Нет покоя голове в венце (джен)

На мгновение мир сузился до вихря чакры, гудящего у всех в голове.

И тогда Курама сухо усмехнулся и вонзил когти в разум Лиса.

— Готов поспорить, меня ты не ожидал!

Позаимствованное Лисом тело девушки рухнуло на колени. Курама проигнорировал её: она была просто сосудом. Детишки о ней позаботятся. Вместо этого он сосредоточился на маленьком человеческом сознании, которое он держал в своих когтях.

Курама видел мерзкие фиолетовые нити чакры, переплетённые с золотом Наруто, подавляющие его свет. Сила чакры здесь не имела значения — всё дело в способности манипулировать сознанием и проникать в него. Против Яманака у Наруто не было ни единого шанса. Из-за того, что внимание Наруто ослабло, личина Какаши, которую он поддерживал последние несколько часов, спала, и внезапно «Хокаге» снова превратился в девятнадцатилетнего подростка с блондинистой шевелюрой.

Курама ухмыльнулся.

План Какаши был на удивление прост, но Курама готов был признать — сработал он великолепно.

— Я придумал его, как только понял, что он не может различать сигнатуры, находясь в чужом теле, — Какаши с воодушевлённым видом склонился над столом. — Пока Лис вселяется в кого-то, ему приходится полагаться только на свое зрение, чтобы понять, кто есть кто. Так что мы позаимствуем один из его трюков.

Наруто, будучи Наруто, похлопал глазами, но Курама сразу понял, что имел в виду Какаши.

— Хочешь использовать меня, малой? А у тебя губа не дура, — сказал он, на мгновение взяв контроль над телом Наруто.

К его чести, Какаши даже не вздрогнул.

— Думаю, ты согласишься, что будет лучше, если того, кем попытается завладеть Лис, будет защищать одно из самых могущественных существ в мире, — улыбнулся он.

Курама всегда питал слабость к комплиментам.

После этого всё стало предельно просто.

Шаг 1: заставить Лиса поверить, что Наруто на самом деле был Какаши.

Шаг 2: спровоцировать Лиса напасть на «Какаши».

Шаг 3: задать ему жару.

Подцепив когтями чакру Лиса, Курама быстро отделил её от чакры Наруто. Процесс был весьма простым, хотя Лис ни на секунду не переставал кричать. По ощущениям это должно быть похоже на то, как с человека сдирают кожу. Сам Наруто бы с этим не справился, но именно здесь пригодились сила и многовековой опыт Девятихвостого.

— Так, так, так, — усмехнулся Курама, крепко держа мысленную проекцию Лиса. — Посмотрим, кто ты на самом деле.

Он быстро получил ответы на свои вопросы. И как раз вовремя: несмотря на всю его мощь, у Курамы было мало опыта в поимке мысленных проекций или борьбе с ними — как иначе Кушина и Наруто смогли бы его превзойти? Сознание Лиса выскользнуло из его хватки и сбежало, но это не имело значения.

Всё, что ему нужно было сделать, это сообщить Какаши, что его подозрения были верны. «Один сигнал — это не он. Два сигнала… Действуй».

Курама выпустил две короткие вспышки чакры и вернул контроль Наруто.

Вернувшись в своё тело, Наруто быстро прокрутил в голове информацию, которой поделился с ним Курама. Его товарищи выжидающе на него смотрели: Саске терпеливо, а Сакура…

— Ты… ты всё это время притворялся Какаши-сенсеем? Нет, погоди: ты что, отпустил Лиса? — спросила Сакура. На виске у неё пульсировала вена. Кому-то сейчас надают тумаков. А именно её напарникам-идиотам. Ну, вернее, напарнику и сенсею.

Наруто широко улыбнулся. Вена на лбу Сакуры вздулась ещё больше — Узумаки играл с огнём.

Глядя на всё это, Саске закатил глаза.

— Тот АНБУ на самом деле был Какаши. Тот, что в маске белки, — объяснил он. Ну конечно. С его шаринганом и риннеганом он видел прямо сквозь хенге. — Он отправился к настоящему Лису прямо перед тем, как Наруто спровоцировал эту его версию, — Саске кивнул в сторону незнакомой женщины, лежащей без сознания перед ними.

Сакура опустилась на колени и коснулась её запястья.

— Пульс слабый, но стабильный. Жить будет, — она перевела взгляд на мальчиков. — Что нам теперь делать? Печать всё ещё активна.

Жители Конохи становились всё более разгорячёнными. Они спорили между собой, некоторые кричали и — что ещё хуже — затевали драки.

— Печать задурила им голову, — догадалась Сакура.

Им повезло, что на них она не действовала. Или же… Наруто взглянул на Саске. Может, это его рук дело. Когда Саске присоединился к ним, думать стало намного легче. Возможно, его риннеган каким-то образом разорвал связь. Или, может, на это повлияла близость Лиса.

— Значит, это наша задача, — сказал Наруто. — Какаши-сенсей не дал указаний на этот счёт, но если мы разрушим печать или остановим поток чакры, то помешаем этой странной технике свести всех с ума.

Саске глубоко вздохнул.

— Тогда вперёд.

Сакура собралась с духом.

— Ладно, вправить вам мозги я всегда успею. Сейчас надо спасти деревню.

* * *

Какаши мчался во весь опор. Всё вокруг смазалось в размытое цветное пятно, вынуждая его полагаться не на зрение, а на рефлексы. Такую скорость было легче контролировать, когда у него был шаринган.

Где-то позади он почувствовал всплеск чакры Курамы, такой яркий по сравнению с человеческими сигнатурами. Одна вспышка — и вторая. Значит, он был прав.

Какаши вскарабкался по стене жилого дома. Он добрался сюда так быстро, как только мог. Приходилось прилагать больше усилий и концентрировать всё своё внимание, ускоряясь с помощью чакры. Если Лис будет сопротивляться, Какаши сомневался, что сможет победить его. Даже сейчас его сердцебиение было слишком учащённым, дыхание — слишком затруднённым. Старая боль тоже вернулась, заставляя мышцы ныть от напряжения. Он настолько устал, что не мог даже порадоваться правильности своих догадок.

Если повезёт, Лис тоже будет измотан. Это было единственным преимуществом Какаши — если это можно было так назвать.

Какаши сосредоточился на ощущениях и сделал глубокий вдох. Он всё ещё помнил этот запах… Там, в доме с потрескавшимися жёлтыми стенами и цветами на подоконниках. Он выглядел безобидно, но теперь-то он знал, что это не так.

На окнах даже не было ловушек. Ведь откуда на окнах невинного, вышедшего на пенсию мужчины средних лет взяться ловушкам? В клане, полном сенсоров и шиноби, способных читать мысли, такая деталь вызвала бы подозрения. Какаши разбил окно обмотанным тканью кулаком и открыл защёлку, стараясь не порезаться осколками.

Он ловко приземлился на пол в гостиной. На кофейном столике по-прежнему гордо красовались фотографии Яманака Фуу и его матери, Юхи Кимико. Посередине была третья фотография, на которой была изображена вся семья. Фуу радостно улыбался в камеру, на вид ему было не больше четырёх. Кимико смотрела на него полными нежности глазами, в её взгляде читалась бесконечная любовь к сыну. А позади стоял Лис, обнимая их обоих.

Лис. Что ж…

— Когда ты догадался? — из соседней спальни вышел Яманака Шу. Его голос звучал хрипло. Измученно.

Какаши повернулся к нему, чувствуя себя каким-то образом более усталым, чем раньше. Лицо Шу блестело от пота, седеющие светлые волосы прилипли ко лбу. Его серые глаза лихорадочно блестели.

— Твоя жена, — Какаши кивнул на семейную фотографию. — Мы поняли, что то, что ты нам показывал, было вовсе не воспоминаниями, а мысленными образами. Версией событий, как ты их себе представлял. В них было что-то холодное, клиническое, и некоторые детали не сходились с реальностью. Поэтому мы проверили, у кого был доступ к нашим личным делам.

На мгновение лицо Шу стало непроницаемым. Затем он грустно усмехнулся.

— Кимико… Любимая… Она была такой сопереживающей. Любила эту деревню всем сердцем. Она прочла твою биографию, а также много других, и потом рассказывала о них мне. Она доверяла мне все секреты.

— Она забирала досье домой? — спросил Какаши. Юхи Кимико совершила серьёзное нарушение протокола.

— Иногда. Не часто. Она чувствовала себя виноватой, — Шу пожал плечами. Он прислонился к подоконнику, чтобы дать больной ноге отдохнуть, но ни на секунду не расслабился.

Какаши тоже держался настороже.

— Если твоя жена такая чуткая, как же твой сын оказался в Корне?.. Дай-ка угадаю: ты сам был в Корне. Данзо ни за что не упустил бы агента с твоими способностями.

Шу насупил брови.

— Данзо, этот мерзавец, — процедил он. — Я доверился ему — он был добр ко мне, когда я потерял родителей. Приютил меня, когда лидер клана бросил меня, когда Хокаге не замечал моей боли. Побудил меня развивать дзюцу переноса сознания в новом направлении. Я лишь хотел того же для моего сына.

— Но он предал тебя, — предположил Какаши.

— Деревня нас предала! — рявкнул Шу, и внезапно Какаши увидел Лиса в его движениях, в напряжённой линии плеч, в гневном голосе. — Мой мальчик умер в девятнадцать из-за какой-то бессмысленной демонстрации силы Данзо. Он хотел себе личную команду элитных бойцов, чтобы выглядеть лучше, чтобы использовать их и вертеть ими, как ему вздумается — а Хокаге и пальцем не пошевелил!

Какаши поборол желание отшатнуться.

— Мы все проливали кровь за деревню. Хокаге не может предугадать или предотвратить всё плохое, что может произойти в будущем, — возразил он, стараясь говорить мягким тоном. Это был старый спор, который он часто вёл сам с собой.

Лихорадочный взгляд Лиса ясно давал понять, что спорить с ним бесполезно. Перед ним был уже не Лис, убийца. Прямо сейчас перед Какаши стоял Шу, скорбящий отец, похоронивший жену и сына. Это делало его намного более опасным, чем когда-либо прежде.

— О да, мы проливали кровь, — кивнул Лис, опустив голову. Волосы скрывали его глаза. — Мы проливали её снова и снова, и всё ради чего? Чтобы снова идти на войну, проливать кровь и умирать! Стоило ли оно того? Стоило ли ради этого жертвовать нашими детьми, братьями, сёстрами, родителями и возлюбленными?

— Это цена выживания…

— Разве ты не вернулся бы, чтобы спасти свою команду? Разве ты не помог бы своему отцу сбежать из деревни, если бы это спасло ему жизнь? Неужели ты ничего бы не сделал, чтобы изменить их судьбу? — спросил его Лис с такой болью в голосе, что у Какаши перехватило дыхание. В сравнении с ним его собственные аргументы казались болезненно слабыми.

Губы Лиса расплылись в слабой улыбке, но в ней не было ничего весёлого. Это была улыбка, полная горечи.

— Видишь ли, Коноха не ценит своих шиноби. Деревня ожидает, что мы будем жить, дышать, сражаться, убивать и умирать за неё. И что мы получаем взамен? Мизерную зарплату и крышу над головой. Убожество, — криво усмехнулся он. — И что будет, когда мы наконец сорвёмся? Что будет, когда мы сломимся под грузом пережитого, когда наш разум просто не выдержит? — фыркнул он с покрасневшим лицом. — От нас избавятся! Кого это волнует, да? Сломанный инструмент бесполезен, зачем пытаться его починить? Какая разница, что ты разрушил чью-то жизнь, если он тебе больше не нужен, верно? — глаза Шу горели. — И потому тем, кто не выдерживает давления, приходится справляться с этим самим. Они потеряли свою цель, потому что деревня убедила их, что их единственная цель — сражаться и умереть. Поэтому они чахнут до тех пор, пока от них ничего не останется.

Что-то дрогнуло в груди Какаши. В его памяти всплыло лицо Сакумо, каким он был в последние несколько недель своей жизни. Бледный, замкнутый, с пустыми безучастными глазами.

— Я знаю, — глубоко вздохнул он. — Клянусь, я работаю над этим.

Шу бросил на него внимательный взгляд.

— Твой отец. Да… Ты знаешь об этом не понаслышке, верно? Когда он сломался, все от него отвернулись, и посмотри, что с ним стало. Посмотри, что стало с тобой. Почему ты до сих пор верен этой деревне, когда она только и делала, что швыряла тебя о скалы?

Какаши захотелось ударить по чему-нибудь кулаком.

— Потому что я был всего лишь ребёнком. К тому времени, когда я научился смотреть за пределы того, чему меня учили, я уже так много отдал этой деревне — так привязался к её жителям, — что больше не мог повернуться к ней спиной. Да, Коноха прогнила. Её жители не без греха. Мой отец умер из-за этого, и мои друзья тоже… — его голос дрогнул, но не надломился, — весь клан Учиха погиб из-за этого. Но если мы отвернёмся от неё, это приведет только к большему количеству разбитых жизней. Как ты и сказал: мы должны починить то, что сломано. Здесь живут хорошие люди. Хорошие люди, которые заслуживают лучшего, чем то, что ты им даёшь.

Однако что-то во всём этом не имело смысла. Какаши продолжал напирать:

— Почему ты просто не уничтожил Коноху в жажде мести? Ты не был бы первым. Зачем утруждаться, если ты больше не веришь, что ей можно помочь?

Впервые Лис, казалось, не знал, что ответить. Его глаза наполнились слезами.

— Слишком поздно. Я потерял всё, что было мне дорого, — прошептал он. — Мой дорогой мальчик, моя прекрасная жена… Мой учитель, друзья… Все, кто был мне дорог. Я хочу, чтобы деревня почувствовала эту боль.

Он посмотрел Какаши в глаза.

— Ты меня понимаешь. Твою семью выбросили, как мусор, но со временем ты забыл и продолжал служить деревне. Так что… я просто должен заставить тебя вспомнить.

С невероятной скоростью он сплёл ряд незнакомых печатей и выпустил всё, что осталось от его чакры, в Какаши.

* * *

Сакура зарычала и со всей силы врезала мужчине в маске по лицу. Маска разлетелась вдребезги, и его тело рухнуло на землю, словно тряпичная кукла.

— Саске! Наруто! Ну как, сработало? — крикнула она.

Наверху Саске отбросил тело другого лейтенанта Лиса.

— Нет, мы опоздали.

— Чёрт! — Наруто появился рядом с Сакурой и задрал голову, глядя на ярко-горящую печать. — Как мы её остановим?

— Уничтожим? — предложил Саске, присоединяясь к ним.

— Как? Разрушим здание? Внутри могут быть люди, и у нас нет гарантии, что это сработает, — возразила Сакура.

Печать была большой, по меньшей мере три метра в диаметре. Чтобы уничтожить её физически, им пришлось бы обрушить всё здание.

Саске фыркнул и отвёл взгляд. Несмотря на весь свой пыл, он не зашёл бы так далеко. Сакура заметила, как поникли его плечи.

— Тогда надо всех эвакуировать, — решил он.

Наруто улыбнулся и создал с десяток клонов, которые быстро взобрались на здание. Однако как только они приблизились к печати, то застыли как вкопанные… и внезапно набросились друг на друга.

— Ч-что? Что вы творите? — крикнул им Наруто, но они не реагировали на его слова. — Вот блин, они не могут подобраться ближе: печать влияет и на них.

— Как же нам тогда к ней приблизиться? — спросила Сакура. Внутри у неё всё сжалось. Деревня в опасности, а Какаши-сенсей отправился на встречу с Лисом в одиночку. Всё казалось неправильным.

По лицам её друзей она поняла, что они чувствовали примерно то же самое. Саске то и дело украдкой поглядывал в ту сторону, куда ушёл Какаши, а чакра Наруто периодически пульсировала, как это бывало, когда он отслеживал сигнатуры: он проверял, как обстоят дела у сенсея.

Что ещё хуже, жители деревни вели себя всё более неспокойно. Наруто создал ещё толпу клонов (на этот раз по меньшей мере два десятка) и отправил их на улицы. Большинство жителей просто спорили, но некоторые развязали драки, катаясь по земле и размахивая кулаками. Клоны Наруто помогут сдержать этот район, но что насчёт остальной деревни? Им не хватало людей.

— И вообще, почему она не влияет на нас? — спросил Наруто, словно озвучивая мысли Сакуры.

Саске искоса посмотрел на них.

— Печать воздействует на людей через тонкие нити чакры, — сказал он как бы невзначай. — Я их вижу, поэтому могу разорвать. Какой-нибудь Хьюга, наверное, тоже бы так смог.

— Ты защитил нас от влияния печати? — спросила Сакура, чувствуя прилив восхищения. Прошло так много времени с тех пор, как они в последний раз работали в команде.

— М-м, и Какаши тоже. Иначе деревне было бы уже не помочь. Если бы ещё и мы вчетвером затеяли драку…

— Было бы плохо, но в деревне есть и другие джонины. АНБУ. Они превосходят большинство людей по силе, — настаивал Наруто. — Они могут кого-то убить. Нам нужно поторопиться…

Он резко замолчал. Чакра Курамы вспыхнула, и голубые глаза Наруто покраснели.

— Парень прав, — прорычал Курама низким голосом. — Надо остановить действие печати.

— Как?

— Если влить в неё достаточно чакры, мы перегрузим печать и сожжём её. Я начну, вы подхватывайте, — Курама свирепо ухмыльнулся. Сакура никогда не привыкнет видеть черты Курамы на лице Наруто, даже теперь, когда он стал их союзником. То, как он остановил Лиса ранее… Сакура вздрогнула. Только у Курамы было достаточно чакры, чтобы осуществить этот план.

Курама метнулся наверх, ловко взбираясь по гладкой стене, и остановился над печатью. Худощавый силуэт Наруто выделялся на фоне яркого алого свечения. Его протянутая рука задрожала, и внезапно глаза Наруто снова стали голубыми.

— Курама… нет!

Сакура бросилась вверх по стене, добравшись до Наруто в ту же секунду, что и Саске.

— Наруто! Что случилось?

— Я не знаю… Печать каким-то образом влияет на Кураму! — глаза Наруто быстро мигали то синим, то красным в калейдоскопе цветов. — Он хочет сам деактивировать печать, но… ай… она не даёт ему удерживать контроль над телом!

Саске выругался и положил руку на печать.

— Тогда нам придётся сделать это самим.

Глаза Наруто снова стали голубыми. Он твёрдо кивнул.

Сакура глубоко вздохнула и заняла место напротив них. Вместе они образовали треугольник вокруг печати. Она закрыла глаза. Ей придётся воспользоваться Печатью Силы Сотни.

Одной только мысли было достаточно, чтобы снова её активировать. У неё было почти три года, чтобы накопить чакру. Сквозь неё хлынула чистая энергия. Наруто загорелся золотым огнём. Даже Саске пришлось глубоко копнуть в свои резервы. Их объединенная сила разом ударила в светящийся алый круг. Сакура слышала лишь гудение чакры и биение своего сердца.

Печать опасно замерцала. Её чакра потянулась к ним — но Саске вовремя её остановил, с легкостью перерезав нити. Лёгкие Сакуры начало жечь: она поняла, что всё это время задерживала дыхание — настолько сильно ей приходилось концентрироваться. Печать как будто ускользала от них, не пуская их внутрь, воздвигая стены, через которые им снова и снова приходилось прорываться.

— Ещё… немного!.. — чакра Наруто ярко вспыхнула, но печать всё равно держалась. — Почему это не работает? — с досадой воскликнул он.

Сакура стиснула зубы. Если даже им втроём не удалось…

— Ты просто неправильно всё делаешь, безмозглый, — произнёс знакомый голос.

Команда 7 удивлённо посмотрела вниз. Там, у подножия здания, стоял Сай: бледный, осунувшийся, всё ещё в больничной рубашке, но это был несомненно он. Он натянуто им улыбнулся и взбежал по стене, оказавшись у четвертой точки печати.

— Грубая сила здесь не поможет. Нужен более тонкий подход, — сказал он, и его чакра — такая неприметная по сравнению с Наруто и Саске, но гибкая и текучая, как вода, — присоединилась к общим усилиям и ловко преодолела стены и барьеры печати.

Когда печать начала распадаться, Сакура не выдержала и рассмеялась. Команда 7, снова вместе. Вчетвером они непобедимы.

* * *

Чакра Шу поглотила всё. Какаши казалось, что его резко затянуло под воду. Вода попала ему в ноздри, глаза, рот. Он не мог дышать…

Это чувство исчезло так же быстро, как и возникло, и внезапно он очутился в ярко-белом пространстве. Какаши поморгал от резкого света и подождал, пока глаза привыкнут к окружавшей его белизне. Перед ним стоял Шу и он выглядел не менее удивлённым.

— Хм… неожиданно, — сказал Шу, оглядываясь по сторонам. — Видимо, это твоё, так сказать, ментальное пространство. Мысленное отображение тебя.

— Тогда почему здесь всё такое белое? — спросил Какаши, прежде чем смог себя остановить. Он ожидал больше наготы. Или собак. Или и того, и другого. Хотя… представлять эти две вещи в одном контексте было немного странно.

Он ожидал, что здесь будет, по крайней мере, что-то на тему шиноби. Её можно считать нейтральной. Если это и правда было его ментальное пространство, он не хотел рисковать и ненароком выдать свои мысли. Это могло привести к очень неприятным последствиям. Даже если забыть про убийство, Шу мог попросту его шантажировать.

Шу приподнял брови, будто прочитав мысли Какаши. Чёрт, может, так оно и было. Шу прокашлялся.

— Оно ещё формируется. Превращается во то, что как бы представляет тебя, — сказал он. — Стоит признать, это не совсем то, что я планировал… но и этого будет достаточно.

— Что, ты слишком устал, чтобы сделать всё как надо?

— Что-то в этом роде. Сегодня я уже израсходовал много чакры, — признался Шу. — Но… это открывает для меня совершенно новую возможность.

— И какую же?

— Ну… Я могу стереть твой разум и заменить своим, конечно. Только представь этот потенциал! — губы Шу изогнулись в слабой улыбке. — Ладно, это, наверное, невозможно, но я могу подтолкнуть тебя в правильном направлении.

Он вытянул руки и взмахнул ими, словно дирижёр.

— Мне нужно только кое-что переставить…

— Нет, — Какаши резко вдохнул. Что-то казалось неправильным, очень-очень неправильным. Шу был у него в голове и, в отличие от Какаши, он знал, как бесповоротно всё испортить. — Переставить? О чём ты? — спросил он, надеясь хоть ненадолго отвлечь Шу…

— Например, немного изменить твоё мнение… Возможно, привить недоверие к другим Каге… Что-то в этом роде, — пожал плечами Шу. — Мне следовало подумать об этом раньше. Гораздо эффективнее яда. Но ничего, я быстро адаптируюсь.

— Ты не можешь просто… переписать меня, — возразил Какаши. Он хотел помешать ему. Он хотел сделать хоть что-то, что угодно, но воздух вокруг него казался густым и непроницаемым, не давая ему броситься на врага. Боль от яда полностью прошла, физическое тело больше его не сдерживало, но он едва мог сделать вдох. Шу душил его сознание, и он ничего не мог с этим поделать.

— А теперь ты умрёшь, — сказал Шу, слегка пожимая плечами. — Настоящий ты. И нового тебя запомнят как человека, который воссоздал мир.

— Ты имеешь в виду как того, кто его уничтожил. Я не знаю, что ты, по-твоему, творишь, но предательство союзников — это не решение. Мы должны работать вместе, чтобы добиться перемен…

— Это недостаточно быстро! — отрезал Шу. Сам воздух вокруг него задрожал. — Этого недостаточно, поэтому я ускоряю процесс! Начну с тебя, потом перейду к парню из Суны, затем к торпеде из Кумо и так далее. Если я этого не сделаю, это только вопрос времени, когда вы все снова разругаетесь, или когда кто-то сторонний всё испортит и развяжет новую войну!

— Тогда чего ты пытаешься добиться с помощью той печати? Люди дерутся друг с другом на улицах! — крикнул Какаши, отчаянно, но безуспешно пытаясь понять рассуждения Шу.

— Я просто хочу, чтобы они начали думать самостоятельно! Чтобы они посмотрели на свою жизнь со стороны и поняли, насколько всё это нелепо! Я хочу, чтобы они пришли в ярость от вопиющей несправедливости. Хочу встряхнуть кротких овец Конохи, хочу, чтобы они восстали и сокрушили эту прогнившую систему! Но Каге никогда не откажутся от власти добровольно — так что это единственный выход. Неужели ты этого не понимаешь?

Шу запустил руки в волосы, что придало ему ещё более безбашенный вид. Его взгляд был диким — нет, сумасшедшим.

— Ты напуган, — понял Какаши. — Ты уже знаешь, что твой план провалился. Что этого никогда не будет достаточно. Правда? Так что теперь ты просто… выплёскиваешь свой гнев.

— Нет. Я всё ещё могу выиграть, — прорычал Шу. Он шевельнул пальцами, и невидимая сила толкнула Какаши на колени. Он задохнулся от пронзившей его боли. Мысли начали замедляться, будто их окутал густой слой тумана…

Нет.

Нет. Он не сдастся.

Он потерял семью, друзей. Он сражался с убийцами, друзьями и демонами. Он стоял бок о бок с полубогами и противостоял самой богине Луны.

Он пережил даже смерть.

Его не остановит какой-то человек с дурацкой кличкой.

Без шарингана. Без райкири. У него больше не осталось трюков в рукаве. Он знал, о чём говорили люди за его спиной.

Но он не зря стал джонином в двенадцать лет.

Собрав чакру в острие над сердцем, Какаши выдохнул через нос. Вдох. Выдох. Он протянул чакру через левую руку, сжимая и изменяя её, придавая ей форму — и из его руки вырвалась тяжёлая фиолетовая молния, выстрелив прямо в Шу подобно стреле.

Шиден!

Глаза Шу широко распахнулись. Он метнулся в сторону. Молния изогнулась дугой вслед за ним, изменив угол и ударив Шу в плечо. Попади она ему в грудь, у него, скорее всего, остановилось бы сердце. Шу с криком упал. Его тело билось в судорогах, пока молния проносилась по его нервной системе.

— Чёрт… промахнулся, — пробормотал Какаши, подбегая к Шу. Чем больше чакры он вливал в эту технику, тем мощнее становилась молния, и тем сложнее было её контролировать. С небольшим количеством чакры он мог направить её за угол здания или по линии электропередач. Но при большей мощи он мог выстреливать только прямой очередью, хотя и достаточно сильной, чтобы разорвать облака или остановить сердце человека.

Это, конечно, не райкири, но новая техника начинала ему нравится.

Шу был всё ещё жив. Он медленно поднялся на колени, тяжело дыша. Сквозь порванную одежду виднелось его правое плечо. Кожа обуглилась, став почти чёрной. Он поднял трясущиеся руки, сложил печать и…

Он успел почувствовать биение сердца Рин — и то, как оно разлетелось под давлением его чакры. Кости и плоть поддались с омерзительным звуком, когда его рука пронзила тело девочки насквозь. На него хлынула кровь, горячая, липкая и ужасная, ведь если это была кровь Рин, это означало, что она умерла, умерла от его руки, из-за его кошмарного, омерзительного изобретения…

Воспоминание поразило его настолько сильно, что у Какаши перехватило дыхание. Из всех видений, вызванных Лисом, это пробирало глубже всего. Какаши припал на одно колено и едва удержался на ногах, глубоко дыша в попытке успокоить бешено колотящееся сердце. По спине у него пробежали холодные мурашки. Воспоминание медленно вернулось на задворки памяти.

Шу и Какаши сверлили друг друга взглядом. Остаточный образ окровавленного тела Рин на мгновение замерцал в воздухе перед ними и медленно растаял.

Какаши сложил печать призыва и почувствовал родную тяжесть катаны в руке. Возможно, здесь ему даже не нужны были печати — в конце концов, это его сознание.

Он замер, изучая обнаженные плечи врага, высматривая малейшее движение мышц, но Лис ничем себя не выдал. Он был хитёр. Его лицо было совершенно неподвижно, само воплощение бесстрастия. Шу было за сорок; у него было лет на десять больше опыта, чем у кого-то возраста Какаши, но Какаши был не просто кто-то. Он стал шиноби, когда ему было всего пять.

Ему не нужен был шаринган, чтобы предугадать следующий ход противника.

Вот оно… голубые глаза Шу слегка расширились… Какаши бросился в сторону. Его катана со свистом взмыла и рассекла пополам клона, напрыгнувшего на него сзади. Он рассыпался в порывах ветра и энергии. Взрыв был настолько мощным, что разорвал одежду и оставил царапины на теле Какаши. «Фуутон Буншин», — пронеслось у него в голове.

Значит, Шу владеет стихией ветра. Сильной против молнии, слабой против огня.

Продолжая взмах, Какаши развернулся к нему и превратил свою чакру в раскаленный добела огонь. Он лениво подбросил катану и быстро пронёсся сквозь ручные печати, направляя чакру через грудь, горло, рот и наружу. Горящая полоса света устремилась прямо к Шу.

Не дожидаясь реакции противника, Какаши поймал катану за рукоять и вогнал ещё не сформировавшуюся чакру в землю. Пол под ним провалился, и он нырнул под землю раз в тот момент, когда Шу отпрянул от огненного дзюцу. Даже в светлой комнате пламя было бы достаточно сильным, чтобы ослепить Шу, так что ему было трудно заметить приближение Какаши.

Какаши не терял времени зря. Он проложил туннель под землёй, пока не оказался прямо под встревоженной сигнатурой Шу. Он оттолкнулся и вырывался из-под земли. Шу неуклюже отскочил в сторону, увернувшись в последнюю секунду, но Какаши удалось застать его врасплох. Лис потерял равновесие и замахал руками.

Какаши направил чакру в ладонь, формируя её в безжалостно тугую яркую спираль расенгана. Глаза Шу расширились. Какаши бросился к нему и занёс расенган для удара.

Шу отчаянно хлестнул своей чакрой. Волна чистого страха обрушилась на Какаши — его отец, истекающий кровью на полу, наверняка есть способ спасти его, неужели поблизости нет медиков? Успеет ли он привести кого-то, умрет ли его отец здесь, один, или, может, достаточно просто надавить на рану и остановить кровотечение? Если бы только он научился медицинскому ниндзюцу. Его отец выглядел таким бледным и мёртвым, почему он ничего не сделал…

Какаши закричал, рассеивая иллюзию воспоминаний приливом чакры, и, движимый гневом, вонзил расенган в грудь Яманака Шу. Он почувствовал, как грудная клетка прогибается под вихрем чакры, втягивавшим всё в свой центр, будто чёрная дыра.

От силы удара тело Шу сложилось пополам. Его отбросило в сторону и ударило о стену барьера позади.

В отличие от райкири, расенган не убивал мгновенно. Он не пронзал и не обжигал, но давил. Кровь сочилась из груди и губ Шу, а выступавшие из-под порванной одежды участки кожи быстро наливались синяками от внутреннего кровотечения и сломанных костей.

Какаши почти мгновенно оказался рядом и схватил Шу за горло.

— Ну что, ты готов говорить? — прорычал он.

Воцарилась тишина. Какаши это напомнило о его коротком пребывании в загробном мире — или лимбе, или чем бы то место ни было. Абсолютная тишина, прерываемая только звуком хриплого дыхания Шу.

— Я не… жалею о том, что сделал, — вздохнул Шу. Кровь потекла у него между губ и окрасила зубы.

— Ты убил десятки людей, — процедил Какаши. — Как, чёрт возьми, ты можешь это оправдать?

— Убийцы и заговорщики, — огрызнулся Лис. — Эти люди… заслуживали смерти! Оно того стоило, каждой… — он закашлялся, — каждой проклятой жизни!

— Ты говоришь прямо как Данзо, — устало произнёс Какаши. — В конце концов ты превратился в человека, которого ненавидел больше всего. Порой приходиться жертвовать меньшинством ради большинства… но не тогда, когда есть другие решения.

Шу вяло моргнул. Он так устал. Его взгляд был разбитым.

— Тогда что ты предлагаешь? — тихо спросил он.

— Улучшить здравоохранение. Уделить внимание психическому здоровью шиноби. Ввести более строгие правила в отношении детей-вундеркиндов. Пересмотреть политику в отношении сирот и детей Конохи в целом. Ты прав: это смешно, что они заставляли меня сражаться с пяти лет. Совершенно нелепо и несправедливо. Я согласен. И… я смогу это изменить. Медленно, но верно, я смогу, — сказал Какаши. Его голос звучал увереннее с каждым произнесённым словом. С помощью друзей он мог сделать всё, что угодно.

— Мы уже положили хорошее начало, — продолжал он. — Мы достигли мира с бывшими врагами. Наша экономика процветает. Отношения с союзниками среди гражданских лучше, чем когда-либо прежде. У нас есть возможность сосредоточиться на наших внутренних делах — чем мы и собираемся заняться. Без кровопролития. Без убийства. Я… я слишком многих убил в своей жизни.

Белое пространство вокруг них начало наполняться жёлтым, зелёным и синим. Постепенно из белого тумана проступали здания из знакомого жёлтого кирпича с ярко раскрашенными округлыми крышами. На скале слева виднелись лица Хокаге, снова целые и незапятнанные. По улицам ходили люди, дети смеялись и играли.

Коноха, которую он любил.

— Коноха, — выдохнул Шу. — Твоё ментальное пространство…

Какаши издал лёгкий смешок.

— И, по-моему, мы сидим на крыше моей старой квартиры. Как уместно.

Долгое мгновение Шу пристально на него смотрел. Его руки беспомощно обвисли.

— Да, уместно… Ты правда её изменишь?

— Я уже это делаю, — сказал Какаши. — Обещаю.

Шу слабо улыбнулся. В глазах заблестело невысказанное горе.

— Тогда… может, мне стоит позволить тебе попытаться.

Ментальное пространство Какаши исчезло, и они снова очутились в квартире Лиса. Какаши всё ещё стоял, склонившись над Шу. Шу больше не истекал кровью, но его чакра лишь едва заметно мерцала. Долго ему не продержаться.

— Я остановлю действие яда, — пробормотал Шу. — Я всё равно уже проиграл. Твои детишки остановили мою печать.

Какаши моргнул и выбросил несколько нитей чакры, ища своих учеников. Затем он рассмеялся.

— Конечно остановили, — его смех внезапно перешёл в кашель. У него снова закружилась голова. Дышать становилось всё труднее. Он прикрыл рот рукой и кашлял до тех пор, пока снова не смог дышать. В горле першило, и на его ладони виднелась свежая кровь.

— Тебе недолго осталось, — сказал Шу. Он поднял дрожащую руку и положил на грудь Какаши. — Я…

У Какаши была лишь короткая секунда, чтобы броситься назад — инстинкт сработал как раз вовремя. Но в этом уже не было необходимости. Мимо него просвистел кунай и вонзился в голову Шу. Кровь брызнула в лицо Какаши.

Мгновение он мог лишь с ужасом смотреть перед собой. Глаза Шу были широко раскрыты. Он был, безо всякого сомнения, мёртв.

Какаши обернулся посмотреть, откуда прилетел кунай. Через окно в комнату пробралась стройная куноичи и сняла маску АНБУ, открывая тёмные глаза, блестящие длинные волосы и накрашенные красным губы.

— Прости, что не пришла раньше, — сказала Михо, — но, думаю, этим я загладила свои ошибки, да?

Его лёгкие горели. В ноздрях по-прежнему стоял запах крови Шу. Какаши медленно закрыл глаза.

Вот и всё.

Коноха была спасена.

А он обречён умереть.