Легенда о красных ягодах (гет)

1836 год

Ночь стояла теплая, безветренная, и очень-очень тихая. Не шевелился ни один лист дерева или цветочный куст в огромном саду и даже речка, протекающая за оградой, казалось, прекратила свое журчание. Лишь крик ночной птицы — пронзительный, зловещий, — изредка прорезал гробовую тишину.

Луна, висящая высоко в небе, тусклым светом заливала окрестности и почти полностью освещала большой особняк, стоящий посреди буйно цветущего сада. Она мутными бликами плескалась в черных, безжизненных стеклах многочисленных окон; слабо серебрилась на покрытой слюдой крыше и одним ярким пятном отсвечивала лишь от одного места — крыши небольшой башенки, возвышавшейся над остальными этажами особняка семьи Блумфилд.

Комнатка, располагающаяся под самой крышей башенки, была маленькой, тесной, почти заброшенной, но — на удивление — почти единственной, в которой в эту ночь мерцал неяркий огонек.

У одного из окон стояла пожилая женщина, но несмотря на поздний час, на ней не было ни ночной сорочки, ни чепца. Она была одета в глухое черное платье, а каштановые волосы с уже заметной проседью покрывал траурный черный платок. Возле ее правой ладони, лежавшей на подоконнике, медленно оплывала воском свеча в позолоченном подсвечнике, ее тусклый свет отражался в свежелакированном дереве оконной рамы.

Облокотившись на широкий подоконник, женщина невидящим взглядом смотрела вдаль — туда, где полосу густых деревьев сменял бархатистый луг, перечерченный зигзагом серебрящейся в лунном свете реки.

Гробовая тишина. Амалия Блумфилд ненавидела это сравнение, суеверно боялась его, но не могла не признать, что оно более чем подходит к атмосфере, накрывшей окрестности — и ее родной дом в первую очередь.

Где-то в глубине темного дома часы отбили три пополуночи. Это подействовало на Амалию как своего рода сигнал к действию; стряхнув с себя оцепенение, она решительно отвернулась от окна и направилась к двери.

Держа перед собой подсвечник, Амалия спускалась по винтовой лестнице башни, круг золотистого света выхватывал из темноты то дубовые перила, то бордовый ковер на ступеньках, то красочные полотна на стенах. На площадке второго этажа она внезапно услышала неясный шорох из коридора, резко вытянув руку со свечой, она с удивлением разглядела в полумраке лицо своей служанки.

— Марта? — пытаясь скрыть охвативший ее страх, резко спросила Амалия. — Что ты здесь делаешь?

— Простите, мадам, — служанка склонила голову, но Амалия успела увидеть ее покрасневшие глаза, — мне просто не спалось, и я решила, почему бы мне не почистить подсвечники в коридорах…

— В три часа ночи?

— Простите… — снова повторила Марта, потупив взгляд. — Просто… это так страшно, мы все убиты горем… Мистер Эрик, он был так молод…

— Не тебе мне говорить о горе, — голос Амалии немного смягчился, теперь в нем слышалась безграничная скорбь. — Я потеряла внука…

— Да, мадам, — Марта всхлипнула, — но мы все любили его, он был таким светлым, добрым ребенком! Но кто же мог? Это ужасное происшествие…

— Это был несчастный случай! — воскликнула Амалия, в голосе ее снова прорезались металлические нотки. — Слышишь, Марта? Ребенок просто наелся ядовитых ягод, разумеется, по ошибке, и рядом не оказалось врача, чтобы оказать своевременную помощь. И не надо придумывать несуществующих подробностей! И так весь Бейкуэлл будет завтра кишеть слухами, я буду очень благодарна, если хотя бы мои собственные слуги не будут их распускать!

— Нет, что вы, миссис Блумфилд, я ни в коем случае…

— Прекрасно. В таком случае, тебе лучше отправиться в свою комнату, завтра у тебя будет много работы.

— Конечно, мадам, спокойной ночи, мадам…

Коротко поклонившись, Марта поспешила по коридору к другой лестнице. Амалия, дождавшись, пока ее шаги стихнут в темноте, продолжила спускаться. На первом этаже она пересекла холл, и через небольшую комнату для приема гостей направилась к гостиной. Но, не пройдя и пары шагов, остановилась, рассерженно втянув ноздрями воздух.

Из-под двери гостиной пробивался слабый желтый свет — внутри горела свеча, а значит, там кто-то был. Амалия раздраженно фыркнула. Она прождала половину ночи, чтобы наедине и без свидетелей попрощаться со своим безвременно почившим любимым внуком, а оказывается, дом посреди ночи так и кишит обитателями! Сначала эта глупая Марта — Амалии понадобилась вся ее железная выдержка и характер, чтобы держать лицо в присутствии служанки, а теперь выясняется, что и в комнате, где лежит усопший, кто-то торчит!

Слуги, разумеется, не осмелились бы, значит, это кто-то из членов ее семьи. Сжав зубы, Амалия пересекла комнату для приемов и толкнула дверь.

Взору ее предстала большая богато обставленная комната — мягкие кресла и диваны, обитые красным сукном с золотым шитьем, низкие деревянные столики, пуфики для ног, гобелены на стенах, картины, тяжелые бархатные портьеры на темных окнах, огромный камин, искусно украшенная резная каминная полка со множеством статуэток и сувениров…

Большая, богато украшенная, и абсолютно темная в этот час гостиная — если не считать одной-единственной свечи, горевшей в изголовье стоявшего на табуретах гроба. Маленького гроба.

На стуле с причудливо изогнутой спинкой возле гроба сгорбилась фигура, уронив голову на руки, и, признаться, Амалия была крайне удивлена, застав здесь своего мужа.

— Мортимер? — чуть более резко, чем следовало, спросила она. — Что ты здесь делаешь?

Пожилой джентльмен поднял голову, но не обернулся. Свет упал на его седые волосы и сгорбленные плечи, затянутые в черный сюртук.

— Вероятно, то же, что и ты, Амалия, — голос его звучал неторопливо и очень устало, — пришел проститься с моим любимым внуком.

— Не смеши меня, Мортимер! — фыркнула Амалия. — Любимым? Ты никогда никого не любил, кроме своих растений!

— Как ты можешь так говорить? — вскричал Мортимер и яростно обернулся к супруге. — Я любил нашего маленького Эрика, и его брата Роберта люблю! Они же наши родные внуки!

— Ты их даже не различал, — холодно заметила Амалия.

— Конечно, они же близнецы, — как само собой разумеющееся, кивнул

Мортимер. — Их только родная мать и различит. Меня и моего брата Гидеона никто, кроме матери, различить не мог!

— Это все отговорки, Мортимер! — Амалия недобро взглянула на мужа, и, обойдя гроб, встала с другой стороны. — Ты совершенно не интересовался мальчиками, не участвовал в их воспитании, не проводил с ними время. Все свободное время ты проводил в своей проклятой оранжерее, со своими саженцами, гибридами, экспериментами…

— Амалия, но это моя работа! — Мортимер повысил тон, голос его звучал необычайно твердо, и даже зло. — Я посвятил ботанике и селекции всю свою жизнь, и именно благодаря моим многим удачным экспериментам мы сейчас имеем наше финансовое и общественное положение! Мы построили этот дом, дали достойное образование нашим детям, мы имеем все, о чем можно только мечтать! А слава о наших — единственных в своем роде! — ягодах разошлась далеко за пределы Йоркшира! Мы получаем заказы на них из самых отдаленных графств, и они стали излюбленным лакомством многих высокопоставленных господ, аристократов и лордов по всей Англии!

— Да, а еще они убили нашего внука, — отстраненно отозвалась Амалия, опустив взгляд на маленькое застывшее тело, лежавшее в гробу.

Мортимер резко замолчал, будто одним ударом из его легких выбили весь воздух.

— Амалия, — наконец произнес он снова тем же уставшим голосом, — я не могу отрицать этого. Но ведь это был несчастный случай! Мы же с самого детства внушали мальчикам, что ягоды с этих кустов кушать нельзя, что они ядовиты… Почему же Эрик не послушался? Может, это было сделано нарочно, кто-то заставил его съесть их, или убедил, что все наши слова — не более чем дурацкие запреты взрослых? Возможно, это кто-то из моих конкурентов или завистников, хотят меня опозорить, скомпрометировать, лишить клиентов…

— И ты снова все о себе, да о себе, — горько вздохнула Амалия, не поднимая взгляда от мертвого лица внука. — Неужели ты не понимаешь, что Эрик всего лишь ребенок, которому просто было… интересно. Шесть лет — это такой возраст, когда все интересно, а запреты взрослых в большинстве своем кажутся нелепыми и непонятными…

Некоторое время супруги Блумфилд молчали, не глядя друг на друга. Оплывала, потрескивая, свеча, да за окном перекликались ночные птицы, предчувствуя скорый уже рассвет.

— Если ты считаешь, что я не скорблю, что я не убит горем, и что я не чувствую себя единственно виноватым в произошедшем, — Мортимер выпрямился и взглянул на жену, — то ты глубоко ошибаешься.

Амалия тоже подняла голову, но молчала.

— Не думаю, что сейчас ты мне поверишь, но считаю, что не уместно выяснять отношения над телом нашего мертвого внука, так что отложим этот разговор. С твоего позволения, я тебя оставлю, — Мортимер церемонно кивнул и направился к двери.

Уже взявшись за дверную ручку, он внезапно остановился.

— Да, и еще, — произнес он, не оборачиваясь, — я велел слугам завтра же выкорчевать все кусты с этими красными ягодами и сжечь их.

— Что? — привычное самообладание изменило Амалии, и она, круто развернувшись, уставилась на спину мужа.

— Ты не ослышалась, — он все-таки обернулся, но избегал ее взгляда. — Это единственное, что я могу сделать, чтобы попытаться искупить свою вину перед Эриком, его братом, его родителями и тобой. Перед собой я все равно никогда не смогу искупить ее.

— Но ты же сам только что соловьем разливался о том, чего мы смогли добиться благодаря твоим экспериментам и открытиям в селекции! — Амалия, хоть и была потрясена до глубины души, смогла совладать с собой и ее голос звучал саркастически. — Ты ведь сказал, это твое призвание, твоя жизнь!

— Я не смогу более продавать ягоды, которыми отравился мой собственный внук, — Мортимер горестно вздохнул, в голосе его звучала неподдельная, глубочайшая боль. — Но, все, на что я потрачу остаток своей жизни — это попытка вывести новый сорт этих ягод, который не сможет впредь навредить ни одному ребенку.

Не дожидаясь ответа, он вышел из гостиной и плотно прикрыл за собой дверь.

Амалия некоторое время с недоверием глядела ему в след, но потом отвернулась, и тяжело опустилась на стул у гроба.

Обо всем этом она подумает завтра, а сейчас у нее осталось лишь немного времени, чтобы попрощаться с внуком без лишних глаз и ушей, как она того и хотела.

Скрестив руки, она оперлась ими о край гроба, положила на них голову, и — впервые за этот ужасный, неимоверно долгий день — дала волю слезам.

2005 год

Пробуждение было приятным, неспешным, как будто я выныривал из теплых мягких волн, — и это было необычно, учитывая, что пять дней из семи меня вырывал из сна резкий звон будильника.

Я открыл глаза и пару секунд бездумно пялился на бледно-бежевую наволочку на своей подушке, а потом перевернулся на спину и потянулся. Думаю, я не окажусь оригинальным, сказав, что люблю выходные.

Переведя взгляд на окно, я обнаружил за ним бледно-серое небо и уже начинающие желтеть листья на деревьях, которые едва колыхались на слабом ветру. Глядя на эту картину, с равным успехом можно было предположить, что времени сейчас либо восемь утра, либо три часа дня — настолько бледным и бесцветным выглядел августовский день.

Нашарив на тумбочке наручные часы, я узнал, что проспал до половины второго. Что ж, не так плохо — мой рекорд в выходной день был проспать до пяти вечера! К тому же, была у меня своего рода традиция — если в выходной день я просыпался рано, то сразу же вставал, и посвящал день полезным делам, а если поздно — то и весь день особо не напрягал себя; позволял себе полежать в кровати с книгой, и весь остаток дня занимался легкими ненавязчивыми вещами — читал, гулял, а иногда и просто смотрел телевизор, не вставая с постели.

Решив для себя, что и сегодняшний день я проведу так же, я уже потянулся было за книгой, но первый за этот день телефонный звонок нарушил мои планы. Нехотя выбравшись из уютной кровати, я поплелся в прихожую, к телефонному аппарату, стоявшему на тумбочке у входной двери. Звонила квартирная хозяйка миссис Бенсон.

— Мистер Блумфилд? Здравствуйте, как я рада, что застала вас дома! — зачастила она в трубку, едва я пробормотал вялые приветствия. — У меня к вам огромная просьба, я понимаю, что день оплаты за аренду квартиры только завтра, но не могли бы вы рассчитаться сегодня? Мне срочно необходима эта сумма!

— Да, миссис Бенсон, — вздохнув, ответил я, — могу сегодня.

— Прекрасно, мистер Блумфилд, тогда я забегу к вам минут через двадцать! — радостно возвестила хозяйка и, не дожидаясь моего ответа, отключилась.

— Старая карга! — в сердцах выпалил я, впрочем, сначала убедившись, что она точно положила трубку.

Ну на кой черт она мне тут сдалась в воскресенье? Я собирался провести день, как мне заблагорассудится, а теперь придется приводить себя и квартиру в надлежащий вид. Ну, хотя бы кровать заправить — она ведь обязательно сунет нос в спальню, проверить, не превратил ли я ее квартиру в бордель.

Да и встречать пожилую женщину в пижаме тоже как-то неэтично.

Хоть миссис Бенсон меня и раздражала, портить с ней отношения я не хотел — вряд ли мне бы удалось найти такую же съемную квартиру, в этом же районе Шеффилда, и за те же деньги.

Час спустя, выдержав инспекцию дотошной арендодательницы, поучаствовав в светском разговоре с ней, и расплатившись за месяц, я закрыл за ней дверь, и вдруг почувствовал, что выходной безнадежно испорчен. Лежать в постели с книгой уже не хотелось, вообще ничего не хотелось, только желудок урчал от голода, и мне ничего не оставалось, как отправиться на кухню.

Грохнув на плиту сковороду, я бросил на нее несколько ломтиков бекона и, ожидая пока они зашкворчат, уставился в окно. День стал еще темнее, тучи опустились ниже, я подумал, что осень в этом году пришла совсем рано — была только середина августа.

Добавив к бекону на сковороде пару яиц, я снова перевел взгляд на окно. Возможно, это еще не осень, а временное похолодание — обычно начало и середина сентября у нас в Шеффилде выдавались теплыми и погожими. В этом году я особенно надеялся на это, ведь с первого дня сентября начинался мой долгожданный отпуск, и я уже предвкушал, что на протяжение целого месяца буду заниматься только тем, чем хочу.

Думаю, я снова не стану оригинальным, если скажу, что я не люблю свою работу. Я работаю простым офисным служащим, и для меня это — лишь средство зарабатывать себе на проживание и пропитание, а саму работу я нахожу невероятно скучной и однообразной. Каждый год обещаю себе, что найду что-то другое, что будет вызывать желание по утрам с радостью вставать и с энтузиазмом отправляться на работу, но… Каждый раз спотыкаюсь о страх что-то менять в своей жизни, и все равно день за днем иду в опостылевший офис.

Я уже расправился с завтраком и даже вымыл посуду, когда меня настиг второй телефонный звонок. Я с некоторой опаской снял трубку.

— Джордж, дорогой, здравствуй!

— Мама! — я, пожалуй, искренне обрадовался.

— Я не стала звонить тебе слишком рано, я же знаю, что ты любишь иногда поспать подольше в выходной день, — мама говорила добродушно, но как-то громковато, из чего я заключил, что она чем-то взволнована. — Надеюсь, я тебя не разбудила?

— Нет-нет, мам, я давно уже встал, — поспешно ответил я. — У тебя все в порядке?

— Да, все нормально… Джордж, у тебя были планы на сегодняшний вечер?

Вообще-то, были. Я собирался провести его дома, с интересной книгой. Но кому до этого есть дело?

— А что? — осторожно спросил я.

— Ты не мог бы заехать вечером ко мне? Часам к семи, скажем? — голос мамы зазвучал еще более взволнованно, и во мне, признаться, проснулось любопытство.

— Хорошо, мам, я приеду… У тебя точно все нормально? Может купить чего-то в продуктовом или в аптеке? — на всякий случай уточнил я.

— Нет-нет, сынок, ничего не нужно. Жду тебя к семи! — теперь она явно была очень рада, и я совсем запутался.

Однозначно, что-то произошло. Если бы плохое — она бы сказала сразу, да и в голосе ее не было ни огорчения, ни страха. Значит, случилось что-то хорошее — или нейтральное — но что?

Это, признаться, меня заинтриговало, и я уже не чувствовал сожалений, что проведу остаток воскресенья не так, как планировал. Правда, это не помешало мне взбеситься, когда третий телефонный звонок практически вытащил меня из душа.

— Алло! — рявкнул я в трубку, плотнее запахиваясь в полотенце, и чувствуя, как мокрые ноги противно липнут к тапочкам.

— Джордж, привет, братишка!

— Привет, Чарли, — сдержанно поприветствовал я брата. Хотелось наорать на него — и за то, что выдернул из ванной, и вообще за весь выходной, пошедший наперекосяк, но я сдержался. Брат мог что-то знать.

— Тебе мама звонила уже? — поинтересовался тем временем Чарли.

— Да, — осторожно ответил я, — тебя она тоже попросила приехать вечером?

— В точку, — хмыкнул Чарли. — Не знаешь, в чем дело? Мне показалось, что она чем-то встревожена.

— Надеялся узнать это у тебя.

— Она, конечно, часто зовет нас на семейные обеды по воскресеньям, но обычно предупреждает об этом заранее, чуть ли не в письменном виде, — принялся вслух размышлять Чарли.

Что верно, то верно. Мама у нас немного старомодна.

— Значит, ты тоже не в курсе, — перебрав еще несколько вариантов, подытожил Чарли. — Ну, скоро узнаем. Кстати, сможешь заехать за мной?

Я был готов поклясться, что звонил он только ради этой просьбы, чертов жучара!

— Заеду, заеду, — буркнул я, впрочем, совсем беззлобно, — будь готов к половине седьмого.

Кажется, я соскучился по брату. Все-таки редко мы с ним видимся. Да и с мамой тоже. И это вовсе не из-за того, что у нас плохие отношения — как раз-таки наоборот — просто мы с Чарли стали взрослыми, и стремились вырваться из-под маминой опеки, и избавиться от постоянного присутствия в жизни друг друга — ведь мы с ним близнецы, а значит, были неразлучны с самого рождения.

Поэтому, как только я окончил университет и вышел на работу, я поспешил найти съемную квартиру и съехать от матери. Чарли смылся из родного дома гораздо раньше, в университет он поступать не стал, ограничившись строительной специальностью колледжа, да и то почти сразу начал работать, находя себе временные подработки кем придется. Этим же, насколько я знаю, он и до сих пор зарабатывает себе на жизнь, хотя то, что он все-таки каким-то чудом получил свой диплом строителя, существенно облегчает ему поиск работы.

Несмотря на противоположные характеры, мы с ним были очень дружны в детстве и юности, но начав жить отдельно, обнаружили, что не нуждаемся в постоянном обществе друг друга, следовательно, виделись не чаще, чем раз в один-два месяца.

Выйдя из дома ровно в шесть вечера, я с удивлением обнаружил, что на улице не так холодно, как мне показалось через окно. Ветер, к концу дня усилившийся, был неожиданно теплым, а воздух очень свежим, но совершенно не холодным. Я бы с удовольствием прогулялся до дома мамы пешком, чтобы насладиться погодой, но я уже пообещал Чарли заехать за ним. Вздохнув, я обогнул дом, и выйдя на парковку, отправился к машине.

Как и обещал, в половине седьмого я подъехал к дому Чарли; впрочем, тот не заставил себя долго ждать.

— Привет! — радостно пропыхтел он, плюхаясь на пассажирское сиденье. — Рад тебя видеть!

— Взаимно, — я улыбнулся краем рта, пожимая ему руку. — Как жизнь?

Чарли тут же подробно и увлеченно начал рассказывать про свой последний заказ по работе, а я тем временем рассматривал его лицо. Конечно, можно снова отделаться пресловутой фразой «я будто посмотрелся в зеркало» или «я словно увидел самого себя», но это было не так. Конечно, лица у нас с Чарли были одинаковые, что и говорить, но мы носили разные прически — Чарли стригся по-новому чуть ли не каждые полгода (сейчас у него были волосы длиной до плеч, небрежно зачесанные назад), а я же как отрастил несколько лет назад волосы до середины спины, так и носил их собранными в тугой хвост. Кроме того, на каждого из нас накладывала отпечаток работа и образ жизни — я был бледным, с синяками под глазами от вечного недосыпа и постоянного чтения книг, Чарли же, напротив, даже успел где-то обзавестись легким загаром, ну а книги он с детства не любил. В остальном, мы были с ним очень даже похожи — те же тонкие черты лица, серо-голубые глаза и темный цвет волос.

В воскресный вечер улицы Шеффилда были почти пусты, но я все равно ехал не спеша, вполуха слушая болтовню брата, и любуясь видом вечернего города. Шеффилд и правда был красив — такого количества зеленых парков и пышно цветущих садов я нигде не видел. Я очень любил в свободное время по вечерам или выходным гулять по ним, рассматривая буйную зелень и обилие красок цветников. Жаль, что сегодня уже не успею.

— Ты так и не придумал, для чего мать могла позвать нас сегодня? — примерно на полпути спросил Чарли. Я отрицательно покачал головой, но все же ответил:

— Не думаю, что это что-то особенное. Скорее всего, она просто соскучилась.

— Может быть, — пожал плечами Чарли, — но, что самое странное, она настойчиво просила, чтобы я пришел один, без Сьюзи.

С секундным запозданием я вспомнил, что Сьюзи — это подруга Чарли, с которой он сожительствует уже пару лет. И он действительно чаще всего приходит к маме в гости в ее сопровождении. Мне Сьюзи не нравилась только потому, что каждый раз, увидев меня, она начинала настойчиво предлагать познакомить меня с кем-то из ее незамужних подруг, уверяя, что мы будем просто прекрасной парой. Такого наглого вторжения в мое личное пространство я стерпеть не мог.

— И что это может значить? — спросил я.

— То, что цель нашей сегодняшней семейной встречи — слишком личная, — Чарли замолчал, но не дождавшись моего встречного вопроса, выпалил: — Слушай, мне кажется, у мамы кто-то появился!

— Кто? — хмыкнул я. — Еще один кот?

— Да какой кот! — нетерпеливо фыркнул Чарли. — Мужик!

— Да ну, брось… — с сомнением протянул я, недоверчиво глянув на брата, но в то же время в голове просчитывая, насколько это возможно.

Мама, конечно, уже не молода, но и старой ее не назовешь — ей даже шестидесяти еще нет. Одинока, выглядит хорошо, следит за собой. Да и со смерти отца прошло уже больше двадцати лет — может быть, в предположении Чарли и правда есть рациональное зерно? Но, наверное, будь это так, мама бы предупредила нас заранее, а не стала бы устраивать неожиданное знакомство…

С этими мыслями я подъехал к нужному дому и припарковался.

— Ну что, пошли знакомиться с приемным папочкой? — хохотнул Чарли, выбираясь из машины.

— Да может, это правда всего лишь кот? — почти с искренней надеждой спросил я, и Чарли снова понимающе захохотал.

Мама открыла дверь сразу же, и, войдя в просторную прихожую, я почувствовал изумительные запахи ужина как минимум из трех блюд. Пока мама обнимала и целовала нас по очереди в знак приветствия, я вдруг с ностальгией вспомнил те времена, когда мы были еще школьниками, и прибегая с учебы домой, вот так же чувствовали запах маминой стряпни, и она встречала нас в прихожей, устало, но радостно улыбаясь…

Как давно это было. С какой-то неожиданной, отчаянной тоской я так сильно захотел вернутся в то время, что аж дыхание сбилось.

С трудом отвлекшись от этих мыслей, я прошел вслед за мамой и братом в гостиную, совмещенную с кухней, и с облегчением обнаружил, что кроме толстого серого кота Арчи, вольготно спавшего в кресле, в ней никого нет, и стол сервирован только на троих.

— Садитесь к столу, мальчики, сейчас будем ужинать, — мама уже вовсю хлопотала на кухне.

Я склонился над креслом, почесав Арчи за ухом, отчего он начал благодарно урчать, а сам аккуратно глянул на Чарли. Тот, поняв мой взгляд, пожал плечами, будто извинялся, но в его взгляде тоже сквозило облегчение. Мы поняли, что никаких неожиданных знакомств сегодня не предвидится — ни с мужиками, ни с котами.

Семейный ужин прошел хорошо, впрочем, как и всегда — мы поддерживали легкую беседу на самые различные темы, не забывая при этом нахваливать мамины кулинарные способности и уплетать невероятно вкусную еду. Все было как обычно, за исключением одного — мы с Чарли буквально лопались от любопытства, а мама не спешила посвящать нас в причину нашей неожиданной встречи.

Я уже начал терять терпение, и подумывал, а не спросить ли у нее напрямую, и удивлялся, как Чарли не сделал этого до сих пор — из нас двоих он был более эмоциональным, вспыльчивым и нетерпеливым.

Наконец, когда с основными блюдами было покончено и мама подала чай со своими фирменными булочками с корицей, я уже решился было все-таки задать ей вопрос, но тут заметил, что она не притронулась к своей чашке, и смотрит на нас с таким видом, будто подбирает слова, чтобы начать серьезный разговор. И у меня вдруг ни с того, ни с сего появилось мерзкое, жуткое ощущение, что сейчас моя жизнь перевернется с ног на голову.

— Джордж, Чарли… На самом деле, я позвала вас не просто так, — начала она. — Я хотела сообщить вам нечто важное.

Чарли, не удержавшись, закатил глаза и фыркнул в чашку с чаем. Мама, мама… Она сказала это с таким торжественным видом, будто не догадывалась, что мы и так уже поняли, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Сегодня в почтовом ящике я обнаружила вот эти письма, — мама вынула из кипы бумаг на журнальном столике два плотных белых конверта и положила их на стол перед нами. — Они для вас обоих.

Мельком глянув на один из конвертов, я успел заметить надпись: «Адвокатская контора Кофмана, город Бейкуэлл, улица…». Мы с Чарли переглянулись, но к конвертам прикасаться не спешили, будто они могли нас укусить.

— Я взяла на себя смелость их прочитать, — мама потупила взгляд, будто извинялась. — Они абсолютно одинаковы, различаются только имена получателей. В них сообщается, что ваш двоюродный дедушка Эллиот умер.

На несколько секунд в гостиной повисла тишина.

-Ооо… — протянул я, не зная толком, что сказать, — это прискорбно. Мне очень жаль.

Рядом Чарли тоже забормотал что-то подобное и абсолютно неискреннее.

— Да ладно вам! — мама вдруг добродушно рассмеялась. — Не стоит изображать скорбь, вы ведь его совсем не знали.

Что правда, то правда. Для нас дедушка Эллиот был кем-то вроде Санта-Клауса — мы никогда его не видели, но он исправно присылал нам подарки на Рождество и ко дню рождения, ровно до того, как мы стали совершеннолетними. После нашего восемнадцатого дня рождения подарки прекратились, и мы напрочь забыли о нем — до сегодняшнего дня.

— Ну, честно говоря да, — ответил Чарли на мамину реплику. — И что, нас приглашают на похороны? Он ведь не в Шеффилде жил? Придется ехать в другой город, или можно вежливо отказаться?

— Нет-нет, — мама покачала головой, — похороны уже давно прошли без нас, с момента его смерти прошло полгода.

— Полгода? — удивленно воскликнул я. — Но почему тогда только сейчас… Подожди-ка…

Я еще раз взглянул на подпись на конверте. Адвокатская контора… Письма пришли через полгода после смерти нашего дальнего родственника. Шесть месяцев — именно столько по закону требовалось для вступления в права наследства!

— Ты хочешь сказать, он что-то завещал нам? — я неверяще уставился на маму. Чарли на соседнем стуле так и вовсе одеревенел.

— Именно, — мама кивнула, но не выглядела при этом радостной или довольной. Скорее, напряженной или даже слегка напуганной. — Он оставил вам в наследство свой дом.

— Дом? — севшим голосом переспросил Чарли.

— Семейный особняк Блумфилдов. Или, как они его называли, поместье Рэдберри.

Несколько минут в комнате висела гробовая тишина, которую нарушало лишь тиканье часов на стене. Мы не шевелились, не смотрели друг на друга, пытаясь осознать и уложить в голове новость, которая, казалось была сама размером с огромный дом и никак не хотела умещаться в наших головах. Не знаю, о чем думал Чарли, но мне известие о том, что нам завещал в наследство целый дом человек, которого мы никогда даже не видели, казалось попросту абсурдным.

Кот Арчи внезапно громко мяукнул, и, соскочив с кресла, принялся тереться о мамину ногу. Мама подхватила его на руки, усадила к себе на колени, и принялась гладить между ушами. Благодаря этому, мы будто бы стряхнули с себя оцепенение.

— Но почему нам? У него что, других родственников не осталось? — выпалил Чарли мысль, которая и у меня крутилась в голове.

— Вот это и есть самое странное, — ответила мама. — У него есть родные дети и внуки, но им он завещал только приличные части своего состояния, и некоторую другую недвижимость. Но самое основное — свой родной дом, фамильный особняк — он оставил вам. Не спрашивайте, почему. Я правда не знаю.

Мама пожала плечами и растерянно посмотрела на нас с братом. Мы ответили ей не менее растерянными и непонимающими взглядами.

— Ты знаешь об этом Эллиоте хоть что-то? — спросил я. Теперь мне казалось почти преступным то, что мы ничего не знаем о человеке, который оставил нам в наследство целый дом.

— На самом деле, очень мало, — маме тоже было как будто неуютно. Она зябко поежилась и прижала к себе Арчи. — Ваш отец Оливер рано потерял своих родителей, они умерли от какой-то болезни. Это было еще в сороковые, тогда медицина была не так развита, и даже у простого гриппа было намного больше смертельных случаев, чем сейчас. Оливеру едва исполнился год, когда он остался сиротой, и его дядя Эллиот — брат-близнец его отца, забрал его к себе. Вместе со своей женой они усыновили его, и воспитывали, как родного сына. У них было двое своих детей, почти ровесников Оливера, и они росли все вместе. Но — как рассказывал ваш отец — хоть приемные родители и обращались с ним не хуже, чем со своими родными детьми, он все равно чувствовал себя белой вороной и мечтал поскорее вырасти и уехать от них, начать самостоятельную жизнь.

— Он знал, что они ему не родные? — спросил Чарли.

— Да. Эллиот и его жена — кажется, ее звали Джейн — рассказали ему правду, когда он подрос. Они считали, что это честно и справедливо по отношению к нему, но мне кажется, именно поэтому он их и недолюбливал — за то, что они лишили его иллюзий, открыв горькую правду. Ведь до этого момента он считал их своими родителями, и любил, как родных маму и папу. А они будто бы оттолкнули его, сами того не желая…

Мама грустно вздохнула, и немного помолчала, прежде чем продолжить.

— В семье Эллиота ваш отец прожил до восемнадцати лет, потом уехал учиться, но после окончания учебы не пожелал возвращаться в фамильный дом, а нашел работу и поселился в Шеффилде. Тут мы с ним и познакомились. Про свою семью Оливер рассказывал мало, но о дяде Эллиоте и тете Джейн всегда отзывался с уважением, однако, мне кажется, он их так и не простил, за то, что они оказались не настоящими его родителями. Он не спешил знакомить меня с ними, и, надо сказать, одно время меня это сильно беспокоило. Я думала, что все дело в моем происхождении — ведь Блумфилды старинная, очень богатая семья, их по полному праву можно считать аристократами, ну а я была родом из простой семьи — мои родители не могли похвастаться ни фамильными особняками, ни впечатляющим финансовым положением. Но вскоре я поняла, что это здесь вовсе не причем — просто Оливер сам не горел желанием поддерживать близкую связь со своими аристократичными родственниками.

— А чем они занимались, эти Блумфилды? — спросил Чарли, причем нашу фамилию он произнес так, будто она была совершенно чужой. — Ты говоришь, они были богаты, но благодаря чему? Какой-то семейный бизнес, или что-то в этом роде?

— Да, что-то вроде того, но подробностей я не знаю, — неуверенно ответила мама. — Оливер мне никогда не рассказывал.

— Ну ты их хоть видела когда-нибудь? — вступил я в разговор. — Отец познакомил тебя с ними?

— Познакомил, но видела я их лишь трижды. Впервые — на нашей с Оливером свадьбе — мы сыграли ее в этом самом поместье, это было как раз-таки по настоянию Эллиота. Когда он узнал, что Оливер намерен жениться, буквально заставил его сыграть свадьбу по всем их аристократичным законам — обязательно в фамильном доме, с множеством гостей, которых ни я, ни Оливер не знали, неприлично дорогими нарядами, неимоверным количеством безумно дорогого спиртного, огромным тортом, ну и так далее…

Мы с Чарли весело переглянулись, представив, как маме некомфортно было посреди всего этого великолепия.

— Второй раз, когда я увидела Эллиота, был почти сразу после вашего рождения, — продолжила рассказ мама. — Когда вы родились, Оливер поспешил поделиться с ним радостной новостью, и Эллиот приехал через несколько дней проведать нас. Казалось, он был искренне рад прибавлению в семействе, хотя наши семьи и не общались, и уж очень сильно придавал значение тому, что у нас родились близнецы. Так и сказал на прощанье: «Мои собственные дети пока не смогли произвести на свет близнецов, как же я рад, что это удалось тебе, Оливер!».

— Ну неудивительно, рождение близнецов — это ведь большая редкость, — пожал плечами Чарли. — Почему только для него это было так важно?

— Вообще-то нет, — заспорил я. — Близнецы не могут просто так родиться у любой случайной пары. Только если в роду кого-то из родителей уже были близнецы, то есть у них есть этот ген! Близнецы обычно рождаются через одно-два поколения, очень редко — в каждом поколении, но в любом случае, человек, знающий свою родословную хотя бы до прабабушек, знает, были или не были у него в роду близнецы. Следовательно, должен знать, могут ли они родиться и у него.

Я перевел дыхание, и мысленно усмехнулся: кажется, хорошее знание биологии, которой я так увлекался в школе и университете, наконец-то мне пригодилось.

— Все верно, — кивнула мама. — В семье Блумфилдов на протяжение многих лет рождались близнецы, и ваш отец предупредил меня об этом еще перед свадьбой. Но это все равно не объясняет, почему Эллиот придавал такое значение рождению близнецов. Возможно, считал это фамильной особенностью и традицией.

— Ты говорила, что видела его всего три раза, — напомнил я, возвращая разговор к теме, от которой мы отошли. — А когда был третий?

— А… — мама резко погрустнела. — Это было, когда умер ваш отец.

В глазах у мамы стояла такая неподдельная скорбь, что мне стало стыдно за наши с Чарли предположения о том, что у нее мог появиться другой мужчина.

— На похоронах я видела Эллиота, его жену и детей — двоюродных брата и сестру Оливера. Но я совершенно не запомнила их, даже их имен. После похорон Эллиот подошел ко мне, и предложил мне переехать вместе с вами к ним в поместье. Убеждал меня, что так будет лучше — вам ведь было всего по пять лет, и мне, оставшейся одной с двумя маленькими детьми, нужна помощь родственников. Хотя в его предложении и было рациональное зерно, я все равно отказалась — Шеффилд мой родной город, и мне не хотелось уезжать отсюда; да и ваш покойный отец никогда даже не рассматривал вероятности вернуться жить в поместье Рэдберри. Эллиот не настаивал, сказал, что вполне понимает причины моего отказа, и предложил другой вариант — чтобы я отдала вас им на воспитание. Проще говоря, чтобы не я вместе с вами переехала в поместье, а только вы.

— Что? Он хотел нас отобрать у тебя? — поразился Чарли.

— Нет, он просто предлагал, и совершенно не настаивал, когда я отказалась. Даже пошутил, что, отказавшись от первых двух предложений, я просто обязана согласиться на третье — до вашего совершеннолетия он будет оказывать мне небольшую материальную поддержку, чтобы его внучатые племянники ни в чем не нуждались. Ну, от этого я отказываться не стала, хоть мне и было немного неловко, — мама смущенно улыбнулась.

— И он помогал? — недоверчиво спросил я.

— Помогал, — подтвердила мама. — Как и обещал, вплоть до вашего совершеннолетия, раз в несколько месяцев присылал чек на неплохую сумму. Не думаю, что для него этого было обременительно — он был очень обеспеченным человеком.

— А какой он вообще был? Ты ведь все-таки с ним общалась немного, можешь хоть что-то вспомнить? — поинтересовался Чарли.

— Ну… — мама наморщила лоб, подбирая слова, — он был настоящий джентльмен, по-другому не скажешь. Как будто из прошлого века явился! Весь такой вежливый, галантный, очень старомодный. Одет был всегда в костюм-тройку, цилиндр, с белым платочком, торчащим из кармана и цепочкой карманных часов… Честно сказать, рядом с ним я всегда чувствовала себя этакой неотесанной дурой из деревенской семьи, — мама натянуто засмеялась, и мы с Чарли тоже растянули губы в улыбках, хотя никому из нас не было смешно по-настоящему.

Некоторое время мы молчали, переваривая информацию, но ее было настолько много, что мне казалось, что она не уложится в голове и за неделю. Я представлял себе Эллиота Блумфилда — такого седого, представительного, старомодно одетого, и его фамильное поместье, которое теперь, каким-то непостижимым образом, стало нашим.

— Мам, ты сказала, что бывала в этом поместье, — нарушил я затянувшееся

молчание. — Вы с отцом сыграли там свадьбу. Какое оно?

— Знаешь, мне тогда показалось, что огромное, — серьезно сказала мама. — Там два полноценных этажа, и третий мансардный, но туда я почти не заходила. Множество комнат — я, честно сказать, не сразу запомнила, как попасть из своей комнаты в гостиную. Все комнаты обставлены очень дорого и вычурно — как будто в музее. Но в то же время Блумфилды не гнушались и современных технологий — уже тогда у них был цветной телевизор!

Мы с Чарли присвистнули, хоть и не сдержали снисходительных улыбок: сейчас цветной телевизор уже не был диковинкой и имелся практически в каждом доме.

— Но в целом, дом был очень мрачным, даже пугающим, — мама поежилась. — Признаться, мне было даже страшновато, если приходилось ночью выйти из своей спальни и пройти до уборной. Атмосфера там была тяжелая, давящая. Хотя, может быть, это были всего лишь мои предрассудки…

Мы молчали; меня мамины слова совсем не удивили, с самого начала разговора я представлял себе этот дом именно так.

— Да, а еще у них были слуги, — почти с благоговейным страхом произнесла она. — Кухарки, горничные, даже дворецкий! Для меня это было так дико — что во время ужина за твоей спиной все время кто-то торчит, и постоянно спрашивает: «Подлить вам вина, мэм?», «Может быть еще салата, сэр?».

Вот тут мы с Чарли расхохотались уже по-настоящему, настолько карикатурно и будто брезгливо мама изобразила незримую прислугу.

И этот искренний смех окончательно разрядил напряженную атмосферу этого вечера.

— Вот, вы же видели эту фотографию много раз, — мама встала, не отпуская из рук Арчи, и подошла к застекленному буфету, в котором хранила столовое серебро. Достала фотографию в рамке, которая стояла там столько, сколько я себя помнил, и подала нам. — Вот, это и есть поместье Рэдберри.

Это была свадебная фотография наших родителей. Черно-белая, но очень хорошего качества. Мама была на ней в пышном белом платье, с замысловатой прической, в которую были вплетены цветы, отец в черном фраке с бабочкой и гвоздикой в петлице. Я часто рассматривал это фото в детстве, но никогда не обращал внимания на задний фон.

Родители на фотографии стояли на аллее, по обеим сторонам которой росли кусты и деревья, а на заднем плане возвышался большой трехэтажный дом с блестящей крышей и узкой высокой башенкой, возвышавшейся над остальными этажами. Поместье выглядело внушительно, таинственно, и — мама была права — очень мрачно.

— Значит, теперь оно наше, — произнес Чарли где-то за моим плечом, и я не понял, слышу ли в его голосе радость. Как мне показалось, в нем было больше досады.

— Ну еще не совсем, — поморщилась мама, — бумажную волокиту никто не отменял. Пока что оно только оставлено вам по завещанию, но вам нужно встретиться с адвокатом Кофманом, чтобы уладить все формальности, и вступить в права наследования. Да вы прочитайте письма, там все подробно изложено.

Вспомнив о письмах, мы с Чарли одновременно протянули к ним руки, схватив каждый свой конверт. (Правда, потом оказалось, что перепутали, но это не имело никакого значения — содержимое их оказалось абсолютно идентичным).

Мне показалось, что прошло много часов с того момента, как мама положила их перед нами, хотя на самом деле, прошло не более часа. Я достал письмо из конверта, развернул и начал читать, Чарли склонился над своим.

Адвокат Кофман немного старомодно и витиевато выражал нам свои соболезнования в связи с кончиной родственника, затем следовал полный текст завещания, а в конце он просил нас связаться с ним как можно скорее и назначить встречу для обсуждения всех деталей и подписания бумаг.

Дочитав письмо, я перевел взгляд на маму. Стыдно признаться, но я, взрослый человек двадцати восьми лет от роду, почему-то не знал, что дальше делать.

— Созвонись с ним и назначь встречу, — мягко посоветовала мама, верно истолковав мое замешательство. — Вы оба должны с ним встретиться одновременно. Если все пройдет без осложнений, и поместье перейдет в ваше распоряжение, будем решать, что делать с ним дальше. Если же нет… ну мы как-то жили без него почти тридцать лет, проживем и еще столько же.

Арчи на ее коленях мяукнул, будто соглашаясь. Я почувствовал, как необъяснимая тяжесть, появившаяся в тот момент, когда мы узнали о наследстве, и давящая на грудь, как будто стала намного легче.

Спустя несколько дней мы с Чарли встретились с адвокатом Кофманом, который был так любезен, что специально приехал из Бейкуэлла в Шеффилд. Вопреки маминым (да и моим) опасениям, все прошло как по маслу — никаких неожиданных затруднений не возникло, и после того, как все формальности были улажены, мы с Чарли стали законными владельцами поместья Рэдберри — фамильного особняка семьи Блумфилд. Домом мы владели в равных долях и на одинаковых условиях — то есть, чтобы, например, продать его, нужно было согласие и подписи нас обоих.

Адвокат Кофман, вручая нам документы, планы дома и ключи от него, не преминул отметить, что «дом находится в отличном состоянии, оснащен всеми городскими коммуникациями и полностью пригоден для жилья».

— Вы бывали в этом доме? — спросил Чарли. Адвокат замялся.

— Хмм… да, — будто нехотя протянул Кофман, — мы с вашим дедушкой были знакомы, и, признаюсь, мне случалось пару раз бывать в его… то есть, уже в вашем, доме.

— Вы хорошо его знали? Эллиота? — быстро спросил Чарли. — Может вы знаете, почему он оставил дом именно нам, а не родным внукам?

— Что вы, что вы! — всплеснул руками адвокат. — Я знал его не настолько близко, чтобы интересоваться подобными вещами, и уж тем более, не стал бы расспрашивать его, как своего клиента, чем он руководствовался, когда составлял завещание…

На том разговор и закончился. Я потянул Чарли за рукав, давая понять, что пытаться что-то выяснить бессмысленно, мы церемонно распрощались с пожилым адвокатом и ушли.

В тот вечер я долго гулял по паркам и садам Шеффилда и размышлял о внезапно свалившемся на меня наследстве. Я по-прежнему не мог понять, как мне относиться ко всему этому — радоваться, что получил в наследство целый дом (ну, строго говоря, полдома), или огорчаться, что на меня свалилось что-то, что совсем не входило в мои планы на ближайшее время. Меня по-прежнему не покидало ощущение, что все это — не просто рядовая проблема, которую нужно решить, пережить, и вернуться назад к прежней жизни. Мне казалось, что жизнь уже не будет прежней, хотя я не мог найти ни одного логического объяснения этому опасению.

Мы с Чарли не успели еще обговорить, что будем делать дальше с этим наследством, решили только, что в воскресенье встретимся у мамы, там и обсудим.

Я гулял до темноты, пока не поднялся ветер и не начал накрапывать мелкий дождь. Сразу же я свернул в сторону дома и прибавил шаг, но все равно успел промокнуть почти насквозь, пока добрался.

Дома я переоделся в сухое и сделал то, что делал крайне редко и только по выходным — налил в бокал виски из початой бутылки, которая давно стояла в холодильнике, бросил туда пару кубиков льда и разбавил вишневым соком, предусмотрительно купленным по дороге.

Не зажигая свет, устроился на кухне со своим импровизированным коктейлем и стал смотреть, как по оконному стеклу стекают капли дождя.

Мысли в голове текли вяло, неохотно. Как бы я не старался отвлечься и подумать о чем-нибудь другом, все равно то и дело мысленно возвращался к поместью Рэдберри.

Оно находилось в Бейкуэлле — небольшом провинциальном городке в двадцати милях⁽¹⁾ от Шеффилда. Согласно плану дома, который я получил от адвоката, оно действительно было огромным — по крайней мере, по сравнению с моей съемной однокомнатной квартирой. Да даже по сравнению с большой маминой квартирой, в которой я вырос! В поместье Рэдберри было три этажа, множество комнат и внушительные прилегающие территории…

Кстати, интересно, почему оно называется Рэдберри? Поместье красных ягод? Как-то странно, куда логичней было бы «поместье Блумфилдов», или что-то вроде того.

Блумфилды… Я всю жизнь носил эту фамилию, привык к ней, и не придавал ей особенного значения, а теперь оказалось, что мы с братом принадлежим к старинному богатому аристократическому роду. Мама никогда не рассказывала нам об этом, а если мы задавали вопросы об отце или его семье, она отвечала что-то вроде: «у вас есть дальние родственники со стороны отца, но они с нами не поддерживают отношения».

И тот же дедушка Эллиот — присылал нам подарки и, как выяснилось, помогал маме материально, но при этом не пытался даже с нами познакомиться и наладить родственные связи, а потом — раз! — ни с того, ни с сего оставил нам в наследство свой дом. Как это объяснить? Все это было очень, очень странно, и я начинал чувствовал себя, как герой дешевого детектива, пытаясь разгадать эту загадку. Если бы я только знал, что на этом странности, с которыми мне придется столкнуться, только начинаются!

Ветер за окном раскачивал ветви деревьев, косые струи дождя хлестали по стеклам, а я все сидел и сидел, крутя в руках давно опустевший бокал.

Когда я, наконец, отправился спать, было уже далеко за полночь, и всю ночь мне снились мрачные коридоры большого особняка с выплывающими из стен неясными тенями…

В воскресенье, как и договаривались, мы с Чарли и мамой собрались на очередной семейный обед.

— Ну что ж, — едва с основными блюдами было покончено, произнесла мама и подняла бокал вина, — поздравляю вас со вступлением в права наследства, и с тем, что вы стали законными владельцами семейной реликвии!

Мы с Чарли тоже подняли бокалы.

— Это ты о самом особняке? — спросил я, глотнув вина, и отставляя бокал.

— Конечно! — кивнула мама. — Его по полному праву можно таковым считать, ведь он был построен в тридцатых годах девятнадцатого века одним из ваших далеких предков.

— Да? — я удивленно поднял брови. — В прошлый раз ты этого не говорила!

— Ну, я целую неделю только и делала, что вспоминала все, что ваш отец рассказывал мне о своей семье и об этом доме, — улыбнулась мама.

— Подожди, так нам подсунули какие-то развалины? — возмутился Чарли. — Ему же больше ста пятидесяти лет! А адвокат болтал, что дом в приличном состоянии…

— Так и есть, — перебила его мама, — дедушка вашего отца провел генеральную реконструкцию дома где-то в тридцатых годах. Обновил его полностью, при этом сохранив первоначальную архитектуру. Так что дом действительно должен быть полностью пригоден для жилья, по крайней мере, был таким, когда мы с вашим отцом поженились.

— Угу, а было это тридцать лет назад, — проворчал Чарли.

— В любом случае, — мама сделала вид, что не слышала его последней реплики, — теперь вы полноценные хозяева дома, и вам решать, как с ним поступить. Какие у вас мысли на этот счет?

Я замялся с ответом, а Чарли не стал тянуть.

— Продавать, — твердо сказал он. — Зачем он нам? Переезжать жить из Шеффилда в провинциальный городок бессмысленно, а держать его вместо летнего домика — слишком затратно. Самый лучший вариант — продать и поделить деньги, так каждый из нас сможет купить себе по

квартире в Шеффилде и больше не мучиться по съемным конурам…

— Понятно, — кивнула мама, мне показалось, что она чем-то недовольна. — А ты, Джордж, что думаешь?

— Честно сказать, я согласен с Чарли, — осторожно сказал я. — Продать этот дом было бы самым простым вариантом.

Мама помолчала, разглядывая свой бокал с вином.

— Не кажется ли вам, что вы слишком торопитесь избавиться от этого дома? — наконец, произнесла она. — Вы ведь его еще даже не видели. Может, вам стоит поехать туда для начала? Осмотреться там, пожить какое-то время в нем, а потом уже и принимать решение?

— Ну пожить там действительно придется, — кивнул Чарли, — чтобы подготовить дом к продаже. Уверен, там нужно провести уборку, выбросить всякий хлам, заняться мелким ремонтом — вроде дверных ручек или оконных шпингалетов… Ну а потом уже выставлять на продажу. В общем, думаю, в пару недель можно управиться.

— Ты уверен, что нам нужно именно жить там? — недовольно спросил я.

— Конечно. Неужели ты думаешь, что мы много сможем сделать, если будем каждое утро и вечер тратить время на дорогу в Бейкуэлл и обратно?

Я со вздохом кивнул, признавая его правоту.

— У тебя ведь скоро отпуск? — продолжал Чарли. — Вот тогда и займемся этим. Я думаю, что тоже смогу найти пару свободных недель в своем графике. Все-таки, хорошо работать самому на себя!

Он немного хвастливо улыбнулся и приложился к бокалу с вином. Я последовал его примеру, тяжело вздохнув. Мой долгожданный отпуск и все планы на него рассыпались на глазах. Черт возьми, я предполагал, что целых четыре недели буду заниматься приятными вещами, а теперь обстоятельства складываются так, что мне придется тащиться в другой город, жить в старом мрачном доме, да еще и изображать из себя уборщицу! Правда, все эти перспективы немного скрашивало то, что в конце концов, когда дом будет продан, я получу приличную сумму денег, но когда это произойдет? Я не позволял себе уж слишком надеяться на это. Контора, в которой я работал, специализировалась как раз на продаже недвижимости, и я, хоть и не занимался этим лично, не понаслышке знал, что иногда дома продаются годами.

Как бы то ни было, Чарли прав — нужно отправиться в этот дом, оценить его состояние и подготовить к продаже.

— Пообещай мне только одно, — проворчал я, — Сьюзи ты с собой не возьмешь.

— Даже и не думал, — ухмыльнулся Чарли. — Я, видишь ли, собираюсь там не только работать, но и отдыхать, если ты понимаешь, о чем я…

— Женщин в дом не водить! — наигранно-строго процедил я. — Это фамильный особняк, а не бордель!

— Спешу тебя огорчить, Джордж, — притворно-скорбно протянул Чарли, — но я такой же хозяин дома, как и ты, так что… — он сделал эффектную паузу, — не переживай, мои женщины к тебе приставать не будут!

— Клоун! — фыркнул я под его громкий хохот, и тоже засмеялся.

Мама, однако, не спешила присоединиться к нашему веселью. Она мрачно смотрела на нас, скрестив на груди руки, и мне на секунду показалось, что мы снова стали детьми, принесшими из школы плохие отметки.

— Мам? Что-то не так? — перекрывая смех Чарли, спросил я.

Она неопределенно пожала плечами.

— Мне кажется, вы слишком торопитесь, — негромко произнесла она. — Вы стремитесь избавиться от этого дома, как от обузы, внезапно свалившейся на вас, но при этом забываете, что это все-таки фамильное поместье вашей семьи, ваш отец там родился и вырос… Вам не кажется, что нужно просто присмотреться к нему, пожить там какое-то время — вдруг вам понравится, и вы не захотите оттуда уезжать, и тем более продавать его?

— Мам, но ты же сама говорила, что оно мрачное, огромное и неуютное? — удивился я. — А теперь убеждаешь, что оно может нам понравиться…

— Но я — это не вы, — мягко заметила мама. — Если там не понравилось мне, не значит, что не понравится и вам. Тем более, мы не знаем, вдруг за тридцать лет оно изменилось в лучшую сторону?

Настала наша с Чарли очередь пожимать плечами.

— Я не требую от вас сейчас же изменить свое мнение, — продолжала мама. — Просто постарайтесь не принимать поспешных решений. Я уверена, что будь жив ваш отец, и унаследуй он это поместье, он не спешил бы его продавать. Там прошло его детство и юность, и он всегда с трепетом и гордостью вспоминал родовое гнездо…

Мы с Чарли уныло покивали, не желая вступать в спор с матерью.

— Так что, когда отправимся? — спросил я, когда молчание затянулось.

— Можно первого числа, не откладывая в долгий ящик, — воодушевленно

воскликнул Чарли, видимо, тоже побоявшись, что мама сейчас разразится новой тирадой.

— Ну уж нет! — возмутился я. — Дай мне хоть отдохнуть пару дней!

— Хорошо, тогда третьего, — предложил он.

— Ну третьего, так третьего, — в который раз за вечер вздохнул я. — Только не ранним утром, я тебя умоляю!

— Я приготовлю еды вам на пару дней, — вызвалась мама. — Заскочите ко мне, когда будете уезжать.

На том и порешили. Остаток вечера прошел вполне неплохо, но, когда мы прощались, я почувствовал, что мама все еще недовольна нашим поспешным желанием продать особняк.

1) 1 миля = 1.6 км

Вернуться к тексту

Остаток августа пролетел незаметно. Погода улучшилась, на смену череде холодных дождей пришло мягкое осеннее тепло. На деревьях начали появляться желтые листья, трава на бульварах пожухла, но слабенькое сентябрьское солнце все еще ярко сияло в бледно-голубом небе.

В третий день отпуска я проснулся рано и какое-то время лежал, глядя на то, как за окном золотятся в лучах осеннего солнца листья на деревьях. Почему-то я чувствовал себя как ныряльщик перед тем, как погрузиться в ледяную воду — сердце замирало от волнения, но в то же время хотелось сделать это как можно скорее. Эти смешанные чувства не отпускали меня все последние дни — с одной стороны, мне не хотелось ехать в поместье Рэдберри, менять свой привычный уклад жизни, но с другой стороны, я ждал этого с нетерпением, будто какого-то увлекательного приключения. В какой-то момент, я даже пожалел, что выторговал у Чарли себе два дня отдыха перед поездкой — в первый день отпуска я проснулся с желанием отправиться в поместье сейчас же, и в то же время… я не хотел туда ехать вообще никогда.

Как бы то ни было, этот день настал, и я со вздохом выбрался из своей теплой и удобной постели, гадая, когда же я теперь снова лягу в нее.

Тремя часами позднее я уже подъезжал к дому Чарли, по пути успел заскочить к маме; она нагрузила меня двумя большими пакетами, полными контейнеров с едой.

— Здорóво, Джордж, — Чарли пожал мне руку, открыл заднюю дверцу,

закинул на сиденье свою сумку с вещами, а сам уселся на пассажирское рядом со мной. — К маме заезжал уже?

— Да, только что, — я кивнул на пакеты, стоящие в багажнике. — Еды нам с собой наготовила, как будто на необитаемый остров!

— Да? — заинтересовался Чарли. — А что именно она приготовила?

— Не знаю, но пахнет вкусно, — хмыкнул я, трогаясь с места и вклиниваясь в неплотный поток машин.

Была суббота, пробок на дорогах практически не было, и мы довольно быстро добрались до выезда из города. Пересекли мост через реку Шиф и покатили по автомагистрали на юго-запад. «Бейкуэлл 21 миля» — почти сразу встретился нам указатель.

Я бросил взгляд на Чарли, подозрительно притихшего — он крутил в пальцах пачку сигарет и пристально всматривался в гряду невысоких гор, видневшуюся позади поросшей вереском равнины.

Я знал эту его привычку — когда он был чем-то озабочен, о чем-то сосредоточенно думал, ему необходимо было вертеть что-то в руках.

— Эй, Чарли, — негромко окликнул я его, — как настроение?

— Как-то странно, если честно, — признался он, не отрывая взгляда от пейзажа за окном. — Не знаю, почему, но меня что-то беспокоит, сам не могу понять, что именно. Как будто мы едем не в свой собственный дом, а в какое-то чужое и враждебное место.

— По сути дела, так и есть, — пожал я плечами. — Мы там не были никогда, не знали о нем, конечно, оно нам чужое! Да еще и мамины рассказы о том, какое оно мрачное, и как жутко ей там было! На тебя навалились все эти ощущения, поэтому ты и чувствуешь себя не в своей тарелке. Да и я, признаться, тоже.

— Дело не только в маминых рассказах, — медленно произнес Чарли, — но и в том, что во всей этой истории слишком много странного. Например, то, что Эллиот оставляет фамильное поместье не своим прямым потомкам, а внучатым племянникам, которых никогда в глаза не видел. Или его странная одержимость близнецами. А вспомни адвоката Кофмана, он явно был чем-то напуган и говорил гораздо меньше, чем знал. Ну и наконец, эти странные мамины увещевания о том, что мы не должны продавать дом, что это семейное наследие и так далее…

— Неужели ты думаешь, что мама тоже знает больше, чем говорит? — серьезно спросил я. Все, что говорил Чарли, и мне не раз приходило в голову, поэтому я был только рад возможности обсудить это с ним.

— Не знаю… — Чарли отвернулся от окна и взглянул на меня. — Она ведь бывала в поместье Рэдберри, была знакома с Эллиотом. Все может быть.

— Ну и что ты предполагаешь? Что в Бейкуэлле орудует секта, приносящая в жертву близнецов? — пошутил я, надеясь его отвлечь.

— Да вряд ли, — он с сомнением взглянул на меня. — Но все же, нам следует быть осторожными. Мало ли что.

Признаться, слышать подобные речи от обычно веселого и беззаботного Чарли было очень непривычно и даже жутковато, поэтому я тоже притих, погрузившись в раздумья, и остаток пути до Бейкуэлла прошел в молчании.

Впрочем, Чарли не умел надолго чем-то озадачиваться и мыслить пессимистично, поэтому, когда мы въезжали в город, от его дурного настроения уже и следа не осталось. Едва показались первые дома, он уже вовсю крутил головой по сторонам и комментировал все, что попадало в поле его зрения.

— Смотри, какие ветхие дома, неужели в них до сих пор кто-то живет?.. Супермаркет круглосуточный, надо запомнить… О, а девушки здесь очень даже ничего! — он проводил взглядом двух хорошеньких девиц, стоявших на автобусной остановке. — Может, познакомимся? Мы, как-никак, аристократы, имеющие свой особняк, — хихикнул он.

Я улыбнулся, но ничего не ответил — я был рад, что Чарли снова пришел в хорошее расположение духа. Это и мне поднимало настроение.

— Почта… полицейский участок… надеюсь, он нам не понадобится… — продолжал он, — здание городского совета, паб… Туда, полагаю, я зайду… Ты смотрел по карте, как нам проехать к поместью Рэдберри?

— Да, — кивнул я, остановившись на светофоре и внимательно читая указатели с названиями улиц. Мы были уже почти в центре небольшого городка. — Нам нужно проехать город насквозь, придерживаясь главной улицы, а затем свернуть направо, добраться до Бертон-стрит и по ней до самого конца. А что ты говорил про паб?

— Да, я помню в документах был адрес дома — Бертон-стрит, 24, — кивнул Чарли. — А в паб, я думаю, надо будет наведаться. Может, подцеплю там кого-нибудь…

— Главное, что-нибудь не подцепи, — хмыкнул я.

Проехав город почти до самого конца (он действительно был совсем небольшой), я свернул направо по Хайфилд-стрит и медленно двинулся вперед, читая указатели. Однако я доехал до самого конца, где улица просто кончалась и упиралась в поросший бурьяном пустырь, но указателя с улицей Бертон так и не увидел.

— Может, пропустили? — предположил Чарли. — Поехали назад.

Я развернулся и поехал обратно, но проехав несколько улиц, нужной так и не нашел.

— Может, спросим у кого-нибудь? — я заозирался по сторонам и увидел возле одного из небольших ухоженных домиков девушку в легком летнем платье; она подметала метлой подъездную дорожку. — Вот у нее, например!

Чарли проследил направление моего взгляда, оглядел стройную фигурку девушки, и просиял.

— Ну-ка, подъедь поближе, — распорядился он, небрежно взлохматил волосы и опустил стекло. — Эй, мисс, простите за беспокойство… вы нам не поможете?

Услышав оклик, девушка прекратила мести, обернулась и внимательно посмотрела на Чарли. Спустя секунду на ее лице расцвела широкая улыбка и она, отставив метлу, с готовностью направилась к машине. Я понял, что она разглядела внешность Чарли, его небрежно зачесанные темные волосы и очаровательную улыбку. Я тоже мог бы так улыбаться. Только не хотел.

— Конечно, сэр, чем я могу вам помочь? — девушка приблизилась к машине, не переставая улыбаться, и будто невзначай поправила свои длинные волосы соломенного цвета.

— Мы, кажется, немного заблудились, — театрально разведя руками, пожаловался Чарли, — не подскажете, как проехать на Бертон-стрит?

— Это следующая улица, — девушка махнула рукой в ту сторону, откуда мы приехали, — вам нужно вернуться назад. Там на углу будет молочная лавка, у нее зеленый козырек и фасад, не ошибетесь.

— Спасибо огромное! — просиял Чарли. — Вы нас очень выручили, ведь мы первый раз в Бейкуэлле…

— О, так вы не отсюда? — интерес девушки, казалось, возрос еще больше, и

она принялась кокетливо накручивать на палец прядь своих волос.

Я бы уже развернулся и поехал дальше — ведь искомую информацию мы получили, но Чарли явно хотелось пообщаться с девушкой еще, поэтому он охотно ответил:

— Да, мы из Шеффилда.

— Шеффилд! — воскликнула девушка. — Прекрасный город, такой красивый!.. Кстати, меня зовут Мэри.

— Рад знакомству, Мэри! — снова расплылся в улыбке Чарли. — Меня зовут Чарли, а это мой брат Джордж.

— Приятно познакомиться, Джордж! — девушка наклонилась, чтобы заглянуть в машину и поприветствовать меня, при этом ее бюст в вырезе платья оказался в нескольких дюймах от лица Чарли. Кажется, она именно на это и рассчитывала.

— Взаимно, Мэри, — вежливо кивнул я.

Несколько секунд Мэри рассматривала нас, переводя взгляд то на меня, то на брата, и улыбка медленно сползла с ее лица. Теперь она выглядела настороженной.

— Простите, как вы сказали, вас зовут? — переспросила она, выпрямляясь и делая шаг назад от машины.

— Чарли и Джордж Блумфилды, — зачем-то Чарли назвал нашу фамилию, и в этот момент на лице Мэри отразился страх. Она отпрянула еще на несколько шагов назад и, отворачиваясь, бросила:

— Вам нужна следующая улица. Простите, больше ничем не могу помочь.

Она чуть ли не бегом кинулась прочь, и — я почему-то это заметил — не вернулась к своему занятию, а скрылась в глубине сада, захлопнув за собой калитку. Забытая ею метла осталась одиноко стоять, прислоненная к невысокой изгороди.

И именно в этот момент яркое сентябрьское солнце, сиявшее с самого утра, неожиданно скрылось за тучей, и разом стало как-то темно, тихо и жутко.

Я повертел головой. Действительно, почти все небо было затянуто серыми тучами — и когда они только успели набежать?

— Чего это она? — Чарли на перемену погоды не обратил внимания, его больше волновало неожиданное бегство девушки, сначала так охотно пошедшей на контакт.

— Понятия не имею, — я плавно отпустил педаль тормоза и вырулил с обочины. — Она как будто испугалась чего-то.

— Точно, — кивнул Чарли, — и произошло это в тот момент, когда я назвал нашу фамилию.

— Нет, братишка, чуть раньше, — я покачал головой. — В тот момент, когда она увидела, что мы — близнецы.

Благодаря указаниям Мэри, мы легко нашли нужную нам улицу, и проехав по ней до самого конца, уперлись в ограду с табличкой Бертон-стрит, 24.

Переглянувшись, мы вышли из машины. Нашему взору предстали тяжелые кованые ворота с замысловатым узором и невысокая ограда, сложенная из темно-серого камня, местами густо увитая плющом. Над воротами полукругом висела металлическая табличка, на которой готическими буквами было выгравировано: «Поместье Рэдберри».

Я медленно приблизился к воротам и, положив руки на холодные прутья, заглянул внутрь. Позади меня Чарли чиркнул зажигалкой, закуривая сигарету, и в окружающей нас тишине этот щелчок прозвучал оглушающе громко.

Передо мной, за воротами, начиналась широкая гравийная дорожка, уходящая вглубь сада, по обе стороны которой росли деревья, а вдалеке виднелся большой трехэтажный дом, с тускло блестящей крышей и небольшой башенкой, возвышавшейся над ним. Я будто оказался на свадебной фотографии родителей — настолько точно увиденная мной картина совпадала с той, что годами стояла у мамы в буфете.

Вокруг было мрачно, тускло, и очень тихо.

— Ключи у тебя? — негромко спросил Чарли, и мне показалось, что втайне он надеется, что я забыл их дома. Или вовсе потерял.

Сглотнув, я кивнул и вытащил из кармана связку ключей. Повозившись с минуту, одним из них отпер тяжелый висячий замок на воротах и аккуратно толкнул одну створку вперед. Вопреки ожиданиям, открылась она беззвучно, без какого-либо душераздирающего скрипа.

Мы ступили внутрь и медленно пошли по дорожке к дому. Она привела нас к круглому фонтану, находившемуся прямо перед вдохом в поместье. Высокие деревья с густыми кронами, едва тронутыми осенней желтизной, остались позади, и мы наконец-то смогли полностью разглядеть особняк.

Он был красив — это первое, что приходило в голову. Очень красив, и очень мрачен. Стены были облицованы темно-серым камнем, парадная лестница выложена мрамором на несколько оттенков светлее. Оконные рамы были деревянными, а не пластиковыми, как это стало модно в больших городах в последнее десятилетие.

Дом был большим, трехэтажным, верхний этаж являлся мансардой и имел скошенную крышу. Узкая, как карандаш, башенка возвышалась над ним, крыша ее отражала клубившиеся в небе серые тучи.

Меня удивило, что поместье не выглядело заброшенным, несмотря на то, что пустовало последние полгода. Как сказал адвокат Кофман, Эллиот Блумфилд жил здесь один, его супруга умерла несколько лет назад, а дети давно выросли, завели свои семьи и уехали жить в другие города. Впрочем, Эллиот ни в чем не нуждался — он был вполне способен оплачивать услуги экономки, горничной, кухарки и каких-то еще работников. После его смерти все они получили расчет и отправились восвояси, а дом был опечатан адвокатом Кофманом и дожидался своих законных владельцев.

Но несмотря на то, что последние полгода некому было ухаживать за домом, он выглядел так, будто хозяева ненадолго уехали в гости, и вот-вот вернутся обратно. Лишь высохший пустой фонтан, да слегка заросший сорняками сад по левую руку от поместья, свидетельствовали об истинном положении дел.

— В таких домах обычно привидения обитают, — негромко произнес Чарли. Он, как и я, последние несколько минут молча рассматривал особняк.

— Прекрати нести чушь! — фыркнул я. Я был зол на него — да и на себя, чего уж греха таить, за то, что мы относимся к этому дому как к чему-то сверхъестественному, жуткому, страшному. Это обычное строение, здание, стены-пол-потолок-крыша, в нем нет ничего странного и пугающего! Сказав себе так, я уверенно произнес:

— Пойдем. Посмотрим, что там внутри.

Чарли согласно кивнул, но не успели мы сделать и шага, как справа, из густого скопления деревьев, донесся оглушительный треск, что-то зашуршало, за листьями мелькнула темная тень, снова треснуло — и все стихло.

Признаюсь честно — я подскочил так, что прикусил себе язык. Чарли, в этот момент двинувшийся в сторону дома, вздрогнул и дернулся так, что едва не потерял равновесие.

— Черт побери! — выругался он. — Что это было?

— Птица, наверное. Или бродячая кошка, — проворчал я, пожав плечами. — Здесь такая тишина стоит, что любой звук кажется оглушительным.

Как я ни пытался сделать вид, что причиной всему лишь тишина — себе самому я мог не врать — дело было в том, что нервы у нас были напряжены настолько, что мы пугались каждого шороха. Мне это совсем не нравилось.

Мы торопливо зашагали по дорожке, обогнули фонтан, и, поднявшись по мраморным ступеням, подошли к двери. Я отпер ее ключом, предварительно сорвав печать с подписью адвоката Кофмана, и мы шагнули в прохладный полумрак холла.

Первое, что я услышал — тиканье часов. Такое приглушенное, размеренное, приятное для слуха — и почувствовал себя на капельку комфортнее. Потом почуял запах пыли и дерева, витавший в воздухе. Спустя несколько секунд глаза привыкли к полумраку, и я смог оглядеться.

Холл был небольшим, прямоугольным с закругленными углами. С потолка свисала большая хрустальная люстра, сотни ее висюлек тускло отражали уличный свет, пробивавшийся через окно. По левую сторону широкая лестница с перилами из темного дерева, покрытая красным ковром, спиралью уходила вверх. Впереди виднелся проход в небольшую комнатку, в которой стояли стулья и маленький диванчик, обитые темной тканью — вероятно, прихожая. По правую сторону была широкая двойная дверь, опять-таки из темного дерева, с причудливыми золочеными ручками. Несомненно, там находилась гостиная или столовая.

— Ого, — присвистнул Чарли. — Да это целый дворец!

Хоть он и преувеличивал, я кивнул, соглашаясь. Конечно, мы примерно знали, что увидим здесь, благодаря рассказам мамы и планам дома, которые получили вместе с документами на него, но все равно были впечатлены. И — не знаю, как Чарли, — но я вдруг очень остро почувствовал себя здесь совершенно чужим.

Я огляделся по сторонам и, заметив выключатель на стене, нажал на него. Люстра тут же загорелась, залив ярким светом весь холл.

— Отлично! Электричество есть! — воскликнул я с облегчением.

Сразу почувствовав себя намного свободнее, я прошел дальше в прихожую. Кроме стульев и диванчика, здесь был небольшой столик, несколько элементов декора в виде красиво расписанных напольных ваз, и тумбочка с телефонным аппаратом. Я быстро подошел к нему, и снял трубку. Ровный чистый гудок, раздавшийся в ней, показался мне самым прекрасным звуком в мире.

— И телефон работает! — не скрывая ликования, произнес я.

— Похоже, дом и правда пригоден для жилья? — Чарли тоже радостно улыбался; мы оба сразу почувствовали себя намного легче. — Пойдем, посмотрим, что там!

Он пересек прихожую и толкнул еще одну большую двойную дверь; мы оказались в столовой, где стоял массивный обеденный стол в окружении множества стульев, по стенам были развешаны картины, а в одном из углов на стеклянном столике расположился большой телевизор и — надо же — видеомагнитофон со встроенным устройством для считывания компакт-дисков!

— Ого! — Чарли склонился над ним. — Он ведь стоит уйму денег! Я бы себе еще нескоро смог позволить такой купить… А телевизор? Да он раза в три больше, чем мой!

— И мой, — поддакнул я.

Полюбовавшись современными достижениями техники, мы продолжили путь. Из столовой мы попали в коридор, который был обставлен заметно скромнее и резко контрастировал с предыдущими комнатами. Вместо дорогих велюровых обоев — чистенькая побелка, дощатый пол, потемневший от времени и застеленный простым темно-зеленым паласом, несколько невысоких шкафчиков и тумбочек из грубого дерева вдоль стен.

— Это, видимо, часть дома, в которую хозяева редко захаживали, — со знанием дела протянул Чарли. — Территория прислуги. Наверняка здесь рядом кухня, прачечная и прочие хозяйственные помещения.

И действительно, открыв одну из двух дверей, мы оказались в кухне. Вот уж странное было помещение! Рядом со старинными буфетами с резными дверцами и рассохшимся деревянным столом соседствовала наисовременнейшая бытовая техника — электрическая плита с духовкой, огромный белый холодильник, и даже микроволновая печь, которая была для нас диковинкой наряду с проигрывателем для дисков!

Мы с Чарли, не сговариваясь, устремились вглубь кухни — он к холодильнику, я к раковине.

— Вода есть! — возвестил я через секунду, когда повернул кран и вода весело зажурчала.

Чарли шарил рукой за холодильником. Нащупал шнур, отыскал штепсель, и воткнул его в ближайшую розетку. Секунду стояла тишина, потом что-то щелкнуло, и холодильник, вздрогнув, негромко заурчал.

— И холодильник работает! — радостно засмеялся Чарли.

Я тоже заулыбался. Напряжение, тяготившее нас, удивительным образом начало отступать, когда мы поняли, что этот дом — просто дом, пусть большой и богато обставленный, но такой же, как и все остальные, где по трубам течет вода, по проводам идет электричество, а в трубке телефона звучит мерный гудок.

— Нужно принести из машины наши вещи и пакеты с едой, а то она, неровен час, испортится без холодильника, — принялся распоряжаться Чарли.

— Да, и машину нужно загнать во двор, — кивнул я, направляясь к двери. — Ты со мной?

— Да-да, — засуетился Чарли.

«А он все равно не хочет оставаться тут один», — мелькнула у меня мысль. Боится? Или чувствует себя не своей тарелке? Как бы то ни было, я его прекрасно понимал. Я тоже чувствовал себя так, будто оказался в чужом доме во время отсутствия хозяев. Такое ощущение я испытал однажды в юности — когда пришел в гости к другу, а он отлучился в магазин. И я, находясь один в его квартире, ощущал себя крайне неловко — как будто он может в любую секунду вернуться и застать меня за чем-то постыдным, хотя я всего лишь сидел в кресле и вежливо листал журнал с комиксами, взятый у него стола.

Проходя через холл, я увидел источник того приятного тиканья, которое так понравилось мне, едва мы вошли в дом. Большие напольные часы приютились справа от лестницы, в небольшой стенной нише. Они были высокие, почти с меня ростом. По бежевому циферблату медленно ползли позолоченные стрелки, а большой бронзовый маятник мерно качался в застекленном футляре внизу. Я машинально глянул на свои наручные часы — один час десять минут пополудни — и перевел взгляд на напольные. Они показывали верно.

Загнав машину во двор, я запер ворота и вернулся ко входу в особняк, Чарли тем временем вытаскивал из багажника сумки. На улице было все так же пасмурно, легкий ветерок шевелил листья на деревьях и цветы в саду. Оглядывая территорию, я подумал, что нам потребуется как минимум пара дней только для того, чтобы обойти весь дом и сад и познакомиться со своим наследством полностью.

— Надо бы маме позвонить, сказать, что мы благополучно добрались, — заметил я, когда мы зашли в дом.

— Я позвоню! — вызвался Чарли. — А ты пока разбери пакеты с едой.

Оставив Чарли в прихожей у телефона, я прошел на кухню и, поставив пакеты на стул у стола, начал вытаскивать из них контейнеры с едой. Мама постаралась на славу! Здесь было и картофельное рагу с мясом, и запеканка из овощей, и жареная курица… Несколько видов пирожков с разными начинками, сладкие булочки с корицей и пирог с яблоками. Мама явно боялась, что мы тут умрем с голода, не иначе!

Определив все в холодильник, я оглядел кухню и, полюбопытствовав, открыл по очереди три двери, ведущие из нее. За одной обнаружилась прачечная, за другой спуск в подвал, а за третьей находилась небольшая скудно обставленная комната — вероятно, там раньше жил кто-то из работников особняка. Горничная или кухарка…

Я вернулся назад в кухню, через коридор и столовую вышел в прихожую, но Чарли у телефона уже не было. Почти сразу я услышал, как он зовет меня из комнаты, которая находилась справа от холла.

— Ты позвонил маме? — спросил я, заглядывая в приоткрытую дверь.

— Да, у нее все в порядке, она рада, что мы добрались без происшествий, — нетерпеливо ответил Чарли и показал на что-то рукой: — Ты только погляди на это!

Я вошел в комнату и огляделся. Это была просторная гостиная, обставленная красивой старинной мебелью — диваны и кресла, пуфики для ног, невысокие кофейные столики, а вдоль одной из стен был большой камин с резной каминной полкой, уставленной фотографиями в рамках и искусно сделанными статуэтками. На стенах висело множество картин, на окнах — тяжелые бархатные портьеры темно-бордового цвета.

Чарли показывал мне на противоположную от камина стену — она была вся затянута бледно-серой плотной тканью, кажется, она называлась гобелен. На ней слабо поблескивал какой-то узор, выполненный золотистой нитью. Сначала я не понял, что так удивило Чарли, но, подойдя ближе, рассмотрел, что узор был вовсе не узором, а множеством вышитых имен, которые соединяла между собой витая нить. Это было генеалогическое древо!

— Ничего себе! — воскликнул я. — Все, как и положено у старинной аристократичной семьи — в гостиной висит гобелен с родовым древом!

— Угу, и всех детей, рождающихся в семье, заставляют зубрить его наизусть, — хмыкнул Чарли, — чтобы знали назубок все имена и годы жизни далеких предков.

— Не удивлюсь, — пробормотал я, внимательно разглядывая гобелен.

Согласно ему, род Блумфилдов брал начало где-то в восемнадцатом веке, возглавляли его некие Мортимер и Гидеон Блумфилды, родившиеся в 1770 году. Причем Гидеон умер сравнительно молодым, а Мортимер дожил до преклонного возраста, обзавелся женой Амалией (ее девичья фамилия не была указана) и двумя детьми — Освальдом и Элеонорой.

— Ого, тут и мы есть! — поразился Чарли, который тоже рассматривал гобелен, и ткнул пальцем в его нижнюю часть, относящуюся к нашему времени.

И правда, золотой нитью там были вышиты наши имена и год рождения. От них вверх шла вертикальная линия к надписи Оливер Блумфилд (1947-1982). Имя отца было соединено одиночной горизонтальной линией с именем Аманда. Причем, девичья фамилия нашей матери тоже не была указана.

Проследив еще выше, мы узнали, что отца нашего отца звали Карл, и у него был брат Эллиот. Это и был тот самый Эллиот, который оставил нам в наследство поместье. У него было двое детей — Эмили и Джеймс, судя по гобелену, они были еще живы, и у них тоже было по двое детей примерно нашего возраста. Что меня удивило, дата смерти Эллиота была вышита — кто и когда мог это сделать, если жил он один, и после его смерти поместье пустовало? Впрочем, его дети и внуки, возможно, приезжали на похороны, может это сделал кто-то из них?

Я заметил еще странную деталь — в некоторых случаях братьев и сестер соединяла одиночная линия шитья, а в некоторых двойная. Я поделился этим наблюдением с Чарли.

— Да, странно, — кивнул он, — наверное это что-то значит… Смотри, и наши имена соединены двойной… А, я кажется понял. Так отмечали близнецов, вот смотри — Эллиот и Карл оба родились в 1920, значит близнецы? И вот некие Кристофер и Фредерик, родились в 1885, и тоже двойная линия. А там, где линия одинарная, там и года рождения у детей разные… Что за культ близнецов такой? Слишком они много этому значения придавали, не находишь? — раздраженно воскликнул он и отошел от гобелена, принявшись рассматривать картины на стенах.

Я был с ним полностью согласен — культ близнецов, как его назвал Чарли, начинал действовать мне на нервы. Я еще немного поизучал вышитые золотым имена и годы жизней, и тоже отвернулся.

— Надо выбрать комнаты, где мы будем ночевать, — предложил я. — На

втором этаже, наверное, есть какие-нибудь гостевые спальни, или что-то вроде того.

— Да, и осмотреть этот дом целиком. Но он такой огромный, что, кажется, за сегодня мы не управимся, — вздохнул Чарли, повторяя мои недавние мысли.

На втором этаже действительно обнаружилось несколько спален — одна была большая, с огромной двуспальной кроватью и множеством прочей мебели, видимо, эта была спальня хозяев. Две другие же были поменьше, и обставлены более аскетично, в них мы и решили разместиться. Я выбрал себе ту, что была прямо напротив лестницы, а Чарли — следующую по коридору. Занимать хозяйскую спальню никто из нас не захотел — мы все еще ощущали себя так, будто незаконно вторглись в чужой дом, и вот-вот вернутся хозяева и застукают нас здесь.

Я занес сумку со своими вещами в выбранную мной комнату, и огляделся. Она понравилась мне большим, почти во всю стену окном, которое выходило в сад. Интерьер всей комнаты был выдержан в сине-голубых тонах. Стены были оклеены светло-голубыми обоями с легким цветочным рисунком, шторы темно-синие и очень плотные, покрывало на кровати, ковер на полу и прочий текстиль так же представляли собой разные оттенки голубого и синего цветов.

Кровать была поменьше, чем в большой спальне, но на вид очень удобная, кроме нее, из мебели был еще платяной шкаф, прикроватные тумбочки, большое напольное зеркало, письменный стол, кресло и журнальный столик в углу. В одной из стен находился камин.

Я поставил сумку с вещами на пол у шкафа, расстегнул молнию, и решив, что на этом разбор вещей можно считать оконченным, вышел из комнаты.

Второй этаж поместья Рэдберри представлял собой коридор, по обе стороны которого тянулись двери комнат. Три из них были спальни, одна — вероятно, детская, но в ней, кажется, уже очень давно никто не жил — уж очень запущенный вид она имела. В конце коридора располагалась ванная комната и вторая лестница, и еще одну комнату мы не успели осмотреть.

Я заглянул в спальню к Чарли (она была выдержана в зеленых тонах, а набором мебели почти повторяла мою), и обнаружил, что он тоже не стал утруждать себя разбором своих вещей, а ограничился тем, что достал из

сумки пару футболок и набросил их на спинку стула у письменного стола.

— Обустроился? — хмыкнул я.

— Вроде того, — Чарли подвинул сумку поближе к шкафу. — Ну что, пойдем дальше осматриваться?

Мы вышли в коридор, и я направился к двери возле большой спальни. Дернул за ручку, но она не поддалась.

— Похоже, заперто, — разочарованно протянул я.

— У тебя же в кармане связка ключей, балда! — развеселился Чарли. — Попробуй, это обычно помогает против запертых дверей!

Я сконфуженно потупился, достал ключи, и начал перебирать их по очереди. Наконец, на четвертом или пятом ключе раздался щелчок замка.

Судя по всему, это был рабочий кабинет Эллиота. Письменный стол, большое мягкое кресло, пара шкафов, забитых папками с документацией. «Ничего особенного» — пробормотал у меня за спиной Чарли, но я все равно прошел внутрь. Кабинет привлек меня тем, что не выглядел запущенным — будто хозяин лишь минуту назад вышел отсюда. На столе лежали какие-то бумаги, книга, открытая посередине, даже наполовину выкуренная сигара в пепельнице и бокал с остатками какой-то янтарной жидкости сохранились!

Большой перекидной ежедневник, стоявший на краю стола, был открыт на дате 15 февраля. На странице было несколько записей:

- В 12.00 встреча с мистером Картером

- Заехать к адвокату Кофману

- Позвонить Джеймсу

- Отправить письмо племянникам

— Чарли! — воскликнул я. — Какого числа умер Эллиот, ты не помнишь? Это было сказано в том письме от адвоката.

— Четырнадцатого февраля, — сразу же ответил он. Память на числа у него была превосходная. — А что?

— Смотри! — я подтолкнул к нему ежедневник.

— Значит, он планировал какие-то дела на этот день, но успел их сделать, потому что умер накануне, — заключил Чарли, прочитав содержимое страницы. — Печально, правда? Что человек планировал день, не зная, что он для него уже не наступит…

— Да, но я не об этом! — перебил его я. — Он хотел отправить какое-то письмо племянникам, но, как ты верно подметил, не успел этого сделать!

— Ну да. И что? — Чарли непонимающе смотрел на меня пару секунд, и тут его осенило: — Подожди, ты думаешь, он нам хотел отправить письмо? Да брось! — он рассмеялся. — Эллиот в жизни ничего нам не писал, кроме пары открыток в детстве, с чего бы вдруг сейчас… Да и вообще, тут сказано «племянникам», не называя имен. Мало ли, какие у него еще могут быть племянники, кроме нас — ты же сам видел, какая огромная у них семья, — Чарли махнул рукой куда-то вниз, имея ввиду гобелен с родовым древом.

— Вот именно! — я чувствовал небывалый азарт, мне казалось, что я наконец-то нашел ниточку, которая приведет нас к ответу на вопрос почему именно нам досталось поместье. — Если бы не этот гобелен, я бы согласился с тобой, что племянников у него могло быть сколько угодно! Но судя по тому, что я на нем видел, я с уверенностью могу сказать, что племянниками ему приходимся только мы с тобой.

— Ну хорошо, хорошо, не кипятись, — Чарли поднял руки в защитном жесте. — Но даже если и так, то что с того? Письма мы не получали, отправить его он судя по всему не успел, не думаешь же ты, что оно где-то здесь до сих пор нас дожидается?

— Именно так я и думаю! — радостно воскликнул я. — Оно должно быть здесь!

Сказав так, я переворошил бумаги на столе, тряхнул открытую книгу, пролистал ежедневник, игнорируя скептический взгляд Чарли.

— Может быть, в ящиках стола? — подбодрил я сам себя.

Ящиков в столе было шесть — по три с каждой стороны.

— Поможешь? — с надеждой я взглянул на Чарли. — Вдвоем мы быстрее их осмотрим.

Вздохнув и покачав головой, Чарли все же присоединился к поискам. Минут пятнадцать мы молча просматривали содержимое ящиков, но не находили ничего похожего на письмо. Наконец, остался всего один ящик, но он был заперт. Я вспомнил, что на связке ключей был маленький ключик, я еще тогда подумал, что он от почтового ящика, но чем черт не шутит…

Сегодня явно был наш день — ключик подошел и замок открылся, и мы были вознаграждены за наши усердные поиски — поверх каких-то бумаг и счетов лежал узкий запечатанный конверт. С замиранием сердца я перевернул его, и прочитал «Чарльзу и Джорджу Блумфилдам, Англия, графство Саут-Йоркшир, город Шеффилд…» Далее шел мамин адрес.

Не скрывая торжества во взгляде, я показал конверт Чарли.

— Вскрывай, не тяни! — воскликнул он, теперь и его глаза загорелись интересом, будто вовсе не он полчаса назад доказывал мне, что я несу чушь.

Взяв из органайзера на столе ножичек для бумаг, я аккуратно вскрыл конверт, мельком подумав о том, как это странно — мы должны были прочесть это письмо еще полгода назад на маминой кухне, а в итоге… в итоге письмо все равно нашло своих получателей, в другом месте и в другое время.

Я расстелил лист бумаги, исписанный красивым округлым почерком, на столе, и мы погрузились в чтение.

Дорогие мои Чарли и Джордж!

Мы с вами не знакомы, и я считаю нужным в первую очередь представиться — я Эллиот Блумфилд, ваш двоюродный дедушка, приемный отец вашего отца.

Я глубоко сожалею о том, что ранее мы с вами не поддерживали связь — это непростительная ошибка с моей стороны, ведь вы — мои внучатые племянники, часть нашей большой старинной семьи, а ваш отец был для меня как родной сын.

Я считаю, что мы должны немедленно исправить это недоразумение, и познакомиться друг с другом, поэтому приглашаю вас к себе в гости, в наше фамильное поместье «Рэдберри», которое находится в Бейкуэлле, графство Дербишир, Бертон-стрит, 24.

Напишите мне как можно скорее, когда вы сможете приехать. Я понимаю, для двух молодых людей поездка в провинциальный город к престарелому родственнику может показаться неимоверно скучной, но смею заверить вас, я найду, чем вас развлечь! В нашем городке есть немало хороших пабов и других увеселительных заведений, а местные девушки ничуть не хуже, чем в большом городе. Ну а если так случится, что мы с вами найдем общий язык (на что я горячо надеюсь!), немало развлечений для вас найдется и в самом поместье. Оно старинное, и хранит в себе немало тайн, и я более чем уверен, что поиски фамильного сокровища смогут заинтриговать вас!

С надеждой на скорую встречу,

ваш дедушка Эллиот Блумфилд.

— Он приглашал нас в гости… — растерянно протянул Чарли, поднимая глаза от письма.

— …на поиски фамильного сокровища, — пораженно закончил я.

Пару секунд стояла тишина, потом Чарли натянуто расхохотался.

— Да уж, старик явно выжил из ума, — сквозь смех проговорил он. — Или настолько страдал от одиночества, что выдумал такое, чтобы заманить нас в гости! Это же надо — сокровище! — он снова захохотал.

Я хотел было возразить, но тут глухой низкий звон разнесся по всему поместью. Он был негромким, если бы в этот момент Чарли все еще смеялся, мы бы его и не услышали, но уж очень жутким. Спустя несколько мгновений он повторился еще раз, и все стихло.

— Что это? — вытаращил глаза Чарли.

— Не знаю, — протянул я, озираясь. Мой взгляд упал на часы, висящие на стене, и меня осенило. — Наверное, это часы! Те, большие, что стоят в холле! Как раз ровно два часа дня.

— Точно, — с облегчением кивнул Чарли. — Часы. Черт возьми, так можно и от страха умереть!.. А что, уже два часа дня? Боже, я умираю с голоду! Может, пообедаем, прежде чем продолжать обход дома?

— Давай, — согласился я, потому что тоже давно уже испытывал чувство голода. — Но насчет этого… — я помахал письмом, которое все еще держал в руке, — я не думаю, что это бред сумасшедшего,

— Джордж, я тебя умоляю, давай сначала поедим! — простонал Чарли, направляясь к двери. — У меня с утра ни крошки во рту не было!

Пришлось сдаться, и отправиться вслед за ним на кухню, но письмо я на всякий случай прихватил с собой.

Мы разогрели себе курицу и овощи, поставили кипятиться чайник и нашли запасы чая и сахара в одном из шкафчиков. Ели практически молча, перебрасываясь лишь отдельными фразами. И только после еды, когда мы сыто откинулись на спинки стульев, я решился снова заговорить о письме.

— Послушай, Чарли… Почему ты считаешь, что Эллиот выжил из ума? По-моему, письмо написано вполне адекватно.

— Потому что он предлагал нам заняться поисками какого-то сокровища! — фыркнул Чарли. — Это, по-твоему, адекватно?

— А почему нет? Род Блумфилдов старинный, поместье тоже, почему ты считаешь невозможным то, что где-то здесь спрятано какое-то фамильное сокровище? — искренне недоумевал я.

— Да потому что такое бывает только в книгах и фильмах! А мы живем в реальном мире, — вздохнул Чарли. — Ты просто начитался своих любимых детективов и приключений, и поэтому считаешь это вполне возможным…

Вероятно, Чарли был прав, но я упрямо гнул свою линию.

— Но, а если — подчеркиваю, если, — это окажется правдой? Мы совсем ничего не знаем об этой семье, и об этом доме! Не знаем, какие секреты и скелеты в шкафах хранятся тут! Представь, если мы продадим дом, а новый владелец обнаружит сокровище, принадлежащее нам по праву, и продаст его за баснословные деньги. Это будет обидно, не находишь?

Я знал, куда бить. Чарли взволновано заерзал на стуле.

— Ну да… — протянул он, почесав в затылке. — Но все равно… Мы не знаем, правда ли это сокровище существует, что оно вообще из себя представляет… Вдруг это фигуральное выражение, а не буквальное? Да и где оно может быть спрятано? Дом огромный, а сад еще больше!

— Я не предлагаю тебе прямо сейчас заниматься его поисками! — воскликнул я, подняв ладони вверх. Мне было достаточно того, что я заронил в мысли брата зерно сомнений. — У нас здесь вообще-то масса других дел, не забыл? Просто нужно быть внимательными. И для начала вообще разузнать, не был ли Эллиот действительно сумасшедшим. Все-таки, восемьдесят пять лет — почтенный возраст. Нужно будет поговорить с кем-то — с соседями, например, или попытаться разузнать контакты людей, работавших у него в обслуге…

Я осекся, наткнувшись на взгляд Чарли. Он смотрел на меня почти с жалостью.

— Ты, наверное, считаешь, что попал в одну из своих книжек, и собираешься строить из себя Нэнси Дрю,⁽¹⁾ — покачал головой Чарли. — Тебе уже почти тридцать лет, может хватит витать в выдуманных мирах? Хоть ты и заинтриговал меня, сказав, что сокровище может стоит больших денег, я все равно на девяносто девять процентов уверен, что это все чушь, и его не существует!

Я молчал. Слова Чарли о том, что я воображаю, что попал в детективную книжку, сильно задели меня. В первую очередь потому, что были правдой. Я действительно с юности увлекался чтением различных детективных историй, и сам страстно желал поучаствовать в чем-то подобном. Поместье Рэдберри будто сошло со страниц приключенческой книжки, и прочитав в письме о таинственном сокровище, я тут же нафантазировал себе невесть чего. Скорее всего, Чарли прав — сокровища либо не существует вообще, либо это не в прямом смысле что-то ценное…

Я вздохнул. Здравый смысл подсказывал именно это, но в душе все равно уже поселилась надежда…

После обеда мы продолжили осматривать дом. На первом этаже обнаружилась библиотека, в нее вела дверь из гостиной. Здесь тоже был камин, письменный стол, в углу стоял большой напольный глобус, пара кресел и столик перед камином, а все остальное пространство вдоль стен было занято шкафами со множеством книг. У меня не было времени внимательно осмотреть их, но я успел заметить, что наряду с современными, здесь было много старинных книг с пожелтевшими страницами и истертыми обложками. Мысленно сделав себе пометку вернуться сюда позже, я вслед за Чарли поднялся на третий этаж.

Коридор здесь был гораздо короче, и из него вело всего четыре двери, две из которых оказались запертыми, и ни один из ключей к ним не подходил. Две другие комнаты выглядели давно не используемыми личными комнатами кого-то из предыдущих жильцов. В одной помимо обычной мебели стоял покосившийся мольберт, да в углу были свалены старые холсты и выцветшие картины — видимо, кто-то из наших предков был художником.

Во второй и вовсе был какой-то хлам — коробки, подшивки газет, пара застекленных шкафчиков с какими-то колбами и пробирками, в ящиках стола какие-то рукописи, такие ветхие, что казалось, рассыплются прямо в руках…

Не сговариваясь, мы вышли из этого запустения. Больше всего мне не терпелось посмотреть, что же находится наверху башенки, но меня ждало разочарование. Поднявшись по винтовой узкой лестнице, мы обнаружили, что круглая комнатка под куполом башни абсолютно пуста. На грубом каменном полу лишь валялись обрывки газет, да паук сплел паутину на одном из трех окон.

Мы спустились вниз, в гостиную, и, не сговариваясь, плюхнулись в кресла. Часы недавно пробили четыре, а мы чувствовали себя уставшими, будто пахали весь день.

— Сад осмотрим завтра? — предложил я, не испытывая сейчас ни малейшего желания наматывать круги вокруг поместья.

Чарли согласно промычал что-то, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Через некоторое время я понял, что он задремал, и, встав, тихонько вышел из комнаты, чтобы не мешать ему. Я поднялся в свою комнату и какое-то время покрутился в ней, не зная, чем себя занять. В итоге достал из сумки предусмотрительно захваченную из дома книгу, и прилег на кровать.

Читал я около двух часов, изредка поглядывая в окно на ползущие по небу тучи и качающиеся макушки деревьев. Часы внизу пробили пять, а потом и шесть. Звучали они приглушенно, раскатисто, и, признаюсь, что звук, который вначале меня напугал, теперь начинал мне нравиться. Я вообще вдруг почувствовал себя довольно комфортно, напряжение немного отпустило, и я подумал, что провести здесь следующие две недели может быть и не такой уж плохой идеей.

Бой часов, видимо, разбудил Чарли, потому что я услышал его шаги на лестнице, а потом дверь комнаты бесцеремонно распахнулась.

— А, вот ты где! А я думал, тебя привидения украли! — Чарли рассмеялся собственной шутке.

— Привидения обычно крадут во сне, так что тебе это больше грозило, — хмыкнул я.

— Я вот думаю, сходить в ближайший супермаркет, он вроде в нескольких кварталах, — продолжал Чарли. — Тебе взять чего-нибудь?

— Того же, что и себе, только в два раза меньше, — улыбнулся я и, достав бумажник, протянул ему пару купюр и ключи от ворот. — И не такое крепкое.

Чарли понимающе кивнул и вышел из комнаты. Я сразу понял, что он заскучал и решил разбавить пивом первый вечер в поместье. Мне эта идея тоже показалась неплохой — снять стресс, накопившийся за день, было бы неплохо. Да и после пары бутылочек пива я усну быстро и крепко. Я всерьез опасался, что в незнакомом доме на чужой кровати меня настигнет бессонница.

Спустя почти час он вернулся, в пакетах весело позвякивали бутылки. Наскоро поужинав, мы устроились в гостиной и откупорили пиво.

— За приезд! — Чарли отсалютовал мне бутылкой.

— За наследство! — кивнул я, и сделал глоток.

— Ну что, какие первые впечатления от поместья? — спросил у меня Чарли, разом опустошив свою бутылку на треть.

— Ты знаешь, оно мне понравилось, — честно ответил я. — Тут на самом деле неплохо. И я понимаю теперь, что имела ввиду мама, говоря о том, что нас заинтересует история нашей семьи. Теперь, когда мы в прямом смысле прикоснулись к ней, мне действительно интересно узнать больше о наших предках и этом доме.

— Согласен, — кивнул Чарли. — Как-то раньше понятие «наша семья» включала в себя только нас с тобой и маму, а теперь я чувствую, что мы принадлежим к действительно старинному и большому роду, — он кивнул на гобелен на стене.

— Какой у нас фронт работ на ближайшие дни? — спросил я. — Кажется, дом не нуждается в какой-то генеральной уборке или ремонте.

— Что верно, то верно. Я ожидал, что он в гораздо худшем состоянии, — согласился Чарли. — А тут все действительно полностью пригодно для жилья, разве что только пыль смахнуть. Но все-таки поработать придется. Нужно будет собрать все личные вещи предыдущих жильцов в коробки, и решить, что с ними дальше делать — что-то выбросить, что-то может быть оставить себе. И обязательно внимательно осмотреть весь дом — все шкафы, ящики, столы и прочее. Здесь вполне может быть что-то ценное — ювелирные изделия или деньги.

— Предлагаешь мародерствовать? — усмехнулся я.

— Почему мародерствовать? — возмутился Чарли. — Мы законные владельцы дома и всего его содержимого, распоряжаться им можем, как нам заблагорассудится… Если найдем деньги — поделим, если украшения — продадим и поделим, или оставим себе на память. Как ты верно подметил, будет очень обидно, если их найдет и продаст новый владелец, — ехидно закончил он.

Я покивал и откинулся на спинку кресла. За окнами давно стемнело, только свет уличных фонарей за оградой пробивался сквозь кроны деревьев. Часы все также мерно тикали в холле. Мне безумно нравился этот звук, совсем непохожий на тиканье современных настенных часов. В остальном же, и в доме, и вокруг него царила абсолютная тишина, из-за чего мне порой казалось, что вокруг на многие мили нет ни одной живой души.

— Как думаешь, зачем Эллиот хотел с нами познакомиться и приглашал нас в гости? — спросил Чарли, вырывая меня из оцепенения.

— Не знаю… — пожал я плечами. — Если письмо он написал за день до своей смерти, значит завещание уже было составлено, и он уже знал, что оставит нам дом. Возможно, об этом он и хотел поговорить, объяснить, почему оставляет его нам.

— И все же, почему именно нам? — в сотый уже раз задался вопросом Чарли.

— Видимо из-за этого «культа близнецов», как ты его прозвал. Мы единственные близнецы сейчас во всей семье, и, видимо, для него это имело настолько большое значение. Вероятно, он много лет ждал, что у его детей или внуков родятся близнецы, а не дождавшись, решил завещать поместье нам. Для этого и хотел познакомиться.

— Да, но это все равно не объясняет, что такого особенного в том, что мы близнецы? — снова начал раздражаться Чарли.

— Наверное, это считалось фамильной особенностью. Ты же видел, сколько близнецов в семье было до нас, — я кивнул на гобелен.

— Ты говорил, та девушка, у которой мы спрашивали дорогу, испугалась, когда увидела, что мы близнецы, — припомнил Чарли.

— Если быть честным, насторожилась, — поправил я. — И тут же стала спрашивать, как нас зовут. А услышав фамилию, уже испугалась.

— И что это может значить?

— То, что все вокруг знают что-то, чего не знаем мы, — мрачно подытожил я.

Остаток вечера мы провели, строя различные предположения и теории, а в десять часов разошлись по своим спальням.

Обнаружив в шкафу стопку чистого постельного белья, я застелил его и рухнул в кровать. Она оказалась действительно очень удобной и в меру мягкой. Я чувствовал, как ноги и руки будто налились свинцом, натянул одеяло до самого подбородка и, пару минут поглазев на белеющий в темноте потолок, крепко уснул.

1) Нэнси Дрю — персонаж серии детективных романов, девушка-детектив, которой приходится постоянно разгадывать тайны, загадки, и заниматься поисками сокровищ.

Вернуться к тексту

Проснувшись утром, я некоторое время любовался ярко-голубым небом за окном и деревьями на его фоне — кажется, желтых листьев на них стало заметно больше. Спал я хорошо, практически не просыпаясь, и чувствовал себя прекрасно отдохнувшим и полным сил. Часы показывали десять утра; будь я дома, я бы остался в постели еще на час-два, но здесь я чувствовал буквально распирающую меня энергию и поэтому сразу поднялся.

Сделав в ванной комнате все необходимые утренние процедуры, я спустился вниз. Чарли обнаружился на кухне, он завтракал мамиными пирожками и листал какой-то журнал с выцветшими страницами.

— Доброе утро, — кивнул он в ответ на мое приветствие. — Я и на тебя кофе сварил, — он взглядом указал на кофейник, стоявший на столе.

— Спасибо, — поблагодарил я, усаживаясь за стол и присоединяясь к завтраку. — Что читаешь?

— Раритетный журнал о раритетных автомобилях, — он подвинул журнал ко мне. — Издание 1963 года. Нашел в своей комнате.

Я не был особым ценителем старинных автомобилей, поэтому без интереса посмотрел на фотографии «Линкольнов» и «Жуков», и поспешил сменить тему:

— Как спалось?

— Вполне неплохо. Привидения не беспокоили, — хмыкнул Чарли.

— А ты действительно веришь в то, что они здесь обитают?

— Скажем, я не удивлюсь, если окажется, что это так, — засмеялся он. — В таком старинном доме это вполне возможно.

Я так и не понял, шутил он или нет.

После завтрака мы отправились осматривать сад. Выйдя на крыльцо дома, немного постояли — Чарли курил, а я просто наслаждался прохладным утренним воздухом и теплым сентябрьским солнцем. Потом мы спустились с крыльца, немного постояли у пустого фонтана и, свернув направо, пошли по тропинке.

Почти сразу нашему взору открылся безумно красивый пышно цветущий сад. Тропинка петляла среди клумб, на которых росли цветы всех возможных расцветок и форм. Здесь было такое великолепие красок, что у меня, как у ценителя живой природы, аж захватило дух. Не портило впечатление даже то, что последние полгода за садом никто не ухаживал, и кое-где уже проросли сорняки, а местами цветочные кусты выбрались из своих ограждений и заползли на дорожки.

Побродив по извилистым тропинкам, мы вышли к беседке. Это было просторное деревянное сооружение, выкрашенное белой краской, со скамейками и столиком внутри. Две его стены были увиты плетистой розой; сейчас она уже отцвела, и мне стало интересно, какого она была цвета.

За беседкой находился еще один фонтан, поменьше, чем тот, что был у главного входа, но намного красивее. Если тот фонтан представлял из себя три круглые чаши разного размера, расположенные друг на другом, то этот был небольшим бассейном с круглым постаментом внутри. На постаменте была прекрасная скульптура девушки-ангела с длинными развивающимися волосами и крыльями за спиной. В руках она держала наклоненный кувшин, из которого, скорее всего, и лилась вода, когда фонтан был включен.

— Красиво, — заметил Чарли. Даже он, казалось, был впечатлен, хотя редко обращал внимание на подобные вещи. Что же до меня, так я находился в полном восторге.

— Интересно, как включается фонтан? — вслух подумал я. — Очень хотелось бы посмотреть на него в действии.

— Наверное, в подвале есть краны, — пожал плечами Чарли. — Посмотрим, когда время будет.

Миновав беседку и фонтан, мы оказались на заднем дворе поместья. Здесь не было ничего примечательного, сюда вела задняя дверь из дома (она находилась в конце кухонного коридора). В ограде была небольшая калитка, но выходить за нее мы не стали, просто обошли дом и оказались с другой его стороны.

Там находилась оранжерея или, правильнее сказать, теплица — прямоугольное строение со стеклянными стенами и крышей. Заходить в нее мы не стали — сквозь стекла было видно, что она пуста и в ней ничего не растет. Наверное, работники раньше здесь выращивали овощи и зелень, чтобы на хозяйском столе всегда все было свежее. Или, может быть, кто-то из предков разводил здесь какие-нибудь редкие растения.

С этой стороны сада за оградой виднелся соседский дом, точнее, это была ферма. Жилой домик там небольшой, хоть и двухэтажный, а всю территорию двора занимали хозяйственные постройки — загоны и сараи для домашних животных. Отсюда я видел, как по ним бродят упитанные домашние куры, а из сараев доносятся хрюканье, мычание и блеяние.

Оторвавшись от созерцания соседнего участка, я прошел за Чарли дальше по дорожке, и мы оказались перед двумя раскидистыми необычными деревьями. Необычным в них было то, что они были довольно высокие, их ветви свисали на высоте человеческого роста, и каждая ветка была усыпана гроздьями ярко-красных ягод.

— Это что, вишня? — удивленно спросил Чарли, подходя ближе.

— Разве что карликовая, — удивленно ответил я, внимательно рассматривая ягоды.

Они не были похожи ни на один вид известных нам ягод. Это точно была не вишня — слишком мелкими были ягоды и слишком густо они росли на ветке, образуя увесистые грозди. Их кожица была полупрозрачной, кое-где на ветки попадали лучи солнца, и, казалось, что ягоды светятся изнутри мириадами красных огоньков.

— Как будто красная смородина, только растет на дереве, — заметил Чарли. — Может, это правда такой вид? Как это называется…

— Гибрид, — подсказал я.

— Точно, гибрид красной смородины и какого-то дерева? — предположил Чарли.

— Возможно, — я пожал плечами. — Но я никогда раньше ничего подобного не видел.

Чарли протянул руку и сорвал несколько ягод. Даже ему с его ростом пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до нижних веток — а мы с ним оба были высокие, не меньше шести футов!⁽¹⁾

Чарли сунул ягоды в рот, и прожевал.

— Кислятина, — он поморщился и сплюнул косточки. — Хотя… послевкусие необычное. Очень необычное. Такое терпко-сладкое… не знаю, с чем сравнить.

Заинтересовавшись, я тоже сорвал ягодку и разжевал. Действительно, поначалу я не чувствовал ничего, кроме кислого вкуса, но затем… рот наполнился удивительной сладостью с заметной терпкой ноткой и неповторимым ароматом. Ягоды не были похожи ни на смородину, ни на вишню, хотя их вкус и показался мне отдаленно знакомым, я не смог определить, что именно он мне напомнил.

— А ты знаешь, неплохо! — воскликнул я, и потянулся сорвать себе еще горсть. — Они вполне себе…

Но меня прервал взволнованный женский крик.

— Нет, сэр, не ешьте их! Они ядовиты!

От неожиданности разжав пальцы и уронив ягоды в траву, я резко обернулся.

По двору соседской фермы спешила в нашу сторону молодая девушка. Когда она приблизилась к ограде, разделяющей наши дома, я смог ее рассмотреть. Первое, что пришло мне на ум — она была поразительно красива. Той неземной красотой, какой бывают красивы лишь киноактрисы и картины. У нее было правильное лицо с тонкими чертами, высокая, но стройная фигура с идеальными пропорциями, и черные, как смоль, волосы, крупными кудрями рассыпавшиеся по плечам. Одета девушка была в потертые джинсы и плотную клетчатую рубашку, но простая одежда совершенно не портила ее, удивительным образом гармонично сочетаясь с ее внешностью.

— Прошу прощения? — растерянно переспросил я, не совсем осознав, что она мне говорила.

— Эти ягоды… Они считаются ядовитыми, — повторила девушка, с беспокойством глядя на меня.

— Вы уверены? — вступил в разговор Чарли, выходя из-за моей спины.

Увидев его, девушка несколько секунд переводила взгляд с моего лица на его, а затем попятилась.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотала она, — я… я ошиблась…

— Подождите! — воскликнул я. — Вы сказали, эти ягоды ядовиты, это правда?

Но девушка уже отвернулась, и спешила к своему дому.

— Постойте, мисс! — окликнул ее Чарли.

— Простите, я ошиблась, — снова повторила она через плечо, и исчезла из виду.

Пару секунд я смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на брата.

— И что это означит?

Он ответил мне таким же недоуменным взглядом.

— Понятия не имею…

Я посмотрел на красные ягоды, которые, будто драгоценные камни, сверкали на пожелтевшей траве.

— Как думаешь, они правда ядовиты? — тихо спросил я.

— Да черт их знает, — зло фыркнул Чарли. — Ты много съел?

— Одну всего. А ты?

— Две или три.

— Это не так уж много, — обнадеживающе произнес я. — Даже если они ядовиты, от такого количества ничего не случится. В любом случае, если почувствуем себя плохо — сразу поедем в больницу.

Чарли уныло кивнул, и мы поплелись обратно в дом. Настроение было безнадежно испорчено. Зайдя внутрь, мы, не сговариваясь, прошли в гостиную, и устроились в уже полюбившихся нам креслах.

— Эта девушка… она сначала так уверенно закричала, что ягоды ядовиты, — вслух подумал я. — А потом так же неуверенно забормотала, что ошиблась. Что это может значить?

— Может, она сумасшедшая? — с надеждой предположил Чарли.

— Ну нет! — обиделся я за прекрасную незнакомку. — Она совсем не похожа на сумасшедшую!

— А ты думаешь, все сумасшедшие ходят с выпученными глазами и пускают слюни? — невесело усмехнулся Чарли. — Некоторых шизофреников вообще не отличишь от нормальных людей.

— С другой стороны, вряд ли Эллиот или кто-то из предков стал бы сажать на территории поместья ядовитые деревья, — я продолжал рассуждать. — В конце концов, это просто опасно для его жителей и гостей.

— Кто его знает? Мы ни с кем из них не знакомы. Все может быть, — меланхолично протянул Чарли, глядя в окно. — А знаешь, что меня злит больше всего?

— Предполагаю. То, что снова девушка ретировалась, увидев, что мы

близнецы?

— Именно, — мрачно кивнул Чарли. — Что все это значит, черт побери?

— Не знаю, Чарли, не знаю… — я в отчаянии покачал головой. От всех этих странностей уже голова шла кругом, не добавляло хорошего настроения и опасение того, что мы, возможно, только что наелись ядовитых ягод.

— Мы будем делать сегодня что-нибудь в доме? — попытался я перевести тему. — Убираться или пересматривать вещи? С чего начнем?

— Я бы предпочел начать с бутылочки пива, — проворчал Чарли. — Ну давай осмотрим пару шкафов в столовой или библиотеке. Без разницы.

Мы еще немного побездельничали, и все же принялись за работу. Выбор пал на столовую — там вдоль одной из стен тянулся большой застекленный буфет из красного дерева. С него мы и начали — открывали все дверцы по очереди, просматривали содержимое полок, и решали, что делать с тем или иным предметом.

Старинные чайные и столовые сервизы было решено оставить на месте, чтобы поднять стоимость дома при продаже, столовое серебро мы решили забрать себе, а всякие декоративные безделушки-сувениры стали бы бонусом для потенциального покупателя потому, что нам было просто лень с ними возиться.

Попутно мы внимательно осматривали каждую мелочь, попадавшую к нам руки, надеясь, что она окажется ценной, но пока безрезультатно. Старинная серебряная табакерка при ближайшем рассмотрении оказалась мельхиоровой, одинокая золотая сережка с крупным камнем, лежавшая в сахарнице — бижутерией, а несколько купюр, спрятанные в стопке тарелок — давно вышедшими из оборота.

На нижних полках буфета, за сплошными деревянными дверцами и вовсе оказалась одна макулатура — старые рукописи, местами выцветшие до такой степени, что невозможно было разобрать ни слова, разрозненные номера журналов пятидесятых-шестидесятых годов, пожелтевшие письма, все, как одно, написанные сухим высокопарным стилем и начинавшиеся словами вроде «моя дорогая сестра, надеюсь, ты находишься в добром здравии…»

Осложняло эту монотонную рутинную работу и то, что я не мог толком сосредоточиться, и постоянно прислушивался к собственному самочувствию. Не кружится ли голова? Не поднимается температура? Не болит ли живот? Хоть я и не подавал виду, сомнения терзали меня — а что, если те ягоды действительно ядовиты? А вдруг яд настолько сильный, что достаточно и одной ягодки, чтобы серьезно отравиться? А вдруг он медленнодействующий, и у меня во сне просто остановится сердце?

Меня периодически охватывала паника, и я с усилием пытался отвлечься от этих мыслей, беря в руки очередной предмет, и пытаясь переключить свое внимание на него. Наконец, мне это удалось — в мои руки попал старый альбом с фотографиями, и я с интересом принялся листать его. Фотографии в нем были черно-белыми, и все они изображали похожих между собой людей — красивых женщин с надменными лицами, представительных джентльменов в шляпах и галстуках-бабочках, а также попадались фотографии мальчиков-близнецов разного возраста. Однако, подписей под фотографиями не было, и я быстро запутался, пытаясь определить, кто есть кто. Впрочем, одно фото все-таки привлекло мое внимание — на нем были запечатлены трое подростков лет пятнадцати — два парня и девушка. Они стояли, держась под руки и смеялись прямо в объектив. В одном из парней я узнал отца — хоть никогда и не видел его юношеских фотографий, просто почувствовал, что это он.

Мы с Чарли не слишком были похожи на него, но несколько общих черт все же присутствовало, что и позволило мне догадаться что это он. Парень и девушка рядом с ним были, очевидно, его двоюродными братом и сестрой, с которыми он вырос. Фото было сделано на фоне фонтана у главного входа в поместье.

Я хотел было показать фотографию Чарли, но тут он сам позвал меня.

— Джордж… кажется, у меня температура поднимается, — встревоженным голосом произнес он, прикладывая ладонь к своему лбу.

— Что? — я вскочил с пола, сунув альбом назад на полку, и метнулся к брату. — Может, тебе кажется?

Я пощупал его лоб, но, как назло, руки у меня были ледяные и я не смог ничего определить.

— Подожди, я сейчас найду градусник, он должен быть где-то в аптечке, — лихорадочно соображая, проговорил я, и усадил Чарли на ближайший стул. — Посиди пока здесь, я быстро.

Я метнулся в ванную на втором этаже и отыскал градусник в аптечке в настенном шкафчике. При этом, несмотря на подступающую панику, я ощущал, что мое самочувствие абсолютно нормально — никакой слабости или недомогания.

«Чарли ведь съел больше ягод», — пронеслась непрошенная мысль, но я постарался отогнать ее, возвращаясь назад в столовую.

— Нашел? — спросил Чарли. Он все так же сидел за столом, но выглядел значительно бодрее, чем десять минут назад, и вертел в руках какой-то подсвечник. — Знаешь, наверное, мне показалось… Просто как-то резко в жар бросило, а потом прошло. Но все равно, давай градусник, померю на всякий случай.

Отдав ему градусник, я какое-то время понаблюдал, как он крутит в руках позолоченный подсвечник с огарком свечи, и в который раз удивился этой его привычке. И откуда он его только достал…

Отвернувшись, я принялся бесцельно бродить по столовой. Я уже говорил, что во всем поместье по стенам было развешано множество красивых (и не очень) картин. Поначалу я пытался было рассмотреть каждую из них, но потом бросил это дело, поняв его тщетность. Сейчас же во мне снова проснулся интерес, и я пошел вдоль стены, рассматривая полотна.

Мой взгляд привлекла одна небольшая картина — до событий сегодняшнего утра она вряд ли заинтересовала бы меня. На ней были изображены ветви деревьев с гроздьями красных ягод — несомненно, тех самых, которые мы имели неосторожность попробовать утром. Очень интересным был ракурс — скопления ягод были нарисованы на фоне зеленых листьев, сквозь которые просвечивали кусочки ярко-голубого неба — будто художник стоял, задрав голову, или вовсе лежал на траве.

Картина была очень красива своим контрастом красного, зеленого и голубого, но меня она заинтересовала по другой причине. Во внезапном порыве я понадеялся, что на ней есть ответ на вопрос ядовиты ягоды или нет. Я внимательно осмотрел все полотно, но не нашел ничего, кроме имени автора и даты написания картины: «Агата Блумфилд, 1938 год». Аккуратно я снял картину со стены и перевернул, но и тут меня ждало разочарование — на обратной стороне холста не было ничего, кроме маленькой закорючки в нижнем углу, которую я счел за своеобразную подпись художницы.

Тем временем, Чарли вытащил градусник из рукава футболки и, сощурившись, объявил:

— Все в порядке! Видимо, показалось…

Надо же, а я-то думал, что у меня первого не выдержат нервы и мне со страху начнут мерещиться всякого рода недомогания!

Мы еще немного поковырялись в буфете, затем пошли на кухню обедать. После обеда Чарли заявил, что ему нужно отдохнуть, и отправился в свою комнату. Я, прибравшись на кухне, тоже поднялся наверх, намереваясь взять книгу и посидеть с ней в беседке у фонтана — благо, день был погожий и очень теплый.

Уже спускаясь обратно с книгой в руках, я остановился у еще одной картины, висящей на лестничном марше между первым и вторым этажом. Картина понравилась мне сразу, как я ее увидел, но все не было времени рассмотреть ее повнимательнее.

На ней была изображена девушка, стоявшая на каком-то красивом старинном мосту через речку. Она была в пышном темно-зеленом платье, какие носили в начале девятнадцатого века, волосы — густые, черные и кудрявые укрывали ее плечи. Руки девушки были скрещены на груди, а взгляд ее был направлен ввысь, в полыхающее закатом небо. Чем-то — возможно, копной темных локонов — она напомнила мне нашу соседку с фермы, но, конечно же, это была не она.

На нижней части картинной рамы была табличка с именем автора, и снова это была Агата Блумфилд. Видимо, она и была обитателем заброшенной комнаты на третьем этаже, где стоял мольберт и лежали старые холсты.

Спустившись вниз, я на минуту заглянул в гостиную и, подойдя к гобелену, выяснил, что Агата была родной сестрой близнецов Кристофера и Фредерика, следовательно, тетей Эллиота. Родилась она в 1895, а умерла в 1961 году, ни мужа, ни детей у нее не было.

Я подумал, что иметь в гостиной гобелен с родовым древом — очень удачная затея. Вот так вот, случайно наткнувшись на имя кого-то из предков, можно было сразу узнать, в какие годы он жил, и кому кем приходился. Меня заинтересовала история Агаты, несомненно, она была талантливой художницей, почему же она не стала знаменитой? Не зарабатывала деньги своим творчеством? Почему умерла, так и не выйдя замуж, и не родив детей?

Думая обо все этом, я вышел на улицу, прошел через сад к беседке и устроился на скамье. Послеобеденное солнце светило вовсю, где-то в кронах деревьев перекликались птицы и негромко жужжали пчелы и осы, летая над цветами в саду. Я почувствовал такое умиротворение и наслаждение окружающим миром, что даже забыл об утреннем инциденте с ягодами и погрузился в чтение.

Конечно, где-то в глубине души меня слегка мучала совесть — хороши из нас работнички, приехали, чтобы готовить дом к продаже, а в итоге уже второй день прохлаждаемся. Такими темпами, если разбирать по одному шкафу в день, мы и к Рождеству не управимся!

Но, с другой стороны, это ведь только начало отпуска, можем же мы сперва отдохнуть от одной работы, прежде, чем приниматься за другую? В конце концов, еще целый месяц впереди…

Я читал в беседке до самого вечера, пока солнце не скрылось за деревьями, и явился Чарли, позвав меня ужинать.

1) 1 фут = 30см

Вернуться к тексту

Проснувшись на следующее утро, я твердо решил, что сегодня мы должны сделать как можно больше работы в доме. Этими мыслями я и поделился с братом, столкнувшись с ним в коридоре второго этажа. Он, как и я, направлялся на кухню завтракать.

— Конечно! — с энтузиазмом согласился Чарли. — Хватит уже расслабляться, у нас работы непочатый край! Кроме того, я считаю, что подозрение на отравление ягодами не подтвердилось. Прошло около суток, и симптомы бы уже проявились. Так что, похоже, ложная тревога! Теперь нам ничего не будет мешать работать. Я думаю, начнем мы с того, что…

Он резко замолчал, выйдя из столовой в кухонный коридор, и встал как вкопанный. Я прошел вслед за ним, и остолбенел.

Дверь, ведущая на задний двор, была настежь открыта! В нее задувал прохладный утренний ветерок, приносивший с собой запахи утренней росы.

— Какого черта… — пробормотал Чарли, оборачиваясь ко мне. Я ответил ему полным недоумения взглядом.

Мы ни разу не пользовались этой дверью. Не выходили, не заходили, и даже просто не открывали ее. Я даже не знал, запирается ли она на ключ, и есть ли этот ключ у нас. Это сразу отметало любые версии вроде «кто-то из нас выходил, и неплотно ее закрыл».

— Кто ее открыл? — растерянно спросил Чарли.

— Понятия не имею… Я к ней не подходил.

— Я тоже.

В одну секунду мне стало по-настоящему страшно — жуткий, иррациональный страх, который всегда возникает, когда человек сталкивается с необъяснимым. Глянув на Чарли, я заметил, что он сосредоточенно смотрит на дверь, о чем-то думая, и крутит в руках зажигалку. Потом он медленно подошел к двери, осмотрел ее, и закрыл, задвинув щеколду.

— Наверное, она была открыта с самого начала, — предположил он. — Мы же не подходили к ней, вот и не заметили, что щеколда отодвинута. А сегодня ночью мог подняться ветер, он-то и распахнул ее. Иного объяснения я не вижу.

Я вынужден был кивнуть. Это предположение было, как говорится, откровенно притянутым за уши, но я готов был в него поверить, лишь бы липкий опутывающий страх отступил.

Завтракали мы молча, каждый думал о своем. Я несколько раз хотел начать разговор, но ни одна тема, пришедшая мне в голову, не выглядела удачной. Заговорить о гипотетическом сокровище? Чарли снова начнет раздражаться и утверждать, что все это бред и выдумки. Вспомнить о загадочных ягодах и странной девушке-соседке? Не стоило, вдруг кому-нибудь из нас снова померещится ухудшение самочувствия. А уж о только что произошедшем инциденте с дверью и вовсе упоминать не хотелось.

После завтрака мы снова пришли в столовую и продолжили копаться в шкафчиках и тумбочках. Около часа стояла тишина, нарушаемая лишь хлопаньем дверок и шуршанием бумаг.

Я открыл очередную тумбочку, и сразу увидел лежавшие на полке пожелтевшие страницы, исписанные от руки. Они выглядели так, будто их вырвали из какой-то тетради и небрежно сшили нитками, похоже, это была часть чьего-то личного дневника. Хоть страницы и пожелтели, они не были сильно ветхими. Вверху первой из них стояла дата: 5 апреля 1941г.

Почерк был округлым, разборчивым. Заинтересовавшись, я принялся читать.

…Мне страшно. Стыдно в этом признаться, но я просто места себе не нахожу от ужаса. Война подступает все ближе, и я не знаю, что будет со мной и моими близкими через неделю, день, или даже час. Я боюсь за их жизни, за наш прекрасный дом, который мы отреставрировали всего несколько лет назад, за все наши вещи и ценности. Я боюсь, что нас лишат всего этого, отнимут — и вещи, и дом, и наши жизни.

Моя маленькая сестричка Агата… Ей приходится тяжелее всего, она с детства была такая ранимая. Теперь она боится даже собственной тени, вздрагивает от каждого шороха. Мне хочется, как раньше, в детстве, спрятаться вместе с ней и братом под большой родительской кроватью, и рассказывать там сказки, веря, что мы надежно спрятаны от всего мира и нас никто никогда не найдет… Забавно, ведь мы уже давно взрослые люди, но Агата навсегда останется для меня нашей маленькой сестрой, ребенком, которого нужно оберегать.

Фредерик, мой дорогой брат. Он не хочет уезжает из Лондона и возвращаться домой, хотя здесь, в Бейкуэлле сейчас немного безопаснее. Я ужасно боюсь, что каждое из его писем может стать последним, и я больше никогда его не увижу…

Я боюсь за Жаклин и наших с ней детей. Эллиот и Карл еще совсем юны, но их уже могут послать на войну, а Жаклин этого не перенесет. Ее сердце не выдержит этого, а если не станет ее, не станет и меня, ведь я люблю ее больше всей своей жизни.

Как бы мне хотелось спрятать их всех, в надежном укромном месте — и детей, и жену, и брата с сестрой, чтобы никто и никогда не покусился на их жизни. Но, увы, это невозможно…

Страх засасывает меня, как болото… Я должен спрятать… Должен сохранить частичку Блумфилдов… Я не могу позволить стереть наш род с лица земли…

На этом записи обрывались. Я невольно поежился, представив, каково было человеку, в жизнь которого пришла война. Насколько я понял, автором этого дневника был Кристофер Блумфилд, живший в конце девятнадцатого — начале двадцатого веков. Художница Агата, чьи картины я рассматривал вчера, приходилась ему родной сестрой, а еще у него был брат-близнец Фредерик. Его сыновей звали Эллиот и Карл, а нам, следовательно, он являлся прадедушкой.

Я рассказал все это Чарли, и протянул ему страницы. Некоторое время он читал, потом посмотрел на меня и со страхом произнес:

— Какой ужас… какой кошмар ему пришлось пережить. Мы не знаем, и, надеюсь, никогда не узнаем, какого это — жить мирным людям в военное время.

Я кивнул, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Меня кое-что заинтересовало в этом дневнике, и я не хотел упустить мысль.

— Смотри, — я показал Чарли на последние строки. — Он пишет «спрятать», но что именно, не уточняет… Чуть выше он говорил, что мечтал бы спрятать родных, их дом, и ценные вещи. Конечно, людей или дом он спрятать не мог, а вот ценности…

— Сокровище? — перебил меня Чарли. — Ты намекаешь на него?

Я был уверен, что сейчас снова услышу, что это все чепуха, но все равно твердо сказал:

— Да. Я полагаю, речь идет о нем.

Чарли некоторое время молчал и перечитывал письмо, едва шевеля губами.

— Не знаю, Джордж, — наконец, с сомнением протянул он. — Тут ничего не понятно. Конечно, напуганный войной, он действительно мог спрятать какие-то ценности — украшения или деньги — но, где гарантия, что после окончания войны он их не вытащил назад из тайника? Или его жена, или дети?

— Гарантий нет, — согласился я.

— Этот дневник не доказывает наличие сокровища, но и не отрицает его, — мягко сказал Чарли, возвращая мне страницы.

— В общем, мы пришли к тому, от чего и начали, — подытожил я. — Возможно, мы сможем найти еще какие-то подтверждения, если они есть, конечно. Дом огромный, представь, сколько еще подобных дневников мы можем обнаружить?

— Будем теперь просматривать все вдвое внимательнее, — серьезно кивнул Чарли. — Читать все письма и рукописи, хотя бы мельком, вдруг наткнемся на что-то еще. Только вот долго это будет, дом, как ты верно подметил, огромный, — он лукаво улыбнулся.

— Ты что-то придумал? — удивленно спросил я.

— А то! Схожу-ка я сегодня в местный паб…

— Зачем? — не понял я. — Ты считаешь, если напьешься, нам легче будет найти информацию?

— Я там не напиваться собираюсь, — назидательно проговорил Чарли. — А заниматься поисками этой самой информации. Уверен, мне удастся познакомиться с кем-нибудь из местных, и мило поболтать за кружечкой пива…

— Я пойду с тобой! — мгновенно вызвался я. Мне вовсе не улыбалось просидеть весь вечер одному в доме, пока Чарли будет заниматься хоть сколько-нибудь интересным делом.

— Прости, но нет, — покачал головой Чарли, и, пока я не возразил, добавил: — Подумай сам, уже дважды люди шарахались от нас, едва увидев, что мы близнецы. Каковы будут шансы хоть что-нибудь разузнать, если мы заявимся в паб вдвоем?

Я тут же сник. Чарли был прав, и тут не поспоришь.

— А из тебя вышел бы неплохой детектив, — проворчал я, чтобы просто что-нибудь сказать.

— Посмотрим, — загадочно улыбнулся тот.

После обеда я решил сделать небольшую вылазку в город. Раз уж Чарли уходит гулять вечером, я имею полное право погулять днем. Предупредив Чарли о том, что ненадолго ухожу, я вышел из дома и зашагал по дорожке к воротам.

День был теплым, но на солнце частенько набегали тучи, и становилось то темно и мрачно, то ярко и жизнерадостно. Дорожка была уже густо усыпана опавшими желтыми листьями, и я задался вопросом, должны ли мы ее расчищать? У дедушки Эллиота этим наверняка занималась прислуга, которой у нас не было, а самому махать метлой мне совершенно не хотелось.

Проходя мимо своей машины, я окинул ее взглядом, убедившись, что она цела и невредима, и вышел за ворота. Мне сразу бросился в глаза серебристо-серый седан, странно припаркованный у обочины — между нашими воротами и въездом на соседскую ферму. Не придав этому никакого значения, я неторопливо пошел по тротуару в ту же сторону, но не успел поравняться с машиной, как ее двигатель завелся, и она рванула с места, через пару секунд оказавшись уже у поворота на соседнюю улицу. Кто сидел в ней, я не успел разглядеть, да и не собирался, честно говоря — пока машина не сорвалась с места, я не обращал на нее никакого внимания. Удивленно поглядев ей вслед, я пожал плечами и продолжил свой путь.

Я зашел в ближайший супермаркет, сделал кое-какие покупки, а также расспросил, где я могу найти поблизости мастерскую по изготовлению ключей. Пожилая кассирша подробно объяснила мне, как найти лавку мистера Брауна, и я, поблагодарив, снова вышел на залитую дрожащим осенним светом улицу.

Мастер по изготовлению ключей нужен был мне, чтобы сделать дубликаты ключей для Чарли — от входной двери, задней, и от ворот. Чарли собирался уйти на весь вечер, и мне совершенно не хотелось сидеть одному в поместье с открытыми дверями, или же, наоборот, запертым.

Я без труда нашел нужную мне лавочку и, зайдя внутрь, познакомился с ее владельцем мистером Брауном — добродушным старичком лет семидесяти. Пока он вытачивал для меня нужные ключи, он болтал без умолку, несмотря на то, что шум его станка заглушал большую часть его слов. Я мельком подумал, не попытаться ли аккуратно расспросить его о чем-то, но сразу отмел эту затею. Чарли намного лучше, чем я, умеет сходиться и общаться с людьми — ему это дело и оставлю.

Назад я возвращался в хорошем настроении, солнце снова скрылось, но ветер закружил в воздухе хоровод из желтых и красных листьев, и я завороженно наблюдал за ними. Отвлеченный любованием на окружающую природу, я и не заметил, как добрался до поместья. Зашел в ворота, запер их, и пошел по дорожке к дому. Я не увидел, да и не мог видеть, что за моей спиной из-за поворота с соседней улицы выехал серебристый седан.

Около семи часов вечера я заглянул в комнату к Чарли и застал его крутящимся у зеркала. На нем были надеты только джинсы, и он поочередно прикладывал к себе то темно-синюю рубашку строгого покроя, то футболку с разноцветным принтом.

— Как думаешь, что лучше? — спросил он, увидев меня в дверях.

— Смотря кого ты собираешься очаровывать — молодых девиц или пожилых завсегдатаев? — хмыкнул я. — А вообще, и то, и то выглядит неплохо.

— Тогда футболка! — решил Чарли, и натянул ее на себя, отбросив рубашку на кресло. — Нормально выгляжу?

— Сногсшибательно. Все пожилые пьяницы — твои! — засмеялся я.

— Да ну тебя! — беззлобно фыркнул Чарли и направился к выходу.

Я проводил его до первого этажа. На меня резко навалилось осознание, что я остаюсь один в доме на весь вечер, и стало немного не по себе.

— Ужинай без меня, я перекушу чего-нибудь в пабе, — на прощанье сказал он, и зашагал к воротам. Его фигура тонула в стремительно сгущающихся осенних сумерках.

Я тщательно запер входную дверь и включил свет в холле, прихожей и гостиной. Тиканье часов, к которому я уже привык за три дня, сейчас будто стало громче, и я снова стал обращать на него внимание.

Размышляя, чем занять себя, я прошел туда-сюда по всем комнатам первого этажа. Проходя мимо телефона на тумбочке, я вспомнил, что давно не разговаривал с мамой, и решил позвонить ей, надеясь убить этим хотя бы час времени.

Но мама сегодня оказалась не настроена на долгие разговоры, и трубку я положил уже спустя пятнадцать минут. За окнами тем временем окончательно стемнело, и я почувствовал себя еще более неуютно. Некоторое время я просидел в кресле возле тумбочки с телефоном, слушая мерное тиканье часов, и пытаясь расслабиться и успокоиться, потом отправился на кухню ужинать.

Проинспектировав холодильник, я обнаружил неприятную вещь — еда, заботливо приготовленная мамой, заканчивалась, и с завтрашнего дня нам придется готовить самим. А это значит, что времени на разбор вещей в доме будет еще меньше.

Ужинать на этой кухне в одиночестве было очень непривычно и как-то тоскливо, что ли. Хоть мы с Чарли и не особо разговаривали во время наших трапез, просто сидеть одному за огромным столом в этом мрачном помещении было неуютно. Поэтому я быстро поел жаркого и курицы, прибрал за собой, и подойдя к холодильнику, достал купленные днем бутылку виски и вишневый сок. Смешал себе коктейль, и с бокалом в руках прошел в гостиную. Там я опустился на диван, закинул ноги на пуфик, и принялся мелкими глотками отпивать коктейль.

Через некоторое время спиртное возымело свое действие — после второго бокала я почувствовал себя куда комфортнее, мне удалось немного расслабиться, стены перестали давить и исчезло мерзкое ощущение, что за мной наблюдают чьи-то невидимые глаза, появившееся после ухода Чарли. Моим сознанием снова завладели мысли о сокровище, я стал прикидывать, где бы оно могло быть спрятано, и где нужно искать подсказки. В том, что сокровище существует, я почти не сомневался. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.

Сходив на кухню за третьей порцией коктейля, я захватил из столовой дневник Кристофера, и принялся внимательно его перечитывать, надеясь, что найду что-то, что упустил вначале. Но, как бы я не вчитывался, ничего нового не увидел.

«Может, и прав Чарли, — с досадой подумал я. — Ну, спрятал он ценности во время войны, а потом война закончилась, и он их снова вытащил. Или вообще продал, если предположить, что в военное время его семье пришлось туго и они страдали от голода, например. Кстати, а сколько лет ему было в сорок первом году? И когда он умер?»

Отложив дневник, я подошел к гобелену, отыскал на нем имя Кристофера Блумфилда и посмотрел на даты его жизни — 1885-1943г. Значит, он прожил всего пятьдесят восемь лет, а на момент написания дневника ему было пятьдесят шесть…

Я замер, потрясенный неожиданной догадкой. Он умер в сорок третьем, за два года до окончания войны! Это в пух и прах разбивало теорию Чарли. Если Кристофер и правда спрятал что-то, он никак не мог его вытащить обратно, дождавшись конца войны, потому что он до него попросту не дожил! И это, вкупе со словами дедушки Эллиота в письме, практически полностью подтверждает существование сокровища! Эллиот, несомненно, знал об этом гораздо больше, ведь он был сыном Кристофера. Вероятно, тот поделился с семьей своими намерениями спрятать ценности, только не сказал где и как… Странно, почему — настолько впал в паранойю, что не доверял собственным детям и жене? Возможно, учитывая, насколько он был напуган, мог и тронуться слегка на почве страха.

Я перевел дыхание, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Подытожим еще раз: Кристофер говорит, что хочет что-то спрятать, а Эллиот предлагает внукам заняться поисками фамильного сокровища — точно, все сходится! Интересно, как он собирался его искать? Простукивать стены, снимать паркет с пола? Или все же у него была какая-то информация, с чего начинать поиски?

С другой стороны, Кристофер должен был оставить хоть какую-то подсказку. Он же должен был понимать, что может и не пережить войну, а чтобы его дети или внуки могли найти спрятанное, они нуждались в какой-то информации.

«А может, поэтому они его и не нашли? — протянул ехидный голосок в голове. — Потому что он не оставил никаких подсказок?».

Я потряс головой. Детектив внутри меня уже проснулся, и успокаиваться не желал. Я снова взял руки страницы из дневника. Возможно, в этих записях скрыт какой-то шифр?

И я, в лучших традициях Нэнси Дрю, принялся вертеть текст так и сяк: то пытался прочесть его задом наперед, то слово через слово, то менял буквы в словах местами, пробовал составить предложение из заглавных букв первых слов строк и абзацев… Тщетно. Получалась сплошная белиберда, никак не похожая на тайный шифр. Я приуныл.

Но уже через минуту, озаренный новой идеей, мчался на кухню, сжимая в руках страницы. На кухне я нашел спички, и вернулся в столовую, оглядывая стены. Искомое нашлось сразу — большой красивый канделябр со свечами висел на стене. Он тут был, понятное дело, просто для красоты — ведь дом был электрифицирован — но сейчас он мне очень пригодился.

В одном приключенческом фильме я видел подобное — на бумаге было написано невидимое послание чернилами из лимонного сока, а чтобы буквы проявились, необходимо было нагреть бумагу, подержав ее над огнем.

Я зажег несколько свечей, осторожно поднес к ним страницы, и замер в ожидании чуда.

Увы! Сколько я не грел бумагу, ничего нового на ней не появилось. Раздосадованный, я потушил свечи, повесил канделябр на место и вернулся в гостиную, искренне радуясь, что Чарли не видел, чем я тут занимался, иначе он смеялся бы надо мной до конца моих дней.

Остаток вечера я, поумеривший свой детективный пыл, просто просидел в гостиной размышляя обо всем и ни о чем одновременно. Часы пробили десять, а Чарли все не было. Я снова почувствовал легкое беспокойство, особенно когда начал по новой вспоминать все странности, произошедшие с нами за последние три дня. Открытые двери, подозрительные машины, ядовитые (или нет?) ягоды… Красивая соседка, не пожелавшая с нами разговаривать. Как бы с ней познакомиться? Она могла многое знать о Блумфилдах, учитывая, что живет по соседству… К тому же, она действительно очень красивая. И она так заинтересованно смотрела на меня… ну, пока не увидела, что мы близнецы.

Из размышлений, медленно превращающихся в сны, меня выдернуло скрежетание ключа в замочной скважине входной двери. Я мельком глянул на часы — половина одиннадцатого — и поспешил навстречу Чарли, который нетвердой походкой вошел в дом.

— Все в порядке? — спросил я и, дождавшись ответного кивка, продолжил: — Ну, как прошел вечер?

— О, — Чарли загадочно улыбнулся, и я понял, что он слегка пьян, — узнал столько интересного! И еще, не поверишь, кого я там увидел!

— И кого же? — нетерпеливо спросил я.

— Нашу мисс «сэр, не ешьте эти ягоды, они ядовиты», — пропел Чарли, подражая тоненькому женскому голоску. — Представляешь, она там работает барменшей, оказывается!

— Ну надо же! — воскликнул я. — И что, тебе удалось поговорить с ней? Или с кем-то другим? Что ты смог узнать?

— Подожди, чего ты с порога на меня накинулся? Дай хоть дух перевести! Сейчас я расскажу все по порядку. Я так быстро шел, что у меня в горле пересохло! — пожаловался Чарли.

— Я тебя понял, пойдем, смочим твое горло, — вздохнул я, проходя вслед за ним в гостиную.

Приняв от меня бокал с виски, Чарли уселся в кресло, глотнул, откашлялся и начал свой рассказ.

Выйдя за ворота поместья, Чарли не спеша пошел по улице. Над Бейкуэллом уже сгущались вечерние сумерки, и редкие фонари вдоль дороги зажглись, отбрасывая на асфальт круги желтого цвета. Паб, в который он направлялся, Чарли приметил еще в день приезда, а потом расспросил кассиршу в супермаркете, что это за место. Получив ответ, что это «тихий уютный паб, где очень вкусно готовят и всегда подают свежее пиво», Чарли уверился в необходимости его посетить.

Конечно, он слегка кривил душой, уверяя Джорджа в том, что отправляется в паб «собирать информацию» — в первую очередь, ему хотелось просто выпить, расслабиться, может быть, с кем-то познакомиться. Ну, заодно и послушать, о чем судачат за кружкой пива местные жители.

Паб «Три кота» находился недалеко от центра города, но на тихой маленькой улочке. Если верить надписи на вывеске, основан он был аж в 1920 году. Чарли толкнул массивную деревянную дверь и, войдя внутрь, замер на пороге, осматриваясь.

Зал был довольно большой, просторный, рядами стояли деревянные столики и уютные на вид диванчики. Барная стойка была выложена декоративным светлым камнем, имитирующем известняк, и освещена мягким желтым светом неоновых лампочек. Словом, вся обстановка была как в самом обычном пабе, коих по всей Англии несчетное количество.

Несмотря на то, что сегодня был вечер понедельника, народу в зале было немало — как минимум, половина столиков занята. Проходящая мимо официантка с подносом приветливо улыбнулась Чарли и произнесла, махнув рукой в сторону столиков:

— Проходите, присаживайтесь — свободных мест много!

Чарли почувствовал себя в своей стихии, мгновенно расслабившись. Он частенько любил по вечерам после работы посещать подобные заведения, и поэтому чувствовал себя в них, как рыба в воде. Секунду подумав — сесть за столик, или за барную стойку — он прошел через зал и сел за незанятый столик в углу, откуда хорошо просматривалось все помещение.

В пабе было не очень шумно, играла приглушенная музыка, но гул голосов все равно висел в воздухе, как будто жужжал рой пчел. Почти сразу та же самая официантка принесла меню, и Чарли углубился в его изучение.

Через пару минут официантка подошла снова, он заказал себе жареные колбаски с картошкой, салат и пинту⁽¹⁾ пива, и, наконец-то, смог оглядеть зал, откинувшись на мягкую спинку диванчика.

Паб был наполнен самой разнообразной публикой — за соседним столиком сидели двое пожилых джентльменов и, неспешно потягивая пиво, вели негромкую беседу; чуть дальше сидела компания молодежи — по громким тостам и ежеминутным выкрикам, можно было предположить, что они празднуют чей-то день Рождения. За столиком у самого входа расположилась женщина преклонного возраста, она попивала какой-то коктейль ярко-оранжевого цвета и читала книгу.

Невзначай обернувшись, Чарли увидел за одним из столиков двух молодых девушек, похоже, они тоже недавно пришли, и только листали меню, определяясь с заказом.

Посетители продолжали прибывать, молодой парень с темными волосами вошел в паб, оглядевшись, направился к барной стойке и уселся на высокий стул.

Тем временем официантка принесла Чарли его заказ, и он занялся едой, не переставая поглядывать вокруг. За барной стойкой высокая темноволосая барменша наливала пиво в кружки, на ней была рубашка, завязанная в узел на талии, и облегающие черные джинсы. Чарли окинул взглядом ее стройную фигуру и уже почти пожалел, что не сел за стойку, но тут барменша, стоявшая вполоборота, повернулась, чтобы поставить кружки на поднос официантки, и Чарли обомлел, узнав ее. Это же была их соседка с фермы! Вот так встреча…

Хорошо, что он не сел за стойку, иначе вся его конспирация могла пойти коту под хвост, если бы барменша назвала его по фамилии. На всякий случай, Чарли осторожно встал и, стараясь не привлекать к себе внимания, пересел за своим столиком так, чтобы оказаться спиной к барной стойке. Теперь он сидел лицом к тем двум девицам, которых заприметил ранее. Надо понаблюдать за ними какое-то время, и, если они так и останутся вдвоем, и будут выпивать спиртное, попробовать к ним присоединиться.

Стремясь укрыться от взгляда барменши-соседки, Чарли оказался спиной к пожилым мужчинам за соседним столиком, и с удивлением заметил, что теперь гораздо лучше слышит их беседу. Но они говорили о чемпионате Англии по футболу, и Чарли, не интересующийся это темой, вернулся к своей еде, которая, кстати сказать, была действительно отменной!

Прошло около получаса. Прихлебывая пиво, Чарли исподтишка наблюдал за девушками, которых заприметил. Они заказали себе какие-то закуски и коктейли, и неспешно их потягивали. Судя по тому, что столик их был накрыт на двоих, они больше никого не ждали, и Чарли осторожно поглядывал на ту, что сидела к нему лицом, пытаясь поймать ее взгляд. Когда это произошло, он вежливо улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Вторая девушка, заметив, что ее подруга с кем-то переглядывается, мигом обернулась, Чарли и ей послал улыбку. Обе они тут же смущённо опустили глаза, и Чарли тоже отвел взгляд.

Рассматривая свою пивную кружку, он начал размышлять, как лучше к ним подойти и познакомиться, чтобы не отпугнуть и не показаться настойчивым, но от этих мыслей его оторвала его собственная фамилия, прозвучавшая совсем рядом.

— Слыхали, что объявились наследники Блумфилдов? — говорил джентльмен за соседним столиком, обращаясь к своему собеседнику.

— Да что вы говорите! — воскликнул второй мужчина. — Хотя пора уже, со дня смерти Эллиота прошло уже больше полугода… И кто они?

— Двое молодых парней, братья-близнецы. Они дальние родственники старика Эллиота. Приехали в Рэдберри дня три назад.

— Значит, снова близнецы, — без удивления заметил мужчина. — А как вы об этом узнали, Эрни, позвольте спросить?

— Моя горничная Мэри… Она подметала дорожку перед домом, когда они остановились спросить у нее дорогу до своего особняка. Она прибежала в дом такая испуганная, будто за ней черти гнались! — Эрни возмущенно фыркнул. — Она, понимаете ли, верит во все эти россказни насчет Блумфилдов — мол, все они колдуны, их женщины ведьмы, а братья-близнецы так и вовсе исчадия ада!

— А вы, стало быть, не верите?

— Бог с вами, Маркус, конечно, нет! — рассмеялся Эрни.

— Ну и зря, — процедил Маркус. — Мой дед работал конюхом в Рэдберри еще при Альберте и Вивьен, и уж такого он там понасмотрелся, доложу я вам! У них там в одной из комнат целая алхимическая лаборатория, где они варили свои колдовские зелья, а по дому бродят призраки их умерших предков, мой дед их сам видел, да! Женщины этой семьи раз в год на Самайн⁽²⁾ собираются ночью на кладбище, где проводят свои страшные ведьмовские ритуалы…

— Ну хватит, Маркус, — устало перебил его Эрни. — Я тоже в детстве слышал все эти страшилки. Может, сто или двести лет назад так оно и было, но сейчас…

— И сейчас так же! — горячо заверил его Маркус. — Если род колдовской, это никуда не денется! А то, что Эллиот завещал особняк не своим родным внукам, а близнецам, которых никогда и не видел — прямое тому подтверждение! Ведь, согласно легенде, только братья-близнецы могут повелевать домом и душами Блумфилдов, а также самым страшным их порождением — красными ягодами!

Чарли сидел, почти не дыша, даже забыв про свое пиво. Он ждал, что ответит Эрни, но тот молчал.

— Ну, ягоды — это конечно странность, — наконец согласился он. — Столько случаев отравлений ими было — а самим Блумфилдам хоть бы хны! И собирали, и ели, и даже продавали…

— Вот-вот! — подхватил Маркус. — А это все потому, что все они колдуны, и ягоды эти — колдовские! Только близнецы из рода Блумфилд могли ими повелевать! Захотели — сорвали безобидную ягодку с дерева, а захотели — она превратилась в отраву!

— Ну, мой дорогой друг, что-то вас заносит! — возмутился Эрни. — Я согласен, что эту семью окутывало множество тайн и странностей, но я предпочитаю мыслить разумно, и считаю, что всему есть рациональное объяснение!

— Вот вы всегда такой, — сокрушенно вздохнул Маркус. — Не желаете знать ничего, что выходит за рамки привычного…

Пожилые люди замолчали. Чарли сидел, переваривая услышанное, стараясь запомнить все слово в слово, чтобы ничего не упустить, и не забывал при этом улыбаться девушкам, с которыми все-таки решил познакомиться во что бы то ни стало.

Выждав еще с полчаса, Чарли понял, что мужчины за соседним столиком возвращаться к теме Блумфилдов не собираются. Тогда он подозвал официантку, заказал себе еще пива и попросил на секунду карандаш или ручку. Когда удивленная официантка протянула ему простую синюю ручку, он быстро нацарапал на салфетке записку: «Милые дамы, могу ли я к вам присоединиться и угостить вас?», и попросил передать ее девушкам за столиком у окна. Понимающе усмехнувшись, официантка ушла, а уже через пару минут Чарли получил ответ на той же салфетке: «Давайте попробуем».

Не раздумывая, Чарли подхватил свою кружку с пивом и направился к ним. Девушки тем временем уселись рядышком на один диванчик, освободив для него второй.

— Добрый вечер! — обворожительно улыбаясь, произнес Чарли. — Простите, что побеспокоил вас, но я просто не мог отказать себе в удовольствии познакомиться с такими красивыми девушками… меня зовут Чарли.

— Очень приятно, я Кэти, — представилась та, что сидела слева, с длинными русыми волосами, собранными в хвост и зелеными глазами.

— Ханна, — кивнула вторая, с кудрявыми рыжеватыми волосами до плеч и веснушчатым лицом.

— Рад знакомству! — Чарли отпил пива из своей кружки, и откинулся на спинку диванчика, стараясь, чтобы его жест выглядел расслабленно, но не развязно. — Я приехал в Бейкуэлл по работе, и уже который вечер изнываю от одиночества, рад, что такие прекрасные девушки как вы, согласились составить мне компанию!

Кэти и Ханна заулыбались комплименту, и Кэти спросила:

— А кем вы работаете, Чарли?

— Грубо говоря, я строитель, — здесь Чарли даже не пришлось врать. — Выполняю заказы на строительство мелких объектов от частных лиц. Ну, знаете — построить беседку, теплицу, навес над крыльцом, и все этом роде.

— Как интересно! И где же вы сейчас работаете?

— Одна пожилая леди наняла меня, чтобы построить беседку на ее заднем дворе, — здесь Чарли уже пришлось сочинять, но его легенда была готова заранее. — Поэтому пришлось приехать в Бейкуэлл и ненадолго поселиться здесь. А вообще, я живу в Шеффилде.

Кэти и Ханна вежливо покивали, Чарли в свою очередь спросил откуда они сами и чем занимаются. Завязалась светская беседа, в ходе которой он узнал, что они коренные жительницы Бейкуэлла, обе работают в офисе какой-то компании в центре города, но мечтают переехать в Лондон из «этой дыры».

Заказав у официантки коктейли для своих новых знакомых, Чарли расслабился окончательно. Спустя какое-то время все трое уже хохотали до слез над какой-то бородатой шуткой, а Чарли рассказывал все новые и новые истории, которые становились все более уморительными.

Через некоторое время Чарли понадобилось отлучиться в уборную, заходя туда, он случайно задел плечом какого-то парня — выпитое пиво давало о себе знать, и координация движений была немного нарушена. Чарли вежливо извинился, но парень со злостью глянул на него и, не сказав ни слова, ушел. Чарли припомнил, что этот парень пришел чуть позже него и сидел весь вечер один за барной стойкой.

«Наверное, тоже хотел подкатить к этим двум цыпочкам, да не успел», — мельком подумал он, мигом выбросив странного парня из головы.

В уборной толкалась толпа народа, многие курили возле открытого окна, Чарли тоже не отказал себе в удовольствии выкурить сигаретку, и, пока стоял, пару раз слышал из толпы упоминание своей фамилии, но в общем гвалте не смог разобрать кто и что говорил.

«Блумфилды тут, похоже, местная достопримечательность, — с раздражением подумал он, затушив окурок в пепельнице. — Если все темы разговора исчерпаны, начинают сплетничать о них».

Вернувшись за столик, он бросил взгляд на часы, висевшие на стене за барной стойкой, они показывали без четверти девять.

— Ты торопишься, Чарли? — спросила Кэти, в ее голосе слышалось, пожалуй, искреннее сожаление.

— Нет-нет, что ты! — замахал руками Чарли. — Просто, как я уже говорил, я сейчас работаю у одной пожилой дамы, и, согласно нашему с ней договору, в восемь утра я должен быть на рабочем месте…

— Не переживай, паб закрывается в два, в любом случае, к восьми утра успеешь! — засмеялась Ханна, и Кэти, а затем и Чарли подхватили смех.

— Кстати, — отсмеявшись, продолжала Ханна, — а где живет эта женщина? И как ее фамилия? У нас городок маленький, может быть, мы ее знаем.

Чарли почувствовал, что это опасный вопрос. Главное, сейчас не облажаться.

— На Бертон-стрит, — осторожно начал он, и приложился к кружке с пивом, выигрывая время.

— Я никого оттуда не знаю, — пожала плечами Кэти. — Мы живем в другой части Бейкуэлла.

— Я тоже, — кивнула Ханна. — Знаю только поместье Блумфилдов на Бертон-стрит, и все.

Чарли навострил уши.

— Поместье Блумфилдов? — небрежно спросил он, делая вид, что все, что его интересует в данный момент — это чесночная гренка в его тарелке. — А кто это?

Девушки неожиданно рассмеялись.

— Прости, — встретив его недоуменный взгляд, сказала Кэти. — Сразу видно, что ты приезжий, раз не знаешь, кто они. А у нас тут о них разве что грудной младенец не слышал. Самая известная семья в Бейкуэлле, их поместье Рэдберри — самый большой и богатый дом на весь город!

— Так они богачи какие-то? — все тем же небрежным тоном поинтересовался Чарли.

— Именно, — кивнула Ханна, помешивая соломинкой свой ярко-зеленый коктейль. — Аристократы, если можно так сказать. Поколения их семьи жили здесь на протяжении нескольких веков, и, как это всегда бывает, среди простых людей о них витало множество слухов, легенд и поверий.

— Это каких же? — спросил Чарли, хотя уже примерно знал ответ.

— Говорят, что они колдуны, — поежившись, ответила Кэти, и принялась нервно поправлять свой русый хвост, будто бы стремясь чем-то занять руки. — Много было тому подтверждений — то их видели на кладбище ночью, то в окнах их особняка горел какой-то потусторонний огонь. Простолюдины, кто работал у них в обслуге, тоже постоянно рассказывали о всяческих ненормальных вещах, которые творились в их доме. Вроде бы, там видели привидений или что-то вроде того…

— Еще говорят, что на территории их поместья растут какие-то ягоды, которые ядовиты для всех, кроме тех, в чьих жилах течет кровь Блумфилдов, — подхватила Ханна. — Об этом даже легенда есть, местные рассказывают ее своим детям как страшилку…

— На протяжении нескольких веков в их семье часто случались загадочные и непонятные смерти, — продолжила Кэти. — В общем, странностей хватает для того, чтобы эту семью обходили стороной.

— Ты еще забыла слухи о пропавшем сокровище! — Ханна задумчиво водила пальцем по краю своего бокала, по ее лицу было непонятно, что сама она думает об этих слухах.

— Сокровище? — наигранно вскинул брови Чарли. — Неужели их считают еще и обладателями философского камня, который дарит бессмертие и превращает металл в золото?

— О нет, здесь все куда прозаичнее, — рассмеялась Кэти, глядя на него, и Чарли невольно подумал о том, какая красивая у нее улыбка. — Говорят, во время второй мировой войны один из Блумфилдов, обезумев от страха за свою жизнь и имущество, спрятал все фамильные ювелирные изделия, которые передавались по наследству из поколения в поколение, в какой-то тайник. И никому ничего не сказал об этом тайнике — где он находится или как его найти. А через год или два скоропостижно скончался от сердечного приступа, унеся свою тайну с собой в могилу. Так Блумфилды и остались без своих украшений — никто из его детей, внуков или правнуков так и не смог их найти.

— Хотя мне кажется, что он просто их продал, а деньги прокутил, — скептически фыркнула Ханна.

— Все может быть, — пожал плечами Чарли, делая вид, что отнесся к услышанному, как к забавной байке, а про себя подумал: «если столько поколений не смогли найти его, вряд ли сможем мы. Если оно вообще еще спрятано, а не было найдено и продано без огласки каким-нибудь ушлым Блумфилдом».

В голове у Чарли уже приятно шумело от выпитого пива, и он не сразу сообразил, что еще что-то заинтересовало его в рассказе девушек, но спустя пару минут все же вспомнил.

— Ханна, ты говорила, есть какая-то легенда об этих Блумфилдах? — спросил он невзначай.

— Легенда о красных ягодах, — кивнула она. — Так ее обычно называют. Мне ее в детстве рассказывала бабушка, но я совершенно не помню, о чем она. Что-то о Блумфилдах и этих ягодах, которые ядовиты для всех, кроме них, но точнее сказать ничего не могу.

— Тебя это настолько заинтересовало? — удивилась Кэти, обращаясь к Чарли.

— Ну, это же всегда интересно — легенды и поверья маленьких городков, чего только люди не придумывают! — не очень убедительно восхитился Чарли.

— Тогда тебе стоит спросить об этом кого-то постарше, старожилы наверняка помнят ее целиком, — посоветовала Кэти. — Например, та леди, у которой ты работаешь — если она коренная жительница Бейкуэлла, несомненно, она знает эту легенду.

«Да, а еще она не существует», — уныло подумал Чарли, но вслух сказал, пытаясь изобразить восторг:

— Точно! Так и сделаю!

— Может, хватит уже об этих Блумфилдах? — капризно протянула Ханна, с огорчением заглядывая в свой пустой бокал. — Чарли, может ты расскажешь нам еще несколько забавных историй о твоей работе?

— С удовольствием, — расплылся в улыбке Чарли. — И, я думаю, еще по коктейлю?

— Это однозначно не будет лишним, — с наигранной чопорностью ответила Кэти, и вся троица рассмеялась.

Больше о Блумфилдах они не говорили, но Чарли был доволен — он узнал достаточно хотя бы для того, чтобы понять, почему от них с братом в ужасе шарахаются люди.

1) Пинта = 500 миллилитров

Вернуться к тексту

2) Самайн — кельтский праздник окончания сбора урожая, в наше время известен как Хэллоуин

Вернуться к тексту

Меня разбудил жуткий грохот и шум, ворвавшиеся в мой сон так внезапно, что я подскочил на кровати, и первые пару секунд не мог понять, где я нахожусь. Потом сообразил, что я в своей спальне в поместье Рэдберри, а разбудила меня бушевавшая за окном гроза.

Стояло ранее утро. Комната была наполнена серым рассветным полумраком, из-за неплотно задернутых штор пробивался тусклый рассеянный свет, изредка озаряемый всполохами молний. Периодически грохотал гром, и был слышен шум сильного дождя. Настенные часы показывали пятнадцать минут восьмого.

Выбравшись из постели, я подошел к окну и отдернул шторы. Моему взору предстала типичная осенняя картина — серое небо, в котором вспыхивают молнии, желтые листья на деревьях, качающихся под порывами сильного ветра… Дождь хлещет, как из ведра, его косые струи стекают по стеклам, а на земле полно луж, на которых разбегаются круги от капель.

Полюбовавшись пару минут на погоду, я вернулся в кровать, укутался одеялом почти до головы, и попытался уснуть, но сон больше не шел. Мешал шум разгулявшейся стихии и водоворот собственных мыслей. К тому же, я услышал за стенкой возню и шаги, значит, Чарли тоже не спит.

Спустя пару минут моя догадка подтвердилась, и Чарли, постучавшись, заглянул ко мне в комнату.

— Тебя тоже гроза разбудила? — зевнул он. — Можно к тебе?

— Заходи, — кивнул я. Все равно уснуть уже не получится.

Чарли прошел в комнату и сел в кресло; он зябко кутался в накинутый на плечи плед, хотя в доме было совсем не холодно.

— Что думаешь по поводу всего, что мне удалось разузнать вчера? — он взял с каминной полки какую-то статуэтку и принялся машинально крутить ее в руках.

— Ну… — я нарочито задумался, — мы принадлежим к семье колдунов, сами мы исчадия ада, можем безнаказанно есть ядовитые ягоды, и живем в доме, полном духов наших умерших предков… Как-то так.

— Ого, ты шутишь в половине восьмого утра, ничего себе! — притворно удивился Чарли. — А если серьезно? Ты веришь в эти россказни?

Я задумался, глядя на желтые верхушки деревьев, качающиеся за окном.

— Как тебе сказать… Насчет того, что наши предки были колдунами — черт его знает, ведь есть люди, которые в это верят, совершают обряды всякие, по кладбищам ходят, с умершими общаются… Может, кто-то из Блумфилдов и занимался чем-то подобным, но чтоб уж вся семья — это вряд ли. Мне больше интересно, что это за история такая с красными ягодами — для всех они ядовиты, а для нас — нет…

— Ну это уже вообще бред, — решительно заявил Чарли. — Если в то, что кто-то занимался магией (или думал, что занимается магией) я еще поверю, то в эту чушь с ягодами — ни за что!

— Но как ты тогда объяснишь, почему все их считают ядовитыми, а мы не отравились? — резонно спросил я.

— Может, они ядовиты в больших количествах, — предположил Чарли. — Или когда недозрелые. Или перезрелые. Да мало ли…

— Ты говорил, что вроде легенда какая-то о них существует?

— Угу. Надо бы узнать ее, может тогда поймем, в чем дело. Только вот ее никто из молодежи не помнит, — сокрушенно вздохнул Чарли.

— Ну, когда пойдешь в паб в следующий раз, будешь знакомится с женщинами постарше! — хмыкнул я. — Или лучше с бабушками, чтобы наверняка узнать легенду…

Расхохотавшись, я с трудом увернулся от диванной подушки, которую Чарли швырнул в меня.

— Сам пойдешь в паб в следующий раз, — буркнул он, — и будешь там знакомиться с кем хочешь — хоть с бабушками, хоть с дедушками…

— Пойду, — согласился я, и в ответ на его недоуменный взгляд пояснил: — Попытаюсь познакомиться с нашей соседкой-барменшей и разговорить ее. Сдается мне, она много знает о Блумфилдах, раз уж наши дома разделяет лишь невысокая ограда…

— Думаешь, получится? — с сомнением спросил Чарли. — Она ведь знает, что мы Блумфилды. Наверное, тоже верит во все эти слухи про колдунов.

— Даже если и верит, то не боится, — задумчиво произнес я. — Тогда, когда она пыталась предупредить нас о том, что ягоды ядовиты, она не выглядела испуганной, когда увидела, что мы близнецы. Она смутилась, ей будто бы стало неловко, но не страшно.

— Думаешь? — оживился Чарли. — Может, тогда лучше мне попробовать? Только не обижайся, но я лучше нахожу общий язык…

— Нет! — выпалил я внезапно, удивив даже самого себя. — Я сам.

— Ну ладно… — Чарли удивленно глянул на меня, и вдруг хитро прищурился. — Да ты, никак, глаз на нее положил? Вот это да!

— Не мели ерунды, — фыркнул я, старательно отводя глаза. — Лучше скажи, что ты теперь думаешь насчет сокровища?

Чарли мигом посерьезнел.

— Что думаю? Теперь я точно уверен в том, что оно было. Подчеркиваю, было. О том, хранится ли оно до сих пор в своем неизвестном тайнике, мы не знаем. Вполне вероятно, что его уже давно нашли и продали, или присвоили.

— Но почему ты сомневаешься в том, что оно до сих пор спрятано? — с досадой спросил я.

— Потому, что так мне подсказывает здравый смысл, — назидательно проговорил Чарли, забираясь с ногами на кресло, и плотнее укутываясь пледом. — Это в твоих книжках сокровище веками лежит и ждет свою Нэнси Дрю, а мы живем в реальном мире!

Я молчал. Дождь все так же барабанил по стеклам, выл ветер, а я не знал, что сказать на этот аргумент и лихорадочно искал ответ. Наконец, меня осенило:

— Значит, нам надо в любом случае найти этот тайник, хотя бы для того, чтобы удостовериться, что он пуст! — радостно воскликнул я.

— Ты неисправим, — вздохнул Чарли, качая головой. — Говорят, что Кристофер не оставил никаких подсказок, где находится тайник — как мы, скажи на милость, найдем его? Несомненно, дом обыскивали сверху до низу, и не раз, если не нашли раньше…

— Его, по всей видимости, считали безумным, — перебил я. — Они могли не обратить внимания на какие-то его записи, сочли их бредом сумасшедшего, а на самом деле там содержалась информация, как найти сокровище!

— Ладно, ладно, я понял, — Чарли поднял руки вверх в жесте «сдаюсь», — тебя не переспорить, мистер детектив. Твоего опыта прочтения детективных книжек хватит на поиски десятка сокровищ, — хмыкнул он. — Предлагаю пока что заниматься тем же, чем и до этого — убираться в доме, разбирать вещи прежних хозяев, ну и держать ухо востро, как говорится. Сегодня можем взяться за гостиную — там тоже уйма всякой мебели, набитой старыми газетами и письмами.

— Согласен, — с облегчением кивнул я и откинулся на подушку, потянувшись всем телом.

Сквозь шум дождя снизу донесся звон часов — пробило восемь.

— Пойдешь завтракать? — Чарли поднялся с кресла и подхватил падающий с плеч плед. — Раньше начнем — больше сделаем.

— Ты прав, — кивнул я, выбираясь из кровати и натягивая джинсы. — И, кстати, у нас почти вся еда кончилась, осталось только несколько булочек.

— Вот уж обрадовал, так обрадовал, — поморщился Чарли. — Предлагаю сделку: ты покупаешь продукты — я готовлю?

Я возмущенно уставился на него, в который раз поражаясь тому, насколько хорошо этот жук меня знает, и манипулирует мной! Конечно, мы оба умели готовить, потому что много лет жили самостоятельно, но разница между мной и Чарли заключалась в том, что я готовил только при необходимости, самые простые и легкие блюда, которые не требовали больших затрат сил и времени. Чарли же откровенно получал удовольствие, хозяйничая на кухне — ему нравился сам процесс приготовления еды, он частенько готовил что-то замысловатое. А суть его «сделки» заключалась в том, что я, конечно же, не захочу возиться на кухне и соглашусь потратить на продукты свои деньги, лишь бы только не готовить. А он, таким образом, останется в выигрыше — и сэкономит, и займется любимым делом.

— Напиши список, что купить, — после минутной борьбы с собой, буркнул я. — Чуть позже схожу в магазин.

Чарли просиял и, не дожидаясь меня, ушел на кухню. Одевшись полностью, я отправился следом. Спускаясь по лестнице, я обратил внимание, что шум дождя и ветра здесь слышны намного сильнее, чем в комнатах. Сверху, с башни, ощутимо тянуло холодом. Проходя мимо картины с девушкой на мосту, я привычно задержал на ней взгляд. Картина мне очень нравилась, и это уже стало для меня своеобразным ритуалом — смотреть на нее каждый раз, когда спускаюсь или поднимаюсь по лестнице.

После завтрака Чарли вручил мне список продуктов, наспех написанный на салфетке; я пробежал его глазами. Курица, овощи — ничего необычного.

— Пойду, наверное, прямо сейчас, — подумал я вслух, выглядывая через кухонное окно на улицу, — дождь вроде немного стих и ветер прекратился.

Чарли согласно закивал, листая какой-то очередной журнал.

— А ты пока можешь начинать уборку в гостиной, — посоветовал я ему, слегка повысив голос. — Тебе необязательно дожидаться меня.

Чарли снова кивнул, но я не был уверен, что он прислушается к моим словам.

Спустя двадцать минут я, одетый в теплое осеннее пальто с высоким воротником, уже вышел на парадное крыльцо и вдохнул свежий чистый воздух, пропитанный дождем и запахом мокрых листьев. На удивление, на улице было не так холодно, как я предполагал, видимо, лето еще не спешило сдавать свои позиции. Дождь уже не лил, но еще и не закончился, поэтому я, прикрывая голову руками, добежал до своей машины и достал из багажника зонт. Конечно, можно было бы поехать и на машине, но супермаркет находился не так уж и далеко; к тому же, я стал замечать, что, находясь постоянно в мрачном особняке, я испытываю некое чувство духоты и нехватки воздуха, причем, больше на моральном уровне, нежели физическом — поэтому, я все же хотел пройтись пешком, несмотря на непогоду.

Стянув с зонта чехол, я спрятал его в карман, открыл зонт и вышел за ворота. Неприятным открытием для меня стал уже знакомый серебристый седан, припаркованный теперь у противоположной стороны улицы. Я медленно пошел в его сторону, ожидая, что он снова сорвется с места, стоит мне подойти, но нет — он стоял, не шелохнувшись, пока я проходил мимо. Кто сидел внутри, мне разглядеть не удалось, как я ни старался.

Видимо, это машина принадлежит кому-то из наших соседей, а почему он не ставит ее у своих ворот — ну, мало ли, какие странности бывают у людей! И то, что вчера она уехала, едва я подошел, было простым совпадением, а я уж навоображал себе невесть чего… Отругав себя за излишнюю подозрительность, я отправился по своим делам.

Обойдя пару магазинов, я купил все, что написал Чарли, и повернул обратно. Если поначалу я наслаждался прогулкой, то под конец я замерз и немного промок, поэтому мечтал как можно быстрее добраться до дома. Я уже подходил к своим воротам, как вдруг услышал, что меня окликнули.

— Мистер Блумфилд! Простите… мистер Блумфилд!

Обернувшись, я с удивлением заметил нашу таинственную соседку, она направлялась ко мне, держа в руках какой-то темный предмет.

— Вы обронили вот это… — остановившись в нескольких шагах от меня, девушка протянула мне что-то, в чем я с удивлением узнал свой чехол от зонта. Сунув руку в карман, я убедился, что его там нет.

— Спасибо, — растерянно произнес я, забирая у нее чехол. Я чувствовал, что нужно еще что-то сказать, раз уж выпала такая возможность, но не мог собраться с мыслями, разглядывая мельчайшие капельки дождя на ее черных кудрях. — А… где вы его нашли?

— Около часа назад я увидела в окно, как вы уходили, и как из вашего кармана выпал этот чехол. Но пока я вышла из дома, вас уже и след простыл. Тогда я подобрала его, чтобы отдать вам позже, — вежливо ответила девушка, глядя куда-то поверх моего плеча.

— И вы стояли тут целый час? — глупо спросил я.

— Нет, что вы, я просто случайно увидела, как вы возвращаетесь, — смутилась незнакомка, — и решила догнать вас.

— Спасибо большое, — снова поблагодарил я, уже более искренне.

— О, не стоит благодарности, — девушка отвернулась, намереваясь уйти. — Всего хорошего, мистер Блумфилд.

— И вам, мисс… — я осекся, вспомнив, что не знаю ее имени, но, пока я набирался храбрости, чтобы спросить его, она уже скрылась в своем дворе.

Я постоял несколько секунд, глядя ей вслед и комкая в кармане чехол для зонта. Настроение мое ни с того, ни с сего заметно улучшилось, хотя видимых причин для этого вроде бы не было.

Подходя ко входу в особняк, я застал там Чарли, он курил, нервно расхаживая взад-вперед по крыльцу. Выражение его лица было, мягко говоря, странным. Я хотел было заговорить с ним — отчитать за то, что не занялся уборкой, или же рассказать о внезапной встрече с соседкой — я не успел определиться. Но Чарли меня опередил.

— Слушай, там, в гостиной, — начал было он, но перебил сам себя, — пойдем.

— Что в гостиной? — недоуменно переспросил я. Он что, нашел сокровище?

— Пойдем, — настойчиво повторил Чарли и, затушив недокуренную сигарету, вошел в дом.

Пройдя за ним в гостиную, я увидел там странную картину — все дверцы тумбочек и шкафчиков были настежь открыты, а некоторые даже сорваны с петель, окно тоже распахнуто, в комнате стоял холод и сырость, и бордовые шторы легонько трепыхались на ветру. В первую секунду я подумал, что нас ограбили, но потом сообразил, что все предметы лежат на своих местах, а содержимое ящиков не вытряхнуто наружу, и не разбросано в беспорядке по комнате. Значит, это не ограбление — но что тогда?

— Здесь все так было, когда я вошел, — хрипло произнес Чарли. — Кто мог это сделать?

Я молча разглядывал комнату, не находя, что ответить.

— Ты вчера последний отсюда уходил, — наконец озвучил я первое, что пришло на ум. — Я пошел спать, а ты остался допивать мой виски, и — я отыскал взглядом бутылку на столике, и с возмущением закончил: — выпил

почти половину!

— Да, но, когда я уходил, здесь все было в порядке! — воскликнул Чарли.

— Ты уверен? — скептически переспросил я, выразительно глянув на ополовиненную бутылку.

— Джордж, ты думаешь, я был настолько пьян, что учинил тут бедлам и забыл об этом? — возмутился Чарли. — Да чтобы так опьянеть, мне надо было бы выпить всю бутылку, если не больше!

— Хорошо, я верю, что ты не при чем, — я осторожно прошел в комнату, чтобы оценить масштаб повреждений. — Твои версии?

— Ну… окно могло быть неплотно закрыто, от сквозняка оно распахнулось, и ветер тут похозяйничал. Ты ведь сам слышал, какая буря была рано утром, — неубедительно проговорил Чарли, чувствовалось, что он и сам не верит в свои слова. Помолчав, он добавил: — Или привидения. Души умерших Блумфилдов, и все такое.

— Тогда эти привидения явно пытаются нам помочь, — улыбаясь, произнес я. — Мы ведь как раз в гостиной намеревались убираться, видишь, они все дверцы открыли, чтобы нам было проще…

Я рассмеялся, и Чарли, помедлив секунду, подхватил мой смех. Честно говоря, мне было совсем не смешно, да и ему, наверное, тоже. Просто мы не знали, как по-другому реагировать на произошедшее.

— Сможешь починить? — отсмеявшись, я осторожно качнул дверцу тумбочки, висевшую на одном болте. Чарли подошел и внимательно осмотрел ее.

— Думаю, да, — пожал плечами он. — Повреждения не выглядят серьезными.

Заметив пакеты с продуктами, которые я до сих пор держал в руках, он заметно оживился.

— Все купил? Отлично! Давай я займусь готовкой, а ты пока начинай уборку. Позже я к тебе присоединюсь, — выхватив у меня пакеты, Чарли унесся на кухню, не дожидаясь моего согласия, а я догадался, что он просто не хочет находиться в гостиной.

Вероятно, ему было просто страшно, и я не мог его за это винить. Я и сам балансировал на грани страха и скептицизма, отчаянно убеждая себя, что призраков не существует, и всему должно быть рациональное объяснение. Вот только придумать это самое объяснение я не мог, как бы ни старался.

Сходив наверх, я переоделся в сухое, и снова спустился в гостиную. Для начала закрыл окно и все раскрытые дверцы мебели, а после принялся за монотонную работу — по очереди просматривал содержимое всех ящиков и шкафов, внимательно читая каждую бумажку, попадавшую мне в руки.

Спустя пару часов в гостиную вернулся Чарли. Он уже не выглядел растерянным или испуганным; с ним из кухни пришел прекрасный аромат только что приготовленной еды.

— Ну как ты тут? Привидения не беспокоили? Нашел что-нибудь стоящее? — бодро поинтересовался он.

— На оба вопроса ответ «нет», — уныло ответил я, порядком подрастерявший хорошее расположение духа. Меня сильно расстроило то, что мне не удалось обнаружить ничего интересного — я-то надеялся, что мы теперь каждый день будем находить упоминания о таинственном сокровище!

— Ты уже все здесь осмотрел?

— Почти, остались только вон те две тумбочки, — я кивнул в сторону окна, — и вот эти ящики, — я указал на шкафчик, содержимое которого сейчас просматривал.

— Давай я тебе помогу, а после пойдем обедать, — предложил Чарли, направляясь в сторону окна.

— Давай, — вздохнул я, возвращаясь к ящикам, набитым каким-то бесполезным хламом.

Некоторое время в комнате стояла тишина. За окном снова пошел дождь, его капли барабанили по наружному подоконнику и, вкупе с тикающими в холле часами, создавали поразительную атмосферу уюта. Неприятное ощущение, появившееся у меня, когда я увидел разгромленную гостиную, почти прошло.

— Да здесь, похоже, было модным вести личные дневники, причем не только у женщин, но и у мужчин! — хмыкнул вдруг Чарли.

Переведя взгляд на него, я увидел, что он держит в руках какую-то толстую тетрадь в кожаном переплете.

— Похоже, это дневник Эллиота, — ответил он на мой вопросительный взгляд, — но он писал его совсем давно, около пятидесяти лет назад.

— Там может быть что-то важное! — встрепенулся я.

— Сомневаюсь, — покачал головой Чарли. — Я читаю его уже минут пять, но он пишет в основном только о своих детях — они тогда были еще маленькие. И… о нашем отце тут тоже есть.

— Дай посмотреть! — я подошел к нему, протягивая руку за тетрадью.

— Да там ничего особенного, только записи вроде «Оливер снова подхватил

простуду» или «Оливера очень хвалят учителя в школе», — Чарли протянул

мне тетрадь, но я не очень удачно схватился за нее, и умудрился выронить из рук. Она шлепнулась об пол с глухим стуком, и из ее страниц выпорхнула бумажка. Пока я поднимал тетрадь и осторожно разворачивал помявшиеся страницы, Чарли поднял бумажку, вгляделся в нее и присвистнул:

— А вот это, похоже, поинтереснее будет!

Мигом забыв о тетради, я обернулся.

То, что Чарли держал в руках, напоминало вырванную откуда-то страницу — довольно старую и пожелтевшую. Неужели, еще одна запись Кристофера? Только, в отличие от первой, она не была в идеальном состоянии — видимо, когда-то на нее что-то пролили, и рукописный текст местами был полностью нечитаем.

Я сделал э……….. спрятал …..го. Мне уд……….. одному в доме ………………………бы, задуманное. Теперь в……………. надежном месте, о к……………………… никто, кроме меня. Те………….. в безопасности. А когда опасн………………………..сумма дифференциалов электрического сопротивления помогут мне …………….. все обратно.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Чарли после нескольких минут вглядывания в текст.

— Не особо, — протянул я, крутя в руках записку и так, и эдак. — Он вроде пишет, что спрятал его, то есть сокровище, в надежном месте, о котором не знает никто, кроме него. Это, в принципе, и так понятно. Но вот последняя строчка… Сумма дифференциалов электрического сопротивления помогут — что это за чертовщина?

— Похоже, подсказку он все же оставил, — весело заметил Чарли. — Только непонятную никому, кроме него.

— Вот-вот, — кивнул я. — Поэтому, наверное, сокровище и не нашли. Электрическое сопротивление — это что-то из физики?

— Вроде да. Дифференциалы — из математики… Только что нам это дает? Ничего. — вздохнул Чарли.

Я не мог не согласиться. Мы с ним не блистали познаниями в точных науках, всегда отдавая предпочтение гуманитарным предметам. Да даже если бы и блистали — Кристофер явно оставил подсказку, понятную только ему одному, под этими словами он мог подразумевать все, что угодно.

— Пойдем обедать, — Чарли осторожно вытащил у меня из рук записку. — Я

такой супчик приготовил — ммм, пальчики оближешь!

За обедом я рассказал Чарли о встрече с нашей соседкой на улице. Я не собирался придавать этому какое-то особенное значение, но Чарли неожиданно заинтересовался подробностями, а потом глубокомысленно изрек:

— Я считаю, тебе действительно стоит сходить в паб, и постараться познакомиться с ней поближе. Думаю, у тебя есть шанс разговорить ее.

— Вот как? — я удивленно поднял бровь. — И почему же?

— Не могу объяснить, — Чарли задумчиво помешал ложкой суп в своей тарелке. — Считай, что это чутье.

— Как бы узнать, в какие дни она работает, — вслух подумал я. — Мне не улыбается таскаться туда каждый вечер.

— Это легко вычислить, — пожал плечами Чарли. — Смотри, в таких заведениях весь персонал обычно два дня работает, два отдыхает. Следовательно, если вчера я видел ее на работе, а сегодня ты видел ее на улице, у нее сегодня первый выходной, а на работу она выйдет послезавтра!

— Чтоб я без тебя делал! — беззлобно ухмыльнулся я, но на самом деле я был рад такой подсказке. — Значит, будем ждать до послезавтра.

После обеда мы бесцельно разбрелись по дому. На улице все так же шел дождь и усилился ветер, погода нагоняла тоску и сон, поэтому Чарли осел в гостиной у телевизора, а я пошел в библиотеку.

Сюда я не заходил с самого дня приезда — просто не было времени, теперь же намеревался наверстать упущенное. Книги всегда манили меня, и я ожидал найти тут что-нибудь интересное. Постояв у дверей, я какое-то время изучал обстановку комнаты, и поймал себя на мысли, что в день приезда настолько был переполнен впечатлениями, что совершенно не запомнил ее.

Мое внимание привлек большой напольный глобус, подойдя к нему, я покрутил его, рассматривая континенты и океаны. Интересно, зачем он здесь? Кто-то из наших предков был географом?

Затем я осмотрел массивный письменный стол — он выглядел невероятно тяжелым и будто бы вросшим в ковер. Усмехнувшись, я подумал, что, наверное, он появился тут еще до того, как построили сам особняк. В то же время, стол был очень красивым и, не побоюсь этого слова, величественным. Если бы я был, например, писателем, то обязательно устроил бы себе рабочее место именно за таким столом.

Обойдя его с другой стороны, я с удивлением заметил, что один из ящиков закрывался на кодовый замок. Код, по всей видимости, должен был состоять из четырех цифр. Нужной комбинации я не знал, поэтому не стал даже пытаться открыть его.

Отвернувшись от стола, я продолжил обход комнаты. Кресла и столик перед камином меня не заинтересовали, и я направился прямиком к книжным полкам.

Чего тут только не было! Я поразился тому, насколько разносторонним был ассортимент книг. Видимо, многие поколения Блумфилдов пополняли семейную библиотеку, руководствуясь своими увлечениями и деятельностью. Здесь можно было найти и труды по философии, и научные пособия по инженерии, и книги, посвященные изобразительному и художественному искусству. Целая полка была отведена древней

Греции — легенды и мифы, эпосы, поэмы «Илиада» и «Одиссея», а также книга «Происхождение и история греческого алфавита».

Полистав «Легенды и мифы Древней Греции», я отошел к другой полке, которая заинтересовала меня еще в прошлый раз — на ней стояли старинные и потрепанные временем книги. Я был немало удивлен, увидев, что все они относятся к ботанике и биологии, причем, судя по их виду, многим из них было не меньше ста лет!

Я увлекался биологией в школе, поэтому, вытащив с полки увесистый том «Общая ботаника и основы селекции», присел в ближайшее кресло. Однако, уже спустя пять минут, понял, что это бесполезно — книга была написана очень давно, старомодным языком с тяжелыми речевыми оборотами, и читать ее было просто невозможно.

Поставив «Ботанику» на место, я продолжил осматривать книжные корешки на полках, но вскоре меня постигло разочарование — художественной и развлекательной литературы здесь практически не было. Увы, а я-то надеялся найти себе какой-нибудь детективный роман! Но из подобного обнаружил лишь «Убийство в Восточном экспрессе» и «Десять негритят» Агаты Кристи. Перечитывать их мне совершенно не хотелось — я уже и так знал, кто там убийца.

Выходило так, что никакой книги для чтения в огромной библиотеке я себе не нашел. Привезенный с собой из дома роман я уже дочитал, и теперь страдал от литературной жажды. Впрочем, у меня был один вариант.

Вернувшись в гостиную, я взял со столика дневник Эллиота, который нашел сегодня Чарли. Что бы он там не говорил, а мне было интересно почитать о детстве и юности нашего отца, пусть даже это были ничего не значащие записи о его здоровье или успехах в учебе. К тому же, я смутно надеялся найти в дневнике хоть какую-нибудь информацию о Кристофере — все-таки, Эллиот был его сыном.

Остаток дня мы так и провели — я за чтением, а Чарли перед телевизором.

Предыдущие несколько ночей прошли тихо и спокойно, но этой ночью я, на удивление, спал плохо. Мне снились какие-то сны, настолько реальные, что когда я просыпался, мне казалось, будто я и не спал. Причем, проснувшись, вспомнить их я не мог. Кроме того, я постоянно слышал какие-то шорохи, скрипы, казалось, весь старый дом ожил и пришел в движение. В половине четвертого ночи, проснувшись от очередного сна, я явственно услышал шаги в коридоре за дверью моей спальни. Тихие, крадущиеся, они прошли сначала в одну сторону, потом в другую. Я откинул было одеяло и присел на кровати, намереваясь выйти и посмотреть, в чем там дело, и… не пошел.

Я просто испугался, признаюсь, и позор мне за это. Я улегся обратно и накрылся одеялом, убеждая себя, что это просто Чарли проснулся и бродит по дому, а значит, мне незачем вылезать из теплой постели.

Долго еще я лежал, прислушиваясь к малейшему шороху, а заснуть мне удалось лишь когда чернильная темнота ночи подёрнулась серым предрассветным сумраком, на соседской ферме запели первые петухи, а в доме, наоборот, все стихло.

Проспал я до десяти утра, но все равно чувствовал себя разбитым и не выспавшимся. Спустившись в кухню, я сварил кофе на двоих, открыл пакет с купленным вчера печеньем и приступил к завтраку.

Спустя минут пятнадцать появился Чарли. Я заметил, что выглядел он ничуть не лучше, чем я — таким же сонным и уставшим. Пробормотав приветствие, он налил себе кофе и сел за стол, гипнотизируя взглядом свою чашку.

— Как дела? — деланно бодрым голосом спросил я.

— Спал отвратительно, — поморщился Чарли. — Можно сказать, вообще не спал. Всю ночь что-то скрипело, шуршало, как будто по всему дому шастали полчища крыс-мутантов!

— Я тоже все это слышал, — тихо сказал я. — Может, это как-то связано с погодой? Ну, например, от сырости — древесина напиталась влагой и начала разбухать, поэтому все перекрытия начали скрипеть…

Я замолчал, наткнувшись на скептический взгляд Чарли.

— Джордж, это невозможно! — фыркнул он. — Согласно документам на дом, он построен из кирпича. Из древесины тут только полы, лестницы, двери и окна, но чтобы они начали разбухать от влаги, дождь должен идти не один день, а пару недель, как минимум. Кроме того… я кое-что видел. Очень странное. Может быть, мне это даже померещилось…

Последние фразы Чарли произнес очень неуверенно, и замолчал, прервав себя на полуслове. Я опустил руку с чашкой, которую не успел поднести ко рту для очередного глотка, и спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно:

— Где? В доме?

— Нет, — он медленно покачал головой. — Мне не спалось, я решил пойти покурить. Вышел на крыльцо, закурил, и стал осматриваться по сторонам. Хотя было очень темно, кое-что я все же различал. И через какое-то время увидел темную фигуру. Она стояла на дорожке в саду, из-за кустов ее было плохо видно, — Чарли обхватил свою чашку с кофе так крепко, что аж костяшки пальцев побелели. На лице его застыло нечитаемое выражение. — Она выглядела как девушка или женщина… фигура определенно не мужская… закутанная в какой-то балахон или плащ. Просто стояла и не шевелилась. Она была вся черная, понимаешь, вот чисто черного цвета, как будто сгусток тьмы какой-то. Как я не пытался рассмотреть ее лицо и детали одежды — не смог. Мне стало страшно, прямо ужас какой-то нахлынул, и я убрался в дом от греха подальше.

Я молчал, не зная, что и сказать. Начать убеждать брата, что ему это померещилось спросонья? Или попытаться придумать еще какое-то рациональное объяснение? Все это казалось бесполезным, и я спросил просто первое, что пришло в голову:

— А во сколько это было?

— Около трех часов ночи, — не задумываясь, ответил Чарли.

— Точно? А не в половине четвертого?

— Нет. А что?

— Я слышал шаги в коридоре второго этажа, — нехотя признался я. — В половине четвертого. Я думал, это ты ходишь…

— Я выходил около трех, — уверенно сказал Чарли. — Потом я примчался в свою комнату и носа из нее не высовывал до самого утра.

Воцарилось тяжелое молчание. На улице сегодня снова шел дождь, но его шум больше не казался мне умиротворяющим и мелодичным. Я лихорадочно обдумывал все, что только что услышал и, как не пытался мыслить рационально, приходил только к одному неутешительному выводу.

— Похоже, все эти слухи вовсе не беспочвенны, — озвучил Чарли мои мысли. — В доме-то и правда чертовщина творится.

— Выходит, что так, — уныло кивнул я. — По крайней мере, другого объяснения я не вижу.

— И что нам теперь делать?

— А что нам еще остается? Жить здесь мы все равно не собирались, — вздохнул я. — Разберем все вещи и выставим дом на продажу, как и планировали. Только вот найти покупателя будет ох как непросто. Ни один местный не захочет покупать этот дом.

— Эх, а мне только-только начало здесь нравится, — с грустью заметил Чарли.

Я не мог с ним не согласиться. Мне тоже нравилось здесь, к тому же, я все еще не терял надежды на самом деле найти сокровище. Но если подобное тому, что творилось сегодня ночью, будет происходить постоянно, долго мы тут не выдержим.

— Я вот еще что думаю, — сказал вдруг Чарли. — Если тут и правда бродят духи наших предков, наверное, они не должны причинить нам вреда? Ну, мы же тоже Блумфилды, и все такое…

Я усмехнулся, удивляясь тому, насколько оптимистично Чарли смотрит на все происходящее вокруг. Только что был напуган, а спустя пару минут пытается шутить о том же, что его испугало.

— Ну да, я же говорил, что они нам помогают — помнишь, дверцы мебели в гостиной пооткрывали, чтобы нам было проще убираться, — я вяло засмеялся и Чарли неискренне растянул губы в подобие улыбки.

— Кстати, я вчера перед сном читал дневник Эллиота, — будничным голосом начал я, чтобы перевести разговор на более нейтральную тему. — Знаешь, он описывает столько забавных моментов из детства нашего отца! Он был тем еще озорником и шкодником, оказывается!

— Правда? — заинтересовался Чарли.

Я начал пересказывать забавные истории об отце, прочитанные вчера. Через некоторое время я вспомнил о фотографии, которую видел в альбоме в то утро, когда мы попробовали красные ягоды. Я ведь тогда так и не показал ее Чарли! Позвав его с собой, я прошел в столовую, вытащил из буфета альбом и положил его на обеденный стол, открыв нужную страницу. Мы с Чарли присели на соседние стулья, разглядывая фото. На следующих страницах нашлось еще несколько фотографий отца, мы с интересом их рассмотрели, а потом Чарли принялся перелистывать альбом с самого начала.

— Интересно, кто это? — спросил он, указывая на довольно старое фото немолодой пары.

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Фотографии не подписаны.

— А на обороте смотрел?

Я мысленно обозвал себя последним идиотом и вытащил фотографию из прорезей, в которые она была вставлена. На обратной стороне витиеватым почерком была выведена потускневшая надпись: Альберт и Вивьен Блумфилды, 1905 год.

— Какие-то наши далекие прапра… — заметил Чарли.

Пролистав еще несколько страниц, мы снова наткнулись на фото семейной пары, только люди были немного моложе, а сама фотография чуть новее и качественнее. На обороте значилось: «Кристофер и Жаклин Блумфилды, 1939 год.

— Так вот какой он, этот Кристофер, — вслух подумал я, разглядывая человека лет пятидесяти с короткими густыми волосами и его жену — приятной внешности блондинку такого же возраста, со сложной прической из множества локонов.

На фотографии они были запечатлены только по пояс, что давало возможность рассмотреть подробно их лица и прочие мелкие детали. На Кристофере был костюм, белая рубашка и галстук с вычурным зажимом, на манжете рубашки, выглядывающей из-под рукава пиджака, блестела красивая запонка. На Жаклин было платье с глубоким декольте, в вырезе которого на тонкой золотой цепочке висела подвеска из нескольких камешков, изображающих гроздь ягод. Такими же были и серьги в ее ушах, видимо это был комплект. Цвет камешков в украшениях был непонятен ввиду того, что фото было черно-белым, но почему-то я был почти уверен, что они красные.

Красные ягоды… Украшения в виде красных ягод…

— Чарли! — внезапно выпалил я так резко, что он вздрогнул. — Это же и есть сокровище!

— Где?

— Да вот! — я ткнул пальцем в фотографию. — Вот эти украшения! Подвеска и серьги…

— Запонки и зажим для галстука! — ахнул Чарли. — Смотри, они все выполнены в виде ягод, несомненно, красных! Что бы еще Блумфилды выбрали для фамильных ювелирных изделий, как ни эти ягоды, раз уж о них даже легенды ходят. Подожди-ка…

Он лихорадочно пролистал несколько страниц назад, и показал мне фотографию Альберта и Вивьен, которую мы увидели ранее. Поразительно, но на них были те же украшения! Правда, запонок на манжетах рубашки Альберта видно не было, но зажим для галстука, а также подвеска и серьги Вивьен были несомненно те же самые!

— Ну точно! — прошептал я. — Это точно оно! Теперь мы хоть знаем приблизительно, как оно выглядит.

— Ну да, а то вдруг пропустим во время поисков, — хмыкнул Чарли. — Интересно, эти камни в нем — они драгоценные или полудрагоценные?

— Да какая разница, — пожал я плечами, внимательно разглядывая ювелирные изделия на фотографиях. — Там одного золота достаточно…

Настроение наше резко поднялось; хоть знание того, как сокровище выглядит и не приближало нас к разгадке его местонахождения, мы все равно будто бы стали на шаг ближе к нему. Я пытался представить, как оно выглядит вживую — черно-белые фотографии все равно не передавали картины полностью. Чарли что-то напевал себе под нос, продолжая листать альбом.

— Пойдем, покурим? — внезапно предложил он и, встретив мой удивленный взгляд, пояснил: — Я имею ввиду, постоишь со мной, пока я курю.

— Пошли, — согласился я, прекрасно понимая, что Чарли просто не хочет выходить один на крыльцо, учитывая то, что он видел в саду сегодня ночью.

На улице Чарли закурил, а я, несмотря на дождь, спустился с крыльца и, пройдя по тропинке к саду, принялся внимательно осматривать кусты и дорожку, надеясь найти хоть что-нибудь примечательное. Увы — дождь, шедший всю ночь и день, размыл землю и дорожку. Даже если там и были какие-то следы, подтверждающие то, что Чарли видел живого человека, а не привидение, теперь их было не найти.

Чарли докурил, мы вернулись в дом. В холле я снова явно почувствовал, как откуда-то сверху тянет холодом.

— Пойдем, поднимемся в башню? — предложил я. — Оттуда так сквозит, будто во время бури ветром крышу сорвало!

— Да не дай Бог, — содрогнулся Чарли. — Я не хочу застрять тут на месяц.

Мы пошли вверх по лестнице; я до сих пор чувствовал слабость и сонливость, поэтому тяжело опирался на перила, буквально толкая свое тело наверх. Кое-где на перилах попадались декоративные деревянные шишечки, и за них я с удовольствием цеплялся — такие гладкие и приятные они были на ощупь.

Достигнув верха лестницы, мы вошли в круглую комнатку башни. Конечно же, окно было настежь открыто, по пустому помещению гулял почти что шквальный ветер, занося своими порывами мельчайшие капли дождя с улицы. «Комната, полная ветра» — мелькнуло у меня в голове поистине поэтическое сравнение — настолько атмосфера в ней была непривычной и непохожей на остальные комнаты особняка, наполненные тяжелым воздухом с запахом пыли, дерева и старой ткани.

— Как думаешь, это окно тоже от ветра распахнулось? — ехидно спросил Чарли, намекая, что именно этим мы сначала объясняли все странные события в доме.

— Очевидно, да, — отрезал я. Мне не хотелось сейчас вновь поднимать тему «дома с привидениями».

Подойдя к окну, я закрыл его, опустив оба имеющихся шпингалета. В комнате сразу стало тихо, движение воздуха прекратилось. Все так же, не говоря ни слова, я вышел обратно на лестницу и начал спускаться вниз. Чарли поплелся следом за мной.

Дойдя до площадки второго этажа, я остановился, не зная, куда идти дальше, ведь мы еще не успели обговорить, чем займемся сегодня. С этим вопросом я и обратился к брату.

— Можем взяться за библиотеку, — неохотно предложил он. — Думаю, сначала надо осмотреть все комнаты на первом этаже, потом переходить на второй. А вообще, я бы выбрал вариант «немедленно собрать свои вещи и убраться отсюда как можно скорее».

Я с удивлением уставился на него. Я понимал, конечно, что все происходящие странности давят на психику и не добавляют уюта и комфорта, но, кажется, на Чарли это действовало сильнее, чем на меня.

— Мы не можем просто так взять и уехать, — беспомощно разведя руками, произнес я. — Мы должны разобрать все вещи, а потом уже продавать дом, ты же понимаешь!

Чарли не ответил, он просто стоял и хмуро разглядывал какую-то мазню в рамке на стене, и беспокойно дергал руками — видимо, хотел по привычке что-то вертеть в пальцах, но не было ничего подходящего. Потом в поле его зрения попала шишечка на перилах, и он принялся водить пальцами по ее изгибам.

— Подумай, предыдущие владельцы же здесь как-то жили, — продолжал я свои увещевания. — И никого из них привидения не убили и не похитили. Даже если здесь и правда есть что-то… — я замялся, подбирая слово, — потустороннее, оно вряд ли представляет опасность. На него просто не стоит обращать внимания, и все.

Чарли все так же молчал, вымещая все мучающие его сомнения на бедную деревянную шишечку — теперь он крутил ее во все стороны, будто решив отломать насовсем.

— В конце концов, если станет совсем не по себе, мы можем уезжать ночевать домой в Шеффилд, — пустил я в ход последний аргумент. — Так, по крайней мере…

Пронзительный скрип заглушил мои слова, и несчастная шишечка оказалась у Чарли в руках.

— Ой… — растерянно протянул он, разглядывая кусок лакированного дерева, — я не хотел…

— Молодец, ты ее отломал! — фыркнул я, не сдержав раздражения.

— Не отломал, а открутил, — возразил он, — сейчас все поставлю назад… о, а что это?

Он перевернул шишечку, чтобы осмотреть резьбу на ее основании, и мы увидели, что внутри она полая, а из отверстия торчит что-то, похожее на клочок бумаги.

— Что это? — повторил Чарли, осторожно вытягивая скрученную в трубочку маленькую бумажку.

Я взял ее у него из рук и аккуратно развернул. На пожелтевшем ветхом листочке светло-голубыми чернилами была написана всего одна строчка: «… я ударился локтем о правый угол каминной полки».

— Это почерк Кристофера? — недоверчиво спросил Чарли. — Ну точно, смотри, характерная «в» с завитушкой, в его дневнике такой же!

— Да, похоже, это написал он, — кивнул я. — Но что это означает?

— Я ударился локтем о правый угол каминной полки, — повторил Чарли. — Бессмыслица какая-то.

— Будь это бессмыслицей, записка бы не была так хорошо спрятана, — возразил я. — Это подсказка к сокровищу, вне всяких сомнений!

— Опять-таки, понятная только ему одному, — скептически заметил Чарли. — Так же, как и эти электрические дифференциалы, или как их там…

— Нет, подожди, — заспорил я, пытаясь унять свои мысли, лихорадочно мечущиеся в голове. — Здесь точно указано место: правый угол каминной полки! В этом доме не так уж много каминов, надо осмотреть их все! Чем черт не шутит, вдруг там какой-нибудь секретный механизм!

— Вроде того, что нажимаешь на определенное место и открывается потайная полочка? — заинтересовался Чарли.

— Именно! — с азартом кивнул я.

— Это ты из книг о Нэнси Дрю узнал? — захихикал он.

— Да что ты пристал ко мне с этой Нэнси Дрю? — отмахнулся я. — Даже если и оттуда, что с того? — не дожидаясь ответа, я продолжил: — Кроме того, наличие этой бумажки может подтверждать одно — сокровище все еще спрятано, и его никто не нашел до сих пор, иначе вряд ли бы она лежала на этом месте!

Чарли мигом посерьезнел. Кажется, мне удалось убедить его.

— Хорошо, давай осмотрим камины, — согласился он. — Действительно, чем черт не шутит…

И мы помчались, перескакивая через ступеньки, на первый этаж. Каминов в поместье было всего четыре — в гостиной, в библиотеке, и в наших спальнях на втором этаже. Мы по очереди осмотрели каждый, щупая и нажимая на каждый сантиметр облицовки, причем не только правого угла, но и всей каминной полки. Но все наши старания были тщетны — ничего не щелкнуло, не лязгнуло и не открылось.

Порядком обескураженные, мы вернулись в гостиную и сели в кресла; Чарли снова начал говорить о том, что Кристофер был просто безумен и его подсказки не значат ровным счетом ничего. Я молчал, мне не хотелось с ним соглашаться. Для меня самым главным было то, что Кристофер оставил подсказки — и неважно, какие. Я считал, что пока что у нас на руках только поверхностные и разрозненные сведения, но как только мы найдем еще какую-то информацию, все станет гораздо яснее.

Для пущей наглядности я прошелся по дому и собрал все упоминания о сокровище, найденные нами ранее: письмо Эллиота нам, первый дневник Кристофера, где он пишет о страхе, второй, где упоминает о сумме дифференциалов электрического сопротивления, фотографию Кристофера и Жаклин с украшениями, и добавил к ним найденную сегодня в шишечке записку. Разложил все это добро на кофейном столике; яснее ничего не стало, но я почувствовал себя прямо-таки заправским детективом.

К тому же, при дневном свете, падавшем из окна, мне удалось разглядеть кое-что, чего я не заметил ранее — на записке из шишечки, в самом углу, был нарисован маленький треугольник. Две его стороны были проведены тонкими линиями, а третья более толстой, образуя вот такой значок:

Δ

Что это значило, я не знал, но был уверен, что обязательно узнаю.

Я показал Чарли этот значок, однако, это не произвело на него особого впечатления. Зато спустя буквально несколько минут его посетила, как он считал, блестящая идея — открутить все остальные шишечки на перилах и проверить, не спрятано ли и в них что-нибудь. Мне эта идея сразу показалась бессмысленной — насколько мне хватало моего «детективного опыта», полученного на книгах и фильмах, я понимал, что вряд ли все будет спрятано в одном и том же месте. Однако, я все равно отнесся к предложению Чарли с наигранным энтузиазмом, вместе с ним снова пошел на лестницу, и терпеливо стоял у него над душой, пока он откручивал шишечки одну за другой. Для меня важнее всего было то, что у Чарли тоже появился энтузиазм, он загорелся идеей поиска сокровища и стал выдвигать свои идеи — вдвоем у нас было гораздо больше шансов найти его.

Как я и ожидал, в шишечках больше ничего не нашлось; Чарли привинтил их все на место, а я втайне порадовался, что на второй лестнице подобных элементов декора нет, а то он бы и до них добрался.

После обеда мы снова отправились осматривать все камины в доме, предположив, что могли что-то пропустить в первый раз. Это опять была идея Чарли, но я поддержал ее вполне искренне — я тоже склонялся к мысли, что охваченные азартным возбуждением сразу после обнаружения записки, мы могли чего-то и не заметить.

Мы заново осмотрели и ощупали все края и выступы каминных полок, Чарли даже попробовал задевать локтем об углы, имитируя случайный удар, но ничего, кроме синяка, так и не добился. Мы снова зашли в тупик.

Я вспомнил, что вчера в библиотеке нашел кодовый замок на одном из ящиков стола, и рассказал об этом Чарли. Он заинтересовался, и мы пошли в библиотеку. Я думал, что не имеет смысла пытаться подобрать код, не зная его, но Чарли так не считал. Предположив, что кодом может быть чья-нибудь дата рождения, он отправил меня в гостиную к гобелену, чтобы я переписал года рождения нескольких поколений (числа и месяцы там указаны не были), а потом принялся терпеливо перебирать их один за другим.

Потоптавшись пару минут рядом с ним и поняв, что он и без меня прекрасно справляется, я отошел к камину и сел в кресло. У меня вызвала легкую улыбку мысль о том, что мы готовы заниматься чем угодно, лишь бы избежать муторной и утомительной работы по разбору вещей и бумаг, заполняющих почти большую часть мебели. С другой стороны, это немного беспокоило — мы находились в поместье Рэдберри уже пятый день, а до сих пор не закончили уборку даже на первом этаже.

— Не поддается, зараза! — выругался Чарли, вырвав меня из раздумий. — Как думаешь, кому вообще принадлежал этот ящик? Кто мог установить код?

— Эллиот, наверное, — пожал я плечами. — Он же был последним владельцем дома.

— Я попробовал ввести и его год рождения, и его жены и детей… Ничего не подходит, — пожаловался Чарли.

— Почему ты решил, что код — это год рождения?

— Ну а что еще использовать вместо кода? Несомненно, это какая-то дата, ведь ее проще всего запомнить, — уверенно сказал Чарли, поднимаясь с пола.

— Но это может быть совершенно любая дата, — резонно заметил я. — Причем не обязательно год, а, например, число и месяц. Мало ли какое событие могло стать для него настолько важным, чтобы он запомнил эту дату на всю жизнь? День свадьбы, день рождения кого-то из детей, да даже дата какой-нибудь крупной сделки в бизнесе! Тут сотни вариантов…

— Ты же читаешь его дневник, — внезапно вспомнил Чарли. — Там не было никакого упоминания о кодовом замке?

— Нет, — уверенно ответил я. — Я бы запомнил.

— Но если что-то вдруг попадется, любая дата, которую он упомянет…

— Конечно, я сразу об этом скажу, — заверил я его.

Но, читая перед сном дневник Эллиота с удвоенным вниманием, я не нашел никакой зацепки. Единственное, на что я обратил внимание — из своих троих детей он больше выделял старшую дочь Эмили — она, судя по всему, была его любимицей, «принцессой», как он ее называл. К сыновьям же — Джеймсу и Оливеру, он относился более сдержанно, считая, что мальчикам не нужны «телячьи нежности». Исходя из этого, разумно было предположить, что кодом к ящику являлась как раз-таки дата рождения Эмили, но как ее узнать? Год не подошел, а числа и месяцы на гобелене указаны не были.

Отложив дневник, я расстелил постель и, погасив свет, нырнул под одеяло. Устраиваясь поудобнее, я поймал себя на мысли, что не чувствую больше той приятной комфортной атмосферы, что в предыдущие вечера. Сейчас мое эмоциональное состояние скорее напоминало момент приезда в поместье — все казалось мрачным, давящим, и я готов был вздрагивать от любого неожиданного звука. Мысль, что мы можем соседствовать с чем-то потусторонним и неизведанным, пугала и постоянно держала в напряжении. Я с замиранием сердца думал о том, что может произойти ночью — что еще нам уготовано услышать или увидеть?

На удивление, уснуть мне удалось довольно быстро — видимо, сказались усталость и недосып. Посреди ночи я просыпался, но в доме все было тихо; лишь ближе к утру мне почудились сквозь сон шорохи и скрип ступеней на лестнице, но усилием воли я заставил себя не обращать на них внимания.

Проснулся я вполне отдохнувшим и бодрым, и даже позволил себе немного поваляться в кровати, размышляя о записке, что мы нашли вчера в шишечке на перилах. Я снова и снова повторял про себя загадочную фразу «я ударился локтем о правый угол каминной полки», читал ее задом наперед, переставлял буквы местами… Покоя мне не давал и таинственный значок Δ, нарисованный на записке.

Треугольник, треугольник… Что он может означать? А фраза? Стоит ли воспринимать ее в буквальном смысле? Несомненно, в ней указывается точное место, но что нужно сделать в этом месте? И какой камин из четырех имеется ввиду?

Мои мысли были прерваны стуком в дверь, спустя секунду на пороге возник Чарли.

— Доброе утро! — довольно бодро поздоровался он, но взгляд его мне не понравился.

— Точно доброе? — уточнил я, нашаривая на тумбочке резинку для волос, чтобы собрать волосы в «хвост».

— Ну… — замялся Чарли, — не совсем. Там… в столовой…

На его лице появилось выражение брезгливости напополам с неуверенностью, как будто он еще не определился, как относиться к тому, что увидел в столовой. Мне это живо напомнило момент из нашего детства — когда мы были маленькими, мы оба сильно боялись пауков, и стоило Чарли увидеть любого, даже самого крохотного паучка, он в слезах мчался к маме и пронзительно вопил, требуя задавить его сию секунду. Потом мы подросли, и однажды мама объяснила нам, что мы — мужчины, а значит, не должны бояться каких-то насекомых и терять голову от испуга. После этого, увидев паука на стене комнаты, Чарли нарочито спокойно и гордо шествовал к маме, и надменно-брезгливым тоном сообщал ей, что надо убить паука, который сидит слишком высоко, чтобы он сам мог дотянуться.

Точно такое же выражение лица было у него и сейчас, только вот я был уверен, что увидел он отнюдь не паука. Хотя, как я подумал несколькими минутами позже, лучше бы это был банальный паук.

В столовой, вокруг большого обеденного стола, стояли восемь стульев, обитых красивой дорогой тканью, с резными высокими спинками. Мы почти не пользовались этим столом, поэтому стулья всегда были задвинуты. Теперь же они были растащены по всей комнате, а некоторые и вовсе опрокинуты на спинки. Зрелище было настолько сюрреалистичным и жутким, что я помедлил пару секунд, прежде чем войти в комнату.

— Может, кто-то из нас страдает лунатизмом? — я все же нашел в себе силы на попытку пошутить.

— Я бы многое отдал, лишь бы это было так, — проворчал Чарли.

Я прекрасно понимал его состояние и отношение к происходящему — он подавлял в себе страх, зная, что, если не удержит его, он вырвется и затопит его с головой. Я испытывал нечто подобное, поэтому, огромным усилием воли не позволяя себе бояться, прошел в глубь комнаты и начал поднимать стулья, возвращая их на прежние места. Спустя минуту к столовой вернулся привычный облик.

— Ну вот, паук убит, — негромко заметил я. Чарли промолчал, и я подумал, что он не понял аналогии.

Впрочем, у произошедшего был один плюс — после завтрака мы споро взялись за работу по дому, мечтая, что чем скорее закончим, тем быстрее уберемся из этого странного особняка. Но спустя пару часов мы вновь совершили находку, которая нас отвлекла.

В одном из ящиков стола в библиотеке я наткнулся на пачку старых писем. Их писали разные люди, но адресованы все они были Кристоферу — об этом свидетельствовало его имя в начале каждого письма. Датированы они были разными годами, но, в основном, в промежутке от 1936 до 1942. Большинство имен были мне не знакомы, но часто попадалось имя Фредерика, брата-близнеца Кристофера. Письма от него я решил прочитать в первую очередь.

По большей части, он писал о своей жизни в Лондоне, но в каждом письме обязательно интересовался, «пребывает ли в добром здравии его дорогой брат, милая сестренка Агата, уважаемая невестка Жаклин и любимые племянники». В общем, ничего интересного, но одно письмо все же немного отличалось от остальных.

Дорогой Кристофер!

Ты не представляешь, как же я был рад повидаться со всеми вами! Я уже говорил это, когда мы прощались, но, пока добирался до Лондона, кажется, успел снова по вам соскучиться. Поэтому решил написать письмо сразу, как только приехал на свою квартиру.

Я до сих пор нахожусь под впечатлением от того, какую колоссальную работу по реконструкции и ремонту дома ты провел. Теперь он выглядит намного лучше, чем прежде, и прочен настолько, что, я уверен, в нем поживут еще многие поколения наших потомков. К тому же, мне очень понравились многие элементы декора, которых ранее не было в доме. (Признайся, это Жаклин с Агатой приложили свою руку?). Взять хотя бы те деревянные шишечки на перилах парадной лестницы — они выполнены мастерски, и я боюсь представить, сколько плотник взял с тебя за такую работу!

Очень надеюсь, что смогу снова приехать в ближайшее время. Передавай привет ребятам!

Твой брат Фредерик.

На первый взгляд, казалось, в письме не было ничего примечательного, и я уже собирался отложить его в сторону, как вдруг заметил вверху письма крохотный значок. Поднеся лист поближе к глазам, я с удивлением рассмотрел уже знакомый треугольник Δ.

— Чарли, — позвал я брата, — смотри, тут снова этот значок.

Чарли подошел, посмотрел и спросил:

— А что в самом письме? Кому и от кого оно?

— Кристоферу от его брата Фредерика, — ответил я. — В самом письме вроде ничего необычного. Фредерик пишет, что рад был повидаться с братом и его семьей — он вроде жил отдельно от них, восхищается ремонтом, который сделал Кристофер в доме, говорит, что ему понравились шишечки на перилах…

И тут внезапная догадка обрушилась на меня с такой силой, будто обухом по голове приложили. Пару секунд я лишь хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и пытался что-то сказать, но мысли так лихорадочно неслись в голове, что я не мог ухватиться ни за одну из них.

— Джордж? — обеспокоенно позвал Чарли. — С тобой все хорошо?

— Да, я… — кое-как выговорил я, переведя дух, — смотри, тут… и потом… ну точно! Все сходится!

— Да о чем ты? — недоумевал Чарли, все с большей опаской глядя на меня. Наверное, он подумал, что я схожу с ума. Мне тоже так казалось, потому что я никак не мог сформулировать множество разрозненных мыслей в четкую логическую цепочку.

— Смотри, — медленно начал я, с трудом унимая творившийся в голове сумбур, — в этом письме упоминаются шишечки на перилах. И нарисован этот значок. Если открутить шишечки на перилах, мы найдем странную записку, помеченную таким же знаком.

— Ты хочешь сказать, — во взгляде Чарли начало разгораться понимание, — что это письмо — подсказка к тому, как обнаружить ту записку, спрятанную в шишечке?

— Именно! — с облегчением выпалил я и рассмеялся. — Ну смотри же, все сходится! Видимо, таким значком Кристофер пометил все, что связано с сокровищем. Вероятно, существует целая цепочка подсказок, которые он спрятал, и постепенно, одна за одной, они приведут к сокровищу!

— Да, но… — Чарли явно сомневался, — почему же его тогда не нашли раньше? Если это письмо лежало практически на виду, в ящике стола…

— А потому, что никто не знал, что оно — первая подсказка! — с жаром ответил я. В моей голове, наконец-то выстроилась стройная цепочка фактов, и я мог ответить на любой аргумент. — Видимо, Кристофер нигде не упоминал, что все, что связано с сокровищем, помечено этим знаком. А теперь представь, как выглядит это письмо для того, кто этого не знает? Как бы оно выглядело для нас, не открути ты случайно эту злополучную шишечку? Обычное письмо человека к своему брату, где он радуется недавней встрече и восхищается ремонтом в доме. Никому бы и в голову не пришло, что шишечки упоминаются не случайно!

— Получается, брат Кристофера Фредерик тоже знал о спрятанном сокровище? Раз написал это письмо и поставил этот значок?

— Да нет же! — я яростно замотал головой. — Это письмо было написано задолго до того, как Кристофер решил спрятать сокровище. 1936 год — еще даже война не началась тогда.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — Чарли обессиленно развел руками.

Зато я понимал, как мне казалось, все.

— Когда началась война, Кристофер решил спрятать сокровище, — монотонно, как лектор в университете, начал я. — Сделав это, он написал записки-подсказки, пометил их значком, и спрятал, очевидно, в разных местах в доме. Одну из них он засунул в шишечку на перилах. Он понимал, что в таком месте ее никто и никогда не найдет, поэтому решил оставить для нее подсказку. Нашел старое письмо Фредерика, где тот упоминал об этих шишечках, и пометил его тем же значком треугольника. Чернила, которыми написан текст и нарисован треугольник, немного различаются.

— Но даже если это письмо и читали, никому и в голову не пришло пойти откручивать шишечки! — подхватил Чарли, теперь он, кажется, все понял. — И на значок не обратили внимания, просто потому, что никто не знал, для чего он нарисован. А если вспомнить, что Кристофер производил впечатление безумного, так и вовсе не принимали всерьез его подсказок, считая все бредом сумасшедшего…

Я кивал каждому его слову, не в силах сдержать широкой улыбки.

— А самое обидное то, что нам повезло лишь случайно, — подытожил Чарли, слегка поубавив мое хорошее настроение. — Не открути я вчера случайно эту шишечку, мы сейчас на это письмо не обратили бы внимания, засунули назад в ящик, и забыли бы…

— Но, к счастью, твоя супер-способность вертеть в руках все, что ни попадя, спасла нас от этой печальной участи! — пафосно провозгласил я и снова рассмеялся. — В конце концов, есть ли разница, как мы нашли подсказку — случайно или нет?

— Да нет, конечно, — посмеиваясь, произнес Чарли. — Значит, ты считаешь, что подсказок несколько, и все они помечены этим значком?

— Точно, — кивнул я. — Тем более, фраза «я ударился локтем о каминную полку» сама по себе не имеет никакого смысла. Я думаю, это лишь часть предложения, когда мы найдем больше подсказок, мы поймем, что она означает.

— Значит, ищем записи, помеченные треугольником! — весело провозгласил Чарли, и мы с утроенным энтузиазмом принялись за работу.

Конечно же, в этот день мы больше ничего не нашли, но это не убавило нашего хорошего настроения. Я чувствовал, что мы на верном пути; тот факт, что мы случайно обнаружили записку в шишечке, давал нам некоторое преимущество перед всеми теми, кто занимался поиском этого сокровища ранее.

— Кстати, ты по-прежнему намерен идти сегодня в паб, чтобы познакомиться с нашей соседкой? — спросил Чарли ближе к вечеру, когда мы уже закончили с поисками на сегодня и отдыхали, сидя в креслах в гостиной.

— Конечно, — с готовностью подтвердил я.

— Тогда, с твоего позволения, я тоже сегодня куда-нибудь схожу вечером. Я взял номера телефонов у тех девушек, и думаю позвать одну из них на прогулку, — небрежно сообщил Чарли, но я как-то сразу понял, что он просто не хочет оставаться в доме один вечером.

— Главное, не в тот же самый паб, — хмыкнул я, на что Чарли закатил глаза. — И кстати, давно хотел у тебя спросить, а как же Сьюзи?

— А что Сьюзи?

— Ну вы с ней уже несколько лет вместе, а ты тут знакомишься с другими и ходишь на свидания, — укоризненно заметил я.

— Ну она же об этом не узнает! — легкомысленно воскликнул Чарли.

— Ты ей вообще звонил хоть раз с тех пор, как мы сюда приехали?

— Конечно! — возмутился Чарли. — Если я не буду ей звонить, она, чего доброго, узнает у нашей матери адрес этого дома и заявится сюда! И в конце концов, у меня как бы отпуск, могу я хоть немного отдохнуть не только от работы, но и от нее? Вот закончим здесь, вернемся в Шеффилд, и я снова стану примерным семьянином. А может, и не стану…

— Я бы много тебе сейчас хотел сказать, но не буду, — вздохнул я.

— Да уж, сделай милость, — проворчал Чарли. Он всегда злился, когда я пытался лезть в его личную жизнь или, не дай Бог, давать советы.

Вскоре за окнами начало темнеть, и он отправился к телефону звонить своей новой знакомой Кэти, а я поднялся к себе в комнату чтобы переодеться и привести себя в порядок.

Я надел простую черную рубашку с длинным рукавом и темно-серые джинсы и потратил некоторое время на то, чтобы привести в порядок волосы — тщательно расчесал их и попытался собрать «хвост» так, чтобы он лежал идеально гладко и ни одна прядь не топорщилась. Глянув в зеркало, я остался более-менее удовлетворен результатом и, подхватив с вешалки пальто, спустился вниз.

— Неплохо выглядишь! — заметил Чарли из прихожей, он сидел в кресле возле тумбочки с телефоном и, по всей видимости, только что закончил разговор.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я, слова Чарли придали мне уверенности, которой, честно признаться, мне не хватало. — Назначил свидание Кэти?

— А то! — самодовольно усмехнулся он. — Договорились встретиться в центре.

Попрощавшись, я вышел на улицу и пошел к воротам. Уже совсем стемнело, но было не холодно — дожди закончились, весь день стояла теплая солнечная погода и воздух ощутимо прогрелся.

Неспешным шагом проходя квартал за кварталом, я старался успокоиться и расслабиться, но это было не так-то просто. В отличие от Чарли, я не был завсегдатаем питейных заведений, и не чувствовал себя там в своей стихии. Поэтому затея отправиться туда одному сильно выбивала меня из колеи. Я бы с удовольствием сходил в паб вместе с Чарли, но тогда мы бы с ним рисковали стать объектом всеобщего внимания, совершенно нам не нужного.

Кроме того, я не был уж таким профессионалом в плане знакомства и общения с людьми, тем более с противоположным полом. Я всегда робел и смущался, когда передо мной оказывалась красивая девушка, а наша соседка была красива настолько, что у меня аж дыхание перехватывало.

Принимая во внимание все вышесказанное, шансы мои были крайне малы, и в какой-то момент я чуть было не повернул назад, но отступать от собственной затеи было поздно. Передо мной уже был ярко освещенный оранжевыми фонариками вход в паб «Три кота».

Просторный зал паба был освещен мягким приглушенным светом, людей за столиками было немного, играла негромкая, но довольно энергичная музыка. Я постоял в нерешительности у дверей, но на меня никто не обращал ни малейшего внимания, и я медленно двинулся к барной стойке.

Таинственную соседку я заприметил почти сразу — она стояла у дальнего конца стойки и вытирала полотенцем бокалы, аккуратно расставляя их на полки. Расстегнув пальто, я присел на высокий стул и стал терпеливо дожидаться, когда она меня заметит, наблюдая за тем, как ее черные кудри подпрыгивают при каждом ее движении.

Спустя пару минут входная дверь хлопнула, и я краем глаза увидел вошедшую в паб девушку. Она так же, как и я, покрутилась у входа, а после заняла один из свободных столиков вдоль стены.

Наконец-то наша соседка меня заметила (видимо, она обернулась на звук закрывшейся двери). Дежурно улыбнувшись, она направилась ко мне, на ходу подхватив одну картонку с меню из стопки, лежавшей на барной стойке. Как я и ожидал, стоило ей подойти ближе, улыбка с ее лица исчезла, сменившись удивлением и смущением.

— Мистер Блумфилд? — недоверчиво воскликнула она, затормозив в паре шагов от меня и замерев с протянутым в руке меню.

Этого я тоже ожидал, поэтому произнес заранее заготовленную фразу:

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы не кричали об этом на весь паб, мисс… — я сделал многозначительную паузу, надеясь, что наконец-то узнаю ее имя, и моим надеждам в этот раз суждено было сбыться.

— Милтон. Розалинда Милтон, — представилась она. — Но здесь все зовут меня Рози.

— Приятно познакомиться, мисс Милтон, — мне не хватило смелости назвать ее по имени, проще было выдерживать вежливый нейтралитет. — Меня зовут Джордж… фамилию вы и так знаете.

Я осторожно улыбнулся, но ответа на свою улыбку не получил. Розалинда лишь кивнула и немного поспешно произнесла:

— Простите, что назвала вас по фамилии… не знала, что вы хотите сохранить инкогнито. Но, я думаю, меня никто не услышал, — она немного нервно обвела взглядом зал паба.

Повторив ее движение, я убедился, что на меня никто не пялится и не тычет пальцем — значит, и правда, не услышали.

— Закажете что-нибудь? — как-то несмело спросила Розалинда, когда я вновь повернулся к ней.

— Конечно, — улыбнулся я. — Когда вы все-таки дадите мне меню.

— Ох… простите, — смущенно улыбнувшись, Розалинда протянула мне картонку с меню, которую все это время сжимала в руке.

Мельком проглядев ее, я заказал пинту светлого пива. Кивнув, Розалинда отошла к пивным кранам и вернулась с наполненной кружкой. Поставила ее передо мной, и ретировалась так быстро, что я не успел сказать ничего, кроме «спасибо».

Я принялся небольшими глотками потягивать пиво, наблюдая за тем, как она разговаривает с одной из официанток у дальнего конца стойки. Я немного злился на себя за то, что не успел завязать с ней разговор, но, с другой стороны, я просто не знал, о чем с ней можно поговорить. Не начинать же банальный разговор о погоде! Но и не спрашивать же в лоб о том, что именно меня интересовало.

Спустя примерно полчаса я почти допил пиво, но Розалинда будто нарочно игнорировала и меня, и мою пустую кружку.

— Мисс Милтон! — негромко позвал я ее, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Да? — она обернулась и приблизилась на пару шагов. — Повторить вам пиво?

— Будьте добры, — кивнув, я протянул ей пустую кружку.

Когда она вернулась с пивом, я предпринял еще одну попытку завести разговор:

— Не подскажете, что можно заказать у вас из еды? — я жалобно развел руками над меню, как будто там не было ясно написано, что предлагает их кухня.

— Вас интересуют пивные закуски или полноценные горячие блюда? — не моргнув глазом, уточнила Розалинда. Видимо, подобные глупые вопросы слышала по нескольку раз на дню.

— Пожалуй, горячие.

— Могу посоветовать вам курицу с грибами в сметанном соусе, жаркое из говядины с овощами или же жареные колбаски с гарниром из картофеля и капусты, — она указала на соответствующие строчки в меню. — Ваш брат, кстати, недавно их заказывал и, кажется, остался вполне доволен.

— Да, он говорил, что кухня у вас отменная, — удивленно протянул я. — Так вы, значит, его узнали?

— Узнала, но не сразу, — пожала плечами Розалинда. — Вас это удивляет?

— Нет, нисколько. Пожалуй, я выберу курицу в сметанном соусе.

— Не колбаски? — удивилась Розалинда и мне показалось, что в ее глазах плещутся искорки задорного смеха.

— Мы с братом не настолько похожи, насколько это может показаться на первый взгляд, — покачал я головой. — Даром, что близнецы.

На секунду мне показалось, что Розалинда все-таки рассмеется, но она лишь вежливо кивнула и через двойные двери ушла на кухню отдавать мой заказ.

Развернувшись в пол-оборота, я оперся локтем о барную стойку и отхлебнул из кружки. Пиво позволило мне слегка расслабиться, и я уже чувствовал себя немного комфортнее. Но главной цели своего визита в паб — разговориться с Розалиндой — я пока так и не достиг.

И я не понимал, почему — она вроде бы шла на контакт, но как-то неохотно, сохраняя дистанцию. Причем эта дистанция не была мне понятна — я не чувствовал исходящего от нее суеверного ужаса или завистливого презрения, которые можно было услышать от других людей при упоминании Блумфилдов. Тут дело было в чем-то другом.

Машинально я принялся разглядывать других посетителей паба и случайно поймал мрачный взгляд той девушки, что пришла сразу после меня. Она по-прежнему сидела одна, на пустом столе перед ней сиротливо стояла кружка с почти нетронутым пивом. Заметив, что я на нее смотрю, девушка вдруг заискивающе улыбнулась мне, и принялась кокетливо накручивать на палец прядь своих длинных темных волос.

Я вежливо улыбнулся в ответ и поспешил отвернуться — я не Чарли, случайные знакомства и мимолетный флирт меня не интересовали, а незнакомка явно на это намекала своими недвусмысленными жестами. Тем более, меня несколько удивил тот факт, что девушка сначала буравила меня тяжелым цепким взглядом, а потом вдруг неожиданно заулыбалась и принялась кокетничать.

«Странные тут люди, — подумалось вдруг мне. — И наш особняк странный, и город, и люди в нем… Я будто в триллер Лавкрафта попал».

Я не успел додумать эту мысль до конца, потому что в поле моего зрения снова появилась Розалинда. Она поставила передо мной тарелку с аппетитно пахнущей едой, положила столовые приборы, и, пожелав приятного аппетита, снова ушла к другому концу стойки. Я принялся за еду, твердо пообещав себе, что когда моя тарелка опустеет, я обязательно придумаю, как завязать с Розалиндой разговор.

Курица с грибами действительно оказалась очень вкусной, я и сам не заметил, как съел все. Дождавшись, когда Розалинда подойдет забрать пустую тарелку, я откашлялся и неловко спросил:

— А вы давно здесь работаете?

Да, я не смог придумать ничего умнее, ну не умею я заводить разговоры с незнакомцами!

— Почти три года, — удивленно ответила Розалинда.

— Понятно… А почему паб называется «Три кота»? — предпринял я вторую попытку, надеясь, что сейчас услышу какую-нибудь занятную длинную историю.

— Говорят, что у первого владельца паба было три кота — черный, белый и рыжий. Он был одинокий человек, и любил своих питомцев настолько, что позволял им жить в помещении паба, а посетители их подкармливали, — пояснила Розалинда. — Поэтому и заведение назвал в честь них. Местным жителям настолько полюбился паб, и они так привыкли к этому названию, что никто из последующих владельцев не рискнул его сменить.

— А я-то думал, раз паб основан аж восемьдесят лет назад, у него обязательно должна быть какая-то занимательная таинственная история, — предположил я.

— Нет, ничего такого, — покачала головой Розалинда. И, помолчав, внезапно добавила: — У вашего поместья история куда более таинственнее и увлекательнее.

— Вы много знаете о нем? — быстро спросил я, решив, что более подходящего момента уже не будет.

— О вашем поместье? — удивилась Розалинда. — Нет, откуда бы мне знать.

— Но вы ведь живете по соседству! — воскликнул я.

— И что из того? Я даже внутри вашего дома никогда не бывала, — немного растерянно произнесла Розалинда, разведя руками.

— А о самих Блумфилдах вы можете что-нибудь рассказать? — с надеждой спросил я. — Об Эллиоте, например, или его детях, внуках?

— Вы думаете, я целыми днями только и делала, что подглядывала через забор за вашими родственниками? — усмехнулась Розалинда, отбрасывая с лица упавшую прядь волос. — То, что я живу по соседству, не значит, что я могу знать больше, чем все остальные…

Я обескураженно молчал, не зная, что еще можно сказать.

— А почему вы вообще об этом спрашиваете? — вдруг поинтересовалась Розалинда. Надо же, я-то думал она снова сбежит к другому концу барной стойки, но она по-прежнему стояла напротив, внимательно глядя на меня.

— Понимаете, мисс Милтон, — тяжело вздохнув, начал я, — мы с моим братом Чарли получили этот дом в наследство от дальнего родственника, которого совсем не знали. Мы даже о существовании этого поместья не подозревали… Для нас это все произошло так неожиданно, свалилось, как снег на голову. Приехав сюда, мы столкнулись с еще большими странностями — от нас все шарахаются, как от прокаженных, вокруг нашей семьи и поместья ходит множество зловещих слухов и сплетен, в нашем саду растут какие-то деревья с ядовитыми ягодами… Мы просто хотим разобраться во всем и хоть немного понять, что к чему…

Я тщательно подбирал слова, стараясь не сболтнуть лишнего и в то же время придать некий трагический окрас нашей истории, чтобы Розалинда пожалела несчастных братьев, попавших под дурную славу своей фамилии. И кажется, мне это удалось.

— Так, значит, это правда, что вы не были знакомы с Эллиотом Блумфилдом? — недоверчиво спросила она.

Я подтвердил ее слова кивком.

— И совсем ничего не знаете о семье Блумфилдов?

Я снова кивнул, отпивая пива из своей кружки.

— Боже, я даже не представляю, насколько вам тяжело здесь находиться, раз вы даже не хотите, чтобы кто-то знал вашу фамилию, — прошептала Розалинда, с сочувствием глядя на меня.

— Как я уже говорил, люди от нас в ужасе шарахаются, стоит им услышать нашу фамилию, — невесело улыбнувшись, произнес я.

Несколько секунд Розалинда молчала, тщательно вытирая полотенцем и без того чистую поверхность барной стойки, будто бы собиралась с мыслями.

— Всему виной эти глупые слухи о том, что Блумфилды были колдунами, — наконец заговорила она. — Ну и плюс к этому то, что Блумфилды — богатые аристократы, они в большинстве своем были… ммм… слегка заносчивыми и чванливыми. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, но факт остается фактом — они ставили себя выше других людей, считая, что происхождение и финансовое положение позволяет им смотреть на простых людей свысока, — медленно проговорила Розалинда, явно стараясь тщательно подбирать слова, чтобы не обидеть меня.

— Можете говорить напрямую, вы не обидите меня, сказав плохое о моих родственниках, все равно я их совсем не знал, — заметил я. — Так вы, значит, в слухи о колдовстве не верите?

— Как вам сказать, — пожала плечами Розалинда. — В моей семье всегда относились к Блумфилдам с большим уважением, но сохраняли почтительную дистанцию — все-таки наше социальное положение несколько пониже. Мои родители, да и дедушка с бабушкой, никогда не позволяли себе говорить о Блумфилдах плохо, и всех этих слухов не поддерживали, так что… скорее, я не верю во всю эту колдовскую чушь. Возможно, ее на протяжении многих лет придумывали завистники и недоброжелатели семьи, а таких во все времена было немало.

— Спасибо! — искренне выпалил я, подавив глупый порыв обнять и расцеловать Розалинду в обе щеки. — Вы не представляете, насколько приятно слышать, что хоть кто-то относится к нам адекватно и не считает нас за монстров! Для меня это очень важно, поверьте!

— Ну что вы, не стоит благодарности, — смущенно отмахнулась Розалинда, и впервые за все время нашего общения улыбнулась широкой открытой улыбкой, от которой у меня в груди будто бы что-то екнуло и сердце забилось в два раза быстрее. — На самом деле, в городе есть и другие жители, которые адекватно относятся к Блумфилдам, но таких, конечно, не очень много. В большинстве своем люди предпочитают сплетничать и перемывать кости, обсуждая, что увидел спьяну чей-то дед-конюх сто лет назад…

Я не выдержал и рассмеялся во весь голос, чувствуя какую-то удивительную легкость во всем теле и в голове. Розалинда скромно улыбалась, глядя на меня, и на секунду мне показалось, что вокруг нас никого нет и мы одни в целой вселенной…

— В общем, я на самом деле не так уж много знаю о Блумфилдах, — голос Розалинды вернул меня с небес на землю. — Но постараюсь вам помочь. О чем вы хотели узнать?

Я на секунду задумался, выбирая из всех интересующих меня вопросов самый важный.

— Что за человек был Эллиот? — спросил я первое, что пришло мне в голову.

— Я его почти не знала, но слышала о нем, что он как раз-таки был в меньшей степени заносчивым и чванливым, чем остальные Блумфилды. Его дети, а тем более внуки были в разы хуже.

— Вы знаете их?

— Его сына Джеймса и дочь Эмили я плохо помню, а вот с внуками — детьми Джеймса — мне довелось учится в начальной школе, они почти мои ровесники. Неприятные они были, избалованные, заносчивые, дерзкие… — Розалинда поморщилась. — Потом Джеймс переехал вместе с женой и детьми в Эдинбург, и больше я с ними не встречалась. Может, они и изменились, когда выросли.

— А дочь Эллиота Эмили?

— Она вышла замуж и покинула поместье много лет назад. Вместе с мужем и детьми они иногда приезжали к Эллиоту на праздники, и Джеймс со своей семьей приезжал, но, насколько я знаю, отношения с Эллиотом у них у всех были не очень теплые, скорее, формально-вежливые.

— Вы случайно не знаете ее дату рождения? — не удержавшись, спросил я.

— Нет, что вы… — Розалинда с любопытством посмотрела на меня. — А почему вы спрашиваете?

— Да просто так, — отмахнулся я и поспешил перевести тему разговора: — Ну а когда Эллиот умер? Они хоть приехали на похороны?

— Да, конечно, — энергично кивнула Розалинда. — И Джеймс, и Эмили, и их дети. Все были тут, и остались в Рэдберри до оглашения завещания. Ну и скандал тогда разразился, доложу я вам! Кричали как торговцы на рынке, разом перестали быть похожими на аристократов!

— Скандал? Из-за чего? — спросил я, хотя уже заранее предчувствовал, каким будет ответ.

— Как раз-таки из-за того, что фамильный особняк Эллиот завещал не им, а двоюродным племянникам, которых никто и знать не знал, — подтвердила Розалинда мою догадку, но тут же осеклась: — Простите, что пересказываю вам эти дрязги, просто…

— Нет-нет, продолжайте, — перебил я ее. — Для меня важно все, что вы можете рассказать. Так кто из них больше негодовал по поводу завещания?

— Да все они обозлились, как стая волков, — презрительно скривилась Розалинда. — Эмили кричала, что отец выжил из ума и требовала аннулировать завещание, Джеймс и вовсе утверждал, что оно поддельное, но адвокат Кофман — он был душеприказчиком вашего деда — осадил их, заявив, что Эллиот был его хорошим другом, завещание составлял в его присутствии, а перед этим прошел медицинское освидетельствование того, что находится в здравом уме и ясной памяти. Адвокат предоставил все бумаги, подтверждающие его слова, и пригрозил, что вызовет полицию, если Блумфилды откажутся немедленно освободить дом. Им ничего не оставалось, как подчиниться. После он опечатал двери, и дом стоял нетронутым до вашего приезда.

— И они так легко подчинились ему? — не поверил я.

— Ну не сразу, конечно, — усмехнулась Розалинда. — Скандалили почти до самого вечера. Больше всех надрывались почему-то дети Эмили — Ребекка и Джошуа. Даже когда Эмили и Джеймс уже капитулировали, эти двое продолжали спорить с адвокатом. Пытались даже его подкупить, чтобы он признал завещание недействительным, а после уговаривали его позволить им пожить в Рэдберри хотя бы до того момента, как завещание вступит в силу и приедут новые хозяева — то есть, вы… Но адвокат, конечно, им отказал.

— Откуда вы все это знаете? — поразился я.

— Ну, как вы верно подметили, я живу по соседству, а наши дворы разделяет лишь забор, — заметила Розалинда. — Да и вообще, они так кричали, что кажется, их слышал весь Бейкуэлл.

Я засмеялся, и Розалинда поддержала мой смех. Почему-то мне было невыносимо весело представлять, как несколько солидных взрослых людей драли глотки здесь, в Бейкуэлле, пока причины их скандала — то есть, мы с Чарли — ни о чем не подозревая, жили своей жизнью в Шеффилде.

— Эллиот ведь наверняка знал, что так все и будет, — вслух подумал я, отсмеявшись. — Почему же он оставил поместье нам?

Вопрос был риторическим, и я не ожидал получить на него ответ, но Розалинда неожиданно сказала:

— Это же очевидно — вы близнецы! Ни у Эмили, ни у Джеймса близнецы так и не родились, а их дети хоть и взрослые, но собственными семьями еще не обзавелись. Вот Эллиот и оставил дом единственным близнецам, которые носят фамилию Блумфилд. Видимо, он решил пойти против семьи, чтобы поддержать многолетние традиции рода — поместье Рэдберри всегда наследовали именно близнецы. Это была фамильная особенность — рождение близнецов — и Блумфилды относились к ней очень трепетно.

Я серьезно смотрел на Розалинду, кивая ее словам. Все это мы с Чарли и так предполагали, но одно дело — строить теории, и совсем другое — услышать подтверждение от более-менее достоверного источника.

Мы некоторое время помолчали, я допил свое пиво и заказал еще одно. Подождав, пока Розалинда вернется с полной кружкой, задал ей вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

— Мисс Милтон, а что насчет красных ягод? Вы тогда сказали, что они ядовиты, а потом тут же сказали, что ошиблись…

— О, я повела себя глупо тогда, простите, — смутилась Розалинда.

— Так все же ядовиты они или нет? — продолжал настаивать я.

— А вы не отравились?

— Нет.

— Понимаете, в чем дело, — Розалинда замялась. — Выходит, что для Блумфилдов ягоды не опасны. Я понимаю, это звучит безумно, но на протяжении многих лет было несколько случаев, когда ягодами травились посторонние люди, но Блумфилды — никогда. Когда-то они даже продавали эти ягоды, и неплохо на этом зарабатывали, это и позволило вашим предкам сколотить начальный капитал и выбиться в люди из простых крестьян. Но это было очень много лет назад.

— Но как же они продавали ягоды, если они ядовиты для всех остальных? — недоуменно спросил я.

— Видимо, был какой-то секрет, — пожала плечами Розалинда. — Может быть, ягоды должны быть сорваны именно руками члена семьи Блумфилдов, или что-то в этом роде. Поэтому я и закричала тогда, когда увидела, что вы рвете эти ягоды. А потом подошла ближе, и увидела, что вы близнецы, поняла, что вы и есть те самые наследники Блумфилдов, и решила не лезть не в свое дело. Подумала, что вам виднее, можно рвать эти ягоды, или нет.

— Вы же говорили, что не верите в мистику и колдовство? — улыбнувшись, поддел ее я.

— Не верю, — сухо подтвердила Розалинда. — Но что еще остается думать, когда с самого детства мне внушали, что эти ягоды опасны и ядовиты, и чтобы я даже смотреть в их сторону не смела, а в то же время я видела, как дети Блумфилдов спокойно рвут их и едят прямо с дерева? К тому же, лет двадцать назад, был случай — горничная Блумфилдов отравилась, съев всего пару ягод. Я была тогда маленькая, но помню, как ее увозили в больницу, а она стонала и билась в судорогах, пока врачи грузили ее в машину.

— Она умерла? — со страхом спросил я.

— Нет, выжила, но провела в больнице неделю или даже больше. Моя бабушка потом сказала, что сейчас медицина уже достаточно развита, чтобы спасти человека при таком сильном отравлении, но вот лет сто назад это бы означало верную смерть, — Розалинда нервно передернула плечами, да и мне, признаться, стало не по себе.

«Близко не подойду к этим ягодам, будь я хоть трижды Блумфилд», — мрачно подумал я, а вслух спросил:

— Кажется, существует какая-то легенда об этих ягодах? Вроде страшилки для детей?

— Есть такое, — кивнула Розалинда. — Но, опережая ваш следующий вопрос, сразу скажу: я ее не знаю. Я слышала ее когда-то в детстве, но совсем не помню.

Я расстроенно вздохнул, и, ссутулившись, оперся на барную стойку. Я-то надеялся узнать эту чертову легенду, хоть и не понимал, чем она может помочь мне. Розалинда тоже как-то сникла, но почти сразу ее лицо просветлело, и она заговорщицки прошептала:

— Кажется, я знаю, кто может вам помочь! — и указала куда-то за мою спину.

Осторожно обернувшись, я увидел, что она показывает мне на пожилую женщину, сидевшую за столиком у двери. Она была одна, на столе перед ней лежала раскрытая книга и стоял полупустой бокал какого-то яркого коктейля.

— Это мадам Велтон, — негромко пояснила Розалинда. — Завсегдатай нашего паба и одна из старожилов города. Она должна знать эту легенду. Думаю, она не откажется вам помочь.

— Но как я… — растерянно начал я, но Розалинда решила все за меня.

— Пойдемте! — она поднырнула под перекладину, служившую своеобразной «дверцей» барной стойки, и, ухватив меня за рукав, повела к столику пожилой женщины.

— Мадам Велтон? — окликнула Розалинда, когда мы приблизились. — Позволите отвлечь вас на минутку?

— Да, конечно, Рози, — приятным густым голосом произнесла женщина, поднимая глаза от книги. — В чем дело?

— Этот молодой человек — журналист шеффилдской газеты, — Розалинда кивнула на меня, а я постарался не выглядеть сильно удивленным своей неожиданной «профессией». — Он пишет серию статей о маленьких городках вроде нашего, и собирает различные старинные предания и легенды… Его заинтересовала легенда о красных ягодах Блумфилдов, вы не могли бы рассказать ее? Вы ведь ее помните?

— Конечно, Рози, конечно, — закивала мадам Велтон. — Присаживайтесь, молодой человек, — он жестом указала на место за столиком напротив нее.

— Спасибо, — поблагодарила Розалинда, и вернулась на свое рабочее место, послав мне напоследок ободряющую улыбку.

— Простите, что потревожили вас, мадам Велтон, — пробормотал я, присаживаясь за столик. — Меня зовут Джордж.

— Ну что вы, не стоит извиняться! Приятно познакомиться, Джордж, — пожилая леди заулыбалась, — так значит, вы пишете статью?

— Да, о различных легендах и преданиях маленьких городков, — повторил я слова Розалинды.

— О, в Бейкуэлле множество легенд, — словоохотливо начала мадам Велтон. — О старинном мосту, о кладбищенской полуденной деве, о часовне пастора Брукса…

Мадам явно истосковалась по общению и не прочь была поболтать о всякой всячине, но я не собирался работать «бесплатными ушами». Тем более, покоя мне не давала мысль, что если в паб неожиданно зайдет Чарли и застанет меня в компании престарелой леди, смеяться надо мной и подкалывать меня он будет до конца моих дней.

Пять минут послушав ее воспоминания о том, о сем, я мягко вернул ее к теме Блуфилдов.

— Ах да, легенда о красных ягодах… — спохватилась мадам Велтон. — Ну что ж, слушайте:

Несколько столетий назад жили-были два брата-близнеца, и были они простыми крестьянами-земледельцами. Они возделывали землю, выращивали на ней овощи и фрукты, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Время шло, но не увеличивалось их богатство, еле-еле они сводили концы с концами. Но они были очень честолюбивы, и не хотелось им выращивать репу да брюкву подобно остальным фермерам. Хотели они чего-то особенного, мечтали вырастить такое растение, которого бы не было ни у кого на свете, чтобы зарабатывать деньги не тяжким трудом, а легким и приятным делом.

Однажды ночью обходили они свои плантации, да делились меж собой своими несбыточными мечтами, как вдруг появился перед ними человек из ниоткуда. То был сам дьявол в человеческом обличье. Предложил он им сделку — дерево с ягодами, коих никто в мире никогда не видел, в обмен на их души. Не раздумывая ни секунды, близнецы согласились — уж очень хотелось им легкой наживы.

Тогда дьявол взял у них по капле крови, и смешал их с каплей своей крови. Потом снова разделил на две части, и пролил на землю. И — о, чудо! — за несколько секунд выросли из этих капель два высоких раскидистых дерева, а ветви их были сплошь усеяны красными ягодами, будто каплями крови.

И сказал дьявол близнецам, что только они сами могут срывать ягоды с деревьев, для всякого другого сорвавшего их человека они сразу превратятся в смертельный яд.

Обрадовались братья, начали рвать эти ягоды и продавать налево-направо, и разбогатели в считанные дни, ведь нигде на земле таких ягод больше не росло. А через месяц дьявол явился снова и потребовал взамен их души — ведь он не обещал, что будет ждать, пока братья умрут своей смертью, чтобы забрать их.

Долго спорили братья с дьяволом, и в итоге разозлился он и проклял их смертельным проклятием. Один из братьев умер сразу же, и получил дьявол его душу, а второму удалось выжить, и прожил он долгую жизнь, но и после смерти душа его была обречена на служение дьяволу. Такова цена была за красные ягоды, коих нигде в мире больше не существует.

С тех пор в этой семье часто рождаются мальчики-близнецы, но одному из них всегда суждено умереть намного раньше другого…

Мадам Велтон закончила рассказ и посмотрела на меня, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Ну как вам?

— Мрачно. Крайне мрачно, — выдавил я, пытаясь избавиться от образов, слишком ярко представших перед моим внутренним взором.

— А то! Вот послушайте еще легенду о кладбищенской деве… — мадам Велтон собралась было рассказывать, но я ее перебил:

— Простите, мадам, но мне пора. Спасибо огромное за то, что потратили на меня время.

Кое-как отделавшись от разговорчивой старушки, я ретировался обратно за барную стойку, краем глаза заметив, что часы на стене показывают уже половину десятого вечера — пора бы и домой. Розалинда, увидев меня, поспешила подойти.

— Ну как? Узнали, что хотели?

— Да, только я не ожидал, что эта легенда окажется настолько зловещей, — пожаловался я, вцепляясь в свою кружку с пивом.

— Ну, это же легенда, — философски заметила Розалинда. — Не придавайте ей такого большого значения.

— Постараюсь, — кивнул я, хотя в ушах у меня до сих пор звучало: одному из них суждено умереть намного раньше, чем другому…

Допив пиво, я решил собираться домой и попросил у Розалинды счет.

— Уже уходите? — с едва заметным сожалением спросила она, пока я отсчитывал купюры.

— Да, спасибо вам большое за все, — искренне поблагодарил я ее.

— Вам спасибо, — Розалинда протянула мне сдачу. — Заходите еще.

— Обязательно, — я встал со стула и начал застегивать пальто. — Если у меня появятся еще какие-то вопросы относительно Блумфилдов, могу я снова к вам обратиться?

— Конечно, помогу, чем смогу, — она улыбнулась, а я наконец-то нашел в себе смелость назвать ее по имени:

— Всего доброго, Розалинда. Было приятно познакомиться и пообщаться с вами!

Розалинда вдруг посмотрела мне прямо в глаза — я мельком подумал, что глаза у нее карие, — и ответила:

— Взаимно… Джордж. До свидания.

Я вышел из паба, пряча за высоким воротником пальто улыбку до самых ушей.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь?

— Думаю, тебе нужно пригласить Розалинду на свидание. Очевидно, что между вами возникла взаимная симпатия.

— Причем тут это? — я возмущенно уставился на брата.

Стояло теплое осеннее утро, мы сидели в саду на скамейке, среди увядающих цветов и желтых листьев, плотным ковром застилавших дорожки и клумбы. Чарли курил, а я только что закончил пересказывать ему события вчерашнего вечера.

— Мне интересно, почему внуки Эллиота — Ребекка и Джошуа — так боролись за этот особняк? — подумав, произнес Чарли, отвечая на мой первый вопрос. — Эллиот им всем оставил приличные части своего состояния и разделил между ними бизнес. Зачем им так понадобился дом?

— Фамильное поместье, родовое гнездо и все в этом духе? — предположил я.

— Вряд ли, учитывая то, что сказала Розалинда — они не были в теплых отношениях с Эллиотом, и этот дом не был им родным — ведь их мать Эмили переехала отсюда задолго до их рождения, — возразил Чарли. — Тут что-то другое.

— Может, им нравилось жить в доме с привидениями? Или хотели поучаствовать в какой-нибудь эзотерической телепередаче? — пошутил я.

Настроение мое с самого утра было на редкость благодушным, мне постоянно хотелось шутить и смеяться, и тяжело было сосредоточиться на серьезном деле. Все это, конечно же, не укрылось от глаз Чарли, и с утра я уже наслушался шуточек в стиле «Джордж, а ты часом не влюбился?» или «А когда вы с Розалиндой поженитесь?».

— Или хотели заняться поисками сокровища, — мрачно проговорил Чарли, через нос выдыхая сигаретный дым. — Они ведь наверняка о нем знали.

— В любом случае, им не удалось ни присвоить дом, ни даже задержаться в нем, — успокоил я брата. — Так что сокровище цело и невредимо, я уверен.

Некоторое время мы молча наблюдали, как колыхаются от легкого ветерка синие и розовые астры на ближайшей к нам клумбе.

— Что скажешь насчет легенды о красных ягодах? — наконец задал я вопрос, который не давал мне покоя со вчерашнего вечера, и сразу же почувствовал, как хорошее настроение испаряется.

— Еще пару недель назад я бы сказал, что это все глупые выдумки, и посоветовал бы тебе не забивать голову, — поморщился Чарли и слегка повернулся, глянув куда-то за мое плечо. Я сразу догадался, что он смотрит на деревья с красными ягодами, растущие по другую сторону подъездной аллеи. — Но теперь… после всего, что мы увидели в этом доме… Я уже практически стал верить в призраков. Может, и то, что говорится в легенде — правда. В конце концов, мы ведь действительно не отравились ягодами.

Я уныло кивнул, полностью соглашаясь с его словами.

— Зато теперь понятно, почему поместье называется Рэдберри⁽¹⁾, — добавил Чарли. — Раз о их семье и ягодах целую легенду сложили, немудрено, что именно так они назвали свой фамильный особняк.

— Меня беспокоит в этой легенде одна вещь, — признался я. — Там сказано, что один из близнецов всегда умирает раньше другого. Вспомни, брат-близнец Эллиота Карл умер совсем молодым, из-за чего наш отец и оказался на воспитании в семье Эллиота. А Кристофер умер в пятьдесят восемь лет, в то время, как его брат Фредерик дожил почти до девяноста!

— А один из мальчиков близнецов в начале девятнадцатого века умер в шесть лет, а его брат прожил до старости, — кивнул Чарли, будто желая показать, что он тоже внимательно изучал гобелен в гостиной. — А еще наш отец умер в тридцать пять, хотя никакого брата-близнеца у него не было. Успокойся, Джордж. Люди умирают в самых разных возрастах, и это естественно. Впрочем, если ты собрался умирать, повремени немного — вряд ли я смогу найти сокровище без тебя.

Чарли засмеялся над своей шуткой, и я тоже позволил себе улыбнуться, несмотря на то, что неприятное гнетущее чувство, поселившееся в душе со вчерашнего вечера, никуда не исчезло.

Прав был Чарли — еще пару недель назад я не придал бы особого значения этой легенде, посчитал бы ее глупой страшилкой. Но после всех этих событий — ночных шорохов и шагов, открытых окон, опрокинутой мебели — я уже и не знал, что думать и чему верить. Слова о том, что один из близнецов умирает намного раньше другого, не просто звучали зловеще и пугающе, но и находили подтверждение в реальной жизни — достаточно было взглянуть на гобелен, чтобы удостовериться в этом.

И это настораживало. Пугало. Угнетало.

— Кстати, наше предположение о том, почему Эллиот оставил нам дом, оказалось верным, — сменил тему Чарли. — Если Розалинда не ошибается, все дело действительно в том, что мы близнецы. Кто бы мог подумать! Из-за какой-то древней семейной традиции мы оказались втянуты во всю эту муть… Оставил бы дом этим Ребекке и Джошуа, пусть бы они сами и разбирались с привидениями!

— И нашли бы сокровище? — усмехнулся я.

— Ну, скажем прямо, мы тоже еще пока его не нашли, — проворчал Чарли. — А вот всяких мистических странностей уже хлебнули сполна…

— Кстати, Розалинда сказала, что адвокат Кофман был хорошим другом Эллиота, — вспомнил я. — А помнишь, что сказал нам сам адвокат? Что они с Эллиотом не были близко знакомы.

— Почему-то меня это даже не удивляет, — раздраженно дернул плечом Чарли. — Такое ощущение, что здесь все нарочно пытаются от нас что-то скрыть, — он затушил окурок и поднялся со скамейки. — Пойдем в дом, надо браться за работу. Предлагаю больше не заниматься этой чушью с уборкой, а просто искать подсказки к сокровищу. Чем быстрее найдем его, тем быстрее уедем отсюда.

Я тоже встал со скамейки, и мы направились к дому.

— Как прошел твой вечер вчера? — полюбопытствовал я.

— Неплохо, — голос Чарли потеплел на пару градусов. — Сходили с Кэти в кино. Неплохая комедия сейчас идет, кстати, советую, если все-таки пригласишь свою барменшу на свидание…

— Прекрати! — перебил его я. — Не собираюсь я приглашать ее на свидание!

— Почему? — в лоб спросил Чарли, останавливаясь и оборачиваясь ко мне. — Вот объясни мне, почему? Она тебе симпатична, ты ей, судя по всему, тоже. Почему ты не хочешь пригласить ее куда-нибудь? Тебе ведь понравилось с ней общаться, и не вздумай говорить «нет»!

— Понравилось, да, но… — пробормотал я, сбитый с толку таким внезапным напором. — Но… я…

— Только не говори, что любишь до сих пор свою Элис! — строго проговорил Чарли. — Вы расстались, точнее, она тебя бросила три года назад! Пора бы уже посмотреть вокруг, Джордж, и понять, что она была не единственной девушкой в мире!

В тот же миг гнев захлестнул меня с головой, как бывало всегда, когда Чарли упоминал о моей бывшей девушке, с которой мы очень некрасиво расстались. Несколько секунд я просто стоял, глядя на брата, и борясь с желанием ударить его, а потом сухо процедил:

— Я не желаю это обсуждать.

Сказав так, я прошагал мимо, почти задев его плечом и устремился к дому.

Влетев в холл, я захлопнул за собой дверь с такой силой, что аж стекла задрожали. Меня трясло от бессильной злобы и ненависти, причем, я сам толком не понимал, кому именно были адресованы эти чувства.

Ощущая непреодолимое желание сделать хоть что-то, чтобы немного успокоиться, я кинулся в гостиную, где в одной из тумбочек до сих пор стояла моя початая бутылка виски. Дернув дверную ручку, я рывком распахнул дверь и успел пройти почти до середины комнаты, прежде чем понял, что что-то не так.

Картины. Множество картин, красивых и не очень, висевших на стенах гостиной, были сорваны и разбросаны по всей комнате. Я почувствовал, как уже знакомый липкий страх опутывает меня с ног до головы, лишая возможности двигаться и соображать. Единственная мысль, бившаяся в мозгу, была о том, что буквально час назад, перед тем как выйти на улицу, я заходил сюда, и все было в порядке…

Значит, это происходит теперь не только ночью…

Где-то позади меня — а мне показалось, что далеко-далеко отсюда, хлопнула входная дверь и послышался голос Чарли:

— Джордж! Прости, что напомнил тебе об этом… я не думал, что ты так отреагируешь. Джордж! Где ты?

— Чарли, — слабым голосом позвал я брата. — Иди сюда.

Раздались шаги и на пороге гостиной появился Чарли. Несколько секунд он разглядывал раскиданные по полу картины, а затем уточнил:

— Это ведь не ты со злости тут все разбросал?

— Не я, — покачал я головой.

— Хм… ну что ж… — я видел, как Чарли отчаянно борется с собой, стараясь не бояться. На его лице снова появилось то самое выражение брезгливости и неуверенности. — Привидения снова разыгрались, да?

Я промолчал, ответ и так был очевиден. В наступившей тишине слышно было только тиканье часов в холле, а потом, неожиданно, как раскат грома, раздалась пронзительная трель телефонного звонка, и мы оба подскочили на месте.

— Телефон! — успокаивая то ли себя, то ли брата, воскликнул я. — Это телефон.

— Я отвечу, — Чарли выскочил из гостиной и направился в прихожую. Дверь он оставил открытой, и я слышал, как он снял трубку.

— Алло!.. Мама! Рад тебя слышать, как у тебя дела? Все в порядке?.. У нас? У нас все отлично, продолжаем разбирать вещи…

Слушая, как деланно бодрым голосом Чарли заверяет маму, что у нас все хорошо, я принялся бродить по гостиной и поднимать картины, возвращая их на свои места. Мы еще пару дней назад условились, что не расскажем маме ничего о том, что здесь творится — незачем ее волновать рассказами о привидениях. Так же мы решили, что и о поисках сокровища ничего не скажем. Вот если действительно найдем его, тогда другое дело…

Закончив развешивать картины по местам, я вышел в прихожую и застал уже конец разговора Чарли с мамой.

— Да, мам, у нас точно все в порядке… Джордж тоже передает тебе привет… До свидания.

Чарли опустил трубку на рычаг и повернулся ко мне.

— Давай браться за работу. Что у нас по плану? Большая спальня на втором этаже? — спросил я, давая понять, что не хочу обсуждать ни мою вспышку гнева, ни произошедшее в гостиной.

Чарли кивнул, и мы направились к лестнице.

В большую спальню мы не заглядывали с самого дня приезда, да и в тот день не осмотрели ее толком, лишь заглянули, помялись на пороге, и вышли. Теперь же настало время осмотреть ее более детально.

Это была просторная светлая комната, выдержанная в оливково-желтых тонах. Посередине стояла огромная двуспальная кровать, вдоль стен — прочая мебель: платяной шкаф, комод, трюмо. На стенах также, как и в других комнатах, висели картины, на окнах — легкие шторы песочного цвета, по обе стороны от кровати тумбочки, на них стояли настольные лампы с изящными ножками и красивыми тканевыми абажурами.

Пока я разглядывал убранство спальни, Чарли уже деловито направился к трюмо и принялся выдвигать ящички один за одним.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь буду копаться в старой косметике и выдохшихся духах, — ворчал он.

Я собирался последовать его примеру и начать перебирать содержимое ящиков, но мое внимание привлекла одна вещица, стоявшая на комоде посреди рамок с выцветшими фотографиями и фарфоровых статуэток.

Это была резная деревянная шкатулка, искусно украшенная кусочками цветного стекла, изображающими какой-то цветок — не то мак, не то лютик. Я попытался открыть ее, но не смог, хотя ни замка, ни защелки видно не было. Пропыхтев пару минут в тщетных попытках, я догадался осмотреть ее боковые стороны, и с огромным удивлением увидел кодовый замок.

— Смотри! — я протянул шкатулку брату. — Тут снова код!

— Треугольника там не нарисовано? — поинтересовался он, даже не взяв ее в руки.

— Нет, — ответил я, еще раз внимательно осмотрев крышку, бока и дно шкатулки.

— Значит, нас это не интересует, — тоном, не терпящим возражений, сказал Чарли и снова принялся греметь флакончиками в ящике трюмо.

Мне ничего не оставалось, как поставить шкатулку на место, но мысленно я сделал себе заметку о ней.

Мы возились в спальне до полудня, потом прервались на обед, немного отдохнули и снова принялись за работу. Квадраты солнечного света, проникающего сквозь окна, плавно смещались от центра комнаты к стенам, часы внизу отбивали час за часом; мы перелопатили уже горы хлама и личных вещей прежних хозяев, но ничего стоящего так и не нашли. Я уже начал мысленно готовить себя к тому, что сегодняшний день так и закончится без каких-либо интересных находок, как вдруг Чарли воскликнул:

— Джордж, смотри! Кажется, оно!

Он еще больше часа назад выудил из тумбочки стопку старых бумаг, и просматривал их, развалившись прямо на двуспальной кровати. Услышав его возглас, я вынырнул из платяного шкафа, который осматривал на предмет скрытых тайников, и, фыркая от забившегося в нос запаха нафталина, кинулся к нему.

Чарли протягивал мне старую пожелтевшую страницу, вырванную из какой-то тетради. Она была исписана немного корявым почерком, слегка отличавшимся от уже привычного нам почерка Кристофера. Но буква «в» была с той же самой характерной завитушкой, так что сомнений в том, что это писал Кристофер, не было.

А самое главное — вверху страницы был накарябан уже хорошо знакомый нам треугольник Δ.

Начав читать текст, я понял, что Кристофер писал это, возможно, будучи еще подростком, что и объясняло небольшие отличия почерка.

…Наконец-то начались каникулы! Не могу передать словами, как же я рад снова вернуться домой! Везет же малышке Агате — ей не нужно уезжать каждый год на учебу, как нам с Фредериком.

Я очень скучал по ней, и по родителям, и еще по нашему дому. Он напоминает мне старого ворчуна, который постоянно добродушно скрипит старыми половицами на каждого, кто на них наступает. Когда мы с Фредериком станем взрослыми и поместье перейдет в наше владение, обязательно сделаем в нем капитальный ремонт, чтобы оно еще много лет оставалось нашим домом.

Вчера я весь вечер провел в комнате наверху башни. Мне всегда нравилось это место, но теперь я поймал себя на мысли, что почему-то уже не могу как раньше залезть с ногами на подоконник и сидеть, прижавшись щекой к стеклу. Наверное, я взрослею и, как говорит отец, становлюсь «молодым джентльменом».

Поэтому я просто стоял, опершись ладонями на подоконник и смотрел в окно, на поля и леса, на речку, на наш пышный сад, на домики соседей, и меня переполняло просто безумное счастье от того, что я снова дома…

Пару секунд мы с Чарли молча смотрели друг на друга, потом он отрывисто произнес:

— Башня!

— Подоконник! — в ответ ему выпалил я, и мы сорвались с места.

Пока мы бегом поднимались по лестнице, спотыкаясь и толкая друг друга, я вспомнил, как будучи детьми, мы точно также каждое рождественское утро бежали посмотреть, что же Санта-Клаус принес нам в этот раз. Ощущения и эмоции были настолько схожими, что от удивления я даже немного сбавил шаг, и когда добрался до комнаты наверху башни, Чарли уже вовсю осматривал подоконник и оконную раму.

Я присоединился к нему, и несколько минут мы старательно вглядывались в каждый дюйм лакированного дерева. Ничего примечательного мы не нашли, но я, не позволяя себе падать духом, опустился на колени и начал исследовать нижнюю часть подоконника, выступающую из стены.

— Ну что там? Есть что-нибудь? — нетерпеливо спросил Чарли, глядя на меня сверху вниз.

— Не вижу… слишком темно, — пробормотал я, отчаянно напрягая зрение. На улице уже смеркалось, и в круглой комнате сгущался полумрак, мешая разглядеть что-либо.

Чарли метнулся к противоположной стене и щелкнул выключателем. Под потолком зажглась лампочка в простом белом плафоне, и в ее тусклом свете я нашел то, что искал — крохотную надпись, сделанную черной краской.

— Есть! — воскликнул я. — Тут треугольник… и надпись… «в 10.45…»

— Дай-ка взгляну! — Чарли решительно оттеснил меня и сам нырнул под подоконник. — Да, это тот же самый треугольник… в 10.45…

Он встал, выпрямился и облокотился спиной на подоконник, скрестив руки на груди.

— В 10.45 я ударился локтем о правый угол каминной полки, — произнес он раздельно.

— Думаешь, эти две строчки надо объединить? — удивился я.

— Это, вообще-то, твоя теория, — хмыкнул Чарли. — Ты же говорил, что сама по себе фраза про каминную полку ничего не значит, и ее нужно объединить с другими подсказками.

— Да, но… это все равно ничего не проясняет, — уныло заметил я. — То, что мы знаем время, когда он ударился локтем, нам ничего не дает.

— Но ведь должны быть и другие подсказки! — оптимистично заявил Чарли. — Эй, выше нос, Джордж! Определенно, мы на верном пути.

С этим я не мог не согласится.

Спустившись из башни, мы закончили просматривать бумаги, найденные в спальне, и с чувством выполненного долга отправились отдыхать.

Позже мне пришлось помогать Чарли на кухне, так как он заявил, что если станет готовить в одиночку, ужин будет не раньше полуночи. Общими стараниями мы приготовили весьма неплохое рагу из курицы с овощами и с аппетитом накинулись на еду.

— Как думаешь, что все-таки означает эта фраза и время? — спросил я, когда мы покончили с едой и сыто откинулись на спинки стульев.

— Понятия не имею, — Чарли растерянно пожал плечами. — Кристофер дает нам точное время и место, может быть, в других подсказках будет сказано, что там нужно сделать?

— Возможно, — согласился я. — Но точное он называет только время. Какой из четырех каминов имеется ввиду, мы не знаем.

— К счастью, их здесь всего четыре, — заметил Чарли. — Кстати, ты говорил тогда о секретном механизме, который открывает потайную полочку — а возможно ли такое, что привести в действие его нужно в определенное время — а именно, в 10.45 утра?

— Навряд ли… — с сомнением протянул я. — Мне тоже приходила в голову такая мысль, но это уже что-то из разряда фантастики. Если даже такие «умные» механизмы существуют, не думаю, что они были доступны Кристоферу шестьдесят с лишним лет назад.

— Да, ты прав, — кивнул Чарли. — Я об этом как-то не подумал.

Мы еще некоторое время сидели на кухне, строя различные теории, а после разошлись по своим спальням. По дороге я прихватил из гостиной все записи с упоминанием о сокровище, которые так и лежали там с позавчерашнего дня.

Поднявшись в свою комнату, я вырвал из блокнота кусочек бумаги, старательно вывел на нем «Δ в 10.45» и добавил его к уже имеющимся «уликам». Полюбовался некоторое время на все это добро, и убрал в ящик письменного стола.

Уснуть я не мог довольно долго, хотя в доме стояла полная тишина, только Чарли за стенкой ворочался и скрипел кроватью — видимо, ему тоже не спалось. Я же не мог избавиться от назойливого роя мыслей в голове — то принимался гадать, где же все-таки может быть спрятано сокровище, то прокручивал раз за разом в голове вчерашний разговор с Розалиндой. Потом мне вспомнились сегодняшние слова Чарли о моей бывшей девушке, и сон пропал окончательно. Как бы мне не хотелось забыть эту историю, за три года мне это так и не удалось.

Мы с Элис встречались пять лет, последние два года жили вместе и планировали пожениться, но в какой-то момент я заметил, как она стала отдаляться от меня. Когда я потребовал объяснений, она призналась в том, что у нее есть другой мужчина, и она больше не любит меня и хочет уйти. На мой вопрос «почему?» Элис ответила, что не желает строить семью с книжным червем, который живет в своем придуманном мире и мечтает попасть в одну из своих любимых книжек.

Это, несомненно, было большим преувеличением, как я считал, но переубедить ее у меня не получилось. Элис ушла, оставив меня в состоянии глубочайшей обиды и непонимания. Конечно, за прошедшее время мне удалось забыть ее, разлюбить, но вот обида и злость никуда не ушли. Надо ли говорить, что за эти три года я так и не предпринял попытки завести новые отношения.

И вот теперь — Розалинда… Красивая, веселая, неглупая. Я не мог отрицать, что испытываю к ней симпатию, и очень сильную, а если верить словам эксперта по амурным делам Чарли, эти чувства были взаимны. Так может быть, он прав? Сколько можно сидеть в своей скорлупе, может действительно попробовать, тем самым окончательно выбросив из головы Элис и ее злые слова?

«Мечтаешь попасть в одну из своих любимых книжек…» Знала бы она, что именно это со мной сейчас и происходит! Я уже неоднократно говорил о том, что чувствую себя так, будто попал то в детективную историю о Нэнси Дрю, то в триллер Лавкрафта… Злорадно ухмыльнувшись, я представил, какое лицо было бы у Элис, узнай она, что сейчас я занимаюсь поисками сокровища в старинном поместье…

От мыслей меня оторвали звуки в соседней комнате — судя по всему, Чарли встал с кровати. Скрипнули половицы, а через секунду раздались шаги в коридоре и негромкий стук в мою дверь.

— Джордж? Ты спишь? — тихо спросил Чарли, видимо боясь меня разбудить.

— Нет, заходи, — отозвался я, крайне удивленный столь поздним визитом.

Чарли вошел в комнату, неловко помялся на пороге и смущенно спросил:

— Джордж, ты не мог бы выйти со мной на улицу? Мне что-то не спится, очень хочу курить…

— А идти один не хочешь, — закончил я без тени ехидства или иронии. — Конечно схожу, дай только одеться.

Честно говоря, мне совершенно не хотелось вылезать из теплой постели и выходить на холод сентябрьской ночи, но я прекрасно понимал брата. После того, что он увидел в саду той ночью, не у каждого хватило бы смелости снова выйти в одиночку.

Быстро натянув джинсы и накинув пальто прямо на пижаму, я направился вслед за ним к двери.

В коридоре царила кромешная тьма. Мне еще не доводилось выходить из спальни ночью, и я поразился тому, насколько темнота здесь была густой и непроглядной. Трезво рассудив, что в таких потемках можно запросто свернуть себе шею, я на ощупь нашел стену и принялся шарить по ней в поисках выключателя.

— Ты чего? — шепотом спросил Чарли, случайно врезавшись в меня сбоку.

— Сейчас, свет включу… Не видно ни черта…

Я наконец нашел выключатель, щелкнул им, и висевшие по обеим стенам коридора светильники вспыхнули ярким желтым светом. Пару секунд я поморгал, привыкая к свету, и уже было двинулся в сторону лестницы, как вдруг кое-что странное привлекло мое внимание.

Я резко обернулся, устремив взгляд в конец коридора, туда, где он выходил на площадку второй лестницы, «служебной», как мы прозвали ее между собой. Сначала мне показалось, что глаза меня обманывают, что это мне мерещится, но чем дольше я вглядывался, тем отчетливее видел.

Фигура. Черная фигура в балахоне и капюшоне, как будто сгусток тьмы, она стояла прямо напротив нас и не шевелилась. Я почувствовал, как уже в который раз леденящий ужас сковывает все мое тело, я будто прирос к полу, не в силах пошевелиться.

— Джордж… — прохрипел где-то справа от меня Чарли. — Ты тоже это видишь?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Это она, она была в саду тогда! — зашептал Чарли, в его голосе отчетливо слышалась паника. — Что это такое?

Огромным усилием я оторвал ногу от пола и сделал крошечный шаг вперед. Фигура не двигалась. Во рту у меня пересохло, язык будто приклеился к нёбу, но кое-как мне удалось совладать с собой, и я негромко крикнул:

— Эй!

Фигура молчала и по-прежнему не шевелилась. Внезапно осмелев, я сделал еще один шаг и уже громче спросил:

— Кто ты?

Больше я ничего сделать не успел — фигура внезапно пришла в движение, плавно скользнула вправо и исчезла из виду. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я в несколько прыжков преодолел коридор и выскочил на площадку лестницы. Там никого не было, так же, как и на лестничных пролетах.

— Как сквозь землю провалилась, — пробормотал я. — Или через стену прошла.

Страх снова начал возвращаться, я просто не понимал и не мог объяснить увиденное, и это было в разы страшнее, чем опрокинутые стулья или упавшие картины. Я поспешил вернуться обратно к Чарли, который так и стоял на месте, лицо его было белым, как лист бумаги.

— Знаешь, что-то мне уже расхотелось курить, — пробормотал он дрожащим голосом. — Пойдем-ка отсюда.

Мы вернулись в мою комнату, заперли дверь на замок и включили свет. Я несмело присел на край кровати, а Чарли принялся ходить взад-вперед, то и дело нервно оглядываясь.

— Что это было? — наконец спросил он. — Что мы, черт возьми, только что видели?

— Не знаю, Чарли… — пробормотал я, пряча лицо в ладонях и чувствуя, как от страха начинаю мелко дрожать. — Не знаю…

1) Red berry (англ.) — красная ягода

Вернуться к тексту

В ту ночь мы с Чарли почти не спали. До самого рассвета сидели в моей комнате, со включенным светом и задернутыми шторами, и просто пытались осознать и принять то, что увидели.

Под утро мне удалось забыться тревожным сном, привалившись плечом к спинке кровати, а Чарли задремал, сидя в кресле. Когда совсем рассвело, в саду запели птицы, а комната наполнилась голубовато-серым зернистым светом, Чарли ушел к себе. Я тоже позволил себе лечь поудобнее и почти сразу провалился в глубокий сон, искренне понадеявшись на то, что в светлое время суток мне ничего не угрожает.

Проспали мы почти до полудня, но ни выспавшимися, ни отдохнувшими себя не чувствовали. Единственное, что радовало — яркий солнечный день, стоявший за окном, заметно притуплял страх и прогонял тревогу.

Но что будет ночью? Когда вязкая темнота плотным покрывалом опустится на поместье Рэдберри, и его комнаты наполнит непроглядный мрак? Я боялся даже подумать об этом.

Я посмотрел на Чарли — бледный, с кругами под глазами, он размешивал сахар в своей чашке кофе, отрешенно глядя куда-то в стену.

— Чарли? — осторожно позвал я его.

— Джордж… давай уедем отсюда! — выпалил он, будто только и дожидался моего оклика.

Черт. Вот этого я и боялся.

— Совсем? — похолодев, уточнил я.

— Да! — отрывисто произнес Чарли. — К черту это сокровище!

— Но Чарли… — беспомощно протянул я. — Оно же бешеных денег может стоить…

— Знаю, Джордж, знаю, — Чарли в отчаянии взлохматил пальцами свои волосы. — Думаешь, я не хочу найти его? Но после того, что мы увидели… Я не представляю, что проведу в этом доме еще хотя бы одну ночь! Может быть… будем уезжать ночевать домой, в Шеффилд? А утром возвращаться и продолжать поиски?

— Но, Чарли, представь, сколько времени мы потратим на эти разъезды туда-сюда? — я попытался воззвать его к здравому смыслу. — Возможно, мы уже в паре шагов от разгадки, может, нам нужно всего день-два? Давай потерпим еще немного, прошу тебя!

Чарли молчал, я видел, что он отчаянно борется с собой.

— К тому же, — вдохновенно начал я, — я не думаю, что этот призрак — или что оно там было — представляет для нас угрозу.

— Почему? — живо спросил Чарли, в его глазах забрезжил огонек надежды.

— Мне кажется, он сам нас испугался, — медленно проговорил я, вновь прокручивая в памяти вчерашнее происшествие. — Мы неожиданно включили свет, застали его врасплох… он застыл на месте. Потом, когда я двинулся к нему, он тут же дернулся и исчез. Он не пытался напасть на нас, не погнался за нами. В нем… не было агрессии, что ли. Не знаю, как это объяснить. Кроме того, за ночь больше ничего не произошло — все картины, мебель, двери — все на месте, да и в доме было тихо — никаких шагов, шорохов или скрипов.

— Ну… вообще-то да, — вяло пробормотал Чарли. — Может быть, ты прав…

— Давай потерпим еще немного, — продолжил я уговаривать его. — Если возникнет любая — хоть малейшая — угроза для нас, сразу же уедем, обещаю!

Чарли долго молчал, кусая губы и изредка тяжело вздыхая; сахар в его чашке, который он продолжал машинально помешивать, уже наверное расщепился на атомы.

— Ну хорошо, — наконец, нехотя согласился он. — Только с одним условием.

— Каким? — настороженно осведомился я.

— Давай будем спать в одной комнате? — на одном дыхании выпалил он и добавил: — Можешь надо мной смеяться и называть трусом до конца жизни, мне все равно, но это мое условие.

— Согласен! — с облегчением выдохнул я, подавив желание расхохотаться. Честно говоря, я и сам собирался это предложить. — Можем лечь в гостиной, там огромный диван…

— Нет, — перебил меня Чарли. — Либо в твоей комнате, либо в моей. Но только не в гостиной.

— Почему? — удивился я.

— В наших комнатах никогда ничего не происходило, — пояснил Чарли. — Ничего не открывалось, не передвигались предметы… А в гостиной постоянно творится чертовщина — то окна открываются, то картины падают.

— Хм, разумно, — признал я. — А ведь ты прав, до сегодняшней ночи на втором этаже вообще ничего не происходило такого…

Я замолчал, погрузившись в свои мысли. Мне наконец-то удалось сообразить, почему происшествие этой ночи напугало нас сильнее, чем все предыдущие — впервые что-то произошло у нас на глазах. Прежде мы лишь видели уже совершенные действия — опрокинутые стулья, упавшие картины, раскрытые окна… Но мы никогда не видели, как это происходило.

Наверное, первые седые волосы на наших головах появились именно сегодняшней ночью.

— Джордж, неужели тебе совсем не страшно? — внезапно спросил Чарли, оторвав меня от раздумий.

— Очень страшно, — честно признался я.

— Тогда как тебе удается держаться? Почему мы не бежим отсюда, сломя голову? — недоуменно сказал Чарли.

— Потому что я хочу во всем разобраться, — тихо произнес я. — Хочу найти сокровище.

И потому, что о подобном приключении я мечтал всю свою жизнь.

После завтрака (хотя, скорее, это был обед, потому что часы недавно пробили два), мы отправились на улицу. Чарли требовалось покурить, а я просто хотел побыть на свежем воздухе и солнечном свете, чтобы хоть немного отдохнуть от давящего полумрака комнат поместья.

Мы прогулялись по саду вокруг дома и через некоторое время оказались возле деревьев с красными ягодами. Я задрал голову, разглядывая светящиеся на солнце ягоды, однако, больше не делая попытки их сорвать или, Боже упаси, попробовать. Чарли остановился неподалеку, прикуривая еще одну сигарету.

— Смотри-ка! — вдруг хмыкнул он. — Твоя подружка!

Обернувшись, я заметил на соседнем участке Розалинду. Увидев, что я смотрю на нее, она помахала мне рукой.

— Добрый день, Розалинда! — поздоровался я.

— Добрый день, мистер Блумфилд! — ответила она, подходя ближе к ограде и ставя на землю корзинку, которую несла в руках.

— Прошу вас, зовите меня просто Джордж, — смущенно попросил я, стараясь не обращать внимания на смешки Чарли. — Как ваши дела?

— Все хорошо, благодарю, — Розалинда улыбнулась. — Гуляете?

— Да, что-то в этом роде, — я тоже заулыбался. — Такая чудесная погода, не хочется проводить день в четырех стенах… Кстати, это мой брат Чарли — вы ведь, кажется еще не знакомы?

Чарли, тоже подошедший ближе, шутливо поклонился, приподняв воображаемую шляпу.

— Очень приятно, — вежливо кивнула Розалинда, внимательно разглядывая нас обоих. — Когда заглянете к нам в паб?

— В ближайшие дни постараемся, — пообещал я, мысленно добавив: «если нас привидения не сожрут».

— А может, лучше вы к нам? — неожиданно предложил Чарли. И я, и Розалинда уставились на него с удивлением. — Заходите как-нибудь к нам на чай, Розалинда! Уверен, вам интересно посмотреть изнутри на дом, который вы всю жизнь видели за забором!

— О, я даже не знаю, — растерялась Розалинда, — не думаю, что это хорошая идея…

— Да ну бросьте, мы же с вами соседи! — продолжал убеждать Чарли. — Почему мы не можем просто по-соседски выпить кофе? Мы ведь тут совсем никого не знаем, да и никто не захочет с нами общаться из-за предрассудков о Блумфилдах, а вы, пожалуй, единственная, кто к нам адекватно относится!

Говоря это, Чарли довольно ощутимо наступил мне на ногу и пихнул меня локтем в бок.

— Да, и в правду, Розалинда, — подхватил я, сообразив, чего он от меня хочет. — Заходите, мы будем очень рады!

— Ну, может быть, как-нибудь в другой раз, — неуверенно произнесла Розалинда. — В любом случае, спасибо за приглашение.

Подхватив с земли корзинку, она улыбнулась мне на прощание и заспешила к своему дому. Подождав, когда она отойдет на приличное расстояние, я возмущенно повернулся к Чарли.

— Ну и что это было?

— Устраиваю твою личную жизнь, — невозмутимо отозвался тот. — Сам бы ты никогда не додумался пригласить ее на кофе.

— По-моему, ты ее напугал, — недовольно проворчал я. — Будет теперь думать, что мы какие-нибудь маньяки, заманивающие к себе молодых девушек.

— Брось. Она не дура, — веско сказал Чарли и, развернувшись, направился к дому. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Я вот что подумал, — сказал он, когда мы уже поднимались на крыльцо. — Помнишь, в шкафчиках в столовой было много старых бумаг? Мы тогда не стали их просматривать, а вдруг там есть записи Кристофера?

— Точно, мы ведь тогда еще не искали подсказки к сокровищу! — вспомнил я. — Предлагаю заняться этим прямо сейчас. И, если не возражаешь, на свежем воздухе. Что-то мне совсем не хочется торчать в доме.

Так мы и поступили. Взяв из столовой по стопке бумаг, устроились в беседке в саду и принялись их терпеливо перебирать.

Но сегодня удача нам не улыбнулась. Мы провели весь день, читая старые письма и записи из чьих-то личных дневников, но никаких подсказок или зацепок не нашли. Солнце уже клонилось к закату, деревья отбрасывали длинные темные тени, воздух начал ощутимо остывать и нам пришлось делать то, чего мы сознательно избегали весь день — возвращаться в дом.

После ужина мы обустроили спальное место для Чарли — перетащили матрас с его кровати в мою комнату и положили его на полу. Стало теснее, зато намного спокойнее, ведь с наступлением темноты все страхи, притупившиеся днем, вернулись с новой силой.

— Свет будем выключать? — спросил Чарли, застелив свой матрас постельным бельем и улегшись на него.

— Пока нет, я хочу почитать перед сном, — ответил я и взял с тумбочки дневник Эллиота, устраиваясь поудобнее в кровати.

— А, ну тогда сам выключишь, если я усну, — Чарли перевернулся на бок и накрылся одеялом почти с головой, а я погрузился в чтение.

Некоторое время я читал, без труда разбирая размашистый округлый почерк Эллиота, и одновременно прислушиваясь к тишине, стоявшей в доме. К счастью, эта тишина не нарушалась никакими посторонними звуками, и вскоре я уже начал зевать. Но примерно через полчаса сон как рукой сняло — я наткнулся на довольно интересный отрывок:

…думаю, почитать детям перед сном «Легенды и мифы Древней Греции», надеюсь их заинтересует это. Мой отец читал нам с Карлом эту книгу, и она нам очень нравилась. Насколько я помню, он вообще был очень сильно увлечен древней Грецией, коллекционировал книги о ней — целая полка в библиотеке ими заставлена…

Отец Эллиота — это как раз-таки Кристофер, значит, он увлекался историей древней Греции? Это интересно, возможно, в этих самых книгах он оставил какие-то подсказки!

Едва я успел додумать эту мысль, как меня обуяла жажда поиска.

— Чарли! — зашептал я, свесившись с кровати. — Ты спишь?

— Нет, — отозвался он, мгновенно открывая глаза. — Что такое?

— Послушай… — я пересказал ему то, что прочитал. — Надо осмотреть эти книги, я знаю, где они стоят, я видел их! Там могут быть еще подсказки!

— Да, ты прав, — согласился Чарли. — Завтра с утра сразу этим и займемся.

— Пошли сейчас! — с азартом предложил я, откидывая одеяло.

— Ни за что! — воскликнул Чарли и со страхом уставился на меня. — Я не собираюсь выходить из комнаты до самого рассвета — и тебе не советую!

Я начал было спорить, но быстро сдался. В конце концов, я тоже меньше всего на свете хотел снова увидеть ту черную фигуру в балахоне — или еще что похлеще — поэтому, действительно, не стоило впотьмах бродить по дому. Книги из библиотеки не убегут.

Засыпал я тревожно, мой слух был напряжен до предела, но все-таки мне удалось расслабиться и провалиться в сон. Мне показалось, что прошло всего пару минут, но, когда я открыл глаза, комнату уже наполнял холодный утренний свет. Глянув на часы, я увидел, что уже около семи часов утра, и не сдержал облегченного вздоха.

Мы перетерпели эту ночь. В голове билось противное слово «пережили», но я от него досадливо отмахнулся.

Глянув на Чарли, я удостоверился, что он как ни в чем не бывало похрапывает на своем матрасе, и, успокоившись, откинулся назад на подушку. Ночь прошла, и мы ничего потустороннего не увидели и не услышали — это можно считать успехом! Если только какая-нибудь из комнат поместья не лежит в руинах…

Вставать в такую рань совершенно не хотелось, и я, поплотнее завернувшись в одеяло, снова уснул.

Позднее меня разбудил Чарли, и мы с некоторой опаской вышли из комнаты и спустились вниз — но, к нашему удивлению, в доме за ночь ничего не произошло. Слегка ободренные этим фактом, мы с аппетитом взялись за завтрак.

После этого мы, как и собирались, отправились в библиотеку — просматривать книги о древней Греции. Это оказалось довольно муторным делом, книг было около двух десятков и нам пришлось просто пролистывать страницу за страницей, надеясь на то, что какая-нибудь из них будет помечена треугольником.

Мы провозились около двух часов, книжная полка уже наполовину опустела. Я взял потрепанную книгу «Происхождение и история греческого алфавита», подумав, что пролистаю ее, и нужно будет сделать перерыв — размять затекшие плечи и шею.

Открыв книгу, я перевернул пару страниц и увидел греческий алфавит — столбцами написанные транскрипции букв и рядом значки, демонстрирующие написание каждой буквы. Вот тут-то меня и ждало открытие — в самом начале алфавита я увидел знакомый треугольник! Оказалось, что так пишется греческая буква «дельта»!

— Чарли! Смотри! — я показал ему свою находку.

— Это тот самый треугольник? — Чарли недоверчиво сощурился. — Ну да, одна линия толстая, две тонкие… Значит, Кристофер обозначал подсказки к сокровищу буквой «дельта»? Как думаешь, он выбрал ее неслучайно? Что может обозначать эта буква сама по себе?

— Не знаю… — я открыл книгу в самом конце, ища оглавление. — Давай посмотрим, может тут что-то есть об этом.

Найдя главу под названием «Применение греческих букв в современной науке», я открыл нужную страницу и заскользил взглядом по строчкам.

— Вот! — Чарли быстрее меня нашел описание нужной буквы. — «Прописная буква «дельта» используется как символ для обозначения дифференциалов в математике, физике, квантовой механике и…»

Не дочитав до конца, он поднял голову и посмотрел на меня, в его взгляде светилось озарение.

— Сумма дифференциалов электрического сопротивления! — воскликнул он. — Это буквы! Это не какая-то сложная формула, это просто буквы, обозначающие эти понятия по отдельности! Сумма, дифференциал, и электрическое сопротивление.

— Думаешь? — я недоверчиво уставился на него.

— Я уверен! — Чарли потянул к себе книгу и забормотал, водя пальцем по странице: — Давай-ка посмотрим… Электрическое сопротивление… сопротивление… Вот оно! Буква «омега» применяется для обозначения Ом — единиц электрического сопротивления.

Я заглянул в книгу, чтобы ознакомиться со значком Ω — буквой «омега». Конечно, все это мы когда-то изучали в школе, но за десять лет оно успело начисто исчезнуть из памяти.

— Хочешь сказать, нам теперь не только «дельты» искать, но и «омеги»? — хмуро поинтересовался я. Теория Чарли мне не нравилась, но предложить лучшую я не мог. Да и худшую, честно говоря, тоже.

— Судя по всему, да, — пожал плечами он.

— Но это глупо! — заспорил я. — Зачем Кристоферу помечать подсказки разными знаками? Сплошная путаница!

— Так этого он и добивался — запутать! — мгновенно нашелся Чарли.

— Но нам нигде не попадался такой значок.

— Так мы его и не искали. Мы же искали треугольники, точнее, «дельты».

— Но мы бы запомнили, если бы увидели другой значок. Может, и не придали бы ему значения, но точно обратили бы внимание, — сказал я, устало потирая виски. Голова начинала болеть от всех этих шифров, несмотря на то, что именно такие загадки в книгах и фильмах мне очень нравились. М-да, а быть героем детектива не так-то просто…

Чарли не ответил, он искал в книге третий символ.

— Вот! «Греческая буква «сигма» используется для обозначения математических сумм», — прочитал он. — Вот, посмотри.

Он сунул мне под нос книгу, и я вяло взглянул на страницу, куда Чарли указывал пальцем. Но все сомнения и недовольство как рукой сняло, стоило мне увидеть значок Σ — обозначение буквы «сигма».

— А вот такой значок я уже видел! — воскликнул я, чувствуя, как бешено заколотилось сердце в предвкушении очередной находки.

— Правда? Где? — недоверчиво спросил Чарли, во все глаза глядя на меня.

— В столовой! — я вскочил с кресла, в котором сидел. — Пошли!

Выйдя из библиотеки, я быстрым шагом пересек гостиную, холл, прихожую и вошел в столовую, Чарли не отставал. Там я подошел прямиком к стене и снял с нее картину с красными ягодами, которую рассматривал в тот день, когда мы с Чарли имели неосторожность попробовать эти ядовитые ягоды. Удивительно — находясь тогда в состоянии, близком к панике, как я умудрился запомнить закорючку, нарисованную на обратной стороне холста?

— Вот, — я перевернул полотно, — эта самая закорючка, буква «сигма». Тогда я счел ее просто за подпись художницы, эдакий отличительный знак.

— Это точно «сигма», — подтвердил Чарли, рассматривая Σ под разными углами. — Но что она означает?

— Вероятно, это подсказка к местонахождению сокровища, — с легкой иронией сказал я, намекая, что именно он выдвинул эту теорию.

— Это понятно, — нетерпеливо цокнул языком Чарли. — Я имею ввиду, где искать записку?

— Ну давай рассуждать, — я отобрал у него картину и принялся водить пальцами между рамой и холстом, проверяя, не спрятано ли там чего. — Значок «дельта» стоял на письме, в котором упоминались шишечки на перилах — записка была в шишечке. Второй раз им была помечена страница, на которой шла речь о подоконнике в башне — надпись была на подоконнике. Следовательно, — я перевернул картину, — следующая записка спрятана где-то в дереве или под ним.

— Неужели нам придется копать землю? — простонал Чарли. — Ненавижу махать лопатой, у меня от этого поясницу сводит!

— Ты хотя бы это делал, — проворчал я. — А мне вот лопату в руках держать не доводилось.

— Эх ты, офисный планктон, — шутливо подколол меня Чарли. — Главное, чтобы лопаты здесь вообще имелись…

— Попросим у Розалинды, если что, — решительно сказал я и повесил картину на место. — Пойдем для начала осмотрим поле действия. Заодно, утолишь свой никотиновый голод.

— Я бы и обычный голод не отказался утолить, — пробурчал Чарли, но все же пошел вслед за мной к парадной двери.

Выйдя на улицу, я с досадой обнаружил, что от теплой солнечной погоды, стоявшей утром, не осталось и следа — небо заволакивало плотными серыми тучами, поднимался холодный ветер. Судя по всему, собирался дождь.

Дойдя до деревьев с красными ягодами, мы в нерешительности остановились, не зная, что делать дальше. Я украдкой глянул на соседний участок, подсознательно надеясь снова увидеть Розалинду, но сегодня двор соседской фермы был пуст.

— Ну и где тут копать? — растерянно протянул Чарли. — И насколько глубоко? Да у нас месяц может уйти на то, чтобы перерыть всю землю под деревьями…

— Погоди, — остановил его я, пытаясь сосредоточиться и рассуждать логически. — С чего мы вообще решили, что записка спрятана в земле? На картине земли вообще нет, там только ствол дерева, ветви и кроны!

— Ну как бы он мог спрятать что-то в дереве? — скептически поинтересовался Чарли. — К ветке привязал?

Я не ответил, пытаясь восстановить в памяти картину. Еще в первый раз я обратил внимание на странный ракурс — художник будто бы стоял под деревом, задрав голову. А что, если…

Подойдя почти вплотную к стволу, я запрокинул голову и принялся внимательно оглядывать дерево.

— Джордж?

— Ты спросил, как он мог спрятать что-то в дереве, — задумчиво сказал я, переходя с места на место вокруг ствола. — Может быть, здесь есть дупло? Посмотри пока на соседнем дереве.

Чарли фыркнул, но все же отошел к другому дереву и также задрав голову, начал осматривать его ствол. Не прошло и минуты, как он воскликнул:

— Джордж, смотри-ка! Тут действительно что-то, похожее на дупло!

Я метнулся к нему и посмотрел, куда он показывал. И правда, на высоте примерно девяти футов виднелась какая-то впадина или щель в стволе дерева, но с таким же успехом это мог оказаться и просто нарост на коре. Точнее сказать было невозможно — слишком плохо видно было с земли.

— Как же нам туда добраться? — вслух подумал я.

— Нужна лестница, — ответил Чарли.

— А ты видел в доме хоть одну лестницу?

— Нет, но она должна быть. Возможно, в подвале? Мы ведь ни разу туда не спускались.

Не теряя времени, мы отправились обратно в дом. Удача нам улыбнулась — в подвале действительно нашлась неплохая раздвижная лестница, довольно добротная и прочная на вид. Также там обнаружилось и много другого садового и строительного инструмента, но сейчас нас это не интересовало. Взвалив стремянку на плечи, мы осторожно понесли ее через кухню к задней двери особняка; кроме того, я прихватил пару плотных садовых перчаток.

Вернувшись к деревьям, мы установили лестницу, облокотив ее на ствол, и переглянулись.

— Давай лезь, — скомандовал Чарли. — А я буду придерживать стремянку.

Не споря, я осторожно начал подниматься, цепляясь руками за гладкие металлические перекладины. Высоты я не боялся, но упасть с семи-восьми футов было страшновато, поэтому ноги мои предательски подрагивали. Кроме того, меня совсем не радовала перспектива засовывать руку в дупло, в котором могло оказаться все, что угодно — от пчел до летучих мышей.

Достигнув верха лестницы, я остановился, и вытянув руку, смог дотянуться до впадины. Ощупав ее края, я убедился, что это действительно небольшое дупло, в которое спокойно пролезет рука человека. Вот только совать туда руку мне по-прежнему было боязно.

Я вытащил из кармана перчатки, которые взял в подвале, и надел их на руки, осторожно балансируя на лестнице.

— Давай, пошарь рукой там внутри! — подбадривал с земли Чарли.

— Тебе легко говорить, — огрызнулся я. — Лез бы сам, если такой смелый.

Все же, собрав волю в кулак, я осторожно просунул пальцы в дупло, и пошевелил ими, готовый в любой момент выдернуть руку обратно. Ничего не произошло, и я немного смелее двинулся вперед, легонько ощупывая стенки дупла. Они были совершенно гладкие, и я уже начал сомневаться, что вообще что-то найду.

Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле не больше пятнадцати секунд, прежде чем мои пальцы наткнулись на что-то твердое. Сквозь толстую ткань перчаток я не смог понять, что это, поэтому просто ухватил предмет покрепче и вытянул его наружу.

Моему взору предстала небольшая стеклянная бутылка, вся заляпанная пылью, грязью и обрывками налипшей паутины. Горлышко ее было забито пробкой и плотно залеплено чем-то, похожим на воск. Сквозь грязное стекло мне удалось рассмотреть небольшой клочок бумаги, лежавший внутри.

— Джордж, что это? Бутылка? Там внутри есть что-то? — нетерпеливо выкрикивал Чарли снизу, я чувствовал, как подрагивает лестница под моими ногами, в которую он вцепился мертвой хваткой.

Зажав бутылку под мышкой, я быстро спустился вниз и отдал находку брату.

— Ага! Записка! — обрадовался он, рассмотрев содержимое. — Как она только не истлела?

— Он залил пробку воском, что спасло бумагу от влаги, — сказал я, снимая перчатки и отряхиваясь. — Как нам теперь ее открыть? Может, растопить воск над огнем?

— К чему такие сложности? — фыркнул Чарли и, наклонившись, со всей силы ударил бутылкой о край камня, лежавшего на земле.

Раздался звон бьющегося стекла, и в дожде осколков на пожухлую траву упал клочок бумаги.

— Чарли?! Что за вандализм??? — возмутился я.

— Прости, но мне лень нагревать бутылку над огнем, — со смешком ответил он, поднимая бумажку.

Развернув ее, он прочитал содержимое и нахмурился.

— Помечено буквой «сигма» … «… я начал читать Общую ботанику и основы селекции.» — прочитал я вслух, забрав у него записку. — Это книга, я видел ее в библиотеке!

— Да? — лицо Чарли сразу просветлело. — Значит, следующая подсказка в ней?

— Не факт, — задумчиво сказал я. — В записке из шишечки говорилось о каминной полке, но на ней мы никакой подсказки не нашли. Скорее всего, Кристофер снова указывает нам место — полка, где стоит «Общая ботаника». Или даже конкретное место, на котором стоит книга. Если следовать логике, должна быть еще записка, помеченная «сигмой», в которой будет указано время.

— А потом еще две записки, помеченные «омегой» — одна со временем, другая с местом! — подхватил Чарли, уловив мою нить размышлений.

— Именно.

— Но мы по-прежнему не знаем, что делать в указанных местах в указанное время, — он развел руками.

— Я думаю, и это мы узнаем. Вероятно, найдутся еще записки, в которых будет указано, что именно нужно сделать, — уверенно сказал я.

— А может быть, записок не по две, а по три на каждый знак? Три с «дельтой», три с «сигмой», и три с «омегой»? Время, место и действие? — предположил Чарли.

— Может, и так. Но фразы выглядят законченными — вспомни: «В 10.45 яударился локтем о правый угол каминной полки.» Начинается с заглавной буквы, заканчивается точкой. Не похоже, что есть продолжение, — я сложил клочок бумаги и убрал его в карман. — Скорее всего, действие для всех мест одно, и оно будет написано в отдельной записке.

— Ну и выдумщик был этот Кристофер, — проворчал Чарли, складывая стремянку. — Это же надо такое выдумать! И ведь не поленился в дупло лезть…

— Знаешь, мне кажется, он действительно был немного безумным, — серьезно сказал я. — Либо ему тоже нравились книги о Нэнси Дрю, — это я добавил уже с улыбкой.

— Какая Нэнси Дрю? Он умер в сорок третьем!

— Между прочим, книги о ней выпускаются с тридцатых годов, — заметил я, поднимая на плечо стремянку.

Когда мы были на полпути к дому, на горизонте вспыхнула молния и послышался отдаленный раскат грома.

— Гроза, чтоб ее!.. — выругался Чарли.

Снова налетел сильный порыв ветра, кажется, вместе с грозой приближалась и буря. Странно, но меня это тревожило, хотя я и не мог объяснить, почему.

Как мы и предполагали, к вечеру погода разбушевалась — пошел дождь, поднялась буря и началась гроза. Деревья скрипели от порывов ветра, по окнам стекали струи воды, раскаты грома и вспышки молнии не прекращались ни на минуту.

В доме ощутимо похолодало, и мы с Чарли растопили камин в гостиной, с расчетом на то, что немного прогреется и моя спальня, в которой мы оба теперь ночевали — она была соединена с гостиной общим дымоходом.

Не скрою, было очень приятно сидеть в мягких креслах в теплой гостиной и слушать, как в камине потрескивают поленья, в то время, как за окнами завывал ветер, шумел дождь и чернильный мрак то и дело прорезали вспышки молний.

Мы с Чарли немного расслабились — за прошедшие два дня никаких мистических событий в доме не произошло, и мы втайне надеялись, что после внезапного столкновения призрак — или что это было — оставит нас в покое. Поэтому, по уже сложившийся за прошедшую неделю традиции, после ужина мы пришли в гостиную, налили себе по бокалу виски и устроились в креслах, обсуждая сегодняшние находки и строя дальнейшие предположения о местонахождении сокровища.

В целом, вечер проходил вполне себе приятно до одного определенного момента, когда вместе с очередным раскатом грома во всем доме погас свет.

Сразу стало темно, страшно и очень-очень тихо.

Гостиная теперь была освещена лишь языками пламени, пляшущими в камине, но их не хватало, чтобы осветить такое большое помещение, и в углах комнаты начал сгущаться плотный мрак. Нашу расслабленность и хорошее настроение как рукой сняло, мне сразу начали мерещиться темные фигуры, скользящие в тени вдоль стен; обернувшись к Чарли, я встретил его испуганный взгляд.

— Джордж… — неуверенно протянул он, медленно отставляя бокал на столик.

— Похоже, электричество отключили, — сказал я, нервно оглядываясь.

— Ты уверен? А что, если это… только у нас? — озвучил Чарли мысль, которая и мне пришла на ум, и страшно меня испугала.

— Сейчас проверим, — я встал и решительно подошел к окну, отдернул штору, и принялся вглядываться в темноту за стеклом.

Ни единого огонька. Фонари на Бертон-стрит не горели, окна фермы Милтонов тоже смотрели на меня черными провалами. У меня отлегло от сердца.

— У всех нет электричества, — сообщил я Чарли, отворачиваясь от окна. — Похоже, это из-за грозы.

— Думаешь?

— Уверен. Даже у нас в Шеффилде его иногда отключают во время непогоды, что уж говорить о таких маленьких городках, как этот, — я вернулся в свое кресло и даже взял снова бокал с виски, стараясь держаться как можно увереннее, но в душе я дрожал, как осиновый лист на ветру.

Даже в собственной квартире неприятно остаться ночью без света, чего уж говорить о том, чтобы оказаться в полной темноте в месте, подобном этому — мрачном старинном особняке с привидениями!

— Надеюсь, это ненадолго, — проворчал Чарли, и встал, чтобы подбросить в камин еще пару поленьев.

Так, в молчании, прошло десять или пятнадцать минут — разговор больше не клеился; я сидел, не отводя глаз от своих колен — боялся, что если подниму взгляд, снова увижу черную фигуру в балахоне. Чарли, напротив, все время ерзал в кресле и постоянно что-то крутил в руках — тоже нервничал.

— Джордж, — наконец, он нарушил молчание, — давай хоть свечи зажжем. Эта темнота… действует на нервы.

Я согласился и встал, чтобы снять со стены пару канделябров — я уже говорил, что они были развешаны по всему дому, видимо, как элемент декора. Поставил их на столик перед Чарли, и он сразу вынул из кармана зажигалку, начав поджигать вставленные в них толстые белые свечи. Света в гостиной сразу стало заметно больше.

Закончив с одним канделябром, Чарли хотел было приняться за другой, но тут неожиданный звук заставил нас подскочить на месте.

Во входную дверь громко и уверенно постучали.

Мы так и застыли, кто в какой позе был: я — наклонившись за канделябром, Чарли — с зажигалкой в протянутой руке.

— Кто-то стучит? — прошептал я, надеясь, что ослышался.

— Похоже на то, — сглотнув, так же тихо ответил Чарли. — Кто это может быть?

— Понятия не имею, — я взглянул на наручные часы. Половина десятого. Не то, чтобы очень поздно, но…

— Мы никого не ждем! — зашептал Чарли. — Да и кто здесь может к нам прийти? Давай не будем открывать.

Я хотел было с ним согласиться, но тут стук повторился.

— Не уходят… Давай хотя бы спросим, кто это, — предложил я. Чарли попытался было возразить, но я, взяв со столика зажженный канделябр, перехватил его за ножку поудобнее, и медленно направился к двери.

Последовав моему примеру, Чарли вооружился кочергой, стоявшей у камина, и мы вместе вышли в холл.

— Кто это? — громко спросил я, приблизившись ко входной двери.

Ответом мне была тишина.

— Отзовитесь! — повторил я, уже не надеясь на ответ, но тут, сквозь шум дождя и ветра послышался знакомый голос:

— Это ваша соседка, Розалинда… Откройте, пожалуйста!

— Розалинда? — удивленно переспросил я и посмотрел на Чарли. Тот ответил мне таким же недоуменным взглядом, пожал плечами и неуверенно кивнул. Этот жест я перевел, как: открывай, но осторожно.

Я медленно открыл замок и, взявшись за ручку, потянул дверь на себя, готовый в любую секунду ее захлопнуть. В образовавшуюся щель я увидел бледное лицо Розалинды, освещенное свечами канделябра в моей руке.

— Вы одна? — зачем-то спросил я, не спеша открывать дверь шире.

— Да, — удивленно ответила она. — Вы позволите мне войти?

— Да, конечно, — с небольшой заминкой ответил я, и немного приоткрыл дверь, впуская девушку в дом. — Что-то случилось, Розалинда?

— Или вы решили все-таки принять наше приглашение на кофе? — хмыкнул Чарли.

— Нет, я просто… — Розалинда замялась. — Дело в том, что отключили электричество, вероятно, из-за грозы, а у нас в доме, как назло, закончились свечи… Мне очень неудобно просить вас, но…вы не могли бы одолжить мне пару свечей?

— Конечно, о чем разговор! — я выдернул из канделябра, что держал в руках, несколько свечек, задул их и протянул Розалинде. — Держите.

— О, спасибо большое, — она взяла их в руки, но уходить не спешила, неловко переминаясь с ноги на ногу у входной двери.

Пользуясь паузой, я оглядел Розалинду в неярком свете свечей. Ее волосы были влажными от дождя, поверх простой черной футболки и голубых джинсов была накинута шерстяная черная шаль, тоже изрядно вымокшая. Лицо было бледным и как будто испуганным, да и в общем ее облике явно прослеживалась какая-то нервозность и напряжение.

— Розалинда, у вас точно все в порядке? — с беспокойством спросил я. — Вы выглядите… напуганной.

— Нет-нет, пустяки, не обращайте внимания, — поспешно ответила она. — Видите ли, отключили свет, а я совсем одна дома — родители уехали в гости к родственникам, еще и ни одной свечи в доме не оказалось…

— Боитесь темноты? — догадался Чарли, в голосе его слышалось сочувствие.

— Нет, не боюсь, просто не очень приятно сидеть одной дома в кромешной тьме, — деланно уверенным голосом сказала Розалинда, тем самым убедив меня, что темноты она боится до ужаса.

— Давайте-ка так, Розалинда, — решительно сказал я, — посидите немного у нас, пока не включат электричество, или не вернутся ваши родители. И вам спокойно, и нам… веселее.

Я чуть было не ляпнул: «и нам не страшно», но посвящать Розалинду в мистические события, происходящие в нашем доме, не входило в мои планы. К тому же, я и сам не мог объяснить, почему мне казалось, что если с нами будет кто-то посторонний, призраки к нам не сунутся.

— Не знаю, удобно ли… — Розалинда предсказуемо застеснялась, но Чарли не дал ей договорить.

— Удобно, удобно! Проходите вот сюда, в гостиную… может быть, чаю или кофе? Или чего покрепче? — галантно ухватив Розалинду под локоть, Чарли повел ее в гостиную. Я запер входную дверь и отправился следом.

В гостиной Розалинда скромно присела на краешек дивана; Чарли ворошил кочергой угли в камине, а я, усевшись назад в свое кресло и испытывая легкую неловкость, взял со столика свой недопитый бокал с виски. Розалинда проследила взглядом за моей рукой.

— Любите коктейли? — улыбнулась она, кивнув на пакет с вишневым соком, бутылку виски и вазочку со льдом.

— Только я. Чарли предпочитает пить чистый.

— Самой популярное сочетание — виски и вишневый сок, это я вам как бармен говорю, — заметила Розалинда. — Мне, кстати, оно тоже нравится.

— Так может быть, налить вам? — предложил я.

— Ну… если только немного.

— Один момент! — я вскочил с кресла и помчался в столовую за третьим бокалом, прихватив с собой свечку из канделябра. Кое-как отыскал в полумраке стоявшие на полке буфета бокалы и, взяв один, вернулся в гостиную.

— Могли бы вместе сходить, — заметил Чарли. Я чуть было не ляпнул «зачем?», но потом до меня дошло — мы ведь даже днем старались не ходить по дому в одиночку, а тут, стремясь услужить Розалинде, я один в потемках пошел через несколько комнат!

Смешав коктейль, я подал ей бокал и опустился в кресло.

— Уютно здесь, — заметила Розалинда, чуть отпив из бокала и с интересом разглядывая интерьер гостиной.

— Да, мы тоже так подумали, когда только приехали, — кивнул Чарли, бросив на меня короткий взгляд. Розалинда ничего не заметила, а я понял, что он имел ввиду: мы тоже считали этот дом уютным, пока здесь не начала происходить всякая чертовщина.

— И часто у вас так электричество отключают? — поинтересовался Чарли; подкинув в камин еще дров, он тоже сел в кресло и налил себе виски.

— Вообще-то нет, но во время грозы бывает, — ответила Розалинда. — Что-то в этом году осень дождливая выдалась…

Завязался разговор о погоде, потом о городах — мы стали сравнивать Шеффилд и Бейкуэлл, ища плюсы и минусы того и другого. Потом мы с Чарли снова пересказали историю о внезапном наследстве, Розалинда начала расспрашивать нас о том, как мы живем в Шеффилде и кем работаем, потом рассказала немного о себе.

Я заметил, что она немного успокоилась и расслабилась, по сравнению с тем, как она вела себя, когда только пришла. Поудобнее устроилась на диване, стала более открыто улыбаться и даже сбросила с плеч мокрую шаль, повесив ее на подлокотник.

Общаться с Розалиндой было легко и приятно, и — что не могло меня не порадовать — я заметил, что в разговоре она чаще обращается ко мне, а не к Чарли, хотя я, в силу своего довольно замкнутого характера, явно уступал брату в ведении светских разговоров.

Так прошло чуть больше часа; за легкой ненавязчивой беседой мы и не заметили, как пролетело время. Впрочем, Розалинда явно никуда не спешила, да и нам не хотелось оставаться в одиночестве в темном доме. Неизвестно, чего бы нам тут могло примерещиться, если бы все это время мы сидели вдвоем.

Приняв у меня из рук второй бокал с коктейлем, Розалинда не стала садиться в кресло, а медленно пошла вдоль стен, разглядывая картины.

— Увлекаетесь живописью? — полюбопытствовал Чарли.

— Не то, чтобы очень, — пожала плечами Розалинда. — Но смотреть на красивые картины люблю.

— Кстати, — вспомнил я, — на парадной лестнице висит одна картина… На ней изображена красивая девушка в зеленом платье, стоящая на мосту. Вы очень на нее похожи!

Краем глаза я увидел, как Чарли закатил глаза, беззвучно смеясь над моим неуклюжим комплиментом; Розалинда же смущенно заулыбалась. Я думал, она не поверит или попросит показать картину, но она внезапно спросила:

— А автор картины, случайно, не Агата Блумфилд?

— Она самая, — удивился я. — А откуда вы…

— Мне рассказывала о ней моя бабушка. Агата была подругой ее матери, и прекрасной художницей, как вы знаете. В юности бабушка часто позировала Агате, существует несколько картин, написанных с нее. Возможно, это одна из них — это и объясняет сходство. Мне многие говорят, что я очень сильно похожа на свою бабушку.

— Так вот оно что! — воскликнул я. — Да, пожалуй, это логичное объяснение. Так, значит, ваша бабушка рассказывала вам про Агату? А о ее старшем брате Кристофере она, случайно, ничего не упоминала?

Услышав мой вопрос, Чарли заинтересованно выпрямился в кресле.

— Хмм… — Розалинда задумалась. — Нет, не припоминаю. Хотя… это ведь был отец Эллиота, вашего дедушки? О нем говорили, что он сошел с ума, свихнулся во время войны и вскоре после этого умер. Пожалуй, это все, что я о нем знаю.

— Да, это мы тоже заметили, — проворчал Чарли в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.

Розалинда его не услышала, остановившись у камина, она грела руки, протянув их к огню, и разглядывала фотографии, стоявшие на каминной полке.

— Интересно, — она взяла одну рамку и поднесла ее ближе к свету, — фотография явно засвечена, зачем ее хранили?

Заинтересовавшись, я встал с кресла и подошел ближе.

— Видите? — Розалинда показала мне фотографию. — Когда делали это фото, вспышка отразилась от какого-то предмета, и засветила половину кадра.

Я мельком посмотрел на фотографию, где был запечатлен какой-то представительный джентльмен, сидящий в кресле возле окна, и перевел взгляд на Розалинду. Она стояла очень близко ко мне, так близко, что я мог почувствовать аромат ее духов — что-то легкое, летнее, цветочное. Вновь я испытал то странное ощущение — как будто мы с ней оказались одни во всем мире, будто полутемная гостиная с сидящим в кресле Чарли куда-то отодвинулась, или вовсе исчезла…

Огромным усилием воли оторвав взгляд от ее черных локонов, я снова посмотрел на фотографию, но не успел приглядеться, как за окнами мелькнул сноп желтого света и послышался шум автомобильного двигателя.

— Кажется, родители вернулись! — поставив рамку с фото назад на каминную полку, Розалинда метнулась к окну. — Да, действительно! Что ж… — она обернулась ко мне, — мне пора идти.

— Уже? — разочарованно протянул я. — Может, посидите еще немного?

— Нет, простите, не могу. Родители будут волноваться, не застав меня дома, я ведь даже записки им не оставила, — Розалинда отошла от окна и решительно направилась к двери. — Спасибо вам огромное за компанию и за коктейли. Было очень приятно пообщаться.

— Взаимно, Розалинда, заходите как-нибудь еще, — Чарли слегка привстал в кресле, прощаясь. Я же вышел вслед за Розалиндой в холл.

— Действительно, заходите как-нибудь еще, — повторил я слова брата, отпирая входную дверь. — И не только, когда отключат свет!

— Договорились, — Розалинда улыбнулась, глядя мне в глаза. — Обязательно зайду!

Махнув на прощанье рукой, она легко сбежала по ступенькам и растворилась в темноте и дожде. Я постоял, пару минут мечтательно глядя ей вслед и, закрыв дверь, вернулся в гостиную.

— Если ты не пригласишь ее на свидание, будешь последним дураком на свете, — заявил мне с порога Чарли.

Я лишь весело отмахнулся от него и залпом допил содержимое своего бокала.

Вскоре после этого мы поднялись в спальню и стали готовиться ко сну. Буря и гроза потихоньку стихали, порывы ветра становились слабее, а раскаты грома постепенно отдалялись. Благодаря тому, что весь вечер мы провели не вдвоем, а в компании Розалинды, ложились спать мы в хорошем настроении, и даже отсутствие света не пугало так, как раньше.

* * *

Ночь прошла спокойно. Гроза утихла совсем, а самое главное — подключили электричество. Утром небо за окном было затянуто ровным слоем серых туч, но дождя больше не было.

Спускаясь на первый этаж, я на секунду задержался у картины, на которой, возможно, была изображена молодая бабушка Розалинды. Картина по-прежнему очень мне нравилась, а когда я узнал ее предполагаемую историю, моя симпатия к ней только возросла.

Внизу я машинально заглянул в гостиную — этот утренний ритуал мы с Чарли проводили теперь каждый день, чтобы проверить, не буянили ли опять привидения. Вроде бы все было в порядке, но одна вещь привлекла мое внимание.

— Чарли! — позвал я брата. — Смотри-ка!

— Что там? — мгновенно отозвался он, впрочем, не делая попытки подойти и заглянуть в дверь. — Опять?..

— Да нет, — нетерпеливо сказал я. — Кажется, наша вчерашняя гостья кое-что забыла!

Подойдя к дивану, я поднял лежавшую на подлокотнике черную вязаную шаль. Она уже была полностью сухой и источала тонкий цветочный аромат духов Розалинды.

— О! — непонятно чему обрадовался Чарли и широко заулыбался.

— Ты чего? — не понял я.

— Держу пари, она забыла ее вовсе не случайно! — хмыкнул он. — Хрустальной туфельки под рукой не оказалось!

— Да о чем ты? — недоумевал я.

— Боже, Джордж, ну пораскинь мозгами! Ты еще не проснулся, что ли? — закатил глаза Чарли. — Она оставила ее специально, чтобы был повод вернуться! Да и темноты она не боится, я уверен… И свечи у нее были.

— Да ну… — с сомнением протянул я.

— Я тебя уверяю, — авторитетно заявил Чарли. — Сам так делал неоднократно.

Я удивленно поднял брови.

— Когда хотел вернуться к девушке, нарочно забывал свою вещь, чтобы был повод, — пояснил Чарли.

— Надушенную накидку забывал? — подколол я его, аккуратно складывая шаль Розалинды на край дивана.

— Эээ… нет. Неважно, — Чарли вдруг смутился и будто бы даже покраснел. — Пойдем завтракать. Умираю с голоду.

За завтраком мы обсудили план дальнейших работ — нужно было закончить просматривать старые документы в столовой и продолжать поиски в комнатах на втором этаже. Кроме того, у нас снова заканчивались запасы еды и теперь уже Чарли предстоял поход в магазин за продуктами. Сначала я намеревался отправиться с ним, но потом решил заняться дальнейшими поисками сокровища — с каждым днем времени до конца моего отпуска оставалось все меньше и меньше.

Чарли ушел, а я остался один в доме. Страшно мне не было, но все-таки легкое напряжение я испытывал, и время от времени нервно оглядывался по сторонам. Впрочем, стоило мне погрузиться в просмотр документов, я отвлекся от своих тревог.

Я старался не только искать бумаги, помеченные греческими буквами, но и вообще хотя бы мельком просматривать все, что мне попадалось. Сначала мне ничего интересного не встречалось, но потом взгляд выцепил знакомое словосочетание «красные ягоды». Это был старый, пожелтевший, очень ветхий лист бумаги, исписанный красивым почерком, явно женским. Чернила сильно выцвели, но разобрать буквы было возможно. Заинтересовавшись, я начал читать. Как я вскоре понял, это была страница из личного дневника какой-то леди.

…Сегодня тридцатая годовщина нашей с Мортимером свадьбы. Был дан шикарный званый обед на двадцать пять персон, и многие из приглашенных гостей имеют столь высокопоставленный чин, что мне порой казалось, что ко мне приехала сама королевская семья. Впрочем, мы можем себе это позволить — дело Мортимера идет в гору и приносит нам баснословный доход. Я бесконечно горжусь, что являюсь супругой столь успешного, поистине гениального человека!

В честь годовщины свадьбы Мортимер преподнес мне шикарный подарок — парный ювелирный набор: женские подвеска и серьги, и мужские запонки и зажим для галстука. Он заказывал его у самого известного и дорогого ювелира Англии и, конечно же, выполнены украшения в виде красных ягод.

Мортимер вручил мне подарок при гостях, а потом во всеуслышание заявил, что решил назвать ягоды в мою честь — теперь они, как растение, именуются «Красная Амалия». Это произвело огромный фурор, а меня так растрогало, что я едва не прослезилась прямо при гостях и слугах!

Все-таки, мой супруг замечательный человек, наверное, порой я слишком строга к нему?

15 марта 1833г.

Амалия? Мортимер? Имена были мне знакомы, и, не выпуская из рук листа, я направился в гостиную к гобелену. Почти сразу я нашел их — с имени Мортимера и его брата-близнеца Гидеона начиналось древо Блумфилдов, а Амалия была его женой. Жили они в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого веков.

Так вот, значит, откуда взялось сокровище. Почти сто семьдесят лет назад Мортимер Блумфилд заказал его у ювелира для себя и своей жены Амалии на их тридцатую годовщину свадьбы. Кроме того, красные ягоды он назвал в честь своей жены — «Красная Амалия». Звучало очень красиво и довольно жутко. Впрочем, если ягоды ядовиты, это вполне подходящее для них название.

Интересно другое — до Мортимера ягоды никто никак не называл? Или… их вообще не было? Не были ли Гидеон и Мортимер как раз теми близнецами из легенды, которые якобы заключили сделку с дьяволом в обмен на уникальных сорт ягод?

В сделку с дьяволом я, конечно, не особо верил, но братья могли, например, привезти этот сорт ягод из каких-нибудь странствий. Или вообще вывести его сами, скрестив какие-то другие растения.

За этими размышлениями меня застал скрежет ключа в замочной скважине входной двери. Похоже, вернулся Чарли.

— Джордж! — закричал он, едва войдя в дом. — Джордж!

— Что такое? — спросил я, выглядывая из гостиной. — Все в порядке?

— Да, не считая того, что какой-то придурок окатил меня водой из лужи! — Чарли с негодованием показал на свои светло-синие джинсы, забрызганные грязью. — Он стоял, припарковавшись у тротуара, а стоило мне приблизиться, неожиданно рванул с места…

— Да? — заинтересовался я. — А какая у него была машина?

— Серебристый седан какой-то, не помню, я не приглядывался к нему, — пожал плечами Чарли. — Ладно, это не важно… Лучше скажи мне, Джордж, ты за все время, что мы здесь находимся, хоть раз заглядывал в почтовый ящик?

— Нет, — удивленно ответил я. Это даже не приходило мне в голову. — А ты?

— И я нет. А вот сегодня решил заглянуть — и, оказывается, нас там дожидаются письма! — Чарли вытянул из кармана куртки два конверта и протянул их мне.

Конверты были сырые, напитавшиеся влагой от дождя, чернила, которыми были написаны адрес получателя и отправителя, слегка поплыли.

— Мистеру Джорджу Блумфилду, Бертон-стрит, 24… — прочитал я. — От… городской совет Бейкуэлла? Что это значит?

Второй конверт был точно такой же, только на имя Чарли.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Давай прочитаем.

Мы прошли в гостиную и, присев на диван, распечатали письма. Внутри оказался плотный лист красивой гербовой бумаги, на которой золотистым витиеватым шрифтом был напечатан текст.

Приглашение

Уважаемый мистер Джордж Блумфилд!

Настоящим сообщаем Вам, что вы приглашены на ежегодный Осенний Бал, проводимый Городским советом Бейкуэлла. Мероприятие состоится в пятницу, 16 сентября 2005 года, в 19.00, в главной бальной зале здания Городского совета по адресу Пинфорд-стрит, 44.

Напоминаем, что форма одежды традиционная.

Данное приглашение рассчитано на две персоны.

С уважением, председатель Городского совета Бейкуэлла

М-р Ричард Дж. Бранстон

— Ого! — выпалил Чарли. — Нас на бал приглашают!

— Но как они вообще узнали о нас? — удивился я. — Мы же только недавно приехали в этот город, ни с кем практически не общались…

— Вероятно, адвокат Кофман мог передать в городской совет сведения о нас, когда мы вступили в права наследства? — предположил Чарли.

— Да, звучит правдоподобно, — согласился я, заново перечитывая короткое приглашение. — Форма одежды традиционная… Это какая?

— Смокинги, наверное, бабочки. Для женщин — вечерние платья, — Чарли откинул со лба волосы и задумался. — Где же нам взять смокинги? Может, здесь есть ателье, которое дает парадную одежду напрокат?

— Ты собрался туда идти? — недоверчиво посмотрел я на брата.

— А почему нет? Это, по всей видимости…

Договорить он не успел — его прервал стук в дверь.

— Кто это? — удивился я, хотя и предчувствовал, кто это может быть. Точнее, надеялся.

— Сдается, мне, что наша забывчивая соседка, — хмыкнул Чарли.

Подойдя ко входной двери, я на всякий случай спросил, кто там, и почувствовал, как сердце забилось быстрее, стоило мне услышать знакомый голос:

— Это Розалинда.

Я сразу открыл дверь и отступил, пропуская девушку внутрь.

— Простите, что снова беспокою вас, — сказала Розалинда, едва я успел поздороваться. — Я буквально на секунду…

— За забытой вещичкой? — улыбнулся Чарли, выходя в холл с шалью Розалинды в руках.

— Да, я вчера так заторопилась, что забыла ее у вас, — извиняющимся тоном произнесла Розалинда, забирая шаль из рук Чарли. — Спасибо вам большое, извините еще раз за беспокойство… — тут ее взгляд упал на листок с приглашением, который Чарли до сих пор держал в руках, и глаза ее расширились: — О, вы тоже получили приглашение на Осенний бал?

— Да, — кивнул я.

— Что-то они припозднились в этом году, обычно присылали в конце августа, — заметила Розалинда.

— А вы… вам тоже прислали? — спросил я, резко ощутив повышенный интерес к этому мероприятию.

— Да, и мне, и моим родителям. Каждый год присылают, — кивнула Розалинда. — Хоть мы и не так богаты и аристократичны, как Блумфилды, но все же тоже относимся к почетным семьям Бейкуэлла.

— Расскажите уже нам поподробнее, что это за бал такой! — взмолился я. — Мы о нем вообще впервые слышим!

— Ох, и правда, я забыла, — смущенно улыбнулась Розалинда. — Сейчас я вам все объясню.

Все вместе мы прошли в гостиную и расселись так же, как вчера. Откашлявшись, Розалинда начала рассказ:

— Ежегодный Осенний бал — это светское мероприятие, которое проводится в Бейкуэлле с незапамятных времен. Организует его администрация города, а приглашают на него только почетных жителей — занимающих высокие посты, например, адвокатов, шефа полиции. Аристократов, чьи семьи многие поколения живут в Бейкуэлле, бизесменов — например, владельцев сети аптек и супермаркетов; тех людей, кто внес какое-либо наследие в культуру города… Словом, однозначных критериев для получения приглашения нет.

— Если бы минуту назад вы не сказали мне, что тоже приглашены, я бы предположил, что это сборище высокомерных снобов, — проворчал я.

Розалинда рассмеялась.

— Ну, в некоторой степени, это так и есть. Моя семья получает приглашения потому, что владеет самой большой фермой в городе и снабжает продуктами большую часть магазинов. Не могу сказать, что Осенний бал — это неприятное сборище, но все же это светское общество и вести себя в нем следует подобающим образом.

— Так идти нам на него или нет? — прямо спросил Чарли, озвучив вопрос, которым задавался и я.

— Решать, конечно, вам, — замялась Розалинда, — но я очень советую вам не пропускать это мероприятие. Там всегда очень интересно и красиво, любой житель Бейкуэлла мечтает оказаться в числе избранных и посетить его! Кстати, приглашения рассчитаны на две персоны — каждый из вас может пригласить с собой кого-нибудь, причем, не обязательно, чтобы этот человек был в списке приглашенных. Можно пригласить совершенно любую девушку, вне зависимости от ее происхождения.

— Правда? — заинтересовался Чарли. — Так это же в корне меняет дело!

— Но можно пригласить и того, кто уже и так имеет приглашение, просто прийти в паре, — быстро добавила Розалинда, коротко глянув на меня.

Но я не сразу понял ее взгляд, я думал о другом.

— Что значит — форма одежды традиционная? — спросил я.

— Ах да, — кивнула Розалинда, — вам, наверное, это покажется глупым… Этот бал — своего рода маскарад, на него принято одеваться в стиле девятнадцатого века. Мужчины во фраках и сюртуках, девушки в пышных платьях с корсетами…

Увидев наши вытянувшиеся лица, Розалинда рассмеялась.

— Это на самом деле очень красиво и торжественно! — заверила она нас. — Сразу возникает ощущение, что перенесся во времени лет на сто пятьдесят назад. Вам понравится, вот увидите!

— Ну не знаю… — проворчал Чарли. — Рядиться в какой-то хлам, как сборище клоунов…

— Да где ж нам взять эти костюмы девятнадцатого века? — перебил я его.

— О, — Розалинда замялась, — это проблема. Обычно их шьют на заказ, но вы уже не успеете — до бала всего пять дней.

— Может, где-то можно взять напрокат? — с надеждой спросил я.

— Возможно, но я не уверена, нужно поспрашивать, — Розалинда выглядела озабоченной, но внезапно лицо ее прояснилось: — Попробуйте поискать в вашем доме! Эллиот и его дети ведь ходили на эти балы, вероятно их костюмы до сих пор где-то здесь!

— Это хорошая идея, — обрадовался я. — Тем более, что-то похожее в одном из шкафов мне встречалось.

— Прекрасно, — Розалинда улыбнулась, и поднялась с дивана. — Тогда поищите их, а через пару дней я снова зайду к вам и посмотрю, подходят они для бала или нет.

— Розалинда, вы просто наша спасительница! — растроганно произнес я и Чарли согласно закивал.

— Да ну что вы, пустяки! — Розалинда махнула рукой. — А теперь прошу меня простить, мне нужно бежать, иначе я опоздаю на работу.

— Я вас провожу, — вызвался я, вставая с кресла и выходя вслед за ней в холл.

— Значит, вы уже точно решили пойти на бал? — спросила Розалинда, на секунду задержавшись в дверях.

— Думаю, да, если вы так советуете, — улыбнулся я и, не выдержав, задал вопрос, который давно вертелся у меня на языке: — А вы… с кем-то пойдете или одна?

— Пары у меня нет, если вы об этом, — чуть помедлив, произнесла Розалинда, глядя мне в глаза.

— А… понятно, — неловко произнес я, не зная, что еще сказать. В голове у меня творился полнейший сумбур, и я запоздало сообразил, что Розалинда, вероятно, ждет от меня приглашения пойти в паре. Но я не успел додумать эту мысль до конца, равно как и решиться пригласить ее.

— До свидания, Джордж! — резко произнесла Розалинда, когда спустя почти минуту я так ничего и не сказал, и, отвернувшись, стала быстро спускаться по ступеням крыльца.

— До свидания, Розалинда… — с запозданием произнес я, но она даже не обернулась.

— Джордж, ты идиот? Кретин? Дегенерат? — Чарли с каждым словом яростно опускал нож на разделочную доску, и от моркови отлетали неровные куски. — Почему ты не пригласил Розалинду пойти на бал с тобой?

— Не знаю, — буркнул я, со злостью счищая кожуру с картофеля. — Не сообразил как-то. Или не решился.

После ухода Розалинды мы с Чарли отправились на кухню готовить обед, и я пересказал ему короткий диалог, который произошел у меня с ней в дверях дома. И теперь выслушивал нелестные эпитеты, которыми награждал меня брат.

— Чего тут решаться-то! — бушевал Чарли. — Побоялся отказа, что ли? Ну отказала бы, и черт с ней, конец света от этого не случится. А я более чем уверен, что она бы согласилась, и с большим удовольствием.

Я молчал, не зная, что ответить. Я и сам толком не понимал, почему не пригласил Розалинду. Наверное, просто растерялся. А может, просто отвык от подобных действий, ведь уже очень давно никого никуда не приглашал.

— Ты должен с ней поговорить! — продолжал тем временем Чарли. — И пригласить ее, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Ты ведь хочешь пойти на бал с ней, а не в одиночестве?

Я на секунду задумался. Насколько я понимал, подобные мероприятия обязательно предполагают в своей программе танцы, и мое воображение живо нарисовало мне картину: мы с Розалиндой кружимся в вальсе среди других танцующих пар, я обнимаю ее за талию, а ее рука лежит на моем плече… И тут же, следом, другая картинка: я в одиночестве стою у стены, не зная, куда себя деть, а Розалинду кружит в танце кто-то другой.

— Конечно, хочу! — мотнув головой, я прогнал слишком реалистичные видения, и посмотрел на Чарли.

— Тогда советую с этим не тянуть, — авторитетно заявил Чарли. — Или, клянусь, Джордж, я сам ее приглашу. А учитывая то, что она наверняка на тебя обижена, она может и согласится, причем просто назло тебе.

— Не смей! — ощетинился я, почувствовав что-то, очень похожее на укол ревности.

— Тогда не тяни резину и не валяй дурака! — повторил Чарли и с таким остервенением застучал ножом по доске, будто хотел превратить морковь в фарш.

— Ты-то сам кого планируешь позвать? — спросил я, ссыпая почищенный картофель в раковину.

— Кэти, конечно, — не раздумывая, ответил Чарли. — Думаю, завтра позвать ее на свидание, сводить куда-нибудь, и заодно пригласить на бал.

— Но тебе тогда придется признаться ей, что ты — Блумфилд! — заметил я.

— Да, я уже думал об этом — Чарли слегка помрачнел. — Это может стать проблемой. Что ж, придется рискнуть и понадеяться, что желание попасть на великосветский бал окажется сильнее, чем предрассудки по поводу Блумфилдов. Хотя, может быть, она вообще ими не страдает…

— А я думал, ты пригласишь Сьюзи, — недовольно произнес я, хоть поначалу и не собирался этого говорить. — Все-таки она твоя… «официальная» девушка.

— Ой, Джордж, не занудствуй, прошу тебя! — Чарли закатил глаза. — Сьюзи я позову в том случае, если Кэти откажется. Хотя нет, если откажется Кэти, я сначала попробую пригласить ее подругу Ханну, но если и с ней не выйдет, тогда уже придется…

Я покачал головой и открыл кран, чтобы помыть картофель. Шум воды заглушил последние слова Чарли, но я и не собирался их слушать. Меня искренне возмущало его поведение относительно Сьюзи, хоть я слегка и недолюбливал ее, все равно считал, что такого отношения она не заслуживает.

— Меня больше волнуют эти чертовы костюмы, — Чарли, тем временем, заговорил о другом. — Ты уверен, что видел подобные в доме?

— В главной спальне на втором этаже, в платяном шкафу, висело что-то старомодное, — уверенно сказал я. — Надо будет посмотреть повнимательнее.

— Сразу после обеда этим займемся, — решил Чарли. — А потом продолжим поиски подсказок к сокровищу.

С готовкой мы провозились до двух часов дня; поели, прибрались за собой, передохнули — в итоге, когда мы наконец-то взялись за дело, было уже три часа. Я мельком подумал, что выделенные мною на посещение поместья две недели отпуска уже подходят к концу, но уезжать, не найдя сокровища, я не собирался. Придется остаться здесь на более длительное время, хорошо, что на работе меня раньше октября не ждали.

С удивлением я подумал о том, что если изначально совершенно не хотел ехать в поместье Рэдберри, то теперь я несказанно рад тому, что оказался здесь. Конечно, в большей степени это произошло благодаря тому, что мне впервые в жизни удалось побывать в роли детектива-любителя и поломать голову над всякими загадками. Но кроме этого, мне понравилось и само поместье, и его атмосфера — жаль только, что пребывание в нем было омрачено всей этой чертовщиной, которая тут творилась.

Поднявшись в главную спальню на втором этаже, мы с Чарли изучили содержимое платяного шкафа и извлекли из него несколько старомодных комплектов одежды. Здесь были черные фраки с длинными фалдами, белые сорочки с накрахмаленными воротничками и манишками, жилеты из тонкой шелковой ткани и брюки непривычного покроя. Вся одежда находилась в отличном состоянии и явно была сшита на заказ из очень дорогих и качественных тканей.

Мы разложили все это добро на кровати и присели в кресла, разглядывая непривычные глазу вещи.

— Одно радует — она вся подойдет нам по размеру, — заметил я. — Видимо, рост и телосложение у Блумфилдов передается по наследству.

— Неужели мы действительно собираемся нарядится в этот антиквариат? — неверяще покачал головой Чарли, прикрыв лицо руками и сквозь пальцы рассматривая костюмы.

— Да ладно тебе! — хмыкнул я. — По-моему, это будет забавно.

— Не вижу ничего забавного, — буркнул Чарли. — Ты знаешь, Джордж, я человек не стеснительный, и не закомплексованный, но мне будет трудно заставить себя выйти из дома в такой одежде!

Я пожал плечами, но спорить не стал. Мне, в отличие от Чарли, идея с переодеванием в костюмы викторианской эпохи очень даже понравилась. Это было как раз по моей мечтательно-романтичной натуре, и мне не составляло труда на один вечер представить, что я оказался в прошлом, где-то в тридцатых годах девятнадцатого века.

Впрочем, Чарли тоже явно не собирался пропускать бал, хоть и был недоволен нарядом, который ему придется надеть.

— Давай пока уберем их назад в шкаф, а потом покажем Розалинде, чтобы она помогла нам выбрать, что именно надеть, — сказал он, поднимаясь с кресла. — И давай уже искать сокровище, пока опять какая-нибудь чертовщина не началась.

Следующим на очереди поисков у нас был кабинет Эллиота на втором этаже. Правда, я сомневался, что мы найдем в нем что-то кроме его личных бумаг, осмотреть помещение все же стоило.

Прошло около двух часов, в течение которых мы бесцеремонно рылись в ящиках и шкафах, когда мне в руки попалась очередная стопка старых писем. Я тут же начал внимательно просматривать их все, понимая, что если где-то и может быть очередная подсказка к сокровищу, то скорее здесь, чем в счетах и бухгалтерских документах Эллиота. Заметив на одном из листов знакомый почерк Кристофера, я начал читать его, хотя он и не был помечен ни одной из греческих букв. Оказалось, что это снова отрывок дневника.

Кристофер писал о дне рождения их с Фредериком младшей сестры Агаты. В целом, запись не содержала в себе ничего примечательного — только его воспоминания о том, какой малышкой Агата была совсем недавно и удивления тому, насколько быстро она превратились во взрослую красивую девушку.

Примечательным было другое — в конце страницы был схематично нарисован цветок, который я сразу же узнал — именно такой же был выложен из цветного стекла на крышке шкатулки, что мы нашли в большой спальне пару дней назад.

Раньше я бы не придал этому никакого значения, но теперь, когда я уже чуть-чуть начал понимать логику загадок Кристофера… Я точно знал, что это неспроста.

Но как могут быть связаны шкатулка и эта запись в дневнике? Чтобы открыть шкатулку, нужно знать код… Может, он зашифрован в записи?

Я еще раз внимательно перечитал текст. Никаких цифр и чисел Кристофер не упоминает. Но, если взять за основу его логику в подсказках с греческими буквами, смысл имеет то, о чем говорится в записке — а, следовательно, день рождения Агаты. Может, дата ее рождения — и есть код?

— Чарли, побудь пока тут, я кое-что быстро гляну, — я поднялся и направился к двери.

— Куда ты? — оторвавшись от стопки бумаг, с беспокойством спросил он и глянул в окно, за которым уже начинало темнеть.

— Я всего лишь в соседнюю комнату, — успокоил я его, выходя в коридор. — Просто хочу кое-что проверить.

— Не закрывай дверь, — вслед мне крикнул Чарли.

Оставив дверь кабинета приоткрытой, я быстро спустился в гостиную и сверился с гобеленом, выяснив, что Агата Блумфилд родилась в 1895 году. Поднявшись обратно на второй этаж, я прошел в спальню и взял с комода шкатулку, дрожащими от нетерпения пальцами ввел код 1-8-9-5 и…

И ничего.

Выругавшись, я со злостью грохнул шкатулку обратно на комод. Я был уверен, на сто процентов уверен, что код от нее — именно дата рождения Агаты, но…

Но, видимо, мне нужны были месяц и число, а не год.

И какой идиот придумал вышивать на родовых гобеленах только годы жизни, без указания точной даты?

Размышляя о том, где бы мне узнать дату рождения Агаты, я побрел в соседнюю комнату.

— Что бы не пришло тебе в голову, затея явно не удалась, — заметил Чарли, увидев мой хмурый взгляд.

Я кивнул и коротко рассказал ему о записке, цветке и шкатулке.

— Значит, нужно узнать дату рождения этой Агаты. Если шкатулка принадлежала Кристоферу, в ней может быть что-нибудь полезное, — подытожил Чарли.

Я снова кивнул.

— Как у тебя тут? Ничего не попадалось? — спросил я, оглядев кипы бумаг, которые перебирал Чарли.

— Насчет сокровища — ничего, — вздохнул он. — Но, все же, я наткнулся на кое-что интересненькое. Смотри, — он передал мне несколько листов бумаги, — перечень сотрудников Эллиота. Фамилии, имена, должности, даты приема на работу и увольнения, кое-какие пометки о больничных и отпусках…

— Кухарка, горничная, садовник, водитель… — я пробежал глазами список. — Не вижу ничего особенного. Что тебя удивило?

— Экономка, — Чарли ткнул в одно из имен. — Проработала у Эллиота без малого двадцать лет. Посмотри на ее фамилию.

— Изабелла Милтон, — прочитал я. — Ну и что?

— Милтон, Джордж, Милтон! — Чарли потряс бумагами. — Хочешь сказать, тебе это ни о чем не говорит?

— У Розалинды тоже фамилия Милтон, — я пожал плечами и наткнулся на красноречивый взгляд Чарли. — Ты думаешь… они как-то связаны?

— Я в этом уверен!

— Да брось, — я скептически хмыкнул. — Просто однофамилица. Милтон — не такая уж редкая фамилия.

— Да, но в таком маленьком городке вряд ли наберется много Милтонов, — возразил Чарли.

Тут он был прав. Я ведь по привычке мерил все шеффилдскими мерками.

— Думаешь, они родственницы? — я еще раз перечитал записи, но никакой личной информации об Изабелле больше не было.

— Возможно, она приходится Розалинде кузиной или тетей, — предположил Чарли и вдруг хитро усмехнулся: — кажется, у тебя появился еще один повод наведаться в паб и поговорить с ней! Только, умоляю тебя, Джордж — сначала пригласи ее на бал, а потом уже расспрашивай об этой Изабелле.

— Почему это? — удивился я.

— Она обижена на тебя, и вряд ли захочет тебе помогать, пока ты не исправишь свою оплошность, — с видом умудренного жизнью ловеласа изрек Чарли.

— Хорошо, — покорно согласился я и, не выдержав, все-таки спросил: — А если она откажется пойти со мной?

— Хмм… — Чарли задумался, — честно говоря, такое маловероятно, но все же… Если она откажет, ты должен стоически принять этот удар. Покажи, что ты огорчен ее отказом, но не изображай вселенскую скорбь. Можешь с достоинством, но ни в коем случае не свысока, произнести что-то вроде: «Что ж, кому-то повезло больше, чем мне. Надеюсь, вы отлично проведете время».

— Понятно, — вздохнул я. — Тогда сегодня вечером отправлюсь в паб и поговорю с ней.

Я ожидал, что Чарли всецело поддержит эту идею, но он вдруг воспротивился:

— Эмм… Джордж… давай лучше завтра.

— Почему? — не понял я.

— Сегодня она еще может быть слишком зла на тебя. Лучше подождать до завтра, когда она немного остынет, — сказал Чарли. — К тому же, завтра вечером у меня свидание с Кэти, можем потом встретиться в пабе и вместе пойти домой.

— Не хочешь оставаться в доме один на весь вечер? — догадался я.

— Ну… вроде того, — признался Чарли.

— Последние пару дней все было спокойно, — заметил я. — Привидения не буянили.

— И все же…

— Хорошо, хорошо. Завтра так завтра, — я примирительно поднял ладони вверх. — Хоть соберусь с мыслями за день.

— Вот и отлично! — Чарли убрал бумаги в ящик и с грохотом захлопнул его. — Пойдем ужинать?

За окном тем временем совсем стемнело.

После ужина мы немного посидели в гостиной, затем поднялись в спальню. Мы по-прежнему спали в одной комнате, хотя тот факт, что с ночи пятницы мы больше не видели в доме никаких мистических явлений, здорово нас приободрил. Чарли даже пробормотал неуверенно, что завтра, возможно, вернется в свою спальню.

Я по-прежнему читал перед сном дневник Эллиота. После того, как его запись о любви Кристофера к древней Греции помогла нам узнать о том, что подсказки к сокровищу помечены греческими буквами, я не терял надежды найти в нем еще что-нибудь полезное. И сегодня удача мне улыбнулась.

…Сегодня моей дорогой Эмили исполнилось девятнадцать лет. Как быстро летят года! Кажется, только вчера я нянчил ее, трехмесячную, на руках — и вот она уже взрослая девушка. Никогда не забуду тот день, когда она родилась — это было так волнительно и прекрасно! Каждый раз, когда ввожу код к ящику стола, вспоминаю об этом и не могу сдержать улыбки…

— Чарли! — взволнованно произнес я. — Кажется, мы были правы — код от ящика в библиотеке — действительно дата рождения Эмили, дочери Эллиота!

— Правда? — заинтересовался Чарли. — Там написано, в какой день она родилась?

— Нет… — разочарованно протянул я, прочитав страницу до конца.

Эллиот не только не называл точного дня, он даже не писал даты в начале или в конце записи. Видимо, не предполагал, что его дневник кто-то когда-то будет читать.

— Значит, кроме даты рождения Агаты, нужно найти еще и дату рождения Эмили, — почесав в затылке, сказал Чарли. — Если Эллиот в том письме предлагал нам заняться поисками сокровища, значит он что-то знал о его местонахождении. Возможно, он нашел какие-то из подсказок Кристофера.

— Все может быть, — пожал я плечами. — Кстати, забыл тебе рассказать…

Я принялся рассказывать о дневнике Амалии, который нашел утром, о том, как ее супруг Мортимер подарил ей украшения, которые мы сейчас так рьяно ищем, и о том, что он назвал красные ягоды в ее честь. Утром я не успел этого рассказать, потому что Чарли показал приглашения на бал, а потом пришла Розалинда, и вспомнил об этом только сейчас.

Но Чарли, кажется, это не слишком заинтересовало.

* * *

Ночь прошла спокойно, но все же, просыпаясь пару раз, я слышал какие-то шорохи и скрипы в глубине старого дома. Впрочем, они были настолько тихими и неявными, что мне это могло и почудиться на грани сна и яви.

Утром мы проснулись в весьма недурном настроении. За окном снова ярко светило солнце, желтые листья на деревьях слегка трепетали на легком ветерке. Спускаясь по лестнице, я уже по привычке улыбнулся своей любимой картине с девушкой на мосту, а на первом этаже заглянул в гостиную, с удовольствием отметив, что все предметы находятся на своих местах.

— Надо сегодня закончить с кабинетом Эллиота, — говорил Чарли, пересекая кухонный коридор, — и приниматься за третий этаж. Там всего четыре комнаты, и я думаю…

Он распахнул дверь в кухню и застыл как вкопанный.

— Черт побери…

Я попытался заглянуть в дверной проем, и понять, что же он там увидел, но Чарли загораживал собой весь обзор. Приложив небольшое усилие, мне все же удалось сдвинуть его с места, и я увидел то, что его так испугало.

Нож. Большой кухонный нож, которым мы неоднократно пользовались во время приготовления пищи, был воткнут в столешницу практически под прямым углом. Надо ли говорить, что ни у меня, ни у Чарли не было привычки так его оставлять.

— Джордж… — слабым голосом произнес Чарли, — скажи, что мне это мерещится!

Я не ответил. Вся эта картина выглядела крайне жутко и даже как-то сюрреалистично. Я почувствовал, что у меня пересохло в горле и противный холодок страха пробежал по спине.

Неужели… опять… Несколько дней все было спокойно, а теперь снова… Почему? Что это все значит? С чем мы столкнулись?..

Мысли лихорадочно метались в голове, перебивая одна другую и не позволяя додумать их до конца. Колени начинали предательски подрагивать, а ладони покрылись холодным потом…

Кое-как совладав с собой, я осторожно ступил в кухню и, оглядываясь по сторонам, медленно приблизился к столу. Мои нервы были натянуты до предела, не знаю, чего я боялся — что нож неожиданно взлетит в воздух и полетит в меня, или что потолок обрушится мне на голову, но ощущение было такое, будто я подкрадываюсь к спящему хищнику.

Подойдя ближе, я увидел, что нож не в прямом смысле воткнут в стол, а, скорее, вставлен острием в одну из многочисленных трещин на рассохшемся дереве. Протянув руку, я с некоторым усилием вытащил его и осмотрел.

Нож как нож, совершенно обычный, тот самый, которым Чарли вчера яростно шинковал морковь. Ни каких-нибудь таинственных символов, ни, Боже упаси, следов засохшей крови…

Открыв ящик со столовыми приборами, я положил нож на место и обернулся к Чарли, который так и стоял в дверях.

— Заходи, не бойся, — сказал я ему. — Это просто нож.

— Что все это значит? — Чарли несмело переступил порог.

— Не знаю, — честно ответил я, набирая в турку воды и зажигая плиту.

— Это опять привидения, да?

— Похоже на то, — вздохнул я. — Иного объяснения у меня нет.

— Черт, ведь все было тихо последние несколько дней! — в сердцах воскликнул Чарли. — И теперь опять!.. Как думаешь, почему?

— Не знаю, — снова ответил я, доставая пакет с кофе.

— Джордж, как ты можешь быть таким спокойным? — воззвал ко мне Чарли. — Я готов бежать сломя голову куда глаза глядят, а ты просто стоишь и варишь кофе!

— А что мне еще остается? — хмуро отозвался я. — Пытаюсь не паниковать и не придавать произошедшему особенного значения. И тебе советую.

— Это похоже на какое-то предупреждение, — Чарли дотронулся до того места, где был воткнут нож, — или даже на угрозу. Может быть, своими поисками сокровища мы разбудили какого-то призрака, который его охраняет, и теперь он угрожает нам?

— А вот это вряд ли, — уверенно возразил я. — Вся эта чертовщина началась еще до того, как мы принялись искать сокровище.

Некоторое время мы молчали. Я сварил кофе, разлил его по чашкам и тоже присел за стол.

— Чарли, послушай, ты же помнишь наш уговор — если вдруг мы заметим хоть малейшую угрозу для себя, мы сразу же уедем, — сказал я, успокаивая не то его, не то себя.

— А нож, по-твоему, не угроза? — фыркнул Чарли.

— Ну, он же был просто воткнут в стол, — философски заметил я, — а не в кого-то из нас.

— Слабое утешение, — буркнул Чарли, но потом все же вяло засмеялся. Я поспешил к нему присоединиться.

Весь день мы потратили на осмотр кабинета Эллиота, но больше ничего стоящего не нашли. Утреннее происшествие понемногу сгладилось, поблекло в памяти, но все равно я был рад, что весь вечер мы проведем не в поместье.

Во второй половине дня Чарли буквально замучил меня советами о том, как мне стоит разговаривать с Розалиндой. Кроме того, он процитировал мне с десяток фразочек, которые, по его словам, «способны растопить любое, даже самое неприступное сердце». Под вечер я уже не знал, как от него избавиться, и чуть ли не считал часы до того момента, когда можно будет отправляться в паб. Сам Чарли, как и планировал, собирался на свидание с Кэти.

Около семи вечера я поднялся в свою комнату, чтобы переодеться. Спускаясь обратно на первый этаж, на лестнице я столкнулся с Чарли, он, еще не переодевшийся, поднимался мне навстречу; в руках у него был пучок разноцветных астр, явно сорванных в нашем саду.

— Это еще зачем? — насмешливо спросил я.

— Не существует ни одной женщины, которая не любила бы цветы! — изрек Чарли и разделил пучок на два поменьше. — Эти я подарю Кэти, а эти, — он протянул мне цветы, — подаришь Розалинде.

— Что-о?? — я отпрянул от букета, будто он был ядовитым. — Не буду я ей ничего дарить!

— Будешь! — строго заявил Чарли. — Ты хочешь, чтобы она пошла с тобой на бал? А чтобы она рассказала тебе об Изабелле?

— Она, может, и знать не знает никакую Изабеллу, — пробурчал я, нехотя забирая у него цветы, и намеренно не отвечая на первый вопрос.

— Подожди меня внизу, пока я переоденусь — попросил Чарли, поднимаясь дальше. — Пойдем вместе, нам же по пути.

Я спустился на первый этаж и присел в кресло в прихожей, разглядывая букет астр в своей руке. Он выглядел довольно милым, и я подумал, что, возможно, Розалинде понравится. Эх, и чтобы я делал без Чарли? Мне бы и в голову не пришло подарить ей цветы.

Спустя пятнадцать минут мы уже шли вместе с Чарли по Бертон-стрит в сторону центра. Было уже совсем темно, но все же, редкие прохожие, разглядевшие наши лица в свете уличных фонарей, подолгу задерживали на нас свои взгляды — удивленные, недоверчивые, испуганные… Меня это немного раздражало — в Шеффилде бы никто и внимания не обратил на двух братьев-близнецов. Здесь же мы были кем-то, из ряда вон выходящим.

Страшно представить, что будет на балу в пятницу.

Дойдя до пересечения Хайфилд-стрит и Пинфорд-стрит, мы остановились.

— Ну, удачи тебе, — пожелал Чарли, пожимая мне руку.

— И тебе, — хмыкнул я, вспомнив, что ему сегодня предстоит признаться своей Кэти в том, что он является «великим и ужасным» Блумфилдом.

Чарли попрощался и пошел дальше по Хайфилд-стрит, лениво помахивая букетом в руке. Я некоторое время смотрел ему вслед, думая, что в его руках цветы выглядят уместно, в то время, как я постоянно теребил свой букет, не зная, куда его деть. Хотя, наверное, все дело в том, что я просто очень давно никому не дарил цветов…

Отвернувшись, я свернул на Пинфорд-стрит и направился к ярко освещенному фонариками входу в паб «Три кота».

Как и в прошлый раз, зал паба был освещен приятным неярким светом, играла тихая музыка, но людей было совсем мало — заняты были всего два-три столика. Чувствуя себя куда увереннее, чем в прошлый раз, я пересек зал и подошел к барной стойке, облокотившись на нее так, чтобы букет цветов в моих руках нельзя было увидеть за столешницей.

Розалинду я заметил сразу — она, стоя спиной ко мне, беседовала с одной из официанток. Увидев меня, официантка кивнула Розалинде, и та, стремительно обернувшись, поспешила ко мне.

Правда, через пару шагов, узнав меня, слегка притормозила и лицо ее приняло непроницаемое выражение.

— Добрый вечер, Розалинда! — поздоровался я, когда она подошла.

— Здравствуйте, Джордж, — голос ее звучал чуть холоднее, чем обычно, но улыбка, кажется, была искренней.

— Как поживаете?

— Спасибо, хорошо. А вы?

— Да, неплохо… — я помялся, а потом, все же, положил на стойку перед ней букет, который, казалось, уже начинал жечь мне руки. — Кгхм… это вам, — неловко произнес я.

При виде цветов брови Розалинды взлетели вверх.

— Мне? — с удивлением переспросила она, не пытаясь взять в руки букет. — А… простите, по какому поводу?

— Ну разве нужен повод, чтобы подарить красивой девушке цветы? — выдал я заранее подготовленную фразу, которой научил меня Чарли, и постарался как можно очаровательнее улыбнуться.

Говоря это, я ощущал себя полным дураком, но, кажется, Чарли знал, что советовал, потому что выражение лица Розалинды тут же изменилось — она заулыбалась немного смущенно, но в большей степени польщенно, и охотно взяла лежавшие на барной стойке цветы.

— Какие красивые! — восхищенно заметила она, рассматривая астры. — Спасибо большое! Мне очень приятно.

Видя ее искреннюю радость, я и сам заулыбался как дурак. Кто бы мог подумать! «Кажется, я у Чарли в долгу», — весело подумал я, наблюдая, как Розалинда наливает воду в высокий стакан и ставит в него цветы.

— Выпьете что-нибудь? — обратилась она ко мне, закончив возиться с букетом.

— Да, пиво, пожалуйста.

— Одну минуту!

После подаренных цветов отношение Розалинды ко мне стало явно намного сердечнее, и я решил приступить к выполнению второй части плана.

— Спасибо, — поблагодарил я, когда она поставила передо мной кружку. — Розалинда… я хотел кое о чем спросить вас.

— Слушаю? — Розалинда внимательно посмотрела на меня.

— Понимаете, вчера, это известие, что мы приглашены на бал, оно было настолько неожиданным, что… — тут, как назло, красноречие меня покинуло, но я продолжал мужественно подбирать слова: — …что я не сделал того, что хотел. В общем… не согласитесь ли вы составить мне пару на балу?

Розалинда молча смотрела на меня, совсем без удивления, надо сказать, и по ее лицу я никак не мог прочитать ответ.

— Мне следовало сделать это еще вчера! — почти в отчаянии воскликнул я, уже готовый услышать отказ.

Розалинда еще пару секунд помолчала, явно просто испытывая мое терпение, но потом все же сменила гнев на милость:

— Хорошо, Джордж, я пойду с вами бал. Но, на будущее имейте ввиду: подобные приглашения стоит делать, не откладывая!

— Я обязательно это учту, — смиренно пообещал я, втайне радуясь, что все так легко обошлось.

После этого Розалинде пришлось отойти — ее позвала официантка, но, освободившись, она сразу вернулась ко мне.

— Вы решили проблему с костюмами? — спросила она, и я с радостью отметил, что голос ее звучит как раньше приветливо.

— Да, мы нашли несколько комплектов одежды викторианской эпохи, — кивнул я. — К счастью, она подходит нам по размеру. Но все же, думаю, без вашей консультации нам не обойтись.

— Если вам удобно, я зайду к вам завтра в первой половине дня и взгляну на них, — подумав, предложила Розалинда.

— Да, это было бы замечательно!

Следующие пару часов мы провели, разговаривая на легкие приятные темы — обсуждали предстоящий бал, обычаи и традиции, погоду, людей, и снова бал… Я потихоньку потягивал пиво, Розалинда изредка отлучалась по работе, но посетителей было мало, и большую часть времени она все же проводила в беседе со мной. Время текло медленно и неспешно, разговор и обстановка были до того приятными, что я забыл обо всем на свете. Впрочем, на часы я все же поглядывал, потому что мы с Чарли договорились встретится здесь, в пабе, в десять вечера, чтобы вместе пойти домой. А вот о том, что мне нужно спросить Розалинду об Изабелле Милтон, я начисто забыл, и вспомнил лишь когда часы показывали уже без четверти десять.

С содроганием представляя, какую головомойку устроил бы мне Чарли, я невзначай поинтересовался:

— Розалинда, скажите, а вы одна в семье? У вас есть сестры или братья?

— Родных нет, — ответила она. — Есть кузины со стороны матери, но я редко вижусь с ними.

— Понятно… — протянул я и решился спросить прямо: — А нет ли у вас какой-нибудь родственницы по имени Изабелла?

— Изабелла? — нахмурившись, переспросила Розалинда. Выражение ее лица стало настороженным, и она даже отступила на шаг назад, скрестив руки на груди. — Почему вы спрашиваете?

— Видите ли, дело в том, что мы с Чарли нашли в бумагах Эллиота список его сотрудников, и там значится, что некая Изабелла Милтон работала у него экономкой… — я махнул рукой, пытаясь показать тем самым, что не отношусь к этому сколько-нибудь серьезно. — Я сразу сказал, что это простое совпадение, но Чарли уж очень заинтересовался этим, и попросил меня узнать у вас, уж не ваша ли это родственница.

Некоторое время Розалинда молча смотрела на меня, я был уверен, что сейчас она скажет, что знать не знает никакой Изабеллы, но она вдруг отрывисто произнесла:

— Да чего уж там… Теперь нет смысла скрывать, вы все равно рано или поздно узнаете. Изабелла Милтон — это моя мама.

— Что-о-о? — воскликнул я, не веря своим ушам. Несколько посетителей обернулись на мой излишне громкий возглас. — Вы хотите сказать, что ваша мама двадцать лет работала экономкой у Эллиота Блумфилда?

Розалинда подтвердила этот факт кивком головы.

— И вы молчали?! — вне себя от ярости выпалил я. Я чувствовал себя обманутым, да чуть ли не преданным — ведь я столько расспрашивал Розалинду о Блумфилдах, объяснял ей, как важно мне знать хоть что-то о своих родственниках, а она утаила такую важную деталь!

— Ну, вы и не спрашивали, — резонно заметила она.

Я не нашел, что ответить, лишь так яростно вцепился в свою кружку с пивом, что аж костяшки пальцев побелели.

— Послушайте, Джордж, — спустя несколько минут напряженного молчания заговорила Розалинда, — кажется, мы с вами немного друг друга не поняли. Вы, вероятно, считаете, что раз моя мать двадцать лет была вхожа в поместье Блумфилдов, она знает какие-то их личные тайны, секреты, скелеты в шкафу, и прочее, но это совсем не так! Да, она долгое время работала у Эллиота, но они совсем не были близки, он лишь отдавал ей распоряжения, которые она выполняла, и все! Вы же понимаете, в чем заключается работа экономки — большей частью она контактировала с остальной прислугой, поставщиками продуктов, мастерами по ремонту водопровода и электричества, и все в том же духе. Конечно, возможно она знает об Эллиоте больше, чем кто-нибудь другой — например, что он предпочитал на завтрак или во сколько вставал по утрам, но неужели эти сведения были бы вам хоть сколько-нибудь полезны?

Поразмыслив, я помотал головой, признавая, что здравый смысл в словах Розалинды присутствует.

— Кроме того, — продолжала Розалинда, — поступая к Эллиоту на работу, мама подписала документ о неразглашении информации о его частной жизни. Все его сотрудники подписывали такую бумагу. Так что, даже если бы она и знала что-то из ряда вон выходящее, все равно не имела бы права об этом рассказывать. Именно по всем этим причинам я и не стала говорить вам о том, что мама работала у Эллиота. Вы бы непременно начали расспрашивать, но я бы не смогла рассказать вам больше, чем уже рассказала. Впрочем, мне стоило просто сразу вам объяснить все, как есть.

— Да уж, — хмуро заметил я, переваривая услышанное.

Значит, мама Розалинды — Изабелла — много лет проработала у Эллиота, но не знает о нем ничего особенного, а если и знала бы, то сказать не могла… Но, с другой стороны, спрашивать о Эллиоте мне как будто больше и нечего, но вот вопросов о самом доме, если задуматься, найдется немало.

— Мне нужно поговорить с вашей мамой! — выпалил я прежде, чем успел хорошенько подумать.

— Но… — Розалинда удивленно вскинула бровь, — я же говорю вам…

— Я понимаю! — нетерпеливо перебил я. — Я не собираюсь расспрашивать ее об Эллиоте и копаться в его грязном белье. Я хочу поговорить с ней о самом доме, задать такие вопросы, на которые может знать ответ человек, который провел в нем столько лет! Прошу вас, Розалинда, это очень важно для меня! Вы — и ваша мама — единственные, кто может помочь мне.

— Ну… я даже не знаю, — Розалинда явно колебалась. — Я могу попробовать с ней поговорить, убедить ее назначить вам встречу, но не знаю, согласится ли она…

— Будьте добры, попробуйте! — взмолился я. — Вы очень меня выручите.

— Хорошо, — сдалась наконец Розалинда, — но сразу предупрежу, что ничего обещать не могу.

— Конечно-конечно, — закивал я. — Спасибо вам.

— Пока еще не за что, — невесело усмехнулась Розалинда.

— Кстати, — припомнил вдруг я, — вот откуда вам были известны подробности ссоры, разгоревшейся в поместье после смерти Эллиота! И о том, что его внуки Ребекка и Джошуа пытались подкупить адвоката Кофмана! Эх, а я ведь поверил вам, что они так громко кричали, что вы слышали их у себя на ферме…

Розалинда виновато улыбнулась и хотела что-то сказать, но тут входная дверь хлопнула, и она, бросив на нее взгляд, заметила:

— О, а вот и ваш брат!

— Здорóво, Джордж! — подойдя, Чарли хлопнул меня по плечу и опустился на соседний стул. — Розалинда, мое почтение.

— Добрый вечер, Чарли! Выпьете что-нибудь?

— Пиво, пожалуйста.

Розалинда отошла к пивным кранам, а Чарли вполголоса спросил у меня:

— Ну, как успехи?

— Неплохо, — вполголоса ответил я. — Она согласилась пойти со мной на бал. А у тебя как?

— Все отлично! — самодовольно ухмыльнулся Чарли. — Иду на бал с Кэти! Правда, ее слегка шокировало то, что я оказался наследником Блумфилдов, а не наемным рабочим у престарелой леди… Но, в конечном итоге, желание попасть на светское мероприятие, на котором она ни разу в жизни не была, перевесило все сомнения!

— Что ж, поздравляю! — почти искренне сказал я. — Значит, никому из нас не придется в одиночестве подпирать стенку.

Посидев в пабе еще около часа, мы с Чарли распрощались с Розалиндой и отправились домой.

Было уже довольно поздно, и на улицах совсем не было прохожих. Заметно похолодало, и мы, подняв воротники, заспешили по Пинфорд-стрит. Однако, не успели пройти и десятка шагов, Чарли резко остановился.

— Вот этот козел, который меня окатил грязью! — воскликнул он, указывая на одну из машин, припаркованных вдоль обочины. — Эх, жаль в машине никого нет, я бы ему сказал пару ласковых!

— Ты так уверен, что это он?

— Конечно, я запомнил, у него на заднем крыле вмятина! — Чарли снова махнул рукой, и тут до меня дошло, что указывает он на серебристый седан.

Подозрительно знакомый серебристый седан.

— Подожди-ка… — задумчиво произнес я, — я уже видел прежде эту машину.

— Где?

— На нашей улице, неподалеку от наших ворот. Ты говорил, что он стоял припаркованный, а потом резко сорвался с места, когда ты подошел?

— Именно так, — подтвердил Чарли, явно удивленный тем, что я так хорошо запомнил его слова.

— То же было и со мной, — сказал я. — Я тоже однажды шел мимо, но стоило поравняться с ним, он рванул с места… Странно это как-то.

— Да уж, — кивнул Чарли, но по его голосу я слышал, что он не сильно придал значения этой истории. — Наверное, толком не умеет водить, раз не способен плавно тронуться с места… Может, это кто-то из наших соседей, раз он бывает на нашей улице?

— Может быть, но что он тогда делает здесь?

— Да мало ли какие дела у человека! — резонно заметил Чарли. — Пойдем, Джордж.

Я покорно пошел следом за ним по улице, пытаясь выбросить из головы мысли о подозрительной машине.

— Кстати, ты спросил насчет этой экономки Изабеллы? — спросил Чарли позже, когда мы уже сворачивали на Бертон-стрит.

Отвлекшись от своих мыслей, я пересказал ему разговор с Розалиндой. Как и я, Чарли был в крайней степени возмущения от того, что она утаила от нас это с самого начала, но сказал, что сменит гнев на милость, если ей удастся устроить нам встречу с Изабеллой.

Что ж, я и сам всей душой надеялся, что мы сможем поговорить с ней, и задать все интересующие нас вопросы.

Надо только продумать заранее, какие.

* * *

Утро следующего дня выдалось каким-то скомканным и сумбурным. Началось все с того, что по пути на кухню мы обнаружили, что в столовой сдернуты с карнизов все шторы. Портьеры из красивого светло-зеленого бархата были скомканы и валялись бесформенными грудами посреди комнаты, но, к счастью, не были повреждены. Это смотрелось и в половину не так жутко, как воткнутый в кухонный стол нож, поэтому, вместо страха мы с Чарли испытали, скорее, злость и досаду.

Не сговариваясь, мы решили сразу же повесить их на место, и вот тут-то нас поджидала задачка — на портьерах и карнизах оказалась настолько хитроумная система крючков и петелек, что нам пришлось изрядно поломать голову, прежде, чем мы сообразили, как они должны крепиться.

В итоге, спустя почти час, мы — голодные, злые, обливающиеся потом — повесили только одну портьеру и приступили ко второй.

— Черт бы побрал это привидение! — пыхтел Чарли, старательно вставляя крючок в паз на карнизе. — Оно явно участвовало в изобретении этих карнизов, как бы иначе оно успело снять эти чертовы шторы за одну ночь!

Он, конечно же, шутил, но его шутка натолкнула меня на одну очень интересную мысль, обдумать которую, впрочем, я тогда не успел.

Закончив со злополучными шторами, мы приступили к завтраку, но едва успели съесть по бутерброду, раздался стук в дверь. Это, как и обещала, была Розалинда.

Она, кажется, тоже была не в духе, но внимательно осмотрела наши костюмы, найдя их отлично подходящими для Осеннего бала, и дала несколько рекомендаций, что с чем лучше надеть.

После коротко объявила, что ее мама, миссис Милтон, согласилась с нами встретиться и предлагает сделать это завтра в одиннадцать часов утра. Нас это полностью устроило, и, выслушав наш ответ и слова благодарности, Розалинда торопливо ушла, сославшись на срочные дела.

Мы вернулись к своему остывшему завтраку. После, твердо намеренные весь день посвятить поискам сокровища, мы поднялись на третий этаж и в нерешительности остановились посреди коридора.

— С какой комнаты начнем? — спросил Чарли. Я неопределенно пожал плечами.

Напомню, в коридор третьего этажа выходило всего четыре двери. За одной из них была комната с мольбертом и старыми холстами и картинами (возможно, там когда-то жила художница Агата Блумфилд?), за другой — непонятная комната, заваленная всяким хламом начиная от старых бумаг и заканчивая шкафом с какими-то пробирками и колбами. Оставшиеся две двери были наглухо закрыты, и ни один из ключей не подходил к замкам.

— Может, попробуем открыть запертые комнаты? — предложил я, подходя к одной из дверей. Это представлялось мне более интересным, чем копаться в старом хламе или перебирать картины. — Ты не помнишь, нам нигде никаких ключей не попадалось?

— Нет, — уверенно покачал головой Чарли. — Я бы запомнил.

— Хмм… интересно, что в этой комнате? — я присел на корточки перед запертой дверью и попытался заглянуть в замочную скважину, чтобы разглядеть, что там внутри.

— Видно что-нибудь? — полюбопытствовал Чарли.

— Нет, замочная скважина будто забита чем-то, — разочарованно вздохнул я.

— Ну-ка дай взглянуть! — Чарли оттеснил меня от двери, но не стал заглядывать в замочную скважину, а принялся внимательно изучать сам замок. — Ну надо же! — воскликнул он через минуту. — Я думал, таких замков уже нигде не осталось!

— Каких — таких? — не понял я.

— Это старинный английский дверной замок, — пояснил Чарли, поднимаясь с пола и отряхивая колени. — Сейчас такими уже не пользуются, ввиду их непрактичности, но в старых викторианских домах, наподобие этого, их еще можно встретить. Суть этого замка в том, что внутри он имеет два параллельных желоба, соединенных с одним запорным язычком…

Увидев мое озадаченное лицо, он сообразил, что я ни слова не понимаю из сказанного, и поспешил выразиться яснее:

— Проще говоря, замок этот можно открыть ключом как снаружи, так и изнутри, даже если с одной из сторон вставлен ключ!

Я все равно не до конца понял его объяснения, но меня посетила другая догадка.

— Хочешь сказать, там, с той стороны, в замочную скважину вставлен ключ? — взволнованно переспросил я.

— Скорее всего, да, но почему это тебя так обрадовало? — удивился Чарли. — Достать его мы все равно не сможем.

— Сможем! — радостно улыбнулся я. — Я много раз в книгах такое встречал — есть один фокус… Нам понадобится газета и что-нибудь тонкое и длинное, наподобие отвертки.

Настала очередь Чарли недоуменно смотреть на меня.

— Все очень просто! — я снова присел на корточки и пощупал пальцами щель под дверью. — Сюда просовывается газета, а потом ключ выталкивается из замка отверткой. Он падает на газету с той стороны двери, и, вытянув газету наружу, мы получаем ключ!

Чарли несколько секунд недоверчиво смотрел на меня, а потом его лицо приняло привычное скептичное выражение.

— Звучит неплохо, конечно… — произнес он. — Но, где гарантия, что ключ, отскочив от пола, не отлетит за пределы газеты? Или, если даже упадет на газету, вдруг он не пролезет в щель под дверью? Ключи от таких замков достаточно массивные, насколько мне известно.

— Мы не узнаем, пока не проверим! — воодушевленно возразил я. Во мне опять разгорелся азарт детектива, и я не мог упустить шанс попробовать трюк, прочитанный мною в книгах.

— Ну тогда иди искать газету! — распорядился Чарли. — А я пойду за отверткой, я видел в подвале ящик с инструментами.

Не теряя времени, мы разошлись в разные стороны. Покопавшись в памяти, я вспомнил, что видел несколько старых номеров газет в прихожей на тумбочке возле телефона, и поспешил туда.

Через несколько минут мы с Чарли снова встретились у запертой двери на третьем этаже. Я подсунул под дверь развернутый широкий газетный лист, а Чарли принялся осторожно ковырять отверткой в замочной скважине.

Несколько секунд я ждал, затаив дыхание, а потом послышался лязг и с той стороны двери что-то гулко ударило по полу. Я тут же потянул на себя край газетного листа и нашему взору предстал потемневший от времени массивный ключ.

— Получилось! — неверяще выдохнул Чарли. — Джордж, ты гений!

— Ну, это же не я придумал, — скромно ответил я, но меня прямо-таки распирало от гордости: наконец-то хоть какое-то знание из моих любимых детективных книжек пригодилось мне в жизни!

Не мешкая, Чарли подхватил ключ, вставил его в замок и, приложив небольшое усилие, провернул. Дверь открылась с протяжным скрипом, судя по всему, ее очень давно не смазывали.

Комната, представшая нашим глазам, была довольно мрачной и запущенной, видимо, ее не открывали очень много лет. На всех поверхностях лежал слой пыли куда толще, чем во всем остальном доме; окно тоже было грязным до такой степени, что едва пропускало дневной свет. Воздух был очень тяжелым и спертым, в горле у меня сразу начало першить.

Судя по обстановке, это был чей-то рабочий кабинет — большой письменный стол, массивное кресло, несколько шкафов. Он был похож на кабинет Эллиота, но чувствовалось, что он намного старее.

— Тут дышать нечем! — пожаловался Чарли, закрывая нос рукавом.

С некоторой неловкостью (у меня опять появилось ощущение, что я вторгся в чьи-то владения без разрешения хозяев) я прошел вглубь кабинета и, подойдя к окну, распахнул его, впуская свет и воздух. Дышать сразу стало легче.

Отворачиваясь от окна, я заметил висящий на стене портрет. На нем был изображен представительный мужчина лет пятидесяти — в смокинге и цилиндре, бородатый, с моноклем в глазу. На его галстуке и в манжетах рубашки виднелись уже знакомые запонки и зажим в виде грозди красных ягод.

— Это Кристофер, — заметил Чарли, подходя ко мне и тоже разглядывая портрет. — Я запомнил его по фотографии.

— Уж не его ли это был рабочий кабинет? — вслух подумал я, внимательно оглядываясь по сторонам.

— Очень может быть! — согласился Чарли. — Только как это узнать?

Он подошел к столу и открыл наугад один из ящиков, вытянул из него кипу старых писем и мельком просмотрел их.

— Они все на имя Кристофера! — воскликнул он через минуту. — Джордж, похоже ты был прав — это его личный кабинет! Только представь, сколько здесь всего может быть спрятано! Да здесь, могу поспорить, каждая бумага содержит какую-нибудь важную информацию! Вот, например… — он выудил из стопки писем первое попавшееся, — письмо от его брата Фредерика:

Дорогой Кристофер!

Как только я получил твое письмо, я сразу занялся поиском мастера, который сможет помочь в таком непростом вопросе. Я понимаю, что в Бейкуэлле подобного специалиста вряд ли удастся найти, поэтому считаю, что ты правильно сделал, обратившись ко мне — все-таки, в Лондоне на это гораздо больше шансов.

Кроме того, я всецело поддерживаю твою идею — наступают непростые и, возможно, опасные времена, и иметь в доме потайной ход с исправным открывающим механизмом — мысль более чем разумная…

— Потайной ход?! — кажется, мы с Чарли произнесли это одновременно, пораженно уставившись друг на друга.

— Здесь, в доме, есть потайной ход? — изумленно повторил Чарли, глядя на меня так, будто я мог знать ответ.

— Похоже на то, — задумчиво протянул я. — Хотя, честно сказать, этого стоило ожидать. В письме не сказано, где именно он находится?

Чарли опустил взгляд и прочитал окончание письма:

…Надеюсь, нам удастся найти мастера, который сможет починить механизм.

P.S. Помнишь, в каком восторге мы были, когда отец показал нам этот ход? Сколько лет нам тогда было — десять?

Твой брат Фредерик

— Ни слова о том, где он находится, — разочарованно вздохнул Чарли. — Джордж! — он с мольбой посмотрел на меня. — Вспоминай, где в твоих любимых книжках обычно находятся потайные ходы? Мы просто обязаны его найти!

— Где находятся потайные ходы? — растерянно повторил я и огляделся по сторонам, будто бы надеялся, что секретная дверь распахнется сама собой как по волшебству. — Ну, мало ли… иногда за шкафами. Иногда в архитектурных элементах — арках или нишах. В полу еще бывают, под ковром или под лестницей. Вариантов — масса.

— То есть, искать наугад бессмысленно? — уточнил Чарли.

— Конечно, — кивнул я. — А почему ты считаешь, что нам во чтобы то ни стало нужно его найти?

— Ну так он же потайной, Джордж! А где еще, кроме как в потайном, секретном месте, прятать что-либо! Я уверен, наше сокровище именно там и спрятано! — воскликнул Чарли, но не успел я заметить, что считаю эту идею маловероятной, как его посетила новая догадка, и он выпалил: — Слушай, а что, если… Если эти подсказки с греческими буквами как раз и помогают найти этот тайный ход? А в нем спрятано сокровище! Ведь Кристофер собирался его починить незадолго до войны — раз Фредерик пишет, что наступают неспокойные и опасные времена — возможно, он уже тогда решил создать тайник с сокровищем, и именно для этого хотел отремонтировать механизм!

Как мне не хотелось этого признавать, рациональное зерно в рассуждениях Чарли было. Но я будто бы нутром чуял, что в потайном ходе — где бы он ни был — сокровища нет. Чтобы не расстраивать брата, и не вступать в излишние споры, я пробормотал что-то утвердительное и отошел к окну. С высоты третьего этажа желтеющий осенний сад смотрелся просто изумительно, и я на какое-то время выпал из реальности, любуясь буйством красок. Вернул же в действительность меня вопрос Чарли:

— Где же найти этот ход?

— Не знаю, где найти, — медленно произнес я, глядя в окно на аккуратный домик соседской фермы, — но знаю, у кого можно спросить. Миссис Милтон, экономка Эллиота. Она проработала двадцать лет в этом доме, она должна что-то знать.

Как Чарли и предполагал, комната, когда-то служившая Кристоферу рабочим кабинетом, оказалась просто кладезью полезной информации. Перебирая старые письма, мы узнавали многое о наших предках — о поколении Кристофера и Фредерика, о их родителях и детях.

Меня несколько удивляло то, насколько близки были Кристофер и Фредерик — судя по датам писем, они писали друг другу по несколько раз в неделю! Можно было бы, конечно, оправдать это тем, что они были близнецами, но ведь мы с Чарли не звонили друг другу так часто! Нам вполне хватало встреч два-три раза в месяц.

Едва я подумал об этом, мне тут же пришла в голову мысль, что, кажется, совместное проживание в этом старом и временами пугающем доме немного сблизило нас. Я живо вообразил, как вернусь в свою маленькую шеффилдскую съемную квартирку, когда все дела в поместье будут закончены, и остро почувствовал, что мне будет там тесно, скучно, одиноко. Мне будет не хватать Чарли, наших вечерних бесед у камина за бокалом виски, плоских шуточек, которыми мы частенько перекидываемся пока разбираем какой-нибудь пыльный шкаф или комод…

И Розалинды. Ее мне тоже очень будет не хватать. Внимательного взгляда светло-карих глаз, легкой улыбки, копны черных кудрявых волос…

— Ух ты! Ну наконец-то!

Внезапное восклицание Чарли вырвало меня из раздумий, но я все равно не сразу вернулся к реальности и несколько секунд глупо таращился на брата, пытаясь понять, что он мне говорит.

— Давно пора бы! А то мы как-то застопорились в наших поисках, не находишь? — продолжал радоваться Чарли, подсовывая мне под нос какой-то лист бумаги.

Опустив глаза, я понял, что это очередное старое письмо и тут же почувствовал, как участилось мое сердцебиение — на самом верху листа была нацарапана Σ — греческая буква «сигма»!

Само письмо — вернее сказать, записка (настолько оно было коротким) — на первый взгляд не представляло из себя ничего особенного. Фредерик коротко информировал Кристофера, что благополучно добрался до Лондона, и выражал искреннюю радость от того, что повидался с семьей. Но вот в конце, в постскриптуме, была интересная приписка:

P.S.: я безмерно рад тому, что настольные лампы, которые я привез из Парижа, настолько пришлись по душе Жаклин! Честно сказать, я сомневался, покупая их, ведь не могу знать досконально ее вкусы касательно элементов интерьера. Но теперь вижу, что не прогадал — раз уж она сразу поставила их у изголовья вашей кровати!

— Лампы? — задумчиво переспросил я.

— Именно! — сияя, подтвердил Чарли. — Я уверен, что речь идет о них — больше в письме не упоминаются какие-либо предметы или помещения… Готов поспорить, что это лампы на прикроватных тумбочках в большой спальне! Пойдем, проверим?

— Конечно! — я с готовностью вскочил на ноги, и мы устремились к выходу из комнаты.

Эти лампы привлекли мое внимание еще тогда, когда мы осматривали спальню несколько дней назад. Они явно были антикварными — с изящными золочеными ножками и тканевыми абажурами бледно-розового цвета, сделанными, несомненно, из натурального шелка.

Взяв каждый по лампе, мы присели на кровать и принялись их внимательно осматривать. Я тщательно прощупал ножку лампы и, не найдя там ничего, аккуратно снял абажур. Он был закреплен на металлическом каркасе, и я перевернул его, рассматривая внутреннюю сторону. Здесь искомое и обнаружилось — в том месте, где ткань крепилась к каркасу, бледно-голубыми чернилами прямо по шелку было написано:

Σ. В 12.20…

— Есть! — воскликнул я. — Тут время, как мы и предполагали! «В 12.20».

— Значит, вся фраза целиком звучит так: «В 12.20 я начал читать Общую ботанику и основы селекции»? — уточнил Чарли.

— Вроде того.

— А первая фраза — «В 10.45 я ударился локтем о правый угол каминной полки»?

— Если мне не изменяет память, да.

— Черт побери, что же все это может значить?! — с внезапной досадой пробормотал Чарли и хлопнул ладонью по покрывалу. — Мы находим новые подсказки, но абсолютно не имеем понятия, что с ними делать в итоге!

— Не переживай, мы и это обязательно выясним! — оптимистично заявил я. — Рано или поздно мы найдем какую-нибудь запись Кристофера, в которой он будет это объяснять, я уверен… У нас ведь есть еще шкатулка с цветком, запертый ящик в библиотеке, да и комнаты на третьем этаже мы не осмотрели до конца — где-нибудь нам это попадется, вот увидишь!

Чарли со вздохом кивнул, соглашаясь, и мы, переписав на кусочек бумаги подсказку, найденную на абажуре лампы, отправились ужинать.

* * *

На следующее утро я проснулся в приподнятом настроении и в легком предвкушающем волнении — на сегодня была назначена наша встреча с миссис Милтон, и я был уверен, что от нее нам удастся получить какую-нибудь ценную информацию. Вчера я до позднего вечера составлял список вопросов, которые планировал задать ей и, чтобы ничего не позабыть, записал их на листочек бумаги. Это, конечно же, дало Чарли повод потешаться надо мной — дескать, я как маленький мальчик играю в детектива и изображаю из себя Эркюля Пуаро. На что я со вздохом ответил, что Пуаро никогда бы не пришлось записывать вопросы на бумаге — ему, с его незаурядным умом, не составило бы труда держать их все в памяти.

Не омрачило моего приподнятого настроения даже очередное происшествие в гостиной — видимо, привидения ночью опять буянили — все окна были нараспашку открыты, диванные подушки разбросаны, некоторые статуэтки и сувенирные безделушки сброшены со своих мест.

Не могу сказать, что меня это не испугало — холодок по спине все равно пробежал — но, кажется, я уже начал вырабатывать иммунитет к подобным событиям. Не зря говорят — человек ко всему привыкает. Сейчас я как никогда был согласен с этим изречением.

Я постарался как можно скорее устранить следы этого безобразия, пока Чарли не вышел из душа — все-таки, он куда острее, чем я, реагировал на подобные происшествия. Вернув все предметы на свои места, я прошел на кухню и, как ни в чем не бывало, принялся варить кофе.

После завтрака мы с Чарли пришли в гостиную и сели в кресла, ожидая прихода миссис Милтон. Времени до него оставалось не так уж много, поэтому было бессмысленно браться за какие-то дела.

Наконец, едва часы в холле отзвенели одиннадцать часов, раздался стук в дверь. Я поднялся и пошел открывать, Чарли, чуть помедлив, последовал за мной.

На пороге стояла высокая худая женщина, с довольно-таки суровым выражением лица. На вид ей было около пятидесяти лет или чуть больше, лицо, несмотря на строгость, было довольно приятным, хотя крупный орлиный нос и четко очерченные скулы явно говорили о властности ее характера. Темные вьющиеся волосы без намека на седину (так похожие на кудри Розалинды) были собраны в высокую прическу. В целом, она имела довольно сильное сходство со своей дочерью, но все же черты лица Розалинды были намного мягче и плавнее.

— Миссис Милтон, я полагаю? — вежливо осведомился я. Она молча кивнула. — Приятно с вами познакомится, меня зовут Джордж, а это мой брат Чарльз…

Сам не знаю, что меня дернуло назвать Чарли полным именем, но вид этой дамы почему-то внушал мне потребность в официозе.

— Входите, пожалуйста, мы очень ждали вас, — я отступил, пропуская ее в холл.

— Рада знакомству с вами, — наконец заговорила миссис Милтон. Голос у нее был низкий и энергичный. — Розалинда передала мне, что вы очень хотели со мной поговорить.

— Да это так, — вступил в разговор Чарли, принимая у нее пальто. — Проходите в гостиную.

В гостиной мы с Чарли уселись в кресла, а миссис Милтон на диван. Я заметил, что она внимательно оглядывает комнату и ее взгляд при этом ощутимо потеплел, на губах появилась легкая улыбка.

— Приятно снова побывать здесь, — пояснила она, перехватив мой взгляд. — Я скучаю по этому дому.

— Вам нравилась ваша работа, миссис Милтон? — спросил Чарли.

— О да! — с готовностью согласилась она. — Не могу сказать, что она была легкой, временами даже совсем наоборот, но мне она нравилась. Нравились люди, с которыми я работала, нравился этот дом… Здесь такая особенная атмосфера! Думаю, вы это уже заметили.

— Да уж, в полной мере, — ехидно хмыкнул Чарли, и я бросил на него предостерегающий взгляд.

— Так о чем вы хотели поговорить со мной? — напрямую спросила миссис Милтон.

— Нас очень долго мучал вопрос, почему Эллиот оставил поместье именно нам, хотя мы даже не были с ним знакомы, — начал я, собравшись с мыслями. — Но, кажется, ответ на этот вопрос мы уже знаем, но все же хотелось бы услышать ваше мнение. Действительно ли все дело в том, что мы — единственные на данный момент близнецы во всей семье?

— Да, — уверенно ответила миссис Милтон, — вы правы. Наследование дома близнецами было традицией, сохраняющейся испокон веков, а Эллиот очень сильно чтил семейные устои. Он долго тянул с составлением завещания, хотя его здоровье было неважным в последние годы. Его внучка Маргарет — дочь Джеймса — вышла замуж около года назад, и Эллиот очень надеялся, что она забеременеет двойней. Если бы это произошло, поместье отошло бы ей, с условием, что ее дети станут его полноправными владельцами по достижении совершеннолетия.

— Значит, он не хотел оставлять его нам? — спросил я, чувствуя себя немного уязвленно.

— Этого я не знаю, — покачала головой миссис Милтон. — Но могу предположить, что он и Маргарет не хотел его оставлять. У него, знаете ли, были не очень теплые отношения с внуками.

— Да, об этом мы слышали, — кивнул я и поспешил сменить тему: — Вы ведь проработали здесь почти двадцать лет, миссис Милтон? Значит, вы хорошо знаете этот дом?

— Как свои пять пальцев! — фыркнула миссис Милтон; мне показалось, что она даже слегка обиделась.

— Тогда скажите, приходилось ли вам когда-нибудь — может, случайно — слышать о потайном ходе, имеющемся в этом доме?

— Потайном ходе? — удивленно переспросила она. — Вы сейчас серьезно?

— Более чем.

— Никогда об этом не слышала, — покачала головой миссис Милтон.

Я почувствовал укол разочарования, Чарли расстроенно сник в кресле. Если уж экономка, проработавшая здесь столько лет, ничего не знает о потайном ходе, то есть ли вообще шансы найти его?

— Может быть, вы знаете о каком-то другом секретном месте в доме? — предположил Чарли. — Какой-нибудь тайник, открывающийся потайным механизмом?

— К сожалению, нет… Если таковые тут и существуют, мне об этом ничего не известно. Разве что… сейф в кабинете Эллиота! Он спрятан за картиной, но вы, наверное, и так о нем знаете…

— Сейф?! — одновременно переспросили мы с Чарли и синхронно выпрямились в креслах. — Впервые о нем слышим! — добавил я.

— В кабинете Эллиота на втором этаже, — объяснила миссис Милтон, — висит картина-натюрморт. За ней спрятан сейф, но, опережая ваш вопрос, сразу скажу, что о том, как его открыть, я не имею понятия. Эллиот, конечно, ценил меня, как непревзойденного сотрудника, но не настолько…

— Понимаю, — кивнул я, — что ж, это все равно очень ценная информация…

А в голове моей уже завертелись сотни мыслей о том, что может лежать в сейфе и где нам найти необходимую комбинацию цифр, открывающую его.

— Ну что ж… — проговорил я, стараясь скрыть свое замешательство. — Следующий вопрос, возможно, покажется вам несколько странным, но все же… Скажите, вам случалось видеть здесь, в доме, что-либо мистическое? Что-то, чему невозможно было найти рациональное объяснение?

— Например, предметы передвигались сами по себе, — подсказал Чарли, видя изумленное лицо миссис Милтон. — Или двери и окна открывались?

— Нет, молодые люди, ничего подобного я никогда не видела, — справившись, наконец, с удивлением, ответила она.

— А вам приходилось когда-нибудь задерживаться на работе допоздна или вовсе оставаться на ночь? — спросил я, вспомнив, что при нас вся мистика происходила чаще всего по ночам.

— Оставаться на ночь нет, а задерживаться допоздна иногда приходилось, — кивнула миссис Милтон. — Когда к Эллиоту приезжали его дети с семьями или планировалось какое-то мероприятие с большим количеством гостей, накануне мне приходилось задерживаться, чтобы проконтролировать все приготовления. Иногда, бывало, я уходила домой далеко за полночь.

— И вы точно ничего мистического не видели, даже по ночам? Вы уверены?

— Абсолютно.

— Но, может быть, не вы сами видели, а кто-то другой? — продолжал настаивать я. — Кто-то из ваших подчиненных, например, или обитателей дома? Может, вы слышали подобные разговоры?

— Нет, мистер Блумфилд, — уверенно покачала головой миссис Милтон. — Скажу вам больше — дочь Эллиота Эмили верила в потустороннее и очень интересовалась подобной тематикой, смотрела все соответствующие телепередачи и читала оккультные журналы — но даже она никогда не говорила, что видела здесь что-то подобное. Напротив, она постоянно удивлялась тому, что в настолько старом доме нет ни одного, даже самого захудалого привидения!

— Вот как… — задумчиво протянул я, мысленно задаваясь вопросом, почему же эти самые привидения появились здесь именно сейчас?

— Кстати, об Эмили, — вспомнил вдруг Чарли, опередив меня, — вы не знаете, случайно, ее дату рождения?

— Конечно, знаю, — невозмутимо отозвалась миссис Милтон. — Эллиот всегда собирал всю семью на этот праздник и устраивал пышный банкет. Это семнадцатое июля 1945 года. Не буду спрашивать, для чего вам это понадобилось, но вы ведь могли выяснить это и на гобелене, — она указала рукой на стену, где висело фамильное древо Блумфилдов.

— Видите ли, — ответил я, тщательно записав дату в свой листочек с вопросами, — на гобелене не указаны точные дни рождений, только годы.

— Ах, верно, я и позабыла! — всплеснула руками миссис Милтон. Задумавшись ненадолго, она грустно улыбнулась и добавила: — Мне ведь тоже пришлось однажды на нем вышивать.

— Правда? — удивленно переспросил я и предположил: — Дату смерти Эллиота?

— Именно, — со вздохом кивнула миссис Милтон. — Строго говоря, это должна была сделать Эмили, но она просто отмахнулась от меня, когда я напомнила ей об этом. Внучки же Эллиота, когда я предложила им сделать это, посмотрели на меня, как на умалишенную и заявили, что не умеют шить! Не понимаю, чем тут гордиться… Как бы то ни было, пришлось мне взять в руки иголку с ниткой и вышить дату его смерти. Не думаю, что он осудил бы меня за это.

— Конечно же нет! — учтиво воскликнул Чарли. — Мне кажется, Эллиот был бы вам благодарен, учитывая то, какими чёрствыми оказались его дочь и внучки.

— Наверное, он очень ценил вас, — заметил я.

— Смею надеяться, что так оно и было, — сказала миссис Милтон. — По крайней мере, он неоднократно говорил мне об этом.

— Раз уж мы заговорили о датах, — произнес я, сверившись незаметно со своим списком вопросов, — может вы знаете и дату рождения Агаты Блумфилд, тети Эллиота?

— Чего не знаю, того не знаю, — отрицательно качнула головой миссис Милтон. — Она ведь умерла больше сорока лет назад, и Эллиот никогда особо о ней не упоминал.

— Жаль… — вполголоса пробормотал я и, достав заранее приготовленный листок бумаги, перешел к следующему вопросу: — Скажите, миссис Милтон, вы когда-нибудь видели здесь, в доме, какой-нибудь из этих символов?

Я передал ей лист, на котором заранее нарисовал три греческих буквы — «дельту», «сигму» и «омегу».

— Не спешите с ответом, подумайте хорошенько, — сказал я, когда она взяла его в руки. — Может, вы видели их на картинах, предметах, каких-нибудь бумагах? Или даже на стенах или на полу?

— Это ведь греческие буквы, верно? — спросила миссис Милтон, задумчиво разглядывая их, и на пару минут замолчала, явно пытаясь вспомнить.

Я затаил дыхание, подавив мальчишеский порыв скрестить пальцы за спиной.

— Не могу однозначно сказать, — наконец, произнесла она, возвращая мне листок. — Возможно, где-то и видела, но так сразу вспомнить, где именно, к сожалению, не могу.

В этот раз я не смог скрыть своего разочарования и расстроенно вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

— Это очень важно для вас, да? — проницательно заметила она. — Я подумаю об этом на досуге и, если что-то вспомню, сразу же сообщу вам.

— Будем очень вам благодарны! — горячо откликнулся я. — Как вы верно заметили, это очень важно!

— Я поняла вас, — кивнула миссис Милтон. — Вы еще о чем-то хотели спросить меня?

— Да, — кивнул я, выдержал небольшую паузу и осторожно продолжил: — О ягодах, которые растут в саду. Кстати, вы знаете, что они называются «Красная Амалия»?

— Впервые слышу.

— Я знаю, что здесь принято считать их ядовитыми, но все же… Может, вам известно об этом наверняка?

С тяжелым вздохом миссис Милтон откинулась на спинку дивана.

— Сожалею, мистер Блумфилд, но вряд ли я смогу сказать вам что-то конкретное, — ответила она. — Да, мы считаем их ядовитыми, было немало случаев отравлений, но ваши родственники ели их, и ни с кем ничего не случалось. Эллиот частенько передавал через меня приказ садовнику собрать ягоды, а кухарка, вымыв их и сервировав, подавала к столу.

— Да уж, хочешь-не хочешь, а поверишь в мистику и всякие легенды, — пробормотал Чарли.

— А вы не хотите попробовать связаться с кем-нибудь из ваших родственников? — внезапно спросила миссис Милтон. — С Эмили или Джеймсом — вашими тетей и дядей? Или с кузенами? Возможно, они могли бы ответить на интересующие вас вопросы.

Предложение застигло нас врасплох, мы с Чарли растерянно переглянулись.

— Честно говоря, такой идеи у нас не было, — протянул я.

— Кроме того, насколько мы слышали, они были не очень-то рады, что поместье досталось нам, — добавил Чарли. — Вряд ли у нас бы получилось теплое дружеское общение.

— Хм, возможно, вы правы, — признала миссис Милтон, на ее лице появилась легкая тень смущения. — Наверное, глупо было с моей стороны давать вам такой совет… А что же адвокат Кофман? Его вы не пытались расспросить? Они с Эллиотом были очень близки.

— Видите ли, — ответил я, тщательно подбирая слова, — дело в том, что адвокат Кофман утверждает, что едва знал Эллиота и уж точно не был ему близким другом.

— Что?! — пораженно воскликнула миссис Милтон. — Но это полнейший вздор! Они дружили много лет!

— Может быть, они поссорились, или просто отдалились друг от друга незадолго до смерти Эллиота? — предположил я. — Поэтому адвокат счел нужным так сказать?

— Ничего подобно! — яростно возразила миссис Милтон. — Он частенько бывал здесь, и в день смерти Эллиота тоже! Это ведь мы с ним обнаружили, что Эллиот… мертв.

— Что? — воскликнул я. — Как это произошло?

— В тот день с утра Эллиот работал у себя в кабинете. Внезапно приехал адвокат Кофман, хотя Эллиот не предупреждал меня, что ждет кого-то. Адвокат объяснил, что они должны были встретиться после обеда, чтобы обсудить какие-то дела, но у него внезапно изменились планы, и он решил заехать утром… Мы вместе поднялись на второй этаж, я постучала в дверь кабинета, чтобы доложить Эллиоту о том, что прибыл мистер Кофман. Ответа не последовало, и я открыла дверь…

Миссис Милтон поморщилась и на секунду прикрыла глаза — видно было, что дальнейшее стало для нее сильным потрясением.

— Он лежал на полу, — тихо продолжила она, — как раз под той картиной, за которой спрятан сейф. Мы с адвокатом бросились к нему, попытались что-то сделать, но было поздно — он не дышал и… был уже холодный. В руке у него были зажаты какие-то бумаги, как потом предположил мистер Кофман, Эллиот, видимо, хотел положить их в сейф, подошел к стене, и тут ему стало плохо.

— Какова была причина смерти? — спросил Чарли. Взглянув на него, я понял, что ему стало не по себе от этого рассказа.

— Сердечный приступ.

— У врачей… или полиции не было сомнений относительно обстоятельств смерти? — на всякий случай поинтересовался я.

— Нет, что вы… Эллиот последние годы болел, у него было слабое сердце. Его лечащий врач давно говорил, что ему нужно отойти от дел и вести спокойную жизнь на пенсии, но Эллиот и слушать его не хотел. Твердил, что если уж ему и суждено скоро умереть, то он хочет, чтобы смерть настигла его в движении. Так, впрочем, и вышло, — грустно сказала миссис Милтон; и, хоть голос ее и был тверд, она едва уловимым жестом вытерла уголок глаза.

Несколько минут мы провели в тягостном молчании. Меня сильно тронул этот рассказ, хотя я и посчитал несправедливым то, что миссис Милтон — по сути дела, чужой человек Эллиоту — едва не заплакала, рассказывая о его смерти, а мы с Чарли — его родственники — всего лишь испытали вежливую скорбь.

— Что ж, пожалуй, это все, о чем мы хотели спросить вас, миссис Милтон, — сказал я, когда молчание затянулось. — Спасибо вам большое, что уделили время и ответили на наши вопросы.

— Не стоит благодарности, мистер Блумфилд, мне было совсем не сложно, — ответила миссис Милтон, поднимаясь с дивана. — В свою очередь, я могу рассчитывать, что если вы когда-нибудь захотите нанять экономку, я смогу снова занять эту должность?

— О… — я растерялся, — честно сказать, мы об этом пока не думали, но… если вдруг решим, то… конечно же, обратимся к вам.

Я сомневался, что когда-нибудь мы сможем себе это позволить, но расстраивать миссис Милтон категоричным отказом мне не хотелось.

Все вместе мы вышли в холл, и Чарли галантно помог ей надеть пальто. Она отблагодарила его благосклонной улыбкой, и я подумал, что он, черт возьми, все-таки умеет обращаться с женщинами — будь им двадцать, тридцать или пятьдесят.

— Вы ведь, кажется, будете кавалером моей дочери на завтрашнем балу? — спросила тем временем миссис Милтон у Чарли.

— Не я, — он покачал головой и кивнул в мою сторону, — мой брат.

— Что ж, — она вперилась в меня пристальным взглядом и лицо ее вновь стало суровым, как в тот момент, когда она только пришла, — я могу надеяться, что вы будете вести себя, как подобает джентльмену, мистер Блумфилд?

— Э… конечно, мадам, — с легкой заминкой ответил я, не совсем поняв, что она имеет ввиду.

— Прекрасно! — она деловито кивнула. — Тогда до встречи на балу. До свидания, молодые люди.

— Что значит «вести себя, как подобает джентльмену»? — недоуменно переспросил я, когда за ней уже закрылась дверь.

— Это значит, — хмыкнул Чарли и развязно подмигнул, — что после завтрашнего бала милашка Рози не окажется у тебя в постели!

— Что?! — возмущенно вскричал я. — Да у меня и в мыслях не было!..

— Не было? — озадаченно переспросил Чарли и притворно-обеспокоенно пощупал мой лоб. — Странно. А у любого нормального мужика было бы.

Первое, что мы сделали после ухода миссис Милтон — поднялись в кабинет Эллиота поглядеть на сейф, который мы проворонили несмотря на то, что тщательно обыскивали комнату пару дней назад. Видимо, сейф, спрятанный за картиной, был настолько распространенным клише в книгах и фильмах, что мне и в голову не пришло, что это может быть возможно в реальной жизни.

Натюрморт, изображенный на картине, был восхитителен — грозди винограда, яблоки и груши, красивый серебряный кувшин на фоне темно-золотой бархатной ткани — но мне сейчас некогда было любоваться искусством. Я осторожно потянул картину за угол рамы, и она открылась, как дверца шкафчика, явив взору тяжелую металлическую дверцу стального цвета.

Тут нас ждало неожиданное открытие — на сейфе не было кодового замка, а только большая замочная скважина.

— Ого! — присвистнул Чарли. — Сейф, видать, настолько старинный, что открывается простым ключом! А я-то уже начал мысленно перебирать варианты того, какой код к нему подойдет и где нам его искать.

— Я тоже, — заметил я, пытаясь сообразить, стала ли задача легче от того, что нам теперь предстоит искать не код, а ключ.

— Попробуй ключи, которые на твоей связке, — предложил Чарли. — Не особо на это надеюсь, но вдруг…

Я тоже не верил в то, что все окажется так просто, но все же вытащил из кармана связку ключей, которую когда-то (такое ощущение, что сто тысяч лет назад) отдал мне адвокат Кофман.

Как и ожидалось, ни один из ключей не подошел.

— Ну и где нам искать подходящий? — с легким отчаянием в голосе спросил Чарли, оглядывая комнату, как будто нужный ключ мог вот так запросто лежать на видном месте.

— Понятия не имею, — расстроенно откликнулся я. — А нельзя ли открыть этот сейф каким-то другим образом? Без ключа?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну… он же металлический. Как-нибудь разрезать металл… — несмело предложил я. — Ты же строитель, разбираешься в таких делах.

— Хмм… — Чарли задумался и постучал костяшкой пальца по дверце. — Железо тут толстое, но, теоретически, его можно разрезать электропилой для резки металла. Или, на худой конец, автогеном. Но загвоздка в том, что если внутри находятся какие-нибудь бумаги, от искры они могут вспыхнуть, и к тому времени, когда мы прорежем в дверце окошко, внутри все выгорит дотла…

— Тогда нам это не подходит, — поспешно заявил я. — Какой смысл открыть сейф, потеряв при этом все его содержимое?

— Вот-вот, — кивнул Чарли. — Так что будем искать ключ. Как вариант — он может оказаться в том ящике в библиотеке, код от которого мы теперь, вроде как, знаем.

— Прямо сейчас и проверим! — с энтузиазмом заметил я, закрывая картину. — И, знаешь, что… — добавил я, когда мы уже спускались по лестнице, — надо бы поговорить с этим адвокатом Кофманом. Раз он был близким другом Эллиота, мы можем узнать от него что-нибудь ценное.

— Если только он не будет опять твердить, что они были едва знакомы, — мрачно заметил Чарли.

— Но теперь-то мы твердо знаем обратное, — возразил я. — Так что будем стоять на своем.

Спустившись в библиотеку, я достал из кармана листочек, на котором записал дату рождения Эмили, и Чарли, присев перед письменным столом, выставил на кодовом замке комбинацию «0717». Едва последняя цифра встала на место, послышался щелчок открываемого замка.

Мы обменялись восторженными взглядами.

Этот старый дом давал нам столько загадок, но так мало из них нам удавалось разгадать, что каждое такое событие становилось для нас поистине грандиозным. К тому же, оно дарило нам недюжинную веру в себя — ведь, например, обнаружив этот запертый ящик, мы и понятия не имели, какой код может к нему подойти; а всего лишь по прошествии десяти дней открыли его…

Правда, содержимое ящика с первого взгляда не внушало особенного восторга. Он был полон старых документов, но ни один из них не мог быть нам полезен. Копии старых завещаний, бухгалтерские и юридические документы, дипломы средних и высших учебных заведений… И ни на одном не было ничего, даже близко похожего на нужные нам греческие буквы.

Почти на самом дне ящика обнаружилась стопка очень ветхих пожелтевших листов, сшитая обычными нитками в подобие тетради. Чарли мельком глянул на нее, и отложил, но меня заинтересовало ее содержимое.

Взяв тетрадь в руки, я прочитал на титульном листе: Мортимер Блумфилд. Журнал селекционных опытов.

На первой странице в самом верху значилась дата: 1823 год.

У меня аж дух захватило, когда я понял, какую древность держу в руках. Да этим записям почти двести лет! И как только они сохранились?..

Впрочем, «сохранились» — это довольно громко сказано. Чернила сильно выцвели, так, что местами многие слова были полностью не читаемы, пожелтевшая бумага крошилась в руках, а в речи автора было столько научных терминов и старомодных оборотов, что казалось, будто бы текст написан на другом языке.

И тем не менее, я начал читать. Видимо, слово «селекция» на титульном листе пробудило мою давнюю страсть к биологии и ботанике.

— Ну что ж, запертый ящик оказался пустой тратой времени, — через некоторое время сказал Чарли. — Ничего полезного тут нет.

— Угу, — невнимательно отозвался я, продираясь сквозь дебри, написанные нашим далеким предком.

— Что-нибудь интересное? — спросил Чарли, кивая на тетрадь.

— Кажется, да… пока не знаю, — честно признался я. — Представляешь, этим записям сто восемьдесят с лишним лет! Их вел наш дальний предок, Мортимер Блумфилд. Судя по всему, он был ученым, ботаником-селекционером. Он скрещивал разные сорта растений, пытаясь вывести новые, и все записывал в эту тетрадь. Вот, посмотри, — я указал на страницу, испещренную непонятными на первый взгляд значками, — здесь всякие тонкости: исходные сорта, время посадки, фазы Луны и знаки Зодиака, цветение, опыление, завязь плодов…

— Стой, стой, Джордж, — Чарли поднял руки ладонями вверх и с улыбкой отступил от стола, за которым я сидел, — я все равно в этом ни черта не понимаю. Это ты в школе увлекался биологией, а не я.

— Ну, в общем, это очень интересно, — неуклюже закончил я.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Чарли, — но сейчас уже пора приниматься за приготовление обеда. Ты мне поможешь?

— Да, — вздохнул я, тоскливо глядя на лежащие передо мной страницы, — ты иди, а я еще немного почитаю, и присоединюсь к тебе.

Я говорил это абсолютно искренне, действительно намереваясь через десять-пятнадцать минут отправиться помогать брату на кухне. Но, когда уже за Чарли закрылась дверь библиотеки, мой взгляд неожиданно выхватил в рукописи словосочетание «Красная Амалия», и я напрочь забыл о данном обещании, погрузившись в чтение с головой.

Спустя полтора часа дверь библиотеки открылась, и в нее обеспокоенно заглянул Чарли. Впрочем, беспокойство на его лице тут же сменилось недовольством.

— Вот я так и знал! — проворчал он. — Я его уже потерял, думал не случилось ли чего, а он тут сидит, зарывшись в древние записки! Джордж, у тебя совесть есть? Ты обещал помочь мне готовить обед, а в итоге мне пришлось делать все самому. В следующий раз сам будешь готовить, а я даже пальцем о палец не ударю, чтобы…

Чарли осекся, встретив мой взгляд, который, как он потом сказал, «был такой, как у сумасшедшего человека».

— Джордж? Все в порядке? — осторожно спросил Чарли.

— Да… — выдавил я охрипшим от долгого молчания голосом. — Я тут такое прочитал…

— Что? — мгновенно заинтересовался Чарли. — О сокровище?

— Нет, о ягодах, — покачал я головой, — о тех самых красных ягодах. Они действительно ядовиты, Чарли. И их создал наш предок, селекционер Мортимер Блумфилд. Они… показались мне знакомыми на вкус… я тогда не понял, почему, а теперь вспомнил… Тисовые ягоды!

— Подожди, Джордж, я ничего не понимаю! — замахал руками Чарли. — Давай по порядку.

— Хорошо… — я откинулся на спинку стула, закрыл глаза и потер пальцами виски, пытаясь сосредоточиться и упорядочить в голове информацию, которую только что узнал. Учитывая то, с каким трудом давалось мне чтение старинного дневника, сумбур у меня в голове царил колоссальный.

Чарли тем временем уселся в кресло напротив меня и примерно сложил руки на коленях, показывая свою готовность слушать.

— Мортимер и Гидеон Блумфилды были братьями-близнецами из простой семьи, — начал я свой рассказ, открыв глаза и взяв в руки тетрадь, из которой за час узнал больше, чем за все две недели пребывания в поместье Рэдберри. — До них род Блумфилдов не был никому известен, они были простыми земледельцами. Братья увлекались наукой и в частности ботаникой и, пройдя соответствующее обучение, стали селекционерами. Они мечтали вывести сорта растений, не существующие ранее, чтобы тем самым разбогатеть…

— Как и братья из легенды, — заметил Чарли.

— Да, но как ты понимаешь, никакой сделки с дьяволом и в помине не было. Однажды им удалось задуманное — они вывели сорт ягод, не известный науке ранее, но, к несчастью, ягоды оказались ядовиты. При этом они обладали неповторимым вкусом, и братья, вместо того, чтобы бросить это дело, принялись экспериментировать дальше, в надежде, что им удастся с помощью скрещиваний видов нейтрализовать яд. Вскоре после этого Гидеон умер — не знаю, от чего — и Мортимер продолжил опыты один. Через какое-то время его попытки более-менее увенчались успехом.

— Более-менее? — удивленно поднял брови Чарли.

— Да. Ему удалось вывести сорт, у которого концентрация яда в ягодах была настолько ничтожно мала, что не могла навредить человеку. Но в то же время, при стечении определенных природных условий концентрация яда повышалась в сотни раз. Проще говоря — ягоды были временами ядовиты, временами нет.

— Так вот почему… — начал было Чарли, но сам себя перебил: — А что это за определенные условия?

— В том-то и дело, — расстроенно вздохнул я, — что об этом не сказано ни слова. Или может сказано, но там местами целые абзацы выцвели или стерлись, кое-где мне приходилось просто угадывать отдельные слова. Кроме того, Мортимер писал очень коротко и сумбурно — научные записи вперемешку с личными, поэтому очень тяжело читать. В одной этой тетради, — я поднял повыше не очень толстую стопку листов, — описано больше десяти лет его деятельности.

— Да уж, — Чарли присвистнул. — А причем тут тисовые ягоды?

— Одно из растений, которые изначально скрещивал Мортимер, была тисовая поросль, — тихо сказал я и поднял взгляд на брата. — Ты ведь помнишь, ее ягоды ядовиты.

Чарли помнил. И я тоже помнил. Как будто это было вчера.

Хотя я был тогда совсем маленьким. Не знаю, сколько лет мне было — четыре или пять. Помню ягоды, густо усеявшие ветку куста в городском парке, любопытство, и вкус этих ягод на языке — необычный, яркий, пряный. Помню крик мамы и ее испуганное лицо, сильную резь в животе и завывания сирены «Скорой помощи». Врачей в белых халатах и лимонно-желтые стены больничной палаты, противный писк какого-то медицинского аппарата, а потом снова лицо мамы, и ее дрожащий голос: «Сынок, как ты меня напугал…»

— Какие они на вкус, ты помнишь? — тихо спросил Чарли.

— Смутно помню. Но вот эта самая «Красная Амалия», — я кивнул в окно, из которого виднелись деревья в саду, — сильно похожа. Я тогда не понял, почему вкус показался мне знакомым, а теперь вспомнил.

— М-да, — Чарли зябко передернул плечами и кивнул на тетрадь: — А что было дальше?

— Дальше? — я с усилием отвлекся от неприятных воспоминаний. — Мортимер начал торговать этими ягодами. Зная их секрет, он собирал их только тогда, когда концентрация яда была минимальной и они не представляли никакой угрозы. Слава о неповторимом вкусе ягод разлетелась очень быстро, и вскоре Мортимер смог сколотить неплохое состояние, получая заказы на ягоды из всех соседних графств. Тогда же он и построил это поместье, назвал его Рэдберри и стал известным и уважаемым человеком в обществе. В 1833 году он подарил своей жене Амалии драгоценности, выполненные в виде красных ягод, и назвал сорт в ее честь. А через три года случилась страшная трагедия — его собственный внук отравился этими ягодами и умер.

— Что-о? — воскликнул Чарли, подпрыгнув на кресле.

— Угу, — грустно вздохнул я. — У Мортимера и Амалии было двое внуков-близнецов — Эрик и Роберт. Мальчикам было по шесть лет, когда Эрик по неосторожности попробовал ягоды. Видимо, это произошло в момент наибольшей концентрации яда. Он скончался в течение часа.

— Кошмар какой! — выдохнул Чарли. — Какой удар это был для Мортимера!

— И не говори, — кивнул я. — Хоть он и писал об этом мало, но каждая строчка наполнена такой болью и страданием, что я удивляюсь, как он не наложил на себя руки, не вынеся чувства вины. Представляешь, он даже велел слугам выкорчевать и сжечь все кусты с красными ягодами.

— Кусты? — удивленно переспросил Чарли.

— Ах да, — спохватился я, поняв, что упустил из рассказа эту деталь, — тогда красные ягоды были не деревьями, а невысокими кустами. Мортимер распорядился выкорчевать их и сжечь, а сам занялся новыми попытками вывести неядовитый сорт. Но он был уже в преклонном возрасте и понимал, что времени у него остается не так уж много. Неядовитый сорт все никак не получался, и все, чего он добился — чтобы «Красная Амалия» стала высоким деревом, и ягоды росли настолько высоко, чтобы, цитирую: «не один ребенок больше не пострадал». В таком виде деревья сохранились и до наших дней.

Я закончил рассказ и перевел дыхание.

— Так значит, легенда — полная чушь? — медленно произнес Чарли. — Блумфилд тоже может отравиться ягодами и умереть?

— Выходит, что так, — пожал плечами я. — Хотя, в сделку с дьяволом я не особо верил, но сама легенда звучала правдоподобно.

— Получается, мы тоже могли запросто отравиться? — продолжал Чарли. — Нам просто повезло, что мы, сами того не зная, попробовали ягоды именно в тот период, когда они наименее ядовиты?

Я мрачно кивнул. Меня самого прошиб холодный пот от осознания того, насколько нам повезло.

Некоторое время мы просидели молча, думая каждый о своем. Потом Чарли поднялся и повел плечами, будто разгоняя тяжелую атмосферу, сгустившуюся над нами.

— Пойдем обедать, — негромко позвал он. — Уже остыло все.

Я кивнул и, спрятав тетрадь Мортимера обратно в ящик с кодовым замком, вслед за Чарли вышел из библиотеки.

После обеда мы вышли в сад, чтобы немного подышать свежим воздухом. День выдался погожим и тихим, легонько пригревало солнце, а в воздухе висел едва уловимый аромат осенних цветов и опавших листьев.

Чарли курил, сидя на скамейке, а я медленно прогуливался по тропинкам между клумб и вокруг фонтана. Мне хотелось в тишине подумать обо всем, что мы сегодня узнали, но Чарли, наоборот, разговорился.

— Как тебе эта миссис Милтон? — спросил он, когда я проходил мимо него.

— Суровая дама, — подумав, ответил я. — Но, в целом, довольно приятная.

— Представь, а вдруг она когда-нибудь станет твоей тещей? — захихикал Чарли. — Ты у нее по струнке ходить будешь!

Я пропустил колкость мимо ушей, и его смех вскоре стих.

— А зачем ты спрашивал ее о мистике в доме? — уже серьезно спросил он.

— Просто было интересно, — пожал плечами я, — все видели эту чертовщину или только нам с тобой так «повезло».

— С ее слов выходит, что только нам.

— И это странно, — заметил я.

— Вовсе нет. Вполне логично, что раньше, когда домом владел Эллиот, призраки никого не беспокоили, а теперь, когда дом перешел к нам, призракам это пришлось не по душе, вот они и буянят, — объяснил Чарли, как будто это было чем-то, само собой разумеющимся.

Я не стал спорить.

— Как думаешь, что может быть в сейфе? — спросил Чарли, когда я вновь обошел круг вокруг фонтана и приблизился к нему.

— Все, что угодно! — скептически фыркнул я. — Деньги, украшения, ценные бумаги, записи о магических ритуалах, проводимых Блумфилдами в день Самайна на кладбище… Ну откуда я знаю? Да он вообще может оказаться совершенно пуст.

— Надо искать ключ, — вздохнул Чарли. — А что насчет тайного хода? Если уж даже экономка о нем не знает, то…

— …то это вовсе не удивительно, — закончил за него я. — Раньше, в восемнадцатом, девятнадцатом веке слугам не доверяли подобные фамильные секреты. Может, Эллиот оставался верен старым традициям. А может, и вовсе не знал о тайном ходе. Или знал, но никогда не пользовался.

— Эх, вот бы найти записи о секрете красных ягод, — сменил тему Чарли. — Узнать, когда они ядовиты, а когда нет.

— И что тогда?

— Могли бы их продавать, — в Чарли явно проснулась предпринимательская жилка. — Уверен, за них можно было бы выручать неплохие деньги, учитывая то, что они единственные в своем роде…

— Мы же собираемся продавать поместье? — недоуменно спросил я. — Как же мы их будем собирать?

— Ну… да, — пробормотал Чарли, внезапно смутившись. — Просто я подумал, если бы это приносило неплохую прибыль, мы могли бы и не продавать его.

— То есть, едва запахло наживой, соседство с привидениями тебя уже не смущает? — засмеялся я. — А кто недавно предлагал мне бежать отсюда без оглядки?

— Нам необязательно было бы здесь жить, — мгновенно нашелся Чарли. — Могли бы просто приезжать на сбор ягод, и все.

— Не знаю, Чарли, — я неодобрительно покачал головой. — Я такой идеи не рассматривал.

— В любом случае, чтобы ее рассматривать, надо сначала узнать секрет ягод, — вздохнул Чарли. — А вообще, представь, как было бы здорово — держали бы это поместье, как летний домик, приезжали бы сюда на выходные, отдохнуть… — Чарли мечтательно посмотрел вдаль. — Знаешь, когда миссис Милтон упомянула о том, что на праздники здесь собиралась вся большая семья, я как-то… немного позавидовал, что ли? Наверное, это замечательно — иметь много родственников, собираться всем вместе в фамильном доме… Как думаешь, Джордж — может, мы когда-нибудь сможем наладить дружеские отношения с нашими родственниками?

— Ой, не знаю, — помолчав, ответил я. — Судя по тому, что мы о них слышали — едва ли.

Как мне не хотелось в этом признаваться, но слова Чарли что-то задели в моей душе. Хоть я всегда и твердил, что мамы и брата мне более чем достаточно для общения, я вдруг представил столовую поместья, полную людей — наших родственников. Кузены и кузины, дядя и тетя, наша мама, конечно же… Все сидят за праздничным столом, оживленно переговариваются и смеются; кто-то приезжал бы с мужем или женой, кто-то с детьми. А рядом со мной сидела бы Розалинда…

Усилием воли я прогнал из головы внезапно нарисовавшуюся семейную идиллию и присел на мраморный бортик фонтана, подставив спину теплым солнечным лучам. Чарли снова курил, по-прежнему мечтательно глядя вдаль, а я, опять углубившись в свои мысли, стал задумчиво водить пальцем по узорам на мраморе.

Остаток дня мы провели молча.

Ложась вечером спать, я ощущал одновременно тревогу и радостное предвкушение — ведь уже завтра, в пятницу, должен был состоятся бал. Конечно, я очень редко посещал мероприятия с таким количеством незнакомых людей, а тут еще мне предстояло впервые в жизни выступить в качестве члена семьи аристократов — все это вызывало немалую тревогу. Но успокаивало меня то, что со мной рядом будет Розалинда, уж она-то подскажет, как мне себя вести.

* * *

Утро и день пятницы пролетели незаметно — мы пытались было продолжать осматривать кабинет Кристофера, но все мысли и разговоры были только о вечернем балу, и ближе к полудню мы забросили это дело. Весь день провели в гостиной у телевизора, а в половине шестого вечера поднялись в свои комнаты, чтобы переодеться.

Я осторожно надел на себя все предметы старинного костюма — брюки, сорочку, жилет и фрак, и мысленно отметил, что одежда была очень удобной, и идеально подходила мне по размеру. Обувшись, я спустился на первый этаж в холл, чтобы посмотреть на себя в большое настенное зеркало, которое висело на стене между двух ниш — в одной стояли часы, а в другой небольшая коллекция декоративных напольных ваз.

Разглядывая себя в зеркале, я никак не мог понять, идет мне костюм или нет. Вроде неплохо, но с длинными волосами не сочетается, что ли?..

На лестнице раздались шаги. Я обернулся и увидел Чарли, одетого в такой же костюм.

— До сих пор не верю, что мы выйдем на улицу в этом, — в сотый раз за последние пять дней проворчал он, подойдя ко мне и встав напротив зеркала.

— Да ладно тебе, по-моему, неплохо, — миролюбиво заметил я, поворачиваясь то влево, то вправо, и разглядывая свое отражение.

— Неплохо? Эта одежда жутко неудобная! Брюки ужасно тесные, а вот эта ерунда, — Чарли дернул длинную фалду фрака, — мешается при ходьбе. Я уже два раза чуть не упал!

— Брось, все вполне удобное.

— Мы выглядим как клоуны! — продолжал ворчать Чарли. — Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько не в своей тарелке.

— Зато теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда ты затащил меня в клуб на концерт рок-группы, — ехидно заметил я. — Мне казалось, что меня заперли в огромной клетке с орангутангами!

— Ты со своими патлами идеально туда вписывался! — огрызнулся Чарли и внезапно больно дернул меня за хвост.

От неожиданности я дернулся, попытавшись увернуться, и потерял равновесие. Чтобы не упасть, схватился рукой за угол ниши, и задел коленом одну из ваз. Она закачалась на узком донышке и, как в замедленной съемке, стала плавно заваливаться на бок. Спустя секунду с оглушительным грохотом она ударилась о плиты пола, но, к счастью, не разбилась. С пронзительным звоном из ее горлышка вылетело что-то металлическое и подкатилось к ногам Чарли.

— Что это? — удивленно спросил он, наклоняясь, и поднял предмет. — Ключ?! — воскликнул он через мгновение и показал мне небольшой ключик из темного металла. — От чего он может быть?

— А… не от сейфа ли? — задохнувшись от неожиданной догадки, выпалил я.

— Пойдем проверим! — глаза Чарли азартно загорелись, и он рванул вверх по лестнице.

И откуда только прыть взялась! Ни брюки уже ему не жали, ни длинные фалды не мешали. Я кинулся следом.

В кабинете мы быстро открыли картину и Чарли принялся вставлять ключ в замочную скважину.

Увы! Он в нее даже не влезал — был немного шире. Мы разочарованно переглянулись.

— Ну, попробовать стоило, — философски заметил Чарли, закрывая картину.

— Может, еще к чему-нибудь подойдет, — обнадеживающе сказал я и глянул часы. — Идем, а то опоздаем. Уже четверть седьмого.

— Да, не стоит заставлять наших дам ждать, — согласился Чарли, и ехидно добавил: — Особенно такую норовистую, как твоя Розалинда.

Розалинда не обманула, когда несколько дней назад сказала о том, что мы почувствуем себя так, будто переместились в прошлое лет на сто пятьдесят. Глядя на большой, вычурно украшенный и, несомненно, старинный зал здания Городского совета, наполненный десятками людей во фраках и старомодных платьях, я испытывал странное, но в то же время довольно приятное ощущение иррациональности происходящего.

К слову сказать, все наши с Чарли волнения по поводу костюмов улетучились, стоило нам прибыть к зданию совета. Небольшая площадь, находящаяся перед ним, была заполнена людьми в таких же нарядах, и мы сразу же почувствовали себя намного увереннее.

Почти сразу же мы нашли Розалинду; она стояла неподалеку от входа вместе со своими родителями. На ней было длинное темно-зеленое платье с корсетом, расшитое серебристыми цветами, волосы собраны в замысловатую старомодную прическу с множеством шпилек и еще каких-то украшений, имитирующих жемчуг. Словом, выглядела она потрясающе, и была практически неотличима от девушки на картине, висевшей на лестнице нашего поместья.

Мы поздоровались с миссис Милтон и были представлены мистеру Милтону. Он, на удивление, оказался полной противоположностью своей жене — низенький и полный, слегка лысоватый и очень говорливый. Обменявшись несколькими вежливыми, ничего не значащими, но положенными по этикету фразами, мы вместе с Розалиндой отошли, а я про себя подумал, что ей очень повезло, что внешностью она пошла в мать.

Чарли отправился искать Кэти, но почти сразу же вернулся вместе с ней, нагнав нас с Розалиндой на входе в здание Городского совета. Он представил нам свою спутницу — она показалась мне довольно приятной — и все вместе мы вошли в холл здания.

Главная бальная зала была огромным прямоугольным помещением с натертыми до блеска паркетными полами и задрапированными бархатной тканью стенами. В дальнем конце зала находилась сцена, на которой сейчас размещался оркестр, а вдоль длинных стен стояли фуршетные столы, застеленные белоснежными скатертями, и заставленные блюдами с закусками и множеством бокалов с вином и шампанским.

Мы с Розалиндой стали медленно пробираться вдоль стены зала, Чарли с Кэти немного отстали и затерялись в толпе. За брата я не волновался, но вдруг сам почувствовал себя как-то неуютно и неуверенно, оказавшись практически один посреди толпы незнакомых людей. Не добавляло комфорта и то, что с Розалиндой постоянно кто-то здоровался, она отвечала — иногда спокойно, иногда откровенно радостно, а мне же приходилось просто вежливо кивать.

— Вы, наверное, чувствуете себя немного некомфортно? — спросила Розалинда, будто прочитав мои мысли.

— Честно говоря, да, — неохотно признался я. — Всегда испытываю неловкость, оказавшись в таком скоплении незнакомых людей.

— Ничего, познакомитесь с кем-нибудь, найдете общий язык, — ободряюще сказала Розалинда. — В конце концов, вы совсем недавно приехали в Бейкуэлл и впервые пришли на бал. В следующий раз будет куда проще, вот увидите!

Я что-то пробормотал в ответ, не решившись признаться, что, вообще-то не планирую жить в Бейкуэлле и посещать эти балы каждый год. Вместо этого я спросил:

— А Эллиот Блумфилд каждый год приходил на бал?

— Да, конечно! — кивнула Розалинда. — Приходил вместе с женой, и даже когда ее не стало — никогда не пропускал бал.

— А его дети, внуки?

— Эмили и Джеймс приезжали иногда, но не каждый год. Дети Джеймса тоже изредка, а вот дети Эмили присутствовали на балу каждый год, никогда не упускали шанс распустить павлиньи хвосты и сопровождать деда с надменными лицами…

Я хотел было спросить еще что-нибудь, но не успел — по залу прокатился взволнованный гул голосов и все взгляды обратились к сцене. Переведя туда взгляд, я увидел, что на помост поднимается невысокий человек средних лет.

— Это мэр Локвуд, — шепнула мне Розалинда. — Сейчас будет приветственная речь и официальное открытие бала.

— Леди и джентльмены, я рад вновь приветствовать вас на ежегодном Осеннем балу Бейкуэлла! — заговорил мэр, его голос гулко разносился по залу, в котором сразу, как он поднялся на сцену, наступила тишина. — Я рад видеть наших старожилов, и добро пожаловать новым гостям, которые впервые присутствуют на этом празднике, история которого уходит корнями глубоко в века! Как и всегда, по традиции, сначала небольшой фуршет, а после танцевальная часть. Еще раз добро пожаловать всем, и… — он сделал эффектную паузу, — Осенний бал объявляется открытым!

Раздались аплодисменты, и мэр махнул рукой оркестру, который сразу же заиграл что-то классическое и медленное.

— Пойдем, попробуем закуски? — предложила Розалинда, кивая в сторону накрытых столов. — Они каждый год готовят более двадцати видов десертов!

Она взяла меня под руку, и мы двинулись в указанном направлении, осторожно обходя пары и группки беседующих людей. Осмотрев столы, я порадовался, что мы с Чарли на всякий случай перекусили незадолго до выхода из дома — на красивых фарфоровых тарелках громоздились горы канапе и тарталеток, мясных, рыбных, сырных и овощных нарезок, но хоть сколько-нибудь серьезной и сытной еды не наблюдалось. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что основную программу вечера составляли танцы.

— Вино или шампанское? — спросил я у Розалинды, когда передо мной оказался поднос с напитками.

— Вино. Белое, пожалуйста, — ответила она, подцепляя с тарелки канапе и перекладывая его на маленькое блюдечко.

Я передал Розалинде бокал с белым вином, а себе взял шампанское и, по ее примеру, положив на блюдце несколько закусок, отошел немного в сторону, чтобы не мешать другим людям подходить к столу.

И еда, и выпивка оказались отменными, я был уверен, что даже в самом дорогом и модном ресторане Шеффилда не приготовили бы лучше. Опустошив свою тарелку, я хотел было отправится за добавкой, но тут из толпы вынырнул сияющий Чарли, на его локте висела такая же довольная Кэти.

— Слушай, это просто восхитительно! — воскликнул он, завидев меня. — На таких вечеринках я еще не бывал! Ты шампанское пробовал? Боюсь даже представить, сколько оно стоит!

— Эй, умерь восторги! — хмыкнул я. — Мы должны быть сдержанные и чопорные, мы же аристократы, ты забыл?

Розалинда и Кэти засмеялись, а вслед за ними и мы с Чарли.

— Шампанское у них превосходное, — отсмеявшись, заметила Розалинда, — но, все же, советую его закусывать. Это я вам, как бармен, говорю!

Мы снова засмеялись, и Розалинда передала Чарли тарелочку с закусками.

— Кэти, попробуйте банановый птифур, очень рекомендую, — произнесла она.

Кэти осторожно взяла с тарелки пирожное, а Чарли, приподняв бокал, сказал:

— Предлагаю выпить за наших прекрасных спутниц, которые оказали огромную честь, согласившись составить нам пару на этом балу!

Розалинда и Кэти смущенно заулыбались, и мы выпили, отсалютовав друг другу бокалами.

Постояв вместе некоторое время, мы снова разделились — Чарли и Кэти вернулись к столу, а мы с Розалиндой, взяв себе еще по бокалу с напитками, медленно пошли через зал, негромко беседуя. Почти сразу нам попался мистер Милтон, он умудрялся разговаривать сразу с несколькими людьми, стоящими по разным сторонам от него, и вертелся при этом туда-сюда, как флюгер.

— О, молодежь! — увидев нас, воскликнул он. — Ну, как вам бал, мистер Блумфилд?

— Впечатляюще, — вежливо ответил я. — Грандиозное мероприятие!

— Ну еще бы! — он чокнулся со мной бокалом и повернулся к людям, с которыми беседовал до этого. — Леди и джентльмены, позвольте представить: мистер Джордж Блумфилд, один из наследников старика Эллиота!

Я сразу почувствовал на себе внимательные и цепкие взгляды, одна дама даже негромко ахнула.

— Познакомьтесь, мистер Блумфилд, это мистер Стивенсон с супругой — они владельцы молочной лавки на нашей улице, — принялся перечислять отец Розалинды. — Это Сэм Робинс, он держит несколько аптек в центре, это мадам Прескотт, ей принадлежит местная газета…

Дальше я не запомнил, потому что начал пожимать руки мужчинам и учтиво кивать дамам. После церемонных рукопожатий меня втянули в какую-то светскую беседу о погоде, потом речь пошла о спектакле в местном театре, и я уже собирался осторожно слинять, даже Розалинду уже под локоть ухватил, но тут раздался возглас:

— Уильям!

Отец Розалинды обернулся.

— Джон!

К нам бравой походкой приближался человек лет пятидесяти, высокий, плотный, с сединой в густых темных волосах и усах.

— Рад видеть тебя, Уильям! — человек по имени Джон подошел, и крепко пожал руку мистеру Милтону. — А где же Изабелла?.. Розалинда! Прекрасно выглядишь, моя дорогая!

— Спасибо, мистер Экройд, рада вас видеть! — тепло откликнулась Розалинда, кажется, она и впрямь была рада встрече.

Проницательный взгляд Джона Экройда остановился на мне.

— А кто же твой спутник? — учтиво поинтересовался он.

— Джон, познакомься, это Джордж Блумфилд, внучатый племянник Эллиота Блумфилда, — представил меня мистер Милтон. — Джордж, это Джон Экройд, шеф полиции Бейкуэлла и мой старинный друг.

— О! — глаза Экройда удивленно округлились, и он протянул мне руку.

— Приятно познакомиться, мистер Экройд, — вежливо произнес я, пожимая его руку. Как только я услышал, что он — начальник полиции города, мне сразу стала понятна и его армейская выправка, и проницательный взгляд.

— Взаимно, — ответил он. — Значит, вы Блумфилд? То-то я и думаю, в глазах у меня двоится, что ли? Будто бы только что видел вас совсем в другой части зала и с другой спутницей! Но это, как я понимаю, был ваш брат-близнец? — Экройд засмеялся и Розалинда с отцом поддержали его смех.

— Совершенно верно, — улыбаясь, ответил я. — Мой брат тоже здесь.

— Как вам фамильное поместье? Уже обжились?

— Обживаемся потихоньку. Трудно привыкнуть к такому дому после маленькой квартиры в большом городе.

— Понимаю, понимаю, — покивал шеф полиции. — Ну что ж, не буду вас задерживать, молодые люди, стариковской болтовней! Вы ведь, наверное, ждете-не дождетесь, когда начнутся танцы? — он подмигнул нам с Розалиндой и, отвернувшись к мистеру Милтону, заговорил с ним о чем-то своем.

Мы пошли дальше по залу.

— Значит, твой отец на короткой ноге с начальником полиции? — спросил я, машинально обратившись к Розалинде на «ты», но ее, кажется, это нисколько не смутило.

— Да, они дружат уже много лет, — кивнула Розалинда. — Кстати, насколько я знаю Экройда, кажется, ты ему понравился. Знаешь, у него есть что-то вроде профессионального чутья на людей — он всю жизнь проработал в полиции.

— Наверное, он просто удивился, что услышав фамилию «Блумфилд», увидел не очередного напыщенного молодого павлина, а обычного человека, — хмыкнув, предположил я и Розалинда согласно рассмеялась.

Мы еще немного побродили по залу, снова взяли со стола по бокалу с вином и шампанским, а потом, увидев стоящих у стены Чарли и Кэти, направились к ним.

— Как дела? — спросил я у Чарли, подходя ближе.

— Скучновато, — поморщился он. — Скорей бы начались танцы!

— Никогда не танцевала в таком платье, — пожаловалась Кэти, обращаясь больше к Розалинде, и потеребила пышную юбку своего бежево-золотого платья. — Боюсь, как бы не запнуться, и не упасть.

— Это вовсе не сложно, — успокоила ее Розалинда. — Главное, не делать несколько подряд резких оборотов, чтобы юбка не обмоталась вокруг ног, вот и все. Кстати, вы шили платье на заказ?

— Нет, — удрученно вздохнула Кэти. — Чарли пригласил меня всего за три дня до бала, пришлось ехать в Шеффилд и покупать готовое…

Пользуясь тем, что девушки увлеклись разговором о платьях, Чарли негромко спросил у меня:

— Ничего интересного не услышал? Я видел, отец Розалинды знакомил тебя с кем-то.

— Ничего особенного, — покачал головой я. — Владельцы местной аптеки, типографии… Я ни с кем из них толком и не разговаривал. Правда, он познакомил меня с шефом полиции Бейкуэлла, но и с ним я едва перекинулся парой фраз.

— С шефом полиции? — оживился Чарли. — Это может быть полезное знакомство! Представь меня ему, если увидишь его снова.

— Непременно, — усмехнулся я, — чтобы через пару минут ты заговорил его до смерти?

Чарли хотел было ответить, но внезапно что-то привлекло его внимание.

— Смотри-ка! — сказал он. — Это же адвокат Кофман!

И правда, на некотором расстоянии от нас стоял, без интереса разглядывая картину на стене, адвокат; он был в гордом одиночестве, видимо, совершенно комфортно чувствуя себя в компании тарелочки с закусками и бокала вина.

— Давай подойдем! — решительно сказал я и хотел было шагнуть вперед, но Чарли меня удержал.

— Дамы, — он обратился к нашим спутницам, — вы не возражаете, если мы на минутку вас оставим? Нам нужно переговорить с одним знакомым.

— Конечно, — откликнулась Кэти, и Чарли, прежде чем отойти, галантно поцеловал ей руку.

Розалинда в ответ на мой вопросительный взгляд кивнула, и я, почувствовав, что выпитое шампанское придало мне смелости, повторил жест Чарли. Кажется, не прогадал — щеки Розалинды вспыхнули румянцем, и она польщенно улыбнулась.

— Вот теперь пойдем, — удовлетворенно произнес Чарли, и мы поспешили к адвокату.

— Мистер Кофман? — негромко окликнул его я, когда мы подошли ближе. — Добрый вечер! Как поживаете?

Адвокат оторвался от созерцания картины и повернулся, при взгляде на нас выражение его лица стало кислым, как лимон.

— Господа Блумфилды! Здравствуйте, рад встрече с вами, — совершенно неискренне протянул он. — Как ваши дела? Как вам поместье? Вы убедились, что оно полностью пригодно для жизни, как я и говорил?

— Да-да, оно в отличном состоянии, вы были совершенно правы, — заверил я его. — Мы бы хотели еще раз поблагодарить вас за то, что занимались делами нашего дедушки после его смерти и сохранили поместье в целости и сохранности.

— О, ну что вы, это моя работа, — отмахнулся адвокат и бочком начал отодвигаться от нас, но Чарли его остановил:

— Мы бы хотели спросить вас кое-что об Эллиоте…

— Но я ведь уже говорил, я ничего о нем не знаю, он был просто моим клиентом! — замахал руками Кофман, но Чарли перебил его:

— Не хочу показаться невежливым, но вы говорите неправду. Вы были близким другом Эллиота, и не отрицайте, мы знаем это!

— Это она вам рассказала да? — подавленно произнес он. — Экономка Эллиота? Я сразу так и понял, когда увидел, что вы пришли на бал с ее дочкой. Я догадался, что она вам все выложила, еще поди и от себя добавила! Что вы хотите от меня узнать?

Такая реакция адвоката была более чем странной, мало того, что он негативно отзывался о миссис Милтон, еще к тому же и выглядел так, будто вот-вот впадет в истерику.

— Для начала, — сурово сказал Чарли, — мы хотели бы узнать, почему вы вообще сказали нам неправду. Почему решили скрыть, что дружили с Эллиотом?

— Потому что я боялся расспросов, — неохотно признался Кофман. — Боялся, что вы начнете задавать мне вопросы, ответы на которые я не знаю, но вы не поверите мне, я же близкий друг Эллиота, я должен все знать! Семью Блумфилдов десятилетиями окутывали тайны — сокровище, ядовитые ягоды, легенда о близнецах… Но я ничего об этом не знаю, клянусь! Эллиот никогда не обсуждал со мной столь личные темы, я понятия не имею, где спрятано сокровище и почему ягоды ядовиты для всех, кроме них… то есть, вас…

— Да мы и не собирались вас об этом спрашивать, — с легким презрением ответил я, подумав, что ответы на эти вопросы мы и сами найдем.

— Да? — удивился адвокат. — А о чем же тогда вы хотели поговорить?

— Всего один вопрос, мистер Кофман, — негромко проговорил Чарли. — Где ключ от сейфа из кабинета Эллиота?

— Ключ от сейфа? — повторил адвокат. — Понятия не имею…

— Вы говорили, — продолжал напирать Чарли, — что в момент смерти Эллиот как раз направлялся к сейфу, чтобы положить туда бумаги. В таком случае, ключ должен был быть при нем.

— Но это было всего лишь мое предположение! — воскликнул Кофман. — Эллиот мог просто расхаживать туда-сюда по кабинету, просматривая какие-то бумаги, в тот момент, когда ему стало плохо!

— Допустим, — согласился я. — Где он обычно хранил ключ от сейфа?

— Вы ведь понимаете, — произнес Чарли, заметив, что адвокат не торопится с ответом, — что нам, как полноправным владельцам дома, принадлежит все, что в нем находится, в том числе, и сейф.

— Вы абсолютно правы, — пробормотал Кофман, — но я на самом деле не знаю, где Эллиот хранил ключ от сейфа. Возможно, он всегда держал его при себе, но это, опять-таки, лишь мое предположение.

— В таком случае, кто забирал его вещи из морга? — спросил Чарли.

— Я, — неохотно признался Кофман. — Но ключа среди них не было. Только одежда и некоторые личные вещи — бумажник, часы, очки… Их я положил в один из ящиков его стола, а одежду отдал экономке.

— В карманах ничего не было? — уточнил я.

— Нет, я их проверил, — уверенно ответил адвокат.

— Получается, тупик? — мрачно констатировал я.

— Выходит, что так, господа, — Кофман растерянно развел руками. — Я прекрасно понимаю ваши чувства, но, к сожалению, помочь ничем не могу. Поэтому я и не хотел, чтобы вы знали о моей дружбе с вашим дедом — я понимал, что в противном случае, этого разговора не избежать.

Сожаления и растерянность Кофмана показались мне вполне искренними, и я неловко произнес:

— Но… если вы что-то вспомните… мы можем рассчитывать, что вы известите нас?

— Конечно, конечно, — закивал адвокат.

— Что ж, тогда не будем больше отнимать у вас время, — вздохнул я. — И простите, если мы были с вами резки.

Кофман лишь махнул рукой и снова приложился к своему бокалу. Мы с Чарли поспешили уйти.

— Может, надо было еще на него поднажать? — задумчиво проговорил Чарли, когда мы возвращались к тому месту, где оставили Кэти и Розалинду. — Пригрозить, что обратимся в полицию по поводу пропажи ключа от сейфа…

— Ты в своем уме? Шантажировать юриста? — испугался я. — Каким бы рохлей он не казался, законы он знает! Мы бы еще и виноватыми остались… Мне кажется, он на самом деле понятия не имеет о том, где Эллиот хранил ключ, так что ничего мы от него не добьемся.

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул Чарли.

— Где вы ходите? — весело воскликнула Розалинда, когда мы подошли. — Танцы вот-вот начнутся! — она кивнула на середину зала.

Я увидел, что гости расходятся в стороны, освобождая большое пространство в центре, у края которого стоит мэр Локвуд вместе с какой-то дамой.

— По традиции, бал открывает сам мэр со своей супругой, — пояснила Розалинда, — а потом уже к ним присоединяются остальные.

Дождавшись, когда пространство расчистится, мэр кивнул оркестру, и те заиграли классический вальс. Он подал руку своей жене и они, выйдя на середину зала, принялись описывать неторопливые круги.

Спустя буквально минуту к ним присоединилась еще одна пара, потом еще и еще — и вот уже весь паркет занимают разноцветные кружащиеся пятна. Я посмотрел на Розалинду и несмело протянул ей руку:

— Пойдем?

Она с улыбкой кивнула.

Мы добрались до края танцевальной площадки; я осторожно положил ладонь на ее талию, она взялась рукой за мое плечо, и мы медленно закружились в вальсе.

На секунду мне даже стало жутко — ведь именно эта картина предстала перед моими глазами, когда Чарли несколько дней назад спрашивал меня, хочу ли я пойти на бал с Розалиндой. Поразительно, но даже платье на ней я представил именно темно-зеленое! Откуда я мог это знать? Неужели дом с привидениями пробудил во мне дар предвидения?

Мы описали несколько кругов; поначалу я сильно напрягался и нервничал, боясь споткнуться на ровном месте, но постепенно расслабился и даже начал получать удовольствие от происходящего. Розалинда изредка поглядывала на меня из-под густых черных ресниц и улыбалась легкой беззаботной улыбкой. Я снова, кажется, начал выпадать из реальности, испытывая уже знакомое ощущение, будто бы мы с ней одни в целой вселенной.

Мимо меня промелькнули Чарли и Кэти, я успел перехватить его взгляд и понял, что Чарли крайне доволен происходящим — учитывая то, насколько крепко он прижимал к себе Кэти.

Вальс закончился, оркестр заиграл новый танец, веселый и быстрый, и мы с Розалиндой, не успев и перевести дух, снова пустились в пляс…

Спустя еще два или три танца, зазвучало что-то очень медленное, и мы, уже порядком выдохшиеся, просто покачивались, стоя на одном месте и обнимая друг друга.

— Ты здорово танцуешь! — произнесла Розалинда с улыбкой. — Неужто занимался танцами?

— Совсем немного, в юности. Можно сказать, обучился только азам, — пожал я плечами. — Ты тоже очень хорошо танцуешь! Хотя, это и неудивительно, если ты посещаешь этот бал каждый год.

Розалинда рассмеялась и кивнула.

Не зная, о чем еще можно поговорить (как назло, ничего не шло в голову), я ухватился за первую попавшуюся тему:

— Хотел тебя поблагодарить еще раз за то, что убедила свою маму поговорить с нами. Она нам очень помогла.

— Пустяки! — мотнула головой Розалинда. — Она и сама была не прочь с вами познакомиться. Только вот, говорит, вопросы вы ей задавали очень странные. Про потайные ходы, тайники, даты рождения членов семьи…

Я неловко кивнул, ожидая, что следом прозвучит вопрос зачем нам все это понадобилось.

— Джордж, вы ищете сокровище, да? — спросила Розалинда, и я застыл, огорошенный ее прямотой.

— Ну… вроде того… да, — промямлил я. Врать Розалинде мне не хотелось, да и скрывать очевидное смысла не было, раз уж она догадалась сама.

— И как, есть успехи? — понизив голос, поинтересовалась Розалинда; в ее глазах горел неподдельный интерес.

— Да… есть кое-какие зацепки, — осторожно ответил я. — Но многого мы еще не знаем.

— Неужели оно на самом деле существует? — поразилась Розалинда. — Я, признаться, всегда думала, что это очередные байки о Блумфилдах.

— Оно существует, — твердо сказал я. — Другой вопрос в том, находится ли оно до сих пор в поместье. Возможно, оно давным-давно было найдено и украдено. Этого мы пока не знаем.

— Я могу вам чем-нибудь помочь в поисках? — спросила Розалинда. — Я всегда мечтала поучаствовать в чем-то подобном! Как в детективной книжке, знаешь…

— Тоже любишь читать детективы? — обрадованно воскликнул я, чувствуя, как градус моей симпатии к ней, итак зашкаливающий, вырос еще больше. — Насчет помощи… даже не знаю. Нам нужно узнать дату рождения Агаты Блумфилд, тети Эллиота, но я уже спрашивал тебя об этом.

— Да, я помню… Я часто вспоминала этот вопрос и мне вдруг пришло в голову — почему бы не попробовать посмотреть на кладбище? — вдруг произнесла Розалинда, и я аж застыл.

Точно! Кладбище! Как я сам об этом не догадался? Где еще можно узнать дату рождения уже умершего человека, как не на его могиле!

— Розалинда, ты гений! — взволнованно воскликнул я. — А… где она похоронена?

— Думаю, на городском кладбище Бейкуэлла, — с сомнением произнесла Розалинда. — Вроде как все Блумфилды похоронены там.

— Только не говори, что у них там свой фамильный склеп, — засмеялся я.

— Нет, склепа нет, — улыбнулась Розалинда, — но часть кладбища, огороженная отдельной оградой, закреплена за ними. Думаю, могила Агаты находится именно там.

Я кивнул, мысленно ругая себя на все корки — как же я раньше об этом не догадался…

— Можем съездить туда завтра, — предложила Розалинда, — я покажу дорогу на кладбище и помогу найти могилы Блумфилдов.

— Договорились, — кивнул я.

В этот момент композиция, которую играл оркестр, завершилась на длинной дрожащей ноте, и я неохотно отпустил Розалинду.

— Пойдем, передохнем? — предложил я. — У меня совсем горло пересохло.

Розалинда кивнула, и мы, осторожно обходя другие пары, выбрались с танцевальной площадки и направились к столу с напитками. Вскоре к нам присоединились Чарли и Кэти.

— Потрясающий бал! Просто шикарный! Я так никогда не танцевала! — щебетала Кэти, и Чарли, явно довольный собой, поддакивал ее словам.

— Полностью согласна, — кивнула Розалинда, и я против своей воли почувствовал, как начинаю глупо улыбаться.

После этого Кэти попросила Розалинду показать ей, где находится уборная, и они, извинившись, ушли. Мы с Чарли остались вдвоем.

— Действительно, занимательное мероприятие, — произнес Чарли, беря в руки очередной бокал с шампанским. — Я бы даже остался жить в поместье ради того, чтобы каждый год его посещать…

— С привидениями? — ехидно уточнил я, и улыбка Чарли мигом увяла.

Я хотел было рассказать ему идею Розалинды о кладбище, но тут к нам подошел шеф полиции Бейкуэлла мистер Экройд.

— О, а вот вы и вместе — и впрямь, как две капли воды! — весело пробасил он, переводя взгляд то на меня, то на Чарли.

— Да, мистер Экройд, это мой брат Чарльз, — представил я. — Чарли, это мистер Экройд, начальник городской полиции.

Они пожали друг другу руки, обменявшись положенными любезностями, и Чарли тут же втянул Экройда в разговор, засыпав его множеством вопросов. Мне оставалось только с легкой завистью вздохнуть — я никогда не умел так завязывать разговор с незнакомым человеком.

Я не особо вслушивался в их беседу, но через некоторое время Экройд сказал, обращаясь к нам обоим:

— Сочувствую вам в связи с утратой вашего деда Эллиота. Это тяжелая потеря для всех нас.

Мы потупились, неловко что-то пробормотав.

— Ох, я понимаю ваше замешательство, вы ведь его совсем не знали! — спохватился Экройд. — Эллиот был хорошим человеком. Честным, самое главное. Знаете, у меня такая работа, что в первую очередь я ценю в людях честность… — он помолчал. — Вы мне очень напоминаете Эллиота и его брата-близнеца Карла. Будто они, молодые, передо мной стоят… Не думал я, что повидаю на своем веку еще одних близнецов-Блумфилдов.

Мы молчали, не зная, что ответить.

— Ладно, что это я, в самом деле, — Экройд махнул рукой. — Был рад с вами познакомиться, ребята. Если вдруг что случится, не дай Бог, по моей части — обращайтесь, помогу, чем смогу…

— Будем очень признательны, — любезно ответил я.

— Но понадеемся, что ваша помощь нам не потребуется, — пошутил Чарли, и Экройд засмеялся, оценив его шутку.

В этот момент к нам подошел мужчина, в котором я с удивлением узнал мэра города.

— О, мистер Локвуд! — воскликнул Экройд. — Рад встрече! Бал прекрасен, как и всегда! Вот, познакомьтесь, кстати — Джордж и Чарльз Блумфилды.

В лице мэра не было ни капельки удивления, он кивнул нам, протягивая руку, и мы по очереди пожали ее, испытывая немалое волнение — не каждый день приходится знакомиться с такими высокопоставленными людьми!

— Рад, что вы приняли наше приглашение, господа, — степенным, размеренным голосом произнес мэр. — Ваш дедушка Эллиот всегда посещал наши балы, вижу, вы решили не нарушать его традиций.

— Спасибо вам огромное за приглашение, — вежливо сказал я. — Бал просто потрясающий.

Чарли согласно закивал, мэр Локвуд снисходительно улыбнулся.

— Я хотел бы побеседовать с вами наедине, господа, — внезапно произнес он, обращаясь ко мне и Чарли. — Полковник Экройд, вы не будете против?

— Нет-нет, что вы!

— Пойдемте сюда, — мэр кивнул на боковую дверь, которая вела на небольшую открытую террасу, и мы с Чарли последовали за ним, быстро обменявшись удивленными взглядами.

На улице уже совсем стемнело и большой сад, на который выходила терраса, был почти неразличим. Воздух был ощутимо холодным, и я, поежившись, попытался поплотнее запахнуться в свой фрак.

Плотно прикрыв дверь, мэр Локвуд оглядел террасу, убедившись, что мы на ней одни, и повернулся к нам.

— Мне хотелось бы обсудить с вами, как с наследниками Эллиота Блумфилда, одно важное дело, — неторопливо начал мэр. — Раньше по этому вопросу я сотрудничал непосредственно с Эллиотом, но теперь, раз уж владельцами поместья стали именно вы, я полагаю, целесообразно обратиться к вам.

Мы с Чарли вежливо слушали, абсолютно не понимая, к чему он клонит.

— Вы ведь, я надеюсь, собираетесь продолжить дело Эллиота? — спросил мэр, окончательно ставя нас в тупик.

— Видите ли, сэр, — осторожно ответил я, — Эллиот оставил весь свой бизнес детям и внукам, нам досталось только поместье, поэтому, мне кажется…

— Вот именно, поместье! — перебил меня мэр Локвуд. — Я не имею ввиду его официальный бизнес. Я говорю о продаже ягод. Вы намерены продавать их?

Мы с Чарли промолчали, и мэр продолжил говорить:

— Я был постоянным клиентом Эллиота, и мне очень хотелось бы сотрудничать и с вами. Особенно, если вы сохраните прежнюю цену — сто долларов за фунт⁽¹⁾. Но, конечно же, вы имеете полное право поднять стоимость ягод, буду рад с вами поторговаться! — мэр негромко засмеялся.

Мы тоже вяло поулыбались.

— Ну, что скажете? — отсмеявшись, спросил мэр.

Я уже хотел было сказать, что ничего продавать мы не собираемся, и вообще понятия не имеем, когда красные ягоды можно собирать, но Чарли не дал мне и рта раскрыть.

— Понимаете, сэр, мы пока не можем дать вам ответа на этот вопрос, — заискивающе начал он. — Но как только мы определимся с дальнейшими планами, мы сразу же известим вас!

— Что ж, — мэр выглядел разочарованным, — я надеялся сразу получить ваш ответ, но, если это невозможно… — он пожал плечами. — Буду ждать вашего решения.

— Мы постараемся уложиться в кратчайшие сроки! — льстиво заверил его Чарли.

— Не сомневаюсь, — кивнул мэр. — Прошу меня простить, мне пора. Приятного вечера, господа.

Кивнув нам на прощание, он вышел с террасы обратно в зал, и мы остались одни.

— Ну и что это было? — недовольно спросил я.

— Джордж, ты только подумай, какие это деньги! — воскликнул Чарли. — Сто долларов за фунт!

Тут я был согласен. У меня у самого чуть челюсть не отвисла, когда мэр назвал цену.

— На такие деньги мы бы вполне могли содержать этот дом, — продолжал Чарли. — Джордж, надо это хорошенько обдумать! И обязательно узнать секрет ядовитости ягод!

Я задумчиво кивнул, и мы зашли обратно в зал, где, как оказалось, Розалинда и Кэти уже нас обыскались.

— Простите, что заставили нас ждать, — обратился к ним Чарли и небрежно добавил: — Нам просто нужно было кое-о-чем переговорить с мэром Локвудом…

Кэти восхищенно уставилась на него, Розалинда же посмотрела неодобрительно, но ничего не сказала.

— Пойдем, потанцуем? — предложил я, она кивнула, и мы снова влились в поток кружащихся пар в центре зала.

Мы протанцевали почти весь остаток вечера, лишь ненадолго прерываясь, чтобы перевести дух и выпить чего-нибудь. В одну из таких передышек к нам подошел полковник Экройд, и, как того требовали правила этикета, спросил моего позволения пригласить Розалинду на танец. Я не возражал, и Экройд повел Розалинду к танцевальной площадке; я остался один.

От нечего делать, я принялся рассматривать людей вокруг и случайно встретился взглядом с пожилой леди лет шестидесяти, которая отходила от стола с бокалом в руках. Я вежливо улыбнулся и хотел отвернуться, но внезапно она направилась прямо ко мне.

— Мистер Блумфилд, я полагаю? — осведомилась она, приблизившись. — Внучатый племянник Эллиота?

— Совершенно верно, мадам, — подтвердил я, не вполне понимая, чего она от меня хочет. — А вы?..

— Я знала Эллиота, — задумчиво проговорила она, случайно или специально забыв представиться, — до сих пор не могу поверить, что его нет. Такая утрата, что и не передать словами…

— Да, вы правы, мадам, — кивнул я, поняв, что это, видимо, какая-то старая знакомая Эллиота или его жены.

— Значит, теперь в поместье Рэдберри живете вы с братом? — продолжала женщина, — Ну, и как вам там?

— Да… собственно говоря, неплохо, — удивленно ответил я, не понимая, к чему она клонит.

— Ну еще бы, в таком-то доме! — пожилая леди засмеялась. — Столько рассказов о нем ходит! А правда, что в нем живут привидения?

— Не знаю, — пожал я плечами. Откровенничать с незнакомым человеком мне совершенно не хотелось.

— А слухи о сокровище! Говорят, где-то в доме спрятаны несметные богатства, — нарочито приглушенным голосом произнесла женщина и чуть наклонилась ко мне. — Вы ничего такого не находили?

— Э… нет, — чуть замявшись, ответил я и мысленно задался вопросом: а уж не известно ли ей чего-нибудь о сокровище?

Но не успел я ничего спросить, как пожилая леди вдруг увидела кого-то в толпе и спешно начала прощаться.

— Всего доброго, мистер Блумфилд, приятно было поговорить, — скороговоркой произнесла она и, не дослушав мой ответ, ушла.

Спустя пару секунд ко мне подошла миссис Милтон.

— Налаживаете родственные связи? — с улыбкой спросила она.

— Что? Какие связи? — не понял я, все еще мысленно прокручивая в голове разговор с незнакомкой.

— Ну, я вижу с вашей тетушкой вы уже познакомились, — пояснила миссис Милтон и тут до меня медленно стало доходить.

— С тетушкой? — переспросил я. — Так это…

— Ну да, это была ваша тетя Эмили, дочь Эллиота, — как само собой разумеющееся сказала миссис Милтон. — А вы… не знали?

— Она не представилась, — растерянно ответил я. — Просто подошла и начала расспрашивать меня о поместье и… еще о чем-то. Я подумал, что это просто какая-то давняя знакомая Эллиота.

— Хм, странно, — миссис Милтон выглядела обескураженной. — К чему бы ей притворяться кем-то другим?

— Понятия не имею…

Разговор прервало появление Розалинды.

— Мама, Джордж? Все в порядке? — спросила она, глядя на наши озадаченные лица.

— Да, дорогая, конечно, — миссис Милтон поправила ленту в волосах Розалинды. — Ты не видела отца?

— Видела, он выпивал в компании мистера Стивенсона у дальнего стола.

— Хм, тогда я вынуждена вас оставить, — миссис Милтон кивнула нам и решительным шагом направилась к столам.

— Бедный папа, — хихикнула Розалинда. — Потанцуем еще? Бал уже скоро закончится, осталось всего два-три танца.

— Конечно! — с легкостью согласился я и усилием воли вытеснил из головы мысли об Эмили. Об этом можно подумать позже, а сейчас нужно насладиться последними моментами танца с Розалиндой, ведь кто знает, повторится ли это еще когда-нибудь?

Позже, когда бал уже закончился, мы вышли на улицу и остановились неподалеку от входа; Розалинда ждала родителей, а я — Чарли.

— Спасибо за прекрасный вечер! — негромко сказала Розалинда, глядя мне в глаза. — Это был лучший бал за все время.

— Тебе спасибо, — со внезапно нахлынувшей нежностью, ответил я. — Для меня это был… вообще лучший вечер за всю мою жизнь.

Розалинда тепло улыбнулась, я поцеловал ее руку на прощание, а потом еще долго стоял, глядя ей вслед, любуясь покачивающейся высокой прической из черных локонов и развевающимся темно-зеленым платьем. Наконец, подошедший Чарли пихнул меня в плечо и, хихикнув, посоветовал не прожигать в Розалинде дыру взглядом.

1) 1 фунт = 453 грамма

Вернуться к тексту

Наутро после бала мы проспали допоздна. Само мероприятие закончилось около одиннадцати вечера, и, придя домой, мы еще довольно долго сидели в гостиной у камина, потягивали виски и обсуждали произошедшие события.

Чарли также, как и я, с негодованием сокрушался, что мы сами не додумались поискать могилу Агаты на кладбище, чтобы узнать дату ее рождения. Зато, услышав, что Розалинда предложила свою помощь, он одобрительно хмыкнул и сказал что-то вроде: «надеюсь, ты не обидишься, если я поеду с вами? Кладбище все равно не очень подходит для романтической прогулки вдвоем…»

Затем я рассказал ему о разговоре с пожилой дамой, которой, как оказалось, была наша троюродная тетя Эмили. Это очень взволновало Чарли, он заставил меня два раза пересказать наш с ней разговор, а потом, точно как миссис Милтон, спросил:

— Но зачем ей было скрывать свое имя и притворяться знакомой Эллиота?

— Не знаю… — задумчиво произнес я. — Такое впечатление, что она хотела о чем-то разузнать, но ее спугнуло появление миссис Милтон.

— О сокровище, о чем еще! — фыркнул Чарли. — Она ведь тебя так прямо и спросила: не находили ли мы его?

— Но даже если бы я сказал, что находили, ей-то что с того? — резонно заметил я.

— Может, хочет подать в суд, попытаться отсудить его у нас, — предположил Чарли.

— Но это глупо — дом со всем содержимым принадлежит нам, хоть десять раз в суд подавай, — возразил я. — Мне другое интересно, почему она спросила, нет ли в доме привидений?

— Миссис Милтон говорила, что Эмили интересуется всякой мистикой, — припомнил Чарли. — Наверное, поэтому. А может, просто чтобы завязать разговор.

— Возможно, — рассеянно ответил я, хотя мне и казалось, что причина в чем-то другом.

У меня в голове уже несколько дней крутились обрывки каких-то мыслей, как кусочки паззла, но мне никак не удавалось собрать их воедино — все время что-то мешало. Вот и сейчас, мне казалось, что вопрос Эмили о привидениях связан с чем-то важным — в конце концов, если верить миссис Милтон, раньше в поместье Рэдберри вообще никаких привидений не было. А стоило нам сюда приехать — так почти каждый день происходит такое, отчего волосы на голове дыбом встают. Но откуда Эмили об этом знать?

Я поморщился и потер пальцем переносицу, чувствуя подступающую головную боль. Вот опять мне не удается как следует поразмыслить — мозг отказывается думать от выпитого алкоголя, тело все просто ватное от усталости, а тут еще Чарли, сменив тему, насел на меня с разговором о продаже красных ягод.

В целом, его доводы звучали вполне убедительно. Примерно полчаса старательных увещеваний и — я впервые, с тех пор, как мы приехали сюда, всерьез задумался о том, чтобы не продавать дом. Если нам удастся узнать секрет ягод и доходы от их продаж будут достаточными, чтобы содержать поместье, то… почему бы и нет?

Конечно, я мог бы сказать, что мне нравится этот дом, и мне хотелось бы приезжать сюда иногда на выходные, но на самом деле, причина была совершенно иной.

Розалинда.

Мне не хотелось продавать этот дом и уезжать отсюда потому, что тогда я бы больше не имел возможности видеться с ней. А если мы оставим поместье себе и будем иногда сюда приезжать, то… возможно, когда-нибудь… у меня с Розалиндой что-то и сложится.

Ну, и если быть честным до конца, дом мне все-таки нравился, пока в нем не начала твориться вся эта мистика.

Мы с Чарли проговорили почти полночи и, когда наконец-то отправились спать, я чувствовал себя так, будто по мне проехал асфальтоукладчик. Наскоро разобрал постель и, стоило моей голове коснуться подушки, мгновенно отключился.

Проснулся утром я свежим и полным сил; часы показывали половину одиннадцатого утра, за окном сияло яркое осеннее солнце на фоне чистого голубого неба. Глянув на Чарли (мы с ним по-прежнему спали в одной комнате), я обнаружил, что он уже не спит.

— Доброе утро! — произнес я.

Чарли ответил; мы обменялись несколькими фразами о погоде и самочувствии, потом он деловито сказал:

— Помнишь, мы нашли вчера ключ в вазе?

Черт. Я и забыл про него. Вчера был настолько насыщенный вечер, что у меня просто из головы вылетела наша неожиданная находка.

— Я тут лежал, думал, пока ты спал, — продолжал Чарли. — Скорее всего, это ключ ко второй запертой двери на третьем этаже. Во всем доме больше нет ни одного закрытого замка, не считая, конечно, сейфа, но к нему ключ не подходит.

— Похоже на то, — кивнул я и с энтузиазмом добавил: — Вот после завтрака и проверим!

Я бодро откинул одеяло и выбрался из постели; перспектива новых открытий здорово подняла мое и без того неплохое настроение.

Получасом позже, совершив все необходимые ванные процедуры, мы спускались по главной лестнице вниз, намереваясь отправиться на кухню. По привычке я бросил взгляд на картину с девушкой, висевшую на лестнице, чтобы мысленно кивнуть ей и улыбнуться, и… с криком отшатнулся назад, врезавшись бедром в перила и чуть было не перелетев через них.

— Джордж? В чем дело? — обеспокоенно спросил Чарли, но я даже не услышал его вопроса.

Ужас, дикий животный ужас обуял меня, сковал все мое тело, превратил мысли в липкий кисель. Не в силах пошевелиться, я стоял и, как прикованный, смотрел на картину, которая еще вчера радовала глаз и завораживала своей красотой.

Картина была на месте, но она… изменилась. Старинный мост, река, алый закат — все это осталось нетронутым, но девушка… Теперь она смотрела прямо на меня, лицо ее было перекошено от злобы, она протягивала ко мне руки, будто силясь пройти сквозь холст и вцепиться мне в горло. Черные кудри ее торчали во все стороны, как пряди волос Медузы Горгоны, а глаза, казалось, прожигали насквозь.

Я не знал, сколько времени я простоял так, не в силах отвести от нее взгляд; потом кое-как с хрипом выдохнул и медленно закрыл глаза, надеясь, что все это мне привиделось, и когда я открою их, картина вновь станет прежней.

Но нет, открыв их, я снова увидел искаженное злостью лицо.

— Чарли… — слабо прошептал я.

— Господи, Джордж, что случилось? — брат, оказывается, все это время тряс меня за плечо, а я даже не чувствовал.

— Картина, — шепотом произнес я и с трудом перевел взгляд на Чарли. — Она изменилась. Она была не такой.

— Ты уверен? — теперь в голосе Чарли сквозил неприкрытый страх.

— Да. Я каждый день на нее смотрел, — меня била крупная дрожь и в голове до сих пор была какая-то неприятная пустота, но первый шок потихоньку проходил, и я заговорил более осмысленно: — Девушка на картине стояла в другой позе. Ее руки были скрещены на груди, она смотрела в сторону, на закат. Лицо не было злым, скорее, задумчивым, а волосы… они так не торчали.

— Но… как такое возможно? — с ужасом прошептал Чарли.

— Не знаю, — тихо ответил я, и осторожно глянул на картину краем глаза. Ничего не поменялось.

— Ты думаешь, что это опять… — мы встретились взглядами и непроизнесенное слово повисло в пустоте.

— У меня нет другого объяснения, — дрожащим голосом произнес я.

— Но как привидение могло перерисовать картину? — воскликнул Чарли. — Я понимаю, разбросать предметы, открыть окна, но это… как?

Я молча покачал головой — я не знал.

Чарли (на удивление, он был испуган гораздо меньше, чем я — наверное, потому что не обращал внимания на картину раньше и толком не знал, как она выглядела) медленно подошел к стене и коснулся пальцами рамы картины. Ощупал ее, потом перевернул и поводил пальцами по изнанке холста. Я с опаской наблюдал за его действиями.

— Картина, как картина, ничего необычного, — пробормотал он.

— Чарли, давай уедем отсюда! — вдруг выпалил я. Слова просто вырвались сами по себе, я не успел их даже обдумать.

— Что? — Чарли стремительно обернулся. — Ты имеешь ввиду, насовсем?

— Да, — судорожно кивнул я, все еще ощущая дрожь, волнами пробегающую по телу, — черт с ним, с сокровищем, с ягодами, со всем! Просто сейчас сложим вещи в машину и уберемся отсюда куда подальше.

— Ну-ну, Джордж, ты чего! — Чарли осторожно подошел ко мне и легонько похлопал по плечу. — Из-за этой дурацкой картины, что ли? Да ну, брось! Мы столько всего тут натерпелись, чтобы отступить, когда уже почти добрались до цели? Да это же просто глупо. Сейчас уберем эту картину куда подальше, чтобы не мозолила глаза, и все!

Он быстро снял картину и, поднявшись на несколько ступеней вверх, поставил ее на пол на площадке второго этажа, прислонив изображением к стене.

— Ну вот, паук убит! — подмигнул он мне, и я заторможено подумал, что он, оказывается, помнит эту историю из нашего детства.

— Не переживай, Джордж, ты ведь сам говорил, если нам будет угрожать какая-то реальная опасность, мы сразу же уедем! — продолжал увещевать он. — Пока что опасности нет, и…

Его прервал телефонный звонок внизу, раздавшийся так неожиданно и громко, что мы оба подскочили.

— Это телефон! — успокаивая не то себя, не то меня, воскликнул Чарли и вымученно улыбнулся. — Наверное, мама звонит. Пойдем, ответим ей. Джордж, я сказал, пойдем!

Я все еще не двигался, скованный от страха и шока, и Чарли, обхватив рукой мои плечи, отбуксировал меня вниз, там усадил в кресло в прихожей и подошел к надрывавшемуся телефону.

Я по-прежнему пребывал в какой-то прострации, поэтому даже не слышал, что он говорит в телефонную трубку, но спустя несколько секунд до меня дошло, что он обращается ко мне:

— Джордж! Ау! Ты слышишь меня? Тебя к телефону!

— Меня? — удивленно переспросил я и, поднявшись с кресла, на ватных ногах подошел к тумбочке. Чарли протянул мне трубку.

— Это Розалинда, — шепнул он.

— Алло? — произнес я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— Джордж, привет! — зазвучал в трубке ее приятный мелодичный голос. — Я вам не помешала? Вы так долго не брали трубку, я подумала, неужто еще спите?

— Нет, нет, что ты, просто не сразу услышали звонок, — соврал я и неожиданно почувствовал, что мне становится немного легче — пустота в голове стала снова наполнятся мыслями, а дрожь в руках слегка уменьшилась. — Как твои дела?

— Спасибо, все хорошо. Я правильно сделала, что взяла выходной после бала — ноги гудят просто ужасно! — рассмеялась Розалинда, и мне почему-то представилось, как она откидывает назад волосы, держа телефонную трубку плечом.

— Это точно, потанцевали мы вчера на славу! — поддакнул я, и мне даже удалось почти искренне улыбнуться.

— Я хотела уточнить, во сколько мы поедем на кладбище? Часа в четыре после обеда вас устроит? — предложила Розалинда, но, не услышав моего ответа, добавила: — Или вы передумали? Отложим на другой день?

Я глянул на Чарли; он стоял в двух шагах от меня и прекрасно слышал весь разговор. Поймав мой взгляд, он яростно замотал головой. Я тяжело вздохнул. Желание уехать отсюда прямо сейчас было огромным, но… оно должно быть обоюдным.

— Нет-нет, мы не передумали, — сказал я Розалинде, пытаясь изобразить энтузиазм. — В четыре часа нам подходит.

— Отлично! Тогда до встречи, — Розалинда попрощалась и отключилась; я тоже положил трубку на рычажки.

Как бы страшно мне не было, но разговор с ней каким-то непостижимым образом придал мне сил и даже немного успокоил. Жуткая сцена с картиной как будто немного отодвинулась, подернулась дымкой, и я осознал, что просто не имею права отступать сейчас, учитывая то, что всю эту кашу с поиском сокровища заварил именно я. В конце концов, сколько раз за эти две недели желание все бросить и уехать посещало Чарли? А я ведь каждый раз его отговаривал, убеждал, хотя, наверное, ему было также страшно, как мне сейчас. Поэтому я должен собрать волю в кулак и перетерпеть — ради сокровища. И… Розалинды.

Мы наскоро позавтракали и, решив не отступать от намеченного плана, поднялись на третий этаж, к последней запертой двери. Чарли достал из кармана ключ, который мы так нелепо и абсолютно случайно нашли в вазе, и осторожно вставил его в замочную скважину.

— Вроде подходит, — пробормотал он, — но… не поворачивается. Похоже, заржавело.

— Надо смазать замок, — предложил я.

— Это понятно, но чем? Я не видел нигде в доме никакой смазки, или, на худой конец, машинного масла, — посетовал Чарли, безуспешно пытаясь провернуть ключ в замке.

— А растительное или сливочное не подойдет? — осторожно предложил я, вспомнив, что подобное видел в каком-то фильме. Чарли уставился на меня круглыми глазами.

— Ты гений! — воскликнул он и умчался вниз, на кухню.

Я остался один посреди пустого коридора и сразу на меня навалился душный страх. Стараясь дышать ровнее, я прошелся туда-сюда мимо закрытой двери, но все равно ежесекундно нервно оглядывался по сторонам и избегал смотреть на висящие на стенах картины.

К счастью, уже спустя пару минут Чарли вернулся с бутылкой растительного масла, которое мы использовали в кулинарных целях, и принялся аккуратно капать его на ключ и в замочную скважину. Впрочем, аккуратно у него не получилось — вся дверь и пол оказались заляпаны маслом, но нужного результата мы добились: ключ со скрежетом провернулся и дверь открылась.

Нашим глазам предстала комната — темная, пыльная и, очевидно, давно заброшенная. В ней стояло несколько столов, уставленных цветочными горшками и ящиками, запачканными рассыпавшейся землей; какие-то колбы и пробирки, газовые горелки, несколько микроскопов…

— Ого! — воскликнул Чарли. — А вот и та самая алхимическая лаборатория, в которой Блумфилды якобы варят свои колдовские зелья!

— Похоже, это лаборатория Мортимера, — произнес я, заглядывая в цветочный горшок, в котором давным-давно ничего не росло, — здесь он проводил свои селекционные опыты.

Мы осторожно вошли в комнату, стараясь ничего не задеть и не уронить. Разруха здесь царила жуткая, и я усомнился в том, что мы сможем найти тут что-нибудь ценное.

— Смотри-ка, тут целый гербарий! — Чарли заглянул в угловой шкаф со стеклянными дверцами.

Подойдя к нему, я тоже посмотрел внутрь и увидел, что все полки шкафа уставлены деревянными дощечками, к которым прикреплены высушенные листочки и веточки с красными ягодами. На каждой дощечке были надписи вроде: «год 1825. Образец номер 125-3-17. Ядовиты.»

— Это все результаты его опытов, — сказал я. — Надо поискать тут, если мы найдем еще какие-нибудь записи или лабораторные журналы, может быть и узнаем секрет ягод.

Вдохновленные, мы принялись за работу, но записей в лаборатории почти не было — лишь один из ящиков стола оказался забит старинными тетрадями, наподобие той, что мы нашли в библиотеке. Причем, состояние их было еще хуже — страницы крошились в руках, а чернила давно размазались и выцвели. Горестно вздыхая, мы все равно взялись читать их, но только потратили несколько часов впустую.

— Ничего мы тут не найдем! — раздраженно воскликнул Чарли, когда часы внизу отбили два, и бросил тетрадь в ящик, отчего она развалилась на две части. — Только впустую полдня потратили…

— Да уж, и не говори, — я тоже был крайне раздосадован, и принялся собирать обратно в ящик тетради, как вдруг кое-что привлекло мое внимание. Тетрадь, которую швырнул Чарли, от удара разлетелась на кучку отдельных страниц, и я заметил, что один из листков отличается от остальных. Не такой ветхий, не такой желтый, не такие выцветшие чернила… Я взял его в руки и обомлел — это же почерк Кристофера! А в углу аккуратно выведен значок Ω — греческая буква «омега»!

— Чарли! — воскликнул я. — Ты эту тетрадь смотрел?

— Какую?

— Которую ты бросил в ящик.

— Э… нет, — смущенно признался Чарли. — Я просто взял ее в руки и увидел, что весь текст в ней почти невозможно разобрать, поэтому и бросил ее… А что?

— Смотри! — я показал ему листок. — Похоже, это было вложено в тетрадь.

— Почерк Кристофера? — оживился Чарли. — И… буква «омега»?! Джордж, это же очередная подсказка! Только… как она оказалась здесь?

— Видимо, Кристофер специально ее спрятал среди старых бумаг, которые вряд ли кто-то когда-то будет читать, — предположил я.

— Возможно… Читай, что в ней! — подрагивающим от нетерпения голосом произнес Чарли и я перевел глаза на листок. Похоже, это снова была страница из личного дневника Кристофера.

…Агата снова прислала открытку, теперь уже из Италии. Там просто потрясающе красивые виды, и я уже жалею, что мы с Жаклин не поехали вместе с ней в путешествие по Европе. Впрочем, для Агаты, как для творческого человека, очень важны уединение и духовный покой, поэтому я уверен, что поездка в любом случае пойдет ей на пользу, а вернувшись, она тут же засядет за мольберт и кисти.

К тому же, мне будет, чем ее порадовать в день приезда — мне наконец-то удалось найти мастера, который починит фонтан в саду. Он обещал уложиться в кратчайшие сроки, хоть и запросил за это немалые деньги, но ради своей дорогой сестры я готов на все. Я уверен, что до приезда Агаты фонтан будет починен и прекрасный ангел снова будет радовать нас всех хрустальным звоном воды.

Даже не представляю, как обрадуется Агата — ведь это ее любимый фонтан, и в теплое время года она может целые дни проводить возле него…

— Фонтан в саду! — воскликнул я.

— Пойдем! — не теряя времени на лишние разговоры, Чарли вскочил и устремился к двери; я кинулся за ним.

Бегом, едва не сбивая с ног друг друга, мы скатились по лестнице на первый этаж, и выскочили на улицу, даже не накинув верхней одежды — хорошо хоть, что день был теплый.

В считанные минуты мы оказались у фонтана в саду, того самого, где на постаменте стояла скульптура девушки-ангела и который, судя по всему, упоминал в своей подсказке Кристофер.

Тут мы немного притормозили.

— А где же здесь может быть спрятана подсказка? — растерянно спросил Чарли, оглядывая скульптуру и бассейн фонтана.

— Надо искать, — вздохнул я. — Осматривать каждый дюйм.

Так мы и поступили. Залезли в фонтан (хорошо, хоть воды в нем не было) и принялись чуть ли не обнюхивать его со всех сторон. Провозились больше часа и, наконец, нам улыбнулась удача — на задней части постамента, у самого основания скульптуры, Чарли обнаружил крохотную надпись, написанную почти стершейся черной краской: Ω В 13.50.

— Снова время… — прошептал я.

— Третье время… осталось узнать только третье место, — кивнул Чарли. — Когда будем знать их все, думаю, сообразим, что делать дальше.

Я хотел было ответить, что это будет не так-то просто, но меня прервал оклик — по тропинке шла Розалинда; видимо, она вошла через калитку на заднем дворе.

— Добрый день! — поздоровалась она, с удивлением оглядывая нас, сидящих в пустом фонтане.

— Добрый! — ответил Чарли и, видимо, счел нужным объяснить наше странное местоположение: — А мы тут… эээ… решили посмотреть, исправен ли фонтан.

— Я так и подумала, — вежливо отозвалась Розалинда, но от меня не укрылся ее насмешливый взгляд, и я сразу вспомнил наш с ней вчерашний разговор о сокровище. Она явно сразу поняла, что мы не просто так залезли в фонтан и что-то ищем в нем, поэтому объяснения Чарли выглядели для нее комично.

— Ну что, можем ехать? — спросила Розалинда, посмотрев на меня.

— Да, мы только куртки из дома захватим, — ответил я, зябко передернув плечами — к вечеру стало холодать. — Подождешь немного?

— Конечно, — кивнула Розалинда, присев на скамейку возле фонтана, а мы с Чарли поспешили к дому.

Спустя десять минут мы уже выезжали за ворота поместья, погрузившись в мою машину.

Городское кладбище Бейкуэлла находилось на другом конце города; проехав его насквозь, мы подъехали к большим кованым воротам и, остановившись возле них, вышли из машины.

— Оно не закрыто? — спросил Чарли.

— В это время обычно нет, — ответила Розалинда и, уверенно подойдя к калитке, толкнула ее.

Калитка и впрямь оказалась незапертой, вслед за Розалиндой мы прошли внутрь. Из домика сторожа выглянул пожилой седой мужчина, Розалинда кивнула ему, он ответил ей таким же кивком и снова скрылся внутри.

— Могилы Блумфилдов где-то там, у противоположного края, — Розалинда махнула рукой вперед, и мы пошли по широкой аллее, углубляясь внутрь кладбища.

Я слегка отстал от нее и Чарли, оглядываясь по сторонам. Знаю, это прозвучит странно, но мне нравилась та особенная, неповторимая атмосфера, которая бывает только на кладбищах. Здесь всегда царят тишина и пустота, будто бы время застыло, и покой. Вечный покой…

Кладбище Бейкуэлла было довольно большим и, видимо, достаточно старым — повсюду росли высокие раскидистые деревья, солнечный свет с трудом пробивался сквозь их пышные кроны. И это сейчас, в сентябре, когда большая часть листьев уже облетела! Что же здесь творится летом? Наверное, все кладбище тонет в холодном сыром полумраке…

— Ваш с Джорджем отец похоронен не здесь? — донесся до меня вопрос Розалинды, адресованный Чарли.

— Нет. Как говорит мама, он почему-то всегда старался дистанцироваться от семьи Блумфилдов, поэтому и завещал похоронить его на простом кладбище Шеффилда, — ответил Чарли.

Мы прошли уже до середины кладбища, Розалинда обернулась, с беспокойством увидев, что я отстал.

— Джордж? Все в порядке? — она остановилась, чтобы подождать меня.

— Да, просто я… — я замялся.

— Понимаю, чувствуешь себя некомфортно в таком месте! — подхватила Розалинда, и я не стал отрицать, хоть это было и не так. — Не переживай, мы уже почти пришли.

Все вместе мы обогнули по аллее огромный старый дуб, и нашему взору предстала часть кладбища, огороженная металлическим забором с каменными столбами. Путь преграждала запертая на висячий замок калитка.

— Ну, собственно, вот, — сказала Розалинда. — Эта часть кладбища принадлежит Блумфилдам.

— Думаете, уместно будет лезть через забор? — неуверенно спросил Чарли, подергав калитку. — Все-таки, мы в таком месте…

«Боится мести призраков», — подумал я, хотя, после утреннего происшествия, мне совершенно не хотелось шутить на эту тему.

— Подожди, может не придется, — шагнув вперед, я достал из кармана связку ключей и нашел единственный среди них, которым мы еще ничего не отпирали. Как я и предположил, он был от этой калитки.

Открыв ее, я первый прошел вовнутрь, Чарли и Розалинда — следом за мной.

— Ищем могилу Агаты, — напомнил я, и мы разбрелись в разные стороны, читая надписи на могильных плитах.

Некоторые памятники были относительно новыми, имена на них читались легко. Некоторые — старыми, накренившимися, ушедшими в землю. Несколько могил и вовсе были настолько старыми, что камни на них растрескались и поросли мхом, выбитые имена обветрились и стерлись.

Что почти сразу бросилось мне в глаза — близнецов здесь было принято хоронить вместе, под одним памятником, на вершине которого устанавливали табличку с каменным знаком, изображающем переплетенные буквы «t» и «w». ⁽¹⁾ Я нашел могилу Эллиота и Карла, затем Кристофера и Фредерика, и даже старую, с раскрошившимся и поросшим мхом камнем могилу Мортимера и Гидеона.

«Вот и нас также похоронят, — внезапно, ни к селу, ни к городу подумал я. — На этом кладбище, вместе, и с таким же значком на памятнике. Все-таки, мы близнецы Блумфилды, и имеем на это право…»

Мои мрачные, непонятно откуда взявшиеся мысли прервал голос Розалинды:

— Джордж! Чарли! Кажется, я нашла!

Мы тут же поспешили к ней; она стояла перед могильной плитой из светлого мрамора. Еще до того, как я увидел имя, мое сердце забилось быстрее: на плите был схематично высечен тот же цветок, что на шкатулке и на записке Кристофера. Вероятно, это был любимый цветок Агаты, а значит, мы на верном пути!

Я перевел взгляд на надпись. «Агата Блумфилд, 12.25.1895 — 10.15.1961»

Достав заранее приготовленные ручку и блокнот, я переписал даты.

— То, что нужно? — поинтересовалась Розалинда.

— Вроде того, — расплывчато ответил я и, испытав внезапный укол совести, добавил: — Я обязательно расскажу тебе, для чего мы все это делаем, но только… не сейчас.

— Я понимаю, — отозвалась она, но мне показалось, что голос ее прозвучал немного обиженно.

— Ну что, возвращаемся назад? — деланно бодрым голосом спросил Чарли, и я подумал, что вот уж кому точно некомфортно на кладбищах, так это ему.

На обратном пути я продолжал читать имена на могилах Блумфилдов. Вивьен, Жаклин, Альберт, Амалия… Все они были мне знакомы по гобелену и по дневникам, которые мы находили в поместье, и, если бы я чуточку сосредоточился, я даже мог бы сказать, кто кому кем приходится.

Почему-то сейчас, именно здесь, на кладбище, среди могил моих родственников и предков, я как никогда ощущал всю мощь и величие аристократической семьи, к которой принадлежал. Это было странное, незнакомое, но отнюдь не пугающее чувство, и я задался вопросом, почему же это настигло меня именно здесь, а не в поместье? Даже глядя на гобелен с родовым древом, я не испытывал ничего подобного.

Когда мы вышли за ограду кладбища и подошли к машине, солнце опустилось уже совсем низко и понемногу начинало смеркаться.

Дорога домой заняла не более пятнадцати минут; как я ни старался, мне не удавалось не спешить — азарт и предвкушение от близкого раскрытия очередной тайны подгонял меня. Скомкано попрощавшись с Розалиндой возле наших ворот, и поблагодарив ее за помощь, мы с Чарли быстренько загнали машину во двор, и устремились вперед, к дому, где нас ждала запертая шкатулка, в которой могло быть все, что угодно.

1) По-английски «twins» означает «близнецы»

Вернуться к тексту

Войдя в поместье, мы сразу, даже не сняв верхней одежды, поспешили наверх, в большую спальню. Щелкнув выключателем, я зажег свет и подошел к комоду, на котором так и стояла с тех пор, как мы ее нашли, деревянная шкатулка. Я провел пальцами по цветку из кусочков разноцветного стекла и решительно перевернул шкатулку той стороной, где находился кодовый замок.

— Один-два-два-пять, — шепотом подсказал Чарли, но я справился и без него. Замок щелкнул, и крышка шкатулки откинулась.

Чарли всем весом навалился на мое плечо, стремясь рассмотреть, что находится внутри — но там был только один плотный лист старой бумаги, сложенный в несколько раз.

— Надеюсь, там что-то важное, — вслух подумал я, разворачивая лист.

В кои-то веки, он не был вырванной страницей из дневника или старым помятым письмом, но он тоже весь был заполнен уже знакомым нам почерком Кристофера, и начинался с довольно необычного обращения.

Здравствуй, мой дорогой друг, кем бы ты ни был!

Меня зовут Кристофер Блумфилд, и, если ты читаешь эту запись, значит меня уже нет в живых. Все, на что я теперь смею надеяться — лишь то, что ты являешься членом нашей семьи и добыл эту бумагу честным путем, воспользовавшись моей подсказкой и открыв шкатулку с помощью кода.

Как ты, вероятно, знаешь, когда началась война, я стремился обезопасить наше семейное имущество и спрятал фамильное сокровище в одном старинном тайнике, о котором не знает никто, кроме меня.

Я долго сомневался, стоит ли оставлять подсказки о том, где его найти и как открыть. Я очень боюсь, что эта информация попадет не в те руки, и семейной ценностью Блумфилдов завладеет посторонний. Но в то же время, я понимаю, что могу и не пережить войну, а унеся знания с собой в могилу, я лишу сокровища свою же собственную семью.

Поэтому я принял непростое решение все же оставить несколько подсказок, но сделать их настолько сложными и неочевидными, чтобы разгадать и понять их мог только посвященный. В этой записи я объясню, как ими пользоваться, а потом спрячу эту бумагу в шкатулку, которую привезла из Венгрии и подарила мне моя сестричка Агата. Кодом для шкатулки я сделаю дату ее рождения, а помочь об этом догадаться должен будет цветок, что находится на крышке.

Итак, мой дорогой друг, чтобы найти сокровище Блумфилдов тебе нужно будет отыскать спрятанные в доме записки с подсказками (их всего шесть), помеченные тремя греческими буквами — дельтой, сигмой и омегой. Эти буквы помогут объединить подсказки в группы, в каждой из которых будет указано время и место.

Если справишься с этим — дело останется за малым: нужно будет разместить зеркальце в каждом указанном месте в определенное время, и отметить, куда падает отраженный солнечный луч. Если ты все сделаешь правильно, получишь равносторонний треугольник, а в его центре и находится секретная кнопка, которая открывает тайник!

Желаю удачи!

Кристофер Блумфилд

сентябрь 1942 г.

— Так вот оно что… — пробормотал Чарли у меня за спиной. — Вот что означает то, во сколько он ударился локтем о камин или начал читать книжку! Ну надо же… Ну и выдумщик он был, а?

— Не то слово! — ухмыльнулся я, не в силах сдержать довольной широкой улыбки. — А ведь и правда, ни за что не догадаешься, если не знаешь, что к чему!

— Он гений! — благоговейно произнес Чарли. — Он специально написал эти подсказки в таком стиле, чтобы любой непосвященный человек подумал, что имеет дело с бредом сумасшедшего!

— И весьма в этом преуспел. Сколько раз ты называл его психом и утверждал, что его подсказки не имеют смысла? — поддел я брата, на что он лишь беззлобно отмахнулся.

— Значит, теперь сокровище у нас в кармане! — воскликнул он, ликующе вскинув руки вверх.

— Погоди ты, — осадил я его. — Не забывай, у нас еще нет последней, шестой подсказки. И, кроме того, Кристофер не упоминает, в какой именно комнате находится тайник.

— В библиотеке, — не раздумывая, ответил Чарли. — Книга «Ботаника» же там стоит!

— Это она сейчас там стоит, — заметил я. — А полвека назад она могла стоять где угодно.

Чарли помрачнел.

— Да нет, — неуверенно протянул он. — Она такая древняя, по ней видно, что ей лет сто никто не пользовался. К тому же, после Мортимера в семье, кажется, не было ботаников — вряд ли она кому-то могла понадобиться… К тому же, в библиотеке и камин есть — так что, уже два места из подсказок совпадают.

— Надо найти последнюю подсказку, — тряхнув головой, сказал я. — Если уж Кристофер так хорошо все продумал, то и намек, в какой комнате находится тайник, он тоже, несомненно, оставил.

Чарли кивнул.

— Где же может быть последняя подсказка? — задумчиво протянул он.

— Осталось осмотреть пару комнат на третьем этаже, — ответил я. — Думаю, где-то там. Все остальные помещения в доме мы уже обыскали.

— Завтра с утра и приступим! — с энтузиазмом воскликнул Чарли. — А теперь, прошу тебя, давай поужинаем? Мы же весь день ничего не ели!

Как только он это сказал, я тоже ощутил дикий голод и страшную усталость, накопившиеся за день. Сложив послание Кристофера обратно в шкатулку, я защелкнул ее на замок и, погасив в спальне свет, мы отправились вниз, на кухню.

* * *

На следующий день снова испортилась погода — мы проснулись под шум дождя и ветра; выглянув в окно, я увидел, как уже почти голые макушки деревьев качаются на фоне серого неба. Сад тоже представлял собой унылую картину — еще несколько дней назад радовавший глаз буйством красок осенних цветов, теперь он поблек и побурел. Синие, розовые и белые астры теперь были прибиты к земле дождем и лепестки с них облетели, а ярко-желтые георгины заметно потемнели и увяли. Одни только красные ягоды продолжали мерцать на деревьях, выглядя немного сюрреалистично посреди этого серо-буро-желтого мира.

Почему-то эта картина действовала на меня удручающе.

— Проснулся? — хмуро спросил я Чарли, когда он неуклюже выбрался со своего матраса. — Пойдем завтракать, да приниматься за работу.

На лестничной площадке второго этажа мне попалась на глаза картина, прислоненная к стене, и мое настроение испортилось еще сильнее.

— Убери ее куда-нибудь, — недовольно попросил я брата. — Видеть ее не могу, даже с изнанки.

— Куда же мне ее убрать? — зевая, спросил Чарли.

— Да куда хочешь! Выброси, закопай, сожги, в конце концов! — я передернул плечами. — Она меня пугает.

— Хорошо, хорошо, — миролюбиво заметил Чарли. — Позавтракаем, и уберу.

Во время завтрака мое настроение немного улучшилось — Чарли завел разговор о нашей вчерашней находке и принялся хвалить меня за то, что когда-то именно я настоял на поисках сокровища, не обращая внимания на всю мнимую невыполнимость этой затеи. Мысль о том, что мое увлечение детективами и жажда приключений все-таки пригодилась мне в жизни, здорово приободрила меня, и из кухни я выходил уже не такой мрачный.

Правда, на лестнице мне снова попалась злополучная картина, и я наградил ее неприязненным взглядом.

— Сейчас я ее куда-нибудь унесу, — засуетился Чарли, заметив, куда я смотрю. — Поднимайся пока на третий этаж, я сейчас подойду.

На третьем этаже осталось только две неразобранных комнаты — одну я окрестил комнатой Агаты, потому что в ней, помимо обычной жилой мебели, стоял мольберт и лежали холсты и картины. Вторая была эдаким хранилищем ненужного хлама, который за многие десятилетия стаскивался со всего дома. В нее я и отправился.

Шкаф с колбами и пробирками, стоявший в комнате, меня не заинтересовал — видимо, его поставили сюда потому, что не помещался в соседней лаборатории Мортимера. Подшивки старых газет тоже не представляли интереса, и я решил заглянуть в коробки, наваленные вдоль одной из стен. Там оказалось множество личных вещей прежних владельцев дома — от женских косметичек и изъеденных молью платьев, до мужских бритвенных принадлежностей, письменных наборов и курительных трубок.

Я подошел к столу, припомнив, что его ящики были наполнены какими-то рукописями и бумагами, но меня быстро постигло разочарование — все они были на французском, и с записями Кристофера ничего общего не имели. Языка этого я не знал, но, рассмотрев бумаги, заметил, что все они подписаны именем Вивьен Блумфилд и датированы примерно 1880 — 1920 годами.

Вызвав в памяти фамильный гобелен, я припомнил, что Вивьен приходилась матерью Кристоферу, Фредерику и Агате. Значит, она была француженкой…

Занимательно, конечно, но мне эта информация ничем помочь не могла, и я уже было отвернулся от стола, как вдруг подумал, что если Кристофер спрятал одну из своих подсказок в древних записях Мортимера, то и здесь он мог поступить точно также. Надо бы пролистать все эти бумаги, вдруг среди них попадется что-то нужное.

С этими мыслями я повернулся обратно к столу, и тут услышал в коридоре шаги Чарли. Я решил, что он уже спрятал картину и сейчас присоединится ко мне, но он вошел в комнату Агаты и принялся чем-то там шуршать. Видимо, он решил положить жуткую картину вместе с другими холстами. Я снова протянул руку к ящику, но тут услышал голос Чарли:

— Джордж!.. Иди-ка сюда.

Голос его звучал взволнованно и немного растерянно. Я поспешил в соседнюю комнату.

— Вот, смотри! — едва увидев меня на пороге, Чарли протянул мне какую-то картину. — Не она ли висела на лестнице до того, как… до вчерашнего утра?

Мне очень не хотелось смотреть на это полотно — кажется, я заработал себе фобию, и до конца жизни буду бояться картин, но все же, с опаской я приблизился и взглянул на изображение.

Мне хватило и секунды, чтобы узнать ее — да, это та самая картина, та самая милая девушка, которой я улыбался каждое утро! Руки, скрещенные на груди, задумчивый взгляд, обращенный к закату…

— Это она! — воскликнул я. — Но… как?

— Она лежала здесь, — Чарли кивнул на стопку картин, лежащих у стены. — Я хотел спрятать ту, страшную, среди них, и случайно увидел эту.

Он поднял с пола второе полотно и положил его рядом с первым. Хоть я и знал, что увижу, меня все равно слегка бросило в дрожь, когда я снова увидел перекошенное от злобы лицо. Но теперь, глядя на две картины, лежавшие рядом, и отличавшиеся лишь позой и выражением лица нарисованной девушки, я уже не испытывал такого сильного страха.

— Что все это значит? — пробормотал я.

— Это две похожие картины, — протянул Чарли, — и написаны они, скорее всего, одним автором. Только одна висела на лестнице, а другая лежала здесь. А потом… они поменялись местами.

— Сами по себе? — недоверчиво спросил я.

— Ну, Джордж, мы с тобой в этом доме столько всего уже видели, — философски заметил Чарли. — Черные фигуры, открытые окна, воткнутые в стол ножи, разбросанные вещи… Кажется, уже нужно перестать удивляться, и воспринимать все это как данность.

— Но это все равно как-то странно… — неуверенно протянул я.

Мной овладело неприятное чувство — как будто голова наполнилась сотней жужжащих мыслей, и все они перемещаются там хаотично, не позволяя схватить ни одну из них. Мне снова стало казаться, что я упускаю что-то важное, не могу сложить несколько частей паззла… Почему-то подмена картины выбивалась из остальной закономерности мистических происшествий, не была она похожа на типичное проявление потусторонней активности…

— Черт, эти холсты липкие, надо пойти вымыть руки, — проворчал Чарли, и я кивнул, погруженный в свои мысли.

Машинально я вышел вслед за ним из комнаты и направился по коридору в сторону лестницы. Не отдавая себе отчета в том, что я делаю, спустился на второй этаж и только у двери ванной сообразил, что мне руки мыть, собственно, незачем. Я остался на площадке, куда выходили лестничные марши и дверь ванной комнаты.

В моей голове вертелись обрывки разговоров и каких-то событий, произошедших за последние недели. Мы с Чарли вешаем шторы, сорванные с карнизов… миссис Милтон уверяет, что в доме никогда не было привидений… Чарли замечает, что вся мистика происходит в основном в гостиной и столовой, но в наших комнатах ничего такого не случается… Эмили на балу спрашивает, есть ли в доме привидения… жуткий черный силуэт на том самом месте, где я сейчас стою, исчезает бесшумно, стоит лишь мне приблизиться…

Я перевел взгляд на пол, туда, где, как мне показалась, исчезла фигура, закутанная в балахон, в ту жуткую ночь. На первый взгляд, ничего особенного, обычный дощатый пол, но… что это за маленький блестящий предмет у самого плинтуса?

Сделав шаг вперед, я наклонился и, присмотревшись, понял, что это зажигалка — всего лишь обычная пластмассовая зажигалка с металлическим наконечником, который тускло блестел, отражая дневной свет, льющийся из окна. Я поднял ее с пола, и в этот момент из ванной вышел Чарли.

— Ты, кажется, обронил, — сказал я, протягивая ему зажигалку.

Но Чарли не спешил брать ее в руки.

— Это не моя! — заявил он.

— Как не твоя?

— Просто не моя. Во-первых, моя всегда при мне, — он хлопнул себя по карману джинсов, — а во-вторых, я никогда не покупаю зажигалки с кнопкой, только с колесиком. Они намного долговечнее и практичнее.

Понимание обрушилось на меня, как снежная лавина; меня будто обухом по голове ударили, но зато кусочки паззла наконец-то стали собираться воедино…

— Ты уверен? — на всякий случай переспросил я.

— Абсолютно, — твердо сказал Чарли и внимательно посмотрел на мое лицо. — Джордж, ты в порядке? Ты будто сам не свой. Это все из-за картины, да?

— Нет… — я медленно покачал головой. — Просто… кажется… я все понял.

— Что понял? — со страхом спросил Чарли.

Меня охватило чувство дежа вю, кажется, подобный диалог у нас уже происходил, но это было не важно. Я отчаянно цеплялся за складно выстроившиеся в голове мысли, боясь потерять нить рассуждений.

— Чарли, — медленно начал я, крутя в руках зажигалку и глядя в одну точку на стене, — по-моему, в этом доме нет никаких привидений.

— Что?!

— Никакой мистики, неупокоенных душ, призраков, и так далее, — продолжал я.

— Но как же?! — Чарли поперхнулся воздухом. — Мы же столько всего видели!

— В том-то и дело, мы не видели, кто именно все это делал — разбрасывал вещи, открывал окна и двери, перевешивал картины…

— И кто же это, по-твоему? — недоверчиво спросил Чарли.

— Не знаю, кто именно, но это человек, — уверенно сказал я. — Или даже несколько людей.

— Почему ты так думаешь?

— Призраки не курят, — улыбнувшись, ответил я, и показал ему зажигалку. — Если она не твоя, и не моя, значит, ее уронил кто-то, кто бывает здесь кроме нас.

— Но она могла лежать тут сколько угодно времени! — возразил Чарли. — Еще с тех пор, как в доме жил Эллиот.

— Вряд ли, — покачал я головой. — Тогда здесь были домработницы, они регулярно убирались, и нашли бы ее. Потом адвокат Кофман опечатал дом, и полгода он стоял пустой. С тех пор, как мы с тобой приехали сюда, в доме не было никого из посторонних, кроме Розалинды и ее матери, но они не поднимались на второй этаж. Вообще не проходили дальше гостиной.

— Хм… — задумался Чарли. — Ну хорошо, а почему ты думаешь, что вся эта мистика — дело рук человека?

— Этому много доказательств, — произнес я, — но, к сожалению, мы долгое время их не замечали. Во-первых, ничего мистического никогда не происходило на наших глазах. Мы всегда видели уже конечный результат — открытые окна, опрокинутые стулья, разбросанные вещи, и так далее. Во-вторых, ты сам когда-то верно подметил, что все происходит только ночью, и только на первом этаже — то есть, когда мы спим.

— Ты хочешь сказать, — ахнул Чарли, — что пока мы спим, кто-то забирается в дом, и творит все эти дела?

— Точно, — кивнул я. — Помнишь, сколько раз мы слышали ночью шаги, скрип лестницы? Мы думали, это призраки, но я уверен, что это вполне живые люди.

— А черная фигура? — припомнил Чарли. — Я видел ее ночью в саду, и мы вместе видели ее здесь… Ты хочешь сказать, что и это был человек?

— Да, — просто ответил я. — В обоих случаях это происходило поздно ночью, когда мы уже должны были давно спать. И в обоих случаях мы ее спугнули. В первый раз она — или он — только пробирался к дому, и тут ты вышел на крыльцо. Ему ничего не оставалось, как просто замереть на месте. Во второй раз — вспомни! — мы с тобой уже разошлись спать, но тебе не спалось, и через какое-то время ты решил зайти ко мне. Что очень важно, мы не включали свет, и со стороны, глядя на дом, можно было подумать, что мы давно спим. Он или она пробираются в дом, и тут мы неожиданно выходим из комнаты, включив свет в коридоре. Ему опять-таки оставалось только застыть, я думаю, он и сам тогда испугался не меньше нас… Но стоило мне приблизиться, он, испугавшись быть пойманным, убегает.

— Хм… — Чарли совершенно не аристократично почесал в затылке. — Складно ты все это рассказываешь. Но эта черная фигура… все-таки она была такая страшная. Какая-то потусторонняя.

— Ночью, в старинном особняке с мрачной атмосферой и дурной славой, все что угодно покажется страшным и потусторонним, — хмыкнул я. — Мы бы и друг друга испугались, если бы столкнулись в темноте.

— Наверное, ты прав, — признал Чарли. — Но, вспомни, однажды эта чертовщина произошла и днем — мы сидели в саду, а зайдя в дом, обнаружили, что все картины в гостиной сброшены со стен…

— Ты сам ответил на свой вопрос, — пожал плечами я. — Мы сидели в саду. В доме нас не было. Они могли пробраться внутрь и устроить это, пока мы были на улице.

— Значит, это все же не один человек? — предположил Чарли, и со страхом добавил: — И значит… за нами следят?

— Похоже на то, — угрюмо ответил я. — Помнишь, серебристый седан, который обрызгал тебя водой из лужи? Сдается мне, он не просто так все время появляется рядом с нами — то возле дома, то возле паба…

— Ты рассказывал, что однажды он резко сорвался с места, стоило тебе подойти! — подхватил Чарли, поняв мою мысль. — Значит тот, кто сидел за рулем, не хотел, чтобы ты даже случайно увидел его лицо!

Я кивнул.

— Но кто эти люди? И для чего они все это делают? Чего добиваются? — задал Чарли вполне логичный вопрос.

— Этого я не знаю, — вздохнул я. — У меня есть предположения, но… они практически ничем не подтверждены.

— Какие предположения? — настаивал Чарли.

— Эмили. Она неспроста подошла ко мне на балу, не назвала своего имени, и принялась расспрашивать меня о доме и сокровище, — задумчиво произнес я. — Возможно, это кто-то из наших родственников пытается таким образом нас запугать и выжить из дома, чтобы самому найти сокровище. Ну, или же просто потому, что считают нас недостойными владеть фамильным поместьем Блумфилдов…

— Или же это вообще посторонние люди, которые преследуют ту же цель, — предположил Чарли, угадав мои мысли. — О сокровище-то много кто знает. Может, это какие-нибудь воры или мошенники, хотят нас спугнуть отсюда, а самим перевернуть дом вверх дном и украсть сокровище.

Я кивнул, соглашаясь. Все эти неожиданные знания, обрушившиеся на меня в одну минуту, сильно угнетали меня. Не так уж приятно узнать, что в дом, где ты живешь, по ночам вламываются неизвестные злоумышленники.

— Джордж, кажется, нам нельзя здесь оставаться, — вдруг произнес Чарли. — Возможно, нам на самом деле грозит реальная опасность! Мы ведь не знаем, кто эти люди, чего они хотят, и на что они способны! А вдруг они подсыплют яд нам в еду? Или просто прирежут нас во сне, а все инсценируют так, будто бы мы с тобой тут подрались и поубивали друг друга?

— Да уж, если я начитался детективов, ты явно пересмотрел криминальной хроники, — хмыкнул я, но тут же серьезно продолжил: — Но в целом, ты прав. Мы не знаем, чего от них ожидать, и я думаю, оставаться в доме действительно небезопасно. Наверное, сегодня нам стоит уехать переночевать домой, в Шеффилд.

— Да, я тоже так думаю, — с облегчением выдохнул Чарли. — Только… можно я переночую у тебя сегодня?

Раньше я бы удивился такой просьбе и, скорее всего, отказался, но теперь… За эти две недели я так привык к Чарли и его постоянному присутствию, что ночевать по отдельности мне показалось чем-то из ряда вон выходящим.

— Да, конечно, — ответил я ему, даже не став расспрашивать, чем вызвана его просьба. Скорее всего, дело в том, что он не хочет возвращаться к своей девушке Сьюзи, но сейчас это абсолютно меня не интересовало.

Оглядевшись по сторонам и поняв, что мы так и стоим на лестничной площадке возле двери в ванную комнату, я хотел было предложить Чарли переместиться в какое-нибудь более удобное для разговора место, но тут он сказал:

— Кстати, Джордж… В твоей теории все очень складно, кроме одного — как эти злоумышленники пробираются в дом? Мы ведь закрываем на ночь двери и на замок, и на щеколду, а окна снаружи не открываются.

Его вопрос застал меня врасплох. Об этом, признаться, я не подумал сразу, но сегодня, кажется, был пик моей мозговой активности. Ответ пришел мне в голову сразу, будто шепнул кто.

— Тайный ход! — воскликнул я. — Помнишь, мы читали в письме Фредерика, что Кристофер хотел починить его?

Чарли недоверчиво уставился на меня.

— Никто же не знает, где он, — заметил он.

— Это мы не знаем, где он, — поправил его я. — Если эти злоумышленники — наши родственники, жившие здесь, они могут быть прекрасно осведомлены о том, где он, и как им пользоваться.

— А если не родственники?

— Да мало ли кто и как мог узнать о нем! — я развел руками. — Может кто-то из прислуги, ранее работавшей здесь, нашел его…

— Послушай, — сказал вдруг Чарли, — а ведь черную фигуру мы видели именно здесь, на этой самой площадке! И тогда она исчезла, будто сквозь землю провалилась. А что, если… тайный ход находится где-то здесь?

— А это мысль! — воскликнул я и огляделся по сторонам. Как же мне это сразу в голову не пришло?

Я внимательно осмотрел стены, пол, потолок и уперся взглядом в старинный светильник, висевший на стене рядом с дверью ванной комнаты. Внешне ничем не примечательный, со старыми свечными огарками, такой же, как и множество других в доме…

В два шага преодолев расстояние до него, я схватился рукой за гладкий металл и плавно, но уверенно потянул на себя.

Уже сразу почувствовав, что светильник двигается, повинуясь моему движению, я понял, что оказался прав.

Часть стены, находящаяся под лестничным пролетом, пришла в движение, бесшумно открывшись наружу, как дверь.

— Джордж! — пораженно ахнул за моей спиной Чарли. — Мы нашли его!

Я кивнул, не в силах сдержать улыбку. Даже мрачное открытие о врагах, пробирающихся в наш дом под покровом ночи, сейчас отодвинулось на второй план — его затмило осознание того, что мы разгадали очередную загадку этого старого таинственного особняка!

Вместе с Чарли мы медленно приблизились к проему, открывшемуся в стене. Я щелкнул кнопкой найденной зажигалки, и ее слабый огонек осветил старые деревянные ступени, круто уходящие вниз.

Переглянувшись, мы вошли в тайный ход. На стене сразу у входа я заметил простой металлический рычаг — видимо, им можно было открыть дверь изнутри. Мы стали осторожно спускаться по ступеням.

Воздух в потайном проходе был затхлый и очень пыльный, пахло плесенью и сырым деревом. Ступени угрожающе скрипели и прогибались под ногами. Признаюсь, мне было страшновато, даже мурашки по телу побежали, но испугаться как следует я не успел. Узкая лестница привела нас к еще одной двери, рядом с которой тоже был рычаг на стене. Чарли потянул за него — и нам в лицо ударил холодный свежий воздух с каплями дождя.

Мы оказались на улице.

Оглядевшись, я сообразил, что мы вышли на задний двор поместья. Дверь за нами захлопнулась и снова стала сплошной стеной, если не знать, ни за что не догадаешься, что тут есть проход! Впрочем, приглядевшись, я все же заметил тоненькую щель, которую запросто можно было принять за трещину в штукатурке. Рядом в стену был вбит железный крюк со старинной скобой для факела. Вроде бы простое украшение, стилизованное под старину, но дернув за него, я убедился, что таким образом открывается уличная дверь в тайный ход.

— Хитро придумано, — сказал Чарли, и только сейчас я понял, что мы не проронили ни слова с тех пор, как вошли в проход. — Век будешь искать — не найдешь.

— Это верно, — согласился я и зябко повел плечами — мы вышли на улицу в одних футболках и теперь стояли под проливным дождем. — Вернемся в дом?

Чарли кивнул, и, не сговариваясь, мы заспешили по раскисшей тропинке вокруг дома, направляясь к парадным дверям. Снова идти через пыльный и узкий проход никому из нас не хотелось.

Наша одежда уже начала промокать, и потому мы бежали почти бегом, но, завернув за угол дома, застыли, как вкопанные. Нам навстречу спешила Розалинда, она была растрепанная и изрядно вымокшая. Под курткой, наброшенной на ее плечи, я увидел униформу паба, и припомнил, что у нее сегодня рабочий день.

— Рози? — от удивления я впервые назвал ее сокращенным именем, но даже не заметил этого. — Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

— Нет… то есть, да… — сбивчиво ответила Розалинда, убирая с лица мокрые от дождя пряди волос. — Джордж, Чарли, как хорошо, что я вас застала! Я должна рассказать вам кое-что важное.

Несмотря на то, что было воскресенье, посетителей в пабе в тот день было немного — наверное, причиной тому была плохая погода. Стоя за барной стойкой, Розалинда оглядывала полупустой зал, в котором занято было лишь несколько столиков. Дождливая погода нагоняла на нее сонливость и скуку, и она с тоской думала о том, что сейчас только начало рабочего дня, и до закрытия еще очень много времени…

Подошедшая официантка попросила Розалинду приглядеть за залом, так как ей нужно отлучиться на несколько минут. Розалинда отрешенно кивнула, продолжая думать о своем.

Почти сразу после этого пожилая семейная пара, обедавшая за угловым столиком, рассчиталась и покинула паб. Подхватив поднос и тряпку, Розалинда отправилась убирать стол.

Она не спеша составляла грязную посуду на поднос, когда сквозь негромкую музыку и шум дождя с улицы, до нее донеслась фраза кого-то из посетителей:

— Да какое право они имеют на поместье Блумфилдов?! Откуда они вообще взялись, племянники чертовы!..

Раньше Розалинда не обратила бы внимания на подобное высказывание — местные сплетники очень любили посудачить о самой знаменитой семье Бейкуэлла, но сейчас… Что-то такое прозвучало в голосе говорившего, какая-то неподдельная злоба и зависть, что заставило Розалинду прислушаться.

— Наш план должен сработать, — ответил женский голос, звучал он так же жестко и зло, — долго они в поместье не проживут.

Вздрогнув — уж очень мрачно прозвучала эта угроза — Розалинда незаметно оглянулась, пытаясь вычислить говоривших. Это удалось ей сразу — через один столик от нее сидели парень и девушка. Перед ними стояли кружки с пивом, к которым они изредка прикладывались, и тарелки с остатками еды. Лицо парня Розалинде разглядеть не удалось — его скрывал огромный капюшон кофты-балахона. Девушка же сидела к ней спиной, и Розалинда видела только ее узкие плечи и длинный хвост прямых темных волос. Он почему-то напомнил ей хвост Джорджа Блумфилда, хотя у девушки волосы были, несомненно, гуще и ухоженнее.

Стараясь как можно медленнее переставлять грязную посуду, и как можно меньше привлекать к себе внимания, Розалинда снова прислушалась к разговору.

— Я уже начинаю в этом сомневаться, — говорил парень, отвечая на предыдущую реплику своей собеседницы, и ожесточенно комкая в пальцах салфетку. — Мы уже что только не делали, чтобы их выжить из дома, а им хоть бы что! Живут себе и живут. На балы ходят, по саду гуляют… Почувствовали себя аристократами, чтоб их! Обжились в фамильном поместье! Не работает что-то наш план, тебе так не кажется?

— Должен сработать, — упрямо повторила девушка, барабаня пальцами по столу. — Ни один человек не захочет жить в доме, где творится всякая чертовщина!

Розалинда толком не понимала, что имеет ввиду девушка, но продолжала изо всех сил напрягать слух, не забывая при этом медленно протирать тряпкой поверхность стола.

— Может они не замечают ее, чертовщину эту? — сказал тем временем парень.

— Ну, это уж надо быть совсем идиотами! — фыркнула девушка.

— Нужно сделать что-то посерьезнее, — с нажимом сказал парень. — Что-то, что действительно испугает их настолько, что они уберутся из дома в тот же день, и больше в жизни к нему не приблизятся! Помнишь, что я предлагал еще в самом начале?

— Помню, — напряженно отозвалась девушка; тон ее был недовольным.

— Мне кажется, настало время, — с нажимом произнес парень. — Простыми фокусами их не возьмешь.

Девушка молчала; казалось, она колеблется, обдумывая какое-то решение. Розалинда, затаив дыхание, продолжала елозить тряпкой по столу. До нее стало доходить, что, кажется, сейчас она услышала что-то очень важное. И, может быть, даже опасное.

— Хорошо, — наконец, ответила девушка. — Сегодня ночью устроим все. Чем быстрее сделаем, тем лучше. Мне самой уже все это надоело.

— Отлично, — хмыкнул парень, и парочка замолчала. Каждый, похоже, погрузился в свои мысли.

Выждав еще немного, Розалинда убедилась, что они не собираются возобновлять разговор, и, подхватив поднос с грязной посудой, кинулась за барную стойку. Там она столкнулась с официанткой, вернувшейся со своего перерыва.

— Теперь мне нужно отлучиться, — шепнула ей Розалинда, скидывая с себя фартук, — на полчаса, может чуть больше. Зал и бар на тебе, прикрой меня, если что!

Выскочив на улицу через служебный выход, Розалинда накинула на себя куртку, и под проливным дождем устремилась в сторону поместья Рэдберри.

* * *

— Вот, собственно и все, что я услышала, — закончив рассказ, произнесла Розалинда и отпила из стакана с водой, который я принес ей сразу, как мы вошли в дом — она настолько запыхалась, пока бежала, что даже говорить толком не могла.

В гостиной, где мы сидели втроем, воцарилась тишина, только негромко тикали часы в холле и по окнам стучали капли дождя.

— Не знаю, о чем именно они говорили, — сказала Розалинда, отставляя стакан, — но они явно замышляют что-то нехорошее. Хотят как-то испугать вас, чтобы вы покинули этот дом.

Мы с Чарли мрачно переглянулись. Рассказ Розалинды подтверждал всю мою теорию; волей случая два события произошли одновременно — я обо всем догадался и Розалинда подслушала разговор злоумышленников.

— А вы не выглядите удивленными! — вдруг заметила она, переводя взгляд то на меня, то на Чарли.

— Видишь ли, так произошло, что не далее, чем сегодня утром, мы и сами заподозрили нечто подобное, — нехотя ответил я. — За то время, что мы находимся в этом доме, здесь происходили некоторые странные события, которые… признаюсь, пугали нас. И лишь сегодня утром мы догадались, что за всем этим стоят какие-то люди, которые хотят выжить нас из дома.

Лицо Розалинды выражало такое недоумение и удивление, что я рассказал ей всю историю с самого начала — обо всех открытых дверях, упавших и поменявшихся картинах, сорванных шторах, черных фигурах, разбросанной мебели, и так далее. Завершил я рассказ тем, как сам догадался о фальсификации, сопоставив воедино все факты, а Розалинда лишь помогла мне увериться в своей правоте, вовремя пересказав услышанный разговор.

По мере рассказа Розалинда то испуганно ахала, то возмущенно взмахивала рукой. Когда я закончил, она с негодованием в голосе воскликнула:

— Но это же нельзя так оставлять! Вас выживают из собственного дома!

— Именно так, — уныло подтвердил я. — Но что мы можем сделать? Мы даже не знаем, кто они такие.

— Вы должны обратиться в полицию! — твердо сказала Розалинда.

— Да брось! — рассмеялся Чарли, впервые заговорив с того момента, как Розалинда пришла. — Нас там на смех поднимут. Доказательств-то у нас никаких!

Я с сомнением посмотрел на него. Почему-то идея обратиться в полицию мне даже в голову не пришла, а ведь если бы полицейские задержали наших ночных визитеров, это был бы прекрасный выход из ситуации.

И из поместья уезжать не пришлось бы…

— Погоди, Чарли, — произнес я, — но, может быть, правда, попробовать?..

— Сам туда иди, — решительно заявил Чарли. — И сам позорься.

Не успел я ничего ответить, как Розалинда сказала:

— Я могу поговорить с полковником Экройдом.

Мы удивленно уставились на нее.

— Вы его видели на балу, он шеф полиции Бейкуэлла, и давний друг моего отца, — продолжала Розалинда. — Я попробую поговорить с ним, попрошу, чтобы он выслушал вас, и отнесся к вашей просьбе серьезно. Думаю, он не откажется.

— Неплохая идея! — воодушевленно воскликнул я. — Чарли, помнишь, он ведь предлагал нам свою помощь, если что-то случится? Говорил, что можем обращаться к нему, если потребуется!

— Хм, ну вообще-то да, — припомнил Чарли и обратился к Розалинде: — Когда ты сможешь поговорить с ним?

— Да хоть сейчас, — с готовностью отозвалась она, — если позволите воспользоваться вашим телефоном.

— Конечно-конечно! — я вскочил с кресла и проводил Розалинду в прихожую, где стоял на тумбочке телефонный аппарат.

Она пролистала телефонный справочник, лежавший тут же, нашла необходимый номер, и принялась его набирать. Я тактично удалился обратно в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь.

— Тебе не нравится эта идея? — спросил я у Чарли, медленно расхаживая взад-вперед по комнате.

— Да нет, почему же, — пожал плечами он, — идея действительно неплохая, только… как-то мне стыдно рассказывать кому-то, что нас тут как детей пугали страшилками.

— Нам необязательно рассказывать, что мы испугались, — подумав, ответил я. — Просто изложим все факты, не вдаваясь в описание своих эмоций.

Через пару минут в комнату вернулась Розалинда; посмотрев на меня, она слегка улыбнулась.

— Я поговорила с полковником, он согласился принять вас прямо сегодня, несмотря на то, что воскресенье, — сказала она. — Он будет ждать вас в четыре часа в полицейском участке.

— Ты что-нибудь рассказала ему о том, что у нас за проблема? — спросил Чарли, опередив меня.

— Я сказала, что у вас есть все основания полагать, что кто-то незаконно проникает в ваш дом, а также о том, что, возможно, вам грозит опасность. Собственно, после этих слов он и согласился со мной, что дело срочное и не терпит отлагательств, — ответила Розалинда.

— Спасибо тебе большое! — искренне поблагодарил я. — Ты столько для нас делаешь, можем ли мы как-то…

— Пустяки, — улыбнувшись, махнула рукой Розалинда. — Пообещай мне только, что потом обязательно расскажешь, чем все закончилось!

— Обещаю, — кивнул я, и не смог сдержать ответной улыбки. — Ты узнаешь обо всем первая!

После этого Розалинда спешно засобиралась уходить, пока ее не хватились на работе. Когда за ней закрылась входная дверь, я вдруг как-то особенно остро почувствовал мрачную и гнетущую атмосферу старинного дома, который, как оказалось, таил в себе вполне реальные опасности.

Да назначенной полковником Экройдом встречи оставалось еще несколько часов; мы провели их, бесцельно слоняясь по дому. Нами владели беспокойство и тревога; совершенно не хотелось совершать какие-то обыденные действия — например, смотреть телевизор или читать книгу. О том, чтобы заняться дальнейшими поисками сокровища, тоже не могло быть и речи — мы постоянно поглядывали на часы и вздрагивали от малейшего шороха, хотя и знали, что до наступления темноты нам ничего не грозит.

Наконец, время, тянувшееся невыносимо медленно, приблизилось к четырем часам, и мы отправились в полицейский участок. Он находился довольно далеко от поместья, поэтому мы поехали на машине. Без двух минут четыре мы уже поднимались по ступеням довольно старого здания, которое Чарли заметил еще в тот день, когда мы приехали в Бейкуэлл.

— Эх, а я так надеялся, что нам сюда никогда не понадобится, — проворчал он, и я вдруг так ярко вспомнил этот момент — мы только въехали в город, и Чарли крутил головой по сторонам, комментируя все, что видит на улице. «Полицейский участок… надеюсь, он нам не понадобится…» — сказал тогда он, и я мысленно с ним согласился.

Кто бы мог подумать, что в итоге все так обернется.

Войдя в холл полицейского участка, мы увидели молодого констебля, скучавшего за конторкой. При виде нас он встрепенулся и выпрямился.

— Чем могу быть полезен, господа? — учтиво спросил он.

— Здравствуйте, мы к полковнику Экройду, — ответил я.

— Сожалею, но сегодня не приемный день. Мистер Экройд принимает по вторникам и четвергам.

— Но он сам сказал нам прийти сегодня к этому времени! — возмутился я.

— О, так вам назначено? — удивился констебль. — Одну минутку, я должен уточнить… Прошу прощения, как мне вас представить?

— Блумфилды, — коротко ответил Чарли, и у полицейского брови взлетели вверх. Он внимательно вгляделся в наши лица (кажется, он только сейчас заметил, что мы близнецы) и пробормотав: «одну минутку», убежал по коридору.

Спустя буквально несколько секунд он вернулся, и проводил нас по этому же коридору к большой двустворчатой двери, за которой находился кабинет начальника полиции города.

Полковник Экройд восседал за массивным столом темного дерева; я мельком подумал, что наряд викторианской эпохи шел ему больше, чем обычный темный костюм и белая рубашка, которые были надеты на нем сегодня.

Он приветствовал нас, как хороших знакомых, и в ответ на наши извинения о причиненном беспокойстве, заверил нас, что ему ничуть не сложно принять нас в выходной день. После слегка затянувшегося обмена любезностями, он перешел на деловой тон и спросил:

— Итак, все же что вас привело ко мне, господа? Мисс Милтон толком ничего не объяснила, поэтому я бы хотел, чтобы вы подробно и четко рассказали мне, в чем дело.

Переглянувшись, мы начали наш рассказ. Говорил в основном я, Чарли изредка подсказывал и уточнял. Второй раз за день пересказывать одно и то же было несколько утомительно, зато мне удалось сконцентрироваться и изложить все достоверно, ничего не упустив и не перепутав.

Когда я договорил, полковник молчал с минуту, а затем произнес:

— Признаться, завидую вашей храбрости, молодые люди. Если бы в моем доме начала твориться подобная чертовщина, я бы и трех дней там не выдержал!

Чарли деланно скромно заулыбался и горделиво приосанился, а мне, наоборот стало неловко. Хвалил бы полковник нас за храбрость, если бы знал, что мы ночуем в одной комнате, стараемся в одиночку не ходить по дому, а по ночам и вовсе из спальни не выходим?

— Мисс Милтон сказала мне, что стала свидетельницей одного разговора, имеющего отношение к этому делу, — продолжал Экройд, — и она ручается, что вы можете достоверно пересказать его с ее слов.

Кивнув, я повторил все, что узнал сегодня от Розалинды.

— Значит, подозреваемых двое, — задумчиво произнес полковник, — но описать их внешность вы не можете. У вас есть какие-то предположения, кто это может быть?

Я глянул на Чарли, он кивнул.

— У нас есть подозрение, что это кто-то из наших родственников, — осторожно сказал я. — Дети или внуки Эллиота Блумфилда.

— Вот как! Какой же у них может быть мотив? — в голосе Экройда слышалось сомнение, но лицо его выражало крайнюю степень серьезности.

— Это мы не знаем, — вздохнул Чарли. — Возможно, они считают, что мы недостойны владеть домом, потому что не прямые наследники Эллиота. Когда было оглашено его завещание, они устроили адвокату Кофману настоящий скандал.

— Да, я что-то слышал об этом, — кивнул полковник. Помолчав, он с горечью произнес: — Надо же, Блумфилды против Блумфилдов!.. Никогда раньше такого не случалось. Дружная была семья.

— Не мы это начали, — тихо сказал я, с грустью вспоминая свои фантазии о том, что мы могли бы познакомиться и подружиться со своими родственниками.

— Что ж, — полковник Экройд снова вернулся к деловому тону, — я вижу только одно возможное решение проблемы. Злоумышленников нужно задержать и выяснить их личности.

— Но как? — удивился я. — Розалинда может и сможет их опознать, если увидит, но ведь не факт, что они снова придут к ней в паб!

— Зачем нам паб? — усмехнулся полковник. — Они ведь регулярно бывают в вашем доме! Тем более, если мисс Милтон поняла все верно, они собираются и сегодня ночью туда наведаться… Возле этого вашего потайного хода есть место, где можно устроить засаду?

— Засаду? — ахнул Чарли. — Вы хотите…

— Именно! — Экройд широко улыбнулся. — Взять их на месте преступления. Тогда они точно не уйдут от правосудия.

— Но как вы себе это представляете?

— Все очень просто, — полковник слегка наклонился над столом и понизил голос. Нам с Чарли пришлось сдвинуться на самый краешек дивана, на котором мы сидели, чтобы слышать его. — Сегодня вечером я пришлю к вам нескольких полицейских. Вы покажете им дом и потайной ход, после чего они выберут удобное место и устроят засаду. Вы проведете вечер как обычно, и затем отправитесь в свои комнаты, погасив весь свет. Злоумышленники, наблюдающие за домом, решат, что вы легли спать и проникнут в дом через тайный ход, где их будут поджидать мои люди, которые произведут задержание и доставят их в участок.

Пару секунд в кабинете висела тишина.

— А мне нравится ваш план! — воскликнул я. — Кажется, это гарантированный вариант поймать их!

Я глянул на Чарли; ему идея Экройда тоже явно пришлась по вкусу — он воодушевленно кивал и улыбался.

— Отлично, — подытожил полковник. — Тогда давайте обсудим детали. Вы говорили, что за домом следят?

— Да, серебристый седан иногда стоит у парадного въезда.

— А черный вход у вас есть?

— Есть калитка на заднем дворе, со стороны фермы Милтонов.

— Оставьте ее открытой сегодня, полицейские прибудут через нее, и в дом войдут через заднюю дверь, чтобы не привлекать внимания, — произнес Экройд, что-то чиркая на бумажке. — Да, и они будут в штатском.

— Понимаю, — кивнул я.

Меня снова захватило ощущение, что я попал в детективную книгу. Только теперь это был не просто детектив, а с элементами боевика! Страх отодвинулся на второй план; зная, что сегодня мы будем ночевать в доме, полном полицейских, я уже вряд ли мог чего-то бояться.

Мы еще некоторое время провели в кабинете полковника Экройда, обсуждая некоторые детали предстоящего мероприятия, а затем, попрощавшись и договорившись созвониться завтра, покинули полицейский участок.

Домой мы вернулись, когда уже начинало смеркаться. Поначалу мы пребывали в слегка приподнятом настроении, радуясь тому, что полковник Экройд не отказался нам помочь и предложил такое радикальное решение проблемы. Мы даже шутили на тему того, что в детстве или подростковом возрасте даже и мечтать не могли о том, что будем участвовать в полицейской засаде и поимке преступников.

Но чем темнее становилось за окнами, тем меньше оставалось от нашей бравады. Отступившая было тревога снова начала возвращаться; мы зажгли весь свет в комнатах первого этажа и снова принялись мерить шагами гостиную, изредка поглядывая в окно и прислушиваясь к уличным шумам. В восемь часов вечера поужинали, правда, без особого аппетита — кусок в горло не лез, и только успели убрать со стола, как раздался тихий стук в заднюю дверь. Переглянувшись, мы пошли открывать.

На пороге стояло трое мужчин — двое молодых и один постарше. Они негромко представились и показали свои документы, из которых я узнал, что молодых полицейских зовут сержант Мориссон и констебль Робертс, а того, который постарше — старший сержант Джонсон.

— Спасибо вам, господа полицейские, что взялись за это дело, — сказал я, закрывая за ними дверь и жестом приглашая пройти в дом. — На вас вся надежда.

— Это наша работа, — скупо улыбнувшись, ответил сержант Джонсон. — Полковник Экройд все нам рассказал и дал подробные инструкции, но для начала нам нужно осмотреть дом и тайный ход.

— Конечно, прошу вас, проходите, — Чарли открыл перед ними дверь столовой, — здесь жилые помещения, это служебная лестница на второй этаж… Там же, собственно и тайный ход. Пойдете наверх?

— Давайте сначала осмотрим первый этаж, — старший сержант прошел в столовую и огляделся. — В каких комнатах чаще всего происходит так называемая «мистика»?

Следующий час мы ходили по дому вслед за полицейскими, отвечая на их вопросы и показывая им планировку помещений. Открыли им тайный ход, показав его местонахождение и устройство механизма, показали все места, где происходила «мистика», и подробно рассказали, во сколько мы обычно ложимся спать и гасим весь свет в доме.

Наконец, обойдя весь дом раза три, мы спустились в гостиную.

— Итак, — старший сержант Джонсон обвел нас всех взглядом и обратился сначала к своим коллегам: — Мориссон, вы будете стоять выше по лестнице у выхода из потайного хода…

— Да, сэр.

— Робертс, вы спрячетесь в ванной, только оставьте приоткрытой дверь, чтобы слышать, все что происходит.

— Есть, сэр.

— Как только подозреваемые появятся, осторожно следуйте за ними, но не пытайтесь задержать. Мы должны взять их только тогда, когда они приступят к своим действиям — только так мы сможем доказать их причастность ко всем остальным событиям. Я буду ждать в этой комнате, спрячусь… ммм… — сержант Джонсон огляделся, — да вот хотя бы за креслом. Если они выберут объектом для своего хулиганства соседнюю комнату, я услышу — дверь я оставлю приоткрытой.

Он внимательно посмотрел на своих коллег, и те кивнули. Джонсон перевел взгляд на нас.

— Ну что ж, господа Блумфилды, а вам остается одно — отправиться спать.

— Вы же понимаете, что мы не уснем? — скептически поинтересовался Чарли.

— Понимаю, — Джонсон снова мельком улыбнулся. — Прошу вас только соблюдать тишину, не зажигать свет и не выходить из комнаты ни под каким предлогом, пока мы вас не позовем.

Мы понуро кивнули, понимая, что спорить бесполезно.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил я полицейских. — Воды, например? Ночь-то длинная.

— Нет, благодарю, — отказался сержант и жестом недвусмысленно дал понять, что нам пора.

Неловко кивнув, мы с Чарли вышли из гостиной и сразу же за нами погас свет. Мы поднялись наверх, в мою спальню и, не зная, чем себя занять, расстелили постели, будто бы и правда собирались ложиться спать.

— Сержант Джонсон вроде не дурак, знает свое дело, — негромко сказал Чарли. За дверью в это время послышались шаги Мориссона и Робертса, расходившихся на свои посты.

— Главное, чтобы и эти оба были такие же, и не спугнули наших «привидений», — заметил я, присев на край кровати. — Другого такого шанса их поймать может не представиться.

Наконец, в доме все стихло, и мы погасили свет. Начались бесконечно долгие часы утомительного ожидания. Поначалу спать не хотелось совершенно; мы прислушивались к каждому шороху и скрипу, гадая, услышим ли, как неизвестные проникнут в дом и как полицейские их задержат.

Потом строить теории нам надоело, и мы начали играть в «слова», затем — в «шарады». Через пару часов и это наскучило.

Часы пробили два часа ночи, когда нас понемногу начало клонить в сон. Разговор уже не клеился, фразы становились все короче, а паузы между ними, наоборот, длиннее. Вскоре я явственно услышал, как Чарли засопел, а потом и вовсе стал похрапывать.

«А вдруг они сегодня не придут? — борясь со сном, подумал я. — Вряд ли полицейские согласятся приходить и дежурить у нас каждую ночь. Интересно, что Чарли думает по этому поводу?»

Я хотел его разбудить, даже руку протянул, чтобы потрясти за плечо, но, видимо, сделал это уже во сне.

Не знаю, сколько я проспал — может, час, может пару минут, но вдруг услышал какой-то отдаленный шум. Возня, крики, грохот… Тяжелые шаги по лестнице… И тут в нашу дверь забарабанили так, что я аж подскочил.

— Мистер Блумфилд! Мистер Блумфилд, откройте! — послышался за дверью голос одного из полицейских.

Вскочив, я кинулся к двери и распахнул ее. За ней стоял констебль Робертс, его лицо было освещено светом карманного фонарика и выражало крайнее возбуждение.

— Мистер Блумфилд, сержант Джонсон послал за вами! Мы их взяли, сэр!

— Отлично! — выпалил Чарли, рывком поднимаясь со своего матраса.

— Спускайтесь вниз, в гостиную, — констебль махнул рукой, и пошел вперед, освещая нам путь своим фонариком.

В гостиной, где уже горел свет, нас ждало донельзя странное зрелище. Старший сержант Джонсон сидел на корточках, одним коленом придавливая к полу спину высокого парня, одетого в черную кофту-балахон с капюшоном. Сейчас капюшон был сдернут, но лицом парень уткнулся в пол, поэтому разглядеть мне его не удалось.

Чуть в стороне сержант Мориссон стоял, держа за локти девушку с длинными темными волосами, собранными в хвост, на ней был надет такой же балахон.

У ее ног на полу валялась бутылка с чем-то пугающе-красным; лужица этой жидкости растеклась по полу. Переведя взгляд чуть правее, я заметил, что этой же гадостью измазана вся стена и диван.

— Что здесь произошло? — внезапно охрипшим голосом спросил я. Красные потеки на стене выглядели неимоверно жутко, у меня аж мурашки по коже побежали.

— Эти голубчики решили напугать вас всерьез, — кряхтя, ответил сержант Джонсон. Парень, которого он держал, продолжал брыкаться, пытаясь освободиться, и сержанту приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать его. — Решили, похоже, изобразить кровожадное привидение.

— Это что, кровь? — спросил Чарли; я представляю, как он старался, чтобы его голос не дрожал.

— Похоже на то, — ответил сержант Робертс и, увидев наши вытянувшиеся лица, поспешил добавить: — Свиная или бычья, я полагаю. Но выглядит жутко.

Я не мог с ним не согласиться. Мне даже представлять не хотелось, что бы с нами было, если бы мы обнаружили это утром, спустившись в гостиную. Наверное, тогда мы точно покинули бы дом и никогда больше сюда не вернулись.

— Простите, что не остановили их сразу, мистер Блумфилд, — сказал сержант Джонсон, обращаясь ко мне. — Но нам нужно было поймать их во время совершения преступления. Думаю, вы сможете потребовать с них компенсацию за материальный ущерб в суде.

Я рассеянно кивнул; от меня не укрылся взгляд, полный ненависти, который бросила на меня девушка, когда сержант назвал меня по фамилии. Что-то шевельнулось в моей памяти, кажется, где-то я ее уже видел.

Тем временем сержант Джонсон поднялся, и рывком поднял сопротивляющегося парня на ноги.

— Ну что, может уже скажете, кто вы такие, и какого черта вам понадобилось пугать Блумфилдов? — сурово спросил он.

Парень в ответ лишь фыркнул, зато девушка неожиданно прошипела:

— Блумфилдов? Какие они Блумфилды! Примазавшиеся родственнички, вот они кто! В жизни не слышали ни о нашей семье, ни о фамильном поместье, а теперь смотрите-ка, важные персоны! Аристократы, черт подери! Они не достойны владеть поместьем «Рэдберри»! Мы — вот кто на самом деле имеет полное право и на этот дом, и на эту фамилию!

— А «мы» — это кто? — вкрадчиво спросил Джонсон, хотя мне и так уже все стало понятно. Наши с Чарли догадки подтвердились. Злоумышленниками являлись наши родственники.

— Я — Ребекка Блумфилд, — с достоинством, будто называя королевский титул, произнесла девушка, и гордо расправила плечи, насколько это позволяла железная хватка сержанта Мориссона. — А это мой брат Джошуа Блумфилд.

Джошуа метнул на нее предостерегающий взгляд, кажется, он не хотел, чтобы она раскрывала их имена. Впрочем, на что он надеялся, что в полиции не установят их личность?

Сержант Джонсон кашлянул, мне показалось, что он в легком замешательстве. Он вопросительно глянул на нас с Чарли, я ответил ему решительным взглядом.

— Ну, в таком случае, мисс Ребекка Блумфилд и мистер Джошуа Блумфилд, вы задержаны полицией за незаконное проникновение в чужое жилище, — откашлявшись произнес он. — И за нанесение урона чужой собственности. Мы отвезем вас в полицейский участок для дальнейших разбирательств. Вы можете хранить молчание, а также имеете право связаться со своим адвокатом. Мориссон, — он кивнул констеблю, — вызывайте патруль.

— Что?! Задержаны? Да как вы смеете?! — завизжала Ребекка; ее, в общем-то, красивое лицо мигом утратило все привлекательные черты. — В чужое жилище? Этот дом по праву принадлежит нам! Дед ошибся, когда составлял завещание! Это отребье… — кивок в нашу сторону, — …не имеет права владеть домом!

— Полегче, милочка! — холодно сказал Чарли, повысив голос. — Заметь, это ты сейчас, как отребье, уедешь в наручниках в полицейский участок, а не мы…

Ребекка от возмущения поперхнулась воздухом и замолчала, закашлявшись. Воспользовавшись паузой, ее брат процедил:

— Дом должен принадлежать нам, этого мы и хотели добиться. В нем не должны жить те, кто не имеет ни малейшего представления о семейных тайнах, традициях и реликвиях.

— Не тебе это решать! — грубо оборвал его я, во мне кипела злость, и я с трудом сдерживался, что не уподобиться Ребекке и не перейти на крик. — Эллиот распорядился домом так, как он считал нужным. Тебя забыл спросить!

Джошуа прошипел мне в ответ что-то оскорбительное, но прежде, чем я успел ответить, Чарли ухватил меня за локоть.

— Не спорь ты с ними, — негромко произнес он. — Видишь, это бесполезно? Не опускайся до их уровня, они все равно останутся при своем мнении.

Кое-как совладав с собой, я кивнул, и отвернулся к окну, стараясь игнорировать поток ругательств, которым поливала меня Ребекка. Полоска неба на горизонте уже начинала светлеть, и я, глянув на соседний дом, почему-то подумал о Розалинде. Наверное, она крепко спит, и хорошо, что не видит всей этой мерзкой сцены, разворачивающейся в нашей гостиной…

Вскоре после этого подъехала патрульная машина с мигалками, и полицейские увели Ребекку и Джошуа. С непонятной горечью я наблюдал, как наших кузенов грузят в машину, а после накрепко запер входную дверь. На душе было как-то пусто и паршиво, поэтому, когда Чарли достал из буфета бутылку виски и два бокала, я только молча кивнул.

Мы поднялись в мою спальню и, сидя там и выпивая, проговорили до самого рассвета. Потом, наконец, алкоголь, усталость и тревоги бессонной ночи сморили нас, и мы уснули на своих кроватях, даже не переодевшись.

Выспаться в то утро нам так и не удалось. Мы проспали как убитые всего несколько часов, а в одиннадцать утра нас разбудил телефонный звонок. Звонил полковник Экройд; довольным голосом он сообщил, что Ребекка и Джошуа во всем признались, и пригласил нас в полицейский участок для, как он выразился, «разъяснения деталей». Встречу он назначил на час дня, и, как бы нам с Чарли не хотелось дальше завалиться спать, пришлось вставать и приводить себя в божеский вид.

Впрочем, нам не шибко это удалось, и когда пришло время выходить из дома, мы чувствовали себя разбитыми, выглядели помятыми, плюс к этому от ночного распития виски остался стойкий перегар. Но ничего не поделаешь, пришлось отправляться в полицейский участок в таком виде.

Полковник Экройд принял нас в своем кабинете; после приветствий и положенного обмена любезностями, он опустился в кресло и сказал:

— Ну что ж, вы оказались правы — преступниками оказались ваши родственники — Ребекка и Джошуа Блумфилды…

— Дети нашей троюродной тети Эмили, — кивнул я. — Они рассказали, для чего вообще они все это затеяли?

Экройд кивнул.

— Мотив их был до смешного прост — они решили запугать вас настолько, чтобы вы не захотели жить в поместье Рэдберри и уехали отсюда. Тогда бы они явились к вам с предложением о продаже дома. Учитывая то, что вы считали бы поместье «дурным» и «нечистым», вы старались бы избавиться от него поскорее, а потому согласились бы на самую низкую цену…

— Хитро! — фыркнул Чарли.

— Не то слово, — кивнул Экройд, — но они не думали, что им попадутся такие «крепкие орешки», как вы!

Он засмеялся, а мы с Чарли стыдливо промолчали — не признаваться же, что Ребекке и Джошуа почти удалось осуществить задуманное! Сколько раз мы хотели бросить поиски сокровища и уехать из поместья, продать его, и забыть, как страшный сон все, что там творилось? Я думаю, что если бы мы не догадались о происходящем, и не устроили полицейскую засаду, сегодня утром мы бы обнаружили залитую кровью гостиную и уже мчались бы в Шеффилд без оглядки…

— А Эмили Блумфилд? — спросил тем временем Чарли. — Она на балу подходила к нам, пыталась расспрашивать о поместье, о привидениях… Она тоже причастна к этому злодейскому плану?

— Этого узнать не удалось, — покачал головой Экройд. — Ребекка и Джошуа твердят, что все это спланировали и провернули они вдвоем. Но, учитывая то, что она их мать, возможно она была в курсе их плана.

— А они не сказали, зачем им вообще так сильно понадобился этот дом? — спросил я. — Они же богаты, могут себе позволить купить любое понравившееся поместье.

— Однозначного ответа на этот вопрос никто из них не дал, — вздохнул Экройд. — Ребекка твердила о семейном наследии и родовом гнезде, а Джошуа сказал, что дом — это настоящее сокровище, но никому, кроме истинных Блумфилдов, этого не понять…

Не удержавшись, мы с Чарли быстро переглянулись.

— А вы, я вижу, поняли, о чем речь, — добродушно заметил Экройд. — Так это правда? Слухи о сокровище? В доме действительно спрятано что-то ценное?

— Ха-ха-ха! — Чарли деланно рассмеялся. — Вы что, верите в эти слухи, полковник? Да бросьте, про любой старинный дом ходят подобные легенды! Ну откуда там взяться сокровищу?

— А вы, значит, не верите?

— Нет, — Чарли помотал головой и снова вымученно рассмеялся.

— А вы, Джордж? — Экройд бросил проницательный взгляд на меня.

— Легенда, конечно, красивая, и в нее хочется верить, — осторожно отозвался я. — Но пока что ничего подобного в доме мы не находили.

Экройд еще пару секунд смотрел на меня, но больше ничего не говорил, и я решил, что тема сокровища закрыта.

— Ребекка и Джошуа до сих пор… здесь? — спросил я, обведя взглядом стены кабинета.

— Нет, я отпустил их под подписку о невыезде, — ответил Экройд, с легкостью переключаясь с одной темы разговора на другую.

— Что им грозит в дальнейшем?

— Однозначно, будет суд. Вам придется выступить в роли потерпевших свидетельствовать против них, — Экройд окинул взглядом наши помрачневшие лица. — Я понимаю, что дело это не очень приятное, но иначе никак. Только так вы сможете добиться того, чтобы они ответили за свои поступки. Советую вам требовать в суде компенсацию за моральный и материальный ущерб, а также того, чтобы суд запретил им приближаться на определенное расстояние к вам и к вашему дому. Так будет надежнее, чтобы они не решили снова взяться за свои фокусы.

— А что вообще с ними будет? — тихо спросил я. — Их посадят?

Экройд задумчиво пожевал губами.

— Не думаю. Скорее всего штраф, условный срок или общественные работы. Незаконное проникновение в чужое жилище, хулиганство, порча чужого имущества — эти преступления не считаются тяжкими. Сумма урона, нанесенного вашему имуществу, тоже не большая… Да, скорее всего, условный срок и штраф. Поэтому еще раз настоятельно советую вам требовать в суде запрета для них на приближение к вам и к вашему дому.

— Да… спасибо, мы так и поступим, — с некоторой заминкой произнес я, и Экройд, кажется, истолковал эту заминку неверно.

— Впрочем, если вы хотите добиться более сурового наказания для них, — негромко начал он, — можно попробовать представить дело так, будто они хотели нанести серьезный вред вашему здоровью, или и вовсе как покушение на убийство. Ведь этой инсценировкой мистики они вполне могли довести вас до психической травмы или инфаркта… А это тянет уже на реальный тюремный срок.

В кабинете повисло молчание. Я искоса взглянул на Чарли; в его мрачном, решительном взгляде читалось ярое желание именно так и поступить. Я его прекрасно понимал, ведь он намного сильнее меня боялся того, что происходило в доме, он постоянно предлагал уехать… Впрочем, когда я вспомнил, что я почувствовал, увидев изменившуюся картину на лестнице, в моей душе тоже поднялась темная волна ненависти и жажды мести. Ослепленный ею, я едва было не согласился на предложение Экройда, но потом все же переборол себя.

— Да нет… не стоит… — нехотя выдавил я. — Ведь они же все-таки…

На языке упрямо вертелось слово «родственники», но мне почему-то совершенно не хотелось его произносить. Не могло в моей голове уложиться, как родственники могут так поступать друг с другом.

-… они же все-таки… не навредили нам всерьез. Да и не собирались. Просто хотели, чтобы мы уехали и продали дом, — неуклюже закончил я свою фразу и замолчал.

Чарли недовольно цокнул языком, но ничего не сказал. Экройд вздохнул, как мне показалось, с облегчением.

— Ну, как знаете, — произнес он. — С вами свяжется судебный пристав и сообщит вам дату и время судебного заседания. Но не ждите, что это произойдет раньше, чем через полтора-два месяца — у нас тут, знаете ли, делопроизводство не быстрое…

Экройд с легкой улыбкой пожал плечами, будто извиняясь. Хотя я, на самом деле, не горел желанием идти в суд ни через месяц, ни через два, ни вообще когда-либо. От всей этой истории у меня было ощущение, что я вымазался в чем-то липком и вонючем, и мне хотелось поскорее забыть об этом и тем самым «отмыться». Предстоящее участие в судебном заседании напрочь лишало меня такой возможности.

— Неприятно все это, — вслух подумал я, не сумев удержать эмоции в себе, — сначала наши родственники подстраивают нам гадости, потом мы свидетельствуем против них в суде… Неправильно это как-то. Эх, а я ведь мечтал, что когда-нибудь мы с ними…

Сообразив, что разоткровенничался при слишком большом количестве слушателей, я оборвал себя на полуслове и махнул рукой, мол: не обращайте внимания. Но Экройд все же мою мысль уловил.

— Я понимаю вас, — мягко сказал он. — Это все действительно очень неприятно и неправильно. Сожалею, что все так вышло.

Покивав, я поднялся с дивана и стал натягивать пальто. Чарли тоже вскочил и принялся пожимать руку Экройду, горячо благодаря его за помощь в нашем непростом деле. Я вяло вторил ему.

— Если вы хотели попытаться наладить дружеские отношения с родственниками, — произнес вдруг Экройд, когда мы были уже на полпути к двери, — попробуйте начать с других ваших кузенов. Я как-то встречался с ними. Мне показалось, они неплохие ребята.

Я удивился, но все же поблагодарил его за совет, и вслед за Чарли вышел из кабинета.

Покинув полицейский участок, мы немного прошли по улице и остановились посреди тротуара. День сегодня снова был пасмурным и ветреным, накрапывал мелкий дождь.

— Ну что, куда пойдем? — спросил Чарли, закуривая сигарету. — В поместье?

Я пожал плечами. Мне хотелось спать, но возвращаться в поместье сейчас почему-то не хотелось.

— Пойдем в паб, — предложил я.

— Тоже считаешь, что неплохо сейчас пропустить по стаканчику? — подмигнув мне, хмыкнул Чарли.

— Да нет, я не об этом… — я покачал головой. — Надо рассказать Розалинде, чем все дело кончилось. Ей наверняка любопытно, к тому же, это она попросила Экройда нам помочь, так что имеет право знать… Ну, и от кружечки пива я бы действительно не отказался.

Чарли с энтузиазмом кивнул, и мы зашагали по улице в сторону центра.

* * *

В пабе «Три кота» в это время практически никого не было; мы пересекли пустой зал и приблизились к барной стойке. Розалинда, завидев нас, кинулась нам навстречу, лицо ее было встревоженным.

— Слава Богу, с вами все в порядке! — взволнованно воскликнула она. — Я заходила к вам утром, хотела узнать, как прошла вчерашняя встреча с полковником Экройдом. Стучала в парадную дверь, но мне никто не открыл… А отец сказал, что видел, как ночью к вам приезжала полиция!

— Наверное, мы так крепко спали утром, что не слышали, как ты стучала, — ответил я, присаживаясь на стул у барной стойки. — А полковник Экройд очень помог нам — он прислал полицейских, которые устроили в доме засаду и ночью задержали преступников.

— Правда? — ахнула Розалинда, прижав ладонь ко рту. — И кто же они такие, эти преступники?

— Наши кузены Ребекка и Джошуа, дети Эмили Блумфилд, — мрачно ответил Чарли. — Это они пробирались к нам в дом по ночам и инсценировали всякую мистику. Впрочем, мы так и предполагали, что это кто-то из наших родственников.

— Серьезно? — потрясенно проговорила Розалинда. — Ваши кузены? Но… зачем им это понадобилось?!

— Рози, мы все тебе расскажем, только налей нам пива, пожалуйста! — взмолился Чарли. — У меня голова раскалывается.

Кивнув, Розалинда подхватила с сушилки две пивные кружки и отошла к другому концу стойки. Глядя на то, как она колдует над пивными кранами, Чарли наклонился ко мне и негромко спросил:

— Кстати, о чем это ты говорил в кабинете у Экройда? Ты действительно хотел познакомиться с нашими родственниками и наладить дружеские отношения?

— Ну, не скажу, что я прямо собирался это сделать, — уклончиво ответил я. — Но мысли такие меня иногда посещали, и, надо сказать, это ты мне их заронил, когда представлял, как было бы здорово поддерживать с ними общение.

— Да… — мечтательно протянул Чарли. — Вот только теперь это вряд ли получится. Хотя, может нам последовать совету Экройда и попытаться подружиться с другими кузенами, детьми Джеймса?

— Не знаю, — я пожал плечами, — Розалинда как-то упоминала о них, и говорила прямо противоположное тому, что сказал Экройд. Вроде как, они не очень приятные люди.

Чарли хотел было что-то сказать, но в этот момент подошла Розалинда с двумя кружками пива. Поставив их на стойку, она выжидающе уставилась на нас.

Отпивая мелкими глотками холодное пиво, я подробно рассказал ей о событиях прошедшего дня и ночи, и об утреннем разговоре с Экройдом. Розалинда слушала молча, только изредка потрясенно качала головой.

— Какой ужас! — произнесла она, когда я закончил. — Вся эта история просто какой-то кошмар.

— Да уж, — невесело улыбнулся я, — хотя я бы скорее назвал ее липким и неприятно пахнущим болотом.

— Теперь вам придется выступать в суде, — Розалинда поморщилась. — А этим… Ребекке и Джошуа грозит условный срок. Такое пятно на репутации семьи! Покойный Эллиот бы этого не вынес.

— А самое дурацкое в этой истории то, что эти идиоты могли бы избежать таких неприятностей, но при этом получить желаемое, — фыркнул Чарли и, увидев непонимающий взгляд Розалинды, пояснил: — Если бы они с самого начала, как только мы вступили в права наследства, предложили нам продать поместье, мы бы согласились, не раздумывая. Ведь мы для этого сюда и приехали — чтобы подготовить дом к продаже и найти покупателей…

Повисло неловкое молчание. Розалинда смотрела в упор на меня, в ее взгляде сквозило глубокое разочарование.

— Так вот значит что, — тихо произнесла она, глядя мне в глаза, — вы собираетесь продавать дом. Вы не будете в нем жить.

И такая тоска прозвучала в ее голосе, что мне аж плакать захотелось.

— Нет! — выпалил я, мысленно ругая Чарли на все лады. — Это не так!

Встретив красноречивый взгляд Розалинды, я поправился:

— Вернее, не совсем так… То есть, когда мы только приехали сюда, мы действительно собирались продать дом, но потом… многое изменилось, — я посмотрел Розалинде прямо в глаза, надеясь, что каким-нибудь шестым чувством она поймет, что главной причиной моего желания остаться в Рэдберри было именно знакомство с ней.

— Все верно, — поддакнул Чарли, — у нас появились кое-какие выгодные перспективы, и теперь мы подумываем все-таки оставить поместье себе.

По губам Розалинды скользнула улыбка, но она тут же смущенно опустила глаза.

— Что ж, я буду очень рада, если мы с вами по-прежнему будем соседями, — вежливо произнесла она, но от меня не укрылось, как она бросила на меня взгляд из-под ресниц.

Пытаясь сгладить неловкость, я обернулся по сторонам, ища темы для разговора, и неожиданно вспомнил, как впервые пришел в этот паб, чтобы познакомиться с Розалиндой. Тогда я чувствовал себя не в своей тарелке, и тоже вертел головой, думая, как бы завязать с ней разговор.

И тут вдруг я вспомнил, как какая-то девушка, сидящая за одним из столиков, буравила меня неприязненным взглядом, а потом вдруг ни с того, ни с сего принялась флиртовать, намекая, что не прочь познакомиться.

— Ребекка! — пробормотал я, взглядом находя тот столик, за которым она тогда сидела.

— Что? — не понял Чарли, оборачиваясь ко мне.

— В тот вечер, когда я впервые пришел сюда, я видел здесь Ребекку, — пояснил я. — Она пришла почти сразу за мной, и села за столик. Сначала смотрела на меня, как на врага народа, а потом вдруг принялась кокетничать и намекать на знакомство…

— Ты уверен, что это была она? — спросила Розалинда.

— Да. Я когда сегодня ночью увидел ее, сразу понял, что мы где-то уже встречались, только не сразу вспомнил где.

— Они постоянно следили за нами, — сказал Чарли; странно, но удивленным он не выглядел. — Я этого Джошуа тоже узнал, он торчал здесь, в пабе, когда я пришел сюда в первый раз. Правда, познакомиться не пытался, просто с ненавистью на меня таращился…

— Ну и дела, — покачала головой Розалинда. — Прямо фильм про шпионов какой-то…

— Не то слово! — хмыкнул я. — В любом случае, надеюсь, теперь с этими шпионскими играми будет покончено.

— И с привидениями, — добавил Чарли и зябко передернул плечами, — надоело ходить по собственному дому и на каждом шагу оглядываться!

Мы с Розалиндой засмеялись, хотя на самом деле я знал, что это не так уж и смешно.

Посидев в пабе еще с час, мы с Чарли засобирались домой — спать хотелось просто адски. Расплатившись за пиво, мы попрощались с Розалиндой и вышли на улицу.

— Когда ты уже пригласишь ее на свидание? — пристал ко мне Чарли, едва за нами закрылась дверь паба. — Ты что, не видишь, что она тоже этого хочет?

— Не знаю, — зевая, ответил я. — Когда будет удобный момент.

— Знаешь, пока ты будешь ждать удобного момента, чтобы просто пригласить ее на свидание, она уже выйдет замуж за кого-нибудь другого! — веско произнес Чарли.

— Не выйдет, — буркнул я, однако, особой уверенности в моем голосе не было. Чарли только фыркнул в ответ.

Дождь к этому времени опять усилился, и мы, подняв воротники и обходя лужи, заспешили домой.

* * *

Прошло три дня. Все они были пасмурными и дождливыми, и нам с Чарли приходилось топить камины в доме почти все время, чтобы холод и сырость с улицы не проникали внутрь.

Но, несмотря на это, это были самые приятные и спокойные дни за все время нашего пребывания в поместье Рэдберри. Я без устали восхищался тем, какая, оказывается, приятная атмосфера может в нем быть. Больше никаких «мистических» происшествий не происходило, все предметы оставались на своих местах, по ночам нас не тревожили странные звуки и шорохи, и мы наконец-то спускались по утрам вниз без опасения увидеть в одной из комнат что-либо жуткое и пугающее.

Полумрак и тишина, царившие в доме, больше не угнетали и не давили на нас, а наоборот, приносили умиротворение и расслабление. Теперь, когда нам стало доподлинно известно, что никаких призраков в поместье не существует, мы наконец-то смогли почувствовать себя полноправными его хозяевами и получать от этого удовольствие.

Мы перестали стараться не ходить по дому в одиночку, оглядываться и прислушиваться на каждом шагу, а вчера вечером Чарли даже переехал из моей спальни назад в свою, чем несказанно меня обрадовал!

Единственное, что тяготило меня, да и Чарли, наверное, тоже, было то, что наш отпуск подходил к концу. Оглядываясь назад, я с удивлением понимал, что мы провели в поместье Рэдберри всего три недели, а ощущение было такое, будто мы прожили тут много лет. Я уже стал воспринимать его, как свой дом, и теперь совершенно не представлял, как же мне возвращаться в свою шеффилдскую съемную квартиру. Забавно, что в день отъезда оттуда я наоборот мечтал, как можно скорее управиться с делами в поместье и вернуться обратно. М-да, видимо, права была мама, когда советовала нам не принимать поспешных решений и предполагала, что пожив в Рэдберри какое-то время, мы не захотим уезжать отсюда…

Честно говоря, мы с Чарли до сих пор не решили, как нам поступить дальше. Мы оба сходились на мнении, что не хотим продавать поместье, но пока что у нас не было никаких средств на то, чтобы его содержать. Мы до сих пор не нашли последней подсказки к сокровищу, и не узнали секрета красных ягод, чтобы иметь возможность продавать их и тем самым зарабатывать деньги на оплату коммунальных счетов.

Это вводило нас в состояние легкой паники — за прошедшие три дня мы обыскали последние комнаты на третьем этаже, заново пересмотрели старые бумаги в столовой и гостиной, но нигде не было последней подсказки Кристофера. Сокровище, которое, казалось, уже было у нас в руках, вновь стало призрачным и недосягаемым.

То же самое было и с сейфом в кабинете Эллиота — ключа мы так нигде не нашли. Я раз за разом прокручивал в памяти рассказ миссис Милтон и адвоката Кофмана о том, как они обнаружили тело Эллиота.

У него в руках были бумаги… Он либо нес их в сейф, либо только что достал из него… Значит, ключ должен был быть при нем, или где-то в этой же комнате, в пределах досягаемости. Но адвокат сказал, что когда ему отдали вещи Эллиота, ключа среди них не было. Где же он тогда может быть?

Мы с Чарли уже осматривали рабочий стол Эллиота на предмет тайников, но ничего не нашли. Завтра надо будет осмотреть еще раз весь кабинет, прощупать все полки шкафов, рамы картин, и так далее. Где-то этот ключ точно спрятан, не мог же он испариться!

С этими невеселыми мыслями я ложился спать вечером в пятницу. По оконной раме снова барабанили капли дождя, в камине негромко потрескивали догорающие дрова. Я не рисковал оставлять зажженный камин на ночь, поэтому каждый вечер тщательно заливал угли водой. Все-таки, на улице была еще не зима, и тепла вполне хватало до утра.

Я заранее принес с кухни медный кувшин с водой и теперь, взяв его с тумбочки, направился к камину. Не до конца прогоревшие дрова шипели и чадили, и я закашлялся, случайно вдохнув черного дыма. Вылив из кувшина всю воду, я хотел закрыть его и поставить на каминную полку, но от неловкого движения крышка выскользнула у меня из пальцев, и с громким звоном ударилась об пол. По инерции подскочила и, завертевшись, улетела прямо под кровать.

Чертыхнувшись, я поставил кувшин на полку и, встав на четвереньки, полез под кровать, пытаясь пальцами нащупать крышку. Наконец, мне это удалось, и тут… неожиданная мысль будто осветила мою голову изнутри, и я так и замер в нелепой позе, наполовину находясь под кроватью.

Как в замедленной съемке, перед моими глазами проплыло видение — Эллиот, седой, бородатый, встает из-за своего стола с бумагами в руках… подходит к сейфу, достает из кармана ключ… внезапно хватается за сердце, начинает медленно оседать на пол… бумаги белым веером разлетаются вокруг него… ключ выскальзывает из ослабевших пальцев и, ударившись об пол, отлетает под шкаф… секундой позже тело Эллиота с глухим стуком падает на пол…

Видение было настолько реальным, что я вздрогнул и затряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. К сожалению, я забыл, что до сих пор частично нахожусь под кроватью, и так ударился затылком об ее каркас, что аж искры из глаз посыпались. Завыв от боли, я кое-как выбрался из-под кровати и схватился за ушибленное место.

Позади хлопнула дверь.

— Джордж? — послышался взволнованный голос Чарли. — Что случилось? Я слышал, как что-то упало…

— Чарли, кажется, я понял! — воскликнул я, машинально показывая ему медную крышку от кувшина. — Вот где разгадка!

— В крышке? — удивленно переспросил Чарли.

— Да причем тут крышка! — нетерпеливо отмахнулся я. — Кажется, я знаю, где ключ от сейфа Эллиота!

— Ты уверен, что все именно так и было? — спросил Чарли, спеша за мной по коридору к двери кабинета Эллиота.

— Абсолютно, — отозвался я. — Если адвокат не соврал, и при Эллиоте ключа не было… больше ему негде быть.

Войдя в кабинет, я мысленно прикинул, куда мог отлететь ключ, если Эллиот стоял возле сейфа, и уверенно направился к одному из шкафов, забитых папками с документацией. Опустившись на колени, я просунул пальцы в узкую щель под ним и принялся шарить по пыльному полу. Чарли недоверчиво пожал плечами, но все же подошел к другому шкафу, и проделал с ним те же манипуляции.

В течение нескольких секунд я чувствовал под пальцами только гладкий пол и мелкий мусор, но, не успел я отчаяться, как наткнулся на что-то холодное и металлическое. Обхватив предмет покрепче, я вытянул его наружу и увидел в руке большой ключ из потемневшего металла.

— Нашел! — воскликнул я.

— Джордж, да ты гений! — ахнул Чарли. — Я бы ни за что не догадался, где он!

— В какой уже раз за последние три недели ты это мне говоришь? — ухмыльнулся я и, отряхнув колени, поднялся с пола.

Чарли поспешил к стене и открыл картину, нашим взглядам снова предстала тяжелая металлическая дверца сейфа. С замиранием сердца я поднес ключ к замочной скважине — а вдруг не подойдет? — и аккуратно вставил его внутрь. Ключ вошел легко, кажется, нам снова улыбнулась удача.

Я ухватился за него покрепче и сделал два оборота вправо. Замок щелкнул, и дверца сейфа медленно приоткрылась.

— Да не тяни же! — в сердцах выпалил Чарли и рванул ее на себя.

В первую секунду мы даже не поняли, что лежит внутри сейфа — так бывает, когда вживую видишь что-то, чего ранее никогда не видел. А потом мозг все же распознал сигналы, которые получал от глаз, и я остолбенел.

Деньги.

Множество купюр, собранных в пачки и перехваченных специальными бумажными лентами, ровными стопками лежали внутри сейфа, заполняя практически все его пространство.

— Джордж… — хрипло протянул Чарли. — Мне это не мерещится?

— Вроде нет, — усмехнулся я и, протянув руку, осторожно вытащил одну из пачек. До последнего казалось, что едва я к ней прикоснусь, она растает и сизым дымком протечет сквозь пальцы, но нет — я почувствовал такую приятную, чуть шершавую бумагу, которую ни с чем нельзя было перепутать.

Я осмотрел стофунтовые банкноты, стянутые бумажной ленточкой. Сомнений нет — это самые, что ни на есть настоящие деньги — не игрушечные, и не вышедшие из оборота.

— Да ведь тут целое состояние! — пораженно воскликнул Чарли, окидывая взглядом содержимое сейфа. — Джордж… и они… теперь все наши?

— Похоже на то, — слабо улыбнувшись, кивнул я. У меня у самого до сих пор в голове не укладывалось, что мы вот так вдруг, в одну секунду стали богаты. Я просто не мог в это поверить, казалось, что деньги просто возьмут и исчезнут, стоит нам лишь на секунду отвернуться.

— Надо их пересчитать, — все таким же хриплым от волнения голосом сказал Чарли. — Разделить, и, возможно, перепрятать, мало ли что…

Кивнув, я начал вытаскивать пачки из сейфа и складывать их на столе. Опустошив сейф, мы придвинули к столу стулья и засели за самое кропотливое, но в тоже время по-своему прекрасное занятие — пересчитывать собственные деньги.

На это дело у нас ушло довольно много времени, большие часы в холле давно пробили полночь, когда мы, наконец, закончили. Деньги лежали перед нами на столе аккуратными стопками, и мы смотрели друг на друга поверх этой кучки совершенно одуревшими взглядами. Сумма оказалось очень приличной, не целым состоянием, конечно, но достаточной для того, чтобы мы могли хоть сейчас бросить свою работу, переехать в поместье и жить в нем припеваючи как минимум пару лет.

— Поверить не могу, — в десятый, наверное, раз за последние два часа сказал Чарли, — что у нас теперь есть такая огромная куча денег!

— Мне тоже не верится, — улыбнулся я. — И, наверное, нам потребуется время, чтобы к этому привыкнуть.

— Даже как-то рука не поднимается взять их и начать тратить, — благоговейно глядя на стопки купюр, признался Чарли.

Я не мог с ним не согласится, так как и сам испытывал нечто подобное. Мы условно разделили деньги напополам, но пока что было решено сложить их все обратно в сейф.

Мы взялись было за это, но тут заметили, что на дне сейфа лежат еще какие-то бумаги. Сначала мы не увидели их, так как были увлечены азартом пересчета денег. Я вытащил бумаги и присел на диванчик, а Чарли принялся складывать деньги в сейф.

Это оказались какие-то документы, связанные с бизнесом Эллиота — договора, доверенности, налоговые декларации — в общем, ничего интересного. Но на самом дне стопки обнаружился старый ветхий лист пожелтевшей бумаги; приглядевшись, я с удивлением понял, что он вырван из лабораторной тетради нашего предка — селекционера Мортимера Блумфилда.

Зачем вырывать лист и хранить его отдельно, да еще и в сейфе? Ответ был очевиден: в нем содержится что-то важное. Мигом позабыв про деньги, я погрузился в чтение, вновь с трудом разбирая старомодные обороты речи и выцветшие чернила.

— Я все сложил, Джордж, давай ключ, — спустя несколько минут донесся до меня голос Чарли, но я едва услышал его, потрясенный тем, что только что узнал из старой бумаги.

— Джордж! — не дождавшись от меня ответа, чуть громче произнес Чарли. — Ты там уснул что ли?

С трудом оторвавшись от чтения, я поднял на него взгляд.

— Я говорю: давай ключ, надо запереть наше состояние от греха подальше, — Чарли требовательно протянул руку.

— Состояние, говоришь, — я машинально отдал ему ключ, — кажется, я только что узнал то, что поможет нам это состояние приумножить.

— О чем ты говоришь? — Чарли непонимающе посмотрел на меня.

— Это страница из лабораторной тетради Мортимера, — ответил я, показывая ему лист. — И в ней он объясняет, в какое время красные ягоды ядовиты, и их категорически нельзя употреблять в пищу.

— Ты шутишь! — выпалил Чарли и выхватил у меня листок.

Пару секунд его глаза бегали по строчкам, потом он поднял на меня взгляд.

— Концентрация ядовитых веществ в ягодах достигает своего апогея во время убывающей фазы Луны, при прохождении ею созвездия Водолея и ягоды становятся смертельно опасны для здоровья человека… — повторил он прочитанное и недоуменно спросил: — Что это значит?

— Ну, то и значит, — я даже немного растерялся. — Когда Луна убывает, и при этом проходит знак Водолея… концентрация яда максимально высокая.

— И как нам узнать, когда Луна убывает и проходит знак Водолея? — скептически поинтересовался Чарли, возвращая мне страницу из тетради.

Поняв, что именно его смутило, я чуть не расхохотался.

— Чарли, да это в любой газете печатают, на странице с гороскопами! — воскликнул я. — Кроме того, есть специальные печатные издания по этой тематике, там на год вперед расписаны все фазы Луны и прочее…

— Серьезно? — лицо Чарли мигом посветлело. — А ты-то откуда об этом знаешь?

— От бывшей девушки. От Элис, — нехотя признался я. Вспоминать о ней мне совершенно не хотелось. — Она увлекалась астрологией и всей этой прочей белибердой.

— Понятно, — кивнул Чарли. — Так что же это… получается, мы узнали секрет красных ягод? И теперь можем спокойно их есть и продавать?

— Выходит, что так, — улыбнулся я. Открытия сегодняшней ночи явно вырисовывали перед нами очень заманчивые перспективы.

— Подожди, — Чарли вдруг посерьезнел, — а как мы можем быть уверены, что это, — он показал на страницу из тетради, — достоверная информация? Мортимер ведь проводил множество опытов, множество вариантов этих самых ягод выводил. Что, если это написано не про эти ягоды, — он махнул рукой за окно, — а про какой-нибудь более ранний вид?

— Вряд ли, — покачал головой я. — Зачем бы тогда эту страницу так бережно хранили в сейфе? Я уверен, что это и есть тот самый секрет ягод, который передавали по наследству многие поколения Блумфилдов. Поэтому и спрятан он был так тщательно.

— Да, пожалуй, ты прав, — поразмыслив, признал Чарли. — Теперь вот и нам по наследству он достался.

Усмехнувшись, я аккуратно сложил бумаги обратно в сейф, поправил стопки денег, и Чарли закрыл дверцу, провернув ключ на два оборота, а за ней и картину.

— Что ж, теперь, похоже, мы стали настоящими Блумфилдами, — негромко заметил я. — Живем в фамильном поместье, владеем кучей денег и знаем секрет ядовитых красных ягод.

— Забыл добавить, что мы еще близнецы, — хохотнул Чарли. — А вообще, ты прав. Я прямо-таки чувствую себя настоящим аристократом! Как ты думаешь, может, стоить за это выпить?

Я хотел было возмутиться, что на дворе уже глубокая ночь, и давно пора бы ложиться спать, но понял, что уснуть сейчас все равно не смогу. А учитывая то, сколько открытий за последний пару часов мы совершили, почему бы действительно не пропустить по стаканчику?

— Хорошо, но только по чуть-чуть, — с напускной строгостью ответил я, и, погасив в кабинете свет, мы отправились в гостиную.

Спускаясь по лестнице, я в очередной раз подумал о том, как же хорошо больше не бояться невесть чего и спокойно идти по дому, не озираясь затравленно по сторонам. Портрет девушки в зеленом платье снова висел на своем месте наверху лестницы, и я мельком улыбнулся ей, проходя мимо.

В гостиной мы налили себе по бокалу виски, и расселись в кресла. Чарли хотел было что-то сказать в качестве тоста, но я его остановил, и взял слово сам.

— Я много думал за последние дни, — начал я, вертя в руках бокал, и наблюдая, как поблескивает в нем янтарная жидкость, — насчет твоего предложения не продавать поместье. Теперь у нас есть все необходимое, чтобы осуществить эту затею. Есть деньги, чтобы содержать поместье, и есть секрет красных ягод, чтобы зарабатывать в дальнейшем. Так что, если ты еще не передумал, то я согласен. Давай оставим поместье себе! — на одном дыхании проговорил я и поднял глаза на Чарли, встретив его восхищенно-недоверчивый взгляд.

— Ого, мне даже не пришлось тебя уговаривать! — воскликнул он и, отсалютовав мне бокалом, осушил его почти полностью. — Я рад, что ты принял это решение, Джордж! Вот увидишь, здесь наши дела пойдут в гору!

— Надеюсь, — кивнул я и тоже залпом выпил почти половину своего виски.

Я тоже был очень рад тому, что принял это решение. Что мы приняли это решение. У меня как будто бы гора с плеч свалилась.

Та самая гора, которая навалилась на меня в тот день, когда мы получили письма от адвоката Кофмана и узнали о том, что получили в наследство поместье Рэдберри.

* * *

Несмотря на то, что за разговорами мы снова засиделись допоздна, проснулся я на следующий день довольно рано — на часах было около девяти утра, но при этом чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Некоторое время я просто лежал, бездумно глядя на ярко-синее небо за окном, и радуясь тому, что дождь наконец-то закончился, и снова светит солнце.

Потом голову стали наполнять различные мысли — я вспомнил все наши вчерашние находки, и наше решение не продавать поместье. Я нисколько не преувеличивал, когда почувствовал, что с принятием этого решения у меня будто с плеч свалилась гора, которая лежала там все эти недели. Так легко и спокойно сразу стало на душе!

Кстати, после этого Чарли сказал, что хочет какое-то время пожить в поместье, мол так привык к нему за эти три недели, что совершенно не хочет уезжать. И это помогло мне принять еще одно очень важное решение, к которому я шел, наверное, несколько лет.

Я решил уволиться с давно надоевшей мне работы, и поискать что-то другое, более мне по душе. Теперь я мог себе это позволить, учитывая то, что даже если поиски новой работы затянутся, у меня есть приличная денежная сумма на первое время.

К слову, жить я тоже собирался в поместье Рэдберри, чему Чарли несказанно обрадовался. Наверное, несмотря на то, что истории с призраками нашлось рациональное объяснение, он все равно в глубине души побаивался старинного мрачного дома.

Я бы еще долго мог нежиться в постели и предаваться приятным думам, но тут сквозь мои мысли и мечты прорвался звонок телефона с первого этажа. На таком расстоянии он звучал немного приглушенно, но все же отчетливо; я подождал пару секунд — вдруг Чарли ответит на звонок — но потом быстро поднялся с кровати и направился к двери.

Выйдя в коридор, я услышал шум воды из-за неплотно прикрытой двери ванной комнаты — ага, значит Чарли тоже уже проснулся и принимает душ.

Я сбежал вниз по лестнице, на ходу гадая, кто может звонить. «Наверное, мама, или подружка Чарли Кэти, — предположил я и потом мечтательно подумал: — А может, это Розалинда…»

Но ни один из вариантов не оказался верным. В трубке послышался знакомый строгий голос:

— Это Изабелла Милтон. Простите, с кем именно я говорю?

— Здравствуйте, миссис Милтон, — удивленно ответил я. — Это Джордж.

— Доброе утро, Джордж! Я вам не помешала?

— Нет, нисколько, — вежливо ответил я, продолжая мысленно удивляться ее звонку, тем более, столь раннему.

— Я по поводу нашего с вами разговора, — продолжала миссис Милтон. — Вы просили сообщить вам, если я вспомню что-то из того, о чем вы спрашивали…

— Да-да! — взволнованно отозвался я, крепче сжав телефонную трубку.

— Если я не ошибаюсь, вы показывали мне греческие буквы и интересовались, не видела ли я где-либо в доме такие же, — уточнила миссис Милтон.

— Совершенно верно, — подтвердил я; сердце мое уже колотилось как сумасшедшее.

— Так вот, я только сейчас смогла вспомнить: одну из этих букв я видела в гостиной. Там на каминной полке стоит старая фотография, вы легко ее найдете — она сильно засвечена. На обратной стороне ее нарисована греческая буква, — объяснила миссис Милтон.

Я молчал, видимо, от радости был просто не в силах вымолвить ни слова. Это ведь и есть последняя подсказка! Поначалу я испугался, что миссис Милтон сейчас назовет место с буквой, которое мы и сами уже нашли — абажур лампы, например, или картину с ягодами, — но фотографию на каминной полке мы точно еще не находили!

Тем временем молчание затягивалось, и миссис Милтон, неверно его истолковав, поспешила добавить:

— Я узнала об этой букве случайно… Когда внучке Эллиота Ребекке было лет восемь, она из озорства вытащила и спрятала все фотографии из рамок, игра у нее была такая, понимаете… Эллиот их нашел и отдал мне, велев заново расставить по местам. Тогда-то я и заметила эту странную букву, и запомнила потому, что всегда удивлялась — зачем хранить испорченную фотографию, она ведь засвечена почти наполовину!

— Хм, да, действительно странно, — немного невпопад поддакнул я; мысли мои уже были далеко.

— Надеюсь, вам поможет эта информация?

— Конечно, миссис Милтон, вы даже не представляете, насколько! — поспешно сказал я. — Спасибо вам огромное, вы очень помогли!

Наскоро распрощавшись с ней, я кинул трубку на рычажки и почти

бегом ринулся в гостиную. Там я без труда нашел на каминной полке нужную фотографию, и внимательно вгляделся в нее.

На ней был запечатлен Кристофер, я сразу узнал его, а вот все остальное разглядеть было довольно проблематично — вспышка фотокамеры, отразившись от какого-то предмета, засветила почти все фото. Я перевернул его и осторожно вытащил из рамки. Миссис Милтон оказалась права — на задней стороне фотографии, в уголке, была нарисована буква «омега».

И тут я вспомнил, ведь в тот вечер, когда была гроза, отключили электричество, и Розалинда неожиданно заглянула к нам в гости, она ведь обратила внимание на эту самую фотографию! Она ведь тоже самое тогда сказала: зачем хранить фотографию, если она испорчена? И я ведь, болван, подошел, и посмотрел на фото, но, видимо, настолько был увлечен самой Розалиндой, что не смог сложить в голове два и два! А ведь если бы я заметил, что на фото изображен именно Кристофер, я мог бы просто на всякий случай осмотреть его повнимательнее…

Эх, да чего уж теперь жалеть.

В этот момент дверь открылась и в гостиную вошел Чарли; на нем был домашний халат, он на ходу вытирал мокрые после душа волосы полотенцем.

— Доброе утро! — бодро поприветствовал он меня. — Ты уже на ногах? Я думал, ты проспишь до обеда!

Я быстро пересказал ему разговор с миссис Милтон и показал фотографию. Как я и ожидал, глаза Чарли тут же азартно заблестели, и он, выхватив у меня фотографию, принялся внимательно ее рассматривать.

— Что-то я не понимаю, — сказал он через несколько секунд. — А где же сама подсказка? Мы ведь должны узнать последнее место!

— Если я правильно понимаю логику Кристофера, — задумчиво произнес я, — то греческими буквами он помечал записки, в которых говорилось о месте, в котором спрятана подсказка. В данном случае, у нас не записка, а фотография, но ведь она тоже, в каком-то роде, указывает на место?

Я перевернул фотографию лицевой стороной вверх и внимательно вгляделся в то, что на ней можно было рассмотреть.

Кристофер сидел в каком-то большом кресле, развернувшись лицом к фотографу, по левую сторону от него угадывался массивный письменный стол, а за ним — окно. Вспышка отражалась от какого-то предмета, стоявшего на столе, возможно… от рамки с другой фотографией?

— Это похоже на его кабинет на третьем этаже, — заметил Чарли.

— Или на библиотеку, — сказал я. — Там тоже большой письменный стол.

— Там окно по-другому расположено, — уверенно произнес Чарли. — Если бы он сидел в библиотеке, стол стоял бы параллельно окну, а здесь он стоит перпендикулярно. Это точно его кабинет! Может, подсказка где-то в столе? Например, нарисована на нижней стороне столешницы? — предположил он.

— Может и так, — задумчиво произнес я. — А может, в том предмете, от которого отражается вспышка? Мне кажется, что это рамка с какой-то фотографией.

Не сговариваясь, мы вышли из гостиной и зашагали по лестнице на третий этаж. Вошли в кабинет Кристофера, и приблизившись к письменному столу, внимательно осмотрели его. Рамка с фотографией на нем стояла только одна, на ней была запечатлена вся семья Блумфилдов на тот момент — Кристофер с супругой Жаклин, их дети Эллиот и Карл, брат-близнец Кристофера Фредерик, и их сестра Агата.

Чарли бесцеремонно перевернул фотографию, открыл рамку, намереваясь ее вытащить, и мы увидели небольшой кусочек бумаги, вложенный между ними.

— Ну, что там? — нетерпеливо воскликнул я, едва Чарли развернул бумажку.

Он быстро скользнул по ней взглядом, улыбнулся, и протянул ее мне. Знакомым почерком с завитушками там была написана всего одна строчка: «я покрутил глобус».

И стоял значок Ω — буква «омега».

— Нашли! — недоверчиво произнес я. — Чарли, мы нашли последнюю подсказку!

— И, заметь, это все-таки библиотека! — довольно отозвался Чарли. — Где еще есть глобус!

Я был настолько счастлив, что не стал даже спорить — в конце концов, Чарли оказался прав, сокровище, кажется, действительно спрятано в библиотеке.

— Значит, нам осталось только поставить зеркало в указанное время в указанных местах, и мы найдем кнопку, открывающую тайник, — продолжал Чарли. — Не припомнишь, нам в доме попадалось где-нибудь маленькое зеркальце?

— Зеркало я видел в большой спальне, на комоде стояло, — отмахнулся я. — Меня больше волнует, какое в подсказках было самое раннее время? Может, мы еще успеем сегодня все сделать!

— Все записки у тебя лежат! — живо отозвался Чарли, и мы рванули в мою спальню, где в ящике стола я бережно хранил все подсказки к сокровищу, которые мы находили по всему дому и саду.

Вытащив их из ящика, я добавил к ним новую записку и разложил на столе, объединив их в три группы по две записки, согласно написанным на них греческим буквам. Вот что у меня получилось:

Δ В 10.45 я ударился локтем о правый угол каминной полки.

Σ В 12.20 я начал читать «Общую ботанику и основы селекции».

Ω В 13.50 я покрутил глобус.

— Отлично! — подытожил Чарли. — Значит, нам нужна каминная полка, книжная полка, где стоит «Ботаника», и глобус.

— И самое раннее время — без четверти одиннадцать утра, — я бросил взгляд на наручные часы. Они показывали пятнадцать минут одиннадцатого. — У нас есть еще полчаса! Пойдем!

Я сгреб в кучу все записки с подсказками, и мы направились в библиотеку, по пути заскочив в большую спальню и взяв оттуда с комода небольшое зеркальце на деревянной подставке.

Библиотека встретила нас прохладным затхлым воздухом с сильным запахом старых книг. В лучах солнца, проникающих сквозь большие окна, плавали крошечные пылинки; негромко тикали часы на стене. Даже не верилось, что где-то здесь, среди этого величественного спокойствия, хранится сокровище, которое шестьдесят лет назад спрятал наш далекий предок.

Снова разложив подсказки на столе, я оглянулся и уперся взглядом в правый угол каминной полки. Поняв мою мысль, Чарли поставил на него зеркало таким образом, чтобы поймать солнечный луч.

Как только ему это удалось, солнечный зайчик запрыгал по одному из шкафов с книгами.

— Похоже, это где-то в шкафу, — удивленно произнес Чарли. — Вряд ли за полчаса солнце сместится настолько, что будет указывать на другую стену.

— Скорее, за шкафом, — поправил я его. — А что, это вполне логично. Чем сложнее доступ к кнопке, открывающей тайник, тем лучше. Ну-ка, помоги мне!

Я подошел к книжному шкафу, на котором подрагивал отраженный солнечный луч, и, ухватившись за полки, попытался его сдвинуть. Тут же подоспел Чарли, и мы уже вдвоем попытались отодвинуть шкаф, но тщетно — он стоял, как влитой.

— Тяжелый слишком, зараза! — пропыхтел Чарли, безуспешно дергая шкаф на себя. — Давай вытащим все книги, иначе нам его не сдвинуть.

— А мы успеем? — с беспокойством спросил я, кидая взгляд на часы.

— Придется успеть.

Следующие двадцать минут мы на предельной скорости опустошали шкаф — вытаскивали из него книги и стопками складывали их прямо на пол. Наконец, все полки опустели, и мы по новой ухватились за него.

— Давай быстрее, осталось всего пять минут, — предупредил я, и, приложив поистине титаническое усилие, нам удалось сдвинуть шкаф с места.

Осторожно мы выдвинули его вперед, а затем в сторону, чтобы не мешался. За ним обнаружилась гладкая, ничем не примечательная стена, обшитая такими же деревянными панелями, как и вся остальная комната. Выглядела она непритязательно, но времени на сомнения не оставалось. Я метнулся назад к каминной полке, проверил как стоит зеркало и, не мигая, уставился на часы.

Минута… тридцать секунд… десять… все. Ровно 10.45.

Сунув руку в холодный камин, я вытащил давно погасший уголек, и, поспешно подойдя к стене, обвел им кружок прямо на деревянной панели — то самое место, на которое указывал отраженный солнечный луч.

— Что теперь? — нетерпеливо спросил Чарли.

— Теперь ждать, — отряхивая руки, ответил я. — Следующее время — 12.20. У нас есть целых полтора часа. Можем пойти позавтракать.

— Да, было бы неплохо, — кивнул Чарли, и вдруг вполголоса добавил: — Знаешь, мне иногда кажется, что мы тут такой ерундой занимаемся… Представь, кто-нибудь посторонний увидел бы нас сейчас — ловим солнечные зайчики и обводим на стенах места, куда они показывают… Смех, да и только.

— Ну, к счастью, никто посторонний нас увидеть не может, — философски заметил я.

На самом деле, я тоже испытывал легкое чувство нереальности происходящего, и не отрицал, что, наверное, со стороны мы сейчас действительно выглядим глупо.

Понаблюдав несколько минут за тем, как солнечный луч медленно выползает из обведенного углем кружка, мы отправились на кухню завтракать.

Спустя полтора часа мы вернулись, и пристроили зеркальце на книжную полку, прямо рядом со стоящей на ней книгой «Общая ботаника и основы селекции». Дождались ровно двадцати минут первого, и я тем же угольком обвел на стене еще один кружок.

Нужно было ждать еще полтора часа.

С глобусом возникли небольшие проблемы — зеркальце никак не хотело стоять на нем, но все-таки мне удалось приладить его более-менее ровно на самой верхушке. В тринадцать часов пятьдесят минут я обвел на стене третий кружок.

Кристофер не обманул — у нас действительно получился почти равносторонний треугольник. И это вселяло надежду, что мы все сделали правильно, а сомнения у нас имелись — ведь на стене не было видно ни малейшего намека на секретную кнопку.

— И что теперь? — растерянно протянул Чарли. — Снимать обшивку?

— Вряд ли, — так же растерянно ответил я. — Может, кнопку и так можно нажать?

Я осторожно надавил на обшивку, и тонкий деревянный лист слегка прогнулся, уперевшись в твердую стену. Слегка приободрившись, я нажал ровно в центр треугольника.

Ничего. Ни щелчка, ни ощущения нажатия… Странно.

Я нажал еще раз, теперь чуть правее центра, потом чуть левее. Чувствуя подступающую панику, я начал лихорадочно нажимать везде подряд, и, когда уже был близок к тому, чтобы впасть в отчаяние, дерево под моими пальцами вдруг прогнулось сильнее, чем раньше. Я четко ощутил некое подобие пружины, вдавливаемой в стену, потом глухой щелчок и позади меня раздался жуткий скрежет и лязг.

Мы с Чарли одновременно обернулись, и увидели, как часть облицовки боковой стены камина открылась наружу, как дверца мини-бара. Переглянувшись, мы медленно приблизились и, присев на корточки заглянули внутрь.

Там был совсем не большой, сантиметров тридцать на тридцать, тайник. В нем не было ничего, кроме большого, обитого черным бархатом футляра. Он был покрыт толстым слоем пыли и основательно оплетен паутиной.

— Это то, что я думаю? — благоговейным шепотом спросил Чарли.

— Похоже на то, — с замиранием сердца отозвался я.

Мы оба медлили, не спеша брать футляр в руки. Чарли, наверное, испугался паутины, а я боялся того, что он окажется пуст, и все наши трехнедельные труды пойдут насмарку.

Наконец, совладав с собой, я все же протянул руку и коснулся футляра. Бархат на ощупь был приятен, но моей кожи коснулись и клочья паутины, оказывается, ею был опутан не только футляр, но и весь тайник внутри.

Вытащив футляр наружу, я машинально отряхнул его и, открыв защелку, откинул крышку.

Несколько секунд в комнате царило молчание.

— Какая красота! — наконец, пораженно выдохнул Чарли. — Я даже и не думал, что оно такое красивое!

Я не мог с ним не согласиться. Точнее, я даже не мог подобрать слов, чтобы описать свое восхищение — настолько красивых ювелирных украшений я никогда в жизни не видел!

Внутри футляра на черном бархате лежали запонки, зажим для галстука, подвеска и серьги — изящные, золотые, а драгоценные камни красного цвета, вставленные в них, имитировали грозди ягод. Вживую сокровище выглядело в сто раз лучше, чем на старых черно-белых фотографиях. Ни золото, ни камни за столько лет даже ни капельки не потускнели!

— Даже не верится, что его изготовили сто семьдесят лет назад, — вслух подумал я. — Такая искусная работа! Мне кажется, далеко не каждому современному ювелиру она под силу.

— Это точно! — согласился Чарли и, протянув руку, осторожно вытащил из футляра запонку. — Неужели мы все-таки его нашли?

— А ты сначала не хотел его искать! — я не упустил случая поддеть брата. — Не верил мне, говорил, что сокровища не существует, называл Кристофера сумасшедшим…

— Ладно тебе! — примирительно сказал Чарли, возвращая запонку назад в футляр. — Если хочешь благодарностей и похвал в свой адрес, то не дождешься. Я и так слишком часто за последнее время говорил тебе, что ты гений и восхищался твоими умственными способностями, — пошутил он.

Я засмеялся, не переставая любоваться драгоценностями. Мне на самом деле не нужно было никаких похвал от Чарли — ведь и без этого мы с ним оба прекрасно знали, какой вклад в поиски сокровища я внес. Если бы не мое увлечение детективами, пылились бы эти украшения в тайнике еще не один десяток лет…

— Как думаешь, — вдруг спросил Чарли, — сколько эти драгоценности могут стоить, если попытаться продать их? Им же, наверное, цены нет…

От услышанного вопроса я аж подскочил на месте — таким кощунством показалась мне мысль об их продаже, учитывая то, через что нам пришлось пройти, чтобы найти их!

Я всем корпусом повернулся к брату и серьезно взглянул ему в глаза.

— Чарли, — начал я, для пущей убедительности положив руку на футляр с украшениями, — им действительно цены нет, потому, что мы не будем их продавать. Никогда, и ни при каких обстоятельствах! Мы просто не имеем на это морального права, несмотря на то, что формально, конечно, они принадлежат нам. Это — реликвия, фамильная ценность, наследие нашей семьи, которое мы должны бережно хранить и в будущем передать своим детям. Мы просто не можем позволить кому-то другому владеть им, каких бы бешеных денег оно не стоило!

Несколько секунд Чарли молча смотрел на меня, взгляд его был нечитаем. Я испугался, что он начнет возражать, спорить, но тут, к моему огромному облегчению, он кивнул.

— Ты прав, Джордж, — произнес он и тоже торжественно положил руку на футляр, будто бы приносил клятву, — сокровище, как и сам дом, действительно должны принадлежать нам, раз уж так решил покойный Эллиот. Если кто-то и будет владеть ими, кроме нас, то только наши потомки!

Счастливо улыбнувшись, он убрал руку с футляра, уселся прямо на пол, прислонившись спиной к каминной решетке, и вдруг громко рассмеялся.

— Если бы несколько недель назад я узнал, что скажу такое, я бы решил, что просто сошел с ума, — отсмеявшись, заметил он. — Знаешь, наверное, в этом доме все-таки есть что-то мистическое. Он нас поработил! Зомбировал и подчинил себе нашу волю!

— Ага, в следствии чего мы стали настоящими Блумфилдами, — поддакнул я, тоже усаживаясь рядом с Чарли. Футляр с украшениями я поставил на пол между нами. — Теперь мы чтим традиции нашей семьи, владеем фамильными реликвиями, а еще обращаемся по ночам в вампиров и не можем покинуть стены этого дома…

— Точно! — серьезно кивнул Чарли, и мы снова засмеялись.

— А вообще, все дело в том, что мы просто узнали историю нашей семьи, — заметил я, когда перестал смеяться. — Познакомились с этим домом, с легендой, с красными ягодами… Знаешь, у меня такое ощущение что и Кристофера я знаю так, будто общался с ним вживую, несмотря на то, что он умер много лет назад.

Чарли серьезно, без тени насмешки кивнул.

— Знаешь, наверное, именно это мама и имела ввиду тогда, — сказал вдруг он. — Она-то не урожденная Блумфилд, поэтому этот дом и казался ей чужим и пугающим, а вот в нас, вполне возможно, заговорили гены предков…

— Все может быть, — пожал плечами я, и откинулся спиной на каминную решетку.

Мы замолчали, каждый погрузился в свои мысли. Такого умиротворения и благодушия я не чувствовал уже давно, мне казалось, что даже время остановилось и замерли пылинки в лучах солнца, танцующие свой бесконечный танец…

Наверное, если бы кто-то заглянул сейчас в библиотеку — он увидел бы донельзя странную картину: один из шкафов выдвинут, книги стопками свалены на ковре, мы с Чарли сидим на полу с блаженными лицами, привалившись спинами к каминной решетке… А между нами, в пятне яркого солнечного света, искрятся драгоценными камнями украшения в черном бархатном футляре.

Легкий ветерок едва заметно шевелил голые ветви деревьев, с которых уже опали все листья. На фоне серого, затянутого тучами неба это смотрелось довольно мрачно, но мне почему-то нравилось.

Я стоял на крыльце нашего поместья и разглядывал окружающую природу, глубоко вдыхая прохладный воздух с запахом сырой земли и прелой листвы. Последние дни выдались особенно дождливыми, и наш красивый сад теперь выглядел весьма уныло — его краски окончательно поблекли и побурели, цветы отцвели и осыпались, трава пожухла и смешалась с грязью. Осень все больше и больше вступала в свои права, на смену золотой сентябрьской поре приходили серые октябрьские дни.

С того дня, как мы нашли фамильное сокровище Блумфилдов, прошло чуть больше недели. Не скажу, что за это время в нашей жизни произошли какие-то глобальные перемены, но все же кое-что изменилось.

Мы перевезли из Шеффилда все свои вещи и окончательно поселились в поместье Рэдберри. Мама хоть и была несколько удивлена нашему решению, но полностью нас поддержала. И все же мне показалось, что она немного расстроена тем, что теперь мы будем жить так далеко от нее. Нам пришлось пообещать, что также, как и раньше, мы будем приезжать к ней на воскресные семейные обеды, а еще мы пригласили ее к себе на несколько дней. Теперь перед нами стояла задача — как сделать так, чтобы ей понравилось в поместье, и ее негативные впечатления о нем изменились в лучшую сторону.

Еще я, как и хотел, уволился с работы, а Чарли, к моему удивлению, расстался со Сьюзи, чтобы, как он сказал, «полностью посвятить себя развитию отношений с Кэти». Я только плечами пожал — почему-то, мне казалось, что через пару месяцев на смену Кэти придет какая-нибудь Мэри, потом Джейн, и так далее.

Хотя, конечно, я мог и ошибаться.

Большую часть свободного времени мы проводили, изучая коммунальные счета за дом и расходные книги Эллиота — нам нужно было понять, как содержать поместье, и мы всерьез подумывали, не нанять ли нам хотя бы минимальную прислугу. Горничную и кухарку, например, потому что когда мы оба выйдем на работу, готовить времени у нас не будет, а убирать такой огромный дом самим и вовсе немыслимо.

Еще немало времени мы потратили, чтобы разобраться с отопительным котлом в подвале — скоро совсем похолодает, и обогревать дом одними каминами станет невозможно…

Будто подтверждая мои мысли, налетел холодный порыв ветра, и я плотнее запахнулся в пальто, размышляя о том, что уже с нетерпением жду весны, чтобы увидеть, как сад вновь наполняется буйством красок…

— Джордж! Вот ты где! А я думал, тебя привидения украли!

От неожиданности я вздрогнул и едва не упал с крыльца. Я настолько глубоко ушел в свои мысли, что не услышал, как хлопнула входная дверь и Чарли тоже вышел на крыльцо.

Теперь, когда никакой мистической угрозы в доме больше не существовало, он снова вспомнил свою дурацкую шуточку про привидений, которую придумал еще в первые дни нашего пребывания в поместье. Он повторял ее так часто, что мне она уже оскомину набила, а ему до сих пор было смешно.

Встав рядом со мной, Чарли щелкнул зажигалкой, закуривая сигарету и предложил:

— Пройдемся?

Я кивнул и, спустившись с крыльца, мы неспешным шагом пошли через увядший сад, старательно обходя лужи и грязь на дорожках. Некоторое время мы молчали, но, поравнявшись с фонтаном со скульптурой ангела, Чарли сказал:

— Так мы его и не включили… Хотя я смотрел в подвале — там есть все вентили и краны, и, на первый взгляд, все исправно.

— Нам не до фонтана было, — хмыкнул я. — Мы были заняты другими делами: разгадывали загадки, искали сокровище, разоблачали преступников… Теперь уже следующим летом будем опробовать фонтан.

Чарли кивнул, и мы пошли дальше, плавно огибая дом.

— Целую неделю уже солнца нет, — сказал он через какое-то время, озабоченно глядя на пасмурное небо. — Нам повезло, что мы успели открыть тайник в тот день! Кажется, с тех пор не было ни одного солнечного дня.

— А нам вообще часто везло во всей этой истории, — ответил я. — Даже слишком часто, я бы сказал. Боюсь, как бы мы не исчерпали за эти три недели весь свой запас везения! — я попытался пошутить, но прозвучало как-то мрачно.

— О чем ты? — удивился Чарли.

— Ну сам посуди. Совершенно случайно ты открутил именно ту шишечку на перилах, в которой была спрятана подсказка — повезло, — принялся перечислять я. — Так же повезло, что красные ягоды мы попробовали в тот день, когда они были не ядовиты. Вазу я опрокинул случайно именно ту, в которой был спрятан ключ, иначе бы мы его не нашли. Зажигалку выронил именно возле тайного хода кто-то из наших кузенов… Да даже взять то, что совершенно случайно мы приехали в поместье именно в сентябре! Случись это в любом другом месяце, сокровища бы мы так и нашли…

— Что ты имеешь ввиду? — удивился Чарли.

— Угол падения солнечных лучей, — пояснил я, и машинально посмотрел на небо, хоть оно и было затянуто тучами. — В каждое время года солнце находится на разном расстоянии от Земли, и, соответственно, меняется угол падения его лучей. Например, зимой оно висит низко, и его свет падает почти по касательной, в то время как летом оно находится высоко, и лучи падают отвесно…

— Это понятно, — перебил меня Чарли, — но при чем тут именно сентябрь?

— Помнишь записку Кристофера, где он объясняет, как найти сокровище? — вопросом на вопрос ответил я. — Которая лежала в шкатулке? Там внизу стояла дата — сентябрь 1942 года. Значит, сокровище он прятал в сентябре, и всю эту головоломку с зеркалами придумал тогда же. Следовательно, если бы мы попытались расставить зеркала на указанные места и в нужное время, например, в июле или январе, солнечные лучи указали бы совсем в другие места, и секретной кнопки мы бы не нашли…

— Слушай, вот почему кнопка была не в самом центре треугольника, а чуть сбоку! — внезапно догадался Чарли. — Видимо, Кристофер проводил все эти манипуляции в начале месяца, а мы — в конце! Солнце уже немного отклонилось, и поэтому появилась неточность.

— Скорее всего, да, — кивнул я. — Теперь ты понимаешь степень нашего везения? Мы могли приехать сюда в любой из двенадцати месяцев года, но по стечению обстоятельств приехали именно в сентябре.

— Да уж, повезло так повезло, — согласился Чарли. — Но все же, почему тебя это так беспокоит?

— Потому что, выходит, мы не такие уж и крутые сыщики, как может показаться сначала, — вздохнул я. — Если бы не череда этих случайностей, мы бы ни сокровище не нашли, ни деньги. И вообще продали бы дом, думая, что он населен призраками.

— Ну, этого же не случилось, верно? — философски заметил Чарли. — Из таких вот счастливых случайностей и состоит жизнь, нужно просто радоваться тому, что нам так повезло, и не задумываться о мелочах!

— Ну, может быть ты и прав, — задумчиво произнес я. Оптимистичный ответ Чарли поднял мне настроение, и я подумал, что уже в который раз я зачем-то все усложняю. Наверное, стоит брать пример с брата и относиться ко всему проще.

Тем временем мы обошли дом и, приблизившись к деревьям с красными ягодами, остановились под ними. Листья с них тоже уже облетели, но ягоды все еще продолжали призывно краснеть на ветках. Украдкой я бросил взгляд через забор, на двор фермы Милтонов, но сейчас там никого не было.

Протянув руку, я сорвал несколько ягод с дерева и сунул их в рот — теперь-то я знал, когда их можно безбоязненно есть.

Чарли последовал моему примеру.

— Все равно кислятина, — поморщился он, выплевывая косточки. — Никакое послевкусие не спасает.

— А мне нравится, — пожал я плечами и снова потянулся к ближайшей ветке.

В этот момент какое-то движение в соседском дворе привлекло мое внимание, и я перевел взгляд туда. Во двор вышла Розалинда; судя по мискам в ее руках, она собиралась кормить собак. Нас она пока не замечала.

— Кстати, я отправил письмо мэру с предложением о продаже ягод, — сказал тем временем Чарли. — Надеюсь, он не будет долго тянуть с заказом, иначе ягоды мы сможем собрать для него только следующим летом.

— Это точно, — кивнул я.

— Коммунальные счета я оплатил вперед на три месяца, — продолжал Чарли. — Отопительный котел проверил, он исправен и готов к работе.

— Прекрасно.

— Так что, в общем-то на текущий момент все дела сделаны, — подытожил Чарли.

— Почти, — негромко заметил я.

— То есть?

— Да так, есть у меня одно дело, — посмеиваясь, пояснил я. — Очень важное, давно надо было его сделать. Ты ведь мне сразу говорил не тянуть с этим, а я тебя не послушал.

— О чем ты? — Чарли непонимающе посмотрел на меня. — Какое дело?

Я заговорщицки улыбнулся и, наклонившись к нему, негромко сказал:

— Пригласить Розалинду на свидание!

— Ого! — пораженно воскликнул Чарли и восторженно добавил: — Ты наконец-то решился на это?

Я лишь улыбнулся вместо ответа, и уверенно зашагал к забору, разделяющему наши с Розалиндой дворы.