Погасшие маяки (гет)

— Мистер Малфой, к вам посетитель.

— Кэрри, не сейчас.

— Мистер Малфой, это важно...

— Кэрри, я сказал, не сейчас. Журналистов из «Пророка» отправляй к Эдфорду.

— Это насчет Шпэйна, сэр!

Драко отложил пергамент — недельный отчет по делам Шотландии.

— «Пророк», «Visible World» и «Элефант» получили все разъяснения по делу Шпэйна еще вчера.

— Это не пресса, мистер Малфой. Это... миссис Уизли.

Мерлин! В этой стране чертова прорва миссис Уизли, но он точно знал, которая из них явилась к нему. Сотрудница Отдела магического правопорядка и... дай-ка подумать... без ордеров, иначе бы они уже легли на стол. Значит, драки не будет, вернее, будет, но не сейчас и не здесь.

Интересно, какой вопрос она задаст первым?

— Впусти через полчаса, но не раньше. И скажи, что у нее две минуты.

— Да, мистер Малфой.

Голова совершенно забита авиалиниями. Во всех возможных ракурсах. Начиная с того, что в стране до сих пор не были легализованы ковры-самолеты и любые хоть сколько-то дальние перелеты приходилось совершать с пересадками. Нетривиальной казалась идея использовать маггловские изобретения и маггловских же перевозчиков. Есть же, в конце концов, «Ночной рыцарь». Довести до ума, опробовать в деле, запустить рекламу, вывести на международный уровень. В конце концов, Малфои нейтральны, а магглы — это просто средство. В плюсе будут все. Однако эта идея требовала стольких согласований в Министерстве, что для ее внедрения впору было начинать с самого Министерства. Натурализация среди магглов? Работать с метлами? Так уже есть совместные предприятия и с «Нимбусом», и с «Интерконтинентал». Высшая магия и все-таки с искривлением пространства? Угу, несколько миллионов галлеонов в академическую науку с совершенно непредсказуемым результатом. Не забивать голову и улучшать, улучшать, улучшать порталы? Голова совершенно забита авиалиниями, но Министерству на это решительно нет дела. Зато оно всегда кого-то защищает, на кого-то нападает, и поэтому здесь — Уизли.

Которая всегда была и будет Грейнджер.

Чертова правозащитница, которая почему-то не собирается возглавлять тех сумасшедших с правами эльфов. Автор полудюжины успешных биллей и едва не прошедшего «Закона о конкуренции». Еще чуть-чуть, и получилась бы «разрушительница трестов». Едва не создала Британский профсоюз рабочих, Мерлинова борода, это точно было бы слишком! Одно хорошо, костяк министерства слишком ее боится, чтобы давать слишком много власти — но даже так она умудряется пить кровь не хуже вампира. А теперь узнала о Шпэйне и пришла к нему разбираться. Раньше, чем он ее ждал.

Но он ее ждал.

...Полчаса пройти не успели. Пройти не успела даже минута.

— Мистер Малфой, миссис Уизли...

Вздох.

— Еще пять минут.

— Но...

— Это даже не полчаса. Пусть ждет. — Он все-таки закончит с Шотландией перед разговором... или все-таки нет. Шум, грохот, легкий взвизг Кэрри, «Он примет меня немедленно!» О, Мерлин!

— Приму, приму. Если проблема есть, ее нужно решать, — он сам не понял, почему произнес вслух.

Влетает. Да, ей подошел бы облик эдакой валькирии. Защитница права, разрушительница трестов, дева с палочкой на страже справедливости. При грамотной рекламе — идеальный кандидат на пост Министра Магии. Пожалуй, он бы даже пожертвовал в ее избирательный фонд тысячу галлеонов. Другое дело, что любовь к прекрасному, которая, как известно, не признает социальных границ, не должна мешать бизнесу.

— Мистер Малфой!

— Миссис Уизли, — широко улыбнулся Драко, поворачиваясь в кресле. — Прошу вас. Тыквенный сок, пиво, вино, огневиски?

— Не стоит, — коротко бросила Гермиона, опускаясь в кресло. Взяла себя в руки. Что же, переходя к делам люди умнеют.

— У меня мало времени, не будем его терять. Чем обязан?

— Не прикидывайтесь, мистер Малфой. Я насчет Шпэйна и его мастерской.

Она помнит, как ударила его. Страшно давно, чуть ли не тысячу лет назад. Очень хорошо помнит. Да и в остальном изменилась не сильно. С прошлой встречи и со времен школы. А когда была прошлая встреча? На Кингс-Кроссе или они виделись до его отъезда в Нью-Йорк? Пожалуй, нет. Значит, Кингс-Кросс.

— Вы пришли в официальном порядке, как должностное лицо?

Ее муж все такой же чудак на другую букву. А она все-таки изменилась со школы. Поумнела. Дело не в книгах, разумеется, она действительно поумнела.

— Сегодня нет. Но если мы с вами не придем к взаимопониманию, вас вызовут в официальном порядке.

Угу, его вызовут. А он пришлет адвокатов, и повторится все, как встарь.

— А в чем выражается наше... непонимание? — Драко с недоумевающей, но участливой улыбкой развел руками. Лицедейство — наше все. — Поясните.

— Мистер Малфой, прекратите паясничать. Вы скупили долговые расписки Герхарда Шпэйна, предъявили к оплате и, воспользовавшись трудностями фабрики, выкупили ее со всем оборудованием и имуществом, после чего закрыли. Уволив двух мастеров и двенадцать рабочих. И — внимание! — что вы делаете после этого? Пытаетесь продать активы по отдельности и перевести в Косой переулок ваше же подразделение из Голландии!

Мерлинова борода, ну вот где здесь состав преступления?

— Миссис Уизли, я вас не понимаю. Если вас беспокоит, получит ли профессор Лонгботтом все заказанные им реторты и трубки в срок, то не сомневайтесь, получит. Мы не хотим терять клиентов и даже гарантируем, что качество оборудования будет лучше, чем у фирмы Шпэйна.

— Мистер Малфой, вы лишили работы пятнадцать волшебников. И создали рынок сбыта для своих собственных товаров. Произведенных за пределами Англии, к слову. Я не буду произносить вслух оценки, но будьте уверены, Министерство это так просто не оставит.

Сдержав вздох, Драко взял Разговорный Камень:

— Кэрри, будь добра, два тыквенных сока. — И никакого огневиски, Мерлин, никакого огневиски!

Губы Гермионы сжались в узенькую ниточку.

— Мистер Малфой, вы...

— Миссис Уизли, я отвечаю на ваши слова. Да, теперь я вижу, в чем состоит наше непонимание. Вы подобрали факты, подобрали их трактовки и представили как нарушение... ну я даже не знаю чего. Можно подумать, мне нравится быть с вами по разные стороны баррикады! Так вот, факты. Работа фабрики Герхарда Шпэйна ухудшалась последние лет пять. Часть клиентов его покинула. Не знаю, что там произошло с управлением, но фабрика стала убыточной. Чтобы вести дела, Шпэйн занимал больше денег, чем мог отдать. Занимал у гоблинов, опять у гоблинов, снова у гоблинов, просто у «Гринготтса», у меня и у тех, кто по старой памяти давал ему в долг. Кажется, уже год как перестал платить налоги. Под конец работал на остатках репутации и уже откровенно в убыток, чтобы привлечь хоть кого-то, и в итоге был должен всем, а за душой не имел уже ничего. Я верно излагаю факты?

— Вы разорили его, Малфой.

— Я нахожусь в Англии не больше пяти месяцев в году, и все это время занят проектами, которые стоят в десять раз дороже фабрики Шпэйна. Мне невыгодно его разорять — за то же время я могу сделать намного больше.

— Что в таком случае вы сделали?

— Не буду примерять лавры спасителя... Спасибо, Кэрри... Я избавил Шпэйна и много других магов — и не только — от потери времени на решение дурацких проблем. Я ответил на ваш вопрос?

— Не увиливайте, Малфой.

— Я опередил гоблинов. Предложил им десять процентов от суммы расписок сверху и намекнул, что добраться до имущества им будет непросто. Они поупирались, но, взвесив риски, взяли деньги и вышли из игры. Я собрал остальные обязательства и предъявил весь пакет Шпэйну, тот посчитал, кому и сколько должен, и едва не покончил с собой. Налог на недвижимость и на прибыль, непогашенные кредиты, поставщики оборудования, зарплата рабочим — там тоже были просрочки, — что-то еще, я уже не помню. Он не собрал бы столько денег, даже если бы продал свой дом в Кенте. А ведь у него семья!

— Вы рассказываете историю о том, как спасли почтенного мастера? — Вот он, живой слизеринский герб. Истекает ядом.

Драко попробовал сок.

— Я же сказал, что не намерен примерять лавры спасителя. Не знаю, что хуже, гоблины или Азкабан, но что-то из этого ему бы точно светило при любом другом сценарии. Я пошел на некоторые убытки, чтобы рассчитаться со всеми, кому он был должен, теперь мне придется пару лет их окупать.

— То есть герой все-таки благородный?

Благородный, чистокровный, можно сказать, принц на белой метле.

— Кто-то из журналистов так действительно считает, даже если им за это не платят, — пожал плечами Драко. — Я избавлюсь от того, что вообще никуда не годится, перенесу фабрику куда-нибудь за город, найду толковых мастеров помоложе. Обязательства по текущим контрактам, включая Хогвартс, исполнят Амстердам и Утрехт. Развалюху в Косом переулке тоже снесу и построю что-нибудь поприличнее. Гостиница, хороший паб, офисы, опять же... Ну и магазин алхимического оборудования разных торговых марок. Включая Шпэйна, этот вопрос мы тоже согласовали. Так я ответил на ваш вопрос?

Гермиона молча смотрела на него, не отводя глаз. Ответ мог последовать любой, хотя самым вероятным, наверное, был «Ты чудовище, Малфой». Что же, против такого он тоже не возражает. И к слову, иметь дела с чудовищами Грейнджер не привыкать.

— Видимо, ответил, раз вы молчите. Миссис Уизли, я не занимаюсь вредительством. Я делаю бизнес. Решаю проблемы. — Нет друзей, нет врагов, зато всегда можно найти правильное решение. Все очень просто, а главное, работает. — Надеюсь, вы меня понимаете.

Воцарилась тишина. Что же, он свой ход сделал.

— Вы получите официальный запрос Министерства, мистер Малфой, — Гермиона приняла для себя какое-то решение. Значит, через пять минут он вернется к сводкам по Шотландии, а может, и нет.

— Мерлин! Что же будет, когда вы создадите Комитет по конкуренции! Присылайте запрос, мои юристы передадут вам документы.

— Причем здесь Комитет? — А сок Гермиона так и не тронула.

— Да уж не причем. Отдел по защите правопорядка и так сует нос во все мои дела в Англии. Дальше только присылать вам бизнес-планы на утверждение и уведомлять об обналичивании чеков за неделю.

— Я не занимаюсь бизнес-планами. Но вышвыривать людей на улицу я вам не позволю, Малфой, — Гермиона решительно поднялась.

Еще бы она ему позволила! Это не ее стиль, и к тому же, сколько раз между ними по этому поводу пробегала кошка...

— Уизли.

Гермиона остановилась в дверях.

— Я не занимаюсь ни благотворительностью, ни вредительством.

— Вы делаете бизнес, Малфой, я вас поняла.

И вышла. Драко несколько мгновение смотрел на закрытую дверь, вздохнул и снова взял Разговорный Камень. Славная вещь, жаль, работает только с конкретной парой и не дальше, чем на дюжину ярдов. Какие-то точки приложения, фокусное расстояние и нечто совсем невообразимое с искривлением пространства и чуть ли не времени. От силы магии результат не зависит, зато зависит от формы ее приложения. Загадка на сообразительность. Задача, решив которую, можно решительно изменить жизнь магического сообщества.

— Кэрри? Вызови ко мне Эшли и принеси огневиски.

Шотландия, Уэльс, Разговорные Камни, авиалинии, кажется, было еще что-то... Дать указания юристу по связям с Министерством, заняться делами. Грейнджер не может не ответить. Как он вообще получил документы на биржу при таких раскладах? Хотя не исключено, что о самом понятии «биржа» слышали в лучшем случае магов двадцать во всем Министерстве. Это не Штаты. Штаты... В голове мелькнула какая-то мысль, не то воспоминание, не то ассоциация. Штаты.

... Когда Кэрри принесла графин и стаканы, первой ее мыслью было, что с шефом что-то не так. Сидел, откинувшись в кресле, и с задумчивым видом смотрел в потолок.

— Мистер Малфой?..

— Все в порядке, Кэрри, можешь идти, — Драко небрежно махнул рукой. Подождал, пока она выйдет, выпрямился, посмотрел на поднос с графином. Пить не стал — пока.

Что там нужно возглавить, когда нельзя остановить?

D

— Мистер Малфой, мистер Колдман, прошу вас, — привратник что-то отметил на пергаменте. Двери открылись, чародеи в вечерних мантиях прошли вперед. Краем уха Драко успел услышать «Добрый вечер, мисс Элиот!», прежде чем реальность на долю мгновения утратила форму. В следующую секунду картина изменилась.

Изысканный полумрак, аккуратно расставленные столы, мягкая музыка, живой оркестр... джаз-бэнд? Мерлин, этот мир, открывающий такие потрясающие перспективы, до сих пор поражал своим отличием! Отец объяснил бы это «иллюзией сходства». Наверное. Отец всегда вел дела исключительно со Старым Светом и никогда не трогал Свет Новый. Потерял... много. Много не узнал. Не сделал. Не понял.

— Нам сюда, — Джеффри говорил, чуть растягивая слова. Идеальная сервировка, восемь кресел. Пять свободных. — Джек Уилтроп, Генри Стоун, Энтони Эппл. Драко Малфой. Как вы уже все, я не сомневаюсь, знаете, с сегодняшнего утра — совладелец «Transnational Investments», «America Logistics» и опциона на четыре процента Нью-Йоркской биржи.

— Мистер Малфой, — Тони не изменился. Такие не меняются, похоже.

— Мистер Эппл, — парировать. Зеркальной улыбкой. И ответить на невысказанный вопрос Колдмана. — Мы знакомы, — еще бы! — Встречались в Каире.

— По-моему, я даже в курсе, — Джеффри усмехнулся, словно вспомнил старый анекдот. — Энтони тогда приехал страшно злой и потом еще долго отыгрывался на нас.

— Страшно злой он приехал из Гонконга, — ехидно хмыкнул Уилтроп. Старик, кажется, ровесник деда. Только до сих пор жив и в деле.

— Джек, мы еще успеем поговорить о делах, — одернул его Стоун. Генри, Генри, еще одна легенда этого полушария. Дьявол, пройдоха, жох, игрок, авантюрист и гений махинаций. Притом что к деньгам как таковым равнодушен абсолютно. — Мистер Малфой, рад встрече. Наслышан о вас.

— В полной мере взаимно.

— Великолепно. Что будете пить?

Воистину, отец очень многое потерял...

Закрытый клуб закрытого сообщества. Все серьезнее, чем в Швейцарии. Попасть в списки к тому привратнику, похожему на идеального манекена, можно... и тут голова начинала кружиться, только совсем не от сумм. Мерлинова борода! В Англии они слишком привыкли думать о себе, как о центре мира.

У реальности на этот счет было другое мнение.

Он — он знал, чего ему стоило прийти сюда. В статусе, отличном от «Мальчик-Которому-Папа-Оставил-Немного-Денег». Путь не был простым, это верно. Это и не удивляло.

Удивляло другое.

Инаковость.

Ощущение странной чуждости происходящего. Непохожести. Отличия. Все, что он встретил по эту сторону океана, могло показаться знакомым. И одновременно было вывернуто настолько наизнанку, что впору было сойти с ума.

Сидящие рядом с ним четыре человека владели, пожалуй, шестой частью магических активов Соединенных Штатов. Возглавляли четыре группы компаний, которые рвали на части друг друга и стирали в пыль всех остальных. И прямо сейчас — разговаривали так, что казались старыми друзьями. Словно были ими. Они не играли, нет. Оступись — и от тебя не останется ничего, но пока ты в деле...

Пока ты в деле, ты интересен.

Сознание с огромным трудом воспринимало происходящее. Это слишком не походило на возню четырех факультетов. Или даже трех школ. Слишком.

И слово «возня» здесь не было лишним.

Кажущийся поверхностным разговор — забавные истории, забавные коктейли. Что-то о музыке и моде. Об оркестрах и танцах. «Чикагский вальс», мир магов и маггловская культура. «Для прекрасного границ не существует. Тем более социальных». И даже непонятно, задевают тебя уколы на самом деле или нет...

Совершенно дикий разговор. Чудовищная смесь светской учтивости и откровенного глумления. Слегка знакомая. И все равно — Иная. Не та, к которой привык он.

Дела не трогали. В конце концов, обсудить слияния, консорциумы и консолидированные выкупы они успеют, он уезжает не завтра. Да и важно не это. Лорды — назвать их по-другому сложно — прицениваются к гостю с той стороны Атлантики. И хотят решить, будет ли им интересна эта игра. Или, вернее, возможна ли игра вообще. Кто перед ними — мастер или мальчик. Умеет ли он строить или только ломает игрушки.

Но зато им и правда интересно.

Интересно узнать, кто перед ними.

Кто находится перед ним — он знал.

D

Для него все началось десять лет назад. Скорп уже был, а родителей уже нет. Мир за окном Малфой Мэнор тогда менялся слишком быстро, чтобы можно было успокоить себя заверениями, будто ничего не происходит. Возможно, ему бы это удалось. Тем более, что Темный Лорд становился такой же древней историей, как Гриндевальд или Салазар Слизерин, и было самое время покрывать издержки, которые понесла семья. Он уже почти был готов сделать все, как встарь. Купить на корню чиновников и Министра, столкнуть лбами возомнивших о себе невесть что зазнаек, запустить в оборот большие деньги. Все как обычно, только... Только что-то внутри захотело другого. По-настоящему.

Нового.

И уж если великого — то все равно чего-то иного. Чего — он не знал, но очень захотел попробовать.

...Связи отца пришли как нельзя кстати. Размышляя об этом, он иногда переставал его понимать — Люциус действительно был властен делать дела, масштаб которых Темному Лорду мог просто никогда не прийти в голову. И не делал.

Связи, знакомства, выстроенные отношения, пароли и ключи. Богатство, которое тогда казалось колоссальным. Всего-то и стоило — представить на мгновение, что практический интерес может вызывать не только Англия. И что делать хороший бизнес Малфои... могут.

И да, потом было много всего. Проекты в Европе, а потом и не только. Фабрики и мастерские, редкие виды, компоненты для зелий и зелья для всего чего угодно, пути сообщения и транспортные средства. Материальные активы и финансовые инструменты. И — о да! — показавшаяся совершенно бредовой идея покончить с монополией «Гринготтса» в Англии.

Или хотя бы внести в нее некоторое разнообразие.

Вот только пробовать силы нужно было на крепости поменьше, потому что некоторым вещам не могли научить ни отец, ни Хогвартс.

...Тони был веселым и бесшабашным парнем. Или не был, но производил самое яркое впечатление. Самые фантастические коктейли мешал в невообразимом порядке, заплетающимся языком ругался как подстреленный гоблин — и при всем том обыграл половину пассажиров парохода... А вот потом было развлечение уже решительно для всех, потому что он тоже был пьян и невесть с чего вообразил, будто «Малфои не проигрывают!»

Игра шла до самого утра, гости допили половину бара, кажется, кто-то даже упал за борт, а пока его ловили и поднимали, через перила ухнула еще несколько сбежавшихся на бесплатное развлечение зрителей. Фейерверки и бенгальские огни едва не подпалили сам пароход. Тони едва успевал снимать ведьм, норовивших сесть ему на колени. Драко бормотал под нос семейные проклятья — кажется, тогда это даже действовало, если судить по лицу крупье. А вот игроки один за другим выходили из-за стола.

Дольше всех тогда продержался высокий колдун из России, сколотивший состояние на продаже особо редких минералов и компонентов для зелий. К слову, совершенно не склонный к излишним переживаниям человек: проиграв тысяч пятнадцать галеонов, сказал «Ну и ... с ним! Зато какая игра!» — и заказал на всех еще выпивки.

Играли еще с полчаса и, кажется, изрядно покалечили кому-то психику размерами сменяющихся выигрышей и проигрышей. Разбивать все отчетливее маячившую ничью в конце концов стало просто неохота, на том и закончили. И еще они долго смотрели друг на друга почти в упор, благодаря судьбу за поистине сказочный вечер и гадая, кого же она в таком случае посадила за столом напротив.

Драко никогда в жизни так не играл. Собственно, он и играть-то привык в другие игры. Но карты сами шли в руку... и да, это было великолепно. А кто-то даже заключил пари на ничью, воистину, в этот круиз по Нилу нормальных волшебников не брали.

А потом был рассвет, и все расходились по каютам, а он зачем-то поднялся на палубу. Встречал восход солнца, которое подарило жизнь колыбели цивилизации. Подставлял лицо ветру и наслаждался размеренным течением реки. Казалось, она принадлежала вечности, только была не мертвая, а живая.

А потом — да, было весело. Всем, хотя юридический отдел и инвестиционное подразделение, кажется, прочувствовали это особенно сильно. Играли против здешнего отделения «Гринготтса», играли так, что видавшие многое клерки выбрасывались из окон. Это было дико, ново и совершенно несравнимо со всем, что было раньше. Потом в дело влезли американцы, и лишь тогда стало понятно, что веселье только начинается. Это потом он узнал, что никакого заговора не было, просто парень из «US Financial» оказался слишком молод и горяч: увидел, что идет движение, и не смог удержаться от того, чтобы не пройти мимо. Не прошел. Надо сказать, в итоге даже помог — потому что после его выхода гоблины держались уже совсем недолго. И только в самом конце, в перерывах между наведением порядка и попытками честно ответить себе на вопрос, насколько «Malfoy Family Fund» и его хозяин действительно рисковали всем, он узнал, как звали того парня, который снова не смог пройти мимо приключения.

Еще чуть позже он узнал, что парень вернулся домой действительно разозлившись. И очень решительно взялся доказать себе делом, чего он стоит на самом деле.

Через полгода выпрыгнул из «Большой Двадцатки» в «Большую Четверку».

Драко об этом узнал случайно — когда его интересы к Канаде совершенно случайно пересеклись с интересами Джеффри Колдмана. Джефф был старше Тони, но казался ровесником Драко... Наглый, удачливый и молодой в душе. Знал, чего хочет, ненавидел скуку и любил играть с незнакомыми игроками. Оборудование, инструменты, артефакты, фабрики, недвижимость — из Канады оба вышли в плюсе. Убытки разделили тоже поровну.

Кто-то из младших управляющих тогда очень сильно грыз локти, поминая «чертовых янки» и «накрывшийся бизнес», инвестиционные аналитики что-то писали о высокой конкуренции на растущих рынках и мощном финансовом ресурсе американцев. А недавние соперники просто решили встретиться и поговорить.

Вечный город Рим, личное знакомство, разговор напрямую. Магия — это не «Вингардиум Левиоса!» и даже не «Феликс Фелици». Магия — пройти сквозь кажущуюся несокрушимой стену, поняв, что она состоит из воздуха.

... Что они там говорили о социальных границах и невозможном?..

Колдман открывал для себя Европу, в которой еще долго останется простор для творчества. Драко тоже открыл... многое. Биржу в Лондоне они только будут создавать, они еще много чего будут создавать, благо планы по развитию колоссальные у каждого. Важно было другое. То самое, чему не могли научить ни отец, ни Хогвартс.

Нечто большее.

А узнать правила Большой игры по эту сторону океана стоило любых вложений.

D

Оркестр останавливается на мажорной ноте. Короткая пауза. Какое-то движение, дирижеру что-то говорят. Еще одна короткая пауза. Начинают ударные, присоединяется бас, и через мгновение — взрывной ритм. Настоящий ураган*.

— Дела? Джентльмены, мы обязательно разберемся с делами, — хмыкает Генри, поднимаясь из-за стола. — Но не в ближайшие две мелодии. Элис! — И буквально исчезает на глазах с высокой блондинкой в синей мантии.

— Прекрасный пример, — Колдман, прислушавшись, тоже поднимается. — Джентльмены, предлагаю ему последовать.

— Делам это точно не помешает, — хохотнул Тони и подмигнул Драко. — Мы вернемся до того, как Джек захочет убить дирижера.

— Гарри? — Драко непроизвольно вздрогнул. — И не надейся, что это произойдет сегодня! — старик взмахнул рукой, и вверх взлетели ярко-синие снежинки.

— Малфой? — Колдман повернулся к нему. Он уже держал под локоть рыжую женщину, чем-то похожую на младшую Уизли. Которая Поттер. Или непохожую...

— Если жена встает между тобой и танцем — к дьяволу жену, — старик откровенно веселился.

— Все ОК. Две минуты, у меня пара вопросов к Уилтропу, — у Драко тоже не было причин хранить напускную серьезность. В конце концов, этой проблемы у него уже давно не было. А вопросы действительно были.

— Carpe diem, — и Колдмана тоже нет. Джек хитро щурится, глядя на Драко:

— Ровно двадцать два такта между кокетливым ухаживанием и нахальным ухлестыванием**, только не говори мне, что ты хочешь поговорить о моем музыкальном образовании. Или соревнованиях тридцатилетней давности, когда Стоун и Колдман были малолетними оболтусами.

Он прав. Только явно недоговаривает, что-нибудь в духе «были малолетними оболтусами, все время старались обставить друг друга, а потом завели игрушки подороже и научились это делать еще тысячей разных способов».

— Почему же, не хочу. С удовольствием выслушаю.

Чистая правда, между прочим.

— Вернутся, вот у них и спрашивай. Чего ты хочешь?

Ну и вопросы...

— Вы знали моего деда?

— Абраксаса? Я не видел его ни разу.

— Но вы его знали?

— У меня были кое-какие дела в Англии во времена динозавров.

Старик замолчал, словно полностью ответил на вопрос. Как лекцию закончил. Да, по нынешним временам, середина прошлого века — это самая настоящая древность, когда динозавры еще были живы. Драко удивленно приподнял бровь.

— И?..

— Все кончилось, — старик пожал плечами. — От подробностей избавь, это дела тех дней.

— А отца?

— Отец был слаб, дел мы с ним не вели.

Зато честно.

— Я вас понял.

Джек посмотрел на Драко в упор. У старика были пронзительно-ясные глаза, словно он скинул маску.

— Парень, ты ищешь в прошлом, но не оно приведет тебя к успеху.

Глаза... В них было больше жизни и воли, чем в тысяче выпускников Хогвартса.

— Но ты можешь к нему прийти, да. Только успех — это не биржа и не котлы. Иди, потанцуй.

— Только не убивайте дирижера, — улыбнулся Драко. Одними губами.

...Красотка была рыжая, и почему-то тоже похожа на Уизли. Смешно. А следующая блондинка, точь-в-точь Элис, только в зеленом. Малфой не возражал. Мелодий было всяко больше двух, Уилтроп о чем-то разговаривал с высоким темноволосым мужчиной с седыми висками, остальные танцевали. Драко поцеловал спутнице руку и, заметив дверь, выскользнул на террасу.

Наверху — звездное небо, внизу — освещенный огнями Нью-Йорк, темные воды Гудзона. Потрясающий вид. Другой. Удивительное чувство, он никогда не жаловался на зрение («Еще не хватало!»), но сейчас в полной мере ощущал, что видит. Чувствует открывающуюся картину всем телом. И это захватывало дух.

— Драко Малфой? — Драко быстро оборачивается. Черные волосы, раскосые глаза, возраст где-то между молодостью и старостью, точнее не скажешь. Азиаты, что с них взять. А произношение почти по-английски правильное. — Ли Уэн.

— Чем могу помочь?

— Все в порядке. Я много слышал о тебе. И хотел увидеть. Мне будет приятно работать с тобой.

Мерлинова борода! Четыре фразы, четыре идеи и ни одного цветастого оборота!

— Нью-Йорк?

— Сингапур, — белоснежная улыбка. — Шанхай, Макао, Токио... Но сейчас мы работаем здесь. Как и ты теперь.

Новости распространяются быстро, однако. «Работать...» Играть против тебя, Драко, перевел он себе. Похоже, общаться с нормальными магами ему прихотью судьбы не положено. Сначала Хогвартс, потом Темный Лорд, Министерство, пароход, теперь все это...

— Надеюсь, знакомство будет выгодным нам обоим.

— Разумеется, — Уэн едва заметно поклонился. Странный тип, уж на что Драко всякого насмотрелся за последние десять лет. Мерлин с ней, с фамильярностью, но как же церемония, да живет она вечно?..

Снова повернуться к реке. Огни, мрак и звезды. Во всем этом есть нечто большее, намного, намного большее. Больше чем магия и больше чем... что? Он не знал. Но чувствовал, что оно есть.

Нечто большее.

... Разговор получился долгим. И очень непростым. На другую сторону океана эти четверо всерьез пока не смотрели, отдельные проекты не в счет, но в здешних делах можно было запросто утонуть. А тонуть он не хотел. Внимательно слушал, осторожно отвечал, прислушивался к ощущениям, не позволяя отвлекаться ни на что. Даже на Гарри, который творил настоящие чудеса. И тем более — на Гарри.

Еще несколько часов. Магов осталось втрое меньше, оркестр закончил играть. Уилтроп о чем-то разговаривал с дирижером, Стоун куда-то подевался, Тони получил сову и начал собираться.

— Эппл! — остановил его Драко.

— Да, Малфой?

— Ты знаешь такого Ли Уэнна?

Лицо не дрогнуло. Очень выразительно не дрогнуло.

— Знаю.

Вопросы про Гонконг были лишними.

Колдман, напротив, не спешил никуда. И к тому же очень хотел услышать мнение своего компаньона об увиденном. Имена, лица, образы, «я видел их тысячу раз, а ты все-таки новое лицо...». Снова заиграла музыка — за фортепьяно сел сам Гарри. Легкая, воздушная, сводящая с ума невесомостью мелодия.

Прервал их Уилтроп:

— Ты решил продать Малфою весь свой бизнес, Джефф?

— А сколько стоит весь твой бизнес? — не удержался Драко.

— Хороший вопрос, — Колдман подмигнул. — Последнюю неделю рынки росли, так что все надо уточнять. Я быстро.

Проводили его взглядом. Драко отчетливо услышал слово «оболтус» и вспомнил свои же мысли. «Только им ведь не «обставить» нравится».

Джек повернулся к нему. И ничего не сказал. «Мальчик мой, ты отлично угадываешь, куда нужно целить, но все равно пока не видишь цель».

Еще одна мелодия. Просто молчали и слушали.

— Гарри... великолепно играет.

— Да, — согласился Уилтроп.

— Он волшебник.

— Да, — снова кивнул старик. — Он волшебник.

Что же, именно так оно и было. Драко улыбнулся. И задал вопрос, который, наверное, после этого вечера просто не мог не задать.

— Сэр, вы начинали говорить о соревнованиях...

Уилтроп повернулся к нему, ухмыляясь — и словно бы забавляясь шуткой, понятной ему одному.

— А ты так ничего и не понял, да?

— Кое-что понял.

По выражению лица Уилтропа было абсолютно ясно, что он не поверил ни одному его слову. Какой проницательный старик!

— Тридцать лет назад эти двое занимались глупостями и думать не хотели ни о каком бизнесе. Какие сделки, какие активы, о чем вы? Все уже решено, все определено, и Уолл-Стрита в этой жизни нет и не будет...

Даже так? Драко искренне надеялся, что крайняя форма изумления на лице будет написана все-таки не самыми большими буквами.

С другой стороны, о чем вообще тридцать лет назад мог думать он сам?

— Что, не веришь, парень? — теперь Джек развлекался уже совсем откровенно. — Вот то-то. Впрочем, теперь понятно, с чьей подачи здесь проходят такие вечера, да?

О да. Это... очень многое объясняло.

Очень.

О...

Драко моргнул. Нет. Не может. Ему показалось, ему не могло не...

— Вот это и есть успех, парень, если я хоть что-то в этом понимаю, — старик все еще улыбался — одними губами. А пронзительные голубые глаза, казалось, видели его насквозь. — Все остальное... Называй как хочешь, но это даже не копия. В лучшем случае — просто подделка.

В лучшем случае...

Вернулся Колдман. Драко захотел еще раз выйти на террасу, Уилтроп сказал, что будет собираться. На улице было уже ощутимо прохладно, осень уже ясно чувствовалась. В голове по-прежнему звучало фортепьяно, Драко не мог удержаться и не повторить, что Гарри великолепно играет. Что он — волшебник.

Пауза. И только тогда Драко понял, что слова произнес все-таки вслух.

— Строго говоря, сквиб.

Строго говоря...

— Нет, — отрицательно покачал головой Драко. — Волшебник.

Колдман хмыкнул.

— Да, ты прав. Кстати, он не внук Джеку. Даже не родственник.

Почему-то он так и думал.

— Но нашел его Уилтроп, — Драко почти не спрашивал, практически утверждал. И оказался прав. Что же, старик умеет находить то, что ему нужно. Интересно, что за дела у него были с дедом?

Драко не заметил, как Колдман снова исчез. Просто смотрел на реку и огни, пока небо на востоке не начало розоветь. Рассвет был великолепен. А вот спать почему-то не хотелось. Совсем.

_____________________

* — Как вариант, допустим, вот: http://www.youtube.com/watch?v=fhyhP_5VfKM

** — стандартный ритм фокстрота — 28 тактов в минуту, квикстепа — 50.

* * *

— http://www.youtube.com/watch?v=45Wupii0b-c&feature=plcp

И, разумеется, Джек Уилтроп — как же без него!

D

На террасу вышел Стоун. Улыбался — и причины скрывать не стал:

— Закрываю сделку. И, похоже, еду в Аргентину, — Латинскую Америку Генри любил и не скрывал этого. Правда, бизнесу его любовь не мешала ни коим образом.

— Поздравляю.

— Спасибо, — Стоун засмеялся. — Ну а вы?

— Осваиваюсь.

— Да, это хорошо. Малфой. — Драко повернулся к нему. — Зачем вам это?

Секундная пауза.

— Но ведь интересно.

Стоун смеялся долго.

— Молодец. Как вопрос, такой и ответ. — Интересно, какой еще ответ может быть на вопрос, какого дракла он летит через Атлантику, если ему и так есть чем заняться дома? — Если серьезно — почему вы здесь? Когда у вас там какая-то дикая заварушка с Министерством...

— Этой заварушке уже лет... много. С падения Темного Лорда. А стоят на том же месте, — Драко пожал плечами. — Делам не мешает. — На самом деле, мешает, но он уже привык. Хотя когда он открывал первый негоблинский Банк Англии, развлечение было то еще. Но ведь открыл!

— То-то я и смотрю, как Колдман рвется к вам с биржей, наплевав на все риски!

Риски? Слишком круто для этих чинуш!

— Стоун, вы под впечатлением от вашей Латинской Америки. У нас так дела не делают.

— Возможно, — не стал спорить Генри. Хотя у него прямо на лице читалось, что для его конкурентов всегда было крайним удивлением узнать, что все их активы в очередной банановой республике национализированы, а потом за четверть цены проданы «Stonewall Foundation». Фокус почему-то прокатывал больше одного раза, его это веселило просто необычайно . — Лучше расскажите, что у вас там на самом деле творится.

Теперь смеялся Драко:

— Стоун, даже не раскатывайте губу на «Magic Industrial» и «Family Fund»!

— Сейчас мне это точно неинтересно. Но услуга за услугу — я расскажу, что творится здесь. Сделка?

Драко бросил короткий взгляд вниз. Финансовое законодательство так или иначе знают все, кто хотят иметь дела с этой страной, а вот что такое здешний Конгресс на самом деле и сколько он стоит, мозг понимал с трудом и периодически понимать отказывался. В Англии все было сильно по-другому.

— Не сейчас. А кто такой Ли Уэн?

Стоун засмеялся.

— Вы уже знакомы? Чудесный человек. Говорят, мы с ним чем-то похожи.

Они все здесь чем-то похожи. И все чудесные люди.

— Он был сегодня.

— Да, я его видел. Изворотливый, хитрый и очень настырный. Никакого уважения к традициям. И при этом почему-то не нажил врагов у себя на родине, что само по себе удивительно и говорит о многом. Кстати, откуда он точно, никто не знает, может, правда Сингапур, а может, и нет. И если он решил сесть вам на хвост, имейте в виду, что отделаться от него будет непросто даже вместе с хвостом. Но работать с ним интересно, дела могут выйти в большой плюс.

— Или в минус, — на ум сразу пришел Тони.

— Или в минус, — легко согласился Генри. — Но Эппл — он Эппл и есть, сначала влезает, потом удивляется последствиям, вы это сами видели. Так что с вашей Министерской реформой?

Бульдожья хватка Стоуна. Будем знакомы.

— Пока что много теории.

— И мало практики? — Американец вне всякого сомнения уловил ключевое слово. «Пока».

— Как сказать.

...После падения Темного Лорда в Министерстве многое изменилось. Или нет, не так. Министерство останется памятником стабильности и незыблемости даже когда весь мир утонет в хаосе перемен. Вот только все дыры, которые раньше удавалось более или менее успешно прятать, вдруг полезли наружу. И мутная система контроля. И совершенно нефункциональная закрытость — прежде всего, от самого себя. Мерлин с ней, с бюрократией, которую прихватили до кучи — она не мешает делу, если знаешь, чего хочешь. Но ведь и система убеждения нужных чиновников принимать нужные решения тоже вылезла во всей красе! А списать огрехи на крайних или Темного Лорда уже не получалось — те, кто хотели взять Министерство за шкирку, тогда действительно взяли его. Взялись за систему.

Пожалуй, Малфои могли вмешаться. «Влезть». Другое дело, что после падения Темного Лорда сидеть нужно было действительно ниже воды. Особенно с учетом прошлого. Особенно с учетом того, что Малфои были замешаны по всем статьям.

Не влезли. Хвала Мерлину.

А потом... «Правый поворот», два месяца паралича власти, вставшее на дыбы чиновничество, отходящий от дел Кингсли — так неожиданно, так некстати. «Молодые администраторы», перехватившие власть в свои руки. Надежда на перемены к лучшему, обернувшаяся разочарованием. И вот тогда — да, тогда стало по-настоящему весело...

— А как сказать? — казалось, Генри развлекается.

— Стоун, у вас свои источники. Их и трясите.

— Свои, — чертов американец развлекался совершенно откровенно. — У вас ведь нескучно, так ведь? Все, кто недовольны политикой Министерства или самим Министерством, даже если работают в нем, создают нечто, подозрительно напоминающее партию, и всерьез хотят бороться за власть. Как они называются? Реформаторы? Партия Реформ?

Опять это название... Нет, скулы не сводит. Но слышит его он определенно слишком часто.

— Это что угодно, только не партия.

— Клуб по интересам?

«Сборище придурков», очень хочется сказать.

— Едва ли. На самом деле, очень аморфное и разрозненное движение, там кого только нет. Несколько толковых бизнесменов, которые сами не понимают, что им теперь делать. Правозащитница Грейнджер с ее справедливыми законами и прямыми выборами Министра. Какие-то магглолюбы, которые хотят что-то такое же у нас. Ага, вместе с королевой. Ну и совершенно невменяемые, я даже не знаю как их назвать — носятся с выборным Визенгамотом, правами эльфов и квотами представительства для магических существ. Другие вообще за раздел Министерства на несколько поменьше, даже не знаю, что из этого хуже. Про Шотландию молчу, тут никто не знает, когда и как сильно она рванет. Все как помешались. Выборы, выборы... Стоун, это не ваших рук дело?

— Я бы знал, что в деле. Нет, мной движет исключительно академический интерес.

— Хотите стать директором Гарварда?

— Я два года двигал социомагическую науку, возвращаться пока не хочу. Нет, мне действительно интересно. А что во всем этом движет вами, Малфой?

— В политике?

— Допустим, в политике, — очень легко согласился Стоун.

Правильный ответ — нежелание связываться с идиотами. В широком смысле, разумеется — влезать на стороне отчаянно нежелающей изменений чиновничьей массы было бы таким же верхом глупости, как и на стороне защитников прав эльфов.

— Малфои не занимаются политикой. Мы нейтральны.

Именно так. Нейтральны. Вот уже девятнадцать лет. Малфои делают бизнес, и им не хотелось бы хоронить ни соглашения с гоблинами, ни первый негоблинский же Банк Англии, ни все остальное. В том числе поднятое из руин. И тем более не хотелось бы заваривать новую кашу. Борода Мерлина, Скорп только на первом курсе!

— А как же «Консервативный клуб»?

Вот же ж...

— По-моему, подходящее название для клуба аристократов, которые могут на время сбежать от своих жен.

Стоун уже не улыбается.

— Мистер Малфой, вы не похожи на человека, который станет прятаться от жены.

— Иногда создавать мне нравится не меньше, чем участвовать.

— То есть политики это тоже касается?

...В этих словах не было ничего запретного, нет. Просто бизнес требует порядка. И если страховаться, то в расчете не на позавчера. Представив, чем все может закончиться, когда теории резко станет меньше, а практики больше, Драко собрал тех, в ком был уверен — в ком, как ему казалось, мог быть уверен. И доступно изложил, что думает обо всем происходящем. И еще о том, что можно сделать и какими средствами при том или ином развитии событий. В конце концов, Министерство, рвущее ниточки, за которые можно было дергать, имело все шансы стать неуправляемым чудовищем. А те, кто выступали против него, в большинстве своем чудовищами были — безо всяких «может быть». Просто потому, что ни дракла не понимали в том, что делают.

Это было самое страшное.

Разумеется, никакой партии они не создавали. Но Драко точно знал, что если ему понадобится быть в игре, он в ней будет.

— Ладно уж, не буду вас смущать намеками и заставлять срочно просчитывать, кто мог вас сдать. Никто и не сдавал. Только просчитать вас не так сложно, как вам кажется. Понятное дело, что не для министерских шишек. И, конечно, нужно знать, где искать и что считать. Но вы действительно очень предсказуемы, Малфой.

Драко не удержался от того, чтобы выразительно поднять бровь.

— Вы знаете несколько старых дорог и всегда ходите ими. В бизнесе да, вы смеете выбирать то, что выглядит дикостью, но приносит результаты. И идете напролом через любую преграду. Голландия, Марокко, Египет, Восточная Европа, «Гринготтс», Канада, Вюртемберг, ну да продолжать можно долго. А во всем остальном... Можно я не буду называть вслух ваши программные положения? Когда вы, консерваторы, откроете свои «консервы», окажется, что все ваши бесценные сокровища протухли еще до рождения Уилтропа. А вы их обязательно откроете. Вас ради такого даже пустят к рулю ненадолго, чтобы все прочувствовали аромат. А потом вы вылетите со свистом, и все увидят, как вы летите. Летите, летите и плюхаетесь. И если вы думаете, что ваша деловая империя надолго переживет ваше падение... подумайте еще раз.

— Вам бы детективы писать, Стоун, — Драко огладил подбородок. — Или политические триллеры.

— Это пройденный этап, — на мгновение улыбнулся Стоун. И тут же спрятал улыбку. — Но, дьявол, консерваторы!.. Семейные ценности, традиции, чистота крови, какая-нибудь наследственная палата... Это даже не смешно! Вы правда не видите, что будет задавать повестку дня в ближайшие десять лет? Двадцать? Сто?

— Возможно, вижу. — И никаких «видим».

— А возможно, нет. И в любом случае молчите. Потому что двадцать лет назад Темный Лорд нагнул ваше Министерство и отодрал в свое удовольствие. А вам кажется, что оно, сколько бы воды ни утекло, до сих пор хочет отыграться. Хотя бы на вас, раз уж вы тогда стояли рядом и тоже взяли свое.

— Вы думаете по-другому?

Стоун выразительно поднял брови.

— И только поэтому вы держитесь от всего подальше, как бы чего не вышло?

— Я несу ответственность за имя Малфоев. И не только за имя.

— За кровь? Сколько лет вы передаете из поколение в поколение одну и ту же склянку? В ней уже нет магии! И жизни тоже нет.

Пауза.

— Уже давно нет, — Стоун продолжал, словно читал его мысли. — Зато она есть в вас, Малфой, даже если вы и не хотите себе в этом признаваться.

Мелькнула мысль — в Генри определенно чувствовалась если и не академическая закалка, то богатая адвокатская практика уж точно. Лет эдак десять публичных речей. Хороших публичных речей, он бы и для Темного Лорда вместо Азкабана с дементорами выхлопотал домашний арест и подписку о невыезде.

— Я уже ожидал, что вы в том же духе скажете что-нибудь про семейные традиции, Стоун.

— Вы и так об этом подумали — какой смысл?

Резонно. И вдруг стало как-то очень уж... смешно.

— Вам определенно стоит двигать социомагическую науку, Стоун.

— Я это уже делал, — отмахнулся Генри. — Это было время абсолютного разгильдяйства и чудовищной безответственности. Какими только глупостями мы тогда не занимались! Сборники, конференции, сенаторская кампания... Закрывались на кафедре с ящиком огневиски, а после совета приходил декан и приносил второй ящик, свежую прессу и свою дурацкую присказку, что если пьянку нельзя остановить, ее нужно возглавить.

— Разочарований будет меньше, а толку больше?

— Нет, он говорил, что сами мы даже листовку нормальную сделать не можем, а он уже не в том возрасте, чтобы без последствий для здоровья знакомиться с нашим творчеством. Малфой, вы же умеете создавать будущее. Вот и создайте.

Даже так?

— Вам действительно нужна заварушка в Англии?

— Мне — нет.

— Значит, есть те, кому она нужна?

— Малфой, вы правда не видите, что здесь будет происходить лет через двадцать. — Ни единой вопросительной интонации. — И вам правда будет лучше разобраться во всем самому... иначе так ничего и не поймете.

Стоун отвернулся, подставляя лицо солнцу. Наслаждаясь видом, открывающимся с небоскреба. Город, небо, океан... Интересно, как все-таки выглядит паук, расставляющий сети? А как — уже расставивший?

— Если справитесь — испытаете удовольствие, не сравнимое ни с чем, — как ни в чем не бывало, добавил американец. — Это как почувствовать пульс на руке жизни. Или нечто большее.

Пусть он еще раз встретится с Темным Лордом, пусть он снова окажется в тот проклятый день в Астрономической башне, если хоть что-то понимает в происходящем! Если он хоть что-то понимает в стоящем перед ним человеке.

Дьяволе.

— Кстати, Стоун... А зачем вам все это?

Генри широко улыбнулся в сторону, щурясь, словно довольный кот. Повернулся к нему, поднял на него глаза — в них определенно плясали бесенята.

— Малфой, если бы вы знали, как это интересно мне.

_________________

Генри Стоун собственной персоной

D

Огненный шар неспешно катился над горизонтом. Пламя за краем неба, алая дорожка, размеренное движение волн. Магия окружала его с детства, но все чаще ему казалось, что настоящее волшебство он начинал видеть только сейчас. В Нью-Йорке океан был Царством Живых, в Касабланке — Царством Мертвых, но солнце дарило жизнь и там, и там. Закат здесь становился рассветом там. А пройдя по алой дорожке до горизонта и дальше, можно самому стать солнцем...

Он задержался в Штатах чуть дольше, чем планировал. В конце концов, Большая игра шла здесь, и останавливаться пока не думала, Англии придется это принять. Забастовка на Западном побережье, какой-то новый фонд, размещение облигаций, закрытые сделки, открытые позиции... Колдман хотел знать все, носился по кабинету, постоянно кого-то вызывал, отдавал распоряжения. Каминная сеть работала как сложнейший механизм с расписанным до секунды графиком, постоянно прилетали птицы, появлялись и исчезали патронусы. Драко жадно впитывал информацию, смотрел, запоминал, делал выводы. Отметил для себя, что покупать собственный офис придется обязательно, если он хочет всерьез здесь остаться. Возможно, даже в ближайшие полгода. Что-нибудь попроще на первое время, а потом уже самостоятельно строить Malfoy Family Building. И уж точно купить каких-нибудь местных строителей!

Колдман на два дня уезжал в Чикаго и потом в Хьюстон. Драко остался. Узнать, как обстоит положение его компаньона на местах, было бы чрезвычайно любопытно, но он выбрал другие цели. С головой окунулся в дела биржи. Сколько-то выиграл, сколько-то проиграл. Купил акций «US Financial» и «Stonewall Foundation», и еще ворох расписок на компании поменьше. Немного для коллекции, немного для дела, хотя самое главное — для доступа к документам. Отметил для себя — обратить внимание на валюту. Здесь ее было слишком много, и это тоже был инструмент. В конце концов, в Европе у него проблем с разменом галлеонов не было, а здесь... Здесь все было решительно по-другому.

Колдман вернулся со странной смесью ярости и восхищения. Стоун перед отъездом умудрился хорошенько напакостить — не смертельно, но сам факт! Заткнули несколько дыр, на которые сами еще долго не обратили бы внимания, пока оно не рвануло. Признали, что пакость вышла полезная.

Пара дней ушла на согласование деталей. Малфой с неподдельным интересом к финансовым инструментам размышлял о покупке местного инвестбанка. Колдман как бы между делом поделился информацией, что на Западном Побережье ожидается строительный бум и что самое время делать ставку на застройщиков. Еще три дня не могли оторваться от совершенно фееричной баталии Ли Уэна и старика Уилтропа. Какие-то не в меру горячие ребята доигрались со скупкой перспективных непроверенных зелий — пузырь лопнул, похоронив два фонда и трех выбросившихся в окно директоров. Обсудили с Эпплом совместный проект по котлам и оборудованию. Что-то еще...

Совершенно безумный мир. Перелет через Атлантику был достаточно долгим, чтобы спокойно все обдумать и со стороны посмотреть на то, что происходит на той стороне. Посмотреть на лица собственной команды — корпоративные юристы и старшие управляющие подразделений не могли поверить, что на сегодня все точно закончилось. Нервы у ребят были крепкие, это правда, но кое-какие вещи были чересчур даже для них.

...Мерлинова борода, ну и рожи!..

Отметить для себя — серьезно подумать о создании в Англии финансового колледжа. Или юридического. Или сразу обоих. Подписать соглашение со Слизерином и Когтевраном. Ну и что-нибудь еще придумать ради такого, за колледжем вполне можно создать по-настоящему хороший проект.

...Интересно, каких идиотов первыми схватят за руку при попытке использовать хроновороты на бирже?..

Посмотреть на небо. Время любит играть в игры, вчера он мог потратить лишний день в Нью-Йорке, сегодня уже нет. Ночной перелет, а утром дела в Касабланке, а потом в Каир. И уже тогда возвращаться в Англию.

Ночное небо и темные воды Атлантики внизу. Определенно, для таких перелетов нужно создать более удобное средство, чем трансконтинентальные ковры-самолеты. Метлы не годятся, это факт. А идея на самом деле стоящая, как же он раньше не подумал! «Malfoy Family Airlines» и подходящий слоган, что-нибудь в духе «...это близко!»

...Переговоры в Касабланке. Восход, обращенный лицом к Закату, Восток, омываемый западным океаном. Серьезные старики, серьезные традиции, вот уж кто спустил бы семь шкур с того чертового азиата! Золото, эликсиры, артефакты. Подписать. Отклонить. Обсудить еще раз через три месяца... разумеется, он приедет. Подписать. Нет, это плохая идея. И это плохая. Да, я могу предложить свои условия. Да. Да. Нет. Обсудить позже. Подписать...

Завтра еще одни переговоры, снова на весь день. И снова ночной перелет. Отдых... Так ведь он отдыхает. Прямо сейчас. Здесь. Песчаный пляж, волны, тонущее в океане солнце. И кажется, что он один на всем берегу, на бесконечном берегу кажущегося таким же бесконечным моря. Идет по кромке прибоя, дышит полной грудью и проживает удивительное, фантастическое, ни с чем не сравнимое спокойствие. Слышит размеренный шум волн, слышит крики морских птиц, танцующих на закате, слышит тишину. Слышит и чувствует себя.

Слышит и чувствует жизнь.

H

— Можете идти, Кейнс.

Сонный аврор, уже с трудом держащийся на ногах, несмотря на кофе и почти наверняка стимуляторы, коротко кивнул и удалился. Гарри еще раз взял в руки отчет и раз, наверное, в десять пробежался глазами по тексту. Картинка не складывалась. Или, вернее, складывалась в нечто совсем странное. Кто-то уже во второй раз пытается наладить поставку в Англию запрещенных предметов, и ладно, если бы просто зелий и компонентов. Артефакты, причем половина — боевого назначения! Не только и не столько темная магия, но и она тоже. Спрашивается, зачем? Для кого? Волан-де-Морт их побери, для чего? За почти двадцать лет аврорат извел под корень едва ли не всех своих темных магов, а также примкнувших, сочувствующих и отчаянно делающих вид, еще кое-кого перевербовал, а воображающих себя слишком умными решительно и зло взял за горло. Магический и национальный вопросы решены настолько, насколько возможно, Статут в безопасности, и даже начни кто подкапываться с этой стороны — до дестабилизации и полномасштабной войны с терактами на улицах и боевыми артефактами ой как далеко.

Отягощенные сверхценными идеями террористы с идиотскими целями и такими же перспективами? Так то-то и оно, что картина не стыкуется. Если они такие умные и хитрые, то почему каналы поставки перекрываются один за другим? И как объяснить, что ценные и очень недешевые магические предметы вот так легко оказываются в Аврорате? А если такие глупые, бестолковые и неорганизованные, неспособные просчитать все возможные варианты — какого... он уже полгода не может выйти ни на заказчика, ни на поставщика?

Два канала, и дважды разные места. Франция и Норвегия. Дважды нитка словно обрывается — авроры берут точку, еще пару артефактов, мелких исполнителей, которые ничего не знают... и все. И ровно то же самое здесь, в Англии. И если ты поставил на уши всю свою сеть, но по-прежнему не имеешь результатов, это может говорить только об одном. Что на сей раз в игру вступили по-настоящему серьезные игроки.

А значит, и ставки в этой игре будут соответствующие.

Нет, еще можно было предположить, что он потерял нюх, сноровку и находится на месте, которому не соответствует. К слову, очень неприятный, но куда более безопасный для всех вариант. Наверное.

В то, что в игре мог быть замешан кто-то из «своих», кто-то, кто ловко подчистил следы, он практически догадывался. В то, что какие-то наживки ему скоро начнут забрасывать, чтобы пустить по ложному следу, мог быть уверен более чем. То, что все происходящее нацелено на очень отдаленную перспективу — знал практически наверняка. Потому что курьеров он допрашивал лично. И никаких зацепок не получил, в отличие от целого букета самых отвратительных предположений. Предположений, которые теперь следовало проверить.

Даже от упавшего листа расходятся волны. Здесь в воду летели булыжники, а раз он чувствует колебания, он должен знать, где искать.

D

Эту страну он тоже полюбил как-то сразу. Еще до парохода и успешных сделок. Она была... словно памятник вечности. Вечной жизни, вечной красоты. Она была — и это пьянило крепче огневиски. Он не знал, о чем думали строители пирамид, не знал, что они строили — монумент организованной силе и абсолютной власти, или материальное воплощение человеческой гордыни в натуральную величину, или вызов самому времени. Да что угодно.

Глядя на них, он видел отнюдь не мертвый камень.

...Снова корабль — на сей раз до Александрии. Потом Афины, возможно, Болгария. Замок в Карпатах. Фабрика в Силезии. И вот тогда точно в Англию.

Снова ночь. Жара спала, ветер несет прохладу и свежесть. Хвала Мерлину, все прошло успешно, все сделки закрыты, договоры подписаны, отчеты приняты. Пометка на полях — приехать в следующий раз не ранее, чем через полгода. Можно в апреле. Или в мае, но точно не летом. Уточнить в Лондоне и привязать к планам на весну... Да, дела улажены, сейчас можно просто закрыть глаза.

Он определенно не жаловался на зрение. Но здесь — здесь он видел по-настоящему. Оттенки зелени. Игру света на камне и на воде. Грани обелисков. Песчинки на отшлифованных блоках. Объем и глубину. Видел. В Англии он иногда ловил себя на ощущении, что раз за разом натыкается на грубые и неестественные декорации, словно нарисованные для фона. Плоские и никакие. Но только не здесь. Здесь — никогда.

Жизнь никогда не покидала это место. И не покинет, пока Нил катит воды, а на восточном берегу восходит солнце.

Он закрывал глаза, и это чувство возвращалось снова и снова.

D

Все заговорщики мира выбирают «Кабанью голову». Можно сказать, это непреложное правило — для важных, секретных и желательно темных дел выбирать Хогсмид и заведение Аберфорта. С расчетом на то, что никто не догадается. Никто не подслушает, не подсмотрит, не будет стоять в стороне, просто отмечая входящих и выходящих... Это казалось настолько очевидным, что удивляло до сих пор. Вот и Скорп пишет, что нынешний третий курс был в деревне и даже краем глаза видел это «жутко таинственное» место. Мерлин, неужели они всю жизнь останутся на третьем курсе?

Какой может быть секретность, он, пожалуй, представление имел. Хотя бы потому, что в свое время состоял в не слишком законной организации. Какой она должна быть — пытался понять сам. Кое-что даже понял. Хотя, конечно, до настоящих виртуозов с той стороны Атлантики ему было ой как далеко.

— Почему «Сплендер», Малфой? — а, вот и Гермиона. Будем считать, что поздоровались.

— И вам добрый день, миссис Уизли. Прошу, — а улыбка здесь действительно к месту. Драко Малфой и Гермиона Уизли за одним столиком! Взаимными тяжбами и оборотом документов «Family Fund» и Департамент исполнения законодательства создали больше рабочих мест за последние десять лет, чем любой другой Отдел Министерства.

— И все-таки? — сейчас она совсем не походила на такой удачно пришедший ему на прошлой неделе образ валькирии. Просто колдунья, связавшая свою жизнь с Министерством, всю жизнь — без пяти минут винтик системы. Наверное, должно хорошо развивать чувство баланса: шаг влево — ты вылетел, шаг вправо — тебя затянуло. Перспективы самые радужные, как ей еще не надоело?

— Здесь отличная кухня, это превосходный аргумент.

— Домовые эльфы?

— Французы. Я за международное сотрудничество, — ага, и только эльфов ему не хватало. Особенно сегодня.

— Малфой, вы опять уходите от ответа!

«Скользкий, как угорь», только это про отца.

— Я прямо и открыто говорю чистую правду. В лицо.

«Сплендер» — очень неплохое заведение на втором этаже «Small House». Тут еще всякие торговые ряды, магазин сладостей, даже Уизли открыли лавку. Когда-то он строил это здание в «Косом Переулке» — самое первое свое здание! — и масштаб затеянного кружил тогда голову сильнее любого огневиски. Он еще хотел открыть здесь Самый-Лучший-Ресторан, даже пытался что-то согласовать. Потом идея перегорела. Сейчас здесь какие-то дальние родственники Делакур, весьма приличная публика и возможность обсудить любые вопросы во время обеденного перерыва. Например, вот за тем столиком очень близки к принятию решения чародеи из Отдела магических игр и спорта.

— Вы...

— Вот, прошу, — передавая папку, Драко действительно улыбался. Это было... забавно. — Документы. Все о Герхарде Шпэйне, все, что я могу раскрыть без ущерба интересам компании. Здесь больше, чем вы можете потребовать от меня по ордеру, не переворачивая с ног на голову корпоративное законодательство.

Вот, а на эту картину просто любо-дорого посмотреть. Нет, не валькирия. Но на лице смесь восхищения, недоверия и желания не выдавать эмоции даже под пытками.

— Надеюсь, после этого все вопросы будут улажены, а в прессе не появятся сенсационные «секретные данные».

Восхищения стало меньше, недоверия и презрения больше. А что вы хотели, миссис Уизли, у меня есть четыре человека с текстами в духе «Вся правда о Шпэйне», которые ждут, будет им дана отмашка или нет. Успокоитесь вы или нет. Дела требуют порядка. Только мы ведь собрались не из-за этого.

— Министерство изучит представленные вами сведения, — медленно и тихо ответила Гермиона. — Проверит. И примет решение по интересующему нас вопросу.

И вот так уже десять лет! Что же, в Хогвартсе было намного хуже.

— Это его обязанность, миссис Уизли, принимать решения. Кстати, я получил ваше письмо. Я... удивлен. Какими судьбами?

Удивлен? Вообще-то очень мягко сказано. Живая иллюстрация того, что со словами и мыслями нужно обращаться очень, очень осторожно. Официальный запрос, в котором Отдел обеспечения магического правопорядка просит Драко Люциуса Малфоя, уважаемого предпринимателя, промышленника и банкира, составить от лица бизнес-сообщества рекомендации для создаваемого Комитета по конкуренции, был... прекрасен. Поднял настроение на целый вечер. Какая разница, нужны ли им его советы по-настоящему или единственная цель всего этого шоу — «сделать наоборот»? Комитет по конкуренции, Мерлин! Он до сих пор улыбается от одной мысли. Что они придумают в следующий раз? Самостоятельную налоговую? Службу банковского надзора? Комитет по финансовым рынкам? А может быть, биржевую инспекцию?

— Мы учли прошлый опыт и решили, что для принятия закона о конкуренции и создания специального контролирующего органа следует учесть мнение тех, кто этим занимается и знает систему изнутри.

Когда он откроет юридический колледж, Грейнджер будет в нем преподавать. Если не министерское право, то риторику. Раздел по теории и практике лицемерия. «Учли опыт», теперь это так называется?

— Вам не кажется, что Отдел правопорядка и так раздулся сверх всякой меры? Министерство в Министерстве. Я даже не беру аврорат, — Темный Лорд шею сломит разобраться, во что за эти десять лет Поттер превратил аврорат! — и другие службы. Но! Был Департамент правопорядка, его разделили на Департамент правопорядка и Департамент исполнения законодательства. Мерлин с ним, Мерлин с вами. Теперь вы хотите разделить Департамент исполнения законодательства и создать Комитет по конкуренции. Сколько продлится это почкование?

— Министерство должно хоть как-то контролировать то, что вы создаете, Малфой. Тем более, что создаете вы быстрее, чем оно может за вами угнаться.

Что там говорил Генри про повестку дня? Ах, да, он не говорил, он только спрашивал. А Драко с удивлением понимал, что под таким углом он смотреть на вещи и не пробовал, хотя, кажется, мнил себя хорошим игроком. Что же, сейчас он рискнет и предположит, что правильных ответов несколько, и один из них — скорость. Скорость, и еще преимущество в темпах.

— Уизли, «хоть как-то» — это определенно не те слова, от которых будет результат. И давайте будем откровенны, разрыв, о котором вы говорите, уменьшаться уже не будет. Он будет только нарастать. До тех пор, пока бизнесу не станет по-настоящему тесно. А потом он уйдет, и у Департамента социальной защиты появится очень много работы. Зато он будет единственный, у кого работа будет.

Подали блюда. Определенно, он сделал правильный выбор — десять лет назад и сегодня. Грейнджер... Нет, Департамент социальной защиты, или как они там назовут еще один аппендикс Министерства, определенно не для нее. Как-то слишком... никак. Разрушительница трестов смотрится намного выигрышнее. А у него, если разобраться, все шансы вскорости самому двигать социомагическую науку или, на худой конец, вести Прорицания в Хогвартсе. Воображение живо нарисовало картину... Они, конечно, не в Хогсмиде — но кто, интересно, сейчас подслушивает их?

— Малфой, вы можете сделать так, чтобы разрыв не нарастал.

Самое удивительное, что он правда — может.

— Уизли, дело не в разрыве. Не в скорости. И даже не в темпах.

Холодный взгляд и тщательно скрываемое любопытство. Кажется, ей правда интересно слово, которое он собирается произнести.

На другом конце зала зажегся фейерверк — старое и незатейливое изобретение, доведенное до ума — вернее, до безумия — тогда еще близнецами Уизли. Снопы разноцветных искр, норовящих забраться волшебникам под мантию, грохот падающих стульев, кто-то вскакивает на ноги, все, включая Гермиону, поворачиваются в сторону происшествия... Драко не понижает голоса, но в поднявшемся гаме его едва слышно:

— Направление, Уизли, направление. А Министерство совсем не хочет идти вперед.

D

...Они уже поднялись на пятый этаж, к Каминному коридору. Поставить и согласовать камины с доступом как к Министерской Сети, так и в головной офис «Family Fund», в свое время потребовало много денег — и столько же времени! — но результат, несомненно, стоил вложений.

— Как вы вообще связались с этим Шпэйном, Уизли?

— Он пришел сам, после выхода «Пророка» и «Элефанта», и сказал, что журналисты о многом умолчали.

— Ну еще бы! Но вы давно хотели ухватить меня и решили, что это ваш шанс?

— Я проверила Шпэйна сама, Малфой. И вопросов у меня стало еще больше.

— А мои ответы несколько прояснили ситуацию, не так ли?

— Малфой, даже если так, это говорит лишь о том, что вы выкинули на улицу четырнадцать человек вместо пятнадцати.

Он бы действительно выкинул кого-нибудь на улицу, чтобы показать, что это такое. Только кому бы что доказал?

— Тем не менее, вы знали это, но за советами вы все равно обратились ко мне. Я видел печати Отдела, но готов поспорить, что идея исходила от вас, Заместитель Главы Департамента.

— Идея исходила от меня. Мало кто понимает, чем вы занимаетесь, Малфой, и еще меньше тех, кто занимается теми же делами, что и вы, но это не значит, что вы останетесь полновластным хозяином. Однако вы знаете правила игры, и поэтому можете нам помочь.

О, Мерлин!

— Что вы знаете о правилах, Уизли? — Пауза. — А что правила знают о вас?

Совершенное непонимание в глазах.

— Вот именно. Я не «знаю» правила, я их создаю, и вы хотите того же. Поэтому вы пришли ко мне, и поэтому мы можем договориться.

— Мы договорились не поднимать эту тему сейчас.

— Договорились, — не стал спорить Драко.

— Но поговорить нам все равно придется.

Он подошел к камину. Оказался близко-близко от нее. Если бы не воротник мантии, он бы кожей почувствовал ее дыхание.

— Министр намерен устроить прием на Хэллоуин в «Вейнгарде». Верхушка министерства, уважаемые семейства, иностранные гости. Все будет мило и непринужденно. Вас с мужем пригласят — не спешите отказываться. Тогда и поговорим.

Неловкое движение назад, ледяной взгляд, брошенный исподлобья, гнев, замешанный на испуге. Прямо «Тысяча и одна ипостась Гермионы Грейнджер»! Драко отошел на шаг, зачерпнул Летучий порох и бросил в камин, взметнулось изумрудно-зеленое пламя.

— В «Малкин энд Малфой» послезавтра будет много новых вечерних мантий. Мадам знает цену времени и знает время для бизнеса... Загляните туда завтра вечером.

Гермиона ничего не ответила.

H

Недельные обзоры о происходящем в Магической Британии Гарри не то чтобы как-то особенно любил, нет. Другое дело, что читать их приходилось регулярно, отдавая должное результату трудов десятков сотрудников аналитического отдела. Просто... было в этом что-то неуловимо притягательное. Совершенно потрясающее чувство — осознавать, что ты держишь в руках высшее звено очень изящной цепочки, конечный путь долгого, очень долгого процесса, от ежедневного сбора новостей до короткого, на один — максимум два! — листа отчета, из которого выброшено все лишнее. Даже если, к слову, не менее трети из них числятся с пометками «Совершенно секретно», а то и вовсе — «В единственном экземпляре, лично в руки». Впрочем, о чем может говориться в последних, Гарри, как правило, уже знал, в том числе и по самой банальной причине личного участия.

Вот, например, Шотландия. МакМерфи опять поднимает бучу, вот ведь неймется человеку! Эту бы энергию, да в мирное русло. «Инициирует общественную дискуссию о возможности делегирования расширенных полномочий в области налогообложения», ну ни ... ж себе! Что же будет, когда этот милейший человек попадет в Визенгамот? А он туда попадет. Просто потому, что другие хуже... и еще потому, что МакМерфи как раз очень хорошо знает, чего хочет. Пусть идет и берет, если сможет.

Или Ольстерское дело. Закрытое, после стольких-то месяцев. Откуда же они берутся, эти сумасшедшие маньяки-одиночки? Откуда они выкапывают изуверские даже по меркам магической Британии ритуалы? Почему этим идиотам всегда везет — так, как может везти только идиотам? Два аврора, четыре жертвы, убийство при задержании — и право слово, это не такая большая цена, какую можно было бы отдать. И все-таки — слишком, слишком большая.

Или, пожалуй, вот. Драко Люциус Малфой, в последние лет эдак десять заимевший весьма недурную привычку грести галеоны не менее, чем лопатой. Это ведь надо постараться, чтобы найти хоть какую-то отрасль в Магической Британии, в которой не отметились структуры с логотипом «Family Fund»!

А что, собственно, Малфой?

Возвращение в Англию после очередного международного турне, очень предсказуемо, так, что еще... Глаза Гарри скользили по строчкам доклада — и чем ниже опускались, тем сильнее глава Аврората ловил себя на мысли о том, что губы сами собой расплываются в улыбку. Построили вы себе империю, Драко Люциус Малфой, ничего не скажешь. По вашим поездкам можно рисовать самую полную карту ваших бизнес-интересов. Традиционным ближневосточным и африканским... и, дай-ка подумать, не вполне традиционной американской. Нью-Йорк, Касабланка, Каир, Мерлин мой! Гарри улыбался, в полной мере наслаждаясь открывающимся горизонтом. И ведь Малфой каждый раз таскает с собой целую делегацию юристов и управляющих! С такими расходами точно надо создавать собственного перевозчика, интересно, он уже додумался до этого или еще нет? Затем Александрия, Восточная Европа и возвращение в Лондон. Бизнес-активность? Пожалуй, что и ничего необычного. Все как всегда, Малфой ни с кем никогда не связывается и просто зарабатывает деньги. Просто... зарабатывает...

Гарри нахмурился — буквально на мгновение. А затем оторвал глаза от пергамента, потянулся в кресле и, сложив руки за головой, мечтательно посмотрел в дальний угол — туда, где висели портреты давно и очень хорошо знакомых людей. Волшебников, из которых уже далеко не все были в живых. Картина... нет, пока не складывалась. Но получалась уж больно любопытная.

Вернувшись из своих заграниц, Малфой, который просто не поднимал с места свой зад ради проектов дешевле десяти тысяч галеонов, первым делом бросается на рынок оборудования и инструментов. Прижимает к стенке гоблинов, скупая чужие долговые расписки. Гоблинов! Прижимает к стенке! За десять процентов сверху! Это когда еще гоблины так просто и так дешево выпускали из рук недвижимость в центре Лондона... И тотчас же берет в оборот совершенно утратившего нюх старого мастера. Да так, что едва сделке дается ход, Гермиона все бросает и два дня осаждает офис «Family Fund» и его, в общем-то, страшно не любящего связываться с министерскими работниками хозяина. И все это — внимание! — сразу по возвращении из один Мерлин ведает откуда. А откуда, собственно?

Взгляд Гарри снова вернулся к верхней части документа. Восточная Европа, Афины, Александрия, Каир, Касабланка, Нью-Йорк... Нью-Йорк.

Неужели совпадение?

H

Снова Малфой. И снова похоже на сон. Знакомые стены, знакомые стенды, знакомые шкафы — магазин мадам Малкин. Тот самый, который уже давно — «Малкин энд Малфой». И новые мантии, уважаемый предприниматель, промышленник и банкир не солгал ни единым словом. Новые вечерние мантии, избранная коллекция, вещи, которые до последнего кната стоят запрашиваемой цены. И ведь для всех двери этого магазина откроются только завтра...

Какое-то движение за плечом, его нельзя увидеть, но и не почувствовать нельзя. Повернуться. С удивлением понять, что никого нет... то есть совсем никого. Магазин пуст, и только дверь тихонечко скрипит, закрываясь. Ей показалось, или?..

Отложить в сторону великолепную мантию цвета белого жемчуга. Распахнуть дверь. И едва не ослепнуть от яркого, бьющего по глазам солнца. Прикрыть глаза рукой. Мерлин, да что здесь происходит? Она же должна оказаться в Косом переулке, а вместо этого...

Берег реки. Уходящие за горизонт поля. Где-то далеко — край леса.

И — Малфой.

Малфой, который увлеченно и сосредоточенно занимался своим делом. Делом?

Издалека она не могла различить деталей. Издалека. Любопытство откровенно брало свое, и она стала подходить ближе. Ближе, ближе, шаги ускорялись, и вот она уже бежала вперед со всех ног.

...Малфой строил дом. Просто поразительно! Спокойно, сосредоточенно, он воздвигал стены, и в основание был положен камень. Под рукой застигнутого за совершенно неожиданным занятием блондина не было ни чертежей, ни схем, но, казалось, он точно знал, что должен делать. До мелочи. Или не знал, но чувствовал. И делал. Шел.

Шел?

Малфой обернулся, не отрываясь от работы. И бросил только один взгляд. Она невольно поежилась — не ожидала. Или ожидала, но совсем, совсем другого. Увидеть того Малфоя, старого, которым он оставался где-то в глубине памяти. А вместо этого...

Не мстительное и злорадное торжество. Не самоуверенный приказ и не бессильная злоба. Не просьба, не униженная мольба, нет. Что-то... иное. Предложение. Или...

Приглашение.

Она почувствовала, как ее щеки загораются алым.

Он уже отвернулся, вернулся к своим делам. Своему делу. И только. Разумеется, она не обязана, тем более ему, ей ничего не стоит уйти, и похоже, что ему как раз действительно безразлично, какое решение примет она. Разве что... ему будет немного жаль. Самую чуточку, и уж точно не настолько, чтобы остановиться хоть на мгновение.

Раздумье оказалось мимолетным. «Стой! Не надо! Это же Малфой» мелькнуло где-то далеко-далеко на периферии сознания и благополучно было задвинуто еще дальше. Если Драко сейчас взялся вот за ту конкретную сторону... что же, ей ничто не помешает заняться стороной соседней, а потом они соединят усилия и...

...и Гермиона резко села на кровати.

Это был сон, только сон, и ничего больше. Ничего не случилось. И уж точно, ТАК выбирать эти чертовы мантии она могла только во сне... Но вот что там делал Малфой? И что он вообще делает в ее голове, этот Малфой, будь он неладен?!

Толкование сновидений она считала решительно бесполезным занятием. Как и любые попытки связать «приметы» и прочие «видения» с реальной жизнью. Вот только в реальной жизни ее совершенно не покидало ощущение, что с Малфоем что-то не так.

Что на самом деле все не так.

Что все слишком изменилось. И — самое неприятное для нее самой — что она совершенно не понимает, что теперь происходит на самом деле. Что делать ей. И чем все это может закончиться для них, для них всех.

Для Малфоя... и для нее.

D

Так уж вышло, что он с детства любил великосветские приемы. Действительно любил. Когда-то давно — потому что можно было показать себя. Вот он я, а вот ореол величия вокруг меня. Падать ниц дозволяю... Если не вспоминать в деталях, скулы как от лимона практически не сводит. Сейчас — о, вне всякого сомнения, сейчас, потому что было на что посмотреть. Даже не зная всех нюансов, порой можно было собрать совершенно великолепную мозаику. Кто с кем разговаривает и кто молчит, кто смотрит по сторонам и кто рассчитывает увидеть что-то по-настоящему интересное. Чьи взоры обращены на тебя и чьи уши услышат каждое твое слово. Кто верит, что происходит именно то, что ему кажется здесь и сейчас. Это даже не шахматы, нет, потому что ты сам присутствуешь здесь же. Находишься среди них всех — игроков, марионеток, предметов интерьера, пешек и очень, очень влиятельных фигур.

К вопросу о шахматах...

— Мистер Уизли! — Муж Грейнджер совершенно не воспринимается как личность, зато, по крайней мере, эта говорящая табуретка уже давно не вызывает раздражения. — Миссис Уизли! Какая встреча!

— Малфой, — да уж, их чувства определенно невзаимны.

— Мистер Малфой, — а вот Грейнджер определенно держит себя в руках. И наверняка повторяет отточенную до блеска мантру про контроль над эмоциями. Здесь достаточно и министерских шишек, которым она перешла дорогу, и древних семейств, которым все еще тяжело признать то, что сам Драко принял за факт объективной реальности почти двадцать лет назад. Она как никогда будет следить за каждым словом — и можно не сомневаться, не только своим.

...Коричневая мантия с золотой каймой шла ей, пожалуй, не хуже любой вещи из гардероба, которую они могли бы подобрать у Мадам. Но это не белый жемчуг, даже, право, жаль, что Грейнджер настолько щепетильна в таких вопросах. Ему бы и в голову не пришло предложить ей взятку.

— Астория, моя супруга.

Великолепная женщина. Она не вмешивается в его дела, он не мешает ей путешествовать. Четырнадцать лет семейной идиллии.

— Рон, Гермиона! — А это уже начальник аврората. И рыжая Уизли, странно, в Нью-Йорке она ему казалось едва ли не в каждой женщине, а сейчас он видит ее вблизи и отчетливо понимает, что она совсем другая. Остается разобраться, кого же он, в таком случае, видел и почему. Когда там в следующий раз пожертвования в Мунго?

Осторожно, но вежливо здороваются. Поттер изменился — на такой-то работе и таких должностях, да еще за девятнадцать лет! Они видятся достаточно редко, чтобы это особенно резко бросалось в глаза. И то, как изящно аврорат устранился от всех реформаторских дрязг, притом до сих пор сохраняя положение ключевого столпа силы в Министерстве, говорит, что Поттер многому научился. Нетрудно понять, у кого.

А теперь шлифовал свое искусство до блеска.

Пожалуй, с ним тоже будет интересно поговорить, но не здесь, не сейчас... Хотя, почему, собственно, нет?

— Как вы нашли Новый Свет, Малфой? Вы много путешествуете в последнее время. — Еще бы глава аврората не знал, что он «много путешествует»! А главное, куда. Сколько у них сейчас функций, помимо, собственно, борьбы с изведенными под корень темными магами? Служба безопасности, контрразведка, чем Слизерин не шутит, а может, и внешняя разведка тоже.

— Он другой. Просто удивительно, насколько. И, пожалуй, нам так же далеко до их забот, как им — до наших.

— Вот как? И какие же у них заботы?

Малфой улыбнулся. Что бы ответил Поттер на фразу «Ну вот в чем здесь состав преступления»?..

— Это сложно передать словами. Лучше увидеть самому, правда.

— Не сомневаюсь. Джинни, ты бы не возражала против поездки в Америку?

— Когда у тебя в последний раз был отпуск? Три года назад? — к вопросу о семейных идиллиях. А Поттер, похоже, ничуть не расстроен, скорее наоборот.

— Хороший вопрос. Сейчас я узнаю у Малфоя, зачем ему нужно, чтобы я уехал из страны, и мы его обсудим, дорогая. Миссис Малфой, обещаю вернуть вашего мужа в целости и сохранности .

Простой и незатейливый аврорский юмор. А вообще, оперативны наши спецслужбы, ох, оперативны. Они отходят в сторону, Астория что-то спрашивает у Гермионы, та отвечает. Что же, вечер начался.

Поттер поправил очки:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Малфой?

— Про Штаты? Ради Мерлина, никакого тайного умысла. Это место действительно стоит видеть своими глазами.

— Не смеши, Малфой. Что может быть интересно далекому от бизнеса человеку в этой стране?

Допустим, есть что. Ночные огни, восход солнца на Лонг-Айленде, мир как на ладони с вершины небоскреба. А сколько он еще не увидел?

— Поттер, это разговор о желаниях и целях. Назови, что ты хочешь, и ты раньше меня поймешь, что тебе может быть интересно.

Глава аврората просто улыбался.

«Я думаю, мне будет интересно с тобой просто поговорить».

Драко непроизвольно моргнул. Ему показалось, или... Или Поттер произнес слова вслух?

— К вопросу о тайных умыслах. Нет, я действительно размышляю об отпуске и о том, чтобы это было незабываемое время, — как ни в чем не бывало, продолжал глава аврората. — Джинни будет очень приятно. А ты действительно очень много путешествуешь.

— Каир, — пожал плечами Драко. В самом деле, почему бы не поделиться секретом? Который, вдобавок, не секрет ни для кого, кому приходила в голову простая мысль прямо спросить его об этом. — Знаешь, прогулки по Нилу, пирамиды, храмы...

— Джинни уже была в Каире, — покачал головой Поттер.

— Целый один раз? Эта страна стоит тысячи поездок.

— Для тебя, не так ли?

...Это определенно были не шахматы...

— Я ведь и говорю о себе, Поттер. Астория бы предпочла Францию, но в ней, я уверен, Джинни была не меньше дюжины раз.

— Это хорошо, что они познакомились. Астория ведь тоже много путешествует, не так ли?

Больше, чем он. С той разницей, что она именно путешествует.

— Действительно, замечательно. Кстати, Скорпиус много пишет об Альбусе. Они сдружились. Он очень впечатлен тем, что твой сын оказался в Слизерине.

— Выбрал, — аккуратно поправил Поттер. И по лицу не скажешь, что он хоть сколько-то огорчен или разочарован. А вот что творилось с Уизли, можно даже не представлять — картинка получалась ну очень выразительная.

— Замечательная вещь — выбор, — а ведь Скорп действительно под впечатлением. Он не скупился на подробности — и обстоятельно изложил в первом же письме из Хогвартса все. И то, как Ал едва ли не всю сознательную жизнь вздрагивал от одной мысли о Слизерине, и о подначках старшего брата, и о словах отца на вокзале. И о том, как посмотрел в глаза своему страху, надев на голову Распределяющую Шляпу. Скорп просто обожает своего друга и, похоже, не слишком обращает внимание на имена и фамилии...

— Что, по-твоему, делает нас теми, кто мы есть? — Глаза Поттера блеснули за стеклами очков.

— Я думаю, правильный ответ на вопрос, кто принимает решение. Кто выбирает.

— И кто же выбирает? — а вот это вызов. Поттер делает свой ход.

— Хороший вопрос. Что в твоей жизни не было распланировано, Поттер? — Гриффиндор, Темный Лорд, аврорат, рыжая Уизли...

— А в твоей, Малфой?

— Ой, да что в ней только не было...

— И это каждый раз был твой выбор, Малфой.

Если очень грубо, то да. А если нет... то тоже да.

— Ты же знаешь, что такое театр, Поттер? Есть сцена, есть декорации, есть пьеса. Если есть яйцо, из него вылупится василиск. А даже если нет, в этих декорациях будет разыгран именно этот спектакль. Это тоже нужно понимать, когда... выбираешь.

— Это называется не «театр», а «плыть по течению», хотя в остальном я, пожалуй, соглашусь. Что ты еще понял, Малфой?

— А ты, Поттер?

— Чаще думай об Азкабане, Малфой, когда называешь смерти и убийства спектаклем. Почему-то одно приводит к другому. Это я тебе не как глава аврората говорю.

— Я вообще не люблю театр, Поттер, вот ведь в чем дело.

D

— Это было очень символично, — Астория улыбалась. — Когда с одной стороны стояли Уизли, а с другой подошли Поттеры. Прямо «Драко Малфой и Отдел обеспечения магического правопорядка».

Я тоже тебя люблю, дорогая, только называется это «попал между Департаментом исполнения законодательства и Авроратом» .

— Видимо, это судьба всех выпускников Хогвартса — всегда быть вместе... Мне кажется, или оркестр начинает играть громче?

— Ты произнес слово «кажется», дорогой? Что с тобой сделал Поттер?

— Напугал до смерти, разумеется.

— Азкабаном с конфискацией?

— Почти. Я случайно представил, что вырастет целое поколение детей, для которых Хэллоуин будет ассоциироваться исключительно с авроратом и службами магической безопасности, — Драко взял жену за руку и уверенно повел вперед. Навстречу музыке.

— Ты еще скажи, что хочешь стоять у истоков этой традиции, — какие знакомые выразительные интонации в ее голосе! Для завершения образа не хватает взгляда — но, право, это самое легкое препятствие. Перехватить кисть, изящный поворот под рукой, поднести тыльную сторону ладони к губам... Он и она, и так действительно интереснее. — А на вопрос «зачем?» ответь, что плестись в конце очереди тебя никогда не устраивало.

Блики света на водной глади. Игры теней летящих одуванчиков. Можно ли сказать, что ты их уже видел?

— Я способен произнести подобную чушь?

— Странный вопрос, — она устраивается в его руках... и он уже едва-едва может чувствовать ее тело. И столь же совершенно может чувствовать свое. — Как будто ты не знаешь, на что способен.

Шаг в сторону. В этой музыке хочется раствориться, эта музыка не может не вызвать задумчиво-грустную улыбку, от этой музыки нельзя не закрыть глаза, в такт этой музыке бьется сердце... Забавно, он уже давно не ловил себя на этой мысли.

Уже очень, очень давно.

— Пожалуй, что нет. Не знаю. И это мне нравится больше всего.

...Танцующих оказалось неожиданно много. Вспоминался Нью-Йорк — и, Мерлин, сравнения в голову приходить отказывались. Вообще. Музыка и музыка, пары и пары, полумрак и яркий свет... Другое. Да, это самое правильное описание. Другое и все равно — столь же неизмеримо прекрасное и притягательное.

Что же, вот еще один элемент настоящей магии.

...Вынырнуть непросто — и дело не в других танцующих. Не отпускает музыка. И даже когда ты берешь волю в кулак, это чувство лишь словно прячется. Скрывается, забирается в укромные уголки — но никуда не пропадает. Всегда остается с тобой. Это не закат в Касабланке, верно. Но одновременно и он.

Они даже не успевают по-настоящему отойти в сторону — Асторию приглашает Уизли. Уши красные и все эмоции на лице... похоже, ему только что объяснили, кто в доме хозяин.

— Разумеется, — кивает он, в последний момент сдерживая усмешку. В голову очень не вовремя вернулся поэтический образ... А вот и Грейнджер. Полуулыбка и оттенок вызова.

Драко выразительно поднял бровь. Говорить о делах во время танца?

Насмешливо-неодобрительный взгляд в ответ. Малфой, ты что, идиот?

— Миссис Уизли?

— Не возражаю. — Нет, ну надо же, и как это он догадался!

...Музыка начинает стихать. Кажется, сейчас будет слово Министра, а потом можно будет ловить великолепную делегацию из Восточной Европы. Грейнджер закрыла глаза и, похоже, пытается, восстановить дыхание. Что же, это... было. Да, это было, и ему не в чем упрекнуть ни единое мгновение.

— Я вижу цель и средства, — даже если Уизли захочет стряхнуть Асторию с хвоста, ему придется постараться. Время есть. — Сильный Министр и сильный выборный орган. И этим инструментом — серьезное изменение очень многого из того, что есть. От административного регламента до бюджетной политики. Средство — пожалуй, партия. Платформа — развитие среды. Ну ты в курсе, создание возможностей, отмена неэффективных законов, снятие лишних барьеров. Твои реформаторы, мои связи, валлийские либералы с их региональной политикой...

— Альянс, который сложно даже представить.

— Тем лучше. Значит, для всех это будет шоком, который позволит нам выиграть время и темп.

— Допустим. Партия?

— Это можно назвать любым словом. Альянс, союз, партия... Изначально, разумеется, неофициальная.

— И кто будет Министром?

— Тот, кого выберут волшебники.

— Малфой!

— Да не важно, кого выберут. Потом придумаем. Главное, чтобы не мешал. Зато создадим работающие институты, проведем туда тех, кто умеет работать. В вопрос же не в фамилиях. А в том, что это болото нужно как следует расшевелить. И расшевелив, не дать превратиться во что-нибудь столь же гнилое .

Недоверие. Или что-то другое, но близкое. Думает и пытается принять решение... Если бы Астория рисовала сейчас ее портрет, получила бы квитэссенцию Сомнения.

— Подумай. Сегодня мы говорили с Гарри о том, что делает нас теми, кто мы есть... Выбери, чего ты хочешь. Ты ведь знаешь, чего ты хочешь?

Бросает взгляд на него. Неужели ищет подсказку, ищет ужасного Драко из Слизерина, повод сказать «Нет!» и выйти из игры?

— А чего хочешь ты, Малфой?

— Я не хочу вариться в каше, которую начали не мы и из которой даже сейчас не можем выбраться. И не хочу до конца жизни бродить среди призраков.

— Так ведь этого никто не хочет, Малфой. А чего ты хочешь?

А ведь у него было много времени, чтобы ответить на этот вопрос. Десять лет — чертова бездна. Мерлин, сколько же у него ушло, чтобы написать на чистом пергаменте одно-единственное слово?

Жить.

Тогда он хотел просто жить. То, что жизнь — это и восход над Городом Живых, и тонущее в огненном океане солнце, он понял намного, намного позже. А тогда это означало...

— Начать сначала. И сделать по-другому... так, как надо. Тем более, что сейчас у меня есть возможности.

— И как же надо?

— А как сделала бы ты?

Закусила губы. Вот тебе и вопрос, Гермиона Грейнджер. А теперь хорошенько подумай над ответом, потому что все, что хотел, он сегодня уже сказал.

— Я сделаю так, что мы встретимся через неделю, — последние штрихи. Теперь картина будет закончена. — Обдумай все... и постарайся не трепаться. Этот проект может быть успешен ровно настолько, насколько его удастся подготовить в тайне. Хотя бы в начале.

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что тебе это будет интересно.

— Гермиона! Вот вы где! — Уизли только что не бросается к ним и пытается, насколько может, отгородить жену от Малфоя. И поскорее увести в сторону, словно тот ее украдет или заколдует. Смешно. Астория подходит к нему сзади и берет под руку, нежно проведя ладонью по плечу. Драко поворачивается — она с трудом сдерживает ликующую улыбку.

— Я хочу нарисовать портрет этого мужчины, дорогой. Он весь такой... целостный и гармоничный.

Вот уж в чем он точно никогда не сомневался!

— Как знаешь, дорогая, — в самом деле, почему нет. Он ведь так до конца и не понимал, что она любила больше — свои путешествия, свои журналы о них или свои картины. Совершенно разные и притом одинаково сильные страсти. Она, похоже, и сама не понимала.

Оркестр играет туш. Министр Магии, заключительный акт на сегодня. У Грейнджер есть время подумать, и если подумать, его устроит любой ее ответ. С Поттером они обязательно продолжат, им ведь теперь есть много о чем поговорить. А у него, похоже, появилось еще несколько вопросов, которые он не может адресовать никому, кроме себя.

И несколько ответов, а вот это делало происходящее уже по-настоящему интересным.

D

Драко сел на кровати, отбрасывая в сторону простыни. Мерлин! На часах четверть пятого, значит, он дремал не больше часа. С учетом программы на завтра, имело смысл поспать хоть немного больше, но, похоже, свою счастливую возможность он уже упустил. Впрочем, не в первый раз.

В комнате легкий полумрак — и ни одного светильника. Кажется, что свечение исходит прямо из воздуха. По-своему живописная картина брошенных на пол вечерних мантий. Приглушенные огни в дальнем конце. Ну разумеется, Астория. Он бы действительно удивился, если бы она уснула, не попытавшись оставить на пергаменте самые яркие впечатления прошедшего вечера. Огромный письменный стол, сидящая за ним тонкая, аккуратная фигура. Небрежно наброшенный халат — густое серебро, перетекающее в сиреневый жемчуг, почти не скрывающее великолепные изгибы ее линий.

Тихо подойти, аккуратно и нежно обнять. Она едва замечает его, целиком погрузившись в работу. На столе уже лежат наброски — в основном лица. Срезы мгновений, подаренные вечности. Уже заметно постаревший Мирко Славутич, посол по особым поручениям. Хитрая сволочь с начисто атрофированной совестью. Вот уж с кем держать ухо востро и не попадаться на провокации. Настороженный, чем-то встревоженный и даже как будто поникший Перси Уизли. Кто-то из поляков — на лице самодовольство и надменность. Неудачный набросок Грейнджер — кажется, всего несколько штрихов, незаконченных, отброшенных в сторону, но эти глаза... Неуверенность и решимость, подозрительность и почти детское доверие, невозмутимое спокойствие и с трудом сдерживаемая ярость пополам со страхом, холодный подсчет вероятностей и отчаянная попытка прислушаться к внутреннему голосу. Фантастическое сочетание.

Она не могла не заинтересовать Асторию.

Воистину, квитэссенция Сомнения. Игрок, который оказался в сердце бури и теперь прикидывает, какой величины ставка только и позволит ему выбраться. Который знает очень хорошо, что отпустить штурвал равноценно самоубийству, но вот куда вести, как и как долго...

Драко встречал такие лица.

В силу специфики занятия — намного чаще, чем она.

Следующий рисунок. Стремительные линии, перо так и скользит по пергаменту. Драко постепенно начинает различать получающуюся картину — и не находит слов. Просто не может подобрать. Гарри Поттер и Драко Малфой, два извечных... попутчика. Глава аврората, темноволосый, в темной же мантии, поглощающей свет — и его же дарящей. Осиянный Светом и вбирающий его во Тьму. И рядом — преумноживший семейное состояние аристократ и бизнесмен, потомок вейл, с платиновыми волосами, в светлой мантии. Окутанный Тьмой и пронзивший ее насквозь белоснежным росчерком. Отражения друг друга, отрицания друг друга, чья разница грозит вот-вот перейти в сходство.

Драко пораженно молчал, глядя, как Астория накладывает последние штрихи.

— Не бери в голову, дорогой, это просто мысли на тему, — улыбнулась она, поворачивая голову к нему. — Вы так удивительно смотрелись вместе. Должно было получиться что-то очень необычное.

— Оно действительно необычно, — признался Драко.

— Разумеется, выглядели вы куда более прозаично, — ехидные интонации в голосе Астории даже не думали прятаться, пока она собирала пергамент и отодвигала получившуюся весьма немаленькую стопку к дальнему углу. — Я бы даже не сказала, что вокруг вас закручивался весь остальной поток. Но ощущение силы было настоящее. Ощущение присутствия. Вы были реальны. Вместе вы далеко пойдете.

Драко едва заметно вздрогнул. «Вместе вы далеко пойдете...» Что она знает на самом деле?

Что она может знать?

— Ты что-то почувствовала?

— Не думаю. В любом случае, все, что может произойти, зависит от вас самих. И я не вмешиваюсь в твои дела, или ты забыл?

Что она может почувствовать — она, художник? Что здесь от привычной магии, а что от более древних и могущественных сил? Есть ли здесь что-то?

— Я не забыл.

H

— Пожалуй, все, — закончила Гермиона и выразительно посмотрела на него. — Что скажешь, Гарри?

Что Малфой юморист и большой затейник. И что он действительно что-то задумал, нечто большее, чем уже открыл. А уж как мастерски он спровоцировал Гермиону и вывел на контакт! Подруга была абсолютно права, когда почувствовала подвох в деле Шпэйна. Другое дело, что прятать все концы он пока тоже не умеет. Если знать, где искать, все маневры можно вычислить очень быстро.

— Скажу, что ты все сделала правильно. — И что пришла к нему, когда поняла, что все серьезно и что авантюра, в которую ее втягивают, в действительности может иметь тысячу и одно возможное окончание, включая самые неприятные. И что на контакт с Малфоем все-таки пошла, чего уж там скрывать. Реформа Министерства, значит?

— И?

— Вопрос интересный, — самое забавное — действительно интересный. Что такого Малфой увидел, услышал или узнал в Нью-Йорке, что по возвращении в Англию первым делом полез в политику? — Малфоем я займусь лично. Твоя основная задача — не допустить утечки информации. Вижу, что ты это понимаешь. И знаешь, почему?

— Помимо того, что в самом плохом варианте это было бы расследование Подразделения внутренней безопасности?

— Помимо.

— Тогда... потому что в идее Малфоя действительно что-то есть? — очень медленно, осторожно подбирая слова, ответила Гермиона.

Что тут скажешь, решать четко поставленные задачки на сообразительность подруга действительно умеет. Когда хочет.

— В точку.

Гермиона нахмурилась.

— В идее-то как раз есть. Но мне не нравится, что от Малфоя будет зависеть слишком многое, и чем дальше по времени, тем больше. Ты представляешь, куда он может все это развернуть, если...

— Могу, — отрезал Гарри — так, что Гермиона осеклась и замолчала. — Только вы, хоть и встряхиваете его бизнес вот уже десять лет, сами же отправляете ему то законопроекты на заключение, то просьбы о рекомендациях. Потому что даже Джордж и Билл просто занимаются своими делами, а Малфоя несет куда-то на самый передний край.

— Ты понял, что я имела в виду, — уже гораздо более спокойно продолжила подруга. — Разумеется, никто во всей Англии не разбирается лучше Малфоя, как надо управлять ТАКИМ бизнесом. И может быть, не только бизнесом. Только дело в другом. Сейчас я знаю правила игры и знаю, что он может сделать, а что нет. И что бизнес бизнесом, но против Министерства, Аврората и Департаментов в нынешнем виде он бессилен. А что будет, когда мы начнем?.. Что будет, когда он сам станет Министерством?

«Когда», Мерлин мой, «когда»! Даже не «если».

— Можно сразу выводы? Ты не хочешь быть в игре?

Гермиона нахмурилась, кажется, еще сильнее.

— Я хочу знать позицию Аврората.

Ответ искренний. И совершенно не на тот вопрос, который был ей задан. Дурное влияние Малфоя и министерских юристов?

— Та же, что и всегда. Аврорат отвечает за безопасность и не выходит за очерченные рамки.

— Гарри!

— Ты меня спросила, я ответил. Аврорат не лезет в игры Министерства сам и не позволяет влезать никому со стороны. Я думаю, ты могла заметить.

Вздох в ответ.

— Спрошу прямо. Ты сможешь поставить Малфоя на место, если он... заиграется и вообразит о себе слишком много?

Хороший вопрос. Формулировка тоже изумительная.

— Я же сказал... Или недостаточно? Аврорат не позволит ни устраивать революции, ни устанавливать диктатуру. Чью угодно. Если я увижу какой угодно след, тянущийся хоть за границу, хоть в подполье, хоть куда еще, неприятности будут у всех звеньев цепочки. Только ответь мне, почему ТЫ так боишься Малфоя.

Закусила губу.

— Потому что так не бывает.

— Ты-то откуда знаешь?

— Гарри! Ты иногда ведешь себя как Рон, честное слово!..

Неужели?

— Ты не ответила ни на один из моих вопросов, Гермиона. И я не понимаю, куда исчезает твоя рассудительность, как только речь заходит о Малфое.

— Да ты хоть знаешь, почему я так пробивала идею создания Департамента исполнения законодательства? И почему вообще полезла в экономические подразделения?

— Потому что Хелена Хорроу оказалась самым лучшим провокатором из всех, кого Министерство запускало за последние двадцать лет? — Да, Перси сделал потрясающий ход, когда вместо радикальной, но все-таки претендующей на адекватность Гермионы права эльфов взялась защищать еще более радикальная и совершенно невменяемая журналистка «Элефанта».

— Министерство, как всегда, реагирует очень своевременно. Акт о Департаменте уже был подписан, когда эта... это... ладно, не важно. Гарри, если работать, то с основанием, а не с тем, что лежит на поверхности.

Ну да, главе аврората можно не объяснять, что законы и официальные учреждения, даже освященные авторитетом древности — это только самый верхний слой, невесомее только общественное мнение. Зато под ними лежит еще много чего, от интересов конкретных игроков до мощных и практически объективных процессов, управлять которыми можно и нужно, а вот поперек лучше не вставать.

— Не сомневался, что ты это понимаешь. Можно сразу выводы?

— Гарри, я сама хотела выходить на Малфоя. Как думаешь, с чего началась вся эта затея с комитетами? И зачем мне вообще нужно было так настойчиво искать контакта с Малфоем?

— Биржа — тоже твоя работа? — вообще-то ответ все время лежал на поверхности, но ему тогда было не до алхимии опционов и фьючерсов. Или все-таки рулетки?

— Да, — слегка порозовела Гермиона. — Нужна была зацепка... Малфою тесно, Министерство его сдерживает и тянет назад, я решила, что их нужно поменять местами. Чтобы он вытянул его из болота, а не оно его стаскивало туда. Всего-то и нужно было, что аккуратно подключить его к работе.

— А дальше сам, — вот ведь интриганы! Оба! Массовики-затейники...

— Да, а дальше сам. Министерство он подстегнул бы хорошенько.

— Тогда не понимаю, что тебя беспокоит здесь.

Вздох сожаления. Ну давай, давай, произноси вслух.

— Когда я уже собираюсь выходить на Малфоя, ровно в тот же самое время он выходит на меня. С куда более радикальными предложениями, планами, чуть ли не программой. Что, совпадение?

...Кажется, она не понимает причину его веселья...

— Да нет, скажу, что как раз НЕ совпадение. Вы оба искали решение, вот и нашли его, это нормально. Что еще?

— Допустим, не совпадение. Ладно. В задумке Малфоя слишком много неопределенности. Слишком много тонких нитей. Да, Малфой сегодня и Малфой двадцать пять лет назад — два разных человека. И делать глупость ради глупости и подлость ради подлости он не будет, а вот как он увидит интересы своего бизнеса, когда втянется — вопрос совсем другой. Теперь понимаешь?

Теперь понимает. Гермиона не боится рисковать, даже если иногда не видит всех последствий. Как правило. А сейчас понимает, что все запуталось по-настоящему. Нет, не запуталось — изменилось. И хочет перестраховаться. Потому что маяков осталось мало, да и те скоро погаснут.

И еще потому, что не вполне понимает, что делать, когда маяки погаснут все. То есть уже завтра. Или сегодня вечером. Или в следующую минуту. А ведь научить таким вещам не могут ни Министерство, ни Хогвартс...

— Гермиона, я все понимаю. И повторяю еще раз — Аврорат не допустит глупостей ни с чьей стороны. На четвертый круг этот разговор заводить не будем, договорились?

— Аврорат? — нет, не договорились. — Ты все время повторяешь: «Аврорат, Аврорат»! А что будешь делать ты сам, Гарри?

Искать. Искать, находить и, возможно, откручивать головы. Но об этом Гермионе знать как раз не обязательно, об этом вообще никому знать не обязательно. Полгода поисков, полтора месяца очень напряженных поисков — и никакого результата до сих пор!

— Гермиона, четвертый круг!.. Я поговорю с Малфоем. И приму меры, чтобы к вашей... затее... не приложил руку никто со стороны.

D

Невшатель, Лангенталь, Эммен.

И разумеется, Гриндельвальд.

Отвесные склоны, маленькие домики, белоснежные шапки на ветвях пихт. Завораживающее глубиной небо.

И удивительная, ни на что не похожая тишина. Только снег скрипит под ногами.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Драко, убирая закоченевшие руки в карманы. — Почему вы ничего не чувствуете, Йен?

— Не думаю, что знаю больше вашего, — чародей виновато развел руками. — И если разобраться, мы вообще очень мало знаем о магии. Магии места, магии крови, магии имени. Кто знает, сколько всего здесь соединилось?

— На вас она действует по-другому, Йен.

— Она на всех действует по-другому.

Драко на ходу развернулся, прошел несколько шагов спиной вперед.

— Все равно... Странное чувство, словно что-то происходит, вот здесь, близко, рядом. Словно это даже можно потрогать. Сны еще...

Йен молчал какое-то время, видимо, подбирал слова.

— Что-то всегда происходит, вы это знаете, Драко. Иногда даже на расстоянии вытянутой руки, и все, что может хотя бы шептать, кричит нам об этом. А глаза не хотят видеть. Это не обязательно магия, хотя может быть и она. А что сны?

— Да ерунда какая-то. Цвета, краски, все так смешано... А я поднимаюсь по радужному мосту куда-то за облака, потом все как будто гаснет, и дальше уже как будто полная неизвестность. Только дорога появляется под ногами... хотя и уходит — во тьму.

— Воистину, магия места... Драко, это Гриндельвальд. Он был таким за тысячу лет до того, как Геллерт поступил в Дурмстранг. Загадок с тех пор меньше не стало.

— Охотно верю, — кивнул он. — Только в который раз я уже здесь? Даже год назад было совсем не так. Все изменилось, Йен.

— А вы? — волшебник улыбнулся. Драко открыл рот, чтобы ответить... и ничего не сказал.

Шагов сто шли молча. Швейцарец вообще нечасто говорил первым, разве что когда всерьез хотел чем-нибудь поделиться. Драко почему-то задумался о Геллерте. Вспомнил свои же мысли восьмилетней давности, как его тогда потрясло и поразило это место. Великолепная природа, странная школа магии, еще более странные учения мистиков не в счет. А вот такая уютная, такая великолепно вписанная в ландшафт гостиница на месте бывшего семейного особняка... Волосы стояли дыбом еще неделю. И ведь отличная получалась иллюстрация, хотя он тогда еще не понял, для чего именно.

Хотя ответ лежал, казалось, на самой поверхности.

— Как ваша семья, Драко? — Йен говорил спокойно и вежливо, но при этом обладал удивительной способностью словно вырывать из сна.

— Астория сейчас в Индии. Говорит, захотелось чего-нибудь по-настоящему нового.

— О, я видел ее альбомы. А «Зеркала» висят у меня в кабинете. Она великолепно рисует.

— О да, — рот сам собой расплылся в улыбке. Астория все-таки нарисовала портрет Уизли... — После ее журналов и картин охватывает прямо-таки деятельная жажда путешествий, несколько раз я даже бросал все и срывался с места.

Йен улыбнулся.

— Драко, вас сложно назвать тяжелым на подъем волшебником. Чем «бросил все и сорвался» отличается от ваших обычных поездок?

— Видимо, именно этим.

Посмеялись.

— А Скорп сейчас гостит у Поттеров.

— Даже так?

— Да. Он долго выбирал между Францией, поехать со мной и Хогвартсом. Я хотел взять его сюда, а потом оказалось, что кроме Рима и Марокко в календарь придется вписать еще несколько тысяч миль ночных перелетов.

Йен улыбался — исчерпывающий ответ на вопрос об отличиях, практически с иллюстрациями.

— Но думаю, с лета я все-таки начну брать его с собой... Так вот, Скорп, как я понял, не слишком огорчился, что зимней Швейцарии в этом году не будет, и решил остаться в Хогвартсе. Тем более, что они хорошо сдружились с младшим сыном Поттера... Вы вообще в курсе той истории со Шляпой?

Швейцарец покачал головой.

— В Англии все уже в курсе, хотя кое-кто до сих пор не может смириться. Если кратко, то Ал — Альбус-Северус, Поттер отличился даже здесь! — больше всего боялся, что его распределят в Слизерин. Наслушался с детства страшных историй про темных магов, страшные ритуалы, мрачные сырые подземелья, ну и все эти привычки, aut Gryffindor aut nihil, что скажут родители, как будет смеяться брат, как косо будут смотреть друзья... А потом Поттер ему что-то такое рассказал про страхи и про выбор, что мальчишка послал всех к дементорам и выбрал Слизерин. Хогвартс, по-моему, до сих пор в шоке. Весь.

— А дети подружились?

— Да, Скорп его прямо-таки обожает. Вообще, они там сутками время вместе проводят. Квиддич, библиотека, зелья, заклятья... Даже собрались на каникулах остаться в школе.

Собраться-то они собрались, но в семействе Уизли, видимо, случилась истерика. И похоже, не одна, потому что проняло даже железного руководителя Аврората. Драко почти наяву слышал «Ал и так учится в Слизерине! Оставлять его в школе на весь год, да еще с сыном Малфоя?! Мы же совсем потеряем мальчика! Гарри, это же твой сын!» Это не удивляло. В отличие от Поттера, снова. Любит глава аврората удивлять, ох, любит...

— Родители Ала очень хотели его увидеть, и поскольку вытащить его домой без Скорпиуса было невозможно, его вытащили вместе со Скорпиусом.

Йен молчал — похоже, так же живо представлял происходящее, как и сам Драко. Швейцарец умел дорисовывать картину целиком из коротких набросков, Драко долго этому удивлялся, а потом привык.

— Впрочем, перед отъездом мы с Поттером договорились. — Воистину, Аврорат в надежных руках! — Не знаю, какие он применял аргументы у себя дома, но остановились на том, что я вернусь к середине каникул и еще неделю мальчики проведут у нас. И это если к ним не присоединится кузина Ала...

— Не боитесь за Малфой-Мэнор, Драко? — засмеялся Йен.

— Он застрахован, причем не в моей компании.

— Смотрите сами. Гарри Поттер, я так понимаю, против общения детей ничего не имеет?

— Ничего.

— И вас это не удивляет?

— По правде сказать, в Поттере меня все удивляет. И еще он все больше становится похож на Дамблдора, а что такое Дамблдор, вы знаете.

А кем мог стать Дамблдор, думаю, знаете лучше меня, Йен из Гриндельвальда.

— Считаете, ему интересно, что из этой дружбы может получиться?

— Вполне возможно. И как я мог заметить, ему уже давно неинтересно что-нибудь запрещать и ограничивать напрямую. Вы знаете таких людей, они у вас в Невшателе каждый год собираются. Ставят цели, управляют процессами и при этом проявляют ко всему происходящему неподдельный живой интерес.

И это он еще молчит про Нью-Йорк. Интересно, почему каждый раз, когда они встречаются в Гриндельвальде, разговор сам собой переключается на сущность власти?

— Таких людей я знаю, — кивнул чародей. — И знаю, о чем они мне напоминают.

— М?

— О боггарте дьявола.

Драко это ни о чем не говорило. Впрочем, к этому он тоже почти привык.

— Все время забываю, что вы были пастором... Только причем здесь это?

Йен зачерпнул снег и принялся лепить снежок.

— Собственно, не при чем. Игры для ума, вы их сами знаете, кто-то играет в шахматы, кто-то задает вопросы. Мы вот в свое время спорили, как выглядел бы боггарт дьявола.

— И как же? — поинтересовался Драко. Чего может бояться тот же Генри Стоун? Что игра закончилась?

— О, это любопытнейший вопрос. Не думаю, что вы когда-нибудь думали посвятить себя теологии, Драко, так ведь и вопрос шире, чем о природе Творца.

Мысли, едва успев соскочить, снова вернулись на тот берег Атлантики. Мерлин!

— Вы правы, мне и в голову не приходило двигать гуманитарные науки. Я не знаю, какой облик примет боггарт, но предположу, что ответ — «все закончилось». Хотя, конечно, интересно, как будет решать эту задачку сам боггарт...

Брови Йена слегка приподнялись.

— Поясните.

— Все закончилось. Игра закончилась. Больше не к чему прикладывать ни ум, ни руки.

— По-вашему, этого достаточно?

— Что может быть страшнее, когда все игры кончились, а начать новые он сам никогда не сможет?

Швейцарец молчал. Задумался?

— Вы никогда не были в Иране, Драко?

— Нет. А это имеет значение?

— Ваши ответы пришлись бы там по душе, я уверен.

Драко пожал плечами.

— Вы подумали о чем-то совсем другом, не так ли, Йен?

Чародей улыбнулся.

— Мы все думаем о чем-то другом. Нет, я не ухожу от ответа, просто это определенно не тот вопрос, где все просто, прямолинейно, на поверхности и вывод может быть только один. Я слышал очень разные мнения.

— Например?

— Например, просто собственное отражение. И это один пласт смыслов. Или, вообще ничего не увидит, а пустота, она... пустота и есть. Я предположил, что в зеркале он обретет всевластие. Всемогущество. Почувствует себя Богом.

Прозвучало как-то... странно. Всемогущество? Почувствовать себя Богом?

— Я не понимаю вас, Йен. Как это связано с...— Драко не смог сходу подобрать слова.

Швейцарец выбросил снежок.

— Думаю, самым прямым образом.

— ?!

— Боггарт дьявола, Драко. Иллюзия всевластия. Когда ты думаешь, что уже достиг, уже стал, что уже — хотя на самом деле все еще бесконечно далек, может быть, далек как никогда. По-моему, подходящая метафора. Это ведь общий страх тех людей, которые забрались достаточно высоко, чтобы понимать, как высоко им падать и что потом от них останется. И это самое страшное ощущение — забыть, что ты только человек, пусть даже могущественный волшебник с хорошими связями.

Звучало... необычно. И в то же время — неожиданно знакомо, словно он уже слышал это тысячу тысяч раз. Или — даже — произносил вслух сам.

Швейцарец продолжал:

— Крылья сгорят задолго до того, как ты вернешься на землю, а ведь цена вопроса — всего один неверный шаг и такая сладкая, такая застилающая глаза иллюзия, что вот теперь ты по-настоящему в игре. Что ты можешь все, или знаешь, как этого добиться, или даже уже просто ставишь декорации и наслаждаетесь зрелищем. Какое-то время это пьянит сильнее «Феликс Фелици», верно. А потом влезаешь в игры слишком большого масштаба, и тебе очень повезет, если тебя используют просто как пешку.

— Про пешку еще могут забыть где-то на середине, а фигуру точно принесут в жертву, — да, вот это он понимал. Прекрасно. — Только причем здесь Поттер?

— О, Поттер здесь не при чем. Он слишком долго был ведомым и больше в эти игры не играет, вы это сами знаете, Драко.

Снова в точку. Поттер как будто не вмешивается ни во что, но если будет нужно, глава аврората сделает так, чтобы нужные фигуры покинули доску.

— Тогда?..

— Присмотритесь к вашим знакомым, которых вы каждый год встречаете в том же Невшателе, раз уж вы о них заговорили, — пожал плечами Йен. — С ними ведь постоянно что-то происходит. Вот сегодня они еще владеют сильными, процветающими фирмами, банками, мастерскими, заключают альянсы, планируют на десять лет вперед, а через год — выбрасываются из окон, выжигают себе сознание, банкротятся, а то и вовсе происходит несчастный случай, и все. Еще одна деловая империя пала. На чем они оступаются?

Дорожка снова заворачивала — они практически вернулись в деревню.

— На женщинах и неудачных сделках. И это если не брать политику и налоговиков.

Швейцарец улыбнулся.

— А откуда берутся неудачные сделки?

Если в вопросе нет подвоха, то это, похоже, программа первого курса. Упражнение для начинающих.

— Из неправильной оценки ситуации. Из ошибки в расчетах и в восприятии.

— А почему?

Потому что... О, Мерлин!

— Вы хотите сказать — боггарт дьявола?

— Почти всегда. Когда ты забываешь о том, кто ты такой, когда ты уже ничего не видишь и не различаешь — очень сложно не сделать все мыслимые и немыслимые ошибки. И не повторять их до тех пор, пока от тебя не останется ничего. Совсем ничего. Правда, потом еще можно открыть глаза, посмотреть на мир как будто после долгого сна, после горячечного бреда, после запоя, после похмелья, можно даже в самом конце смягчить падение и из последних сил попытаться выбраться... Но даже этим последним шансом невероятно тяжело воспользоваться — так что стоит еще с десяток раз подумать, прежде чем соглашаться на очередную заманчивую глупость.

— Боггарт дьявола, — медленно повторил Драко. И на этот раз, кажется, ему стало по-настоящему страшно.

— Превозносить эту мысль будет столь же нелепо, как и не держать в голове совсем, тут я вам новость не скажу. Хотя чем выше забираетесь, тем чаще стоит ее вспоминать. Доберемся до глинтвейна — расскажу, как я это почувствовал на себе.

Драко кивнул. В свои пятьдесят два Йен прожил, казалось, две дюжины жизней. Драко за восемь лет знакомства узнал, может быть, о двух или трех из них.

— К слову... не возражаете против еще нескольких метафор, Драко?

— Вы будете цитировать магглов?

— И магглов тоже.

— Тогда точно до глинтвейна!

— Как знаете, — Йен редко спорил. И всегда в конце концов делал то, что намеревался, это к вопросу о... — Если забуду, напомните мне рассказать про уши волка.

Драко показалось, что он ослышался.

— Про что?

— Про то, что власть — это, помимо всего прочего, еще и попытка удержать волка за уши, — пояснил Йен. — Большого, свирепого, и чем больше власти, тем злее волк. Тот маггл был во многом прав, хотя и скромен в оценках. Есть много вещей и помимо власти, которые нельзя не взять в руки, если не хочешь, чтобы тебя снесло, как щепку. И не выпускать потом из рук, раз уж решил все-таки взяться. Себе дороже выйдет... как с тем волком. И это тоже очень удивительно, потому что иногда со стороны действительно невозможно понять, во что же ты ввязываешься. И даже изнутри это может оставаться загадкой до самого конца.

Перед глазами снова возникла Грейнджер, только не та неустрашимая валькирия, которая когда-то ворвалась к нему в кабинет. Не Разрушительница трестов, нет. Смущенная, недоумевающая и серьезно напуганная — не то своим смущением, не то своим же непониманием... Есть много игр, из которых нельзя так просто выйти, если уж пришла в голову блажь сесть за стол, но вот чем все в действительности закончится для тебя, даже если за столом ты все-таки выиграешь?..

— Знаете, Йен, давайте все-таки до глинтвейна.

D

Слепящее солнце. Голубое, кажущееся размытым из-за далеких облаков небо. Покрытые снегом горы. Суровые, величественные скалы, горделивые, одним своим видом говорящие больше и точнее любого оратора. Ледяное море под ногами, настолько непохожее ни на что другое. Айсмеер.

Драко не очень хорошо понимал, в какой именно момент он захотел бросить все и подняться на маггловском поезде на самую вершину мира. Йен, впрочем, что-то сказал про то, что это еще не вершина; возможно, так оно и было. Возможно. И все-таки, смотря в окно, он не мог не думать о том, что выше теперь уже только небо, да и то лишь самые верхние его этажи, а раз так, то он воистину выбрал самую лучшую позицию для того, чтобы осмотреться. И, если угодно, взглянуть со стороны на весь мир.

Йен с ним не поехал — остался работать. Уже давно не пастор и не советник, он продолжал писать и, видит Мерлин, в Невшателе на его статьи только что не молились. Банковский Совет так и вовсе был готов оплатить любые его расходы в обмен на заключения и рекомендации. Сам Йен смеялся и говорил, что черпает вдохновение из встреч с гостями, а когда гостей нет — из старых книг, Драко же был уверен, что стоит швейцарцу только отложить в сторону теорию и аналитику и заняться практикой, как через месяц в его банке окажутся лучшие управляющие по эту сторону Атлантики. Включая, к слову, и половину его собственных агентов.

Как бы там ни было, глинтвейн тогда основательно развязал языки обоим, а тема, к сожалению или к счастью, весьма к этому располагала. Жаловаться на трудности бизнеса Драко определенно не хотелось — на сумасшедшие правительства, сумасшедшие налоги и сумасшедших же регуляторов, понятия не имеющих о том, что они регулируют, — а все-таки разговор снова и снова заходил о том, что самое ценное в людях — это понимание, а самое сложное умение — не навредить. Йен рассказывал о местной политике, почему-то сразу перекидывая мостики к древней истории и самым широким выводам, завязанным на современность, и делал так, что за ним хотелось записывать. Говорили о школах — «Ну что вы, Драко, я уже давно не преподаю, ни в Шармбатоне, ни в Дурмстранге!» — и еще о том, что современное образование, даже лучшее — это даже не фундамент, а только колышки, разметка для будущего котлована. Если не хочешь, чтобы дело развалилось после первого же контракта, готовься учить сам. Или искать учителей, знать бы еще, где.

— А ведь я все забываю спросить, Йен. Вы же хотели открыть школу, или я что-то путаю?

— Создавать конкурентов для Шармбатона и Дурмстранга я никогда не хотел, если вы об этом, Драко. Но школу... школу я открыл, да.

— Для волшебников? — на всякий случай уточнил Драко, уже предполагая самый невероятный ответ.

— Для магглов.

Перебирали знакомые и незнакомые сюжеты, от биографий Темных Лордов до реальности легенд и сказок. А потом Драко не выдержал и задал вопрос — тот самый, который не давал ему покоя уже несколько месяцев.

Что здесь будет происходить, Йен? Через сто лет, через двадцать, через пять? Что будет происходить завтра?

— А сами вы как думаете, Драко?

Стал бы он спрашивать, если бы знал наверняка! Впрочем, стал бы.

— То-то и оно, что не знаю, Йен. Не имею понятия.

— Никто не имеет, вот ведь в чем дело. Никто. Но именно об этом думает каждый, кто способен думать хотя бы немного.

— И о чем думаете вы?

— Лучше не спрашивайте, Драко, лучше не спрашивайте.

— Иначе так ничего и не пойму? — слова сорвались с языки словно сами. Драко уже не впервые замечал, что, кажется, приобрел новую и очень скверную привычку.

Йен ничего не ответил, только долго смотрел на него. Словно что-то решал для себя. Или просчитывал. Или подбирал слова — подбирал, подбирал и все-таки не мог подобрать.

...И только под самый конец швейцарец словно между делом обронил:

— Вы ходите опасными тропами, Драко. Иногда полезнее не знать, сколько под вами футов, если это помогает дойти до вершины. И знаете, встреча с Геллертом научила меня многому. Не то чтобы я получил больше, чем потерял, но если бы не он... если бы не все, что было после этого — я вряд ли бы стал тем, кем стал.

Драко слишком хорошо помнил другого Темного Лорда, чтобы не согласиться сразу и безоговорочно, и все-таки ощущение того, что что-то он пропустил — упустил — не понял — осталось. Неприятное ощущение. Еще несколько дней он не мог ухватить его за хвост, а потом...

А потом был маггловский поезд и долгое, размеренное и все-таки захватывающее дух восхождение. В самый раз, чтобы попытаться выбросить из головы все, а потом свежим глазом посмотреть на сухой остаток.

С вершины мира.

...Нет, он бы не сказал, что неожиданно и вдруг стал видеть что-то неведомое, что-то, на что раньше не обращал внимание. Паутина связей и отношений не сложилась в новый, все объясняющий узор. Слова и фразы, обрывки разговоров, свои и чужие тайны не превратились в ответ на обжигающий душу вопрос — во что-то, чего бы он ранее не знал. Тысяча «не», Мерлин их побери! Но кое-что было точно.

Синее небо, слепящее солнце, играющее тысячей искр на снегу — с вершины открывался потрясающий вид на окрестные горы и на ледник.

H

— Готовы?

Финн смеется, Деррек просто улыбается. Да и остальные не лучше. Разумеется, готовы, и разумеется, только и ждут приказа о начале. Дай волю — так уже давно бы летели в три «крыла» над Северным Морем, а может быть, еще и музыку поставили. Что-нибудь из классики, не то про шаги судьбы, не то про неотвратимость возмездия. А то и вовсе, в традициях Дурмстранга, про довлеющий рок и последнюю битву. Увы! Сегодняшняя операция рассчитана на точность, можно сказать, филигранность исполнения, и к тому же расписана буквально по минутам. Никаких «заходов со стороны моря на фоне заката», никакой музыки, никаких пикирующих с высоты Астрономической башни авроров с «Бомбардо!» наготове. И тем более никаких фейерверков. Мерлин! Фейерверков и шума вполне хватит для Гронингена, а вот они лезут в пасть зверю. И лучше бы им сделать это тихо.

Посмотреть на часы. Еще полторы минуты. Минута и двадцать восемь. Минута и двадцать шесть... Для авроров из ударного подразделения время наверняка едва ползет, как улитка на склоне, а вот для него оно несется вполне со скоростью «Ночного рыцаря». Минута и десять.

Что же, осталось совсем немного. А потом у них будет всего двенадцать минут на то, чтобы навестить четыре адреса в Гааге, а главное, успеть потом уйти. Лейденская группа работает отдельно и, кажется, уже должна была уйти — у нее свое прикрытие и маггловский сухогруз, который не так просто подтащить к берегу. В Амстердаме и Утрехте работают без поддержки с моря, но начинают по всем адресам одновременно.

Двенадцать минут.

И ни минуты сверх, потому что иначе на горизонте начинает маячить вполне себе неиллюзорная перспектива объяснять, как вышло, что целая армия авроров, вышколенных Поттером и де-факто не подчинющаяся Министерству, болтается за много миль от Англии. А главное, ведет себя на континенте как дома — без чьего-либо ведома, приглашения и всего того, что составляет суть международного законодательства.

Двенадцать минут. Появиться и уйти, как ночные тени. И только потом — да, только потом в Гронингене будет разыгран второй акт. Не менее важный, хотя, можно сказать, куда более веселый. Прикрывающий первый единственно доступным и убедительным способом.

Фейерверками и музыкой. И двумя десятками складов, которые совершенно случайно погибнут при пожаре.

Сорок секунд. Да уж, сегодня стрелки явно идут на рекорд по скорости.

— Что делать, вы в курсе. Поэтому работаем быстро и тихо. Кто облажается — оторву что-нибудь очень ценное... Хеллерс, я ведь найду, что оторвать! Или пришить... Все ясно?

Широченные улыбки от уха до уха. И то хорошо, что хотя бы не выясняют отношения — к месту или не к месту вспомнилась «эвакуация» из дома на Тисовой улице перед пятым курсом.

Двадцать секунд. Момент икс, пикси его задери. Сейчас точно так же готовятся к взлету авроры на двух яхтах на Амстел. Заскочившие на кружку пива посетители расплачиваются в круглосуточных маггловских кафешках и как ни в чем не бывало выходят на улицы Лейдена. Сворачивают в полутемные переулки загулявшие парочки. Активируют боевые артефакты уже давно занявшие боевые позиции заброшенные недели и месяцы назад агенты.

Десять секунд.

Пять минут на стягивание и пять же на отход. Две минуты на операцию. Семь групп нацелены на вещдоки, еще семь — на организаторов, исполнителей и просто тех, кто знает. Еще немного, и будут установлены локальные антиаппарационные барьеры. А в довесок к ним — еще и не столь давно придуманные, но уже себе превосходно зарекомендовавшие «столбы». Которые, в отличие от барьеров, перемещаться позволяют, вот только по одному-единственному возможному направлению и с одним же единственным результатом. Прямо в точку расположения «столба» и с ощущением, что на вот именно такой скорости ты в этот столб головой и въехал.

Пять, четыре, три... Ну, что же, момент икс, Гарри. Ты ждал его очень давно.

— Начали!

Первая волна авроров отталкивается ногами от палубы и взлетает. Считанные мгновения — и выстроенный клин уже направляется в сторону берега, едва не касаясь воды. Вторая волна. Третья. Лучшие из лучших, ничего не скажешь, ударный костяк аврората. Будет неприятно осознавать, что сейчас он заводит их в ловушку, впрочем, если против него играют такие мастера, ему останется только удивляться, почему же они не получили Англию на блюдечке еще годы назад.

Все, теперь ждать. К сожалению или к счастью, он не может сейчас лететь с аврорами, в первом ряду. Не может и в мантии-невидимке пробираться ни в одну из образцовых штаб-квартир мелких фирм, занимающихся посредничеством. Не может лично обезоруживать и оглушать, хотя, пожалуй, именно этим он занялся бы с куда большим... энтузиазмом, что ли? Не может многое... То есть, конечно, может. Но не будет делать, просто потому... потому что он уже давно не семнадцатилетний мальчишка, который ищет хоркруксы и убегает от егерей Волан-де-Морта. И наверное, в этом — все дело.

— Сэр? — Это Лайкме. Нет, ничего не случилось, и ему не нужно срочно все отменять и пускать в ход резервные планы. И все-таки что-то ее насторожило, что-то... О, нет!

— Все в порядке, Лайкме, — он почти не удивляется тому, как звучит голос. — Проверь еще раз, все ли у нас готово для приема гостей.

— Да, сэр, — в голосе звучит тихая-тихая... даже не грусть, нет. Понимание, что ли?

Интересно, что в таком случае она могла еще понять?

Снова посмотреть на часы. Время любит играть в игры, вот уж чистая правда. Закончив соревнование на скорость, стрелки словно вообразили себя улитками, а может, и вовсе впали в спячку. Или внезапно осознали в себе женскую сущность, щедро приправленную непредсказуемостью и склонностью к резким поворотам.

Секунда за секундой... Одно Гарри знал наверняка — в какие бы игры ни играло время, двенадцать минут пройдут очень быстро.

H

Было уже утро, когда корабль буквально растворился в Северном море. Вдали от берегов, которые еще могли служить ориентирами, с ума начинали сходить все средства навигации, и над причинами этого уже сотни лет ломали голову лучшие умы Отдела Тайн. Что, впрочем, сотни же лет не мешало никому использовать по максимуму открывающие таким образом возможности.

— Они уже начали говорить?

— Да. — Что в переводе значит — «не все, и пока что в показаниях преобладает заведомая ложь», уж это-то Гарри видел и сам. — Как мы и предполагали, никто ничего не знает. В лучшем случае, свою роль: привезти, получить, отправить. Что-то сверх — узнать пока не удалось.

— Организаторы?

Лайкме покачала головой.

— А тех, кого взяли в Лейдене?

— Вот там все намного интереснее. Заклинания, причем, похоже, авторская работа. Что-то на основе чар Фиделис... Нет, не ломали, — быстро добавила помощница, предугадывая возможный вопрос. — Но там все так накручено, что, похоже, сломать еще может и не получиться. А легилементы как в стенку уперлись.

Ну что же, и этого следовало ожидать. И это только первый слой, впрочем, теперь Гарри начинало вполне ощутимо казаться, что теперь он знает, что делать. Словно понадобилась целая ночь — только для того, чтобы все встало по полочкам.

— Хорошо, Лайкме. Продолжайте, но аккуратно. Что с тем, кого взяли в Гааге?

— Сначала все отрицал, потом играл в молчанку, пытался лгать... но потом начал говорить, да.

— И?

— Местный координатор. Сводил людей, которые действительно что-то решали, но они работали уже без него. Опознать кое-кого сможет, это правда, но и только. Мелкая сошка.

— Ну вот это мы как раз и посмотрим, — если он хоть что-то понимает, то лучший способ спрятать большого руководителя в подобной организации — официально поставить на место другого руководителя, но рангом поменьше. Не забыв, разумеется, подсунуть настоящую и очень яркую наживку, уводящую в сторону от основного следа.

Бросив еще один взгляд на хмурое небо, Гарри покинул верхнюю палубу. Легилеменцию и тесно примыкающие к ней области он практиковал очень редко — но для подобного разговора его умений, стоит надеться, будет достаточно. Кивнуть стоящим возле камеры аврорам, пройти вперед — одному, оставив всех по ту сторону дверей, наложить дополнительные чары сверху. Ну и все. Теперь представиться, хотя непохоже, будто его собеседник не узнал спустившегося к нему гостя.

...Не надо претворяться, что ты ничего не знаешь. Я вижу, что как раз ты знаешь очень многое. И это очень удивительно лично для меня, что после всего этого ты еще жив. Ты же ходячий компромат, Волан-де-Морт тебя побери! Смертельный яд для всех, о ком ты знаешь хотя бы что-то. Такие долго не живут, и уж тем более им не позволяют попасть в чужие руки. Твои наниматели должны были предусмотреть все варианты, включая плен и перевербовку. И все-таки ты сидишь передо мной — и пока что я не вижу в тебе других слоев защиты, кроме тех, что уже закрыли тебя от дознавателей аврората. Зато вижу очень много интересного и, похоже, именно поэтому нам с тобой будет о чем поговорить.

И о ком тоже.

Поэтому я начну издалека.

Ты знаешь, в чем разница между мной и ими? Похоже, не знаешь, да и откуда, с моей-то репутацией. «Железный глава аврората», «Поттер — камень», я уже не помню, что там еще было. Согласись, формирует очень определенное представление. Вот только... Видишь ли, я ненавижу насилие. Ненавижу убийства, ненавижу испытывать этот страх, что вот теперь — все, вот теперь — твоя очередь. Ненавижу терять и осознавать, что потерял. Когда те, кого ты любишь, кого ты знаешь, твои любимые и друзья уходят... и все. Какая к дьяволу разница, что будет с их убийцами? Разве ты вернешь тех, кого они убили? Нет, не вернешь. Посади в Азкабан, а хоть бы и в Нурменгард, отправь к дементорам, убей собственноручно, причини боль — что от этого изменится? Ничего. И к слову, ты хоть видел, какими люди возвращаются из Азкабана? Нет? То-то и оно, что людьми оттуда возвращаются очень немногие...

Вся эта история — с Волан-де-Мортом, с Пожирателями, с древними и благородными семействами — научила меня основному. Главному. Самому простому, если на то пошло. Насилие никогда не решает проблемы. Да, да, не решает. Зато в очень большом количестве их создает. Убийцы, мстители, мстители мстителям... А потом выясняется — ну так, вдобавок ко всему — что простые исполнители ничего не знали. Или просто выполняли приказ. Или были под «Империо». Или перекладывали бумаги на тыловых должностях.

Не понимаешь? Больше всего крови как раз на простых исполнителях. На тех, кто выполняет грязную работу. Может быть, не на каждом — в конце концов, каждый в отдельности у нас «ни в чем не виноват», ты не забыл? — но на всех вместе. Не потому, что они чудовища, а потому что они... инструменты. Хотя, конечно, для грязной работы инструменты порой тоже нужны соответствующие. Помнишь Макнейра? Если тебе нужен палач, ты знаешь, где его искать и что ему предложить.

Вот только инструменты всегда держат чьи-то руки.

Вздрагиваешь? Еще бы... Что могут сделать инструменты без хозяина, кроме как лежать в дальнем углу рабочего сарая? Быть примерными отцами и братьями? Мечтать о мировом господстве за бутылкой огневиски? Рассуждать о том, что бы они сделали, если бы им не мешали эльфы, магглы, старая аристократия и новые реформаторы? Наверняка что-то еще... Оторви руки, и сотня зеленых лучей никогда не найдет свою цель... Ты ведь никогда не умирал от Авады? Впрочем, вижу, что нет... Оторви руки, и бешеную собаку Грейбека сдадут свои же. Оторви руки, и никто не отдаст приказ запугать, пытать или казнить. Как просто, не находишь? И уже не нужны десятки процессов с министерскими слушаниями, не нужны виноватые, перепуганные взгляды, не нужны горячие мольбы о прощении, не нужны честные и искренние раскаяния при виде кулака, который сегодня оказался сильнее. Оторви руки, и останется хорошо если пару дюжин тех, кого можно счесть настоящими врагами.

И вот тогда — тогда да, можно начинать задаваться глубокими вопросами. В том числе о том, чего же на самом деле не хватало всем этим уважаемым людям, чтобы пристроить свои амбиции в хоть сколько-то приемлемое русло. Вглядываться в недоумевающие лица свидетелей и заседателей, «не ожидавших» «ничего подобного». Сохранять в памяти подшивки протоколов. Радоваться тому, что вот теперь все по-настоящему закончилось. Да что угодно.

Вот только даже это не поставит точку в истории.

Знаешь, почему? Ну же, простой и прямой вопрос, никаких секретов, ничьих тайн. Даже не тест на гибкость ума. Все на поверхности. Ну же!

Молчишь. Молчишь, но думаешь, несомненно, именно об этом. О том, что приказ рукам всегда отдает голова. Независимо от того, насколько она умна или глупа. Владеет ситуацией или суматошно мечется по кругу. Знает, чего хочет, или ослеплена глупостью, иллюзиями и бредом. Называй это как хочешь... но если тебе нужно решить проблему, ты будешь работать именно и только с ней.

Потому что когда ты выводишь из игры кукловода, его кукла уже не может сделать ни одного движения.

И еще потому, что с этого самого момента все инструменты становятся бесполезными. Особенно, если до этого они просто лежали в углу.

Теперь ты понимаешь, в чем отличие между мной и ими? Мне не нужны исполнители. Драклы вас всех побери, мне нет дела до рук, даже дергающих за нити! Дойди этот абсурд до убийств, до рыскающих по лесам егерей, до «летучих отрядов», до зачищающих территорию огневых команд — я стер бы вас в порошок. Всех вас, и тебя тоже, потому что сейчас «руки» — это вы. Дойди... Не дошел. И если я вычислю того, кто стоит за этой партией — уже никогда не дойдет. И можешь быть уверен, через десять лет ты будешь неистово благодарить все известные тебе силы за то, что пирамида рассыпалась до того, как вы сделали необратимую глупость и перешли черту!

Понимаешь, о чем я?

Видишь?

Кажется, я нарисовал тебе самую полную картину, какую мог. Разумеется, ты можешь воображать себя кем угодно... но ты просто исполнитель. И когда тебя нашли, тебе, без сомнения, знали что предложить. Интересное дело. Деньги... ну да, приятный бонус к по-настоящему сладкой возможности «натянуть самого Поттера». Все то, что ты любил и делал по жизни, только в десять раз острее и реальнее. И на вкус слаще победы. Ты мог отказаться? А для чего? Чтобы к концу жизни выплатить все налоги в Гаагу и умереть на руках любимой внучки? И конечно, тебе никогда не было дела до того, что будет происходить «там», потому что ты — «здесь». И тебе даже сейчас нет никакого дела, кого убьют переправленным тобой оружием, потому что ты — посредник. Всего лишь.

Понимаешь, о чем я?

Видишь?

Представляешь, что сделал бы с тобой любой другой на моем месте? Думаю, что для начала все-таки вскрыл бы твою голову, разобрав на запчасти и потом собрав «как получится». Или отправил прямиком на закрытые слушания, сколько их было — по-настоящему закрытых процессов Визенгамота? А когда ты получаешь билет в один конец, можешь не сомневаться, уже не столь велика разница между Азкабаном и Мунго. Потому что от настоящего тебя к этому времени не останется ровным счетом ничего.

Дрожишь? Да уж, колотит тебя будь здоров... Вот такой он и бывает — конец. И ты уже никогда не продашь ни артефактов, ни зелий. Не раздобудешь «того самого», которое только в сказках и самых надежных хранилищах. Не заключишь сделку, которую все сочтут невозможной. Не оставишь с носом правительственную комиссию. Ничего не сделаешь. Даже солнце не увидишь, что уж там про закаты и лунные тени.

Драклы вас всех побери, неужели та война никого ничему не научила? Всегда будут новые пешки. И новые убийства. А потом новые партии, и снова — кладбища. Даже игроки могут поменяться, но что с того будет тебе? Ты ведь даже этого не узнаешь...

Понимаешь, о чем я?

Понимаешь, почему я хочу выйти на игрока и только на игрока? Почему мне нет дела до тебя — и почему как раз ты еще можешь выйти? Без маржи и с минусом, но выйти? Начать с самого начала, с нуля — но все-таки начать?

Так ты назовешь имя?

...Сидящий перед главой аврората человек всхлипнул, уже ничего не стыдясь и не скрывая. И назвал.

D

В апреле холодно уже не было. Зато было сыро, и плащ Драко все-таки застегнул. Плащ в пол, шелковый шарф, строгий деловой костюм, ни дать ни взять маггловский клерк высокого уровня. Маскирующие чары, легкий грим — в самый раз для того, чтобы сделать вылазку в Лондон, не привлекая излишнего внимания.

Которое — внимание — ему сейчас было совершенно ни к чему.

Письмо Поттера с предложением встретиться не удивляло, в отличие от места встречи. И от самого Поттера, если на то пошло. Глава аврората достаточно хорошо разбирался в маггловской мире, чтобы сойти за предпринимателя средней руки, а вот внешность менять не стал. Конспиратор...

— Почему Тауэр, Поттер? — не удержался Драко. Если во время прогулки они встретят не только черных воронов, но и совершенно случайно оказавшуюся поблизости Грейнджер, удивляться он не будет. А вот сдерживать смех — едва ли.

— Считай это данью английской истории, — глава аврората не сильно изменился со времени их последней встречи. Разве что... устал. Еще больше, если такое возможно. Интересно, как будет выглядеть совет меньше работать, произнесенный из его уст?

— Которой ее части, интересно?

— Да какой хочешь... тут чего только нет.

Возможно. Правда, Драко это все равно ни о чем не говорило, о чем он тут же сообщил Поттеру. Глава аврората раздумывал несколько мгновений, словно решал, продолжить тему или пойти дальше, и все-таки ответил.

— Представь себе дом, который стал крепостью, которая потом стала тюрьмой, а потом и вовсе развлечением для туристов...

Мерлин!

— Вот уж не знал, что ты интересуешься древностью.

— Не смеши. На уроках Биннса я спал так же, как и ты.

— Историей магглов, — уточнил Драко.

— Вот ей как раз очень даже стоит интересоваться... другое дело, что я очень редко встречал волшебников с достаточно широким кругозором.

Драко усмехнулся.

— Я тоже. Так о чем ты хотел поговорить, Поттер?

Едва ли о причинах того, что жена его лучшего друга стала особенно часто задерживаться на работе допоздна, а то и вовсе оставаться с бумагами на ночь. Хотя...

Кто знает, что ему на самом деле известно?

— На самом деле, о многом.

— Например?

Внимательный, оценивающий взгляд. Со времен школы Поттер научился отменно владеть собой.

— Наверное, нужно было сказать раньше... Ты знаешь, что Алу очень понравилось у вас?

— Догадывался.

— Если без шуток, то ему действительно очень понравилось.

— Я рад.

— Нет, правда... Джинни даже спрашивала, не собирается ли Ал к вам перебраться насовсем, раз он так часто повторяет «Малфой Мэнор», «миссис Малфой» и «сэр Драко»... Ладно, ладно, не делай такое лицо! Хочешь смеяться — смейся, в Азкабан за такое не сажают.

Поттер достаточно поднаторел в процессуальном законодательстве, чтобы понимать, что при оформлении подобных дел в документах, как правило, идут ссылки на судебные сборники. Что само по себе, разумеется, не говорит ровным счетом ни о чем.

— Если ему понравилось, он может приехать еще раз летом. Тем более, что мы с Асторией его действительно приглашали, а Скорп, я уверен, делает это каждый день.

— Ты все-таки будешь смеяться, но Роза тоже в совершенном восторге. И уже заявила Гермионе, что хочет быть блондинкой, как Астория...

Мерлин! Вот об этом Гермиона не обмолвилась ни словом!

— ...Более того, после рассказов этих двоих загорелась и Лили. Правда, в Хогвартс она пока что хочет сильнее, но лишь потому, что там можно колдовать. И еще ей определенно понравился Скорп за то время, что он был у нас, видимо, потому что так не похож ни на Джеймса, ни на Хьюго, ни на Тедди Люпина. Так что...

Поттер выразительно развел руками. Драко представил целый выводок Поттеров в Малфой Мэноре, и тут уже улыбку сдерживать не стал.

— Я повторюсь: я рад. Скорп тоже в восторге, так что каникулы получились действительно замечательные. Правда, не могу сказать, что у меня было много времени, чтобы быть все время дома, но не думаю, чтобы им это сильно мешало. Ну а про то, что Астория вернется до конца каникул, не знал даже я. Сюрприз получился для всех.

— Астория — это вообще отдельная тема. Этот ее оркестр домовых эльфов, кажется, перечеркнул половину представлений детей на эту тему.

О да, а вот об этом он как раз в курсе. Причем, похоже, знаком уже с точками зрения всех заинтересованных сторон. Включая эльфов.

— Танцевать под волшебное радио несерьезно, поэтому пришлось обучать эльфов. В конце концов получился оркестр... и результат мне определенно нравится.

— Не тебе одному, уверяю. Живая музыка, превосходный паркет, ну как тут можно устоять? Они не рассказывали, что видели вас с Асторией?

Легкий смешок.

— Мы не так часто танцуем в большом зале, но уж точно никогда не делаем из этого тайну.

— Не считаешь, что это не слишком... подобающее зрелище... для детей?

— Ой, Поттер, ты сам себя слышишь? Я не сторонник что-либо запрещать или заставлять, тем более, когда это касается Скорпа. Если интересно, пусть смотрит. Если хочет, пусть пробует. И потом, что может быть неподобающего в...

— Насчет Скорпа я не сомневаюсь, но вообще-то я говорил об Але и Розе.

— Им что-то не понравилось?

Глаза Поттера блеснули под очками.

— Наоборот, им все понравилось настолько, что они начали задавать вопросы. Впрочем, я снова не об этом. Если когда-нибудь ты захочешь учить по-настоящему, у тебя есть все задатки к тому, чтобы стать Учителем.

Поттер... как всегда. Любит удивлять.

— Это... такой намек, что бизнесом я скоро заниматься уже не буду?

— Причем здесь бизнес? Ты ведь занимаешься не им, ты делаешь то, что тебе интересно. Вчера это были мастерские и банки, завтра будет что-нибудь еще. Но в тебе это есть.

— Это? — как все-таки благоразумно Поттер пропустил «сегодня»!.. Неужели случайность?

— Назови как хочешь. Гермиона что-то говорила про передний край и тягу за горизонт, а мне лично нравится, как это изобразил Ал. «Папа, это как будто тебя толкают под бок и говорят: Ух ты! Смотри! И ты поворачиваешься, смотришь — и видишь!»

Мерлин! Вот уж от кого он меньше всего ожидал услышать такое!

— Я и не предполагал, что Ал настолько впечатлителен.

— Если не предполагал, то и не бери в голову. О чем мы говорили? Ах, да, мы почти перешли к делам... Малфой, мне нет дела до политики. И нет дела до того, чем вы занимаетесь с Гермионой. Но лично к тебе у меня один вопрос есть. Пока что один.

Мелькнуло... нет, даже не подозрение. Его невесомая тень.

— Я хочу узнать одного человека. «Психологический портрет личности», как называет это мой аналитический отдел. Кто он такой. Чем занимается. Чем дышит, чего хочет, чем живет. Я хочу знать все. И ты мне поможешь.

Даже так?

— То есть твой аналитический отдел сделать это сам не в состоянии?

— Ты справишься лучше. К тому же, у меня совсем нет времени, чтобы подключать аналитиков именно сейчас... и совсем нет желания, чтобы о моем интересе узнал хотя бы кто-то. Чтобы хоть кто-то даже догадывался о том, что здесь и сейчас я интересуюсь именно этим человеком.

Мерлин!

— Будь я проклят, если понимаю, кого ты имеешь в виду, Поттер.

Долгий, внимательный взгляд главы аврората.

— Генри Стоун. Я хочу знать все о человеке по имени Генри Стоун.

D

С Колдманом они встретились в конце марта. Американец как следует разгреб свои дела и вспомнил, что у него, ко всему прочему, есть еще итальянский банк, мастерская в Ганновере и уже практически запущенная Лондонская биржа. Драко возвращался из очередного вояжа по региональным подразделениям.

Графики поездок снова пересеклись в Риме.

Драко вводил Колдмана в курс дел и в свою очередь ждал новостей из-за океана. В конце концов, вложенные деньги оттуда возвращались стабильно, но информация всегда была дороже денег.

— ...И что, Эппл тоже влез?

— Тони? Удивительно, но в этот раз нет. Сказал, что дело, конечно, интересное, что старик Уилтроп не ошибается, что когда под проекты выбивается такое прикрытие, риск минимален, и вообще — но вот лично у него настроения влезать нет совершенно. Тем более, когда там уже столько китайцев. И тем более, когда Ли Уэн решил на это дело не подписываться.

Да уж, рекомендация что надо.

— А Стоун?

— Он опять в Аргентине. Вернулся ненадолго перед Новым годом и снова уехал.

— Это же край света... Что он там делает? Да еще когда у вас творится... такое.

Колдман засмеялся.

— Драко, а то вы не успели узнать Стоуна! Пьет вино, играет на бандонеоне и танцует со знойными брюнетками. И еще, кажется, учится готовить местную говядину под двенадцатью разными соусами.

— Что? — Чувство редкое и очень глупое, но Драко действительно показалось, что он ослышался.

— Да, мы тоже сначала ничего не поняли. А потом у них случилась революция со всеми прелестями. Партизаны, террористы, военизированные отряды, охота на членов правительства и лидеров повстанцев, смертники с пиротехникой, «Авада» в окно, ну все как полагается.

Сердце Драко екнуло.

— А Стоун?..

— А сам как думаешь? Участвует во всем это безобразии. «Команданте Энрике Пьедра», специалист по информационной работе на службе народного движения. Клеймит позорную хунту, пишет агитационные материалы, воспитывает подрастающее поколение Хотя бандонеон, вино и брюнетки, кажется, никуда не делись.

Мерлин!

— Я не очень понял, это у него что... отпуск?

— Как сказать. Тамошнее Министерство национализировало четыре его фабрики, двух строителей и весь банковский кластер. Со всеми активами, ага. «Вырвало капиталистической гадине хищные щупальца». Только зря они это сделали. Видит Свет, зря!

Вот уж точно — зря. И между тем, в инвестиционный фонд Уилтропа, набитый под самую завязку китайскими деньгами, «команданте Энрике Пьедра» тоже не влез. По, без сомнения, уважительной причине. Зато устроил себе «Аргентинские каникулы». Случайность?

— И чтобы вернуть какие-то фабрики, он затеял... революцию?

Колдман в полной мере насладился интонациями Драко и снова рассмеялся.

— Вряд ли это из-за фабрик, а насчет остального... Я бы не отказался посмотреть на эту страну лет эдак через пять. — И добавил, отвечая на невысказанный вопрос Драко. — Если сейчас Стоун берется за нее всерьез, там будет происходить очень много интересного.

— Что, например?

— Движение. Много движения. Будут что-то строить, кого-то выбирать, что-то открывать, запускать или ставить... Стоун уже делал такое на островах и на Перешейке, но далеко не в таких масштабах.

Занятно... На мгновение задумавшись, Драко повторил это вслух. Колдман усмехнулся, и Драко, не удержавшись, спросил:

— Джеф, а что будет происходить здесь?

— Когда?

— Не знаю. Если не через пять, то хотя бы лет через десять. Или двадцать.

Колдман на мгновение запнулся.

— Странный вопрос. Англия — очень тихая гавань, да еще по сравнению со всем остальным миром. Вряд ли здесь что-то изменится.

— А через сто?

— Скажешь тоже... Нет, талантов к Прорицанию у меня нет.

— А к прогнозированию?

Ответом стал долгий, очень внимательный взгляд.

— Вообще-то, это Стоун увлекался социомагическими теориями. Прогноз с шагом на сто лет — это был его конек.

— И свои теории, разумеется, у него тоже были?

— Ой, вот чтоб я помнил. Если хочешь, подними диссертацию или архивы, он когда-то писал статьи. Или спроси самого Генри, должен же он рано или поздно вернуться.

Пауза.

— Колдман, без шуток. Мне очень не нравятся новости, которые ты сообщил. Ведь у вас там что-то готовится... и я очень хочу понять, что.

Снова пауза. Хлесткая и злая. Американец смотрит на него, но пока молчит, и тогда Драко продолжает.

— Я считаю, что Уилтроп в деле. Что он что-то готовит... что-то очень масштабное.

Еще бы! «Коммуникации, транспорт и связь» — это просто общие, ничего не значащие слова, а ведь туда влезла половина корпораций от Сингапура до Токио!

— К тому же, вы все привыкли думать о старике как о вечном, а он, пожалуй, лучше всех знает, что это не так. И если ему придется... уходить... — Драко отметил для себя, как Колдман вздрогнул. — Готов спорить, он не захочет, чтобы это произошло глупо, банально и ... никак.

Невысокий старик, ровесник деда. Пронзительный взгляд голубых глаз. Нет, он не захочет уходить просто так, не сделав чего-то по-настоящему великого напоследок. Но чего? Чего, Джеф? Последние слова Драко уже не произносил вслух, но он слишком хотел это понять, чтобы собеседник мог не догадаться.

— Не представляю, что это будет... — Колдман прочистил горло. — Но все только и говорят о том, что Уилтроп обещал вскрыть все тайники: перспективные разработки, зелья, Разговорные Камни — и вот это действительно серьезно. И это не пустышка, если ты об этом. Там что-то есть, и на это «что-то» они сейчас и будут играть. Я практически уверен, что наши восточные друзья захотят его кинуть... но вот насколько Уилтропа знаю я, если кто кого и кинет, так это он — их. И вот это, Драко, будет по-настоящему интересное зрелище.

Колдман на мгновение остановился. Словно подбирал нужные слова — и не мог подобрать. Драко спросил очень осторожно:

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, что там на самом деле?

Горькая усмешка.

— Я мог влезть. Но не влез.

Совершенно честный и искренний ответ. И тем не менее...

— Но ты знаешь?

— Догадываюсь.

...Кажется, сердце, только-только готовое вырваться из груди, замирает...

— И что же там?

Колдман посмотрел ему прямо в глаза. И произнес только одно слово.

— Будущее.

D

По лицу главы аврората было невозможно догадаться, как он отнесся к услышанному. И как он мог отнестись, думать не хотелось. Слухи и легенды, разоткровенничавшийся друг детства и совершенно безумный разговор на балконе небоскреба, слова и поступки, удивительный интерес и такое же удивительное безразличие... Ничего себе, «портрет личности»! Генри Стоун соткан из невозможного, делает фантастические вещи и, вдобавок ко всему, привлек внимание Поттера. Поттера! Который, как всегда, знает слишком много.

Воистину, голове было от чего идти кругом.

— Ну, и что скажешь?

Глава аврората повернулся к нему, поправляя очки. И выглядел... очень задумчивым. Непривычно задумчивым, такое бывает, когда напряжение спадает и ты вдруг понимаешь, что чертовски давно не отдыхал, не оставался наедине с собой и именно поэтому не мог правильно разложить мозаику собранной информации. Нет, не неистовый восторг в глазах. Усталость и желание просто сесть и помолчать. Возможно, перед тем как сделать очень важный шаг. Возможно — навстречу буре.

— Ты знаешь, я бы хотел с ними познакомиться.

Мерлин!

— Со Стоуном?

— Да. И со стариком тоже, как его?.. Джеком Уилтропом. Надо же... Если я хоть немного понимаю в том, что ты рассказал, это ведь они начали всю эту игру. По-настоящему большую игру.

— И против по-настоящему сильного противника, если на то пошло. — А вот они здесь — пешки. И очень хорошо, если просто — пешки.

Поттер замотал головой. Выглядело... словами не передать.

— Нет, что ты. Они не играют «против». И именно поэтому это... фантастически красиво.

— Это? — нет, он не понимал. И это начинало раздражать. Злить.

— Все думают, что это очередная биржевая игра. Разве что очень большая. Ну как вы это любите — скупить и перепродать, поднять или уронить рынок, поджарить хвост конкурентам, я уж не знаю, что там еще... Все как обычно, только денег очень много и проект очень перспективный. Вот только это не биржевая игра. Совсем.

— А что?

Полуулыбка. В исполнении Поттера.

Мерлин!..

— Движение, разве ты еще не понял? Много движения, как и сказал твой друг.

— Куда?

Поттер пожал плечами.

— Узнаем. Но уверен — от того, что кто-то теперь будет распоряжаться этими деньгами, на самом деле уже ничего не зависит.

Драко не ответил. Поттер тоже какое-то время шел молча. А потом... словно ожил и помолодел. И произнес, решительно и почти задорно.

— Знаешь, услуга за услугу. Не так давно мне удалось пообщаться с одним интересным человеком, так вот, он рассказал, как мне показалось, совершенно удивительные вещи.

Даже так?

— Масштаб, конечно, не такой, как у твоих друзей, но уверен, тебе это будет интересно. — Поттер засмеялся. — Только давай договоримся сразу, что вот об этом ты не расскажешь никому. Совершенно верно, потому что это никого не касается, говорю как глава Аврората. Гермионе я потом расскажу сам... может быть.

Теперь очередь смеяться настала Драко.

— Слушай, это вы старые друзья и по школьной памяти делитесь новостями.

— Ну да, а у вас всего лишь реформа Министерства, исключительно деловые отношения... и не делай такое лицо. Я тебя понял, и главное, что ты понял меня. Так вот, оказывается...

...В эту ночь Драко снились очень странные сны. Что, наверное, совсем не удивительно, когда на голову падает сразу столько всего. Поттер неспешным шагом шел по залитой лунным светом дороге, а когда он его окликал, ответный смех звучал почему-то грустно: «Сколько золота стоит философский камень?» И Поттер шел дальше по звездной тропинке, уходил, не оглядываясь.

Стремительными тенями авроры высаживались в Гронингене, вот только атаковали почему-то его, Малфоя, склады, которых у него там никогда не было. Им очень бодро отвечали черноволосые герильерос, так что было светло как днем от расцветающего фейерверка красных, зеленых, синих и желтых огней. Лучи, вспышки, рвущие душу бандонеон и скрипка... Генри Стоун танцевал с Гермионой на самом краешке парапета и смеялся, повторяя, что «сейчас ему это точно не интересно». Потом крыша проваливалась, мир наклонялся, и они все летели вниз, в ночь, во тьму... и попадали в зал слушаний Визенгамота. Перемазанный сажей Колдман сидел на заднем ряду, как и совершенно невозмутимый Уилтроп в вечерней мантии, и откровенно наслаждающийся зрелищем Йен Гриндевальд, а далеко внизу все тот же Стоун доводил до исступления министерского обвинителя.

«Зачем вам это было нужно? Ради игры? Ради спектакля для одного зрителя? И вы действительно наслаждаетесь чужими взлетами и падениями?!»

«Ради игры... У вас очень забавные интонации».

«Я называю вещи своими именами!».

«Вот что б вы в этом хоть что-либо понимали! Я уже говорил вам... или не вам... Мне интересно. И мне нравится то, что я делаю».

Ряды скамеек и кафедра тускнели, картина колыхалась, словно ткань на штормовом ветру, растворялась во тьме и свете... На тускло освещенном овале остались Стоун и Поттер. С палочками, лицом к лицу.

«Вы правда его чувствуете? Пульс на руке жизни?» — лицо Поттера совершенно непроницаемо.

«Вам ведь знакомо это ощущение, не так ли?»

«К сожалению, удовольствия от него я получаю меньше, чем вы».

«Жаль...»

«Стоун! — неожиданно окликает его Драко. И дьявол поворачивается. — Вас никогда не пугало ощущение всевластия?»

Грустная улыбка.

«Я никогда его не испытывал».

Снова взлетающие к потолку тени. Тени и музыка, целый оркестр, и еще совершенно невозможное, невероятное, захватывающее дух ощущение полета. Вперед и вверх, до самого края и за него! И шепчущие, гаснущие за гранью слуха слова: «Малфой... если бы... вы... знали...»

...Проснулся Драко с очень плохо скрываемым желанием кого-нибудь разорить. Или обвалить рынок. Или хотя бы что-нибудь построить, например, оперу, потому что какая-то смутная, чудная музыка все еще играла где-то на самом краю сознания. Астория спала... и еще несколько минут он просто смотрел в потолок. Вспоминал слова и образы.

Поттер, из которого охота на канал поставок боевых артефактов выпила все силы. И сам канал, который одним концом упирался в шотландские кланы, а другим — в человека, который по-настоящему умел находить слабые места в чужой защите. Грейнджер, которая еще не знала, что у них появились новые союзники — не слишком надежные, но очень интересные. И которая еще не успокоилась после того, как он снес очередное историческое наследие в центре Косого переулка. Перси Уизли, чей так старательно выстроенный мирок спокойствия и надежности вот-вот начнет стремительно разваливаться на куски. Другие...

Десятки имен и лиц. И два, чаще всех остальных. Задумчивый швейцарец, навсегда оставивший шахматы. И нахальный черноволосый азиат, с шахматами не расстающийся. И еще два — нет, не чаще. Но уж точно сильнее.

Генри Стоун — целый калейдоскоп из осколков воспоминаний. И старик Уилтроп, затеявший нечто совершенно невообразимое. Надо же, «транспорт и коммуникации»! И Разговорные Камни, вот уж было наивно полагать, будто интерес к ним мог появиться только у одного Малфоя! А сколько еще тех, кто готов поверить в то, что через Камни можно будет не только разговаривать? Разговаривать, видеть друг друга, мгновенно перемещаться — действительно, чем Мерлин не шутит? Хоть на другой край земли, лучше аппарации, портключей и всех маггловских технологий. Через любую стену и препятствие. Из Лондона в Аргентину и обратно, ага. Одним шагом. Шагом вперед, можно сказать, в будущее.

...Через пять минут Драко догадался закрыть рот...

D

— Ну вот как-то так, — закончил Драко и посмотрел на свою визави. Одетая в простое серое платье Гермиона сидела на стуле, скрестив ноги, и всем своим видом выражала Необходимость Все Еще Раз Как Следует Взвесить. Впрочем, как раз это было хорошим знаком — ему было вполне достаточно и отсутствия на ее лице выражения Крайнего Сомнения, которое по первости очаровало его своей искренностью и прямотой, а потом успело тысячу раз довести до белого каления и желания немедленно убить, причем своими руками.

Драко не торопил ее — пусть как следует подумает. Тем более, что новости весьма к этому располагали.

— Любопытно, — наконец, ответила она. Драко не удержался и фыркнул.

— Ага, вот именно это слово.

Гермиона смерила его тяжелым взглядом, словно это он испортил последние двадцать пять лет ее жизни.

— Малфой, хватит твоих шуточек. Давай по существу.

«По существу» означало, что теперь они наконец получили две полноценные региональные фракции в Ассамблее. К системной работе подключаются и валлийцы, и шотландцы — лучше просто не придумаешь! Одно дело — гонять чертовых кельтов по лесам и горам, пусть даже заниматься этим предстоит не им, а Поттеру, и совсем другое дело — делить между регионами расходные статьи бюджета.

Мерлин, да на одних только лозунгах развития северных и западных областей можно выстроить полноценную избирательную кампанию!

— По существу это значит, что лидеры наиболее влиятельных кланов Шотландии и Уэльса склонны поддержать идею сильного законодательного органа, который заменит собой Визенгамот, — Драко улыбался. — При надлежащих гарантиях, конечно, что нынешние визенгамотские сидельцы из Кардиффа и Эдинбурга получат сопоставимые по весу места. А они их получат, хвала мажоритарной системе.

Гермиона снова замолчала. А потом начала считать, загибая пальцы:

— Итого, на сегодняшний день мы имеем...

— Еще не имеем.

— Не перебивай!.. На сегодняшний день мы имеем условно две фракции регионалистов, недофракцию из Корнуолла, парочку потенциальных ирландцев, полноценную фракцию консерваторов, такую же полноценную фракцию центристов, вышколенных и вымуштрованных лично Перси — здравствуй, болото! — три или четыре команды совершенно неспособных договориться между собой либералов и еще с полдюжины вакансий для потенциальных защитников рабочих, эльфов и всех остальных.

— Ну в общем и целом — так, да.

— Тогда я не удержусь и в десятый раз спрошу у тебя — какого черта, Малфой?

О, Мерлин! Драко не удержался и поднял очи горе.

— Предлагаешь мне ответить еще раз?

— Предлагаю тебе ответить хотя бы раз. Такое ощущение, что ты решил собрать всех...

О, Мерлин!

— Дементоры тебя побери, я действительно решил собрать всех! Всех, у кого в заднице застряло шило и кто не может просто сидеть на месте и ничего не делать на радость Министерству! Да, именно на этом весь расчет!

— И как ты собираешься с ними управляться? И не вздумай заговаривать мне зубы, утверждая, будто не собираешься?

— Зачем мне с ними управляться? Они и так знают, что надо делать. С кого собирать налоги и кому отдавать деньги. И дементоры их побери, с подобным составом фракций через Ассамблею можно провести любой законопроект!

— Малфой! — еще немного, и она набросится на него с чем-нибудь тяжелым. Опять. В позапрошлый раз на него орали и кидали табуретками, когда Альбус-Северус и Роза привезли домой восторженные истории про танцевальный зал, леди Асторию и домашний оркестр домовых эльфов. В прошлый — когда он-таки снес изрядно покосившееся и официально признанное аварийным историческое наследие в Косом переулке. Можно подумать, хорошая гостиница и торговые площади чем-то хуже рассыпающегося на глазах шалмана, построенного пьяным гоблином во времена Локсия!

— С чем из сказанного ты не согласна?

— Меня больше интересуют детали. Как и кто, мне интересно, будет проводить нужные законопроекты, если ты, как говоришь, уже самоустранился от всего? И это третий вопрос, потому что второй — это как ты вообще собираешься запустить эту машину? А первый — с какого дементора ты решил собрать непременно всех?

С трудом подавив вздох — перед глазами маячили радужные фантазии о юридическом колледже, в котором Грейнджер преподает все, а потом сдирает с учеников три шкуры, принимая экзамены, — Драко потянулся.

— Наверное, с такого, что в Ассамблее мне нужны все, кого не нужно расталкивать и подгонять пинками. Потому что если она хотя бы наполовину будет похожа на нынешний Визенгамот — я засамоавадюсь. И еще с такого, что все до одного, кого мы собираемся правдами и неправдами в Ассамблею протащить, голодные и злые. Хотят больше, чем у них есть и еще только может быть. И потому — готовы играть по-крупному. Вот и выбирай, что ты предпочтешь — договариваться с ними по-хорошему... или по-плохому.

Гермиона поджала губы, но ничего не сказала. Драко развеселился, усаживаясь в кресле поудобнее и сложив руки за голову.

— Все-таки хорошо жить в богатой стране! Когда начинаешь делить пирог национального благосостояния, оказывается, что его действительно хватает на всех желающих. И еще — что получившие свой кусок не принимаются немедленно рвать глотки всем остальным... хотя, пожалуй, именно это им и предстоит проверить на практике.

Вот теперь можно было смеяться по-настоящему — выпад достиг цели. Гермиона вспыхнула, словно Адское пламя в Выручай-Комнате:

— Малфой!!!

Малфой, Малфой... Что еще ты хотела услышать от меня, Гермиона Джин Грейнджер?

— Как ты думаешь, что еще может хоть как-то сдвинуть эту глыбу? Каждый сидит и думает, что его маленький кусок — это очень много. «Великая Шотландия», «Великий Уэльс», должность в Министерстве, доля на рынке метел или котлов... А если вдруг этого мало, то надо пойти и отнять такой же маленький кусок у другого.

— Что ты... — она открыла было рот, но Драко даже не дал себя перебить:

— Нужно дать всем понять, что пирог на самом деле один. И дать каждому в нем долю. Чтобы каждый работал на рост пирога. Прекрасно зная, что получит с этого весьма и весьма неплохие дивиденды.

— Но ведь это... Это ведь работа не на один год! Это... это план на двадцать лет — и один Мерлин ведает, насколько его удастся воплотить!

Ну да, на двадцать лет. Где и какими они будут через двадцать лет, можно только угадывать, вот только закладываться на меньший срок просто не имеет смысла. Стоило ли тогда вообще останавливать охоту «FamilyFund» за ликвидными активами?

— Куда мы пришли за прошедшие двадцать лет? И что за это время изменилось за границами островов? Мы еще не щепки, а вокруг еще не шторм, но не к тому ли все идет? И чем мы можем встретить этот шторм, когда он начнется?

Гермиона вздохнула. И сказала — уже совсем, совсем другим тоном. Спокойным и самую чуточку обреченным. Готовым ко всему.

— Хватит метафор, Малфой. Честное слово, хватит. Выкладывай уже карты на стол. В конце концов, мы с тобой в одной лодке.

Наверное, можно было сказать и так. Вот только сколько сил ему пришлось потратить на то, чтобы убедить ее в этом? Проще было не думать...

Драко взмахнул палочкой, погасив добрые три четверти свечей. Кабинет погрузился в полумрак, и лишь на стенах плясали тревожные расплывчатые тени, качающиеся в такт колыханию свеч.

— В час, когда творятся поистине дьявольские дела, атмосфера должна — самое меньшее! — полностью соответствовать содержанию... — пояснил он свои действия. И поспешил добавить, глядя на округлившиеся глаза Гермионы, распахнувшиеся чуть ли не на пол-лица. — Ну это я так, к слову... Ты хочешь знать? Хорошо.

D

С Гермионой никогда не было легко. Ни в те уже далекие времена, когда грязнокровка Грейнджер била его по лицу и успешно опережала по всем предметам. Ни потом, когда миссис Рональд Уизли штурмовала юридические бастионы, выстроенные вокруг «MagicIndustrial» и «FamilyFund». Что уж говорить про весьма недолгий, но уже более чем насыщенный опыт пока еще не слишком плодотворного сотрудничества! В активе были полдюжины разговоров на повышенных тонах, пара грандиозных скандалов, и еще вопросы... Тысячи вопросов, и ладно бы просто «что?» — но ведь за ними следовали непременные «как» и «почему», и это не позволяло расслабиться ни на минуту!

Впрочем, возможно, именно это и придавало их отношениям какое-то неповторимое своеобразие. Своим любовницам — а они у почтенного промышленника, предпринимателя и банкира были, чего уж там — он мог вообще ничего не объяснять, и это было тем правилом, которое он устанавливал раз и навсегда. Если он что-то хотел сказать, он это говорил, если не хотел говорить ничего — отшучивался или молчал. Против таких отношений не были ни Пэнси Паркинсон, ни Сигма Патил, ни та сказочная кубинка, вспыхнувшая яркой искрой и скрывшаяся во тьме расстояния и времени. Договариваться же с деловыми партнерами было, может быть, не проще, но по крайней мере, так же понятно. Если зарабатываешь живые галеоны, не так важно, что за сукин сын сидит перед тобой. И лезть к нему в душу, право слово, было бы распоследним делом. С друзьями было еще интереснее — сначала им было просто не из-за чего устраивать баталии и драки, а потом как-то незаметно большая их часть перешла в число партнеров по бизнесу. Любимая супруга вообще была ангелом во плоти, на который следовало, самое меньшее, молиться! А вот Грейнджер...

Будь он проклят, если с Грейнджер все оказалось хотя бы наполовину так же просто, как со всеми остальными! Будь он проклят, если хоть на миг вообразил, будто они смогут делать общее дело и ни разу не вспомнить прошлое!

Грейнджер оказалась самой редкостной заразой, с которой он когда-либо сталкивался, зарабатывая свои галеоны. Она с головой влезла в заговор — и при всем том не переставала осыпать его вопросами, от которых хотелось бегать по потолку. Сомневалась во всем — буквально во всем. Ощущение было, словно в каждом слове, каждом движении Драко она видела подвох и двойное дно. В любой другой обстановке это, возможно, могло бы ему польстить — ну как же, вселенский заговор, тайное правительство, мировая закулиса, и он, Драко Люциус Малфой, во главе всей этой махины! Большая птица, того и гляди полетит!

Здесь и сейчас — доводило до бешенства.

Один раз дело едва не дошло до драки. Когда Гермиона окончательно достала его своей неуверенностью и предчувствиями неминуемого подвоха. Достала так, что он уже был готов наорать на нее, схватив за плечи и как следует встряхнув, и вдолбить наконец в ее светлую голову, что или они плывут в одной лодке и не задирают друг друга бесконечными подозрениями, или он выходит из игры, продает активы в Англии, и дальше они разбираются во всем этом безобразии на островах без него...

Что он, собственно, и сделал.

И заорал так, что Гермиона отпрыгнула на три шага назад, только что не забившись в угол. А потом распрямилась и заорала в ответ. Маленькая и злая, как тысяча чертей.

И еще они схватились за палочки.

Выстроить исключительно деловые отношения не удалось.

H

Время было далеко за полночь, а глава Аврората все еще разбирал папку с ньюкаслским делом. Перебирал листовки магглорожденных волшебников, уже успевших, несмотря на молодость, где-то потерять остатки мозгов. Не будь это чудовищной ахинеей и вдобавок причиной, по которой по лесам пришлось шастать половине боевого отдела Аврората, включая его главу, Гарри, наверное, восхитился бы непосредственностью и незамутненностью юных дарований. Ковен полукровок, Мерин их задери! С такой фантазией и таким энтузиазмом только рок-группу создавать, честное слово. И название-то какое подходящее — «Ковен полукровок», надо же... Уж на что, на что, а на тяжелый металл северная Англия всегда была исключительно богата... Вот только вместо этого — Непростительные проклятья на магглах, «Мортмордре» в ночном небе, войсковая операция и одиннадцать трупов, завернутых в брезент. Финита ла комедиа!

Гарри нахмурился и придвинул листовки ближе.

«Чистая кровь — спасение Англии». Просто ...! А с собой они что делать собирались, интересно? Спасать Англию наполовину?

«Встряхни старушку!» Страну на дыбы, все остальных — на дыбу? Хотя нет, тут вроде как массивная фигура поднимается с колен и расправляет плечи... страшно подумать, чего они перед эти начитались. Или накурились.

«Том Риддл смог! Сможешь ли ты?» — а вот это просто в золотой фонд архива. В роли Перста Указующего — готичного вида ведьмочка с гривой рыжих кудряшек. Девчонка, насколько он мог помнить, была убита честной «Авадой», и даже у остывшего трупа на лице еще оставалось почти детское выражение недоумения и обиды. Почти что немого укора — правда, было бы ей еще кого укорять, кроме собственного безрассудства... Мало было влезать в такое де... дело — но влезть и попасться?! А ведь в любое другое время с него бы сталось приударить за такой красоткой. Сводящей с ума. Рыжей.

Не случилось.

Гарри пожал плечами, сложил колдографии и закрыл папку. Самое время было подумать — а мысли между тем принимали совершенно любопытный поворот. Не то чтобы он предпочитал бегать от неприятных обязанностей, просто из-за всегдашних забот и внезапно падающих на голову неотложных дел кое-какие вопросы удавалось благополучно оставлять без внимания. А между тем время уходило, и нужно было решать, что ему делать с доставшимися — читай, свалившимися прямо на голову — недоделанными бригадами шотландского национального сопротивления.

Закончившееся не в пример Ньюкаслу Утрехтское дело подарило Малфою голоса наиболее влиятельных шотландских кланов, все еще не готовых выйти из поля системной политики. А вот разбираться с их же боевыми организациями — молодежными боевыми организациями — предстояло теперь ему.

Мысли принимали совсем любопытный оборот.

Что и говорить, за неполные двадцать лет они смогли добиться какой-никакой, но внутренней стабильности. Ценой много чего еще, да, но — стабильности. Ошалевшие от дурмана кровавых ритуалов чернокнижники и рыскающие по лесам бригады самоучек не в счет, пусть даже против них и приходилось отряжать боевые подразделения. В конце концов, для магического мира это было скорее нормой, чем исключением. Куда хуже все обстояло с, с позволения сказать, национальными окраинами.

Уэльс едва тлел, как и Корнуолл. А вот Шотландия начинала искрить уже по-настоящему, и здесь каждый находил себе занятие. Ну да, по способностям. С возможностью внести свой собственный маленький вклад в большое общее дело. Старики заключали соглашения, денежные мешки собирали средства в тайные фонды, взрослые волшебники готовили артефакты и зелья... а вот молодежи здесь была уготована совсем другая роль.

Гарри нахмурился. Перед глазами всплывали лица, на которые он уже успел посмотреть, в которые уже успел вглядеться — и отшатнуться.

Совсем еще маленькие мальчики и девочки с горящими глазами, еще ни черта не умеющие, но уже хорошенько замотивированные на то, чтобы сгореть в пламени вооруженного восстания. Разумеется, успев — до того как их настигнет шальная Авада, разорвет на части Бомбардо, искрошит в капусту аврорская Сектусемпра — сомкнуть челюсти на чьем-либо горле. С какой-нибудь старой песней на устах и кровью на руках, ага. Уж чему-чему, а ценить чужие жизни, не говоря уже о своих, их уже успели отучить.

...Делалось дурно от одной мысли просто взять и оставить все как есть, разве что вместо лондонского Министерства подбросить врага за морем. И уже не важно, за каким...

Перед глазами снова стояли лица. Не мертвых — живых. Мальчики и девочки, от двенадцати до двадцати двух лет. Ни черта не знающие о жизни, но облаченные в короны поистине недосягаемого для простых смертных высокомерия.

Смешно. Или нет, не смешно.

Как ты объяснишь им хоть что-нибудь?

Ведь, если разобраться, именно в этом и состоит высший принцип свободы воли. Нельзя заставить другого хотеть. Нельзя заставить его желать чего-то другого. Можно сколько угодно танцевать джигу на залитой солнечным светом поляне — тонущие в болоте могут попросту не захотеть выбраться из него. Да еще потрясут какой-нибудь неимоверно важной тряпкой, старательно сохраненной в семье с XIVили хотя бы XVIIвека. Угу, героическими знаменами отцов, залитыми кровью — по большей части вымышленной! — и еще лозунгами дедов — просто-таки смердящими непроходимой глупостью! Достойная причина умирать и убивать, ничего не скажешь.

И между тем — причина.

Кулаки сжались... и похоже, что вот сейчас было самое подходящее время, чтобы начинать ловить себя за руку. С поличным, ага. Потому что... Потому что, по-хорошему, ему сейчас следовало бы хорошенько обдумать ситуацию и решить, как и когда будет лучше выложить эту карту на стол. Не привязываясь и не преисполняясь беззаветного самолюбования, рассуждая о цели и средствах. И уж точно не занимаясь тем, чем он сейчас.

Соберись, Гарри Джеймс Поттер. Происходящее — не повод расклеиваться. Мертвые — не повод забывать о живых. Или, может быть, что-то в происходящем тебя задевает, цепляет за живое, и здесь уже не спрятаться за маску Железного Главы Аврората? Что-то, перед чем ты стоишь обнаженным, словно тогда — на вокзале Кингс-Кросс?

Задевает. Цепляет.

Что-то.

На самом деле — нечто очень простое. Ты смотришь в их глаза и представляешь себя на их месте. Себя, которому ничего не сказали ни на первом курсе, ни на втором. Которому не показали, что есть другой мир и другая жизнь. Из которого вырастили не более чем стрелу, которая должна поразить цель и сломаться.

А может быть, и просто — сломаться.

И точно знаешь, что себе такого будущего ты бы точно не хотел.

В таком случае, чего ты хочешь, Гарри? Разве можно спасти того, кто не хочет быть спасенным? Ведь проще всего поменять знамя над головой. У себя, у других. Гораздо сложнее измениться по-настоящему. Перестать быть придатком к идее, которая дает тебе оружие и смысл. А разница... Разница, пожалуй, состоит в том, что он сам когда-то — теперь уже очень давно — понял, пробираясь сквозь чащи Запретного Леса. Разница между связанным агнцем, которого тащат на заклание — неважно, егеря Темного Лорда или принимаемые за свои принципы, убеждения и, прости Мерлин, идеалы! — и выбором свободного. Который идет сам.

Может быть, и чтобы принести себя в жертву... хотя чаще всего — тысячей совсем других дорог.

И эта разница слишком существенна, чтобы не попробовать на ней сыграть.

Потушить этот блеск в глазах — мертвенный блеск! — будет непросто. Хотя, пожалуй, стоит. Хотя бы ради того, чтобы однажды увидеть на его месте удивленное, чуть смущенное, удивительное и не сравнимое ни с чем выражение, которое так часто можно встретить у начинающих осознавать себя детей — и намного, намного реже у взрослых. Притом что даже у последних оно чаще всего появляется в те мгновения, когда наконец просыпаешься после тяжелого и дурного сна, с трудом разлепляешь отекшие глаза и, невзирая на чудовищную головную боль, понимаешь, что со всей ясностью и простотой можешь чувствовать всего лишь одну, очень, очень простую вещь.

Насколько же все по-настоящему мелко и незначимо по сравнению с жизнью.

И еще с тем, что ты жив — сам.

Гарри посмотрел в зеркало и нахмурился еще раз. Смотрящий на него исподлобья человек определенно был слишком молод для тех дел, которыми занимался. И очень зримо напоминал о временах, когда таким же молодым и глупым был он сам. Впрочем, как раз для него в этом не было ни величия, ни славы, была горькая ноша, которую он вынес и испил до дна. Уже не веря и не надеясь ни на что к тому моменту, когда не осталось ни помощников, ни подсказок... И все-таки — все-таки! — было бы очень тяжело, практически невыносимо осознавать в этот момент, что уже нет никого, ни старшего, ни мудрого, кто мог бы сделать твою работу за тебя. И если ты вдруг окажешься неспособен... что же, тогда для всех, кому ты стал умом и направляющей силой, это будет значить нечто еще худшее, чем просто поражение.

И пусть каждый из них, остающихся, будет пытаться на своих плечах вынести осколки рушащихся небес — они действительно сделают намного большее, чем полагают пределами своих сил. И все-таки не спасут слишком, слишком многое...

Не надо задирать нос, Гарри Джеймс Поттер. Не идет — и вдобавок не работает. Но раз уж именно ты стал той глыбой, на которой держится этот свод, кому как не тебе решать эту задачу, кому как не тебе подавать пример. Кому как не тебе действовать, раз уж на то пошло. Станцевать джигу? А может быть, степ? Да так, чтобы только каблуки стучали по паркету, а кровь бежала живо и горячо... сделаешь? Купаясь в свете солнца, которое никогда не погаснет? Рассекая собой тьму, которая никогда тебя не обнимет? Ты не так-то часто демонстрируешь свои умения, попробуй-ка найди затерявшиеся где-то на полдороги танцевальные туфли... Но ты сделаешь это. Для этих детей, и еще для самого себя.

Огонь в глазах, говоришь? Ничего страшного. В этом мире есть и другие дороги, и он их покажет. Не может не показать — после всего, что случилось. Он не может решать за других, верно — но он даст шанс этим детям, шанс понять и выбрать. И если они после всего снова захотят размахивать палочками и убивать во имя гор и долин, а хоть бы и во имя благодатной Англии для всех — во имя Мерлина, они получат то, чего хотят.

Но ни на мгновение раньше, чем это действительно будет нужно Англии.

D

С Грейнджер никогда не было легко, это уж точно. Тогда, в тот самый день — еще, кажется, до зимней Швейцарии — было по-настоящему тяжело. Они размахивали палочками, орали друг на друга, и даже когда постарались взять себя в руки и начать разговор заново, казалось, что разница потенциалов между противоположными углами комнаты никуда не делась. И что четко по линии, их соединяющей, вот-вот ударит разряд тока.

Хотя, пожалуй, в чем-то тот разговор даже оказался полезен. Драко так точно узнал о себе поистине много нового — уж кем, кем, а «сумрачным и туманным Драко Малфоем» его, кажется, еще никто не называл. Или вот это, «я тебе не намекну, а ты меня не пойми!» — откуда только у Грейнджер взялась склонность к подобным словесным оборотам?

Грейнджер тоже узнала о себе много нового. Захотела ли услышать — другой вопрос, но не сказать ей кое-какие вещи Драко тоже не мог. В конце концов, не он выбирал за нее карьеру, не он отправлял ее в трижды побранный дементорами Департамент правопорядка, и уж тем более не он поставил ее в высшей степени двусмысленное положение вечного «полпути между»! Он лишь предложил ей определиться, по какую сторону от этого «полпути» она хотела бы оказаться, и нечего перекладывать на него свою ярость и боль.

Свое собственное нежелание сделать шаг вперед.

И пожалуй, единственным, о чем он в тот момент был почти готов пожалеть, было яркое и отчетливое осознание, яркая вспышка, можно сказать, самый настоящий образ... Осознание того, что если вот прямо сейчас кто-то из них не выдержит и хлопнет дверью, они уже никогда не увидят, как валькирия расправляет крылья. Дева с палочкой на страже справедливости не обрушит на головы врагов всесокрушающую мощь своей силы. Железная ведьма не поведет магическую Британию за собой, светом собственного присутствия озаряя дорогу во мраке — в котором уже не осталось ни маяков, ни звезд.

Будет что-то другое, как оно бывает всегда, но этого — не будет.

А этого Драко не хотел. Наверное, по той же причине, по которой иногда покупал у Астории ее же собственные картины, или по какой угодно еще.

...Он так и не понял, почему Грейнджер не ушла. Они говорили еще час или два, кажется, он все-таки не смог ее убедить, но...

Начало было положено.

И еще ему показалось, буквально на мгновение, что самым краешком слуха он вот-вот сможет уловить шелест крыльев. Еще нерасправленных, но уже — своих.

D

— Значит, будет Министр, будет Верховный Чародей Визенгамота, будет Ассамблея и ее спикер... — медленно и тихо перечисляла Грейнджер. Не то чтобы она не понимала, с чем им всем теперь придется столкнуться, или он недостаточно четко что-либо объяснил. Просто повторяла, но Драко позволил себе ее перебить.

— Да. У меня есть на примете один чудесный мальчик, еще не успевший наделать глупостей. Из Департамента магических игр и спорта.

— Рейневан? — уточнила Грейнджер. Молодец, вычислила, хотя где уж тут копать, все на поверхности...

— Почему бы и нет? Большим реформам — молодого реформатора.

— А Визенгамот?

— Отдать всю судебную власть на откуп Визенгамота будет недальновидно, другое дело, что на первое время этот молот понадобится нам самим. Я думаю, найдем волшебника, который сможет его поднять.

По лицу Грейнджер видно, что его ответ ее, мягко говоря, не полностью устраивает... но возражать вслух она стала. Вместо этого задала другой вопрос.

— Ассамблея?

Ну да, Ассамблея.

— Мы с тобой уже считали, сколько фракций у нас получается в Ассамблее. Другое дело, что им всем понадобится лидер. Тот, кто сможет встать над партийными распрями. Тот, кто сможет со всеми договориться. Тот, кто сможет объединить части в целое, превратить слабость — в силу, кто сможет нанести удар и поставить на место Визенгамот, а хоть бы и самого Министра.

— И кто же?

— Ты.

D

— Мистер Малфой, пара вопросов! Дафна Файнз, «VisibleWorld», — коротко стриженая ведьмочка решительным движением постаралась подрезать Драко. Мерлин, вот только журналистов ему сегодня не хватало! Мало того, что День Победы над Темным Лордом как-то совершенно незаметно стал официальным общенациональным праздником, размах и бюджеты празднования которого только нарастали с каждым годом — так ведь еще каждая ... с Пишущим Пером считала своим долгом напомнить сыну Люциуса Малфоя, по которую из сторон баррикады он находился двадцать лет назад!

И если за пределами замковых стен он еще мог как-то разобраться с настырными любителями задавать каверзные вопросы, то здесь, в Хогвартсе, единственной защитой было любой ценой от них уклоняться. Ну и еще «Авада», но не при детях же...

С другой стороны — принадлежащее медиа-холдингу Риты Скитер деловое издание, несмотря на в полной мере усвоенные стилистические особенности своей основательницы, при всем том умудрялось хоть как-то держать марку. И это на фоне общего засилья откровенного официозного «Пророка» и поражающего в самое сердце либеральными опусами «Элефанта»! А раз так — почему бы не подкинуть хорошенькой девочке пару крамольных мыслей?

— Если только действительно пара.

— Как вы прокомментируете ваше заявление о намерении построить здание Национальной оперы в Косом переулке?

За что он только платит деньги своей пресс-службе! На этот счет было выпущено три пресс-релиза! Но... Желание ответить что-нибудь язвительное пропало при одной мысли о том, что его не спрашивают, что он делал во время битвы с Темным Лордом и как этот факт его биографии может сказаться на запускаемых бизнес-проектах.

Во имя Мерлина, гулять так гулять!

— Затем же, зачем со следующего года открою финансово-юридический колледж для выпускников Хогвартса. Гуманитарные проекты — самые долгосрочные инвестиции.

Держащая его под руку Астория едва заметно фыркнула, и было от чего. Вспыхнувшие ни с чем не сравнимым блеском глаза журналистки полезли на лоб, а Пишущее Перо буквально едва-едва не упало в обморок.

— Мистер Малфой, вы... — залепетала было девчонка, но прежние энтузиазм и напор как рукой сняло. Эх, молодежь, чему тебя только в школах чародейства и волшебства учат! Уж Скитер бы не упустила возможности — хотя бы из любопытства! — поинтересоваться, какие такие грехи почтенный промышленник, предприниматель и банкир столь неуклюже пытается замолить культурными проектами и филантропией — и это еще самое невинное, что приходило на ум!

— Милочка, помилуйте! Вы уже получили свой маленький эксклюзив! — и Драко, с полуулыбкой отстранив журналистку с дороги, решительно направился дальше.

Астория выразительно покосилась на него, но ничего не сказала. Хотя могла бы. В конце концов, о том, что леди Малфой после стольких лет наконец создает собственную Академию искусств, знали все. Знал ли кто-нибудь о том, почему паритетным соучредителем и совладельцем Академии стал ее собственный супруг?

— Тео, — кивнуть Нотту. — Панси. — Кивнуть и ей. А к ним уже приближается Блейз... Даже странно, что в такой день он уже умудрился встретить больше знакомых слизеринцев, чем выпускников других факультетов, вместе взятых. Еще не вечер, конечно, но повод для размышлений определенно был. Все тот же старый вопрос — сколько в происходящем было живого и здорового желания объединить некогда стоявших по разные стороны баррикад, ну или хотя бы из практического интереса поддержать связи Министерства со все еще богатыми и влиятельными фамилиями, а сколько — нездоровой и болезненной зависимости от висящего камнем на шее прошлого?

— До меня дошли слухи, что ты массово скупаешь недвижимость в Косом переулке, Драко, — Тео говорил с абсолютно серьезным выражением человека высокой корпоративной культуры, но в глазах его определенно танцевали кан-кан пикси. — Следует ли это понимать, что биржа заработает уже в ближайшее время?

— Интересуешься размещениями?

— Долей в капитале и товарным сектором, — ну конечно, до чего еще может быть дело главному поставщику компонентов зелий для всей Англии! Впрочем, Драко было, что ему предложить.

— Даже не думай, что я буду поднимать все это в одиночку!

Нотт улыбнулся самыми краешками губ.

— Как скажешь. О, привет, Блейз!

Блейз, как и всегда, поражал небрежной роскошью — мерзавец не считал нужным раздувать рекламные бюджеты, предпочитая личным примером показывать возможности и пределы собственного модельного дома. Кажется, Панси за это хотела лично выцарапать ему глаза — но до сих пор еще никому не удалось потеснить сына Каролины Забини на вершине модного Олимпа. Включая его же собственную мать.

— Здравствуй, Тео, — мягкое, абсолютно расслабленное движение руки. — Драко. Панси. — клюнуть в щеку. — Тори.

— Как Элен? — от Астории не укрылось отсутствие молодой супруги Блейза. Не то чтобы юные и нежные красотки так уж сильно интересовали главного открытого гея Англии, но чувство долга перед Семьей он явно впитал с молоком матери. Что, конечно, не мешало ему...

— Чувствует себя хорошо, но сегодня ее с нами не будет, — Блейз всегда улыбается. —А как ваши дела? Драко, я слышал, что ты активно покупаешь дома в Косом?

О, Мерлин! Драко на мгновение представил себе, что сегодня каждый сочтет своим долгом задать ему этот вопрос, и ему немедленно поплохело. Кажется, Панси улыбнулась, да и пальчики Астории легли на запястье как-то особенно мягко.

— Тебя интересует что-то конкретное?

— Мне понравился один из особняков, который с тебя станется снести, и я готов его выкупить. За разумную цену.

— Блейз, я хочу построить оперу.

Зрачки Забини расширились.

— Вряд ли настолько большую, чтобы охватить ею весь Косой переулок.

Попадание было в яблочко, но не настолько, чтобы немедленно показывать слабину.

— Я услышал тебя, Блейз. Но, во имя Мерлина, давай все-таки не сегодня!

Блейз легко и изящно поклонился и тут же спрятал улыбку.

— Драко! Тори! Блейз! — раздался радостный голос где-то за спиной. Кажется, их полку прибыло: в компанию скучных бизнесменов и их почти скучающих жен ввалилась Дафна, способная размахивать руками, трещать как сорока и в считанные мгновения закружить всех в неистовом вихре всеобщего радостного безумия. Сохранить абсолютную невозмутимость и выражения полной непричастности к происходящему в таких случаях обычно не удавалось ни Блейзу, ни Тео, и Драко, улыбаясь, позволил себе сделать буквально пару шагов в сторону.

Астория бросила на него вопросительный взгляд, но задерживать не стала, легонько отпустив его руку. Слух выхватил из потока слов Дафны чудовищное сочетание названия «Элефант FM» и неизбежного по такому случаю комментария «Драко Малфой и очередной скандал!» — но сам он почти не обратил на это внимания. Потому что — то ли случайно, то ли по чьей-то воле и замыслу — вышло так, что собственной большой группой собрались выпускники не только серебристо-зеленого факультета. Буквально в считанных ярдах от их компании практически в полном составе разворачивал свои ряды клан Уизли.

Астория бросила на него вопросительный взгляд, но задерживать не стала, легонько отпустив его руку. Слух выхватил из потока слов Дафны чудовищное сочетание названия «Элефант FM» и неизбежного по такому случаю комментария «Драко Малфой и очередной скандал!» — но сам он почти не обратил на это внимания. Потому что — то ли случайно, то ли по чьей-то воле и замыслу — вышло так, что собственной большой группой собрались выпускники не только серебристо-зеленого факультета. Буквально в считанных ярдах от их компании практически в полном составе разворачивал свои ряды клан Уизли.

По случаю столь откровенно играющего на его политические активы официального мероприятия — собравшийся мало что не в полном составе.

«Клан победителей», как его пыталась изображать неофициальная пропаганда то недолгое время, пока на нее не цыкнули сразу со всех сторон. На самом деле, уже давно не клан — пусть даже внутренних конфликтов, о которых, как правило, все знают, если на них существует хотя бы только намек, не было. Каждый ушел в свою область и старался без лишней нужды ни с кем не пересекаться. Драко невольно засмотрелся, переводя взгляд с одного лица на другое.

Вот уже совсем постаревший Артур, переживший больше чем на десять лет не только жену, но и заклятого врага. Хотя кто знает, может, будь жив отец, не прошло бы и еще четверти века, как с них сталось бы оказаться если не закадычными друзьями, то, по крайней мере, стратегическими союзниками в важном вопросе распекания вопиюще недостойного и неподобающего поведения внуков и правнуков.

Джордж Уизли, ставший холодным и расчетливым дельцом, зарабатывающим деньги в промышленности. Кто-то говорил, что слишком холодным — для человека, который начинал с «Ужастиков Умников Уизли». Упрекать в недостатке расчетливости Драко, впрочем, его бы тоже не стал.

Билл — вот кто в полной мере воспользовался плодами разрушенной Драко монополии «Гринготтса» на валютные операции и теперь управлял собственным банком. Да-да, с коммерческим и инвестиционным подразделениями и уже полудюжиной филиалов за пределами островов. Зато кого не было, так это связавшего себя с мировой драконологией... как же его... Чарли — но тот с головой ушел в свою научную работу и чаще, чем раз в три года, в Англии просто не появлялся. Видимо, и на сей раз предпочел следующую по счету диссертацию или бреющий полет на драконе возможности потусоваться среди сливок англомагического общества. Рон — можно было сказать, что с ним было все понятно, но вот ведь какое дело — долговязый тип, хотя и прославился больше как «муж Гермионы» или, на худой конец, «лучший друг Гарри Поттера», действительно был хорош на вторых ролях. Лидером как раз не был, но прикрывать спину своему брату Джорджу он за это время научился превосходно. Странно? Чувство юмора жизни, как оно есть.

...Что, конечно, не мешало Драко воспринимать его не иначе как «говорящей табуреткой»...

Или, к примеру, вот, связавшая свою жизнь с домом и воспитанием детей Джинни Поттер — кажется, не слишком довольная результатами. Впрочем, с чего это он взял, что «Холихедских гарпий», спортивной колонки в «Пророке», сказочного мужа и трех вроде бы чудесных детей может быть недостаточно для человека, никогда не испытывавшего желания взглянуть на мир с его вершины?

Или вот Грейнджер. Которая уже давно не Грейнджер. Карьера без перспектив, шаткие, неустойчивые позиции, всегда на полпути между двумя «оба хуже». Вспоминаешь ту, пробивную ведьму с младших курсов, которая не боялась никого и ничего и шла напролом к цели, уже по ходу подбирая средства — и только и можешь, что открывать и закрывать рот от получившейся разницы. Себе он бы такой эволюции не пожелал, впрочем, чтобы рассуждать об эволюциях, можно было чуть повернуть голову и посмотреть на неожиданно затесавшегося в круг родственников Министра Магии.

Перси Уизли. Известный технократ и просто охранительная скотина. Начинавший как мальчик на побегушках у загнавших в кризис страну и не способных вывести ее из него идиотов. Прославившийся и навсегда вписавший свое имя в школьные учебники как тихий и скромный аппаратчик, который в один поистине невероятный день расслабил галстук, расстегнул воротник рубашки и только что не пинками выставил из кресла Министра Магии героя и победителя Войны Кингсли. Подающий колоссальные надежды великий реформатор. Лидер министерского болота.

И все было хорошо. Вот только... Драко скользил взглядом по клану победителей — и отчетливо понимал, что не может найти лица Гарри Поттера.

H

— Гарри? — Невилл вздрогнул, когда чья-то невидимая рука легла ему на плечо. Вряд ли друг так уж сильно обрадуется необходимости покинуть только-только начинающее торжество и расстаться с любимой супругой, чтобы, бросив все, вернуться в кабинет зельеварения, но сейчас от него требовалось именно это.

— Все потом, — сочетания мантии-невидимки и звучания голоса должно было быть достаточно, чтобы не объяснять больше ничего.

— ... себе! — выразительно прокомментировал происходящее Невилл. Да уж, что-то объяснять тут явно было лишним. — Ты нарочно? Ау! — невидимая нога пнула его в лодыжку. — Чертов засранец!

В какой-то степени оно именно так и было. А сильнее прочих с Невиллом согласился бы Том Реддл, двадцатыми поминками по которому, похоже, и было сегодняшнее торжество, будь оно четырежды неладно... Увы! Если бы под рукой сейчас был кто-нибудь другой, способный помочь кажущемуся в этот момент совсем не железным главе Аврората, возможно, дергать Невилла ему бы и не пришлось... Сплошное сослагательное наклонение! В Хогвартсе такого человека не было даже с учетом собравшихся гостей.

Пять минут спустя двое родившихся на исходе седьмого месяца года уже спускались в подземелье — навстречу уже сильно поредевшему, но еще не оборвавшемуся потоку студентов. Где-то, кажется, мелькнул Альбус-Северус — вот уж с кем Гарри точно сейчас не хотелось встречаться! Едва поблизости не оказалось никого, Гарри сдернул капюшон мантии, и Невилл едва слышно спросил, стараясь не смотреть на него:

— Твою ..., что случилось, Гарри?

— Ты еще не понял?

— Я все понял прекрасно. Ты забыл выпить зелье?

— Если бы... — выдохнул Гарри. — Это опять...

— Опять что?

— Опять твоя чертова диссертация! «Влияние стихийных магических потоков на стабильность действия зелий какого-то там свойства», или какие еще умные слова ты туда понавписал!

Невилл резко замер, повернувшись на каблуках.

— Ты...

— Да, — мрачно кивнул Гарри. — Я... опять перенервничал. До такой степени, что едва не начал бить посуду на расстоянии. Когда вошел в зал... представил, что всех этих двадцати лет не было. Что Снейп еще только летит к Реддлу на крыльях ночи. Что все еще живы — и он, и Люпин, и Тонкс, и Колин, и Фред...

Ближайший факел вспыхнул необычайно ярко и с гулким хлопком погас. Невилл некуртуазно выругался и торопливо зашагал дальше. Гарри мрачно вздохнул и двинулся за ним.

За прошедшие двадцать лет было всего две вещи, которые не позволяли ему вот так просто взять и сказать, что все было в порядке. Одна из них — это то, почему он как можно реже старался бывать в Хогвартсе. Не потому, что воспоминания были каким-то уж слишком яркими по сравнению с Отделом Тайн или домом на площади Гриммо, нет. Но каким-то невероятным образом эти воспоминания были куда более живыми, чем какие-либо еще. Особенно сильно он это прочувствовал на третью годовщину Победы — после чего счел за благо уменьшить до возможного минимума число посещений навсегда ставшей ему родным домом — и едва не ставшей могилой — школы.

Но было и кое-что еще. То, что он понял, кажется, на тот же третий год, прошедший после Победы.

Вот и кабинет. Из памяти во весь рост принялся подниматься призрак похожего на летучую мышь профессора... и Гарри пришлось приложить немало усилий для того, чтобы оставить мертвых — мертвым.

А потом он просто бросил на пол принадлежащий ему Дар Смерти — для того, чтобы, подойдя к висящему чуть в стороне от учительского стола зеркалу, встать лицом к лицу с другим ее подарком.

Отражение смотрело на него лицом бледного, смертельно уставшего и не очень-то обласканного жизнью подростка не то семнадцати, не то восемнадцати лет.

D

Коротенькая официальная программа закончилась, практически не начавшись — впрочем, кажется, за это Министру Магии были искренне благодарны все собравшиеся. Помним и чтим, и спасибо Министерству за щедрой рукой потраченные на организацию празднества галеоны налогоплательщиков... Танцы и горы еды — в лучших традициях Хогвартса! — в свою очередь, еще только предстояли, а пока что можно было спокойно гулять по Большому Залу с бокалом вина и общаться с интересными людьми. Или просто — общаться.

Скорп не удержался и притащил Ала «поздороваться с сэром Драко», Драко не удержался и благословил подрастающее поколение слизеринцев на откровенно неподобающие воспитанным молодым людям из почтенных семей поступки. Перекинулся парой слов с Джорджем Уизли — спустя десять лет тот все-таки решился продавать одно чрезвычайно прибыльное, но в то же время производящее столь же исключительно сильную головную боль совместное предприятие с русскими. Поздоровался с братьями Нимбусами — двадцать лет назад оба сочли за благо развернуть работу на континенте и не вставать под каток набирающей обороты гражданской войны — и, как следствие, получили со своего в высшей степени разумного поступка весьма неплохие политические дивиденды. Старательно уклонился от встречи с Грейнджер — до нее наверняка тоже дошли слухи о том, что Драко активно скупает недвижимость в центре Косого переулка, и реакция — самое меньшее, в виде выплеснутого в лицо содержимого бокала! — могла последовать незамедлительно после столкновения.

Потом нелегкая вынесла его лицом к лицу с Джинни Поттер. За отсутствием главного аврора сопровождал ее необычайно гордый собой Джеймс-Сириус.

Драко кивнул — пожалуй, это было все, на что он был способен с учетом того, что за прошедшие двадцать лет они не перекинулись и словом, а то, что было до этого, лучше было бы и вовсе не вспоминать. Получил ответный взгляд светло-карих глаз. Кивнул еще раз.

После этого ноги сами понесли его к выходу. Навалилось тяжелое и очень явно заявляющее о себе желание немедленно оказаться как можно дальше от Большого Зала — а лучше бы и от самого Хогвартса! Во имя Мерлина, они победили в той войне — они все, те, кто выжил! — и право словно, не имело никакого смысла по двадцатому раза поворачивать все на том же...

...Свежий воздух майского вечера подействовал не хуже ледяного душа. Хотя, пожалуй, лучше — после ледяного душа возникает непременное желание с выпученными глазами добежать до ближайшего одеяла и закутаться в него с головой. На улице было одновременно прохладно и тепло, и, пожалуй, это было лучшее состояние природы для того выбросить из головы всю ту чертову дурь, которая вцепилась в него, стоило ему переступить порог Большого Зала. Подставить лицо едва заметному ветру, растереть веки и уголки глаз... Кажется, еще немного, и он снова почувствует себя живым.

Пусть даже весенняя Шотландия — это ни коим образом не закат в Касабланке, она точно так же успокаивала и убаюкивала, освежала и бодрила, напоминала о том, что он — жив.

…Он уже возвращался обратно, когда неведомые, но, видимо, очень могущественные силы свели его лицом к лицу с Персивалем Уизли. Не иначе как тот тоже собирался удрать куда подальше от настырных журналистов, дурацких вопросов и давящей обстановки.

— Господин Министр.

— Господин Малфой, — отозвался эхом Перси.

Пауза.

— Прием великолепен. Вы хорошо подготовились.

Право слово, вряд ли за атмосферу отвечал лично Министр Магии, а уж к чему, к чему, а к качеству напитков у него претензий не было никаких.

— Юбилей, — как-то неопределенно пожал плечами Перси. И вдруг словно бы встрепенулся и собрался, как готовая к прыжку кошка. Ну или, с учетом его размеров и окраса, тигр. — Как ваша биржа, Малфой?

Драко улыбнулся.

— Думаю, что еще до конца лета мы ее запустим. И видит Мерлин, к нам уже готовы прийти инвесторы!

— Это хорошая новость, — важно кивнул Перси. — Это очень важное дело. Кстати, Малфой, мне сообщили, что вы…

Глаза Драко расширились было от ужаса и внезапного подозрения, но вопрос, который закончил Перси, ему все-таки не задавали ни Теодор, ни Блейз.

— …собираетесь открывать оперу?

Значит, все-таки Дафна Файнз.

— Да, Министр.

— Вас это удивит, но я задам вопрос «зачем»?

Снова Дафна Файнз. Только теперь Драко уже не улыбался.

— Затем же, зачем Астория занимается Академией искусств, а я к следующему году, как только покончу с биржей, соберусь и наконец открою финансовый колледж для выпускников Хогвартса. По-настоящему долгосрочные инвестиции, как ни странно, это вклады в образование и культуру. Наш вклад в вечность. Мы стоим ногами на самом зримом тому доказательстве.

Теперь Перси смотрел на него, кажется, самую чуточку заинтересовано.

— Вы определенно не в том возрасте, чтобы начинать рассуждать о вечности, Малфой. Значит… значит есть какая-то еще причина. Словно вы собираетесь заканчивать ваши дела в Англии и теперь думаете о том, что же оставите после себя.

Несомненный плюс такого поста и такой должности в течение стольких лет — ты уже просто не можешь не чувствовать, что что-то происходит у тебя под носом. Все верно, сэр Перси. Вот только все совсем, совсем не так.

— Вы глубоко смотрите, Министр, — Драко еще никогда не был так благодарен вечерней прохладе, все-таки позволившей ему собраться и приготовиться атаковать. В конце концов, если Персиваль Уизли был тигром, значит, дракону в этот самый момент предстояло схлестнуться именно с дикой кошкой. — Но кое в чем я с вами не соглашусь. Колледж я открываю прежде всего для себя — и по одной очень простой причине. Толковых юристов и управляющих всегда меньше, чем вакансий. Вам ли не знать.

— Тогда?..

— У меня много заграничных поездок, Министр, — Драко приготовил этот разговор еще до того, как Астория закрепила последнюю шпильку в прическе перед отправлением в Хогвартс. Интрига вечера состояла лишь в том, чтобы выбрать время и место для того, чтобы выложить карты — и тогда уже ничто не будет прежним, и либо они все-таки сдвинут эту гору с места, либо…

Либо он соберет вещи и начнет с начала где-нибудь еще.

— Я знаю, — господин Министр был краток, как ближайший родственник таланта.

— Обычно это, конечно же, всякие бизнес-дела. Ну там купить, продать, или наоборот, не продавать или не покупать. Спросите у ваших братьев. Впрочем, я это к чему — хочешь ты того или нет, в таких делах тебе приходится смотреть по сторонам.

— И что вы видите, Малфой?

— Движение, — глаза Драко расширились. — Много движения. И понимаете ли в чем дело, оно ускоряется. С ним не справляются, это верно… вот только медленнее оно от этого не становится. Оно только набирает скорость.

Министр не перебивал — и кажется, это определенно было сигналом продолжать.

— Не то чтобы меня что-то не радикально устраивало, но я вижу, как эти тучи сгущаются. Как надвигается шторм. Пока что он далеко от нас, это верно. Но он грянет.

— К чему вы клоните?

Ну что же, время всякой вещи под небом, а карте — место.

— К тому, что здесь тихо. Здесь, в Англии, слишком тихо. Все так спокойно, так… ровно. Как будто ничего и не происходит. И знаете, Министр, — Драко выдержал эффектную паузу, — это очень обманчивое спокойствие. Это значит, что потом грянет буря. И одному Мерлину известно, получится ли нам удержать этих взбесившихся фестралов, откуда бы они ни пришли.

— Что вы хотите сказать, Малфой? — нахмурился Перси.

Драко посмотрел на Перси долгим, внимательным взглядом и снова пожал плечами.

— Все любят стабильность, Министр. Потому что она всем удобна — до самого конца. Вот только инерция от нее слишком сильна. Я смотрю и понимаю, что когда наступит время перемен, выяснится, что я смогу изменить лишь очень немногое. И даже для того, чтобы сделать хоть что-то, во сто раз легче будет начинать с нуля и в другом месте.

— Если бизнесу тяжело работать, почему он предпочитает молчать и терпеть? — с тех пор, как Перси научился шутить, его шуточки приобрели несколько специфический, хотя и очень понятный административному работнику оттенок.

— Бизнес неплохо справляется, даже несмотря на те препоны, которые ему ставит Департамент исполнения законодательства. Но есть кое-что, что он не сделает при всем желании. А потолок задает политика — и поверьте, Министр, дело не в регламентах и не в дорожных картах.

— Тогда в чем?

— В том, насколько вы готовы к изменениям. Готовы учиться. Готовы отказаться от привычного и удобного.

— Мы?

— Министерство, Визенгамот, — пожал плечами Драко. — Вся политическая надстройка. Какое-то время назад казалось, что вы все-таки встряхнете всех хорошенько, добавите масла в шестеренки — и Англия побежит быстро-быстро.

— Какой ценой? — Ему показалось, или… голос Перси дрогнул? Нет, показалось… Впрочем, кажется, теперь он начинает понимать, на чем же именно споткнулись «молодые администраторы»…

— Вряд ли больше той, которую придется заплатить, когда все начнет рассыпаться на части и идти ко дну. Знаете, Министр, я говорю лишь о том, что вижу своими глазами. Не только здесь. Но и за проливом, и за океаном. Это тот вызов, с которым сталкиваются все.

Теперь они просто стояли друг напротив друга. Словно Поттер и Генри Стоун в том странном сне... разве что без палочек.

— Почему вы говорите мне все это, Малфой? Выборы…

— Не в выборах дело. Мы с вами очень давно в одной лодке, Министр. Вот только мне есть куда отступать. А вам?

Y

В отличие от многих, очень многих своих коллег по цеху, Йен Гриндевальд никогда не относился к снам с пренебрежением. Тем любопытнее, учитывая, что если кто и воспринимал всерьез подобные вещи, так это знакомые мистики, прорицатели и, пожалуй, шаманы — назвать их как-то по-другому даже по меркам магического сообщества было бы неправильно. Слишком тонкие энергии, слишком хрупкий, хотя и удивительно точно настроенный механизм восприятия — нечто очень странное, мало общего имеющее с классической системой магии. Это не то что не размахивание палочкой, но даже и не талант зельевара, ничего из всех этих «разлить» и «заткнуть пробкой».

«Хотя уж кому-кому, а зельеварам не нужно объяснять, что такое интуиция». А вот на этой мысли он ловил себя, пожалуй, уже даже не одну тысячу раз.

И все же — сны, знаки, отраженное тысячами невидимых стенок эхо, возвращающиеся волны от камней, которые еще не упали в воду — всегда были и оставались уделом тех, к кому серьезное магическое сообщество никогда не относилось серьезно. Строить на этом здание своего успеха никогда не пытались ни Банковский Совет, ни его аналитики, ни гранды европейских корпораций.

Никогда. Даже если, может быть, это слову прозвучит слишком громко.

И тем хуже было тем, кто — отбросив в стороне все причитающиеся случаю сомнения и тревоги — все-таки пытался своими силами нащупать дорогу в неведомое. Никаких учителей. Никаких подсказок. Ты один наедине с вечностью.

Зато все успехи и неудачи — они твои, и только.

И тем интереснее было понимать, что, кажется, именно ты прокладываешь дорогу, по которой еще никто не ходил. Никто из живущих.

Нет, к снам Йен никогда не относился с пренебрежением. Тем более, что они снова и снова оставляли вопросы. Вопросы без ответов. И еще странное чувство, что на этот раз он все-таки сможет взглянуть за занавес. А взглянуть... стоило. Что-то говорило ему — едва слышная, невесомая тень, слишком невесомая для того, чтобы с безапелляционностью аналитика схватить ее за хвост и разложить на рабочем столе — что на этот раз все будет намного интереснее.

А может быть, и опаснее — если о твоем интересе станет известно хотя бы кому-нибудь.

* * *

Последняя ночь, если угодно, стала последней каплей. Йен просыпался с полдюжины раз — и каждый раз самый момент пробуждения оставлял странное чувство, будто ты в самый последний миг не смог увидеть самое главное. Что-то, на что стоило взглянуть. Или, вернее, понять — на что же смотрят тысячи глаз, скрытые во тьме.

Реальных глаз. Которые действительно смотрят. Наблюдают... и ждут.

Ждут чего? Наблюдают за кем?

За ним?

Хороший вопрос. Пожалуй, тем, кого он про себя называл игроками за карточным столом, скромный швейцарский учитель и правда мог быть интересен. И это даже если не брать ту встречу с Геллертом, которая... перевернула слишком многое в его жизни.

Но почему сейчас? Не вчера, не завтра — сейчас? Когда он, пожалуй, дальше всего отошел от дел, которые могли бы быть интересны сильным мира сего. Хотя... кто знает, что по-настоящему интересно сильным мира сего? Уж вряд ли деньги! Но что тогда? Люди?

Уже похоже на правду. Люди. Те, кто что-то знают и понимают. Или, на худой конец, чувствуют. Слышат грохот волн надвигающегося шторма.

Но почему сейчас?

Или, может быть, им интересен не он?

Пробормотав под нос нечто недвусмысленное насчет мироздания и его шуток, Йен поднялся с кровати. Дожидаться утра смысла уже не имело.

* * *

Дальше наступала чистая импровизация. Как говорится, вот она, специфика школы. Или, вернее, ее отсутствия. Когда у тебя за плечами фундамент тысячелетних академий, выверенные даже не сотнями — сотнями тысяч магов рецепты, можешь не бояться идти напролом. Ты все уже знаешь, и дальше — ничего, кроме столкновения воль. Окажешься сильнее — или, может быть, настойчивее — и можешь утаскивать первый приз, и неважно, идет ли речь о запутанном клубке политических интриг, «рекомендации — покупать» или просто — блестяще исполненном заклятьи.

Совсем другое дело — дороги, проложенные тобою же. Здесь не бывает общих решений, здесь вряд ли кто сможет пройти за тобой след в след. Да что там, попробуй объяснить, откуда ты знаешь, что через два месяца этот надежный и респектабельный банк будут штурмовать кредиторы, а «кинутые», как говорят теперь, вкладчики — требовать возврата средств. Однако каким-то невообразимым образом это работает — а ты, что и говорить, не настолько высокомерен, чтобы не использовать работающие инструменты.

И возможно, именно поэтому к тебе обращаются за советом... чаще, чем к другим. Возможно, именно поэтому к тебе обращаются. Но вот объяснить или, тем более, научить... Впрочем, хорошо, что сейчас перед ним лежала совсем другая задача.

Белый лист. Три фута на два с половиной, белоснежная бумага. Черная краска. И если хочешь — рисуй. А потом постарайся понять, что же такое вышло из-под твоего пера. Впрочем, можешь и не понимать — это не более чем способ. Кажется, именно так всегда поступала Астория Малфой — не зря же, в конце концов, у него кабинете висел подлинник «Зеркал»! А название картины, если об этом задумываться, говорит очень многое о чувстве юмора ее создательницы.

Йен на мгновение закрыл глаза. Вдохнул, выдохнул, снова открыл. Внимательно посмотрел на лист бумаги — и, самую малость прищурившись, нанес первый штрих.

* * *

Когда он закончил рисовать — было уже хорошо за полдень. Мгновенный взгляд в окно — ну конечно, пронзительно-синее небо без облачка, почти слепящее солнце, изумрудная трава... пожалуй, весенняя Швейцария пришлась бы Драко Малфою по вкусу ничуть не меньше, чем зимняя... Стоп!

Драко Малфой. Ну конечно, как же он сразу не понял! Кто у нас еще большой специалист в том, чтобы с головой влезать в странные и откровенно сомнительные игры, исключительно потому, что это весело, забавно, интересно и вообще — туда тянет!

Значит, Малфой... но тогда что же такого происходит с ним, что на это обращает внимание даже, казалось бы, находящийся совсем уже не у дел скромный горный отшельник? Пусть даже, давайте говорить честно, ему не составляло труды взять под свою руку не только Банковский Совет, но и добрую половину континента, вздумай он всерьез сесть за карты? Это еще не грозовые тучи, нет. Впрочем, сгущающегося мрака им всем хватит с лихвой.

Солнечное пятно в центре — вот и Драко. И вокруг него — тени. Не стена непроглядной тьмы, нет, все-таки это не детские сказки о рвущемся из-за далеких пределов мировом зле. Просто обладатели этих теней не слишком любят выходить на свет — и в чем-то их даже можно понять.

Тени. Не одна и не две. Вот эта, почти у самого края, как будто расслаблена и умиротворена. Явно не склонна к лишним переживаниям, зато ценит и, можно сказать, любит жизнь. За вкус, за цвета и краски, за хорошее вино... и да, ее вполне можно понять! Вот только ему кажется, или она и правда — как бы рассеивается? Она сделала свой ход, ей уже неинтересно оставаться на площадке, даже в качестве зрителя. Вот такие они, люди дела. Надо будет при встрече спросить у Малфоя, с кем это его свели неисповедимые пути Творца, хотя, кажется, уже отсюда видно, куда тянутся нити. Впрочем, это еще не самое интересное.

Вот еще одна тень. В чем-то — почти что копия светлого пятна. Их двое, всегда двое, снова двое... Нет, не то. Но очень похоже на танец. Танец света, танец тени... пожалуй, да. Это ее выход под свет рампы, только мало кто об этом догадывается. Хотя Драко, пожалуй, может. В конце концов, как раз он любит танцы.

И еще одна тень. О, вот это действительно интересно. Тень замерла, чуть поодаль, словно бы и не здесь... но она смотрит. Ей интересно. Она ждет. Она еще вмешается... или не вмешается, и даже это будет неясно до самого конца. Но она смотрит и ждет.

Ну и игрушку же вы себе нашли, сэр Драко Малфой!

...Сторожевые заклятья дали отчетливый сигнал — в дверь стучались. Гости, не самые ранние, но определенно — незванные. Какое удивительное... совпадение.

Йен нахмурился и привычным движение помассировал виски. И уже потом — покинул кабинет, даже и не подумав взглянуть в «Зеркала».

Тени остались ждать.

* * *

Догадки, одна другой страннее. Любую можно принять на веру — и ни одна не объяснит ничего. Другое дело, что ничего, похожего на опасность, Йен тоже не чувствовал. Никакого металлического вкуса, запаха страха и прочих сомнительных прелестей, которые с таким восторгом любит смаковать не слишком озабоченная последствиями молодежь. Скорее — что-то очень ехидно-выжидательное, словно дорогое мироздание решило сложить собственный паззл — и посмотреть, как из этого будут выкручиваться невольные герои повествования.

«Очень в его стиле, — подумал Йен. — И можно даже не утомляться спорами и возражениями, все равно ничего, кроме «не, нуашо?» в ответ и не услышишь. Но... что бы это могло быть?»

Швейцарец спустился к двери, не забыв, однако, взять с собой палочку.

И на выдохе распахнул дверь.

На пороге стояла молодая женщина. Длинные, идеально прямые волосы роскошной волной падали на спину. Очень светлые, почти белоснежные... И еще она была чародейкой — уж что, что, а это Йен почувствовал сразу.

Вот только встретить ее на пороге собственного дома не ожидал совершенно.

— Здравствуйте, — волшебница сняла очки и с любопытством вечного исследователя посмотрела на него в упор. — Вы — Йен Гриндевальд? Я вас именно таким и представляла.

— А вы...

— Луна Лавгуд, меня зовут Луна Лавгуд. Гарри Поттер сказал, что вы учитель. И еще — что нам будет полезно встретиться.

— Гарри Поттер...

— Ну да, еще он сказал, что вы вряд ли меня ждете, но очень быстро привыкнете.

Гарри Поттеру он приготовит ответную любезность, пусть Золотой Мальчик в этом не сомневается. Вот только...

— Мое время стоит недешево, надеюсь, об этом вам Гарри Поттер тоже сказал?

На тонком, без единой морщинки лице на мгновение отразилось напряженное припоминание.

— Да, он что-то такое говорил... Йен, скажите, вы видите сны?

— А вы?

Паззл складывался так стремительно, что, казалось, через мгновение Йену захочется подпрыгивать на месте и восклицать «Эврика!» Но было и еще что-то.

— Разумеется, — госпожа Лавгуд сверкнула глазами. — И я знаю, что у вас есть к ним ключи.

Значит, «учитель»... Много же вы знаете, Гарри Джеймс Поттер! Впрочем, я о вас тоже знаю кое-что, и вряд ли это обрадует вас... Хотя не очень-то похоже, чтобы у вас и без меня было достаточно поводов для радости.

— Думаю, что есть. Весь вопрос в том, умеете ли рисовать вы.

Довольная улыбка в ответ.

— Я знаю, что умеете вы. И еще — что вопросы есть у вас.

Йен не удержался от того, чтобы наклонить голову набок, вглядываясь в стоящую перед ним женщину. Кусочки мозаики вставали на свои места, вставали, вставали... Вот чего он действительно не ожидал от господина Поттера, так это ответного подарка. За молчание, за Драко, за то, что он никогда не садился за стол и не пытался играть в чужие игры и на чужие ставки. Но прислать ученика... Что-то такое он действительно понимал, Гарри Поттер. Добрый человек.

— У меня — есть.

Луна улыбнулась. Словно маленькое солнышко. У нее тоже были вопросы.

А сколько еще будет.

H

В кабинете был светло, несмотря на минус Мерлин знает какой этаж. Светло и тихо — если не считать ровного гудения пламени и порой очень странных звуков, издаваемых котлом. Невилл, неустанно кружащийся вокруг него, делал это с поистине невообразимыми еще лет двадцать назад грацией и легкостью. И снова — практически бесшумно.

«Траволог-зельевар, — мелькнула почти привычная мысль у Гарри. — Сочетание поистине удивительное. Удивительное ровно так же, как и сам Невилл, прочно обосновавшийся в подземелье — со всеми своими прочими метаморфозами». Только непонятно было, почему ему в голову сразу же приходил образ Снейпа, объясняющего ботанику — правда, почему-то маггловским детям. Образ, столь же завораживающий, столь и невозможный.

Невозможный по многим причинам. Возможно, именно поэтому имеющий кое-какие реальные права на существование.

Сам Гарри сидел на парте и так же молча наблюдал за Невиллом. Войди кто-нибудь из профессоров, и Гриффиндору не избежать снятых баллов — «за вопиющее неуважение к духу школьных правил, выражаемое в помещении седалища на парту». Или еще какую столь же милую и одновременно идиотскую формулировку, без которой Хогвартс никогда бы не стал Хогвартсом. И не объяснишь же, что некоторые привычки вырабатываются десятилетиями. И что сидеть именно на столе, а еще лучше на подоконнике бывает куда удобнее — даже если альтернативной им служит лучшее на этаже кожаное кресло. И что правила — они такие... правила.

Не объяснишь.

Свет в кабинете опять моргнул.

— Ты всегда думаешь о школе? — Невилл даже не подумал о том, чтобы отвернуться от котла. Мысли он читать не умел — или, вернее, умел, но совсем не так, как это делал сам Гарри. Вот и... читал.

— Нет. Просто представил, что будет, если меня в таком виде увидит хоть кто-нибудь. Да еще сегодня.

Невилл не удержался и фыркнул.

— Старушка Скитер наконец встретится со своей сенсацией. Зря что ли она кружила вокруг тебя все эти годы?

— Ага, старушка Скитер встретится со своей сенсацией, а вот праздник сразу превратится в траур. Потому что Минерву хватит удар. А то сразу и Филиуса, и половину старой команды.

— Даже не льсти себе, будто ты сможешь сделать сегодняшнее мероприятие еще более унылым, — нет, они определенно пропустили тот момент, когда некогда просто милый и робкий мальчик окончательно стал самим воплощением доброты, отзывчивости и сочувствия. Правда, работа с детьми его до некоторой степени все же извиняла. Это не террористов гонять по оврагам и не уголовников допрашивать. И даже не больница Святого Мунго со всеми ее обитателями. Из этого горнила выходили и будут выходить исключительно сказочные характеры. — Но если хочешь попытаться, найди кого-нибудь из слизеринцев. Малфоя, например. И пожалуйся ему на... да хоть на что-нибудь.

— Да иди ты, — теперь Гарри уже не знал, смеяться ему или плакать.

— Могу хоть сейчас. Кстати, можешь действительно поискать Скитер. Мне будет интересно прочитать, что она потом напишет.

Старушка редко когда разменивалась на мелочи. И точно не делала этого в последние двадцать лет. Самое меньшее, что могло прийти ей на ум — это...

— Что-нибудь про сверхсекретные проекты Отдела тайн, — одними губами улыбнулся Гарри. — Или особо черную магию, в духе «кто сражается с чудовищами — тому следует самому не стать чудовищем». Или сразу запишет в наследники Тома Реддла, «кто идет позже меня — пройдет дальше меня»...

— Судя по всему, ты уже давно готов к этому разговору, — в тон ему ответил Невилл. — Вот и иди, развлекайся. Заодно выторгуешь особые условия сотрудничества с Авроратом, типа ты ей даешь секретную информацию, а она топит врагов Аврората отборным компроматом.

Вот тут Гарри не удержался и фыркнул. Невилл в своем репертуаре — в божий свет как в копеечку.

— Насколько я знаю, она последние десять лет примерно этим и занимается. Правда, подкармливаем ее не только мы, но и Перси, и еще полдюжины фракций Визенгамота. А Рита за это старательно поддерживает репутацию бескомпромиссного борца с чужими боггартами в шкафах.

— Хочешь сказать, независимая журналистика — это не когда не платит никто, а когда платят все? — Невилл все так же невозмутимо посмотрел на него, самую чуточку приподняв бровь.

— Должен же быть хоть какой-то баланс интересов... А так все в доле. Можно сказать, риски застрахованы.

Или не застрахованы. В конце концов, любой из скандалов с выдиранием перьев из распушенных хвостов — это каждый раз маленький кризис. А кризисы имеет неприятную привычку раздуваться, если их не гасить, а ведь иногда их раздувают — по тысяче разных соображений. И кто знает, кого тогда могут назначить крайним?

Впрочем, до сих пор Рите везло.

Невилл еще пару мгновений внимательно смотрел на него и снова вернулся к котлу. Передав, впрочем, взглядом целую гамму чувств, включая нежелание иметь ничего общего с только что поднятой темой. Ну да, в отличие от Луны, с Невиллом они о политике говорили крайне редко, и чем дальше — тем реже. Что неудивительно — траволог-зельевар, даром что проводил лучшую половину жизни если не в теплице, то в лаборатории, искренне не понимал, как можно с наслаждением ковыряться в дерьме.

Последняя мысль вызвала у Гарри новую усмешку. Уже чуть менее горькую.

— Иди лучше прогуляйся, — посоветовал ему Невилл, на сей раз не отрываясь от котла. — Все-таки я не Луна и при мне о политических секретах лучше не трепаться.

Гарри только пожал плечами. Каким образом читал мысли он сам — он имел определенное представление, даже если у покойного профессора Снейпа сам термин вызвал бы совершенно предсказуемую брезгливую гримасу на лице. Как это делал Невилл — было воистину загадкой.

— Типа ты и так знаешь слишком много для спокойной старости?

— Типа об этом и так знает гораздо больше людей, чем мне бы хотелось.

Вот теперь Гарри усмехнулся по-настоящему. И спрыгнул со стола.

— Как знаешь. Сколько у меня времени?

— Минут двадцать есть. И постарайся не опаздывать.

За то, что Невилл больше ни слова не сказал о Луне, Гарри был ему бесконечно благодарен. Вроде бы подруга уже должна была доехать до Швейцарии и даже встретиться с Йеном — но все, что было дальше, совершенно очевидно лежало за горизонтом планирования. Вернется ли она, и если да, то какой и когда — было той еще загадкой. С неведомыми и непредсказуемыми аналитикой угрозами в ее отсутствие ему предстояло разбираться самому.

— Заодно подумай, что будешь делать, когда меня не окажется рядом, — добавил Невилл. — Могу предположить, что это произойдет раньше, чем тебе бы этого хотелось.

Гарри на мгновение обернулся, стоя в дверном проеме, внимательно посмотрел на Невилла. И ничего не ответил.

N

Невилл проводил взглядом захлопнувшуюся дверь и покачал головой. С одной стороны, старый друг был вне всякого сомнения неисправим, с другой... С другой, сам он не понимал совершенно, как тот прожил последние двадцать лет и до сих пор не свихнулся, не устроил кровавый террор, не сложил голову на каком-нибудь задании (неважно, случайно или «случайно») или, на худой конец, просто не исчез каким-нибудь солнечным утром без следа и записки для родных, отправившись на поиски если не ответов на вопросы, то хотя бы самого себя.

Каким он теперь стал.

Хороший, кстати, вопрос — каким он теперь стал. И когда случилось это самое «теперь». В ту самую ночь ровно двадцать лет назад? Бьющий в глаза свет он не мог не почувствовать уже тогда, да и мало кто не мог, но что чувствовал сам Гарри? И какого дементора произошло спустя три года после победы, что победитель Тома Реддла завалился к нему посреди ночи с просьбой сварить ему какое-нибудь сильно модифицированное Старящее зелье. Да еще с заведомо не предвещающими ничего хорошего словами «если хочешь, я все объясню»...

Предложение поменьше носиться со своим прошлым тогда умерло, не родившись. Вместо этого Невилл пригласил друга в лабораторию и приготовился слушать. Потом было много чего — и несколько десятков различной степени удачности формул, и бессонные ночи в окружении котлов, и растущий в точной пропорции с карьерными взлетами Поттера доступ к запасам компонентов Аврората, очевидный перерасход которых старательно маскировался под неизбежный результат проводимых боевых операций. К слову, на методы работы специальных служб Невилл вдоволь насмотрелся еще тогда — а больше всего на то, как воплощается в жизнь любимое поттеровское высказывание «Круциатус не преступление, Круциатус — это ошибка». И что способен сделать с психикой допрашиваемых выглядящий семнадцатилетним подростком легилимент, поглаживающий самые нежные струны человеческой души. И один Мерлин ведает, что там было еще — потому что эти двадцать лет вместили в себя слишком многое.

Как Гарри не сложил голову за все эти годы — было той еще загадкой. И что больше удерживало лучшего друга по эту сторону реальности — непрерывно возрастающий поток обязательств и дел, или дети, или бесконечные поиски на пару с Невиллом того самого, окончательного решения, или, может быть, объятия Луны Лавгуд, которой все-таки хватил авантюризма связаться с героем Магической Британии не только в профессиональных отношениях — он не знал. Как не знал, сработало бы хоть что-то из перечисленного, не доставай картине хотя бы маленькой детали.

Себя на его месте Невилл не представлял. Это было бы слишком дорогим удовольствием для человека, который лишь по чистой случайности не принял на себя его судьбу.

...А вот про призраков прошлого он ему все-таки зря не сказал.

H

Самым забавным было, наверное, другое. До Победы он и подумать не мог, чем же все в конце концов обернется. И дело не только в том, что оценивал собственные же шансы выкарабкаться как наименее вероятные. И тем более не в том, что пока война не закончилась, думать о мире было непозволительной роскошью. Уж он теперешний как раз понимал, что думать о мире нужно не то что во время войны — до ее начала, «иначе чего будут стоить жертвы». И даже, наверное, не в том, что тогдашний он и «думать» едва ли могли сочетаться между собой, хотя бы присутствуя в соседних предложениях. Нужно было дожить и победить — ни слова о «выжить», не говоря уже о том, чтобы проверить на себе, бывает ли история у счастливых народов и у победителей.

А потом ему на голову посыпались диадемы, кубки, камни, палочки, сразу целые вокзалы и не похожие по своей форме уже вообще ни на что воспоминания Снейпа... и все закончилось. Как обычно заканчиваются сказки. Хмурое утро после гражданской войны — для всех, и еще странный свет, бьющий в глаза только ему. Удивительное, не сравнимое ни с чем понимание происходящего — со всеми его «правильно» и «неправильно». Фантастическая легкость в теле и в голове. Неиссякаемый оптимизм и благодушие, те самые, что обычно встречаются у тертых жизнью мужиков после пятидесяти. Искреннее желание при встрече с отцом и Сириусом вручить каждому по щетке и венику — и непременно отправить Снейпа на рок-концерт, с реками пива, доступными девчонками и обязательной дракой перед сценой. Можно, ради такого, даже на сцене. С маггловской полицией, соседями-растаманами в камере и уже под утро — непременным танго с младшим инспектором участка, какой-нибудь миловидной блондиночкой в форме... И вряд ли бы даже мнительности сальноволосого невротика хватило бы на то, чтобы напрочь проигнорировать все любезности жизни, сыплющиеся ему на голову.

А потом... А потом свет не погас, нет. И тьма не объяла его. Просто оказалось, что милого мальчика, настоящего Гарри Поттера, не знал никто. Включая — разумеется! — и его самого. Что от Тома Реддла ему достались не только змееязычие, шрам и счастливое детство, но и добрые две трети собственных магических возможностей. И если бы только в силе! Во всех традиционных магических системах помимо силы значение имела форма ее приложения — и уж здесь-то можно было смело прощаться еще с половиной навыков. Аврорат? Боевка? Окститесь, юноша, до грибов ли...

О том, что способна сделать с самими простыми заклинаниями воля колдующего — если тот этого действительно хочет — он узнал нескоро.

N

Зелье медленно доходило, а мысли Невилла — в который уже раз за вечер — были очень, очень далеко и от Хогвартса, и от всех его подземелий, вместе взятых.

Его старый друг снова и снова наступал на одни и те же грабли, уже набившие ему более чем приличных размеров шишку на лбу. Каким-то недостижим образом он верил, будто призраки прошлого не менее реальны, чем то, что окружает его здесь и сейчас. Глупость? Заблуждение? Еще какая глупость и еще какое заблуждение! Однако во власти этой глупости было создавать вполне реальные следствия, и, по-хорошему, обнуление эффектов для сильнейших магических зелий было для этого лишь самым явным и видимым проявлением.

...Кажется, именно это всегда приводило в совершеннейший восторг Луну — тот факт, что Мальчик-Который-Выжил, Герой Магической Британии и прочая, прочая своим ежедневным существованием демонстрировал вещи, о которых теоретики магии смели заикаться лишь после трех-четырех колбочек особо забористой алхимической дряни. Ну и да, будь Луна самую чуточку более рациональна, с нее бы сталось задуматься над вопросом — какой еще силой обладают человеческие убеждения? И что еще они способны сделать с магической наукой — и с самой магией? Однако Луна меньше всего была склонна к отвлеченным рассуждениям и выведению гипотетических следствий из предпосылок и допущений, предпочитая воспринимать реальность каким-то очень странным, но, без сомнения, куда более буквальным способом. А сам Невилл более чем справедливо полагал, что уйдя по скользкой и неровной дорожке, создаваемой тенями и отражениями мыслей, можно попросту не вернуться — и потому предпочитал предельно конкретные и материальные вещи, требующие если и не саженцев и почвы, то по крайней меры котлов и магических ингредиентов.

Хотя, конечно, задуматься и порассуждать здесь совершенно очевидно было о чем.

Например, о том, что если на долю мгновения убрать к Мерлину и дементорам все дурацкие предпосылки, вроде Воскрешающего Камня, Даров Смерти, Битвы за Хогвартс и еще одной — уже которой по счету — «Авады» в упор, и оставить лишь одного Гарри, кажется, навсегда замершего на неполной восемнадцатилетней отметке — то было бы неплохо задаться вопросом, к чему это приведет их всех лет через пятьдесят. И тем более через сотню. Станется ли с Гарри пережить не только профессоров, но и всех своих одногруппников и друзей, а потом и детей, и уже их детей? И у кого нужно спрашивать, что чувствуют те, кто по какой-то причине вдруг пережил свою эпоху, или пережил ее надолго, или пережил настолько, что оказался в мире, о котором не знает уже практически ничего, кроме странного созвучия современных названий старым и смутным воспоминаниям?

...Хотя, кажется, уж что-что, а смутные воспоминания Гарри точно не грозят...

Или вот взять Рона. Они все так и не поняли, в какое мгновение лучший друг великого Гарри Поттера стал не более чем собутыльником при распитии очередной бутылки «Огденского» на очередной годовщине какого-нибудь очередного школьного события — если только, конечно, глава Аврората в этот самый момент не должен был высаживаться вместе с ударной группой где-нибудь на валлийском побережье, замыкая кольцо и антиаппарационные барьеры вокруг боевой ячейки сепаратистов или ковена начинающих чернокнижников. Хотя, кажется, и это произошло задолго до того момента, когда уходящий со всех постов Кингсли едва ли не самым последним указом отдал наконец главное силовое ведомство в руки двадцативосьмилетнего героя Магической Британии. Рон с тех пор стал правой рукой Джорджа не только по должности, Гарри... ну тут тоже все понятно.

Очень занятный финал дружбы.

...Зелье медленно доходило, и, по-хорошему, герою Магической Британии уже следовало бы объявиться. И если с него станется прикончить и этот состав прежде, чем закончатся официальные церемонии, честное слово, ему, Невиллу останется только предложить лучшему другу поискать другого специалиста. Уже никак не связанного ни с зельями, ни с колдовством — раз уж он все равно раз за разом доказывает, что человек силен, а магия слаба.

Раз уж он до сих пор верит только в то, что магия слаба.

H

О том, что способная сделать с самым простым заклинанием воля колдующего, он действительно узнал нескоро. Хотя, кажется, все-таки до того, как впервые открыл учебник тогда еще совершенно незнакомого даже по слухам швейцарца, скрывшегося от Большой Игры в горных Альпах. И которому теперь каким-то образом предстояло распорядиться неожиданно свалившейся на голову Луной Лавгуд, этим чудесным — и наверное, единственным, даже если считать Невилла — человеком, с которым главный аврор Поттер мог поговорить о вещах, которые казались ему действительно важными...

В конце концов, не так важно, какая сила стоит за твоими плечами. Какая палочка в твоих руках — хотя, конечно, лучше не допускать двусмысленных коллизий, подобных той, что стоила последнего осколка души Тому Реддлу. Какие знания и способности в тебе скрыты. То есть это все важно, конечно, важно.

Но нисколько не более важно, чем ты сам. Чем твоя воля. Чем твое неистовое желание жить. Чем тот стержень, который и есть — ты. Даже магглы знают, что существуют вещи, которые не позволяют отвести выпущенную в упор пулю, но благодаря которым ты точно успеешь покинуть место, где через две минуты начнут стрелять. Но если ты — маг...

Если ты — маг, то перед тобой навсегда распахиваются куда более тонкие и изящные дороги. На которых нет рецептов и советов, но и границ тоже нет. И всего-то и речи о том, чтобы понять, что магия и все способности к ней — это тоже всего лишь инструменты.

Которые держат руки.

Которым...

И тогда — тогда все становится по-настоящему просто.

В конце концов, примерно так оно и было, когда он снова учился магии. Да, слишком многое приходилось делать буквально с самого начала. Да, начинать приходилось с азов, с простейших вещей, так, словно это были чужие руки, держащие еще более чужие палочки. Да, у него не было ничего, кроме весьма слабых задатков — и еще обжигающего желания придавать своей волей форму магическим потокам. И все-таки он смог преуспеть. И пусть он начинал с самого начала — насколько же все было проще тогда, когда ему не мешали призраки прошлого! Когда мертвые были с мертвыми, а живые — с живыми. Когда не нужно было даже задумываясь о будущем, да и само будущее казалось чем-то слишком абстрактным. Когда всего-то и нужно было — идти и делать, и если боевка Аврората в какой-то момент показалась не самым подходящим вариантом, ее очень быстро сменила штабная учебка.

Когда все происходящее казалось в высшей степени веселым и задорным.

Когда отражение в зеркале даже не собиралось служить вечным напоминанием о том, что следовало навсегда оставить в прошлом.

И что теперь со всем этим делать — он не знал. Несмотря на то, что имел более чем полное и отчетливое представление о том, на что способна воля колдующего человека. Да и просто — человека живого.

...На несколько мгновений Гарри все-таки остановился перед дверью в кабинет Невилла, не спеша открывать ее и проходить внутрь.

Неразрешимые вопросы у него были.

Ответов... Ответов не было.

N

Какими бы тропами не ходил все это время Гарри, выглядеть от этого лучше он не стал. Хуже, впрочем, тоже.

Невилл поставил фиал с бледно-бледно-салатовой жидкостью на парту, перехватив взгляд старого друга. Почему-то он до сих пор цеплялся за эту формулировку, хотя уж казалось бы — друзей у главы Аврората давно уже не должно было остаться. А ведь поди же ты...

— Ты понимаешь, что зелье — это всего лишь зелье, — он не спрашивал, он утверждал.

— Понимаю, — кивнул Гарри. Кажется, чуточку поспокойнее он все же стал, но было ли это спокойное безразличие сдавшегося и ждущего своей участи или же спокойная уверенность что-то наконец решившего для себя человека — Невилл понятия не имел. Да и не хотел иметь.

— Пока ты этого не захочешь, оно не поможет. Потому что ты все равно сильнее.

Гарри снова кивнул.

— В таком случае, здесь все на твое усмотрение. Я возвращаюсь в зал.

— Спасибо, — кивнул Гарри, проходя вперед. Невилл молча отсалютовал ему и решительным шагом направился к выходу, лишь на мгновение обернувшись у самой двери.

Гарри стоял у зеркала, так и не притронувшись к фиалу. Отражение по-прежнему встречало его хмурым и бледным лицом семнадцатилетнего подростка, который все еще не верил в то, что по какой-то причине был жив.

«Ну и зря», — подумал Невилл и закрыл за собой дверь.

H

Сколько прошло времени, Гарри не знал. Может быть, минута, а может, час.

Или целая вечность.

Гарри смотрел в зеркало, а отражение смотрело на него. У него по-прежнему были вопросы и не было ответов. И все, решительно все казалось в этот момент ему далеки и неважным.

Потому что всегда есть вещи, которые острыми коготками царапают тебя, напоминая о случившемся годы назад.

Потом что ты можешь быть лучом света для других и лучше любого мистика чувствовать сгущающиеся за твоей спиной тени — что-то тяжелое и злое все равно будет хотеть закрыть для тебя всю красоту этого мира. В тебе самом, или не в тебе, но даже это не важно.

Важно то, что если ты чувствуешь эту боль, значит, ты залечил еще не все раны своей души.

Важно то, что перед глазами снова и снова будут возникать стройные шеренги замерших как изваяния студентов.

Что Снейп снова и снова будет выбрасываться в окно, улетая на крыльях ночи. И умолять Темного Лорда вернуться в гущу сражения. И уже просто лежать на полу. Снова.

Что перед глазами снова и снова будут возникать Люпин и Тонкс, и Фред, и Добби, и падающий с вершины башни Дамблдор, и колыхание Арки, и вспышка изумрудного света над еще целыми надгробиями.

И что они снова и снова будут подниматься из памяти, воспоминания и призраки. Сдирая с тебя защиту и любые заклинания, любые зелья и любые эффекты. Подтачивая волю и затемняя разум.

И ты снова будешь маленьким и глупым, отдаваемым на заклание ради великой цели.

И будешь умирать от «Авады».

Ровно до того мгновения, пока не поймешь, что все это не стоит ровным счетом ничего.

Потому что ты — жив.

...Гарри смотрел в зеркало, а отражение смотрело на него. И во всем мире не было никого, кто в этот момент мог бы посмеяться над всей глупостью и нелепостью этой ситуации.

P

— Рэм?

Голос шефа и патрона явно вырвал первого помощника из состояния задумчивой дремы. Тот встрепенулся и принялся озираться по сторонам.

— Извини, Перси, кажется, я отключился.

— Все в порядке? — Между прочим, вопрос не праздный. В их триумвирате практичность и исполнительность воплощала собой Рейчел — когда-то молоденькая секретарша, потом любовница взбирающегося по карьерной лестнице Перси, а с некоторых пор — незаменимый администратор и левая рука Министра. Мозги же и стратегический гений неизменно оставались прерогативой Рэма, и от душевного и физического благополучия серого кардинала зависело слишком многое в делах магической Англии.

— Да, — Рэм протер глаза. — Хотя, знаешь, неуютно как-то. Двадцать лет назад я был вроде бы совсем сопляком, но кое-чего повидал. И думал, что все наконец стало историей — а ведь поди же ты. Сегодня хожу по Хогвартсу и ощущение такое, словно Снейп только-только в окно вылетел.

Спасибо на добром слове, Рэм... Лучше и слов-то не подобрать — у него самого от праздника и от Победы вот такие мурашки по коже бегают. Впрочем, история историей, а ведь им, среди прочего, эту историю еще и творить.

— У меня новости. Хочу, чтобы ты узнал сейчас.

— Слушаю тебя, Перси, — Рэм снова тряхнул головой, собираясь. Министр обернулся — нет ли кого? — и предложил пройтись.

— Я не помню, это ты мне рассказывал про идеи, которые носятся в воздухе?

— Возможно. Что-то случилось?

— Полчаса назад ко мне подошел Малфой и только что не слово в слово повторил твой доклад о средне— и долгосрочных политических рисках.

— Прости? — Рэм нахмурился. Не иначе как тоже вспомнил, что «Малфои нейтральны и политикой не занимаются».

— Сказал, что у нас слишком давно ничего не происходит. Слишком тихо. Слишком спокойно. Вот только тишина эта мертвая — тишина болота или полуночного кладбища. И так же будет еще какое-то время... а потом что-нибудь произойдет, и нас всех смоет к дементорам. А мы даже не поймем, что и в какой момент прозевали.

— Он это серьезно? — Рэм расстегнул воротник мантии и развязал бабочку. И не то чтобы снаружи было слишком душно.

— Он Малфой, Рэм, — ответил Перси. — И не могу сказать, что меня это хоть сколько-то радует. Впрочем, ты знаешь этих торгашей — что, что, а нюх на всевозможные выгоды и неприятности у них работает будь здоров.

— Он сказал что-то конкретное?

— Только то, что свою задницу успеет прикрыть в любом случае — как минимум, разветвленной сетью региональных отделений от Канады до Каира. И плевать ему будет на нас и на все, что тут будет происходить.

Первый помощник фыркнул:

— Это он намекает, что принцип «критикуешь — предлагай, предлагаешь — делай» в его случае не работает. А что-то действительно конкретное?

Перси запнулся. Перед глазами снова замаячил Малфой, спокойным тоном все решившего для себя человека заявивший в лицо Перси, что если первый шаг не сделает он, если задавать настоящую повестку не начнет Министр и его команда — очень скоро разразится буря, которая похоронит их всех. Их — и все, что они делали.

— Визенгамот.

Пауза.

— Что, прости?

— Он сказал, что Министерство может изменить многое, раз уж вся его работа упираются лишь в волю и желание Министра, но столь же многое в своем нынешнем составе похоронит Визенгамот.

— Перевыборы? — Рэм выразительно поднял бровь. Ну да, говорить о выборах было модно в определенных кругах, однако по-настоящему крупный бизнес до сих пор не был склонен проявлять инициативу в этом направлении.

— Похоже на то. Но во имя Мерлина, что изменится... Это же Визенгамот!

— Тогда я не знаю, что и думать, — покачал головой Рэм. И на этот раз Перси был с ним полностью согласен.

Еще какое-то время шли молча. Наконец, Перси осторожно открыл рот и не самым своим уверенным голосом произнес:

— Как думаешь, что ему может быть известно?

Казалось, Рэм ждал этого вопроса. Но до конца не знал, что же именно нужно отвечать.

— О чем?

— О том, что мы думали делать с Визенгамотом.

— Не знаю, Перси. Все наши расчеты упирались в то, что хоть какие-то подвижки в его положении автоматически означают досрочные выборы Министра.

— Вотум доверия мне.

— Вотум доверия любому, кто выйдет с подобной программой. С очевидным подтекстом, что проще провалить и реформу, и реформатора, чем позволить менять настоявшиеся за все эти столетия правила.

— Поэтому если мы хотим, чтобы хоть что-то заработало, проще всего это самое работающее создать, — эхом продолжил Перси. — Верно, мы каждый раз подходили к этому — и останавливались.

Снова замолчали. Но теперь мысли Перси, кажется, начинали принимать нужное направление. Вернее, кое-что еще.

— Нижняя палата, — медленно произнес он. Рэм, казалось, весь обратился в слух. — Нижняя палата со всеми законодательными полномочиями. Визенгамоту оставить внесение поправок, визирование и судебную власть. Ты ведь говорил что-то об этом еще лет семь назад?

— Десять. И мы благополучно задвинули эту идею в те же времена, что и Кингсли. Вместе с Кингсли.

А вот это правда.

— Задвинем и еще раз, если нужно. Вот только...

— Что?

— Нет, ничего, — покачал головой Перси. На мгновение перед глазами встала совсем другая картина — он начинает и доводит реформы до конца, а потом предсказанный Малфоем ужас все-таки падает на них штормовой волной. Обычно в таких случаях виноватыми назначаются именно реформаторы, ну как же, ведь пока они не начали покушаться на святое, все было так хорошо! — Знаешь, Рэм, у меня будет к тебе задание. Я хочу знать, чем занимается Малфой. Вот прямо сейчас. Помимо биржи. Обрати особое внимание на заграничные поездки. И с чем у него сейчас наибольшие сложности внутри Англии, кто мешает ему, кому мешает он.

— Малфоя, пожалуй, закошмаришь, но я понял, о чем ты, — кивнул Рэм.

— Второе. Мне нужен доклад о происходящем на континенте. Задействуй всех, кто у нас есть в Конфедерации. Не надо про ерунду, только самое основное. Не реформирует ли кто-нибудь что-нибудь, не объединяется ли кто с кем. Что происходит на рынках. На транспорте. На коммуникациях. Что там происходит с конфликтами, террористами, сепаратистами и вообще со всем. Что есть такого, о чем не говорят вслух. Будем считать — просто в порядке общего любопытства. И третье.

— Третье? — Рэм повернулся к нему.

— Да. Малфой, конечно, редкостная скотина. И всегда действует в одиночку. И шлейф за его семьей такой, что на выразителя мнения бизнес-сообщества даже его внуки вряд ли потянут. Вот только... — Перси остановился, и Рэм тоже замер в паре шагов от него. — Вот только если в ближайшее время кто угодно — неважно, мои братья, кто-то из Нимбусов, Забини, Паркинсон, Дэнвер, Шеппард, Хаунд или Нотт — если хоть кто угодно еще попытается выйти на меня с подобными мыслями, я хочу узнать об этом немедленно.

H

«Вляпался», — была первая, последняя и единственная связная мысль. Потому что стоило главе Аврората повернуть за поворот очередного коридора, как прямо на него выскочил Скорпиус Малфой — чуть расслабленная бабочка которого придавала лощеной и до идеального состояния прилизанной фигуре мальчишки чуть ли не растрепанный вид видавшего не одну ночную лавочку хиппи. А вот выражение лица наверняка можно было сравнивать с его же собственным — времен эдак конца третьего курса, со всеми его дементорами, оборотнями и летящим над стремительно покрывающимся ледяной коркой озером Патронусом.

«НО КАК?..»

«КАК?»

«КАК?!»

Вопрос горел только что не огненными письменами в воздухе. Вопрос рвался сквозь любые препятствия и помехи — уж чем-чем, а любопытством сын Драко и Тори пошел сразу в обоих своих родителей. А вот ответ на него…

Ответа на него не было.

Такого, который можно было бы облечь в слова и записать в книги.

Зато все остальное, конечно, будет полностью во власти Скорпи.

…Он не успевал, нет. Он не успевал схватиться за палочку. Не успевал изящным и грациозным движением расправить мантию-невидимку, растворяясь в воздухе. Не успевал сделать ничего из того, что могло бы убедить мироздание в том, что этой встречи в подземелье не было. Хотя, возможно, секунды-другой ему бы и хватило для того, чтобы изменить Скорпи память, стирая любые возможные следы о собственном присутствии. Вместо этого Гарри просто не смог удержаться от того, чтобы улыбнуться.

Быстро подмигнуть совершенно ошалевшему Малфою.

И исчезнуть. Без хлопков, миганий и прочих дурацких спецэффектов.

И вот теперь глаза Скорпи действительно полезли на лоб.

N

— Да ты никак выдохнул, — Невилл просто не могу удержаться от констатации очевидного. — В таком случае быстро пей и вали отсюда. Я все еще хочу успеть потанцевать с женой.

Гарри в очередной раз за вечер снял мантию-невидимку, бросил на крышку парты и проследовал к остывающему котлу, где его уже ждала мерная колба с бледно-бледно-салатовой жидкостью.

— Будь готов к тому, что через пять минут к тебе заглянет слегка озадаченный Скорпиус Малфой и попросит зелья от галлюцинаций, — совершенно обыденным тоном произнес Гарри. И вот за такие перепады настроения героя магической Британии иногда хотелось ударить чем-нибудь тяжелым.

Хотя бы и котлом.

— Вообще-то я имел в виду другого Малфоя, когда предлагал тебе найти жилетку.

— Другого не было. Старший сейчас, наверное, общается с Перси, и я почти уверен, что они оба после разговора по душам как следует напьются. Возможно, даже вместе.

«Превратили школу Мерлин знает во что», — очень захотелось произнести вслух. Желательно, еще отправив при этом цвет политической элиты куда-нибудь в другое место, подальше от Хогвартса.

…

N

— Вы здесь, профессор?

— А, привет, Скорпи, — Невилл как ни в чем не бывало повернулся к двери, кивнул вошедшему и снова принялся поправлять бабочку. — Да, я неожиданно здесь.

— Вас не было наверху, и я…

— Решил спуститься вниз?

— Вас не было весь вечер, сэр.

— Ты хочешь сказать, танцы уже закончились? — на сей раз Невилл повернулся уже по-настоящему, глядя на Скорпи так, словно тот въехал в кабинет верхом на Нагайне и возвестил о возвращении Волан-де-Морта.

Мальчишка неожиданно озорно улыбнулся.

— Первое отделение еще не начиналось.

И так же неожиданно посерьезнел.

— Сэр, вообще-то, у меня к вам вопрос.

Гарри покачал головой, разминая шею. И точно так же, как и Скорпи, посмотрел на Невилла. С абсолютно аналогичным выражением заинтересованного ожидания.

— Тебе явился дух Темного Лорда? — пронять Невилла серьезными разговорами было не проще, чем объяснить Луне Лавгуд смысл и истоки агрессивного шоппинга.

Мальчишка на мгновение задумался. Словно подбирал слова. И спросил:

— Сэр, но ведь вы победили двадцать лет назад. Что вы чувствуете сейчас о… обо всем этом?

Невилл сделал очень неопределенное движение — Гарри готов был поклясться на мантии-невидимке, что старый друг едва-едва удержался от того, чтобы закатить глаза — и пожал плечами.

— Победили мы, Скорпи. Все, кто выжил, и твои родители в том числе.

— Я знаю, сэр. Но вас не было наверху. И сэра Гарри, мне кажется, тоже.

Вот теперь Невилл улыбнулся.

— Победили могут себе позволить очень многое.

Скорпи не понял, и Невилл добавил:

— Двадцать лет назад погибли мои друзья. Мерлин, да мы сами могли погибнуть!.. Скорпи, раз уж мы действительно победили двадцать лет назад, сегодня это значит лишь то, что я могу лишние двадцать минут провести в полном одиночестве.

— Извините, сэр, — кажется, юный Малфой что-то записал на свой счет, и вот это было зря.

— Ну что ты, — Невилл улыбался — и уже не только глазами. — Я рад, что ты спросил. Потому что, мне кажется, очень немногие отдают себе отчет в том, что главное достояние Победы — это не память, а жизнь.

Невидимый Гарри только усмехнулся и закрыл глаза.

H

О том, что в ночь Победы он умудрился отдать все чужое в обмен на что-то, чего не мог даже внятно описать — Гарри узнал практически сразу. Легко сказать — «видеть». Что видеть? Уж от чего-чего, а от неизбежного знакомства с окулистами до конца дней его это ни коим образом не избавило. Видеть причины и следствия, еще до того, как они станут чем-то чуть более реальным, чем странный образ за уголками глаз? Видеть и изменять, если уж ты живой и по-настоящему хочешь жить? Мерлин знает, что еще могло произойти с ним после ревущей змеи «Финдфайра», вокзала, опушки леса и расколотого в мелкую пыль камня на полу Большого зала. Тут запросто откинешь не только крышу, но и коньки.

Был ли с этим хоть как-то связан бьющий в глаза свет — он не знал и не мог знать. Наверное, был. Но дело было даже не в этом.

В жизни очень нечасто — а может, и наоборот, — бывают моменты, когда ты со всей полнотой чувствуешь себя в игре. Вот он ты, а вот карточный стол. А вот пасьянс, и его можно разложить — наконец-то! — ровно так, как ты того хочешь. Вперед, любой выбор перед тобой. Ты слаб? Ерунда! Ты глуп? Да идите вы к черту! Сейчас значение не имеет уже ничего.

Вообще.

Совсем.

Кроме одного. Чего ты хочешь?

И вот тогда он наконец мог еще раз сесть и переложить карты. Нет, не ради квиддича, в котором уж теперь-то он точно смог бы достичь высот — не считаете же вы в конце концов, будто ловец находит снитч хоть как-то иначе, чем на нюх, на чувство, на точное знание, где тот окажется через мгновение? И не ради Отдела Тайн с его загадками и секретами — как раз они навсегда останутся уделом неотвратимо скатывающихся с катушек фанатов неизвестного, ну и прочих бешеных когтевранцев, паталогически неспособных мыслить просто и ясно, но от скуки моделирующих структуру иных вселенных и разгадывающих шарады на древнеарамейском.

И даже не ради Хога, как бы его лично ни тянуло к работе с детьми. Хог, в конце концов, до конца его жизни останется памятником бойне.

И тем более не ради Аврората. Хотя, конечно, для того, чего хотел он, было бы самым удобным стоять на полшага позади его плеча.

…Когда с легкой руки директора и при очевидном расположении Министра условно-досрочно сдавший ЖАБА Поттер положил на стол заявление о приеме в штабную учебку Аврората, это вызвало фурор во всех английских СМИ. Каким бы ни был национальным героем Мальчик-Который-Выжил — а проминистерская пресса никогда не забывала подчеркивать этот факт его биографии — по поводу совместимости понятий «Поттер» и «думать» прошлись все, ну буквально все. Ну да, спрашивается, зачем знамени думать, если его задача — объединять и направлять? На крайний случай, в нужное время пасть под ноги врагов, чтобы все те, кто сейчас уткнулись лицом в землю, из последних сил встали в полный рост под шквалом ревущего огня — и уж теперь-то наконец обрушили молот гнева на стоящих по ту сторону баррикады. Но Поттер и штаб? Это такая утка? Да идите вы к дементорам…

Потом было много чего еще. А последним указом уходящий с поста Министра Кингсли все-таки провел Поттера в главы Аврората. Но это была уже совсем другая история.

…О том, какой Дар ему как собравшему три остальные поднесла Смерть, он тоже узнал нескоро. И вот это стало для него уже настоящим сюрпризом.

D

После того как младшие курсы все-таки отправили спать, началась танцевальная программа. Впрочем, Драко успел перехватить Скорпиуса прямо у коридора лестницы в подземелье.

Скорпи был слегка задумчив.

/Скорпиус говорит Драко, что видел в коридорах призрак Гарри Поттера. Молодого, таким, каким он был в тот самый, настоящий День Победы. Драко (вспомнив как-то раз небрежно оброненные Нарциссой слова о том, что же на самом деле случилось в тот день в Запретном Лесу) потреплет его по волосам и скажет не брать слишком много вещей в голову.

— Значит, у Хогвартса появилась еще одна собственная легенда./

Драко успел вернуться в Большой зал еще до начала танцев. Тем любопытнее было заметить вернувшегося буквально за три минуты до начала первого отделения Перси — господин Министр церемониально стоял рядом с объявлявшей танцевальную часть вечера МакГонагалл и затем столь же церемониально пригласил ее для открытия… Все-таки, нечего и говорить — умение чувствовать время и находить моменты для официальных жестов воистину остается лучшей из привычек, приобретаемых на политических должностях! И чуточку более задумчивого, чем обычно, Рэма. И грозно настроенную Гермиону, по-видимому, все-таки жаждущую его крови. И отсутствие главного аврора Поттера, знать бы еще, куда нелегкая занесла его на этот раз.

И таки прошел положенный первый тур вальса с любимой супругой.

После второго тура Драко таки отвел Асторию к краю танцующих и очень аккуратно прикоснулся губами к ее щеке. Хотя, пожалуй, настроение в самый раз располагало к тому, чтобы поцеловать жену по-настоящему.

— «Ни в чем себе не отказывай, дорогая», — Астория совершенно правильно истолковала его намерение в очередной раз сбежать из Большого зала. В одиночку. На этот раз Драко сдерживаться не стал и поцеловал ее так, как этого действительно хотел. Все-таки с чем-чем, а с супругой ему повезло просто невероятно…

Не то чтобы он всерьез рассчитывал найти Поттера. Да и, право слово, не очень-то был уверен, что оно ему было нужно. Но ноги сами несли его куда-то вперед, туда, где пасовали голова и любое рациональное осмысление, и из чистого любопытство он не стал себя останавливать. В конце концов, это уже даже становилось интересно…

О том, что теперь будет с Министром, с политикой и с магией — Драко старался не думать. С другой стороны, ощущение выполненного дела, когда все вложенные силы уже достигли цели, даже если видимые следствия ты увидишь еще не скоро, очень четко и открыто заявило о себе. Неожиданно и столь ярко вспыхнувшими в памяти адресами неких весьма просторных чуланов для метел, что оставалась лишь самая малость — найти Асторию и предложить ей немного поностальгировать по школьным временам, пройдясь по знакомым коридорам и незаметно свернув в один из них.

/(Драко случайно (насколько это вообще возможно))) подслушал разговор МакГонагалл и Флитвика: «Мерлин мой, как они изменились!» — «Минерва, прошло 20 лет.»)/

Драко как-то незаметно вернулся в общий зал и из тени увидел, как Астория и наконец появившийся Поттер танцуют. Черное и белое, соединенные вместе, как на каком-то дурацком восточном символе, значки с которым прихотью моды один сезон носили буквально все.

Шаг, шаг, поворот… А ведь ему все эти годы казалось, что Поттер и танцы — явления не то чтобы несочетаемые, но по крайней мере из очень, очень далеких друг от друга сфер. И тут такое!

Левый поворот. Еще один, закрученный. Астория практически не смотрит на своего партнера, но двигается, безусловно, именно в том темпе, который задает он. Восхитительная слаженность. Позировка. Телемарк. Правый поворот — надо же, продолженный! Поттер скользит над паркетом спиной вперед с уверенностью железнодорожного локомотива и при всем том не задевает никого из танцующих. Доворачивает Асторию так, что теперь они оба смотрят вперед — идеальный кадр для колдографии! Шаг вперед, «волна», шаг назад…

Картина захватывала дух. Он бы даже сказал — завораживала.

Драко улыбался.

Это было красиво.

D

До самого утра Драко — неожиданно для себя и для всего, что случилось за прошедший день и большую часть ночи! — не мог уснуть. Слушал размеренное дыхание Астории (ничего себе темперамент скрывается в этой маленькой и хрупкой женщине!), а ему самому не давало покоя странное чувство — словно все его планы наконец легли на равные чаши весов и теперь медленно, медленно качались то влево, то вправо. Теперь, когда вроде бы все стало прозрачно и ясно — намного, намного прозрачнее и яснее, чем было хотя бы полгода назад! — наступило самое подходящее время для того, чтобы еще раз все хорошенько взвесить и оценить.

И в этот момент он не знал, не совершил ли непростительную ошибку, сделав ставку на Грейнджер, а вовсе не на действующего Министра Магии, господина Персиваля Игнатиуса Уизли.

Летели через Касабланку. Потом — уже перелет в Штаты. Так что у Драко выдалась возможность поговорить с Поттером по душам. И, похоже, не одна — в сочетании с перелетом над океаном восприятие давало порой странные эффекты, смешивая все и не разделяя сутки на день и ночь, а логическую последовательность — на причину и следствие.

Поттер выглядел отдохнувшим и посвежевшим — так, словно все лето провел в санатории на природе, занимаясь подвижными играми на свежем воздухе, напропалую ухлестывая за молоденькими красотками (непременно рыжими, с ураганным темпераментом и готовностью к абсолютно любому сексу, кроме церебрального), питаясь исключительно свежей и здоровой пищей, и даже алкоголь, если он был, не иначе как тоже был выше всяких похвал. И чем больше Драко об этом думал, тем больше ему казалось, что как-то подозрительно смотрящий на него Поттер вот-вот покатится со смеху.

/Здесь Поттер жалуется на то, что «да вы тут что, совсем уже охренели со своими трансконтинентальными коврами-самолетами! Неужели нельзя изобрести что-нибудь более нормальное?

— Ты не любишь летать?

— Летать я как раз люблю. Но не сидя же почти сутки на одном месте, скорчившись как… как… как я не знаю кто! Вы бы самолет маггловский купили, что ли… Или порталы какие-никакие поставили. Но это же невозможно летать вот так!

Теперь уже Драко выразительно посмотрел Поттера. С языка просились самые яркие и образные — практически непечатные! — метафоры. Еще один теоретик трансконтинентального сообщения, ну ни Мерлин же себе!/

/Здесь же — Поттер расскажет, как вообще стал главой Аврората. Собственно, в последний момент перед отставкой Кингсли все-таки закрепил за и.о. Поттером официальный статус. Перси сказал «…ля!», но переигрывать не стал. Даже на волне эйфории от собственного триумфа связываться с Золотым Мальчиком — который с легкостью перетянул бы на свою сторону не только симпатии рядовых избирателей, но и добрые три четверти «клана победителей», устроив элегантному министерскому кризису совсем не элегантное продолжение — было в высшей степени неразумно. К тому же, несмотря на очевидную нелюбовь к министерской бюрократии, вставлять ей палки в колеса Поттер тоже не стал. Всего лишь взял на себя непаханое поле англомагической безопасности, заодно поставив собственное министерское руководство перед фактом отсутствия у него с этого момента военизированной и политической полиции как класса.

Загнал Министерство в те рамки, в которых оно и жило последние десять лет.

И, кажется, усыпил все до одной влиятельные фракции магической Англии столь явно и открыто видимым отсутствием каких бы то ни было политических амбиций./

/Здесь же — говорят о Гермионе. Гарри выразительно комментирует, что Драко, кажется, изрядно разошелся, пожаловавшись лично Министру Магии на то, как его бизнесу не дают развиваться нехорошие люди из Департамента исполнения законодательства. После чего заместителя начальника департамента таки выперли с магической службы.

Драко:

— Нечего ей делать в Министерстве. По крайней мере, в ближайшие двадцать лет, пока не дорастет до министерской должности.

— Не знай я картины целиком, заподозрил бы вас всех один Мерлин ведает в чем, — фыркнул Гарри. — А что, Перси правда считает, что теперь ей одна дорога — это лично идти в министры и давать ему бой на выборах?

— Самый предсказуемый шаг. И она его сделает. Что Перси будет только на руку — все-таки даже для реформаторской повестки Гермиона слишком радикальна.

Ну да, радикальна. И с таким шилом в заднице двадцать лет работала в чиновничьем аппарате.

Во имя Мерлина, чему он удивлялся все это время?

Гарри же с любопытством посмотрел на него. Кажется, ему и правда стало интересно.

— Дай-ка я угадаю, что будет дальше. Гермиона начинает кампанию первой, разогревает публику — а потом резко снимается с выборов в пользу… ну допустим, молодого и талантливого мальчика из бизнеса, не замешанного в бюджетных скандалах и подрядах «для своих». Но такого, чтобы ему отдали свои голоса и бизнесмены, и либералы, и консерваторы, и регионалисты, и все кто считает, что им он даст больше, чем Перси.

— Тебе бы политические триллеры писать, Поттер, — фыркнул Драко. — Про циничных манипуляторов и жестокую политическую борьбу.

— По-моему, это ты сейчас занимаешься тем, что пишешь политические триллеры, Малфой, — в тон ему ответил глава Аврората. — Вот этими вот руками. Но я так понимаю, — резко сменил он интонацию, — это еще не весь расклад, верно? Слишком уж разнородный альянс. Слишком много игроков в одной упряжке. Что-то может пойти не так, с кого-то станется разругаться по пустякам или в последний момент продаться Перси… Должно быть еще что-то.

Теперь Драко не улыбался. Если только Поттер каким-то чудом не вычитал это все у него прямо из головы, значит…

Значит, либо подобные расклады и правда лежали на поверхности, либо связываться с железным главой Аврората он бы не пожелал никому, включая себя самого.

— Что? — вместо этого спросил он. Поттер хмыкнул.

— Я думаю, когда ситуация дойдет до логического тупика, Перси кто-то атакует… даже не справа, а из болота. Развернет во всю широту знамя «К какой бездне нас собираются вывести все эти горе-реформаторы?» — и в один присест отъест у Перси, самое меньшее, десять процентов.

Комментировать услышанное даже не хотелось. Драко вздохнул и на мгновение выбросил из головы все, кроме самых невинных картин весеннего Хогвартса и летнего Малфой Мэнора в цветах.

Поттер как-то странно посмотрел на него и, пожав плечами, продолжил:

— Если Перси не сможет вбить клин между реформаторскими альянсами, а он, скорее всего, не сможет, то удар из болота окажется решающим. Не слишком надежная схема, но, по крайней мере, понятная.

«Очевидно, что…», ну да, конечно… Все-таки было в этом что-то очень необычное — Драко очень хорошо мог себе представить, что слышит подобные рассуждения в исполнении Грейнджер, но Поттер?!

Хотя, с другой стороны, как-то они разговорились с Гермионой и об этом. После раскрытых историй о Дарах Смерти и хоркруксах, а хоть бы и о роли Генри Стоуна в уже случившемся в Англии, сомневаться в способностях Поттера разматывать самые запутанные клубки не приходилось. Хотя — привычка, куда без нее! — «стратег Поттер» до сих пор звучало практически оксюмороном.

— Тогда остается вопрос с Гермионой, — как ни в чем не бывало продолжал Золотой Мальчик. — Я не думаю, что она могла бы согласиться на роль разменной фигуры… значит, ты готовишь ее к чему-то большему. Самое меньшее — к тому, чтобы, снявшись с выборов Министра, она все-таки прошла в Ассамблею и возглавила там одну из фракций. Если, конечно, ты не собираешься позволить ей встать над всеми фракциями.

Неожиданно Поттер осекся и, остановившись, пристально посмотрел на Драко.

— Знаешь, Малфой, на самом деле у меня только один вопрос. Ты правда не мог придумать ничего попроще?/

D

— Стоун? — Удивляться было решительно бесполезно. — Разве вы не…

— Мне всегда казалось, что это удобно — когда никто не знает, где ты находишься на самом деле, — Генри улыбался, обходя комнату. — Здравствуйте, сэр Гарри Поттер. Рад нашей встрече.

Гарри следил за Стоуном, не отводя взгляда, и Драко готов был поклясться, что его глаза блеснули под очками, когда американец произнес «сэр». Наконец, глава аврората ответил. Очень тихо. Мерлин, лучше бы он кричал…

— Здравствуйте и вы, Генри Стоун. Так, значит, это с вами я имел дело все это время?

Стоун улыбнулся.

— Если бы тех ребят не использовал я, их взял бы кто-нибудь еще. И могу вас заверить, так просто вы бы не вышли ни на заказчика, ни на организатора, и последствия разбирали бы еще долго… Да, со мной.

— У меня возникло несколько вопросов к вам, Стоун.

— А мне было бы интересно просто с вами поговорить.

* * *

— Мерлин с вами, какая же это тайна! Об этом уже сейчас пишут все аналитики инвестбанков! А завтра об этом напишут все деловые СМИ. После чего скидывать акции начнут даже те, кто до сих пор изображал «долгосрочных инвесторов» и закрывал глаза на происходящее. Это не повод для волнения, это реальность. Не понимаю, почему переживаете вы, Малфой. Боитесь за вложенные деньги?

Если бы!

— Я все продал еще три месяца назад, — нехотя признался он. — После «радужного понедельника».

— А, помню, — улыбнулся американец. — Рост на двенадцать процентов за сессию, кажется, тогда сорвало крышу самым стойким… Ну а вы решили, что близится полный …ц и пора валить. Умно. Впрочем, я начал распродажу два месяца назад и уложился за три недели.

* * *

— Мечты, Малфой, мечты. Вот что важно. Желание прикоснуться к неизведанному, исполнить невероятное, потрогать то, чего никогда не существовало. Самый сильный двигатель в людях, который я когда-либо видел. Тем более для людей, которые могут себе позволить купить контрольный пакет любого государства. Куда там отчаянным мстителям и недооцененным гениям!

* * *

— Малфой, вы когда-нибудь читали сказки?

— Не вздумайте даже начинать говорить о «Барде Билле», Стоун!

— Нет, я не об этих сказках, хотя… Вам ведь знакома эта история, в которой тысячу раз менялись лишь лица? И где герой, уходящий в лабиринт на встречу с чудовищем, на поиски сокровища, за разгадками великих тайн и чужих секретов на самом деле встречается с самим собой?

Драко не ответил, ожидая продолжения, а Поттер… «Золотой мальчик» словно смеялся над шуткой, которую никто другой не понимал. И словно помолодел. Не на пять, не на десть лет. На двадцать…

— Вся жизнь — это лабиринт, в котором мы встречаемся с самим собой. И что-то понимаем. Или не понимаем. Или даже не встречаемся. Вот что я могу сказать вам о том, что происходит. Не думайте, будто с биржей могло получиться хоть что-то другое. Туда пришли те, кто верил, что могут найти великое сокровище. Или великую тайну. Или оружие. Или врага. И каждый нашел то, что искал — себя самого. Чем для них закончатся эти встречи, я не знаю. Чем-то.

— То есть вы…

— Любое новшество, любая новая вещь, новая идея проходит один и тот же путь. Я не знаю, к сожалению или к счастью. Просто это так. Рынок, если угодно. Биржевой рост — вот лучшая аналогия. Сначала никому нет дела, потом выясняется, что это «что-то», потому кто-то очень удачно выстреливает… Улавливаете? В гонку вступают уже все, штурмуют высоту за высотой, забывают или откровенно плюют на риски… А потом опьянение проходит и остается понимание того, что это самое «что-то» было самым пошлым образом переоценено. Что на самом деле оно не дает ответов на вопросы, не спасает от всех бед и болезней, не решает за тебя то, что не можешь решить ты. Обвал, депрессия, стагнация, понимание того, сколько это на самом деле стоит. И после этого нужно просто встать. Встать и идти дальше.

— Сейчас происходит именно это? — Драко вздрогнул. Голос Поттера снова прозвучал резко и очень… неожиданно.

— Это происходит всегда. Важно то, что на большой линейке рынок растет, а игроки умнеют. Не все, конечно. Но именно это имеет смысл.

Драко снова покачал головой. Нет, он не понимал. В отличие от Поттера?

— Большинство несет по течению. А умный человек — это тот, кто видит. Но ведь очень многие слепы.

— Вы правы, сэр, — Стоун улыбался. — Но иногда даже слепые прозревают.

И они так и остались друг напротив друга, сидящий в кресле Поттер и стоящий за столом Стоун. Замершие, безмолвные, смотрящие друг на друга. На мгновение Драко показалось, что если сейчас Генри достанет из кармана распустившийся цветок, Поттер просто улыбнется ему…

Молчание затянулось.

— Мы слишком привыкли к тому, что все идет хорошо. Много денег, много возможностей, и все настолько под рукой, что можно уже просто ничего не делать. Можно работать в четверть силы и все равно оставаться на вершине. В какой-то момент мне стало страшно и неуютно от того, что мне может захотеться просто получать проценты с капитала. В то время как есть целый мир, о котором никто не знает. И который совсем ничего не знает о нас, — Стоун отошел от стола и тоже сел в кресло. — Более того, который с каждым днем становится все меньше и теснее, даже если мы не очень-то хотим замечать этого. Двести лет назад мы хорошо еще если знали о том, что где-то есть Китай или Индия. Пятьдесят лет назад уже были чемпионаты мира — мира! — по квиддичу. Сегодня у меня есть дом в Аргентине, фабрика в Румынии и целое подразделение в Сингапуре, а Ли Уэн как к себе домой приезжает в Филадельфию или Хьюстон. А ведь есть еще магглы. Которым тоже становится все теснее и теснее. Все сжимается и ускоряется, через сто лет мир станет размером с горошину, а ведь даже тех, кто это хотя бы замечает, можно пересчитать по пальцам.

— И вы решили?.. — снова Поттер.

— Я был бы последним идиотом, если бы решил, что в состоянии спасти мир и всех облагодетельствовать.

— Но хотя бы заставить… осознать? Задуматься?

— И пойти учиться? Конечно же, нет. Вы же знаете это сами — никто не начнет осознавать и тем более задумываться, если не захочет.

…Кажется, они еще говорили, но Драко их уже почти не слышал. Закрыл глаза, растирая пальцами веки и пряча в ладонь самую чуточку нервный смех. Мерлин! Паззл собрался внезапно, словно вспышка молнии… Слова и поступки, обрывки мыслей и фраз. Целостная, законченная картина, выстроенная на незыблемом фундаменте «если бы вы знали, как это интересно мне».

Воистину, произносить вслух было больше нечего. Стоун все-таки достал свой цветок.

* * *

— Я понял все, кроме одного, Стоун. Камни… Они действительно существуют? Или это был блеф? Пусть даже очень… поистине грандиозный.

— Ну а сами вы как думаете, Малфой?

P

— «… таким образом, руководитель Аврората Гарри Джеймс Поттер официально подтвердил, что прошедшие в это воскресенье, пятого мая, выборы состоялись и являются действительными. Напоминаем нашим читателям, что в соответствии с указом «Об обеспечении безопасности и правопорядка во время избирательной кампании» все полномочия в этой сфере закреплены за Подразделением Внутренней Безопасности Аврората.

Бесспорное лидерство Уолтера Рейневана, набравшего более сорока одного процента голосов, обеспечило ему убедительную победу. Будущий Министр магии, выпускник факультета Когтевран школы чародейства и волшебства Хогвартс, в прошлом финансовый директор корпорации «Квиддич Индастриз» и один из самых молодых руководителей Отдела магических игр и спорта, уже дал нашему изданию свое интервью, подробнее читайте страницы 5,6,7 и 8. Действующий Министр, Перси Уизли, занял только второе место с результатом тридцать процентов. На третьем месте подключившийся к предвыборной гонке на самом последнем этапе мистер Забини и тем не менее уверенно набравший четырнадцать процентов голосов. Напомним, мистер Забини также пришел с новыми идеями в политику из бизнеса — ранее он…»

— Хватит! — закричал Перси, не в силах сдерживаться. Фрэнк вздрогнул и опустил развернутый «Элефант». Секретарь перечитывал его уже раз, наверное, пятый. — Ты издеваешься?

— Я же говорила, что за Забини кто-то стоит. Шеппард или Паркинсон, — Рейчел с умным видом полировала пилочкой ногти. — Это их связи в прессе, я более чем уверена.

«Дура!» — захотелось взвыть в голос. Ну при чем, при чем здесь Забини? При чем здесь Шеппард? Они что, вообще ничего не понимают?!

— Спокойнее, Перси, — Рэм казался совершенно невозмутимым. — Мы знаем о том, что произошло, уже почти сутки… сейчас точно не стоит горячиться.

— Рэм, ты понимаешь, что это катастрофа? Все, что мы строили все эти годы… Все! Ты понимаешь, что теперь…

— Перси, я понимаю. И ты знаешь, что мы делали все, что могли. Но сейчас мы уже ничего не можем сделать. Я даже не смог встретиться с Поттером.

Поздно, слишком поздно… Поттер уже не поможет. Но что делать? Что?

— Что с Кнорриджем? Они уже несколько часов заседают!

Первый помощник разводит руками.

— Новостей нет. Перси, ты же видишь, мы все здесь и ждем любой весточки о переговорах… И не горячись, пусть мы проиграли с Министром, но Ассамблея — наша. Кнорридж, МакМерфи, Бэллан Рой, Аткинсон, Дэвис… Они все будут на нашей стороне. И тогда мы все переиграем обратно. Нужно просто ждать.

Ждать?! Как можно ждать?!

— Рэм, отправь Дика… Я хочу знать все, что там происходит!

— Перси, Дика нет. Он… его мать заболела, он остался с ней.

— Тогда Хьюза.

Пауза. Кажется, даже Рейчел оставила в покое ногти.

— Он… его тоже нет.

ЧТО?!

— Проклятье! Фрэнк… А, черт с тобой… Рэм, прошу, отправляйся ты! Напомни, о чем мы с ними говорили! Обещай! Угрожай! Проклятье, Рэм, делай все!

Тихий вздох.

— Перси, я все понимаю. Но мы же сами настояли, чтобы заседания проходили за закрытыми дверями. Чтобы никто… Сейчас мы можем только ждать.

Ждать… На мгновение Перси стало смешно. Очень странно, очень необычно… Когда ты смеешься, а на самом деле хочется реветь в голос.

— Ждать… — повторил он вслух. Но на сей раз ожидание оказалось недолгим.

Камин вспыхнул зеленым светом, и в кабинет шагнул Аткинсон.

— Роберт! — они выдохнули едва ли не хором.

Медленный, напряженный вздох.

— Перси, я…

— Что происходит? Что там? Говори! — вопросы со всех сторон.

— Перси, я… я не могу это объяснить. МакМерфи, шотландцы, Эпплрой…

— Роберт! — Кажется, или он вот-вот схватит его за грудки и начнет трясти?

— Они голосовали раз пять. Каждый раз по-новому. Ругались страшно… Все, кто только был. Я бы ни за что не поверил…

— Аткинсон, мать твою! Возьми себя в руки! Что там, черт возьми, происходит?!— Все-таки он его схватил. И наорал. Роберт съежился и покраснел, но все-таки…

Все-таки ответил, прокричал на весь кабинет.

А может быть, и на весь этаж.

— УИЗЛИ!

На мгновение все оцепенели. Перси отпустил Аткинсона, и тот продолжил, уже смелее. И тише.

— Жена вашего брата Рональда… Они спорили, спорили часами, а она молчала. Тихо сидела где-то в стороне. А потом, когда мы уже почти продавили… Она вышла и ткнула в Дэвиса и Кнорриджа. Что-то такое сказала про их дела в Министерстве и что их только к бюджету пускать. МакМерфи захохотал как демон, и остальные тоже, а потом… Потом Лаудер сказал, что, быть может, к бюджету стоит пустить ее. А дальше было что-то невообразимое… Половина тех, кого мы считали своими в доску, оказались за нее. И те, кто вообще должен был молчать — Раммос, Нотт, Хаунд… И шотландцы. И валлийцы. И даже Мейс Нимбус.

Перси не верил своим ушам. Младший брат президента «Нимбуса»? Но как?!

— Что? — Рэм. Очень тихо.

— Сказал, что Министру-бизнесмену нужна колючка в виде спикера-правозащитника… и вытребовал себе Комитет по ассигнованиям. И за ним пошли все наши бизнесмены. Я… я не могу это объяснить. Нас предали. Нас поимели.

— Сколько? — снова Рэм.

— Две трети… Да нет, больше. Рейневану сову отправили прямо из зала.

— Кнорридж?

— В шоке. А Дэвиса прямо из зала отправили порталом в Мунго — сердце… Если не оклемается, вместо него пройдет Броуди, а из него боец… ну вы понимаете. Все кончено, Рэм. Все кончено.

…Перси не заметил, как рухнул в кресло. Как добрался до него пред тем как рухнуть — тоже. Рэм еще что-то спрашивал, Аткинсон отвечал, с каждой фразой все сильнее ударяясь в истерический смех. Рейчел достала огневиски, Перси принял стакан, но пить не стал.

— Рэм?

Советник Министра откликнулся мгновенно. Все-таки спокоен… но мрачен, да. Очень мрачен.

— Да, Перси?

— Мы можем связать с Малфоем?

«Малфои не занимаются политикой», это верно. Но если кто-то еще может хоть что-то сделать, так это уехавший в Штаты Драко. Он не любит Перси, и это взаимно, но если Гермиона получит ту власть, на которую замахнулась, его бизнесу конец. А этого Малфой не допустит. И ради этого — сможет надавить на тех, кто сейчас сидит в Ассамблее. Пусть сражается за свой бизнес… и спасет его, Перси.

— Прямо сейчас — нет. Нужно несколько дней.

Несколько дней — и тогда уже будет поздно… Но нет, нельзя сдаваться! Проигрываешь только когда сдаешься. В конце концов, они смогли свалить Кингсли — героя войны, члена Ордена Феникса, несокрушимого Министра! Смогут и сейчас, нужно только не терять веры! Нужно…

— Рэм, свяжись с ним. Умоляю. Любой ценой. Малфой поставит их на место.

— Поттера? — Рейчел поперхнулась смешком. Пополам с горечью.

— Перси, спокойно!.. Рейчел много болтает, но сейчас она права. Поттер не станет подыгрывать друзьям, но и переигрывать не позволит. Тем более такой расклад . Мы проиграли.

«НЕТ!»

— Мы проиграли, Перси.

— Рэм…

— Перси, это правда.

— Рэм, свяжись с Малфоем.

— Перси…

— Свяжись!

Вздох.

— Я свяжусь. Мерлин! Я свяжусь с Малфоем, Перси, я сделаю все, но… Перси, взгляни правде в глаза. Мы проиграли.

Рэм отвернулся, и Перси, который уже хотел ответить по-настоящему, как уже тысячу раз это делал, наорать, встряхнуть, заставить взять себя в руки и все-таки сделать невозможное — которое они тоже уже тысячу раз делали! — и ничего не сказал. Просто промолчал. На глаза все-таки навернулись слезы, и… Он не хотел, не желал, не мог, но все-таки повторил это про себя.

Они проиграли.

P

(после сдачи полномочий новому Министру Перси идет в свой кабинет)

— Перси…

— Ну вот и все, Рэм.

Прозвучало… нет, так не пойдет. Все, конечно, плохо, но не настолько, чтобы расклеиваться так. Перси поднял голову.

— Мы проиграли эту войну. Но мы еще живы. Мерлин! Рэм, мы живы! Я получаю секретариат Визенгамота. Это очень хороший плацдарм. Мы переиграем, мы начнем сначала. И да, все будет по-другому. Мы сделаем их по их же правилам.

— Секретариат Визенгамота? — советник теперь уже бывшего Министра вздрогнул.

— Я опасался худшего, признаюсь. Но, Мерлин, секретариат! Визенгамота!

Аппаратные игры. Его стихия. Здесь он их сделает. Да, он очень промахнулся с публичной политикой. Да, это было очень сильное, очень чувствительное падение. С самого верха. Но и они просчитались, отдавая ему в руки такое оружие.

— Они еще ничего не понимают… Сейчас, найдем Рейчел, я все расскажу в деталях.

Рэм вскинул голову.

— Перси, я хотел сказать… Ты в курсе, что Рейчел уехала?

От изумления он остановился прямо посреди коридора.

-Что?

— Она во Франции. Говорит, ее пригласили в «Интерконтинентал», им как раз нужен региональный координатор.

О, Мерлин!

— Ты хочешь сказать, что…

— Это ее выбор.

Рейчел. Он не ожидал верности от мальчишек вроде Хьюза или Дика, но… Это же команда! Это же неутомимые «молодые администраторы», которые к дементорам снесли правительство Кингсли! Но как? Почему? Фрэнк, а теперь Рейчел, неужели… неужели…

— Рэм, но мы же… Напиши ей! Пусть возвращается, мы же не проиграли, мы же еще можем…

Советник выпрямился, и Перси едва не поперхнулся на середине фразы.

— Только не говори, что… О, нет, Мерлин!..

Рэм открыл рот, видимо, собираясь, что-то сказать — и закрыл.

Стояли молча.

— Куда?

— Утрехт. Малфою теперь тоже нужны менеджеры в регионах .

Малфою теперь действительно нужны… Так значит, на тех неудачных переговорах ты смог прикрыть хотя бы собственный тыл?

— Значит… А, впрочем, неважно… — бывший Министр магии не очень уверенно махнул рукой и медленно повернулся.

— Прости, Перси.

До теперь уже бывшего кабинета шли молча. Рэм тихо пожелал удачи и собрался уходить, а потом, словно повинуясь внезапному порыву, снова повернулся к нему и коротко добавил:

— Визенгамот уже лишился всех законодательных полномочий, кроме «совещательного голоса». Визирование отбирают, кажется, прямо сейчас. Делами о незаконном использовании магии и экономических преступлениях будет заниматься Высокий Суд, это новая идея Рейневана. Все остальное у него уже растащили. Так что теперь Визенгамот — это дань традициям и место для пока еще почетной отставки… хотя этого, кажется, сейчас никто не понимает.

И торопливо зашагал прочь.

P

Нет, не ступор. И не слепая ярость. Неожиданное спокойствие. И странное ощущение, что что-то внутри… уже не так. И возможно, уже никогда не будет так. И не нужно обманываться, к рычагам управления его больше никто не подпустит. Он теперь отработанный материал… для всех. С его «капиталом», «багажом» и «связями» он уже ни на что не способен.

Он не знал, что теперь будет. Не хотел знать. Он уже ничего не хотел… Все, что они пытались выстроить после победы над Темным Лордом — сначала с Кингсли, а потом после него — рухнуло. Все, что они делали. И все те, кто шел за ним, либо предали, либо разбежались — как крысы. Хотя, наверное, правильно сделали, потому что корабль в конце концов утонул. А он, как тот капитан, продержался до самого края и… и… и все.

В малой приемной никого из секретарей уже не было. Возможно, именно поэтому, открыв дверь самого кабинета, в первое мгновение Перси подумал, будто от всего случившегося у него начались галлюцинации.

На столе сидел черноволосый азиат с безвозрастным лицом и совершенно непросчитываемой полуулыбкой на лице. А за спиной захлопнулась дверь.

— Наконец-то. Я давно жду вас, Перси.

Что?

— Я хочу поговорить. Есть дела, которые нужно обсудить. Важные дела.

— Поговорить? Но…

— Поговорить, — как припечатал. И добавил, видимо, чтобы уже наверняка. — И уберите скорбные гримасы с лица. Глубину охватившей вас трагедии будете демонстрировать вашей матушке, когда сочтете нужным сообщить ей о переменах в вашей карьере.

Теперь наглый азиат улыбался совершенно открыто. Как будто получал несказанное удовольствие от происходящего. Ему что, все это кажется забавным?

— Вы!.. — неожиданно разозлился теперь уже бывший Министр магии. Кто он вообще такой, чтобы что-то ему здесь говорить? Кто он вообще такой?!

— Я, — с готовностью подтвердил гость. — А вот вы подавлены и обескуражены свалившимся несчастьем, ищете жалости и виноватых. Жалости не дождетесь, а вот про виноватых я вам и хочу рассказать.

Перси открыл было рот, чтобы сказать все, что он думает… и тут же закрыл. Гость продолжил.

— Надеюсь, вы понимаете, как и насколько сами причастны к собственному поражению. Но дело не в этом. Вы больше десяти лет были у власти, а пали только сейчас. Почему?

Молчание. Об этом он не подумал.

— У ваших политических противников оказались очень влиятельные союзники…

— Поттер! — не удержался он, пораженный внезапной догадкой. Мерлин, да как же они вообще позволили «Золотому Мальчику» получить такую власть… а потом еще и упустили это из виду?!

— И Поттер тоже. Но не только. Очень серьезные и влиятельные люди сделали собственный ход и теперь могут праздновать победу. Они получили Англию на блюдечке.

— Люди? Но кто?

— Имена вам ничего не скажут, даже если вы и читаете международную бизнес-хронику. Люди из-за океана, состоятельные владельцы очень крупного бизнеса. Люди, которые проецируют свои интересы в мировом масштабе. И раз они сочли, что им будет выгодно поставить на коалицию Малфоя и вашей невестки, к тому же поддержанную Поттером, взгляните правде в глаза — у вас не было шансов.

Перси ошеломленно молчал. О Гермионе он хотя бы знал, пусть даже до самого конца понятия не имел, кто станет спикером Ассамблеи. Но Малфой?! Он же… Но ведь…

— Вижу, для вас это новости. Зато все сразу встает на места, не так ли? Признайте в таком случае свою слепоту, это поможет идти дальше.

— Дальше? — Куда уж тут дальше?

— Разумеется, дальше. Это всего лишь сражение, причем не самое главное, не на самом главном театре, не самыми главными силами. И тем более это еще не самая главная война. Не буду вас утомлять, но подумайте, что здесь будет происходить через пять лет, через двадцать, через сто.

— Я…

— Не обязательно прямо сейчас. Просто отметьте для себя, что войны с Темными Лордами закончились. И игру ведут совсем другие силы. И одна из них принесла в жертву вас, как фигуру на доске.

Перси открыл рот… и снова закрыл. Он уже ничего не понимал.

— Чего вы хотите?

Сидящий на столе мужчина широко улыбнулся.

— Вопрос неправильный. Чего хотите вы — вот правильный вопрос. И как бы разыграли эту партию вы, если бы могущественные союзники появились у вас?

Конец

1.02.2011 — …

D

/(Перси победил (после того как в его пользу снялись Гермиона и Нотт, спойлер от болота неожиданно стал представителем самого болота, а третьим кандидатом оказался чуть более либеральный, чем Гермиона, Уолтер Рейневан), Гермиона — спикер Ассамблеи, ветераны Визенгамота как-то незаметно рассеялись по Ассамблее и Визенгамоту, что и там, и там потеряли превосходство. ВЧВ становится Джон МакМерфи, уже готовый «взять в руки биту», первым замом Перси — Уолтер, вице-спикером Ассамблеи — Теодор Нотт)/

На большом приеме по случаю победы Драко неожиданно сталкивается с Ли Уэном. Тот улыбается и говорит ему — вас можно поздравить, Драко.

— Что вы здесь делаете?

— Праздную вашу победу, — белоснежная улыбка в ответ.

— Вот как?

— Да, — все то же немногословие. Чертов Ли Уэн был удивительно последователен! — Вы неплохо постарались — вы все, конечно, я имею в виду и миссис Уизли, и сэра Поттера.

— А вы, получается, смотрели за происходящим с самого начала?

— Нет, что вы. Но должен сказать, что начинали вы куда более грубо и прямолинейно, чем все-таки закончили партию.

Спорить с очевидным было глупо. Но…

— Прошу прощения?

И снова — шампанское и улыбка.

— Не то чтобы я обращал внимание на каждую мелочь, Драко, но по вашим первым шагам у меня сложилось впечатление, что вы собираетесь размахивать битой. Или использовать «Бомбардо» по площадям. Или, по меньшей мере, пинками выставлять за дверь всех неугодных, даже не попытавшись договориться. Ваше право, конечно, но разве это похоже на серьезный бизнес?

В бизнесе со слабыми церемонятся еще меньше, но… Слова умерли на губах, не родившись.

— Что вы хотите сказать, Уэн?

— Только то, что закончили вы не в пример элегантнее, чем начали, только и всего, — беззаботно отмахнулся тот. — И кажется, действительно приставили к делу всех, кто не хотел сидеть на одном месте.

Во имя Мерлина! Драко готов был поклясться, что в этот проклятый момент его лицо нисколечко не скрывает эмоции — и это было плохо, очень плохо…

— Я слушаю и вас, и мне все больше кажется, что вы приложили к происходящему руки в куда большей степени, чем пытаетесь показать, — на одном дыхании произнес Драко.

И снова — улыбка, улыбка, улыбка…

— Что вы, Драко. Вы меня переоцениваете. В конце концов, от бдительного ока главы вашего Аврората не ускользнут и крошечные следы, ведущие за границу, так неужели он не вышел бы на меня?

Он говорил очень красиво, этот Ли Уэн… вот только Драко больше не верил ни одному его слову.

И то сказать, разве он раньше — «верил»?

— Вы играете со мной, Уэн. Но вместе с тем вы и хотите этого разговора, иначе… иначе не пришли бы сегодня сюда. И раз уж вы так старательно подводите меня к мысли, что именно вы стояли за кулисами и дергали за ниточки, объяснитесь.

Собеседник не отводил от него самую чуточку прищуренного — уж это-то Драко разглядел на его лице! — взгляда.

— Вам ведь нравится разгадывать тайны, Драко? И нравится демонстрировать, что вы их действительно разгадали. В таком случае — почему бы вам не сделать еще раз?

— Уходите от ответа?

— Приглашаю.

D

/(флэшбек — Перси приходит к Драко и говорит ему — мистер Малфой, я предлагаю договориться.

— Простите? — Драко позволил себе чуточку недоуменно приподнять бровь.

— Предлагаю поговорить начистоту и выложить карты. И заодно… прояснить некоторые вопросы. Во избежание недоумения и непонимания.

Хорошенькое начало! Что такого мог узнать Перси — о чем он мог хотя бы задуматься — для того чтобы прийти с такими вопросами к нему?

-Я слушаю вас, Министр.

(вы думаете, что я лидер болота, что я его стержень, камень, на котором оно держится. И для того, чтобы избавиться от болота, вы сочтете за благо сначала избавиться от меня.

— Вы…

— Не перебивайте, Драко.

Так вот, я предлагаю вам союз. Не слабого со слабым и не слабого с сильным. Пожалуй, мне кажется, что начнись открытое противостояние — и слишком многое придется ставить на карту. И один Мерлин ведает, кто еще захочет пойти на то, чтобы переписать все с чистого листа, не оставив место ни вам, ни мне. Вы не пойдете на это. И поэтому я предлагаю договориться./

D

— Драко, вы сами видели, сколько игроков делали ставки в этой игре. Ставили вы, ставили на вас… Неужели вы подумали, что влиятельного союзника не нашлось у Перси?

— Что вы хотите сказать?

— Окажись ваш Министр Магии слаб и глуп, вы скинули бы его фигуру с доски. Он оказался достаточно умен для того, чтобы не ввязываться в драку, а договориться.

— Хотите сказать, что это было ваше вмешательство?

— Хочу сказать, что вы сделали лишь первый шаг. Впереди еще долгая, очень долгая дорога, а маяки погасли. Учитесь ориентироваться по звездам, Драко.

В конце концов, автор обещал альтернативные концовки. Пусть даже это еще не концовка, а лишь одна из возможных веточек, к тому же не случившихся. И да, все заложенные здесь отсылки к прошлому в полной мере соотносятся с основным повествованием.

A

Броситься на шею сильному мужчине — наверное, это был бы самый естественный поступок для любой женщины. В такой-то ситуации! Когда этот мужчина так нужен… ну или хотя бы так нужно его крепкое плечо. Когда ты понятия не имеешь, что произошло с мужем и еще только может произойти — с сыном, не говоря уже о тебе самой. Броситься на шею любовнику, ну и что, что бывшему, как бы он ни выглядел и какие бы фокусы с возрастом и внешним видом ни выкидывал. Наверное, Очень Женский Поступок.

И к дементорам слухи о том, что меньше чем сутки назад стоящего перед ней человека разорвало на части! После чего по обвинению в убийстве главы Аврората и покушении на Министра Магии арестовали ее собственного мужа…

Астория неподвижно стояла посреди коридора. В первое мгновение она просто не поверила, что кто-то мог проникнуть в Мэнор… Что кто-то проник в дом, и дом и не отверг его.

Что такое вообще возможно.

— Ты?

Немного кривоватая улыбка очень довольного собой теперь уже бывшего главного аврора. Сколько десятилетий она не видела его таким?

Видела ли она его таким?

— Я.

— Ты… тебя убили, — она с трудом проглотила комок в горле.

…Кажется, он смеется.

Интересно, Поттера вообще можно убить?

— Слухи о моей смерти… Ладно, это сейчас ни к чему, — Поттер просто махнул рукой. Но в глазах плясали смешинки — и еще искры какого-то поразительного внутреннего спокойствия.

Нет, таким она не видела его никогда. Ну кроме, может быть, кратких часов в теперь уже очень далеком девяносто восьмом году, после того, как вернувшийся из объятий смерти Поттер убил Темного Лорда и сломал Старшую Палочку. Казалось, тогда во дворе разрушенного Хогвартса присутствует поистине божественное существо.

…Если бы это ощущение еще можно было нарисовать…

— Я хочу сказать — собирайся. Мы уходим, — Поттер поправил очки на почти мальчишеском носу.

Брови Астории взлетели вверх.

— «Мы»?

— Именно. Насколько я понимаю, времени мало, но оно пока что есть… хотя не поручусь, что утром Мэнор не будут брать штурмом.

Она не пошевелилась.

Он внимательно посмотрел на нее и наклонил голову.

— Тори?

Она медленно покачала головой. Отрицательно.

— Что происходит, Гарри?

— Долго объяснять… даже в двух словах. Но официально меня убили, да. И кстати, я не думаю, что Драко приложил к этому руку. Скорее уж поставлю на Перси. И к чести нашего Министра, переворот он отыгрывает как по нотам.

Гарри сделал несколько медленных шагов навстречу. Астория сложила руки на груди.

— Переворот?

— Да. Видимо, Перси сообразил, к какому итогу ведет вся эта затея с выборами, и принял меры. Кашу он заварил основательную, конечно, и разгребать ее придется долго… но сначала мне нужно вытащить вас отсюда.

Сейчас он стоял совсем близко от нее. Поттер был ниже Драко, которому она доставала до плеча — еще один его шаг, и она упрется лбом в его подбородок.

Бросаться на шею, тем не менее, не хотелось категорически.

— «Нас»? Ты сказал — «нас»?

— Вас с Драко точно. Ну и остальных, я думаю, тоже… из тех, кого Перси все-таки решится тронуть.

Она посмотрела ему в глаза:

— Вокруг дома, наверное, три кольца авроров, которые только и ждут, что я попробую сбежать. Камины перекрыты. Наверняка стоят антиаппарационные барьеры. Что со Скорпи — я даже не знаю… Бежать? Куда и как? И кстати, как ты сюда попал?

Поттер осторожно положил ей руки на плечи.

— Слава Мерлину, есть способы… Тори, я отвечу на твои вопросы. Но сначала тебе нужно собрать вещи. Потом мы покинем Мэнор, заберем Скорпи — кстати, он очень хочет тебя увидеть! — и постараемся тихо и незаметно покинуть страну. Потом я вернусь за Драко.

— Скорпи в Хогвартсе?

— Скорпи ждет нас в лесу. По-твоему, я мог оставить Перси заложника?

Скорп ждет их… На мгновение Астория закрыла глаза. План явно был не хуже тысячи других, вот только…

— А как же Джинни? Дети?

Поттер не удержался от смешка. Кажется, каждое последующее убийство только снимало с его плеч тяжесть сомнений и нерешенных вопросов.

— Как раз за свое семейство я сейчас могу волноваться меньше всего. Уж с их-то голов Перси не позволит и волосу упасть. Живой я был бы той еще занозой… а вот мертвым окажусь очень, очень полезен. Знамя борьбы, герой, проливший кровь и отдавший жизнь, безвинная жертва, отданная на заклание… Уж Перси постарается развить эту тему.

— Так останови его, — она не спрашивала, она утверждала.

— Слишком многое придется объяснять, — покачал головой Гарри. А руки у него были все такие же мягкие и теплые. И все так же он не спешил давать им волю. — Вот только собак войны Перси уже спустил с поводка. Назад не отыграешь, а если начнется бойня, можешь быть уверена, головы полетят быстро. Драко — первая.

Значит, все-таки бежать… Астория закрыла глаза, чувствуя, как чужие руки медленно опускаются на ее спину. А ведь в тот момент, когда стало понятно, что из Мэнора так просто не выберешься, кажется, она почти убедила себя, что дальше непрерывной череды сражений в суде в будущее можно не заглядывать. Что теперь ей предстоит лишь постоянная битва — за каждую минуту, которая позволит дожить до того момента, когда что-то изменится — и когда можно будет вырваться из капкана.

Жизнь как истинная женщина выкинула фортель и подбросила другую возможность.

— Гарри… — кажется, что-то она все-таки пропустила. Потому что не прошло и десяти минут после встречи с Поттером, как ее голова уже лежала у него на плече, а он крепко держал ее в объятиях.

— Тшшш! — тихо прошептал он в самое ухо. — Все будет в порядке, Тори. Я бы вытащил Драко прямо сейчас, но пока у меня на руках вы, я не могу этого сделать.

Она отстранилась.

— Надо собираться. И я надеюсь, что ты расскажешь мне все по дороге.

«Все» явно прозвучало слишком громко, о чем Поттер, прыснув, немедленно сообщил ей. В ответ она только внимательно посмотрела на него:

— Ты понял, о чем я. Хотя, кажется, я сама уже понимаю. Вы вместе влезли в это… в эту затею с выборами, да? А началось все год назад, на министерском приеме?

Теперь уже он смотрел на нее. Смотрел… с любопытством. И в этой совершенно невероятной гамме эмоций и ощущений определенно прибавилось восхищения. Это было бы замечательно, если бы…

Астория с досадой закусила губу.

— Была бы умной — понимала бы, что рисую, — пояснила она.

— Прости?

— Я нарисовала вас после приема. Тебя и Драко. Вы выглядели так, словно собираетесь… я даже не знаю. Сворачивать горы. Поднимать землю. Все из себя такие сильные и загадочные. Основательные и целостные. А вы, вместо того, чтобы сворачивать горы, полезли в политику!

…Гарри смеялся. Смеялся так, словно в этот самый момент единым взглядом познал гармонию миру и тщетность всех прошлых представлений о нем.

Не иначе как она попала в точку. С опозданием всего лишь на год.

— Ты чудо, — только и смог сказать он, отсмеявшись.

— В перьях. Вообще, ты навел меня на мысль, — добавила Астория. — Надо пересмотреть тот альбом… не иначе как все заговорщики вылезут. Не удивлюсь, если Грейнджер тоже в этом замешана!

Поттер хрюкнул и сложился пополам от хохота.

— Эй! — она сердито нахмурила брови. — Я сказала что-то смешное?

— Ты — опасная женщина, Тори, — покачал головой Гарри, вытирая слезы. — Мерлин мой! Самая опасная из всех, кого я знаю. Ты видишь людей насквозь.

Астория собралась было взглядом передать, что именно она думает о том, что только что произнес Гарри, но вместо этого просто махнула рукой.

Если бы она их действительно видела!

…Когда Астория собралась, Поттер уже ждал ее. Кажется, бывший главный аврор ориентировался в Мэноре не хуже его законных хозяев, и вдобавок за неполный час сборов умудрился выкинуть очередной фортель с перевоплощениями. Сейчас он выглядел лет на десять лет старше по сравнению с тем, каким она его встретила в коридоре — крепкий сорокалетний мужчина, тот самый глава Аврората, с которого можно было смело рисовать агитационные плакаты. Идеальный герой тотальной войны, способный в одиночку пройти сквозь любую преграду или армию, способный повести за собой других — отчаявшихся, слабых, потерявших надежду и веру. Пламя, способное разорвать тьму — и не погаснуть.

Астория и сама удивилась, с чего это вдруг в голову стали приходить такие аналогии. В конце концов, маггловские плакаты семидесятипятилетней давности она видела лишь единожды, да и то в эпоху особого увлечения по-настоящему чужим искусством…. А вот не задать вопрос она все-таки не смогла.

— Я так пониманию, ты не расскажешь мне, откуда такие в тебе такие метаморфозы?

— Сейчас — точно нет, — фыркнул Поттер. И добавил, куда более серьезным тоном. — Ты готова? Нам пора уходить. Времени больше нет.

...Глухой удар где-то у самой ограды Мэнора, от которого, казалось, вздрогнуло само здание, подтвердил, что времени действительно не осталось.

Конец