Когда розы снова зацветут (гет)

С Рождеством, дорогие читатели!

 

— Он был там, я его почувствовал!

Галлитер кипел от ярости и злился, что пришлось провести столько времени на открытой местности в надежде заманить Змея в ловушку. Он был уверен, что тот не сможет устоять перед такой возможностью.

Но, похоже, Змей все же смог это сделать.

— Либо его там не было, либо он куда умнее, чем ты о нем отзываешься, Ганс, — спокойно возразил Геллерт.

— Он был там! — с нажимом повторил Галлитер. — Я чувствовал на себе этот его змееподобный, холодный взгляд. Мы были готовы к встрече с ним, Геллерт, двадцать наших лучших людей заняли позиции, ждали момента, когда он сделает ход.

— И все же он ничего не предпринял.

— Потому что он трус! — рявкнул Галлитер, со злости ударив кулаком по столу Геллерта. Немец ненавидел, когда что-то шло не по плану.

— Нет, он не трус, — задумчиво пробормотал Геллерт, глядя куда-то вдаль. — Он хитер, Ганс. Слишком хитер, чтобы купиться на такую элементарную уловку. Нужно действовать тоньше.

— И что ты предлагаешь?

Геллерт задумчиво кивнул.

— Мне нужно время, чтобы еще поразмыслить над этим вопросом, Ганс. Змей оказался таким же скользким существом, что и вид, давший ему имя, но ускользнуть от нас он не сможет. Оставь это мне. А пока присоединись к Персею. Думаю, твой опыт ему пригодится.

Галлитер не скрывал своего недовольства, терпение никогда не было его сильной стороной, но ничего не сказал и вышел из комнаты.

— Что же дальше? — вздохнул Геллерт, но не успел вернуться к работе, когда стук в дверь прервал оторвал его от дел в очередной раз.

— Кто-то явно не в духе.

Геллерт нахмурился, глядя на вошедшую в гостиную женщину.

— Где ты пропадала, Кассиопея? — коротко спросил он.

Он ожидал ее возвращения еще несколько недель назад вместе с отчетом о своих выводах относительно того, кем может быть Змей, но ты будто сквозь землю провалилась. Хотя для нее было привычным вдруг уйти в тень на несколько месяцев, но не тогда, когда полученное задание требовало срочности. Как в этот раз.

Медленно, но неотвратимо Змей оказывал влияние на его планы. Даже самые стойкие из его последователей с опаской относились к этому боевому магу, даже те, что обычно умел держать себя в руках в подобных ситуациях.

Он становился загадкой. Слухи о нем распространялись по всему континенту, становясь с каждым днём всё более абсурдными.

Геллерт сам не придавал им значения, но этого и не требовалось — другие верили. А их вера порождала очаги сопротивления, которые ему предстояло подавить.

Змей становился маяком для многих, и поэтому его нужно было уничтожить.

— Я была дома, — просто ответила Кассиопея.

— Я знаю, — раздраженно бросил Геллерт, — но тебя не было почти три месяца. Что ты выяснила?

— Ничего.

— Ничего?!

Кассиопея пожала плечами.

— В Британии будто ни один человек даже не слышал о нем, Геллерт, — раздраженно проворчала она. — За несколько недель я обошла все возможные места, но не услышала ни одного упоминания о нем. Там словно никто и не знает о его существовании, кроме меня.

Геллерт задумался.

— Это весьма любопытно, — пробормотал Геллерт. — Может быть, мы ошибаемся? Может, он все-таки не англичанин?

Кассиопея покачала головой.

— Нет, он точно оттуда, в этом я уверена. То, что его знают на континенте, но не упоминают в Британии, говорит о многом.

— Но ты так и не нашла его.

— Нет, но моя поездка в любом случае не была напрасной, — хмуро возразила она. — Я навестила Гонта.

— И ты узнала от мистера Гонта что-то такое, чего не удалось твоему брату?

— Нет, потому что у меня не было возможности поговорить с ним, — ответила Кассиопея. — Когда я оказалась возле его дома, произошло нечто, что я никак не могу объяснить.

Так и не дождавшись продолжения, Геллерт тяжело вздохнул.

— Не стесняйся поделиться своими впечатления, как будешь готова, Касс.

Та улыбнулась и имела почти смирившийся вид.

— Когда я пересекла границу дома, на меня набросилась огромная змея, но она была не обычной. Она была сформирована из земли и восстанавливалась, когда я пыталась уничтожить ее огнем.

— Любопытное волшебство, — признал Геллерт. — Что еще произошло?

— Дальше самое интересное, — продолжила Кассиопея. — Змея повалила меня на землю и порвала мантию. Затем появился Гонт, размахивая ножом, как сумасшедший, и я аппарировала прочь. Но когда я вернулась за границу дома, моя мантия была цела, а на участке не осталось следов разрушений. Трава росла, как прежде, и самого Гонта не было.

— Как будто ничего не произошло?

Кассиопея кивнула.

— Мне кажется, ты столкнулась с довольно хитроумной схемой защиты. Полагаю, когда ты пересекла границу владений Гонта, они активировалась, и вас просто отбросило назад. Однако твой разум подвергся воздействию довольно сложной иллюзии.

— Это было так реально.

Геллерт хмыкнул.

— А твой брат ничего подобного не испытывал?

— Нет, со слов Арктуруса, он даже не входил в дом, разговаривал с Гонтом на расстоянии.

— Очень интересно. Мы не можем знать, древние чары ли это, существовавшие в поместье на протяжении многих поколений, или их наложили недавно.

— Сомневаюсь, — фыркнула Кассиопея. — Гонт едва может держать свою палочку, не говоря уже о таком уровне магии.

— Насколько нам известно, — тихо заметил Геллерт. — Я бы хотел лично изучить это. Возможно, тогда мне удастся лучше понять ситуацию.

Кассиопея кивнула.

— И это все?

— Да, как я и сказала, — подтвердила она. — В Британии о Змее никто ничего не знает. Он достаточно хорошо скрывает свои способности и найти его практически невозможно, но я познакомилась с довольно интересным молодым человеком, который может оказаться нам полезен.

— Продолжай, — попросил Геллерт.

— Он — племянник Николаса Фламеля.

Геллерт прищурился, внимательно изучая выражение ее лица.

— И ты не додумалась взять его с собой?

Кассиопея хихикнула.

— Он буквально отговорил меня от этого, — пояснила она. — Он уверен, что Фламель ни с чем не расстанется, даже ради собственной жизни. Тогда я решила, что сотрудничество с Эвансом в будущем может стать гораздо более выгодным.

— В каком смысле? — заинтересованно спросил Геллерт.

— Я навела о нем справки. Он получил выдающиеся баллы на своих экзаменах ЖАБА, так что он не лишен таланта, но самое интересное — это выбранная им профессия. Похоже, у него довольно острый ум для бизнеса.

— Для бизнеса?

— Он — инвестор, Геллерт. За последний год он сделал четырнадцать вложений, из которых лишь одно оказалось убыточным. Остальные приносят внушительную прибыль. Либо он невероятный везунчик, либо провидец, либо просто гений.

— Во что он вкладывает?

— В основном во всякие скучные вещи: кондитерские изделия, магические товары и тому подобное. Но дело в том, что он зарабатывает внушительные суммы. Когда мы достигнем своей цели, нам понадобится человек, который умеет получать прибыль.

Геллерт покачал головой.

— Он не станет работать с нами. Он — племянник Фламеля.

— Возможно, — согласилась Кассиопея. — Это была лишь мысль.

— Я бы предпочел, чтобы ты его просто убила. Францию и так будет нелегко взять, учитывая влияние там Фламеля. Они будут сопротивляться до последнего, и у них много союзников. Англичане переправятся через канал, чтобы помочь им, а через какое-то время и американцы подтянутся, хотя бы для того, чтобы покрасоваться в лучах славы.

— Ты так думаешь?

Геллерт кивнул.

— Напряжение между ними и японцами растет. Конфликт охватит весь мир, Кэсси, и большая часть боевых действий будет происходить вокруг Франции, если только не произойдет что-то, что отвлечет внимание на другой фронт.

— Например?

— Не знаю, — вздохнул Геллерт. — Слишком много факторов, чтобы учесть их все. Французы могут перейти в наступление и атаковать немцев, или немцы могут сделать что-то такое, что я не смогу предсказать. Этот их австриец во главе вызывает опасения. Неизвестно, что он может предпринять. Без Каца, который держал меня в курсе, я слеп.

— Ты до сих пор не нашел ему замену?

Геллерт покачал головой.

— Нет, но сделаю это в приоритетном порядке. А пока помоги своему брату с обучением войск. Он хорошо справляется, Кэсси, но именно тебе я доверяю безоговорочно.

Кассиопея слегка покраснела от его слов.

— А как же Эванс? Хочешь, чтобы я его убила?

— Нет, оставь мальчика в покое. Если он встанет на нашем пути, его время придет. Если он так умен, как ты говоришь, он не станет вмешиваться, когда мы начнем наше наступление на Францию. Если вмешается, значит, разделит участь всех, кто осмелится нас противостоять.

Кассиопея понимающе кивнула.

— И навести своего отца, — добавил Геллерт. — Его здоровье ухудшается, и он каждый день спрашивает о тебе.

Кассиопея лишь коротко кивнула и покинула комнату. Геллерт вновь сосредоточился на работе, хотя мысли его продолжали блуждать вокруг Змея — загадочного противника, чье присутствие становилось все более раздражающим.

* * *

Николас нахмурился, глядя на корзину, оставленную женой в прихожей их дома. Само ее присутствие его раздражало. Он не любил корзины с подарками и терпеть не мог, когда их приносили соседи. Пернелла всегда оставалась неизменно вежливой, но сам Николас сохранял настороженное выражение лица.

Николас терпеть не мог соседей.

Вынимая палочку из рукава, он услышал, как тихо приоткрылась входная дверь.

— Не знаю, чем тебе насолила эта корзина, но Пернелла будет в ярости, если ты сделаешь то, о чем, как мне кажется, думаешь, — усмехнулся Гарри, переступая порог.

Николас хмыкнул.

— Я все еще надеюсь, что ты передумаешь и купишь дом Эймса.

— Как я уже сказал, Николас, я знаю, какой ты сосед.

Алхимик бросил на него недоверчивый взгляд.

— Я бы не стал бросать в тебя мячи для гольфа. Ну, если только ты не начнешь меня раздражать.

Гарри лишь приподнял бровь и усмехнулся.

— Ну же, Ник, почему бы тебе не дать этим шанс?

Николас упрямо покачал головой.

— Нет. Я твердо стою на своем, Гарри.

— Значит, ты просто упрямый болван?

Николас грустно улыбнулся.

— Такой молодой человек, как ты, мог бы так подумать. Но когда живешь столько, сколько я, начинаешь смотреть на мир иначе. Он совсем другой, — добавил он, нахмурившись. — Я наблюдал, как меняется мир, и мало что чувствовал при этом. Я видел революции, смотрел, как штурмуют Бастилию и отрубают голову Людовику. Я видел, как Эйфелева башня из идеи превратилась в то сооружение, что мы видим сейчас. Я помню вещи, которые с годами забыли или переврали, и многие другие, что заслуживали остаться в памяти, но были стерты временем.

Гарри слушал с восторженным внимание.

— Все это, Гарри, ничего не значит, — продолжил Николас. — Мир всегда меняется. Уверен, когда ты попал сюда, он показался тебе неузнаваемым.

— Так и было, — подтвердил Гарри.

Николас глубоко вздохнул.

— Я всегда видел перемены и привык к ним.

Некоторое время они молчали, пока Гарри снова не заговорил.

— Но какое это имеет отношение к вашим новым соседям?

— Дело не в новых соседях как таковых, Гарри. Дело в том, что они собой представляют.

Гарри вопросительно нахмурился.

— Новые соседи обычно означают, что старые умерли.

— А, значит, дело в этом.

Николас фыркнул.

— Возможно, когда-то так и было, — согласился он. — Я потратил больше века на создание философского камня, чтобы обмануть смерть. Но когда живешь так долго, как я, приходит осознание: осталось мало того, что можно испытать. Смерть уже не пугает, она просто раздражает. Хотелось обмануть ее, доказать, что могу.

— Значит, это всё эго.

— Если угодно, — ухмыльнулся Николас.

— Прости, Ник, но я все равно не понимаю.

Николас тяжело вздохнул.

— У меня были друзья. За свою долгую жизнь я завел несколько замечательных друзей, таких, которых не забывают. Даже сейчас я вспоминаю их с нежностью и гораздо чаще, чем до всех тех изменений, что со мной произошли. Проблема в том, что если жить так долго и оставаться единственным способным на это, то друзья, которых ты заводишь, в конце концов умирают. Я устал смотреть, как умирают люди, которые мне дороги, Гарри. Если держаться от всех на расстоянии, мне больше не придется это всё переживать.

— В каком-то смысле это имеет смысл, — медленно согласился Гарри, но не перестал хмуриться, будто что-то все-таки не давала ему покоя.

— Возможно, это станет для тебя понятнее, когда ты проживешь дольше, — ответил Николас. — Смерть надоедает, как и душевная боль. Ты ведь тоже это знаешь, Гарри.

— Да, — признал Гарри. — Отчасти именно поэтому мне нужно поговорить с тобой.

— О смерти?

Гарри кивнул.

— В тот день, когда мы отмечали день подарков, ты упомянул что-то о Певереллах и их истории.

— А, Дары Смерти, — заговорщически произнес Николас. — И что ты о них узнал?

— До этого мы еще дойдем, — отмахнулся Гарри. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что тебе известно.

Николас пожал плечами и жестом пригласил Гарри следовать за ним.

— Ты должен понимать, Гарри, что Певереллы были загадочной семьей даже при жизни. Последний из них умер за несколько столетий до моего рождения, и легенда о них только разрасталась и становилась все более туманной. То, что я узнал о них в детстве, сильно отличается от того, что рассказывают сейчас.

— И что же ты узнал?

— По большей части все как обычно, — ответил Николас, увлекая Гарри за собой к себе в кабинет. — Сказка о трех братьях в том виде, в каком она известна сейчас, но были и другие истории о них, которые больше не рассказывают.

— Какие?

— Раньше говорили, что они были в сговоре со Смертью, что они были избраны ею для выполнения задач, которые она не могла выполнить сама. Если душа оказывалась вне ее досягаемости, Смерть обращалась к Певереллам, чтобы те забрали ее. Согласно преданиям, они поклонялись ей как богу, а взамен она дароваал им Дары. Разумеется, все обернулось к худшему.

— Что случилось?

— Как я слышал, Певереллы устали и стали бояться свою госпожу. Ее требования стали слишком невыносимы для их совести. Видимо, Смерть — кровожадное существо, Гарри. Ты должен помнить, что в то время вся людская жизнь была продиктована церковью, священнослужителями и им подобным. Даже мир волшебников не избежал их влияния.

— Они боялись бога?

— Нет, думаю, они боялись за свои души, — задумчиво ответил Николас. — Рай, ад... Обременённая грехами душа попадёт в ад, а очищенная вознесётся в рай. Мне кажется, Певереллы пытались освободить свои души, став защитниками Годриковой лощины и заботясь о её жителях. Что они сделали с Дарами, можно только догадываться. Но если мой философский камень существует, а моё присутствие это подтверждает, то вполне возможно, что и Дары реальны.

— Так и есть, — прошептал Гарри.

Он снял с шеи кольцо на цепочке и вытащил из куртки серебристую мантию. Аккуратно положив их на стол, он кивнул Николасу, предлагая осмотреть предметы.

— Мантия хранилась в моей семье уже несколько поколений, а кольцо я получил недавно от другого человека, тоже связанного с Певереллами, — пояснил он.

— Невероятно, — пробормотал Николас. — Многие люди погибли в погоне за ними. — Холодная, — добавил он, когда поднес мантию к свету.

— Холодная?

— На ощупь и от магии, которой она пропитана.

— Мне не кажется, что она холодная.

— Потому что ты — Певерелл, — объяснил Николас. — Это семейная магия. Она принадлежит тебе. Похоже, двое из трёх Даров нашли дорогу домой. Но я должен предостеречь тебя, Гарри: будь осторожен. Есть причина, по которой каждый из братьев хранил только по одному Дару. Это могущественные предметы, а абсолютная власть легко развращает. Я не сомневаюсь в таком человеке, как ты, но если бы они попали не в те руки... Мерлин только знает, насколько они могут быть опасны.

Гарри сглотнул и понимающе кивнул.

— Как думаешь, стоит мне искать палочку? Если мантия и камень настоящие...

— Они работают так, как задумано?

— Мантия работает, насколько я могу судить. А вот камень я заполучил лишь недавно и еще не успел с ним разобраться. Да и обратиться за помощью мне не к кому: все, кого я знал, либо уже здесь, либо ещё не родились.

— Здравые рассуждения, — признал Николас. — Но не будем притворяться, что ты не хочешь испытать разочарование. Не попытавшись, ты все равно будешь цеплять за эту надежду.

Гарри лишь пожал плечами, да ему и не нужно было ничего говорить. Несмотря на все то, что он сделал, какая-то его часть всё ещё держалась за прежнюю жизнь, и так будет всегда.

Не то чтобы Николас мог его в этом винить.

Тот, кто только начинал свой путь в этом мире, должен был цепляться за то немного, что у него еще оставалось. Это невольно напоминало ему о другом человеке, которого он знал слишком хорошо.

— Гарри, насчёт Даров...

— Я не должен никому о них рассказывать?

— Именно, — кивнул Николас. — Особенно Альбусу. Я не верю, что он по-прежнему одержим ими как раньше, но не стоит подвергать его искушению.

— Я никому не скажу, — твёрдо заявил Гарри. — Как я понимаю, есть люди, готовые на всё, чтобы завладеть ими.

— Мудрый шаг, — одобрительно заметил Николас. — Единственный вопрос: что насчёт палочки?

— Палочки?

— Ты будешь её искать?

Гарри усмехнулся.

— Не думаю, что она окажется у меня так же легко, как эти.

— Нет, но если кто-то и сможет её найти, то, думаю, это будешь ты.

Гарри покачал головой.

— Я даже не знаю, с чего начать. Разве она не переходила из рук в руки на протяжении истории?

— Так и есть, но если бы я мог высказать свое предположение... Я бы начал с того, кто специализируется на таких вещах.

— Мастер по изготовлению палочек?

Николас кивнул.

— С него можно начать, но я бы обратился к тому, что имеет отличную репутацию как мастера, но при этом не настолько строго придерживался деловой этики.

— Я знаю только одного мастера по изготовлению палочек, и у него хорошая репутация по обоим пунктам.

— Тогда думай дальше.

Гарри на мгновение задумался, затем нахмурился.

— Единственный, о ком я слышал, — это Грегорович...

Николас ободряюще кивнул.

— Если и есть на свете волшебник, который мог бы встретить подобный артефакт, то это он. Грегорович, возможно, лучший мастер по изготовлению палочек в мире. Если кто-то хотел проверить, что он может предложить, именно он был бы тем, к кому стоило обратиться. Он понимает, что такое осторожность, но, конечно, за определённую цену.

— Может быть, я нанесу ему визит, — сказал Гарри, размышляя вслух. — Хотя лично меня палочка не особо интересует. Мне нравится моя.

— А ты еще раз обдумал слова Олливандера?

Гарри кивнул.

— Я сделаю это, но не сейчас. Я изучал этот вопрос и, насколько понял, я могу выйти из строя на несколько дней из-за плохого самочувствия, пока новая связь не установится. А у меня сейчас нет на это времени, — ответил Гарри, качая головой. — Не сейчас.

— Понимаю, — кивнул Николас, — но есть еще кое-что, что тебя беспокоит, Гарри.

— Это не из-за палочки, — вздохнул Гарри. — Это ты.

— Я?

Гарри глубоко вдохнул.

— Недавно я встретил женщину, которая объяснила, что ты можешь стать проблемой для человека, на которого она работает. Помешать его амбициям.

— Гриндевальд?

— Именно, — хмыкнул Гарри.

Николас поднял руки.

— Я не намерен вставать у него на пути, Гарри, если только он не станет угрозой для меня и моей жены. Как я уже говорил, я видел, как меняется мир, и подобные вещи для меня мало что значат. Геллерт — всего лишь ещё одно из таких изменений.

— Даже если он начнёт вторжение?

Николас усмехнулся.

— Как гордый француз, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы предотвратить это. Но я бы не прожил столько лет, если бы нырял с головой в каждый конфликт, в котором участвовала эта страна. Не волнуйся, Гарри, здесь он до нас не доберётся.

— Ты уверен?

— Ну, возможно, он мог бы, если бы захотел, но у него слишком масштабные амбиции, чтобы тратить время на такую ерунду.

— А если он узнает, кто я? Тогда он несомненно нацелится на вас.

— Да, — согласился Николас. — Но я знаю, что ты не позволишь ему добиться успеха.

Гарри от души рассмеялся, увидев, как тот с тёплой улыбкой смотрит на него.

— Ты слишком сильно в меня веришь.

— Да, — признал Николас, — но, тем не менее, я это делаю. За свою долгую жизнь я встречал мало людей, которым мог бы довериться, Гарри, но ты вошёл в их число. Я не буду беспокоиться о Гриндевальде, пока он не переступит порог этого дома.

— Тогда будем надеяться, что до этого не дойдёт, — мрачно отозвался Гарри.

— О, Гарри, хотелось бы, чтобы ты стал чуть оптимистичнее. А как же та юная леди, которую ты приводил к нам? Наверняка она не позволяет тебе быть таким мрачным.

— Минерва?

— Не думаю, что ты приводил ещё кого-то, — фыркнул Николас. — Как она?

— Наверное, занята как никогда. Дамблдор — тот ещё надзиратель.

— Альби действительно дотошен, когда дело касается трансфигурации. Я не встречал никого, кто был бы ей так предан или одарен, как он. И, несмотря на твоё отношение к нему, Гарри, он выдающийся волшебник.

— Я этого не отрицаю. Я понимаю, что ему пришлось нелегко, но он мог бы положить всему этому конец ещё до того, как всё началось. Однако он предпочитает этого не делать. Вместо этого я делаю все возможное, чтобы предотвратить возвышение Гриндевальда.

Николас посмотрел на него с сочувствием.

— То, что ты делаешь, лишь подтверждает, что ты такой человек, каким я тебя знаю, Гарри. Я обещаю, Альбус поступит правильно. Но сначала ему нужно преодолеть собственных демонов.

— Скажи это людям, которые страдают, — проворчал Гарри. — Я видел, что происходит, Ник, и тот Дамблдор, которого, как мне казалось, я знал, никогда бы этого не допустил.

— Но он уже не тот человек, которого ты когда-то знал, — заметил Николас. — Он моложе, неопытнее, и его раны ещё не зажили после всего, что с ним случилось. Я не оправдываю его, просто говорю о том, что мне известно.

— Знаю, — вздохнул Гарри. — И ценю это.

Николас улыбнулся. Он видел, какую тяжесть несёт Гарри на своих плечах, но тот всё равно не сгибался.

— Скажи, ты знал Минерву до того, как оказался здесь?

— А это тут при чём?

— Ничего особенного, просто любопытно.

Гарри недоверчиво взглянул на него, но потом кивнул.

— Она была моим профессором, заместителем директора и деканом моего факультета.

— Полагаю, встреча с ней в юные годы было довольно сильным потрясением, — заметил Николас с весёлой улыбкой.

— Да. Она совсем не такая, какой я ее ожидал увидеть. Когда я ее знал, она была очень строгой женщиной, и мы все боялись не поладить с ней.

— А сейчас?

— Что «сейчас»?

— Что ты думаешь о ней сейчас?

— Я не задумывался, над этим — честно признался Гарри. — Она стала моим лучшим другом, единственным человеком моего возраста, который знает, кто я и откуда.

— Она твоё доверенное лицо.

— Да, — кивнул Гарри. — Я не знаю, что бы делал без неё. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — ответил Николас. — Как я уже сказал, мне просто любопытно. Больше всего я рад, что у тебя есть человек, на которого ты можешь положиться. Ты ей очень нравишься, ты знаешь?

Гарри слегка приуныл.

— Да. Я неопытен, но не глуп, Ник, — вздохнул он. — Она мне небезразлична, но моя жизнь и так достаточно сложна, чтобы добавлять в неё ещё больше хаоса. Дело не в том, что я вижу в ней ту женщину, которую знал до того, как попал сюда. Она слишком сильно изменилась для этого. Просто я не знаю, что с этим делать.

— Тогда решать тебе, но мой совет — честность, Гарри. Не обманывай девушку. Это лишь приведет к тому, что вы оба будете несчастны.

— Я так и сделаю.

— Хорошо. А теперь почему бы нам не поужинать? Пернелла не успокоится, пока не убедится собственными глазами, что ты в порядке.

Гарри рассмеялся, и Николас проводил его из кабинета в столовую, чувствуя облегчение оттого, что сам он уже и не помнил, каково это — сталкиваться с подобными трудностями.

* * *

Несмотря на то, что Минерва по большей части не являлась полноценным преподавателем, она старалась посещать все совещания, которые проводились в течение учебного года. Она считала это необходимым для того, чтобы лучше понять, как устроен замок, как профессора взаимодействуют друг с другом и что обсуждается на подобных встречах.

Однако чаще всего это было довольно утомительно.

Директор требовал от каждого преподавателя отчёта о студентах, которые либо вызывали беспокойство, либо, напротив, преуспевали.

Минерве нравилось слушать об успешных учениках, хотя одно и то же имя, казалось, звучало слишком часто.

— Мне всё равно, что ты говоришь, Гораций, с мальчиком что-то не так, — заявила Розалина.

— Ерунда, — хмыкнул Слагхорн, качая головой так, что его пухлые щёки слегка дрожали. — Том — хороший мальчик. Любознательный, целеустремлённый. Он далеко пойдёт.

— Он окажется в Азкабане, — горячо возразила Розалина. — Я выросла среди людей с сомнительной моралью и увижу их за милю. Никогда в жизни я не испытывала такого чувства тревоги, как рядом с Реддлом. У него в глазах жестокость.

Слагхорн невесело усмехнулся.

— Ты просто повторяешь то, что Альбус говорил о нём с первой встречи, — хмыкнул он. — Не проходит и дня, чтобы Том не приходил ко мне в кабинет с вопросами о магии или о том, как устроен замок, и не просил посоветовать книги для чтения. Он добьется успеха, когда закончит школу. Я не встречал ни одного первокурсника с такой жаждой знаний и который был ба так предан учебе.

— Ты слеп к нему, Гораций, — вздохнула Розалина. — Я не отрицаю, что у него есть потенциал, но я сомневаюсь в его характере. Помяни моё слово: еще до того, как он закончит школу, кто-то пострадает. И я не буду нести за это ответственность, хотя уже несколько раз предупреждала вас всех.

С этими словами она удалилась, и за столом за несколько мгновений воцарилась тишина, которую нарушил Альбус.

— Розалина не ошибается, — сказал он. — Как бы больно мне ни было говорить это о ребёнке, у юного Тома есть несколько тревожных черты. Я заметил их с первого дня. Конечно, он научился хорошо их скрывать, но это всего лишь маска. За его обаянием и комплиментами прячется нечто весьма уродливое.

— Не могу поверить, что слышу это, — с укором прошептал Слагхорн. — Наша работа — обучать студентов, а не выносить суждения о бедном мальчике, выросшем в не самых лучших условиях. Для Тома это должно стать новым стартом, возможность оставить позади своё прошлое, в котором у него было особого выбора.

— Если бы не его постоянные проступки, я бы согласился, Гораций, — вздохнул Альбус.

— Вы имеете в виду мисс Керр? Она упала с лестницы в подземельях, Альбус. Ничего больше. Том поклялся, что не имеет к этому никакого отношения.

— Однако она упала вскоре после того, как насмехалась над ним, — заметил Альбус. — А он открыто смеялся над ней, пока она кричала от боли.

Минерва внимательно слушала. Она не слышала об этом инциденте.

— Я признаю, что это было неуместно с его стороны, но, как вы правильно заметили, мисс Керр первая задела его.

— Из-за сущей мелочи, а не потому, что ему было очень больно. Её же нога была сломана в трёх местах, а он стоял над ней, смеялся и радовался её страданиям.

— Вы слишком преувеличиваете, — презрительно пробормотал Слагхорн.

— Хватит! — вмешался Диппет. — Я продолжу наблюдать за мистером Реддлом и приму решение о его будущем, когда это станет необходимо. Гораций, я понимаю, что вы присматриваете за ним как декан факультета, но из очень надёжных источников мне известно, что этот мальчик вызывает серьёзные опасения. На этом всё, не желаю больше ничего слышать по этому поводу. Заканчиваем наше совещание и просто попробуем дожить до конца учебного года. Если повезёт, мистер Реддл изменится к лучшему за лето. Если же нет, то его будущее будет не таким радужным.

Гораций бросил на директора недовольный взгляд и удалился из кабинета. За ним последовали остальные преподаватели, которые предпочли не высказывать своего мнения во время дебатов.

— Альбус, ты думаешь, он сломал ей ногу?

Дамблдор вздохнул, его лицо потемнело.

— Как бы мне ни хотелось верить, что это не так, я не могу. Том — мстительный и мелочный мальчишка. И хотя у нас нет доказательств, я уверен, что он приложил руку к инциденту с мисс Керр.

— Я тоже так думаю, — пробормотал Диппет. — Он не проявил ни капли сочувствия к случившемуся и даже заявил, что она это заслужила. Он жесток, Альбус, и я хочу, чтобы за ним тщательно следили. Как только мы сможем что-то доказать, он столкнётся с серьёзными последствиями.

— Я буду внимательно за ним наблюдать, — ответил Альбус с лёгким поклоном. — Если больше нет ничего срочного…

— Нет, больше ничего срочного, — заверил Диппет.

— Тогда я откланяюсь. Нужно подготовить несколько уроков для седьмых курсов.

Минерва последовал к выходу из кабинета директора вслед за Альбусом вышел, но, когда тот направился к классу трансфигурации, она свернула в сторону совятни.

Эту информацию Гарри наверняка хотел бы узнать.

Её беспокойство относительно первого курса Слизерина совпадало с тревогой других преподавателей, и осознание этого приносило некоторое облегчение.

* * *

Прошло много лет с тех пор, как Кассиопея видела своего отца. Она уже несколько месяцев знала, что он находится здесь, но избегала встречи. Возможно, ей не хотелось разрушить воспоминания о нём из прошлого, видя, в кого он превратился.

Кассиопее было пятнадцать, когда умерла мать. Она была намного старше Арктуруса, Дореи и даже Персея. Она не показывала этого, но из всех четверых детей потеря матери сильнее всего ударила именно по ней.

У нее были яркие воспоминания о женщине, которая родила её, очень любила и заботилась.

А потом её не стало.

Орион не справился с потерей, как и его младшие дети. Но если братья и сестра переживали горе по-своему, Кассиопея после смерти матери была буквально разорвана на части.

Ей нужно было уехать, сбежать от темноты, которая нависла над домом Блэков. Услышав шёпот о переменах на континенте, она отправилась туда, не имея никакого плана, кроме одного: уехать как можно дальше.

Она и оглянуться не успела, как пролетели годы.

Геллерт принял её с распростёртыми объятиями, поддержал и помог справиться с болью, которую она несла в себе.

Но она никак не ожидала, что влюбится в этого человека.

Кэсси прекрасно знала о склонностях Геллерта. Он никогда не говорил об этом вслух, но и не скрывал. Она не была настолько наивной и глупой, чтобы верить, что сможет изменить его, и довольствовалась тем, что служила ему, как могла.

На самом деле мысли об отце и других Блэках мало занимали её мысли. Даже несмотря на то, что Персей сопровождал её в этом путешествии, они почти не пересекались.

Теперь прошлое, казалось, настигло её. Когда Кассиопея вошла в покои, где разместили отца, и увидела, как над ним хлопочет целитель, её охватило сожаление о том, что она не пришла раньше.

Орион Блэк постарел. Не настолько, чтобы превратиться в дряхлого, сгорбленного человека, неспособного позаботиться о себе, но достаточно, чтобы перемены стали очевидны. В его волосах появилось больше седины, чем она помнила, а морщины на лице стали куда глубже.

— Ему осталось недолго, — прошептала целительница.

Кассиопея молча кивнула, глядя на отца. Он лежал с закрытыми глазами, погружённый в глубокую сосредоточенность.

— Окклюменция? — уточнила она.

— Я целительница разума, — объяснила женщина. — Хотя его питание скудное, он мало спит и злоупотребляет алкоголем, его тело в полном порядке. Причина его болезни — разум, но мы работаем над этим. За последние два месяца он значительно поправился, но...

— Значит, ему станет лучше?

Целительница покачала головой.

— Нет, боюсь от его болезни нет лекарства. Лечение, которое я провожу, позволяет лишь предотвратить дальнейшее ухудшение. Улучшения, увы, достигли своего предела, но я могу поддерживать его текущее состояние на этом уровне.

— На время?

Целительница посмотрела на неё с сочувствием.

— Принятые меры помогут сохранить его разум лишь на время. Это может занять месяцы, а может и годы, но в конце концов они перестанут действовать и болезнь возьмёт верх.

— И больше ничего нельзя сделать?

Целительница покачала головой.

— Уверена, вы знаете, что разум — самая сложная часть нашего существа. Его недуги нельзя вылечить заклинанием или зельем. Это не сломанная кость или порез. Это часть нас, которую мы не можем увидеть и собрать обратно, когда она распадается.

— Что будет, когда это его настигнет?

— Трудно сказать, — вздохнула целительница. — На всех это влияет по-разному. Я видела, как люди просто умирали, а некоторые забывали многое из прожитой жизни. Некоторые даже не помнят своего имени, не говоря уже о том, чтобы вспомнить супругу. Это ужасно, но я делаю все возможное для своих пациентов.

— А как насчёт моего отца? Судя по вашему опыту обращения с такими, как он, сколько времени пройдёт, прежде чем произойдёт нечто подобное?

— Мисс Блэк, ваш отец — упрямый человек, и он усердно лечится. Я бы сказала, что может пройти несколько лет, прежде чем его разум полностью подведёт. Но я могу с уверенностью сказать, что это неизбежно. Вы должны быть готовы к такому развитию событий.

Кассиопея могла только кивнуть.

— Мне жаль, что приходится приносить плохие новости, но будет лучше, если я буду честна. Я бы не хотела давать вам ложную надежду на то, что он поправится.

— Я ценю вашу откровенность.

Целительница бросила на неё сочувствующий взгляд, а затем посмотрела на часы.

— Пора его будить. Дайте мне минуту, и он будет здесь с вами.

Кассиопея наблюдала, как женщина приложила палочку к виску отца и прошептала ему что-то на ухо. Через мгновение Орион пришёл в себя. Его глаза открылись, он окинул комнату растерянным взглядом, пока наконец не остановился на целительнице.

— Я был на пляже, — произнёс он с редкой улыбкой. — Это был наш медовый месяц. Моя жена была там.

— Это прекрасное воспоминание, Орион, — ответила целительница тепло. — Но сейчас здесь ваша дочь. Она пришла вас навестить.

Орион перевёл взволнованный взгляд на Кассиопею, его глаза расширились от удивления.

— Это не моя Касс... — прошептал он. — Она уже стала женщиной.

— И прекрасной, — подхватила целительница, жестом приглашая Кассиопею подойти ближе. — Постарайтесь не слишком его волновать, — прошептала она девушке, прежде чем выйти.

Оставшись наедине с отцом, Кассиопея смотрела на него, проглотив всю боль, вызванную воспоминаниями о потери матери. Она просто хотела быть рядом. Она скучала по тому человеку, который катал её на коленях, когда она была маленькой, и рассказывал истории о печально известных членах семьи на протяжении всей истории.

Если хорошенько присмотреться, то она могла всё ещё увидеть отблеск того человека.

— Здравствуй, отец, — тихо сказала она, присаживаясь напротив. — Давно не виделись.

* * *

Письмо от Минервы не удивило Гарри. Он ожидал услышать о выходках Тома в Хогвартсе, но не так скоро. Какой двенадцатилетний мальчик будет радоваться страданиям девочки того же возраста?

Волдеморт.

Гарри отмахнулся от этих мыслей, сосредоточившись на разговоре с Федеровым, вызвавшим его к себе в кабинет.

— Это лишь временная мера, — заверил его тот. — Если он пытается заманить тебя в ловушку, лучше держаться подальше от тех, кто с ним сотрудничает. Галлитер — опасный человек, который окружает себя не мене опасными людьми. Я просто беспокоюсь о том, сколько усилий прилагается, чтобы поймать тебя, Эванс, вот и всё.

Гарри понимающе кивнул.

— Кроме того, у меня есть для тебя новая работа, — продолжил Федоров, — и весьма прибыльная.

— Какая?

— Несколько банков платят нам за то, чтобы разобраться с серией ограблений, от которых они страдают.

— Ограбления банков?

Федеров кивнул.

— Мы не знаем, кто их совершает, и у нас есть лишь частичное описание внешности преступника. Говорят, он появляется и исчезает еще до того, как кто-либо успевает его заметить. Настоящий фантом.

Гарри хмыкнул.

— Готов поспорить, Фантому не понравится твое сравнение, — пошутил он, имея в виду другого боевого мага, с который успел познакомиться во время своего обучения.

— Это вряд ли, но этот человек полностью оправдывает такое прозвище. Авроры, которые наткнулись на него, когда тот выходил из одного банка, бросились за ним в погоню, но тот просто исчезает.

— Портключ? Аппарация?

— Нет, — покачал головой Федоров. — К тому моменту защита банка уже была полностью активирована, тем более что подозреваемый находился в зоне видимости. Ни портключ, ни аппарация просто были бы невозможны, тем более когда речь заходит о московском филиале. Гоблинская магия довольно сложна в обращении.

Гарри нахмурился, обдумывая другие возможности.

— Тогда мантия-невидимка.

— Это уже решать тебе, — пожал плечами Федоров. — Но опять же...

— Это останется между нами?

Федеров усмехнулся.

— Гоблины не хотят, чтобы это стало достояние общественности. Утечка информации стоила бы им состояния.

— Понял, — вздохнул Гарри, убирая папку в куртку и направляясь к двери.

Галлитер подождёт. Тем более что будет лучше ему пока держаться подальше от операций Гриндевальда. По крайней мере, некоторое время. Разговор с Кассиопеей Блэк продолжал крутиться в его голове, и он не хотел подвергать Николаса и Пернеллу опасности, несмотря на их веру в него.

Нет, не фронте Гриндевальда все было спокойно, и хотя Гарри знал, что тишина продлится недолго, он с радостью готов принять эту передышку.