Год Крысы. Дороги (гет)

Плынь оказалась маленьким городком в приграничье, к востоку от которого начинались земли кочевников. Стены и башни города, слабо укреплённые, издалека блестели слюдой, изобилующей в горных породах этих мест. Стражники на въезде, сонные и ленивые, не обратили на въезжающих никакого внимания.

Альк сидел в седле ровно и ехал спокойно, стараясь не выдавать волнения. Одна из причин, по которой он не был в восторге от приезда в Плынь — наличие там Пристани, в которой когда-то учился его дедушка и которую Альк проигнорировал, выбрав в итоге учёбу в Ринтаре. Сложно сказать, сожалел ли он об этом — возможно, учась в Саврии, он избежал бы участи «свечи», но на тот момент ему очень хотелось вырваться из-под влияния и контроля семьи, чтобы доказать себе и им, как много он может добиться сам. Доказал…

Город он почти не помнил — так, детские воспоминания о саде, пахучей сирени и яблонях у крыльца.

Рыске Плынь понравилась блеском слюды и тем, что деревянные и каменные дома самых разных размеров не жались друг к другу, а стояли на расстоянии — это означало, что большого количества желающих селиться там не было. Они проехали несколько незнакомых Альку улиц и свернули на полупустую рыночную площадь. День был явно неторговый.

— Уважаемая, а где здесь дом Радских? — спросил Альк у ближайшей уличной торговки.

— Купи пирожок, покажу, — ответила ушлая баба.

Альк купил два и добавил медьку за беспокойство.

— Крышу красную черепичную видишь? Повернёшь направо и щепки три проедешь прямо.

— Спасибо, — сказала Рыска, поворачивая вслед за Альком.

Город её не особо удивил: кто-то копошится в саду и огороде, возле кормильни, как обычно, стоит вышибала да качаются выпивохи, а вот каменный мост и речка с мельницей впечатляли. Проехав, как сказала торговка, несколько лучин, Альк безошибочно остановился возле дома с высоким крыльцом и двумя яблонями по бокам. Кованая ограда была символической, калитка не запиралась. Они спешились, завели коров во двор, и Альк постучал в дверь кулаком.

На стук вышла служанка с пустой корзиной в руках, да так и застыла на пороге.

— Молодой господин! — воскликнула она. — Алькушенька! Вы вернулись?

Альк настороженно прищурился. Имени служанки он не помнил, но она ему помогла.

— Меня Авдотьей зовут, а муж мой — Федуня. Вы, конечно, не помните нас, мальцом совсем были, когда приезжали, но мы служим здесь с тех пор, как ваш дедушка этот домик прикупил. Заходите, пожалуйста, я вам комнаты приготовлю, если вы ночевать изволите, и баньку затопим, и покушать приготовим... Радость-то какая!

Неугомонная баба показала, куда отвести коров, попричитала по поводу того, что их заранее не предупредили о приезде молодого хозяина, иначе она бы наготовила снеди, провела Алька и Рыску внутрь и указала на соседние комнаты в левом, более высоком крыле дома. На крики служанки откуда-то из подпола вышел бородатый мужик лет пятидесяти, громко ойкнул, рявкнул: «Здравьюшко!», развернулся и исчез, словно сквозь землю провалился. Впрочем, ненадолго — вынырнул он уже с корзиной еды и с бутылкой в руках.

Рыску пристроили в комнате поменьше, с видом на задний двор, зато с лоханью для умывания и туалетным ведром. Алька — в комнате побольше, с видом на улицу. Авдотья молола языком не переставая, а её муж, спокойный и немногословный, уже отправился топить баню.

— Вместе мыться будете? — спросил он, невозмутимо глядя на Алька.

— Нет, отдельно, — выпалила Рыска.

Альк кивнул.

После бани завернувшейся в простынь Рыске служанка предложила выбрать чистую одежду, извиняясь, что женских платьев в сундуке совсем мало, да и вида они немного мятого и размера не совсем подходящего, так как госпожа Анна покрупнее гостьи, а Богданочка пониже. Рыска выбрала зелёное льняное платье с вышитым, хоть и низковатым, лифом и серым пояском, которым можно было стянуть талию любого размера. Платье оказалось коротковато, но всё равно смотрелось гораздо роскошней, чем Рыскино дорожное, купленное перед отъездом. Больше всего Рыска обрадовалась чистому исподнему, красивей которого она ещё не видела (тонкая рубашка на шлейках и странно короткие трусы были мягкими, шелковистыми) и белоснежным носкам, слегка пропахшим сундуком, но оттого не менее удобным. Туфли, предложенные служанкой, не подошли, и Рыска надела свои старые, уже заботливо почищенные.

Альк парился с лучину, будто хотел выгнать из тела злой дух. Рыска заскучала и даже стала немного волноваться, не случилось ли чего. Она уже и косу успела заплести, и изучить комнату вдоль и поперёк, а побродить по дому не решилась. Альк вышел к обеду в широких серых штанах, вероятно, отцовских, и белой рубахе с зелёной вышивкой вдоль ворота; белые волосы распущены, на ногах — домашние кожаные туфли без пяток. На лице у него было такое благодушное выражение, что он напомнил Рыске сытого кота.

— Хорошо смотрится, — сказал Альк, указывая на Рыскино платье, — и цвета мы выбрали одинаковые.

— Ну, это же твои родители выбирали, — она смущённо подтянула низковатый лиф.

На обед они поели салат и жареное мясо, которое Альк запивал вином, а Рыска — квасом.

— Много не пей, пожалуйста, — попросила она, вспоминая ужасно неприятную сцену в кормильне, после которой Альк оказался в тюрьме.

— Я и не собирался, — он поморщился, — и не надо меня контролировать, не люблю я этого. Если захочу напиться — напьюсь.

— А вдруг я тебя попрошу — и ты расхочешь.

Альк вздохнул.

— Да не любитель я напиваться. Повод серьёзный нужен, причём дурной.

— А когда мы поедем в школу?

— Прямо сейчас, что ли? Моя задница категорически возражает. Да и коровам нужно отдохнуть. Утром.

— Утром?

— Тебе что, здесь не нравится?

— Что ты, нравится. Просто непривычно…

— Ты моя гостья. Отдохнём часок и прогуляемся, я покажу тебе город. Заодно узнаем, где эта школа и что про неё говорят.

Рыска поднялась в свою комнату, занавесила окно, разделась до исподнего и рухнула в постель, пытаясь унять роящиеся в голове мысли. Слуги её неизвестно за кого приняли, но это неважно. Родители Алька всё равно здесь почти не бывают, а завтра она, вероятней всего, поступит в школу и начнёт новую жизнь.

— Эй, соня! — в дверь комнаты постучали. — Спускайся, пойдём город смотреть.

Рыска вскочила, не сразу понимая, где она. Лучи, скользящие неровными полосками сквозь шторы, стали совсем низкими. Она сходила на туалетное ведро, отмечая широкое и удобное сиденье, быстро оделась, пригладила растрепавшуюся косу и спустилась вниз.

Альк уже ждал её на крыльце — всё в той же одежде, только ботинки старые, дорожные.

— Выспалась?

— Ага.

— Ну что, пойдём? Посмотрим, чем живёт эта убогая периферия.

Вечерний город Рыске понравился больше, чем дневной. На площади было людно, вокруг центрального помоста стояли продавцы сладостей и разной снеди, выступал какой-то баюн. Раньше неприятная для уха, теперь саврянская речь стала для неё не только более понятной, но и казалась мягкой. Все эти шипящие и хрустящие звуки, произнесённые вместе и быстро, сливались в ритмичный и довольно мелодичный поток.

— Хочешь кедровых орешков?

Рыска кивнула. Заметив, как он вынимает из кармана новый кошель, она удивлённо подняла брови, и Альк предвосхитил её вопрос.

— Я никого не грабил. Авдотья выдала мне несколько сребров.

К слову, это было довольно унизительно. Альк понимал, что тратит деньги родителей, и оттого чувствовал себя мальчишкой. Он отсутствовал семь лет и вернулся домой не с толстым кошелём, а с немаленьким долгом, который божиня знает когда сможет отработать. Альк вспомнил слова дедушки во время встрече в ските о том, сколько денег отец угрохал на его образование, и снова приуныл. Работа видуном может быть денежной разве что при дворе. Махать мечами Альк умел, но не любил. В Пристани это казалось увлекательной забавой, соревнованием в ловкости, в реальности же пускать в ход оружие ему вовсе не нравилось, даже ради спасения жизни. То ли дело крысе — та любила атаковать и доказывать превосходство. Стать послом означало пойти на поводу у отца, а управлять имуществом казалось невероятно скучным. Альк решил, что нужно позволить себе хотя бы недолго плыть по течению — авось куда-нибудь вынесет.

— Вкусно, — проговорила Рыска, и он вернулся на землю — точнее, на площадь, на которой что-то затевалось.

Трое парней с дудками и один скрипач завели ритмичную мелодию, и вдруг народ вокруг задвигался, затолкался, зашумел и стал потихоньку выстраиваться в длинный хоровод. Альк собирался было бочком выбраться из толпы, но какой-то боевой парнишка схватил Рыску за руку, а она потянула за собой и Алька. Вырываться было как-то глупо, и Альк с усмешкой подумал, как буквально реализуются его мысли: он плыл в длинном ручейке людей, вьющемся за высокой бабой в красном платье и повязанном на голову красном платке. Вряд ли он мог себя вообразить в более идиотской ситуации, но разгорячённая и довольная Рыска крепко держала его за руку, следуя вместе со всеми, и Альк стал смотреть на её длинную косу, спустившуюся до очаровательно округлой, прыгающей в ритм музыки попы. Это заметно скрасило его суетливо-бессмысленную беготню по площади, и когда цепочка людей стала разбиваться на пары, он уже более охотно схватил Рыску за обе руки и покружил её, влился в четвёрку, поменялся партнершей с рядом стоящим парнем, косо глядя на то, как тот хватает Рыску за талию и подбрасывает её вверх в прыжке. Проделал то же самое со своей белокосой партнёршей, передал её другому мужчине. Рыска отодвинулась дальше, потом ещё дальше, уносясь в ускоряющемся потоке и виновато ему улыбаясь. Напротив Алька оказалась стройная рыжеволосая девица с большущим бюстом, подобранным вверх ярко-синим корсетом, с которой ему пришлось кружиться, пока дудки не замедлили ритм, после чего ручей потёк в другую сторону, и Рыска к нему вернулась.

— Хоп! — прокричали музыканты, и толпа остановилась, пары соединили руки и обнялись в знак дружбы и согласия. Альк привлёк Рыску к себе, чувствуя, как тяжело она дышит. От неё пахло орехами и травами, которыми она мыла голову. — Поворонтак, поцевжёнтак! — пропели музыканты — и что ему оставалось делать? Пришлось покрутиться и поцеловать её, придерживая за то место, где заканчивалась её чёрная коса.

Музыка затихла, народ стал распадаться на группки, расходясь по сторонам. Какой-то менестрель заиграл на гитаре, фальшивя на высоких нотах. Альк с Рыской оказались на краю площади возле закрытой сапожной лавки. Сделав пару шагов в сторону, он прижал её спиной к стене и всё-таки просветил насчёт того, как целуются с языками. Рыска держала его за плечи и, закрыв глаза, впитывала новые знания. Он бы с удовольствием научил её большему, но вынужденно отпрянул, когда проходящая мимо старуха гаркнула:

— Совсем обнаглели, бесстыдники! Не танцы, а распутство какое-то.

Рыска, «натанцевавшаяся» до головокружения, осталась стоять у стены, прикрывая лицо двумя ладонями.

— Эй, ты чего? — спросил Альк. — Это всего лишь танец, я не виноват.

Она опустила ладони и попросила:

— Пойдём отсюда.

— Ты что, обиделась?

Они пошли по тёмной улице прочь от площади.

— Нет, просто утром, когда я спрашивала тебя о танцах, ты мне не сказал, чем они заканчиваются.

— Ну извини. Да я сам не знал! Я же говорю, раньше я в подобном не участвовал. Или это вообще местные придумки.

Они прошли по безлюдной улице мимо большого палисадника, от которого пахло ночными цветами.

— Предупреждать надо, — проворчала Рыска.

— Предупреждаю, — сказал Альк, снова приобнял её и насладился долгим, горячим поцелуем.

— Альк… — выдохнула она с укором.

— Что? Я же предупредил.

Они молча прошли два квартала, держась за руки, и повернули в заулок, ведущий к дому. Недалеко от кованой калитки Альк остановился и спросил:

— Рысь, как ты?

Её лицо осветила луна, жёлтые глаза блеснули и опустились вниз.

— Тревожно, будто мотылёк внутри бьётся, — тихо сказала она.

— Не бойся, я тебя не обижу. Прости меня, идиота. Не удержался.

— Ещё скажи, что не хотел.

— Хотел, но не должен был.

— Ну, хоть целоваться научусь, — заключила Рыска, поворачиваясь к дому. — Я думала, это по-другому делают. Только ты ко мне в комнату, пожалуйста, не приходи.

— И не собирался. Утром можно?

— Утром можно.

— А ты не сбежишь? — вдруг спросил он.

— Ты же не отдал мне деньги.

Зайдя в притихший дом, Альк запалил две лучины, и они с Рыской разошлись по комнатам.

* * *

Карета остановилась возле крыльца рано утром. Из неё вышла стройная немолодая женщина со светлыми волосами, подстриженными до плеч, в дорогом платье и очень дорогих туфлях. Нетерпеливо махнув вознице, она миновала распахнувшуюся от напора калитку и попробовала открыть дверь. Когда та не поддалась, решительно постучала. Через несколько мгновений дверь отворилась, но на пороге стояла не служанка, а незнакомая черноволосая девушка.

— Кто ты? — женщина зашла в сени и по-хозяйски осмотрелась.

— Рыска, — робко ответила девушка.

— А почему в этом платье?

— Мне Авдотья дала переодеться с дороги.

Женщина бросила на Рыску внимательный взгляд.

— Альк здесь?

— Да…

В этот момент по коридору спокойно и по-деловому прошла крупная серая крыса. Увидев её, женщина побелела, покачнулась, придержалась рукой за стену. Рыска наконец сообразила, кто перед ней и что происходит, и поспешно успокоила гостью — точнее, хозяйку:

— Альк во дворе.

Женщина выдохнула, тряхнула головой и зашла в комнату, служившую в небольшом по меркам Хаскилей доме одновременно и гостиной, и столовой. Рыска проскользнула следом.

— С ним всё в порядке?

— Да. Он тренируется на мечах.

— Правда? — удивилась женщина.

— Сейчас я его позову!

Рыска заполошно выбежала через заднюю дверь и, увидев Алька возле колодца, прокричала:

— Альк, твоя мама!

— Что с ней? — испуганно спросил он.

— Она приехала.

Альк замер на несколько мгновений, затем быстро вытер руки, уронил в траву полотенце и решительно пошёл в дом. Его лицо казалось невозмутимым, но глаза были снова какими-то пустыми, как раньше, в моменты опасности, когда крыса внутри брала своё, поэтому Рыска решила на всякий пойти за ним, чтобы не оставлять их с госпожой Хаскиль наедине.

Возглас прозвучал как вздох:

— Альк!

Едва Альк зашёл в комнату, женщина бросилась вперёд, обхватила его за плечи, прижала к себе и замерла.

— Мама, всё в порядке, — проговорил он, неуверенно погладив её по спине.

Та отстранилась, продолжая держать его, и её глаза влажно блеснули.

— Почему ты не приехал домой? — спросила она с удивлением и укором.

— Это тоже дом, — ответил Альк.

Повисла короткая пауза.

— Ты не хочешь нас видеть?

— Конечно, хочу, но... это долгая история.

— Я готова выслушать всё, чем ты решишь поделиться, — она отошла на шаг, смерила сына внимательным взглядом. — Ты так изменился! Возмужал, стал такой красивый... Слава богам! Я верила, что ты вернёшься, что ты не… — она поспешно вытерла глаза.

Альк смотрел на мать, не зная, что ответить. Что она тоже изменилась и постарела — в том числе, благодаря ему? Что он чувствует себя подонком и неудачником, а красота сына в глазах матери — не более чем условность?

— Давай сядем и поговорим, — предложил он.

Он сели за стол, а Рыска задержалась в дверях. Кажется, спасать Алька было не нужно, да и госпоже Хаскиль ничто не угрожало. Рыска медленно попятилась и выскользнула в соседнюю со столовой кухню. Авдотья и Федуня с пол-лучины как ушли за покупками, и она решила похлопотать вместо них на случай, если приехавшая хозяйка проголодается: достала свежий хлеб, масло и мёд, пошевелила тёплый горшок с кашей в печи, уселась на лавку и прислушалась. Саврянская речь была еле различимой, но злобные интонации Рыска бы уловила и вмешалась, хоть и знала, что лезть в чужие семейные дела себе дороже.

Сев за стол напротив сына, госпожа Хаскиль вытянула руки и схватила его ладони.

— Сынок, — её голос дрогнул, — ну как ты?

— В порядке.

— До нас доходили слухи, — она нервно сглотнула, — но я им не верила — и правильно делала!

— Какие слухи?

— Что после обряда ты стал… «свечой».

— Вы справлялись о моих успехах? — Альк усмехнулся.

Женщина укоризненно покачала головой.

— Конечно. Неужели ты думаешь, что мы могли так просто забыть о тебе?

— Ну, отец вполне убедительно от меня отрекся…

— В пылу отчаяния! Ерунда. Он давно об этом пожалел. Один наш знакомый ринтарец иногда рассказывал нам о твоих делах в Пристани. Мы знали, что ты достиг больших успехов, и поэтому я не поверила, что тебя не выбрали в путники.

— Не выбрали. Но не потому, что я был ничтожеством.

— Конечно нет! Но… разве можно повернуть обряд назад? — она внимательно посмотрела ему в глаза. — Это невозможно, я узнавала.

— Я же сказал, мама, это долгая история.

— Расскажешь?

— И неприятная. Не хочу вспоминать. Слишком… — он поморщился, подбирая нужное слово, — остро.

Госпожа Хаскиль вздохнула и не стала настаивать.

Рыска из кухни слышала почти всё, но понимала примерно половину сказанного.

— Сынок, а что ты собираешься делать дальше?

— Хочу ненадолго остаться в Плыни.

— Сидеть здесь? Но зачем?

Альк помедлил с ответом.

— Закончу одно дело, а дальше будет видно. У меня есть несколько обязательств.

— Перед Пристанью? — испуганно спросила госпожа Хаскиль.

— Нет, к счастью. Перед друзьями.

Она улыбнулась краем губ. Друзья вряд ли украдут у неё сына и тем более не станут причинять ему вред, а вот Пристань… С ней спорить и ссориться трудно. Не то чтобы Анна Хаскиль боялась каких-то там видунов или путников — ради сына она бы пошла на многое — но у их семьи была заслуженная годами репутация, которую нельзя пятнать глупыми играми.

— Это прекрасно, что у тебя есть друзья, — она вгляделась в лицо сына, вбирая каждую чёрточку. — Мы очень ждали тебя и поддержим во всём.

— Однажды уже поддержали, — проворчал Альк.

Зависшая пауза стала напряжённой.

— Я знаю, что виновата, — наконец произнесла госпожа Хаскиль. — Прости меня. Я должна была поддержать тебя, но очень за тебя боялась. Этот страх не давал мне мыслить разумно. Я ведь не понаслышке знаю, что такое стезя путника. Твой дедушка…

— Я видел его.

— Правда? — она удивлённо вскинула брови.

— Да. Заезжал к нему в скит, просил о помощи, но он…

— Не помог, — заключила госпожа Хаскиль.

— Спасибо, что не убил, хоть и обозвал безумцем. Призвал меня сдаться и отправиться в Пристань сходить с ума.

— Альк, мне очень жаль… А ещё я очень зла! — в её голосе зазвенели суровые нотки. — Как он мог? И почему нам ничего не сообщил? Ведь мы думали, что ты…

— Погиб как крыса?

— Нет, — она уверенно покачала головой. — Я не верила в подобное.

— Я был крысой, но освободился, теперь всё это позади. Я просто видун.

— Но как? — воскликнула она.

— Та девушка, Рыска, тоже видунья, — объяснил Альк, медленно и осторожно подбирая слова. — Она случайно нашла меня в облике крысы и помогла. Спасла мне жизнь и сама потеряла дар. Мы точно не знаем, как это вышло, и мой наставник тоже.

— А твой… путник?

— Погиб.

Госпожа Хаскиль задумалась, прежде чем осторожно спросить:

— Как?

— Ты точно хочешь это знать? — Альк глянул матери прямо в глаза.

— Что ж… Пусть прошлое будет прошлым, — произнесла она, сжимая его лежащие на столе ладони. — А как твоё здоровье после всего этого?

— Не беспокойся, мама. А твоё?

Она улыбнулась.

— Мне хорошо, и я счастлива.

— А Богдана?

— Ох, прекрасно — с Хольгиной помощью скоро родит второго.

— А отец?

— Здоров и полон идей, но… когда мы узнали, что ты не стал путником, он был сам не свой. Заперся в комнате и сутки не выходил. Я еле достучалась до него. Он не верил, что увидит тебя снова. А моё сердце подсказывало, что надежда есть.

— Может, у тебя тоже есть дар видуньи? — спросил Альк. — Ведь это у тебя в роду есть путники, а не у отца.

— Это называется материнское чутьё.

— Да уж… А как ты здесь оказалась? Не чутьё же тебя привело в Плынь.

— Федуня мне сообщил, что ты приехал.

— Как? Он что, летучих коров нашёл — или мысли передаёт на расстоянии? Мы же только вчера днём приехали!

— Нет. Мы пользуемся голубиной почтой.

— Надо же, — усмехнулся Альк, ругая себя за то, что сам не догадался.

В последние годы голубей и в Пристани использовали. Только дело это было хлопотное и дорогое: сообщение могли перехватить, голубь мог сбиться с пути или погибнуть.

— Я давно попросила Федуню сразу сообщать мне любые новости о тебе, и вот вчера прилетел голубь с запиской о том, что ты приехал и пробудешь до утра.

— Как хорошо иметь грамотных слуг. Ты ехала всю ночь? — с укором спросил Альк. — Одна?

— С Данилой. Это наш новый возница, отличный парень.

— А отец?

— Он два дня назад уехал в столицу по срочным делам. С этой непонятной войной, со всем этим хаосом может произойти что угодно, надо держать ухо востро. Ты же знаешь отца — он не любит оставаться в стороне, когда происходят важные перемены. Ты в курсе того, что случилось?

Альк нахмурился.

— Я был там. И моё возвращение в… человека случилось именно там, на границе.

— Ты смог повернуть ворот?

— Не я, — Альк увильнул от прямого ответа, но не потому, что не хотел отдать должное Рыске — просто вспоминать ту бойню было неприятно. — А насчёт отца всё понятно. Если бы он был дома, то тебя бы не отпустил.

— Что за глупости, — возмутилась она. — Он поехал бы со мной. Отец до сих пор не знает, что ты жив.

— Он видел меня в столице, — признался Альк.

— Что? — её глаза изумлённо округлились.

— Да, окликнул, но я не обернулся.

Альк вспомнил своё позорное бегство от отца после встречи с Исенарой и нахмурился. Что бы было, если бы он тогда встретился с отцом? Действительно ли тот его узнал — или в отчаянье окликнул молодого мужчину, со спины похожего на сына, потому что надеялся увидеть его живым?

В этот момент дверь сеней распахнулась, и на пороге появился одетый по-дорожному верзила, державший в одной руке клетку с белым голубем.

— А вот и крылатый доносчик, — сыронизировал Альк.

Голубь глянул на него с презрением. Верзила вежливо поздоровался и сказал:

— Птичку-то напоить и накормить нужно. Коров я уже пристроил.

— Спасибо, Данила, — ответила госпожа Хаскиль. — Поставь клетку на стол.

Слуга выполнил указание и вышел, а она снова повернулась к сыну.

— Альк, а где Авдотья и Федуня?

— Кажется, за продуктами пошли. Ну, или очередное шпионское письмо отправить.

Она так странно на него посмотрела, что Альк заподозрил неладное.

— Может быть, вы хотите выпить кваса или перекусить? — предложила заглянувшая в столовую Рыска: услышав новый мужской голос, она решилась наконец вмешаться.

— Нет, спасибо, — ответила госпожа Хаскиль. — Может, позже.

Встретив её недоумённый взгляд, Рыска снова ретировалась на кухню, села на лавку и подумала, что здесь ей, собственно, и место. Она решила при первой возможности проскользнуть в свою комнату или во двор, чтобы не мешать важной встрече. Очевидно, мать и сын не только не собирались ругаться, но наоборот, поладили, и Рыску это ужасно порадовало — у Алька стало одной огромной проблемой меньше! Голоса в соседней комнате снова зазвучали — тихо, едва разборчиво.

— Что здесь делает эта девушка? — спросила госпожа Хаскиль.

Альк долго не отвечал.

— Её зовут Рыска. Я должен им сто златов — ей и её другу. Они с одного хутора. Он тоже ринтарец и был ранен во время битвы.

— Сто златов за твоё спасение?

— Нет, они помогли мне добраться до скита в Мириных Шахтах. Рыска могла меня слышать благодаря дару видуньи, так что мне очень повезло, — объяснил он. — Прости, мама, что придётся одолжить у тебя деньги.

— Твоя жизнь бесценна!

— И всё же я их верну.

— Хорошо, как скажешь, — зная об упрямстве сына, она не стала спорить. — Хаскили умеют быть благодарными. С собой у меня таких денег, конечно, нет, но мы их найдём.

— Мама, скажи, — он вдруг сменил тему, — ты знаешь что-нибудь о местной школе Севриных?

Та громко хмыкнула.

— Ещё бы! Эта неугомонная Казимира наделала столько шуму своей затеей. Школа для девушек и женщин! Да у нас тут целое движение против неё поднялось — из мужчин, конечно. Мол, незачем благородным дамам географию да математику изучать, а тем более мечами махать. До тсарицы дошли, поросили её указом запретить подобную ересь.

— И что же тсарица? — с интересом спросил Альк.

— Отказала. И приказала выгнать просителей в шею. Чего и следовало ожидать.

— Так школа работает?

— Да, назло трусам и дуракам в штанах, которые боятся умных женщин. Хотя я слышала, что многие ученицы оттуда всё же ушли из-за угроз.

Рыска услышала имя Казимиры и заёрзала на твёрдой лавке. Хоть бы они её наконец позвали!

— Ты знаешь там кого-нибудь? — спросил Альк.

— Нет, но кто-нибудь в этой школе точно знает нас. А зачем тебе? Хочешь пристроить туда эту ринтарку? Она из благородных?

— Нет, — резко ответил Альк, — но она грамотная и способная. Я в неё верю. Справится!

— Конечно, — госпожа Хаскиль, наоборот, говорила очень мягко и вкрадчиво. — Я безмерно благодарна этой девушке. Мы заплатим ей из моих средств, даже отца не будем тревожить по такому поводу, но школа в Саврии — правильное ли это решение, Альк? Ринтар далеко. Она не сможет видеться ни с кем их родных.

— У неё… можно сказать, никого нет.

— А как же тот друг?

— Он друг, но не родня. И у него свои проблемы и своя дорога.

— Она хорошо говорит по-саврянски?

— Пока учится.

— Давно? — госпожа Хаскиль скептически прищурилась.

— Быстро, — ответил Альк с досадой. — Мама, с чего тебе так переживать за возможные неудобства моей знакомой? Она хочет попасть в эту школу, и я обещал ей помочь. Ты имеешь что-то против?

— Что ты, — та помотала головой. — Я тоже хочу помочь.

Альк вздохнул. В этом беда всех родителей — больше всего они мешают, помогая. Он уже пожалел, что затеял разговор о школе именно с мамой — надо было местных порасспросить и самому туда сходить.

— Ты случайно не влюбился?

Альк явно не был готов к подобному вопросу и потому немного стушевался. Короткой паузы было достаточно, чтобы мать всё поняла.

— Мы знакомы всего пару недель, — уклончиво ответил он. — О чём тут можно говорить?

— Вот и хорошо, — она улыбнулась и доверительно продолжила: — Сынок, не попадись в ловушку любви из жалости или благодарности, ничего хорошего из неё не выйдет. Да и саврянско-ринтарская дружба нескоро станет повсеместной — даже если их тцаревич женится на нашей тсаревне.

— То есть я влюблен, потому что благодарен, а меня можно любить только из жалости, да? — рявкнул Альк.

— Сынок, извини, но… ты всерьёз считаешь, что кто-то может полюбить крысу?

— Я… не… крыса, — медленно и сердито проговорил Альк.

— Я знаю. Но как давно ты вернул своё нормальное «я»? И точно ли оно вернулось в полной мере?

— Ты тоже считаешь меня сумасшедшим?

Альк резко встал, наклонив стол и опрокинув стоящий рядом стул. Клетка с голубем с грохотом свалилась на пол, птица в страхе заверещала. Госпожа Хаскиль успела отскочить, но рухнувший стул успел задеть её колено: она вскрикнула, махнула руками и приземлилась задом на пол.

На шум в комнату влетела испуганная Рыска, и зрелище ей ужасно не понравилось.

— Ой! — прокричала она.

Одновременно бросившись к сидящей на полу женщине, Альк и Рыска помогли ей подняться, но та лишь махнула рукой, прихрамывая, дошла до стула и села.

— Мама, прости, — выдавил Альк, морщась от унижения и досады на себя.

— Альк, ну как ты мог? — вспылила Рыска.

Осуждение в её голосе так его полоснуло, что он рявкнул на саврянском:

— Заткнись, дура!

— Всё это лишь подтверждает мои слова, — пробормотала госпожа Хаскиль, с печальным видом потирая колено.

Альк грязно выругался и выскочил в сени, а затем и из дома. Рыска бросилась за ним.

— А-альк!

Он уже успел пройти шагов двадцать, так что нагнать его получилось только в конце квартала.

— Присматриваешь за мной? Думаешь, я кого-нибудь ещё прибью? — на ходу бросил Альк, не поворачивая головы.

— Нет, — виновато ответила Рыска. — Постой!

— Хватит за мной таскаться! — он ускорил шаг.

— А куда мне идти? — бросила она ему вслед.

Альк вдруг остановился и развернулся.

— То есть тебе просто некуда деваться?

Она опешила.

— Ну да. То есть нет, я… я всё ещё могу пойти в сказочницы.

— Прекрасный выбор!

— Ты не вернул мне деньги, — напомнила ему Рыска. — Восемьдесят девять златов.

Альк сердито фыркнул.

— Да хватит использовать эту нелепую отмазку. У мамы моей вон попроси. Она отдаст. Из благодарности. Бабы… Вечно вы всё меряете жалостью или деньгами, — он быстро пошёл вниз по улице, процедив сквозь зубы: — Отцепитесь вы все от меня…

Рыска оперлась плечом о чей-то высокий забор и замерла от изумления и обиды. Его большие шаги мерили мощёную мостовую, гулко стуча в тишине утреннего, ещё сонного города. Впрочем, парочка любопытных голов уже выглядывала из окон. Альк дошёл до поворота, замедлил шаг и в конце концов остановился у факельного столба.

Рыска медленно подошла к нему и взяла его за руку. Он глянул на её ладонь, молча сжал её, и они вместе пошли дальше, в сторону площади.

— А мама права. Иногда мне кажется, она всё ещё там, — горестно проговорил Альк спустя щепку молчания.

— Кто?

— Крыса.

На площади уже суетились торговки, развернул свою лавку сапожник, лекарь стоял у двери, опершись о косяк и возмущённо созерцая небольшую, но пахучую лужу у входа. Рыска с Альком остановились возле оружейной лавки, пока закрытой.

— Но её там больше нет, — пробормотала Рыска.

— Тем хуже. Значит, этот учёный козёл и урод — я сам.

Она бросила на него сочувственный взгляд.

— Альк, ты пережил такое, после чего не сразу приходят в себя.

— Откуда ты знаешь, психологиня хренова?

— Психо — что?

— Ой, Божиня, помоги! — он раздражённо закатил глаза.

— Альк, ну вспылил, с кем не бывает. Ты же не хотел обидеть свою маму.

— Но ты же не крикнула: «Что случилось?». Ты крикнула: «Как ты мог?»

— Я выбежала на шум и испугалась...

— Скажи честно, Рысь, — вдруг спросил Альк, внимательно глядя ей в глаза, — тебе меня очень жалко?

Она пожала плечами.

— Да, но… — он успел скривиться, когда она вдохновенно добавила: — Ты не жалок, вовсе нет! Ты смелый и честный, а ещё ты добрый и преданный, просто не любишь это показывать, у мужчин так бывает.

— Много опыта общения с мужчинами? — он скептически прищурился.

— Я росла на хуторе не одна. Там было много батраков и их семей, и в моей веске тоже.

— И тебя, конечно, посвящали во все детали взрослой жизни, — желчно завил он.

— В веске ничего не скроешь! Жизнь шла своим чередом.

— Но воспринимала ты её девчоночьими мозгами.

— Думаешь, твои книжки учат лучше, чем реальная жизнь? — вспылила Рыска.

— Книжки были у меня в дополнение к реальной жизни.

— Альк, тебя учили писатели, которые Саший знает когда напридумывали всякую ерунду. А я наблюдала за всеми, кто был вокруг.

— Значит, метод наблюдения использовала, да? — усмехнулся он.

— Метод?

— Да. — Альк вздохнул, предвосхищая следующий вопрос.

— А что это?

— Сейчас лекцию прочту…

Рыска насупилась и выпалила:

— И ты не урод. Вон, в каждой кормильне на тебе по девке висит. Липнут и косы плетут.

— Вспомнила… Да они ко всем липнут, у кого кошель есть. Клиентов так зазывают. Косы плетут, но не дают, — он похабно оскалился.

— Другим не плели.

— Откуда ты знаешь?

— Использую… метод наблюдения.

— Угу. Наблюдательная… Значит, против козла ты не возражаешь?

— Ну, ты упрямый и иногда бодаешься, — призналась Рыска.

Они пересекли площадь и, громко препираясь и сами того не замечая, направились окружным путём домой. Когда они поняли, что подошли к дому с другой стороны, Авдотья и Федуня уже вернулись, из кухни пахло выпечкой, а бодрый голос госпожи Хаскиль командовал на заднем дворе, выговаривая за что-то Даниле. Кажется, тот чуть не упустил голубя.

— Ах, господин, вы вернулись, — виновато проговорила служанка. — А мы задержались, потому что зашли к кузнецу, потом немного поторговались в лавке, так уж принято, а тут ваша матушка приехала, стыд какой, мы её даже не встретили…

— Зато мы встретили, — мрачно ответил Альк.

Рыска глянула на него и покачала головой.

— А кушать вы будете не кашу, — похвасталась служанка, — а свежую булочку с маслом и корицей, ветчину и гусиные яйца. Сейчас я накрою в столовой.

— Ой, я не голодная, — соврала Рыска, представив, что ей придётся выдержать трапезу с госпожой Хаскиль.

Она надеялась под шумок ускользнуть в свою комнату, но Альк дёрнул её за косу и тихонько подтолкнул коленкой под попу в сторону столовой. Рыска вздохнула и покорилась, погрозив ему в ответ кулаком, и Альку ужасно захотелось схватить её в охапку и поцеловать.

Госпожа Хаскиль была спокойна и благодушна, хоть и прихрамывала на пострадавшую ногу, но на вопрос Алька о самочувствии лишь отмахнулась. Это вернуло Рыске душевное спокойствие, но ненадолго.

Как только Авдотья накрыла на стол все тарелки и приборы, необходимые для «простого завтрака», сердце в груди у Рыски запрыгало испуганным воробьём. Альк сидел за столом с такой ровной спиной, будто у него сзади за поясом торчал его любимый меч. Рыска тоже приосанилась — она вовсе не была сутулой, но по сравнению с госпожой Хаскиль, высоко и непринуждённо державшей голову, выглядела слегка прибитой. Впрочем, если не есть ничего незнакомого и отвечать так, как Альк когда-то её научил, опозориться невозможно, так ведь? Она уже собиралась отломить кусок булочки, чтоб избежать беседы под предлогом жевания, как госпожа Хаскиль взяла одну из булочек, положила её на тарелку и аккуратно разрезала ножом вдоль. Затем намазала маслом, капнула три капельки мёда, соединила половинки и надкусила, не наклоняясь вперёд.

Не то чтобы Рыска не справилась с подобным, но аппетит у неё определённо ухудшился.

Затем госпожа Хаскиль налила себе травяного настоя и, взяв странного вида щипцы, схватила ими сероватый, похожий на мел, комок и бросила в чашку. Беззвучно пошевелив ложкой, она тихо отпила и оценивающе глянула на Рыску. Та догадалась, что серый комок — это сладость из стевии, которую продавали на рынке, но уж слишком задорого, так что она её ни разу не пробовала. Альк тем временем наложил себе в тарелку яичницу из гусиного яйца и принялся ловко её есть с помощью ножа и вилки.

— А ты почему не ешь? Не голодная? — спросила госпожа Хаскиль.

— Нет, — ответила Рыска и налила себе отвар, не рискнув воспользоваться щипцами.

Альк удивлённо на неё глянул и хмыкнул.

— Мама, ещё раз извини, что так вышло, — сказал он и потянулся за ветчиной.

Закинув кусочек в тарелку, он в считанные мгновенья разрезал его ножом.

— Ничего страшного. Ты всегда был немного… импульсивным. Странно было бы думать, что твой характер сильно изменится, — слова прозвучали не с укором, а с любовью, так что Альк не обиделся, а госпожа Хаскиль продолжила: — Рыска, спасибо тебе от всей нашей семьи за помощь Альку. Мы непременно отблагодарим тебя.

— Неужели? — Рыска постаралась отхлебнуть из чашки как можно тише.

— И поможем устроиться в школу.

— Как интересно!

Заученные фразы крутились у неё в голове, но ведь нужно было ещё и выбрать подходящую.

Альк тихо хихикнул.

— Может, всё же поешь? — предложила госпожа Хаскиль.

— Нет, спасибо.

— Это наш любимый салат.

— Фи, — Рыска помотала головой.

Госпожа Хаскиль с большим удивлением глянула на немногословную девицу и наконец отстала от неё. Обрадовавшись, что светская беседа удалась, Рыска героически справилась с яичницей, извинилась и выскользнула из-за стола.

Когда её шаги затихли в коридоре, госпожа Хаскиль сказала:

— Альк, прости, но… она же тупа как пробка. Или это мой ринтарский так плох?

Альк расхохотался.

— А ты бы спросила её про принципы и аксиомы.

— Зачем ты дурил мне голову? Ты не мог влюбиться в такую жеманную дуру, — она усмехнулась. — Уверен, что не опозоришься, пытаясь пристроить её в школу?

— Казимира сама предложила — мы случайно встретили её по дороге, — объяснил Альк. — Но она сейчас в отъезде, потому что поехала на поле боя искать своего жениха.

Госпожа Хаскиль смягчилась.

— Я так рада тебя видеть, что готова согласиться на всё — даже сходить в школу и уговорить их, чтобы эту дурочку туда взяли. Мне они не откажут.

— Спасибо, мама. Только заранее не вешай ярлыки — произошло небольшое недоразумение.

Госпожа Хаскиль дожевала яичницу.

— Это слово ей подходит.

— Нет, Рыска умная. Ты это поймёшь, если узнаешь её поближе.

— Вряд ли это понадобится, — успокоила она сына. — А потом ты поедешь в замок?

— Не знаю, — Альк замялся, хотя ему ужасно хотелось увидеть родные стены. — Мне нужно часть денег передать Жару, другу Рыски.

— Отправим слугу. Даже двух, для верности. Так что? Ты вернёшься домой?

Она так умоляюще глянула на него, что Альк выдохнул:

— Хорошо, мама.

* * *

В большой кормильне на окраине Ринстана было, как обычно, людно и шумно. Двое вышибал грозно преградили вход какому-то забулдыге в обносках, служанки сновали туда-сюда с подносами и бутылками, из кухни доносился сердитый крик повара, выговаривавшего помощнице-стряпухе за нерасторопность.

Кастий Белоручка заглянул в свою кормильню скорее по привычке, нежели проверяя, всё ли в порядке. Ему нравилось иногда посидеть в углу, понаблюдать за посетителями и подумать о своей основной работе. А подумать начальнику тайной королевской стражи было о чём. Сегодняшнее донесение от одного очень полезного человечка, некогда спасённого им лично от отсечения руки (и чья сестра-полукровка удачно устроилась на службу во дворец тсарицы Нариды), очень его насторожило.

Ничего нового в подковёрных играх саврянской знати не было: естественно, они будут пытаться всеми путями получить при новом дворе как можно больше влияния на молодого тсаря. Смелость самой идеи пристроить ко двору сразу двух Хаскилей в качестве Советников по Саврии и Ринтару, возможно, даже пришлась бы Кастию по вкусу, если бы эта идея не шла вразрез с его планами.

Вот же ненасытная семейка! Мало им земель в каждом повете Саврии, мало привилегий в торговле лесом и низких пошлин на ввоз пушнины — они хотят протянуть свои лапы в дорогой его сердцу Ринтар, да ещё каким наглым способом!

Младший Хаскиль, даром что видун, того и гляди подберётся к Исенаре, а старик, похоже, давно имеет влияние на тсарицу Нариду — крутит ею, как хочет. Больше всего Кастия потрясло, что Нарида по совету Рома Хаскиля подложила свою засидевшуюся в девках тсаревну под их молодого тсаревича. Ну и мамаша! А если бы эта «дружба» имела последствия? Конечно, тсаревна даже в порченом виде осталась бы выгодной во всех смыслах партией, и всё же…

Кастий Белоручка не любил марать собственные руки и потому тщательно продумывал свои действия. Он был предан тсарю Витору, но лишь до того момента, как тот решил столкнуть оба тсарства ради никому не нужной и очень затратной мести. Государственные интересы должны всегда быть выше личных, особенно у тсарских особ, иначе тсарству конец. Кастий совершенно искренне планировал преданно служить и Шаресу, но его не покидало чувство, что его скоро могут подвинуть с должности, на которой он так преуспел, помогая в том числе и тсаревичу.

Исенара Кастию понравилась, но он не успел толком к ней приглядеться. Эти девки вечно себе на уме, чтобы их раскусить, нужно время: поговорить, попробовать искусить, проверить на верность, болтливость, склочность и прочность. Как начальник тайной стражи он просто обязан был обеспечить ей безопасность — то есть быть рядом, приглядывать невидимым оком. Глядишь, и вылезет наружу то, что она скрывает…

Старая история с ринтарским тсарём, загубленным прабабкой Исенары, ещё не была забыта. И если Кастий привык делить непроверенные слухи наполовину, то остальные придворные весьма охотно подхватывали байки из прошлого. Что, если молодая тсарица не так уж и влюблена в Шареса? Что если молодой Хаскиль, за которым безуспешно гонялись и путники, и «хорьки», и «тараканы», окажется амбициозным и проворным малым? Кастий выяснил, что Альк был знаком с Исенарой с детства, и послание от влюблённого Шареса он ей передал вовсе не по просьбе тсаревича, а по личному желанию — якобы по долгу службы. Молодая тсарица теперь будет ему благодарна, станет привечать — глядишь, привязанность перерастёт в нечто большее. Хаскили уже когда-то правили Саврией, в них есть королевская кровь, и это может сыграть им на руку в нужный момент.

Фантазии, конечно, — но он давно жил на свете и не раз видел, как самые странные и причудливые затеи, в которые никто не верил, становились реальностью. Лучше их предусмотреть заранее, чем потом кусать локти. Долг Кастия — сделать так, чтобы этот момент не настал, но действовать нужно деликатно и постепенно. Политику вершить — не дрова рубить. Тут нужна не сила, а тонкость.

Если начать наговаривать Шаресу на друзей тсаревны, можно впасть в немилость. А вот если этих друзей похвалить, а потом уличить в чём-то нехорошем… Со старым тсарём Витором можно было бы указать на алчность и назойливость Хаскиля-старшего, но молодой тсаревич влюблён, следовательно, проще будет воззвать к его ревности. Это глупое и иррациональное чувство так легко возбудить и взрастить, что Кастию и помощь ничья не потребуется, вот только имелась одна загвоздка — он сам ждал этой свадьбы, как и многие другие. Единый Савринтар будет гораздо сильнее, чем два враждующих тсарства, а для успешного политического союза нужны тсарь и тсарица, которые ладят друг с другом. Если Исенара прибежит в слезах к матери и начнёт жаловаться на молодого мужа, та с дуру может и свои полномочия вернуть, и вражду между Саврией и Ринтаром снова посеять. А Кастий уже и земельку успел прикупить на западе Саврии, возле моря, и жениха саврянского приглядел для своей переспелой дочери — немолодого, но знатного. Смешанные браки-то должны в фаворе теперь быть…

Не успел он допить варенуху, как проворная служаночка подбежала с новой кружкой. Какие все-таки у него способные племянники — жаль, что сестра не дожила, не увидела, как хорошо её дети ведут дела на деньги своего доброго дяди. Две кормильни, одна лесопилка, скотный двор, торговые ряды в каждом крупном городе Ринтара, а теперь и по ту сторону Рыбки можно расширяться… Эх, хорошо бы с этими Хаскилями поладить, да как бы такая дружба не вышла боком. Подвинут ведь, ненасытные…

— Милена, благодарю.

Кастий знал всех служанок по именам, потому что они имели очень тонкий слух, а посетители в кормильню приходили разные. Здесь, на окраине, часто бывали приезжие, так что новости крутились, как вода в мельничном колесе. Служанки его любили. С глупостями он никогда не лез — по возрасту стало неинтересно, а вот на монетку-другую за внимание к подвыпившим гостям не скупился. Правда, двух служанок за последние пять лет пришлось отправить на Хольгины дороги за излишнее любопытство и болтливость, но это всё на благо государства.

Кастий громко рыгнул и потёр правый бок — надо было зайти к лекарю и проконсультироваться насчёт неприятной тяжести…

Начальник тайной службы ненавидел лекарей, потом что те как один советовали ему сесть на диету и исключить пиво и копчёную свинину. А какие радости жизни они могли предложить взамен?

Нет, ревность тсаревича следовало приберечь на крайний случай. Пусть Хаскили сделают свои шаги на доске, тогда и он начнёт двигать фигуры. Может, из их политических потуг сможет родиться нечто полезное для нового тсарства и самого Кастия? А если нет — даже с благородными и богатыми случаются несчастья: их дома горят, в тёмных переулках их, как и прочих, поджидают грабители, в «курятниках» — сумасшедшие девки, в дороге — разбойники.

— Принести вам свиные рёбрышки? — спросила служанка, и он благодушно кивнул.