Погасшие маяки (гет)

Y

В отличие от многих, очень многих своих коллег по цеху, Йен Гриндевальд никогда не относился к снам с пренебрежением. Тем любопытнее, учитывая, что если кто и воспринимал всерьез подобные вещи, так это знакомые мистики, прорицатели и, пожалуй, шаманы — назвать их как-то по-другому даже по меркам магического сообщества было бы неправильно. Слишком тонкие энергии, слишком хрупкий, хотя и удивительно точно настроенный механизм восприятия — нечто очень странное, мало общего имеющее с классической системой магии. Это не то что не размахивание палочкой, но даже и не талант зельевара, ничего из всех этих «разлить» и «заткнуть пробкой».

«Хотя уж кому-кому, а зельеварам не нужно объяснять, что такое интуиция». А вот на этой мысли он ловил себя, пожалуй, уже даже не одну тысячу раз.

И все же — сны, знаки, отраженное тысячами невидимых стенок эхо, возвращающиеся волны от камней, которые еще не упали в воду — всегда были и оставались уделом тех, к кому серьезное магическое сообщество никогда не относилось серьезно. Строить на этом здание своего успеха никогда не пытались ни Банковский Совет, ни его аналитики, ни гранды европейских корпораций.

Никогда. Даже если, может быть, это слову прозвучит слишком громко.

И тем хуже было тем, кто — отбросив в стороне все причитающиеся случаю сомнения и тревоги — все-таки пытался своими силами нащупать дорогу в неведомое. Никаких учителей. Никаких подсказок. Ты один наедине с вечностью.

Зато все успехи и неудачи — они твои, и только.

И тем интереснее было понимать, что, кажется, именно ты прокладываешь дорогу, по которой еще никто не ходил. Никто из живущих.

Нет, к снам Йен никогда не относился с пренебрежением. Тем более, что они снова и снова оставляли вопросы. Вопросы без ответов. И еще странное чувство, что на этот раз он все-таки сможет взглянуть за занавес. А взглянуть... стоило. Что-то говорило ему — едва слышная, невесомая тень, слишком невесомая для того, чтобы с безапелляционностью аналитика схватить ее за хвост и разложить на рабочем столе — что на этот раз все будет намного интереснее.

А может быть, и опаснее — если о твоем интересе станет известно хотя бы кому-нибудь.

* * *

Последняя ночь, если угодно, стала последней каплей. Йен просыпался с полдюжины раз — и каждый раз самый момент пробуждения оставлял странное чувство, будто ты в самый последний миг не смог увидеть самое главное. Что-то, на что стоило взглянуть. Или, вернее, понять — на что же смотрят тысячи глаз, скрытые во тьме.

Реальных глаз. Которые действительно смотрят. Наблюдают... и ждут.

Ждут чего? Наблюдают за кем?

За ним?

Хороший вопрос. Пожалуй, тем, кого он про себя называл игроками за карточным столом, скромный швейцарский учитель и правда мог быть интересен. И это даже если не брать ту встречу с Геллертом, которая... перевернула слишком многое в его жизни.

Но почему сейчас? Не вчера, не завтра — сейчас? Когда он, пожалуй, дальше всего отошел от дел, которые могли бы быть интересны сильным мира сего. Хотя... кто знает, что по-настоящему интересно сильным мира сего? Уж вряд ли деньги! Но что тогда? Люди?

Уже похоже на правду. Люди. Те, кто что-то знают и понимают. Или, на худой конец, чувствуют. Слышат грохот волн надвигающегося шторма.

Но почему сейчас?

Или, может быть, им интересен не он?

Пробормотав под нос нечто недвусмысленное насчет мироздания и его шуток, Йен поднялся с кровати. Дожидаться утра смысла уже не имело.

* * *

Дальше наступала чистая импровизация. Как говорится, вот она, специфика школы. Или, вернее, ее отсутствия. Когда у тебя за плечами фундамент тысячелетних академий, выверенные даже не сотнями — сотнями тысяч магов рецепты, можешь не бояться идти напролом. Ты все уже знаешь, и дальше — ничего, кроме столкновения воль. Окажешься сильнее — или, может быть, настойчивее — и можешь утаскивать первый приз, и неважно, идет ли речь о запутанном клубке политических интриг, «рекомендации — покупать» или просто — блестяще исполненном заклятьи.

Совсем другое дело — дороги, проложенные тобою же. Здесь не бывает общих решений, здесь вряд ли кто сможет пройти за тобой след в след. Да что там, попробуй объяснить, откуда ты знаешь, что через два месяца этот надежный и респектабельный банк будут штурмовать кредиторы, а «кинутые», как говорят теперь, вкладчики — требовать возврата средств. Однако каким-то невообразимым образом это работает — а ты, что и говорить, не настолько высокомерен, чтобы не использовать работающие инструменты.

И возможно, именно поэтому к тебе обращаются за советом... чаще, чем к другим. Возможно, именно поэтому к тебе обращаются. Но вот объяснить или, тем более, научить... Впрочем, хорошо, что сейчас перед ним лежала совсем другая задача.

Белый лист. Три фута на два с половиной, белоснежная бумага. Черная краска. И если хочешь — рисуй. А потом постарайся понять, что же такое вышло из-под твоего пера. Впрочем, можешь и не понимать — это не более чем способ. Кажется, именно так всегда поступала Астория Малфой — не зря же, в конце концов, у него кабинете висел подлинник «Зеркал»! А название картины, если об этом задумываться, говорит очень многое о чувстве юмора ее создательницы.

Йен на мгновение закрыл глаза. Вдохнул, выдохнул, снова открыл. Внимательно посмотрел на лист бумаги — и, самую малость прищурившись, нанес первый штрих.

* * *

Когда он закончил рисовать — было уже хорошо за полдень. Мгновенный взгляд в окно — ну конечно, пронзительно-синее небо без облачка, почти слепящее солнце, изумрудная трава... пожалуй, весенняя Швейцария пришлась бы Драко Малфою по вкусу ничуть не меньше, чем зимняя... Стоп!

Драко Малфой. Ну конечно, как же он сразу не понял! Кто у нас еще большой специалист в том, чтобы с головой влезать в странные и откровенно сомнительные игры, исключительно потому, что это весело, забавно, интересно и вообще — туда тянет!

Значит, Малфой... но тогда что же такого происходит с ним, что на это обращает внимание даже, казалось бы, находящийся совсем уже не у дел скромный горный отшельник? Пусть даже, давайте говорить честно, ему не составляло труды взять под свою руку не только Банковский Совет, но и добрую половину континента, вздумай он всерьез сесть за карты? Это еще не грозовые тучи, нет. Впрочем, сгущающегося мрака им всем хватит с лихвой.

Солнечное пятно в центре — вот и Драко. И вокруг него — тени. Не стена непроглядной тьмы, нет, все-таки это не детские сказки о рвущемся из-за далеких пределов мировом зле. Просто обладатели этих теней не слишком любят выходить на свет — и в чем-то их даже можно понять.

Тени. Не одна и не две. Вот эта, почти у самого края, как будто расслаблена и умиротворена. Явно не склонна к лишним переживаниям, зато ценит и, можно сказать, любит жизнь. За вкус, за цвета и краски, за хорошее вино... и да, ее вполне можно понять! Вот только ему кажется, или она и правда — как бы рассеивается? Она сделала свой ход, ей уже неинтересно оставаться на площадке, даже в качестве зрителя. Вот такие они, люди дела. Надо будет при встрече спросить у Малфоя, с кем это его свели неисповедимые пути Творца, хотя, кажется, уже отсюда видно, куда тянутся нити. Впрочем, это еще не самое интересное.

Вот еще одна тень. В чем-то — почти что копия светлого пятна. Их двое, всегда двое, снова двое... Нет, не то. Но очень похоже на танец. Танец света, танец тени... пожалуй, да. Это ее выход под свет рампы, только мало кто об этом догадывается. Хотя Драко, пожалуй, может. В конце концов, как раз он любит танцы.

И еще одна тень. О, вот это действительно интересно. Тень замерла, чуть поодаль, словно бы и не здесь... но она смотрит. Ей интересно. Она ждет. Она еще вмешается... или не вмешается, и даже это будет неясно до самого конца. Но она смотрит и ждет.

Ну и игрушку же вы себе нашли, сэр Драко Малфой!

...Сторожевые заклятья дали отчетливый сигнал — в дверь стучались. Гости, не самые ранние, но определенно — незванные. Какое удивительное... совпадение.

Йен нахмурился и привычным движение помассировал виски. И уже потом — покинул кабинет, даже и не подумав взглянуть в «Зеркала».

Тени остались ждать.

* * *

Догадки, одна другой страннее. Любую можно принять на веру — и ни одна не объяснит ничего. Другое дело, что ничего, похожего на опасность, Йен тоже не чувствовал. Никакого металлического вкуса, запаха страха и прочих сомнительных прелестей, которые с таким восторгом любит смаковать не слишком озабоченная последствиями молодежь. Скорее — что-то очень ехидно-выжидательное, словно дорогое мироздание решило сложить собственный паззл — и посмотреть, как из этого будут выкручиваться невольные герои повествования.

«Очень в его стиле, — подумал Йен. — И можно даже не утомляться спорами и возражениями, все равно ничего, кроме «не, нуашо?» в ответ и не услышишь. Но... что бы это могло быть?»

Швейцарец спустился к двери, не забыв, однако, взять с собой палочку.

И на выдохе распахнул дверь.

На пороге стояла молодая женщина. Длинные, идеально прямые волосы роскошной волной падали на спину. Очень светлые, почти белоснежные... И еще она была чародейкой — уж что, что, а это Йен почувствовал сразу.

Вот только встретить ее на пороге собственного дома не ожидал совершенно.

— Здравствуйте, — волшебница сняла очки и с любопытством вечного исследователя посмотрела на него в упор. — Вы — Йен Гриндевальд? Я вас именно таким и представляла.

— А вы...

— Луна Лавгуд, меня зовут Луна Лавгуд. Гарри Поттер сказал, что вы учитель. И еще — что нам будет полезно встретиться.

— Гарри Поттер...

— Ну да, еще он сказал, что вы вряд ли меня ждете, но очень быстро привыкнете.

Гарри Поттеру он приготовит ответную любезность, пусть Золотой Мальчик в этом не сомневается. Вот только...

— Мое время стоит недешево, надеюсь, об этом вам Гарри Поттер тоже сказал?

На тонком, без единой морщинки лице на мгновение отразилось напряженное припоминание.

— Да, он что-то такое говорил... Йен, скажите, вы видите сны?

— А вы?

Паззл складывался так стремительно, что, казалось, через мгновение Йену захочется подпрыгивать на месте и восклицать «Эврика!» Но было и еще что-то.

— Разумеется, — госпожа Лавгуд сверкнула глазами. — И я знаю, что у вас есть к ним ключи.

Значит, «учитель»... Много же вы знаете, Гарри Джеймс Поттер! Впрочем, я о вас тоже знаю кое-что, и вряд ли это обрадует вас... Хотя не очень-то похоже, чтобы у вас и без меня было достаточно поводов для радости.

— Думаю, что есть. Весь вопрос в том, умеете ли рисовать вы.

Довольная улыбка в ответ.

— Я знаю, что умеете вы. И еще — что вопросы есть у вас.

Йен не удержался от того, чтобы наклонить голову набок, вглядываясь в стоящую перед ним женщину. Кусочки мозаики вставали на свои места, вставали, вставали... Вот чего он действительно не ожидал от господина Поттера, так это ответного подарка. За молчание, за Драко, за то, что он никогда не садился за стол и не пытался играть в чужие игры и на чужие ставки. Но прислать ученика... Что-то такое он действительно понимал, Гарри Поттер. Добрый человек.

— У меня — есть.

Луна улыбнулась. Словно маленькое солнышко. У нее тоже были вопросы.

А сколько еще будет.