Погасшие маяки (гет)

H

Самым забавным было, наверное, другое. До Победы он и подумать не мог, чем же все в конце концов обернется. И дело не только в том, что оценивал собственные же шансы выкарабкаться как наименее вероятные. И тем более не в том, что пока война не закончилась, думать о мире было непозволительной роскошью. Уж он теперешний как раз понимал, что думать о мире нужно не то что во время войны — до ее начала, «иначе чего будут стоить жертвы». И даже, наверное, не в том, что тогдашний он и «думать» едва ли могли сочетаться между собой, хотя бы присутствуя в соседних предложениях. Нужно было дожить и победить — ни слова о «выжить», не говоря уже о том, чтобы проверить на себе, бывает ли история у счастливых народов и у победителей.

А потом ему на голову посыпались диадемы, кубки, камни, палочки, сразу целые вокзалы и не похожие по своей форме уже вообще ни на что воспоминания Снейпа... и все закончилось. Как обычно заканчиваются сказки. Хмурое утро после гражданской войны — для всех, и еще странный свет, бьющий в глаза только ему. Удивительное, не сравнимое ни с чем понимание происходящего — со всеми его «правильно» и «неправильно». Фантастическая легкость в теле и в голове. Неиссякаемый оптимизм и благодушие, те самые, что обычно встречаются у тертых жизнью мужиков после пятидесяти. Искреннее желание при встрече с отцом и Сириусом вручить каждому по щетке и венику — и непременно отправить Снейпа на рок-концерт, с реками пива, доступными девчонками и обязательной дракой перед сценой. Можно, ради такого, даже на сцене. С маггловской полицией, соседями-растаманами в камере и уже под утро — непременным танго с младшим инспектором участка, какой-нибудь миловидной блондиночкой в форме... И вряд ли бы даже мнительности сальноволосого невротика хватило бы на то, чтобы напрочь проигнорировать все любезности жизни, сыплющиеся ему на голову.

А потом... А потом свет не погас, нет. И тьма не объяла его. Просто оказалось, что милого мальчика, настоящего Гарри Поттера, не знал никто. Включая — разумеется! — и его самого. Что от Тома Реддла ему достались не только змееязычие, шрам и счастливое детство, но и добрые две трети собственных магических возможностей. И если бы только в силе! Во всех традиционных магических системах помимо силы значение имела форма ее приложения — и уж здесь-то можно было смело прощаться еще с половиной навыков. Аврорат? Боевка? Окститесь, юноша, до грибов ли...

О том, что способна сделать с самими простыми заклинаниями воля колдующего — если тот этого действительно хочет — он узнал нескоро.

N

Зелье медленно доходило, а мысли Невилла — в который уже раз за вечер — были очень, очень далеко и от Хогвартса, и от всех его подземелий, вместе взятых.

Его старый друг снова и снова наступал на одни и те же грабли, уже набившие ему более чем приличных размеров шишку на лбу. Каким-то недостижим образом он верил, будто призраки прошлого не менее реальны, чем то, что окружает его здесь и сейчас. Глупость? Заблуждение? Еще какая глупость и еще какое заблуждение! Однако во власти этой глупости было создавать вполне реальные следствия, и, по-хорошему, обнуление эффектов для сильнейших магических зелий было для этого лишь самым явным и видимым проявлением.

...Кажется, именно это всегда приводило в совершеннейший восторг Луну — тот факт, что Мальчик-Который-Выжил, Герой Магической Британии и прочая, прочая своим ежедневным существованием демонстрировал вещи, о которых теоретики магии смели заикаться лишь после трех-четырех колбочек особо забористой алхимической дряни. Ну и да, будь Луна самую чуточку более рациональна, с нее бы сталось задуматься над вопросом — какой еще силой обладают человеческие убеждения? И что еще они способны сделать с магической наукой — и с самой магией? Однако Луна меньше всего была склонна к отвлеченным рассуждениям и выведению гипотетических следствий из предпосылок и допущений, предпочитая воспринимать реальность каким-то очень странным, но, без сомнения, куда более буквальным способом. А сам Невилл более чем справедливо полагал, что уйдя по скользкой и неровной дорожке, создаваемой тенями и отражениями мыслей, можно попросту не вернуться — и потому предпочитал предельно конкретные и материальные вещи, требующие если и не саженцев и почвы, то по крайней меры котлов и магических ингредиентов.

Хотя, конечно, задуматься и порассуждать здесь совершенно очевидно было о чем.

Например, о том, что если на долю мгновения убрать к Мерлину и дементорам все дурацкие предпосылки, вроде Воскрешающего Камня, Даров Смерти, Битвы за Хогвартс и еще одной — уже которой по счету — «Авады» в упор, и оставить лишь одного Гарри, кажется, навсегда замершего на неполной восемнадцатилетней отметке — то было бы неплохо задаться вопросом, к чему это приведет их всех лет через пятьдесят. И тем более через сотню. Станется ли с Гарри пережить не только профессоров, но и всех своих одногруппников и друзей, а потом и детей, и уже их детей? И у кого нужно спрашивать, что чувствуют те, кто по какой-то причине вдруг пережил свою эпоху, или пережил ее надолго, или пережил настолько, что оказался в мире, о котором не знает уже практически ничего, кроме странного созвучия современных названий старым и смутным воспоминаниям?

...Хотя, кажется, уж что-что, а смутные воспоминания Гарри точно не грозят...

Или вот взять Рона. Они все так и не поняли, в какое мгновение лучший друг великого Гарри Поттера стал не более чем собутыльником при распитии очередной бутылки «Огденского» на очередной годовщине какого-нибудь очередного школьного события — если только, конечно, глава Аврората в этот самый момент не должен был высаживаться вместе с ударной группой где-нибудь на валлийском побережье, замыкая кольцо и антиаппарационные барьеры вокруг боевой ячейки сепаратистов или ковена начинающих чернокнижников. Хотя, кажется, и это произошло задолго до того момента, когда уходящий со всех постов Кингсли едва ли не самым последним указом отдал наконец главное силовое ведомство в руки двадцативосьмилетнего героя Магической Британии. Рон с тех пор стал правой рукой Джорджа не только по должности, Гарри... ну тут тоже все понятно.

Очень занятный финал дружбы.

...Зелье медленно доходило, и, по-хорошему, герою Магической Британии уже следовало бы объявиться. И если с него станется прикончить и этот состав прежде, чем закончатся официальные церемонии, честное слово, ему, Невиллу останется только предложить лучшему другу поискать другого специалиста. Уже никак не связанного ни с зельями, ни с колдовством — раз уж он все равно раз за разом доказывает, что человек силен, а магия слаба.

Раз уж он до сих пор верит только в то, что магия слаба.