Червь (джен)

Тяжело. Вес человека, лежащего на мне, не давал дышать. Когда я попыталась и не смогла вздохнуть, в действие пришёл какой-то рефлекторный механизм. Меня выдернуло из бессознательности или полубредового тумана, в котором я находилась. Я попыталась освободиться и, испытывая боль в каждой кости и в каждом суставе, сумела спихнуть с себя тело.

Это был не сон, не темнота бессознательности, однако я не могла рассуждать здраво. Я ощущала дезориентацию, вызванную, наверное, контузией. Мысли казались слишком ясными.

Тело. Отец? Я открыла глаза, но увидела только белый туман. Пыль? Похоже на то, как бывают затуманены глаза по утрам, однако сколько я ни моргала, была видна только белая пелена со смутными пятнами света и темноты. От моргания кожу век и вокруг глаз начало жечь. Очень раздражало ощущение, будто что-то попало в глаза, но сколько ни мигай, легче не становилось. Я повредила глаза?

Зря я смотрела прямо на взрыв. Я думала, что успею увидеть, что происходит, отвернусь и закрою глаза. Очевидно, всё пошло не так.

Отец. Так. Я дотянулась и нащупала его горло. Есть пульс. Поднесла руку к его губам — дышит.

Я не получила тяжёлых травм. Он был жив. Всё остальное узнать будет сложнее.

Придётся использовать зрение насекомых. То, что видят их глаза, не очень хорошо распознаётся моим мозгом, но ничем лучшим я не располагала. Не хотела управлять движениями насекомых или собирать их в рой. Слишком просто в этом случае будет выследить меня и обнаружить Рой, лежащую среди раненых.

Нет, я только смотрела и не двигала насекомых, а чтобы оценить положение, было достаточно нескольких мух. Я почувствовала ветерок. В передней стене здания сейчас зияла пробоина. Вестибюль был уничтожен, большая его часть находилась под открытым небом. Здание окружили черные объекты, которые испускали мигающий свет сверху... сирены? Значит, это спасатели.

Я оценила нанесённый зданию ущерб. Попыталась представить сцену событий такой, какую я успела увидеть. Что там было? Кто там был?

Журналисты столпились у задней части помещения, они последними спускались по проходам позади толпы, когда все повскакивали с мест. Некоторые задержались, защищая оборудование или продолжая съёмку. Я осторожно провела одну муху над этой частью помещения, ощущая раздробленные доски, участки пола, заляпанные кровью, обугленную плоть.

Несколько Стражей оказывали помощь раненым. Очевидно, Стояк спас Стражей, однако не успел позаботиться о себе и сейчас лежал на полу. Сталевар оказывал ему первую помощь. Колесничего не было.

Сюда пришли сотни людей, и многие всё ещё были в здании, когда произошёл взрыв. Что случилось с отцом и ребёнком, связанным в вестибюле? С мэром, кандидатами и директором, которые были ранены и оставлены без всякой помощи после того, как люди, пытавшиеся им помочь, сами были отброшены взрывом в сторону?

Я не могла охватить всю сцену целиком, не собирая значительный рой. Но этого нельзя было делать, не раскрывая моего присутствия, а я была в крайне уязвимом положении.

Я пошарила вокруг, чтобы найти Курта и Лейси.

— Эй, детка, — сказала Лейси, — ты очнулась.

— Ты ранена?

— Совсем немного. Наверное, смещение позвонков. Скорее всего, не о чем беспокоиться, но очень болит, я лучше полежу неподвижно. Я наблюдала за твоим отцом, пыталась понять, дышит он, или мне это кажется. Ты вроде не в истерике, так что, как я понимаю, Денни в порядке?

— Думаю, да.

— Хорошо. Курт без сознания, но цел. Ты Александра поблизости не видишь?

Я несколько раз моргнула. Она не понимает, что я ничего не вижу?

— Нет.

— Хорошо, дорогая. Тебе пока лучше не двигаться.

Я покачала головой.

— Нет. Хочу посмотреть, может, кому-нибудь нужна помощь.

Она взяла меня за руку, собираясь что-то сказать, но поморщилась.

— Что такое?

— Очень больно. Может, не будешь двигаться? Так безопаснее всего.

Я покачала головой. Не могла сказать это вслух, но я прошла через достаточное количество потрясений и получила достаточно травм, чтобы понимать, что говорит мне боль. Я была почти уверена, что серьёзной опасности нет. Нутром чуяла.

Я оставила отца, Курта и Лейси и, опираясь на информацию от горстки насекомых, начала взбираться по лестнице на повреждённую сцену, пытаясь найти раненых на ощупь. Смутный обзор сцены был предоставлен мне осязанием, туманной картинкой от собственного зрения и чувствами насекомых. Какая-то женщина без сознания, как и мой отец. Мужчина, сжимающий низ живота, извивающийся от непрерывных мучений.

Мэр. Я подползла к нему, приложила пальцы к шее. Пульс был, хотя и слабый. Я призвала насекомых, спрятанных в гуще волос, и отправила их вниз по руке, нагибаясь над человеком, чтобы волосы скрыли от окружающих мои действия. Когда насекомые оказались на теле мэра, я отправила их искать раны, отмечая места, где была кровь. Нет смысла шарить руками вслепую. Не хотелось бы наткнуться на нож и вогнать его глубже в одну из артерий. Один из ножей, тот, который пронзил бедро, вышел из раны — вероятно, когда произошёл взрыв — и сейчас ничего не препятствовало текущей крови.

Я стянула свитер с пояса, оставив нож висеть за спиной, сложила рукав и прижала его к месту, куда проник нож. Этого было недостаточно, но я не была уверена, что способна сделать что-то ещё. У меня недостаточно сил, чтобы сжимать его грудную клетку.

— На помощь! — крикнула я. — Помогите кто-нибудь!

Никто не отозвался. Все, кто был в здании, либо занимались своими ранами, либо лежали без сознания, либо уже направлялись к выходу.

К чёрту их.

К чёрту Выверта. Я заставлю его за это ответить.

Да, я видела, как "Выверт" умер. Я не сомневалась, что и другие видели, возможно, даже камеры запечатлели эту сцену. Особенно камеры журналистов. Выверт спланировал это, использовал журналистов, положился на отсутствие связи и на то, что будут присутствовать важные фигуры. Он был слишком аккуратным, слишком озабоченным своим планом, чтобы не учесть все факторы. Да и то, что я знала о его силе, переворачивало представления о произошедшем с ног на голову. Он не начал бы действовать без прикрытия, без второй своей версии, которая оставалось укрытой в безопасности на подземной базе просто на всякий случай, если дела пойдут неважно.

Нет. Может, я и видела, как он умирает, но чем больше я думаю об этом, тем меньше верю в то, что это был именно Выверт.

Снаружи у здания остановилась машина скорой помощи. Я пыталась слушать через насекомых, однако разговора не поняла. Не получалось даже определить того, кто говорил.

Что бы они ни обсуждали, они вошли внутрь. Кто-то из них — как я поняла, полицейские — направились в наиболее поражённые взрывом части помещения: в вестибюль и туда, где были репортёры. Мне казалось, что фельдшера со скорой двигаются по проходам слишком медленно, проверяя раненых.

— Помогите! — выкрикнула я, но голос почти потонул среди возгласов других раненых. Только через минуту или две фельдшер заметил мэра и поспешил ко мне. Размещенный на нем жук помогал мне отслеживать его положение, но больше мне ничего не было известно.

— Я займусь им, — сказала она. Это оказалась женщина.

Я с благодарностью уступила ей место. Было так тяжело прижимать импровизированный бандаж, что когда я прекратила это делать, боли в собственном теле сразу стали ощущаться на порядок слабее.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Тейлор.

Неподалёку застонал отец, словно услышав мой голос. Я получала больше информации от комара, которого я поместила на его сонную артерию, чем от своих ушей. Я не показала, что что-то заметила.

— Тебе бы лучше было не двигаться, Тейлор.

— Мне больно, но не думаю, что серьёзно ранена. Я хочу помочь.

— Что болит?

— Синяки и ушибы. Отец закрыл меня от основного удара, — я показала в его сторону. — Но болит лицо, и, э-э, я ничего не вижу.

— Не волнуйся. Как только разберёмся с тяжелоранеными, мы тебя осмотрим.

— Я жива, — сказала я. — То есть я в порядке. Лучше проверьте моего отца и его друзей, что они не ранены, и помогите другим кандидатам в мэры и директору. Их ранили ножами ещё до взрыва. Всех так же, как мэра. Во время взрыва им пытались оказать помощь. Кто бы это ни был, думаю, они тоже пострадали.

Я говорила бессвязно. Насколько я в порядке?

— Борос! Стадивант! Мэнри! — выкрикнула фельдшер. — Девушка говорит, что здесь, на сцене, пострадавшие с ножевыми!

Я слышала шаги, один из моих жуков натолкнулся на пробегающего мимо человека.

Ничего особенного сделать я сейчас не могла. Я с радостью выдала бы себя, если бы нашла способ использовать свою силу, чтобы помочь людям, может быть, определить наиболее тяжелораненых, но мне показалось, что я принесу больше вреда, чем пользы, как в данный момент, так и в перспективе. Мне оставалось только сидеть, ничего не видя, пока фельдшер обследовал моего отца, а затем кто-то помог ему поднять отца с пола.

Пока работники скорой обследовали состояние людей, остальные начали приходить в себя. Я слышала наполненные болью крики, возгласы и вопли.

Выверт ответит за это. За людей которые пострадали из-за его эгоизма. За то, что поставил меня под удар. За то, что человеческие жизни для него — просто разменные монеты.

— Тейлор, верно? — спросила фельдшер.

— Да.

— Ты притихла. Дыхание очень тяжёлое...

— Это злость. И немного из-за боли. Но я в порядке. Правда. Другим помощь нужнее.

— Другим уже помогают. Здесь много пострадавших, но не у всёх серьёзные повреждения. У тебя ожог на лице, нужно его осмотреть.

— Там репортёры, за сценой...

— Я думала, у тебя проблемы со зрением.

— Я помню, что видела их там прямо перед взрывом.

— Немногие сильно ранены. Меньше, чем ты думаешь. Просто постарайся успокоиться.

Через насекомых я не могла проверить, говорит ли она правду.

Она хочет меня успокоить. Странно, но я была очень спокойна, никаких признаков паники. Я рассердилась, я волновалась за отца, волновалась, что упустила какую-то критически важную деталь в плане Выверта, но паники не было, я не волновалась насчёт ожога, или зрения, или ещё чего-нибудь.

В плане ранений бывало и похуже. Не стоит из-за этого истерить. Конечно, я предпочла бы видеть, что происходит, и не переживать на счёт слепоты. Нет смысла волноваться, что зрение пропадёт навсегда, пока на то нет веских оснований.

Похожим образом я размышляла по поводу возможного конца света. Не стоит переживать из-за него, пока мы не испробуем все доступные способы и не убедимся, что в эпоху, когда бесчисленное количество людей способны нарушать фундаментальные законы мироздания, нет никого, кто способен был бы предотвратить грядущий апокалипсис.

— Я спокойна, — ответила я, как только убедилась, что это правда. Я постаралась сделать глубокий вдох, чтобы доказать это, но не смогла из-за ушиба. Должно быть, взрывной волной меня ударило об перила.

— Но я не хочу, чтобы вы отвлекались на меня. Мой отец...

— Лысый мужчина под лестницей?

— Да.

— Мой напарник осматривает его. Давай убедимся, что ты в порядке. Если ты повредила позвоночник, или есть другие внутренние повреждения, а ты тут "бегаешь", тебе может стать гораздо хуже.

Я закрыла глаза, отмечая, как белая размытая пелена сменилась темнотой. Я помнила, как меня ударил Левиафан, как Панацея выявила внутренние повреждения, о которых я и не подозревала. Я вздохнула, открыла глаза и посмотрела на туманную фигуру.

— Хорошо.

— Мы собираемся положить тебя на носилки, но сможем забрать тебя только через минуту. Мы не оставим тебя одну, но сначала я помогу своему товарищу вынести твоего отца. Мы положим тебя рядом с нашим сотрудником, чтобы он мог одновременно присматривать за несколькими пострадавшими.

— Хорошо.

Меня подняли, затем с большой осторожностью перенесли и положили. Фельдшер говорил с одним из пациентов, предоставив мне возможность поразмышлять.

Зачем?

Вот что меня гложет. Это практически бессмысленно. Ранить людей, подставить меня под удар. Зачем он напал? Это лишь привлечёт внимание героев со всей страны, и нам будет гораздо сложнее контролировать город. Он изменил план? Или были подробности, о которых мне не сообщили?

Что из того, что произошло, было сделано сознательно? Он хотел нанести удар по мэру. Но причём здесь кандидаты? Разве они не были его людьми?

Я рассуждаю не в том направлении. Цирк. Она была частью его плана с самого начала, и он нанял её по определённым причинам. Её силы включали доступ к карманному измерению для хранения предметов. Не понимаю, как это могло тут пригодиться. Она обладала слабым пирокинезом, но его здесь не использовали. Ещё у неё улучшенные чувство равновесия и координация.

Равновесие здесь не пригодилось. А координация? Что позволило ножу, небрежно брошенному через плечо, попасть в Суинки? Если я правильно поняла, то ножи Цирк убили только тех, чьей смерти хотел Выверт. Ранения остальных не были смертельными. Её улучшенная координация дала ей возможность попасть именно туда, куда необходимо.

Убер? Элит? Зачем они были нужны? В тот раз, после боя на благотворительном вечере, Выверт открыл себя в качестве нашего нанимателя, и он был в компании Металлолома, однако тот присоединился к Барыгам — возможно, в интересах Выверта — а Барыги были уничтожены. Сейчас он мёртв.

Это навело меня на мысль, что, возможно, Выверт использовал Убера как замену Металлолома, который тоже носил тяжёлый металлический костюм.

Зачем это было нужно Выверту?

Цирк, Убер, Лит, Колесничий, кандидаты… шестерёнки в огромном механизме, назначение которого оставалось для меня скрытым. Журналисты, я, мой отец и множество людей в окрестностях — мы были всего лишь зрителями, случайными потерями среди гражданских.

Но я не могла понять, почему. Это было покушение на убийство мэра и директора? Чтобы придать веса выжившим кандидатам в глазах публики? В этом не было никакого смысла. Зачем тогда было утруждать себя выдвижением Неформалов и Скитальцев на роль хозяев города? Любое преимущество, которое он мог получить от нашего контроля над территориями, будет низвергнуто хаосом и повышенным вниманием национальных властей, которое он привлёк подобной террористической выходкой. Конечно, внимание будет направлено не на него, поскольку его двойник был убит во время нападения, но полностью суматохи избежать не удастся.

Если всё обдумать, я почти готова была поверить, что взрыв бомбы был преднамеренным. Не знаю, как он это провернул, но совпадение слишком уж удобное: сюда посылают двойника, тот погибает, и "Выверт" может спокойно исчезнуть со всех радаров.

Было над чем поразмыслить. Проходили минуты, а мне нечем было себя занять, кроме насекомых. Ещё время от времени ко мне подходил медработник, чтобы проверить, что я жива и в сознании. Я отправила своих маленьких слуг на обломки, под вывороченные из пола кресла, на человеческие тела и под них. Постепенно у меня сложилась картинка, топографическая карта того, что сделал Выверт. Сосчитать тела не получилось, потому что журналисты были разорваны на куски, под рядами сидений и на краях проходов валялись кости и оторванные конечности.

— Сейчас мы тебя перенесём, — раздался мужской голос.

— Меня?

— Да, просто лежи и не двигайся.

Меня подняли в воздух, перенесли через разрушенную стену в задней части зала. Я чувствовала аромат смерти, смешанные запахи крови и дерьма, разорванных и опалённых человеческих тел, различных жидкостей организма и отвратительной мешанины внутренностей, вывернутое наружу. Запахи казались несовместимыми с прохладным ветерком и мягким теплом солнца на моём лице. Мне пришлось повернуть голову, чтобы солнце не светило на обожжённую кожу.

Разве во время подобных катастроф не должен идти дождь? Разве небо не должно быть затянуто тучами? Казалось неправильным, что всё вокруг было таким тихим, таким спокойным. Такой мирный день — и столько человек погибло, потеряло своих близких, или получило серьёзные ранения. Я закусила губу и сосредоточилась на насекомых, прочёсывая окружающую территорию, пока скорая двигалась к больнице. Фельдшер в машине осторожно проверил моё состояние, задал мне несколько вопросов, касающихся уровня боли, напряжённости тут и там, и проверил, нет ли уплотнений в местах, где могли быть внутренние повреждения.

Было странно попасть в ту же больницу, в которой я была после сражения с Левиафаном. Я направила несколько насекомых на изучение местности — случайные мухи и комары, вряд ли их кто-то заметит, если они не будут попадаться на глаза. На этот раз тут не было ни кейпов, ни синих и красных ярлыков на ширмах, ни солдат СКП, которые следили за порядком и рассказывали персоналу, о ком они заботятся.

Они отвезли меня в отделённую ширмами зону, очень похожую на ту, в которой я была тогда. Вот только сейчас я Тейлор, а не Рой. На мне нет наручников, со мной не обращаются грубо и не пытаются выведать мои сокровенные секреты. Меня тщательно обследовали, посветили светом в глаза и задали множество вопросов. На обожжённую часть, почти четверть лица, нанесли мягкую мазь, и медсестра убрала песок с моей кожи. Было больно, но не более двух по шкале от одного до десяти. А я уже имела дело с десятью.

То, что я не могла видеть, начинало меня угнетать. Левый глаз был хуже, чем правый, но ни тот, ни другой не позволял различить детали, только мутные пятна. Только свет и темноту. Я привыкла полагаться на неестественно широкое восприятие окружающего мира, и сейчас я потеряла одно из своих важнейших чувств.

Как только медработники вышли, за занавеску проскользнула молодая девушка.

— Привет, — сказала она. — Ты жива?

— Лиза?

— Да.

— Пчела-Т.

— Богомол-Р. Ты ослепла. Черт, это хреново, — ответила она.

— Да, — вздохнула я. — Что с отцом?

— Он цел. Я к нему подходила. Он был в сознании и спрашивал про тебя. Кстати, я уже не так сильно ему нравлюсь.

— Ты забрала у него меня. Наверное, он винит в этом тебя, это ведь легче, чем меня обвинять.

— Наверное.

Я поняла, что она подошла ближе, и наклонилась, опустив руки на спинку больничной койки, поскольку посадила комара у неё между лопаток. Она говорила тихо, чтобы никто кроме меня её не услышал.

— Мы можем найти тебе лекаря или кого-то вроде. Похитим кого-нибудь вроде Отилы, чтобы Регент или Мрак могли использовать её силу.

— Отилы нет. Она покинула город.

— Тогда наймём кого-нибудь с исцеляющими способностями.

— Они не захотят приехать в город, именно из-за того, о чём ты говорила с Отилой. Люди знают, что мы захватили город, особенно после того, как мы вышвырнули группы типа Избранников и команду Трещины. Они рассказывают людям, насколько мы опасны, и что мы можем сделать, используя Регента или Мрака.

— У нас есть варианты.

— Я знаю. Я не за себя волнуюсь. Меня бесит то, что случилось. Так много раненых и погибших.

— Многие ранены, погибших мало, насколько мне известно. Но это сейчас не важно. Что у тебя в приоритете?

Я моргнула.

— Отец...

— Он в порядке.

— Моя территория, поджоги?

— Очень аккуратно проделаны, ни одного поблизости от наших реальных логовищ. Никто не пострадал, но я думаю, что в один из твоих бараков закинули коктейль Молотова. Хотя сделано это было так, что люди смогли выбраться.

— А остальные? Мрак...

— Их не было рядом. Мы собираемся скоро с ними встретиться.

— Дина.

— Правильно мыслишь. Мы обсуждали стратегию. И Выверт…

— Он ведь, получается, жив? — спросила я.

— Угу, — подтвердила Лиза. — И, к нашей радости — он, скорее всего, просто счастлив. Всё идёт в соответствии с его планом. А значит, сегодня идеальный момент поговорить с ним и напомнить, чтобы он отпустил заложника. Пойдём, вставай с койки.

Голова кружилась, но виной была не контузия. После всего, что я сделала, после всего, что поставила на кон, мы уже так близко к цели? Я воспользовалась помощью Лизы, чтобы встать с больничной кровати, и она взяла меня за руку, чтобы вывести наружу.

— Значит, мы просто попросим его и будем надеяться, что он будет так добр, что согласится? — значит, придётся прикусить язык и не спешить с обвинениями в том, что он натворил на дебатах.

Лиза заговорила с нормальной громкостью:

— Он не произвёл на меня впечатление человека, который поддаётся эмоциям. Скорее всего, он давно уже решил, отдаст он девчонку или нет. Но я думаю, нам следует попробовать всё, включая разговор с ним, тем более в тот момент, когда он в хорошем настроении. Кстати, аккуратнее со словами, здесь посторонние.

Я кивнула, но остановилась, несмотря на то, что она тащила меня за руку.

— Мы можем сначала зайти к папе?

— Когда я заглянула, его собирались увозить. Я заглянула в бумаги: похоже, его поставили в очередь на МРТ, что связано с его прошлыми внутренними повреждениями от атаки Птицы-Хрусталь.

Я вздрогнула.

Она продолжила:

— Я сказала ему, что постараюсь забрать тебя в больницу моего отца, где стоимость поменьше, если тебя можно перевозить. Если я заберу тебя — значит, у тебя всё в порядке. Ему это не понравилось, но он согласился. Это не значит, что мы не можем остаться, если ты хочешь. Как я и говорила, разница небольшая: свяжемся мы с боссом сейчас или через два часа.

— Но разница всё-таки есть? Небольшая?

— Думаю, да.

Я вспомнила свои недавние мысли о том, что если я оставлю своего отца ещё раз, это может привести к окончательному разрыву.

Сложив всё, что я сделала ради конечной цели — освобождения Дины из плена — хотя… вообще-то, не только ради Дины. Я едва её знала. Нет, должна признать, цели были более эгоистичными. Я думала о собственном чувстве вины, о своей ответственности и преступлениях, которые я совершила, зайдя настолько далеко. Страх, боль и беды, которые я причинила за то время, пока называлась Рой.

Пятнадцать с половиной лет жизни с моим отцом против двух месяцев в роли Рой. Хотя мой отец оставался и там. Он всегда был там, и единственное, что мне оставалось признать — что он не был всего лишь туманной тенью.

В то время как была лишь очень туманная вероятность, что если мы встретимся с Вывертом прямо сейчас, это больше повлияет на его решение освободить Дину.

— Мой отец поправится? — спросила я.

— Он в порядке. Никаких признаков других серьёзных повреждений или боли.

— Тогда идём.

Мы выходили из больницы. На протяжение всего пути я слышала крики.

— В случившемся виноваты мы?

— Нет. Даже не думай так. Мы не знали, не могли знать, и нас там не было.

— Я была. Я могла что-то сделать, но не стала.

— Сделать что? Отбиваться? Помочь Стражам?

— Да.

— Нет. В лучшем случае ты бы просто помешала Выверту. Оно того не стоило. Осторожно, ступеньки.

У меня не было проблемы определить, куда поставить ногу при спуске с лестницы. Обратную сторону лестницы населяли пауки, и я послала несколько мух, чтобы определять начало каждой ступени.

— Забавно, — пробормотала Лиза, понизив голос. — Я хотела предложить тебе программу обучения. Чтобы ты походила некоторое время с завязанными глазами: проверить, не удастся ли нам заставить тебя полагаться на твою силу в способности видеть, довести твои мозги до того состояния, когда они смогут полноценно воспринимать информацию от насекомых. Но, похоже, ты меня переплюнула.

— Ничего забавного, — сказала я. Даже думать не хочу, что будет, если я всё ещё буду слепой, когда придёт время следующего боя.

— Выходим наружу, — предупредила она. Когда дверь открылась, я почувствовала волну тёплого воздуха.

— Машина совсем рядом. Плюс от того, что город в таком состоянии — легко найти место для парковки.

Она говорила так весело и радостно. Я и близко не была столь оптимистична.

Она подвела меня к машине и открыла дверь.

— Сначала заедем к тебе, заберём твой костюм и встретимся с остальными. Потом найдём Выверта.

— Найдём? Он не на базе? — Я повысила голос, чтобы она услышала меня, пока обходила машину и садилась за руль.

— Он не на базе. По сути, Выверт мёртв. Теперь он в своём гражданском обличье. Это может порядком затруднить нашу с ним встречу.

Я помедлила. Мысль о гражданской личности Выверта уже приходила мне в голову, когда я пыталась разгадать его настоящий большой план.

— Он — это Кит Грув?

— Нет, — ответила Лиза. — Секунду.

Машина завелась, и раздались приглушённые звуки, когда она рылась в контейнере.

Через динамики автомобиля начала проигрываться запись. Лиза переключила передачу и начала разворачиваться. Я слушала.

“Сегодня утром городское собрание, которое посетили сотни жителей Броктон-Бей, было прервано террористической атакой местного суперзлодея, предполагаемая попытка убийства обернулась даже большей трагедией, когда неожиданно взорвалось устройство, изготовленное супергероями.

Это событие пополнило список бесчисленного множества бед, которые в недавнее время обрушились на Броктон-Бей — город, судьба которого совсем недавно рассматривалась на общенациональном обсуждении, когда Сенат Соединённых Штатов обсуждал вариант полной эвакуации и ликвидации города. Местный преступный лидер с группой суперзлодеев попытался убить мэра Кристнера и кандидатов в мэры Кита Грува и Карлин Падилло. Когда вмешались местные герои, устройство, принадлежащее члену Стражей “Крутышу”, вышло из строя, что привело к взрыву в вестибюле здания. Хотя точное количество жертв неизвестно, мы подтверждаем, что наш собственный корреспондент и оператор погибли. Мы будем подробнее освещать данное событие по мере поступления новостей.

Первые сообщения с места происшествия говорят о том, что имела место диверсия, произведённая известным двойным агентом из группы юных героев. Нам не удалось связаться ни с одним из членов СКП Броктон-Бей, Протектората или Стражей, чтобы получить комментарии, однако наши источники в организации сообщают, что директор Эмили Суинки, руководитель городского отделения СКП и поддерживаемой правительством команды героев, была отстранена от дел до полного окончания расследования.

В настоящее время на её место назначен капитан Томас Кальверт. После вопроса о его новом назначении, СКП сообщило, что капитан Кальверт служил в качестве полевого бойца СКП вплоть до почётного увольнения. За последние несколько лет он поработал в качестве эксперта СКП, как оплачиваемый консультант по вопросам паралюдей в Нью-Йорке, Броктон-Бей и Бостоне, позднее служил в качестве командира ударного отряда СКП. Руководство СКП выражает полную уверенность в способности капитана Кальверта справится с обескураживающей ситуацией, сложившейся с паралюдьми Броктон-Бей…”

Звук пропал. Лиза выключила запись.

— Томас Кальверт, — произнесла я.