Мотылек над змеиной тропой (гет)

— Некоторые эксперименты твоей мамы весьма интересны и перспективны. Особенно последние записи насчет заклинания форсированного пробуждения анимаформы… Правда, есть одна ошибка в формуле, — в голосе Темного лорда сквозит что-то похожее на соболезнование, — которая, как я понимаю, стала роковой?

— Да, — полушепотом отвечает Луна, но тут же стряхивает с ресниц слезы. — Но это ничего. Мы ведь с мамой не навсегда расстались и когда-нибудь встретимся снова. За гранью.

— Никто не знает, что за этой гранью, Луна, — Волдеморт впервые называет ее по имени.

— Неправда! Мама приходит ко мне во снах и все рассказывает!

Луна и не подозревала, что одна усмешка способна вместить такую бездну скепсиса. А Волдеморт возвращается к записям:

— Если хочешь, можем продолжить ее работы и воплотить заложенные в них идеи в жизнь.

* * *

Через пару дней Волдеморт уже самостоятельно перемещается по дому и продолжает искренне интересоваться проектами Пандоры Лавгуд, особенно заклинанием анимаформы. Но Луне страшновато за него браться.

— Может, начнем вот с этого зелья — для врачевания душевных травм? — Помнится, мама говорила, что оно будет полезно от вредных мозгошмыгов. Вдруг оно поможет и темному магу, стоящему спиной к яркому майскому солнцу, которое щедро заливает лабораторию светом и отбрасывает разноцветные блики от склянок с реактивами на его длинные пальцы, аккуратно переворачивающие страничку.

Луна на удивление быстро привыкает к своему гостю. Ей нравится наблюдать, как при чтении оживляется необычное, но по-своему красивое змееподобное лицо; как мелькает перо, когда он что-то пишет или вычерчивает на пергаменте. Нравится слушать его объяснения: о формулах, о совместимости ингредиентов, о правилах составления заклинаний. Луна с изумлением обнаруживает в страшном Темном лорде человека, увлеченного, эмоционального. С мрачноватым, но острым чувством юмора. Теперь она лучше понимает его сторонников.

А еще ему неожиданно идет папина одежда, пусть и перекрашенная в черный цвет...

* * *

Совсем без неприятностей не обходится. В одном из разговоров он с холодной невозмутимостью почти до основания рушит тот образ нормального человека, который с таким воодушевлением строила в своем воображении Луна.

— Скажите, вам бы хотелось изменить прошлое?

Он медленно, весомо кивает, не отрывая глаз от пергамента:

— Но, к сожалению, это невозможно.

— А что бы вы измененили?

— Свою тактику. Да и стратегию тоже.

— А жертвы?

Луна наконец удостаивается короткого взгляда:

— А, ты об этом. Нет. Не встали бы у меня на пути, остались бы целы и невредимы. Жалеть не о чем.

Луна тяжело вздыхает, но пытается подступиться с другой стороны:

— Но погибло же много и ваших людей? И тех, кто пытался остаться в стороне?..

Волдеморт хмурится, прерывая расчеты:

— Я уже сказал насчет тактики: неэффективное использование ресурсов к ней относится.

— Ресурсов?... Но… Но просто по-человечески вам никого не жаль?

Перо отправляется в чернильницу, а красные глаза смотрят с ехидным прищуром:

— По-человечески — это как? Лицемерно, лживо и театрально? Я мог бы, если б счел нужным.

— Нет, по-человечески, — Луна касается пальцами своей груди пониже ключиц, — это искренне, от сердца и души.

Злая ухмылка искажает лицо ее собеседника:

— Сердце — это насос для крови. Душа — это сущность человека, коей искренность бывает присуща разве что в виде исключения. Люди прикрываются возвышенными фразами, а действуют в собственных интересах: из страха или корысти.

Чтобы не расплакаться прямо перед бесчеловечным монстром, Луна убегает к себе, но, успокоившись и все обдумав, возвращается. Он по-прежнему погружен в расчеты, но выглядит огорченным.

— Я на вас больше не сержусь. У вас свирепо-кусачие мозгошмыги, и они нагоняют безжалостные мысли. Я разозлила их, но это вышло нечаянно. Вы меня простите?

Он отвечает ей тяжелым недоумением во взгляде:

— Кого ты разозлила?

— Мозгошмыгов, — с готовностью повторяет Луна, присаживаясь рядом. — Их почему-то никто не видит даже в астрально-спектральных очках, но вы можете посмотреть на них в моих воспоминаниях. Я не против.

— Хорошо, покажи мне их. — Она видит приблизившиеся вертикальные прорези зрачков и сразу же попадает в воспоминание: ночь и необычный, похожий на уголек, мозгошмыг. — Визуализированное сигнальное заклинание, — незримо поясняет Волдеморт. — Оно называется Фарус⁽¹⁾. Я отправил его тебе.

— Ладно. А эти как называются? — Вокруг головы, скорчившегося на земле человека, кружит сонм красных, черных и фиолетовых мошек.

— Я не уверен, что они реальны, — не сразу отвечают ей. — Я вижу их, но пока это доказывает лишь то, что их действительно видишь ты.

Луна протягивает руку, пытаясь поймать одного из мозгошмыгов, и проваливается в другую реальность. Поляна та же, но вместо выжженного круга — тела, сваленные в кучу. Это мертвые сподвижники Волдеморта, и среди них — он сам.

— Что за?.. — удивляется голос Волдеморта.

— Приготовились, — командует зычный бас, и вокруг появляется группа авроров с палочками в руках. — Огонь!

— Адеско файр! — рыкает разноголосый хор, и груда тел занимается жарким пламенем.

Огонь обступает Луну, но вместо ее рук пустота, а там где должны быть ноги — поверженный Темный лорд. По-видимому, им же наколдованная, огнеупорная сфера дрожит и плавится под яростным напором адского пламени, которое, жадно сжирая лохмотья мантии, тянет к коже, лижет, высасывает кровавые волдыри. Луна хочет помочь, но что она может без рук и ног. Слезы бегут по щекам. Хотя есть ли у нее щеки? Ей некогда думать об этом в ужасе творящейся казни.

Когда в стене огня не остается ни одного просвета, объятое огнем тело неожиданно исчезает. Лицо оцарапывают ветки кустов, и воспоминание рассеивается в темноте, после чего Луна вновь оказывается дома рядом с Волдемортом.

— Как же так? Как же?.. — горло все еще дерет от дыма. — Неужели они могли?

— Успокойся, девочка. Как ни заманчиво было бы поддержать твое заблуждение, я поберегу твою тонкую сущность. Она же у тебя как крылья у мотылька. Поэтому я скажу тебе правду, которая состоит в том, что ты видела не казнь, а утилизацию тел. Они были уверены, что я мертв. — Он держит ее за руки, и это прикосновение волнующе и приятно. Все-таки он меняется к лучшему.

* * *

Лунина идиллия разбивается вдребезги в тот день, когда узкий белый конверт вылетает из каминного дымохода и падает под ноги Волдеморта. Она замечает министерскую печать, но он подхватывает письмо и — протесты пропадают втуне — вскрывает. Внутри открытка в строго-торжественном стиле.

Режущая лезвием догадка заставляет замереть. Луна знает, что там написано, за полмгновения до того, как эти слова вмерзают в отяжелевший воздух:

— Приглашаем вас на торжественное мероприятие, посвященное нашей славной победе над Волдемортом, — произносит он ровным высоким голосом.

Он не ругается, не швыряет заклинания. Только смятая открытка высыпается пеплом из его кулака.

— Думаю, будет в высшей степени невежливо не принять приглашение, — зловещая улыбка обнажает зубы.

— А оно адресовалось не вам, — тоненько лепечет Луна.

— Правда? — Волдеморт делает шаг в ее сторону, и Луна с трудом преодолевает желание присесть и сжаться. — Я не заметил. А теперь уже, — с наигранным сожалением он бросает взгляд на свою ладонь, хранящую следы копоти, — не проверить. Но так ли это важно? — красные глаза притягивают, обездвиживают. — Главное, чтобы праздник получился незабываемым, верно?

— Вы, вы говорили, что не нарушаете данного слова, — шепот против воли перемежается нотками слез.

— И не нарушу. Ты сама освободишь меня от него.

— Нет, — пискнула Луна, и комнату заволокла пугающая красная пелена.

1) Pharus — маяк (лат.)

Вернуться к тексту