Запах вереска (гет)

В один из коротких дней на исходе 1974 года Темный лорд стоял у входа в Большой зал заседаний, поочередно подавляя вскипающие порывы. Разнести дверь бомбардой. Сравнять с землей Министерство. Заавадить министра магии. Отыскать Дамблдора и долго пытать Круциатусом.

Старому проповеднику любви и света, похоже, доставляло особое удовольствие унижать оппонентов. Как председатель Визенгамота он лично дал согласие на выступление Волдеморта — нет, записали, конечно, «Тома Реддла», ну да Мордред с ними — перед Советом чародеев. Дамблдор собственноручно подписал бумагу с согласованными датой, временем и местом. Чтобы претендент на мост министра магии в назначенный час нашел запертую дверь пустого зала. Красноречивый жест в духе старого интригана. По степени выказываемого пренебрежения не уступает плевку в лицо, но в отличие от последнего не послужит в глазах общественности поводом требовать сатисфакции.

Мямлящий про только что принятую смену дежурный рисковал расстаться с жизнью прямо на посту, но, на свое счастье, и правда ничего не знал. Тут в атриум вошла девчонка в хогварсткой школьной форме. Не глядя под ноги, она на ходу читала какой-то пергамент.

— Одну минуту, мисс!

Подняла глаза и отшатнулась. Гриффиндорский галстук, веснушчатая мордашка и рыжая шевелюра.

— Мне нужен директор Хогвартса. Вы случайно не к нему направляетесь?

— Директор готовится к заседанию Визенгамота. Оно перенесено в другой зал из-за каких-то технических проблем, кажется. Я могу вас проводить, — голос звучал на удивление ровно.

— Будьте любезны, — Темный лорд изобразил вежливую полуулыбку.

Пока они спускались на лифте и шли длинными коридорами, Волдеморт успел восстановить душевное равновесие и понаблюдать за провожатой. Пигалица, лет четырнадцати-шестнадцати отроду, шагала быстро, но без суеты. Подбородок поднят, но не вздернут, плечи расправлены… Разве только в спине чувствовалось напряжение. Однако при встрече с ним даже взрослые волшебники или сжимались в позе покорности, или начинали бессмысленную браваду. Спокойная уверенность встречалась редко. Девчонку стоило взять на заметку. Ряды Пожирателей смерти нуждались в систематическом пополнении качественными молодыми кадрами.

Тесное помещение, куда перенесли последнее в текущем году заседание Визенгамота, тонуло в духоте. Пришлось воспользоваться магией, чтобы отгородиться от непередаваемого амбре хвои, корицы и вспотевших тел, а еще избавиться от подступившей тошноты.

Потом он выступал перед сборищем высокопоставленных обывателей. В их глазах читался страх. Страх перед гневом Волдеморта и страх перед переменами, которые тот предлагал. Напрасно Темный лорд, как какой-нибудь школьник, корпел накануне над текстом доклада, стараясь оставить минимум радикализма, дабы не слишком напугать упитанных самодовольных боровов сложностями, без которых не обходятся сколько-нибудь серьезные преобразования. Его слушали и… отвергали.

Что ж, он готовился к полемике. Ему возражали, указывали на риски — он говорил о профилактических мерах и перспективах. Ему напоминали о важности сохранения баланса — он парировал не меньшей значимостью стратегического видения. Ему поставили на вид бездоказательность обвинений в адрес магглорожденных волшебников — он привел свои доводы. В тот момент встал Дамблдор и предложил в качестве «лучшего доказательства» дать слово мисс Лили Эванс, талантливой магглорожденной ведьме.

На трибуну поднялась недавняя провожатая. Мордред знает с чего, Волдеморт вдруг заслушался звонкостью голоса, засмотрелся в поистине колдовские зеленые глаза, восхитился смелостью и логичностью речи. Она бросала вызов. Он же не только не испытывал ненависти, а, напротив, проникся странной противоестественной симпатией.

Девчонка вначале размахивала палочкой, демонстрируя колдовские таланты. Затем отложила проводник магии в сторону.

— Мистер Реддл говорил, что мы воруем чужие палочки, чтобы обманом проникнуть в волшебный мир. Но палочка мне не так уж нужна, — от ее легкого пасса в воздухе появилась роза, которая при прикосновении к лепесткам обратилась маленькой птицей и, пролетев над головами зрителей, рассыпалась снопом искр.

— Слышал я, такие фокусы показывают в маггловском цирке, — усмехнулся Абраксас Малфой.

— А такие?! — воскликнула девочка и, раскинув руки, воспарила над трибуной, перелетела в зал и опустилась прямо перед Малфоем.

— Вам могли помочь, — уже с меньшей уверенностью предположил открытый поборник чистокровности.

— Вы ведь можете это проверить? — девчонка вскинула рыжие брови и развела руки в стороны. — Проверьте! Есть ли на мне следы чужой магии?

Малфой окинул ее критическим взглядом, взмахнул палочкой. Одно диагностическое заклинание. Второе. Третье. Секунды душной тишины.

— На первый взгляд… нет, — нехотя признал аристократ.

— Речь шла не столько о воровстве палочек, сколько о воровстве самой магии, мисс Эванс, — вступил в разговор еще один сторонник Темного лорда Методиус Нотт.

— Действительно… — девчонка словно бы смутилась, на мгновение понурив голову. Сделала пару робких шагов к Нотту. — Скажите, сэр, вы могли бы украсть магию у другого волшебника?

— Конечно нет! — седые брови сошлись к переносице.

— Нет, нет! Я имела в виду, не с моральной, а с технической точки зрения. Вам такие… действия доступны?

— К чему вы клоните?

— Я читала, что отнять магию у волшебника совсем не просто. Вроде бы существуют малоизвестные темные ритуалы, доступные не каждому магу. Поправьте меня, если я не права, и скажите, как такое провернуть магглу?

— А кто говорил о магических ритуалах, мисс? Магглы славятся своими махинациями с электричеством, магнетизмом…

— И вы хотите сказать, я могла осуществить нечто подобное, будучи младенцем?!

— Зачем обязательно — лично вы? Ваши родственники, например… — ласково парировал Нотт.

Девочка заметно побледнела.

— А еще существует такое понятие, как «паразит», — с другой стороны зала донесся гортанный голос Ядвиги Крэбб. — Блохе, чтобы пить кровь мантикоры, вовсе не обязательно иметь такую же собственную.

— Ну, знаете ли, — министр магии Дженкинс занимала место в президиуме рядом с председателем, — блоха при этом не превращается в мантикору и не приобретает ее умений, — она поправила очки. Волдеморт скользнул заторможенным, но от того не менее презрительным взглядом по их оправе, отдающей кокетством и маггловской модой.

— Поддерживаю, — негромкий голос Дамблдора перекрыл все другие звуки. — Остаются только маггловские технологии. Но это бы означало, что, во-первых, магглы вопреки Статуту прекрасно осведомлены и о волшебстве, и о природе магии, а, во-вторых, превосходят нас в силе. Вы к этому вели, мистер Нотт?

Волдеморт слушал внимательно. Но присутствовало устойчивое ощущение чего-то ускользающего. Важного. Мешало сосредоточиться. Наверное, из-за духоты. Завязавшаяся горячая дискуссия пробивалась обрывками реплик так, будто бы проходила за глухой стеной.

Неожиданно перед глазами появилась Лили.

— А почему вы молчите, сэр? Что думаете обо всем увиденном и сказанном вы?

Он отметил медовый оттенок волос. И почудился аромат цветущих медоносов и легкого бриза. Свежесть вытеснила духоту.

— Я думаю, что у меня есть серьезные основания усомниться в вашем маггловском происхождении, мисс Эванс.

Возражения наглой девчонки он слушать не стал. Его последователям требовалась поддержка лидера, и он приложил все силы, чтобы склонить-таки чашу весов в свою пользу. Тщетно. Большинство участников тайного голосования высказались против.

Когда схлынула первая волна ярости, пришло время анализа. Раз за разом прогоняя, препарируя воспоминания, все выложенные им аргументы и высказанные контраргументы, он неизменно приходил к выводу, что подконтрольный Дамблдору Совет голосовал согласно предварительной договоренности. Значит, диалог с позиций логики не имел смысла. Что ж, тоже результат. Большее беспокойство вызывало другое. Странные, недостойные сверхмага эмоции, захлестнувшие его при выступлении смазливой грязнокровки. И ладно бы речь шла о вожделении, он все-таки мужчина. Хотя и выдающиеся красавицы, пытавшиеся его соблазнить, наталкивались на ледяное безразличие. А тут толком неоперившийся подросток... Птенец, которого необъяснимым образом хотелось опекать и защищать.

Волдеморт подозревал проклятие и даже предполагал, кто мог наложить. Но самодиагностика выявила только маленький теплый уголек, мерцающий зеленым светом на дне сознания. Неидентифицируемый сгусток собственной ментальной энергии.

* * *

Темный лорд сделал заявление, в котором назвал политику министерства противоречащей интересам британских волшебников, пообещал, что с того момента намерен отстаивать эти самые интересы любыми средствами, и предостерег несогласных от необдуманных поступков. Вслед за словами начались действия. Пожиратели планомерно выслеживали и устраняли одного неугодного за другим: политики, мракоборцы, журналисты…

На смену смещенной с должности Юджине Дженкинс пришел эксцентричный и импульсивный Гарольд Минчум, пообещавший покончить с беспорядками в кратчайшие сроки. Война пошла не на жизнь, а на смерть. Наряду с плохо продуманными акциями властей на пути Пожирателей все чаще оказывались хорошо обученные люди из дамблдоровского Ордена Феникса.

В одной из таких стычек слякотно-мёрзлым мартовским утром он увидел знакомое лицо. Она не рвалась в атаку, как парочка бесшабашных, но везучих юнцов из той же группы. Скорее прикрывала им тыл.

Хотел бы Темный лорд знать, как, мелькнув в прорезях маски, девчонка намертво приковала взгляд.

«Уж не вейлы ли затерялись в твоих маггловских корнях, грязнокровка?»

Ничего особенного. Симпатичная, не более того. И тем не менее, с того прерванного, несмотря на недоумевающие взгляды соратников, рейда Волдеморт не мог нормально спать. Временами, срываясь на саркастический презрительный смех, он почти мечтал о возвращении забытого целомудренного стремления всего лишь опекать проклятую грязнокровку. Днями бывал очень занят. Вечерами отгораживался от сверкающих зеленых глаз и волос, разметавшихся на ветру, ментальными ширмами. Разве что к докладам о потерях в стане врага стал более придирчив: количество, возраст, пол. И дыхание потом переводил… Да совпадение просто. Но вот во снах был совсем беззащитен. А тусклый зеленый уголек вырос и превратился в сверкающий острыми углами кристалл. Ситуация требовала радикального решения.

* * *

Неприветливый старый дом затерялся посреди холмистой вересковой пустоши Девоншира. В угоду накопительству Гойлы не держали даже домовиков. Последнее и стало для Волдеморта главным аргументом выбора именно этого места — возможность уединения и конфиденциальности. Эндрю Гойл предоставил дом в распоряжение Темного лорда по первому же требованию, не осмелившись спросить о целях, хотя такой вопрос с очевидностью рвался с его языка, и беспрекословно дал обет неразглашения самого факта оказанной услуги. Необходимость предупреждения огласки диктовалась деликатностью встречи.

Волдеморт некоторое время рассматривал лежавшую на каменном полу девушку, пристально, недобро, жадно. Она, лишившая покоя, не заслуживала снисхождения. Овладеть, насладиться сполна, запомнить ее униженную и раздавленную и избавиться от наваждения. Он — сверхмаг, Темный лорд, Повелитель, и никто не вправе вольно или невольно нарушать размеренный ход его мыслей. Волдеморт извлек палочку, намереваясь привести пленницу в чувство, а она, чуть сведя брови, поморщилась, повернула голову набок. Вздрогнули длинные ресницы. Через раскрытое окно задул ветер с пустоши, густо запахло травой и медом. Подобные манящим ароматам, нахлынули сомнения. Девушка была сильной ведьмой, вряд ли грязнокровой, стоило ли бездумно пускать ее в расход? И прежде крайних мер он решил испробовать иной путь. Чем провидение не шутит?

Он осмотрелся в доме и, отыскав кухню, разжился свежими фруктами, которые отлевитировал на длинный дубовый стол в том же зале, где дожидалась безвольной куклой пристроенная в высоком грубом кресле пленница. Сомнительного вида кусок вяленого окорока остался там же, где лежал. А вот эльфийское вино в покрытых толстым войлоком пыли бутылях выглядело неплохо. «Более, чем достаточно», — прорычало глухое недовольство. Темный лорд, суетливо собирающий на стол для разговора с безродной девкой из враждебного лагеря, — что за нелепый оксюморон?

И тем не менее прежде Реннервейта через его палочку прошли заклинания трансфигурации канделябров в посуду, очищения и нарезки.

— Вы?! — вцепившись в подлокотники, шевельнула вмиг побелевшими губами пленница. Расширившиеся от страха глаза вспыхнули колдовскими омутами.

— И вам не стоит бояться меня, мисс Эванс, — усмехнулся Волдеморт, не меняя расслабленно вальяжной позы. За ней он прятал необычное беспокойство, спровоцированное всколыхнувшимся в душе треклятым кристаллом. — Мы ведь старые знакомые, не так ли?

— Если это можно назвать знакомством… — еле слышно ответила она, с трудом сглатывая, и быстро, украдкой, оглянулась.

— Вина? — предложил он, потянувшись к темной бутыли. Отскочила пробка и с мягким стуком откатилась в сторону.

Пленница отрицательно замотала головой.

— Можно мне воды? — почти жалобно попросила она и облизнула сухие губы…

Волдеморт смог оторвать от них взгляд спустя мгновение. Мгновение звонкой тишины, разбавленной шумом напоенного вереском ветра и воркованием горлицы под стрехой. И этого времени, похоже, хватило на то, чтобы в его лице произошли перемены, напугавшие пленницу сильнее прежнего. Неприятное наблюдение. От него необъяснимая, незнакомая тоска шевельнулась в груди.

— Как скажете, — он заставил себя насмешливо улыбнуться. — Агуаменти.

Лили вцепилась в поданный фужер обеими руками и жадно осушила до дна.

Он наблюдал, пряча беспокойный интерес за маской высокомерного любопытства. Правда, старательно верил в то, что эта маска — и есть лицо.

— Рискнули напиться воды из рук врага, — самодовольно ухмыльнулся Волдеморт, проводив взглядом пустой фужер, дрожащей рукой водруженный на стол.

— Совершенно очевидно, сэр, что, если вы намерены меня убить, то живой я отсюда не выйду, — ее голос стал заметно чище. Поначалу робкий, он с каждым словом звучал увереннее, хоть в нем и оставалась теперь едва заметная дрожь. — Если вам нужно напоить меня зельем, оно также неизбежно окажется во мне. Так для чего мне отказываться от возможности утолить жажду? — в ее позе и взгляде появилась твердость сродни той, что можно иногда наблюдать у человека, выслушавшего смертный приговор, но еще не сломленного.

— Похвальная рассудительность, — с неопределенной даже для самого себя интонацией заметил Волдеморт и дернул углом рта, не прекращая сверлить пленницу испытующим взглядом. — Кстати, тогда в министерстве вы ведь сразу поняли, кто я, и наверняка были осведомлены о моих политических взглядах. Зачем согласились проводить? Страх не был тому причиной, я бы понял.

Нервозно-грустная усмешка мимолетно искривила губы девушки. Она посмотрела на свои сцепленные в замок руки, которыми упиралась в плотно сжатые колени, обтянутые облегающими темно-синими брюками.

— Я не боялась вас… тогда, — теперь она бесстрашно смотрела ему в лицо, но, к счастью, не могла видеть мурашки, покрывшие руки и грудь Темного лорда. — И я не разделяла ваших взглядов. Но было бы нечестным и неправильным скрыть от вас правду о том, где будет проходить заседание, потому что…

Она запнулась, подбирая слова, и он, надменно улыбаясь, закончил сам:

— «Я не разделяю ваших убеждений, но готов отдать жизнь за ваше право их высказывать». Я правильно понял вашу мысль, мисс Эванс?

— Вы читали Вольтера? — после секундного замешательства, будто не веря собственным ушам, спросила Лили.

— Да. Но на самом деле, он этого не говорил, — Волдеморт подался вперед и оперся локтями о стол, — писательница-биограф приписала ему эти слова⁽¹⁾.

Лили растерянно сморгнула.

— Но вы же… Я ведь здесь не за тем, чтобы поговорить о маггловских философах? — в ее взгляде промелькнуло что-то, похожее на надежду.

— Почему нет? — он пожал плечами, внезапно залюбовавшись сизо-лиловыми волнами, бегущими по заросшим вереском и эрикой склонам холмов, и попутно отмечая, что и сам не отказался бы от более внятного представления о целях разговора. — Что, если я не тот невежественный монстр, бездумно стремящийся уничтожить то, чего не понимает, каким меня изображают официальные СМИ и ваш любимый Дамблдор, мисс Эванс?

Пленница смотрела, как загипнотизированная.

— А вы… значит, — кусая губы, понизив голос до еле слышимого и делая большие паузы между словами, заговорила она, — на самом деле… разбираетесь… в том… что хотите уничтожить?

Он откинулся на спинку кресла и неожиданно для самого себя рассмеялся. Не тем зловеще-ласковым смехом, которым случалось доводить до заикания и холодного пота провинившихся Пожирателей, и не с той едкой безрадостной иронией, коей он, будучи недосягаемым для чужих глаз и ушей, порой награждал себя за промахи. Конечно, он и сейчас не назвал бы свой смех веселым и беззаботным, но легким — точно. Пожалуй, ситуация его позабавила. А вот Лили выглядела обескураженной и чертовски милой.

— Это вы так тонко намекнули, что даже будь я высокообразованным, но все равно останусь монстром?

Его собеседница съежилась и, кажется, собиралась с духом, одновременно пытаясь слиться с деревянной спинкой. Он не стал выдерживать паузу, милостиво позволив оставить, в общем-то, риторический вопрос без ответа, и продолжил:

— А почему, собственно, мисс Эванс? — Темный лорд хищно и широко улыбнулся. — В чем я, по-вашему, не прав, м-м? Цели убивать магглов, порабощать их, вообще каким-либо образом вмешиваться в их жизнь у меня никогда не было. Все изменения, которых я хотел бы добиться в отношениях с маггловским миром, сводятся к отмене Статута. Чтобы волшебники могли пользоваться магией открыто, а не озираясь поминутно, как воры, — он постепенно ловил кураж, наслаждаясь удивлением в расширяющихся глазах пленницы.

Остерегаясь задаваться вопросом об истоках нахлынувшего вдохновения, Волдеморт говорил о праве художника выставлять свои картины и праве музыканта играть. Напомнил о массе маггловских изобретений, используемых везде и всюду без оглядки на мнение магов. Оборвал свою речь на высокой ноте и вопросительно уставился на невольную гостью.

— Но они даже не знают о нашем существовании, — осторожно возразила она.

— Вот именно! А почему? Потому что мы зачем-то должны прятать наш дар, — многозначительно констатировал он и резко сменил тон на снисходительный: — Но ладно, оставим магглов. Отмена Статута — вопрос не настоящего, а будущего, причем не ближнего. Поверьте, я прекрасно понимаю, какие плачевные последствия могут наступить, если отмена произойдет скоропостижно. Нет, только взвешенное решение и постепенное аккуратное воплощение…

Лили, поколебавшись, робко кивнула, и в темной душе Лорда разлилось тепло, заискрило необъяснимое ликование. Впрочем, объяснение он вскоре нашел. Радость оратора, нащупавшего струны чужой души, и не что иное. Да, эта женщина представляла определенный интерес, но не мог же Темный лорд так жаждать одобрения? Нет, его цель — обладать.

— А вот за что я борюсь в настоящем, — серьезно продолжал он, — так это за то, чтобы оградить магический мир от разрушительного воздействия маггловского мировоззрения и… с позволения сказать, морали.

— И ради этой цели вы намерены очистить магическое общество от магглорожденных, — повысить голос она, конечно, не посмела, но негодование в нем звенело. Что значит — затронута больная тема! Тонизирует не хуже зелий бодрости и храбрости, вместе взятых. И спину выпрямила, и плечи развернула. Даже оттененная ехидством усмешка наметилась на губах. — И чем же так опасно маггловское влияние?

— Во-первых, мисс Эванс, — он слегка поморщился, — давайте будем точнее в выражениях. Не очистить общество от магглорожденных, а оградить от их дисгармоничного влияния. Во-вторых, попробую пояснить его опасность, — Волдеморт, откинувшись назад, уперся локтями в подлокотники и сцепил пальцы на уровне груди. — Я, как вы могли заметить, не чужд маггловской культуре. Полагаю, я неплохо разбираюсь в их философии и искусстве, — нет, он не красовался, а всего лишь подчеркивал, что при всей осведомленности не претендует на то, чтобы перекраивать жизнь магглов по своим лекалам. И нужно это было для контраста с последовавшим описанием бестактного поведения выходцев из маггловского мира в волшебном: — Пренебрегают этикетом. Хуже того, оголтело рвутся этот мир усовершенствовать.

Он увлекся. Говорил о тлетворности гедонистического мировоззрения, привнесенного из мира магглов и уже пустившего ростки в магическом. И об уродливости политических отношений, рождающихся от попыток бездумного переноса демократических принципов на сословное общество волшебников. Приводил примеры. Таким образом незаметно для себя Волдеморт избавился наконец от чувства легкого опьянения в голове и томительного напряжения в теле, с которыми тщетно боролся с начала разговора.

Лили слушала, и ее лицо выражало то ошеломление, то задумчивость, то протест. Время от времени открывала рот, но перебить ни разу не решилась. Только когда Волдеморт закончил и, склонив голову набок, дал понять, что готов выслушать возражения, она осмелилась задать, по-видимому, один из главных своих вопросов:

— Но что мешает волшебникам возражать? Магглорожденных не так много, чтобы диктовать свою волю.

— С учетом полукровок не так уж и мало, на самом деле. И потом, я уже говорил, демократические принципы работают не всегда. Инновации нередко выглядят привлекательными на первый взгляд. Особенно для молодежи. А людей, способных трезво оценивать перспективы, в любом обществе мало.

— И поэтому нужно…

— Натурализация, — перебил он. — Магглы называют это так. Прежде, чем новый член общества получит всю полноту прав, он должен полностью сжиться с ним, прочувствовать и понять.

— Но ведь вы и убиваете! — было похоже, что она сама испугалась собственной дерзости, но взгляд не опустила. Решила идти до конца.

— Идет война, мисс Эванс, — резко подаваясь вперед и невольно переходя на интонации, напоминающие парселтанг, парировал он. — Убивающие проклятия летят с обеих сторон.

— Но начали эту войну вы, — почти шепотом ответила Лили и с нескрываемым ужасом воззрилась на срывающегося со своего места Волдеморта.

— Когда исчерпал все иные средства! — он завис над пленницей, схватившись за углы высокой спинки кресла. Полы черной мантии сомкнулись, как черные крылья. — Ситуация зашла слишком далеко, чтобы ее можно было исправить легальными способами. Но все разрешилось бы быстро и малыми жертвами, если бы у прогнившего министерства не нашлись преданные сторонники.

В зеленых глазах отразилось искаженное яростью лицо. Волдеморт замолчал и медленно отстранился. На мгновение он прикрыл веки и выдохнул. Потянул плотный ворот мантии.

— Кажется, я напугал вас, — негромко сказал он. — Мне жаль. Не беспокойтесь, у меня не было и нет цели причинить вам вред.

Мысленно усмехнувшись тому, что и сам почти поверил в только что сказанное, он скользнул рукой в складки широкой мантии.

— Вы не пленница и не заложница. В доказательство — вот ваша палочка.

Положив палочку перед совершенно растерявшейся владелицей, он отошел к раскрытому окну. Солнце уже чиркало по верхушкам далеких холмов. Ветер стал заметно прохладнее. Он помог унять жар, но дышать легче не становилось.

Напасть, сотканная из лучей зеленого света, за время разговора разрослась так, что давила на грудь.

Темный лорд тяжело вздохнул. Вложив в руки враждебно настроенной ведьмы оружие, он стоял, повернувшись спиной, и с болезненным вниманием ждал ее дальнейших действий.

Опасности эксперимент не представлял. Ментальную защиту применить Лили не попыталась ни разу, из чего Волдеморт сделал вывод об отсутствии у визави даже минимальных навыков окклюменции. Он без труда установил ментальную связь и ценой небольших усилий сохранял ее даже без зрительного контакта. Все мысли и порывы «гостьи» были ему открыты.

Использовать шанс и уничтожить потерявшего бдительность врага — такая идея промелькнула по краю ее сознания, но не успела оформиться в намерение. Внутренне содрогнувшись, Лили ее отмела. А самое интересное заключалось в том, что не жестокость расплаты, неизбежной в случае неудачи, остановила ее. И не предосудительность подлого и трусливого удара в спину. Нет. Кажется, она просто не желала смерти Темного лорда. Забавно. Только и всего. И никакого трепета за грудиной нет, это лишь… Он не додумал.

— Но для чего я здесь? — «гостья», трезво оценив шансы на успех в случае попытки бегства, решилась о себе напомнить. — Зачем вы говорили мне… все это? — не дождавшись скорого ответа, она поднялась с кресла и принялась строить предположения. — Вы хотите, чтобы я передала кому-то ваши слова? Журналистам? Дамблдору?

Усмехнувшись, он покачал головой.

— Такого рода планы, если бы в них был смысл, я осуществил бы и без вашей помощи, — он резко обернулся и порадовался тому, что, стоя спиной к свету, представляет для собеседницы черный силуэт с практически не различимым выражением лица. С отблесками заходящего солнца в волосах грязнокровка, Мордред бы ее побрал, выглядела чертовски привлекательно. А ее вопросы звучали весьма уместно. Спектакль нужно было заканчивать. — Я хочу, чтобы вы перешли на мою сторону и вошли в ближний круг, — слова прозвучали намного жестче, чем следовало.

Девушка, попятившись, мелко замотала головой, залепетала невнятно:

— Н-нет. Я не могу. Я… — натолкнувшись на стол, она остановилась. — Я магглорожденная! Ваши…

— Это не имеет значения, — отчеканил Волдеморт. — Я могу лично составить вам родословную, и никто не посмеет в ней усомниться.

— Не понимаю, — вцепившись пальцами в массивную столешницу, она, сгибаясь в поясе, подалась вперед. — Зачем я вам?! Мне удается самолевитация… и беспалочковая магия… Но как баловство — не более. Я не сильна в боевой магии!.. Я…

— Довольно! — властный тон сработал и пресек начинающуюся истерику на корню. А дальше Темный лорд добавил очень мягко: — Подойдите ко мне, Лили.

Издевательски пристально наблюдая за каждым нетвердым шагом приближающейся добычи, он испытывал целый букет острых, болезненно-противоречивых чувств.

Ее внутренняя борьба. Этот ощущаемый даже через густую пелену страха и видимость осторожного подчинения стержень. Его так и тянуло опробовать на прочность, трансформировать жесткость в податливость. Хотелось и дальше с тягуче сладостным предвкушением наслаждаться смятением в зеленых глазах, не спеша, шаг за шагом приближая момент осознания ею всей полноты его власти. Это удовольствие так хорошо знакомо.

Но вместе с тем до дрожи, до остановки дыхания хотелось обнять, утешить, заверить в своей готовности защитить ее от любой угрозы. Даже в лице самого себя. Что за Мордредово наваждение?

— Прекрасный вид, не правда ли? — вновь поворачиваясь лицом к пустоши, с улыбкой заметил он. — А запах! Вам нравится, как пахнет вереск? — полностью сбитая с толку пленница ответила потерянным взглядом. Он и сам слышал себя словно со стороны и поражался. Дальше — больше: — Вам знакома сказка про Красавицу и Чудовище?

— Ваш интерес к маггловской литературе простирается до сказок? — севшим голосом попыталась иронизировать «гостья», а в глазах, кажется, мелькнуло понимание.

— В этой части моя осведомленность имеет вполне прозаическое объяснение. Нам читали эти сказки в приюте, — теперь его потянуло на откровенности.

— В приюте? — она вскинула брови домиком.

«Еще пожалуйся на обездоленное сиротское детство».

— Да, я вырос в приюте. Впрочем, это неважно. Так что вы думаете о той сказке?

Лили невидящим взглядом уставилась в пространство прямо перед собой, грудь ее тяжело вздымалась, а пальцы судорожно цеплялись за оконную раму. Главную партию в мелодии ее чувств играл страх, но все же это не было соло.

— У Чудовища было доброе сердце, — сипло выдавила она.

— Разве? — игнорируя подкатившую к горлу горечь, он вопросительно повел бровью. — Насколько я помню, оно было холодным и злым, пока любовь Красавицы не растопила его.

Резко обернувшись, она впилась в него затравленным взглядом.

— Да, вы все правильно поняли, — слова, как удары молота о наковальню. — Вы мне нравитесь, Лили. Больше, чем какая-либо другая женщина, — либо так, либо он, гриндилоу дери, еще падет до просьб и обещаний. — Остальное не имеет значения.

Ответа ждать он не хотел, предпочел все узнать, как есть, без лжи и недомолвок.

Незамедлительно вторгся в сознание и наткнулся на собственный взгляд. Ее чем-то впечатлили его глаза. «Выразительные» и «умные» — мило. Новый памятный след: он сощурился от яркого света, упавшего на лицо, а она разглядела: «глубокие… прозрачные». Акцент на ресницах, подсвеченных солнцем, и вдруг… «Добрые?..» Вот это точно неожиданно, но, черт его возьми, приятно. Другие пусть боятся и трепещут, а ей можно. И прикоснуться к волосам он бы позволил, хоть она и самой себе не призналась, но он-то видел не только мысли. Да все, что ей хотелось, было б можно. Ради нее он и чертову программу бы, наверное, пересмотрел, если бы только… Нет, недопустимо так смягчаться, тем более, не получив еще ответа. Он пока слишком мало посмотрел. Он двинулся дальше.

Да, представления о персоне Темного лорда в сознании «гостьи» явно заиграли новыми красками. В почти однотонное доселе полотно, сотканное из страха и ненависти, теперь вплетались элементы удивления, уважения, сочувствия, мерцающей нитью вилось восхищение и даже стежки сексуального влечения мелькали в причудливом узоре. Но все меркло на фоне того, что девчонка была без памяти влюблена в вихрастое недоразумение в круглых очках и намеревалась хранить ему верность.

Отказ закономерно привел в ярость.

— О, я вижу, у вас уже есть избранник, — окидывая вжимающуюся в стену девушку высокомерно-презрительным взглядом и растягивая губы в кривой ухмылке, медленно проговорил Волдеморт и неспешно двинулся в сторону жертвы. — Что ж, надеюсь, родители научили его делиться? — поинтересовался он, не спеша расстегивая мантию и упиваясь отчаянием, которое вперемежку со стыдом заполняло зеленые глаза. — Впрочем, если умный, то сочтет за честь.

Петля магического лассо швырнула пленницу, из последних сил пытающуюся не поддаваться панике, в объятия монстра.

— Нет! — сдавленно взвизгнула Лили и, когда жалкая попытка оказать сопротивление с помощью магии потерпела крах, уперлась локтями в его грудь.

— Нет? — рассмеялся он, презирая себя за ноющую боль, стеснившую дыхание, обнял дрожащую девушку одной рукой, а другой приподнял подбородок. — Куда же подевалось ваше благоразумие, мисс Эванс? Или вы уже не думаете, что находитесь полностью в моей власти?

— Это не одно и то же! — она отчаянно старалась сдержать слезы. — С моим телом вы можете сделать, что угодно. И даже волю подчините при желании. Но душа моя никогда вам принадлежать не будет.

Он сдавил ей горло. Он должен был добиться покорности. И добился бы, если б не предательская слабость и тошнота. Глаза застили мерцающие пятна. И тело, которое и так в самый ответственный момент начало стремительно терять необходимый настрой, наконец, окончательно отказалось принимать положенный трофей.

Волдеморт оттолкнул свою жертву, так что она не удержалась на ногах и упала. Оставляя вытертый след на пыльном полу, кинулась быстро отползать спиной вперед, не рискуя выпустить мучителя из вида. Но, когда в его руках появилась палочка, остановилась. Омертвевшую тишину нарушало только ее рваное дыхание и слабый писк мышей в подполье. Сухие глаза заблестели надеждой на скорый конец. Вряд ли она в тот момент сполна осознавала, что такое смерть, но боялась ее точно меньше, чем поругания.

— Сейчас я на одну минуту сниму антиаппарационный купол, и за это время следа твоего здесь не останется.

Несмотря на то, что при звуках его необычно глухого голоса, лицо пленницы выражало только полное непонимание, указание она выполнила четко. И минуты не прошло, как он остался один в сгущающихся сумерках, в поднятом аппарацией облаке пыли, забившей ноздри, с тяжело бухающим сердцем и вопросом. Какого Мордреда он ее отпустил? Хорошо хоть Обливиэйтом окатить успел.

1) Фраза: «I disapprove of what you say, but I will defend to the death your right to say it», — впервые появилась в книге-биографии Вольтера: Evelyn Beatrice Hall. The Friends of Voltaire. 1906.

Вернуться к тексту