Люциус её прекрасно понимал. Его реакция была похожей.

— Он же совсем из другого отдела! Каким образом он подмазался к аврорам?

— Думаешь, я это знаю? — Люциус раздраженно повысил голос, заставив Нарциссу вжать голову в плечи. — Извини. Просто послушайся меня. Давай иди...

Женщина, больше не проронив ни слова, вышла за дверь.

Люциус вздохнул, жалея о своей эмоциональной вспышке. Нарцисса злопамятна, она ему еще припомнит.

— Надо успокоиться, — сам себе сказал Малфой. – Успокоиться и пережить. Как обычно.

Отточенным движением он открыл графин с огневиски и плеснул немного янтарной жидкости на дно бокала.

— Отец! – дверь в кабинет резко распахнулась, пропуская юного Малфоя. – Ты не поверишь! Я сего…

— Драко! – кулак в третий раз за вечер опустился на бедную столешницу. – После! Не сейчас!

Драко замер совсем так же, как недавно покинувшая кабинет Нарцисса. В такие моменты он как нельзя сильно напоминал свою мать.

Глядя как глаза Драко в гневе сужаются – мальчик не привык получать отказ, — Люциус вздохнул. Драко был избалован. Слишком сильно Люциус радовался рождению сына. Слишком много он ему позволял. Люциус старался оградить Драко от всех тех ужасных вещей, которые пережил сам в далеком детстве: строгий до невозможности отец, чопорная мать, Азкабан, предубеждения на почве уголовника отца. Оградил. И вот что из этого вышло. Мальчик, гневающийся лишь из-за того, что его прервали, что не дали желаемого. Слишком поздно Люциус понял, насколько сильно влияние барьеров на жизненном пути, и как велико наслаждение от их преодоления.

— Одно слово, и я отберу у тебя метлу, — Малфой тоном, лишенным всякого тепла, поставил на место зарвавшегося сына. Люциусу ни к чему сейчас были истерики. – Иди к себе в комнату. На ужин пришлю за тобой Добби.

Яростно свернув глазами в лучшей манере самого Люциуса, Драко развернулся на пятках и покинул кабинет, напоследок громко хлопнув дверью.

Настроение совсем ушло в минус. День не задался. С сомнением поглядев на еле наполненный бокал, Люциус подлил еще и в один глоток осушил. Теперь надо проверить тайник.

Холл первого этажа был одним из самых посещаемых мест в особняке Малфоев – попадали сюда многие, но лишь редкие гости проходили дальше. Пол, отделанный мраморными плитами в одном оттенке, каменные скамейки, несколько выразительных статуй и гигантская люстра с пятью сотнями свечей – как не глянь, далеко не самое лучшее место для оборудования любого тайного хранилища. Но предки Люциуса так не думали, руководствуясь какими-то своими, одним лишь им ведомыми помыслами. Он уже не раз обращался к гоблинам, в надежде перенести тайник в какое-нибудь более укромное место, и всегда получал отказы.

Именно из-за этого глупого местоположения Люциус не особо часто его использовал. Сейф в стене казался ему более удобным. Но в этот раз было все иначе. Он мог пожертвовать удобством ради сохранности. Невербальным Диффиндо порезав себе ладонь, Малфой вознес её над полом точно по центру холла. Кровь тонким ручейком полилась на белоснежный камень…

— Все в порядке, — прошептал Люциус, воочию наблюдая, как беззвучно расходятся мраморные плиты под его ногами.

В этот момент позади, со стороны лестницы, раздался легкий вздох. Люциус резко развернулся, но лишь для того, чтобы увидеть силуэт собственного сына, исчезающего за углом на втором этаже особняка.

* * *

— Ну, рассказывай, Пьер, — начал разговор Мишель Делакур, дождавшись пока гость расположится на диване. — Как дела? Есть новости?

Пьер Гэлбрайт, только что прибывший в гости к семье невестки своего сына, хмуро покачал головой.

— Никаких. Все по-прежнему.

Мишель щелчком пальцев призвал домовика.

— Два бокала и бутыль вина.

Домовик поклонился и с легким хлопком исчез.

— Если честно, то я очень мало что знаю из всей этой истории, — признался Делакур. – Хоть и слежу за каждой новостной лентой. Как много умолчали в газетах?

Пьер поднял глаза на своего друга. Видимо вся накопленная усталость, негодование от всего происходящего и злость от неведения на какой-то момент выступили на его лице, раз Делакур в тот час замахал руками.

— Нет, нет, ты не подумай ничего. Это происшествие затронуло и мою семью. Думаю я имею право желать немного ясности. Мне же надо как-то дочек успокаивать.

— Прости, — Пьер мотнул головой, прогоняя негативные эмоции. – Никак не могу прийти в себя.

— Я тебя понимаю, и не давлю, – на журнальном столике перед ними появилась заказанная бутылка с двумя наполненными бокалами. – Лучше вот, выпей.

Пьер аккуратно взял чуть прохладный бокал с темной жидкостью и слегка его провернул. Пить не хотелось – слишком яркими были воспоминания о первой пропаже сына. Тогда он отчего-то всегда находил время выпить. Зачем? Для чего? От чего? Причин он уже не помнил, но знал, что всегда мог их найти. Вспоминая прошлое, Пьер ни на день не прекращал себя корить в излишнем пристрастии к выпивке. Возможно, имей он тогда трезвую голову, сын был бы найден гораздо быстрее.

— Так что?

Пьер, повертев в руках бокал, под пристальным взглядом своего друга вернул его на поднос.

— Был зафиксирован остаточный след аппарации извне, но больше ничего. Кто-то прибыл в замок, но не ушел обратно. Ни следов портала, ни следов использования каминов не обнаружено.

— Странно, — Мишель почесал чуть заросший подбородок. — Мальчика же должны были как-то увезти из школы?

— В том то и дело, что нет. – Пьер покачал головой. – Мы еще даже не знаем, похищение ли это.

— Как не похищение? Не могли же два человека просто так исчезнуть? – Мишель реагировал бурно, но старался не кричать. – Кстати, профессора хоть проверили?

— Да. Англичанин. Дома так же не появлялся. Английская сторона уже начинает настаивать на участии её следователей в поисках, но мы пока не даем разрешения.

— Почему? – Мишель казался удивленным. – Всем же было бы легче?!

— Нет, — Пьер не мог объяснить Мишелю причины своего недоверия к англичанам. Он не мог рисковать своим сыном. От очередной лжи своему другу его уберегла Аполлин.

— Мишель, — женщина грациозно вошла в гостиную и, сделав несколько шагов, плавно опустилась на диван рядом с Пьером. — Позови девочек, пусть поздороваются.

Делакур кивнул, поставил на поднос уже опустевший бокал и вышел из комнаты. Аполлин, проводив взглядом мужа, повернулась к Пьеру.

— Рада тебя видеть… одного. – Женщина обворожительно улыбнулась. – Ты давно не заходил.

— Я, как ты, наверное, заметила, весь в делах. – Пьер с трудом не поддался на обольстительную улыбку. Вот у кого надо бы поучиться его наивным секретаршам! Но улыбку все же вернул.

— Как Николь? – безучастным тоном поинтересовалась Аполлин.

— Пугает, — честно признался Пьер. – Недавно она вломилась в контору к правовикам и грубо, хоть и в рамках приличий, разнесла половину авроров. Хорошо, что я был неподалеку.

Аполлин залилась чистым, звонким, легким смехом.

— Да, она такая, — Аполлин плавно положила одну руку на изголовье дивана. – Помнишь ту сцену на вашей свадьбе?

— Плохо, — признался Пьер. С тех времен отчетливей всего он помнил собственную слабость, что привела в их дом еще одного ребенка.

— Ты не поверишь, — рука Аполлин медленно приближалась к лицу застывшего Пьера. – Она решила, что между мной и тобой что-то есть…

Топот быстро спускающегося по лестнице человека вмиг разрушил сложившуюся атмосферу. Аполлин резко отдернула руку, и в ту же секунду в гостиную ворвалась светловолосая девочка.

— Габриель! Я же просила не бегать…

Слова матери не были услышаны. Девочка, маленькой молнией пронесшись по гостиной, резко остановилась перед Пьером.

— Эрик? Его нашли? – Габриель тяжело дышала то ли от быстрого бега, то ли от волнения. – Ведь так? Где он?

— Габриель! – возмутилась Аполлин. – Держи себя в руках!

Услышав возмущенный возглас матери, Габриель вмиг стушевалась, вжала голову в плечи.

— Простите, — извинилась девочка. – И здравствуйте.

Пьер улыбнулся, глядя на ожившую с момента их последней встречи девочку. Она выросла, стала немного более открытой и явно беспокоилась о его сыне. Похоже, у них с Эриком все протекало гладко.

— И тебе привет, Габриель. Как каникулы?

Девочка помотала головой из стороны в сторону.

— Все хорошо, — самой себе противореча, ответила Габриель. – Так вы нашли Эрика?

— Нет, не нашли, — в очередной раз вздохнул Пьер, чувствуя как он начинает уставать от этого вопроса. – Но с ним все будет хорошо. Что ж ты так волнуешься?

Габриель потупила взгляд и так и не ответила. У них что-то произошло?

— Мы поссорились, — прозвучал гораздо более взрослый и привлекательный голос. Пьер обернулся, встретившись взглядом со старшей дочерью Делакуров. – Поссорились и не помирились.

Флер тоже знатно преобразилась за неполный год. Она немного вытянулась, тело лишилось юношеской угловатости, наливаясь в нужных местах, черты лица слегка заострились, придавая несколько хищное выражение. Девочка, нет уже девушка, все больше стала походить на собственную мать – так же прекрасна, как и опасна в своей красоте.

— Поссорились? – Пьер вновь повернулся к Габриель. – Почему?

Маленькие ручки девочки, которые она держала перед собой, напряглись, сжавшись в кулачки.

— Мы… — выдавила из себя Габриель и замолчала. Ответ давался ей с трудом.

— Эрик пригласил на Сильвестр меня, а не ёё, — ответила Флер, то ли придя на помощь своей сестре, то ли потворствуя собственной эгоцентричной натуре. – Габби закатила скандал, а Эрик в долгу не остался.

Пьер устало вздохнул. Вот так откровения! Одиннадцать лет от роду, а уже такие страсти. Это ненормально. В свои эти же года он о девчонках думать и не собирался. Квиддич, шахматы, снежки, отлынивание от учебы – вот что занимало все его внимание в тот период жизни. На тот же бал их первый курс заставляли ходить чуть ли не из-под палки. Времена менялись.

— Не сомневаюсь, — фыркнул Пьер, зная характер собственного сына. – Габриель, я тебя разочарую, но сомневаюсь, что он подойдет первым. Чувствовал бы он себя виноватым – извинился в тот же миг. А раз этого не произошло…

Габриель, наконец, подняла глаза от пола, внимательно вслушиваясь в речь Пьера.

— Он упрям, даже скорее уперт. Самостоятелен и свободолюбив. И потому, — Пьер назидательно поднял палец, — не пытайся им управлять. Направляй, подталкивай в нужную сторону, но никогда не тяни силой. Пусть думает, что решение, к которому ты подводила, было его личным.

Речь Пьера прервал неожиданный звук. Аполлин Делакур, все так же восседая рядом с ним, медленно хлопала в ладоши.

— Какие познания! Я уже подумываю нанять тебя в качестве репетитора для дочерей, — женщина озорно улыбнулась. – Что думаешь?

— Думаю, имея тебя под боком, это было бы лишней тратой денег, — ответил Пьер. – Даже с форой я останусь далеко позади тебя.

Аполлин победно усмехнулась и элегантно поднялась с дивана.

— Ладно, девочки, пойдемте. Не будем мешать мсье Гэлбрайту, — женщина взяла сопротивляющуюся Габриель за руку и направилась к лестнице. – Мишель, тебя Пьер ждет!

Позвав мужа, Апполин развернулась.

— До скорой встречи, Пьер, — попрощалась она и, обворожительно улыбнувшись, скрылась из виду.

* * *

— Он не мой сын! – прогремел яростный крик отца у него в сознании. – Я не могу называть его своим!..

… пульсация, недавно бешеная, быстро успокаивалась. Сильный хват мужских ладоней на его запястьях ослабевал. Зрачки закатились. Кровь продолжала медленно капать из порезанного горла…

— Лили, хватай Гарри и беги! Я задержу его!..

Он лежал, крепко сдавленный со всех сторон. Было тепло и уютно, несмотря на окружившую со всех сторон темноту. Он не мог двигаться. Ну и пусть – ему не нужно. О нем позаботятся. О нем всегда заботились. Вот только он ни как не мог вспомнить кто. Кто пел ему колыбельные? Какие они были? Кто смотрел на него полными счастья и любви глазами? А это вообще было? Нет. Он бы запомнил.

Он лежал крепко сдавленный со всех сторон. Тьма окружала его, даря тепло, убаюкивая. Хотелось закрыть глаза и провалиться в неё, но нет. Нельзя. Сейчас должно что-то произойти. Он знал это. Он уже был тут.

— …пожалуйста, я сделаю все что угодно! — темноту пронзил умоляющий женский голос. Тьма дернулась, но держалась.

— Отойди глупая девчонка! – другой голос. Холодный. Жесткий. Его он тоже слышал раньше.

— Авада Кедавра! – вновь раздался ненавистный голос.

От звука падения чего-то тяжелого по тьме прошла заметная рябь.

Нет-нет-нет! Держись! Темнота не должна уходить. Он чувствовал, он знал, стоит тьме исчезнуть, как произойдет что-то очень плохое.

— И это мой судьбоносный враг? – голос зазвучал совсем рядом, обдав все тело стужей. – Это даже не смешно! Авада Кедавра!

Тьма пала. Холодный, пронзительно зеленый свет ворвался в его уютный мирок, неся боль, страх и могильный холод.

А-а-а! Он закричал, заплакал, задергался. Свет слепил его, обжигал. Голова нестерпимо болела, заставляя непослушное тело повиноваться. Он схватился за лоб и перекатился, в надежде спрятаться от зеленого проклятия.

Удар! Эрик открыл глаза, на мгновение заблудившись между реальностями. Он лежал на холодном полу, в очередной раз свалившись со скамьи, гордо именуемой кроватью. Опять оно. Опять эти непонятные видения, где он раз за разом предстает в роли Поттера. Почему? Почему они ему приходят? Почему к нему? Чем он заслужил их?!

— … на колени! – на грани слышимости раздался до боли знакомый голос.

Нет. Только не снова.

— … прости малыш, — голос убитого им Роуза звучал все ближе.

Нет! Нет-нет-нет! Он не хотел этого! Честно!

Руками и ногами отталкиваясь от граней каменных плит, устилавших пол в его камере, он пытался отдалиться от призрачного звука. Он не хотел повторения! Он не хотел вновь видеть это! Спина ударилась об стену – он оказался под скамьей.

— Во имя Темного Лорда!

Нет!!!

* * *

Драко твердым, но аккуратным шагом спускался по лестнице, держа в руке зажженную палочку. Эффект от простого заклинания сейчас был единственным источником света в доме – ночь давно уже вступила в свои права. Темные коридоры родного поместья выглядели непривычно пугающе и недружелюбно. Драко не был любителем ночных прогулок, предпочитая их дневным. Вот и сейчас, проходя мимо очередной внезапно выплывшей из темноты человеческой статуи, он пожелал побыстрее оказаться в теплой безопасной постели.

Но сегодня он не мог позволить себе эту небольшую слабость. В нем горело яростное пламя гнева, разожженное отцом немного ранее. Он не заслужил подобного отношения — ни угроз, ни повышенного голоса! Отец редко злился, но всегда имел на то основания. Именно он учил отвечать за свои поступки, и потому заслуженное наказание Драко переносил молча и смиренно. Но сегодня днем он не был виноват! Осознание собственной правоты явило на свет детское бунтарство, ранее крепко сидевшее под замком из правил и ответственности. Раз можно незаслуженно наказывать, значит можно безнаказанно шалить!

Драко остановился ровно на том самом месте, где он сегодня видел отца. Тогда, днем, он прекрасно помнил все проделанные отцом манипуляции для открытия секретной комнаты и сейчас твердо намеревался их повторить. Он с предвкушением представлял, что же может скрывать это подполье. Разумеется, Драко был в курсе прошлого своего отца, хоть эта тема и была под запретом у них в семье. Сам же Люциус не был задушевным рассказчиком и никогда сам не упоминал о былых свершениях. Но такое прошлое не могло пройти бесследно – это понимал даже Драко. Обязательно должны были сохраниться артефакты, некогда служившие темным целям, книги со знаниями, дающие легкую, но запретную силу, трофеи, полученные в тяжелых боях. И все это, как надеялся Драко, хранилось здесь, под полом.

Наступала самая неприятная, но необходимая часть его ночного похода. Глубоко вздохнув, Драко поднял свободную руку и крепко сжал зубы.

— Диффиндо! – шепнул Драко, вкладывая в заклинание так мало сил, сколько мог — контроль всегда с трудом ему давался.

Бледный еле заметный луч, прочертив тусклую полосу света, попал точно в растопыренную ладонь, неглубоко, но ощутимо порезав. Драко зашипел сквозь стиснутые зубы. Черт, это больнее, чем он представлял. Хотя… вполне терпимо.

«Ладно, продолжаем, — подогнал сам себя Драко. – Выдавить немного крови…»

Он с силой сжал надрезанную ладонь, выдавливая капли своей чистой крови, что срываясь, с гулким звуком разбивались о чистый мрамор. Капля за каплей плитка все больше и больше окрашивалась в пронзительно алый цвет. Ладонь понемногу немела.

«Ну, долго еще?» — подумал Драко, как в тот же миг соседние плиты дернулись, с тихим скрипом опускаясь, перестраиваясь, свободно паря в воздухе. Окропленный кровью пол заискрился, кроваво алым светом освещая происходящее. Драко стоял у самого начала лестницы, состоящей из только передвинувшихся глыб.

— Ферула!

Ладонь накрыли появившиеся бинты, останавливая кровотечение. Драко с возрастающим предвкушением и страхом смотрел в зияющий посреди холла провал, не в силах решиться сделать шаг. Кроваво-красный свет только добавлял нервозности в итак не самую благоприятную атмосферу. Да, он знал, что сейчас находился в одном из самых безопасных для себя мест – дома. Знал он и то, что отец уже был бы тут, угрожай Драко внизу хоть что-нибудь. Люциус не оставил бы опасное для жизни его наследника место без сигнальных чар.

«Я — Малфой или кто?!» – дал себе мысленную оплеуху Драко и сделал первый, самый сложный шаг.

Помещение, где он оказался, освещалось декоративными лампами-факелами, что вспыхнули, стоило его ноге коснуться последней ступени. Драко застыл, не ожидая увиденного. Вдоль стен ровными рядами расположились многоярусные, доверху заполненные книжные шкафы. В центре по-хозяйски раскинулся огромный, в разы больше их обеденного, резной стол, доверху забитый всяким хламом: от алхимических колб и перегонных кубов до рукописей и раскрытых книг. На самих стенах висели древние щиты, блестящие шпаги, внушительные моргенштерны, пугающие секиры и широкие мечи. Несколько больших деревянных сундуков лишь дополняли открывшуюся Драко картину, идеально совпадавшую с его представлением о тайниках.

Драко был восхищен. Это ж сколько запретных знаний пылятся на этих полках? Сколько ядов было сварено на этом столе? Сколько проклятий написано? Несчетное множество. Это место было пропитано историей, оно само было её частью. Артефакты, пылящиеся здесь, собирались его предками на протяжении веков существования их рода и этого поместья в частности. Драко знал о существовании этого места, но не о пути сюда.

Он пошел по одному из рядов, внимательно осматривая свои будущие ценности. Однажды он избавится от статуса Наследника, получив во владение все богатства своего предыдущих поколений. И вот тогда он надолго запрется здесь, изучая все эти бесчисленные талмуды. Он станет величайшим из Малфоев!

Его взгляд зацепился за небольшую трибуну, что скромно примостилась между двух стеллажей. Скорее привлекла внимание не она сама, а то, что на ней было. Небольшая книга, скорее даже тетрадь с непримечательной черной обложкой. Ни украшений, ни дорогого орнамента, ни специальной стяжки – она абсолютно ничем не выделялась. Но отчего-то она пугала Драко больше, чем стоящие по бокам от него книги, обшитые человеческой кожей. Пугала и манила.

Он хотел взять тетрадь, забрать из этого богом забытого места и прочитать её. Возникшее желание подавляло, заглушало страх и подозрение. Драко не заметил, как протянул руку и сомкнул пальцы на переплете.

Перед ним на грязном, усыпанном крысиным пометом и облетевшей старой краской полу, раскинув свои тощие руки в разные стороны, лежало тело. Не живое, не мертвое. Грудь вздымалась с каждым вздохом, наполняя кислородом ненужный этому телу мозг. Бесчувственное сердце билось, проталкивая кровь через себя дальше по венам. Веки подымались и опускались, то скрывая, то являя миру пустые мертвые глаза. Тело живо. Человек нет.

То, что нужно. Волдеморт с предвкушением осматривал своё будущее вместилище – тощий мужчина, давно перешагнувший за порог среднего возраста, с пепельно-каштановыми коротко подстриженными волосами и нечитаемым выражением на незапоминающемся лице. Не идеальное, тем более в сравнении со своим настоящим. Но это было лучше, чем ничего – понимал и сам Волдеморт. Десять долгих лет или три года с того момента, как он осознал свою возможность вселяться в чужие тела, он шел к этому моменту. Пора…

Мир вокруг согнулся, агрессивно воззрился на него – нарушителя спокойствия, бунтаря — и атаковал. Резко, пыша жаром, будто пламенем из глотки древних драконов, ослепляя светом только что созданного солнца, мир вспыхнул. Крошечную песчинку, что звалась сознание, понесло подхватываемую ледяным, вмиг проморозившим всего его ветром. Среди плывущих красочных чувственных образов, мелькающих до рези в глазах, он потерялся. Кто он? Где он?.. Он не мог осознать себя, не мог поймать собственные мысли, что, будто дразня, летали перед ним – совсем рядом, но так далеко. Что ему мешало? Он же знал. Знал, что раньше мог четко обозначить как себя, так и свою роль, место в этом мире. Теперь же, потерянный и развоплощенный он сомневался даже в возможном наличии подобного знания. За вечность в этом мире, наконец, начал теряться смысл слов. Неужели теперь он сможет…

Конец. Грубая ясность пришла резко и неожиданно. Водоворот чувств, что захватил его и не отпускал его несколько вечностей, истек, иссяк, смилостивился… Он уже успел позабыть их. Пламя, что раньше своим жаром испепеляло его естество, оказалось лишь горящей ободранной ладонью. Ветер, холодный подобно снежной буре из девятого круга ада, теперь стал лишь легким сквознячком, приятно щекотавшим его макушку. Но это не все…

Боль. Тяжесть. Непривычная ограниченность. Он чувствовал все это, пребывая в глубокой тьме. Он ослеп? Нет. Он просто не открыл глаза. За долгие одиннадцать лет бестелесного существования он забыл, как это делается, забыл о необходимости моргать. Грудь сдавило резкой болью, такой сладостной, желанной. Он, наконец, её чувствовал. Наконец-то!

Вздох! Первый вздох за долгие годы опьянял, даря забытые ощущения, наполнял тело живительным кислородом, гася болезненный спазм в груди. Какое же это наслаждение — чувствовать бешеное биение сердца, слушать, как кровь бурным потоком разливается по венам, ощущать, как приятно охлаждает спину земля.

Волдеморт возродился. Щурясь от нестерпимо яркого света, он неуклюже пытался встать. Тело не слушалось. Нет. Это он забыл как им управлять. Рот растянулся в настоящей улыбке на настоящем, хоть и чуждом Волдеморту, лице. Это, в самом деле, можно было назвать перерождением. Он вновь подобно несмышленому младенцу учился двигаться, привыкал к необходимости дышать, справлялся со всеми пятью чувствами. Все ощущения от нового тела до сих пор давили на него неподъемной ношей. Тело, казалось, обладало гиперчувствительностью. Стук сердца отдавался тяжелым колоколом, каждый вдох оглушал подобно ураганному ветру в поле, одинокий лучик солнца вызывал такую резь в глазах, что казалось, будто он неотрывно смотрит на необыкновенно яркий прожектор. Живот болел. Чувство сосущей пустоты заполняло все тело, мешая сосредоточиться на простейших движениях. Руки тряслись как у какого-то пьяницы. Что с ним? Что с его телом?

Дрожащие ноги не выдержали – разряд сильнейшей боли, пронзивший Волдеморта от ступней до самой макушки, повалил его навзничь. Тело тряслось в конвульсиях, не слушая команды разума. Повторяющиеся импульсы били все чаще, постепенно сливаясь воедино. Бушующий поток боли подхватил разум Волдеморта, заливая его, топя. По ушам ударила мощнейшая волна звука, разрывая перепонки, ломая сопротивление. Уже в последних проблесках ясного разума Волдеморт осознал – это кричал он…

Осознал, как и то, что руки против его осознанной воли обхватили поджавшиеся ноги, заключая в позу эмбриона.

* * *

Август был одним из любимейших месяцев большей части продавцов в Косом переулке — практически треть годового заработка приходилась у них именно на него. В эти дни работа не утихала ни на секунду. Свои дома покидали даже самые ярые родители-домоседы, чтобы весь день провести со своими чадами. Ведь именно тогда приходили письма из школы.

Учебные принадлежности всегда были самым ходовым товаром. Настолько, что большинство новых лавочек начинали свой бизнес именно с их сбыта. Бывшие монополисты быстро приобретали хоть и не сильных, но перспективных соперников, шустро набирающих обороты. С конкуренцией само собой выросло как количество выбора, так и разные ценовые категории. Так, например, Мадам Малкин делала свои мантии наиболее простыми, удобными и доступными. Её клиентура, хоть и не отличалась толщиной кошелька, но всегда брала числом. И саму хозяйку такое положение дел полностью устраивало – она не боялась потерять одного-двух посетителей. На их место быстро нашлись бы новые.

Одной из постоянных покупательниц была миссис Лонгботтом со своим внуком, Невиллом. Странный мальчик, хоть и заявленный Герой.

Невилл заходил внутрь с ярым нежеланием – слишком уж высок был шанс столкнуться со своими школьными знакомыми. Повезло. Лавка оказалась пустой.

Еще утром новость о предстоящем походе за покупками к школе омрачила настроение Невилла. Хогвартс. Место, которое должно было стать его крепостью, его оплотом в неотвратимой борьбе со злом, стало для него тюрьмой. Все было настолько плохо, что, даже садясь на поезд, Невилл пугливо оглядывался, боясь заметить в толпе учеников развевающуюся черную мантию. Он знал, Снейп следит за ним. Всю последнюю неделю в конце прошлого учебного года, сразу после получения анонимного письма, уличающего профессора в дурном намерении завладеть философским камнем, тот все чаще и чаще бросал на Лонгботтома странные взгляды. Будто ожидая чего-то.

В те дни у Невилла разыгралась паранойя. Теперь, в конце каникул, это признавал даже он сам. Терпя насмешки и неприятные взгляды Невилл в ту последнюю неделю не отходил далеко от больших групп гриффиндорцев, стараясь все время держаться на виду. Письмо — это ловушка, считал он. Невилл гордился собой, когда думал, что раскусил Снейпа. Тот так сильно ненавидел Героя, что дождавшись отсутствия Дамблдора, решил заманить его в Запретный коридор своим «анонимным» письмом. Ха! Он на такое не поведется!

С возвращением директора все успокоилось, но ощущение, будто за ним наблюдают, не исчезало до самого отправления поезда. Лишь в вагоне, закрывшись в купе, Невилл смог расслабиться. И теперь, спустя полтора прекрасных месяца каникул, ему предстояло вернуться в Хогвартс.

— Готово! – раздался над ухом твердый голос мадам Малкин.

Невилл, погруженный в собственные, не самые радостные мысли, встрепенулся, подняв глаза на стоявшее перед ним зеркало. Отражение в зеркале сильно поменялось со времен школы. Невилл помнил себя двухмесячной давности – с затравленным взглядом на осунувшемся от недосыпа лице, в мешковатой из-за резкой потери веса одежде. Сейчас же, после благоприятных месяцев, проведенных дома, и в новой, точно подогнанной мантии он выглядел куда лучше и при желании мог бы даже назвать себя симпатичным. В груди проснулось теплое чувство, которое, казалось, Невилл потерял уже навсегда. Надежда.

— Все изменится! – твердил ему тоненький внутренний голосок. И Невилл с удовольствием его слушал.

По магазинчику разнесся звон монет – его бабушка отсчитывала требуемую сумму. Благо, хоть с деньгами проблем они не испытывали. Бросив прощальный взгляд на свое отражение, Невилл проследовал к выходу, но был остановлен голосом Августы Лонгботтом.

— Невилл! Что надо сказать?

Растерявшийся мальчик замер, переводя взгляд с одной женщины на другую.

— Д-до свидания? – тихо, почти шепотом прошепелявил Невилл.

— А поблагодарить? – негромко напомнила Августа, встав рядом с внуком и слегка подталкивая его в спину. – Ну же!

— И спасибо… — все так же тихо промямлил Невилл.

— Не за что, милый, — мадам Малкин доброжелательно улыбнулась Национальному герою. – Приходите в любое время.

Дверь открылась, и Невилл стремглав выбежал из магазина. Недавний боевой настрой, дарованный ему возрожденной надеждой на перемены, быстро иссякал. Бабушка вновь и вновь делала так – привлекала к нему ненужное внимание. Он не любил эту её черту. Невиллу хватило бы и обычного тихого похода по магазинам, а не очередной встречи с фанатами, которых в последнее время поубавилось, что не удивительно. Раньше, еще до школьных времен, каждый встречный на улице ребенок, неважно какого возраста, считал своим долгом поздороваться с ним и попросить автограф. Теперь же, после года учебы, их отношение поменялось на корню. Бабушка так же никоим образом не старалась исправить ситуацию, хоть и была о ней наслышана.

— Невилл, — вновь раздался голос рядом идущей Августы, — тебе надо быть уверенней в себе.

Невилл кивнул, сопроводив это движение нечленораздельным звуком. Опять она подняла эту тему! Дня не проходило, чтобы он не слышал этой фразы. Да, бабушка говорила все верно, но легче от этого не становилось. Разговорами делу не помочь, тем более в его ситуации.

— Подними голову! Вот из-за того, что ты вечно смотришь себе под ноги, ты и врезаешься постоянно во что-нибудь, — Августа сжала ладонь Невилла. – Смотри вперед!

Невилл больше не хотел это слушать. День изо дня она талдычила одно и то же. Хватит! Невилл задергался в попытках освободить ладонь, но безуспешно. Бабушка держала крепко.

— Невилл! – прикрикнула Августа, смерив внука строгим взглядом. – Прекра…

Крик, раздавшийся несколько позади них, прервал Августу, готовую к очередному выговору.

— Невилл! Вот ты где!

Столь знакомый ненавистный голос, хоть и лишенный привычных ноток презрения и превосходства, ошарашил мальчика. Вот уж кого он точно не хотел сегодня повстречать. Невилл, прекратив борьбу с бабушкой, повернулся лицом к спешащему к нему Драко Малфою.

— М-малфой? – Невилл запнулся, помня, чем в школе заканчивалась каждая встреча с этим раздражающим сокурсником. Малфой же не полезет на него на глазах бабушки?

Дружески хлопнув Невилла по плечу, Драко еще сильнее смутил ничего не понимающего мальчика.

— Я же говорил, что можно просто Драко, — блондин надулся, окончательно уверяя Невилла в безумии.

«Что здесь происходит? – недоумевал Лонгботтом. — Это точно Малфой?»

Невилл потерянно смотрел на искренне улыбающегося слизеринца и никак не мог привести мысли в порядок. Нет. Не может быть. Не может этот счастливо улыбающийся мальчик со светлыми волосами быть тем самым Малфоей. У Драко не может быть такого выражения лица. Он должен источать презрение, превосходство, пренебрежение, гнев или ненависть, но ни как не радость. Тем более в его, Невилла, присутствии.

— Невилл? – раздался над ухом удивленный голос бабушки. Малфой своим неожиданным появлением сумел выбить из колеи даже её. – Вы друзья?

«Друзья? — Слово тяжелым молотом опустилось на макушку Невилла. — Друзья?! Он и Малфой? Да даже если он останутся двумя последними людьми на планете, им не быть и приятелями!»

Но прежде, чем Невилл сумел хотя бы открыть рот, Драко вновь подал голос.

— Так точно, мэм! – с небольшой долей гордости отчеканил Малфой. – С тех самых пор, как ваш внук спас меня от Филча в ноябре после отбоя! Не будь его рядом, я бы попался…

Невилл невольно схватился за руку Августы, ища то ли опоры, то ли защиты. Мальчик шокировано смотрел на Драко, не в силах вымолвить и слова от подобной наглости молодого аристократа. Он. Врал. В лицо. Его. Бабушки. Беззастенчивая, бесстыдная ложь лилась из уст Драко, что с невозмутимым уверенным видом стоял перед ними. Он делал то, что не мог позволить себе сам Невилл — он врал. Врал так уверенно, так бодро, что Лонгботтом чуть было не засомневался в собственных воспоминаниях. Может, он действительно не ложился спать еще до отбоя, а гулял подобно заправскому сорвиголове по ночным коридорам замка? Может, он действительно не боялся Филча с его кошкой как самого сатану, а смеялся ему в спину, глядя на сгорбленную фигуру старого завхоза? Может, он…

— Невилл? – грозный голос бабушки выветрил его сомнения, будто их и не было. – Ты гулял после отбоя?!

«Нет, нет, нет! Он обманывает!» – хотел крикнуть Невилл, но его язык будто прилип к небу. Он отчаянно замотал головой, не в силах ответить вслух. А бабушка, будто не видя его жестикуляций, все надвигалась подобно грозовому валу. Весь её вид говорил о предстоящем долгом, мучительном и много раз повторяющемся разговоре.

«Ты не должен нарушать правила – с тебя берут пример!»

«Ты должен заботиться об окружающих – ты нужен им!»

«Ты должен соответствовать своему статусу – с тебя не спускают глаз!»

Сколько раз он уже слышал подобное из уст свой бабушки? Десятки? Сотни? Что ж, сегодня послушает в очередной раз.

Невилл затравленно оглядывался, инстинктивно ища убежище от гнева бабушки, когда столкнулся со столь знакомой презрительной ухмылкой Драко. Он стоял за спиной бабушки и с воистину королевским видом наблюдал за развернувшейся картиной. Весь его облик выражал глубокое удовольствие от всего происходящего, и он, не скрываясь, демонстрировал это Невиллу. Мальчик сник. Вот оно – крушение всех надежд на изменение. Как не старайся, свою природу не изменить. Невилл смирился. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько жалким.

— Простите, миссис Лонгботтом, это моя вина, – бодрый голос Драко заставил вздрогнуть сломленного, смотрящего в пол Невилла. – Если бы я был чуть более хладнокровен, не обратил внимания на его слова, брошенные в запале, и не вызвал бы Невилла на дуэль, то ничего этого не было бы. Извините.

Августа Лонгботтом замерла и, не сводя глаз с внука, бросила за спину:

— Он что-то тебе наговорил?

— Это уже не важно, — Невилл буквально видел, как Драко картинно стушевался, — ведь благодаря этому происшествию мы смогли сдружи…

— Что здесь происходит? – стальной, четко поставленный голос новоприбывшего человека резанул по ушам, заставив Невилла вжать голову в плечи. Страшный, пугающий, лишенный даже оттенка эмоций тембр не мог принадлежать рядовому магу, что он встречал ежедневно. В этом голосе буквально звучали отголоски сотен произнесенных смертельных проклятий. С трудом удерживаясь на трясущихся ногах, Невилл медленно, будто ожидая мгновенной расправы, поднял голову: светлые волосы с платиновым отливом, дорогая мантия на статной фигуре и пронзительно острые глаза. Перед ними стояла взрослая версия Драко – Люциус Малфой. Это просто не мог быть никто иной.

— Люциус, — Августа скривилась, произнося это имя, но опустив взгляд на Драко, натянуто улыбнулась. – Приветствую.

Люциус ответил не сразу. Взглядом обведя собравшуюся компанию – от донельзя перепуганного Невилла, до явно довольного Драко — он вновь обратил внимание на старшую Лонгботтом.

— Августа, — кивком головы поприветствовал женщину светловолосый маг и сдержанно улыбнулся. – Рад встрече.

— Не скажу, что разделяю твою радость, Люциус, — губы женщины сжались в узкую полосу, — но вынуждена потерпеть твое общество. Ты знал?

— О чем? – резкий вопрос не застал Малфоя врасплох.

— О дружбе Невилла и Драко, — кивком головы указав на детей, сказал Августа.

Невилл почувствовал гордость за свою бабушку – так разговаривать с этим бывшим Пожирателем смерти мог не каждый житель магического мира. Она не боялась Малфоя, нет. Его бабушка всей своей светлой душой дочерна ненавидела все братство подхалимов Темного Лорда. Не за все бесчинства Первой Магической, а за случай уже после её окончания. Именно их отребья были причиной того, что теперь каждые полгода Невилл вынужден был посещать Мунго и с болью смотреть на то, что осталось от личностей его родителей. Для его бабушки Френк и Алиса Лонгботтом стали причиной холодной ненависти, для Невилла – животного страха. «Живой» пример ужаса, который оставляли после себя приспешники Темного Лорда.

— Дружбе? – протянул Люциус, удивленно приподняв брови. – Нет, не знал.

Невилл, затаив дыхание, наблюдал за действиями Малфоя-старшего. Едва слова Августы слетели с её уст, как Люциус мигом усмирил веселившегося Драко ледяным взглядом. Мужчина явно был недоволен. Приструнив своего сына, он также удостоил своего взгляда и самого Невилла. На миг мальчику показалось, будто две ледяные иглы пронзили его сознание. По улице разлетелся тяжелый звон – трясущийся руки Невилла не удержали набитый книгами котел.

— Невилл! – бабушка мигом забыла о рядом стоящем Люциусе и повернулась в сторону застывшего внука. – Ты что делаешь? Подбери немедленно!

— Я помогу! – выпалил Драко и, не смотря на удивленное выражение лица Люциуса, наклонился вместе с Лонгботтомом.

Невилл разве что не мешком упал на землю, принимаясь подбирать разлетевшиеся учебники. Ему все сложнее становилось воспринимать реальность. Грань нормального размылась. Скажи ему пару часов назад, что сам Малфой будет помогать ему собирать упавшие книги, он немедленно рассмеялся бы этому человеку в лицо. Хотя нет. Не в лицо, но про себя точно.

— Вот, держи, — раздался голос Драко, который сидел и протягивал Невиллу три сложенных учебника.

Руки Невилла непроизвольно отдернулись, лишь чудом не разбросав оставшиеся в котле книги. Он сглотнул, зная, что ему предстоит сейчас сделать. Под явственно ощутимыми взглядами взрослых, внимательно следивших за ними с Драко, Невилл, с трудом поборов предательскую дрожь в руках, протянул котел к Малфою. Тот в ответ лишь неопределенно улыбнулся и, не мешкая, положил книги.

— Думаю, нам пора, — твердо заявил Люциус и, схватив Драко под локоть, поднял того с земли. – Всего доброго, Августа.

И не дожидаясь ответной реплики, мгновенно скрылся в подступившей толпе.

— А яблоко-то далеко от яблони откатилось, — задумчиво, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила Августа.

* * *

— Тебе весело?! – Люциус, немного не рассчитав силу, толкнул ухмыляющегося сына к стене.

Под легкий хруст позвоночника улыбка мигом слетела с лица мальчика.

— Что это вообще было?! – вскрикнул разъярившийся Люциус под предварительно установленным заглушающим куполом. – Ты что, во имя Мерлина, творишь?!

Драко, проглотивший язык из-за резко вспыхнувшего отца, в шоке стоял у стены и глупо хлопал ресницами. Всем видом он демонстрировал собственное смятение и непонимание происходящего. Люциус, сжав плечо посильнее, не церемонясь, встряхнул сына.

— Я задал вопрос!

— Я… я просто подшутил, — скривившись от боли в плече, ответил мальчик. – Только и всего.

Свободная рука дернулась в желании ударить мелкого несмышлёныша, но Люциус вовремя удержал её. Драко не понимал, не осознавал элементарного. Он не смотрел дальше собственных желаний и минутных порывов, не умел думать о последствиях, не смог научиться стратегическому мышлению. Нет. Неверно. Это он, Люциус, не смог научить его. Это было его ошибкой. И лишь поэтому рука так и не достигла щеки Драко. Нельзя наказывать детей за свои ошибки.

— Только и всего? – прошипел мужчина похлеще змеи. – Только и всего?! Как долго по-твоему продержится твоя необдуманная ложь? Как долго Августа не будет знать о твоей проделке? Знаешь?

Драко мотнул головой, с вызовом глядя на отца, в очередной раз подавившего порыв ударить по наглой роже.

«Он еще и права качать хочет!» — пульсировала возмущенная мысль в мозгу Люциуса.

— Недолго! На кого, по-твоему, повалятся шишки с расшатанного тобою дерева? На меня! Кому она, по-твоему, захочет выговориться? Лучшей подруге! А кто у неё лучшая подруга? — с каждым выплюнутым словом Люциус все сильнее приближался к лицу сына. – Амелия Боунс, вот кто!

Вызов, еще буквально только что читаемый в глазах Драко, угасал. До мальчишки дошло.

— А зачем мне лишние терки с Отделом магического правопорядка? Научись, наконец, думать перед тем, как делать! – прошипел Люциус и, больше ни слова не говоря, отвернулся от сына. Дальше объяснять смысла не было – Драко сам должен был сделать выводы. Он ему отец, а не нянька!

Резким движением палочки он снял огородивший их заглушающий купол и, не оборачиваясь, вышел на людную улицу, абсолютно уверенный в том, что Драко идет следом.

* * *

— Дорогой?..

— Нет, — ответил Люциус на незаданный вопрос своей жены. – Он не будет есть с нами. Он наказан.

Люциус с Нарциссой в данный момент расположились за длинным обеденным столом, больше подходящим для фуршетов и банкетов, чем для мирных семейных обедов, и ожидали, пока домовики соизволят подать еду. Но отчего-то те не спешили.

Нарцисса долго терпела и не поднимала тему утреннего происшествия, а Люциус просто избегал – Драко должен был сполна ощутить все последствия своего необдуманного поступка. Нарцисса же, как и любая любящая свое чадо мать, обладала тягой к прощению вне зависимости от ситуации. Уже не раз и не два Драко умудрялся избегать наказаний, просто состроив жалобное лицо в присутствии матери. Но не сегодня. Пора мальчику понять, что не все будет сходить ему с рук.

— Он же просто ребенок, — с укоризной в голосе оправдывала сына Нарцисса. – Кому как не ему следует ошибаться и учиться на этих ошибках?

Люциус покачал головой, не удивляясь новому, ранее не слышанному от Нарциссы аргументу в защиту Драко. Когда надо, его жена могла быть изворотливей его самого.

— Тут другое. Это не ошибка, это бездумие. Ошибиться можно в расчетах, планах и стратегии, но не на пустом месте.

Люциус перевел взгляд на портрет своего отца, что в позолоченной раме висел на стене напротив.

— Отец говорил мне: «Чтобы упасть с дерева, надо сначала залезть на него». Понимаешь? – Люциус оторвал взгляд от картины, вернувшись к созерцанию своей супруги. – Наш сын же падает на ровном месте. Он действует на эмоциях, подвержен импульсам и порывам, не думает о последствиях. Драко — высокомерный слепец. И я больше не намерен это терпеть.

Нарцисса, не выдержав тяжелого серьезного взгляда мужа, отвела глаза. Её борьба с материнским инстинктом была видна невооруженным взглядом – поджав губы, она пыталась принять его, Люциуса, точку зрения. И смогла. К его же удовольствию.

— Ладно, — чуть резче, чем надеялся Люциус, ответила Нарцисса. – Но прошу, не забывай, что он наш сын.

— Не был бы он моим сыном, мне было бы плевать, – максимально серьезно ответил Люциус. – Только лишь из…

В зале, резким хлопком прервав хозяина дома, материализовался домовик, согнувшийся в поклоне.

— Обед где? – в тот же миг спросил Люциус, уже уставший от долгого ожидания. Тем более что трапеза была одним из лучших способов прервать спор с женой.

— Прошу прощения, господин, – домовик упал на колени, — я не знаю. Гирри велено следить за садом и воротами, господин.

Люциус кивнул, принимая на веру слова домовика.

— Что хотел?

— Господин, — не поднимая головы, отрапортовал домовик, — у ворот появился некий бродяга, требующий Вас.

Бродяга? Что за бред? Или это очередные отбросы Лютного переулка? Было время, когда в моде у нищих именно этой улицы были просьбы милостыни у ворот особняков богатых особ. Но стоило лишь парочке особо наглых исчезнуть в недрах именных особняков, как мода пошла на убыль. Что сказать, темные ритуалы не делили магов на богатых и бедных.

— Он выражается неразборчиво, но, кажется, его зовут Том, господин.

Стоило прозвучать этому простому имени, как Люциус напрягся всем телом. Кулаки, сжатые под столом до побелевших костяшек, затряслись от мгновенно нахлынувших чувств Люциуса. Страх за семью, перемешался с гневом на Темного Лорда, что обещал не трогать его семью за верную службу самого аристократа. Волдеморт решил нарушить обещание?

Люциус мотнул головой, изгоняя панические мысли. Не время для истерии.

Одна лишь тень желания, и магия родового имени ответила своему хозяину, перенося к его собственным воротам…

… перед ним у ног лежало «отвратительное нечто». Изогнувшееся дугой худое тело корчилось, извивалось самым неожиданным образом, будто кукла пьяного мастера марионеток, который неверно вдел управляющие нити. Из горла, распугивая местных птиц, вырывались резкие гортанные неразборчивые звуки. Глаза навыкате вперлись в вечернее небо, грозясь в любой момент вывалиться из глазниц. Страшное, неестественное зрелище ввергло Люциуса в ступор. Он замер, наблюдая за корчащимся человеком глупо хлопая глазами.

— Лу...сис, — вырвалось из глотки переломанного тела, выдергивая Люциуса из шока. – Пом…ги!

— Милорд?!

Перед ним у ног лежал Темный Лорд.

* * *

«Тетрадь наблюдений за растениями. Невилл Лонгботтом.»

…

«Тетрадь наблюдений за растениями.»

…

Кап! Кап!

…

Широкие росчерки пера в очередной раз нарушили девственную чистоту страницы старого дневника. И вновь чернила впитались в листы бумаги.

«Привет, Невилл Лонгботтом!»

Сознание и осознание пришли не сразу, но резко и внезапно как вспышка молнии средь ясного неба. Это было похоже на прерванный сон — столь же быстро одна реальность заменила собой другую. То самое чувство, когда ты, находясь под властью морока, сбрасываешь с себя его липкие сети.

Он вспомнил себя. Он — негласный глава зеленого факультета, староста школы, любимчик большей части учителей и особ противоположного пола. Он — талантливый маг из рода, ведущего свою линию от самого Слизерина. Он тот, кого узкий круг людей звал Волдемортом. Он Том Риддл… ну или, по крайней мере, его солидная часть. Том вспомнил все: от приютских застенков до первого разделения души. Сон, в котором он был лишь дневником, жалкой книжонкой, способной задавать простые вопросы и давать односложные ответы, кончился. И какой ценой? Совершенно ничтожной! Все, что ему требовалось для пробуждения после долгий спячки — лишь небольшая эмоциональная подпитка, которую с лихвой обеспечил новый счастливый обладатель вместилища его души.

Невилл Лонгботтом — жалкий с его точки зрения мальчишка, страдающий от одиночества и притеснения более сильных — неожиданно для себя обнаружил в старом дневнике внимательного и отзывчивого собеседника. Том был вежлив и терпелив — записная книжка четко выполняла задачу, поставленную хозяином при создании. И пары недель не прошло с начала их общения, как мальчишка вовсю делился с ним своими проблемами, переживаниями, тайнами. Щедро изливал душу в прямом смысле этого слова. А дневник, не стесняясь, впитывал все в себя. Бумага все стерпит.

Невилл вернулся в Хогвартс, в его, Тома, единственный дом. Здесь он, будучи одновременно отбросом со дна маггловского общества и наследником известнейшей фамилии мира магов, обозначил цель всей своей жизни. Именно в Хогвартсе он обрел самого себя, именно там он раздобыл необходимые знания, именно там началась его гонка за бессмертием, таким необходимым для него в планах на будущее. В школе начала формироваться группа его верных приспешников, в ней он встретил своего первого и сильнейшего врага. Влияние старинного замка на его судьбу было сложно переоценить.

Наверное, оттого унылое блеяние этого жалкого мальчишки, что понеслось, стоило тому переступить порог Хогвартса, воспринималось Томом с таким негативом. Только то, что, будучи обычной книжкой, он не мог толком ненавидеть и злиться, спасало Невилла от резких и преисполненных злобы ответов. И, тем не менее, читать строчки, выводимые неуверенной трясущейся рукой, с каждым днем становилось все противнее.

«А ты пробовал дать им отпор?» — с месяц назад спросил Том, втайне надеясь хоть чуть-чуть подгадить раздражающему ребенку.

— Нет. Это лишь даст им повод для больших издевательств, — без раздумий ответил Невилл.

«Нет, ты не прав. Они издеваются над тобой, только зная, что не получат сдачи. Соберись с силами и ответь им. Поверь, я знаю что говорю».

Невилл ничего не написал в ответ. По крайней мере, в тот день. Но на следующий…

— Ты говорил, что знаешь! Я поверил тебе! — чернила ложились на бумагу вкупе с падающими слезами.

Том ликовал.

Эта маленькая вольность чуть не обернулась крахом всего предприятия. Три дня Невилл не прикасался к дневнику. На три дня забыл о своем друге, живущем в книге. Но их связь не пострадала.

Когда Невилл в очередной раз схватился за перо, Том успокоился. Работа могла продолжаться. Только на сей раз без подобной несдержанности.

Постепенно, шаг за шагом Том менял свое отношение к Невиллу. Его послания перестали быть опорой для мальчика, все больше походя на советы, а то и вовсе указания. Медленно, ненавязчиво…

Первый этап близился.

Хэллоуин был не за горами.

* * *

Тридцатое октября — как же боялся и ждал прихода этой даты Альбус. Как же тщательно он готовился к ней все это время...

За прошедшие с момента обнаружения Поттера три месяца Альбус проделал просто титанический объем работы: регулярные посещения Азкабана с единственной целью — получше изучить молодого заключенного; возобновившаяся переписка с министром, которому вновь понадобилась помощь в удержании собственного кресла; не оставляющие в покое школьные дела. Все это не могло не отразиться на и так не лучшем здоровье директора. Помона, что с доблестью справлялась с его старческими болячками, негодовала: «В вашем возрасте нельзя столько работать!» — и, вздыхая, вновь и вновь латала Альбуса, зная, что переубедить его не получится. Но не самочувствие было главной проблемой директора.

Поттер. Поттер рос слишком независимым, слишком свободолюбивым, слишком гордым. Он не особо-то считался с авторитетами, точнее всего с одним — его же отцом, так же не подконтрольным Дамблдору. При общении с другими детьми Поттер явно ставил себя во главу угла, редко принимал чужое мнение, только если оно принадлежало не Пьеру. Гарри упрямо гнул свою линию, продавливал свои интересы, не склонялся под напором других. Пьер мог бы гордиться таким сыном. Это было неприятно.

Правда, не обошлось и без нужных лично ему, Дамблдору, недостатков. Вспыльчивый в силу своей откуда-то взявшейся природы вейлы мальчик был совершенно не склонен к анализу и расчету. Он действовал на инстинктах, без раздумий, без плана, наобум. Не способный в плане тактики и стратегии, он легко мог поддаваться на неявное давление. Его действия, основанные на известных ему принципах и правилах, легко могли быть предугаданы и просчитаны.

В целом ситуация была достаточно удобна. Несмотря на имеющиеся минусы, при должном усердии он мог правильно их использовать.

Осталось лишь затащить Поттера к себе под крыло. Именно для этих целей Альбус выделил себе весь этот день.

Сейчас ему предстоял нелегкий разговор с такими же вспыльчивыми, как и сам мальчик, родителями.

Мир прекратил свое безумное вращение, вновь застывая перед глазами. Не качаясь и игнорируя головокружение, Альбус вышел из камина.

— Мсье Дамблдор? — раздался сильный мужской голос прямо перед ним. Альбус поднял голову.

Место, в котором он оказался, ничем не было похоже на аристократический дом, тем более на дом начальника одного из главных отделов министерства магии Франции. Комнатушка от силы в десять квадратных метров площади с диваном, двумя креслами и одним пустым журнальным столиком явно не соответствовала статусу своего хозяина.

— Удивлены? — неприятный акцент резанул по ушам не хуже отточенной бритвы.

— Пожалуй, да, — признался Альбус, внимательно рассматривая расположившихся в креслах супругов.

Стало понятно, откуда Гарри заимел подобную внешность — Гэлбрайты буквально излучали великолепие даже среди голых стен неизвестного места. Пьер вальяжно развалился в кресле, цепким взглядом оценивая каждое движение Альбуса. Но он не столько наблюдал за ним, сколько демонстрировал это, пытался в этом уверить. Его же прекрасная жена, Николь, вела себя не под стать мужу. Сложив руки на коленях, она с открытым и легко читаемым вызовом глядела на директора, будто прося дать повод для выплеска накопившихся гнева, ярости и усталости. Еще бы, восемь месяцев не ведать о судьбе собственного сына.

— Садитесь, мсье, — Пьер кивком указал на диван, стоящий напротив них.

— «Профессор», — поправил мужчину Альбус.

— Мы не в школе, мсье, — в тот же миг резко ответил Пьер.

— Ну, тогда хотя бы «мистер», — натянуто улыбнулся Дамблдор, стараясь скрыть раздражение.

— И не в Англии, — все тем же тоном добавил Пьер. — Уважайте устав монастыря, в котором находитесь.

До скрипа сжав челюсти, Альбус проглотил прямую демонстрацию неуважения. Его буквально носом тыкали, что все его заслуги здесь не имели ровно никакого значения. Это раздражало. Он не для того прожил на этом свете больше ста лет, чтобы терпеть подобную вольность! Да у него жизненного опыта, мудрости, знаний, не говоря о магической силе, больше чем у этого напыщенного красавца и его жены на двоих! А тут… подобное отношение. «Что ж, будь по-вашему, — решил задетый Альбус. — Но в таком случае не видать и моего уважения к вам как к воспитателям Гарри».

— Я, честно, удивлен, что вы попросили меня о встрече, — продолжал Пьер. — У нас с вами, мсье, не так много точек для пересечения.

— Вы не пра… — хотел было поспорить Альбус, но был грубо прерван.

— Ах, да, Турнир трех волшебников. Несомненно, он затрагивает вас, — вещал Пьер, все больше и больше раздражая Альбуса, — но это решается на уровне министерств, а не директоров. Так зачем я вам, мсье Дамблдор?

Альбус ответил не сразу, проверяя, собирались ли его вновь прерывать. Кажется, нет.

— По поводу Турнира можете больше не переживать, наше Министерство пересмотрело свою позицию, — будто мстя, Дамблдор решил оттянуть момент с ответом на главный вопрос молодого Пьера. Он не собирался быть ведомым в этом разговоре. Роль лидера подходила ему куда больше.

— Слабо верится, — бросил Пьер, вертя в руках появившийся бокал с вином. — Я был бы в курсе.

— Не беспокойтесь, вас скоро уведомят, — благосклонно улыбнулся Альбус, отчетливо видя промелькнувшее на лице Пьера раздражение.

— Вы не ответили на вопрос! — резче, чем следовало, выпалил Гэлбрайт. — Зачем вы здесь?!

Мужчина явно не выдерживал всего навалившегося напряжения. Пропавший сын, беснующаяся из-за этого жена, бесплодные поиски и неприятные рабочие моменты доведут кого угодно. Рано или поздно. Пьер, кажется, был уже на грани срыва. И для Альбуса это могло стать проблемой.

— Я здесь ради того, ради чего и вы, — как можно спокойнее проговорил Дамблдор, готовясь к ожидаемому взрыву. — Мне нужен Гарри Поттер.

Взрыва не последовало, но только лишь благодаря самому Пьеру. Ладонь Николь полная жидкого огня взлетела в ту же секунду, как последний слог слетел с уст Альбуса. Взлетела, целясь в лицо человека, докопавшегося до скрытой правды, но лишь для того, чтобы быть перехваченной мощной рукой Гэлбрайта. Следом, не отстав от первой, рванула и вторая, но Пьер, вмиг вскочивший с кресла, уже закрыл Альбуса своим торсом.

— Успокойся! — прикрикнул мужчина и силой встряхнул свою жену, которая только что чуть было не предала огню Председателя конференции магов — без слов, без криков, быстро и без сомнений. Истинная вейла.

Дамблдор, поудобнее устроившись на диване, внимательно наблюдал за развернувшейся картиной. Вскочившая Николь, с трудом удерживаемая мужем, с немой яростью, решимостью и обреченностью пыталась прорваться к Альбусу с единственной целью — защитить тайну собственного сына.

— Он знает! Пусти меня Пьер! — рычала женщина не в силах побороть своего мужа. — Я не дам забрать моего сына!

Но Пьер не отпускал, продолжая удерживать Николь, даже несмотря на языки пламени, пожирающие его одежду. Он будто не замечал беснующийся огонь, жар которого опалял брови Альбусу даже в паре метров от источника.

«Оно не обжигает его? — задавался вопросом Альбус, воочию наблюдая новый для себя феномен. — Почему?»

Он точно знал десятки исторических моментов, где фигурировали сожженные вейлы, так что речи об иммунитете и быть не могло. Тут было явно что-то другое.

— Успокойся! Он может знать, где Эрик!

И в ту же секунду, идеально подобрав момент, Альбус триумфально провозгласил:

— Я знаю, где Гарри.

Николь мигом устало повисла на руках мужа, вспышка гнева далась ей нелегко. Пьер молча, аккуратно опустил супругу в кресло и лишь после этого повернулся к Альбусу. Серьезный, собранный, решительный.

— Мы ведь говорим об одном человеке? — Пьер видимо не собирался первым ставить знак равно между пропавшим героем и собственным сыном. Что ж, Альбус мог сделать это сам. Ему не сложно.

— Да. Эрик Эдмонд Гэлбрайт, по рождению нареченный Гарри Джеймсом Поттером. Я знаю, где он.

Теперь настала очередь Пьера устало падать в объятия мягкого кресла. Без помощи палочки призвав к себе стакан, чем немало удивил Альбуса, он сделал большой глоток и вновь поднял глаза на собеседника.

— И где он? У вас?

— Нет, — предельно серьезно ответил Альбус, решив, что сейчас не время для шуток. Информация, которой он собирался поделиться, была чересчур важной и в той же степени неожиданной и шокирующей для всех здесь сидящих. Альбус только за три месяца смог отойти от первоначального потрясения.

— Не томите, Дамблдор! — вновь вскочил на ноги Пьер, по-своему истолковав непродолжительное молчание директора.

Ледяным ветром северных морей разнесся по комнате тихий, но отчетливый голос Альбуса.

— Он в Азкабане.

* * *

О, Мерлин! Какое же это все-таки наслаждение. Как он мог так долго отказываться от подобного? Как он мог променять нечто неописуемое?

Очередной кусок сочного ростбифа исчез во рту Волдеморта. Ах! Этот вкус! Боже, каким же он был дураком! Еда, её вкус, ощущение сытости после великолепной трапезы — всего этого он лишился в ходе бесчисленных трансформаций собственного тела. А тут… Это тело…

Печеный золотистый картофель услужливо подставился под острую вилку.

На первый взгляд такая мелочь, такой пустяк, обязательный для всех живых организмов, как прием пищи, умудрялся приносить такое удовольствие и удовлетворение. Волдеморт до сих пор помнил тот экстаз, когда он с месяц назад, сломленный обостренными чувствами «своего» тела, впервые вкусил банальный куриный суп. То состояние вполне можно было назвать счастьем. «Испытывал ли он подобное раньше?» — задумался тогда Волдеморт и не смог найти ответ. Память о той прошлой, еще до трансформаций, жизни навсегда оставила его. Его дневник, его первый крестраж стал тому виной. Но это не имело ровно никакого значения. Именно тогда он решил жить лишь завтрашним днем, раз путь в прошлое был заказан.

— Еще вина, милорд? — Люциус, в последнее время ставший чувствовать себя гораздо свободнее в его присутствии, поднес небольшую бутылку к опустевшему стакану. Воледморт кивнул, впитывая весь вкус печеного картофеля.

Нарцисса, расположившаяся по правую руку от своего мужа, аккуратно вытерла губы салфеткой и, извинившись, покинула стол, оставляя мужчин наедине. Волдеморт настороженно глядел ей вслед.

— Он еще не смирилась? — дождавшись пока женщина выйдет из зала, спросил Волдеморт Люциуса. Малфой покачал головой.

— Она просто не знает как вести себя в вашем присутствии, милорд. Нарцисса не привыкла к вам.

В воздухе повис еле заметный знакомый «запах» — описать это чувство как то по-другому Волдеморт попросту не мог — Люциус врал. Самую малость, но все же. То, чего он никогда не допускал в беседах с ним раньше, мигом всплыло, стоило теме коснуться его жены. Ну и пусть. Это не столь важно. Сейчас у Волдеморта имелись куда большие проблемы.

Его взгляд непроизвольно упал на правую руку. Черное пятнышко у самого основания ладони становилось все заметнее. Тело разрушалось. Тело не приняло его душу.

— Милорд, как ваше самочувствие? — в который уж раз спросил Люциус, снова получая один и тот же ответ. Но не сегодня. Ему пора.

За этот долгий месяц он смог справиться с буйствующими чувствами, нашел более или менее подходящую палочку, определился с дальнейшими действиями. Тело слушалось его беспрекословно, хоть иногда и требовало сна, пищи и воды. В любом случае нельзя было дольше задерживаться. Планы не терпели отлагательств. Тело не терпело задержек.

— Я в порядке, но… — громко сообщил Волдеморт под стук опускающихся на стол приборов. — Но завтра я покину твой дом, Люциус.

За столом вмиг стало тихо.

— Милорд? — Люциус с долей шока и удивления уставился на Волдеморта. — Что-то случилось?

— Ничего, что касалось бы тебя… пока что, — спокойно и уверенно ответил он. — Благодаря тебе я уже достаточно восстановился и окреп. Придет время, и я, как следует, награжу тебя за все.

Люциус, встав из-за стола, низко поклонился, благодаря и принимая благодарность.

— Это больше, чем я могу рассчитывать, милорд. Моя верность вам непоколебима.

Волдеморт не стал спорить — нынешний Малфой оказался более полезен, нежели тот, еще не слишком дальновидный юнец, которым он был во времена Первой войны. В Люциусе пробудилась и расцвела его слизеринская сущность. Как змея после холодной ночи Малфой облюбовал камешек потеплее и с удобством на нем расположился.

— Надеюсь, так будет продолжаться и дальше, Люциус. Я рад, что ты у меня есть.

— Благодарю, милорд! — не поднимая головы, выпалил мужчина донельзя довольным голосом.

Темный лорд встал из-за стола и, не обращая внимания на склонившегося аристократа, подошел к зеркалу, висевшему на одной из стен. Лицо, отразившееся в нем, уже не воспринималось как нечто чуждое, поддельное. Этот облик, уже успевший прижиться к личности своего носителя, оказался недолговечен. Через год, два, три, если повезет, это тело разрушится, вновь выпустив на волю жалкий дух Волдеморта. Нет! Он не допустит этого вновь! Он не вернется к тому жалкому подобию жизни!

Его планам, составляемым долго и тщательно, необходимо было подождать еще пару лет. Ему нужно было время. Ему нужно было тело, стабильное тело.

— Люциус, — окликнул Волдеморт все еще склоненного аристократа, — меня не будет некоторое время. Возможно длительное.

Люциус, услышав слова Темного Лорда, наконец, поднял голову и со странным выражением лица посмотрел на своего господина. Но промолчал.

— Надеюсь, ты мне доверяешь, Люциус? Не предашь? — с ноткой угрозы вопрошал Волдеморт.

Подобный вопрос с подобной интонацией вмиг заставил побелеть и так белокожего Малфоя. Он как китайский болванчик то кивал, то мотал головой, не силясь ответить на оба вопроса сразу. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не вспомнил о наличии голоса.

— Не предам! Доверяю! — рьяно выпалил Люциус.

Волдеморт криво улыбнулся, но увидев себя в зеркале, вновь вернул на лицо непроницаемое выражение. Этому телу не шла его прежняя ухмылка.

— Я надеюсь. А пока меня не будет, для тебя есть несколько поручений.

Малфой молчал, обратившись в слух.

— Первое и наиболее важное, провал которого недопустим — обо мне никто не должен знать. Сотри память сыну, если не уверен в его способности держать язык за зубами, возьми непреложный обет… В общем, все что угодно, но моя тайна должна остаться тайной.

— Милорд, но…

— Не перебивай! — рявкнул Волдеморт, пресекая любые возможные возражения и вопросы. — Я развязал тебе руки, потому ты сам выберешь способ, который удовлетворит и тебя, и меня. Второе — старая шайка. Собери людей, восстанови нормальные отношения, не упускай никого из виду. Следи за ними, контролируй. К моему возвращению хочу знать о них все: начиная цветом трусов, заканчивая политическими взглядами. Мне нужна старая гвардия! Это понятно?

Малфой, помня приказ не перебивать, кивнул.

— Хорошо. И последнее — новые люди, новые связи. Мне нужен контроль над департаментами в Министерстве, нужны сторонники моих взглядов, нужны те, кто поддержат меня.

— Все как в прошлый раз? — с любопытством спросил Малфой, справедливо полагая, что Волдеморт уже закончил.

— Нет, — на чуждом лице вновь заиграла улыбка. — На этот раз все будет иначе…

И зная, что ждет весь магический мир в будущем, Волдеморт холодно засмеялся.

— Век просвещения, век познания близится.

* * *

— … в Азкабане.

Иллюзорная волна северного холода пронеслась по комнате, задув факелы и ощутимо потрепав каминное пламя. Пьер почувствовал, как на затылке вздыбились волосы, как затряслись в еле подконтрольном ему гневе руки, как вновь распалялась усмиренная Николь. Новость подобная этой не могла восприниматься обыденно. От недавно нахлынувшей обреченности не осталось и следа. Сейчас даже он — всегда славившийся контролем и рациональностью — был готов поддаться своей огненной ипостаси и, набросившись на старика, сжечь кожу на его лице, дать ему ощутить запах собственной горелой плоти. Бокал вина выпал из трясущейся руки.

Жидкое пламя потекло по венам, прогоняя созданный единственным упоминанием тюрьмы мороз, медленно формируясь в ладони в яркий, пышущий жаром шар. Палочка, повинуясь мысленной команде, мигом влетела в свободную руку, готовая разразиться залпом разнообразных проклятий… Осталось лишь отпустить пробужденный гнев…

Прохладная ладонь Николь опустилась на готовое взорваться пламенем маленькое солнце в руке мужа, туша как сам шар, так и весь подступающий гнев Пьера. Еще мгновение назад полный жажды расправы мужчина бросил удивленный взгляд на свою жену, умудрившуюся удержать себя и его от расправы. И хотя Николь казалась спокойной, контроль давался ей явно нелегко: бледное лицо, закусанные губы, напряженная поза. Она держалась, видимо, только из-за сына.

«Дурак! — корил сам себя Пьер за пропущенную вспышку. — Думай об Эрике! Думай о сыне! Соберись!»

Во все еще трясущейся руке материализовался новый бокал с вином, который Пьер в ту же секунду залпом опустошил.

— В Азкабане? — немного хрипя, переспросил Пьер, удерживая себя от крика. — Почему? Как? Как долго?!

Дамблдор демонстративно опустил палочку — когда он успел её поднять, Пьер не заметил — и тихо прокашлявшись, ответил:

— Прежде чем я скажу, прошу уяснить две важных вещи. Первая: я тут не при чем. Придержите свой гнев для настоящих виновных.

— Это уже мне решать, Дамблдор! — не сдержавшись, рыкнул Пьер. Но тут же улыбнулся:

— К тому же послов с плохими вестями ранее, знаете ли, убивали.

Дамблдор никак не отреагировал на мрачную шутку Пьера, чем немного смутил последнего. Готовясь к этому дню, Гэлбрайт и представить себе не мог, что он выйдет таким странным. За свою жизнь он успел собрать немало сведений обо всех возможных оппонентах в разных областях своей жизни, и Дамблдор не был исключением. Чудаковатый старик, известный далеко за пределами своей страны, представал перед всеми в образе доброго, пускай и немного странного дедушки. Сейчас же перед Пьером сидел собранный, серьезный, уверенный с себе и своем превосходстве человек. Притворный благодушный настрой, демонстрируемый им в начале встречи, истаял, исчез без следа.

Умудрился Пьер удивить и сам себя — эта вспышка гнева, собственно как и несвойственная сдержанность Николь, были чуть ли не откровением для него. Значит, он мог, как и прочие из его рода, поддаться ярости, подавив ею разум и логику. Вечер открытий.

— Я прибыл не с вестью, я прибыл с решением, мсье и мадам Гэлбрайт, — чуть хмурясь, произнес Альбус, как бы невзначай выделив обращение. — И объяснением.

— Я понимаю, — склонил голову Пьер, осознав и постыдившись собственного поведения, — просто… я…

Нет. Не так надо начинать в этом случае. Пьер крепко сжал ладонь жены и, уже успокоившись, поднял глаза на старика.

— Прошу прощения за эти сцены, мсье Дамблдор. Наследственность к ним располагает.

— Я не в обиде, но хотелось бы перейти к главному.

Пьер согласно кивнул.

— Вы сказали, что пришли с решением нашей проблемы. Это так?

— Все верно. Но для начала позвольте задать один вопрос? — Дождавшись еще одного утвердительного кивка, Дамблдор продолжил. — Вам знаком некий Джон Роуз?

— Разумеется! — воскликнул Пьер, услышав столь известное себе имя. — Это тот учитель, что пропал вместе с Эриком. Неофициально один из главных подозреваемых.

Дамблдор слушал его внимательно, изредка кивая головой.

— Официально, — продолжал Пьер, — вторая жертва неизвестного похитителя или… или…

Пьер запнулся, боясь, что произнеся последнее слово, он невольно воплотит страшную возможность в правду.

— … или убийцы, — закончил за мужчину Дамблдор, заставив Пьера еле заметно вздрогнуть и чуть сжать руку супруги. — Что ж, рад вам сообщить, что оба варианта лишь частично близки к истине.

— Это как? — Пьер недоумевал, тщетно пытаясь связать слова старика.

— Просто дайте мне закончить, — Дамблдор поглубже вздохнул и, всем видом прося не перебивать, заговорил. — Профессор Роуз действительно похитил Гарри…

— Эрика! — стальным голосом вставила Николь, несмотря на весь вид Альбуса. — Его зовут Эрик.

Взгляд женщины был подобен тону: твердый, уверенный, непреклонный. И как бы Пьер не желал поскорее услышать правду, он не мог винить свою жену за это уточнение. Её как и его самого задевало, когда ребенка называли чуждым им именем — будто таким образом рвали незримые связи между настоящим Эриком и прошлым Гарри, будто отстраняли их от сына, будто обесценивали их совместно прожитые годы, их заботу, их общие воспоминания. Это недопустимо, тем более тогда, когда само будущее Эрика было столь туманным.

— … похитил Эрика, — исправился Дамблдор, с минуту глядя в ожесточенное лицо женщины, — и перерезал ему горло.

Под судорожный вздох Николь острая боль пронзила ладонь Пьера, что крепко держала руку женщины, ныне обрамленную острыми как бритва когтями. Мужчина не дрогнул, он уже достаточно за сегодня проявил свою несдержанность.

— Давайте ближе к делу и без лишнего драматизма, — несколько раздраженно отреагировал Пьер. — Нам уже известно, что Эрик жив. Прошу, не нагнетайте лишний раз атмосферу.

Альбус на мгновение улыбнулся, примирительно разведя руки в разные стороны.

— Извините, привычка. Что ж, тогда буду краток. Я пока сам не полностью разобрался в ситуации, но некоторые моменты мне известны. Джон Роуз похитил вашего сына, намереваясь принести его в жертву неизвестной мне цели, но выдержка его оставила — мальчика лишь сильно ранило. Тогда же, истекая кровью, Эрик спалил горло своему похитителю и потерял сознание. Это было его последним воспоминанием перед Азкабаном.

Пьер сухо сглотнул, осознав какой груз лег на плечи его сына. Не каждый ребенок способен убить в его возрасте, и далеко не каждый сможет с этим жить. А если добавить к этому влияние дементоров… Он не мог представить, что вытерпел его сын за прошедшее время, как и то, сохранился ли его разум после всего пережитого. Ад, что познал Эрик в свои годы, не мог пройти бесследно. Последствия ожидаемы, и к ним нужно было готовиться.

— Но как он оказался в английской тюрьме? — как можно ровнее спросил он, максимально подавляя свои эмоции. Сейчас было не время для них. Несдержанность могла дорого обойтись как и им, находящимся в этой комнате, так и Эрику, томящемуся в адской камере. Пьер осторожно пошевелил раненой рукой, больше не чувствуя впившихся в плоть острых когтей своей жены.

— Эрик был приговорен к десяти годам заключения в Азкабане за убийство Джона Роуза.

— Что за… — хотел было возмутиться Пьер, но был прерван Дамблдором.

— Не так быстро. Как глава Визенгамота я смею утверждать, что ничего об этом не знаю. Я абсолютно уверен в том, что не было ни заседания, ни одобренного мною приговора.

Пьер судорожно соображал. Что за бред? Что за херня творится в головах у этих англичан? Да что уж там в головах! Что за херня творится у них в стране?! Ведь если принимать слова Дамблдора на веру, то получается…

— Да, — будто прочитав его мысли, ответил старик. — Кто-то очень сильно захотел упрятать вашего сына в самое мерзкое место на этом свете.

— Если вы обо всем этом в курсе, то почему мой сын еще не дома? — возмущение Николь, наконец, нашло выход. — Почему он по-прежнему в Азкабане? Почему вы бездействуете?!

Дамблдор не ответил, а лишь с отчетливо читаемой злостью взглянул на женщину. Кажется, последнее обвинение сильно его задело.

— Мадам Гэлбрайт, — старик говорил тихо, медленно, но твердо, — попрошу воздержаться от подобных заявлений. Позвольте вам напомнить, что это вы в данный момент нуждаетесь в моей помощи, а не я в вашей. Это я принес вам новости, которые вы безуспешно искали чуть больше полугода. Это я тот, кто действительно сейчас держит судьбу Гарри в своих руках! Проявите уважение, если уж лишены гостеприимства!

Николь сжималась с каждой произнесенной фразой — правда больно била по открытому разуму. Тем более что она сама прекрасно осознавала истинность слов этого старого, но умного человека. Они действительно подобно слепым котятам тыкались носами в каждую дверь, в надежде обнаружить там следы сына, а теперь разыгрывали непонятно что перед тем, кто пришел к ним с желанием помочь. Пьер понял это чуть раньше. Теперь, видимо, вняла и Николь.

— И все-таки, почему вы здесь? И почему без нашего сына? — Пьер решил принять удар на себя, но Дамблдор уже успел прийти в себя.

— Я нашел причастных к данному происшествию людей и буквально два часа назад получил на руки постановление об освобождении Эрика.

Пьер вскочил, чувствуя, как рядом поднялась с кресла и его жена.

— Так чего же мы ждем?! — нетерпение таки прорвало все удерживающие чувства барьеры и вырвалось наружу.

Альбус не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая вальяжно восседать в своем кресле.

— Не так быстро, — одной лишь фразой Дамблдор вновь вернул напряжение в комнату. — Я прибыл сюда не просто так. Прошу сядьте, нам еще есть, что обсудить.

* * *

Темной неприметной тенью он скользил по коридору, лавируя между перевозбужденными и чересчур активными учениками. Близился праздничный пир в честь такого неоднозначного праздника как Хэллоуин. День Всех Святых, что раньше был ничем иным как Ночь смерти. День, когда умирало солнце. День краткого торжества тьмы и её приспешников. Чем не его день? Чем не лучший день для начала чего-то нового?

Он старался двигаться быстро, не привлекая лишнего внимания — для него оно сейчас могло быть губительным. Не хотелось наживать неприятности в отправной точке его возвращения. Все должно было пройти без сучка и задоринки.

Выйдя из бурного потока учеников, он завернул в пустующий коридор на втором этаже. Пункт назначения был близок, и ноги нетерпеливо несли в нужном направлении. Он остановился перед столь знакомой и значимой дверью. Именно отсюда начался его путь, приведший к тому, кем он являлся сейчас. Путь, конца которому не было видно и в помине. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ни единой живой или мертвой души, смело вошел внутрь.

Что ж, давайте отпразднуем Хэллоуин, как полагается.

Сладость или гадость?

* * *

Холод отступил. В очередной раз. Отчего-то в последнее время это стало нормой. Чуть ли не ежедневно дементоры покидали эту часть тюрьмы, предпочитая держаться подальше от необъяснимого источника тепла, разливающегося по этажу.

Обычно безразличие было нормальной реакцией на подобное явление, но сегодня что-то заставило его подняться с пола и пройти к решетке. Иррациональное чувство, не имевшее под собой никакой почвы, принуждало повиноваться и слушаться. Взыгравшее любопытство? Интуиция? Шутки больного сознания? Возможно.

"И что же я должен увидеть? Понять? Услышать?" — за одиннадцать лет пребывания в этом Богом забытом месте он подвергал сомнению едва ли не каждое свое действие. В этом сумасшедшем доме выжить иначе было невозможно. Отвлечёшься на минуту и будешь есть камни, свято веря, что грызешь кусок бифштекса. Разум здесь жил своей жизнью.

Маленькое решетчатое окошко давало очень ограниченный обзор на происходящее в коридоре. Но его хватило. По коридору медленно, поддерживая своей костлявой рукой какое-то небольшое тело, шествовал Альбус Дамблдор, окруженный ореолом пламени своего феникса. Ирония судьбы или её неотвратимость? Как так получилось, что первый за восемь лет взгляд, брошенный за решетку, наткнулся именно на этого человека?

Звериный рык вырвался из горла обычного человека. Звериная ярость затмила человеческую сущность. Звериная жажда крови поглотила простое человеческое желание мести. Он бросился на железную кованую дверь, царапая её, колотя, пиная. Только она отделяла его от единственной оставшейся цели существования. Лишь она... Лишь эти десять сантиметров металла...

И мгновения не прошло, как он выбился из сил и повис на решетке — здешнее питание не направлено на взращивание сильных телом заключенных. Ему ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать за проходящим мимо стариком и тем, кого он сопровождал. Они шли медленно. Ведомый с явным трудом передвигал ноги, находясь в состоянии, близком к обморочному. Еще один шаг и пламя феникса осветило худое лицо бывшего узника…

Даже он, проведя в этом месте столько времени, и, казалось бы, растеряв все чувства, кроме гнева и жажды мести, не смог удержаться от потрясенного вздоха. Грязное лицо с впалыми щеками, потрескавшимися губами было обыденностью для этого места, но возраст... Это явно был мальчишка, едва ли старше двенадцати лет.

Новая волна ярости поднималась, налетала подобно грозовому валу, сминая остатки сознания.

"Дамблдор-р-р!!!" — прорычало его сознание, справедливо полагая, что он был причиной нахождения мальчика в этих стенах.

Пелена гнева застила его глаза. Кулак с хрустом и гулом врезался в железную дверь, оставив кровавый след на многовековом металле. Вслед за первым последовал и второй. Он не чувствовал боли, не чувствовал ударов, не слышал ничего кроме биения собственного сердца. Его мир сейчас состоял лишь из одной стоявшей перед ним преграды. Той, что удерживало зверя от расправы над ненавистным стариком.

— Кто… вы… — тихий охрипший голос мальчика достиг его сознания сквозь гул гудевшей от ударов двери. И тут же следом зазвучали до боли знакомые снисходительные нотки.

— Я Альбус Дамблдор, Гарри, — второе имя вмиг, будто окатив холодной водой из ведра, остудило буйную голову узника, заставило прекратить попытки сломать заслон и навострить слух. — Я пришел тебе помочь.

Шаг за шагом они удалялись от его решетки. Рано! Слишком рано! Он чувствовал, что должен услышать что-то настолько важное, что его дальнейшая жизнь будет строиться вокруг этого знания. Постойте же!

Судьба будто услышала его немой крик, заставив мальчика остановиться на месте, несмотря на усилия его провожатого.

— Значит… я и вправду… Гарри Поттер… — прошептал тот и мгновенно обмяк в руках Дамблдора.

— Да, мальчик мой, — уже в пустоту говорил старик скорее для себя, чем для кого-либо еще. — И больше я тебя не потеряю.

Узник понял, что больше не в силах стоять на ногах — они не желали держать ни его, ни груз неожиданно подслушанного откровения. Не соображая и не контролируя больше собственное тело, он ударился спиной об стену и съехал по ней на холодный пол.

Значит, он жив, нашелся. Его крестник, казалось бы, потерянный, как и все близкие ему люди, был так рядом. Если бы он только знал…

Теперь Гарри находился в руках того, кому он искренне желал смерти. В руках того, кто подвел к смерти его самого. В руках, откусить которые было бы величайшим удовольствием в его жизни.

Впервые за десять лет губы Сириуса Блэка растянулись в дьявольской усмешке, не предвещающей ничего хорошего. Больше холод, нагоняемый дементорами Азкабана, его не трогал.

* * *

Эрик не понимал, где находился. Комната без границ, до края наполненная мягким светом, игривыми бликами и приятной медленной мелодией. Пустой зал без единой души и предмета мебели не пугал, а успокаивал, умиротворял. Эрик опустил взгляд на свои руки. Неестественная худоба исчезла, грязь испарилась, будто её никогда и не было, а кожа грелась в лучах невидимого солнца.

Ясно. Достаточно было лишь на секунду отвлечься от созерцания себя и окружающих красот, лишь на мгновение задуматься о том, где же он оказался — как все ставало на свои места.

Значит вот он какой, рай. Вот оно какое — посмертие…

Неожиданно что-то коснулось его руки. Эрик резко развернулся и нос к носу столкнулся с прекрасной незнакомкой — он знал о её красоте, хоть и не мог видеть лица. Какая-то магия не давала Эрику сосредоточиться на её чертах, глазах, губах. Лишь светлые волосы с платиновым отливом резко врезались в память. Было в ней и нечто родное…

Девушка не дала Эрику и возможности спокойно поразмышлять. Схватив за обе руки, она потащила его за собой, кружась по залу в такт ускорившейся музыке. Легкость и плавность движений девушки гипнотизировали, приковывали взгляд, отзывались по телу мурашками. Её смех, отдаваясь эхом в этом помещении без стен, заставлял забыться, изгонял страхи и печали одним лишь своим звучанием. Он был настолько заразителен, что Эрик просто не мог не засмеяться в ответ. Со счастливой улыбкой он позволил себе целиком отдаться этому импровизированному танцу…

… Темнело. Теплые дневные тона сменялись холодным вечерним полумраком, а они все кружились, забывшись в дуэте. Мелодии сменяли друг друга, с каждым разом звуча быстрее и жестче. Пространство вокруг заполнялось другим парами, стоявшими и наблюдающими за ними. Эрику было все равно — пусть смотрят. Он был готов терпеть все, пока его ладони сжимает эта девушка, пока её смех достигает его слуха…

Бо-о-ом! По залу прокатился гулкий, оглушающий звон, затмевающий все прочие звуки.

Бо-о-ом! Громче прежнего послышался еще один, больно ударивший по ушам, на секунду выбивший воздух из груди.

Бо-о-ом!!! Третий, подобный грому удар заставил таки Эрика отпустить нежные ладони прекрасной незнакомки и плотно закрыть себе уши. Не помогало. Бесполезно. Он проникал сквозь любые преграды, будто их для него вообще не существовало. Грохот нещадно колотил по ноющим перепонкам и отдавался волнами боли по всему телу. Не в силах держаться на ногах, Эрик упал на колени, с силой зажимая уши, надеясь избавиться от терзающего слух звука.

— Хва-а-атит! — заорал Эрик от бессилия, даже не надеясь перекричать царящий кругом гул.

Но в тот же миг настала тишина. Плотная, оглушающая тишина, нарушаемая лишь яростным свистом в истерзанных ушах. Эрик чувствовал, как дрожит его тело — в месте, где он находился, заметно похолодало. Мороз пробирался под легкую рубашку, воскрешая, казалось бы, изгнанные этим местом воспоминания. Задрожали руки, правда, уже совсем не от холода. Эрик почувствовал, как некто коснулся его плеча. Он боялся открывать глаза, боялся покинуть спасительное незнание об окружающем мире по ту сторону век. Он знал, там уже далеко не все так прекрасно. Рука с острыми колючими пальцами опустилась ему на голову, задирая её кверху, царапая нежную кожу и вырывая волосы. Его лицо обдало ледяной стужей. Слеза боли и страха предательски скользнула из-под закрытого века и, скатившись по лицу несколько сантиметров, застыла маленькой льдинкой.

«Открой глаза… открой… — молил сам себя Эрик, зная, что должен это сделать. — Открой!»

Эрик резко распахнул оба слезящихся глаза.

Гигантский рот-воронка на лице, сплошь покрытом струпьями, медленно и неотвратимо приближался к нему. Ужас парализовал мальчика. Эрик знал, что это, знал, что его ждет, когда чудовище коснется его. Знал, что это конец.

«Почему… Почему вы здесь? Почему вы вновь пришли за мной?»

Бо-о-ом!

Эрик снова распахнул глаза под такой знакомый звон домашних часов, стоявших у него в комнате. Он прекрасно помнил этот звук, который успокаивал его после очередных ночных кошмаров.

Дом. Теперь он был дома.

Иголка размером с хорошую спицу с силой пронзила сердце мальчика. Дома? Дома?!

— А-ха-ха! — истерический, больше похожий на карканье смех вырвался из пересохшей глотки. Дома он?! Наивный мальчик! — А-ха-ха!

Сначала некое подобие рая, теперь дом. Надоело просто топить его в безумии? Решили покидать его с высот счастья на дно безысходности? Эрик с силой закусил губу, чувствуя тонкую струйку крови, побежавшую по подбородку. Сердце нестерпимо болело, пропитываясь ненавистью к стражам Азкабана.

Противнейшие твари умело пытали своих заключенных.

Однажды Азкабан действительно сведет его с ума.

— Морель! Симон! Бонне! — в аудитории прогремел голос Анатаза Анро, преподавателя боевой и защитной магии. — Учитель здесь я, а не мадмуазель Делакур! Переключитесь!

Флер усмехнулась, наблюдая, как вновь выпрямляются спины её однокурсников, и послала благодарную улыбку профессору, пусть его старания и были напрасными — не пройдет и пары минут, как эта компания вновь одарит её вниманием с трех разных сторон.

— Вернемся к теме. — Продолжил урок профессор Анро, по-прежнему не сводя глаз с провинившихся учеников. — Как я уже сообщил, в следующем семестре мы с вами разберем заклинания, запрещенные к использованию решением Международной Конфедерацией магов, такие как…

В затылок Флер что-то легонько ударило и, отскочив, упало на пол. Девушке даже не надо было смотреть вниз, чтобы знать, что же там лежало — очередной скомканный кусочек пергамента. Флер устало вздохнула.

Вроде уже пятый курс, а привычки все еще детские. Она не оборачивалась. Флер и без того чувствовала наполненный жгучей ревностью взгляд Амелии Брюн — бывшей девушки недавно отвернувшегося Рина Бонне. Парочка разошлась нескольким днями ранее, и Бонне время даром не терял. Жаль, ему ничего не светило, впрочем, как и Амелии в ее жалких попытках задеть невозмутимую Флер.

В голову прилетел второй кусочек пергамента и застрял в волосах, так и не приземлившись рядом со своим собратом.

«И все-таки достала, — скривилась Флер, обожавшая свои волосы больше, чем мать собственное дитя. — Довела».

Легкий плавный полуповорот, небольшой наклон головы, и вот её рука уже тормошила рядом сидящего Бонне.

— Рин, — как можно соблазнительней прошептала Флер, запустив ладонь в свои волосы на манер гребешка и вычесывая из них проклятый пергамент ревнивой дуры, — дай посмотреть последние записи, я отвлеклась.

Бонне так и замер с открытым ртом, уставившись на девушку замутненным взором. Обворожительно улыбнувшись, Флер приблизилась к парню, плавным медленным движением заправив за ухо прядь волос и наклонившись над партой, сделала вид, что сверяет конспект. Раздавшийся позади легкий хруст поломанного пера дал понять Делакур, что спектакль достиг своего зрителя. Значит можно и сворачиваться.

Но у судьбы был другой взгляд на все происходящее. Не успела девушка выпрямиться, как ладонь так и не пришедшего в себя Бонне опустилась на тонкую талию Флер…

— Не уберешь руку, — голос вмиг понизился до температуры арктической льдины, — сожгу. Всего.

Внушение не подействовало — парень, кажется, просто не понимал, что творит. Ладонь медленно поползла по спине, спускаясь ниже…

Небольшой огонек слетел с ладони разгневанной Флер и маленькой искрой влетел в ноздрю невменяемого Бонне. Парень дернулся, вскрикнул, приложил руки к обожжённому носу и виновато взглянул на девушку — пусть он себя и не контролировал, но все прекрасно помнил.

Ободряюще улыбнувшись Рину, который явно не собирался выяснять отношения, Флер вернулась к своему пергаменту, наслаждаясь звуками ломающегося пера в руке обозленной дуры.

Больше не один кусочек пергамента не достиг светлой головы Флер — простейшие щиты они прошли еще в прошлом году. Не зря же она так сильно наседала на изучение курса профессора Анро?!

— Свобода! — со звонком протянула Флер, потягиваясь с завидной кошачьей грацией. Больше в классе её ничего не держало, потому, закинув сумку на плечо, девушка вышла из класса, попутно отмахиваясь от предложений прогуляться. Её манила общая гостиная, а если точнее — одинокий диванчик в самом дальнем углу. Обращенный к стене и отрезанный от источников света по вечерам он буквально притягивал к себе парочки влюбленных, жаждущих интима. Все другое время, спасаясь от излишнего внимания, диванчик занимала сама Флер, жестко пресекая попытки помешать её уединению.

Как можно незаметней проскользнув по общему залу, минуя что-то громко обсуждающих второкурсников, избежав внимания семикурсников, играющих в плюй-камни, девушка достигла таки своей цели. Достигла и, остановившись, нахмурилась — диван был уже кое-кем занят. Хотя против её компании она ничего не имела.

— Привет, Габби, — поздоровалась с сестрой Флер, присев рядом.

Скромно расположившаяся на диване Габриель буркнула в ответ нечто невнятное. Она, не мигая и не отрывая взгляда, смотрела на каменную стену.

— Что-то случилось? — в последнее время Габриель неплохо так пугала Флер, привыкшую к своей милой застенчивой робкой сестренке. Слишком уж та изменилась, вновь прибыв в школу после каникул.

— Ничего, — Габриель оторвала взгляд от стены и, взглянув на Флер, натянуто улыбнулась. — Просто устала. Тяжелый день.

Вот она. Вот эта лживая улыбка на всегда искреннем лице девочки. Раньше Флер её не замечала.

— Как тебе начало второго года? — встряхнув головой, Флер постаралась прогнать из головы глупые мысли. — Чувствуешь себя старше?

На мгновение задумавшись, Габриель пожала хрупкими плечами и, задрав ноги на диван, обняла собственные коленки.

— Не знаю. Возможно.

Флер окончательно расслабилась, развалившись на мягком диване, и закрыла глаза в попытке отгородиться от окружающей суматохи. Но нет — громкие возгласы игроков в плюй-камни и переходящие на крик спорящие второклашки не давали ей провалиться в сладкую полудрему. Беспардонные людишки.

— А ты почему не со своими? — спросила Флер свою сестру, поняв, что сейчас ей покоя не видать.

— Они меня раздражают, — быстро и без раздумий ответила Габриель. — Разговаривают со мной, будто ничего и не было…

Флер все-таки соизволила открыть глаза и с интересом взглянула на Габриель. Что же такого произошло, что могло вызвать подобные чувства у её доброй сестренки? Неужели у неё тоже начался тот период? «Нет, — ответила сама Флер, пробежав глазами по лицу Габриель, — еще рано». Тогда что?

— А что-то было? — с интересом и готовностью воздать виноватым, поинтересовалась Флер.

На вопрос Габриель отреагировала самым неожиданным образом. Она резко вскочила с дивана, во все глаза уставившись на сестру и часто, будто гневаясь, дыша. Фальшивая улыбка слезла с лица подобно дешевому макияжу, оголяя чуть искривленные в непонятной эмоции губы.

— Эрик! — резко и громко вскрикнула Габриель. В гостиной повисла тишина. — Эрик был!

— Ты опять?! — взмолилась Флер, понизив голос до шепота. — Мы же договаривались...

— Договаривались… — уже тише проговорила Габриель, качая головой. — Но я не могу делать вид, будто ничего не произошло!

— Я тоже не могу каждый день успокаивать бурно реагирующую на каждый вопрос девчонку! — по-прежнему тихо огрызнулась Флер. — Учись держать себя в руках! Ты хоть представляешь, что такими темпами случится, когда твой дар окончательно проснется?

Габриель упрямо закачала головой, в который уже раз не прислушиваясь к советам натерпевшейся в свое время сестры.

«Блин, ну что за упертая девочка! — раздраженно думала Флер. — Она же все видела!»

— Мама предупреждала тебя, что если случится нечто подобное тому, что было со мной, она запрет тебя до тех пор, пока ты не освоишь окклюменцию лучше неё самой. Помнишь?

Габриель потупила взор, видимо прекрасно помня разговор, состоявшийся летом. Мама не могла не заметить, как изменилась её прилежная и тихая дочурка всего за девять месяцев вне дома. Она видела, как все, что каким-либо образом было связано с Эриком, сильно било по Габриель, выводя её эмоциональность на новый уровень. Она очень сильно переживала за своего жениха. С того самого момента Аполлин стала уделять своей младшей дочери куда больше времени.

— Значит так, — тихо, но твердо обратилась к сестре Флер, — ты сейчас пойдешь и присоединишься к своим однокурсникам. Хватит уже бегать от проблем! На Эрике мир клином не сошелся!

Готовая взорваться очередной гневной тирадой Габриель, была остановлена поднятой ладонью сестры.

— Я не хочу ничего слышать. Твое будущее зависит от того, как ты научишься ладить с людьми. Даже с теми, кто презирает нашу расу. — Флер взмахнула рукой, будто прогоняя Габриель. — Вперед.

Габриель, бросив очередной обозленный и чуть обиженный взгляд на развалившуюся на диване сестру, развернулась на пятках и ушла.

Флер же, слушая, как удаляется стук каблучков Габриель, закрыла глаза, наслаждаясь воцарившейся тишиной.

«Какая же Габби еще глупая. Ей еще расти и расти.»

* * *

Тело с силой сжало, скрутило, сминая со всех сторон, не отпуская -ощущение, которое становилось таким обыденным для большинства мало-мальски способных волшебников. Поначалу неприятное, раздражающее чувство, будто тебя проталкивают сквозь игольное ушко, быстро приедалось организму и спустя пару месяцев регулярного пользования аппарацией уже не замечалось. Что ж, Дамблдор, только что с хлопком возникший посреди пустой улицы Хогсмида, умудрился отличиться и здесь. Он, как обладатель куда более удобного и приятного средства перемещения, аппарацию искренне не любил и потому прибегал к ней как можно реже. Сегодня пришлось. Фоукс после их совместных посещений в Азкабан твердо решил переродиться, не оставив Альбусу иного выбора. В другое время он возможно и покряхтел бы немного, сетуя на нерадивых волшебников, создавших такой способ перемещения, но не сейчас.

Сегодняшний день был днем его триумфа. Знаменательная, столь значимая для Магической Британии дата. День падения Темного Лорда. День пропажи истинного Героя. Символично было бы и обрести его в этот же самый день. Альбус любил символику.

Дамблдор оглядел пустынную улицу вечернего Хогсмида, кивнул в знак приветствия проходящему мимо Аберфорту и, не говоря ни слова, двинулся к замку. Всё прошло едва ли не лучше, чем он рассчитывал — все поставленные задачи выполнены: Эри… Гарри дома, соглашение с родителями заключено, следы пребывания мальчика в стенах тюрьмы заметены. Главные проблемы ближайших лет были решены. Самое время немного расслабиться…

— Альбус! — у ворот его встречала взволнованная Минерва МакГонагалл. — Где вы были? У нас происшествие…

Вот и расслабились.

* * *

Одинокий дом в полусотнях миль от Кемпера, долгое время безжизненный и брошенный, сильно изменился за последние три месяца. Он не был в плохом состоянии, даже наоборот слишком хорошо сохранился для подобного беспризорного здания: не было битых окон, грунт не просел ни на миллиметр, цветы свободно росли вдоль целых стен и дорожек. Дом выглядел прекрасно… за некоторым исключением. Лишь в сравнении можно было узнать, как же сильно все тут поменялось. Стекла, хоть и целые, но были погребены под таким слоем пыли, что грозились в ближайшем будущем треснуть под её весом. Изрытая норами земля с готовностью принимала все семена, что щедро сыпали бурно разросшиеся цветы, оттого некогда красивый цветник превратился в неухоженный рассадник с сорняками и без границ.

Но сейчас все изменилось. За две продуктивных недели дом с неоценимой помощью свой хозяйки быстро лишился своих недостатков и теперь с радостью впускал прохладный вечерний ветерок в свои открытые чистые окна…

...сильный порыв сквозняка оторвал кусок исписанного пергамента от поверхности стола и отравил его точно в лицо заснувшей на столе девушки. Энн проснулась мгновенно, но чтобы сообразить, что же произошло, понадобилась дополнительная секунда. Она не была готова к тому, чтобы быть разбуженной подобным способом. Да куда уж там, она не ожидала даже того, что уснет за собственной работой.

— Да-а-а, Энни, — протянула девушка, протирая заспанные глаза. — Не думала, что скажу подобное, но тебе нужно меньше сидеть над всем этим.

Тейт пробежалась глазами по собственному рабочему столу, вдоволь забитому разнообразным мусором: куски пергамента, порванные записи, перечеркнутые схемы и разлитые чернила. «Это не мусор, — говорила она сама себе, когда видела весь этот беспорядок, — это расходные материалы». И была права. Её нынешние труды никак не могли обойтись без подобной вакханалии.

С тех пор, как её самым гадким образом уволили с двух работ, Энн не раз задавалась вопросом: «Почему я не ищу новую?». Задавалась, задумывалась и не находила ответа. Возможно, она не чувствовала в ней необходимости. Возможно, не было подходящей для неё должности… а нет, это точно нет — Тейт не трудилась даже заглядывать в газету во время поздних завтраков. А возможно, потому что она уже нашла себе дело по душе и характеру.

Одно легкое движение волшебной палочкой подняло на столе небольшой вихрь из кружащихся бумаг и свитков. Маленькое торнадо пробежалось по столу, заглатывая все больше «расходных материалов» и насытившись, успокоилось, оставив после себя лишь аккуратную стопку сложенных записей и пометок. Энн, глядя на чистую поверхность рабочего стола, лишь обреченно хмыкнула — к концу дня все равно все вернется к былому состоянию.

Энн посмотрела на висящие напротив стола настенные часы, потом перевела взгляд на улицу, виднеющуюся сквозь открытое окно, и сладко зевнула.

— Значит, либо я проспала чуть больше часа, либо чуть больше дня, — зачем-то подсчитала Энн. В любом случае время теперь её ни в чем не ограничивало. — Что ж, отдохнули и вновь работать!

Из ящика под столом Энн аккуратно достала с десяток сложенных листов, полностью исписанных аккуратным почерком и несколькими точно построенными схемами, и положила их прямо перед собой. Вот он, её двухнедельный труд — из запланированных полутора тысяч страниц готова была лишь жалкая дюжина. Работа, поначалу казавшаяся ей легкой, очень скоро перестала такой быть. Она не учла слишком многого, отнеслась слишком несерьезно и теперь корила себя за это. Но что поделать, это был её личный выбор. Любовно посмотрев на первые, кажущиеся ей идеальными страницы Энн так же аккуратно, как и доставала, убрала их обратно в стол. Её учебное пособие по трансфигурации. Её детище, идея которого вынашивалась уже с полдесятка лет. И вот сейчас в отсутствии других дел до него наконец-то дошли руки.

Что же сподвигло её на подобное неблагодарное занятие, как написание учебника для детей, не ценящих чужой труд? Что заставило целыми днями сидеть на одном месте, составляя планы, содержание, разбивая на темы, сверяясь с учебным планом и ища легкие способы подачи материала? Наверное, характер. Энн прекрасно помнила те учебники, по которым её заставляли учить детей в Шармбатоне. Даже больше — она прекрасно помнила, как училась по ним сама. Еще тогда, во времена своей юности, Тейт, подписавшаяся на известные магические научные журналы, видела разницу между тем, что им преподавали и современными достижениями. Учебное пособие возрастом в два с половиной десятка лет не могло быть актуальным. За четверть века наука по её предмету успела шагнуть вперед не единожды: появились новые теоремы, исчезли спорные старые, добавились исключения и новые законы, порой очень даже значительные. Её натура, пунктуальная и точная, не могла мириться с подобным положением дел, и тогда родилась она — идея. Идея собственной серии учебников по трансфигурации со всеми исправлениями и дополнениями. К счастью, эта работа убивала просто тонны времени, высасывая его подобно страдающему от жажды путнику в жаркой пустыне, что нашел флагу с драгоценной водой. Просто идеально для нетерпящей простоя Энн.

Тейт усмехнулась — тогда, в дни рождения этой идеи, она еще и предположить не могла, что судьба закинет её в Шармбатон на место преподавателя как раз по этому предмету и познакомит с таким многообещающим парнем как Эр…

«Нет! — покачала головой Энн. — Не отвлекаться!»

Не хватало ей сейчас пусть и вполне обоснованных, но бесполезных переживаний об одном пропавшем мальчике. Она не для него это делает, а в первую очередь для себя и всех будущих учеников. Ведь так?..

Именно там, в Шармбатоне, Энн действительно поняла, насколько необходима её невоплощенная пока в реальность мечта. Осознать это помогли в первый же месяц работы её же ученики, стоило только на лекциях слегка отойти в сторону от базиса информации, который занудно вещали старые учебники. Поначалу следовали лишь недоумевающие вопросы, стоило словам Энн пойти в разрез с написанным, но после… споры, несогласие с выставленными оценками, чуть ли не жалобы мадам Максим. Энн долго это терпела, ломая себя и переступая через собственные знания. Не успела — её уволили немногим раньше.

«Думаю, хоть за это нужно поблагодарить мадам Максим, — улыбнулась Энн, — не дала пойти против собственной природы».

Так стоп. К делу! Тейт покачала головой, изгоняя лишние, мешающие делу мысли и вновь вернулась к работе. С каждой новой строчкой в ней крепла уверенность в правильности собственного выбора.

* * *

Прошло полвека с начала его карьеры, за время которой он был признан одним из лучших специалистов в своей области, два года со смерти его дражайшей и богатой, оттого горячо любимой тетушки, полгода с его самовольной отставки и выхода на пенсию и лишь шесть часов с момента знакомства с одним молодым, но в некоторой мере уникальным пациентом. И вот теперь, идя на встречу к родителям мальчика, ожидающим его вердикт, его прогноз, его выводы, он в которой раз за этот короткий период времени спрашивал себя: а верным ли было решение принять предложение молодого, по его меркам, знакомого? Пусть он и был в долгу перед отцом Пьера, но стоил ли он произнесенной клятвы о неразглашении?

Мартин Баррет осторожно открыл дверь, вышел и закрыл её за собой, стараясь производить как можно меньше шума — мальчик слишком активно реагировал на внешние раздражители. Его уже ждали.

Стоило дверной ручке тихо щелкнуть, фиксируя дверь в косяке, как с близстоящего дивана мигом вскочили два человека — вечно серьезный Пьер и вечно цветущая Николь. Сколько уже раз Мартин поражался этой паре? Сколько раз он уже ловил себя на зависти к этим двум? Это ж надо было так лечь картам судьбы, чтобы сошлись такие разные, но в чем-то совершенно одинаковые люди. Помнилось, еще в молодости своей свадьбой Пьер испортил ему пари, заключенное с прошлым главой рода Гэлбрайт. Нет, он серьезно полагал, что быть Пьеру под каблуком у Аполлин Делакур. Что ж, не сложилось. Пьер, бунтарь домашний, в очередной раз пошел наперекор отцу, выбрав мало кому известную мисс Анри. Хотя нет, не противостояние с отцом свело этих двоих вместе. Пьер банально, по-мальчишески влюбился, и Мартин понимал это лучше других. Ведь именно тот досадный проигрыш стоил ему свадьбы со своей первой безродной любовью — старик Гэлбрайт на мелочи не разменивался.

— Как он, Мартин? — Пьер заметно нервничал, что было не удивительно, учитывая произошедшие с его сыном события, в которые Баррет был посвящен сразу после произнесения клятвы.

Сказать, что он удивился, узнав всю подноготную нашумевшего дела о похищении, — не сказать ничего. Он был шокирован. Шокирован как произошедшим, так и отсутствием последствий. Где ожидаемый международный скандал? Где обвинения в сторону чванливых five-o’clock? Где праведный гнев отца? Где возмущение главы отдела Международного магического сотрудничества? Мартин буквально засыпал Пьера подобными вопросами, но ответов не получил. Мужчина скрывал нечто гораздо более серьезное, чем нарушение международного права и заключения собственного сына в Азкабан. И он собирался узнать, что именно. Но позже.

— С ним немного непросто, — честно, как и подобает любому целителю, ответил Мартин. — Есть такая форма психологической защиты, как отрицание. Простая, причем настолько, что зачастую она рассматривается как часть более сложных механизмов…

— Пожалуйста, без лекций, — сухо прервал мужчину Пьер, не шибко заботясь о приличиях.

— Ну ладно, — пожал плечами Баррет, переходя сразу к сути. — В данный момент Эрик не воспринимает существующую реальность, в частности меня, этот дом, свою кровать, одеяло и даже ощущения покоя и мира. Он попросту отрицает все окружающее. Причина мне не ясна: возможно, вследствие резкой смены обстановки, возможно из-за воздействия Азкабана, возможно что-то еще. Я не буду утверждать наверняка. Но, несмотря на простой случай, имеются и ряд странностей.

— Странностей? Каких, мсье Баррет? — ровным голосом уточнила Николь, чуть сильнее сжав руку своего мужа.

Целитель улыбнулся.

— Просто Мартин. Для близких людей я просто Мартин, — уточнил Баррет под доверительный кивок женщины. — Странно именно время. Я уже говорил, что отрицание это механизм защиты. Он служит именно для сохранения рассудка и личности в тяжелых, порой даже невыносимых ситуациях. Азкабан я бы, ни минуты не раздумывая, отнес к таким, но что я вижу? Эрик свыкся со всем, что было с ним по ту сторону решетки, пережил это, причем находясь в ясном уме. Пережил муки, испытывая которые не грех и разума лишиться, а не только замкнуться.

— Что за бред?! — прорычал Пьер, до побелевших костяшек сжимая кулаки. — Тогда почему он сейчас… такой? Он уже дома!

Мартин осторожно подбирал слова, пока небольшая ладошка Николь успокаивающе гладила плечо мужа.

— Единственное, что мне приходит на ум, это допущение того, что Эрик считает себя виновным. Такие люди воспринимают муки заключения лишь как заслуженные и потому сносят их безропотно, гася попытки сознания защитить самого себя.

— Это не ответ! — продолжал наседать Пьер. — Почему. Он. Такой. Сейчас?!

— Пьер, успокойся, я еще не закончил. В любом случае дальше мы пускаемся в область догадок, — Мартин сделал небольшую паузу, стараясь как можно точнее сформировать свою мысль. — Каждый из нас знает, какое воздействие человек испытывает в присутствии дементоров. Кошмары, как следствие этой самой ауры стражей, становятся постоянными и продолжают терзать узника даже во сне. Я, честно, боюсь даже представить, что пережил Ваш сын, но скорее всего он до сих пор воспринимает все происходящее лишь как очередной глумливый и ужасный сон.

Мартин замолчал. Пьер и Николь так же не произносили ни слова. Было видно, как они обдумывают сложившуюся ситуацию, как силятся понять, оценить последствия и рыщут в поисках решений. Они получили, что хотели — знание. И теперь силились им правильно распорядиться. Только вот почему они у специалиста совета не спрашивают?

— Это еще не все, — прервал тишину Мартин, отметив резко переключившееся внимание супругов. — Все, что я сказал, может звучать пугающе и несколько обезоруживающе, но, поверьте, это не так. Обычно подобное состояние проходит либо путем лишения раздражающего фактора, либо со временем. Все зависит от него. Как быстро его сознание примет текущее положение дел, как быстро он осознает, что это не галлюцинации, так быстро он и придет в себя. В любом случае готовьтесь.

Баррет специально не договорил всего, желая втянуть супругов в диалог, чтобы отвлечь от навалившихся мыслей. Он ждал их вопроса.

— Готовиться? К чему? — Николь чуть подалась вперед, с волнением глядя на целителя.

— В первую очередь к эмоциональной вспышке. Ждите все: начиная от гневных криков и раздражительности, заканчивая слезами радости и истерики. Запомните, подобная реакция будет в любом случае, потому подготовьтесь заранее.

Пара родителей слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова из уст целителя — от этого зависела дальнейшая жизнь их ребенка. Видя это, Мартин вещал без устали.

— Во-вторых, я не могу ручаться за его дальнейшее состояние. Как только он выйдет из собственного мира грез, могут вскрыться другие возникшие за восемь месяцев проблемы и патологии. Постарайтесь предусмотреть и такую возможность.

Пьер и Николь синхронно кивнули. Баррет удовлетворенно улыбнулся и загнул третий палец.

— В-третьих, Софи. Где она сейчас? В школе? — Пьер в очередной раз утвердительно кивнул. — Пусть пока рассчитывает на то, что ей придется остаться там на каникулах. Нужно максимально ограничить посещения, по крайней мере, до стабилизации его состояния. Меньше лиц, меньше новых деталей, меньше новой информации — пусть освоится в уже данных ему четырех стенах. Это понятно?

Очередной кивок.

— И последнее. Николь, Пьер, — Мартин усиленно выделил каждое имя и перевел взгляд с одной на другого, — посещения мальчика я разрешаю, но пожалуйста, по одному. Не перегружайте сына, дайте ему привыкнуть. Договорились?

— Это все? — вопросом на вопрос ответил Пьер.

— Нет, — покачал головой Баррет, — но остальные инструкции я оставлю уходя.

— Ты еще не уход… — чуть не вырвалось у Пьера, но локоть жены вовремя впился в бок мужу. Хоть и немного поздно.

— Нет, — улыбнулся Мартин, открывая недавно закрытую дверь. — Пойду еще немного понаблюдаю пациента…

… и уже закрывая за собой дверь, Баррет краем уха услышал недовольный шепот Пьера: «И все равно я ему не доверяю…»

* * *

Кончик длинного носа директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс проплыл в нескольких миллиметрах от окаменевшей шерсти неподвижно лежащей кошки. Вот уже более получаса Альбус, склонившись, не обращая внимания на больную спину, изучал ни живое, ни мертвое животное. Какое интересное началось время!

То больше десяти лет сплошного затишья, когда из взрослых игр остается только политика (совершенно не интересная Дамблдору), то такое: исчезновение Гарри, «восстание» Тома, обнаружение Эрика. И вот в довесок и открытая Тайная комната! Как же интересно!

В открытии последней Альбус не сомневался — это не тот факт, которым могли воспользоваться ученики в качестве шутки. Да и еще эта кошка… Альбус никогда никому не признался бы, что сам не может осознать произошедшее. След от проклятья был не то что бы сложным — он был корявым. Ни логики, ни правильного построения, ни видимых связей. Магическое воздействие непонятной формы и с непонятной целью. За свою долгую жизнь Альбус привык думать, что любое заклинание есть воплощение желания исполнившего его. Не те привязанные к словам формы проклятий, где во главе угла идет правильный синтаксис, а настоящая магия. Магия желания и стремления. То, чего не хватает большинству современных волшебников. То, без чего невозможно освоить невербальную магию. То, что смог постичь он.

В этой кошке не чувствовалось ни того, ни другого: ни точности и правильной формы стандартных заклинаний, ни оттенка желания настоящей магии. Только некоторая неправильность, некий дефект. Создавалось впечатление, будто он смотрел в кривое зеркало — вроде и отражение, да вот только искаженное.

И все же Альбус мог сделать два вывода.

— Она жива, Аргус, — серьезным тоном озвучил Альбус свои выводы, под дружный облегченный выдох. За спиной Альбуса расположилась целая делегация, состоящая из мадам Помфи, как хозяйки кабинета, Минервы, Аргуса Филча и Северуса. — Жива, но окаменела. Сам расколдовать её я не в силах.

Филч, только-только облегченно вздохнув, вновь нахмурился.

— Если не вы, то кто? — в отчаянии завопил школьный завхоз, вцепившись руками в свои редеющие волосы.

Альбус назидательно поднял указательный палец и с мальчишеской улыбкой провозгласил:

— Растения!

Никто не улыбнулся, продолжая по-прежнему недоуменно взирать на директора.

— Ну же, — продолжал веселиться Альбус, — думайте! Дам наводку, она поспеет лишь ближе к лету! Ой, это же целых две подсказки!

Делегация, отлично знающая решение этой загадки, не спешила отвечать, предоставляя право выделиться друг другу, а Альбус в то время с интересом и смехом наблюдал за действиями своих немолодых коллег, хоть и знал итог. Ведь видя беспомощность других, она всегда приходила им на помощь…

— Мандрагоры, — ответила Минерва, глядя в пол. — Но зачем ждать до лета? Почему не заказать уже готовую настойку?

Альбус вскинул руки.

— У тебя есть лишние деньги? У бюджета вот нет, а настойка, между прочим, не из дешевых.

Филч взвыл подобно раненому зверю, причем настолько натурально, что Поппи аж дернулась к ближайшей аптечке. Минерва же, пребывая в раздумьях, снова подошла к кошке, а Северус так и не отлип от стены, которую поддерживал своим телом.

— Ну, в общем, все порешили, потому бывайте, — воскликнул Альбус и, взмахнув своим сиреневым колпаком, вышел из медицинского крыла. И стоило лишь раздаться глухому звуку захлопнувшейся двери, как Дамблдор мигом посерьезнел.

Стоило ли им говорить, что он ждал новых жертв в ближайшем будущем?

* * *

Он вновь был здесь. Вряд ли когда-нибудь это место уйдет из его воспоминаний и снов.

Его объятые пламенем руки с отчаянной силой сжимали горло лежащего под ним человека. Он чувствовал, как от жара лопаются волдыри на коже несостоявшегося убийцы, чувствовал ослабевающие с каждой секундой удары, чувствовал мрачную необходимость этого действия, несмотря на неприятие убийства.

— Я хочу жить! — в которой уже раз прохрипел Эрик, харкая собственной кровью, натекшей из надрезанного горла.

Его хватка слабела, но и конец уже был близок. Он помнил его. Эрик видел, как злость во взгляде мужчины сменяется безысходностью и отчаянием. Видел, как открывается рот в попытках произнести последние слова.

— Я… тоже… — до боли знакомый голос резанул Эрику по ушам.

Это же… Эрик перевел взгляд с матово-черных глаз на лицо только что убитого и с криком отпрыгнул от трупа. Это был он, точнее его собственное тело. Пустой рыбий взгляд черных глаз, обгорелое дочерна горло, обожжённые ладони, белоснежные волосы, ковром разлетевшиеся по грязному пыльному полу…

Нет… Нет! Эрик в страхе пятился от собственного трупа, будучи не в силах отвести от него глаза. Это казалось нереальным, сюрреалистичным.

— Нравится? — раздался за спиной его же голос, заставивший резко, чуть не выворачивая шею, обернуться.

Облокотившись на каменный постамент, вертя в руках смутно знакомую чашу, стояла еще одна его копия. Весь вид двойника, впрочем, как и голос, буквально сочился желчью, ехидством и высокомерием.

Уже полностью потерявшийся Эрик только и мог, что переводить взгляд с трупа на стоявшую рядом копию.

— Я спрашиваю, — двойник наклонился к недоумевающему Эрику и с улыбкой Чеширского кота ткнул пальцем в валяющееся неподалеку тело, — тебе нравится?

Мальчик замотал головой, на что его копия лишь засмеялась. Она хохотала, глядя на потерянное лицо своего оригинала, и придвинулась чуть ближе.

— А мне да, — с каким-то садистским удовольствием прошептал двойник. — И знаешь, что странно? Мы ведь с тобой одно целое…

— Нет! — Эрик, наконец, обрел власть над голосом. — Я не…

Договорить он не успел. Объятые пламенем руки двойника вцепились ему в горло, припекая рану и сжигая кожу. Боль вторглась в замутненное сознание, путая и так не ясные мысли.

— Тебе придется стать таким! — холодно улыбаясь, проорал двойник, не обращая внимания на вырвавшийся стон Эрика. — Придется!..

…Резкий вскрик, и вот он снова был «дома». Снова видел эту комната. Он вырвался из цепких лап одного кошмара, но лишь для того, чтобы оказаться в другом.

— Аха-ха-ха! — горько засмеялся Эрик, чувствуя, как слезы потекли по его лицу. Он устал, он обессилел. Ужасы ломали его волю, муки калечили его тело. Его сопротивление начало казаться ему бессмысленным, его терпение бездумным. Да и стоило ли оно того? Что его ждало? Жизнь в страхе, в боли, с пудовым камнем вины на плечах. Стоило ли это его мук, его терпения?

Тихо скрипнула входная дверь, Эрик чисто машинально повернулся на звук и замер.

— Хватит… — еле слышно прошептал мальчик, чувствуя, как сердце пронзило болью. — Прошу… хватит…

В дверном проеме стояла мама, взирающая на него с настоящим беспокойством. Вот она — совокупность всего, чего он был лишен в стенах этой адской камеры. Ему наглядно демонстрировали, что именно он так желал каждый раз, приходя в себя после очередного сеанса кошмаров. Эрик сжался от почти физической боли — видеть её лицо он был не в силах. Только не мама. Только не её образ…

Почему нельзя просто мучить его дальше?! Зачем эти игры?!

— Эрик! Что с тобой? — не прошло и мгновения, как она оказалась у его кровати.

Эрик отпрянул от женщины как от огня. Ему нельзя поддаваться! Ничего этого нет! Нельзя допустить проблеск надежды!

— Эрик… — уже тише прошептал образ Николь Гэлбрайт. — Эрик… не бойся.

— Хватит… прошу… — шептал он, не желая даже поднять глаза на женщину. Он боялся её, боялся чувств, которые она могла вызвать. — Просто уйди…

— Нет, — твердый голос образа его матери раздался совсем рядом. Ухо мальчика уловило еле заметное дыхание женщины. — Не уйду. Я буду здесь до тех пор, пока ты меня не примешь.

Сердце в очередной раз дало сбой. Очередная игла боли прошила грудь мальчика.

— Тебя не может быть здесь… — плача, шептал Эрик. — Ты сон… Тебя не может быть здесь…

Женщина дернулась как от удара, но быстро взяла себя в руки. Её ладонь неуверенно осторожно соприкоснулась со щекой мальчика. Теплая…

— Но я здесь, — улыбнулась его мать, с трудом сдерживая собственные слезы. — Я здесь и никуда больше не денусь.

Тепло от руки матери огненными волнами потекло по замерзшему во всех смыслах телу. Оно было настоящим.

— Правда? — не веря спросил мальчик, чувствуя, как слеза счастья скользнула по заплаканной щеке.

Он решил довериться… в последний раз. Пусть этот кошмар окажется правдой. Иначе…