Аве, капитан! (джен)

— Луис Фрейзер. Меня зовут Луис Фрейзер.

— Рада знакомству… мистер Фрейзер. Присаживайтесь, пожалуйста.

Повинуясь приглашающему жесту Элеонор Гатри, Фрейзер опустился в деревянное кресло и, закинув ногу на ногу, откинулся на резную спинку. Его и хозяйку залитого солнечным светом кабинета разделял широкий письменный стол, заваленный бумагами, счетными книгами и мелкими безделушками вроде венерина гребня — диковинной зубастой раковины, напоминающей ощерившийся костями скелет.

— Я бы хотела услышать вашу историю.

Фрейзер оценивающе оглядел мисс Гатри. Молодая женщина, почти девушка, она была несомненно хороша собой, но холодная сталь в чуть прищуренных светлых глазах обещала быструю и безжалостную расправу всякому, кто попытался бы перейти границы приличий. Несомненной гарантией этой расправы выступал высокий, темный и гладкий как кофейное зерно негр в черном парике, что молча возвышался за спиной у мисс Гатри.

Фрейзер кашлянул, прочищая горло.

— В моей личной истории нет ничего особенного. — Он пожал плечами. — Я живу во Франции, куда мы всей семьей вынуждены были бежать двадцать пять лет назад из Дингуолла, что в Шотландии...

— Вы якобит? — казалось, мисс Гатри была ничуть не удивлена.

Фрейзер выдавил из себя не вполне искреннюю улыбку. Усталость вдруг накатила на него, разлившись терпким теплом по конечностям.

— Мадам, — покачал он головой, — мы бежали из родного дома, не желая мириться со сложившимися политическими обстоятельствами. Франция дала нам пристанище и возможность свободно исповедовать как свою веру, так и отличный от принятого теперь в Англии взгляд на судьбу английского престола... Имей я иное мнение, мне не пришлось бы покидать родину, как вы сами понимаете. Однако не в моих правилах махать боевым знаменем — все свое я держу при себе, особенно если то требуется для пользы дела.

Мисс Гатри повела подбородком, с трудом удержавшись от того, чтобы переглянуться со своим негром — так Фрейзер окончательно понял, что последний стоял здесь не для красоты, а чтобы внимать происходящему и позже, в отсутствие посторонних ушей, давать своей госпоже ценные советы.

— Не буду растекаться мысью по древу, — продолжил Фрейзер. — Мой отец был торговцем; наученный им, я и сам отдался этому ремеслу. Моей страстью стали драгоценности: я торговал индийскими алмазами, цейлонским жемчугом, сиамскими сапфирами, дарами Берега Слоновой Кости, сокровищами Востока…

— И вы, стало быть, хорошо в них разбираетесь?

— Несомненно. Я занимаюсь этим не меньше трех десятилетий, мадам Гатри. И планировал продолжать свою деятельность и далее… Однако последние, вам известные, события внесли некоторые коррективы в мои намерения. — Фрейзер выхватил из кармана платок и многозначительно в него кашлянул. — Мы везли серебряную утварь и хлопок в Форт Луи де ля Мобиль…

— И картины, — отметила мисс Гатри, постучав ноготком по краю стола.

— Верно. Два натюрморта Ван дер Амена. Меня попросили сопроводить их для продажи одному хорошему человеку в Луизиане, но теперь, как я понимаю, они украсят стены вашей таверны…

— Судьбу картин мы обсудим позже.

Фрейзер задержал на хозяйке внимательный взгляд, спрятал платок и потер пальцами переносицу. Усталость снова давала о себе знать, оседая свинцовой тяжестью на мышцах. Он глубоко вздохнул, выпрямился и сменил позу, поставив обе ноги на пол.

— Вы хотите услышать, как состоялся захват нашего судна… — Фрейзер негромко прочистил горло. — Что ж…

Когда на горизонте показался незнакомый корабль, мчащийся вперед на всех парусах, на борту «Ифигении» поползли встревоженные шепотки. Все знали, что здешние воды кишат пиратами, но каждый верил, что именно его высшие силы уберегут от встречи с этими морскими дьяволами. И даже когда стал виден французский флаг на кормовом флагштоке, сомнения не рассеялись окончательно — но незваный гость был маневренным и быстрым, а потому чем он был ближе, тем жарче молились самые набожные матросы и тем мрачнее становился капитан. Лишь чудом возникший в отдалении испанский галеон сумел развеять всеобщие опасения — но ненадолго.

— Мы понадеялись было, что испанский военный корабль отпугнет флибустьеров, но они продолжали держаться прежнего курса. Тогда мы решили, что отсутствие страха перед возможным врагом выдает отсутствие в их намерениях зла… К тому же кроме французского флага они выбросили еще и белое знамя, словно просили о помощи. Наш капитан, месье Дюваль, из каких-то одному ему известных соображений, сам себя заставил, как мне кажется, поверить в безобидность плывущего в нашу сторону судна. — Фрейзер подавил очередной тяжелый вздох, рвущийся из груди наружу. — Так что довольно скоро ваши флибустьеры нас нагнали и без особого труда — ведь их было больше — взяли нас на абордаж.

Когда борта «Ифигении» затрещали под тяжелыми металлическими крючьями, каждый на судне понял: это конец.

Из всей команды с оружием обращаться умели лишь старпом, боцман и пара матросов, но, заметив сверкнувшее на солнце лезвие, капитан Дюваль отрицательно мотнул головой и страшно выпучил глаза. Палаши с лязгом ударились о палубу, а моряки смиренно подняли руки, демонстрируя свою безоружность обступившим их со всех сторон пиратам.

— Как вы думаете, месье, нас убьют? — дрожащий голос молодого юнги вывел Луиса Фрейзера из оцепенения.

Сгрудившись под прицелами пистолетных дул в жалкую кучку посреди палубы, они напряженно наблюдали за капитаном Дювалем, прямо на их глазах подвергающегося тщательному обыску.

— Не знаю, Жак, — тихо ответил Фрейзер, стараясь не смотреть на перепуганного насмерть парнишку. — Но мне кажется, что если мы будем вести себя смирно, нас могут пощадить. Их капитан не похож на безрассудного головореза.

Дюваля подвели к капитану пиратского корабля, но, судя по всему, разговор у них не задался, и Фрейзер понял, почему, когда Дюваль, отчаянно жестикулируя, развернулся и ткнул в него пальцем. Главный флибустьер проследил глазами за его рукой и, остановив цепкий взгляд на Фрейзере, коротко кивнул.

— Наш капитан, как и большая часть команды, очень дурно знает английский. А я, по понятным причинам, весьма в нем хорош, почему меня и попросили побыть переводчиком при переговорах. — Фрейзер замолчал ненадолго, переводя дыхание.

Мисс Гатри что-то шепнула негру — Фрейзер не расслышал, что именно — и тот, помешкав немного, отлучился к шкафу, чтобы вернуться со стаканом, полным воды. Поблагодарив его за оказанную милость, Фрейзер смочил горло и почувствовал, что может говорить дальше.

— И какое впечатление на вас произвел капитан Флинт? — мисс Гатри подалась вперед, в ее глазах зажегся неподдельный интерес.

Фрейзер ненадолго задумался.

— Капитан Флинт внятно озвучил свои требования и проявил… изобретательность.

Оказавшись на квартердеке рядом с двумя капитанами, Фрейзер со всей любезностью, на какую был способен, поклонился пирату.

— Луис Фрейзер, к вашим услугам.

— Флинт, капитан «Каракатицы». — И, не теряя времени, назвавшийся Флинтом продолжил: — Как вы понимаете, весь ваш груз переходит в нашу собственность. Это первое. Что касается ваших жизней — у вас есть шанс сохранить все до единой, если вы выполните одно условие.

— Какое же? — спокойно спросил Фрейзер.

Флинт махнул рукой на восток, где виднелась белая клякса испанских парусов.

— Видите этот корабль? Меня устроит только два варианта исхода вероятной встречи с ним. Первый: нам удается уверить их, что наше с вами общение имело исключительно мирный характер. Второй, на случай, если не пройдет первый: сопротивление, в случае атаки, окажут обе команды, это увеличит шансы на победу. Переведите это своему капитану.

Передав слова Флинта Дювалю, Фрейзер выслушал его ответ и снова обратился к пирату.

— Сэр, месье Дюваль говорит, что наша команда вряд ли способна оказать серьезное сопротивление в бою, но если согласие на оба ваших условия гарантирует нам жизнь здесь и сейчас, он согласен.

Флинт немного помолчал, глядя куда-то вдаль и обдумывая услышанное. Фрейзер тем временем рассматривал его и гадал, откуда и как этого человека занесло на корабль флибустьеров. Что он был капитаном разбойничьего корабля, не удивляло: гордая осанка, умные глаза, складная речь и пристойные манеры выдавали в нем человека если не благородного, то уж во всяком случае занимавшего не последнее место в обществе. Кто только не ходил под пиратским флагом…

— Сколько ваших людей умеют обращаться с оружием? — Флинт испытующе взглянул на собеседника.

— Человека четыре обращаются достаточно хорошо, чтобы полагаться на свои умения, — задумавшись на мгновение, отозвался Фрейзер. — Остальным, получи они палаш или пистолет, остается надеяться исключительно на удачу.

— Оно и видно, — усмехнулся Флинт. — Передайте капитану, что мы перемешаем команды — во избежание неожиданностей. Часть моих людей перейдет на «Ифигению», часть ваших — на «Каракатицу». Включая вас и капитана Дюваля.

— Меня?

Флинт не ответил, только снова его губы искривила усмешка. «Таких, как вы, стоит держать под присмотром», — прочел в ней невысказанное Фрейзер и внезапно для себя осознал, что домой он уже не вернется. Да и был ли у него, в самом деле, дом? Небольшая усадьба в пригороде Парижа перестала радовать после смерти жены и окончательно опустела, когда из нее, подобно оперившимся птенцам, выпорхнули их дети — удачно женившийся сын и не менее удачно вышедшая замуж дочь.

Перебираясь на чужой корабль, Фрейзер думал о двух натюрмортах Ван дер Амена, что остались в трюме «Ифигении».

— …но испанский галеон не атаковал вас? — голос Элеонор Гатри вырвал Фрейзера из воспоминаний.

— Нет, мадам. Мы довольно быстро управились с осуществлением идеи капитана Флинта, а испанцы были слишком далеко, чтобы всерьез заподозрить неладное. Приблизившись, они нашли два торговых судна, мирно плывущих под французским флагом. И хотя в конечном итоге нам не понадобилось сражаться, перемешать команды было хорошей затеей: в сравнении с людьми Флинта мы были в меньшинстве что на «Ифигении», что на «Каракатице», так что ни один из нас не посмел бы потребовать помощи и раскрыть правду, если бы даже выпал такой шанс.

В кабинете повисла тишина. Фрейзер не отрывал глаз от костистого остова венериного гребня, одиноко лежащего на столе. Когда-то эта раковина была полна жизни, и подводные течения тащили ее по песчаному дну все ближе и ближе к мелководью, пока не выбросили наконец на опаленный безжалостным тропическим солнцем берег. Теперь она пуста и мертва, венчает стопку гроссбухов и скалится во все стороны острыми зубьями. Фрейзеру подумалось вдруг, что он и сам как этот венерин гребень — оторванный от родного дна, выброшенный на берег, готовится стать ценным экспонатом в коллекции этой деловитой молодой женщины, хозяйки таверны в богом забытом Нассау.

— Благодарю вас, мистер Фрейзер, — задумчиво проговорила Элеонор. — Вы поведали чрезвычайно ценные сведения. А кроме того — кажетесь мне надежным человеком, с которым можно иметь дело. Завтра мы снова с вами встретимся и я попытаюсь убедить вас не возвращаться во Францию, а пока что отдыхайте — комнату, еду и выпивку вам предоставят за счет заведения.

Фрейзер учтиво поблагодарил мисс Гатри за оказанную ею щедрость и, с трудом отведя глаза от раковины, поднялся на ноги. Перед внутренним взором вновь встали испанские натюрморты, что остались в трюме «Ифигении», но об этом, решил он, можно будет поговорить и завтра.