Игра Стражей. v2.0 Лестница сквозь небо (гет)

Токио-3. Штаб НЕРВ. Икари Синдзи

С отцом мы торговались просто отчаянно. Я демонстративно фыркал, обзывался, и кричал, что он трус и сбежал от ответственности, а он делал вид, что считает меня еще более трусливым никчемным придурком.

При этом я отчетливо видел, где находится та черта, за которой отец... нет — Командующий, сорвется по настоящему, а отец не менее отчетливо понимал, что он не сможет заставить меня работать за эфемерную "благодарность всего человечества". И мы продолжали азартно торговаться, сознавая, что каждому из нас придется в чем-то уступить.

В ходе этого торга мы едва не довели до сердечного приступа Кацураги-тайи, которая, судя по всему, будет моим непосредственным начальником. Слишком уж серьезно, при всей своей веселости, воспринимала она нашу перебранку.

А потом я услышал возглас "Во имя Императора!", произнесенный с искренней верой. Все-таки Лоргар* прекрасно постарался, рассыпая по мирам семена этого вероучения, прекрасно забившего и затершего в памяти людей Священные Имперские Истины. Разумеется, услышал я не ушами. Мир отозвался на упоминание объекта Веры, привлекая мое внимание. Плохим я был бы учеником демона варпа, если бы не реагировал на взывание к Трупу-на-Троне. А тут еще и разговор этот возглас сопровождал... любопытный.

/*Прим. автора: как ни странно это слышать лоялистам, но основы Веры Империума в Бога-Императора заложены именно Лоргаром Аврелианом, Первым Еретиком, примархом, склонившем к Хаосу остальных. Не зря же Эуфратию Киилер гоняли по всему Империуму наемные убийцы, посланные отнюдь не Хорусом. Да и первым ее священным текстом была именно Книга Лоргара*/

Вот, значит, оно как... "Образец", "оно", "элемент системы управления"... И это — врач? Та, которой, скорее всего, придется заботиться и о моей тушке? Ведь с той профессией, на которую меня вербуют, вопрос состоит не в том "получу ли я травмы?", а в том, "когда это случится?" Так что, от этого "медика" придется избавляться вне зависимости от степени ее квалификации. А уж если подвернется возможность отправить ее в плавание по Великому Океану* — то я ей воспользуюсь.

/*Прим. автора: варп, Великий океан, Эфир — кроме всего прочего, еще и вместилище мертвых душ, так что данное выражение используется как эвфемизм для "убийства"*/

На секунду замираю, внутренне улыбнувшись своим попыткам подобрать рациональное оправдание желанию убивать. Ведь, на самом деле, все просто: я хочу ее убить и я это сделаю. Ситуация, когда я нахожусь в одном мире с такой, как она — не соответствует моим эстетическим воззрениям, и подлежит исправлению.

— Нет, — твердо заявляю я отцу, и он с удивлением понимает, что ситуация резко изменилась, и теперь я уже не торгуюсь, но действительно отказываюсь.

— Будите Рей, — отзывается Командующий на изменение ситуации. — Замена оказалась бесполезна.

Четыре человека в характерных медицинских халатах вкатывают в ангарный зал больничную койку с девочкой, затянутой в облегающий комбинезон. Эхо ее боли заставляет меня скорчиться и прикусить губу, чтобы не опьянеть в потоке Силы. При том, что волны варпа поют о нескольких не заживших толком переломах, данное одеяние для нее — скорее разновидность пыточного механизма. Убью. Точно убью. Если возможность не подвернется — ее придется создавать. Но жить она не будет. Благо, женщина среди вошедших только одна, если не считать девочку, которую Учитель поручил моей защите и опеке, так что опознать мишень проблемы не составляет.

Девочка пытается приподняться, и падает обратно на каталку, сраженная приступом боли. Варп поет. Варианты ближайшего будущего сходятся в точку, оставляя мне вполне обозримое число вариантов выбора. Что же. Судьбы нет, но я — это я, и я таков, каков я есть. Это и есть мое предопределение. Выбор очевиден.

Саа закрывают поле зрения и я начинаю двигаться до того, как удар заставляет содрогнуться всю немаленькую пирамиду базы НЕРВ. Площадка передо мной расцветает различными оттенками угрозы, позволяя выбрать устраивающий меня маршрут. Женщина, которую я хочу убить, успевает заметить мое приближение и отшатывается, вступая под непроглядный полог Тени смерти. Отлично.

Продолжая движение, прыгаю вперед-вверх, и подхватываю девочку с каталки. Это провоцирует очередную вспышку боли, но это ничего. Пусть сейчас больно, но выжившие будут жить.

Каталка рушится, и звон металла по камню заставляет женщину отступить на полшага, надежно отрезая ее от возможности спасения. Металл и камень рушатся сверху, оставляя для нас с девочкой крошечный пятачок безопасного убежища. Остальным так не повезло. Легче всего отделался призывавший Трупа-на-Троне. Видимо, его вера, искренняя, хотя и немного наивная, все-таки привлекла внимание его божества. Упавшая сверху железяка распорола ему руку почти до кости. Больно, и крови он потеряет немало, но ничего, что представляло бы опасность для жизни — с ним не случилось. Двое его коллег получили гораздо более опасные травмы, и, кажется, один из них останется инвалидом. Ну а женщина... ее уже не спасти, если, разумеется, за ее лечение немедленно не возьмется маг-целитель. Нет, медициной Учитель меня нагружал... но чтобы представить, что я буду лечить ее — надо обладать чересчур болезненным воображением.

— Так сколько, говорите, у вас пилотов с опытом управления "Евангелионами"? — иронично обращаюсь я к отцу, одновременно обмакивая два пальца в растекающуюся лужу крови. Мало ли зачем может пригодиться мертвая душа?

Токио-3. Судзухара Сакура

Подвал, в который мы забежали — глубокий и очень темный. Только под самым потолком было несколько узких окон, через которые к нам пробивалось немного света. Снаружи продолжало страшно грохотать. Я вспомнила, как мы бежали, вспомнила мертвую Саю, и скорчилась под стеной, обхватив голову руками. Акане-тян присела рядом со мной. Она гладила меня по голове, говорила что-то успокаивающее... Но как это могло помочь, когда где-то там, на улице, лежит мертвая Сая, а Ариса, может быть, мечется в ужасе, не зная, как прекратить страшную игру? А, может быть, Ариса уже погибла, так же, как и Сая... Ведь рядом с ней нет храброй Акаме-тян, нет отлично знающей школу и окрестности Юко-сан, способной сообразить, где можно спрятаться... А ведь если бы меня не было — Акаме постаралась бы спасти Арису... и если она погибнет — эта смерть будет на моей совести...

— А-ари-са-сан... — начала я, но Акаме покачала головой.

— Юко-семпай пошла искать ее. Если она жива, то Юко-семпай приведет ее сюда, или укажет другое убежище, где она сможет спастись.

Я задумалась. Вроде бы все было правильно, но что-то не давало мне покоя.

— Акаме-тян, но как же Юко-семпай приведет Арису-тян к нам? — наконец поняла я, что меня беспокоит. — Ведь Ариса-тян, так же, как и я, ее не видит и не слышит!

— За шиворот потащит, — усмехнулась Акаме. — Юко-семпай умеет быть удивительно настойчива, когда хочет с кем-нибудь пообщаться.

Я представила, как нечто, чего я не могу ни увидеть, ни осознать, тащит меня за шиворот среди творящегося там, наверху, ужаса, и вздрогнула...

— Н-н-но...

Кап! Что-то капнуло на меня сверху, из окошка, под которым мы сидели. Кап! Остро запахло железом. Кап!

Я стряхнула с плеча набежавшую лужицу и с ужасом уставилась на испачканные чем-то темным пальцы, медленно осознавая произошедшее.

— А-а-а! — закричала я, и кинулась вперед, желая убраться отсюда, убежать куда угодно, только бы не оставаться в это страшном подвале, где из окна капает кровь.

— Стой! Да стой же ты! — Акаме кричала мне, но я не могла услышать и понять ее. Как курица при виде лисы, я металась в панике, пока Акаме не поймала меня, и не усадила в другом углу, жестко пресекая все попытки подняться. — Сиди здесь и не дергайся, — сказала она, в то время как я медленно осознавала произошедшее и заливалась краской стыда. — Здесь над нами не каплет. Извини.

— Нет, — покачала я головой, — это ты прости меня. Я... я совсем трусиха, да? Тяжело тебе со мной, наверное...

— Без тебя было бы хуже, — нахмурилась Акаме. — Так я хотя бы могу не думать, как там Тейчи-ни-сан, как мама, папа...

— Ох, — мне хотелось отвесить себе оплеуху. — Прости... Я надеюсь, что с ними все хорошо. Они-то не отключали телефоны, чтобы поиграть с Юко-сан...

Внезапно Акаме замерла и уставилась в никуда.

— Что... — начала было я, но Акане прижала палец к губам. Какое-то время она прислушивалась к чему-то, чего мне не было слышно, а потом повернулась ко мне.

— Юко-семпай вернулась, — сказала она. — Арису-тян подобрали танкисты. Так что она не стала вмешиваться.

— А что там такое? — спросила я, показывая на то, что в темноте подвала выглядело как черная полоса от окна под потолком до того места, где мы сидели.

Акаме перевела взгляд туда, где, по моим предположениям, находилась Юко-сан, и прислушалась. Потом она снова посмотрела на меня.

— Там лежит мертвая женщина. Ей оторвало голову.

— Ох! — я спрятала лицо в ладони, пожалев о собственном неуместном любопытстве.

— Что? — Акаме снова повернула голову к центру подвала. — Юко-сан говорит, что она сидела так же, как мы... Только она была одна, не было окон, в которые пробивался бы хотя бы лучик света, и она точно знала, что ее никто не спасет...

— Как это?! — ужаснулась я. — Почему "никто не спасет"?

— Ее принесли в жертву ками*, когда была построена наша школа.

/*Прим. автора: Ками — духи и боги синтоизма, иногда — благие, но чаше — грозные и внушающие страх*/

— Что?! — охнула я... Человеческое жертвоприношение... Мне казалось, что это — нечто, что было давно забыто... Но потом мне вспомнились слова учителя: "в хаосе, охватившем страну после поражения в Войне-на-Море*, люди вспомнили самые страшные формы почитания ками, надеясь вымолить их милость". Неужели даже такое случалось? Я спросила об этом у Акаме, а та переадресовала вопрос Юко-сан, а потом кивнула мне.

/*Прим. автора: так же, как для нас Вторая мировая война это большей частью Великая Отечественная, так для Японии это скорее Война-на-Море, хотя и то и другое — лишь части большой войны*/

— Случалось. И очень хорошо, что Божественный Тенно сразу выступил перед народом после Второго Удара, объявив, что такое ему будет неугодно, и даже умилостив местных ками, преступившие запрет вызовут на свою голову его гнев. Сейчас на уроках истории об этом предпочитают не вспоминать, но тогда Божественный Тенно отнюдь не ограничился словами. Его гнев стер с лица земли несколько деревень, осмелившихся дать приют ослушникам.

— Ох...

Крошечные окна подвала на мгновение вспыхнули нестерпимым светом, а пол ощутимо тряхнуло.

— Что это? — вскрикнула я.

— Чем-то мощным долбанули, — пожала плечами Акаме. — И близко.