Назгул страны Рун (гет)

Волны бьются о борт корабля, и если потянуться рукой к зеленовато-сизой глади моря, можно почувствовать солоновато-льдистые уколы россыпи серебристых брызгов. На западе горизонт застлан тучами, и Эрэндис не удается полюбоваться напоследок видами искрящейся в рассветных лучах Роменны. На корабль поднимаются, едва успев прибыть в порт, почти второпях, и принцесса не раз ловит на себе и своей спутнице неодобрительные взгляды моряков и торговцев. Вспоминаются невольно предупреждения Замин о нехороших слухах, ходящих в городе вокруг загадочной личности посла Кханда, да и Аллас настороже — от внимания Эрэндис не укрывается машинальный жест, когда рука словно невзначай поудобнее ложится на эфес. Нет, во время проводов Роменна предстает перед ними не любящей матерью, считающей дни до долгожданного возвращения детей домой, а, скорее, мачехой, раздосадованной вынужденными хлопотами по благоустройству падчериц и выдыхающей с облегчением, стоит тем выйти за порог.

Единственным чужеродным элементом в этой атмосфере всеобщей недоброжелательности становится Исилиэль, близко к сердцу принявшая отъезд подруги. Эрэндис обещает писать — так часто, как будет представляться возможность передать весточку на остров, — сожалеет, что не сможет присутствовать на свадьбе будущей княгини Андуниэ, и просит ту присмотреть за лордом Аланором — на всякий случай. Тхурингветиль хранит равнодушное молчание — с того самого момента, как они покинули Арменелос, от нее не удается добиться и двух слов, так что принцессе остается лишь коротать время за чтением и размышлениями.

Путь на запад, проделанный в детстве, запоминается ей смутно — смесью непонимания и страха. Маленькая Хинд не боится встречи с воинственно настроенными вариагами — вскоре после бегства Аин отдала ей один из своих кинжалов, а вот молодой правитель и его военачальники пугают ее почти до священного ужаса. Нуменорэ из бабушкиных сказок переплетается в подсознании с легендарным Альмареном, и Хинд не знает, что откроется ей за расступающимся туманом: не то обещанный прекрасный остров с реками, текущими золотом, не то бессмертные земли, откуда не возвращаются, не то и вовсе бескрайние звездные поля Владыки, где бабушке, несомненно, сразу по прибытию досталась самая большая отара пушистых сонных овец.

Путь навстречу лучезарной ладье Ариэн, к залитому солнцем восточному берегу, ужасает принцессу Эрэндис не меньше призраков прошлого. Воспоминания, готовые вот-вот зажить самостоятельной жизнью, обретают законченную форму, словно рука мастера, все эти годы восстанавливающая их в мельчайших подробностях, наконец, достигла совершенства и готова пустить в дело законченный инструмент. Эрэндис улыбается, отвечает на шутки воодушевленного новым и определенно опасным заданием Алласа, расспрашивает весьма подозрительно относящуюся к предстоящим им свершениями Замин о ее родном доме, сдержанно беседует с периодически покидающим свою каюту лордом Лангоном, — но когда над морем сгущаются сумерки, она остается на палубе одна и рассеянно считает звезды, отражающиеся в черной воде, будто в зеркале.

— На рассвете мы достигнем континента, другой возможности спокойно поговорить, возможно, уже не будет, — голос Тхурингветиль так внезапно разрезает тишину, что принцесса вздрагивает от неожиданности — непривычно слышать открыто звучащий, перекатывающийся на языке гортанными звуками вастакский язык. — Перед тем, как уйти, он сказал мне, где спрятал камни.

Эрэндис встряхивает головой, прогоняя остатки окутавшего ее полусонного забвения. А затем переспрашивает, искренне надеясь, что поняла собеседницу неверно.

— Что, простите? О ком идет речь?

— Ваше высочество желало знать, о чем говорил со мной Мелькор, прежде чем наши пути разошлись. Я слышала ваш вопрос. Мелькор сказал мне, где спрятал камни так, чтобы валар не смогли их обнаружить. Когда он вернется, Сильмариллы снова украсят его корону.

— Вы снова меня разыгрываете, Иштар? — Эрэндис устало возводит глаза. — Всем известно, что после падения Цитадели Сильмариллы хранились у предводителя воинства Валинора, пока не были похищены сыновьями Феанаро.

— И вы оказались настолько наивны, что приняли этот факт на веру? — изгибает бровь Тхурингветиль. — Думаете, Эонвэ ошибки прошлого ничему не научили, и он бы позволил настоящим Сильмариллам с такой легкостью снова уплыть в руки феанорингов? Или что Мелькор, безвозратно утратив один из камней, — она, недобро прищурившись, смотрит на небо, словно рассчитывая разглядеть там самого Эарендила, — преподнес бы их врагу, выйдя на бой в своей короне? Нет, он не стал дожидаться печального финала. К моменту высадки валинорских нолдор на побережье, Сильмариллов не было уже не только в Цитадели, но и во всем Белерианде. Майтимо, старший из феанорингов, был смертельно разочарован, когда обнаружил обман. И никто не знал об этом, кроме меня, даже Майрон.

— А теперь вы раскрываете мне свой секрет? — с сомнением уточняет Эрэндис. — Что я сделала такого особенного, что удостоилась этого знания?

— Нашли подход к Лангону, разумеется, — загадочно улыбается Тхурингветиль. — Известно, что он одержим идеей поиска Сильмариллов, по крайней мере, камня, доставшегося Майтимо, предположительно, затерявшегося в недрах земли. Лангон столетиями исследовал горные массивы на севере и побережье — и ничего, ни следа желаемого.

— Я бы на его месте искала утонувший камень, — рассеянно отзывается принцесса, не сводя глаз с разговаривающей с ними ласковым шепотом воды. — Бабушка говорила, что если долго плыть на запад и внимательно считать отражающиеся в море звезды, то непременно настанет момент, когда ты поймешь, что в воде их всегда на одну больше. Тогда и нужно нырять как можно глубже — и если хватит силы и смелости, камень — твой, очищенный и освобожденный от проклятия. И тогда его нужно принести в дар деве моря Рун, чтобы на небе никогда не погасла звезда, хранящая наши земли.

— Вастакские легенды прекрасны, но основаны на великом заблуждении, — качает головой Тхурингветиль. — Первый дом так и не смог вернуть себе камни, а валар слишком поздно поняли, что их обвели вокруг пальца — Мелькор уже преспокойно находился себе за Вратами Ночи, а я… даже если бы кому-то в тот момент пришло в голову расспросить именно меня, ничего бы у него не вышло, я была развоплощена, практически уничтожена, — она смеется. — Несчастный Лангон, он съест от досады собственную шляпу, когда осознает, что открыто сожалел о том, как Майрон смог вытащить из-за Грани меня, но не Мелькора. Окажись он на месте Майрона, сделай иной выбор, и Мелькору он ничем бы не помог, зато Сильмариллы были бы потеряны до дня последней битвы, если бы только валар не вздумалось перевернуть каждый камешек в Средиземье.

— Вы рассчитываете, что я донесу на вас лорду Лангону? — широко раскрывает глаза Эрэндис. — И поэтому посвятите меня в тайну, что доверил вам Владыка?

— Конечно же, нет, — недоуменно пожимает плечами Тхурингветиль. — Сильмариллы ни в коем случае не должны быть обнаружены до возвращения Мелькора. Но поразмыслите сами, Эрэндис, как еще нам переломить ход войны? Ваш государь и его преемники продолжат продвигаться на восток, покоряя все новые земли. Кханд не располагает ни искушенными политиками, ни организованной армией, население его состоит из кочевников, не успевших научиться жить в государстве западного образца, и бывших подданных Зейры, привыкших гордиться величием предков, ничего не добившись своими силами. Среди старейшин еще при мне наметился раскол, а для вариагов этого достаточно, чтобы снова начать уничтожать друг друга во имя несуществующей цели. Если Нуменор вмешается, за пять лет Кханд окажется отброшен на столетия назад. Все, чего удалось добиться Майрону, будет сведено к нулю, но в Арменелосе об этом даже не узнают. Кханд падет. В самом сердце Умбара уже, по вашим словам, готовятся возвести монумент, прославляющий Ар-Фаразона. А следующим падет Мордор.

— Но ведь лорд Хаук бессмертен, — неуверенно замечает принцесса. — Разве ему не по силам выдержать любую осаду?

— Хаук не заменит собой целую армию, — качает головой Тхурингветиль. — Люди имеют обыкновение уставать даже от войны за то, во что искренне верят. Сколько лет пройдет, прежде чем они забудут Майрона, начнут видеть в нем не более, чем отживший свое символ, как это произошло с Мелькором, приписывать ему несуществующие идеи и черты? Мы не можем себе этого позволить, ваше высочество. В том числе, потому что тогда под ударом окажется ваша родина. О Рун много лет не беспокоился никто, кроме синих магов. Сегодня система кланов и власть племенных вождей доказала свою неэффективность. Алатар и Палландо лишь ждут подходящего момента, чтобы обратить внимание короля на богатство этих земель. А если прибавить к нуменорской армии неуправляемых вариагов и бежавших из Мордора южан и орочьи племена, боюсь, судьбу вашей с Фадом семьи разделят еще очень, очень многие. Теперь вы меня понимаете?

— Не до конца, — Эрэндис озадаченно накручивает на палец выпавшую из прически прядь волос. — Вместо того, чтобы воевать за земли, они начнут воевать за земли и Сильмариллы, только и всего. К тому, не понимаю, как все это сочетается с вашим нежеланием раскрывать их истинное местоположение. Или… — догадывается она, — вы хотите пустить лорда Лангона по ложному следу?

— Спутать ему все планы, — объясняет Тхурингветиль. — Отвлечь внимание от вас и от меня, в Виньялондэ и, чуть позже, в Умбаре. Мы не можем в одиночку выиграть войну, принцесса, но в наших силах изменить ее направление — с востока на запад. Среди истерлингов и родственных им народов не сыщется ни одного хоть сколько-нибудь влиятельного безумца, что пожелал бы заполучить Сильмариллы. В глазах любого вастака, любого лорганца камни священны, неприкосновенны, и только Мелькор обладает достаточной силой, чтобы владеть ими. А вот эльдар не столь щепетильны в этом вопросе.

— Но все феаноринги мертвы! — всплескивает руками Эрэндис. — Не осталось больше никого, связанного той страшной клятвой!

— Маглор так и не вернулся в Валинор, если верить слухам, он до сих пор странствует где-то в Средиземье, — качает головой Тхурингветиль. — Его бедная жена уплыла за море, а вот одну из его дочерей в свое время видели в Эрегионе. До меня доходили слухи, что у Келебримбора оставался сын, о существовании которого Майрон, в ту пору называвшийся Аннатаром, так и не смог ничего узнать наверняка. Король Гил-Галад принадлежит ко Второму дому нолдор, к тому же при его дворе состоит младший из сыновей Эарендила. Кто еще остается? Галадриэль, светлая леди Лориэна, дочь Финарфина. Орофер, один из дориатских синдар, не забывший, что стало косвенной причиной гибели его короля. Возможно, ни один из этих эльдар не начал бы войну из-за ценности Сильмариллов, однако допустить, чтобы они достались Лангону, прислужнику Врага, — нет, для них это было бы невыносимо. Остаются и синие маги, посланцы Валинора. До сих пор они поддерживали Лангона в пику Майрону, но как они заговорят теперь, когда на кон будет поставлено средство для возрождения Древ — вы же знаете, что говорится на сей счет в пророчестве? Помните, принцесса, что я однажды говорила вам о символах? Многие высокопоставленные нуменорцы готовы на все, лишь бы завладеть Единым кольцом, вы сами рассказывали мне о леди Инзильмит и ее сыне, так представьте, что произойдет, если перед ними откроется перспектива получить камни, за которые эльфы и не только заплатят любую цену? К тому же, — она лукаво улыбается, — вы забываете, что в Валиноре со всем вниманием следят за событиями в Средиземье, пусть иногда нам и кажется, что о нас забыли…

— То, что вы предлагаете, Иштар, никак не может снискать моего одобрения, — потрясенно выговаривает Эрэндис. — Стравить нуменорцев и эльдар ради, возможно, несуществующих камней? Откуда мне знать, что все это правда? Что вы не выдумали эту историю вместе с Тар-Майроном, чтобы избавиться от лорда Лангона, что Тар-Майрон не сдался государю в плен именно ради того, чтобы… — она широко раскрывает глаза, — чтобы война сама пришла в Нуменорэ…

Тхуренгветиль раздраженно закатывает глаза и порывисто проходится по палубе, убеждаясь, что у их беседы нет нежелательных свидетелей.

— А кто сказал, принцесса, что мы не имеем права защищать себя всеми доступными способами? Валар благословили Сильмариллы и благословили Нуменор, так где еще достойны храниться эти камни? Нуменор прекрасно вооружен и изолирован почти от любой внешней угрозы, ваши мастера работают над чертежами летающих кораблей, ваше оружие превосходит собой все, что когда-либо производилось в Мордоре, а отношения с эльдар и без того безнадежно испорчены, их уже не исправить. Ар-Фаразону ничем не повредит война с королевствами эльдар, находись они хоть в Средиземье, хоть в Амане, зато Восток, если срочно что-то не предпринять, окажется почти беззащитен. Вы так много говорите о любви к своей стране, будущем своего рода, Эрэндис. Если мы оставим все, как есть, не будет никакого будущего.

— Вам нет никакого дела ни до Рун, ни до Кханда, — с горечью произносит Эрэндис. — Вы делаете это, чтобы скомпрометировать лорда Лангона и заставить государя освободить Тар-Майрона и поддерживать его, только и всего. И я чувствую, что меня используют.

— А кого не используют? — Тхурингветиль пожимает плечами. — Любой из нас — орудие в чужих руках. Часть замысла, если угодно так считать. Видите ли, Эрэндис, времена изменились. Мне до сих пор снится наша первая крепость, мы с Майроном можем сколько угодно тосковать по Цитадели, но даже если Мелькор освободится, возврата к прошлому уже не будет. Эпоха клятв и песенных поединков ушла, она похоронена на дне Белегаэра, за эти годы изменился каждый из нас. Я чувствую, что стала слишком стара для того, чтобы продолжать летать по лесам в облике вампира. Войны отныне ведутся при помощи другой магии — магии человеческих душ. Если моя помощь вас так оскорбляет, вы можете позволить Ар-Фаразону использовать вас в своих целях — но только не забывайте, что он вам выбора не предоставит, — майэ начинает говорить все быстрее, но не повышает голос, и Эрэндис чувствует, что не в состоянии произнести ни слова в ответ. — Да, я убеждена, что Майрон, как никто другой, заслуживает свободы. Ваш король не имел никакого права являться в наши земли и требовать сложить оружие. Нуменор не может представлять Средиземье хотя бы потому, что во время войны Гнева большинство людей сражалось на стороне Мелькора — в том числе и ваши предки, Эрэндис. Нуменор, хочет он того или нет, все еще представляет интересы и ценности эльдар — так пусть узрит их истинное лицо.

Тхурингветиль замолкает, окидывая цепким взглядом нижнюю палубу, а Эрэндис опирается о перила, чувствуя, как на плечи непомерным грузом опускается накопившаяся усталость. Ее состояние замечает и майэ, потому как спокойно советует:

— Нам предстоит непростой день, ваше высочество. Через несколько часов вы должны быть на ногах. Отдохните немного.

— А вы? — скорее из вежливости спрашивает Эрэндис — сейчас ей больше всего хочется остаться наедине со своими мыслями. — Вам нужно экономить силы, Иштар. Если вы всерьез задумали то, о чем говорите, вы не можете позволить себе бессонные ночи и лишние превращения. Вы ведь так смогли выбраться ко мне? Я знаю, что люди лорда Лангона следят за вашей каютой.

— А еще я не могу позволить себе тратить драгоценные минуты на сон, ваше высочество. Не беспокойтесь обо мне. Бывало и хуже.

Эрэндис качает головой, но все же интересуется, прежде чем удалиться:

— Иштар, то, что вы сказали о Сильмариллах, — правда? Эльфы были обмануты, камни не потеряны?

— Так мы скажем нашему драгоценному лорду Лангону, — усмехается майэ, высматривая что-то одной ей понятное в непроглядной черной мгле за бортом. — А потом полюбуемся тем, какую форму примут его поиски.

Эрэндис, однако, не намерена довольствоваться таким ответом.

— А на самом деле? — настойчиво спрашивает она. — Если это не ложь, почему вы не отдали камни Тар-Майрону?

Тхурингветиль пожимает плечами.

— Восторги вокруг камней сильно преувеличены. Мелькору они были нужны, чтобы ослабить эльфов и помешать им выступить против нас единым фронтом, Майрона они и вовсе никогда не интересовали. А знаете, что в этом самое забавное? — она улыбнулась. — Майрон тоже считает, что все это — моя выдумка, пусть и очень удачная, учитывая ход войны.

— Это означает, что Тар-Майрон заблуждается на ваш счет? — уточняет Эрэндис.

— А как бы вам хотелось? — Тхурингветиль, по обыкновению, не дает прямого ответа. — Пока что это означает лишь то, что я умею держать данное слово. А приведет ли это к тому, что остаткам эльдар придется покинуть Средиземье, или люди совершат невозможное, двинувшись на запад, чтобы бросить вызов бессмертным, я предсказать не вольна, да и не мое это дело. В конце концов, какой вред вообще может причинить случайно брошенное слово? И стоит ли воспринимать меня всерьез, я ведь совсем не думаю о том, что болтаю…

Эрэндис возвращается в свою каюту с еще большим беспорядком в голове, но ей так и не удается сосредоточиться и попытаться разобраться в этой запутанной картине — прямо у дверей ее перехватывает Аллас.

— Ваше высочество, вы с ума сошли! Вы хоть представляете, что было бы, если бы вас обнаружили! Я целый час провел, дежуря на палубе, с трудом избавился сначала от кока, а потом от бестолковой Замин! А если бы лорд Лангон следил за вами? Вы подвергаете себя огромной опасности!

— А с чего весь переполох? — удивляется Эрэндис. — Разве я скрываю свое расположение к леди Иштар? Она сопровождает меня по воле самой королевы.

— Да причем тут королева! — досадливо отмахивается Аллас. — Если услышат, что вы свободно говорите на этом проклятом языке, да еще с кем!..

— Вастакский мне преподавали по желанию государя, — принцессу этот разговор начинает приводит во все большее недоумение. — Всем известно, что я свободно говорю на нем, где и с кем мне вздумается.

— Но, ваше высочество, зачем вы меня обманываете? — укоризненно отвечает Аллас. — Я ведь здесь для того, чтобы вас защищать. Вы говорили совсем не на вастакском, а на черном наречии Мордора. Не мне ведь вам говорить, такие познания нужно держать в секрете!

Эрэндис смеется — обвинения Алласа звучат совершенно нелепо.

— Как же, по-твоему, я могла говорить на языке, которого не знаю? Все восточные языки для выходца из Нуменорэ звучат одинаково, к тому же, в них много заимствований. Ты ошибся. Я говорила на вастакском.

— Нет, не ошибся, — Аллас морщится. — Как будто я недостаточно прислужников Саурона повидал… Этот язык я ни с чем не перепутаю. Он не похож ни на лающий говор орков, ни на диалекты восточных стран. Не подумайте, что я позволяю себе вам указывать, принцесса, кто я такой, чтобы давать вам советы! Но лорд Лангон вам не друг. И если он узнает, что вы понимаете язык Мордора…

— Прекрати повторять эти глупости, — сердится Эрэндис. — Я не знаю ни слова на черном наречии, никогда не знала и не испытываю ни малейшего желания узнать. Если на то пошло, по всему выходит, что и леди Иштар отвечала мне на том же языке, а уж это точно неправда, потому что я понимала ее от первого до последнего слова. Вместо того, чтобы фантазировать, пойди лучше и проверь, добралась ли она благополучно до своей каюты. А насчет лорда Лангона ты абсолютно прав. Он мне не друг. И никогда, к слову, не вызывался им быть.

Засыпает Эрэндис быстро, втихомолку посмеиваясь над забавной ошибкой Алласа. Если бы государь был рядом, она бы непременно поделилась с ним этим разговором — по легендам, основанное на искаженном валарине черное наречие было чрезвычайно сложным для изучения, и даже принцессе с ее способностями пришлось бы для начала обзавестись бессмертием, как у улаири, чтобы хоть сколько-нибудь преуспеть в достижении поставленной цели.

Когда утром принцесса, приведя себя в порядок и набросив на плечи дорожный плащ, поднимается на палубу, Тхурингветиль и Лангон уже невозмутимо беседуют о встреченной последним группе горных троллей, спустившейся к тракту от переправы в Синих горах и терроризирующей редких путников. Троллям, по словам Лангона, недоставало сообразительности подыскать более прибыльное место, зато они немало раздражали местных гномов. Подробностями этой истории принцесса не интересуется — широко раскрыв глаза, она смотрит на вырастающую прямо перед ними судостроительную верфь, совсем не похожую на ту, что она видела в Нуменорэ.

— Это Виньялондэ? — тихо спрашивает она, столько лет не покидавшая острова и пораженная видом совершенно новой и, казалось бы, навсегда оставленной в прошлом земли.

— Лонд Даэр Энед, — уточняет Лангон, бросив быстрый взгляд на Тхурингветиль. — Виньялондэ этот город называют на квенья — что выдает или друзей эльфов, или сторонников империи.

После ночного разговора принцесса избегает смотреть советнику в глаза, словно опасаясь выдать замыслы своей союзницы действием или неосторожной мыслью. Вдруг думается, что попытки Лангона завладеть Сильмариллами немедленно настроят против него весь высший свет Харадвейта и умбарское жречество, и невыразимо страшно чувствовать себя тем мелким камешком, что повлечет за собой лавину.

— Если не возникнет осложнений, уже послезавтра корабль будет готов к отплытию, ваше высочество, — медовым голосом сообщает Лангон. — Морем мы спустимся до границы с Харадвейтом, оттуда продолжим путь на юг по суше. Его величество с маршрутом подробно ознакомился и утвердил его, как наиболее безопасный. Он также счел нелишним для вас встретиться с наиболее уважаемыми жителями города. В порту нас ожидают посланники мэра, а после того, как вы немного отдохнете, по вашему желанию вам покажут город. Леди Иштар, разумеется, не стоит лишний раз появляться на людях.

Эрэндис резко разворачивается к нему прежде, чем Тхурингветиль успевает что-то возразить.

— Мне казалось, подобные решения принимаю лично я, а не мои спутники, — с вызовом произносит она. — Леди Иштар приглашена нами не для того, чтобы коротать дни в гостиницах. Ее ценные советы придутся весьма кстати.

— Неразумно, ваше высочество, — укоризненно останавливает ее Лангон. — Репутация леди Иштар оставляет желать лучшего. Здесь слишком многим известно о покушении. Из соображений ее же безопасности леди Иштар нечего делать на улицах нуменорского города.

Тхурингветиль мягко касается ее руки.

— Лорд Лангон абсолютно прав, ваше высочество, — неожиданно покладисто отвечает она. — Я уже много лет не бывала в Лонд Даэр, вряд ли смогу быть вам чем-то полезной. Я и сама хотела просить позволения остаться на постоялом дворе.

Эрэндис становится ясна игра майэ — вот уже и Лангон смотрит на ту с явным подозрением, не решаясь, впрочем, открыто отдать страже распоряжение глаз с Тхурингветиль не сводить. Корабль причаливает к берегу, и на какое-то время принцессе кажется, что ее спутник и думать забыл об этом разговоре. Впечатления обрушиваются на нее, словно водопад, — встречают ее с величайшим почтением, размещают со всеми удобствами. Виньялондэ не похож на другие города Нуменорэ — здесь всего чересчур, и шума, и запахов, и странных людей. Принцесса скользит взглядом по деревянным домам и решает, что жить здесь постоянно не согласилась бы.

Лишь после знакомства Эрэндис с мэром — довольно посредственным низкорослым человечком в круглой фетровой шляпе без полей — лорд Лангон снова напоминает о себе, выбрав для разговора удобный момент, когда поблизости нет Тхурингветиль.

— Вы ведь понимаете, ваше высочество, что король отдал мне вполне определенные распоряжения касательно леди Иштар и условий вашего совместного путешествия?

Эрэндис отвечает не сразу, обводя внимательным взглядом большой зал ратуши, где в ее честь устроили настоящий пир, и кивая в ответ на ободряющую улыбку одного из ее телохранителей, лучшего из людей лорда Аланора.

— Вы ведь понимаете, лорд Лангон, что похожие указания, по всей видимости, получила и сама леди Иштар — в отношении вас?

Майа нехорошо усмехается, и принцесса замечает в его глазах столь редкий для него проблеск эмоций.

— Получила, — кивает он. — Вопрос только в том, от кого. Не знаю, что за ценную информацию она выдала Ар-Зимрафель в обмен на освобождение, но она не оставила бы Саурона ради какой-то мелочи. Иштар что-то задумала, и вам известно, что это, принцесса. Вы расскажете мне.

— Вы мне приказываете? — недоуменно смотрит на него Эрэндис. — Вы забываетесь, милорд. С чего вы решили, что это каким-то образом касается вас? Если я и сочту нужным с кем-то посоветоваться, этим человеком будет только государь.

— Пройдет не меньше полутора суток, прежде чем ваше послание попадет в руки государю, — возражает Лангон. — И еще столько же — на доставку ответа. Достаточно для того, чтобы успело случиться непоправимое. Я предупреждал, что леди Иштар опасна и ни в коем случае не должна покидать темниц Нуменора, но ее величество, увы, поддалась ложному обаянию этого существа и поверила в его невиновность. Нравится вам то или нет, но по эту сторону пролива я единственный, кто может встать между леди Иштар и вами, принцесса. Если ее намерения причинят вам вред…

Эрэндис понимает, что обстановка не слишком подходящая, но как знать, ждет ли их в будущем еще один столь же удачный поворот разговора, и порывисто произносит:

— Не мне, — осекшись, она испуганно смотрит на Лангона. — Возможно, вообще не причинят. Я думаю, что она все лжет. Вернее даже, не лжет, а предпочитает и дальше заблуждаться, убеждая в своей правоте и окружающих. Не думаю, что в наши дни кто-то еще поверит сказке о Сильмариллах…

Остаток дня Эрэндис внимательно наблюдает за лордом Лангоном, однако непохоже, чтобы ее слова затронули хотя бы какую-то струнку в его душе. Поделиться информацией с Тхурингветиль удается не сразу, однако та выглядит исключительно довольной.

— Я знаю Лангона много дольше, чем вы, Эрэндис, — улыбается она. — Вот увидите, он теперь глаз с меня не спустит.

— И что же в этом хорошего? — не выдерживает девушка. — Под надзором лорда Лангона нам точно не удастся встретиться с Ангмаром или кого там еще пошлет нам на помощь Тар-Майрон.

— Я ведь еще в Арменелосе предупредила, что не собираюсь вести никаких дел с Ангмаром, — удивленно отзывается Тхурингветиль. — В этом вопросе я целиком и полностью полагаюсь на Майрона. Он ухитрялся тайно встречаться с Мелькором на Альмарене, под самым носом у валар, так неужели не найдет способ вытащить Фада из какой-то жалкой человеческой тюрьмы? На встрече с Ангмаром я вам, моя госпожа, не нужна.

Эрэндис бросает в холод от этих ее слов.

— Вы отказываетесь мне помогать, Иштар? — восклицает она. — Как же я узнаю Ангмара? Где вообще я должна искать его в незнакомом городе?

— Говорите тише, здесь даже у стен есть уши, — останавливает ее Тхурингветиль. — Ангмар сам вас найдет, можете не сомневаться. И тогда вы ни с кем его не перепутаете.

— Но Лангон нам даже заговорить друг с другом не позволит, — не сдается Эрэндис. Тхурингветиль покровительственно обнимает ее за плечи.

— Лангона я беру на себя.

Поездку по Лонд Даэр намечают на послеобеденные часы следующего дня, и здесь принцессу ожидает первый сюрприз. Лангон, до последней минуты не выдававший своих намерений, внезапно изменяет планы и отказывается от затеи составить ей компанию.

— Полагаю, что на нуменорской земле все еще могу с чистой совестью оставить вас на попечение воинов, которых выбрал для вашей охраны лорд Аланор, — искусственно улыбается он. — Выяснилось, что существуют вопросы чрезвычайной важности, решение которых требует моего личного участия. Вы и не заметите моего отсутствия, ваше высочество. Похоже, вы совершенно очаровали господина мэра.

К великому сожалению Эрэндис, здесь Лангон не ошибается — мэр действительно всеми силами тщится произвести на нее впечатление и, очевидно, добиться положительной рекомендации перед государем, а потому не умолкает ни на минуту, ведя речь то о достопримечательностях города, то о местных сплетнях, в потоке которых принцесса очень скоро перестает ориентироваться. В обществе Тхурингветиль эта прогулка могла бы даже показаться приятным развлечением, но в сложившихся обстоятельствах все, что интересует Эрэндис — это о чем в ее отсутствие беседуют майар Владыки.

Климат на континенте отличается от островного — Эрэндис всем своим существом ощущает наступление настоящей осени. Там, куда они скоро отправятся, царит вечное лето, и огненно-красный шар солнца до позднего часа висит над горизонтом, золотя полукруглые крыши храмов и неспокойную рябь моря, так что она наслаждается непривычной ветренной прохладой и любуется едва различимыми очертаниями резных деревянных зданий в вечернем полумраке. Карета огибает ратушу и устремляется к верфям — мэр горит желанием показать принцессе новые корабли, и, к вящему удивлению, здесь Эрэндис сталкивается со старым знакомым.

Не сказать, что появление мастера Нарронда вызывает у принцессы особенную радость — из памяти еще не изгладились его возмутительные намерения строить новый нуменорский флот, взяв за основу погребальные корабли истерлингов. Нарронд замечает ее не сразу: деловито семеня по мосту между доками, в самой гуще событий, он поминутно задает работникам вопросы и делает пометки в обтянутой синим бархатом записной книжице, полностью поглощенный своим ремеслом.

— Мастер Нарронд, — изображает Эрэндис приветливую улыбку, когда становится очевидным, что светской беседы не избежать. — Какая неожиданная встреча. Я думала, вы все еще трудитесь над строительством Алькарондас и не покидаете острова.

— Лонд Даэр Энед с радостью поставляет государю самую качественную древесену, — немедленно сообщает мэр. — Нарронд — частый наш гость, приезжает лично убедиться в том, что товар оправдывает свою цену.

— Для настоящего мастера всякое его творение — словно родное дитя, — с присущей ему высокопарностью изрекает Нарронд. — А в использовании материалов, порожденных моей второй родиной, я вижу особенный символизм. Работа над Алькарондас почти завершена — однако свой первый вздох судно сделает, когда сможет расправить крылья.

— Выходит, вы уже разобрались в технологиях, что использовали истерлинги Первой эпохи? — насмешливо осведомляется Эрэндис. — Да государь осыплет вас золотом!

— Пока не разобрался, пока не разобрался, ваше высочество, — сварливо трясет головой Нарронд. — Тонкое искусство кораблестроения не терпит суеты. Я вижу, Алькарондас предначертан великий путь и грандиозные свершения, и я сделаю корабль воплощенным совершенством, пусть даже на это уйдут долгие годы.

— Суда, о которых вы говорите, могут стать опасным оружием, — подмечает мэр. — Полагаю, простому обывателю спокойнее будет продолжать считать, что это очередная восточная сказка. У них там и драконы разговаривают, и вздорный подземный народец похищает детей, оставляя вместо них в колыбели уродливых чудовищ. Богатое воображение!

— Летающие корабли обеспечат Нуменорэ господство на суше, в море и на небе на столетия вперед! — с лихорадочным блеском в глазах заявляет Нарронд. — Люди смогут стать равными богам, достигнув бессмертных земель, смогут покорить новые вершины, расширить горизонты!

— Сомневаюсь, что боги встретят их с распростертыми объятиями, — не удерживается от критического замечания Эрэндис. — Во всяком случае, майар в таких ситуациях не так уж сильно отличаются от людей. Подозреваю, что валар тоже чрезвычайно ценят спокойствие и уединение в своем Валиноре. Незваные гости им не нужны.

— Вы рассуждаете приземленно, ваше высочество, — довольно дерзко отзывается Нарронд. — Появление летающих кораблей навсегда изменит само понятие войны. Когда вы вернетесь в Нуменорэ через несколько лет, вы не узнаете своей родины.

— Я уже начинаю подозревать нечто подобное, — мрачно кивает Эрэндис. Мастер бы нашел общий язык с Тхурингветиль — его, судя по всему, тоже совершенно не устраивает предсказуемая и размеренная жизнь.

Мэр и Нарронд, похоже, отлично ладят — Эрэндис решительно нечего добавить к их спору, давно уже вышедшему за рамки обычного делового визита, поэтому она ненадолго оставляет мужчин, желая осмотреться. Атмосфера портов и верфей с юных лет кажется ей завораживающей, и она уходит все дальше, любуясь грациозными скелетами будущих кораблей, их расписными парусами с символикой королевства и стройными, устремленными ввысь мачтами. Совсем иными ее бабушка описывала драккары умбарских корсаров — длинные и изящные корабли с черными парусами и декоративными веслами, которые на практике уже много лет не использовались. Именно из опасения столкновений с непредсказуемыми пиратами лорд Лангон принял решение не заплывать южнее границы Харада. За себя майа мог не опасаться, а вот две женщины на борту грозили создать нежелательные осложнения.

— Он чересчур много болтает, этот корабел, — замечает вдруг невесть откуда взявшийся матрос, без дела бродящий по пристани, и только теперь Эрэндис понимает, как далеко отошла от своих спутников. — И только что купил у старины Анора никуда не годную лиственницу.

Что-то в голосе моряка заставляет принцессу взглянуть на него повнимательнее. Стоящему перед ней человеку не больше сорока, светлые волосы небрежно убраны под шляпу, выразительные глаза медно-орехового цвета глядят настороженно, будто ожидая подвоха. Эрэндис отчего-то кажется, будто она уже видела у кого-то похожий цвет глаз, вот только вспомнить, у кого именно, никак не удается. Впрочем, все эти детали очень скоро теряют значение, — возможно, дело в самой ауре, что распространяет вокруг себя этот странный матрос: холода, пронзительной тишины и тьмы. Воспоминания будто переносят Эрэндис на несколько месяцев в прошлое: мимолетное столкновение на улицах города, парализующий ужас, падение в пустоту. Наваждение едва ли длится несколько секунд, но она поспешно отшатывается от незнакомца, догадавшись, наконец, с кем только что повстречалась.

— Значит, вы и есть леди Хинд из Рун, потерянное дитя, о котором было столько странных разговоров, — полувопросительно констатирует назгул. — Легче пробиться на прием к королю, чем застать вас в одиночестве.

— Вы что, правда, лорд Ангмар? — Эрэндис сознает, что выглядит глупо, но не преуспевает в попытках скрыть изумление. — Я вас совсем иначе представляла.

— Разочарованы? — ухмыляется Ангмар, потешаясь над ее растерянностью. — Сожалею, но Лонд Даэр — давно уже не тот город, где можно без риска для репутации надеть черное.

— Никак не ожидала увидеть вас именно здесь, — Эрэндис неловко улыбается, кивая на сложенные в огромную пирамиду бочки, возле которых они остановились. — Леди Иштар предупреждала, что вы сами меня разыщете.

— И я это сделал, — подтверждает Ангмар. — Хотя, не стану скрывать, был удивлен. Не припоминаю, чтобы до сих пор Повелитель обращался к нам с такими… своеобразными просьбами.

— Это заслуга леди Иштар, не моя, — отзывается Эрэндис. — Вам удалось найти мальчика?

— Надзиратели будут убеждены, что Фад, сын Зейда, отбывает наказание в соответствии с приговором, — уверенно произносит Ангмар. — Если вы задержитесь в городе еще на день, сможете попрощаться с братом.

— Куда он поедет? — тихо спрашивает Эрэндис. — В Кханд? Как я могу быть уверена, что его там не убьют? Ведь леди Иштар уже не будет рядом с ним…

— Всем, кто когда-либо встречал леди Иштар, — холодно возражает Ангмар, — безопаснее находиться от нее как можно дальше. Когда-нибудь вы это поймете.

Эрэндис невесело улыбается.

— Значит, его звали Зейд… Забавно, что я узнаю об этом от вас. Как Тар-Майрон узнал?

— Мне сообщил не Повелитель, — пожимает плечами Ангмар. — Выходит, вы не помнили имени собственного отца?

— Я его не знала, — виновато признается Эрэндис. — У нас не принято было обращаться к родителям по имени. Особенно если ты дочь вождя. Уважение проявляется в мелочах. А потом отец погиб, и я тысячи раз пожалела, что не могу даже должным образом почтить его память. Спасибо вам, что помогли это исправить.

— Вас легко порадовать, — фыркает Ангмар. — Будьте готовы завтра на закате. А сейчас не заставляйте своих провожатых вас разыскивать.

— Подождите, — вскидывает руку принцесса. — Этот мальчик, который займет место Фада… кто он? Из какой семьи? Почему согласился?

Судя по выражению лица лорда Ангмара, при подборе подходящего кандидата он и не подумал обременять свой разум подобными вопросами. Эрэндис огорченно качает головой. С каждой минутой затея нравится ей все меньше, и приходится регулярно напоминать себе о том, что на карту поставлено будущее самого близкого ей на всем белом свете человека.

Довольно странно вернуться в карету и слушать беззаботную болтовню мэра после знакомства с предводителем улаири. На какое-то мгновение Эрэндис даже хочется вернуться к докам, чтобы убедиться, что этот призрачный моряк ей попросту не почудился.

Мэр непременно желает показать ей местную оранжерею и фиолетовые розы, представляющие собой особую гордость его супруги. Принцесса делает вид, что любуется великолепными цветами, но мысли ее далеко.

В комнату Тхурингветиль она поднимается едва ли не бегом.

Майэ сидит перед зеркалом и расплетает уложенные в сложную прическу рыжие локоны. На появление Эрэндис она реагирует слабым кивком, словно та не может сообщить ей ничего нового.

— Я видела лорда Ангмара, — робко начинает принцесса. — В порту. Он выглядел… необычно. Носил камзол, как у капитана корабля. И шляпу. Настоящую корсарскую шляпу.

— Вы же за информацией туда пошли, а не за представлением, — отзывается Тхурингветиль. — Если хотите взглянуть на форменную одежду с гербами Мордора, за этим отправляйтесь в Лугбурз.

— Он сказал, что завтра на закате мы сможем увидеть Фада. Сможем, ведь правда? Я думаю, Фад больше будет рад увидеть вас, чем меня. Ведь он не знает…

— Если узнает, может и передумать ехать, — замечает майэ. — Не стоит портить красоту момента ненужными откровениями. Однажды вы ему во всем признаетесь, и тогда он будет благодарен вдвойне.

— Он был очень любезен со мной. Лорд Ангмар. Как будто все эти ужасы рассказывали и не про него, — видя, что Тхурингветиль даже слышать ничего не хочет о предмете своей антипатии, Эрэндис поспешно меняет тему. — А что у вас? Лангон говорил что-то о камнях?

— Мы прогулялись, — отвечает Тхурингветиль. — Какое-то время он преследовал меня, полагая, что держится незаметно. Я привела его на местное кладбище. Отличное место для разговора. Разумеется, я все отрицала.

— В чем тогда был смысл? — непонимающе смотрит на нее Эрэндис. — Отвлечь его на один вечер? Во второй раз эта уловка не сработает.

— Эта уловка уже сработала лучше, чем вы можете себе представить, — мило улыбается Тхурингветиль. — Укажи я Лангону хотя бы примерные координаты тайника — и он бы тотчас уверился, что я лгу.

— Ваш план все еще кажется мне абсолютно непродуманным, — вздыхает Эрэндис. — Не могу представить себе, чтобы все те мудрые правители, имена которых вы называли, поверили в такую чушь. Уж не наш государь — это точно.

— Мне и не нужны все, какое мне вообще дело до того, во что они верят, — смеется Тхурингветиль. — Достаточно, чтобы поверил один. Все они, ваше высочество, связаны невидимыми, но очень крепкими узами — достаточно одной шестеренке пойти в другую сторону, и от механизма в считанные минуты ничего не останется.

На этот раз Эрэндис уходит с неприятным подозрением о том, что пресловутой шестеренкой в этой игре стала она сама. По прошествии нескольких бессонных часов принцесса машинально отмечает, что Асуан, с историей которой она могла ознакомиться благодаря "Смерти в городских легендах", после своей нашумевшей казни была похоронена именно на кладбище для бедняков в Виньялондэ. Воображение решительно отказывается представлять Тхурингветиль, отправившуюся посетить собственную могилу, и очень скоро Эрэндис забывается тревожным поверхностным сном.