Тень мракоборца (джен)

I know how to hurt

I know how to heal

I know what to show

And what to conceal

I know when to talk

And I know when to touch

No-one ever died from wanting too much

The world is not enough

But it is such a perfect place to start...my love

And if you're strong enough

Together we can take the world apart...my love

Garbage “The world is not enough”

— То, что нужно! — с улыбкой произнес Гарри, придвинув набитый золотом сундук ближе к лавке из белого мрамора.

Двадцать две с половиной тысячи золотых. Откинув крышку, брюнет несколько минут рассеянно любовался сиянием золота в полумраке. Ему даже считать не хотелось, сколько это окажется в килограммах. В любом случае, поднять такой вес обычному человеку явно было не под силу, так что, сдвигая их, волшебник даже испытывал некое садистское удовольствие. Магия его не оставила, а все остальное — второстепенно.

Гораздо менее приятным был тот факт, что Гарри теперь в полной мере чувствовал вес сундуков. Если другие люди ощущают себя так постоянно, быть обычным человеком — дерьмово. Три каменных ящика с откидными крышками...

Расставив их перед зеркалом, волшебник чувствовал себя выжатым, как лимон. Впрочем, семьдесят одна тысяча золотых не могла не радовать, честному чиновнику в министерстве пришлось бы работать лет тридцать и при этом не есть, чтобы заработать столько. С другой стороны, Гарри слышал, будто «честный» и «чиновник» в одном предложении встречаются только в шутках в любом из миров... конечно, был еще Артур Уизли, но слово «шутка» близка к нему, как ни к кому другому.

Золото на полу, на столе; горка, выглядывающая из-за краев кубка... украшая зал к встрече с отцом, Гарри отрывался по полной. Три с половиной тысячи россыпью, это вроде бы не так много, но выглядело неплохо. Да, в собственном сейфе он видел суммы гораздо большие, целые колонны из галлеонов, однако, стоило признать, в том, чтобы бросать на пол золото, добытое собственноручно, определенно имелось некоторое очарование. Хотя... к Мордреду, металлом Поттера было именно серебро.

С удобством разместившись на каменном ложе, брюнет сгреб горку монет, и, положив на колени меч, с ухмылкой вгляделся в зеркало. Несколько минут потемневшее от времени серебро отражало лишь зал дома на площади королей, но постепенно отражение начало меняться...

— Привет, Гарри, как дела? — вопрос был задан, когда лицо мракоборца в зеркале наполовину оставалось лицом Гарри Поттера, отчего у последнего пробежались мурашки по коже. — Что у тебя с ногой?

Волшебник не горел желанием начинать беседу именно с этой темы, но когда его отец задумчиво постучал мизинцем по волшебному глазу, пришлось отвечать.

— Упал.

— Да, и насколько все плохо? — поинтересовался Аластор с каким-то ленивым интересом. — Твой сумадшей домовик, как очнулся пару недель назад, только и делает, что бегает повсюду с обнаженным мечом и выкрикивает «Гарри Поттер убил много троллей». По-моему, он сейчас рисует картину.

— Ну, тому, кто был снизу, пришлось еще хуже, — Гарри неопределенно пожал плечами.

— Ясно, видно, у гоблинов нашлась для тебя подработка?

— Точно, газеты тут разношу, печеньем приторговываю потихоньку...

— И серебром.

— Особенно — серебром. Оно здесь ценится.

— О, да, серебро в цене всегда и везде. Удивительно, Гарри, смотрю на тебя, и чем ты становишься старше, тем я больше пугаюсь. А ведь бояться следовало бы тебе, — мрачно вздохнул мракоборец, поднимая со столика на краю дивана стакан огневиски.

— Пап, ты о чем?

— Знаешь, Гарри, расскажу-ка я тебе одну историю. Когда-то давно, когда мы с братьями были еще школьниками, у меня была, ну, как бы подружка. Древний и благородный род, маги крови, заводить серьезные отношения мне тогда не хотелось, ну, а родители, которые вполне могут сделать так, что у тебя что-то ненужное просто отсохнет, были весомым доводом, чтобы стараться не думать о ни к чему не обязывающих развлечениях. Тогда мне было не до того, потом мы уехали из страны, аврорат, война... в общем, снова мы встретились уже в семьдесят восьмом, и я уже выглядел так. Может быть, пара морщин появилась с тех пор, но на общем фоне они теперь вряд ли заметны. Однако, ей было все равно, а даже если и нет, по какой-то странной причине она пришла ко мне. К сумасшедшему калеке, одноглазому уроду, подумать только, до сих пор гадаю, чего такого она во мне нашла. Она хотела жить со мной, родить от меня детей, и знаешь, война на некоторое время отступила, вдруг стало казаться, что она не будет продолжаться вечно, будто бы есть еще что-то. — Грохнув пустым стаканом о стол, Аластор протянул ладонь за графином.

— Однажды она спросила: «Аластор, почему ты не женился, не обзавелся семьей раньше, разве ты не хочешь детей?». Тогда я ей ответил, что не желаю плодить себе подобных. Это страшная судьба Гарри, и в ней нет ничего хорошего. Когда ненависть становится настолько сильной, что все, кроме нее, оказывается несущественным, когда тебе становится без разницы, кого убивать, когда начинаешь получать удовольствие, скармливая дементорам сопляков, чьим единственным преступлением был выбор не той стороны... мне тридцать восемь лет, Гарри, я больной старик, который не видел в этой жизни ничего, кроме войны, и уже не хочу. Видя, с какой легкостью, с какой скоростью ты становишься на меня похожим, я начинаю бояться, за тебя. На моем счету слишком много ошибок, не повторяй их за мной. Не спеши становиться чудовищем.

Гарри помнил, чем заканчивается эта история: в конце Доркас Мидоуз сжег Волдеморт. У отца почти все истории заканчивались примерно так же.

— Но ты, все же, пришел за мной туда, в Литтл-Уингинг на Тисовую улицу номер четыре, когда добрые, порядочные люди бросили меня в чулан, будто какого-то зверя. Зачем?

— Если тебе все равно предстоит встретиться с Темным Лордом, лучше уж быть готовым.

— Метко подмечено. Может быть, кроме жалоб на жизнь и жутких историй, у тебя найдется какой-нибудь дельный совет? — недоверчиво прищурился Гарри, перебирая свободной рукой монеты.

— Пожалуй, да. Не дай кому-то испортить себе лицо. Руки, ноги, шрамы на теле... все это хрень собачья, но если кто-то испоганит тебе рожу, ты сможешь рассчитывать только на шлюх, слепых, сумасшедших, и совсем уж отчаявшихся. Страшная судьба...

— Кто-то мне только что о вечной любви вещал, — устремив задумчивый взгляд в потолок, волшебник принялся усердно насвистывать.

— И говорил правду. Но, так уж вышло, что мантикора откусила мне ногу, а не что-то другое.

— Кстати, а к какой категории стоит относить мисс Забини? — отведя взор от потолка, Гарри указал глазами на изумрудную дамскую сумочку у камина. Окклюменты ничего не забывают, просто, они не всегда могут вспомнить все вовремя.

— Пожалуй, всего понемногу.

— Ты ведь понимаешь, что однажды она тебя отравит?

— Не самая худшая смерть, — хохотнув, Аластор вновь вспомнил о виски. — Ты представить себе не можешь, насколько я рад, что с Волдемортом, Дамблдором, министерством, будущим благородных домов, и прочим дерьмом, разбираться придется не мне. Что я могу расслабиться и напиться, вытащив из подвала бочонок-другой тысячелетнего виски.

— Засранец.

— Еще какой. Возвращайся скорее, Гарри, без тебя в этом проклятом доме становится пусто.

* * *

И раз. И раз. И раз... Встать в стойку, правильно распределить вес, замах. Драко час за часом повторял монотонные, давно выученные наизусть движения, тщетно пытаясь подавить злость, но ее, казалось, лишь становилось больше. И ни зеленеющий под весенним голубым небом сад за окнами фехтовального зала, ни сочувственно поглядывающий со скамейки у входа домовой, ни даже начальные навыки окклюменции не помогали ему подавить гнев. После рождественского бала у него состоялся долгожданный разговор с отцом, после которого небольшая коллекция холодного оружия переместилась в сейф.

— Стоп. Стоп. Стоп. — Слова, сопровождаемые редкими хлопками в ладоши, резко выбросили блондина из своеобразного транса.

От входа в зал к Драко неторопливо приближался азиат лет двадцати пяти в белом кимоно с красными иероглифами. Высокий для представителей своего народа худой черноглазый брюнет с длинными волосами, убранными в хвост, пожалуй, был высоковат даже для европейца, как-никак, целых шесть с половиной футов.

— Никуда не годится, юный Малфой. Ваше тело здесь, но разум витает где-то очень далеко отсюда. Когда человек с таким настроением берет в руки меч, обычно он тут же и умирает. Разум, дух, тело и волшебство, должны пребывать в гармонии. Не сможешь управиться с чем-то одним — не сможешь ни с чем.

— Кажется, я это где-то уже слышал, — невнятно пробормотал Драко, пряча тренировочную катану в ножны. — И слышал я это от деда, мистер Мусаши, разве вы не должны учить меня какой-то особой восточной мудрости?

— Только глупец скажет, будто мудрость делится на западную и восточную. Либо она просто есть, либо это вовсе не мудрость, — серьезно кивнул наставник, продолжая прятать сведенные вместе руки в рукавах кимоно. — Что тревожит вас?

— Снова с отцом поговорили, мистер Мусаши, — скорее из вежливости вздохнул Драко. — Опять не сошлись в вопросах этикета.

— Разве он ошибается? Это плохой тон угрожать гостям оружием.

— Но и гостям не следует оскорблять хозяев. Еще сто лет назад убивали за меньшее.

— Неужели вы думаете, будто тот мальчик действительно хотел тебя оскорбить? Насколько я знаю, он и посторонних до этого рождества не видел-то?

Драко недовольно скривился, укладывая ножны с клинком в стойку.

— Все так, но это не повод лить грязь на окружающих.

— Бросьте, ребенок просто хотел узнать, насколько правдивы слухи о герое детства, даже в Японии многие слышали о Гарри Поттере, особенно, после того, как его усыновил единственный действительный грандмастер Защиты в Британии. А вы приставили малышу кинжал к горлу. Вы на отца, или, быть может, на себя сейчас злитесь?

— Действительный? Но мистер Моуди сильно покалечен.

— И что? Он почти семь лет противостоял неизмеримо более сильному волшебнику, человеку, которого невозможно убить.

— Невозможно?

— Это никому не удавалось: вашего Темного Лорда вмораживали в глыбу льда, сбрасывали в жерло вулкана, перемещали на океанское дно, окунали в чан с кислотой, устраивали душ из расплавленного серебра, забрасывали на орбиту, кажется, однажды скормили дракону... не говоря уже о таких вещах, как Авада, Адское Пламя и высшая магия. Какое-то время ходили слухи о переговорах с Отделом Тайн на счет портала в никуда, но что-то тогда не срослось... — нахмурился мечник, припоминая известные ему факты о тех временах.

— В начале-середине семидесятых в «Садоводе» каждый месяц выходила колонка, в которой четыре «авторитетных эксперта» делились своим опытом на поприще борьбы с такими опасными вредителями, как темные лорды, сопровождаемая колдографиями и подробными описаниями «методики». Едва ли подобная литература найдется в библиотеке у вас, но у Блэков эти журналы точно должны быть, — ненадолго задумавшись, мастер меча с сомнением потер переносицу. — Честно говоря, думаю, что именно мистеру Моуди с друзьями британцы обязаны некоторой... нервозности вашего Темного Лорда.

Ненадолго прервавшись, фехтовальщик неопределенно цокнул языком, будто раздумывая, стоит ли говорить то, что собирался, и все же продолжил.

— Честно говоря, странные вы люди, все-таки, европейцы. У нас бы такого человека прозвали кенсеем, и очередь к его дому, чтобы получить, если не полноценное наставничество, то хотя бы пару уроков, выстроилась бы до горизонта, а у вас... странные люди.

Следующим настала очередь вздрагивать уже Драко. Тонуть, сгорать, оказываться в пустоте космоса и так на протяжении первых лет войны, год за годом. Наверное, даже бессмертный от такого мог бы повредиться рассудком. Тут пожалеешь о невозможности умереть. Впрочем, человеку, бесцельно убивающему людей, которые ему ничего плохого не сделали, Драко ничуть не сочувствовал. Честно говоря, он вообще был достаточно равнодушен к чьим-то чужим бедам, тем более, к бедам человека, пытавшегося убить ребенка. Да еще и неудачно.

Последние слова наставника он по здравому рассуждению решил проигнорировать.

— Наверное, вы правы. Не стоило мне так с Лонгботтомом, — удрученно вздохнув, Драко с досадой посмотрел на горизонтально подвешенный у стены клинок. Наставника он за полтора года вовсе не стал считать частью семьи, несмотря на ежедневные тренировки, но чувствовал необходимость выговориться, да не домовику же жаловаться на жизнь? А клятва, занесенная в ученический контракт, в любом случае не позволит учителю говорить лишнее посторонним, даже родителям... — Просто отец не устает повторять, что девиз нашей семьи: «Santimonia vincet semper» — «Всегда преобладают над святостью», еще и прапрадед сказал, что основатель рода хотел сделать гербом игральные кости с бутылкой вина, но был настолько пьян, когда купил титул, что выбирать пришлось жене, к счастью, нанявшей какого-то геральдиста. «Малфои всегда находятся на стороне победителя, они либо больше всего выигрывают, либо меньше всего теряют». Наш девиз — дерьмо! Это не «На краю бездны», не «Последний же враг истребится — смерть», не «Всегда чисты», и конечно не Пруэттовский: «Стоим и мертвыми». Мы потомственные предатели, мошенники и льстецы! Представить себе не могу, как можно таким гордиться. Наше предназначение — внимательно наблюдать за дракой, и пытаться урвать кусок побольше, когда хозяева отвернуться! Лизать ботинки и целовать полу плаща победителю! Я не хочу так! Не хочу!

— Успокойся, Драко. Успокойся, — присев рядом со зло поджавшим губы мальчишкой, мечник потрепал блондина за волосы. — Честные люди пашут землю. Выращивают животных, занимаются ремеслами... если приглядеться внимательно, то окажется, что за каждым благородным домом стоит вор или убийца, а чаще всего — и то, и другое.

— Вы мне прям душу облегчили, — сощурившись, едко заметил блондин.

— Ах, ах, обращайтесь. Но действительно, с чего бы вам унывать? Да, основатель вашего рода был не самого высокого происхождения, но он поднялся с самых низов. От сына рыбака до эсквайра и одного из богатейших людей страны, чем не повод для гордости? — выпрямляясь, подмигнул мечник. — Кроме того, остальные ваши предки лишь укрепляли положение семьи.

— Точно. Индия, опиумные войны в Китае, Африка... а в последнее время дедушка что-то там крутит с русскими. Хоть прямо сейчас в пляс пускайся! — начав говорить почти спокойно, к концу тирады Драко почти рычал от бешенства.

— Да, пожалуй, некоторыми вещами гордиться все же не следует, — несколько ошарашено закашлялся японец. — С другой стороны, ваш отец купил меч, выделил мне покои и платит достаточно, чтобы воспоминания о Фудзи, и расцветающей сейчас сакуре, не слишком терзали мое сердце на чужбине. Как думаете, с какой целью сэр Люциус пошел на такие траты?

От неожиданной догадки Драко даже подавился воздухом, и на несколько мгновений замер с открытым ртом. Он, сколько себя помнил, получал все, чего хочет, и потому никогда об этом особенно не задумывался. До обучения фехтованию его желания были не слишком обременительными, и отец легко мог себе их позволить, но тратить сотни тысяч галлеонов? Справившись с удивлением, блондин резко потряс головой. «От ста сорока до двухсот пятидесяти тысяч, так, кажется, говорил Гарри, а еще учитель...» — может быть, Драко не был в курсе семейных дел, он даже не знал, каким точно состоянием обладает его семья, вот только все же был сыном своего отца, а значит, считать умел превосходно. Такие деньги не тратят на капризы, даже Малфои. Особенно Малфои.

— Вижу, у вас появились идеи? — с хитрым прищуром разглядывая блондина, весело усмехнулся японец. — Отправляйтесь к себе, Драко, сейчас от занятия не будет проку. Приводите себя в порядок, завтракайте, занимайтесь своими делами. Жду вас после обеда.

Быстро кивнув, Драко еще раз взглянул на черные ножны с клинком у стены и побежал в ванную.

* * *

Темнота. Звуки подземного города со всех сторон. Отчаянный визг вагонеток, с умопомрачительной скоростью мчащихся по рельсам, рассыпая повсюду искры, мерный стрекот вытягивающих с поверхности воздух вентиляторов, конечно, воздух и сам по себе циркулирует по вентиляционным шахтам, хотя бы, за счет разницы температур, но... не достаточно. И разумеется, грохот паровых молотов. Тук-тук, тук-тук.

К последнему Гарри прислушивался особенно тщательно, именно с такой скоростью сейчас билось его сердце. Два с лишним месяца на нижних уровнях, в действительности, большую часть из них он помнил урывками. В его сознании проносились отдельные эпизоды сражений с чудовищами, некоторые ранения, моменты отчаяния, и... все. Остальное — было надежно заперто ментальными блоками и даже тогда проходило мимо сознания. Кто знает, сумел бы он вообще выбраться, не потеряй на время рассудок.

Однако неосознанные воспоминания несли с собой опасность. Они могли исподволь влиять на поступки, а в перспективе и привести к безумию. Потому, сложив ноги по-турецки, волшебник сидел на краю обрыва, раз за разом погружаясь в собственный разум. Пока выходило не очень.

— Стой, где стоишь, Дитрих, не сбивай концентрацию, — совершенно невозмутимо, даже не открыв глаза, предупредил Гарри, заслышав за спиной шорох. Приятель ходил тихо, но...

— Как ты догадался, что это я?

— Семьдесят три килограмма, сорок второй размер обуви, ботинки из кожи дракона...

— Это все на слух? — поперхнулся блондин. — Поразительно.

— Хочешь уметь также? — немного помедлив, продолжил отвечать Гарри, постепенно возвращая сердцебиению нормальный ритм.

— Д... да, обойдусь, как-нибудь, — осознав, каким именно образом приятель предложит развить столь необычный навык, Дитрих почел за лучшее сразу же откреститься.

— Воля твоя, — флегматично кивнул брюнет, чуть погодя начав разминать шею.

Удивительная вещь, но, даже полностью понимая, что фон Берн ничем не мог бы ему помочь внизу, скорее всего, только погиб бы напрасно, Гарри все равно ощущал какую-то иррациональную обиду на... нет, не друга — приятеля, и никак иначе. Он легко мог избавиться от глупой обиды, благо любой окклюмент способен играть своим восприятием, как ему вздумается, но для начала хотел разобраться в причинах. А причина есть всегда, даже если она иррациональна.

— Что ты хотел?

— А? Да так, ты как вернулся, больше ни разу не заглядывал на арену, нога бы уже должна пройти... — фон Берн сконфуженно пожал плечами, впрочем, Гарри по-прежнему сидел к нему спиной. — Мне бы не помешала практика, и Хармворту с ребятами. Или еще болит?

— Нет, уже прошла, неделю назад крепежи вытащил. Но тренировок больше не будет. Сейчас они, что для меня, что для вас, бесполезны.

— С волшебством все те же проблемы? — на секунду прикрыв глаза, блондин стер с лица осевший за несколько минут налет сажи. — Нет, ну что за дерьмовое место?

— С магией проблемы, но ты меня неправильно понял, — в голосе Поттера отчетливо прорезались ехидные нотки. — Даже без нее вы мне сейчас не соперники, хоть все вместе.

— Да ну?

Пожав плечами, Гарри открыл глаза.

— Смотри.

Следующие секунды слились для блондина в одно мгновение: вот Поттер нарочито неторопливо протягивает руку к ножнам с клинком, и тут же в глаза Дитриха ударила вспышка голубовато-серебристого света. Отражение фонарей. Волшебник на долю мгновения прикрыл веки, и все закончилось. Ему по плечу, лишь обозначая касание, плашмя мягко ударил Мистлтейнн.

И только после прикосновения прозвучал раскат грома, сопровождаемый довольно сильным порывом ветра. Гарри уже был у него за спиной.

— Ты... ты аппарировал что ли? — не до конца отойдя от шока, Дитрих даже начал слегка заикаться.

— Говорю же, магией я сейчас пользоваться не могу, да и невозможно аппарировать в подземельях... — широко улыбнувшись, Гарри убрал клинок в ножны, после чего перебросил каролинг за спину.

— Но, Мордред возьми, что это было? — впавший в ступор блондин даже не заметил, что руки приятеля слегка подрагивают, а носом у Поттера пошла кровь.

Гарри лишь весело подмигнул.

— Что меня не убивает, то делает меня сильнее. Верно, Дитрих? — более не обращая на блондина внимания, Поттер развернулся, и, немного прихрамывая, направился к дому.

Замерев в двух десятках шагов от обрыва, фон Берн задумчиво глядел в спину удаляющемуся пареньку, рассеяно ощупывая ушибленное плечо. Артефактные клинки — совсем не игрушки. Даже последствия удара плашмя, если сломаются кости, будет очень нелегко залечить, а малейший порез... нет, если лезвие не отравлено, простой порез смертельным не будет. Другое дело, что они плохо затягиваются сами по себе, да еще не лечатся при помощи магии, по крайней мере, светлой. Но гораздо сильнее прошедшей в двух шагах смерти Дитриха волновал глупый вопрос: «Что же это, дракл побери, был за хлопок?».