В погоне за Белым Кроликом (джен)

Алиса плачет долго, прижавшись спиной к стволу одного из деревьев в лесу, вроде бы не говорящему — по крайней мере, оно не произнесло ни слова; её плечи трясутся, будто от озноба, и она навязчиво говорит о Мыши-Соне, которая наверняка уже наложила на себя лапки. Такие они, эти мыши-сони, когда им не дают нормально отоспаться, а разве с этими отоспишься? И как же она понимает Мышь-Соню, как же она тоже хочет отоспаться, но Страна Чудес не предназначена для сна — тут только чудеса, а Время весьма прихотливо и обидчиво, и ночь можно ждать месяцами. Кажется, на севере есть белые ночи? Нет, нет, полярные ночи, да, точно, полярные ночи, и полярные дни в противовес. Вот и здесь случаются, даром что всегда тепло.

Она поднимает на него взгляд, полный безразличия и отрешённости. Сейчас ей не нужен никакой Белый Кролик, ничто не имеет для неё значения, кроме тех мыслей, что продолжают роиться в голове. Слёз больше нет, глаза будто бы готовы взорваться, а у переносицы такая боль, точно молотом по наковальне. Алиса знает, что плакать больше нельзя, а Билли знает, что она расплачется ещё больше, если её не отвлечь.

— И к-куда теперь?

— Я... так давно... его... не видела... Бесполезно... — Алиса размазывает слёзы по красным щекам и качает головой, резко, будто захлёбываясь, вдыхая ртом воздух и с трудом выталкивая его из своей груди, как застрявшую в горле жвачку.

— Н-но по-попытаться-то стоит?

Притворяясь героем, которым не является, Билли чувствует себя жалко и глупо. Но раз назвался горшком, то и в печь, будь добр, полезай. Разве теперь он может её оставить, разве теперь совесть позволит ему пойти на попятную? Страна Чудес не так уж хороша, как пишут в книжках, но в ней не так уж и страшно. Не переживать же, в самом деле, из-за того, что человек, использующий сливочное масло для починки часов, передразнивал его заикание! На мгновение Билли задумывается, когда это он успел научиться так спокойно реагировать на подобное, но голос Алисы, слабый и тихий, отвлекает его.

— Чеширский Кот наверняка помог бы. Знать бы ещё, где он.

Внезапно позади Алисы, прямо в воздухе, появляется широкая клыкастая улыбка, за ней — горящие жёлтым глаза, и стоит моргнуть — висит уже целый кот с усами, лапами и хвостом.

— А-алиса, т-там... — Билли указывает на кота пальцем, но Алиса не успевает обернуться, как кот проводит своим пушистым хвостом под её носом, и она чихает.

— Быть может, стоит оглянуться за спину? — мурлычет кот, не переставая улыбаться. — Если вы будете смотреть только вперёд и ни разу не оглянетесь за спину, вы точно никого не найдёте. А показывать пальцем, между прочим, некрасиво.

Билли прячет руки в карманы и на пару мгновений пристыженно опускает голову. А Алиса будто бы расцветает — зарёванная, с мокрым лицом, она вытягивает шею, глядя на кота снизу вверх, и в её душе с новой силой разгорается надежда.

— Я знаю, где дом Белого Кролика. Но не думаю, что он поможет тебе.

Алиса пожимает плечами и встаёт с земли, отряхивая подол своей порванной юбки, а затем бесцеремонно вытаскивает руку Билли из кармана и хватается за неё, как прежде. Она колеблется, не уверенная в том, что Кролик и впрямь сможет помочь. Но срыв притупил все её страхи, и на Чеширского Кота она глядит почти решительно.

— Следуйте за мной и не отставайте, — мягко произносит он и уплывает вперёд.

Чеширский Кот и впрямь приводит их к дому Белого Кролика — к его старому дому, который он покинул давным-давно. Дом определённо пустовал уже не первый год, и теперь выбитые из рам кусочки стекла валяются на земле, на крыше, если присмотреться, местами заметны дыры, а табличка с надписью «Б. Кролик» висит лишь на одном гвозде и похожа на хвост бродячего пса.

— Но ведь...

— Я обещал привести вас туда, где живёт Белый Кролик, и он живёт здесь. Вернее, жил когда-то, а где он теперь — кто разберёт? Он исчез после того, как Червонная Королева его уволила — очень уж он её огорчал. Но, Алиса, открою тебе секрет: он тебе не нужен. Кроликом, знаешь ли, и самой быть не так уж тяжело — просто боязливо трясёшь своими ушами и не думаешь ни о чём, кроме страха. Несложно ведь, правда? Но как же скучно... — и, не попрощавшись, Чеширский Кот начинает растворяться в воздухе. Он пропадает быстро, но постепенно: от хвоста до упитанного туловища, от пушистых ушей до длинных усов, пока не остаётся лишь одна улыбка, похожая на хищный полумесяц, да и та вскоре угасает, бросая их одних перед заброшенным домом.

Проводив кота, Алиса грустно хмыкает, отпускает руку Билли и, бормоча что-то себе под нос, заходит в старый домик Белого Кролика, а Билли направляется следом.

Внутри всё покрыто толстым слоем пыли, некоторые вещи сломаны, и всё же это место кажется Билли самым уютным из всех, где он был за последние несколько лет. Собственно, за последние несколько лет он нигде, кроме лечебницы, и не был, поэтому даже полуразрушенный, но полный всяческой мебели, сундучков и прочей утвари домик смотрится мило. Алиса, спрятав лицо в ладонях, сидит на мягком диване, который когда-то был ещё и тёмно-розовым. На этот раз она совершенно спокойна, только расстроена, будто знала, чем закончится это путешествие, но понадеялась на лучший исход и почти успела в него поверить. Разрушенные, но несбыточные мечты так и выглядят — отпечаток грусти и безразличия на лице, слова «я же говорил» на языке и вот такая вот сидячая поза, когда локти на коленях, голова на ладонях, а взгляд упирается в отрезок пола между ступнями.

— Наверное, так даже лучше. Тут мне самое и место.

— Н-н-не говори так.

— Самому из Страны Чудес можно выбраться, только если искренне захотеть вернуться обратно, в свой мир. А меня с моим прежним домом ничего не связывает, я его ненавижу. Страну Чудес я тоже ненавижу, но здесь хотя бы безопасно. Каждый день похож на предыдущий: безумное чаепитие, казнь Валета — всё это повторяется изо дня в день, ничего нового, ничего опасного. А там...

Билли ничего не говорит. Любое утешение из его уст будет звучать лицемерно — разве он сам не бежит, не прячется, как Алиса? Разве он сам не сидит в давящей, ненавистной, но безопасной клетке? Он присаживается на краешек дивана, принимая точно такую же позу, что и Алиса. Какой же он дурак, раз решил, что сможет кому-то помочь, пусть даже и во сне. Какой же он дурак, раз решил, что сможет помочь ей освободиться, когда и сам-то освободиться не может.

— Ты всегда заикаешься? — спрашивает Алиса, отняв руки от лица и повернув к нему голову.

— Д-д-да.

— Даже когда устал? Или когда поёшь?

— Н-н-не знаю, не п-пробовал.

С минуту они молчат, и тишину, заполнившую дом, разрывает лишь тиканье всё ещё исправных часов. А потом Алиса неожиданно начинает петь.

— Busted flat in Baton Rouge, waiting for a train, and I was feeling nearly faded as my jeans⁽¹⁾...

Голос Алисы похож на голос Дженис Джоплин, такой же хриплый, прокуренный, и песня будто льётся из самого её сердца, будто там ещё осталось место для чего-то, о чём ему самому не хватает никаких сил думать и мечтать, и Билли слушает её как заворожённый. Она кивает ему, предлагая подпевать вслед за ней, а он мнётся, нервничает от её улыбки и боится, что испортит всё, как обычно и бывает. Алиса кладёт голову ему на плечо, её волосы свешиваются вдоль его руки, и от её тепла рядом, от её уверенного — впервые за всё время, что он с ней знаком, — голоса Билли решается. Тут же приподняв голову, она смотрит на него с радостной улыбкой, а он замечает, что хоть и запинается немного, но поёт спокойно, не заикаясь на каждой букве.

Закончив песню, пригревшись на старом пыльном диванчике Белого Кролика и прижавшись друг к дружке, как маленькие уставшие дети, они засыпают.

1) Строки из песни Дженис Джоплин «Me and Bobby McGee».

Вернуться к тексту