Время толерантности (гет)

Мрак был клубящимся и объёмным. В ушах перекатывался шум, становясь то громче, то тише, словно где-то совсем рядом перекатывались морские волны. Разлепить глаза, даже просто пошевелиться, было невозможно... Роза не знала, сколько времени она лежала так. «Лежала»? Ощущения тела отказывали, казалось, она парит в чёрном ночном небе без звёзд. Но вот где-то на границе шума проступили голоса. Вернее один голос. Тихий и удивительно знакомый.

— Никаких зелий. Я сказал никаких зелий.

Ответная реплика потонула в вихре спутанных ярких линий, прорезавших тьму и болью отдававшихся в голове. От них шум усилился, став похожим на яростный гул штормового моря.

— В её положении это небезопасно, — добавил всё тот же голос. — Только заклинания. Я прослежу.

«Он знает», — подумала Роза и снова потеряла сознание.

* * *

Вначале была боль. Дикая, адская боль в левом предплечье. Альбус резко выдохнул, но открыть глаза или пошевелиться не смог. Боль прекратилась так же внезапно, как началась. Осталось только ощущение кружащих, как мошкара, искр под веками. Искры стремительно гасли, погружаясь обратно во тьму.

— Ты пришёл в себя, — констатировал тихий и спокойный, как у василиска, голос Скорпиуса Малфоя. Гулкость голоса свидетельствовала о том, что они находятся в довольно просторном и почти пустом помещении. А боль... боль была вызвана тем, что Малфой ни то осматривал, ни то заново перевязывал его рану. Альбус чувствовал прикосновение прохладных, сухих, каких-то неуловимо профессиональных пальцев Малфоя, и не мог отделаться от ощущения, что колдомедик умудрялся даже своим прикосновениям придать оттенок брезгливости.

— Не пытайся открыть глаза. Ты пока не можешь.

Альбус цеплялся за этот голос, потому что он помогал ему быть в сознании. Но вот пауза затянулась. Пальцы тоже замерли, если не исчезли. Он уже думал, что врач неслышно выскользнул из палаты и оставил его на растерзание темноте, когда Малфой снова заговорил:

— Я знаю, что ты хотел спасти двух людей. Но добился успеха только наполовину.

— Роза?.. — еле слышно, превозмогая слабость и с трудом разлепляя сухие губы, прошептал Альбус. На какую-то долю секунды он подумал, что Роза потеряла ребёнка.

— Нет! — резко прозвучал голос Малфоя. Альбус понял, что Малфой не мог знать, что ему известно о беременности Розы. Но тогда... — Лили, — произнёс после паузы Скорпиус. На сей раз его тону вернулось мертвенное безразличие.

— Но... — внутри Альбуса что-то оборвалось. Этого не должно было быть, он же не позволил ей «навредить»...

— Неточность формулировки Обета, — произнёс Скорпиус тем же ровным тоном.

На Альбуса нахлынуло дикое, всепоглощающее отчаяние. Перед ним, словно на колдографии, возник тот далёкий день в гриффиндорской гостиной и Цинта, скрепляющая Обет своей палочкой, зажатой в дрожащей руке...

— «... пытаться», — выдавил из себя Альбус. В уголке его глаза медленно набухла слеза и скатилась по щеке вбок, куда-то в сторону уха. «... обязуешься ли ты, Лили, не пытаться навредить...» Не в силах пошевелиться, даже не в силах закричать, Альбус лежал на подушках и ловил воздух горлом, словно сожжённым невыплаканными слезами. Время потеряло для него свой счёт. Осталась только ужасная, ломающая душу боль... Пока Альбус не провалился в забытье, то ли от наложенного заклятия, то ли от своего состояния.

* * *

— ... почему? — почти неслышно прохрипел Альбус, неуверенный, что его есть кому услышать: он чувствовал себя абсолютно в сознании, но открыть глаза или пошевелиться по-прежнему не мог. Голос Малфоя откликнулся моментально, как будто тот никуда и не уходил.

— Почему я стал тебя спасать? Потому что хотел убедиться... — теперь речь Скорпиуса перемежалась натужными паузами, а в безличном тоне прорезались ноты мрачной, глухой ненависти, — что спас бы Розу, если бы Лили... — его голос дрогнул, — попала.

— И?.. — зачем-то спросил Альбус. Слушать было не так больно, как оставаться наедине со своими мыслями.

— Не смог бы, — отрывисто и резко, словно ставя точку в разговоре, сказал Малфой. Но, помолчав, продолжил: — Яд был изготовлен специально для Розы. Ты и так чуть не умер потому, что вы родственники и... — теперь голос врача напоминал змеиное шипение, — у вас слишком похожие эмоциональные ауры.

Альбус почувствовал дуновение воздуха и перемещение веса совсем рядом с собой: теперь Малфой сел к нему на край кровати. Неожиданно, плечо Альбуса снова пронзила резкая боль. Он не выдержал и придушенно зашипел через сжатые зубы. Боль отпустила, а Малфой, понизив голос, произнёс:

— А теперь слушай меня, Поттер. Я не хочу знать, что было между вами с Розой. Но я хочу, чтобы больше. Ничего. Не было. Никогда. Ты уедешь в Австралию, и она больше о тебе не услышит.

— А если нет?.. — одними губами прошептал Альбус, всё ещё не в силах прийти в себя.

— Если нет... — казалось, Малфой улыбается. Внезапно, боль в руке Альбуса повторилась, и на этот раз он был твёрдо уверен, что Малфой давит на повязку, чуть ли не залезая внутрь раны. Не прекращая свою пытку, Скорпиус ответил: — За пределами этой больницы, я такой же волшебник, как и все остальные, и никому ничего не должен. Я найду тебя, Альбус, и ты пожалеешь обо всём. Перед смертью, разумеется, — сказав это, Малфой отпустил повязку, и Альбус бессильно рухнул на простыни: оказалось, что всё это время он, в судороге, держал своё тело на весу, опираясь только головой и ногами, словно в каталептическом припадке.

— Зачем мне тогда вообще жить? — прохрипел Альбус.

— Вот как? — казалось, вопрос слегка позабавил доктора. А может он всего лишь разыграл изумление. — Я думаю, что, как минимум, у тебя есть жена — очень милая женщина, кстати! — и... — здесь он сделал паузу, — ребёнок.

Альбус поражённо молчал. Скорпиус решил оставить его обдумывать услышанное и вышел. Разумеется, Мари ему ничего не говорила. Но нельзя провести диагностическое сканирование (а она после госпитализации мужа была в таком состоянии, которое предполагало лечение уже для неё самой), и не заметить беременности. Если бы не этот ребёнок, Скорпиус бы просто дождался выписки Альбуса — и вызвал его на дуэль. Лучше неофициальную, чтобы ни в чём себя не сдерживать.

* * *

Когда Роза наконец-то пришла в себя и смогла открыть глаза, Скорпиус сидел рядом с ней и держал её за руку. Вторая его рука покоилась у неё на животе. При этом, сам доктор Малфой смотрел невидящим взглядом куда-то в стену и, судя по напряжённой складке между бровями, мучительно о чём-то размышлял. Роза слегка пошевелилась, и он мгновенно перевёл взгляд на неё.

— Проснулась, милая? — Скорпиус улыбнулся ей, словно по мановению палочки меняя холодное, застывшее выражение лица на приветливое.

Роза кивнула и потупилась. Вернее, просто отвела глаза, так как потупиться, лёжа на больничной койке, получилось плохо. Конечно, всё произошло так, как он и предсказывал — едва она забеременела, как неприятности не заставили долго ждать. И как ему объяснить теперь, почему и о ребёнке она тоже не сказала?!

— Я думаю, — Скорпиус взял её руки в свои и поцеловал, — что мы назовём её Астрой.

Она удивлённо вскинула на него взгляд и спросила быстрее, чем успела подумать:

— Но почему?

— Потому что это и звезда, и цветок, — усмехнулся её муж.

— Чтишь традиции? — Роза тоже невольно улыбнулась. Мучившее её жестокое чувство неловкости испарилось, словно её душу выпустили на волю из тесной клетки.

— Всегда, — совсем уже по-малфоевски ухмыльнулся Скорпиус и добавил: — Но всегда поступаю так, как задумал! Свести одно с другим — всего лишь вопрос дипломатии...

Они весело расхохотались. Но вдруг Роза кое-что вспомнила.

— Скорпиус! Цветок...

— Вдребезги, — Малфой утвердительно кивнул головой и слегка нахмурился: знак показался ему тревожным. — Но я наколдую другой, — он снова улыбнулся, — уже с двумя именами.

— Наколдуй, — Роза слегка привстала на койке и попробовала сесть. — Но знаешь что? — она взяла его руку в свои и прижала к сердцу. — Лучше просто это скажи!

Скорпиус заглянул в серо-голубые глаза жены. Вчера, почти ненавидя себя, но не в силах избавиться от сомнений по-другому, он сделал диагностическое заклинание на отцовство. Вздохнул с облегчением, но и с грустью, понимая, что по его безграничной вере в эту упрямую и жизнерадостную женщину прошла тонкая трещинка: раньше ему бы это и в голову не пришло. Но всё равно, несмотря ни на что, она и его, его Астра были в жизни Скорпиуса единственными и неповторимыми. Навсегда. Скорпиус немного помолчал, словно собираясь с силами. А потом произнёс странно-глухим, как будто севшим голосом:

— Я вас очень люблю!

* * *

Мари поднялась навстречу Альбусу и помогла ему сесть в кресло. Тот был ещё очень слаб, сильно похудев и осунувшись. Месяц больницы сделал его кожу ещё бледнее, а глаза — скорее голубые, чем зелёные — ещё больше. От привычного прищура осталась тонкая сетка морщинок вокруг глаз. Его до сих пор шатало от отдалённых последствий отравления, и он чувствовал себя на все сто тридцать: было ощущение, что от любого резкого движения он просто рассыплется. Альбус неуверенно кашлянул, пробуя голос.

— Мне сказали. Про ребёнка.

Рука Мари, державшая его под локоть, дрогнула. Она выпустила его и отвернулась от мужа. Теперь он видел только её профиль с решительно поджатыми губами. Не глядя на него, она произнесла:

— Если ты против, я буду воспитывать его сама. Так... будет лучше, — решительность её осанки начисто перечёркивалась звенящим от отчаянного напряжения голосом и руками, теребящими подол. Мари замерла в ожидании его решения.

— Ну конечно против. Детей надо воспитывать только вместе, — прошелестел Альбус и растянул губы в улыбке. Он не мог почувствовать ничего. По душе как будто прошёлся ураган, оставив только обломки и жалкие пучки травы. Пусто. Но он не мог себе позволить показать это Мари: она явно этого не заслужила. Всё-таки он по-прежнему самый лучший покерный игрок континента — значит, справится... Мари недоверчиво подняла на него взгляд. Альбус улыбнулся чуть шире, и она, убедившись, что всё поняла правильно, порывисто обняла мужа и расцеловала. Альбус не стал возражать, хотя всё ещё чувствовал себя недостаточно «прочным» для подобных проявлений нежности. Глаза Мари светились счастьем и какой-то... уверенностью, что ли. Которой он раньше у неё не замечал.

— А как мы её назовём?

Радостный вопрос жены застал его врасплох. Женское имя. Нужно женское имя. На какой-то краткий миг он подумал назвать её Розой... Или Лили... Но потом передумал. С него хватит семейных историй. Кому принесли счастье все эти пафосные имена в честь предков и известных людей? Пора наконец-то начать жизнь с нуля, ни на кого не оглядываясь и не обращаясь к прошлому.

— Может быть, "Миа"?

— Но у тебя же так никого не зовут, — Мари сморщила брови. — Или я опять путаю?

— Никого, — подтвердил, улыбаясь, Альбус. — Но Миа значит «моя». Я хочу, чтобы это была наша девочка — твоя и моя, — произнеся это, он вдруг почувствовал, как его затопляет запоздалое чувство. «Это будет мой ребёнок», — сказал он себе, ощущая, как внутри разгорается маленькое солнце, всё ярче и ярче. — И мои родственники до неизвестно какого колена здесь совершенно ни при чём!

.

ТИТРЫ

Да будет тень, да будет свет.

Я проживу эоны лет,

Пока пойму, что у меня

Есть только ты, и только я.

Что мир лишь сон, где мы не спим,

Познаем страх, и вместе с ним

Шагнём в огонь, напьёмся слёз

И повернём земную ось...

(с) Агата Кристи, «Сердцебиение»

.

Благодарности:

Моим бетам Autum и Alan Deil, которые честно терпели мои истерики, разбирались в тонкостях стилистики и пунктуации, боролись с личным когнитивным диссонансом, высказывали своё мнение по сюжету и не позволяли героям впадать в МС.

Lia_Lynciss, UnknownSide, Mystery_fire, AdrianaS, uuthvb, Совёнок — за замечательные, точные и трогающие за душу комментарии, которые вдохновляют писать. И за рекомендации, после которых мне самой хотелось прочитать свой фанфик!

Лично UnnownSide — за психологическую помощь и поддержку после каждой главы

Фанфику «Кто Вы, мистер Блэк?» (автор Nym) — за стиль разговора с МакГонагалл, выбранный Скорпиусом в Главе № 10.

Джоан Роулинг — за все те намёки на политику дискриминации, которые я конвертировала в этот фик. И за характер Беллатрисы Лестрейндж.

.

Музыкальным, кинематографическим и литературным источникам:

(указано всё, кроме одного сериала, сильно вдохновившего меня на постхогвартскую часть. Ежели кто угадает, какого — непреложно (и нерушимо!) обязуюсь этому человеку написать любой фанфик размера мини/миди с любым пейрингом, кроме категории «слэш NC-17»)

Фильму «Английский цирюльник» за идею причёски Розы из Главы № 8.

Фильму «Хиллари и Джеки» за стих, рассказанный Скорпиусом в Главе № 8.

Фильму «Луна в бутылке» за музыкальный номер «Get on with Life!», лёгший в основу поведения Лили-певицы в Главе № 17.

Сериалу Lexx за идею «браслета ассассина» из главы № 18.

Фильму «Закрой мои глаза» за многие другие идеи.

Фильму «Сонная лощина» за сюртуки, застёгнутые на все пуговицы, и флэшбеки.

Актёрам Полю Гроссу (Paul Gross) в роле Дерилла ван Хорна (сериал «Иствик») и Тиму Роту в роли Лайтмана (сериал «Теория Лжи») за манеру поведения Даниэля Мёрквуда и его нечеловеческий пафос.

Хелене Бонем-Картер в роли Морганы (фильм «Великий Мерлин») и Еве Грин в роли Анжелики (фильм «Мрачные тени») за стиль общения, поведение и частично внешность Лили Поттер.

Сериалу «Надежда Чикаго» («Chicago Hope») — за понимание, почему медики делятся на слегка сумасшедших, чересчур правильных и сквернохарактерных, а особенно за гениальных диагностов с хронической привычкой хамить людям.

Сериалам «The Noble House» («Тай-пэн, Благородный дом») и «Resistire» («Навеки Джулия») за законы капитализма и характеры «акул бизнеса».

Исполнителю Mattias Lindblom (группа «Vacuum») периода 1998-2001 и всё тому же Тиму Роту — за голос Даниэля Мёрквуда и его акцент.

Goran Bregovich, Boris Novkovic — за ни с чем не сравнимые мелодии Восточной Европы.

Песне Леонарда Коэна «Dance Me to the End of Love» и песне Агата Кристи «Сердцебиение» за музыкальную тему Розы и Скорпиуса.

Песне Агаты Кристи «Триллер» за музыкальную тему Розы и Альбуса

Песням Агаты Кристи «Весёлый мир» и Пикник «Фиолетово-чёрный» за музыкальную тему Лили Поттер.

Песне Вадим Самойлов & Полуострова «Не говори» и песне Black Lab «This Night» за музыкальную тему Альбуса Поттера.

Песням Би-2 «Вечная, призрачная, встречная» и «Научи меня быть счастливым» за музыкальную тему Скорпиуса Малфоя.

Николаю Гумилёву за стихотворение «Лес».

Владимиру Набокову за три цитаты (кто нашёл, тот молодец...).

Романам «Ребекка» (Дафна Дюморье), «Унесённые ветром» (Маргарет Митчелл), «Маленькая хозяйка Большого дома» (Джек Лондон) и «Сага о Форсайтах» (Джон Голсуорси) — за кланы, отношение к собственности, порядка 10 эпизодов и почти все скрытые цитаты, которыми говорил Даниэль Мёрквуд / Альбус Поттер

Германской мифологии, справочнику по ботанике, таблице Менделеева, познаниям в английском, французском, немецком, испанском и иврите — за источники имён и фамилий для новых персонажей.

Астрологии за даты рождения главных героев.

Классическому театру эпохи Романтизма за: 1) любовный треугольник «белое-чёрное-красное», 2) «возвращение ради мести», 3) «возвращение инкогнито», 4) «трансформацию характера под действием чувств», 5) «мятежного и разрушительного» героя байроновского типа 6) квадру главных героев 2×2 «интригующие — жертвы интриги»

Моим преподавателям по генетике — простите за всё!!