Amor spina est (гет)

Имя нынешнего директора Хогвартса, в отличие от имени его предшественника, гораздо чаще появлялось в разговорах Энн и Берта. «Да если б кто из них увидел господина В. вживую, тотчас от ужаса подох бы! — заявлял Берт после очередного прослушивания «Поттеровского дозора». — Герои-беглецы! Прячутся, пока другие жизнью рискуют!» В этом Энн была с ним полностью согласна. Хорош «Дозор»: то и дело твердят о Гарри Поттере как о надежде магического мира, а сами никакой помощи ему не оказывают! «Слабаки! — подхватывал Берт. — Кроют Снейпа! А он постоянно на волосок от смерти!»

Чувства Энн были двойственными: благодарность и страх. Они с Бертом первое время нередко обсуждали своего спасителя, хотя сначала разговоры превращались в яростные споры. «Да ты просто не знаешь, что это за человек! Сэвэр герой! — повышал голос Берт. — Если б не он, мы погибли бы!» — «Он жестокий! Он убил того мракоборца и вовсе не жалеет об этом!» — «И правильно сделал! — распалялся Берт. — Я бы тоже убил! Так с ними и надо! Ты жизни не знаешь!» — «Ты знаешь: ты ведь куда старше меня!» — «Ну и пусть я моложе! А ты ничего не видела никогда! Ты смерть не видела!» Через некоторое время Энн научилась удерживаться от таких споров. У Берта был один-единственный аргумент, но убийственной силы: Энн и вправду не похоронила никого из близких, а родители всегда были для неё абстрактными людьми на фотографиях. Все, кого она любила, были живы...

Вскоре она обнаружила, что Снейп для Берта — идеал. «Странно, что не отцу он стремится подражать!» — думала она. Временами замечала (или ей казалось, что замечает) в рассуждениях парня снейповский цинизм и снейповскую жестокость. Именно Берт предложил дать прозвище Тёмному Лорду, раз уж его имя заколдовано. «Тот-Кого-Нельзя-Называть — слишком длинно и слишком много чести, обойдётся, сволочь! Тёмный Лорд, как же, на хрен!» — сказал он. Прижилась кличка, которую, не мудрствуя, придумала Энн. Волдеморт был теперь для них «господином В.». Берт страстно ненавидел и Волдеморта, и его приспешников. Энн иногда казалось, что это чувство питает Берта, и что всё в нём подчинено ему. «Я отомщу им, Энн, отомщу!» — была ещё одна тема, которой Энн научилась избегать.

В доме Дамблдора было нечем заняться, и Энн страдала от безделья, пока ей не пришла в голову мысль написать историю войны с Тем-Кого-Нельзя-Называть и расставить все точки на «i». Берт тоже ухватился за эту идею. Но информации им не хватало: под рукой были только «Ежедневный пророк», радио и журнал «Придира» — и везде лишь скудные сообщения. Энн с Бертом садились вдвоём в библиотеке и конспектировали радиопередачи, но сведений в любом случае было мало. У Энн возникали всё новые и новые вопросы, но все они оставались без ответа. Выяснять что-либо у портрета Дамблдора было бесполезно: тот отделывался скупыми сообщениями. Берт предложил обратиться за помощью к Снейпу, Энн засомневалась. Но Снейп — неожиданно для Энн — идею с «Историей» поддержал.

— Действительно, хоть кто-то ещё должен узнать правду, чтобы она не ушла в могилу, — сказал он и на некоторое время задумался. — Я дам вам Омут памяти.

Энн обалдела.

— Что? — воскликнул со стены портрет Дамблдора. — Северус! Омут полон воспоминаний, которые… — глянув на Энн, он осёкся.

— Да, Альбус, Омут действительно «полон воспоминаний, которые». Но сейчас дальше этого дома записи не уйдут и ничем не повредят общему делу.

— Я не согласен с твоим решением, Северус! — портрет замолчал и скрестил руки на груди. Всё равно он не мог помешать.

— Энн, об одном прошу: пишите так, как есть, — Снейп выделил голосом «как есть» и уточнил: — Без прикрас.

Потрясённая Энн была не в силах ответить и энергично закивала головой.

На следующий день они получили Омут в своё распоряжение. Снейп так заколдовал его, что доступными оказались не все воспоминания, а часть их, но при том они словно были нанизаны на отдельные нити в хронологическом порядке. «Не выносите сосуд из библиотеки! И не пытайтесь узнать больше, чем позволено: и так достаточно» — заявил Снейп. О да, этих воспоминаний было более чем достаточно! Энн с Бертом вскоре пожалели, что согласились их просматривать. Они никогда не знали, что именно выудят. Относительно безобидное пожелание вроде «Реликвия Слизерина» обернулось цепочкой воспоминаний о кольце Реддла и медальоне. Фрагменты чужой памяти были до жестокости правдивы. После погружения в одно из событий Энн с Бертом заночевали в библиотеке: были не в силах разойтись по спальням. Поставили рядом кресла и задремали, сцепив руки. Сутки после этого Энн ничего не могла есть. В груди у неё начал расти чёрный ком. Энн ощущала, как он становится всё больше, давит изнутри. По целым дням она не выходила из своей комнаты. Просыпалась от боли: во сне так сжимала в кулаке волшебную палочку, что сводило мышцы. На все Бертовы расспросы громко давала совет на хрен заткнуться, и, мать её, не лезть в чужую жизнь! Берт срывался и начинал орать, но Энн это нисколько не задевало.

Очередной инцидент произошёл в библиотеке. На этот раз они были втроём. Снейп у книжной полки вытаскивал то один том, то другой, просматривал и ставил обратно. Энн читала книгу, сидя с ногами в кресле, но в какой-то момент с раздражением сообразила, что не понимает ни строчки.

— Энн, ты что? — Берт вдруг тряхнул её за плечо. — Ты опять…

— Да пошёл ты! — крикнула она и вскочила. — Что ты ко мне вечно лезешь? — взбеленилась она неожиданно для себя. — Чего докапываешься? — завопила она Берту в лицо. — По-английски не понимаешь? Отвали ты! Отвали ты насовсем! — Ею овладели бешеные эмоции, ещё немного, и в стены и на пол полетели бы предметы.

Снейп вдруг оказался рядом и влепил ей хлёсткую пощёчину. Энн замолчала и уставилась на него, открыв рот. Её безумие потухло, как огонь без воздуха.

— Да что вы себе позволяете? — Берт яростно толкнул Снейпа в плечо. Тот застыл на миг, потом окинул обоих мрачным взглядом и вышел вон.

Энн рухнула в кресло и разрыдалась, Берт присел на подлокотник и стал утешать. Он гладил её по спине и приговаривал, что всё образуется, всё нормально будет, да забей ты… На Снейпа Берт в этот день смотрел волком. Но Энн было не до них. Она ушла в свою комнату, и снова у неё полились слёзы. Чёрный ком в груди стал таять.

Вот после этого она и стала много думать о Снейпе. Как он живёт после всего того, что видел? Как может есть, спать, разговаривать? Она стала наблюдать за ним. Кроме того единственного случая, когда бы ни пришёл, первым делом он всегда принимал душ. Обязательно надевал домашнюю одежду, и далеко не всегда чёрную; в «уличном» (а значит — в привычном хогвартском) Энн ни разу его здесь не видела. Никогда не говорил о школе, и бесполезно было расспрашивать его. Он не признавал никакого разгильдяйства — вот почему Берт следил за своим внешним видом. Снейп давал Берту домашние задания и часть сам проверял, часть забирал в Хогвартс, — наверное, учителя там думали, что Снейп взялся за обучение чьего-то высокородного чада. Энн ожидала, что Снейп, как в школе, будет постоянно язвить, выдавать уничижительные фразы — а здесь он куда реже упражнялся в резком остроумии и был немногословен. Энн думала, что Снейп, как всякий нелюдимый человек, будет избегать общества — а он трапезничал вместе с ними, приходил в библиотеку, когда они были там, читал или просто молча сидел. Сначала Энн напрягалась из-за этого, потом привыкла. …В школе Снейп никогда не ударил бы её, а Берт не налетел бы на своего учителя... Ей временами казалось, что это совсем не тот человек, к которому она привыкла за годы учёбы. А впрочем, откуда ей было знать, какой он на самом деле? Она вот всегда считала мадам Вектор стервой, а потом совершенно случайно выяснила, что та — сама душевность... Хотя Снейп и был им теперь ближе, это не отменяло его беспощадности. Как-то раз за ужином, когда все они слушали «Поттеровский дозор», Берта в очередной раз понесло, и он начал говорить о мести. Снейп тотчас прервал его:

— Хочешь погибнуть так же бестолково, как твои родители?

Берт подавился словами и побагровел.

— Вы… вы… — он открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба.

— Героизм болванов — сомнительный образец для подражания.

Берт, уронив стул, выскочил из кухни. Он шарахнул дверью так, что где-то за обоями посыпалась штукатурка.

— Вы… — Энн запнулась. — Вы очень… жестоко поступили.

— Жизнь вообще жестока, — спокойно заметил Снейп и отправил в рот кусок мяса.

— Но зачем вы так? Вы же не щадите его чувства!

Снейп прожевал и ответил:

— Пусть привыкает. И вы привыкайте, мисс Ауденс. На ваши чувства миру наплевать.

Энн дёрнулась из-за стола, но Снейп схватил её за руку.

— Не лезьте к нему сейчас. Останьтесь здесь, — приказал он.

— Вы обозвали его погибших родителей болванами! — отчеканила Энн.

— Они таковыми и были. К ним в дом явились Пожиратели…

— Не надо, не рассказывайте! — прервала его Энн. Она подозревала нечто подобное. Но подробности узнавать она не хотела! — Прошу вас!

Снейп пропустил её слова мимо ушей:

— Если б отец Эгберта повёл себя иначе, то смог бы спасти жену и сына. Но он решил продемонстрировать честь, гордость и не знаю что ещё. В результате Берт наблюдал мучительную смерть обоих родителей. А его самого оставили напоследок. Я там оказался потому, что меня отправили выяснить, какого чёрта компания Пожирателей копается. Так что я выгнал их оттуда, а мальчишку оставил себе. Про убийство семьи О’Брайенов читали? Мракоборцы нашли четыре трупа, три из них со следами истязаний. Трое О’Брайенов и Круленс, Пожиратель Смерти. Бертом стала туша овцы.

Энн опять мороз по коже продрал из-за того, как он всё рассказывал.

— И что, ваши «друзья» сразу поверили, что это Берт прикончил Пожирателя?

— Не всё так просто, — усмехнулся Снейп. — Не без моего участия Тёмный Лорд усомнился в Круленсе. Я должен был проверить его подозрения. Круленс был хуже Беллы Лестрейндж — а при встрече с ней нужно сказать только два слова: «авада кедавра». Садист. Он и в Пожиратели подался, чтобы дать выход своей жестокости. Я к нему полгода подбирался.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Вы же пишете правдивую историю, — Снейп снова усмехнулся. — Но начали мы с другого. С «болванов» и глупой смерти. Всего-навсего надо было встать на колени.

— Может быть, ещё и в ногах поваляться? — ядовито ответила Энн.

— Может быть. Из такой позиции можно нанести нескольку ударов, которые враг отразить не сможет.

Энн перестала следить за словами.

— А вы, кончено, и в ногах ползали, и ноги целовали!

— Всё зависит от цели! — зло выплюнул Снейп. Ноздри его раздувались.

Энн стало стыдно. Ей захотелось провалиться сквозь землю.

— Простите, — смущённо сказала она, не глядя на собеседника.

Они помолчали.

— И Берт всё это носит в себе… — еле слышно пробормотала девушка.

— Частично, — заметил Снейп. — Я поработал с его памятью. Он помнит боль, страх, тела родителей, своё спасение, но без деталей. Общее ощущение ужаса есть, а подробностей нет.

— Но зачем же вы тогда позволили нам пользоваться Омутом?

Снейп закатил глаза.

— Иной раз я удивляюсь, как это Шляпа отправила вас на Рейвенкло, а Берта — на Хаффлпафф! Есть большая разница между собственными болезненными воспоминаниями и чужими.

Энн потом долго переживала тот разговор. Всё дело было в интонациях. Снейп никому не сочувствовал.

Первое время Энн раздражала его манера распоряжаться, а учительские методы злили.

— Вы больше не выйдете во двор и не откроете окна, — объявил он им десятого октября.

— Но вы же сами говорили, что дом и двор одинаково защищены! Невозможно всё время жить в четырёх стенах! — запротестовал Берт. — А если окна не открывать, мы тут задохнёмся!

— Здесь отличная вентиляция. Разговор окончен, — отрубил Снейп.

Гостям-пленникам тяжело дался домашний арест. Всё же выход во двор создавал иллюзию свободы и хоть как-то разнообразил жизнь. Раньше можно было разводить костры и жарить сосиски, да и вообще двигаться на воздухе. Теперь же приходилось сидеть в доме. Бывало, молодые люди подолгу застывали у окон, с тоской разглядывая двор. Периодически оба уставали и друг от друга, и от дома, им хотелось вырваться из этой комфортабельной тюрьмы. Однажды в приступе ярости они даже попытались расколотить окна в гостиной, но только синяков себе насадили да порезались осколками посуды, которую швыряли в стёкла.

Потом Снейп выдал новое распоряжение:

— Вы оба не умеете драться. Надо восполнить пробел.

— Ух ты, круто! Наконец-то! — Берт, конечно, загорелся этой идеей.

Снейп оказался жестоким учителем: заклятья, которые бросал в своих учеников, были болезненными. Никакого снисхождения он не делал. «В настоящем бою всё куда хуже, — твердил он им. — Одно послабление может стоить вам жизни». Ушибы, порезы, ссадины — всё это было в порядке вещей: мол, какой толк от уроков, когда нет шишек? После каждой такой тренировки приходилось мучиться от боли, и только спустя час-полтора Снейп дозволял им помочь друг другу. Такими же изуверскими способами они получали практические медицинские знания: Снейп ранил кого-нибудь из них, а другой должен был лечить. «Вы хотите научить нас драться по подлому, нападать со спины, прикидываться мёртвыми!» — возмутилась однажды Энн. «Думаете, ваши враги — благородные рыцари?» — и наказывал учеников, если они вели себя глупо. На его взгляд глупо, конечно. «Ваши противники — чёрные маги. Они сильнее вас. Если вы не будете притворяться, если не станете показывать страх, вам не спастись», — поучал Снейп.

Правда, один урок легилименции он всё же проиграл. Энн с Бертом одновременно атаковали его. Энн выловила из памяти Снейпа первый поцелуй, а Берт уцепил нечто куда более значимое.

— Чёрт! — сердито воскликнул Снейп.

У Берта на лице появилась торжествующая улыбка:

— Спасибо!

Потом Берт похвастался победой: он вытянул из Снейпа образы и имена тех, кто убил родителей. Когда Берт рассказывал об этом, глаза его горели. «Я убью их, Энн, вот увидишь. Через год, два, десять — всё равно убью», — обещал он, а Энн думала, что Снейп был прав, скрывая от Берта эти сведения…

Позже последовал ещё один приказ:

— Теперь вам часто придётся принимать гостей. Поэтому я наложил на вас несколько заклятий. Вас никто не сможет узнать, вы назовётесь другими именами: Секунд и Терция.

— А кто же был Примом? — тотчас спросила Энн. — Второй и Третья — мы с Бертом, а Первый?

Снейп молча посмотрел на неё. «Словно бактерию в микроскоп разглядывает», — у Энн возникло очень неприятно чувство.

— Вы ничего не сможете рассказать о тайнах этого дома, — продолжил Снейп. — Предупреждаю вас об этом, потому что вы, в отличие от гостей, ощутите чары. Вам может показаться, что язык не слушается, и что ваши тела мерцают.

— Почему же на Берта вы этих заклинаний не накладывали?

— Не переживайте так, Энн, — снисходительно ответил Снейп. — Просто он об этом не знал.

— Но я не чувствовал, что меня язык не слушается! — сердито сказал Берт. — Почему сейчас будет по-другому?

— Повторяю: ты был один, Берт. К тому же сейчас я усилил действие заклинаний.

— Но почему тогда Энн меня увидела таким, какой я есть? А ещё я сразу рассказал ей про вас!

— Потому что Энн с самого начала — гость первой степени.

— Гость-пленник, — заметила девушка.

— Гость, который не выживет вне дома, — жёстко сказал Снейп.

Действительно, народ так и повалил: за один месяц — десять человек. Все люди попадали в дом при помощи порт-ключей и толком не знали, как их получили. Рассказывали примерно такие истории, какие то и дело звучали в «Поттеровском дозоре». В конце октября Министерство приняло печально знаменитый «Закон о бродягах»: запрещалось давать им «кров и стол», за доносы на «бродяг» полагалось вознаграждение. Когда похолодало, эти «бродяги» стали чаще попадаться. В доме Дамблдора появлялись те, кого Министерство объявило в розыск. Энн и Берт записывали их истории, а рассказчики подписями удостоверяли, что сведения истинные. Одна компания поразила обоих: двое волшебников, маггл и вампир. Лучшей экипировки, чем у этой «группы», как они себя называли, Берт и Энн ни у кого не видели: походная одежда, палатки и прочее маггловское и волшебное снаряжение. У них были даже два пистолета с глушителями! Прожили они в доме десять дней, пока сова не принесла им порт-ключ. У Берта после этой встречи появилась новая навязчивая идея: приобрести пистолеты. Он твердил об этом Энн, Снейпу, другим гостям. «Если у нас будут пистолеты, никто нас не сможет победить, — повторял он как заведённый. — А против оборотней и великанов нужны серебряные пули». Энн бросила с ним спорить. Сама она считала, что если б польза от маггловского оружия была, маги уж точно использовали его, наплевав на предрассудки.

Энн не привыкла сидеть без дела, так что «Подлинная история войны» стала для неё спасением. Портрет Дамблдора смирился с тем, что кроме него и Снейпа ещё кто-то посвящён во все тайны. Энн иногда зачитывала ему главы книги, а он давал пояснения. Больше всего вопросов у неё появилось, когда Снейп принёс ей книгу Скиттер.

— Ты, Энн, интересуешься тем, чем не следует, — сказал ей портрет однажды.

— Всё равно вы не отвечаете, — ответила Энн. — А без ответов я не смогу ничего хорошего написать. Мне бы ещё воспоминания Поттера добыть…

В книгу Энн ушла с головой. Вот то, чем она всегда хотела заниматься: изучать, анализировать, делать выводы. Но воспоминания вызывали всё новые и новые затруднения. Обложившись фолиантами по истории, Энн делала выписки, но всё равно знаний и сведений не хватало. Она сидела в библиотеке, пытаясь разгадать очередную загадку.

— Профессор Дамблдор, кто такой Хагрид?

— Ты же училась в Хогвартсе, Энн, милая! — ответил портрет. — Полувеликан, лесник.

— Он не тот, за кого выдаёт себя, — заявила Энн. — И вам это известно.

— У тебя паранойя, Энн, — сказал портрет.

Энн проигнорировала выпад и продолжила:

— Хагрида отчислили с третьего курса в сорок втором году. Ему тогда было лет четырнадцать. Сейчас ему семьдесят один. Они с Макгонагалл ровесники. Но выглядит он куда моложе.

— Великаны живут дольше, чем волшебники. В нём течёт великанья кровь.

— Ложь это! Он физически не может быть сыном великанши и волшебника. К тому же мне нигде не встречались сведения, что великаны хорошо ладят с животными. А у него был дракон. Даже единороги его не боятся. Зачем он прикидывается простаком, профессор? Он и мадам Максим — явно представители одного народа. Кто они?

Энн и портрет сверлили друг друга глазами.

— Энн, девочка моя, я не могу ответить, — сдался наконец портрет. — Я связан словом. И тебе не советую упоминать об этом в своей книге. Некогда был заключён договор, — Дамблдор тщательно подбирал слова, — что Хагрид окажется в Хогвартсе. Больше я просто не в состоянии сказать.

— Одни, зараза, тайны! — сердито сказала Энн. — А если я обращусь к мадам Максим, она ответит?

— Нет.

Энн пришлось бросить перспективную теорию. Глянув на часы, она решила, что на сегодня, пожалуй, хватит. «Тайны, мать их! А какая идея интересная была. Хагрид — наблюдатель! Многое можно объяснить. Всё же в чём-то я понимаю эту суку Скиттер», — подумала Энн, засыпая.

Из сна её выдернул эльф.

— Хозяин просит вас немедленно прийти в ванную, — сказал он.

Наспех одевшись, Энн кинулась за ним. В ванной спиной к двери на стуле сидел Снейп, напротив него стоял Берт с ножницами в окровавленных руках. На полу кучей лежало чёрное пальто. Раньше Энн думала, что «белое лицо» — фигура речи. Но Бертово лицо словно мелом припудрили. Ей вдруг стало так страшно, что она не смогла выдохнуть.

— Энн, возьми у Берта ножницы и сними с меня одежду. Никаких заклинаний, — последовало спокойное указание. — Берт, принеси из моего кабинета медицинскую сумку.

— Вам больно? — выдохнула Энн.

— Наоборот. Я не чувствую спину. Разрезай шмотки. Ткань придерживай.

Энн так и сделала. Когда прикоснулась к вороту чёрного пиджака — только сейчас сообразила, что Снейп в маггловской одежде — поняла, почему так напугался Берт. Мокрая от крови неповреждённая ткань, под пиджаком — синяя рубашка, и спина вся в крови. Увидев всё это, Энн вдруг успокоилась. Руки у неё перестали дрожать.

— Ну что там? — спросил Снейп.

— Порез в виде синусоиды.

— Не знал, что тебе знакомы такие мудрёные слова. Промой рану перекисью водорода и рассмотри её. Никакого волшебства!

— Почему?

— Не стоит прикидываться тупой, Энн. Магическая хирургия при некоторых колдовских ранах только вредит.

— Может, лучше не перекисью, а Дистерилом? Эффект намного лучше, и не щиплет почти.

— Нет. Нужна простейшая химия, Энн. Что, чёрт возьми, Берт там возится? Никогда бы не подумал, что он может так перетрусить. Если не полагаешься на свои глаза, возьми лупу. Ну, что ты ещё видишь?

Энн удивилась, что Снейп так многословен. Хотя, наверное, рана так на него подействовала…

— Края раны ровные, как скальпелем разрезано. Голубоватого цвета.

Наконец явился Берт.

— Мутит меня от этого. Можно, я пойду теперь отсюда? — жалобно спросил он, передав сумку.

— Да. Теперь всё ясно. Энн и одна справится.

Берт выскочил из ванной.

— Ещё раз промой и подождём, пока подсохнет. Это, Энн, действие заклинания серпента. Главная подлость такого колдовства — жертва не чувствует, что ранена. Никакой боли. Разрезает только кожу, так что одежда остаётся целой. Хуже всего, когда попали в спину: человек спокойно занимается своими делами и часов через пять вдруг падает замертво.

Энн вскрикнула.

— Ты не дослушала. Если в течение получаса принять меры, ничего страшного не произойдёт. Безоар лучше всего. Несколько дней проболеешь, и всё. Худшее, что может сделать целитель — попытаться вылечить рану обычным способом. Заживляющие заклинания усиливают действие яда.

— А вы успели проглотить безоар, — сказал Энн.

— Да.

И он продолжил объяснять, что следует делать дальше. Когда последняя процедура была закончена — Энн заклеила рану особым пластырем — Снейп отпустил её.

— Все эти тряпки и вату нужно сжечь, — сказал он ей. — Я пока колдовать не могу. Заклинание мягкого огня вам известно?

Конечно, ей оно было известно. Мягкий огонь совершенно безопасен, он не перекидывается ни на какие предметы, кроме заданных, и дыма от него чуть. Снейп прикрыл глаза и сгорбился на стуле. А Энн, повернувшись к нему спиной, без всякой осознанной цели запихала в склянку несколько кусков окровавленной ваты, положила в карман, а остальные грязные предметы сожгла. В коридоре она наткнулась на Берта. Тот сидел на корточках у стены, вцепившись в волосы.

— Я слабак, Энн, — с тоской сообщил он. — Я ни на что не способен.

— Любой бы испугался, — утешающе ответила она.

— Но ты-то не испугалась!

— Да ладно тебе. Мужчины вообще крови больше боятся, чем женщины. Я специализировалась по уходу за магическими существами. Так у нас парни в обморок падали, когда надо было роды у животных принимать, купировать уши и хвосты, или когда какие-нибудь жуткие раны видели. Потом ничего, привыкали.

— И ты не думаешь, что я никчёмный?

— Конечно, нет! — воскликнула она.

— И он не думает?

— Он тем более, — твёрдо сказала Энн.

У себя в комнате она заклинанием законсервировала содержимое склянки и спрятала её.

Это происшествие сильно повлияло на обоих затворников. Энн всем сердцем ощутила, что Снейп — герой под дамокловым мечом. Раньше это было лишь умозрительное знание: он казался непотопляемым, она думала, что уж с ним-то вряд ли случится какая-нибудь беда. Энн даже не знала, что произошло в ту ночь, кто ранил Снейпа: тот не стал отвечать на расспросы, зато сообщил, что слишком длинный нос и язык приносят одни неприятности. Теперь у Энн появилась ещё одна идея: уберечь его от опасности. Но она не знала, как подступиться к этой задаче. А Берт решил «закалиться»: стать таким же бесстрашным и равнодушным к боли, как Снейп. Сколько Энн ни вдалбливала ему, что Снейп вовсе не супер-аврор, который карает железной десницей трёх верзил, только что сделавших из него отбивную, — ничего не помогало.