Назгул страны Рун (гет)

Тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, кажется столь пронзительной, что клонит в сон, сквозь который чудятся не то перезвон колокольчиков, не то тонкие и нежные голоса. В воздухе тянет мокрой хвоей, а под ногами ворчат пожелтевшая листва и остатки выгоревшей за лето травы, в которой, словно рассыпанные кристаллы, поблескивают звёздочки поздних осенних цветов.

— Что такого особенного в этих землях? — интересуется она. — Похоже на Мглистые горы… а вот леса вокруг я не узнаю.

— Неудивительно, ты там никогда не бывала, — отзывается Мелькор. — А вот мне уже приходилось задумываться о судьбе этих лесов. Онодрим там размножаются почти бесконтрольно, а мне совсем не выгодно иметь под боком вотчину Йаванны.

Изготовленные руками пленных черные сапожки широковаты в голенище — эльфийские девы никогда не угадывают с размерами, очевидно, представляя себе темную майэ разновидностью женской особи валараукар, — и теперь назойливые капли холодной измороси проникают внутрь, заставляя ее шипеть от раздражения. Воистину, необходимо обладать безумным прекраснодушием эльдар, чтобы находить в себе силы воспевать столь унылую картину в балладах и легендах.

— Онодрим? — озадаченно переспрашивает она. — Впервые слышу. Что за раса?

— Подопечные Йаванны, пастыри деревьев, — поясняет Мелькор. — Подарок, который она выпросила у Илуватора после сотворения гномов. Некоторые называют их энтами. Они давно обосновались здесь, в Эриадоре. Местные леса по красоте и накопленной магии спокойно могут бросить вызов даже королевству Эльвэ. Выглядят онодрим, как гигантские деревья, способные к передвижению.

— Явно не та картинка, что я бы хотела увидеть на сон грядущий, — ежится Тхурингветиль. — Хотя — почему бы и нет? Когда-то нам не требовалось длительных приготовлений, чтобы отправиться на другой конец Белерианда поохотиться на рабочий материал для выведения огненных птиц или хищных рыб в озере возле Утумно. Неужели мы стали слишком привязаны к цитадели? Предлагаю осмотреть лес и познакомиться с энтами поближе. Глядишь, обнаружим уязвимые места Йаванны.

— Не самая безопасная прогулка, — подчеркивает Мелькор. — В Мглистых горах повсюду гнездятся орлы, плато хорошо просматривается. Нам бы пригодился совет твоего приятеля Йарвена, большого специалиста по лесам, но за эти годы я уже успел понять, что тот является, только когда сам считает нужным.

— Экспедиция без страховки, подготовки и особого смысла, — подводит итог Тхурингветиль. — Не понимаю, чего мы вообще ждем.

Картинка перед глазами неуловимо видоизменяется, хотя по ощущениям майэ прошло не более четверти часа. Мелькор, уже в чем-то разобравшись для себя, проводит рукой по обломку скалы, посмеиваясь. Тхурингветиль, не теряя времени даром, складывает в мешок образцы редких пород — Майрону любопытно будет взглянуть на эти трофеи, когда они вернутся в осажденную крепость.

— Теперь я начинаю понимать, почему Йаванна предпочла обезопасить от нас это место, — произносит вала, с прищуром глядя на парящих в высоте орлов. Увидеть их, скрытых чарами, птицы не могли, но чувствовали появление нежеланных гостей. — И готов признать, что тот, кто сумеет заполучить эти земли в единоличное владение и удержать права на них, будет весьма умен… Кстати говоря, ты не замечаешь ничего знакомого? Тут поблизости живут орки.

— Исключено, — с уверенностью отметает эту идею майэ. — Мне известны все орочьи поселения Белерианда. Этот народец слишком ленив и туп, чтобы осваивать новые земли.

— По-твоему, я перепутаю с чем-то собственные творения, — мрачно смотрит на нее Мелькор. — Итак, возможно, необычная магия, незримое присутствие которой ты, несомненно, чувствуешь, и привлекла сюда орков, о которых мы ничего не знаем? Я с самого начала задумывался о том, что связь Арды с другими мирами и реальностями, будь то даже ее собственные нереализованные версии, в определенных местах сильнее и насыщеннее. В то же время, каждый пространственный карман имеет свои пределы. По этой причине, скажем, Варда и Манвэ так противятся тому, что называют колдовством. Завеса между мирами истончается, и тогда образуются такие парадоксы, как это плато. При желании можно даже создать коридор наподобие того, что построил у себя Намо, позволяющий душам уходить за неведомые нам пределы. Сейчас повреждения завесы незначительны, но через несколько столетий трещина начнет разрастаться…

— А что будет, если таких коридоров станет слишком много? — настороженно интересуется Тхурингветиль. — Какое будущее ждет Арду?

— Однажды мы уже вели подобный разговор с Майроном, — напоминает ей Мелькор. — Миры начнут переплетаться, пока однажды не сольются воедино. Вот почему важно держать Сильмариллы в безопасном месте и не пытаться их использовать. Если расколоть оболочку, не зная, как немедленно уничтожить содержимое, результат может быть непредсказуемым.

— Даже в нынешнем виде и под охраной драконов Сильмариллы остаются действующим артефактом, — напоминает Тхурингветиль. — Нужно найти способ обратить чары вспять. Должно быть решение…

— Решение найдется в нужный момент, — чересчур быстро отвечает Мелькор. — Сильмариллы подождут, энты — нет. Их древняя магия может ускорить рост трещины. Беда в том, что их становится все больше и больше. Но не в наших силах как-то ограничить этот процесс. Убить энта, магическое существо, не так-то просто. Родятся новые.

— Но мы не можем пустить дела на самотек, — взмахивает рукой Тхурингветиль. — Возможно, орки нам помогут? Я все еще не могу поверить, что целая группа отбилась от клана и поселилась так далеко от наших крепостей. Мелькор, мы должны их увидеть.

Орки облюбовали для себя лесную опушку, что приводит их создателей в полное недоумение. Майрон не раз проводил эксперименты по принудительному переселению целых орочьих семейств на равнины, но те неизменно возвращались в среду своего естественного обитания — в горы. Среди холмов, где они оказались, нет ничего похожего на орочьи хижины. Орки будто сквозь землю провалились.

— Они могли поселиться под землей? — озвучивает Мелькор ее мысли. — Норы — это, конечно, не пещеры, но, все же, темное и недоступное для врагов место. Подземный образ жизни должен был сказаться на их внешности, хотя куда уж дальше…

— Мелькор, — недовольно косится на него Тхурингветиль. — Ну конечно, как же я сразу не сообразила! Маленькие существа, что жили с нами в Утумно, неудавшийся эксперимент Майрона над авари! — она опускается на колени и, конечно, тут же замечает тщательно замаскированную нору. — Хоббиты, мы называли их хоббитами! Они любят открытые пространства и солнечный свет, просто от нас прячутся.

— И Майрон это создал? — Мелькор неприязненно кривится, глядя на забавных человечков, боязливо выбирающихся из многочисленных норок, которыми, как оказалось, усеяны все окрестные холмы. — В войне от них точно никакой пользы.

— Ну же, Мелькор, ты разве не видишь, какие они забавные? Майрон, должно быть, и думать о них забыл! — Тхури попыталась что-то сказать на черном наречии одному их хоббитов, судя по одежде, женского пола, но существо только испуганно от нее шарахнулось. Похоже, за эти годы они выработали собственный язык.

Ментальная защита хоббитов ненамного уступает эльфийской, но все же удается наладить с ними мысленный контакт. Мелькора они боятся до умопомрачения, ей же по непонятной причине решают довериться. Вскоре вся компания с удобством располагается в тени деревьев, а группа выделившихся из клана лидеров угощает гостей приготовленными на огне кореньями. Не самая вкусная еда, которую, к тому же, поглощать с непривычки было довольно сложно, но обижать радушных хозяев не хочется, и майэ ничего не остается, кроме как разделить с ними трапезу.

— Изумбрас, — важно сообщает коренастый упитанный хоббит, указывая на себя. — Главный, — торопливо добавил он, желая незамедлительно обозначить свое положение в клане. — Прадед был совсем маленьким, когда пришел в волшебный лес с севера.

— Что он рассказывал? — интересуется Тхурингветиль. — Вспоминал что-нибудь про Утумно?

— Изумбрас не помнит, — разочарованно разводит лапками хоббит. — Прадед умер давно. Все старики умерли. На севере не стало покоя. Земля содрогалась и извергала огонь. Все ушли. Изумбрас родился в волшебном лесу.

— Я не зову вас вернуться, — отвечает Мелькор. — На севере, в горах вы жить не сможете. Там много трудностей, там война. И климат совсем не похож на ваш.

— Война? — хоббит сосредоточенно замирает. — Изумбрас не представляет, что такое война. Изумбрас слышал об этом от стариков. Они говорили, это все развлечения верзил, таких, как вы. Негоже хоббитам в это соваться.

Хоббиты, и в самом деле, процветают вопреки всяким законам логики. Пропитание они обеспечивают себе земледелием, собирательством и рыболовством, изготавливают одежду и даже, в случае необходимости, охотятся. Норы изнутри противоречат расхожим представлениям — то весьма уютные подземные домики с круглыми окошками, выходящими на лес.

— А что это за лес по соседству? — как бы между прочим спрашивает майэ. — Почему вы называете его волшебным?

До сих пор беззаботно галдевшие и так же беспорядочно мыслившие хоббиты замолкают.

— Опасный лес, — сдержанно поясняет Изумбрас. — Опасные соседи хоббитов. Их лучше не злить.

— Пастыри деревьев, не так ли? — понимающе кивает Мелькор. — Вы, хоббиты, знаете, о ком я говорю. И вы их боитесь.

— Мы народ мирный, — пожимает плечами Изумбрас. — Если пастыри деревьев захотят выгнать нас из леса, им это ничего не будет стоить. Не след с ними ссориться.

— Расскажи о них, — попросила Тхурингветиль. — Чем они занимаются? Как колдуют?

— Мы держимся от них подальше, — трясет головой Изумбрас. — Кто в лесной чаще бывал, видел всякое. Деревья там ходят и разговаривают на чужом языке. Воду из ручьев лучше без надобности не пить, а не то сам не заметишь, как превратишься в верзилу. Костры лучше не жечь и ветви не обламывать. Сушняк на земле подбирать, это без возражений. Если лесу угрозы нет, так те вековые дубы неподвижно стоят. Вот кого надо опасаться, так это древесных ведьм.

— Древесные ведьмы? — оживленно переспрашивает Мелькор. — Это еще кто такие?

— Жены пастырей деревьев, — сделав страшные глаза, шепчет Изумбрас. — Беспокойные существа. Изумбрас еще мальчишкой рыбу ловил, а она с ним как заговорит, огромная ива! В воду столкнуть хотела! Вот страху натерпелся!

— Кажется, Оромэ не терял времени даром, уничтожая моих домашних любимцев и выставляя их трупы на всеобщее обозрение в собственных чертогах, — задумчиво произносит Мелькор. — Знакомая идея, не правда ли, Тхурингветиль? Что, если они основаны на том же принципе, которым мы руководствовались при выведении волколаков?

— Фэа в растительной оболочке? — Тхурингветиль пренебрежительно фыркает. — Даже Йаванна не может быть настолько глупа. Да что проще, чем уничтожить дерево?

— Зависит от количества и размера этих деревьев, — возражает Мелькор. — Вряд ли они так просто горят. Что же, думаю, главное мы выяснили. Можно двигаться дальше.

— Дальше? — Тхурингветиль недовольно хмурится — ей хочется побольше времени провести среди хоббитов. — Ты имеешь в виду Ангбанд?

— Ангбанд? — удивляется. — Не сейчас. Прежде я хочу взглянуть на этих таинственных жен энтов. Что-то мне подсказывает, твои слова оказались пророческими, и нам удалось обнаружить уязвимое место Йаванны.

Изумбрас весьма подробно описывает, где и при каких обстоятельствах он повстречал общительную иву, на долгие годы ставшую его ночным кошмаром. Небольшая лесная речушка, очевидно, один из притоков большой реки неподалеку от плато, и неспешное журчание ее вод навевает сон, чем и пользуются коварные деревья. Разумеется, среди множества одинаковых на вид ив невозможно с первого взгляда распознать древесную ведьму — да и пускаться с ними в разговоры посреди агрессивно настроенного леса чревато самыми непредсказуемыми последствиями.

— Хоббит сказал, что энты избегают подниматься на плато, — произносит Тхурингветиль. — Судя по всему, магия завесы им не так уж и по душе.

— Энты могут не получать подпитки с той стороны завесы, так как их раса не имеет аналогов в других вселенных, — подтверждает ее предположения Мелькор. — Трещина не прибавляет им новых сил, а вытягивает их собственные. А вот с женами, если верить хоббиту, дело обстоит иначе. Не слишком-то они привязаны к лесу. Можно попытаться выманить их оттуда.

Он насмешливо глядит на Тхурингветиль, которую блуждания по зачарованному краю и долгие беседы с хоббитами порядком утомили. Солнечный диск давно скрылся за кромкой гор, окрасив небо над ними в золотисто-оранжевый цвет, маленькие хозяева долины разжигают костры и увлеченно готовят ужин, намереваясь, очевидно, компенсировать свою изначальную неприветливость по отношению к неожиданным гостям, а это означает, что ночь им предстоит провести по соседству со энтами.

— Завтра продолжим гоняться за этими гигантскими сорняками, — с ухмылкой изрекает Мелькор. — Тебе нужен отдых, и только попробуй со мной поспорить.

— Даже и не думала возражать, — фыркает майэ. — Воздух здесь совершенно особенный. Я чувствую, что готова проспать целую вечность!

Мелькор с сомнением хмыкнул, и, как вскоре выясняется, неспроста относится к ее словам с таким скепсисом: не проходит и пары часов, как Тхурингветиль в ужасе распахивает глаза, резко поднимаясь с импровизированной постели, приготовленной для нее гостеприимными хоббитами.

— В чем дело? — хотя голос Мелькора звучит бесстрастно, во взгляде его можно распознать напряженную заинтересованность. — Ты снова видела кого-то из наших старых знакомых?

— На этот раз не они меня напугали, — Тхурингветиль с благодарностью принимает деревянный стакан, до краев наполненный дождевой водой, и делает несколько жадных глотков, — а древесные ведьмы. Они разговаривали со мной. Я бы спутала их с обычными эльдар. Белокурые волосы, бледная кожа и глаза, — она неприязненно ежится, — страшные, бесцветные глаза. Днем они привязаны к своим древесным темницам, но зато умеют путешествовать по чужим сновидениям. Правда, хоббиты их слишком боятся, считают злобными духами ночи и даже не пытаются выслушать. Такая жизнь делает их очень несчастными. Ты ведь можешь им помочь? — она умоляюще смотрит на Мелькора.

— Счастье жен энтов не входит в сферу моих интересов, — отстраненно произносит тот, обдумывая услышанное. — Означают ли их жалобы, что им есть, с чем сравнивать нынешнее существование? Они помнят, как жили до того, как попали в этот лес?

— Древесные ведьмы знают о большом мире, — подтверждает Тхурингветиль. — Насколько я поняла со слов их предводительницы, эта связь сформировалась еще до твоего путешествия в Валинор. Последствия не снятого вовремя проклятия. Они будут очень благодарны, если нам удастся его разрушить. Тогда они смогут покинуть этот лес и расселиться по всему Белерианду

— А энты останутся последними представителями своего рода, — подхватывает Мелькор. — Решение, гениальное в своей простоте. Готов поспорить, такого Йаванна не предусмотрела!

— К тому же, мы сможем получить контроль над лесами и реками, — добавляет воодушевленная его поддержкой Тхурингветиль. — Представляешь, как это пригодится в войне? Эльдар могут надеяться на силу своего оружия, но вряд ли они рассчитывают сражаться с себе подобными. К тому же, Ульмо проявляет к этим тварям слишком много интереса...

— Ты, как обычно, слишком торопишься, — смеется Мелькор. — Хотя пользы в таком повороте событий определенно больше, чем вреда. Свобода от проклятия, если мои предположения верны, позволят этим духам перемещаться из одного дерева в другое и даже ненадолго обретать облик, схожий с человеческим. Да и Ульмо способен принести намного больше вреда, чем Манвэ с его дешевым маскарадом. После неудачи с Оссэ я не проявлял особого интереса к магии воды, однако Ульмо подконтрольно целое подземное царство, по рекам и морям которого может перемещаться лишь его ладья. Амбиции Ульмо могут простираться намного дальше Арды, и среди всех валар из него получился бы самый опасный отступник. Вода является ключевым элементом жизни, к моему величайшему сожалению. Если бы ему вздумалось изменить привычный ход вещей, знакомый нам мир был бы безвозвратно похоронен. С другой стороны, я не склонен заключать сделки с духами.

— Попробуй помочь хотя бы Златенике! — просит она. — Ты и сам увидишь, что она заслуживает свободы, как никто другой в этом мире.

— Значит, ее зовут Златеника, — язвительно подмечает Мелькор. — А я-то полагал, что ты ненавидишь всех эльфов без исключения. Решила обзавестись подругой? Впрочем, сейчас перед нами стоит вопрос куда более прозаический: где искать твою Златенику? Во сне она запомнилась тебе юной девушкой, но можешь ли ты узнать ее в облике дерева?

Разумеется, самую неприятную новость Тхурингветиль припасает напоследок.

— Я пообещала встретить ее возле реки и вывести из леса, — шепчет она, опустив глаза. — Прости, я знаю, как это опасно. Но другого пути нет. Одной ей в долину в нынешнем состоянии так просто не выбраться. Противостоять ее желанию будут не только энты, но и само дерево, успевшее стать частью ее сущности.

— Одна ты не пойдешь, — категорично заявляет Мелькор и поясняет: — Дело не только в твоей личной безопасности. Не уверен, что мы сможем вести диалог с этим созданием, бодрствуя, иначе они бы уже давно попытались вступить в контакт с хоббитами или иными обитателями земель, прилегающих к лесу с разных его границ. Ты не сможешь одновременно сражаться и спать, Тхурингветиль. А значит, если ты действительно хочешь быть полезной Златенике, тебе придется остаться в поселении.

Хотя зачарованный сон опутывает майэ, словно паук, укутывающий жертву в кокон своих сетей, она чувствует присутствие Мелькора так, словно смотрит на мир его глазами. Крыша из крон деревьев нависает над ним подобно грозовой туче, и из переплетения ветвей доносится зловещий шепот. Пушистые ели, судя по их виду, помнящие еще первую войну с валар, так и сыплют угрозами, непереводимыми на общее наречие, но ощутимыми буквально на физическом уровне. Злобные слова, древние, как само мироздание, сотнями иголок вонзаются под кожу, не помогают ни защитные щиты, ни певучие заклинания Мелькора на валарине. Все сложнее сдерживать ментальный натиск и не поддаваться почти померкшему за последние годы соблазну впасть в тревожное и тяжелое забытье, а Мелькор по-прежнему стоит неподвижно перед раскидистой ивой на берегу ручья. Тхурингветиль опускает взгляд и вздрагивает: вода в ручье окрасилась в багрово-красный цвет, и сквозь эту кровавую пелену смотрит на нее вовсе не собственное отражение.

Древесная ведьма точно такая же, как в первом видении. Больше всего впечатляют и обескураживают ее лишенные радужек глаза с тонким, похожим на глубокую царапину бордовым зрачком. По бледной коже змеится сетка расходящихся кругами подобно годовым кольцам на срезе дерева сосудов, бледные губы силятся что-то произнести, но слышать ведьму может лишь сам Мелькор. Ведьма вскидывает руки, и лицо ее искажается в гримасе боли. А затем, одновременно желая свободы и сопротивляясь безвольно цепляющейся за нее ослабевшими щупальцами неведомой силе, она неловко шагает вперед, прочь из ручья, а затем, словно наткнувшись на преграду, безвольно сползает вниз по невидимому куполу, и впивается пальцами в землю, подобно пустынному цветку, силясь вытянуть побольше энергии, как бы глубоко ни лежал ее источник.

Усилия ее увенчались успехом. Чудовищная бледность отступает, взгляд становится все более осмысленным, и спустя несколько минут ведьма уже почти не напоминает ожившую утопленницу. Мелькор, присев на замшелый камень, приходит в себя после резкого перемещения из одной реальности в другую, а Тхурингветиль заходится в приступе удушливого кашля — и будто проваливается в неизвестность прочь из своего странного видения, чтобы очнуться в собственной постели в Умбаре. На льняной наволочке мышино-серого цвета остаются бурые капли засохшей крови — Эрэндис проводит рукой по подбородку, и чувствует, как неприятно стянута кожа под кончиками пальцев.

Отчего-то рука сама опускается к плечу, будто силясь нащупать несуществующую брошь, любимое украшение Тхурингветиль, с которым та никогда не расстается. Перед глазами еще стоит ужасающая картина: ярко-синие камни с окровавленными гранями и почти нежное обещание Златеники завладеть этим подарком, когда самой майэ уже ничего на свете не пригодится.

— Это бред, ночной кошмар, невозможно видеть нормальные сны, когда здесь даже ночью жара хуже, чем возле Роковой Горы, — упрямо твердит Эрэндис, тщетно пытаясь впустить через распахнутые окна хоть слабое дуновение ветерка. — Хоббиты, привидится же такое! Полная ерунда, всем известно, что никаких хоббитов не существует, и это всего лишь северные сказки!

Виновники плачевного состояния ученицы магистра Шии известны: невыносимый климат города храмов, несносный характер игнорировавших ее жрецов — и, разумеется, посланец Нуменорэ. От беседы с Исилдуром остается странный осадок недосказанности и непонятости, словно невидимая крыса вонзает в сердце свои острые коготки.

Накануне принцесса даже самой себе не признается в том, что подспудно боится этой встречи, — хранить воспоминания о Нуменоре неожиданно оказалось намного сложнее, чем о степях Рун, а старые знакомые больше похожи на призраков прошлого, статично застывших в своем крошечном мирке, где годами ничего не меняется. Эрэндис ожидает пренебрежительных взглядов, замаскированных под придворным этикетом, даже завуалированных упреков — но Исилдур преподносит ей сюрприз, будто для знакомых ему девушек путь жрицы языческого культа — дело совершенно обычное.

— Когда мы узнали о том, что вы пропали, места себе не находили! — признается он. — Я думал, государь всю душу вытрясет из того гонца! С покровительством этого магистра вы замечательно придумали!

— Вы одобряете? — не верит своим ушам Эрэндис. — Я полагала, среди сторонников князя подобные воззрения не в чести. Или после женитьбы на ее высочестве Исилиэль ваши пути с Верными разошлись?

— У нас были все основания опасаться за вашу жизнь, — серьезно произносит Исилдур. — Тут не до войны идеологий. Мне все равно, во что верит магистр, если он может защитить вас от королевы. Эрэндис, мне доподлинно известно, Ее Величество рассчитывала, что из Харадвейта вы уже не вернетесь.

— О чем вы говорите, Исилдур? — принцесса не скрывает своего изумления. — Разумеется, для меня не секрет, что королева Ар-Зимрафель не питает ко мне теплых чувств, но вы понимаете, насколько серьезны ваши обвинения? Я не представляю угрозы при дворе, я не наследую даже пяди земли, не говоря уже о власти, так какой смысл ей желать мне смерти?

— В последние месяцы произошло слишком много странных событий, — признается Исилдур. — Все началось с покушения на мага. Королева сочла нынешнее окружение государя ненадежным и принялась избавляться от тех, кого ее супруг считал и продолжает считать своими добрыми друзьями. Она вносит сумятицу в мысли короля и сомнения в его сердце.

— Королева не может не желать блага своему народу, — дипломатично произносит Эрэндис. — Или ее ставленников вы считаете людьми неблагонадежными? Чем искать врагов во дворце, лучше бы внимательнее присмотрелись к леди Инзильмит. Вы непременно должны предупредить государя об этом семействе.

— Инзильмит? — Исилдур непонимающе хмурится. — Мать Элендура никогда не имела особенного влияния, времена ее успеха и величия безвозвратно ушли. Однако я не могу выбросить из головы тот факт, что именно по идее Ее Величества леди Иштар была приглашена на остров. Я опасаюсь, что королева, сама того не подозревая, может действовать в интересах Саурона или даже находиться под влиянием его приближенных. Отнеситесь к моим словам серьезно, Эрэндис.

— И снова вы сгущаете краски, — качает головой принцесса. — Подумайте сами, как долго бы королеве удавалось сохранять свое положение, пойди она против воли государя. Его Величество не терпит непокорности и, уж тем более, заигрывания с Врагом за его спиной.

— Эрэндис, королева знала о том, что Саурон будет в Арменелосе, с самого начала, — раздраженно перебивает ее Исилдур. — Она знала и все же изобразила неведение и отправила вас в столицу, надеясь, что этот поступок настроит государя против вас. И одному только Эру известно, что за это время удалось выведать леди Иштар, которая в открытую пользуется вашей наивностью!

— Леди Иштар сидит под арестом все наше путешествие, а в столице с нее глаз не спускали слуги короля. Оставьте, Исилдур, сегодня я не в настроении выслушивать подробности этих теорий заговора. Ар-Зимрафель всегда хотела быть на первых ролях, а вы просто обеспокоены судьбой своих рода и княжества.

— Мне бы хотелось верить, что вернувшись домой, вы сохраните свою уверенность, Эрэндис, — мрачно отзывается Исилдур. — У меня для вас письмо от государя. Был счастлив засвидетельствовать вам свое почтение, ваше высочество. Я нанесу вам визит перед отъездом, чтобы забрать ответ.

Летучая мышь в клетке. Разгоняясь, скаля острые кривоватые зубы, она снова и снова бросается на железные прутья. Воздух рассекает движение кожистых крыльев, блики горящей свечи играют фиолетовыми и карминовыми всполохами на безликих стенах.

Иштар. Удивительно, что живое существо могут называть, как ведьму из сказки. Принцесса Эрэндис не пользуется популярностью в Умбаре, но жить в городе, бродить по его улочкам, прислушиваться к болтовне торговцев на его базарах, и не знать местного фольклора — такое и представить себе немыслимо.

Иштар. Хищный дух, витающий над жертвенниками орков и вносящий путаницу в плетение судеб, которые те читают по кишкам козы или кровеносным сосудам кролика.

Иштар. Изменяющая облик сущность, выступающая из тени и уводящая за собой потерянных детей, сирот и простых одиночек. Когда Эрэндис рассказывает подруге подслушанную легенду, та не сдерживает пронзительного смеха.

— До того могло додуматься только исключительно больное сознание, — уверяет она. — В такие минуты я вспоминаю, за что бесконечно люблю этот безумный город. Любопытно, кто из моих недоброжелателей первым пустил этот слух — и когда. Вот уедете на церемонию наречения имени — а я воспользуюсь освободившимся временем, чтобы заняться изучением народного фольклора.

Эрэндис неуверенно улыбается — ей все еще не по душе запрет магистра Шии на въезд Тхурингветиль на территорию Рун. Впрочем, в этом государь с ним полностью солидарен.

— Вы ведь не сомневаетесь в том, кто я на самом деле, ваше высочество? — спустя мгновение почти серьезно уточняет она. — Я уже много веков не занимаюсь подобными глупостями.

— Что стало с женами энтов? — спрашивает Эрэндис, будто продолжая прерванный диалог. — Как сложилась судьба Златеники? Вы и вправду забрали ее с собой в Ангбанд?

— Ненадолго, — Тхурингветиль не удивляется, а лишь растягивает губы в улыбке, которую почти возможно принять за искреннюю. — В цитадели задерживались лишь те, кого ничто не влекло за ее стенами. Златеника очень скоро ушла с Йарвеном, за их дальнейшими перемещениями я не следила, стало не до них.

— А сами энты? — Эрэндис непроизвольно задерживает дыхание. — Они еще существуют?

— Отчего же нет, — с усмешкой отзывается майэ. — Фангорн — вот их вотчина. Валинор крайне ревностно относился к сохранению редких магических рас, если только речь не шла о жителях Дор Даэделот. Онодрим спят, вернее, застыли между сном и реальностью, как некогда — их обожаемые супруги. Такая классическая любовь — сделать объект воздыханий своей тенью. Свет ведь нуждается в тенях, в противном случае, он обречен блуждать в небытии...

— Вы совсем не следите за своей лошадью, Хинд, — сварливо окрикивает ее магистр Шия, выдергивая из кокона меланхолии. Солнце нещадно палит, будто надеясь не только выжечь бесследно худосочную траву, но и испепелить путников, дерзко вторгающихся в земли, уже много столетий погруженные в зачарованный сон. — Никогда не наблюдал более бездарных попыток править кобылой. Будь вы одним из моих учеников… — дядя осекается и лишь безнадежно машет рукой. — Вы неисправимы, — заключает он так, будто племянница только что предала все мыслимые заветы предков.

— Я была слишком маленькой, отец так и не успел обучить меня верховой езде, — обиженно оправдывается она. — А в Нуменорэ держаться в седле принято совершенно иначе, особенно если ты принцесса.

— Вот только вы больше не принцесса, — Шия не упускает возможности напомнить ей, что к чему. — И хорошо бы ваша свита тоже это поняла. Не понимаю, о чем я думал, позволяя этой парочке следовать за нами.

— О том, что Аллас верен и предан, а Замин — уже давно много больше, чем простая служанка, — подсказывает Эрэндис. — О том, что не все кочевники чтут умбарское жречество, и лишняя сабля придется нам кстати. К тому же, вы запретили леди Иштар свидетельствовать за меня из-за ее прошлого, но за моими сопровождающими не числится никаких промахов или недостатков.

— Наречение имени — не простая формальность, — сурово провозглашает Шия. — Это один из способов обмануть судьбу, перепутать дела в небесной канцелярии, ввести в заблуждение Владыку Судеб. Вы легкомысленная девчонка, и еще немало лун растает и возродится, прежде чем вы осознаете смысл моих слов.

— Под сенью этих развалин прекрасно думается о вечном, — Эрэндис обводит многозначительным взглядом крепостную стену, поросшую мхом и лишайником. Вспугнутая эхом ее слов, в фиолетовую гладь неба взлетает стайка встрепанных воронов, оглашающих степь пронзительным карканьем. Принцессе внезапно хочется спрятаться от внимательно наблюдающих за ней, злобных и истосковавшихся по свежей крови камней.

— Эти валуны старше Древнего Королевства, — признается Шия. — Во времена правления Тени Востока жизнь в этих землях кипела, как огонь полыхает в кузнях. Город процветал, торговал с соседями, здесь играли свадьбы и приводили в мир новые души, здесь возносили хвалу Владыке и удобряли землю кровавым дождем, здесь славили морских дев и почитали духов, покоящихся в курганах. Древнее Королевство было не просто государством — оно имело собственную душу и волю, и каждый из жителей был его составной частью, винтиком в отлаженном механизме. Ваш хваленый нуменорский патриотизм ничего не стоит в сравнении с этим неповторимым чувством единения.

— А что потом? — Эрэндис с трудом отводит зачарованный взгляд от наполовину затянутого паутиной булыжника, напоминающего фигуру сгорбившегося старика. — Как случилось, что такое великое королевство пало?

— Правитель предал свой народ, — с горечью произнес магистр. — Кхамул отказался от возложенной на него ответственности, предпочтя иллюзию вечной жизни. Однако подарки Гортхаура имеют обыкновение всегда оборачиваться против одаряемого, а тех, кому он раскрывает малую толику известных ему тайн, дела земные интересовать перестают, даже когда связь обрывается. Такова плата, взимаемая с хранителей колец. Магия покидала эти земли, будто мука высыпалась из прохудившегося мешка, а люди… они ведь всегда были всего лишь людьми. Они были рождены не для великих испытаний.

Эрэндис с непередаваемым чувством благоговения обводит взглядом заброшенный город. Развалины встречаются им едва ли не каждый день пути — некоторые еще хранят следы пребывания частей нуменорской армии, другие же застыли во времени и пространстве, будто оплывшие свечи, и страшно задеть даже засохшую травинку, будто любое вмешательство стронет лавину, и древние замки обрушатся на их головы потоком камня и пыли.

На каждой из стоянок принцесса чувствует отголоски магии. Магистр ошибается — истинный Король, может быть, и сошел со своего пути, покинув вверенные ему земли, но память о нем и его деяниях жила. Эрэндис всматривается в игру черных щупалец надвигающейся ночи, и ей кажется, что вот-вот из-за угла выступит праздничная процессия горожан, приветствующих песчаных странников, или над острым шпилем сверкающей пустыми глазницами окон башни вспыхнет созвездие леопарда, видимое только в неспокойные времена и только теми, кто обладает достаточной силой, чтобы повлиять на судьбу своей страны.

Между тем, в воздухе уже начали витать знакомые нотки запаха выгоревших на солнце водорослей. Эрэндис помнит, как волны моря Рун выбрасывали на берег красно-коричневые косы, будто сплетенные из кружева и окрашивающие воду в багряный цвет. В детстве она была готова часами бродить по берегу, собирая раковины. Бабушка молола разноцветные створки в ручной мельничке, а из полученного порошка изготавливала красители для одежды. Эрэндис отчего-то вспоминается первый наряд, в котором Тхурингветиль предстала при дворе — изображенный на нем орнамент напоминал о доме лучше любых рассказов.

Магистр безжалостно загоняет лошадь — они должны успеть добраться до моря до истечения нынешнего месяца. Аллас радуется, что за время путешествия они так и не встретили людей, Замин же выглядит порядком напуганной.

— Ваше высочество, хотя бы вы его вразумите! — сердито произносит она. — Вам не хуже моего известно, что кочевники в этих краях так и кишели — и где они теперь? Что это за проклятые земли, что за забытые дороги? Отец всегда предостерегал меня против того, чтобы связываться с колдунами!

— Замин, мой дядя не колдун, — мягко улыбается Эрэндис. — Он всего лишь жрец. Не приписывай ему всемогущества.

— Да ну! — Замин совершенно непочтительно и даже дерзко прищуривается. — По мне, все эти его сомнительные ритуалы есть ни что иное, как обычное колдовство. А в Средиземье полным-полно таких волшебных мест, где, глазом моргнуть не успеете, как ноги сами выведут на тропы мертвых. Здесь же повсюду раньше жили эльфы… и совсем не те эльфы, что живут под правлением короля Гил-Галада, а настоящий народ холмов, как в Лоргане. Хотя я и Гил-Галаду не верю.

— Не верь, — поддерживает ее Эрэндис. — Это правильно. Любимая фраза государя — никогда не доверяй эльфу. Но вот остальные твои выдумки звучат, по меньшей мере, странно. Какие еще тропы мертвых, что за дикие суеверия!

— Вы ведь тоже чувствуете: что-то происходит, — умоляюще смотрит на нее Замин. — Разве вас не мучают эти странные сны?

По сравнению с нестихающим оживлением Ангбанда лес Нан-Эльмот кажется островком спокойствия и царственной тишины, словно природа здесь погружена в зачарованный сон. Под ногами хрустят обледеневшие ветки и шишки, прозрачный воздух придает деревьям почти болезненную для глаз четкость, а изо рта шагавшего рядом с ней эльфа при разговоре вырывается пар, что того несказанно удивляет — сказывается привычка к мягкому климату южных пустынь.

Майэ рассуждает вдумчиво и тихо, и собственный голос отчего-то кажется ей чужим.

— Люди, да и эльдар, мой дорогой друг, везде одинаковы, — она тихо смеется. — У одного из известных нам обоим племен существует предание, будто валар сотворили землю прекрасной и гармоничной, соответствовавшей красоте верхнего мира — так они называют Валинор. Однако злые духи, а именно, мы, вмешались, истоптали и расцарапали ее — так появились скалы, обрывы, реки и моря. А еще валар сотворили людей из камня, точь-в-точь как наугрим, и спрятали их в каменном доме, к которому приставили стража. Злые духи проникли в этот дом, подкупив стража, и облили людей грязью.

Обычно этот эльда слушает ее с нечитаемым выражением лица, но сейчас он недоуменно выгибает бровь, озадаченный странным выбором темы для беседы.

— И что же тогда сделали валар? Сразились с вами… то есть, с духами?

— С нами бесполезно сражаться, — подмигивает Тхурингветиль. — Нельзя убить то, что и так мертво. Духов можно изгнать лишь в нижний мир, но те всегда возвращаются — в ином обличии, когда меньше всего ждешь. Валар просто вывернули людей наизнанку, оставив всю эту грязь внутри, — она вздохнула. — А стражника превратили в собаку. Огромного пса, на роду которого написано заговорить лишь трижды и пасть в смертельной схватке. Во всяком случае, такова легенда.

— Вы ведь знаете, леди Тхурингветиль, — внимательно смотрит на нее эльф, — нечто похожее о вале Мелькоре рассказывают среди валинорских нолдор. И если я, как он того желает, смогу осесть в Нан-Эльмоте, мне довольно часто придется слушать подобные обвинения и что-то отвечать на них, хотя, видят звезды, общество нолдор — крайне сомнительное удовольствие.

— Не думаю, что они прельстятся лесом, — повторяет майэ давешние заверения Майрона. — Нан Эльмот не похож на то, к чему они привыкли в Валиноре. Эта земля их не примет, и она им не принадлежит. А значит, кому-то придется уйти.

— Нолдор выдержали Хелкараксэ, — напоминает ей эльф. — Легендарные ледяные пустоши. Я бы не стал недооценивать их жажду мести, особенно после того, как вы поступили с принцем Маэдросом.

— Останутся нолдор или нет, Нан Эльмот для нас стратегически важен, — твердо произносит Тхурингветиль. — Вне зависимости от хода будущей войны нам необходимо доверенное лицо в непосредственной близости к Дориату, а лес — единственная часть королевства, что не охвачена поясом Мелиан. А кто сможет легко договориться с эльфами, если не другой эльф? К тому же, за возможность свободно перемещаться по Нан Эльмот и использовать его богатства не жаль никакой платы.

— Король Тингол назначил высокую цену, — признает эльф. — Выковать меч, достойный правителя эльдар Белерианда, по силам не каждому мастеру, даже из числа учеников валы Ауле. Мне известны секреты железа и камня, сокрытые от великих.

— Меч, что ты изготовил для себя, пришелся бы по сану любому из воплощенных айнур, — выражает она искреннюю похвалу. — Майрон редко высоко отзывается о чужой работе, тем более, в присутствии Мелькора, но даже он выглядел впечатленным. И не язвил, а это говорит само за себя.

— Меч для короля Тингола — почти точная копия моего клинка, — обиженно произносит эльф. — На душе тяжело от одной мысли расстаться с ним. А леди Умуйан отбросила его, едва взяв в руки, словно речь шла о дешевой жестяной безделушке, наподобие тех, что используют ваши орки, охотясь на зверя.

— Ты не должен принимать близко к сердцу поведение Умуйан, — с натянутой улыбкой останавливает его майэ. — Англахэл прекрасен. Лангон говорит, будто женщины мало что понимают в искусстве войны. В их глазах золото самой низкой пробы всегда будет стоить дороже галворна. К тому же, подопечные Майрона всегда отличались некоторыми странностями.

— Странностями? — эльф поджимает губы. — Леди Умуйан прямо сказала, что этот меч опасен, что его судьба отмечена роком, а потому правильнее всего будет его уничтожить. Это не столько похоже на странность, сколько на пророчество. Надеюсь, я не беру на себя слишком много, но мне бы не хотелось приводить в мир то, что мне не дано контролировать.

— Вы не вала, чтобы предвидеть последствия всех своих поступков, Эол, — улыбается Тхурингветиль, и Эрэндис чувствует, как помимо воли пробуждается, не дослушав разговора. — И уж тем более чем-то управлять. Слишком часто случается, что наши лучшие творения обращаются против нас… слишком часто.

Спать под открытым небом непривычно. Эрэндис не торопится изменять положение, бессмысленным взглядом глядя в ту сторону, где по ее расчетам должно находиться море. Глухой рокот волн доносится даже до их импровизированного лагеря, и с трудом удается подавить странное и неуместное желание прогуляться до побережья и убедиться, что слова Замин о потусторонних дорогах — не более чем суеверная болтовня, и она все еще не утратила способности различать сны и реальность.

Принцесса поворачивает голову. Магистр Шия, склонившись над старой книгой, сидит у костра, и с тихим шорохом листает страницы. Медленно шевелит губами, будто повторяя текст про себя, запрокидывает голову и задумчиво глядит в небо, будто надеясь разглядеть там ответы на непрозвучавшие вопросы. Похоже, как и в Умбаре, он почти не спит ночами. Отчего-то Эрэндис кажется неправильным беспокоить дядю в такой момент, и она незаметно наблюдает за ним, пока не засыпает вновь.

Следующим утром, вопреки ожиданиям Эрэндис, они не отправляются в путь.

— Мы ждем прибытия гостей, — поясняет магистр Шия. — Настала пора выполнять обещания, Хинд. Мне — свои, тебе — свои.