Остров (джен)

К Змеиному Знахарю, обосновавшемуся на одном из крохотных островков Канарского архипелага, люди в поисках исцеления стекаются со всего света. Его боятся из-за нелюдимости, отливающих багрецом глаз и огромного количества змей, охраняющих его жилище. Поговаривают, что пришедшего с дурным умыслом ядовитые твари кусают еще до того, как он успевает ступить на берег. Зато по-настоящему страждущим, пришедшим за избавлением от недуга Знахарь помогает даже в самых безнадежных случаях.

Именно такой случай настал в жизни главы британского аврората Гарри Поттера, недавно отметившего пятидесятипятилетний юбилей. Печать отмеченного пророчеством Избранного лежала на нем с рождения. Тревожное ожидание и груз ответственности за миссию, которую когда-нибудь предстояло выполнить, сопровождали его всю жизнь. В юности они ощущались острее и читались в каждом брошенном случайным прохожим взгляде. Потом притупились, отчасти в силу накопленного опыта, отчасти усыпленные тем, что исчезнувший вскоре после его рождения Темный лорд так долго не спешил возвращаться, что о нем постепенно практически все забыли. Возможно, Пророчество было не о Гарри и его давно тихо и незаметно реализовал некий иной Избранный. Или же оно вовсе представляло собой недостойный внимания бред. Сивилла Трелони, из уст которой прозвучали слова о "рожденном на исходе седьмого месяца", поведением своим доверия, мягко говоря, не внушала. И тем не менее просто отмахнуться от напророченного предназначения Гарри почему-то не мог. Готовился. Профессию выбрал соответствующую и не раз подвергал свою жизнь опасностям, порой смертельным. Но никогда он не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным, как сейчас.

* * *

Легкая узкая лодка шоркает по дну и мягко утыкается в берег.

Гарри, выдернутый тем тычком из тягостных мыслей, расплачивается с лодочником, сходит на землю и принимает из рук дочери почти невесомое тельце четырехлетнего внука, в котором медленно угасает жизнь. Они делают несколько шагов по тропинке, ведущей вглубь острова, тонущего в зелени деревьев и лиан, но вскоре останавливаются в нерешительности: высокая трава кишит змеями. То тут то там они поднимают треугольные головы и пробуют раздвоенными языками воздух.

— Не бойтесь, они не тронут, — доносится из густой тени. — Проходите в дом.

Знахарь их ждет на пороге тростниковой хижины. В блекло-зеленом балахоне, похожем на традиционную мантию волшебников, он почти сливается с ландшафтом. Неудивительно, что, войдя с яркого солнца в тень, посетители не сразу сумели его разглядеть.

— Кладите ребенка сюда, — говорит он, кивком показывая на высокий деревянный стол у стены, пронизанной косыми лучами солнца. — И разверните покрывало.

На мгновение он задерживает на лице Гарри взгляд, и тот замечает алые всполохи на дне темных глаз. Вот и еще одна часть рассказов оказалась правдой. Хоть бы и в главном не обманула людская молва.

Знахарь склоняется над мальчиком, проводит длинными бледными пальцами по его иссохшим, почерневшим рукам и ногам, расстегнув рубашку, исследует ветвящиеся по животу и груди черные прожилки. За время, проведенное в лодке, они успели опутать шею и пустить первые щупальца по щекам. Лили судорожно всхлипывает за плечом отца.

— Гадкое проклятие, — констатирует Знахарь. — Просто так своего не отдаст.

— Но вы ведь можете ему помочь?! — с мольбой в голосе восклицает Лили.

— Попробую. Подождите снаружи.

— Пойдем, — шепчет Гарри неуверенно переминающейся с ноги на ногу дочери и подталкивает ее к выходу. Сам же задерживается и возвращается к Знахарю, который, не обращая на него внимания, отходит к стеллажами, заставленным разномастными коробками и склянками, и принимается готовить в глиняной миске некое зелье, которое Гарри даже не пытается распознать.

— Вы сказали, проклятие так просто не снять... Но если есть способ, пожалуйста, помогите, — говорит Гарри так тихо, чтобы стоящая за тонкой, насквозь просвечивающейся дверью Лили не могла услышать. — Я готов заплатить любую цену. Это я виноват в том, что случилось. Я настоял взять его с собой. Хотел показать Африку. Думал, от чего угодно смогу защитить, но...

Он ненадолго замолкает, завороженный тем, как появившаяся на тихий шипящий зов змея сама выпускает в чашку каплю своего яда.

— Но не смог, — продолжает он, проводив уползающую рептилию глазами. — И если... — Из груди вырывается судорожный вздох. — Я не смогу смотреть в глаза дочери, если его не станет. Поэтому вы понимаете... Если нужна жизнь за жизнь...

— Разберемся, — говорит Знахарь, вновь задерживая на нем жутковатый пронизывающий взгляд.

Гарри кивает.

— Спасибо.

У самой двери он останавливается и непонятно зачем спрашивает:

— Вы ведь англичанин? Говорите совсем без акцента...

— Я говорю без акцента на всех языках, — отвечает вновь склонившийся над ребенком маг. Но чуть позже, когда Гарри уже делает шаг за порог, добавляет: — Да, я англичанин.

* * *

Ожидание длится мучительно долго. Лили то ходит взад-вперед перед дверью, то пытается разглядеть что-нибудь сквозь щели в тростниковой стене, но видит лишь пугающий темный дым. Отшатывается. Пытается присесть на свисающие петлями лианы, но не выдерживает и пяти минут. Вскакивает. Мечется. Иногда подходит в поисках утешения к отцу. А тот только и может гладить по спине и шептать, что все будет хорошо, что, раз ритуал продолжается, значит, все идет как надо.

Солнце перемещается к западу. Еще немного, и оно стремительно покатится за горизонт. Гарри уже готов заглянуть в хижину на свой страх и риск, но тут дверь распахивается, и на пороге появляется немного испуганный, но совершенно здоровый Дэн.

— Мама! Дед...

— Сынок!

Оба взрослых кидаются к мальчику. Лили заполошно осматривает ручки, ножки, смеется, заливаясь слезами, и много раз целует сына в посветлевшие розовые щечки, лобик, нос. Гарри тоже смеется и, почти не таясь, вытирает выступившую влагу с глаз. Хвала Мерлину, загадочный Змеиный Знахарь в самом деле творит даже по меркам волшебного мира настоящие чудеса.

Нужно его поблагодарить.

Тот сидит на накрытой бамбуковым покрывалом лавке, откинувшись на стену и прикрыв глаза. Устал. Но не уходить же, не попрощавшись и не заплатив.

— Простите, сэр, — тихонько зовет Гарри и, не дождавшись ответа, осторожно трогает знахаря за плечо, отчего тот, медленно соскользнув по стене, падает на лавку вниз лицом.

— Сэр, — взволнованно повторяет Гарри. Развернув знахаря на бок, он пытается прощупать на его шее пульс. Безрезультатно. Приложившись ухом к прикрытой мантией тощей груди, убеждается, что помочь целителю уже ничем нельзя, и отшатывается, обожжённый острым чувством вины. Только тут он замечает в неплотно сжатых пальцах умершего записку. Тот будто протягивает ее Гарри.

На обрывке пергамента тот прочтет лишь одну короткую фразу — два слова:

"Живи спокойно".