Дамы семьи Поттер (гет)

Примечания:

Продолжение интерлюдии Минервы:

«Мы зовем это чувством локтя, — светски улыбнулась Поликсена и встала без разрешения. — Простите, мне пора: перед отбоем хотелось бы успеть в Больничное крыло».

«Зачем?» — удивилась Минерва. Паркинсон вскинула брови, немного подумала и легко пожала плечами.

«Проведаю Люпина. Мне действительно жаль Ремуса, а на его безголовых приятелей надежды нет».

Она вежливо попрощалась и покинула кабинет, а Минерва еще долго сидела за столом, тщетно пытаясь постичь логику «коварных» слизеринцев. Паркинсон жаль Люпина — но его обидчика она ни за что не выдаст и Стивенсон тоже запретит. А еще подучит Каролину, и никто и никогда не докопается до правды — если только Ремус не умрет, и делом не займутся авроры. Своя рубашка слизеринцу всегда ближе к телу… даже, а может быть, и особенно — слизеринцу «коварному». Извращенная, варварская, вывернутая наизнанку мораль…

Как ни странно, но шагов он не услышал, хотя толком не спал — так, дремал вполглаза, радуясь тому, что последний приступ рвоты был целый час назад.

Впрочем, разговора с мадам Помфри Ремус не услышал тоже — а тот обязательно должен был случиться, потому что медиведьма строго следила за посещениями Больничного крыла. Наверное, это не должно было настолько его удивить, потому что после трех суток балансирования на тонкой грани между явью и чутким сном, между жизнью и смертью, Ремус чувствовал себя обессиленным, дезориентированным, ослепшим и оглохшим — и отупевшим тоже. Не должно было удивить, но все равно неприятно удивило — он привык всегда находиться на полшага впереди, обоняя и слыша то, что другим было недоступно…

И личность посетителя, мягко шагнувшего из-за ширмы, Ремуса тоже удивила — и куда больше, чем все остальное.

— Лежи спокойно, — отмахнулась Поликсена Паркинсон, когда он попытался сесть повыше и неловко натянуть на саднившую грудь одеяло. Затем огляделась по сторонам, подтянула к себе стул, уселась на него задом наперед и скрестила руки на спинке. Ощупала Ремуса внимательным, цепким взглядом. — Выглядишь жутко, но лучше, чем я ожидала — слухи ходили всякие, знаешь ли… Я рада, что ты жив, Люпин. Это очень, очень хорошо.

Ремус подумал и медленно кивнул. Жить действительно было хорошо — особенно учитывая то, что еще накануне он не был уверен в том, что это надолго.

— Тебя попросил прийти Сири? — предположил Ремус, и Паркинсон покачала головой.

— Я тут по своей инициативе. Что говорит мадам Помфри? — спокойно осведомилась Поликсена — так, словно они были закадычными друзьями и ее нежданный визит был в порядке вещей.

— Что с удовольствием выдернула бы Снейпу его умелые руки, — просипел Ремус сорванным горлом и зашелся в лающем кашле. Паркинсон едва слышно вздохнула и склонила голову к плечу, терпеливо ожидая, пока приступ утихнет. — Передай Северусу, что он разминулся с Азкабаном совсем на чуть-чуть… А впрочем, еще не вечер — пускай не расслабляется раньше срока.

— Не могу, — пожала плечами Поликсена и взглянула на Ремуса в упор, смутив его этим до крайности. Ремус не привык к таким пристальным взглядам — обычно красивые девушки не обращали на него внимания, он терялся на фоне яркого и веселого Сириуса и искушенного, лощеного Джейми… — Мы с Северусом в ссоре еще с сентября, ты ведь знаешь.

Она помолчала и сказала странным тоном, словно кралась по тонкому льду:

— Послушай, Люпин… а может, договоримся, а?

— О чем? — насторожился Ремус, пытаясь незаметно подтянуть одеяло повыше — он внезапно остро ощутил, что пижамная рубашка расстегнута и распахнута на груди. Словно испугавшись этой мысли, боль отступила, гадюкой свернулась где-то в легких и желудке, готовая в любой момент снова поднять голову и впиться в него ядовитыми клыками.

Ему было горячо и тревожно — и до чертиков стыдно. Вот прямо очень, очень стыдно.

Невеста друга, подруга врага… Ремус вовсе не был влюблен — тогда, еще до известия о помолвке Сириуса и Поликсены, — однако самыми темными ночами, когда лунный цикл только начинался и месяц висел на небе тонким прозрачным серпом, он позволял себе помечтать о том, как все повернулось бы, не приди Грейбек в дом Люпинов. Представить, что он, Ремус, — самый обыкновенный парень, такой же, как все другие, а то и немного лучше. Что он может надеяться на взаимность… вот только чью?

Лица и имена в его суматошных фантазиях всегда менялись, как и положено ничего не значащим, совершенно безнадежным грезам, и порой… порой среди вереницы других девушек он представлял себе и Паркинсон тоже.

Впрочем, кого он только не видел на этом месте? Ту же Стивенсон даже чаще — было в Каролине что-то очень располагающее и приятное. Он представлял себе и Элли Вуд, и Марлин МакКиннон с Хаффлпаффа, и когтевранку Эрику Мартин, и вообще всех красивых однокурсниц — потому что невозможно быть оборотнем в шестнадцать, даже таким никчемным, как Ремус, и совсем о них не мечтать. Остро обонять девичьи духи, сладкие и терпкие, чувствовать исходивший от их тел жар, слушать хвастливые рассказы Сири и Джейми — и при этом не представлять себя на месте друзей.

Ремус так не мог. В конце концов, он был живым — и порой от несоответствия между желаниями и возможностями хотелось выть в голос.

Ремус принимал зелья, притуплявшие нюх и слух, — иначе он сошел бы с ума в тесных спальнях и на уроках Зельеварения, — но порой все-таки не мог удержаться и делал над собой усилие, отчаянно принюхивался и прислушивался, улавливая в какофонии звуков и ароматов то, что его влекло, а потом нещадно бичевал себя за минуту слабости.

Он точно знал, что Паркинсон пахла гарденией, а Стивенсон — ирисами… больше всего ему нравилась светловолосая и атлетичная Элизабет Вуд, похожая на скандинавскую валькирию, и Ремус точно знал, что Элли были по душе тюльпаны — вот только что толку от этого знания, если он не мог подарить ей букет любимых цветов? Ремус способен был заглянуть на два шага вперед. Сперва будет букет, затем поцелуй, а через какое-то время его потянет поделиться самым сокровенным, открыться и признаться, потому что умолчание — это та же ложь, а Ремус не захочет врать в лицо собственной девушке… на этом все и закончится, и хорошо бы просто расставанием, а не исключением из Хогвартса.

Он не был готов рисковать, Ремус вообще не любил риск, а потому ему оставалось только мечтать — и постоянно менять лица и имена в своих грезах, чтобы не привязываться слишком сильно к кому-то одному.

В том числе, к Паркинсон.

До сентября в этом не было абсолютно ничего странного — а когда Поликсена вдруг стала невестой Сириуса, Ремус запретил себе думать о ней в таком ключе… а сейчас вот взял и нарушил слово. Представил на одну короткую, упоительно сладкую секунду, что Паркинсон пришла не просить за друга, едва не уложившего его в гроб, а потому что по-настоящему испугалась за Ремуса. Или что они на самом деле вместе, и Ремус в Больничном крыле не потому, что Снейп отлично варит яды, а потому, что пострадал во время матча, а Поликсена пришла поддержать его и утешить…

Как вообще девушки утешают своих парней в тишине и приватности Больничного крыла?..

Сири снял бы с меня шкуру и повесил ее над камином, убито подумал Ремус и спрятал глаза, надеясь, что не слишком заметно краснеет. Черт.

— Тебе ведь что-то нужно, правда? — намекнула Паркинсон, и он остро ощутил, как ей неловко, хотя Поликсена хорошо держала лицо. Это понимание порадовало Ремуса: по крайней мере, они оба были не в своей тарелке. — Например, зелья — тебе требуется что-то посерьезнее, а то и сваренное на заказ. Мадам Помфри обмолвилась, что никак не может подобрать дозу…

— Ты что, пытаешься меня подкупить? — после небольшой паузы неверяще уточнил Ремус. Сперва было именно удивление, а уже потом пришла обжигающая, клокочущая в горле злость. — Я не возьму у тебя денег даже на лекарства. Взятка за молчание — этому вас учат на Слизерине?

— Ага, декан ведет факультатив для самых коварных. Вот вечно вы все усложняете, — вздохнула Поликсена и растерянно потерла лоб рукой. — Взятка, откуп… почему не репарации или вира? И чтоб ты знал, о высокоморальный гриффиндорец, вира — это вовсе не стыдно. Впрочем, если ваш рыцарский кодекс запрещает брать деньги напрямую, я пожертвую на нужды Больничного крыла анонимно. Я хочу, чтобы ты выжил и пошел на поправку, и сам ты хочешь того же — так в чем проблема, если наши цели совпадают?

— Ты ведь делаешь это не ради меня, — скрипнул зубами Ремус. — Ты просто боишься, что я отдам концы, а Снейп поплывет к дементорам.

Поликсена слабо усмехнулась и потерла переносицу, словно у нее разболелась голова. Помолчала, невидяще глядя куда-то поверх его плеча.

— Послушай, давай поговорим нормально, без «львиного» пафоса, — наконец устало сказала она. — Я только что от вашего декана, и мой мозг словно пропустили через ситечко. Дочку пастора видно за версту, у нее талант к проповедям… Ты вроде из вашей шайки самый адекватный, так что сделай милость, пойди мне навстречу.

Наверное, из Ремуса все-таки был паршивый друг, потому что слышать это оказалось очень приятно — куда приятнее, чем положено, когда похвала исходит от чужой невесты.

— Ну да, я не желаю, чтобы Северус загремел за решетку, — с обезоруживающей честностью продолжила Поликсена, ловя и удерживая взгляд Ремуса. — Я хочу, чтобы ты поправился, это чистая правда, но в первую очередь действительно думаю о лучшем друге. Своя рубашка ближе к телу, знаешь ли. К тому же, я не уверена, что Север действительно стремился… вот к этому.

Она слегка поморщилась и широко обвела Больничное крыло рукой, умудрившись уместить в этом жесте сразу очень многое.

— Да ладно, — усомнился Ремус, подтягивая себя повыше и усаживаясь удобнее. Руки дрожали, и он заметил, что Поликсена отвела глаза. Ремус почувствовал укол мстительного удовлетворения — ага, вот видишь, что натворил твой приятель! — и тут же упрекнул себя за мелочность. — Снейп у нас признанный гений — наверняка осознавал, что делал.

— Мадам Помфри никак не может подобрать нужную дозу лекарства, — задумчиво сказала Поликсена, и ее взгляд стал отстраненным и очень пристальным, словно она примерялась перед ударом. Ремус внезапно припомнил, что Паркинсон была одной из лучших на ЗОТИ, а еще что сам он считался темной тварью, и его передернуло от этой непрошеной мысли. — Индивидуальная особенность, да? Кто бы с тобой ни поквитался, он мог этого не учесть.

Ремус обдумал эту мысль со всех сторон и решил, что согласен: версия Поликсены смахивала на правду. Знал ли Снейп, что травит не человека, а оборотня? Порой Люпин ловил во взгляде недруга странную нотку, что-то среднее между настороженностью и отвращением… нотку, которой неоткуда было взяться, если Северус считал его просто старостой Гриффиндора.

Как проведал? Да как угодно. Снейп мог проследить за ними до Визжащей Хижины, в неурочный час оказаться на опушке Запретного леса, где они любили гулять по ночам, услышать лишнее или по наитию свериться с лунным календарем… мало ли вариантов для умного человека? Тайна остается тайной, если ее хранит только один, а в секрет Ремуса была посвящена целая толпа.

Впрочем, даже если Северус и знал о пушистой проблеме однокурсника, рассчитать дозу с учетом ликантропии было нетривиальной задачей. Снейп мог ненароком переборщить — вряд ли он желал попасть в Азкабан за убийство. Ремус нисколько не обольщался насчет его характера: Северус был тот еще фрукт, но реши он заплатить столь высокую цену, то выбрал бы не Ремуса, а того же Сири или на худой конец Джейми…

Было еще кое-что, и от неожиданной мысли его прошиб холодный пот: если Ремус заявит о покушении в аврорат, то рано или поздно всплывет, что он — оборотень… Не может не всплыть, мракоборцы наверняка до этого докопаются. Он представил себе письма перепуганных и возмущенных родителей, свое исключение всего за год до выпуска, исключение покрывавших его друзей, а затем и позорное увольнение директора…

Нет, этого никак нельзя было допустить.

— Я не стану заявлять на Снейпа, — наконец тяжело промолвил Ремус, и Поликсена, помедлив, кивнула и с облегчением прикрыла глаза. Люпин поколебался, а затем по-особому напряг слух, сосредоточился на одном только ритме ее сердца, вычленил его среди всех других звуков и отчетливо расслышал, как биение ускорилось, а затем и вовсе понеслось вскачь. Ну надо же, а с виду и не скажешь, внешне Поликсена казалась спокойной…

Ремус прислушался снова — и едва удержался от того, чтобы не покачать головой: а ведь не зря Сири так бесится. Интересно, осознает ли сама Поликсена то, насколько крепкой стала ее школьная дружба…

Вслух он продолжил:

— У меня нет доказательств вины Снейпа, но даже если бы были… После пятого мы повели себя с ним очень низко. Мне до сих пор стыдно — нужно было вмешаться и что-то сделать, а я стоял столбом и смотрел… Так что в некотором смысле мы квиты, так ему и передай.

— Не могу, — снова сказала Поликсена, как в самом начале разговора, и криво усмехнулась. — Я вообще узнала обо всем только недавно, из третьих рук. И раз мы говорим начистоту, то знай: вам крупно повезло. Окажись я рядом — и вы лежали бы в лазарете всей компанией. Я от всего сердца презираю ваши методы, и больше всего вопросов у меня не к раздолбаю Сириусу и не к Джейми Поттеру — о нем вообще разговор отдельный, — а именно к тебе, староста Люпин. У тебя на лице написано, что ты порядочный человек, так какого драккла в это ввязался? Мародеры, серьезно? Я бы сгорела со стыда за такое прозвище. Одно хорошо — оно прекрасно отражает суть вашей банды.

— Мы друзья, — тихо сказал Ремус, неотрывно глядя на свои руки, лишь бы не встречаться с ней взглядом. Уши предательски горели — и щеки, вероятно, тоже. — Их заносит, но я стараюсь вовремя вмешиваться… хоть порой и не выходит.

Он помолчал и неожиданно признался, произнося вслух то, о чем в последнее время беспрестанно думал:

— Вообще-то часто не выходит. Меня это тревожит, но я просто не могу пойти им наперекор.

— Почему? — серьезно спросила Поликсена, и Ремус зажмурился и через силу сказал:

— Они обо мне кое-что знают. Не спрашивай.

— Не буду, — легко отступила Паркинсон. — Гриффиндорцы и шантаж, ну надо же… а еще попрекал меня вирой, я даже устыдилась.

Ремус открыл глаза и укоризненно взглянул на нее, а Поликсена усмехнулась.

— Извини, когда волнуюсь, то всегда шучу, привычка такая дурацкая… Теперь к твоей деликатной проблеме. Сири можешь не опасаться — несмотря на фамильный сдвиг и личных тараканов, Блэк жутко верен тем, кого выбрал, я это давно поняла. Ты для него друг и останешься им навсегда.

Она помолчала и тяжело добавила:

— А вот мой дорогой кузен Поттер… с ним куда сложнее. Он у вас заводила, правда? И чувство юмора у него то еще, на любителя.

— На самом деле я не считаю, что Джейми меня выдаст, — поспешно заверил Ремус, и в глазах Поликсены мелькнуло жгучее разочарование. — Я просто трус и плохо думаю о людях, меряю их по себе… Берегу свою шкуру — хотя стоило бы довериться без оглядки, мы ведь друзья…

— Салазар с тобой, — помолчав, пожала плечами Паркинсон. — Мне недосуг тебя разубеждать. Однако, раз все останется по-прежнему, говорю прямо: я не лезу в вашу маленькую войну исключительно из-за просьбы Севера, из уважения к его решению — но могу ведь и передумать. Пока это были просто драки, я терпела и оставалась в стороне, но ваш «розыгрыш» после пятого все изменил. Спорим, вчетвером против двоих будет не так весело, как вчетвером на одного?

— Я думаю, это уже не понадобится, теперь все утихнет само собой, — примирительно сказал Ремус, и Поликсена прищурилась и склонила голову к плечу. — Северус отомстил на славу: Питер почти не выходит из башни, а Джейми только-только вернулся из Мунго… к тому же, на носу выпускной курс и ЖАБА, и всем будет не до того.

— Было бы славно, — вздохнула Паркинсон и решительно встала со стула. — Выздоравливай, староста Люпин. Я вернусь завтра и принесу что-нибудь полезное: зелья там, фрукты… И с мадам Помфри все устрою, будут тебе хорошие лекарства на заказ. Твоя задача: встать на ноги…

— И помалкивать, — понятливо дополнил Ремус, и она улыбнулась — впервые настоящей, теплой улыбкой.

— И помалкивать, — весело повторила Поликсена. — А ты соображаешь. Советую не делиться нашими откровениями с друзьями — ты ведь не хочешь, чтобы Сириуса перемкнуло и он устроил тебе еще недельку в лазарете?

Она помолчала и добавила совсем другим, напряженным тоном:

— И Северу тоже ничего не говори.

— Почему? — непонимающе спросил Ремус, и Поликсена скрестила руки на груди и поджала губы.

— Гордый он, — наконец сказала с гремучей смесью восхищения и недовольства, гордости и тоски. — И вмешательство мое не одобрит, тем более за его спиной. Но я просто не могла сидеть сложа руки — это ведь уже не игрушки… Знаешь, Ремус, в этом мы с тобой похожи: оба заботимся о своих друзьях как умеем. Так что, я могу на тебя положиться? Можно взять клятву, но я предпочла бы честное слово.

— Договорились, — улыбнулся Ремус. — Я никому ничего не скажу.

Поликсена довольно кивнула и уже у ширмы обернулась и добавила:

— Это прозвучит странно, но ты, наверно, поймешь: я даже рада, что тут лежишь именно ты. Из вашей четверки проще всего столковаться именно с тобой.

Она выскользнула за ширму, а Ремус откинулся на подушки и устало прикрыл глаза. Завтра Поликсена вернется, и можно будет снова на миг поверить, что в этом есть скрытый смысл… Хотя теперь Ремус знал наверняка: с Паркинсон ему никогда и ничего не светило — будь она хоть сто раз свободной девушкой, а не чужой невестой; и будь сам Люпин хоть сто раз не оборотнем, а обычным парнем…

Впрочем, Ремус действительно умел хранить тайны. Он пообещал сам себе молчать: о том, чем они поделились друг с другом в открытую, и о том, что Ремус выведал тайком — тоже. Ему хотелось отплатить Поликсене за странную и очень слизеринскую, но неожиданно приятную заботу — а иногда наилучшим подарком бывало решение не вмешиваться… Позволить событиям идти как должно, своим чередом.

Примечания:

PayPal, чтобы скрасить мои суровые будни: ossaya.art@gmail.com

Карта для тех же целей: 2200700436248404

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️