История Тома Реддла (джен)

Дом Блэков, увитый густым зеленым плющом покоился в утренней тишине.

По мощеной улице, позвякивая колокольчиком, брела лошадиная повозка с бидонами молока. Скорбно скрипели ветви деревьев, что росли в маленьком саду прямо у спускающейся к сырой, мокро-снежной земле лестницы. Остроухий домовик выглянул на мгновение из-за маленькой, неприметной двери, что чернела под этой лестницей, зыркнул на улицу и скрылся обратно.

Ветер издал жалобный и протяжный сип, окна закряхтели, и Том вздрогнул.

Вилка со звоном задела полупустую тарелку.

Вальбурга остро, раздраженно взглянула на Тома и продолжила монотонно и беззвучно пилить тыквенную запеканку столовым ножом.

Тому и вовсе кусок в горло не лез.

Вилку нужно держать зубцами вниз в левой руке. Нож в правой. Ложка над тарелкой — для десерта. Ложка справа от тарелки — столовая, либо чайная. А еще хуже, если все вместе. Желаешь прерваться — приборы положи скрещенными. Если закончил — вертикально по центру тарелки. И ни в коем случае не путать ножи! Тот, что слева на тарелке — для масла. А тот, что справа — столовый.

А еще не забывать есть.

И это был только завтрак.

Они приехали вчера вечером, затемно, сразу после праздничного ужина в Хогвартсе. Все вместе: Том, Вальбурга и Альфард. Ученики укладывались в кровати, сонные и объевшиеся, а Том и молодые Блэки уже грузились в карету, увенчанную кованной малахитовой «B». Так велел Поллукс.

На козлах сидел домовик в чинной черно-белой простыне. Он поднял карету в воздух за засчитанные секунды, и последующие три часа внутри роскошного, обитого бархатом короба, царила прозрачная, как лед, тишина.

Альфард дремал, завернувшись в плед в самом углу кареты и отодвинувшись от Вальбурги. Сама она не прерываясь смотрела в окно, аккуратно и изящно повернув маленькую черную головку, так, что виднелась ее длинная обнаженная шея. Том поначалу пробовал читать, но от шороха перелистываемых страниц у Вальбурги незаметно и коротко дергалась бровь, и он перестал.

По прибытию их почти втолкнули в холодный, полного спертого воздуха дом, устроили в комнаты и принесли ужин прямо наверх. Том очень старался съесть его правильно, потому что рядом стоял старый, дряхлый домовик и следил за его движениями прищуренными от слепоты и яркого света глазами.

Натан сказал, что не соблюсти приличий перед домовиком — все равно, что уподобиться свинье, которая не способна выполнить то, что знает с малолетства каждый уважающий себя эльф.

Утром Реддл был приглашен на завтрак, и вот уже двадцать три минуты кудрявый молодой Поллукс Блэк читал Ежедневный Пророк, а Вальбурга и Альфард молчали, но оба — очень по-разному.

Вальбурга молчала гневно, так будто с каждым выдохом из ее ноздрей выходило невидимое ледяное пламя. Альфард молчал звонко, хитро поглядывал на отца, на которого был похож, как две капли воды и куролесил вилкой, иначе не скажешь, в своей тарелке.

Наконец, Вальбурга опустила в рот последней кусочек запеканки (зубчиками вниз, конечно же) и, шурша платьем, поднялась из-за стола.

Альфард и Поллукс немедленно встали. Глаза их при этом неотрывно глядели туда же, куда и мгновение назад — словно в этом жесте ничего, кроме привычки, они выражать не собирались.

— Я пойду готовиться к прогулке, papá.

Полллукс кивнул, не взглянув на нее.

— Хорошо, что в Хогвартсе не приходится вставать, — фыркнул Альфард, когда сестра уже переступила порог столовой.

Вальбурга оглянулась так резко, что, казалось, еще немного и ей сведет шею. Поллукс в ответ только усмехнулся уголком тонких губ, и Вальбурга, чьи глаза расплескали повсюду горячую, черную обиду, стремительно удалилась.

В томительном молчании лениво проплыли еще несколько минут, пока хозяин дома наконец не вскинул голову, воткнув в Реддла глаза-иголки.

— Я буду рад видеть тебя в моем кабинете, Том, — молвил Поллукс, разом забывая про газету и откладывая ее в сторону, прямо поверх тарелки Вальбурги. — Скажем, через полтора часа.

Он с равнодушной вежливостью улыбнулся Тому и тоже поднялся из-за стола. Альфард помедлил немного, дождавшись пока отец скроется в дверях, хитро подмигнул Тому и бросился прочь, оставив на тарелке жуткий кавардак из пищи и салфеток.

Том оглянулся вокруг, не обнаружил ни единой души, кроме лысого, степенного эльфа, собирался было подняться, но глаза домовика превратились в щелочки, и Реддл со вздохом опустился обратно и принялся за еду в полном одиночестве.

Дверь в комнату Вальбурги была приоткрыта.

Секунду назад оттуда выпорхнул молоденький, бледно-серый домовик и скрылся за поворотом. Том видел его пару раз в гостиной Слизерина, когда он прошмыгивал туда-сюда ранним зябким утром.

Его длинные дряблые уши давно исчезли за поворотом, а Том все продолжал стоять перед манящей полоской света, что пролегала прямо перед носками его лучших ботинок.

Из-за двери послышался шорох платья, едва различимо крякнула старая уставшая кровать, и осторожный шум вновь сменился потрескиванием огня в камине.

Том, невесть за чем, аккуратно придерживая дерево пальцами, распахнул дверь шире.

Вальбурга сидела на кровати в черном облачении, хотя со смерти матери прошло уже больше месяца. На коленях ее развернулся длинный пергамент с именами и датами, и она осторожно касалась его палочкой.

Палочка была светлой, с горбинками и очень мягкая — совершенно не похожая на ту, что принадлежала самой Вальбурге. Та была темная, безупречно прямая и жесткая, Том хорошо ее запомнил.

Натан рассказывал, что в семьях чистокровных волшебники обучаются магии с детства. Многие аристократы получают право от Министра Магии на обладание второй палочкой, регистрируют на свое имя, а потом отдают детям, чтобы они не были вынуждены, как обыкновенные магглы, делать все руками из-за глупых правил. Конечно, это касалось только тех, кто был способен управляться с магией разумно, а не таких, как Реджи. В теории.

Половица скрипнула, и Вальбурга вскинула голову.

Поначалу дом представлялся Тому невероятной силы магическим сооружением, но потом выяснилось, что он стар, и все черты, что присущи старению, не избежать было и при помощи магии. Так что скрипел он до того жутко и в самый неподходящий момент, что хоть плачь.

— Том? — испугалась Вальбурга, но так, что этот страх выглядел притворством и одновременно приглашением.

Реддл только пожал плечами, постоял с секунду за порогом, а потом зачем-то взял и сделал шаг вперед. Если бы она волновалась по-настоящему, он бы почувствовал, потому что с некоторых пор он чувствовал даже то, на что в принципе способен не был.

Вскоре Том уже сидел на тафте у кровати и молчал.

Кикимер просочился в комнату, неловко охнул при виде гостя, но Вальбурга лишь дернула затянутыми в черный шелк плечиками, и домовик покорно склонил голову.

Принимать в собственной спальне гостя противоположного пола… Что же, Поллуксу и Альфарду действительно было плевать на Вальбургу и на ее честь, раз их это не заботило.

— Подай чаю мистер Реддлу, Кикимер.

Они снова помолчали.

— Что это? — негромко спросил Том, указывая на пергамент в руках Вальбурги, который она больше не изучала, но медленно и неловко мяла в руках.

— Наше генеалогическое древо. Копия. Когда-нибудь я выжгу с него Альфарда.

— Зачем?

Она удивленно вскинулась.

— Затем, что он позорит нас. Затем, что одно лишь право крови недостаточно, чтобы считаться Блэком, — она глянула на Тома исподлобья, словно проверяла, понял ли он, что она хотела сказать на самом деле.

— Я согласен, — просто ответил Том, и ее глаза нехорошо и в то же время забавно сощурились. Как бывает у девочек, играющих во взрослых женщин.

Том в ответ не сделал ничего, лишь чуть пододвинулся на тафте поближе к огню. Его руки были почти синими от холода с той самой минуты, как утроба дома на площади Гриммо проглотила его.

Вальбурга отложила наконец свой пергамент, склонила голову набок и по-птичьи пригляделась к Тому. Ее тяжелые серьги-капли качнулись, оттягивая маленькие уши.

Есть девушки, чья красота беспрецедентна и очевидна, будь они обряжены хоть в цирковой костюм, хоть в мокрые лохмотья. Они с большим удивлением и довольно поздно узнают, что все прочие тратят состояния, чтобы выглядеть хотя бы приятно.

Вальбурга была полной их противоположностью.

Ее черты, неброские и мелкие, вместе собирались в притягивающую взгляд мозаику, но стоило выхватить их по отдельности, как они становились блеклыми, пустыми и даже уродливыми. Ровно такой же была и ее душа.

Узкие глаза с опущенными, словно в дремоте веками. Курносый маленький нос. Губы, серо-розовые, ни тонкие и ни полные. Просто губы.

Том уже с минуту тем и занимался, что рассматривал лицо Вальбурги по отдельности, а потом схватывал все в одно и поражался метаморфозам.

Вальбурга коротко и быстро бросила взгляд за спину Тома, туда, где висело зеркало в старинной раме.

— У тебя бывает такое, — неожиданно спросила она приглушенным, полным таинственности голосом, и его пробрало до костей от откровенности в ее тоне, — что ты смотришь на свое отражение, и тебе кажется, что оно совсем не твое? Как будто до этого оно занималось своими делами, а когда ты на него посмотрел, притворилось тобой?

— Да, — без промедления ответил Том, который понятия не имел, о чем она говорит.

— Хм, — только и ответила Вальбурга.

Кикимер с подносом начал сервировать стол к чаепитию, недовольно поглядывая на Тома.

— А каково было в приюте? — живо спросила Вальбурга после короткой неловкой паузы, и ее глаза сделались больше и любопытнее. — Там было тяжело? — Она спросила это так, будто интересовалась, какой джем Тому нравится больше — абрикосовый или вишневый.

Том сморгнул.

— Мне — нет.

— Как это — тебе?

Он пожал плечами.

— Там всякое бывало, пока миссис Ко… пока наставница не видела. Драки, воровство, насилие. Но не со мной. Я почти и не замечал всего этого. Только потом, когда громче начали говорить о войне…

— Потому что ты пользовался магией? — перебила его Вальбурга, перекрестив руки на груди и глядя на Тома, как строгий учитель.

— Вроде того, — Реддл пожал плечами. — Я мог делать разные вещи. Как сейчас, но только без палочки.

Кикимер недовольно позвякивал чашками позади них, но не смел перечить своему единственному кумиру, которая, к тому же, без стеснения теперь разглядывала Тома, кусала губы и ни жестом, ни словом не напоминала ту самую Вальбургу Блэк, что расхаживала по школе, высоко задрав выбеленный пудрой острый подбородок.

— Забавно, — пробормотала она, глядя в пол. — Министерство совсем не следит за магическими всплесками...

Затем она вновь уставилась на Тома.

— А ты уже тогда знал, что ты — волшебник?

— Да, — кивнул Том. — Я смотрел иногда в зеркало, и мне казалось, что… — Он запнулся и потрясенно оглянулся на стену позади себя.

— Что это не ты? — понятливо уточнила Вальбурга, сдержанно улыбаясь.

— Да… Да, точно, — Том удивленно смерил взглядом свое лицо, замершее в глупом недоумении в зеркале. То, что секунду выглядело бессмыслицей, оказалось на поверку настоящим открытием. — Мне казалось, что я вижу не себя. Или, не знаю… Себя, но другого. Снаружи я притворялся обычным, а внутри знал, какой я на самом деле и поэтому…

Он резко обернулся на Вальбургу и захлопнул рот так резко, что, если бы его губы были отлиты из метала, по комнате бы прокатился раскатистый гул.

Вальбурга смотрела на Тома прямо, чуть сузив и без того узкие глаза, и маленькие черты ее лица сжались.

А Том смотрел на Вальбургу и видел себя.

Странное, дурацкое ощущение!

Он болезненно четко видел черную худую фигурку с прямой спиной, белые, как снег руки, и презрительные черные глаза. И видел себя.

Полная бессмыслица.

— Забавно… — протянула Вальбурга, не замечая его метаний. — И когда ты узнал, что ты… — Она запнулась. — Мракс?

— В школе. Изучил кое-какие книги.

— Было проще спросить Олливандера, — хмыкнула она.

— Гаррика?

— Да, — едко ответила она. — А ты не знал? Олливандеры продали палочки ни одному десятку поколений Хогвартса. Они помнят каждого, ведут книги учета… Когтевранцы.

— Я понятия не имел, хотя… хотя это было бы логично.

Вальбурга поджала губы и вскинула голову, глядя на Тома сверху-вниз. Никто в Хогвартсе не смотрел на него так уже несколько недель.

— Что? — спросил он.

Она искривила бледные губы в некрасивой улыбке.

— То, — бросила она. — Что ты понятия не имел.

Повисла неприятная, прохладная тишина, в которой звон чашек в руках Кикимера сделался донельзя довольным и звонким. Он все никак не мог разлить по кружкам чай, хотя прошла уже целая вечность.

Вальбурга, ожидая от Тома оправданий, наконец не выдержала и вспыхнула, как фитиль.

— Ты ни о чем понятия не имеешь! Ты хоть знаешь, что происходило в школе, пока ты ходил по коридорам и рассказывал всем, что владеешь парселтангом?

— Я слышал кое-что про размолвку Блэков и Кэрроу, — равнодушно отозвался Том.

Внутри разлилось знакомое чувство, смутно похожее на изжогу, но на деле ничего общего с ней не имеющее.

— Ах, ты кое-что слышал!..

Вальбурга, за какое-то жалкое мгновение взъяренная до состояния раненного буйвола, вскочила с кровати и принялась ходить по спальне туда-сюда. Шлейф ее платья покорно следовал за ней ровной черной кляксой.

— В этом-то все и дело! — быстро и горячо говорила она, хотя голос ее умудрялся звучать приглушенно и даже учтиво. — Ты приходишь сюда, из ниоткуда, в каких-то обносках, устраиваешь конфликты, плюешь на чужое мнение, на традиции, а потом просто… — Она обернулась на каблуках, вперившись в Тома глубокими жуткими глазами. — Просто бросаешь нам в лицо свое происхождение, и все падают тебе в ноги! И считаешь, что это делает тебя одним из нас?!

Она всплеснула руками, совершила еще один круг по спальне, пока Том, которого начинало изрядно трясти от ее эмоций, поворачивал вслед ей голову, как страус.

— Ты позволяешь себе не замечать того, что происходит вокруг, а это между прочим — важно!

— Важно? — усмехнулся Том, который просто не сдержался. — Обычные… — Он сделал паузу, но все-таки сказал: — Куриные бои.

Брови Вальбурги взлетели вверх, и она разом посерела, сжимаясь как будто перед взрывом.

— Вот как, — холодно, тихо и очень отчетливо сказала она. — Вот как. Хорошо, я объясню тебе.

Кикимер наконец-таки налил чай и поставил его на складной столик около того места, где недавно сидела Вальбурга. Одну чашку. Затем глянул на хозяйку, но та недовольно дернула уголком губ, и Том спустя минуту получил и свою.

— Ты полагаешь, что ты особенный, — по-прежнему тихо, но теперь совершенно не скрывая жгучей, почти детской обиды, заговорила Вальбурга. — Что ты выше нас. Будто мы все ряженные, избалованные дети, осыпанные золотом, а ты — непризнанный и несчастный. Но это не так. Ты понятия не имеешь, что такое быть нами. С самого рождения нас учили быть чистокровными. Сколько кругов я отходила по дому с книгой на голове, беспрестанно делая эти дурацкие книксены! С пяти лет у меня были лучшие профессора и я знать не знала ни о каких играх, потому что училась с раннего утра и до позднего вечера. Мы ездили с маменькой на приемы и в гости, и всякий раз мне было так страшно, что я перепутаю вилки, что я боялась есть! А ты сказал несколько слов на змеином, и теперь получил все то, к чему я шла годами! И вот теперь, — она вновь села на кровать, воинственно взяла в руки чашку и сделала короткий глоток. — Ты говоришь про нас с таким презрением, будто мы тебя недостойны.

Том коротко, незаметно, утер со лба пот.

— Разве это не так? — чуть треснувшим, хриплым голосом спросил он. — Вы так мелочно и подло мстите друг другу, но в этом нет никакого смысла.

— Думаешь, что будет, когда Дорея покинет школу? — Вальбурга горько улыбнулась. — Все они накинутся на меня. Думаешь, мой отец защитит меня? Кэрроу — наркобароны. Они спонсируют его… хобби. Он будет молчать.

— Наркобароны?

— Ну конечно, — язвительно фыркнула Вальбурга. — Еще одна маленькая деталь.

— Я слышал об этом, но…

— Но не придал значения, — фыркнула она. — А между прочим, зря. — Вальбурга начала успокаиваться. — Сейчас мы просто школьники, но то, как я заявлю себя в обществе, повлияет на мою жизнь на старших курсах. А потом — после выпуска. Дам слабину сейчас, и меня распнут. Дело не в том, что я — Вальбурга. Дело в том, что я — Блэк. А мы, Блэки, обязаны напоминать всем о том, кто мы такие.

Том хмыкнул. Не так давно он сказал самому себе диаметрально противоположную фразу.

— И поэтому вы лжете, ябедничаете и язвите.

— Надо же… — Странная улыбка набежала на белое лицо и тут же сгинула. Вальбурга отставила кружку и едко взглянула на Тома. — Какое пренебрежение. Лучше было бы… затащить Кэрроу в Запретный лес, да, Том?

Реддл сощурился, глядя на холеное, довольное лицо хозяйки дома.

— Не стоит, Том. Ты, кажется, в очередной раз забыл, что попал на Слизерин. Быть может, мои магические способности слабее твоих, но умом я тебе не уступаю. Отец рассказал, как странно умер тот мальчик. А когда оказалось, что ты можешь управлять змеями… — Она хмыкнула. — Все стало на свои места.

— Вот как.

— Именно так.

— И…

— Да. Конечно. Думаешь, почему он пригласил тебя сюда? Из-за твоего парселтанга? Глупости. Он просто увидел в тебя себя. Ты такое же уродливое, эгоистичное, самодовольное чудовище, как и он.

Последняя фраза ядовито сошла с языка Вальбурги, и она отвернулась.

Разговор был окончен.

Том быстро-быстро перебирая ногами добрался до верхних этажей, где в роскоши и оранжевом свете утопал кабинет Поллукса и чуть не забыл постучаться перед тем, как войти.

Беседа с Вальбургой нехорошо разворошила его чувства. Неприятное ощущение, будто его поставили на место и поставили заслуженно, грызло изнутри.

Молодой Блэк покивал Тому добродушно, коротко указал на софу у стены и принялся колдовать над бумагами на столе.

Его лицо, теплое, с мягкими приятными чертами излучало фанатичное веселье, что бы он ни делал и на кого бы ни смотрел. Со спины Поллукс мало чем отличался от мальчишек-старшекурсников, кои расхаживали по коридорам Хогвартса. Его кудрявые русые волосы до плеч, худая спина и длинные, мускулистые, но по-юношески худые руки так не шли его глазам.

Прозрачным, ясным, безумным.

Но что коробило больше всего, так это двойственность.

Глаза говорили Тому, что перед ним улыбчивый, ясный человек с живым и ловким разумом.

А внутри… не было ничего.

Словно здесь, в этой комнате, полной отсветов огня, дорогого дерева и мягких ковров Том был совсем один.

— Ты позволишь, — Поллукс наконец уселся в свое кресло, которое странным образом стояло не за столом, а прямо напротив софы, — быть с тобой честным? — и он улыбнулся еще шире, не размыкая губ.

Том попытался кивнуть, но не смог.

Просто смотрел, как прикованный, в глаза Поллукса Блэка и молчал. Наверное, в этом доме у всех была дурная привычка начинать разговор до того прямо, что казалось, будто тебя ударили под дых.

Поллукс лишь хмыкнул, пригладил длинными пальцами свое колено и вольготно раскинулся в кресле, закинув ногу за ногу.

— Я знал, что ты не отвергнешь приглашение. Конечно, ты новичок, но основные правила, они… — Поллукс вздохнул. — Они всегда так просты. Так очевидны. Да? — Он чуть пожал плечами, вздыхая со счастливым выражением на лице. — Есть короли. Есть пешки. Есть слуги. Есть сторонники. Сложно перепутать.

Поллукс бросил короткий, быстрый взгляд на Тома из-под челки, и Реддл вдруг вспомнил, что Поллукс был старше его всего… на сколько? Лет пятнадцать? Шестнадцать?

— Дело в том, Том… Том-Том! — Поллукс хохотнул. — Дело в том, что у тебя есть имя, Том. И у меня тоже есть имя. Твое имя сильнее моего. Но у меня больше денег. Понимаешь?

Теперь Том кивнул.

Это было ясно.

— Ты, конечно, владеешь парселтангом. И ты, возможно, последний наследник того, кого мы чтим так рьяно. Но вот в чем дело, Том… Ты беден.

Поллукс уставился прозрачными, как лед, глазами прямо на Тома, что замер в оцепенении на софе. Его пальцы собрались в тот жест, какой случается, когда человек собирается ими щелкнуть, но Поллукс замер. И его пальцы оставались недвижимыми вместе с ним.

— Вы хотите меня купить? — хрипло спросил Том через некоторое время, когда тишина стала такой, что, казалось, разорвет изнутри.

— Я предлагаю сделку, — вкрадчиво произнес Поллукс, чьи пальцы наконец пришли в движение и теперь будто перетирали меж собой невидимую мошку. — Ты ведь умный парень, да? Я помню себя в твои годы. Все вокруг пили, курили, имели красивых девчонок и думать могли только о том, куда бы слить свои излишки. И все бы ничего, но чуть позже, через пару лет они начали влюбляться в них. В тех, в кого они… сливали. Ты, верно, думаешь, что и я был таким. Я знаю, какие истории гуляют про мою семью. Про Вальбургу. Про… Ирму, — он скривился, будто с трудом отыскал в памяти это имя. — Все верно, Том. Я был не сдержан одно время, но когда отец велел мне жениться, я ясно понял, что это будет последний раз, когда я сыграю по чужим правилам.

Поллукс поднялся из кресла и начал по-павлиньи расхаживать туда-сюда, заложив руки за спину.

— Когда отец умер от какого-то глупого недуга, я понял, что наше имя, — имя Блэков, — красивый флаг. Но флагом не укрыться от холода. Его не съесть на обед. Им не убить врага, разве только задушить… Все решают деньги. Деньги и имя — хорошая комбинация, и я бы хотел ее усилить. С помощью тебя.

Он обернулся и снова уставился на Тома, не убирая с лица своей бессмысленной, приклеенной улыбки. Казалось, оторви ее, и за ней окажется только засохшее, пресное мясо.

— Что взамен? — просто спросил Том, впервые чувствуя себя удивительно спокойно и в себе.

— О! — Поллукс сцепил пальцы в замок перед собой. — Существует проблема, Том. Грязная кровь. Старая, как мир, проблема, старая, как мир… Всем кажется, что мы слишком усердствуем, пытаясь разрешить ее, но мы просто не можем иначе, понимаешь? Мы никак не можем рассказать об истинной причине нашего беспокойства. Все непросто… — Поллукс начал нервно ходить по странной волнообразной траектории, и вслед за ним шагала его тень. — Я бы хотел… Я бы хотел… Ох, ты не представляешь даже, что у меня за планы! Грандиозные! Вот такие! — Он наконец рухнул в свое кресло и опять уставился на Тома, как обожравшаяся змея.

— Вы хотите восстание поднять? — осторожно и очень тихо уточнил Том.

— Угу, — кивнул Поллукс. — Я хочу. Но вот в чем дело, Том. В любом восстании важен лидер. Идейный символ! Глупые люди стремятся находить вдохновение в сущих пустяках, но как же им отказать… Я не могу быть идеей, Том. Вальбурга не может. Мы — кость в горле. Загнившая рана. От нас бы избавились давным-давно, но не станет Блэков — и целый пласт истории уйдет в небытие. Они не могут позволить этому случиться. Другое дело — истинный Слизерин. Настоящий. Непредвзятый. Появившийся из ниоткуда, как вестник. Как пророк. Как знак! — Поллукс наклонился к Тому и с явным удовольствием сказал: — С этим работать можно.

Он вновь откинулся на спинку, широким размашистым движением, так что Том едва успел его разглядеть, схватил со стола бокал и залпом осушил его. Он был безумен.

— Тебе сейчас может показаться, что ты очень силен. Все преклоняются пред тобой, и это, конечно, внушает ложное, но безусловно приятное ощущение. Однако, сейчас ты просто часть нашего мира. Не самая важная, но с неплохим потенциалом. Ты можешь ходить по школе, избавляться от недругов, блистать на уроках, но ты одарен слишком щедро. А потому вскоре тебе станет скучно. И ты начнешь совершать глупости, растрачивая себя понапрасну. Оттого-то, Том, я и предлагаю тебе сотрудничество.

— Вам тоже стало скучно? — спросил Том, просто чтобы спросить хоть что-то.

— Очень, — сознался Поллукс с невинной улыбкой. — А потом на меня обрушилась информация… Ну, знаешь, такая информация, которая меняет всю твою жизнь. Знание. И ты больше не можешь просто прожигать свои дни в никуда, потому что не можешь забыть.

— Я не понимаю.

— И не нужно, — щедро махнул рукой Поллукс. — Это придет потом. Я расскажу. А сейчас… Я хочу купить тебя, Том, — все с той же улыбкой, но теперь тихо, вкрадчиво и абсолютно равнодушно сказал Поллукс. — Я дам тебе денег. Я тебя взращу. Покажу то, о чем ты и не догадываешься. А потом мы кое-как используем тебя.

Поллукс отставил бокал, улыбнулся Тому так, что уголок его губ неправильно искривился и пополз вверх, и с нежностью добавил:

— Ради общего блага.

Особняк Кэрроу напоминал белокаменный маяк, светлым облаком выплывающий из елового моря. Глухой лес волнами накатывал на черную зубчатую ограду, тянул сквозь прутья пушистые ветви и уходил корнями глубоко под землю. Поговаривали, что древесные корни жирели от пролитой здесь крови и плотной сетью схватывали землю под целым домом, грозясь и вовсе пробраться наверх, и пробить пол.

Высокие узкие окна с витой рамой на первых этажах темнели, но на самом верху, где располагались хозяйские спальни и круглая башня, еще не спали, и персиковый свет розовыми пятнами падал на стены. По низу раскинулся темнеющий сад, беспорядочный, пышно-зеленый, с россыпью оранжевых, желтых, бирюзовых, алых цветов. Белеющие соцветья орхидей в стеклянных душных оранжереях замерли на цветоносах, будто огромные бабочки.

Луна вплыла в прореху облаков, и на мгновение на стенах вспыхнула мерцающая вуаль из длинных цепочек букв и слов. Дорея завороженно остановилась, и голубое сияние облило ее с ног до головы бледным светом.

— Это защитные чары?

— Да, — Чарлус нервно закурил, оглянулся, но лес молчал, таясь в ночной прохладе. — Говорят, их наносили вражеской кровью. Правда, Мелисса считает, что в лучшем случае эта была кровь домовиков. Или крыс.

— И как мы через них проберемся? Я видела разную магию, но такую — никогда, — Дорея протянула вперед руку, сморгнула и обернулась к Чарлусу. — Если не знать ключ-пароль, нас просто изжарит.

Чарлус весело усмехнулся, приминая ногами снег, подошел к терпко пахнущему дереву и положил руку на его шершавый ствол. Луна, медленно истаяв, укрылась под полночным полотном беспокойного неба.

— Вот эта красавица, — донесся до разом ослепшей Дореи хриплый голос Поттера, — кое-что умеет. И вон та тоже, — он ткнул пальцем впереди себя. — И эта. И эта. И вон та.

Дорея оборачивалась вслед за его движениями, пока безликие стволы деревьев не слились в сплошное кольцо.

— То есть, все? — шепотом спросила она.

— Да, все. Каждое из этих деревьев только и ждет, чтобы воткнуть тебе свой корень в спину. Только сунься к Кэрроу, и тебя растащит на части. Это похуже Гремучей Ивы… Хотя у них и она есть, как раз под окном Мелиссы. — Поттер задорно вспыхнул спичкой, и его лицо на миг пропало в пелене дыма. — А если у тебя получится сбежать, что вряд ли, то ты сгинешь в глухом лесу. Погибнешь от голода, или сломаешь ногу, и тебя кто-нибудь сожрет.

— Я могу трансгрессировать.

— Не можешь, — Чарлус подал раскуренную сигарету Дорее, и та сжала ее нервно дрожащими пальцами. — Ты можешь зайти, но не выйти. Я забыл об этом предупредить?..

Дорея только фыркнула, еще раз обернулась вокруг своей оси. Не будь впереди особняка Кэрроу, и она бы уже заблудилась. И не выбралась бы, даже если бы граница леса пролегала от нее в нескольких футах. Блэк тоскливо подняла голову, туда, где исполинские еловые ветви заколыхались от ветра, словно смеясь над ней. Черные прямые стволы устремлялись ввысь почти до самого неба и сквозь длинные острые иглы едва проглядывали облака.

День, ночь, — без разницы.

— Но! — Чарлус вскинул вверх указательный палец. — Тебе повезло, что ты со мной! Ведь я знаю, как туда попасть!

— Действительно. Какая невероятная удача, — сардонически усмехнулась Дорея.

— Во-первых, в любом доме найдется потайной ход, на случай если ты захочешь незаметно выйти. Во-вторых, он, конечно же, хорошо защищен, чтобы не было соблазна его случайно найти. И в-третьих…

— …мне кажется, я знаю, где он находится, — кисло вздохнула Дорея, аккуратно отряхнула длинное, до самой земли пальто, и отдала Поттеру окурок.

Ни колдовать, ни сорить здесь совершенно не хотелось.

Поттер фыркнул, спрятал пачку в полурасстегнутую кожаную куртку и потер ладони. Затем перетянул волосы резинкой и достал из кармана палочку. Прямой толстый луч света выхватил неровный строй деревьев впереди и желтым пятном зашарил по округе.

— Ты что! Прекрати колдовать, нас же заметят! — мигом зашипела Дорея, перехватила его палочку и с удивлением уставилась на нее. — Что это?

— Фонарь, Мерлиновы трусы. Это просто фонарь, Дорея.

— Я… я не понимаю. Как он работает? Это артефакт? Он зачарован?

— Да, — кивнул Чарлус. — О его создании задумались еще во времена великого мага Эдисона. Он использовал труды зачарователя Ампера в попытках подчинить энергию света. А еще, до того были созданы огромные и неповоротливые сосуды, в которых источником света служило зелье. Но они были слишком неудобны, и вот тогда-то скромный колдун Дэвид Майзелл…

Заинтересованная Дорея внимательно слушала, пока не поймала крохотную, ехидную смешинку в глазах Поттера, готовую перерасти в настоящий пожар.

— Ах ты!..

— Эй, эй, эй! Не бей меня, ладно? — смеялся Поттер, перехватывая ее руки в черных перчатках, источающие аромат лаванды и жасмина. — Это просто электрический фонарь. Магглы такое любят.

Дорея еще раз ударила его для порядка по спине, спрятала руки в муфту и насуплено кивнула на особняк.

— Нам стоит поторопиться.

— Да, но тебе придется пригнуться.

— О чем еще ты мне не сказал? Термиты-убийцы? Гремучие змеи-гиганты? Может быть, ядовитое озеро, через которое придется прыгать? О, Мерлин!

Дорея пребольно ударилась макушкой о сырой бугристый свод пещеры и в бессилии прикрыла глаза. Что-то мокрое и вязкое в довершение упало ей на голову.

— Это всего лишь низкий потолок, Дорея, — веселился Чарлус.

Дорея все время глядела под ноги с выражением крайнего омерзения на узких и нежных губах, и Поттер бесшумно посмеивался над ней. Время от времени он оглядывался, цепко охватывал глазами ее лицо и точеную шею в окружении мехового воротника, и отводил взгляд, прежде чем она поднимала голову.

— Здесь грязно. Сыро. Повсюду… крысы!

— Когда в следующий раз будем пробираться в чужой дом, я куплю тебе повязку.

— Для головы?

— Для рта.

От следующего удара он легко увернулся, сверился с памятью и на развилке свернул налево.

Ходы испещряли Кэрроулинн-Холл во всех направлениях. Заплутав здесь, вполне можно было либо сгнить в глухой темноте, либо случайно выйти в винный погреб или спальню Кэрроу во время пикантного момента.

Впервые Чарлус побывал здесь летом, когда прятался от собственных родителей после произошедшего с Юфимией, Мелисса показала ему пещеры по случаю какого-то дурацкого шотландского праздника, который они провели в ближайшей деревне вусмерть пьяные. Перед этим они вдоль и поперек излазили туннели, и Поттер был готов поклясться собственными яйцами, что ходы с тех пор неуловимо изменились. Повороты, коридоры и спуски сохранились до последней трещинки, но кто-то словно взял их в ладонь, как горсть камешков, перемешал и бросил обратно. И только ключевые фрагменты оставались на местах.

Выщербленный камень впереди оскалился в свете фонаря, и Чарлус явственно увидел в очертании выступов кроличью морду. Одну такую Мелисса в прошлый раз водрузила на какой-то языческий алтарь в самой гуще леса.

— Мы пришли, — шепнул он, оборачиваясь и кивая головой на замаскированную дубовую дверь. — Здесь придется кое-что сделать.

Вдвоем они выбрались в небольшую полукруглую комнату с куполообразным потолком.

— Мы же внутри дерева? — обреченно уточнила Дорея.

— Да, и прежде чем оно нас выпустит, его надо об этом попросить.

Широкий короткий нож разрезал кожу Чарлуса, как бумагу. Багряная полоса мигом набухла, и когда он перевернул ладонь, кровь часто-часто закапала на тонкие корни. Они сжались на мгновение и расслабились, едва уловимо белея.

— Очаровательно, — молвила Дорея, неприязненно наблюдая, как дерево пьет кровь и довольно набухает.

Она отвернулась, решительно переступила через светло-коричневые ростки и дернула дверь на себя. Та поддалась гладко, без скрипа, и тут же захлопнулась. Блэк, приподняв брови, уставилась на кровоточащую ладонь Поттера перед самым своим носом.

Обернулась, привычно вскинула голову вверх и улыбнулась ему, как пятилетнему дебилу.

— Это все очень романтично, Чарлус. Но если ты решил, что крысы, грязь, слизь и твоя прокисшая кровь меня впечатлили, то нет.

— Поверь мне, Дора, фригидные сучки в ворохе мехов и траурных нарядах меня тоже не вдохновляют. Даже позабыл, что ты женщина.

Они мило улыбнулись друг другу, после чего Чарлус отнял от двери руку и принялся перематывать ее шарфом.

— Ты останешься здесь, — пояснил он, затем приоткрыл дверь и указал наверх, прежде чем Дорея начала возмущаться: — Видишь окно? Под самой крышей? Гремучая Ива — единственный способ туда попасть. Будь ты в короткой юбке, я бы без вопросов предложил тебе лезть первой, но смотреть все равно не на что, так что…

Дорея со всей силы отвесила Чарлусу пощечину, он молниеносно и невесомо чмокнул ее в ледяную щеку и скрылся снаружи.

Гремучая Ива вольготно раскинула свои костлявые уродливые ветви. Они смирно покачивались из стороны в сторону на ветру, перечеркивая белую луну черными зигзагами. Чарлус взбирался по ним, зажав в зубах фонарь, подцепляясь жилистыми руками за ветви и постоянно оскальзываясь на мокрой коре. С час назад с неба пролилась жидко-снежная гадость, и все вокруг стало склизким.

Дерево недовольно кряхтело под Чарлусом, но кровь с его ладони пропитывала шарф и оставалась на шершавых ветках, что почти урчали от сладко-соленого лакомства. Ива, наконец, кончилась, а башня только началась. В прошлом году здесь был плющ, но Кэрроу от него избавились. Зато остались многочисленные выступы камней и проклятое гриффиндорское бесстрашие.

Чарлус глянул вниз, на мокро блестящую, слабо сияющую стену, чуть не сблевал от страха и восхищения, и полез наверх. Родительский дом в Лондоне не мог похвастаться большой высотой, и с его крыш только и виднелись что вычурные громоздкие головы соседних зданий. Поттер мальчишкой часто забирался на черепичную крышу, но ему все было мало. А затем он приехал в Хогвартс, обнаружил в нем Астрономическую башню и с тех пор навсегда заболел вершинами.

Вид с Кэрроулинн-Холла открывался потрясающий. Океанская синь голубых елей затопила особняк со всех сторон, словно затерявшийся остров. Ни дороги, ни тропинки, один лишь глухой, пушистый ковер зачарованных деревьев в диковинном свете беломорита. Сейчас, вблизи, Чарлус видел, что поместье, как единый огромный организм, тихо, размеренно дышит, и по голубоватым прожилками пробегает прозрачный огонь.

Окно Мелиссы было открыто, и ветер рьяно трепал занавески и путал пергаментные листы на рабочем столе. Поттер перелез через подоконник, спрыгнул вниз. Шнурованные ботинки мягко ударились о пол и наступила тишина.

Мелисса лежала на кровати в розовой майке и таких же трусиках, лениво читала какие-то глупости, подперев голову рукой, и покачивала босой ступней с розово накрашенными ногтями.

Поттер подкрался близко-близко, протянул руки к ее совершенно очаровательной заднице… и получил ступней в лоб.

Мелисса перевернулась, уперлась в него ногой и сладко улыбнулась.

— Ты забыл, кто я, милый?

— Один-один.

Они обнялись коротко и крепко. Чарлус вдохнул нежный цветочный запах знакомых духов, она в знак приветствия прошлась по его шее языком.

— Ты пришел меня спасти? Забрался в башню и не можешь найти дракона? — фыркнула Мелисса.

— Ты и есть дракон, моя принцесса. Эй, а это что? — Чарлус наклонил голову, отвлекаясь от теплых обнаженных коленок.

— О, это? — Мелисса делано хохотнула. — Родители решили, что мне больше нет доверия.

Поттер потянулся, протянул веревку между пальцев и нахмурился. Веревка плотно окольцовывала Мелиссу за лодыжку и была намертво примотана к ножке кровати.

— Я полагаю, у нее магическое происхождение?

— Конечно же, нет! Просто я так боялась упасть с кровати, что решила себя привязать, — она всплеснула руками. — Естественно, магическое, идиот!

— И ты, похоже, на пределе? — Чарлус ухмыльнулся.

— Даже не думай, — отрезала она, теперь уперевшись в его грудь растопыренной пятерней. — Я тебе не хилая девица, которая течет от одного взгляда. В тринадцать отец уже брал меня на серьезную охоту. Мы стреляли куропаток и свежевали оленей. Ножом, Поттер. Свежих. Мертвых. Оленей.

— Я понял, понял, — Поттер поднял руки. — Собирайся.

— Что?

Чарлус удивленно оглянулся.

— Ты же не думала, что я так тебя оставлю? Не отвечала мне целую вечность! Я уже забеспокоился, где искать нового дилера.

Мелисса закатила глаза, села на кровати, подтянув к себе ноги и обняла их руками.

Маленькая девочка в кукольной комнате с камином, бело-розовыми стенами и кроватью под балдахином. Смятый белоснежный плед валялся рядом и стекал на ковер, как загустевшие сливки. Невинно-белый образчик бессмысленного насилия над маленькими несчастными песцами.

Чарлус прошелся по комнате туда-сюда, заглянул в глаза жутким фарфоровым куклам, что таращились на него с трюмо, потрогал руками лепнину в углу и невесть зачем постучал пальцем по стене. Мелисса неотрывно следила за ним.

— Это правда лунный камень? — наморщился Поттер. — Целый дом из лунного камня?

— Да, — сказала, как выплюнула. — Целый дом, Поттер. Представляешь, сколько подростков загнулось от ломки, продало последние родительские деньги за дозу, чтобы у меня была своя комната из лунного камня?

Поттер обернулся, хмыкнул и покачал головой.

— Будто ты сожалеешь.

— Никогда.

Мелисса соскочила с кровати, легко, как нимфа, прошлась по ковру и взялась за щетку. Мягкие волосы распушились, как шерстка песца, и она принялась ласково разглаживать их, водя туда-сюда тонкой ручкой. Веревка змейкой тянулась за ней.

— Ты пришел сюда один? — проницательно спросила Мелисса.

— Нет. Привел небольшую подмогу. Когда будем прыгать из окна, нас поймают.

— Ха! Я так и знала, — она положила щетку на место и теперь взялась за своих кошмарных кукол. — Маленькая птичка Блэк разжалобилась и пришла меня спасать.

— Она хочет помочь.

— Ненавижу наивных, — брезгливо поморщилась Мелисса. — Не люблю лицемерных. Тупых тоже не люблю. Но вот наивных… просто ненавижу.

— Она сожалеет, что из-за нее ты оказалась вдали от дома, — примирительно сказал Поттер.

Мелисса вскинулась, внимательно, пристально посмотрела на Чарлуса, и ее лицо как наизнанку вывернулось от самодовольства.

— Она тут не причем. Совершенно не приче-е-ем… — У красивой куклы со смоляными волосами хрустнула рука. — Маленькая глупая Дорея даже не понимает, что была вне игры задолго до.

— Тогда в чем дело?

— Я, видишь, ли не могу иметь детей после того зелья, — милостиво поделилась Мелисса с куклой.

— Я догадался.

— Какой умница. А почему я выйду за Герберта, ты тоже догадался? — она подняла глаза и поджала губы, сделав это свое карамельно-детское выражение, от которого Поттера тошнило.

— Я не знаю… — Чарлус постучал пальцами по трюмо. — У вас инцест? Ты любишь его, но боишься в этом признаться?

— Очень смешно.

Мелисса вернула куклу на место, вскочила и с разбегу влетела на кровать. Она сладко потянулась, перевернувшись на спину, и раскинула руки.

— Я не могу иметь детей, Поттер, — громко сообщила она с кровати, — так что в обычный брак мне вход заказан. Такие вещи проверяются до свадьбы, и если отец солжет, он потеряет целую кучу денег. Кучу лунного камня. Или дом. Но ему нужен наследник.

— Герберт не его сын?

Мелисса пожала плечами.

— У тебя есть сигареты? Они все у меня отобрали.

Поттер кинул ей пачку, закурил сам, и украдкой повернул ближайшую куклу лицом в стену. Осталось еще одиннадцать.

— Так вот, — Мелисса снова уселась и хорошенько затянулась. — Герберт — его сын и не его. По крови он Кэрроу, но когда дело доходит до охоты, у него дрожат руки. В августе мы гоняли белок, и отец взял одну и вручил ему прямо в руки. Принес на блюдечке. Сказал: «Сверни ей шею». Герберт не смог.

— Не могу сказать, что считаю это за слабость.

— Мне наплевать, что ты там про это считаешь. Такой человек не может вести бизнес и уж тем более не может продавать богатым деткам героин.

— Вы не продаете героин, — хохотнул Поттер с видом «мне-то не заливай».

— Мы продаем все, — Мелисса внимательно посмотрела на Чарлуса, и его улыбка померкла. — В начале прошлого века волшебники дурно относились ко всему маггловскому, сейчас всем наплевать. Лет двадцать назад от героина не было толку, но как только его повсюду запретили и изъяли из аптек, совет акционеров перехватил инициативу.

— И вы действительно продаете маггловские наркотики?..

— Я же сказала, Чарлус. Мы продаем все.

— Мерлинова срань.

— Я куплю ее, если она у тебя есть.

— Ха-ха.

— Ладно… Так вышло, что у отца есть родная сестра. Прямо скажем, страшная, как мое будущее. На самом деле, она не так уж и уродлива, но она с детства считала себя отклонением, и это не пошло ей на пользу. Одевается в мешки, на голове монашеский пучок, в глазах — отчаяние. Словом, стареющая аристократка, на которую никто не клюнул.

Мелисса сползла с кровати и беззастенчиво завертелась перед зеркалом, удовлетворительно кивнула своему отражению и начала расхаживать по комнате по следам ботинок Чарлуса, роняя пепел в длинный белый ворс.

— Она так отчаялась, что влюбилась в какого-то маггла. Или министерскую шавку среднего звена. Я не знаю. Опоила его амортенцией, понесла от него, а он взял и умер. Кажется, от амортенции случился передоз, или мой отец его отравил… Но ребенок остался. Не просто ребенок — мальчик.

Мелисса повернулась к Чарлусу и значительно округлила глаза.

— Тогда-то отец понял, что у него появился второй шанс. Не нужно ждать, пока Герберт заведет семью и родит детей. Можно просто взять этого пацана себе прямо сейчас. Четырнадцать-пятнадцать лет, и он станет преемником.

— Если получится его воспитать.

— А, — Мелисса махнула рукой. — С братом родители носились. Лучшие учителя, книги, семинары и летние лагеря. Он чуть с ума не сошел от такой опеки, а когда ему стукнуло десять, признался, что хочет сбежать. Но понимаешь, — она злобно усмехнулась, — у него духу не хватило. Парадокс, да? А меня отец воспитывал иначе. Бросал в лесу, когда мне было семь. Вон там, — она махнула рукой в сторону стены, за которой лежал лес. — Была ночь, снег, чертовский холод, и вокруг ни души. Он дал мне запас еды и воды, и немного теплых вещей. Я пробыла там четыре дня, а на пятый выбралась по ту сторону и побежала в деревню. Думала, что мой отец — чудовище, но он все это время за мной следил, не давал матери делать глупости, хотя она и не… ей всегда было плевать. Так что я люблю его. Очень.

Кэрроу внимательно посмотрела на Чарлуса, исподволь, ожидая его реакции с неясным детским выражением на хорошеньком лице, но Поттер равнодушно молчал.

— Отец решил, что он заберет у сестры сына, как только тот родится, и скажет всем, что я его родила. От Герберта. Он хотел забрать меня из школы позже. Я бы не вернулась после рождества. Но так вышло, что Дорея подкинула ему возможность сделать это раньше и без лишних вопросов. Очень удобно, знаешь ли, он был рад.

— И ты согласишься? На чужого ребенка? На то, чтобы изображать мамулю в шестнадцать лет?

Мелисса пожала плечами, сбросила окурок в камин и туда же отправила куклу с поломанной рукой.

— Почему нет? Никто не просит меня рожать. Я выйду за Герберта, и это позволит мне на равных управлять компанией. Формально главой будет он, но фактически отец поддержит мое назначение. Потом мы воспитаем моего кузена, и когда-то он возглавит компанию.

— Или ты убьешь пацана во сне подушкой, чтобы он не забрал у тебя твое.

— Или так, — не стала отрицать Мелисса. — Ты прав, это тоже вариант. Но пока отец хочет иного, я буду к нему прислушиваться.

— Пока ты его уважаешь.

— Все построено на уважении, Чарлус.

— Пойдем со мной прямо сейчас, — развел руками он. — Мы вернем тебя в Хог. Я поговорю с Диппетом, обеспечим тебе защиту. Я заплачу, если понадобится. Найдем тебе другой дом, и ты сможешь быть живым человеком. Воспитывать своих детей, если захочешь. Построишь свой дом из лунного камня.

Мелисса с серьезной улыбкой посмотрела на Поттера.

На его кожаной куртке засохла грязь, пуговица с рубашки отлетела, верно, где-то на Гремучей Иве, на щеке алела тонкая царапина, и волосы повисли спутанным узлом. А в карих глазах бьется столько силы, словно он может все.

Мелисса подошла к нему вплотную, положила руки ему на грудь и прижалась всем телом. На мгновение стало горячо и знакомо, и запах сигарет смешался воедино с запахом какой-то дурацкой травы. Кажется, той самой, в честь которой назвали ее саму.

— Я люблю свою семью, Поттер, — хрипло произнесла Мелисса, пока они стояли у камина, неловко держались друг за друга и соприкасались носами. — Мне нравится быть богатой красивой сучкой, носить шубы из горностая, смотреть, как жалкие ломанные малолетки мнутся в очереди за новой дозой. Мне все это нравится. Я не знаю, как тебе объяснить. Я, наверное, больная, но я не хочу лечиться. Я хочу всего этого.

Поттер приблизился еще сильнее и прошептал ей в губы:

— Видимо, поэтому тебя привязали веревкой к кровати.

Через мгновение хлесткая пощечина прозвенела на всю комнату. Мелисса поджала губы, отступила и посмотрела почти обиженно, пока Поттер приходил в себя, потирая многострадальную щеку.

— Уходи.

— Ты все время так реагируешь? Любишь абрикосы, говоришь, что обожаешь лимоны, а когда слышишь правду, выкидываешь все абрикосы в окно?

— Просто несравненная аналогия.

— Все твои друзья — в школе! А что есть здесь? Кучка обдолбанных шизофреников? Двинутые родители? Прелести тройного инцеста?

— Я вернусь, ясно? Когда кузен родится, я вернусь в школу. В следующем году.

— Ты ебанулась.

— Я чту свою семью. Понятное дело, что тебе не понять.

Поттер шумно втянул носом воздух.

Мелисса отвернулась от него, и он увидел лишь ее хрупкие, выступающие лопатки и родинку над самой ложбинкой внизу спины. Она переступила с ноги на ногу так, чтобы веревка вокруг ее левой лодыжки была не видна.

— Уходи, — уже глухо сказала она. — Пожалуйста.

Чарлус замялся, секунду боролся сам с собой, а потом плюнул и решительно направился к окну. Напоследок он обернулся.

Мелисса стояла все там же, неловко съежившись и завесив лицо пологом белокурых, похожих на лунный камень, волос. Чарлус вздохнул, вытащил из кармана начатую пачку сигарет, спички, водрузил все это на крышу огромного кукольного домика, помяв его козырек, и вылез в окно.

Дорея расхаживала под домом Кэрроу туда-сюда, как беспокойная птица, и оставляла на свежевыпавшем снеге черные узкие следы. Действие крови Поттера кончалось, и Гремучая Ива уже начала недовольно, голодно ворочать ветвями. Ее ствол гудел, стоило Дорее к нему приблизиться, но ей было наплевать.

Поттера не было так долго, словно Мелисса его расчленила и уже взвешивала органы. Или… о втором варианте Дорея старалась не думать. И так понятно, чем они там могут заниматься.

Поттер вылез из окна как раз в тот момент, когда Дорее начали чудиться чужие приглушенные стоны. В общем, очень вовремя.

Чарлус начал кошмарно опасный спуск по скользкой стене. Всякий раз, как он оскальзывался, сердце Дореи пропускало удар, и она хваталась за Гремучую Иву, как за спасительную соломинку. Поттер спускался неаккуратно, рассерженно цеплялся то за один камень, то за другой, пропускал «ступеньки» и не смотрел вниз.

Под конец, когда оставалось едва ли пол фута до Гремучей Ивы, он не рассчитал расстояние и полетел вниз. Его куртка вздулась пузырем, волосы хлестнули по ветру, и Дорея зачарованно наблюдала его полет.

Как коротка человеческая жизнь. Как просто ее сломать.

— Аресто Моментум! — машинально воскликнула она, прежде чем Чарлус Поттер превратился в темную кляксу на снегу.

Его движение замедлилось, и он плавно опустился в мягкий снег. Дорея склонилась над ним, взволнованно заглянула в глаза.

— Кажется, я идиот, — сообщил он ей. Руки у него дрожали.

— Это да.

— Давно ты вышла?

— С самого начала, как ты ушел.

Поттер усмехнулся уголком губ. Дорея стряхнула с его плеча снег, потянулась к лицу рукой и на миг, — всего на миг, — улыбнулась по-матерински ласково.

А потом лес взвыл, взметая корнями снег в воздух, и весь замок сверху донизу зашелся протяжным громким воем.

— Сигнальные чары!

— БЕЖИМ!

Они ринулись под защиту Гремучей Ивы, едва успели захлопнуть за собой дверь, как ее корни хлестко пришлись по тому месту, где они только что стояли. Рванули вниз по переходам. Чарлус крепко держал Дорею за руку, но она вцепилась в него так, что в этом не было никакой нужды.

Наверху, в светлой персиковой комнате у окна замерла Мелисса. Она набросила на плечи не менее белоснежный халат, сколь и все остальное в этом доме, и смотрела, как в безумном хороводе крутится снег, обращаясь в острые сверкающие иглы, готовые ранить незваных гостей.

Дверь в комнату тихо отворилась.

— Он поверил?

— Да, — равнодушно отозвалась Мелисса.

— Ты не сказала ничего лишнего?

— Только правду.

— Чудесно, дочка, — мистер Кэрроу подошел к ней со спины, обнял за плечи. — Ты отлично справилась. Теперь мы можем снять это.

Взмах палочкой, и веревка опала лохмотьями, что дымкой расползлись по комнате. Мужчина смерил взглядом откровенно маггловскую мятую упаковку с надписью “Marlboro”, задержался на мгновение, но так ничего и не сказав, вышел.

Когда за ним захлопнулась дверь, Мелисса порывисто схватилась за сигареты, щелкнула родной алой “Zippo” и едва не закашлялась. Странное мерзкое чувство затопило ее с ног до головы.

Пока на ее ноге была веревка, она еще могла сбежать. Но как только ее не стало, бежать стало уже некуда.

Том наугад вытянул книгу с полки обширной библиотеки Блэков. Поначалу, она показалась ему небольшой, но с каждым новым шагом и поворотом за очередной стеллаж стены впереди будто отодвигались, и на поверку помещение ни в чем не уступало по размерам тому, что было в Хогвартсе.

Поллукс отпустил Тома, как он выразился «отдыхать», и Реддл уже который час бродил по черному необъятному дому, натыкаясь на огромные медные светильники, картины в толстых рамах из чистого серебра, переливающиеся драгоценным сиянием старинные украшения под стеклами витрин, вживленных прямо в стены…

Дом следил за Томом глазами Поллукса через многочисленные портреты, домовиков и Вальбургу, что темной тенью изредка возникала в конце коридоров, как злобный дух, и, фыркнув, гордо удалялась.

Ее терпению можно было только позавидовать.

Целый семестр она носила в себе злость и только сейчас позволила себе выплеснуть ее на Тома. Но стоит им вернуться обратно и, без сомнения, Вальбурга вновь станет сдержанной, учтивой и совершенно безразличной.

В глубине библиотеки Том наткнулся на престранное сооружение.

Оно просто выплыло на него из темноты, как какой-то затонувший корабль, и свет вокруг немедленно пригас, так что вся прочая комната затерялась в сумраке.

Полукруглая невысокая тумба, на которой друг за другом лежали гербы и предметы, их олицетворяющие. По краям тумбы стояли два тяжелых, объемистых подсвечника с высокими горящими свечами, и свет мягко падал вниз. Гербов было больше десятка. Некоторые, покрупнее, лежали выше прочих, другие, помельче, располагались внизу и сверкали не так благородно и богато.

Над тумбой висел портрет молодого черноволосого юноши с пристальным взглядом узких глаз, узким же длинным подбородком и светлой кожей. Он был облачен в прекрасную небесно-голубую мантию, и на пальце его поблескивал изумрудный перстень.

Том нахмурился. Подошел ближе.

Салазар Слизерин?..

Нет. У того была бородка и тяжелые скулы, а у этого — гладкое открытое лицо и вместо сухого, склизкого самодовольства — выражение величия и непогрешимой благородной уверенности.

Портрет не имел подписи и в отличие от всех прочих в доме Блэков не был живым. Его, очевидно нарисовал либо маггл, либо волшебник, который творил по памяти, может быть, даже просто для себя.

Герб Слизеринов на тумбе лежал прямо по центру. Его узнать было несложно — ровно такой же Том носил на нашивке своей мантии, как и десятки других учеников его факультета.

Рядом, по правую сторону от него — герб Блэков. По левую, — Том прищурился, и его глаза чуть не поползли на лоб, — Кэрроу!

Ни черта себе!

Это многое объясняло. Две руки Слизерина — правая и левая, — каждая стремились изо всех сил доказать свою превосходящую над другой важность. Чем все это закончилось, Том прекрасно видел уже сейчас — грызня, ненависть и презрение. Как глупо.

На полке, что возвышалась на первым уровнем тумбы, лежали символы, которые Том видел до этого лишь мельком. Их было три, и они были как-то связаны с Певереллами, но как именно — Реддл не знал. Что-то насчет преданий и легенд, он не особо обратил внимание в тот раз на данный раздел, потому что был слишком занят поисками истории семьи Мраксов и ее представителями.

Его рука сама собой потянулась вперед, к гербу Слизеринов. Пальцы прошлись по шершавому темно-зеленому полотну, затем по серебристой чешуе кобры, и та налилась холодным белым свечением, будто мурлыкала от легких поглаживаний.

Позади скрипнула половица, и Том резко обернулся.

— Надо же, — фыркнула Вальбурга, наблюдая за Реддлом проницательными, темными глазами. В сумраке ее скулы некрасиво и зловеще заострились. — Дом пустил тебя сюда.

— Что это? — выдохнул Том.

— Алтарь.

— Алтарь?

— Я не собираюсь тебе ничего объяснять. Не моя проблема, что ты этого не знаешь.

— Но ты служишь мне! — он указал пальцем на герб Блэков, что лежал подле Слизеринов, безошибочно угадывая смысл данного расположения. — Иначе, ты была бы…

— Я служу Слизерину! Своей семье! Но не тебе! — зашипела Вальбурга. — Это — ясно?!

— Но я хочу знать!

Вальбурга хмыкнула и с размеренными наслаждением сказала:

— А мне наплевать.

Что-то начала происходить за их спинами. Сгустки энергии, концентрируясь и толкаясь друг с другом, клубились над алтарем. Черный, что веял над гербом Блэков, был почти захвачен малахитовым свечением, расходящимся во все стороны от герба Слизеринов.

Вальбурга долго и пристально смотрела на них, ее глаза щурились, губы шевелились, и под конец черный сгусток вдруг раздулся и разом проглотил сочную зелень, будто ее и не было. Том почувствовал, как внутри что-то робко и печально оборвалось.

— Вот видишь — язвительно сказала она. — Ты слабее меня.

И ушла.

Том напряженно глядел ей в спину, а когда обернулся — ни тумбы с гербами, ни портрета неизвестного волшебника уже не было. Только стеллажи, ссутулившиеся от веса книг и разноцветные обложки последних.

Том проиграл дуэль, и за это дом отлучил его от святая святых. Он вздохнул.

Может быть, Вальбурга и отказалась говорить, но есть еще кое-кто, кто должен знать хоть что-нибудь про произошедшее здесь.

Например, Мелисса.