Торнадо (гет)

К тому моменту, как Симус подошел к дому Хоука, "скорая" уже уехала. Взволнованные соседки и мелкая ребятня еще суетилась возле темного пятна на асфальте, охали, прижимая руки к сердцу, шептались и вскрикивали.

— Бедные родители!

— Перезанимался! Вечно в комнате, с книгами, нет бы во дворе поиграть!

— Может, голова закружилась?

— А на крышу зачем полез?

— Говорят, записку оставил.

Похолодев, Симус пробрался сквозь подъездных кумушек и стал подниматься по лестнице. Хоук, черт его дери, сумасшедший жирдяй, неужели он...

— Молодой человек! Вы, вы! Вы к кому?

— К-к.., — черт, он тоже начал заикаться, — к-к Хоукам.

На лице соседки появилось немного кровожадное, одновременно и подчеркнуто сочувствующее, и почти ликующее выражение.

— У них такое несчастье! Ты ведь к Теренсу? Он буквально полчаса назад...

Симус не хотел этого слышать, но по какой-то причине ноги словно примерзли к ступенькам.

По всему выходило, что, сбежав сразу после первого урока, Теренс прямиком отправился домой, где заперся в своей комнате.

— Мать его звала-звала пить чай, а он "потом" да "потом", а потом...

Потом Хоук незаметно вышел из квартиры, поднялся на крышу дома и сиганул вниз.

— Бедный мальчик! — говорила соседка, — крови было... руки переломаны, бедненький... Небось, больно так-то!

Симус почувствовал, что его начинает мутить. Слава богу, со вчерашнего вечера у него ничего не было во рту, кроме чашки кофе, не то он точно расстался бы с завтраком.

— А в записке вроде написал, что он никому не нужен, и что родителям будет без него лучше, и, мол, у него все будет хорошо. А что уж тут хорошего, бедный ребенок...Впрочем, он всегда был не в себе, мы-то тут все знаем...Ты ведь одноклассник его, да? Куда, дома ж никого нет! Теренса в морг увезли, мать с сердечным приступом в больницу, отец на работе... ему уж не знаю, успели сообщить?

Она задумалась, на секунду утихнув, и это дало Симусу силу сделать шаг. Так же механически, как он поднимался, О'Хара принялся спускаться. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться в каком-нибудь укромном углу, где он мог бы закинуть в рот пару "колес" "темноты". Он не любил это средство, действующее, как оглушающий удар по нервам, затормаживающее все реакции, но сейчас мечтал о нем, как о единственном спасении. Пройдя мимо группы женщин, он покосился на кровавое пятно, краем глаза увидел сломанные ветки сирени, и его все-таки вывернуло. Желчью, больше было нечем.

— Бедный ребенок! — к нему кинулась та же тетка, он замахал руками: "не подходите".

Вырвавшись из участливого кольца хоуковских соседок, он поковылял прочь, забрел в колючие подстриженные кусты, где пахло собаками, зубами разорвал блистер с таблетками и сожрал два горьких кругляшка. Во рту было сухо от жары и тошноты, он еле проглотил их. Сердце все еще колотилось, как бешеное, и впервые с тринадцати лет Симусу хотелось просто опуститься на землю и плакать.

Таблетки подействуют минут через двадцать, подумал он. "Темнота" — друг молодежи. Главное — продержаться это время, не попавшись на глаза никому из знакомых, не то истерика может сильно повредить его репутации беспечного мерзавца.