Дамы семьи Поттер (гет)

Примечания:

Чем дальше в лес, тем тяжелее доводить главы до ума...

Впрочем, как по мне получилось здорово. Надеюсь, вам тоже понравится :)

Мой реал по-прежнему не оставляет пространства для маневра, так что следующая глава, скорее всего, будет 1 июня.

P.S. На всякий случай напоминаю, что герои — такие же люди, как мы, а потому совершают ошибки.

Саундтрек к части Поликсены: https://www.youtube.com/watch?v=uhXW7eqF_SQ

Венди ворвалась в спальню девочек за пять минут до отбоя: пританцовывающей походкой пронеслась по комнате и зачем-то пытливо заглянула в зеркало у окна, плотно прижав к щекам ладони. Постояла так пару минут, затем бесцельно перевесила мантию с места на место, взбила подушки, уселась на кровати по-турецки и принялась «читать», не замечая, что держит учебник вверх тормашками.

Сидевшая на корточках Панси оторвалась от наведения порядка в тумбочке и, оценив картину, спрятала улыбку: видимо, Драко взял быка за рога в первый же день учебы. Правда, на месте Малфоя она выбрала бы момент получше — по поведению Венди было очевидно, что сегодня сон обойдет ее стороной. Впрочем, возможно, замысел заключался именно в этом: растревожить любопытство подруги, а затем отправить ее в девичью спальню… где груз просвещения неминуемо ляжет на чужие плечи. Перспектива была так себе, и Панси твердо решила лечь как можно раньше — даже изнемогая от любопытства, Лаванда не осмелится будить ее посреди ночи.

— Браун, что-то ты слишком активная… У тебя жар? — с подозрением спросила лежавшая в постели Гермиона, высовывая нос из очередного конспекта. Иногда Панси казалось, что Грейнджер связана со своими записями неразрывно, совсем как черепаха с панцирем. Думать так было не очень красиво, но ассоциациям не прикажешь… — Только не говори, что снова заболела!

Поднявшаяся с корточек Панси вскинула брови: проявление заботы от толстокожей Грейнджер застало ее врасплох. Впрочем, приятное удивление быстро прошло, потому что однокурсница продолжила чеканить:

— Срочно ступай к мадам Помфри и без лекарства не возвращайся. В конце концов, это просто-напросто безответственно — подвергать опасности здоровье окружающих всего за два месяца до экзаменов. Ты и так заразила меня перед самыми каникулами.

— Ну извини, — небрежно отмахнулась Лаванда, даже не поднимая головы от учебника. — Не велика беда — разок выпить Бодроперцового!

— Вот именно что велика! — совсем разошлась Гермиона. — Сначала я приняла аспирин, а потом уже Бодроперцовое — ну кто же знал, что даже здесь у вас все не так, как в нормальном мире?! В итоге осложнения и целая неделя в Больничном крыле! А у нас ведь были такие грандиозные…

Панси не раз слышала фразу «как в рот воды набрал», но еще никогда не видела столь наглядного примера: Гермиона резко замолчала, плотно стиснула губы, отвела глаза и, к смятению соседок, страшно покраснела — едва ли не впервые за полтора года знакомства. Краска заливала ее медленно: сперва помидорно запунцовели высокие скулы, потом заалели уши и шея с ключицами… Панси переглянулась с застывшей у сундука Парвати и, прочистив горло, неловко спросила:

— Гермиона, тебе нехорошо? Что с тобой? Может, воды?

— Да влюбилась она, вы разве не видите? — звонко припечатала Лаванда. — Причем по уши! Все признаки налицо: новая прическа, обмолвки и загадочные улыбки, резкие перепады настроения, а ко всему в придачу — стыдливый румянец. Между прочим, мои поздравления: давно пора! Грейнджер, а Грейнджер, и кто же твой рыцарь на белом гиппогрифе? Кто там оставался в Хоге, Лонгботтом? И что за грандиозные планы у вас были на каникулы?

— Никаких планов у нас не было, — процедила Гермиона, поднимая конспект повыше и прячась за ним, словно за крепостной стеной. — И ни в кого я не влюблялась, вот еще!

— Прошу прощения, ошибка диагностики, — очень по-малфоевски усмехнулась Лаванда, все-таки поднимая взгляд от своего учебника и цепко ощупывая им соседку с головы до ног. — Ну тогда вариантов нет, это сердечный приступ. Срочно за Невиллом, нам нужен спасительный поцелуй!

Гермиона шумно выдохнула через нос, резким жестом отбросила одеяло, вскочила с кровати и, едва всунув ноги в тапочки, выбежала из спальни. Правда, тетрадь из рук не выпустила — и Панси впервые заподозрила, что это может быть не конспект. Неужто девичий дневник? Видение Грейнджер, строчащей всякие слюнявые глупости, окончательно выбило ее из колеи.

— Ого, какой резвый аллюр! — пробормотала себе под нос Лаванда, провожая Гермиону долгим взглядом. — Интересно, она помчалась к нему? Ну, знаете, припасть к широкой груди и пожаловаться на обидчиков? Надо было накинуть мантию, а то Невилл увидит ее в пижаме, сомлеет, и жаловаться станет некому.

— Зачем же так жестко? — вполсилы укорила ее Панси, и Венди небрежно пожала плечами, но хищный блеск глаз пригасить не сумела.

— Наша Мадам Инквизитор слишком правильная, у меня от нее нервы, — нехотя проворчала она, откладывая учебник в сторону и сладко потягиваясь. — Вообще-то я даже рада — Грейнджер хоть на человека стала похожа, не то что раньше: эссе на два метра длиннее, зато волосы по чужим тарелкам… Вы заметили, что она прихорошилась? Я ее едва узнала.

Панси нахмурилась, припоминая, и Венди закатила глаза и покачала головой.

— Ясно, вопрос снимается: Паркинсон в разведку не посылаем. Ну а ты, Парвати? Ты точно не могла пропустить.

Севшая на кровать Патил кивнула и снова машинально провела ладонью по собственным волосам — с каникул соседка вернулась с модной стрижкой до лопаток и задорной челкой. Панси видела, что она не могла нарадоваться на новую прическу, однако привыкание давалось Парвати с трудом.

— Гермиона стала собирать волосы, а еще чем-то мазаться, — заговорщически понизив голос, сказала она. — И оно сильно пахнет апельсином, я даже расчихалась. Сначала думала, духи, но запах исходит именно от волос. И они блестят — вообще-то даже красиво. Хм, Лонгботтом, ну надо же…

Парвати медленно моргнула и погрузилась в раздумья, а в темно-карих глазах появилась знакомая мечтательная поволока.

— Ты ведь уже перегорела Невиллом, — скрестив руки на груди, напомнила Панси. Порой она чувствовала себя циничной старой девой в окружении романтичных барышень, и чем дальше — тем больше.

Все словно с ума посходили с этой дурацкой любовью… и зачем она только нужна? Панси читала о ней в книгах и наблюдала симптомы у других, но понимала смысл только умом, отвлеченно. Раньше она не чувствовала себя ущербной, потому что была еще Грейнджер, но теперь… Теперь все изменилось. Быть последним оплотом здравомыслия, а то и вовсе отстающей в развитии, Панси не понравилось.

— Ну же, вспоминай, — с нажимом продолжила она, — ты еще перед каникулами поняла, что он тебе не пара, горько разочаровалась, несколько дней страдала и переключилась на — кого, кстати? На Томаса? Я уже сбилась со счета.

— Пффф, Томас — это прошлый век, — небрежно отмахнулась Лаванда вместо замявшейся подруги. Затем усмехнулась и поймала взгляд Панси, словно в прицел арбалета. — Бери выше, все намного интереснее! Теперь Парвати грезит не кем иным, как твоим собственным лучшим другом. У нее хороший вкус, правда?

— Драко? — ужаснулась Панси и тут же сочувственно покачала головой: ну что же, этого стоило ожидать. Обаянию Малфоя и раньше было сложно противостоять — а что будет, когда все они подрастут? Порой, как сейчас, Панси горячо радовалась тому, что помолвке конец: ей не улыбалось вечно отваживать конкуренток. — Честное слово, это очень плохая идея. Парвати, для тебя он слишком ядовит, да к тому же совершенно недоступен — ты ведь знаешь проблему его семьи. Лучше не трать время зря и присмотрись к кому-то попроще.

Патил слабо улыбнулась и кинула быстрый взгляд на Лаванду, словно прося о помощи.

— Да нет же, — с нажимом возразила Венди и криво усмехнулась. — Речь о другом твоем лучшем друге. О Гарри Поттере. Ты ведь не станешь возражать, правда? Потому что за каникулы бедняжка Парвати вся извелась — переживает, что заревнуешь и придушишь ее ночью подушкой. Ну и девичий кодекс нарушать не хочет — вы ведь не совсем чужие… Я твержу, что волноваться не о чем и что Поттер тебе не интересен, но почему-то Парвати не верит. Так как, даешь добро?

Панси поймала себя на том, что стоит столбом и по-совиному хлопает глазами, совсем как тогда, когда их атаковал лже-Люциус.

Гарри? При чем тут Гарри? Следующая мысль была еще глупее: разве в него можно влюбиться? Ну конечно, можно — чисто гипотетически, — тут же здраво рассудила Панси. Впрочем, обмануть себя не вышло: для нее понятия «Гарри Поттер» и «любовь» были двумя параллельными прямыми. Наверное, следовало задуматься раньше, еще когда друг начал встречаться с Лавандой, однако Панси не сочла нужным: это был чисто малфоевский прожект…

Ну надо же, оказывается, в Гарри можно влюбиться на самом деле, — недоверчиво повторила она про себя, потому что эта мысль не укладывалась в голове. Конечно, чисто гипотетически можно еще и не то — но вот нужно ли на практике? Гарри Поттер — это ведь не любой другой мальчишка, это человек со сложным характером и непростым будущим, опасными секретами и могущественным, да к тому же бессмертным врагом. Ему нужен кто-то, способный вовремя подставить плечо и сохранить бесчисленные тайны за семью замками, — а непостоянная папина дочка Парвати никак не подходила на эту роль. Нельзя втягивать ее в эту канитель, как уже втянули Лаванду, это может быть просто-напросто опасно: как для Гарри и его секретов, так и для самой Патил…

Впрочем, это решать не ей — кто в этой сказке Панси, верная помощница принца? Она мельком порадовалась тому, что много читала и сумела вынести из книг важный урок: всяким верным помощницам, девицам-побратимам и прочим лучшим подругам положено не мешаться у сладкой парочки под ногами и не вести себя как собака на сене. И уж точно им не положено ревновать! Вместо этого они должны проявить понимание, вовремя отойти в сторону и… дать добро, да. Благословить, сказать что-нибудь правильное… что-то, что никак не приходило в голову.

Она еще немного подумала и перевела взгляд на смущенную Патил. Обычно симпатии Парвати менялись трижды в неделю, но не в этот раз: еще до каникул соседка вела себя странно, но тогда Панси не придала этому значения… а зря. Удивительно, что ни Невиллу, ни Дину, ни остальным мальчишкам не удалось надолго захватить воображение Патил, а Гарри вот взял — и сумел, — поразилась Панси и снова покачала головой. Видимо, есть в нем что-то, чего сама она в упор не видит…

— Гарри, серьезно? — на всякий случай уточнила Панси, и Парвати едва заметно кивнула, не поднимая глаз и выписывая пальцем на коленях какие-то круги. Теперь нужно было как-то обозначить, что Панси совсем не против, причем сделать это не сходя с места, чтобы не осталось ни капли сомнений… однако все полезные мысли вдруг прыснули в стороны, и в голове стало пусто и гулко, как в бочке.

Но он же… — хотела сказать Панси, но никак не могла подобрать уместное окончание фразы. Он же что? Ее лучший друг? Это никак не мешает делу — их с Лавандой прогулки под ручку тому подтверждением…

Но что ты в нем нашла? — хотела спросить Панси, но даже в голове это прозвучало как-то неправильно и обидно. На самом деле она прекрасно понимала, что именно Парвати могла найти в Гарри. Если посмотреть непредвзято, со стороны, лучший друг Панси был женихом хоть куда, даже без блестящего политического будущего и полного галеонов сейфа. Так сказать, сам по себе, как личность. Конечно, Панси никогда не смотрела на него… в общем, Панси смотрела на него исключительно по делу, как на друга, но даже с учетом этого она не могла отрицать, что Гарри был… потому что это было бы нелогично, а Панси гордилась своей рациональностью, и…

Она поймала себя на том, что почти перестала дышать, и медленно, незаметно вдохнула через нос.

— Ну разумеется, я не против, — растянув губы в улыбке, промолвила Панси, и повеселевшая Парвати спорхнула с кровати и повисла у нее на шее. Панси неловко похлопала соседку по спине, взглянула поверх плеча Патил и заметила Лаванду. Та наблюдала за ними с пристальным интересом, и ее голубые глаза блестели лихорадочно и ярко, как у сиамской кошки — не хватало только расширенных зрачков и бьющего по бокам хвоста. Панси даже показалось, что Венди тоже ждала ответа затаив дыхание, хоть это никак ее не касалось, — может, переживала за подругу?..

— А пойдем-ка умываться! — предложила Лаванда, как только Парвати закончила восхищаться бескорыстием Панси и отправилась спать, задернув за собой полог. Тон у приятельницы был вкрадчивый и мягкий — таким можно зазывать детишек в пряничный домик. — Вот прямо сейчас. Одной мне скучно.

Да ну, серьезно? Панси стиснула зубы: она не любила вести сложные разговоры перед отбоем, потому что те были склонны затягиваться. Нужно было лечь пораньше, как и собиралась, — но как тут ляжешь, когда все дружно сошли с ума? Кроме того, Лаванда явно не собиралась отступать — ну не усыплять же ее при Парвати…

— Ну пойдем, — нехотя уступила Панси и снова вытащила из тумбочки пушистое белое полотенце — она успела умыться до прихода Браун. — Так и быть, составлю тебе компанию.

Что-что, а скучно Лаванде точно не было: в ванной она бдительно заглянула во все кабинки, затем подтащила Панси к стрельчатому окну, уселась на широкий подоконник и спросила, наклонившись к самому уху и дополнительно прикрывшись ладонью:

— Ну а теперь к делу. Драко ведь не соврал? Ты и правда змееуст?

В шепоте приятельницы звучал липкий ужас пополам с искрящимся восторгом — так бывает, когда накрываешься одеялом с головой и взахлеб читаешь страшные истории.

Надо научиться колдовать «заглушку», — между делом подумала Панси. — Нельзя вечно полагаться на Малфоя с амулетами на все случаи жизни.

— И каково это — обладать даром самого Салазара? — тем временем продолжила Венди, едва шевеля губами.

— Если честно, ничего интересного, — отстранившись, Панси пожала плечами и перевела взгляд на расплывчатое отражение в окне, чтобы не видеть, как энтузиазм Лаванды потухает прямо на глазах. Неприятное ощущение: будто отнимаешь у ребенка конфету, — но Панси полагала, что в некоторых вопросах нужно сразу расставлять все по своим местам. — Очень непрактичная штука, я с удовольствием махнулась бы на что-нибудь другое.

Она почти не кривила душой: пока что единственным плюсом парселтанга была возможность разговаривать с Гарри — впрочем, английский служил этой цели не хуже и при этом не привлекал нездорового внимания. В то же время огромным минусом парселтанга было то, что змееусты получали прямой доступ в закрома Слизерина — и чем больше Панси об этом думала, тем сильнее тревожилась. Ход в Тайную комнату обустроили Гонты — те самые Гонты, которые предпочли выродиться, но не заключать брачные союзы на стороне, — и вывод, что они пытались сохранить парселтанг внутри семьи, напрашивался сам собой.

Зачем так трястись над языком змей? Владение им ровным счетом ничего не давало: ни преимущества в бою, ни практической выгоды… В свое время Панси пыталась приспособить его в быту, но ничего толкового не придумала. Единственной логичной причиной для его сохранения было то, что парселтанг служил ключом к Тайной комнате… однако что там хранилось такого ценного и значимого, что Гонты из поколения в поколение шли на жертвы?

Панси совсем не тянуло узнать ответ. Впрочем, она была не против снова рассмотреть свои выкладки — в сравнении с подростковыми страстями обсуждение Тайной комнаты было чем-то простым и понятным. Панси вообще нравилось анализировать и докапываться до сути, и она предпочитала вопросы, на которые можно найти ответы, каким бы сложным ни был путь к разгадке. В человеческих отношениях, особенно романтических, все было с точностью до наоборот…

— Ясно, минус одна сказка, — помолчав, сказала Венди уже совсем другим, сухим и деловитым тоном. — Ну ладно, не больно и надо, на свете полно других чудес…

Пару минут она напряженно размышляла, а затем снова вскинулась с почти детской обидой:

— А что же Тайная комната? Или там тоже «ничего интересного», просто кладовка с хламом?

— Не исключено, — усмехнулась Панси, переводя на нее взгляд, и Лаванда разочарованно наморщила нос. В такие моменты Панси хорошо понимала, почему Драко так вцепился в Браун. Часто Венди казалась взрослее и прагматичнее окружающих, но была в ней и другая сторона: открытость к сюрпризам, вера в то, что мир красочнее и глубже, чем кажется, а еще — завидная легкость на подъем. — В любом случае, было бы лучше, останься Тайная просто легендой… Надо было промолчать, но я недооценила авантюризм Драко — теперь придется быть начеку, чтобы не прозевать, когда мальчишки туда полезут.

— Об этом Малфой умолчал, — Венди свела было брови, но затем тут же быстро расслабилась, как за ней водилось. Странная привычка.

— Это потому что оба спят и видят, как бы оставить нас в уюте, покое и безопасности, — пояснила Панси и снова тихонько вздохнула: идея звучала соблазнительно, но она знала, что не усидит в гостиной, пока лучшие друзья пропадают неизвестно где. Панси не отличалась особо живым воображением, но в этот раз оно разгулялось на славу: она представляла себе древние ловушки, непобедимых стражей, проклятые сокровища и прочие ужасы, поджидающие авантюристов.

В книгах о Тайной комнате содержалось преступно мало конкретики, однако в одном источники сходились: Слизерин обустроил ее на фоне спора с Гриффиндором и оставил там нечто, способное подложить Основателям свинью. Общие ценности, спрятанные без ведома и согласия остальных? Драко предпочитал именно эту версию, но Панси знала, что у шарады есть еще одна разгадка: оружие или существо, которое могло попортить обитателям замка немало крови. То самое Чудовище Слизерина, о котором авторы книг упоминали нехотя и вскользь, словно стыдясь своего невежества.

Прежде чем покинуть Хогвартс, Салазар оповестил бывших друзей о том, какой славный подарочек им оставлен, — вот только зачем? На его месте Панси молчала бы как рыба… В пылу спора не удержал язык за зубами? Или специально подначил Годрика, рассчитывая на то, что Гриффиндор костьми ляжет, но разыщет схрон и своими руками выпустит Ужас Слизерина на волю? История показала, что он просчитался: возможно, переоценил способности заклятого друга; а может, недооценил его мудрость — Годрик мог не искать Тайную комнату просто из принципа…

Пароль на парселтанге противоречил этой теории — ничто не указывало на то, что Гриффиндор владел змеиным языком. С другой стороны, пароль стоял на входе не в саму Тайную, а в коридор, созданный намного позже, — а значит, его автором мог быть не сам Салазар, а Гонты, исказившие замысел своего предка…

Вернее, их с Панси общего предка. Она поежилась: несмотря на то, что Гонты пошли вразнос не так уж и давно, а ветвь Сейров отделилась во времена «Мейфлауэра»⁽¹⁾, дальнее родство по-прежнему не радовало. Темная лошадка среди Священных семей, хрестоматийный пример погони за идеей фикс… что такого важного охраняли Гонты, не желая ни на шаг подпускать чужаков? Для чистокровных магов благополучие и процветание рода стояло на первом месте… так что могло быть настолько ценным — или настолько опасным, — чтобы они пошли на крайние меры?

От этих запутанных гипотез у нее кружилась голова и ныло под ложечкой, словно Панси снова стояла перед темным провалом и пыталась разглядеть что-то в его глубинах. Что-то огромное и смертоносное.

Ужас Слизерина… от одного названия стыла кровь. Что это — позднейшая вставка, призванная добавить легенде остроты, или искаженное зерно истины? В одном Драко был прав: ничто под солнцем не живет тысячу лет, к тому же никто и никогда не сталкивался с монстром нос к носу, — но Панси все равно было не по себе. Гонты обустроили тайный ход в восемнадцатом веке, а традицию внутрисемейных браков продолжали до начала двадцатого. Это значит, совсем недавно, по меркам истории буквально накануне, вся эта мерзость еще имела практический смысл…

Хоть бы там хранились сокровища, — горячо взмолилась Панси неведомо кому, потому что просить о заступничестве Салазара было как-то неуместно. — Хоть книги, хоть артефакты, что угодно неживое…

Потому что следом пришла совсем непрошеная мысль: если Гонты имели доступ в Тайную комнату, Чудовищу Слизерина не требовалось охотиться — его могли исправно кормить… Возможно, этому, чем бы оно ни было, достаточно редких приемов пищи — раз в год или, скажем, в десятилетие…

Но что может жить так долго? Или… или оно не одно, а, скажем, целая популяция?

Иногда Панси жалела, что не может просто взять — и закрыть глаза на неудобные вопросы. Было бы так легко отнестись к походу в Тайную как к увлекательному приключению…

— Не то чтобы я горела желанием туда лезть, — продолжила она вслух, — честное слово, там жутко уже у самого входа, — но я сойду с ума от тревоги. К тому же, два змееуста лучше одного…

Она мимолетно задумалась, стоит ли признаться в дальнем родстве со Слизерином, но решила придержать козырь для общего сбора: Панси по-прежнему надеялась убедить Гарри и Драко взять ее с собой по-хорошему. Она подозревала, что одного лишь парселтанга может быть недостаточно: кто знает, как одиозный Основатель заколдовал свой схрон? В жилах Панси текла хотя бы капля его крови… конечно, как книззл наплакал, но что если именно эта капля спасет их всех?

Таким преимуществом Панси не смела пренебречь, как бы отчаянно ни хотелось остаться в стороне.

Лаванда накрутила прядку волос на палец, позволила той соскользнуть золотистой ленточкой и накрутила снова. При этом выражение лица у нее было самое решительное, совершенно не вязавшееся с беззаботными жестами.

— Ну нет, так не пойдет, — наконец заявила она, поднимая глаза на Панси. — Драко и Гарри будут пожинать лавры, а что будем делать мы? Сидеть сиднем, как принцессы в башне? Я, может, тоже жажду подвигов!

Панси устало потерла лоб: с одной стороны, следовало донести до Лаванды опасность затеи; но с другой… сказать по правде, Панси не помешал бы лояльный авантюрист масштаба Драко.

— Вообще-то я знаю, где вход, — медленно произнесла она, борясь с собственной совестью. — И даже могу его открыть.

В глазах Лаванды загорелся опасный огонек.

— Тогда дело в шляпе! Мы очень вежливо попросим взять нас с собой, а если они откажут, мы для виду согласимся, а потом отправимся в Тайную комнату сами!

* * *

Едва войдя и закрыв за собой дверь, Поликсена замерла на пороге, чутко прислушиваясь к гулкой вечерней тишине. Она специально задержалась с возвращением в Лондон, хоть умом и понимала: вечные прятки — это не выход. Нужно было сперва уяснить самой, что ей нужно от Блэка, а затем доходчиво донести это до сведения супруга… однако Поликсена упорно хваталась за любые другие задачи. Ждала неведомо чего: капитуляции Сириуса и предложения разъехаться? Передышки в сонме забот? Здравого ума и твердой памяти всех участников? Луны в Козероге? Смерти главных действующих лиц от старости?

И дождалась, дотянула — после сегодняшней выволочки Малфоя половину вариантов можно было смело выбросить на свалку. Никуда они с Сири уже не разъедутся, а вместо этого — что именно? Упадут друг другу в объятия и возрыдают от счастья?

Что вообще предполагает успешная семейная жизнь Министра Магии? Жаль, никто не удосужился объяснить — она бы с удовольствием послушала, а может, даже и записала на будущее…

Потянуло накинуть дезиллюминационное, но эту идею Поликсена отмела: не хватало прятаться в собственном доме — несмотря на то, что настоящим домом это место пока не стало. Впрочем, если часто что-то повторять, начинаешь сам в это верить, — и она знала, что трюк работает, как часы. Пожалуй, по-настоящему Поликсена так и не поверит, но действительно привыкнет и станет говорить даже про себя: отныне она не Паркинсон, а Блэк, и ее дом вовсе не на вилле, затерянной в беззаботном безвременье, и даже не в Паркинсон-мэноре, а здесь, в гнетуще роскошном таунхаусе на Гриммо 12… Полезный навык: самое то для каверзных интервью и пресс-конференций.

А еще у Поликсены имеется законный муж — да-да, дамы и господа, тот самый, которого она верно ждала десяток лет. Разве вы не читали статьи в «Пророке»? Чета Блэк — истинное воплощение семейных ценностей, так что не ошибитесь и проголосуйте правильно!

Она медленно вдохнула и выдохнула, а затем двинулась по лестнице наверх, чувствуя, как спину жжет насмешливый взгляд леди Вал: та видела невестку насквозь. Вопреки ожиданиям Вальбурга молчала, ну и слава Мерлину: Поликсена не была настроена на общение. Прокрасться бы в спальню и посидеть там молча, бездумно глядя в распахнутое окно и вдыхая влажный весенний воздух до боли в легких… а потом провалиться в сон как в омут. Разве она многого просит?

Однако уже на лестничной площадке Поликсена с упавшим сердцем поняла: видимо, и вправду многого. Потому что есть в мире вещи, игнорировать которые себе дороже, — и одной из таких вещей является путеводная нить из лепестков, крупных, шелковистых и темно-красных, неприятно похожих на сгустки крови. Поликсена бросила тоскливый взгляд на следующий пролет, ведущий к спальням, поколебалась, а потом все-таки приняла подачу. Если это не знак, то что тогда? Перед смертью не надышишься — и перед сложным разговором тоже, так зачем оттягивать неизбежное?

А ведь ничто не предвещало беды, — хмыкала Поликсена про себя, идя в столовую и лениво распихивая ногами лепестки, словно осенние листья в парке. Еще и розы, ну надо же… Розы ей уже дарили: Эйвери втемяшил себе, что нет цветка благороднее, а посему перетаскал в дар половину хогсмидской оранжереи. Самой Поликсене нравились совсем другие цветы и совсем другие парни, вот только галантный кавалер плевать хотел на ее мнение. Сказано «розы» — значит, розы, бери и не выкаблучивайся…

Как и стоило ожидать, Блэк не стал мудрствовать и пошел проторенной дорожкой — и Поликсена подивилась своему глухому разочарованию. Все-таки купилась, понадеялась, что с Сири получится ужиться безо всех этих страстей: они ведь даже поговорили по-человечески, едва ли не впервые со дня знакомства… Только зря губу раскатала.

В столовой, куда Поликсена вошла так осторожно, словно снова была на рейде, уютно горели свечи. Тяжелые шторы из синего бархата плотно задернуты, стол накрыт на двоих, а в ведерке со льдом томится бутылка шампанского — романтический ужин как по учебнику. Не хватало только самого соблазнителя, и Поликсена почти решила развернуться и уйти, пока не поздно, — однако все-таки осталась. Села за стол, покрутила в руках вилку, положила ее обратно и качнулась на ножках стула, с интересом рассматривая сервированные блюда.

Спаржа под голландским соусом, устрицы с лимоном, какие-то неопознаваемые моллюски… а еще трюфели, финики и запеченные в раковинах улитки. И сельдерей, море сельдерея… Очень странный набор — и она гипнотизировала его пару минут, крутя и так, и эдак, пока не сообразила: да это же афродизиаки! Вернее, то, что ими считают, — Поликсена сомневалась, что устрицы или финики способны воспламенить ее до потери здравого смысла.

По-хорошему, следовало немедленно встать из-за стола и бойкотировать ужин в знак протеста, но вместо этого ей стало и горько, и смешно. Классический гордиев узел — Александр разрубил такой мечом, и Поликсена поймала себя на зависти к бравому македонскому царю. Решайся ее дилемма так просто, она не колебалась бы ни минуты — вот только что прикажете рубить, шею Блэка? Для Поликсены это был совсем не выход.

Она еще раз оглядела стол и сочувственно покачала головой. Бедный, бедный Сириус Орион Третий со своим романтическим ужином — совершенно неуместным и нелепым, но от этого вдвойне трогательным. Трудов Сири было жаль, но с этими играми пора было заканчивать, и поскорее. Разочарование наконец сменилось облегчением: все-таки прямодушный Блэк со своим неуклюжим коварством был куда привычнее Блэка, ведущего хитрую игру. Этого Сириуса она хоть немного да понимала…

— Ого, — раздался настороженный голос мужа, и Поликсена повернулась боком, глядя, как Сири заходит в столовую и останавливается на полушаге, словно налетев на невидимую стену. — Сегодня что, какой-то праздник?

— День взятия Бастилии, — с намеком поиграла бровями Поликсена. — В роли Бастилии, видимо, я. Доставай свое осадное орудие, не робей.

И, заметив его недоумение, вздохнула:

— Устрицы, серьезно? Сири, меня таким не проймешь. Налил бы уже амортенции, чего мелочиться? Только сам не вари, купи в аптеке — я не забыла твой позорный неуд по Зельям.

Сириус постоял еще минутку, подумал, цепко оглядывая сервировку, а потом стиснул кулаки и рявкнул так, что бокалы на столе мелко задрожали:

— Кричер! Быстро сюда, мерзавец!

Сперва Поликсена удивилась, а затем как-то разом все поняла — и вопреки здравому смыслу приободрилась. А может, они и найдут общий язык — бывает же так, что супруги просто дружат, правда? К примеру, ее собственные родители или, скажем, леди Вал с мужем… У обеих пар не случилось великой любви — ну и ничего, это даже к лучшему. Великая любовь только мешает жить, она толкает на безумства и вынимает душу — и Поликсена надеялась рано или поздно донести до Блэка эту простую истину.

Кричер не спешил являться на зов, и она внимательно присмотрелась к Сириусу: а ведь красивый мужик, особенно сейчас, с полыхающими глазами и играющими желваками… И что ей не так в самом деле? Поликсена склонила голову к плечу, нарочито облизывая супруга взглядом и при этом безжалостно высмеивая собственный интерес.

А ведь по сути все так, как надо, — признала она с неприятным удивлением. Хоть бери — и сама поднимай белый флаг! Можно хоть сейчас смести со стола эти дурацкие устрицы и рассчитаться по супружескому долгу не отходя от кассы… В конце концов, Поликсена не была святой отшельницей и пояс верности не носила, да и глупо было отрицать очевидное: за годы лишений Сири не растерял что-то неуловимое, но очень важное. Она успела соскучиться по хорошему сексу без обязательств, а Блэк был как раз в ее вкусе. Главное — договориться заранее, что это совсем ничего не значит и что они просто совмещают приятное с полезным…

Вот только случайным приятелям можно помахать ручкой и навсегда о них забыть, а с мужем так не выйдет, на то он и муж… Ну не стирать же наутро память и ему, и себе! До такого она пока не опускалась, но все бывает в первый раз…

Поликсена криво усмехнулась своим мыслям. Можно было смело хорохориться, заигрывая с собственным воображением, потому что в глубине души она знала наверняка: это будет огромной ошибкой. С Блэком ни в коем случае нельзя спать — и точка. С ним опасно даже жить под одной крышей, вот только как объяснишь это консервативному электорату?

И совсем из глубины души, оттуда, куда Поликсена предпочитала лишний раз не заглядывать, ядовитой змеей скользнула новая мысль: предательница. Мысль эта была нелогичной и оборванной, как и все мысли на этот счет, — но на долгий миг она выбила дыхание из груди. Разве это предательство? Разве Поликсена клялась хранить верность? Не было такого — потому что ее верность никому и даром не сдалась, никто и не думал на нее претендовать, а значит, можно делать все, что возжелается…

И все равно — предательница.

У всего есть предел, и у того, о чем можно не думать, — тоже. Даже во время близости их с Сири разделяли бы и стынь пустой азкабанской камеры, и презрительный взгляд черных глаз, и сытая усмешка maman, наконец добившейся своего… А потому Поликсена заранее знала, чем все закончится: вместо ожидаемого подъема она рухнет в пропасть, куда не достает солнечный луч, из чувственной, животной радости — в холодный и скользкий стыд.

А раз так, то зачем понапрасну издеваться над собой — а заодно и над ним? Сириус не заслуживал, чтобы его использовали втемную: очень обидно наутро увидеть в чужих глазах не благодарность за отличную ночь, а глухую тоску и сожаление о совершенной ошибке.

— Старый верный Кричер — негодный эльф.

Сперва послышался голос, бубнящий без малейшего проблеска сожаления, а затем появился и сам домовик — драматично соткался в воздухе, высоко держа седую голову и крепко сжимая в лапках каминные щипцы. Ни дать ни взять пламенный революционер перед лицом превосходящего противника.

— Верный Кричер не сумел угодить добрым хозяевам, да-да, он не сумел, хоть и очень, очень старался… Мудрые хозяева не оценили усилий глупого немощного Кричера… Потому сейчас он себя накажет!

Эльф осторожно зажал щипцами нос и легонько надавил, всем видом изображая великую муку. По морщинистой щеке скатилась одинокая крупная слеза.

— Теперь негодный Кричер наказан, — объявил он скорбно и гнусаво, от греха подальше пряча щипцы за спину. — Да-да, он сурово наказан за свою попытку помочь. Теперь он может подать основное блюдо — седло барашка со шпи…

— Какого к дракклам барашка?! — опомнился Сириус и навис над ним, как коршун над цыпленком. — Это что еще за балаган? Я тебя разве просил? Нет, ну разве я просил тебя лезть?!

— Добрый хозяин ничего не просил. Добрый хозяин вообще ничего не делал, — неодобрительно проскрипел Кричер, исподлобья глядя на Блэка. — Например, он не говорил хозяйке приятных слов. Не дарил цветы. Не приносил кофе в постель. Как славной хозяйке понять, что у хозяина на уме?

— И в самом деле, — поддакнула Поликсена и поймала удивленный взгляд Сириуса через плечо. — Хозяйке совершенно невдомек. Как насчет поговорить откровенно, а, хозяин? Или слабо?

— Мне? — как-то совсем незнакомо усмехнулся Сири. — Мне-то как раз не слабо.

И, снова повернувшись к эльфу, строго сказал:

— Кричер, этот разговор не закончен. Тебе ясно? Я спрашиваю: ясно тебе?

— Кричеру все-все ясно, — ни капли не смущаясь, проворчал тот и сделал семенящий шажок назад. — Да-да, верному Кричеру предельно ясно, что судьба Благороднейшего и древнейшего рода висит на волоске. Никто, никто не спросит глупого старого Кричера, почему же так вышло… А он бы честно ответил: все потому, что хозяева изволят разговаривать, а не…

Он поймал пристальный взгляд Поликсены, негодующе хрюкнул и исчез с громким хлопком — отправился нянчить свои обиды в гордом одиночестве.

— Совсем распоясался, — как-то очень по-домашнему пожаловался Сириус, подходя к другому концу стола и тяжело оседая на стул. — В одном он прав: старый уже, и котелок не варит. Сегодня весь день готовил любимые сладости Реджи, ты представляешь? Я прошу: мяса мне, — а он приносит безе с клубникой. И рыдает при этом в три ручья — говорит, мерещится, что Реджи вернулся домой… Голос его, мол, слышит. А вчера весь день бродил по прихожей — как ни спущусь, он тут как тут. Ходит туда-сюда, глядит на дверь, как побитый пес, и все зовет Регулуса, да так жалобно… И ладно бы только звал — под вечер начал простукивать стены. Насилу успокоил…

— Люциус обещал нового эльфа, — как бы невзначай вставила Поликсена, и супруг нахмурился.

— С чего такая щедрость?

— Банальная взятка — Малфой видит меня Министром, — решительно перешла к делу она. — Я собираюсь согласиться. Надеюсь, ты не против.

Сири отвел взгляд в сторону и крепко задумался. Нет, все-таки этот, новый Сириус нравился ей намного больше прежнего, хоть с ним и приходилось постоянно быть начеку. По-хорошему, полагалось сперва узнать его мнение, а не внаглую поставить перед фактом, но Поликсена считала низостью задавать вопросы с одним-единственным вариантом ответа.

— Я не только не против, — наконец осторожно, словно крадучись по минному полю, сказал Сири и перевел на нее взгляд, — но и очень даже за. Ты заслуживаешь этого, как никто другой. Как я могу помочь?

Этот простой вопрос настолько выбил Поликсену из колеи, что она только и смогла, что хлопнуть ресницами разок-другой. Затем неловко улыбнулась и потянулась за бокалом, чтобы выгадать немного времени. Новый номер в репертуаре Блэка до боли напоминал манеру совсем другого человека — помнится, Басти тоже брал быка за рога, но при этом оставлял последнее слово за Поликсеной… Казалось бы, эти двое ведь почти не знали друг друга, так откуда эти подкупающие интонации, откуда понимание, как отыскать к ней подход? Неужели просто удачное совпадение?

Она поймала себя на том, что мысли все-таки сорвались с привязи и понеслись по ставшему привычным маршруту. Как так получается, что один человек цепляется за жизнь зубами и когтями и в итоге выходит на волю, а другой, ничем не уступающий первому, остается в Азкабане навсегда? В чем секрет успеха? В том, что один обрел аниформу, а с ней и сверхчеловеческую выносливость? Что один понадобился Дамблдору, а другой был лишним для всех, кроме Поликсены, мечтавшей подарить ему свободу и право начать все заново? Или в том, что этого другого сломали особые условия заключения — за которые следовало благодарить не кого иного, как глупую девицу Паркинсон?

Всякий раз, когда ей казалось, что еще немного — и она наконец забудет, Сири говорил или делал что-то, что наводило на мысли об Азкабане, а заодно и о Басти. Удивительно, что тот же Север почти не ассоциировался с Каро — ну или закономерно, это уж как посмотреть…

Наверное, время вылечило бы и эту рану, но пока что Поликсена измучилась, не в силах предугадать очередной удар. Не отчитывать же Сириуса за то, что он топчется по больной мозоли! Maman — та не моргнула бы и глазом, но у ее глупой дочери просто не поворачивался язык. Обсуждать роман юности с нынешним супругом, даже с учетом того, что брак был фиктивным, — от одной мысли об этом тянуло аппарировать с места, причем прямиком за Канал.

Поликсена вообще не любила откровенничать и понапрасну бередить раны, а с вошедшим в раж Сириусом не вышло бы ни отмолчаться, ни отшутиться. Блэк ревнив, он захочет узнать доподлинно, что за тип был «близкий человек» его жены, а оттуда недолго и до имени, и до дат, и до причин, по которым Поликсена остановила свой выбор именно на Лестрейндже… Опасная дорожка. Ну уж нет, пускай прошлое остается в прошлом, — ну а она потерпит, не впервой. Нужно просто оборвать оставшиеся нити — и станет немного проще… Например, подарить Белле удар милосердия — Басти не хотел бы, чтобы женщина, которую он так любил, продолжала страдать в холоде и мраке Азкабана.

Закончить свои дни запертой, словно зверь в клетке… Поликсена никому не желала подобной судьбы — и особенно человеку того же склада характера, что у нее самой. Она не оправдывала мадам Лестрейндж: под конец войны той отказали последние тормоза, — но все равно невольно ее жалела. Даже больше, Поликсена понимала Беллатрикс — и куда лучше, чем готова была признать. Наверное, это многое говорило о ее моральном облике, и не то чтобы что-то хорошее. Так уж сложилось, что ее симпатии нередко шли вразрез и с общественным мнением, и просто со здравым смыслом… Черная овца в белорунной отаре — Поликсене до сих пор было горько думать о годах, которые ушли на то, чтобы принять это и смириться.

Нынешнюю Беллу было до боли жаль. Она совсем не походила на себя прежнюю — изможденная и потерянная, как ребенок, заплутавший в темном лесу. Видеть ее такой было невыносимо — даже Поликсене, хоть она никогда не была в особом восторге от Беллатрикс. В расцвете молодости, сил и красоты мадам Лестрейндж жаждала внимания без разбора и меры, а Поликсена презирала игры с чужими чувствами: в свое время она насмотрелась на такое с лихвой.

Если человек тебе не нужен — отступись и не будь собакой на сене. Объяснись с ним и отпусти, позволь ему переболеть тобой и устроить жизнь с кем-то другим, с кем-то, кто сумеет оценить его по достоинству… У чистокровной гордячки Беллы и магглокровной умницы Эванс было крайне мало точек пересечения, но в одном они были как родные сестры: обе наслаждались чужим поклонением, почти ничего не давая взамен. Королевы, снисходившие до своих пажей только по большим праздникам. Кукловоды, дергавшие за ниточки, стоило марионеткам проявить хоть каплю своеволия…

Да, она недолюбливала Беллатрикс — Поликсену душила горькая обида за Басти, чувство для нее весьма привычное и успевшее глубоко пустить корни. Это была обида за умного и верного парня, который заслуживал намного большего, чем случайные подачки, крошки с чужого стола. Относиться к нему так небрежно было все равно что забивать гвозди Старшей палочкой, и она не раз и не два порывалась вмешаться, — но все-таки не вмешивалась. Люди ведь не выбирают, кого любят… Так в свое время не выбирал Север — и Лестрейндж тоже. И уж точно не Поликсене было увещевать и объяснять, наставлять на путь истинный и умолять одуматься. Все и так все прекрасно знали — просто ничего не могли с этим поделать… В случае с Басти Поликсена хотя бы понимала, почему тот увяз так накрепко, и это немного приглушало обиду, недоумение и разочарование.

Несмотря на все их разногласия, Беллу было за что уважать: та была прирожденным бойцом, и мало кто мог справиться с ней один на один. Спарринги с ее участием стабильно собирали аншлаг, и только один человек не мог насладиться зрелищем наравне с остальными — сложно любоваться красивым боем, когда ежесекундно умираешь от страха. Порой Беллатрикс слишком увлекалась, и стоявшей в первых рядах Поликсене мерещилось, что еще немного — и та все-таки достанет своего противника, каким бы стремительным и изобретательным тот ни был, и на пол плеснет кровью, а колдомедик из Поликсены всегда был паршивый, на троечку… Даже хуже, чем актриса, — впрочем, любая маска слетит, когда держишь чужую голову на коленях и залечиваешь раны, а сама думаешь только о том, что ты же предупреждала, ты же просила, умоляла даже, ну почему, почему он не послушал…

Ей везло — Белла все-таки не дотягивалась. Она объявляла конец спарринга и ухмылялась так довольно, словно только что встала с постели после жаркой ночи. Затем убирала со лба влажные от пота черные кудри, театрально раскланивалась во все стороны и хвалила своего визави, — а в ее чувственном хриплом контральто звучала ревность к талантливому выскочке. Он же с легким раздражением пожимал плечами, словно не сражался на равных с одним из лучших бойцов Лорда, а гулял вокруг Черного озера, и, безошибочно найдя Поликсену взглядом, едва заметно кивал ей: ну вот видишь, я все еще жив.

А на следующий день все повторялось, как в проклятой временной петле, и Поликсена думала, что такими темпами она поседеет раньше срока — потому что не бывает так, чтобы вчерашний выпускник, даже самый незаурядный, мог раз за разом противостоять самой Белле. Рано или поздно, но полоса удачи закончится — и что прикажете делать тогда? А ведь были еще и настоящие бои. Слава Мерлину, все трое Лестрейнджей сражались по нужную сторону баррикад, — но на той, другой, стороне тоже имелись свои умельцы…

Для Поликсены Беллатрикс была костью в горле. Она выпивала все соки, а затем ломала людей как надоевших кукол. Ее было за что ненавидеть, но куда естественнее было любить — эту женщину жарче огня и ярче солнца. Решительная, раскованная и деятельная, взбалмошная и непостоянная, она естественным образом становилась заводилой в любой компании. Поликсена даже немного гордилась мимолетным сходством их характеров — тем самым сходством, которое когда-то заметил по уши влюбленный в невестку Рабастан…

Тем самым сходством, за которое по уши влюбленный Рабастан выбрал Поликсену в сообщницы.

Она быстро поняла, что от нее требуется, и после первоначальной обиды охотно приняла правила игры: Басти любил другую, но Поликсене с лихвой хватало его тепла — невостребованного Беллой, не ценившей простых радостей жизни. Их цели удачно совпали: Рабастан пытался выбить клин клином, а Поликсена, успевшая обжечься, да к тому же обещанная другому, хотела узнать, каково это — когда твой выбор наконец взаимен. Ведь так бывает, правда — когда все легко и просто, и можно не бояться испортить то ценное и важное, что уже есть?

Они с Басти были родственными душами: болезненно верные, привязчивые и не склонные к излишнему самокопанию. Они понимали друг друга с полуслова, благо что их мозги и сердца оказались устроены совершенно одинаково. Зачем говорить, если можно сражаться? К чему ныть, раз не повезло в любви? Звезды встали раком и назначили вечно оставаться на вторых ролях? Значит, делай что можешь — и, ради Мерлина, молчи. Просто будь рядом, чтобы вовремя подставить плечо, и не жди благодарности в ответ — другой человек не виноват, что однажды в мире что-то сдвинулось и ты больше не смог отвести от него глаз.

Она никогда не ревновала Рабастана — в первую очередь потому, что это была совершенно бесполезная затея, не нужная ни Басти, ни ей самой. Поликсена прекрасно понимала Лестрейнджа и горячо ему сочувствовала — и от этого было только горше, потому что лишь сейчас она начинала осознавать, что именно натворила из самых благих побуждений.

Каково ему было день за днем слышать, как любимая женщина плутает во тьме разума, как уходит от него все дальше и дальше — и не иметь возможности задержать хотя бы беглым прикосновением?

Поликсена полагала себя в долгу перед ним — за все, что Лестрейндж для нее сделал, и за все, о чем он молчал, тоже. Лучшим способом расплатиться было бы встретить его из Азкабана одним чудным днем и крепко обнять, навсегда возвращая из мира призраков в мир живых, — но ей довольно быстро растолковали, что этому плану не суждено сбыться. Он так и останется просто сопливой мечтой.

Поликсена не отступилась. Тогда она пошла другим путем — оплатила отдельную камеру, потому что надеялась облегчить удел Рабастана хотя бы так… но что если вместо помощи оказала ему медвежью услугу? Как назло, именно эту просьбу «мистер Смит» исполнил в точности — вероятно, единственную из всех. Поликсена ни разу не поставила себя на место Басти, но сейчас, несмотря на многолетнюю практику, она не могла удержаться от навязчивых мыслей: что тот сказал бы, узнав, по чьему велению его разлучили с Беллой? Из-за кого именно отныне их разделяла стена? Что Басти сделал бы, осознав, что у него остался только голос — и больше ничего? Проклял бы свою благодетельницу?

Поликсена точно прокляла бы. Окажись она на месте Лестрейнджа, окажись там, за стеной…

— Ты действительно можешь мне помочь, — наконец твердо сказала она, усилием воли беря себя в руки и бросая на Сириуса пристальный взгляд. — Теперь ты знаешь о возрождении Лорда и должен понять мои мотивы. Мне нужен полный доступ на Гриммо — и не ради собственной выгоды, а ради блага твоего крестника. Ты ведь хочешь уберечь Гарри, правда? Вот и я хочу. Помимо этого, раз все прочат мне министерское кресло, теперь нам точно нельзя разъезжаться. Мы будем и дальше жить вместе, и для этого нужно договориться о… скажем, правилах сосуществования. Лично я предлагаю остаться друзьями.

— Друзьями? Это как? — на лице Сири осталось серьезное и внимательное выражение, но атмосфера в комнате неуловимо изменилась. — Вроде как у вас со Снейпом?

— Нет, — отрезала Поликсена и тут же пожалела о своей поспешности. — Впрочем, да. Что-то в этом духе.

Она помолчала, собираясь с мыслями. Сириус терпеливо ждал и этим только дополнительно действовал Поликсене на нервы — раньше Блэк совсем не умел сидеть в засаде. Ну что же, минус одно ценное преимущество.

Когда пауза стала просто невыносимой, Сири снова подал голос — но лучше бы не подавал.

— Мне тут кое-что припомнилось, — дружелюбно сказал он, чуть наклоняя голову к плечу и не отрывая от Поликсены глаз — один-в-один ласковый, безобидный лабрадор, из тех, что никогда не укусят протянутую ладонь. Опасная ассоциация, только усыпляет бдительность. — Этот ритуал… ну, свадьба с топором… Я поспрашивал Кричера и выяснил, что ты никак не могла провернуть все в одиночку. Кто был за жениха? При случае пожму ему руку.

— Иппи Сметвик, кто ж еще, — автоматически соврала Поликсена и тут же прикусила язык, но было уже поздно. Блэк довольно кивнул, словно ожидал услышать именно это, и она немного расслабилась. — Только давай без благодарностей, он и так смущается, — а Линда страшно ревнует.

Поликсена помолчала, а затем все-таки не удержалась, спросила с нажимом:

— Ты ведь благодарен ему, правда? Напоминаю, что без помощи со стороны ты по-прежнему сидел бы за решеткой.

— О, я не просто благодарен, — с чувством заверил Сириус, прикладывая к сердцу широкую ладонь. — Я по гроб жизни обязан твоему приятелю. Это ведь точно был Сметвик, ты ни с кем его не перепутала? Ну знаешь, за давностью срока.

— Это был Иппи, — медленно, с расстановкой повторила она, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. — Еще вопросы с подвохом? Давай, не стесняйся.

— Ну есть один, — с деланной скромностью потупился Сири. — Что думает о выборах твой лучший друг? Каково мнение Северуса Снейпа?

Очень и очень ценное, — дополнила Поликсена и криво усмехнулась.

— Советует баллотироваться, — признала она. — Видишь, какое у вас трогательное единодушие. Всегда бы так.

Сириус помолчал и как-то неуловимо усмехнулся, отводя взгляд в сторону, — так, словно поймал ее на горячем. Поликсена прищурилась, но не стала лезть в бутылку — она устала от умных мужиков, а в последнее время Сири заслуживал место в их рядах.

— Мы действительно частенько сходимся во мнениях. Пригласила бы его на чай, а? — внезапно предложил супруг, и Поликсену потянуло срочно прочистить уши. — Нам давно пора переступить через школьные обиды. Может, притремся — и будет у нас с тобой общий приятель. Представляешь, как здорово? Станем дружить домами.

Поликсена очень живо представила это безумное чаепитие на троих. Север, с непроницаемым лицом поющий осанну Блэку; Сири, хлопающий нового товарища по плечам… и сама она, ровнехонько между двух огней — как говорили в Хоге, третий не лишний… Для полноты картины не хватало только крепких объятий и братских лобзаний, и Поликсена поняла, что сильно заблуждалась, жалея об их взаимной неприязни. Оказывается, могло быть намного, намного хуже…

— Послушай, все очень просто: для всех мы будем примерной семьей, — чтобы вернуться к прежней теме, ей потребовалось значительное усилие над собой. Как назло, в голове было шаром покати, и вместо стоящих аргументов крутились громкие лозунги, словно сошедшие с предвыборных плакатов. Поликсена и сама в них не верила — так с чего бы поверить Блэку? — Крепкий брак, лебединая верность, красивая история любви и традиционные семейные ценности — все как любят избиратели.

Kinder, Küche, Kirche⁽²⁾, — насмешливо подытожил знакомый бархатный голос, и Поликсена стиснула зубы и привычно от него отмахнулась.

— Ну а что мы станем делать за закрытыми дверьми, — продолжила она вслух с нарочитым воодушевлением, — это уже наше личное дело. Слушай, ну что я разжевываю тебе как маленькому?

— Нет, ты все-таки разжуй хорошенько, — уперся Сириус и наклонил вперед голову, словно бык на арене. — Может, я непонятливый.

— Игра на публику, — раздельно и четко произнесла Поликсена — она начинала злиться. — Я становлюсь Министром, ты стоишь на трибуне рядом, мы оба улыбаемся и машем восхищенной толпе. А после выборов заживем по-своему. Например, ты сможешь поискать удовольствий на стороне — обещаю, я слова не скажу против. Я не жду от тебя вечного целибата, это было бы слишком жестоко. Если хочешь, могу подкинуть нужный адресок.

— И зачем он мне? — нарочито удивился Сириус, и она нахмурилась. — У нас же будет примерная семья, так? Крепкий брак и эта, как ее… лебединая верность, вот.

— Очень крепкий брак, прямо железобетонный, — сквозь зубы подтвердила Поликсена, борясь с желанием метнуть в него вилку. — Но спать мы по-прежнему будем раздельно. Сири, не усложняй все еще больше, ладно?

Блэк помолчал, а потом сказал, медленно кладя обе ладони на стол и глядя на нее как-то очень проникновенно, снизу вверх:

— Ты предлагала поговорить начистоту и брала меня на слабо. Так вот, мне не слабо признаться: я подыграю тебе, но надеюсь, что однажды ты наберешься смелости и посмотришь правде в глаза. Хочешь просто дружить? Играть роль всякий раз, когда будем на людях?

Сириус терпеливо дождался кивка и улыбнулся, поднимая руки вверх.

— Ну давай попробуем, я не против. Правда, жаль тебя, — с каким-то сочувствием добавил он и налил себе вина. — Годами держать круглосуточную оборону? Такого и врагу не пожелаешь.

— Намекаешь, что глупо тратить время зря? — после долгой паузы уточнила она, отгоняя непрошеную горечь. Сказать по правде, Поликсена устала удерживать окружающих от очевидных ошибок — и если ради Севера она готова была постараться еще и не так, то ради Сири… Если человек желает сплясать на граблях ирландский рил, никто не вправе ему мешать, — но Поликсене редко удавалось последовать собственному совету и со спокойной совестью умыть руки.

Вместо этого она прибегла к излюбленному приему и перешла в атаку:

— Затащить меня в постель — это что, вопрос принципа? Незажившая травма юности? Ну хорошо, пойдем в спальню: раньше начнем — раньше закончим. Запишешь меня в свой список побед, добавишь зарубку на столбике кровати — и угомонишься уже наконец.

Сириус покачал головой, укоризненно глядя на нее, и Поликсене внезапно стало… не то чтобы по-настоящему стыдно, но очень неловко. Непривычное ощущение — и не больно приятное.

— Ну нет, так не пойдет, — с кривой усмешкой заметил он. — Ты видишь во мне прежнего Сири Блэка — но я совсем другой. И тебе не враг — отныне мы одна команда, а значит, нам нужен толковый план, точь-в-точь как в квиддиче. Обсудим правила и стратегию?

— А правила нам зачем? — с подозрением уточнила Поликсена, чувствуя, что инициатива снова выскальзывает у нее из рук. Несмотря на то, что супруг взял на вооружение ее собственную идею, такой внезапный энтузиазм только настораживал.

— Как это зачем? — притворно возмутился Сириус, и в глубине его глаз мелькнул лукавый огонек. — А вдруг ты позволишь себе лишнего? Уволь, на такое я не подписывался. По крайней мере, пока.

И с дружелюбной улыбкой отсалютовал ей бокалом.

Примечания:

PayPal, чтобы скрасить мои суровые будни: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

Название главы отсылает к пословице "Яблоко от яблони недалеко падает".

Я очень благодарна за помощь с главой моим терпеливым и талантливым бетам.

Также отдельное спасибо Irina Zimno и Mirta Vyoly. Дамы, благодаря вам глава стала намного лучше.

1) Вики: «Мейфлауэр» (англ. Mayflower) — английское торговое судно, на котором англичане в 1620 году пересекли Атлантический океан и основали Плимутскую колонию, одно из первых британских поселений в Северной Америке.

Вернуться к тексту

2) Вики: «Дети, кухня, церковь», или 3 K, — немецкое устойчивое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей.

Вернуться к тексту