K1L1: Судьба Акроса. 5 эпизод: Auribus teneo lupum (beta) (джен)

— Старший лейтенант. Старший лейтенант Бейкер?!

Кто-то тряс Эдварда за плечо. Его глаза, ещё не привыкшие к темноте, расширились от ужаса нахлынувших воспоминаний. Всё произошло слишком быстро и в не самый подходящий момент; офицер встряхнул головой, прогоняя наваждение. Бросил на подчинённого раздраженный взгляд. Едва разглядел его силуэт. Темноту разрезал тусклый свет коммутатора.

— Старший лейтенант Бейкер, очнитесь. Произошло что-то серьёзное, освещение не восстанавливается уже десять минут. Я не могу связаться со штабом, что нам делать?

Бейкер раздраженно стряхнул руку старшины с плеча, оценивая обстановку, развернулся на месте. На развилке перед коридором их оказалось трое, не считая Хватова, что всё ещё стоял на коленях и вёл себя подозрительно тихо — на его голове красовался мешок, лица не было видно. Эдвард осторожно вынул пистолет, направил дуло на пленника. Он мог объяснить происходящее только одной догадкой. Взвёл курок. Щелчок прозвучал над самым ухом Максима, пронзительно громко и недвусмысленно. Маска мешала Бейкеру стряхнуть со лба капли пота, он, затаив дыхание, смотрел на Хватова, ожидал реакции с его стороны. Думал о защитном амулете на шее, но он висел поверх плотного костюма и поэтому совсем не ощущался.

— Что вы делаете, лейтенант? — негромко, но решительно остановил его старшина, явно недовольный развивающимися событиями. — У нас приказ доставить сержанта в порт как важную персону, а не убивать его.

— Питерсон, — Эдвард поднял голову, обратился к подчиненному с трудом сдерживая гнев. — Доложите обстановку. Почему вы ещё не доложили обстановку?

— Я только что отрапортовал вам о сложившейся ситуации, — терпеливо повторил старшина; он не выпускал видеофон из рук, но старался светить им в пол. — Оборвалась связь со штабом, после сбоя прошло уже десять минут. Мне кажется, в Акросе что-то случилось.

— Они опять запустили Прометея? Может, вирус вырвался из зараженных зон? — робкий голос с другой стороны заставил Бейкера кинуть на рядового раздраженный взгляд. Совсем юнец, он нервно оглядывался по сторонам, вопреки уставу стянул с головы защитную маску.

— Я предлагаю прервать операцию и вернуться в исходную точку; надо выяснить, что произошло, надо связаться со штабом, — продолжал жужжать над ухом Питерсон. Лейтенант размял затекшие на рукоятке пистолета пальцы. Он мог дать голову на отсечение, что сегодня обязательно кого-нибудь пристрелит.

— Нет. Надо продолжить операцию, — сухо заключил Бейкер и направил оружие на сослуживца, тот попятился. — Наденьте маску, рядовой. Вы нарушаете третий пункт предписания о чрезвычайных ситуациях.

Не так давно Эдвард уже призывал подчиненных к субординации и беспрекословному исполнению устава, он готов был сделать это и ещё раз.

— Простите, сэр, — рядовой задёргался, неуклюже нацепил маску обратно.

— Мы не имеем права прерывать выполнение боевой задачи! — Эдвард остался непреклонен.

— С вашего позволения, лейтенант, но выполнение боевой задачи невозможно. Мы лишились не только связи со штабом, я не могу связаться с группой зачистки!

Старшина говорил жестко, невзирая на то, что у Бейкера в руках было оружие, размахивал перед лицом видеофоном.

— Мы остались без связи, и идти дальше слишком рискованно!

Бейкер еле слышно зарычал. Не страшно, что они попали в затруднительную ситуацию. Лейтенанта огорчало поведение подчинённых, их робость и страх. Угроза для жизни? Но ведь работа на благо Акватики в роли военного пса предрасположена к этому. Питерсон вопросительно смотрел в непроницаемый шлем Эдварда, но не дождался вразумительного ответа. Коридор за его спиной озарился короткими вспышками света. Команда зачистки возвращалась назад.

— Что вы делаете здесь? — Бейкер опомнился первым, сделал угрожающе шаг вперёд. Они возвращались без предупреждения и явно не дойдя до конца коридора. Всё это начинало пахнуть бунтом.

— В городе случилось что-то непредвиденное, нельзя разъединяться, надо держаться вместе, — Питерсон снова влез в разговор, прикрыв собой подошедшую часть команды.

— Откуда вы знаете об этом, старшина, вы уже связались со штабом? — процедил Эдвард сквозь зубы.

— Нет. Лейтенант, я же сказал, что связи со штабом нет.

— Тогда с чего вы взяли, что случилось что-то непредвиденное?! — Бейкер повышал голос, вертел головой, стараясь охватить всех подчинённых, чтобы донести до них очевидные вещи.

— Я думаю, что...

— Вы думаете? В данный момент у вас нет права думать! Операция проходит под моим руководством, соблюдайте субординацию! — краем глаза Эдвард заметил, как зашевелился Хватов, громкий звук заставил его встрепенуться. Лейтенант быстро добрался до пленника, ткнул дулом пистолета ему в плечо.

— Немедленно продолжайте выполнять поставленную задачу! Когда освещение вернется в город, коридор к порту должен быть очищен от трупов! — крикнул Бейкер, не оборачиваясь. Он услышал звук поспешно отдаляющихся шагов. Сокрушался, что ему приходится распекать подчинённых, не дожидаясь их сознательных действий. Эдвард остался у пленника, не решаясь убрать оружие, ловил на себе косой взгляд старшины, но оставался безразличным к его претензиям. Лейтенант сосредоточился на Хватове — тот по-прежнему вёл себя слишком тихо. Бейкер начинал нервничать, подозревая сержанта в происходящем, приставил пистолет к его голове и произнёс почти неслышно:

— Если это твоих рук дело, то ты не дойдёшь до порта живым...

* * *

Максим сидел на краю крохотного потёртого и местами прохудившегося дивана, оставшись в стороне от разношёрстной компании интернатовских детей, где каждый сам искал себе занятие по душе. Он играл деревянными кубиками, передвигал их, собирая, как пазл, яркую картинку: рыжую лису в лубяной избе и сидящего на пороге закрытой двери зайца. Узнаваемый мотив из русских народных сказок с каждым оборотом очередного кубика пополнялся новыми частями. Двое мальчиков с радостным криком пробежали совсем рядом, они играли в салочки. Максим поднял на них недоверчивый напряженный взгляд, прикрыл кубики маленькой рукой. Ему исполнилось всего десять лет, он оказался в интернате совсем недавно и ещё не привык к тому, что все игрушки в комнате отдыха общие. Девочка лет восьми попыталась сесть рядом, поучаствовать в игре, но Максим оскалился и зарычал. Он был как дикий зверёк, и эта злоба на мир пугала остальных детей. Девочка заплакала и убежала прочь. Максим не чувствовал себя частью общества, он выглядел маленьким Маугли, попавшим сюда из каменных джунглей большого города.

— Тебя опять запрут в изоляторе и заткнут кляпом рот! — услышал Максим задыхающийся от слёз голос, девочка побежала за воспитателем. Его глаза расширились от обиды и недоумения. Изолятор для особо буйных детей — не самое приятное место в интернате, особенно если там проводить большую часть времени. Он так и не понял, в чём снова мог так провиниться. Нет, в изолятор совсем не хотелось, мысль догнать ябеду и остановить её силой заползли в голову Максима скользкой змеёй. Лёгкая дрожь прошла по руке, что прикрывала кубики. Он не сразу почувствовал, как деформировалось дерево; бесформенная масса с изувеченной картинкой просочилась между тонкими пальцами. Максим вздрогнул, когда вдруг понял, что в очередной раз спонтанно изменил свойства материи. Он открыл в себе эти способности недавно и ещё не научился пользоваться ими сознательно, но боялся их, как проявления чего-то нехорошего. Крики и шум игр в комнате отдыха неожиданно стихли. Отряхнув ладонь от вязкой субстанции, Максим поднял испуганные, полные слёз глаза. Дети стояли вокруг дивана полукругом, молча и пристально сверлили его едким взглядом. Максим рефлекторно вжался в угол. Дрожащие губы не издали ни звука, но он всем своим видом молил о прощении.

— Ты не такой, как все! Ты здесь чужой!

Он вздрогнул, когда они хором произнесли эти страшные для ребёнка слова. Максим отчаянно замотал головой. Это не так, он совершенно обычный, он так хотел в это верить.

— Ты не такой, как все!

На сей раз дети как по команде сделали шаг вперёд, сузили полукруг, тыкали в Максима пальцами.

— Ты не из нашего мира, уходи, уходи, уходи!

— Дети, хватит!

Мягкий, но решительный и грозный голос воспитательницы заставил детей замолчать. Она появилась словно из воздуха у самого порога, сняла очки, чтобы лучше разглядеть представшую картину.

— Максим такой же, как и мы. Он один из нас, — её голос спасительным бальзамом проникал в душу. Максим вытер слёзы обиды.

— Расступитесь! — женщина уверенно прошла маленькую толпу насквозь, присела на край дивана, посмотрела на Максима с нескрываемой нежностью и теплом, помогла успокоиться. Воспитатель грозно сверкнула глазами в сторону застывших полукругом детей:

— Зачем вы обижаете его? Он не заслуживает такого отношения! — она обняла мальчика, прижала к груди, нежно гладила по голове и шептала: — Не плачь, пожалуйста, успокойся.

Максим кивнул, почувствовав себя лучше, исподлобья смотрел на прилипшую к ним толпу. Они больше не походили на людей, стояли словно картонки с нарисованными человеческими лицами. Он всхлипнул, насторожился. Голос воспитателя убаюкивал, но словно откуда-то изнутри просыпалась тревожная сирена.

— Не огорчайся, они никогда не смогут понять нас. Мы — послание высшей силы, они — обычные люди, сжираемые своей же завистью.

Её голос ненавязчиво, но ощутимо давил внутрь. У Максима закружилась голова, ему уже не нравилось, во что превратилось пришедшее спасение. Он попытался вырваться из крепких объятий, но руки женщины ещё сильнее обвили щуплое тельце. Максиму стало тяжело дышать.

— Не надо сопротивляться, никто не поймёт тебя так, как я, — слова были мягки и текучи, проникали в самые тайные уголки сознания. Максиму не хватало сил сопротивляться, он с ужасом обнаружил, что их тела начинали сливаться. Дрожь усталости пробежала по телу; ещё немного, и сознание Максима угаснет.

— Нет, солдат, борись! — грубый мужской бас донёсся до Максима из глубины подсознания. Его зрачки расширились; ему удалось поднять голову, взглянуть на бесформенное создание, в которое превратилась женщина. Хищная масса серого цвета оскалилась россыпью маленьких острых зубов. Она была готова поглотить Максима, подчинив себе его волю.

— Спокойной ночи, дружок...

Максим смог вырвать руку из тягучего плена, он не знал, что делать, как сопротивляться чужаку и его воле; в голову пришла только одна мысль: боль, только боль способна отрезвить сознание, отсеять всё лишнее. Максим поднёс руку к лицу, изо всех сил укусил себя за запястье. Вспышка ослепила глаза, он взвыл от боли и в следующее мгновение обнаружил, что кто-то, вцепившись в руку, насильно вёл его по узкому коридору. Девочка, что убежала за воспитателем, семенила рядом, нудила на самое ухо:

— Он опять испортил игрушки! Во что нам играть?

— Ой, да не ной ты, и так тошно! — уставший женский голос принадлежал вполне реальному персонажу из не самых приятных детских воспоминаний. Максим не сопротивлялся; он старался заглянуть женщине в лицо, понял, что каким-то чудом ему удалось вырваться из плена странного существа, но обернулся назад, почувствовав пристальный взгляд в спину.

— Слышишь, слышишь меня?

Максим не знал, кто это был, но жуткая серая тень шла по их следу.

— В изолятор его до утра, да, Марина Павловна? — на лице девочки проступила злорадная улыбка. Тогда, в интернате, они знали, чего больше всего на свете боялся Максим, но в этот раз он поймал себя на мысли, что изолятор — это единственное место, где он мог спастись. Дверь крохотной подсобки, в которой не было света и грязное одеяло на полу заменяло кровать, приближалась. Здесь коридор обрывался, упираясь в тупик. Воспитатель на ходу достала из кармана ключ. Они остановились, ждали, пока поддастся старый замок. Максим нервно оглядывался на шум падающих предметов за спиной; кроме него, их больше никто не слышал. Максим надеялся, что чужак не настигнет их раньше, напрягся, подгоняя иллюзию. Мир воспоминаний был нереален, но хоть он и должен был следовать немым правилам, по которым этот мир существовал, мог немного влиять на ход времени.

Дверь изолятора скрипнула и распахнулась, Максим не стал ждать приглашения внутрь, влетел в темноту сам. Проход захлопнулся, едва не прищемив ему пальцы, на два оборота щелкнул замок. Максим перевёл дыхание, он хоть и оказался в темноте, но чувствовал себя здесь в безопасности.

— Вот и сиди тут! — голос девочки сквозил издёвкой; воспитатель лениво осадила её, их шаги отдалились и исчезли. Максим приник к двери ухом, услышав чье-то тяжелое дыхание.

— Ты думаешь, что спрятался от меня?

Чужак дёрнул ручку, навалился на дверь. Она протяжно заскрипела, но выдержала натиск, Максим вскрикнул от неожиданности, отскочил к стене. Здесь было слишком мало места — и уже негде спрятаться.

— Уходи!

— О нет, мой дружок, мы поиграем с тобой в одну игру, в салочки, помнишь такую? — существо злорадно улыбалось. — Чур, я вожу!

Максим нервно сглотнул, их противостояние только начиналось...