Легенда о красных ягодах (гет)

Первое, что мы сделали после ухода миссис Милтон — поднялись в кабинет Эллиота поглядеть на сейф, который мы проворонили несмотря на то, что тщательно обыскивали комнату пару дней назад. Видимо, сейф, спрятанный за картиной, был настолько распространенным клише в книгах и фильмах, что мне и в голову не пришло, что это может быть возможно в реальной жизни.

Натюрморт, изображенный на картине, был восхитителен — грозди винограда, яблоки и груши, красивый серебряный кувшин на фоне темно-золотой бархатной ткани — но мне сейчас некогда было любоваться искусством. Я осторожно потянул картину за угол рамы, и она открылась, как дверца шкафчика, явив взору тяжелую металлическую дверцу стального цвета.

Тут нас ждало неожиданное открытие — на сейфе не было кодового замка, а только большая замочная скважина.

— Ого! — присвистнул Чарли. — Сейф, видать, настолько старинный, что открывается простым ключом! А я-то уже начал мысленно перебирать варианты того, какой код к нему подойдет и где нам его искать.

— Я тоже, — заметил я, пытаясь сообразить, стала ли задача легче от того, что нам теперь предстоит искать не код, а ключ.

— Попробуй ключи, которые на твоей связке, — предложил Чарли. — Не особо на это надеюсь, но вдруг…

Я тоже не верил в то, что все окажется так просто, но все же вытащил из кармана связку ключей, которую когда-то (такое ощущение, что сто тысяч лет назад) отдал мне адвокат Кофман.

Как и ожидалось, ни один из ключей не подошел.

— Ну и где нам искать подходящий? — с легким отчаянием в голосе спросил Чарли, оглядывая комнату, как будто нужный ключ мог вот так запросто лежать на видном месте.

— Понятия не имею, — расстроенно откликнулся я. — А нельзя ли открыть этот сейф каким-то другим образом? Без ключа?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну… он же металлический. Как-нибудь разрезать металл… — несмело предложил я. — Ты же строитель, разбираешься в таких делах.

— Хмм… — Чарли задумался и постучал костяшкой пальца по дверце. — Железо тут толстое, но, теоретически, его можно разрезать электропилой для резки металла. Или, на худой конец, автогеном. Но загвоздка в том, что если внутри находятся какие-нибудь бумаги, от искры они могут вспыхнуть, и к тому времени, когда мы прорежем в дверце окошко, внутри все выгорит дотла…

— Тогда нам это не подходит, — поспешно заявил я. — Какой смысл открыть сейф, потеряв при этом все его содержимое?

— Вот-вот, — кивнул Чарли. — Так что будем искать ключ. Как вариант — он может оказаться в том ящике в библиотеке, код от которого мы теперь, вроде как, знаем.

— Прямо сейчас и проверим! — с энтузиазмом заметил я, закрывая картину. — И, знаешь, что… — добавил я, когда мы уже спускались по лестнице, — надо бы поговорить с этим адвокатом Кофманом. Раз он был близким другом Эллиота, мы можем узнать от него что-нибудь ценное.

— Если только он не будет опять твердить, что они были едва знакомы, — мрачно заметил Чарли.

— Но теперь-то мы твердо знаем обратное, — возразил я. — Так что будем стоять на своем.

Спустившись в библиотеку, я достал из кармана листочек, на котором записал дату рождения Эмили, и Чарли, присев перед письменным столом, выставил на кодовом замке комбинацию «0717». Едва последняя цифра встала на место, послышался щелчок открываемого замка.

Мы обменялись восторженными взглядами.

Этот старый дом давал нам столько загадок, но так мало из них нам удавалось разгадать, что каждое такое событие становилось для нас поистине грандиозным. К тому же, оно дарило нам недюжинную веру в себя — ведь, например, обнаружив этот запертый ящик, мы и понятия не имели, какой код может к нему подойти; а всего лишь по прошествии десяти дней открыли его…

Правда, содержимое ящика с первого взгляда не внушало особенного восторга. Он был полон старых документов, но ни один из них не мог быть нам полезен. Копии старых завещаний, бухгалтерские и юридические документы, дипломы средних и высших учебных заведений… И ни на одном не было ничего, даже близко похожего на нужные нам греческие буквы.

Почти на самом дне ящика обнаружилась стопка очень ветхих пожелтевших листов, сшитая обычными нитками в подобие тетради. Чарли мельком глянул на нее, и отложил, но меня заинтересовало ее содержимое.

Взяв тетрадь в руки, я прочитал на титульном листе: Мортимер Блумфилд. Журнал селекционных опытов.

На первой странице в самом верху значилась дата: 1823 год.

У меня аж дух захватило, когда я понял, какую древность держу в руках. Да этим записям почти двести лет! И как только они сохранились?..

Впрочем, «сохранились» — это довольно громко сказано. Чернила сильно выцвели, так, что местами многие слова были полностью не читаемы, пожелтевшая бумага крошилась в руках, а в речи автора было столько научных терминов и старомодных оборотов, что казалось, будто бы текст написан на другом языке.

И тем не менее, я начал читать. Видимо, слово «селекция» на титульном листе пробудило мою давнюю страсть к биологии и ботанике.

— Ну что ж, запертый ящик оказался пустой тратой времени, — через некоторое время сказал Чарли. — Ничего полезного тут нет.

— Угу, — невнимательно отозвался я, продираясь сквозь дебри, написанные нашим далеким предком.

— Что-нибудь интересное? — спросил Чарли, кивая на тетрадь.

— Кажется, да… пока не знаю, — честно признался я. — Представляешь, этим записям сто восемьдесят с лишним лет! Их вел наш дальний предок, Мортимер Блумфилд. Судя по всему, он был ученым, ботаником-селекционером. Он скрещивал разные сорта растений, пытаясь вывести новые, и все записывал в эту тетрадь. Вот, посмотри, — я указал на страницу, испещренную непонятными на первый взгляд значками, — здесь всякие тонкости: исходные сорта, время посадки, фазы Луны и знаки Зодиака, цветение, опыление, завязь плодов…

— Стой, стой, Джордж, — Чарли поднял руки ладонями вверх и с улыбкой отступил от стола, за которым я сидел, — я все равно в этом ни черта не понимаю. Это ты в школе увлекался биологией, а не я.

— Ну, в общем, это очень интересно, — неуклюже закончил я.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Чарли, — но сейчас уже пора приниматься за приготовление обеда. Ты мне поможешь?

— Да, — вздохнул я, тоскливо глядя на лежащие передо мной страницы, — ты иди, а я еще немного почитаю, и присоединюсь к тебе.

Я говорил это абсолютно искренне, действительно намереваясь через десять-пятнадцать минут отправиться помогать брату на кухне. Но, когда уже за Чарли закрылась дверь библиотеки, мой взгляд неожиданно выхватил в рукописи словосочетание «Красная Амалия», и я напрочь забыл о данном обещании, погрузившись в чтение с головой.

Спустя полтора часа дверь библиотеки открылась, и в нее обеспокоенно заглянул Чарли. Впрочем, беспокойство на его лице тут же сменилось недовольством.

— Вот я так и знал! — проворчал он. — Я его уже потерял, думал не случилось ли чего, а он тут сидит, зарывшись в древние записки! Джордж, у тебя совесть есть? Ты обещал помочь мне готовить обед, а в итоге мне пришлось делать все самому. В следующий раз сам будешь готовить, а я даже пальцем о палец не ударю, чтобы…

Чарли осекся, встретив мой взгляд, который, как он потом сказал, «был такой, как у сумасшедшего человека».

— Джордж? Все в порядке? — осторожно спросил Чарли.

— Да… — выдавил я охрипшим от долгого молчания голосом. — Я тут такое прочитал…

— Что? — мгновенно заинтересовался Чарли. — О сокровище?

— Нет, о ягодах, — покачал я головой, — о тех самых красных ягодах. Они действительно ядовиты, Чарли. И их создал наш предок, селекционер Мортимер Блумфилд. Они… показались мне знакомыми на вкус… я тогда не понял, почему, а теперь вспомнил… Тисовые ягоды!

— Подожди, Джордж, я ничего не понимаю! — замахал руками Чарли. — Давай по порядку.

— Хорошо… — я откинулся на спинку стула, закрыл глаза и потер пальцами виски, пытаясь сосредоточиться и упорядочить в голове информацию, которую только что узнал. Учитывая то, с каким трудом давалось мне чтение старинного дневника, сумбур у меня в голове царил колоссальный.

Чарли тем временем уселся в кресло напротив меня и примерно сложил руки на коленях, показывая свою готовность слушать.

— Мортимер и Гидеон Блумфилды были братьями-близнецами из простой семьи, — начал я свой рассказ, открыв глаза и взяв в руки тетрадь, из которой за час узнал больше, чем за все две недели пребывания в поместье Рэдберри. — До них род Блумфилдов не был никому известен, они были простыми земледельцами. Братья увлекались наукой и в частности ботаникой и, пройдя соответствующее обучение, стали селекционерами. Они мечтали вывести сорта растений, не существующие ранее, чтобы тем самым разбогатеть…

— Как и братья из легенды, — заметил Чарли.

— Да, но как ты понимаешь, никакой сделки с дьяволом и в помине не было. Однажды им удалось задуманное — они вывели сорт ягод, не известный науке ранее, но, к несчастью, ягоды оказались ядовиты. При этом они обладали неповторимым вкусом, и братья, вместо того, чтобы бросить это дело, принялись экспериментировать дальше, в надежде, что им удастся с помощью скрещиваний видов нейтрализовать яд. Вскоре после этого Гидеон умер — не знаю, от чего — и Мортимер продолжил опыты один. Через какое-то время его попытки более-менее увенчались успехом.

— Более-менее? — удивленно поднял брови Чарли.

— Да. Ему удалось вывести сорт, у которого концентрация яда в ягодах была настолько ничтожно мала, что не могла навредить человеку. Но в то же время, при стечении определенных природных условий концентрация яда повышалась в сотни раз. Проще говоря — ягоды были временами ядовиты, временами нет.

— Так вот почему… — начал было Чарли, но сам себя перебил: — А что это за определенные условия?

— В том-то и дело, — расстроенно вздохнул я, — что об этом не сказано ни слова. Или может сказано, но там местами целые абзацы выцвели или стерлись, кое-где мне приходилось просто угадывать отдельные слова. Кроме того, Мортимер писал очень коротко и сумбурно — научные записи вперемешку с личными, поэтому очень тяжело читать. В одной этой тетради, — я поднял повыше не очень толстую стопку листов, — описано больше десяти лет его деятельности.

— Да уж, — Чарли присвистнул. — А причем тут тисовые ягоды?

— Одно из растений, которые изначально скрещивал Мортимер, была тисовая поросль, — тихо сказал я и поднял взгляд на брата. — Ты ведь помнишь, ее ягоды ядовиты.

Чарли помнил. И я тоже помнил. Как будто это было вчера.

Хотя я был тогда совсем маленьким. Не знаю, сколько лет мне было — четыре или пять. Помню ягоды, густо усеявшие ветку куста в городском парке, любопытство, и вкус этих ягод на языке — необычный, яркий, пряный. Помню крик мамы и ее испуганное лицо, сильную резь в животе и завывания сирены «Скорой помощи». Врачей в белых халатах и лимонно-желтые стены больничной палаты, противный писк какого-то медицинского аппарата, а потом снова лицо мамы, и ее дрожащий голос: «Сынок, как ты меня напугал…»

— Какие они на вкус, ты помнишь? — тихо спросил Чарли.

— Смутно помню. Но вот эта самая «Красная Амалия», — я кивнул в окно, из которого виднелись деревья в саду, — сильно похожа. Я тогда не понял, почему вкус показался мне знакомым, а теперь вспомнил.

— М-да, — Чарли зябко передернул плечами и кивнул на тетрадь: — А что было дальше?

— Дальше? — я с усилием отвлекся от неприятных воспоминаний. — Мортимер начал торговать этими ягодами. Зная их секрет, он собирал их только тогда, когда концентрация яда была минимальной и они не представляли никакой угрозы. Слава о неповторимом вкусе ягод разлетелась очень быстро, и вскоре Мортимер смог сколотить неплохое состояние, получая заказы на ягоды из всех соседних графств. Тогда же он и построил это поместье, назвал его Рэдберри и стал известным и уважаемым человеком в обществе. В 1833 году он подарил своей жене Амалии драгоценности, выполненные в виде красных ягод, и назвал сорт в ее честь. А через три года случилась страшная трагедия — его собственный внук отравился этими ягодами и умер.

— Что-о? — воскликнул Чарли, подпрыгнув на кресле.

— Угу, — грустно вздохнул я. — У Мортимера и Амалии было двое внуков-близнецов — Эрик и Роберт. Мальчикам было по шесть лет, когда Эрик по неосторожности попробовал ягоды. Видимо, это произошло в момент наибольшей концентрации яда. Он скончался в течение часа.

— Кошмар какой! — выдохнул Чарли. — Какой удар это был для Мортимера!

— И не говори, — кивнул я. — Хоть он и писал об этом мало, но каждая строчка наполнена такой болью и страданием, что я удивляюсь, как он не наложил на себя руки, не вынеся чувства вины. Представляешь, он даже велел слугам выкорчевать и сжечь все кусты с красными ягодами.

— Кусты? — удивленно переспросил Чарли.

— Ах да, — спохватился я, поняв, что упустил из рассказа эту деталь, — тогда красные ягоды были не деревьями, а невысокими кустами. Мортимер распорядился выкорчевать их и сжечь, а сам занялся новыми попытками вывести неядовитый сорт. Но он был уже в преклонном возрасте и понимал, что времени у него остается не так уж много. Неядовитый сорт все никак не получался, и все, чего он добился — чтобы «Красная Амалия» стала высоким деревом, и ягоды росли настолько высоко, чтобы, цитирую: «не один ребенок больше не пострадал». В таком виде деревья сохранились и до наших дней.

Я закончил рассказ и перевел дыхание.

— Так значит, легенда — полная чушь? — медленно произнес Чарли. — Блумфилд тоже может отравиться ягодами и умереть?

— Выходит, что так, — пожал плечами я. — Хотя, в сделку с дьяволом я не особо верил, но сама легенда звучала правдоподобно.

— Получается, мы тоже могли запросто отравиться? — продолжал Чарли. — Нам просто повезло, что мы, сами того не зная, попробовали ягоды именно в тот период, когда они наименее ядовиты?

Я мрачно кивнул. Меня самого прошиб холодный пот от осознания того, насколько нам повезло.

Некоторое время мы просидели молча, думая каждый о своем. Потом Чарли поднялся и повел плечами, будто разгоняя тяжелую атмосферу, сгустившуюся над нами.

— Пойдем обедать, — негромко позвал он. — Уже остыло все.

Я кивнул и, спрятав тетрадь Мортимера обратно в ящик с кодовым замком, вслед за Чарли вышел из библиотеки.

После обеда мы вышли в сад, чтобы немного подышать свежим воздухом. День выдался погожим и тихим, легонько пригревало солнце, а в воздухе висел едва уловимый аромат осенних цветов и опавших листьев.

Чарли курил, сидя на скамейке, а я медленно прогуливался по тропинкам между клумб и вокруг фонтана. Мне хотелось в тишине подумать обо всем, что мы сегодня узнали, но Чарли, наоборот, разговорился.

— Как тебе эта миссис Милтон? — спросил он, когда я проходил мимо него.

— Суровая дама, — подумав, ответил я. — Но, в целом, довольно приятная.

— Представь, а вдруг она когда-нибудь станет твоей тещей? — захихикал Чарли. — Ты у нее по струнке ходить будешь!

Я пропустил колкость мимо ушей, и его смех вскоре стих.

— А зачем ты спрашивал ее о мистике в доме? — уже серьезно спросил он.

— Просто было интересно, — пожал плечами я, — все видели эту чертовщину или только нам с тобой так «повезло».

— С ее слов выходит, что только нам.

— И это странно, — заметил я.

— Вовсе нет. Вполне логично, что раньше, когда домом владел Эллиот, призраки никого не беспокоили, а теперь, когда дом перешел к нам, призракам это пришлось не по душе, вот они и буянят, — объяснил Чарли, как будто это было чем-то, само собой разумеющимся.

Я не стал спорить.

— Как думаешь, что может быть в сейфе? — спросил Чарли, когда я вновь обошел круг вокруг фонтана и приблизился к нему.

— Все, что угодно! — скептически фыркнул я. — Деньги, украшения, ценные бумаги, записи о магических ритуалах, проводимых Блумфилдами в день Самайна на кладбище… Ну откуда я знаю? Да он вообще может оказаться совершенно пуст.

— Надо искать ключ, — вздохнул Чарли. — А что насчет тайного хода? Если уж даже экономка о нем не знает, то…

— …то это вовсе не удивительно, — закончил за него я. — Раньше, в восемнадцатом, девятнадцатом веке слугам не доверяли подобные фамильные секреты. Может, Эллиот оставался верен старым традициям. А может, и вовсе не знал о тайном ходе. Или знал, но никогда не пользовался.

— Эх, вот бы найти записи о секрете красных ягод, — сменил тему Чарли. — Узнать, когда они ядовиты, а когда нет.

— И что тогда?

— Могли бы их продавать, — в Чарли явно проснулась предпринимательская жилка. — Уверен, за них можно было бы выручать неплохие деньги, учитывая то, что они единственные в своем роде…

— Мы же собираемся продавать поместье? — недоуменно спросил я. — Как же мы их будем собирать?

— Ну… да, — пробормотал Чарли, внезапно смутившись. — Просто я подумал, если бы это приносило неплохую прибыль, мы могли бы и не продавать его.

— То есть, едва запахло наживой, соседство с привидениями тебя уже не смущает? — засмеялся я. — А кто недавно предлагал мне бежать отсюда без оглядки?

— Нам необязательно было бы здесь жить, — мгновенно нашелся Чарли. — Могли бы просто приезжать на сбор ягод, и все.

— Не знаю, Чарли, — я неодобрительно покачал головой. — Я такой идеи не рассматривал.

— В любом случае, чтобы ее рассматривать, надо сначала узнать секрет ягод, — вздохнул Чарли. — А вообще, представь, как было бы здорово — держали бы это поместье, как летний домик, приезжали бы сюда на выходные, отдохнуть… — Чарли мечтательно посмотрел вдаль. — Знаешь, когда миссис Милтон упомянула о том, что на праздники здесь собиралась вся большая семья, я как-то… немного позавидовал, что ли? Наверное, это замечательно — иметь много родственников, собираться всем вместе в фамильном доме… Как думаешь, Джордж — может, мы когда-нибудь сможем наладить дружеские отношения с нашими родственниками?

— Ой, не знаю, — помолчав, ответил я. — Судя по тому, что мы о них слышали — едва ли.

Как мне не хотелось в этом признаваться, но слова Чарли что-то задели в моей душе. Хоть я всегда и твердил, что мамы и брата мне более чем достаточно для общения, я вдруг представил столовую поместья, полную людей — наших родственников. Кузены и кузины, дядя и тетя, наша мама, конечно же… Все сидят за праздничным столом, оживленно переговариваются и смеются; кто-то приезжал бы с мужем или женой, кто-то с детьми. А рядом со мной сидела бы Розалинда…

Усилием воли я прогнал из головы внезапно нарисовавшуюся семейную идиллию и присел на мраморный бортик фонтана, подставив спину теплым солнечным лучам. Чарли снова курил, по-прежнему мечтательно глядя вдаль, а я, опять углубившись в свои мысли, стал задумчиво водить пальцем по узорам на мраморе.

Остаток дня мы провели молча.

Ложась вечером спать, я ощущал одновременно тревогу и радостное предвкушение — ведь уже завтра, в пятницу, должен был состоятся бал. Конечно, я очень редко посещал мероприятия с таким количеством незнакомых людей, а тут еще мне предстояло впервые в жизни выступить в качестве члена семьи аристократов — все это вызывало немалую тревогу. Но успокаивало меня то, что со мной рядом будет Розалинда, уж она-то подскажет, как мне себя вести.

* * *

Утро и день пятницы пролетели незаметно — мы пытались было продолжать осматривать кабинет Кристофера, но все мысли и разговоры были только о вечернем балу, и ближе к полудню мы забросили это дело. Весь день провели в гостиной у телевизора, а в половине шестого вечера поднялись в свои комнаты, чтобы переодеться.

Я осторожно надел на себя все предметы старинного костюма — брюки, сорочку, жилет и фрак, и мысленно отметил, что одежда была очень удобной, и идеально подходила мне по размеру. Обувшись, я спустился на первый этаж в холл, чтобы посмотреть на себя в большое настенное зеркало, которое висело на стене между двух ниш — в одной стояли часы, а в другой небольшая коллекция декоративных напольных ваз.

Разглядывая себя в зеркале, я никак не мог понять, идет мне костюм или нет. Вроде неплохо, но с длинными волосами не сочетается, что ли?..

На лестнице раздались шаги. Я обернулся и увидел Чарли, одетого в такой же костюм.

— До сих пор не верю, что мы выйдем на улицу в этом, — в сотый раз за последние пять дней проворчал он, подойдя ко мне и встав напротив зеркала.

— Да ладно тебе, по-моему, неплохо, — миролюбиво заметил я, поворачиваясь то влево, то вправо, и разглядывая свое отражение.

— Неплохо? Эта одежда жутко неудобная! Брюки ужасно тесные, а вот эта ерунда, — Чарли дернул длинную фалду фрака, — мешается при ходьбе. Я уже два раза чуть не упал!

— Брось, все вполне удобное.

— Мы выглядим как клоуны! — продолжал ворчать Чарли. — Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько не в своей тарелке.

— Зато теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда ты затащил меня в клуб на концерт рок-группы, — ехидно заметил я. — Мне казалось, что меня заперли в огромной клетке с орангутангами!

— Ты со своими патлами идеально туда вписывался! — огрызнулся Чарли и внезапно больно дернул меня за хвост.

От неожиданности я дернулся, попытавшись увернуться, и потерял равновесие. Чтобы не упасть, схватился рукой за угол ниши, и задел коленом одну из ваз. Она закачалась на узком донышке и, как в замедленной съемке, стала плавно заваливаться на бок. Спустя секунду с оглушительным грохотом она ударилась о плиты пола, но, к счастью, не разбилась. С пронзительным звоном из ее горлышка вылетело что-то металлическое и подкатилось к ногам Чарли.

— Что это? — удивленно спросил он, наклоняясь, и поднял предмет. — Ключ?! — воскликнул он через мгновение и показал мне небольшой ключик из темного металла. — От чего он может быть?

— А… не от сейфа ли? — задохнувшись от неожиданной догадки, выпалил я.

— Пойдем проверим! — глаза Чарли азартно загорелись, и он рванул вверх по лестнице.

И откуда только прыть взялась! Ни брюки уже ему не жали, ни длинные фалды не мешали. Я кинулся следом.

В кабинете мы быстро открыли картину и Чарли принялся вставлять ключ в замочную скважину.

Увы! Он в нее даже не влезал — был немного шире. Мы разочарованно переглянулись.

— Ну, попробовать стоило, — философски заметил Чарли, закрывая картину.

— Может, еще к чему-нибудь подойдет, — обнадеживающе сказал я и глянул часы. — Идем, а то опоздаем. Уже четверть седьмого.

— Да, не стоит заставлять наших дам ждать, — согласился Чарли, и ехидно добавил: — Особенно такую норовистую, как твоя Розалинда.